Медея

Я слышала голос, я слышала крик

Несчастной жены из дальней Колхиды:

Еще ли она, скажи, не смирилась?

Скажи мне, старуха…

Чрез двери двойные[4] я слышала стон

И скорби семьи сострадаю,

Сердцу давно уже милой.

Той нет уж семьи – распалась она:

Мужа – ложе тиранов,

Терем жену утаил,

Царицу мою с тающим сердцем,

Лаской ничьей, ни единого друга

Лаской она не согрета…

О, ужас! О, ужас!

О, пусть небесный перун

Пронижет мне череп!..

О, жить зачем мне еще?

Увы мне! Увы! Ты, смерть, развяжи

Мне жизни узлы – я ее ненавижу…

Ты внял ли, о Зевс, ты, матерь Земля, ты, Солнце,

Стонам печальным

Злосчастной невесты?

Безумны уста, вы – зачем

Желанье холодного ложа?

Смерти шаги

Разве замедлят?

Надо ль молить ее?

Если твой муж пожелал

Нового ложа, зачем же

Гневом бедствие это

Хочешь ты углубить,

Частое в мире? Кронид

Правде твоей поможет:

Только не надо сердце, жена,

Сердце в слезах не надо топить

По муже неверном…

Великий Кронид… Фемида[5] -царица!

О, призрите, боги, на муки мои!

Сама я великой клятвой

Проклятого мужа

Связала с собою, увы!

О, если б теперь

Его и с невестой увидеть —

Два трупа в обломках чертога!

От них обиды, от них

Начало… О боги… О ты,

Отец мой, о город, от вас я

Постыдно бежала, и труп

Родимого брата меж нами.

Слушайте, что говорит,

Вопли мечет какие

Фемиде, обетов царице,

И Зевсу, кравчему клятвы.

Ужасной, ужасной она

Местью насытит сердце.

Зачем же она явить нам лицо не хочет?

Слух не приклонит

На нежный мой голос?

Безумную злобу ее,

Души ее темное пламя,

Может быть, я

И утишила б

Словом и лаской.

Пусть же любимые мной

Видят желание сердца…

К ней в чертог не войдешь ли?

Пусть она выйдет к нам…

Медлить не надо… Скорей!

Может сейчас несчастье

В этих стенах произойти…

Страшен порыв гнева и мести,

Отчаянье страшно.

Пойти я готова… Но только

Царицу смогу ль образумить?

Труда ж и желаний не жалко…

Как львица в муках родильных,

Так дико глядит она, если

С словами на робких устах

Приблизится к ложу рабыня…

О да, не будет ошибкой

Сказать, что ума и искусства

Немного те люди явили,

Которые некогда гимны

Слагали, чтоб петь за столами

На пире священном иль просто

Во время обеда, балуя

Мелодией уши счастливых…

Сказать, что никто не придумал

Гармонией лир многострунных

Печали предел ненавистной,

Печали, рождающей смерти,

Колеблющей ужасом царства,

Печали предел положить…

Лечиться мелодией[6] людям

Полезно бы было, на пире

Напрасны труды музыканта:

Уставленный яствами стол

Без музыки радует сердце.

Я слышу опять

Плачущий голос ее,

Ее протяжные стоны.

На мужа проклятьями с ложа,

Воздух пронзая,

Вопли несутся. Фемиду зовет

Несчастное чадо Колхиды,

Зачем увлекала ее

Чрез моря теснину на брег

Эллады, туда,

Где волны катает

Пучина, и нет ей предела.