УСЛЫШАВ, ЧТО СОСЕДИ уходят из дома в полдевятого утра, Джонни Махач воспрянул духом. Приятно знать, что Эпплгейт и Пембертон попались в ловушку, которую он на них заготовил. Поедая завтрак, Ходжес слушал диск «I Am the Ruler», подборку материала, записанного Дерриком Морганом1 в эпоху ска и рокстеди. Потом он сунул в деку «Moon Нор»25 26 и «Derrick Тора Рор» — эти реггей-хиты были, пожалуй, лучшим, что записал Морган за всю свою долгую карьеру. Закрывал музыкальный сеанс гимн рудбоев27; «Tougher Than Tough»28. Джонни по ходу удивился, почему ямайская музыка в плане качества пошла под откос после 1972 года, потом выбросил эту мысль из головы. Деньги, отобранные у пушера в «Грейз Инне», никуда не делись, и они откровенно жгли ему карман!
Поездка в метро прошла спокойно. Американская девчонка предложила ему пятёрку, чтобы попозировать для фото, скинхед предложение отверг, в качестве альтернативы пригласив её встретиться с ним во «Вкусе Жизни» в семь вечера. Она согласилась, понадеявшись, что ещё пощёлкает его попозже. Джонни сошёл с поезда на «Оксфордской Площади». Когда он шёл со станции, какой-то болван, продающий «Марксист Таймс», перегородил ему дорогу.
— Что ты думаешь про Европарламент? — спросил активист.
— Что это просто слово! — отлупил Ходжес.
— Чего? — выдохнул марксистский дурак.
— Это просто слово, — повторил Джонни. — Чего-кать тебе предписывает твоя организация, когда я выдвигаю довод, на который ты не можешь возразить — а значит, фактически на любые мои слова?
— Это неправда! — запротестовал левак. — В партии много оригинальных мыслителей. Конечно, дисциплина у нас строгая, но слова нам не предписывают.
— В таком случае, — поддел его Ходжес, — почему вы все говорите одно и то же?
— Так получается, — залепетал красный кретин. — Мы все читаем «Марксист Таймс», а потом черпаем собственные мысли из взглядов, выраженных наиболее продвинутыми пролетарскими философами. Когда кадры черпают удачные фразы из партийной литературы, думаю, это скорее сродни записям на лекции.
— Кончай уже! — зарычал Джонни. — Ты чего, блядь, робот? Боже, вы ребята ещё хуже, чем психи из психушки!
— Но это просто слова! — победоносно воскликнул тормоз.
Ходжес почувствовал, как злость вздымается в его теле, когда мартена встретились с яйцами марксиста. Активист оторвался на пару дюймов от земли, потом опал, как проколотый шарик. Джонни наслаждался этим зрелищем, он любил насилие, и удар ботинком в чужой пах чем-то отзывался в его душе. Пара жестоких пинков по рёбрам завершила дело, левак бессознательной массой валялся на асфальте, который стоило бы подмести ещё недели три назад.
— Хорошая работа, сынок, — поздравил Ходжеса прохожий бизнесмен — а потом, сунув ему визитку, добавил: — Мне нравится видеть, как молодой человек лупит ботинками пиздоболов. Напоминает о славных деньках, когда я служил в армии. Если тебе понадобится работа, позвони мне, я найду твоим талантам достойное применение!
Спартак, как обозвал себя Стивен Смит, взял на себя полный контроль над новообразованной Ложей Фронта Семиотического Освобождения. Он твёрдо был намерен доказать господам свою надёжность и таким образом заслужить посвящение во внутренние таинства Зодиака. В роли Великого Дракона Ложи, Смит отдал Джозефу Кэмпбеллу и Россу Макдональду приказ проработать все материалы Неоие-тов, хранящиеся в Британской Библиотеке. Пенелопа Эпплгейт и Дональд Пембертон окучивали Галерею Тейт, а Спартак вкалывал в Библиотеке Национального Искусства. Остальные члены Ложи должны были весь день ходить по арт-галереям, книжным магазинам, библиотекам и колледжам, и спрашивать там материалы, относящиеся к Неоизму. Даже если они ничего не найдут, всё равно будет складываться впечатление, что роль Неоизма в культурной индустрии растёт.
Сделав заметки по куче журналов, Стивен просматривал книгу «Первый европейский тренировочный лагерь сети Неоистов», изданную «Криптик Пресс» в Вюрцбурге. Спартак листал талмуд, восхищаясь чёрно-белыми фотографиями. Некоторые из них раскрасил предыдущий читатель. Он же пририсовывал к лицам бороды и усы. Смит матерился, глядя на них, не подозревая, что эти модификации внёс Неоист, намеревающийся проиллюстрировать свою теорию об отношениях между славой и легко распознаваемыми визуальными характеристиками* Спартак выписал пару слов в блокнот: «Пит Хоробин (Британия), Стилетто (Германия), Питер Белоу (Германия)». Погрузившись в работу, Смит не заметил библиотекаршу, подошедшую к столу. Он едва не выпрыгнул из кожи, когда она обратилась к нему:
— Извините, сэр.
— Д... д... да? — пролепетал Стивен.
— Прошу прощения, что беспокою вас, — извинилась библиотекарша, — но только что пришёл весьма важный арт-критик, и он хочет поработать с выбранным вами материалом. Очевидно, вы не можете работать одновременно со всеми источниками, и я хотела узнать, не могли бы вы разделить нашу коллекцию Неоистов с этим видным джентльменом.
— Как его зовут? — спросил Смит.
— Джок Грэхем, — был ответ.
— Господи Боже! — выдохнул Спартак, прижимая ладонь ко лбу. — Самый известный британский арт-критик левого толка, и он хочет поработать с теми же книгами, что и я! Скажите мистеру Грэхему, пускай приходит, я буду более чем рад разделить с ним вашу неоистскую литературу!
Пожав руки и обменявшись парой слов, Джок и Стивен приступили к работе. Грэхем узнал Смита, он видел его на бесчисленных арт-выставках — хотя насколько он помнил, он никогда не заговаривал с молодым человеком, считая его неудачливым художником. Мозг Стивена работал с двойной нагрузкой, он знал, что общение в дружелюбных тонах с арт-критиком высшего пилотажа может весьма помочь его карьере. Спартак решил, что лучший план — подождать, пока Грэхем не соберётся на ланч, и пойти с ним. Критику придётся заговорить с ним, поскольку он первый сграбастал материалы Неоистов, и чисто из благородства согласился поделиться ими с пожилым критиком.
Джонни Махач купил в «Шерри» кардиган из овечьей шерсти, а потом пошёл на Руперт-Стрит. С деньгами, отобранными у пушера в «Грейз Инне», Хождес мог позволить себе сеанс у той шлюхи, которую не смог снять на прошлой неделе. Мысль о том, как он сдирает с бляди розовые шортики и засаживает хуй прямо в её истекающую соком пизду, заставила Джонни пожалеть, что его «ста-престы» такие тесные! Джонни хотел уличную девку даже сильнее, чем Томас Де Куинси стремился воссоединиться с Крошкой Энни — хотя бутбой ничего не знал о литературе девятнадцатого века, он бы оценил сравнение, если бы осведомлённый писатель дал бы себе труд прочитать ему лекцию.
Прохаживаясь по Руперт-Стрит, Хождес быстро уяснил, что проститутки нет и следа. Может, она ещё не вышла на работу — или занимается своим делом в другом месте. Джонни повернул на Шафтсбери-Авешо и пошёл в «Дилли».
— Извините, — чирикнула милая девушка, шагнув навстречу скинхеду, — можете ли вы сказать, что думаете по поводу Европарламента?
— А ты чего связалась с этим отстоем? — спросил Джонни, указывая на экземпляры «Марксист Таймс», которые тёлка прижимала к груди. — Ты вторая за день задаёшь мне этот вопрос. У вас вечно один дурацкий товар на всех и одна и та же расхожая фраза на весь месяц. Вы годами несёте этот бред, не достигая ни малейшего результата. Ты говоришь, как робот какой, ты вообще сама умеешь думать? Я к чему: что ты вообще делаешь?
— Я вошла в партию, когда училась в университете, — ответила активистка, — потому что хотела включиться в борьбу рабочего класса против угнетения!
—И что, ты не понимаешь, — зашумел бутбой, — партия и твои дружки-студенты не борются с угнетением, они просто ссут по ветру. Это всё дратата, ваше коммунистическое революционное дерьмо. Я к чему: сколько людей из вашей ячейки не ходит в университет?
— Все ходят, — призналась тёлка, — и иногда я из-за этого переживаю.
— А ты не переживай, — отлупил Ходжес. — Включи уже мозг и осознай очевидную вещь, твоё занятие — голая трата времени. Почему бы не осознать ошибку и не отречься от неё?
— На словах всё просто, — проворчала девушка. — Но нельзя же просто взять и выйти из партии!
— Можно, — гнул своё Джонни.
— Как? — хныкнула активистка.
— Мы найдём тихий паб и я куплю тебе выпить, — предложил Ходжес.
— Но мне положено продавать «Марксист Таймс»! — возразила девушка.
— Дай их сюда, — приказал Джонни.
Активистка сделала, как было сказано, бездумное
подчинение в неё вколотили лидеры партии, вечно бубнящие про дисциплину. Ходжес взял газеты и бросил в ближайшую урну.
— Видишь, — заверил скинхед бывшую активистку, — забросить это партийное мудозвонство куда проще, чем ты думала.
— Да уж, — засмеялась девушка. — Кстати, меня зовут Атима, Атима Шиазан.
— А я Джонни, — сказал ей Ходжес. — Друзья зовут меня Джонни Махач. Теперь, когда мы познакомились, пора вместе выпить!
Первая попытка Пенни Эпплгейт и Дона Пембертона изучить движение Неоистов вышла откровенно неудачной. Они не знали, что доступ в Библиотеку Галереи Тейт является привилегией, обычные люди таким правом не обладают. Чтобы получить разрешение на свои исследования, убийственному дуэту нужны были академические рекомендации, связи, и к тому же приглашение выдавалось заблаговременно. Споры с женщиной в справочном бюро окончились на повышенных тонах — обещанием, что если «Эстетика и Сопротивление» от неё не отстанут, она прикажет выбросить их из Тейт!
Эпплгейт и Пембертон привели нервы в порядок, причащаясь великих работ искусства, хранящихся в этом храме эстетических ценностей мирского гуманизма. Голос, что кричал на Дональда изо дня в день, при случае шептал и тем, чьи таланты были выставлены на общее обозрение в Тейт. Каждого великого художника касалась — как минимум в моменты творческих подъемов — та же сила, что давила на Пембертона с момента его рождения. Если Бог мёртв, «Его» идеологической заменой стала Муза, что использует столь же мистические приёмы.
Перейдя площадь, что обычно признаётся концептуальной моделью серьёзной культуры, Пенни и Дон отправились в кафе в подвале Тейт, где усладили себя напитками. Были и другие возможности продемонстрировать своё владение культурным капиталом, так что на текущий момент «Эстетика и Сопротивление» сделали перерыв в своей мании почитания пятен краски.
— Это нечестно! — мычал Пембертон. — Я художественный гений, но дураки, управляющие этим заведением, отказываются признавать этот факт и не пускают меня в библиотеку!
— Это ещё не самое страшное! — воскликнула Эппл-гейт.—Если мы не преуспеем в сборе материала по Неоиз-му, и пропаганде движения, Хирам и его господа чего доброго, решат, что мы не достойны контракта с галереей!
— И что нам делать? — взвыл Дональд.
— Знаю! — чирикнула Пенни, неожиданно ободряясь, словно её посетила вспышка вдохновения. — Мы позвоним Рамишу, он знает здесь главного библиотекаря, я уверена, он сможет порулить проблему, и нас пустят без рекомендаций и приглашений.
— Да, да! — закричал Пембертон. — Очередная моя блестящая идея. Пенни, мелочь есть? Ты должна пойти и позвонить нашему другу. Повезло; что я известен и умею пользоваться своими контактами!
— Какой у него телефон? — спросила Эпплгейт.
— Откуда мне знать! — рявкнул Дон. — У тебя что, записной книжки нет?
— Нет, я оставила её дома, — пожаловалась Пенни.
— Твою мать! — ругнулся Пембертон. — Мы так можем весь день потерять.
— Всё не так плохо, — возразила Эпплгейт. — Я могу позвонить в директорскую справочную.
— А тогда, — спросил Пембертон, — чего ты сидишь на жопе? Нельзя терять ни секунды, а ну беги к телефону!
— А чай допить можно? — прохныкала Пенни.
— Нет! — завопил Пембертон. — На кону наши карьеры, возьми себя в руки — и в бой!
Джонни Махач провёл Атиму Шиазан по Сохо и через Оксфорд-Стрит. Они уселись на первом этаже «У Бредли» — в испанском баре на Хенуэй-Стрит. Стоило пинтам украсить стол, и разговор потёк ещё свободнее, чем во время недолгой прогулки.
— Как же здорово поговорить с кем-нибудь о партии, — призналась Атима. — Я давно ломаю голову, может, зря я стала активисткой коммунистов?
— И у тебя нет ни одного друга, с кем можно поболтать о всяком? — недоверчиво спросил Ходжес.
— Собственно, в этом-то и состоит моя проблема, — объяснила Шиазан. — Когда я вступила в партию, от меня отвернулись все старые друзья. Они решили, что со мной скучно, я только и говорю, что о политике и пытаюсь продать им очередной выпуск «Марксист Таймс». Я не общаюсь ни с кем, кого знала до получения партбилета — а даже если бы и общалась, они и слышать про партию ничего не хотят. Их всех от неё тошнит.
— А что ты делаешь в свободное время? — спросил Джонни. — Не можешь же ты постоянно таскаться с этими марксистскими дурнями!
— Ты и впрямь понятия не имеешь, что такое коммунистическая организация! — засмеялась Атима. — Свободного времени у меня нет. Есть приказы, их надо выполнять — продавать газеты с шести утра и до семи-восьми вечера. Потом все члены должны ходить на встречи и семинары по политическим вопросам.
— А что ты делаешь, когда хочется секса? — поинтересовался Ходжес. — Надеюсь, тёлка с таким телом, как у тебя, до дрочки не опускается — вот было бы расточительство!
— Я всегда слишком устаю, чтобы ещё и дрочить! — покраснела Шиазан. — Падаю в кровать в час-два ночи после полуночных посиделок, где в нас вдалбливают линию партии. Собирают всех продавцов газет центрального Лондона, и мы играем в вопросы-ответы по актуальным политическим публикациям. Похоже, нам промывают мозги. Ладно, возвращаясь к сексу, у меня было больше партнёров, чем стоило и хотелось бы. Я пользовалась популярностью у партийных лидеров. Но по большей части они женаты, и я обычно просто отсасываю им в сортире во время перерыва. Как тебе обращение с женщиной? Вот что меня действительно напрягает в партии, их теория равенства полов никак не соотносится с практикой. Ещё, у меня есть приказ спать с каждым, чьё имя им хочется видеть на заявке о приёме. Думаю, все мужские кадры соблазнились на вступление из-за секса!
— Представь, что будет, если ваши лидеры придут к власти! — взорвался Джонни.
— Если подумать, кошмар, — воскликнула Атима. — Думаю, большую часть населения загонят в концлагеря. Стариков и калек поубивают, партийные лидеры искренне верят, что кто не работает, тот не ест.
— А как ты зарабатывала на жизнь с тех пор, как присоединилась к этим гадам? — поинтересовался Ходжес.
— Подала заявку на соцобеспечение, — объяснила Шиазан, — но половину денег надо отдавать партии, а на оставшиеся очень трудно прожить!
Джок Грэхем бешено печатал на лаптопе. Неоизм оказался самым захватывающим арт-движением последних лет — и фактически неизвестным! Художественный критик намеревался превратить стандартную работу над темой в высшее достижение своей карьеры. Грэхем давно достиг высшей квалификации в своём деле — но книга, которую он собирает, поставит его на одну доску с бессмертными, такими людьми, как Винкель-ман и Раскин, изменившими курс истории культуры!
Спартак тоже углубился в сказание о Неоистах. Его очаровала бесконечная ссора между личностями, формирующими группу. Невероятно, но как только один из Неоистов добивался успеха с книгой или фильмом, остальные тут же объявляли вчерашнего друга «продажной девкой шоу-бизнеса». Потом отношения налаживались, и скоро наставала очередь другого Неоиста оказаться под огнём вербальных оскорблений остальных членов движения.
Смит выписал некоторые послания, обращённые к Бобу Джонсу, когда был издан его первый роман: «Ты подобен тем сталинистам, что срали в деревянные ящики. Постарайся убить себя, а то публика забудет твои жалкие потуги на литературу через неделю, Ты бесталанный хуй, твой успех — результат того, что ты наворовал идей у собственных друзей. Надеюсь, ты сдохнешь, читая это письмо, и я с превеликим удовольствием приду плюнуть на твою могилу». Мало того, что фактически каждый Неоист сел и написал Джонсу письмо с ругательствами, группа взяла на себя труд издать свои послания ненависти памфлетом! Литераторы на Британских Островах обычно считают такие поступки отличительной чертой французской интеллигенции — но текст, который листал Спартак, доказывал, что сюрреалисты и ситуационисты были не единственными авангардными группами, совершавшими коллективные попытки уничтожения личности.
Джок Грэхем обнаружил, что с трудом может оторваться от исследования, хотя и понимал, что будет работать эффективнее, если сделает получасовой перерыв и съест приличный обед. Усилием тренированной воли он выключил свой лаптоп. Еда казалась столь тривиальным развлечением арт-историку, который только что провёл несколько часов, погрузившись в увлекательнейшую информацию о Неоизме!
— Если вы собираетесь на ланч, можно ли составить вам компанию? — спросил Спартак пожилого господина.
— Конечно, — ответил Джок, — Надеюсь, вы не возражаете против кафе в самом здании музея?
— Абсолютно нет, — понёс Смит. — Кормят здесь хорошо, и компания будет выдающейся. Чтение о Неоизме вызывает во мне бурю эмоций, а теперь рядом со мной эксперт, с кем можно обсудить это малоизвестное художественное движение!
— А чем вы занимаетесь? — подозрительно спросил Грэхем, заподозрив, что этот выскочка намерен залезть на его территорию.
— Я художник, — объяснил Спартак, пока они шли в ресторан. — Я только что подписал контракт с «Флиппер Файн Артс», и меня весьма вдохновляет Неоизм.
— Вы, очевидно, образованный молодой человек. — Арт-историк испытал облегчение, обнаружив, что интерес Смита к Неоистам абсолютно невинен. — Думаю, Неоизм весьма разрастётся в ближайшие годы. На самом деле, я исследую книги по этой теме, потому что необходимо осведомить публику о радикальной арт-деятельности восьмидесятых. Многие думают, что этот период характеризуется метафорической дрочкой и раздутыми ценами — но это попросту неверно!
Джонни Махач отвисал с Атимой Шиазан у неё дома на Уоррен-Стрит. Квартирка была аховая — штукатурка осыпалась со стен; а пол, похоже, не убирали с полгода. Они только что проглотили пару промокашек из тех, что скинхед отобрал у холборнского толкача.
— Тебе досталось то, к чему я всегда стремился, — вздохнул Ходжес. — Адрес в зоне W1, только местечко так себе, мне больше нравится моя хата в Попларе. Я думал, все дома в центре Лондона должны быть отделаны по полной программе!
— Квартира в удобном районе и аренда дешёвая, — ответила Атима. — Если бы тут всё было отремонтировано, плату бы задрали до небес. По большей части живут тут шлюхи, думаю, их клиенты и ожидают, что окажутся в обшарпанном доме. Забавно, когда возвращаешься поздно ночью, встречать на лестнице жирных бизнесменов!
— Эй, — спросил Джонни, меняя тему. — У тебя есть сок или сахар кубиками?
— Нет, — сказала Шиазан, одновременно качая головой. — А на кой они тебе?
— Один из эффектов приёма кислоты, — объяснил скинхед, — сужение вен, и надо увеличить количество глюкозы в крови из-за замедления циркуляции. Иначе из-за нехватки сахара мозг почувствует голодание, и это вызовет плохой приход!
— Похоже на древние хипповские загоны! — засмеялась Атима.
— Нет, это правда! — возразил Джонни. — Доктор из Голландии по имени Барт Хьюз проводил исследования на эту тему. Я лучше схожу куплю апельсинового сока, пока кислота не начала действовать!
Ходжес бросился по голой лестнице и через минуту уже оказался на улице. Он нашёл ближайший продуктовый магазин, где купил пакет сока и коробку сахара кубиками. Движение замедлилось, словно Джонни стал частью восьмимиллиметрового фильма, проигрываемого на неправильной скорости. Когда он вышел на улицу, он бросил пару кубиков сахара в рот и уселся напротив зеркального окна. Через минуту ему стало лучше.
— Извините, — спросила у Джонни тёлка в кожаной куртке. — Не подскажете, как пройти на Гудас-Стрит?
— Ах-ха, — прокудахтал бутбой. — Поверни налево у конца вселенной и топай прямо до утра.
— Очень смешно.
Голос накатывал на Ходжеса огромными волнами. Скинхед решил, что лучше уйти с улицы, и, пробродив, по ощущениям, несколько часов, вновь оказался дома у Атимы. Шиазан была обнажена, она сидела, привалившись спиной к стене. Бывшая активистка держала в руке одноразовую бритву.
— Ты побрила письку! — объявил Джонни.
— Подумала, надо чем-нибудь заняться, пока жду тебя, — голос Атимы капал, как мёд, в горло бутбоя. — Это символично, теперь, когда я вышла из партии, я хочу нового рождения!
— Я тебе говорил, что я девственник? — Ходжес осознал, что они общаются телепатически, потому что его ощущения говорили, что губы ие двигаются.
— Не верю я тебе! — прощебетала Шиазан.
— Это правда! — запротестовал скинхед. — Я тебя никогда не имел, точно?
— Похоже, ты прав, — уступила Атима.
Джонни стоял на корточках, его язык ползал по бритой письке Шиазан. Он чувствовал вкус мыла и крови. Ходжес закрыл глаза. А когда открыл, его голова погрузилась внутрь её пизды. Он лизал розовые складки плоти и через некоторое время отрубился. Чуть позже осознал себя лижущим клитор Атимы.
— Ты порезалась, — заметил бутбой, хотя не знал наверняка, что эти слава значат.
— He-а, ни разу, — голос Шиазан доносился из страшного далека. — У меня месячные.
Какого чёрта, скинхед осознал, что кровь питательна, так что совершенно неважно, почему она на него течёт. Джонни просто хотел продолжать лизать, потому что стоны Атимы говорили ему: она на полпути к раю. Бутбой хотел отправить девушку спиралью сквозь неизведанную бесконечность дальнего космоса. Запах рок-музыки доносился из-под пола, и там был бам-бам-бам подгорелого тоста из соседней квартиры. Ходжес подумал, что раздутый клитор Шиазан сейчас взорвётся у него во рту. Он работал двумя пальцами в дырке девушки, и она трепетала в экстазе.
Хуй Джонни представлял собой двенадцать футов чистого мужества. Скользил, словно по собственной воле, в четырёх измерениях времени и пространства. Каким-то образом любовный мускул оказался во рту Атимы, и там его лизали, щекотали и заглатывали целиком. Бутбой скрежетал непристойности, когда любовный сок вскипал в его паху. Шиазан продолжала обрабатывать орган, когда жидкая генетика выплеснулась из него в глубину её горла. Когда Ходжес отрубался на полу, он видел, как крысы снуют в подвале в четырёх-пяти сотнях футов под ним.
«Эстетика и Сопротивление» наслаждались пребыванием в Библиотеке Галереи Тейт. Неоизм оказался вдохновляющей темой, и будущие арт-звёзды надеялись раскрыть его секрет. Дональд Пембертон считал необходимым установить точную дату организации движения. Отследить смерть Неоизма 7 декабря 1986 года они сумели — но рождение его было покрыто тайной. Само слово в его современном смысле впервые было использовано летом 1979 года группой из Монреаля, Канада. В список ответственных за это нововведение входят Кики Бонбон, Леон Лазер, Наполеон Моффатт и Брат Нео. Однако, ключевые концепции, использованные франко-канадцами, были созданы в середине семидесятых почтовыми художниками29 Дэвидом Заком, Элом Акерманом и Марксом Кундзинь-шем. Однако, к 1978 году, клика мейл-арта обозначала свою деятельность термином ИЗМ. Есть мнение, что имя, принятое движением во взрослой фазе, придумал Брат Нео, совместивший собственную кличку с описательным названием, выбранным Заком сотоварищи на год ранее: Такое положение дел значит, что за дату рождения Неоизма можно принять фактически любой день между мартом 1976 и маем 1979.
— Вам пора собираться, мы закрываемся, — объявила библиотекарша шести личностям, которым было даровано разрешение поработать в Теш* в этот день.
— Чёрт, — ругнулся Пембертон, захлопывая книгу, — такая классная тема, я мог бы всю ночь читать.
— Боюсь, — сказала с улыбкой женщина, — вам придётся подождать до завтра.
— О, конечно, — чирикнула Пенни Эпплгейт. — Похоже, у меня появился шанс немного поспать.
— Как восхитительно, что наша коллекция материалов Неоистов подогревает воображение аспирантов и арт-историков, — провозгласила библиотекарша. — Неоизм сейчас самый популярный предмет среди учеников, которые используют наше собрание. До недавнего времени чаше всего приходили изучать коллекцию писем Марка Ротко — но теперь всё изменилось!
— Как получилось, что вы обладаете столь замечательной коллекцией публикаций Неоистов? — спросила Эппл гейт.
— Разные члены движения приносили материалы, — объяснила библиотекарша, — и наш закупщик сразу же распознал их важность. Когда ПитХоробин в 1984 году жил в Лондоне, он продал нам громадное количество замечательных вещей.
— А вам довелось с ним встречаться? — с завистью воскликнула Пенни. Она знала, что Хоробин уже долгие годы живёт затворником, и весьма вероятно ей никогда не представится возможность пообщаться с этим титаном духа.
— Конечно же, нет,—проворчала библиотекарша. — Я по возрасту не могла работать здесь в 1984! Ладно, идите уже, рабочий день закончился!
Пембертон и Эпплгейт сделали, как было сказано. Даже если бы библиотека работала круглосуточно, для них не было бы никакой разницы, потому что в семь часов настала пора встретиться с остальными членами Фронта Семиотического Освобождения у входа на станцию «Майл-Энд». Оттуда толпа должна была пойти на Гроув-Роуд, в -«Боу Студиоз», где выставлялось большое собрание современной скульптуры. ФСО тщательно проговорил план нападения предыдущим вечером, так что больше обсуждать было нечего. Спартак убедился, что каждый Кандидат в Орден точно знает, чего от него ждут. Потом они будут сравнивать записи своих исследований Неоизма.
Самсон тусовался дома у Джонни Махача и слушал альбом Руфуса Томаса «Do the Funky Chicken» — старая стекс-классика, давно ставшая любимой в фирме «Рейдеров». Скинхед тащился от «Turn Your Damper Down» и смутно беспокоился, что случилось с остальной бригадой, когда кто-то начал колотить в дверь. Бутбой искренне возжелал, чтобы это оказались соседи Джонни, пришедшие жаловаться на шум, это был бы идеальный предлог отметелить их — но за дверью обнаружилась штучка Ходжеса.
— Привет! — чирикнула доктор Мария Уокер.
— Привет! — эхом откликнулся Самсон.
— Джонни дома?
— Нет, но заходи.
Мария приняла предложение и ущипнула Самсона за правую ягодицу, следуя за скинхедом по коридору. Уокер хотела как следует поебаться, и если Ходжеса дома нет, его друг вполне её устроит.
— Эй, — крикнула доктор, когда Самсон уже почти вошёл в гостиную. — Мы чего, трепаться собрались? Давай сразу в койку!
— Ты хочешь трахаться со мной? — спросил скинхед, не веря ушам. Он просто не привык, чтобы тёлки так крепко брали его в оборот.
— Именно! — ответила Мария. — Я хочу, чтобы ты заебал меня до полусмерти. Как думаешь, потянешь?
— Я тебя так отдеру, что ты неделю сидеть не сможешь! — рявкнул Самсон.
— Шикарно! — прокудахтала Уокер, заходя в спальню.
Скинхед прошёл следом за ней в дверь, и долю секунды спустя они уже раздевались. У Самсона во всех нужных местах бугрилось, и Мария подумала, что обнажённый он ещё красивее, чем одетый в тесные «ста-престы». Когда Уокер шагнула из чёрных трусиков, скинхед бросил её на постель. Самсон собирался прыгнуть на доктора сверху — но она оказалась проворнее и перекатилась по матрасу раньше, чем он успел её пришпилить.
Бутбою нравился грубый секс, а Мария была какой угодно, но только не покорной. Не меньше десяти минут было потрачено на борьбу, и потом ещё пять на лизание пизды, прежде чем Самсон погрузил свой дрын в любовную пещерку Марии. Дальше не было ничего утончённого, впрочем, оно было и не нужно, это был секс во всей своей первозданной красе.
— Девочка, я покорён! — громыхал скинхед.
— Выеби меня! — мычала доктор.
— Твоя пизда как чёрная дыра, — скрежетал Самсон. — Она как болото, затягивает меня вниз, всасывает в себя!
— Как здорово! — стонала Уокер.
— Я так не могу! — лепетал бутбой. — Так здорово, я хочу ебаться вечно, я сейчас кончу!
— Ещё рано, ублюдок! — фыркнула Мария, жестоко ткнув скинхеда по яйцам.
Самсон захлебнулся криком. Уокер продолжала двигать его телом. Это было, как убрать газ на конфорке — любовный сок, что только что был на грани извержения, теперь медленно кипел на пограничной температуре. Самсон и Мария отбивали извечный ритм болот, тискали плоть, скользили руками по бесконечным тактильным поверхностям друг друга. Доктор решила, что скинхед не сможет насладиться психическим удовлетворением сексуальной разрядки, пока она не заведёт его далеко за пределы физических возможностей.
Спартак вёл Фронт Семиотического Освобождения в «Боу Студиоз». Смит украл комплект ключей у дру-га-художника, который работал в здании, так что операция была выполнена без труда. Выставлялись две дюжины фигур в человеческий рост, вырезанные из цельных кусков дерева. Это была работа всей жизни одного отшельника, обратившегося к искусству, когда его бросила невеста. Каждый новобранец получил пилу и приказ покрошить скульптуру.
— Я не могу! — захныкал Юджин Де Фрейд. — Нельзя преднамеренно разрушать искусство. Человек потратил на эти работы всю жизнь!
— Ты кто? — спросил Дон Пембертон. — Человек или тварь дрожащая? Моя совесть молчит на тему разрушения второсортных работ. К тому же, мы никогда не заключим контракт с серьёзными галереями, если не будем подчиняться приказам господ Хирама!
— Дон прав! — влезла Эпплгейт. — Всё равно, парень, чьи работы тут выставлены, умер в прошлом году — и нельзя позволять традициям мёртвых поколений довлеть над жизнью живых!
— Более того, — прошипел Спартак, — мы не собираемся уничтожать работы, наоборот, мы их совершенствуем. Вспомни про Асгера Йорна1, и что делал его Институт Творческого Вандализма и обращённые30 31 картины маслом. Как и Асгер, мы добавляем дух тайлы в подборку весьма консервативных работ. Это поэзия в истинном смысле слова, мы продолжаем великие традиции сюрреалистов, ситуационистов и Неоистов!
— Ладно, ладно, — крякнул Де Фрейд. — Убедили! Хватит болтать, пора переходить к творчеству.
Без дальнейших разговоров Фронт Семиотического Освобождения приступил к работе. Спартак резал голову скульптуре старика, Эпплгейт отпиливала руки молодой женщине, а Пембертон уродовал гениталии обнажённого атлета. Росс Макдональд и Джозеф Кэмпбелл красили из баллончика две мужские фигуры в мёртвенно-розовый цвет, а Де Фрейд ампутировал ногу доярке.
По мере скапливания на полу частей тела, остальные члены ФСО складывали их в эстетически приятном порядке. Через некоторое время Спартак удовлетворился улучшениями, которые привнёс в различные скульптуры, и, подобрав баллончик краски, оставил на стене следующее послание:
<Наша Пылающая Звезда — Факел Рассудка. Те, кто обладает этим знанием, становятся ИЛЛЮМИНАТАМИ. Хирам, убитый во имя ОСВОБОЖДЕНИЯ РАБОВ, воскресает вновь. Девять Мастеров стали Основателями Ордена. Британское Искусство наше, ибо учит оно ходить без костылей и владеть собою. ФРОНТ СЕМИОТИЧЕСКОГО ОСВОБОЖДЕНИЯ - это мужчина или женьчина, сидящие рядом с тобой, у них пистолет в кармане и гнев в сердце. Нельзя убить идею. Мы всё ближе — Коммюнике 1, ФСО*. Когда Смит подчеркнул три последние буквы цветной краской, в галерее ещё кипела работа, и любой беспристрастный наблюдатель вряд ли поверил бы, что стал свидетелем партизанского рейда на -«Боу Студиоз» — потому что сцена слишком напоминала группу художников, с энтузиазмом готовящих работу к выставке.
ДЖОННИ МАХАЧ ЧУВСТВОВАЛ себя погано. Читай он бульварную харкотину, он описал бы своё состояние расхожим выражением про дно клетки попугая. Растворимый кофе, сделанный Атимой Шиа-зан, заливался в желудок Джонни как вода в трюм тонущего корабля. В голове стучал отбойный молоток, и непрекращающийся звонок в дверь тоже не приносил облегчения.
— Пошли на хуй! — завопила Шиазан в окно на гостя, который стоял четырьмя этажами ниже.
— Ты изменяешь нашему делу, — возвестил марксистский мудак, — ты не пришла на заседание вчера вечером, продажи газет у тебя падают, ты не справляешься со своими обязанностями, спускайся сию же минуту и объяснись.
— Чтоб ты сдох! — рявкнула Атима, прежде чем захлопнуть окно.
Гад-коммунист вновь вдавил палец в звонок. Ходжес видел только одни способ разобраться с проблемой, поэтому пошёл вниз на улицу. Скинхед распахнул дверь и втащил красного дрочилу в парадное. Он шваркнул ублюдка об стену, а потом вломил кулаком в слабовольный подбородок, Бутбою понравилось, как голова активиста откинулась назад и треснула по побелке. На самом деле, ощущение было столь приятным, что он принялся раз за разом вколачивать костяшки в рожу марксиста.
— Скользкий кусок говна! — рычал Ходжес, вбивая стальной стакан ботинка в яйца противника. — Ты заляпал мне кровью и свитер, и «ста-престы»!
— Ппппожжаааалллуууйййссстттаааа! — пробуль-кал подонок, соскальзывая на пол.
Воззвания к жалости тоже не помогли красному ублюдку. Джонни воспарил душой, когда под его ботинком хрустели рёбра и удары с убийственным эффектом обрушились на другие слабые места того, что уже было переломанным телом. Скинхед хотел втоптать коммунистического кретина в землю. Политический фундаментализм процветает в бетонных джунглях Европы и Америки, и это особенно мерзкое проявление социального атавизма широко распространилось среди отпрысков неработающих богачей. Заражённые этой болезнью становятся полудикими и понимают единственную вещь в мире — СИЛУ! Джонни жаждал, чтобы движение скинхедов разобралось с этой угрозой — потому что стоит вернуть зубы всем старым бульдогам, кто однажды надел сапоги, «ста-престы» и рубашку иа пуговицах, — и перед глазами школьников появится культура — объект уважения и образец для подражания.
— Хватит! Хватит! — заорала Атима, вцепившись в рукав бутбоя. — Майкл уже отрубился. Партия раздерёт мои кишки на подвязки, если ты убьёшь бедного педрилу!
— Слушай, милая, — пропыхтел Ходжес, чуть отдышавшись. — Если хоть один волос упадёт с твоей прекрасной головки, я поубиваю их на фиг!
— Но что ты будешь делать с Майклом? — спросила Шиазан.
— Выкину его на помойку, — хрюкнул Джонни. — Там специальное место для всяких отбросов.
— А может, стоит вызвать скорую помощь? — встречным планом предложила Атима.
— Да ну его, — ответил Ходжес, вытаскивая бесчувственного активиста на улицу. — Бросим его там, рядом с контейнерами. Глядишь, муниципальные мусорщики увезут этого ублюдка.
Джок Грэхем невидящим взглядом уставился в потолок Библиотеки Национального Искусства. Его посетило неуловимое ощущение, которое расползается по животу каждого профессионального исследователя, когда тот вот-вот откроет что-то ВЕЛИКОЕ. Арт-историк ещё не был уверен, на что он наткнулся — но куски головоломки начали складываться. Боб Джонс был ключом к этой загадке, в этом Грэхем не сомневался. Было что-то раздражающе знакомое в стиле теоретической прозы Неоистов. Джок инстинктивно знал, что разгадка этой тайцы резко увеличит исторический вес авангарда восьмидесятых.
— С вами всё в порядке? — спросил Стивен Смит с другого конца стола. — Надеюсь, это не прозвучит грубо, но выглядите вы так, словно вот-вот сблюёте.
— Пошли отсюда! — рявкнул Грэхем. — Мне нужен собеседник. Пошли, паренёк, засядем в «Цветочный Горшок» и будем чего-нибудь пить.
— Конечно, как скажете, Мистер Грэхем, — покорно прошептал Спартак, надеясь, что не настроил этого важного арт-критика против себя, когда тот уже готов был протянуть ему руку дружбы.
Пока они шли в паб, Джок невнятно бурчал, что Неоизм это пылающая комета, которая будет гореть, гореть и ещё раз гореть. Если верить арт-критику, движение поднялось над горизонтом событий современной культурной истории, и свет, который оно распространяет, теперь изменит всю мировую культуру. Но стоило Смиту влить в своего компаньона бренди, как тот заговорил более осмысленно.
— Ты заметил, что Неоизм сталкивает нас со всеми фундаментальными проблемами, связанными с процессом исторификации? — спросил Грэхем.
— Если честно, нет, — признался Спартак, — но если вы чуть-чуть конкретизируете, я уверен, что пойму вашу точку зрения.
— Попытаемся оформить вопрос несколько иным способом, — возвестил Грэхем. — Как ты думаешь, что именно есть Неоизм?
— Крупное авангардное арт-движение, — ответил Смит. — Величайшее событие в культурной жизни восьмидесятых, значительное развитие традиции, сводящее воедино футуризм, дадаизм, сюрреализм, ситуационизм и флуксус.
— Ах, — вздохнул Грэхем. — Ты совсем ничего не понял! Неоизм сам по себе не имеет смысла.
— Но по дороге сюда вы заявляли, что он — комета, которая будет гореть, гореть и ещё раз гореть! — возразил Спартак.
— Да, да, — нетерпеливо рявкнул Джок, — но ты вообще не понял, что я имею в виду. Почему средний арт-критик так интересуется леттризмом?
— Ну, — принялся юлить Смит, — сам по себе он не слишком интересен. Думаю, большая часть людей слышала о нём только как о предшественнике ситуацио-низма.
— Именно! — протрубил Грэхем. — И вот моё мнение о Неоизме: то, что продолжали делать те личности, которые когда-то были его членами, и делает движение столь значительным. Если бы Боб Джонс не стал центральной фигурой движений Плагиатистов и Арт-Забастовки, Неоизм бы тоже не представлял интереса. Только благодаря совершенно ложному отнесению Плагиатизма и Арт-Забастовки под рубрику Неоизма мы можем считать последнее движение значительным развитием авангардной традиции. Господи Боже! Если бы Боб Джонс не продолжал писать печально известные тексты под именем КЛ... Геенна огненная, вот же оно! Вот что грызло мне живот. Ты должен извинить меня, Стивен, мне надо срочно проверить важные записи.
Росс Макдональд, Джозеф Кэмпбелл и Юджин Де Фрейд наконец добрались до съемочной площадки статусного ток-шоу под названием «Высшая Дерзость». Его аудиторию составляли большей частью представители социальных категорий А, В, С1* и их домочадцы. Три члена Ложи сидели, как на иголках, пока микрофон оккупировала первая гостья Джереми Рольфа, известная леди Грета Боллинджерсендз-Гринсборо. Эта идиотка из высшего света двадцать минут восторгалась по поводу вышивки, которую только что заказала, чтобы заменить потрёпанную обивку бесценной фамильной коллекции мебели в стиле чиппендель.
— Наш следующий гость, — объявил Рольф, — наверняка знаком тем из вас, кто следит за развитием современной культуры. Это сэр Чарльз Брюстер, руководитель «Проекта Прогрессивных Искусств». Мы собираемся поговорить о новой крупной выставке картин сюрреалистов, что открывается в Лондоне на этой неделе. Сэр Чарльз, для начала объясните, чем новая выставка в «Лиль Геллериз» отличается от предшествующих демонстраций работ сюрреалистов. 32
— На этой выставке мы станем свидетелями нового подхода к группе, вот почему она называется «Понимание Мечты Сюрреалистов». Что сделали кураторы — взяли фрейдистские идеи, образующие теоретический хребет работ группы, и использовали их в исследовании содержания выставленных картин.
Три члена Ложи пихнули друг друга локтями, настало время вмешаться — если протянуть ещё чуть-чуть, будет поздно. Когда заговорщики вскочили с кресел, продюсер живого телешоу приказал одному из операторов дать молодых выскочек крупным планом.
— Поправьте меня, но, по-моему, это вполне очевидный подход к сюрреализму, — повёл атаку Рольф. — Я имею в виду, кто-нибудь должен был уже его воплотить, если не в Англии, то...
— Хватит этих древних отбросов! — прогремел Юджин Де Фрейд. — Хватит уже обсасывать кости сюрреализма, давайте лучше поговорим о Неоизме!
— Мерзавцы, ведите себя прилично! — сплюнул пенсионер из Челси, бросаясь на Де Фрейда.
Однако до цели он не добрался, он споткнулся о ноги женщины и приземлился лицом об пол. Старикашка упал с глухим шлепком и больше уже не поднялся, ибо потерял сознание.
— Старик-то живой? — спросил кто-то.
— Да не обращайте внимания на этого деда, — рыкнул Джозеф Кэмпбелл. — Сам виноват! Давайте поговорим о Культурном Заговоре Неоистов — это величайшая вещь на планете со времён фурора розенкрейцеров, когда Иоганн Валентин Андреа* написал «Славу Братства», «Исповедь Братства» и «Химическая Свадьба Кристиана Розенкрейца»!
— Но сэр Чарльз пришёл сюда как мой гость! — возразил Рольф. — И он специально приглашён, чтобы обсудить выставку сюрреалистов.
— Джереми, Джереми, — принялся уговаривать сэр Чарльз, — давайте проще относиться к жизни. Я знаю, эти ребята грубо вмешались в наш разговор — но молодёжь и должна вершить дела на скорую руку! Эти мальчики, несомненно, усвоят хорошие манеры, когда станут старше, а между тем, почему бы не проявить снисхождение к их интересу к Неоизму, давайте обсудим это волнующее и фактически неизвестное авангардное движение?
— Нельзя! — отрезал Рольф. — Если мы не поговорим про выставку сюрреалистов, я смело могу прощаться с конвертом от её спонсоров!
Ведущий ток-шоу шлёпнул себя по губам; в запале он сказал слишком много. Теперь, вместо того, чтобы отправиться за границу в двухнедельный отпуск, он вот-вот увидит закат своей карьеры. Наверняка это злоупотребление полномочиями представителя СМИ вызовет скандал.
— Охрана! — крикнул сэр Чарльз какому-то охраннику, наступающему на братьев по Фронту Семиотического Освобождения. — Оставьте этих юношей в покое. Джереми сильно побледнел, похоже, он не сможет продолжать вести шоу. Я прошу вас расчистить дорогу, чтобы трое парней, что там стоят, могли выйти на сцену. Потом я готов углубиться в детальный рассказ о Неоизме, и ни к чему друг на друга орать.
Руководитель «Проекта Прогрессивных Искусств» хорошо обращался со словами, и его приказы были выполнены незамедлительно. Рольф бежал со сцены, а члены Ложи расселись по трём креслам с богатой обивкой.
— Отлично, отлично, — бурчал себе под нос продюсер. — Теперь «Высшую Дерзость» хорошо обкатают в газетах, рейтинг взлетит до небес!
— Благодарю вас, сэр Чарльз, — сказал Росс Макдональд, протягивая руку. — Я говорю за себя и за своих друзей, мы считаем большой честью, что вы разрешили нам подняться на подмостки, чтобы поговорить о Нео-изме.
— Нет, нет, — отказался Брюстер, — это я почту за честь. В мире искусства взятки недопустимы, он должен оставаться хранилищем великих духовных ценностей. Вы оказали нам всем услугу, разоблачив зловещую попытку манипуляции общественным мнением. Теперь, ради наших зрителей, начните, пожалуйста, с краткого определения Неоизма.
— Хорошо. — Макдональд ради драматического эффекта выдержал паузу. — Неоизм был культурным движением, на которое своё влияние оказали футуризм, дадаизм, флексус и панк, оно появилось из почтового арт-движения в конце семидесятых...
Битый час прождав триумфального возвращения Майкла Дугласа-Ханта в штаб-квартиру «Марксист Таймс» с наказанной и покорной Атимой Шиазан подмышкой, серый кардинал, контролирующий операцию, отправил бригаду из пяти амбалов искать заблудшего последователя
— Надеюсь, Шиазан назначат сексуальное наказание, — ворчал первый амбал, пока он сотоварищи топал по Уоррен-Стрит. — Здорово бы было возглавить групповуху, чтобы её оттрахал каждый в нашем взводе, а потом, в конце, опуститься на суку и вылизать молофью у неё из пизды.
— А я бы затолкал свой хуй Атиме в горло, — рыкнул второй. — Эту бабу надо наказать хотя бы за внешность, у меня член сочится от одного упоминания её имени.
— Пришли, — объявил третий. — Тут она и живёт. Ну что, будем звонить в дверь или вышибем её на фиг?
— Сначала звонить, — вставил четвёртый. — Если не ответят через тридцать секунд, спокойно прибегнем к более простым методам.
Джонни Махач высунул голову в окно секунду спустя после того, как пятый нажал на кнопку, связанную со звонком ц квартире Атимы на верхнем этаже. Скинхеда отнюдь не испугала стоящая на улице бригада кретинов-коммуниетов. Он точно знал, как разбираться с такими подонками.
— Чё надо? — спросил бутбой.
— Атиму, — ответил первый амбал. — Мы хотим, чтобы она немедленно спустилась.
— Она в душе, — объявил Ходжес. — И пока она не домоется, она не выйдет.
— Если она моментально не выскочит из ванной, — рявкнул второй амбал, — я поднимусь и вытащу её за волосы.
Джонни не стал утруждать себя словесным ответом, он просто выпрыгнул в окно. Амбалы первый и второй смялись, как картонные фигурки, когда подошвы сорок четвёртого размера «мартенов» Ходжеса врезались в их крепкие черепа. Бутбой был гибок, как кошка, и приземлился на ноги, сокрушив первых двух противников своим воздушным налётом. Тут же кулак вбил зубы в глотку третьему. Четвёртый амбал был уверен, что стоит броситься на Ходжеса сзади и дело в шляпе. Марксистский дурак не был готов к тому, что локоть ударит назад прямо ему под дых, и на правую ногу
прессом опустится каблук. Пятый амбал сделал шаг назад на дорогу, надеясь выиграть время и место на подготовку к контратаке. К сожалению, Кодекс зелёного креста1 ему в голову вдалбливали не так эффективно, как маоистскую пропаганду — и кретина переехала машина.
Два полисмена прибыли на место, когда Джонни демонстрировал амбалу номер четыре, что среднестатистическая человеческая голова по крепости не может соперничать с кирпичной стеной. Амбал номер три выблёвывал кишки, первый и второй валялись без сознания, а номер пять был мёртв.
— Добрый день, — сказал один из копов, похлопав Джонни по плечу. — Что здесь происходит?
— Слава Богу, что вы приехали, офицер! — заревел Ходжес. — На меня напала банда коммунистов-голово-резов. Не знаю, сколько бы я против них продержался. Похоже, вы спасли мне жизнь!
— Не стоит благодарности, — ответил полицейский. — Мы лишь выполняли свой долг. Однако мне нужно будет ваше заявление, когда мы арестуем нападавших.
— Он просто выскочил на дорогу, — лепетал водитель. — Стоял спиной к дороге и пошёл назад. Я жал на тормоза, но он был прямо передо мной. Какой кошмар, какой кошмар.
— Могу я чем-нибудь помочь? — спросил Джонни, когда копы упаковывали в наручники красных хулиганов.
— Не волнуйтесь, всё под контролем, — заверил один из офицеров бутбоя. — Арестом подозреваемых долж-
1 Английский аналог нашего «Красный свет — дороги нет..>, свод правил уличного движения для детей. Издан в 1971г.
Медленная Смерть 5 Зак. 3156
ны заниматься профессионалы. Однако как заинтересованный горожанин, вы могли бы войти в вашу местную схему «Присмотра за Соседями»33. А если вы к тому же поможете лоббировать в парламенте повышение оплаты полицейским, то, безусловно, окажете посильную помощь закону и порядку.
— Отличная идея! — объявил Ходжес. — Я всегда поддерживал полицию, и вы подсказали лучший способ на деле выразить свои чувства по этому поводу.
Карен Элиот не ждала гостей, поэтому первые звонки в дверь проигнорировала. Однако настойчивость этого незваного звонаря нарушила наслаждение долгой горячей ванной, и первоклассная художница решила, что можно и выяснить, кому так отчаянно понадобилось ее увидеть.
— Кто там? — спросила Карен, завернув в халат свою стройную фигурку.
— Джок Грэхем, — ответил бестелесный голос на том конце домофона.
— Прошу наверх, — ответила Элиот, кнопкой отпирая дверь.
Три минуты спустя марксистский арт-критик развалился в гостиной Карен с чашкой кофе на коленке.
— Я проводил исследования, — объявил Джок; — и обнаружил, что К. Л. Каллан и Боб Джонс являются одним человеком. Потом проверил соответствующие записи регистрации рождений. Джонс был рождён вне брака, а потом усыновлён. Родная мать зарегистрировала его в администрации как Кевина Ллевеллина Кал-лана. После усыновления его имя, согласно закону, было изменено на Боб Джонс. Нет никаких сомнений, что
Джонс — это Каллан, который написал «Маркс, Христос и Сатана объединяются в общей борьбе».
— Если ты прав, — возразила Карен, — почему Джонс никогда не заявлял о своём авторстве этой печально известной книги? Отождествление с ней явно не повредило бы его репутации изгоя.
— Согласен, — прошелестел Грэхем, — что если бы публика знала правду, Джонсу бы это не повредило — зато уничтожило бы ауру таинственности, окружающую сам текст.
— Кстати, — мимоходом заметила Элиот. — Зачем ты мне всё это рассказываешь? Может, стоило поговорить собственно с Бобом?
— Это ещё впереди! — воскликнул Джок. — Я сначала пришёл к тебе, потому что копался в материалах тут недалеко, и захотел поговорить с тобой о символизме в работе Неоистов под названием «Алхимический Туалет».
— И что там? — довольно резко спросила Карен.
— Ну, — рявкнул Грэхем, — если прочитать «Eliot» задом наперёд, а потом добавить в конец «Т», получится «toilet»!
— И в чём будет смысл добавочной «Т»? — загоготала Карен.
— Сейчас объясню, — гнул своё арт-критик. — У «Т» множество эзотерических значений, в том числе она означает трансформацию — алхимическую трансформацию, как духовные изменения, так и физические. То, как заглавная «Т» разветвляется наверху, представляет в традиции гностиков пути левой и правой руки к просветлению, путь воздержания и путь излишества. «Т» также является усечённым крестом, символом, представляющим Святого Георгия, тамплиеров и розенкрейцеров.
— Ещё она часто представляет Христа, — заметила Элиот.
— Да, да, — рыкнул Джонс. — В «Алхимическом Туалете» ты зашифрована как Кетер Элион, высший венец. В каббалистической традиции это синоним Бога. Кетер Элион представляет Бога во всех его проявлениях, будь то Христос, Отец или Дух Святой. Более того, Карен это датская форма Катерины, что означает «непорочная». Элиот это уменьшительное от Элиас, что можно проследить до иудейского ЯХВЕ, что значит Бог.
— Но, — хихикнула Карен, — мессия должен быть другого пола!
— В гностической традиции не обязательно, — объяснил арт-критик. — Вот почему была добавлена «Т» к перевёрнутому варианту твоего имени, это символ трансформации. Отсылки в «Алхимическом Туалете» ко второму браку между Темзой и Рейном являются ключом к этой загадке. Напоминая о браке между Елизаветой Стюарт и электором Палатина, событии, которое вдохновило первое движение розенкрейцеров, всем, понимающим символизм, говорится, что в этот раз роли будут изменены соответственно закону каббалистов. Стилетто представляет одновременно Германию и женскую идею, достаточно взглянуть на эти женьчинские туфли, чтобы увидеть значение «его» — или, стоит сказать, «её» — имени.
— Бред какой-то! — настаивала Карен. — «Алхимический Туалет» отнюдь не числится среди великих достижений Неоизма. Граф Хауфен понял, что книжка вышла не фонтан, едва её закончив, — и поэтому издал её под псевдонимом Монти Кэнтсин34.
— Не стоит относить «Алхимический Туалет» к второсортным поделкам! — рявкнул Грэхем. — Это работа злого гения. Хауфен взял имя «Can’t Sin», потому что оно тоже отсылает к гностической традиции, в которой работали Неоисты.
— Вряд ли публике нужно напоминать о связях движения с оккультизмом, — возразила Элиот, — когда само слово Неоизм взято из работ Алистера Кроули. К тому же имя Монти Кэнтсин придумал Дэвид Зак, и Марис Кундзинып первый его использовал.
— Слушай, — Джок решил попробовать лобовое столкновение. — Я знаю, что ты глава тайного общества, восходящего через франкмасонство и розенкрейцеров к рыцарям-тамплиерам. Ватикан в 1307 году не смог полностью подавить тамплиеров, они остались в истории Европы как подземная река — или канализация, если хочешь. Отчасти об этом говорит название «Алхимический Туалет». После имитации уничтожения тамплиеры стали тайной рукой гвельфов или Папской партии. Хотя и помладше возрастом, розенкрейцеры были аналогом тамплиеров у гибеллинов. Образование Великой Ложи в 1717 году отмечает момент, когда Орден Тамплиеров попал под контроль агентов гибеллинов. С этого времени масонство стало прикрытием завуалированных разведывательных операций гибеллинов или Имперской фракции. Неоизм — просто новый рассвет розенкрейцерства, замаскированный под арт-движение! По-своему авангард подходит для тайных обществ ничуть не хуже, чем старые учреждения, такие, как Грешам-Колледж, Невидимый Колледж, которые выступают в роли тайной силы, координирующей деятельность и Королевского Научного Общества, и институализированной религии, от имени Гильдий Торговцев Тканями и Мануфактурой!
— Нелепица! — фыркнула Карен.
— Я знал, что ты так и скажешь! — триумфально объявил Грэхем. — Только человек, глубоко впутавшийся в заговор гибеллинов с целью уничтожить цивилизацию, отмахнулся бы от моего исследования в столь краткой форме! Это доказывает, что ты злой гений, контролирующий силы тайного общества! Товарищ Сталин правильно уничтожал космополитический элемент, лишённый корней. Мы сделали ошибку, отказавшись признать, что Британская Корона и её союзники в лондонском Сити являются скрытой рукой, направляемой сионистскими банкирами!
ТК слонялся по квартире Джонни Махача. Он не знал, когда вернутся остальные ребята, так что решил ещё разок пересмотреть «Туалетную Тусовку». Происходящее на экране распалило юного скинхеда. Когда четыре жеребца ссали на блондинистую актрису, ТК расстегнул ширинку и достал хуй. Пока камера следила за раздевалкой, где брюнетка писала в рот качку, бутбой начал мять свою плоть.
— Не обращай на меня внимания, — объявила Мария Уокер, входя в комнату.
— Кто тебя впустил? — спросил ТК, безуспешно пытаясь спрятать орган на место.
— Никто, — ответила доктор. — Дверь была на защёлке. Ты там поосторожнее, можно серьёзно пораниться, если защемить член молнией. Да, пожалуй, надо поближе рассмотреть твои достоинства, вдруг ты их повредил.
Уокер опустилась на колени, и когда вздутый любовный мускул оказался у неё в руках, провела осмотр. Скинхед безумно застонал, и доктору это понравилось.
— С тобой всё в порядке, — заметила Мария. — Через минуту-другую я заглотну твой шланг, только не кончай мне в рот, попробуй сдержаться, тогда сможешь задать жару моей пизде!
Уокер пробежалась языком по генетическому насосу ТК. Бутбой благодарно хрюкал. Голова доктора задёргалась туда-сюда, когда она принялась облизывать его шланг. Потом, сжимая основание рукой, она взяла головку в рот. Голова Марии телепалась, как бакен в штормовом море, и член исчезал у нее во рту. Член ТК скользнул в горло Уокер, и скинхед издал рёв удовольствия. Если бы цунами желаний бутбоя унесло его, он бы принялся стрелять во все стороны. Но годы сексуальных упражнений позволили ему сдержать любовный сок. Коды ДНК собирались и разбирались в двух телах, которые словно слились в одно. Генетические импульсы возрастом в миллион лет боролись за контроль над этими человеческими телами. ТК выл от сексуальной разрядки.
Мария задрала юбку и стянула кружевные трусики. Пизда доктора сочилась влагой. Скинхед хотел впиться языком в этот сексуальный мох, но Уокер заправила его мужество в чёрную дыру своей потаёнки. Дальше не происходило ничего утончённого, впрочем, это было и не нужно, они просто увеличивали скорость. Бутбой работал поршнем, а Мария снабжала его смазкой. Как сексуальному атлету, скинхеду не нужны были гуманистические банальности о любви — вместо них его личность растворилась в превосходном программировании ДНК. ТК и доктор не были индивидуальностями, они стали шифрами, две цифры, необходимые, чтобы запустить движение бинарной системы.
— Ты машина, андроид, робот! — рычала Мария, пока её партнёр вёл её к оргазму.
— Перегрузка, перегрузка! — выл ТК, пока любовный сок вскипал в его паху.
— Вот это заряд! — буйствовала Мария, почувствовав внутри себя сперму скинхеда. — Как здорово, столько спермы, как будто ты нассаЛ мне в пизду!
Бутбой посмотрел на экран телека. И увидел там очередной золотой душ. Он подумал, что повторяющаяся природа порно-видео глубоко обнадёживает. Бесконечное однообразие тяни-толкай придавало форму миру, где всё твёрдое тает в воздухе.
Дональд Пембертон и Пенелопа Эпплгейт слонялись по Сохо. Весь день проработав в Тейт, исследуя Неоизм, теперь они шли в «Кондитерскую Валери» за чаем и пирожными. Дон размышлял о своей репутации гения. Его вновь разозлило то, что хотя он, несомненно, величайшая личность из живущих, пройдёт не меньше года, прежде чем прохожие начнут узнавать в нём человека, занимающего в пантеоне национальных героев место выше Нельсона и Томаса Бек-кета.
— Осторожно! — крикнула Эпплгейт, стаскивая Пембертона с дороги. — Ты чуть под машину не попал, надо смотреть, прежде чем сойти с тротуара!
— Боже мой, Боже мой, — пробурчал художник. — Надо лучше о себе заботиться. Если бы я умер молодым, я лишил бы человечество потрясающих плодов, что ещё зреют в моём воображении.
— Эй, только глянь! — заявила Пенни, потянув Дональда к входу в пустой магазин. — В замке болтаются ключи, интересно, сможем мы зайти внутрь?
— Да брось ты, — рявкнул Пембертон. — Пошли к Валери, я умираю с голоду, и в горле пересохло.
— Но если мы сможем залезть в магазин, — запротестовала Эппл гейт, — у нас будет прямо в центральном Лондоне филиал «Нового Неоизма»!
— Снова ко мне пришла блестящая идея! — заметил Дон, поворачивая ключ. — Смотри, я открыл дверь. Класс, у нас теперь галерея на Комптон-Стрит! Ребята в статфордских студиях позеленеют от зависти!
«Эстетика и Сопротивление» прошлись по зданию. Сзади обнаружилась крохотная кухонька и туалет, а лестница привела убийственный дуэт в подвал, где раньше хранили продукты.
— Отлично, отлично, уя! — вскрикнул Пембертон, врезавшись в кирпичную стену.
— Осторожнее, дорогой, — предупредила Пенелопа немного позже, чем следовало. — Слишком темно, того и глади поранишься.
— Знаю, блядь, вот уж знаю! — зарычал Дональд. — Я гениальный человек, хватит обращаться со мной, как с кретином!
— Солнышко, — предложила Эпплгейт, — давай назовём нашу галерею «Akademgorod»? Если первой выставкой здесь будет «Новый Неоизм», тогда лучше всего назвав заведение в честь земли обетованной движения.
— Вот оно, чёрт, вот оно, я назову галерею «Akademgorod»! — заорал Пембертон. — Отличное имя для сквота!
— Как скажешь, милый, — согласилась Пенни.
— Ебаааааааттттттть! — завизжал Дон, когда наступил на ящик и упал лицом вниз. — На помощь! На помощь! Вызови врача, вызови скорую,'вызови полицию! Наверно, я умираю. Я в агонии, пиздец, в агонии!
— А по голосу ты на умирающего не похож, — рискнула сказать Эпплгейт.
— Не спорь со мной, сука! — заревел Пембертон. — Позови фотографа и сообщи прессе. Я хочу государственные похороны в Вестминстерском Аббатстве, и убедись, что ТВ транслирует службу в прямом эфире. Похоронить меня надо в чёрном берете и кожаной куртке.
— Сейчас помогу, оооох, ну ты и тяжёлый! — говорила Пенелопа, обследуя друга в тусклом свете, что падал из открытой двери подвала. — Всего-то пара синяков и небольшой порез на правой руке.
Джонни Махач усердно скакал на Атиме Шиазан. Бутбою нравился секс, и на то, как тёлка корчится под его обнажённым телом, стоило посмотреть. Там, где соединялись ноги Шиазан, вольготно расположилась затягивающая пещера пизды — и когда девушка дёргала тазом вверх, любовный мускул Ходжеса пронзал обволакивающую свежесть бесформенного хаоса.
— Солнышко, как здорово! — стонала Шиазан. — Хочу с тобой ебаться вечно!
— Ах ты сучка, — прошипел Ходжес. — Ты здорово ебёшься, ща так кончу, что из хуя кишки полезут!
— Еби меня, давай, еби меня! — ревела Шиазан. — Не теряй ритм, я хочу, чтобы ты наполнил меня спермой. Давай, давай, давай, суй свой хуй глубже, дальше! Глубже! Дальше! Еби меня, жеребец ебучий, ЕБИ МЕНЯ! ОХУЕННО ХОРОШО! ПИХАЙ ЕГО В МЕНЯ, ПИХАЙ ЕГО ПРЯМО В МЕНЯ! БОЖЕ, ЗА-ЕБИСЬ! О, Я ЧУВСТВУЮ, ОХУЕННЫЙ ВЗРЫВ! СКОЛЬКО ЖЕ ЕЁ! Я ЧУВСТВУЮ, КАК ТВОЯ МОЛОФЬЯ КАПАЕТ ИЗ МОЕЙ ПИЗДЫ НА КРОВАТЬ. ОХ, КАК ЖЕ ОХУЕННО ЗДОРОВО!
Хождес скатился с неё, и голова его утонула в подушке. Ему было хорошо. Атима открыла новые горизонты сексуальных удовольствий, виды, что манили его в Неизведанный Каддат. Джонни хотел провалиться в удовлетворённый посткойтальный сон — но какой-то ублюдок вдавил палец в звонок квартиры Ши-азан.
— Полежи пока, — сказала Атима скинхеду. — Поспи чуток, я со всем разберусь.
— Да ну, — ответил бутбой, поднимаясь и натягивая «ста-престы». — Очередной мудак из «Марксист Таймс», я не собираюсь давать им возможность тронуть хоть волос на твоей прекрасной головке.
— Я могу сама о себе позаботиться! — запротестовала Шиазан.
— Может, это и правда, — возразил Джонни, — но это не помешает мне отметелить мудака, который припёрся угрожать тебе!
В конце концов Атима и скинхед пошли вниз вместе. Какой-то парень пытался вломиться в здание, выбив дверь. Джонни повернул ручку, и марксистский дурак упал на спину, когда удар его сапога пришёлся в воздух. Ходжес пнул его по рёбрам, потом врезал каблуком по роже. Атима выбежала на улицу, двигаясь, как вихрь, среди толпы своих бывших товарищей. Она сражалась, как фурия, ломала кулаками носы и выбивала зубы, прицельными пинками и ударами локтей разбивала яйца и кишки.
— А ты здорово дерёшься, подруга! — восхищённо крикнул бутбой, швыряя коммунистического кретина о кирпичную стену. — Я не стал бы с тобой связываться, ты охуительно жёсткая девочка!
Атима улыбнулась, принимая похвалу. Одновременно её кулак ударил противника в челюсть, выбив два передних зуба. Беззубый маоист отлетел на дорогу, и его переехал мотоцикл. Сапог Шиазан заехал другому бывшему товарищу по яйцам. Мудак мяукнул, как раздавленный кот, его ноги оторвались от земли, и он шлёпнулся на задницу.
Преимущество в битве перешло в другие руки. Хотя коммунистов до сих пор было больше, под дискредитированной идеологией в этих парнях пряталась крайняя трусость, они предпочитали прятаться за своими университетскими степенями и привилегированным происхождением, нежели принять честный бой. Атима и Джонни обратили красных в бегство. Пятерых маои-стов, оставшихся на ногах, проводили в путь пинки под зад.
— Передайте своему вшивому вождю, что Атима взялась за ум и выходит из вашей безмазовой организации, — просвистел Джонни активистам, которые исчезали на эскалаторе станции метро «Уоррен-Стрит».
— Думаю, из «Марксист Таймс» это были последние, — сообщила Шиазан Ходжесу, когда они возвращались в квартиру.
ДЖОННИ МАХАЧ ПРИВЕТСТВОВАЛ новый день непревзойдённым классическим альбомом Дез-монда Деккера «You Can Get It If You Really Want»1, «скрещивал» реггей с самыми разными стилями. Первый опыт «реггей + рок» — хит-сингл «007 (Shanty Town)» в 1967 попал в английские чарты; серия удачных синглов («Music Like Dirt», «Rudie Got Soul», «Rude Boy Train», «Sabotage») увенчалась в 1969 г. всемирным успехом композиции «The Israelites» (1-ое место в Великобритании, Тор 10 в США). Пласт был заигранным, но тогда, в 1970 году, Троян35 36 ещё выпускали записи на виниле достаточно толстом; пластинка жила дольше человека, если за ней ухаживали, и она без эксцессов пережила все пьяные тусовки, где под нее обожали танцевать. Заглавный трек на LP был одним из двух хитов, написанных Джимми Клиффом37, вторым был «That’s the Way Life Goes», остальные песни написал сам Деккер. Ходжес кайфовал под «Peace on the Land», когда зазвонил телефон.
— Алло! — рявкнул скихнед, схватив трубку.
— Джонни, милый, это Атима, — объявил голос на другом конце провода. — Как дела?
— Нормально, — заверил её Ходжес.
— Скучал? — спросила Шиазан.
— Конечно, — ответил Джонни, потому что девушка явно именно этого и ждала. На самом деле бутбой не понимал, как он может скучать по Атиме, ведь они встречались лишь раз в жизни не далее, как вчера.
— Думаю, я всё правильно вчера вечером сделала, когда отправила тебя домой, а потом позвонила родителям и сказала, что хочу их увидеть, — сказала Шиазан мягким голосом. — Как я и думала, отец сразу приехал за мной на машине, мы собрали вещи, и я переехала назад в Финчли. С моим возвращением в родной дом все проблемы сами отпадают.
— Хорошо, — вставил Ходжес.
— Всё так странно", — вздохнула Атима, — уйти из партии, вернуться к людям. Слушай, я сегодня тут поужинаю — но, может, потом встретимся, часов в девять, на станции в Кэмдене?
— Почему бы и нет, — согласился Джонни.
— Отлично, — промурлыкала Шиазан. — Увидимся в девять. Мне пора бежать, мама зовёт. Люблю тебя, пока.
— Чао. — Джонни нечасто пользовался иностранными выражениями, но именно это чем-то ему нравилось.
Ходжес перевернул пласт Дезмонда Деккера. Вторая сторона начиналась с «Pickney Gal». Бутбой размышлял, какие плоды принесло бы сотрудничество певца реггей и его потрясающего продюсера, если бы Лесли Конг не умер в 1971 году от сердечного приступа. Они проработали вместе почти десять лет, и проживи Конг ещё лет пять, Деккер мог бы добиться большего, чем Элвис, Битлы, Дилан или Роллинги. Любой объективный наблюдатель увидел бы, что у Деккера больше таланта в ногте мизинца, чем в этих потугах на рок общим объёмом в пару дюжин релизов. Скинхед барабанил ногой в такт с «Polka Dot», когда телефон зазвонил снова.
— Ну? — бухнул бутбой.
— Джонни, это Карен. Ты: куда, блядь, делся? Я звонила тебе вчера раз двенадцать!
— Да был у одной тёлки, — безразлично ответил Ходжес.
— И что, я должна за тебя порадоваться?
— Нет, я просто констатирую факт.
— Ладно, ладно. Давай, тащи сюда свою жопу, надо обсудить, как идут делишки с нашим тайным обществом.
— Есть, командир,—тявкнул Ходжес-и повесил трубку.
«Эстетике и Сопротивлению» пришлось задвинуть гордость поглубже и проглотить обиду, которую они чувствовали к Стивену Смиту. Как глава Ложи, он взял на себя руководство художественной работой своих собратьев и сам определил форму выставки «Новый Неоизм». Дон Пембертон хотел дать магазину-сквоту название «Akademgorod». Смит приказал ему написать от руки кривыми буквами слова «Галерея Отпечатка Пальца» на фасаде здания. Пенни Эпплгейт предложила убрать и отремонтировать основное помещение, но Спартак настаивал на том, что его нужно оставить как есть, мол, это придаст галерее дух подлинности.
— Прекрасно, просто прекрасно! — объявил Великий Дракон. — Теперь пойдем, поищем забор, чтобы весь в плакатах, и надерём оттуда арта! -
— Господи, ты о чём? — спросил Юджин Де Фрейд. — Я думал, это возможность выставить наши последние работы? Тут не останется места для моих холстов, если мы забьём пространство мусором, собранным по улицам.
— Жёстко, но надо! — отрезал Стивен. — «Новый Неоизм» должен быть бунтом авангардных влияний. Потрёпанные плакаты дадут идеальные отсылки и к Новому Реализму38, и к Саморазрушительному Искусству. К тому же, я уже решил, что по стенам мы развесим работы на бумаге, никаких холстов!
— В таком случае, — захныкал Фрейд, — я пошёл домой!
— Ну и иди, — исторг Спартак, — но если ты сье-бёшься, я выкину тебя из Ложи, и можешь попрощаться с надеждой на галерейную карьеру!
— Ты не посмеешь! — взвыл Юджин. — Это неэтично, это недемократично, это нечестно!
— Я отвечаю за эту Ложу! — рявкнул Смит. — Я твой начальник, и ты подчинишься приказам, которые я отдаю. Вся сила Фронта Семиотического Освобождения зиждется на том, что он основан на строго иерархической основе. Элита обязательно является организованным меньшинством, и структура контроля позволяет им властвовать над дезорганизованной массой. Ты будешь делать то, что я скажу, и никакого нытья по поводу декадентских представлений о равенстве!
— Ладно, начальник! — пролепетал Фрейд.
— Так-то лучше, — буркнул Великий Дракон. — А теперь валите в Сохо, и видеть вас не хочу, пока не наберёте достаточно арта, чтобы наполнить галерею.
Распустив минервалов, Спартак взял из коробки банки с красной, жёлтой, голубой и чёрной краской. Он выдал Пенни, Дону, Россу Макдональду и Джозефу Кэмпбеллу по банке. Смит ждал на улице, пока члены его Ложи создавали узор текущей акции на полу, стенах и потолке галереи. Получался идеальный задник, на котором будут висеть отклеенные и сорванные плакаты.
— Вы пока отмойтесь, — инструктировал Спартак своих заляпанных краской сотрудников. — Я пошёл искать неработающую электротехнику. Нам нужна куча устаревших компьютеров, они могут быть заражены смертельным компьютерным вирусом. Неплохо бы пару видеокамер, хуй знает, где их взять на халяву. Может, стоит послать вас всех тырить, где чего мржно. Ладно, пока тусуйтесь здесь, а я проверю места, где нам могут пожертвовать ненужные феньки.
— Есть, командир, — рявкнули члены Ложи в унисон.
Карен вручила Джону Махачу кофе и сама села рядом с ним.
—• Как идут дела со Смитом? — спросила арт-звезда.
— Отлично! — с энтузиазмом ответил Джонни. — Он собрал Ложу, и они устроили пару акций.
— Я уже в курсе, — принялась разглагольствовать Элиот. — По арт-сцене расходится слух, что поднялась волна интереса к Неоизму. Исследование авангарда восьмидесятых, которое устроили наши минервалы, столкнуло лавину, и теперь сотни студентов копают в том же направлении. Ещё я слышала про нападение на «Боу Студиоз», среди хищников от культуры оно вызвало фурор.
— В таком случае, — пробурчал Ходжес, — на фига было меня тащить в гости, ты и так всё знаешь.
— Что я хочу, — сказала Карен, положив руку на колено скинхеду, — информацию из первых рук о жизни в Ложе.
— Мне-то откуда знать! — запротестовал Джонни. — Я же не член Ложи, я общаюсь с ней только через Стивена Смита. Насколько я понимаю, Смит объявил себя вождём и дрючит всех остальных.
— Я хочу, чтобы ты посетил собрание Ложи, — объяснила арт-звезда, расстёгивая ширинку бутбоя, — а потом доложил мне обо всём, что увидишь.
— Но меня могут узнать! — возопил Ходжес.
— Это вряд ли, — заверила его Карен, пока его член разбухал у неё в ладошке. — Ты не знаешь никого в арт-мире. Но если ты боишься, что тебя опознают, ради безопасности ты всегда можешь надеть маску.
— Об этом я не подумал! — гоготнул скинхед.
Словами Элиот отвечать не стала, она просто обрабатывала рукой плоть Джонни. Ходжес откинулся на диване, ему нравилось, когда его дрочит красивая тёлка. Во многом это лучше ебли, потому что парню совсем не надо напрягаться. Однако бутбою не нравилось ощущать себя пассивным, и он принялся мять сиськи Карен.
— Ах ты грубый ублюдок, — хрюкнула арт-звезда, выпуская плоть, которую обрабатывала рукой.
— Не останавливайся! — завопил скинхед. — Я почти кончил!
— Твои проблемы! — засмеялась Элиот.
Джонни схватил свою плоть и принялся трудиться над ней сам. Карен встала, подошла к буфету и достала видеокамеру. К тому моменту, как та включилась, Ходжес уже спустил. В самом возбуждающем кадре из тех, что ей достались, бутбой застёгивал ширинку.
— Эй, — хихикнула Карен. — Не хочешь мне попозировать? Ты стесняешься камеры? Давай я включу музыку, а ты покажешь стриптиз.
— Не-а! — исторг Джонни. — Не мой стиль! Ты что, думаешь, я тупой бесчувственный кусок мяса?
Джок Грэхем вёл интенсивные исследования. Взяв на заметку некоторые книги, которые увидел дома у Элиот, арт-критик потом просмотрел такие работы, как «Новый Мировой Порядок: древний план тайных обществ» Стилла и «Маркс: пророк тьмы» Вур-мбранда. В итоге Грэхем осознал, что с его стороны было ужасной ошибкой поддерживать дело коммунистов. И Лига Справедливых, и Коммунистический Интернационал были вывесками иллюминатов! Неоизм стал второй рукой тайного заговора, и его надо ликвидировать, чтобы не дать сатанинским разрушителям уничтожить цивилизацию. Грэхем преисполнился энергии от вновь обретённой веры в лоне христианской религии, и, окрыленный, принял на себя миссию спасти мир от злодейских заговорщиков.
— Веришь ли ты в Иисуса? — возрыдал Джок.
— Обалдел? — хрюкнула Аманда Дебден-Филипс, не веря своим ушам.
— Пустила ли ты Христа в сердце своё? — вопросил Грэхем.
— Съехал ли ты с катушек? — завопила Аманда. — Или устраиваешь перформанс, потому что тебя задрало бьггь критиком?
— Ни то, ни то! — рыкнул фундаменталист. — Я просто обрёл Бога, истинный путь, дорогу и свет.
— Наверняка ты... — Дебден-Филипс помедлила» пытаясь подобрать удачный поворот фразы, — ты этому очень рад.
— Дело не в моей радости! — пустил слезу Джок. — Обратившись к Иисусу, я спас свою душу от вечного проклятия! Испытав благодать Божью, теперь я хочу отплатить за Его любовь, как заблудший сын. Я хочу спасти других от ошибок, что совершал сам, не дать им попасть в руки коммунистов, за которыми прячется Сатана!
— Похоже, тебе будет, чем заняться по воскресеньям, — заметила Аманда. — Однако, надо же и на жизнь зарабатывать. Ты ещё не написал рецензию на выставку Карен Элиот? Надеюсь, интервью с ней прошло успешно.
— Я не буду публиковать материалы об этом исчадии ада! — отрезал Грэхем. — Наряду с другими членами движения Неоистов, такими, как Боб Джонс, она — ключевая фигура в заговоре по уничтожению христианской веры.
— Да ладно! — засмеялась Дебден-Филипс. — Чушь какая-то! Мы с тобой оба неплохо с неё поимели, галерея делает на ней чемоданы денег, а ты написал о её работе немало статей.
— Ты должна перестать работать с Элиот! — пролепетал арт-критик. — Если ты будешь продолжать её продавать теперь, когда предупреждена, то испытаешь все муки ада, будешь гореть в геенне огненной!
— С тобой точно плохо, — спокойно ответила Аманда. — Налить тебе выпить, или лучше вызвать скорую? Наверно, тебе стоит пока прилечь. У меня есть раскладушка, можешь поваляться у меня в кабинете.
— Со мной всё в порядке! — воскликнул Джок. — На самом деле, сроду себя так хорошо не чувствовал. Ты даже представить не можешь, как здорово пустить Христа в сердце! Последний раз предупреждаю тебя, разорви контракт с Элиот, или Бог заставит тебя пожалеть!
— Ты сумасшедший! — взъярилась Дебден-Фи-липс. — «Флиппер Файн Артс» вложили в развитие карьеры Карен кучу денег, мы не собираемся отказываться от неё теперь, когда она поднялась в цене, и мы отбиваем бабло!
— Ты ещё пожалеешь! — визжал Грэхем, пулей вылетая из галереи.
Худой отвисал на дому у Джонни Махача. Он сунул диск «Big and Beautiful» «Fat Boys» в CD-плеер. Хотя многие скинхеды отказываются слушать танцевальную музыку, написанную после середины семидесятых, вкусы «Рейдеров» были более эклектичны, им нравился и хип-хоп, и хаус, и рэп.
Худой однажды читал ревю на «Fat Boys», где их хвалили за одновременное прославление и осуждение общества потребления. Автор, Боб Джонс, предположил, что у группы много общего с такими панк-группами, как X-Ray Spex*. Ещё он посвятил несколько абзацев разъяснениям, почему версия «Wipe Out» «Fat Boys» является осмыслением панка. Он говорил, что поскольку они полностью выпотрошили оригинальну ю песню, они символически «стёрли» шестидесятые куда эффективнее, чем такие группы, как «Sex Pistols» или «Clash». У Худого не было своего мнения по поднятым Бобом Джонсом вопросам, ему просто нравилась музыка «Fat Boys». 39
— Господи, пиздец, открывай дверь! — орала Марж* Уокер. — У меня времени только час, я на обеденном перерыве!
— Давно стучишь? — спросил Худой, впуская доктора
— Пару минут, — ответила доктор, присаживаясь. — Ты наверняка не слышал меня из-за музыки.
Худой продефилировал к хай-фай39 и убрал гром-' кость. Потом бухнулся рядом с Марией. На диване хватало места, но скинхед притиснулся к ней вплотную.
— Джонни дома? — спросила Уокер.
— Не-а, — прошептал бутбой. — Дома нету никого, один я, бедняжка.
— Есть шанс, что Джонни вернётся в ближайший час? — настаивала Мария.
— Это вряд ли, — сказал Худой, опуская руку на колено доктора.
— Хватит меня лапать, я тебе не сексуальный объект! — прошипела Мария, хватая скинхеда за запястье и сбрасывая руку.
— О, да ладно тебе! — взмолился Худой. — Не строй из себя целку, я знаю, ты ебалась со всеми остальными ребятами, давай уже и со мной потрахайся.
— Ты мне кажешься омерзительным! — хрюкнула Мария, вставая.
— Ты говоришь прямо как «госпожа» из СМ-филь-мов, — проворковал бутбой. — Давай ты меня свяжешь! А потом можешь сесть на меня и заставить вылизать' твою ароматную пизду.
— Раздевайся! — приказала доктор.
Худой сделал, как ему велели. Он не боялся унижений. Последний раз ему довелось потрахаться так дав- 40 но, что он готов был пойти на что угодно, если в итоге удастся потереть конец о чужую плоть. Мария нашла в гардеробе у Джонни несколько поясов и привязала ими Худого к батарее. Проделав это, доктор ушла.
— Эй, ты не можешь просто так меня тут оставить! — кричал скинхед вслед Уокер. — Развяжи меня, сука! Нельзя, чтобы друзья нашли меня связанного и голого! Я со стыда сгорю. Я же буду выглядеть полным мудаком!
Мария не ответила, она просто захлопнула входную дверь и вошла в лифт. Через пару минут Худой сумел убедить себя, что доктор просто его дразнит. В любой момент она может вернуться в гостиную и выебать его до потери пульса. Однако скоро он понял, что его надежды тщетны, и смирился с тем, что будет сидеть, скрученный, как индейка, пока Джонни или кто-нибудь ещё из «Рейдеров» не вернётся в квартиру.
Джонни Махач позвонил Стивену Смиту, и автоответчик рассказал ему, что лидер Ложи занят, подготавливая выставку «Новый Неоизм» в «Галерее Отпечатка Пальца» на Олд-Комптон-Стрит. Скинхед подумал, странное дело, он часто покупает пожрать в кафе «Эс-пана», но сроду не видел в этой части Сохо художественных заведений. Ходжес доехал до станции метро «Лестер-Сквер» и поднялся к Кембриджской площади. Через две минуты он обнаружил здание, занятое Фронтом Семиотического Освобождения, оно стояло фактически напротив его любимой забегаловки. Прежде чем выйти на Олд-Комптон-Стрит, бутбой натянул маску Микки-Мауса, так что он мог смело войти в галерею.
— Спартак, — хохотнул Джонни, — я созываю собрание Ложи, прошу всех пройти в заднюю комнату!
— Да, господин, — уступил Стивен Смит.
— Я — Хирам, — объявил Ходжес своим испуган-; ным последователям, когда они прошли за ним на кух-* ню, — и мне дана власть превращать исходных создав ний, таких, как вы, в известных художников, если вы просто будете выполнять мои приказы!
— Приветствуем тебя как представителя Великого Рогатого Бога! — запели в унисон члены Ложи.
— Во имя нашей Матери-Земли Гекаты, я приказываю всем неофитам женского пола сбросить одежду. — Провозгласив это, Джонни начертал в воздухе знак пятиугольной звезды, восходящей на Востоке. Он был большим фанатом Винсента Прайса и изучил этот жест, когда смотрел старые фильмы ужасов.
— Это нечестно! — захныкала Пенни Эпплгейт. — Я — единственная девушка в Ложе, почему я должна раздеваться, когда все мужики остаются одетыми?
— Сука! — гоготнул скинхед, отвешивая ей пощёчину. — Будешь делать, как я сказал, или вылетишь из Ложи, и я прослежу, чтобы ты никогда ничего не добилась в арт-мире!
Эпплгейт решила, что лучше делать, как сказали. Как и многие, Жаждущие стать звёздами, Пенни допускала продажность ради искусства. Когда ого девушка разделась, Дональд Пембертон покраснел от смущения. Ему происходящее не нравилось, но он не стал вмешиваться, боясь упустить возможность возвыситься в культурных кругах.
— Соси мой хуй, — выдохнул Ходжес, положив руки на плечи Эпплгейт и опуская её на колени.
Скинхед наслаждался собой. Пенни была не в его вкусе, но ему кружила голову власть над этой жалкой шлюшкой. Джонни рыкнул, когда она расстегнула ему ширинку и всосала хуй. Приятные мечты растекались по сознанию бутбоя. Задница этой тёлки была словно создана для порки, и он собирался превратить её из молочно-белой в ярко-красную. На сомом деле, если уж скинхед начнёт порку, он не прекратит, пока попка Эпплгейт не будет обжигать руку любого, кто к ней прикоснётся.
Пембертона тошнило, когда он смотрел, как его девушка глотает сперму Хирама. Пенни клялась ему, что ненавидит секс, а теперь похоже, что сука наслаждается, сглатывая у вождя ФСО! Ему стало ещё хуже, когда Джонни приказал Стивену Смиту взять Эпплгейт сзади, а Юджин Де Фрейд тем временем сунул хуй ей в горло.
— Для укрепления чувства локтя нет ничего лучше небольшой физической близости, — объявил Ходжес. — Все по очереди трахнут эту шлюху, а там перейдём к делам Ложи!
Аманда Дебден-Филипс переживала. Внезапное превращение Джока Грэхема в неконтролируемого последователя христианского фундаментализма потрясло арт-администраторшу. Тогда как все серьёзные люди вокруг только и говорили, что о Неоизме, Дебден-Филипс имела весьма смутное представление о предмете. Аманда была признанным экспертом по авангарду, и она будет выглядеть весьма глупо, если обнаружится её неосведомлённость о Сети Неоистов. Дабы на чужих плечах проехаться по минному полю арт-андегра-унда восьмидесятых, она решила обокрасть мозги Карен Элиот за поздним обедом в «Бургер Кинге» на Оксфорд-Стрит.
— Итак, милая, — проворковала Аманда, выставляя на стол тяжело нагруженный поднос. — Я хотела у тебя узнать дату рождения Неоизма.
—Думаю, в самой сути твоего вопроса кроется ошибка, — проухала Карен. — Неоизм был усовершенствованием в дискурсе авангарда, посему его границы меняются, и нет никакой возможности зафиксировать точку его рождения.
— Но когда впервые прозвучал термин Неоизм? — спросила Дебден-Филипс.
— В каком контексте? — переспросила Элиот.
— В художественном контексте! — брызнула слюной Аманда. — Я слышала, что слово взято из текстов какого-то оккультиста, но эта фигня мне неинтересна. Мне важна лишь современная культура!
— Пробную версию Неоизма сляпали Эл Акерман, Дэйв Зак и Марис Кундзиньш в Портлендской Академии в 1977 году и далее, — изрекла Карен. — В то время для описания движения использовались термины ИЗМ и Не-Изм. Слово Неоизм впервые использовали для описания группы, о которой мы говорим, в мае 1979 года в Монреале. Как и в случае с дадаизмом, идут горячие споры о том, кто же именно так назвал движение. Конечно, франко-канадцы полностью трансформировали концепцию принципов деятельности группы Зака и Акермана. Потом, в восьмидесятые, появился Боб Джонс и открыл Неоизм заново, создав движение в таком виде, каким мы знаем его сегодня.
— Ладно, ладно! — пискнула Дебден-Филипс. — Я эксперт по классическому авангарду, и не собираюсь закапываться в детали. Всё, что мне надо — выжимку того, что происходило. Ты говоришь, что термин Неоизм впервые использовали в художественном контексте в мае 1979 года.
— Нет, нет! — не унималась Элиот. — Всё было гораздо сложнее. Сегодня мы знаем, что корни Сети Нео-истов уходят в 1977 год, в Портленд, но известной под этим именем группа стала только в мае 1979. Первым, кто использовал выражение Неойзм в художествен ном контексте, был Эрве Фишер1. Это произошло во время перформанса в Малом зале Центра Помпиду 15 февраля 1979 года. Краткое описание события есть в книге Ганса Бельтинга41 42 «Конец истории искусства». Позднее члены Сети Неоистов пытались скрыть факт, что Фишер использовал выражение раньше, чем Кики Бонбо-ну и его друзьям пришла в голову идея приспособить его для своего движения. Кстати, в середине восьмидесятых один из не самых умных активистов Сети Неоистов утверждал, что рождение группы датируется 14 февраля 1979, когда состоялся перформанс в «Vehicule Art».
— Ты хочешь сказать, этот идиот утверждал, что использовал термин Неойзм в художественном контексте за день до Эрве Фишера? — спросила Аманда.
— Да, — кивнула Карен.
— Нелепица! — воскликнула Дебден-Филипс.
— Я в курсе, — согласилась Элиот.
— Но для меня это всё бесполезно, — прохрипела Аманда. — Просто получается, что у Неоизма нет фиксированного момента происхождения!
— Я тебе это с самого начала говорила! — объявила Карен.
— Всё это здорово для критиков и интеллигентов, — огрызнулась Дебден-Филипс, — но бизнесмен, который покупает картины, хочет твёрдых фактов, которыми может произвести впечатление на друзей.
— В таком случае, — великодушно ответила Элиот, — просто сообщай им, что Неоизм был изобретен 24 марта 1977 года.
— Но это же неправда! — запротестовала Аманда. — Это домысел!
— Правда тоже домысел! — рявкнула Карен. — Людям, которые хотят твёрдых фактов, придётся смириться с фальсификацией!
— Похоже, ты права, — уступила Дебден-Филипс.
— Используя клише, — хихикнула Карен, — в начале было Слово, и Слово это было Ложь.
Во рту Пенелопы Эппл гейт дёргался член Росса Макдональда, а Джозеф Кэмпбелл со всей дури драл пизду арт-шлюхи. Дональд Пембертон в ужасе смотрел, как вся Ложа оттягивается, наполняя отверстия его подруги спермой.
Хирам безумно ухмылялся под маской Микки-Мауса, его захватило ощущение власти.
— Продолжайте, ребята, — приказал вождь Фронта' Семиотического Освобождения своим слугам. — Мне надо выйти, но ненадолго. Рассчитываю по возвращении застать вас ещё за работой!
— Слушаемся, командир! — пропели в унисон члены Ложи мужского пола.
Через пять минут скинхед вернулся в компании че-1 тырёх американских подростков. Они отдали по пять- * десят фунтов с носа, чтобы поучаствовать в группову- < хе. Эти туристы раньше никогда не были в Англии, и их не удивило, что приятно провести время им предла-. гает чувак в маске Микки-Мауса.
Росс и Джо отстрелялись и освободили место. Но- \ воприбывшие скинули штаны и встали вокруг стола, j на котором распласталась Пенни. Она взяла по хую в \ руки и решительно принялась их надрачивать. Тот член, что поднесли ей ко рту, она заглотила; а в её сладкой потаёнке нашёл пристанище четвёртый любовный мускул. Через две минуты ребята передвинулись вокруг стола по часовой стрелке. Тех, кто только что удовлетворяли ее орально и вагинально, Эпплгейт поддерживала в форме руками, а их друзья наслаждались предложенными отверстиями шлюшки.
— Я сейчас кончу! — взвыл янки, работающий в любовном отверстии Пенни.
— Давай уже, пиздюк! — нашёлся с ответом подросток, стоящий на трёх часах. — Спустил — освободи подход!
Его пожелание скоро исполнилось. Парень, стоящий на шести часах, почувствовал, как в паху вскипает любовный сок, и взорвался брызгами в багровые проходы развратной представительницы слабого пола. И покинул своё привилегированное положение у числа зверя. Парень, стоящий на троице, заменил его, и скоро тоже испытал наслаждение поклонения Сатане в сочащихся влагой стенах плоти.
— Эй, соска, — прошипел Хирам в ухо Дону. — Ты единственный из всех не имел эту сучку! Хочешь её попробовать?
— Смеёшься надо мной? — вздрогнул Пембертон. — Секс отвратителен. Так как я не стал бы ебать проститутку, я не собираюсь трахаться со своей девушкой!
— Ааах, класс, милашка! — заорал, кончая, янки, стоящий на шести часах.
Подросток на девяти часах занял свою исходную позицию. Пенни рукой привела его на грань экстаза, и стоило ему оказаться в её пизде, он выстрелил солидным зарядом любовного сока. Тот, кто отсасывался у Эпплгейт, оказался в растерянности, он был на грани оргазма и хотел бы спустить шлюшке в дырку, но времени дойти у него уже не оставалось. Он почувствовал, будто его кишки вылетают из хуя, когда жидкая генетика заполнила жаркий ротик англичанки.
— Залезай на неё! — принялся издеваться Хирам над Доном, когда четверо туристов стремительно скрылись за дверью.
— Не могу! — протестовал Пембертон. — Даже смотреть на столь мерзкий акт отвратительно!
— Давай, милый, — попросила Эпплгейт. — Вылижи меня!
— Нет! — завопил Дон.
— Лижи, или я выкину тебя из Ложи, и ты никогда не станешь известным художником! — отрезал Хирам.
Обрабатывая языком пизду своей девушки, Пембертон думал только о хуе, который только что был здесь. Солёный вкус семени вызывал в нём желание сблевать. Лишь непомерное стремление к культурному признанию позволило этому жалкому партнёру удержать обед в животе.
Бунтыч дал своей двоюродной сестре Сьюзен Джонс комплект ключей от квартиры Джонни Маха-ча. Шестнадцатилетка хотела посмотреть любительское видео, которое две её подруги сделали, когда их снял в баре в Уэст-Энде ведущий ток-шоу. Сьюзен ещё училась в школе, и её родители устроили бы форменную истерику, если бы увидели, что смотрит их дочь по видаку.
— Эй, помогите, развяжите меня! — заорал Худой, когда услышал, как открывается входная дверь.
— Господи, пиздец! — вырвалось у Джонс, когда она вошла в гостиную. — Какого хера ты тут связанный сидишь?
— Всё объясню, когда оденусь, — принялся уговаривать скинхед.
— Ах ты педрила, — ухмыльнулась Сьюзен. — У тебя встаёт!
— Развяжи меня быстрей! — просил бутбой.
— Ни за что! — хихикнула Джонс. — Сначала ты меня как следует порадуешь!
— Пожалуйста, — бубнил Худой.
Школьница ему не ответила. Она взяла телефон и принялась названивать. Чёртову трубку никто не брал целую вечность — но вот на проводе появилась другая школьница.
— Сара, это Сьюзен, я дома у Джонни Махача. Бери с собой Кэт и приходите с отцовской камерой. Объясню всё на месте, пошевеливай там жопой!
— Что происходит? — спросил скинхед.
— Будем развлекаться! — ответила Джонс, засовывая домашнее порно своей подруги в магнитофон.
— Хуясе! — воскликнул Худой, когда экран потемнел. — Это ж чудила из телека. А девочка, которую он ебёт, по возрасту годится ему в дочери!
— Как тебе эта тёлка? — спросила Сьюзен.
— Огонь-баба! — воскликнул бутбой.
— Сара как раз едет сюда! — сказала школьница пленнику.
— Она будет меня ебать? — решил уточнить бутбой.
— Это вряд ли, — засмеялась Джонс. — Ты не в её вкусе, ни фигурой не вышел, ни славой. А, вот, наверно, они с Кэт.
Сьюзен вернулась с подругами через минуту. Сара несла видеокамеру. Одна из белых стен Джонни помогла настроить на камере баланс яркости. Девочка наездом сняла громадную тушу Худого, потом отдала камеру Кэти. Сама же подошла к нему и воткнула каблук-стилет в пузо, уперев руки в бёдра.
— Как я выгляжу? — спросила Сара, надув губки.
— Обалденно! — ответила Кэти. — Ошеломительный кадр.
— Что будем делать с Худым? — вставила Сьюзен.
— Давайте возьмём варенье и вымажем всего ублюдка! — предложила Сара.
— В пень, — отрезала Джонс. — У Джонни сорвёт крышу, если мы испачкаем ковёр.
— А давайте вы вдвоём побреете ему лобок, а я буду снимать? — ощерилась Кэти.
— Ага, вот будет умора! — пропели в унисон Сара и Сьюзен.
Джонс нашла в ванной пену и пачку одноразовых лезвий. Сара села на пивной живот Худого и намылила его. Сьюзен опустилась на колени между ног бутбоя и принялась за бритьё. Через пару секунд её подруга схватила бритву и присоединилась к веселью. Восставшая плоть скинхеда пульсировала. Руки девушек елозили вокруг его хуя, но было ясно, что ни одна из них не даст ему тот вид облегчения, которого он так жаждет.
Джонни Махач обливался потом под резиновой маской. Ему хотелось завершить уже собрание Ложи, чтобы уйти по своим делам. Через пару часов у него назначена встреча с Атимой Шиазан, тогда-то и начнётся основное сегодняшнее веселье. Ходжес изобразил знак пятиконечной звезды, и оживлённая болтовня вокруг него замерла.
— Вам предстоит понять, — вкусно сказал Ходжес, — что в нашем обществе игры в демократию не будет. Фронт Семиотического Освобождения—древнее братство, основанное на жесткой иерархии. В старые добрые времена отказ подчиняться старшим карался смертью!
— Я скорее выпущу себе кишки, чем выдам секреты ФСО! — гулко и монотонно прогудели члены Ложи.
— Так-то лучше! — похвалил скинхед свою армию. — Но я не удовлетворён вашим прогрессом. Пропаганда Неоизма получается у вас хорошо, но ваши потуги на вандализм в «Боу Студиоз» вышли уж больно беззубыми.
— Разрушение скульптур широко освещалось в СМИ! — возразил Дональд Пембертон.
— Молчать! — рявкнул Хирам. — Вам надо сделать что-нибудь поистине мерзкое. Чтобы культурный истэблишмент остался оплёванным. Я предлагаю вам осквернить могилу Уильяма Блейка на кладбище Бан-хилл.
— О как! — придушенно ответила Ложа. — Вот уж мерзкая идея!
— Конечно! — хрустнул бутбой. — Дарю её вам! Внимание, вопрос: когда ждать результатов?
— У нас завтра вечером закрытый осмотр «Нового Неоизма», — вставил Спартак, — этот вариант отпадает.
— Может быть, вечером в пятницу или субботу? — предложил Джозеф Кэмпбелл.
— Не подходит, — сказал Росс Макдональд, — журналисты по выходным или спят, или бухают.
— Давайте вечером в воскресенье! — триумфально воскликнула Пенелопа Эпплгейт. — Тогда про акцию будут трубить весь понедельник. Будет бодрое начало недели!
— Правильно! — согласилась остальная Ложа.
— Встречаемся на станции «Олд-Стрит», когда часы пробьют десять, — пробормотал Спартак. — Надо управиться меньше, чем за час. Потом обзвоним все газеты, чтобы они успели написать отчёты и пустить их в тираж до полуночи!
— Отлично! — Хирам выплюнул это слово, как смертный приговор. — Я ухожу, но скоро мы встретимся вновь. И если вы хотите стать известными художниками, каждый из вас будет вкалывать на этот проект как следует!
Бунтыч молотил в дверь квартиры Джонни Махача, потихоньку закипая. Ключи он отдал своей двоюродной сестре, которая хотела посмотреть видак, и строго-настрого приказал ей тусоваться там, пока он не придёт.
Он уже готов был вызвать лифт, когда его удары возымели действие.
— Ты где там копалась? — спросил бутбой.
— Мы тут баловались с подружками, — застенчиво ответила Сьюзен.
Бунтыч влетел в гостиную и выпал в осадок, обнаружив привязанного к батарее Худого. Скинхеда скрутил жуткий гогот, он не стал бы осуждать сестру и её подружек за то, что они прикалывались над жирдяем.
— Развяжи меня! — взмолился Худой..
Бунтыч едва мог стонать, когда развязывал друга, Сочувствия он не испытывал, Встав, Худой принялся тереть запястья, потом дёрнулся к Сьюзен.
— Отвали от неё! — рявкнул Бунтыч, хватая Худого за руку. — Она ещё школьница, а ты, в принципе, не пострадал.
— Её вины тут нет, — пробурчал жирный ублюдок, поднимая одежду. — Бог с ней. Но когда я поймаю Марию Уокер, я расхуярю ей всю рожу!
— На твоём месте я бы не стал, — хрюкнул Бунтыч. — Джонни это совсем не понравится.
— В пизду Джонни! — прорыдал Худой, запираясь в ванной.
— На что спорим, он там дрочит, — вставила Сара. — Он так умолял помочь ему рукой, когда мы над ним издевались!
— Вы всё сняли? — спросил Бунтыч, тыча пальцем в камеру.
— А то ж, — подтвердила Кэти.
— Сьюзен, верни ключи, — приказал Бунтыч, — и можете валить. В следующий раз, когда у вас будет два видака, перепишите мне, что вы там наснимали.
— Непременно, — синхронно вздохнули девушки, покидая квартиру.
Атима Шиазан ждала Джонни Махача в метро в Кэмдене. Она пришла раньше, он на пару минут опоздал. Они обнялись. Их губы встретились и сомкнулись в томительном поцелуе. Трепаться было не о чем и незачем, неугасимые желания пульсировали у них в венах. Генетические коды возрастом в миллион лет одновременно собирались и разбирались в мускульных структурах слившихся тел.
Они вдвоём гуляли по глухим улочкам, пока не вышли к школе. Ворота на территорию стояли открытыми, некоторые окна светились, там шли курсы для взрослых. Шиазан повела Ходжеса за руку в тёмный угол спортплощадки. Она-прижала его к стене, расстегнула ширинку и опустилась на колени. Долю секунды спустя её язык уже ходил туда-сюда по восставшему стволу Джонни.
— Как здорово! — застонал Ходжес, когда она заглотила его хуй.
Шиазан не ответила, она полностью сосредоточилась на сосании хуя. Ходжес чувствовал, как любов-
ный сок вскипает у него в паху.' Атима ощутила мышечные спазмы болта и снизила темп. Скинхед рванул Шиазан на ноги. Потом стащил с неё трусики, задрал кожаную мини-юбку и прижал спиной к кирпичной стене.
Джонни проталкивался в креповое нутро пизды Атимы. Через пару мимолётных секунд тёмный угол, где трахалась парочка, осветили фары. По спортплощадке разнеслось эхо шагов, и на прилегающей улице хлопнула дверь. В мозг Джонни проникли обрывки разговора, но он не обратил на них внимания. Вместо этого он увеличил скорость.
— Кончи в меня! — всхлипнула Шиазан, пока скинхед отбивал на ней четыре четверти — примитивный ритм размашистого секса.
— Легко! — объявил Джонни, и выстрелил громадный заряд жидкой генетики.
Атима и Джонни достигли вершины, откуда мужчи- ; на и женщина никогда не возвращаются вместе. Слившись в оргазме, двое любовников теперь поодиночке \ спускались по крутым утёсам желания. Джонни по- \ чувствовал, как щелчком встаёт на место доспех его ! тела. Теперь он снова был готов сражаться с подлыми | ордами, которые жаждут навязать политкорректный я секс тем парам, чьи эротические фантазии полностью вышли из-под контроля. ] 43
ХУДОЙ ПРОСНУЛСЯ РАНО, ощущая, что злость за ночь не угасла. Денёк вчера выдался тот ещё. Полдня он провёл привязанным в квартире Джонни Маха-ча. Потом тот объявил, что их фирма в ближайшие месяцы будет крайне занята, так что в обозримом будущем нормальных выходных не предвидится. Мысли о мести крутились в голове бутбоя, как одежда в стиральной машине. Худой понимал, что получит офигенной пизды, если изобьет трёх школьниц, но высокомерная сучка среднего возраста — совсем другое дело. Хотя «Рейдерам» может не понравиться, что он отметелит шлюху, которую они все ебут, скинхед решил, что больше никто и не дернется, если он нападёт на Марию Уокер. Так что он отправился на дело в местную поликлинику.
— Мне надо срочно увидеть доктора Уокер! — хрустнул Худой.
— Мария сегодня утром не принимает, она заполняет бумаги, — чопорно ответила регистраторша. — Эй, вернитесь!
Худой не обратил на приказ внимания, он шёл по коридору к кабинету Марии Уокер. Бутбой не потрудился постучаться, он распахнул дверь и ворвался внутрь. Мария подпрыгнула, увернувшись от кулака, летящего в нос. Одновременно правой ногой она поставила Худому подножку. Скинхед упал, ударился лбом об угол стола и отрубился дрожащей грудой на полу.
Уокер работала быстро. Она раздела Худого и затащила его на кушетку. Потом приковала бутбоя наручниками, которые купила своему брату-мазохисту на день рождения. Так удачно сложилось, что завёрнутый подарок лежал у неё в портфеле. Достав из ящика марлю, Мария перевязала гениталии Худого, потом сделала шаг назад и оценила свою работу.
— Очнись! — бубнила Уокер, шлёпая бутбоя по щекам. — Очнись, идиот!
— Ууууууууйййййяааааа! — застонал Худой. — Где я? Что случилось?
— Ты прикован у меня в кабинете! — триумфально объявила Мария. — Ты пытался напасть на меня, но сам получил по ушам!
— Что случилось? — повторил скинхед.
— Посмотри вниз на свой хуй! — приказала доктор.
— Я его не вижу, — пробормотал Худой. — Вижу только бинты.
— Это потому, что я отрезала тебе хуй и яйца! — радостно прокудахтала Уокер.
— Не может быть! — заорал бутбой. — Я чувствую, как у меня встаёт!
— Это фантомная эрекция, — опровергла его Мария. — Ты наверняка слышал о людях с ампутированными конечностями, они потом долгие годы страдают от фантомных болей.
— О нет! — заплакал скинхед и потерял сознание.
— Возьми себя в руки! — обратилась к нему доктор, прежде чем плеснуть в лицо стакан воды.
Хотя бутбой вернулся в сознание, он страшно побледнел. Он смотрел на Уокер как ребёнок, не способный поверить в жестокость этого мира.
— Что же мне теперь делать? — спросил скинхед слабым голосом.
— Сядь на диету, — предложила Мария. — Как сбросишь десяток-другой килограмм, начнёшь страдать из-за того, что если бы у тебя ещё был хуй, ты мог бы вовсю трахаться.
Доктор расковала свою жертву. Худой встал, оделся и вышел из кабинета. Скинхед не смирился с унижением, пострадав от рук Уокер. Однако теперь он понял, что надо действовать умом, а не силой, если он хочет перехитрить своего злобного врага. Дорога до местного отделения полиции не заняла много времени, и, войдя внутрь, Худой попросил помощи.
— Я хочу сообщить об ужасном преступлении, — обратился бутбой к сержанту на приёме. — Доктор Уокер только что меня кастрировала! Вы найдёте её в местной поликлинике. Я хочу, чтобы сука была арестована немедленно.
— Вы должны пройти в комнату для дачи показаний, — голос копа сочился жалостью, — чтобы я мог выяснить подробности вашего дела.
Худой уже почти двадцать минут заполнял заявление, когда приехал доктор осмотреть его рану. Бутбой стянул штаны. Медик развязал бинт, который Уокер навертела вокруг паха скинхеда, и обнажился идеально здоровый набор семейных драгоценностей. Пару минут спустя Худому предъявили обвинение в напрасной трате времени полиции.
Дональд Пембертон проснулся поздно, но такой же злой, как Худой. Вчера он обнаружил, что его девушка — развратница, шлюха и блядь. Пенелопа Эпплгейт всегда клялась, что считает акты воспроизводства отвратительными — но теперь-то Дон знал, что она лжёт. Если Пенни чем и отличалась от нимфоманки, то исключительно неспособностью признать свою болезнь.
Пока Пембертон поднимался над физическим, чтобы отдаться метафизическому, эта тёлка, похоже, больше хотела тусоваться с дегенератами, нежели приобщаться к искусству.
— Пенни! — завопил Дон в гостиную. — Приготовь мне чашку чая, пока я одеваюсь!
— Твоя очередь делать чай! — продекламировала Эпплгейт. — Я делала, когда мы вернулись вчера вечером.
— Я страдаю творческим недержанием! — принялся отчитывать её Пембертон. — Мне надо, чтобы кто-то ухаживал за мной, пока я думаю о высоком.
— Эстетика и Сопротивление являются партнёрами, — возразила Пенни. — Если хочешь, чтобы за тобой ухаживали, найми служанку. Мне нужно не меньше времени, чтобы объять духовное, чем тебе!
— Не смеши меня! — ухмыльнулся Дон. — Вчера я видел, как ты кричишь в экстазе, пока разные животные спускают тебе в дыру. Тебе не нужно время на погружение в высшие материи, ты простая нимфоманка!
— Эти ребята не были животными! — принялась спорить Эпплгейт. — Мы все занимались любовью. С тобой так не получается, ты слишком занят собственным эго, чтобы потянуться и коснуться другого человека. Но вчера я осознала, что нет никакой бездонной пропасти между духовным и физическим, эти явно несоизмеримые проявления вместе составляют единый континуум!
— Почему бы тебе не признать, что ты не смогла подняться над своей животной природой? — проповедовал Пембертон, направляясь в гостиную. — Если учесть этот факт, становится очевидно, что ты — моя помощница в арт-проекте. Это я привношу в работы «Эстетики и Сопротивления» глубокую одухотворённость. Если ты заваришь чай, я воздержусь от комментариев на тему того, как ты в течке набрасываешься на каждого встречного-поперечного мужика!
— Я не буду делать чай! — заорала Пенни. — Твоя очередь, давай, тащи сюда мой завтрак!
— Слушай, блядь! — крикнул Дон. — Мы распределяем работу согласно духовным способностям, а я в этой квартире единственный гений! Так что марш на кухню!
— Ну всё, я ухожу! — бросила Эпплгейт. — Иди ты в пизду, не хочу тебя больше видеть!
— Ты не можешь так меня оставить! — проскрежетал Пембертон. — А как же твоя карьера в арт-мире? Как же то, что я помогаю тебе деньгами, которые получаю от своей семьи? К тому же, Спартак примет мою сторону, тебя вышибут из Ложи, и ты никогда не подпишешь контракт с крупной галереей!
— Ну ладно, — вздохнула Пенни. — Ладно, остаюсь. Но только если ты сделаешь чай! .
Джок Грэхем вошёл в христианскую группу под названием «Крестоносцы Христа». Эти ребята считали себя потомками одновременно и тамплиеров, и госпитальеров, просто потому что выходили на улицу и пытались обратить простых людей в нелепое мистическое вероучение. Поль Парвеню, основатель секты, не понимал, что прежние крестоносцы куда активнее старались перенять секреты капитализма у так называемых язычников, нежели обеспечить безопасность паломников, идущих в Святые Земли.
— Как я всегда говорю в конце наших встреч, — объявил проповедник Поль, — мы выходим на улицы в крестовый поход за душами людей. Так мы помотаем Иисусу. Мы боремся с дьяволом, когда стоим на улице и спрашиваем, пустил ли человек Спасителя в сердце
своё. Хорошо, я на сегодня закончил, но прежде чем мы разойдёмся, Джок Грэхем выступит с сообщением о культе Сатаны, известном как Неоизм. Джок, передаю тебе слово...
— Работы Неоистов, — встав, прошепелявил Грэхем, — несут в себе зёрна зла. Неоизм — последний оплот сатанинской секты, чьи корни потеряны в тумане времени. Прежде чем обрести Иисуса, я был арт-критиком, и могу немало рассказать вам об отношениях между Неоизмом, ситуационизмом и масонством. Но на сегодняшний день важным пунктом является то, что мы мобилизуемся, дабы не дать Неоизму перейти из арт-мира в мейнстрим. Мы обязаны исключить его из контекста нашей культуры, а для этого жёстко разобраться с поддерживающими Неоизм людьми в лондонском Сити. Мы должны заявить, что сам факт войны между Гильдией Торговцев Тканями и Ганзейским Союзом — фальсификация, организованная с целью обмана общественности. На самом деле обе группировки представляли одну организацию. Мы должны показать, какими путями сатанизм, будучи практичной религией поклонения богатству, передавался от розенкрейцеров, тамплиеров и рыцарей Святого Фомы...
— Богохульство! Богохульство! — в унисон запела собравшаяся паства. — Изыди, демон, изыди! Как осмеливаешься ты извергать клевету на крестоносцев, в честь которых мы названы!
— Дослушайте! — заорал Джок. — Я сейчас докажу вам, что есть демоническая связь между тамплиерами и Хасаном-ибн-Саббахом. Видите ли, Старец Горы заключил пакт с крестоносцами...
Арт-критик закончить выступление не смог. По всему помещению загрохотали стулья, и христианские фундаменталисты бросились на него. Поль Парвеню одним из первых достиг вероотступника. Раздался приятный хруст дробящейся кости, когда кулак проповедника встретился с челюстью Грэхема. Джок отшатнулся назад, а в стороны полетели брызги крови и кусок зуба. Сильные руки ухватили его и держали, пока Парвеню выбивал из него сознание. К счастью для себя, бывший марксист отрубился быстро. Потом крестоносцы воздели его податливое тело над головами и передали к выходу на улицу, где бросили на мешки с мусором. Они не собирались терпеть хулу в адрес христианских героев, в прежние века спасших множество паломников!
Аманда Дебден-Филипс завтракала с Линдой Фор-трайт. Следуя примеру Карен Элиот, две арт-админис-траторши решили, что любят «Бургер Кинг» на Оксфорд-Стрит, именно там они и встретились для разговора с глазу на глаз. Линда поставила на стол нагруженный поднос. Аманда схватила бургер и клубничный коктейль, она жаждала пищи!
— Тебе пришло приглашение на выставку «Новый Неоизм» в «Галерее Отпечатка Пальца»? — осведомилась Фортрайт.
— Да, — признала Дебден-Филипс. — Они вломились в пустующий магазин на Олд-Комптон-Стрит. Я чуть-чуть знакома со Стивеном Смитом, который организует выставку. Раз уж он подписал контракт с «Флиппером», то должен был посоветоваться со мной, прежде чем предпринимать такие действия.
— Да чего тут переживать? — чирикнула Линда. — Ты бы одобрила его план, все формы андеграундного искусства сейчас идут нарасхват. Неоизм, похоже, вот-вот войдёт в моду, он умудрился войти в арт-историю едва ли не за неделю!
— Да, Неоизм в этом году будет популярен, — согласилась Аманда. — Все критики говорят, что это крупнейший прорыв со времён флуксуса и ситуационистов. Всё равно, я Стивеном недовольна, он подрывает мой авторитет. Молодым художникам естественно отстаивать антиинституционализм — но надо всё-таки уважать свою галерею, кроме, конечно, тех случаев, когда они выступают в прессе!
— Если так ставить вопрос, то ты, конечно, права! — понесла Фортрайт. — Как бы мне хотелось, чтобы Стивен, связанный, с кляпом во рту, беспомощный, оказался у меня в постели. Я бы так наказала его, что он бы вовек не забыл!
— Можно устроить, — пробубнила Дебден-Филипс.
— Что, правда? Ты мне его обеспечишь? — спросила Линда, коснувшись запястья подруги.
— Легко, — проворковала Аманда. — Пойдём сегодня вечером вместе на открытие «Нового Неоизма». Когда там всё кончится, я прикажу Стивену проводить тебя домой. У него, по сути, не будет выбора, он только что подписал с «Флиппером» контракт, у него ещё не было нормальной выставки в Уэст-Энде, он не в том положении, чтобы спорить со мной. Я не понимаю, почему ты не заманила его в постель предложением устроить выставку в «галерее Земли», пока он ещё не входил в команду «Флиппера».
— Пока ты не подписала его, он казался мне просто очередным куском говядины, — призналась Фортрайт. — Прикол в том, что я люблю мужчин с ароматом успеха. Управление богатой галереей означает, что большая часть мужиков, которых я вижу, на своём искусстве ни гроша не сделает. Живущие на субсидии меня не возбуждают, я испытываю настоятельные позывы унижать влиятельных мужчин!
— Понимаю, о чём ты! — просмаковала Дебден-Филипс. — В свои двадцать я даже не глядела на ребят, у которых не было машины!
— Но расскажи мне о Неоизме! — ответила Линда, меняя тему. — Я о нём почти ничего не знаю. Начинай с самого начала, ну, со дня основания.
— В самой сути твоего вопроса кроется ошибка, — провещала Аманда. — Неоизм был усовершенствованием в дискурсе авангарда, посему его границы меняются, и нет никакой возможности зафиксировать точку его рождения.
— В каком контексте? — поинтересовалась Дебден-Филипс.
— В художественном контексте! — затряслась Линда.
— Ххы, — сказал рабочий из-за соседнего столика, покосившись на Аманду. — Ты вчера была здеся с другой тёлкой, она говорила всё то, что ты говоришь сейчас.
— И что? — вспыхнула Дебден-Филипс.
— Мине больше нравилось, — доверительно сообщил пролетарий, — када вы говорили про секс.
— Ты вызываешь омерзение! — уколола его Аманда.
— Мы с ребятами работаем на стройплощадке за углом, — настаивал строитель. — Если хочешь, мы от-трахаем тебя всей бригадой в бытовке! Что скажешь?
— Пошли! — заорала Дебден-Филипс на Линду Фортрайт. — Я уже доела, посидим и выпьем где-нибудь в более приятном окружении!
Джонни Махач договорился встретиться с Карен Элиот в Сохо-Сквере. Появившись там, он с удовольствием обнаружил, что она уже заняла лавочку. Найти место там было отнюдь не легко, многие сидели прямо на траве. Скинхед собирался предложить сходить в забегаловку, если бы Элиот уселась на газон. Природа — для хиппи. Хождесу нравился город, но зелёные насаждения решительно не вдохновляли.
— Здорово, правда? — объявила Карен, когда Джонни клюнул её в щёчку. — Нет ничего лучше солнца и свежего воздуха!
— Да, — согласился Ходжес, — разве только пойти в паб с друзьями и нажраться!
— Или организовать тайное общество и держать в кулаке судьбу каждого посвящённого! — хихикнула Элиот.
— Давай на время забудем про Фронт Семиотического Освобождения! — взмолился бутбой. — Мы всё уже обсудили по телефону. Меня уже тошнит от всего этого Неоизма. Я не понимаю, что эти художнички в нём находят. Дайте мне хорошую запись «троянцев»44, с приличным ритмом, а высоколобые темы я оставляю эстетам, мне от них ни тепло, ни холодно!
— Ладно, ладно, — уступила Карен. — Пока забудем про Неоизм. О чём тогда хочешь поговорить?
— Слыхала про Худого? — гоготнул Джонни.
— Я утром беседовала по телефону с Марией, — прокудахтала Элиот.
— Ты не слышала лучший кусок! — воскликнул Ходжес. Потом, доставая из коробки видеокассету и передавая Элиот, добавил: — Тут съёмка сексуальных издевательств трёх школьниц над Худым!
Спартак наблюдал за окончательными приготовлениями к выставке «Нового Неоизма». «Галерея Отпечатка Пальца» выглядела так, словно в неё попала бомба. По стенам, полу и потолку разбрызгана краска, драные плакаты под безумными углами развешены по всему помещению, пол завален разломанными компьютерами. Хотя большая их часть сломалась в процессе использования, художники собирались сообщать всем слушающим, что их разрушили компьютерные вирусы Неоистов.
— Ни хуя себе вы опаздываете! — заорал Стивен Смит на Дональда Пембертона и Пенни Эпплгейт, когда они вошли в дверь. — Вы должны были давным-давно прийти! Вам что, кажется, мы тут хуйнёй занимаемся?
— Искусство является важнейшим делом в мире, — торжественно запел Пембертон. — Мы с Пенни поспорили, нам надо было разобраться, прежде чем прийти сюда.
— Ладно! Ладно! — взвыл Спартак. — Ваши личные проблемы действительно охуенно трогают моё черствое сердце. Бегом на кухню, готовить соус из авокадо. Пускай это сквот, но мы собираемся впечатлить критиков своим профессионализмом!
— Слушаемся, командир, — ответил Дон и пошёл через галерею.
— Ты останься! — прошипел Великий Дракон, потянув Пенни назад за воротник. — Я собираюсь воспользоваться твоим ротиком, твой талант нельзя зарывать на кухне. А теперь отсоси у меня!
— Слушаюсь, командир, — пропела Эпплгейт, опускаясь на колени.
Она расстегнула ширинку Смита, достала напряжённый хуй и принялась массировать рукой. Эпплгейт пробежалась языком по всей его длине. Вождь ФСО издал безумный гоготок.
— Можно присоединиться? — спросил прохожий, осторожно приоткрывший дверь после того, как увидел сеанс орального секса в щель между плакатами, наклеенными на окна.
— Пошёл отсюда! — завизжал Джозеф Кэмпбелл.
— Заплачу двадцать фунтов! — предложил мужик.
— Засунь деньги себе в задницу! — заорал Кэмпбелл. — Никто не будет мешать моему боссу в моменты наслаждения!
Джозеф приложил незваного гостя по морде дверью. Убеждённый извращенец, тот продолжал наблюдать, прижав свой окровавленный нос к стеклу. Пускай его собственный член сосать не будут, но он сполна получит удовольствие от шоу, где тёлка на коленях обслуживает другого мужика.
Пенни заметила по спазмам мышц дрына, что Спартак приближается к оргазму. Вряд ли она могла упустить этот момент, Смита трясло, как эпилептика. Долю секунды спустя жидкая генетика вскипела в паху Стивена и выплеснулась в горло Эпплгейт. Пенни жадно проглотила потоки ДНК, ей нравился солёный привкус, он напоминал ей об оздоровительном напитке, популярном в годы её детства.
Сэр Чарльз Брюстер на ходу строил планы. Цены на материалы Неоистов росли с астрономической скоростью. Уже можно было не сомневаться, что движение вошло в историческую фазу. Руководитель «Прогрессив Артс Проджект» в спешке собирал впечатляющую коллекцию произведений авангарда восьмидесятых. Большую часть он оптом скупил у Мартина Поркера, художншса-неудачника, который заигрывал с Неоизмом во времена APT 8‘. Поркеру были неизвестны тенденции в современном искусстве и очень нужны деньги. Он отдал весь свой архив за пять штук. Внезапный рост 45 интереса к Неоизму добавил Брюстеру кучу забот. Чтобы извлечь максимум из неожиданно представившихся возможностей, ему придётся носиться синежопой мухой ближайшие пару месяцев. Текущий проблемой оказался Джок Грэхем. Он вломился в офис Брюстера, не сделав даже попытки назначить встречу. К счастью, Брюстер имел чёрный пояс по манипулированию художниками и критиками. На самом деле, он считал Грэхема наименьшей из всех возможных проблем.
— Видишь ли, Джок, — поучал сэр Чарльз, — я исследовал Неоизм годами. Пока ты на правильном пути, настала пора научиться конспирации.
— Но мне кажется, что вы продвигаете Неоизм! — возразил Грэхем.
— Ты знаешь, кто такой крот? — спросил Брюстер.
— Конечно, знаю! — изверг Джок. — Это маленький зверёк, который живёт под землёй.
— Нет, не этот крот! — фыркнул сэр Чарльз. — Я говорю про лазутчика во вражеском лагере. Может, со стороны похоже, что я поддерживаю Неоистов, но на самом деле я собираю о группе разведданные.
— Понятно, — шепнул Грэхем.
— Может, настала пора объединить усилия? — спросил Брюстер. — Мы можем причинить им немало вреда, атаковав с двух флангов. Я буду собирать информацию о противнике, а ты — применять её на практике.
— Да зачем, — уклонился от прямого ответа Джок. — Что вы можете сообщить такого, чего я не знаю?
— Столько всего, — подмигнул сэр Чарльз, — что ты мог бы просидеть здесь неделю, а я не передал бы тебе и десятой доли всей собранной информации.
— Ого! — впечатлился Грэхем.
— Для начала, — шепнул Брюстер, — давай взглянем на твоё сообщение, что имя Элиот, прочитанное задом наперёд с добавлением «Т», даёт Туалет. Переставив буквы в имени Стилетто, на выходе мы тоже получаем Туалет1.
— Это, конечно, здорово, — возразил Джок, — но остаются лишние «С» и «Т».
— Я как раз подхожу к этому, — терпеливо разъяснил сэр Чарльз. — «Т» переносится в анаграмму фамилии Карен Элиот, чтобы получился второй туалет, а «С» означает самого Сатану, связующую опору всех оккультных действий!
— О Боже! — закричал Грэхем. — Всё обретает новый, ужасающий смысл!
— Далее, — продолжал Брюстер. — Посмотри, что ещё можно сделать с именем Стилетто! Это анаграмма Т. С. Элиот, где лишняя «Т» вновь переносится в перевёрнутую версию фамилии Карен, создавая алхимическую связь.
— Но! — запричитал Джок. — Я думал, автор «Бесплодной земли» был христианином!
— Нет, — опроверг его сэр Чарльз, — это чёрная пропаганда, распространяемая иллюминатами. На самом деле Т. С. Элиот оказался марионеткой тайного общества!
— Честное слово! — развёл руками Грэхем. — Думаю, вы напали на след.
Сэр Чарльз Брюстер не единственный строил планы на ходу из-за внезапного ускорения в темпах культурных перемен. Карен Элиот повела Джонни Махача на фильм с Чжоу Жунь-Фа46 47, и пока сверкали пушки, её мозг работал со скоростью света. Пресыщенные зрелищем героического кровопролития, эти двое теперь вернулись домой к Элиот. Ходжес висел на трубке, работая устами Карен.
— Спартак! — рявкнул Ходжес. — Это Хирам. Слушай внимательно, я должен передать тебе инструкции наших тайных вождей.
— Готов, — пролаял Стивен Смит. — Огонь!
— Должна произойти большая интервенция Неоис-тов в Крисп-Стрит-Маркет в Попларе в субботу во время обеда, — выпалил Джонни. — Объяви о ней сегодня на закрытом осмотре «Нового Неоизма». Я позвоню тебе завтра и сообщу детали.
— Будет сделано! — уверил Спартак своего контролёра. — Жду звонка.
— До завтра, — ответил Ходжес и повесил трубку.
Карен вышла из кухни и передала Джонни кофе,
прежде чем развалиться на диване. Она решила не ходить на открытие «Нового Неоизма», потому что не хотела давать даже намёки на связь с деятельностью членов Ложи ФСО. К тому же ей предстояло проделать немалую работу, подготавливая материал для интервенции Неоистов в Крисп-Стрит-Маркет в субботу.
— Может, перепихнёмся? — предложил Ходжес.
— Что-то меня на секс не тянет, — безучастно ответила Карен. — Всё равно Мария придёт минут через двадцать, она собирается тебя выебать. Я с удовольствием буду снимать вас в процессе, что скажешь?
— Скажу, что ты чертовски странная, — признался Джонни. — Я не против секса с Марией, но не хочу, чтобы ты его снимала на видео. Я не кусок мяса, знаешь ли. У меня есть чувства, я существую не для того, чтобы обеспечивать членом других людей.
— Что ты делаешь сегодня вечером? — спросила Элиот.
— В девять встречаюсь с другом в Кэмдене, — объявил Ходжес.
— Ладно, тебе надо уйти отсюда в семь, — сообщила ему Карен, — потому что у меня куча дел. Вам с Марит ей вполне хватит часа, чтобы доставить друг другу радость. Мы с тобой встретимся завтра в обед. К тому времени я приготовлю плакаты, которые ты передашь Стивену Смиту. Ещё я передам для него дальнейшие инструкции.
— А что я буду с этого иметь? — сделал замечание Джонни.
— Пиздец, работай из любви к искусству! — взорвалась Элиот. — И если тебе ещё доведётся оттрахать меня, ожидание лишь сделает этот миг приятнее. К тому же, готова спорить, ты получаешь немалое удовлетворение, помогая ебать мозги всяким там художничкам!
Ходжес ухмыльнулся. Если бы Элиот знала, сколько радости ему доставила месть -«Эстетике и Сопротивлению», она бы взбеленилась! Карен, наверно, думает, он слишком туп, чтобы извлечь из ситуации личную выгоду — но сука скоро узнает, что страшно просчиталась в оценках. Дайте пару дней — и не будете тайного общества, продвигающего Неоизм от имени Элиот, потому что каждому члену ФСО будет грозить длительный тюремный срок!
Джок Грэхем маршировал перед «Галереей Отпечатка Пальца». Он сделал себе плакат с надписью «ДОЛОЙ САТАНИЗМ, УНИЧТОЖЬ НЕОИЗМ». Бывший арт-критик также раздавал наспех изготовленные листовки. Однако его действия желаемого эффекта не оказали. Ни единый знаток искусств не воспринял его предупреждения о заговоре всерьёз. Они считали, что он договорился с галереей устроить выставке скандальную рекламу.
Сама же выставка была забита. Посетители стояли локоть к локтю, пузо к жопе, лишь бы увидеть, что такое «Новый Неоизм». Линда Фортрайт еле сдерживала позывы на месте облапать Стивена Смита. Молодой художник уже смирился с фактом, что этой ночью будет удовлетворять именно эту хищницу от культуры.
— Я думала, возрождения Неоизма надо ждать лет через пять! — жаловалась Эмма Карьер из «Боу Студиоз» Рамишу Пателю.
— Я так понял, сэр Чарльз Брюстер планировал десятилетнюю подготовку, прежде чем взорвать бомбу Неоизма, — ответил режиссер. — Я собирался примкнуть к движению лет через восемь, а теперь поезд уже ушёл! — Похоже, ситуация вышла из-под контроля, — разглагольствовала Карьер. — Сэр Чарльз — человек слова, и если он сказал, что разработал рекламную кампанию на десять лет, значит, его просто смела волна.
— О да, полностью согласен, — принял её точку зрения Патель. — Брюстер внушает доверие, я раньше не встречал более надёжного человека. Проблема в чёртовом феномене культурной акселерации! Всё в наше время происходит так быстро, что люди, управляющие арт-сценой, не способны угнаться за событиями. Мир крутится с бешеной скоростью, фактически мы живём в условиях хаоса!
До Пембертона дошёл слух, что перед галереей бродит Джок Грэхем. Мужская половина «Эстетики и Сопротивления» вкалывала на кухне, уже не один час приготовляя еду и напитки. Спартак только что дал Дону разрешение покинуть рабочее место, чтобы он мог потолкаться среди гостей.
— Давай возьмём на чердаке пару банок краски, — предложил Пембертон Пенелопе Эпплгейт. — Можно будет пойти и швырнуть их в Джока Грэхема!
— Отличная идея! — захихикала Пенни.
Через две минуты «Эстетика и Сопротивление» выбежали на улицу. Грэхем как раз повернулся спиной, и Дональд сумел вывалить целую банку голубой краски на своего заклятого врага. Когда бывший марксист повернулся, Эпплгейт брызнула ему в лицо красной эмульсией. Джок уронил плакат и бежал.
— «Новый Неоизм» оказался воплощённой грубостью, — засмеялся критик из «Журнала Нематериального Искусства». — В нём нет ни грана интеллектуального содержания. Однако, если этот шаг был спонтанным, в нём есть наивное обаяние. По моему мнению, Джок Грэхем полный мудак, и заслуживает куда худшего, чем заряд краски. Но если всё было спланировано, я испытываю лишь презрение ко всем участникам.
Джонни Махач приехал на Кэмденскую станцию чуть раньше, чем собирался. Он стоял рядом с билетным аппаратом, спиной подпирая стену. Ровно в девять Атима Шиазан налетела на него с распростёртыми объятиями. Долю секунды спустя бывшая активистка «Марксист Таймс» уже шарила языком во рту у бутбоя. Поцелуй получился долгим и медленным, полным страсти. Поприветствовав друг друга, они пошли в «Оксфорд Арме».
— Так странно снова видеть родителей, — вздохнула Атима, отрываясь от пинты. — Они не хотят выпускать меня из виду. Не поверишь, какие разборки были сегодня. Пришлось пообещать, что я вернусь в пол-одиннадцатого.
— Че-его! — брызнул слюной Ходжес. — Ты говоришь, что у нас всего час побыть вместе?
— Боюсь, да, — прошептала Шиазан. — Только не теряй головы, со временем всё наладится. Предки знают, что если давить на меня слишком сильно, я снова уйду от них.
— Чем ты сегодня занималась? — осведомился Джонни.
— Мама загрузила меня работой по уши, — засмеялась Атима. — Заставила вылизать дом снизу доверху. Отец пригласил завтра вечером в гости всех родственников, хочет похвастаться возвращением блудной дочери в лоно семьи. Он торжествует, потому что всегда говорил, мол, я возьмусь за ум и откажусь от маоизма!
— Догадываюсь, как запряжёт тебя мама завтра, — хихикнул скинхед.
— Так скажи, умник! — потребовала Шиазан.
— Она заставит тебя ковыряться у духовки, пока не приедут гости! — триумфально объявил Ходжес.
— Твоя правда! — согласилась Атима.
— Наверняка кто-то из родственников останется ночевать, — предположил Джонни, — и я увижу тебя только на следующей неделе.
— Почти угадал, — поддразнила его Шиазан. — Родственники матери едут из центральных графств, и они остановятся у нас. Однако, они уедут в середине воскресенья, и мы сможем встретиться.
Линда Фортрайт глазела на Стивена Смита, обнажённого и привязанного к кровати. У молодого художника бугрилось везде, где должно бугриться. Арт-ад-министраторша почувствовала, что сегодняшняя ебля войдёт в её личную историю, потому что эрегированный хуй её партнёра оказался весьма крупным. Линда сделала рассекающие отметины губной помадой на животе и лице Стивена. Потом написала слово «ПОВИНОВЕНИЕ» у него на груди.
Фортрайт выскользнула из трусов и подняла их к носу. Вдохнув, оценила духан. Идеально, чтобы заткнуть рот рабу! Линда обвязала ими голову Смита, место с пятнами засунув ему в рот.
— Почувствуй вкус моей пизды! — скомандовала она.
Через долю секунды арт-администраторша перевернула Стивена на живот. Потом подняла с пола кроссовку и опробовала ее на жопе жертвы. Удар вышел звонким, а на белой плоти Смита остался красный след.
— Это будет долгая ночь, — объявила Фортрайт. — Я собираюсь насладиться сполна. Начнём с порки. Считай, я не наказываю тебя, а постепенно дублю твою шкуру. Когда я почувствую, что от твоей израненной попки идёт мощный жар, я смажу свою туфлю на стилете, и засуну ее тебе в задницу. Тебе понравится, уверена!
Стивен попытался ответить, но из-за кляпа во рту слова превратились в бессмысленное лопотание. Линда второй раз прошлась по жопе кроссовкой, и он безумно застонал.
— Знаешь, что? — задала риторический вопрос Фортрайт. — Когда, наказывая тебя, я как следует потеку, я дам тебе вылизать пизду. Надеюсь, ты терпеливый мужик, потому что засунуть хуй в меня я позволю тебе только через два часа. А потом тебе придётся вытерпеть ещё минимум тридцать минут, прежде чем я дам тебе кончить!
ДЖОННИ МАХАЧА РАЗБУДИЛА мелодия фри-джаза, доносящаяся из соседней квартиры. День начинался паршиво. Скинхеду нужно было взбодриться простым ритмом четыре четверти! Ходжес скатился с кровати и пополз в гостиную. Когда зазвучал «The Twisted World of Blowfly», ему сразу заметно лучше. Он протопал в кухню и врубил чайник, потом пошёл в ванную, поплескать в лицо холодной водой.
К тому моменту, как скинхед опорожнил чашку чая, Blowfly вовсю шпарил «Please Let Me Come In Your Mouth». Ходжес испытал желание вздрочнуть, но в его голове вспыхнул образ Сьюзен Джонс и её подруги Сары. Мысли скинхеда ушли в сторону, если он не будет осторожен, у него начнутся серьёзные проблемы. Хотя двоюродная сестра Бунтыча пару недель назад достигла совершеннолетия, её подруге пока ещё пятнадцать, и как минимум ещё месяц из-за неё можно залететь в тюрягу! Сейчас у него было время поразмышлять, и он пришёл к выводу, что очень удачно сплавил Карен Элиот кассету с издевательствами девочек над Худым. Даже обладание любительским порно с участием школьниц — уже очень серьёзное обвинение!
Ходжес позволил мыслям течь, куда им хочется. Blowfly прорубался черта «Fuck the Fat Off». Скинхед принялся одеваться. У него ещё есть пара часов до встречи с Карен Элиот. Он хотел увидеть Атиму Шиа-зан. Они с ней вчера провели так мало времени. Даже сексом позаниматься не успели! И скинхеду теперь придётся ждать два дня, прежде чем они с Атимой смогут встретиться. Сорок восемь часов Джонни предстоит пинать балду! Бутбой вспомнил, что «Фирма Финсбери», банда скинхедов из Северного Лондона, сегодня устраивает тусовку в сквоте в Сток-Ньюингтон. Будет чем заняться вечером. Ходжес заварил себе ещё чаю. Намазал фруктовым джемом два куска хлеба, потом уставился в окно, пережёвывая завтрак. Боже, отметил скинхед, какая же помойка этот Поплар. Молодые мамаши с детьми носятся вокруг Крисп-Стрит-Маркета, больше похожие на муравьёв. Джонни выебал целую толпу тёлок и часто поражался их способности хорошо выглядеть в обтягивающей одежде, на стилетах и с наложенным опытной рукой макияжем. Быть гламурной совсем нелегко, когда ты нищая одинокая мать. К сожалению, красота местных девчонок длится недолго. Поплар полон пенсионеров, ползающих со скоростью улитки, забывших, что они уже умерли.
Попытка Ходжеса улучшить жилищные условия, притворившись психом, окончилась ничем. Он остро нуждался в солидной пачке бабла, чтобы заполучить W1 адрес. Бутбой решил выспросить Карен Элиот, как можно склепать себе карьеру в арт-мире. Похоже, в «серьёзную культуру» вкладываются серьёзные деньги. С финансовой точки зрения художественный успех — это способ заставить лохов оплачивать телефонные счета за грошовый мусор. Не считая Карен Элиот, Джонни больше уважал среднего шулера или грабителя банков, нежели подонков, которых видел на сцене галерей. Тем не менее, торговля картинами'^ штука легальная, так что это лучше, чем бояться сурового тяжёлого приговора каждый раз, когда выходишь на работу!
Сэр Чарльз Брюстер не выделил времени на закрытый просмотр «Нового Неоизма» вчера вечером. Галереи в сквотах были не его уровнем. К тому же он интересовался аутентичными материалами Неоистов восьмидесятых годов, а не пачкой позёров, примазывающихся к успешному движению, но опоздавших минимум на десять лет. Хотя сэр Чарльз немало порадовался запасу доверия, которым «Новый Неоизм» подкрепил исходное движение, он считал, что будь Стивен Смит сотоварищи истинными новаторами, они не стали бы брать своей группе уже попользованное имя.
Брюстер получил кучу сообщений о событии в «Галерее Отпечатка Пальца». Пронёсся слух, что в Попла-ре в субботу будет уличная акция Неоистов. Многие из посетителей были разочарованы тем, что ни один член оригинальной группы Неоистов не удостоил выставку посещением. Если бы Карен Элиот показалась гам, это придало бы происходящему достоверности, которой так не хватало. Сэр Чарльз с трудом сдерживал смех, когда один звонящий за другим рассказывал, как Джок Грэхем договорился с Новыми Неоистами о явно фальшивой демонстрации протеста на Олд-Комптон-Стрит. Этот лох полностью захватил внимание Брюстера. Джок Грэхем нанёс очередной визит руководителю «Проекта Прогрессивных Искусств».
— Эта демонстрация протеста не достигла цели! — ревел Грэхем.
— Мы должны продолжать работу в надежде, что сообщение о сатанинской подоплёке Неоизма в конце концов распространится среди публики, — возразил Брюстер.
— Но мои предостережения никто не принимает всерьёз! — закричал Джок, топая ногой.
— Я готовлю досье с доказательствами, обличающими Неоистов, которое надо слить прессе, — объявил сэр Чарльз. — Там описаны такие кошмары, что люди вынуждены будут принять их всерьёз!
— И какие там кошмары? — спросил Грэхем.
— Вот, взгляни, это сущий динамит, — сказал Брюстер, передавая арт-критику ксерокс программы Третьего Международного Квартирного Фестиваля Неоистов, который проходил в Балтиморе в 1981 году48.
— Дурацкая шутка, что в ней такого? — пробрюзжал Джок, пробежав глазами документ.
— Вот, — ответил сэр Чарльз, указывая пальцем на имя. — Лаура Дрогаул, она была крепко связана с Нео-истами в начале восьмидесятых!
— И что? — хмыкнул Грэхем. — Сроду о ней не слышал.
— Может быть, это освежит твою память, — ехидно проговорил Брюстер, передавая Джоку кипу газетных вырезок начала девяностых.
Кристофер Дрогаул был главным действующим лицом ряда новостей, которые сэр Чарльз подобрал во временном порядке для бывшего марксиста. Там говорилось, что этот явно честный гражданин был арестован властями США по ложному обвинению в участии в банковском скандале, в незаконной торговле оружием и вмешательстве в международные отношения.
— Не верю! — рявкнул Грэхем. — Это разные люди, или этот ваш Дрогаул поменял пол!
— А я и не говорил, что это один человек! — отрезал Брюстер. — Теоретики конспирации одержимы Дюпонами, Рокфеллерами и Ротшильдами, потому что иллюминаты действуют через семейные связи. Крис — брат Лауры!
— Боже мой! — пролепетал Джок. — И что нам с этим делать?
— Тебе надо идти, — извернулся сэр Чарльз, — и предупреждать каждую христианскую группу, которая согласится выслушать, говорить с каждым арт-адми-нистратором, которого увидишь, информировать каждого репортёра, готового опубликовать информацию. Ты должен организовать протест против акции Неоис-тов в Попларе в субботу. Короче, работай так, чтобы задница дымилась!
— Ясно! — заорал Грэхем. — Уже лечу!
— Прежде, чем ты уйдёшь,—нарочито прошептал Брюстер, — я покажу тебе ещё кое-что. Заговор можно отследить по всему авангарду, от футуристов до сегодняшних групп. Детали обсудим позже, но вот одна из нитей, которыми сатанинский заговор связан с флуксусом.
Сэр Чарльз передал Джоку фотокопию из каталога флуксуса. На ней был конверт, адресованный основателем группы, Джорджем Мачунасом1, композитору Ла Монте Янгу2. Он был проштемпелёван 9 октября 1962 года, так что датируется периодом, когда Мачунас работал художником-оформителем в вооружённых силах. Обратным адресом, явственно читающимся на конверте, был Армейский П/Я 666, Нью-Йорк.
— Шестьсот шестьдесят шесть, — задохнулся Грэхем. — Число зверя. Эти ублюдки, похоже, совсем не боятся, что их выставят участниками заговора по уничтожению христианской цивилизации.
— Я знаю, — торжественно ответил Брюстер. — Вот почему ты должен работать до кровавых мозолей, предупреждая о них публику! 49 50
Эмма Карьер отправилась в командировку на день в Ньюкасл. Она договорилась встретиться с Мартином Поркером за ланчем в столовой местной Школы Искусств. Бывший Неоист давно осел в этом заведении, где преподавал основы и готовил магистров. Карьер нашла Поркера за столом с тарелкой пончиков. Художник-неудачник сидел с отсутствующим видом, окуная свою пищу в громадную кружку кофе.
— Привет, ты, должно быть, Мартин Поркер, — исторгла арт-администраторша, опознав своего собеседника по громадному животу. — Меня зовут Эмма Карьер.
— Привет, — откликнулся учитель. — Присаживайся. Боюсь, я слишком проголодался, чтобы дождаться тебя. Мы вчера вечером бухали, так что я едой борюсь с похмельем. Проснулся поздно, на завтрак успел съесть только восемь «витабиксов»1.
— Не обращай на меня внимания, — учтиво ответила Карьер, опускаясь на стул. — Я не голодна, и есть не буду. А собиралась я обсудить с тобой Неоизм.
— Ах, Неоизм, — тявкнул Поркер. — Это была страшная ошибка. Никто на нём так и не сделал денег. Я потратил целых пять лет, на пределе работая в этом движении, и в результате оказался учителем в этом второсортном художественном заведении. Теперь я делаю большие экспрессионистские полотна Я многому научился у своих студентов, некоторые из них получают неплохие деньги, производя подобные работы для лондонского рынка.
— Если ты больше не делаешь работ в стиле Неоис-тов, — робко предложила Эмма, — может, у тебя остались старые материалы, которые ты мне покажешь?
' Популярный завтрак (хлопья, мюсли).
— He-а, — взвизгнул Мартин. — У меня не осталось ничего. На прошлой неделе я расчистил чердак. Сэр Чарльз Брюстер заплатил пять штук за всё скопом. Я считаю, что мне повезло получить за них хоть что-нибудь. Никто не интересуется Неоизмом, и я уже хотел выкинуть всё на помойку.
Сердце Эммы опустилось. Если бы арт-админист-раторша чуть быстрее взяла со старта, она могла бы перехватить у сэра Чарльза эту уценённую золотую жилу. Руководитель «Проекта Прогрессивных Искусств» наверняка сделает на этой покупке громадные деньги. Однако, Карьер до сих пор считала, что из Пор-кера можно извлечь выгоду.
— Если ты подготовишь новые работы в стиле Нео-истов, — предложила Эмма, — я устрою тебе индивидуальную выставку в «Боу Студиоз».
— Посмотри, где я оказался благодаря Неоизму! — закричал Мартин. — Если бы в восьмидесятые я был чуть-чуть циничнее, я бы не стал учителем в этом го-вённом колледже!
— Во всём есть свои хорошие стороны, — попыталась уговорить его Карьер. — В конце концов, готова спорить, среди твоих студентов хватает прелестных юных девушек!
— Юные! — хрюкнул Поркер. — Половозрелые дылды! Я всегда мечтал работать с детьми!
На этом Карьер извинилась и ушла. Она встречалась со многими больными ублюдками, но экс-Неоист был бесподобен. Истории о том, как Поркер отчаянно пытался устроиться работать бэбиситтером, оказались правдой! Карьер не собиралась приобщаться к высокопробным вариантам гадких фантазий извращенца. Она настаивала на поддержании определённых стандартов!
Проведя время в Чайных Комнатах, очертив рамки будущих методов манипуляции членами Фронта Семиотического Освобождения, Карен Элиот привела Джонни Махача назад к себе домой в Блумзбери. Потом арт-звезда почти час показывала скинхеду свою громадную коллекцию фотографий ребят, которых она избивала, порола и подвергала всяческим унижениям.
— Какого хуя эти чудики дали тебе фотографировать их, связанных и голых? — благоговейно спросил Джонни.
— Им самим это нравится, — объяснила Карен. — Тебе тоже понравилось бы, если бы ты смог преодолеть свой комплекс мачо.
— Да чтобы я позволил себя связывать? — парировал Ходжес. — Хуй его знает, какие пытки ты придумаешь, надо умом тронуться, чтобы разрешить тебе такое.
— В конце концов ты согласишься, — засмеялась Карен. — Я хорошо знаю твой тип. Ты пограничный мазохист, не способный никому признаться в своих истинных чувствах. Вот почему ты образом мачо-скин-хеда прикрываешь желание оказаться под каблуком сильной женщины!
— Хватит трепаться! — хрюкнул Ходжес. — Мне просто нравится, когда во внешности сочетаются красота и жёсткость.
— Не-а, — возразила Элиот. — Твоё восприятие одежды сложным образом связано с сексуальностью. Ты культивируешь в одежде мужественность, надеясь, что это замаскирует твоё желание носить короткие юбки и высокие каблуки!
— Меня уже достал этот спор! — объявил бутбой. — Давай поговорим о чём-нибудь другом.
— Хорошо, — уступила арт-звезда. — Давай обсудим Неоизм.
— Ладно, — согласился Ходжес.
— Забавно, — заметила Карен, — до сих пор ты всегда говорил, что от Неоизма тебя тоска берёт.
— Это правда, — убеждённо объявил Джонни. — Я считаю, что Неоизм сосёт, всё, что меня интересует, это деньги, зарабатываемые в арт-мире. Как мне стать популярным художником?
— Самый простой способ заработать на искусстве, — прогудела Элиот, — это работать на административном поприще. Большая часть*художников — финансовые неудачники. Так называемых талантов сейчас в избытке, и коллекционеры могут выбирать, кому платить.
— Но у тебя же получилось? — спросил Ходжес.
— Конечно, — крякнула Карен, — но я исключение, доказывающее правило. Обычно художники или бедны, или унаследовали состояние. Они пашут на систему галерей, потому что заглотнули миф, мол, гений должен быть творчески невоздержан! Некоторые даже считают, что социальный статус — достаточное вознаграждение за их работу. Правда, надо признать, такие обычно приходят из богатого окружения, у них не бывает пусто в кармане!
— Ты хочешь сказать, что как художник я денег не заработаю? — хрустнул скинхед.
— Не то чтобы ты не мог заработать, — проскрежетала Элиот, — просто это очень и очень сложно.
Бунтыч засёк Марию Уокер, проталкиваясь по Крисп-Стрит-Маркет. Она была рада видеть его, и буквально через пару фраз выяснилось, что вечером они оба свободны. Скинхед согласился проводить доктора в многоподъездный дом в нижнем конце Вайолет-Роуд.
— Мило, — заметил бутбой, развалившись на чёрном диване.
Медленная Смерть 193
7 Зак 3156
— Хочешь чаю? — осведомилась Мария. — Или сразу перейдём к сексу?
— Давай ебаться, — решил Бунтыч.
— Встань и повернись, — приказала Мария. Когда Бунтыч выполнил, она добавила: — Тебе когда-нибудь говорили, что у тебя прекрасная попка?
— Нет, — нервно засмеялся скинхед.
— Я хочу, чтобы ты снял штаны и трусы, — выпалила доктор.
— Зачем? — спросил бутбой.
— Просто сними, — прокудахтала Мария. — Дай взглянуть на твои булочки. Ох, какие милые, просто созданы для порки!
— Всё-таки ты извращённая сука, — гоготнул Бунтыч.
— Есть такое дело! — хихикнула Уокер.
Доктор подошла сзади к скинхеду. Одна её рука прокралась по животику Бунтыча и принялась играть с его вставшим хуем. И тут же Уокер загнала указательный палец в анальное отверстие бутбоя. Бунтыч поп вернул голову, и Мария поцеловала его в щёку. Безумные мысли носились в голове доктора. Уокер тошнило от собственного бойфренда, он слишком напрягался, чтобы дать ей возможность попользоваться секс-игг рушками, которые она накупила в Сохо, и они теперь лежали, забытые, в серванте в спальне.
— Ляг на живот, — шепнула Мария в ухо Бунтычу, — и закрой глаза. Я сейчас вернусь.
Скинхед сделал, как сказали. Мысли его потекли свободно. Бутбой видел под собой берег моря, он парил в ясном синем небе. Дул солёный ветер, и волны обрушивались на вулканический пляж, отзывающийся эхом уже не первую эпоху. Молодой человек не вынырнул в реальность, когда Уокер опустилась на коле-
ни рядом с ним и потянула его руки за спину. Он открыл глаза, лишь когда металлический лязг сообщил ему, что пара наручников защёлкнулась у него на запястьях.
— Эй, ты чего? — взвизгнул скинхед.
— Развлекаюсь, — хихикнула доктор. — Я собираюсь раскрыть тебе глаза на разные сексуальные возможности, и показать, что граница между болью и наслаждением весьма условна. Не пытайся сопротивляться, потому что я сниму наручники, когда получу удовольствие сполна!
Мария принялась палкой охаживать ягодицы Бун-тыча. Постепенно скорость и сила ударов нарастали. Мария продолжала, пока задница бутбоя не засветилась здоровым красным цветом. Потом Уокер взяла вибратор, включила и сунула скинхеду в жопу. Стянула трусики и сунула вонючий лоскуток в лицо Бун-тычу.
— Теперь, — сказала Мария, снимая наручники, — покажи мне, каким пылким становится мужчина, если его чуток помучить!
Бунтыч вытащил вибратор из задницы и зашвырнул через комнату, не позаботившись выключить. Перебросив Уокер через колено, он задрал на ней юбку и отшлёпал сучку. Дальше не происходило ничего утончённого, впрочем, это было и не нужно, скинхед просто пялил доктора раком на полу. Он пронзил её истекающую потаёнку лёгким движением и выстрелил заряд спермы после двадцати четырёх толчков!
Дональд Пембертон и Пенелопа Эпплгейт наблюдали за выставкой «Новый Неоизм» в «Галерее Отпечатка Пальца» на Олд-Комптон-Стрит в Сохо. Всё утро шёл непрерывный поток людей, а во время ланча со-
бралась большая толпа. Три арт-етудента писали обильные заметки о выставке, когда показался Стивен Смит с другом.
— Привет! — бухнул Спартак.
— Привет! — отозвались «Эстетика и Сопротивление».
— Это Патрик Гуд, — объявил Смит. — Он пишет обзоры для «Art Scene»!
— Йо! — громыхнул критик, поднимая правую ладонь на уровень плеча.
-Йо! — отозвались Пембертон и Эпплгейт.
— Патрик, — провозгласил Стивен, — готов написать о нас восторженный отзыв, если мы угостим его девственной попкой.
— Я хочу его! — заколыхался Гуд, указывая на Дональда.
Пембертон побелел, кровь отлила от лица, чувствительный молодой художник покачнулся и без сознания рухнул на пол. Спартак и критик сложились от хохота. г
— Чего здесь смешного? — спросила Пенни.
— Я сказал Гуду, что Дон потеряет сознание, если я прикажу ему переспать с мужчиной, — объяснил1 Смит. — Патрик нормальный мужик, он указал на тво+ его бойфренда просто чтобы попугать. Теперь отведи нашего друга на кухню и отсоси у него!
— Хорошо, — уступила Эпплгейт. ;
— Здорово, — объяснил один из студентов, бродящих по галерее, Спартаку. — То, что вы только что проделали, это был чистый Неоизм. Я читал об этой группе, всякие розыгрыши были важной частью их существования.
— Правильно, — согласился Стивен. — Неоизм значит никогда не извиняться. Это первый крик высшего
■......—- ■ ■ .....—»i
СТЮАРТ ХОУМ
человека, которому суждено смести все отбросы, наваленные на человечество прогнившим правящим классом!
— Можно поучаствовать в вашей следующей выставке Неоистов? — спросил студент.
— Эта тёлка — твоя подружка? — спросил Спартак, показывая на девчонку. — Можешь примкнуть к движению, если она отсосёт мой хуй.
— Сосать не буду! — отрезала девчонка. — Но готова усесться тебе на лицо.
— Тоже пойдёт, — признал Смит. — Отправимся на кухню, когда Пенни закончит там с Патриком.
В этот момент в галерею ворвались десять человек из Бригады Иисуса. Джок Грэхем сообщил этим фанатикам, что Неонзм является частью заговора по свержению христианской цивилизации. Активисты собирались разгромить выставку, но теперь в замешательстве смотрели на демонстрируемые работы.
— Так, — в конце концов выдавил их предводитель. — Кто нас опередил? Это «Женьчины Против Насилия и Порнографии» разнесли тут всё? Они часто выбирают те же цели, что и мы, хотя и по совершенно другим причинам. Мы их ненавидим; их отказ признать, что Бог создал Еву из ребра Адама, противоречит Христианству. Ну что, отвечайте, это «ЖПНП» разгромили выставку «Новый Неоизм»?
— Не понял, вы о чём, — пробормотал Спартак. — Так всё и должно выглядеть, тут ничего не ломали.
— Да ладно тебе, — надулся христианин. — Я же не дурак, я в эту байку не поверю. Ладно, нечего терять время, выставка уничтожена, хоть и не нами, мы пошли.
Члены Бригады Иисуса по одному покинули помещение, и Стивен возобновил прерванный разговор со
студентами. Ему понравилась эта троица. У тёлки была; лисья внешность, и куча удовольствия в постели с ней была гарантирована. После недавней сексуальной сессии с Линдой Фортрайт Смит решил, что ему нравятся доминирующие женщины.
Карен Элиот показывала Джонни Махачу подборку своего домашнего порно.
— Ну вот, — завибрировала Карен, когда уже две кассеты перемотались, — ты насмотрелся на меня за работой, должен уже понимать, что если захочешь исследовать свои истинные желания, тебе понравится, быть моим рабом.
— Хватит об этом, — хохотнул Джонни. — Я лучше свяжу тебя и отшлёпаю по заднице!
— Я госпожа! — притворилась Элиот. — Ни за что тебе не разрешу! Но хочешь посмотреть, что я сделала с плёнкой твоего приятеля, Худого?
— Он мне больше не приятель, — поправил скинхед, — его вышвырнули из «Рейдеров» 5а то, что он мудак..
Карен поменяла кассету в видаке и нажала «пуск» на пульте. Плёнка была нарезана и демонстрировала крупные планы лица Худого. Кое-где воспроизведение замедлялось или отдельная сцена зацикливалась. Периодически на экране вспыхивала надпись: «Питер Уотсон, он же Худой». Саундтреком шла подборка за-сэмплированного пердежа.
— Не слишком изысканно, — заметил Ходжес.
— Да и не должно быть, — заметила Элиот. — Нео-изм это грубый юмор и дешёвый фарс! Значит так, прикажешь Фронту Семиотического Освобождения перенастроить телевизоры в витрине магазина электротехники в Крисп-Стрит-Маркет на 32 Гц. В нужный момент я начну транслировать на них пиратскую передачу из фургона, припаркованного в переулке. К сожалению, люди, проходящие мимо магазина, не услышат звук, я сделала его для собственного развлечения.
— Всё-таки ты охуенно безнравственная! — торжественно заявил бутбой.
— Я злой гений! — саркастически добавила Карен. — Да, сделаем жизнь в Попларе чуть интереснее. Этот район — такая помойка, не понимаю, как ты вообще там живёшь.
— Сам не понимаю, — угрюмо ответил Джонни.
Элиот перемотала кассету и достала из магнитофона. Вместо неё она поставила запись самоубийств и убийств. Карен решила, что это подбодрит Ходжеса, и через пять секунд так и вышло.
— Хуясе, — матюгнулся скинхед, когда Кеннеди подстрелили в Далласе. — Ненавижу политиков, здорово, когда их убивают!
— Ага, — хихикнула Карен. — Напоминает тебе о том, что старый мир оказался ничейным. Никто не руководит этим шоу, вся хреновина вертится совершенно бесконтрольно!
— Ты говоришь как какой-нибудь политик, — сплюнул Ходжес. — Кому какое дело, кто у руля и на хрена он там. Левое крыло, правое крыло, всё это поебень. Мне не интересно промывать людям мозги. Я просто хочу веселиться и жить своей жизнью. Я буду счастлив, если всякие озабоченные люди перестанут совать нос в мои дела и решать, что, мол, нужен очередной закон, потому что я на них не похож.
— У тебя получается совершенная утопия! — рыкнула Элиот. — Как забавно, что как минимум девяносто процентов населения разделяют твоё мнение, и всё равно крошечное меньшинство, изучившее основы политического контроля, умудряется выебать толпе мозг!
Джок Грэхем изо всех сил пытался открыть людям глаза на сатанинский заговор, стоящий за Неоизмом. Он провёл утро, обзванивая каждого журналиста и редактора, всех, кого смог вспомнить. К сожалению, ни писаки с Флит-Стрит1, ни инсайдеры арт-мира не захотели включиться в противостояние злодейскому заговору по разрушению христианской цивилизации. Критику больше повезло с религиозными группами — хотя серьёзные конфессии и отказались всерьёз воспринимать оккультную угрозу. Единственным способом донести информацию до простых мужчин и жень-чин оказалось распространение листовок на улице.
— Остановите сатанинскую угрозу! — уговаривал Грэхем сотни человек, проходящих мимо него по Окс-форд-Стрит. — Уничтожьте Неоизм! Выполните на земле Божью миссию!
— Ты чего? Ты чего? Ты чего, чего, чего? — пропели в унисон Росс Макдональд и Джозеф Кэмпбелл, подходя к фундаменталисту.
— Помогите! — заорал Джок. — Полиция! Арестуйте этих людей! Они меня убьют! Они — участники сатанинского заговора!
Когда художники подошли ближе, Грэхем развернулся на каблуках и бросился к копам, стоящим в паре ярдов от него. Макдональд и Кэмпбелл уверенно прошествовали к критику, который прятался за спинами двух констеблей.
— Спасите меня от них! — умолял фундаменталист. — Это же Неоисты, мир сможет вздохнуть спокойно, лишь когда их души будут гореть в аду! Видите, видите, вот кровь Христова течёт по небосводу!
' На Флит-Стрит в центре Лондона раньше находились редакции всех основных английских газет. Улица стала символом национальной журналистики.
— Можно попросить листовочку? — осведомился Росс.
Джок дёрнулся к художнику, его кулак еле скользнул по щеке Макдональда, так как тот вовремя уклонился. Грэхем попытался пнуть противника по яйцам, но один из копов схватил его за плечи и удержал. Второй констебль заломил ему руки за спину и надел на запястья обезумевшего мужчины наручники.
— Мошенники! — обрушился на них Джок. — Если бы вы заслуживали уважения, которое я обычно испытываю к вашей форме, вы бы защитили невинных граждан, которые отстаивают христианские ценности перед лицом сатанинского заговора!
Один из копов вызвал скорую помощь. Ни к чему тащить этого психа в участок. Что ему нужно—так это доза успокоительного и долгое психиатрическое лечение.
— У него нож! — проблеял Грэхем, когда Макдональд присел, чтобы поднять антинеоистскую листовку из пачки, разлетевшейся по тротуару.
Коп ударил христианского психа по зубам. Раздался приятный хруст ломающейся кости, и Джок отрубился. Пока не приехала скорая помощь с успокоительным, это вполне эффективный способ держать маньяка под контролем.
— Спасибо, офицер, — подлизался Росс. — Я считаю, что вы с напарником спасли мне жизнь.
— Ничего, сынок, — скромно ответил констебль. — Мы лишь выполняли свой долг. Налогоплательщики отдают свои деньги за то, чтобы мы, полицейские, рисковали жизнью и здоровьем каждый раз, когда выходим на улицу.
— Тем не менее, — промычал Макдональд, — ужасно, что Обычный Гражданин не может чувствовать себя в безопасности с тех пор, как правительство запустило программу снижения расходов на общественные услуги.
— Ответ — сказать «нет» наркотикам и голосовать за либеральных демократов при каждой возможности! — умудрённо ответил коп.
Аманда Дебден-Филипс не могла поверить в свою удачу. Она договорилась навестить свою старую школьную подругу в Кеннингтоне, но суку задержали на работа Жила она в мношподъездном разваливающемся доме вместе с несколькими нищими художниками. Питер Андерсон, полумифическая фигура Неоизма, стоял сейчас с одним из них. Дебден-Филипс сразу узнала легенду авангарда восьмидесятых, благодаря его длинной бороде и хвосту. Арт-адмииистраторша быстро развела Пита на разговор о культуре тет-а-тет. Однако она понимала, что если сразу перейдёт к делу и спросит Андерсена о Неоизме, он тут же замкнётся в себе. Его молчаливость вошла в пословицу. Требовался ряд манипуляций, чтобы выкачать из него информацию о Неоизме.
— Абсолютно не согласен, — ревел Андерсон. — Арт-мир в восьмидесятые не продвигал ни единого мало-мальски ценного художника. Конечно, всякие курьёзные движения вроде Нео-Натуризма заработали свои пятнадцать минут славы в какой-нибудь галерее на Кингз-Роуд, но даже эти попытки оживить труп серьёзной культуры были весьма холодно встречены Мейфэром.
— Из ваших доводов следует, — хрустнула Дебден-Филипс, — что в восьмидесятые не рождалось сколько-нибудь достойного искусства!
— Этого я не говорил, — чирикнул Питер. — Наоборот, я утверждаю, что все достойные работы были созданы вне системы галерей.
— Не понимаю, о чём вы говорите! — объявила Аманда. — Вас послушать, так это было время консерватизма и конформизма. Если ваше утверждение истинно, несомненно, никто не участвовал в маргинальной деятельности!
— Вы игнорируете одну из самых важных групп двадцатого века, — в волнении проговорил Андерсон. — Вы забыли, что Сеть Неоистов активно работала как раз в это десятилетие?
— Я не забыла о Неоизме, — возразила Дебден-Фи-липс. — Я о нём никогда не слышала!
— Типично, — пробурчал Питер. — Вы — типичная равнодушная сука из арт-мира. Если прогуляться по парку Кеннингтон, можно увидеть место проведения Восьмого Международного Квартирного Фестиваля Неоистов. Он проходил внутри и снаружи многоподъездного дома в Олтон-Плейс!
— Расскажите мне о Неоизме, — пролепетала Аманда.
— Это слишком сложно, — у Андерсена задрожал голос. — Неделя уйдёт только на то, чтобы объяснить основы экзотерической интерпретации. Чтобы охватить эзотерический смысл движения, понадобятся годы тяжких духовных тренировок.
— Может, тогда дадите мне пару фактов? — простонала арт-администраторша. — Например, кто организовал группу?
— О, это несложно, — вспенился Питер. — Кельтотибетский мистик по имени Янто. Он бродил по Атлантиде и Му, прежде чем они скрылись в волнах, и в результате этих путешествий обрёл мудрость. Оккультные силы Янто велики, например, он способен превращаться в пса. Он учредил Сеть Неоистов, чтобы привлечь новых учеников, которые помогут завершить Великую Задачу!
— Всё это здорово, — заорала Дебден-Филипс, — но только ничего не говорит мне о том, почему Неоизм является самым важным авангардным движением восьмидесятых!
— Искусство, — напыщенно ответил Андерсон, — это просто шифр, ключ, чтобы помочь бедному, обманутому роду человеческому бежать из этого мира теней. Сам по себе авангард ничем не ценен, арт-работы приобретают смысл, лишь когда их используют, чтобы открывать тайны вселенной!
Джонни Махач выполнил свои обязанности. Разные материалы и подробные указания для готовящейся интервенции Неоистов в Крисп-Стрит-Маркет переданы Стивену Смиту. Хождеса уже тошнило от ерундистики Хирам-Спартак, в которой он увяз. Однако в течение сорока восьми часов у Фронта Семиотического Освобождения возникнут серьёзные проблемы с законом. Это будет кульминацией мести скинхеда Дональду Пембертону и Пенелопе Эпплгейт. Когда за работу примутся копы, он сможет забыть об этом бреде про тайные общества. Может даже, они с « Рейдерами» захватят квартиру Дона и Пенни, раз уж она скоро освободится!
Бутбой убивал время в пабе в Далстоне. Уже давно прошло одиннадцать, когда он пошёл в Сток-Ньюингтон. «Фирма Финсбери» жила в большом сквоте на Мейнор-Роуд. Когда Джонни пришёл, вечеринка вовсю разгоралась. Из пары громадных колонок неслись «Trojan’s Greatest Hits», и полдюжины девушек-скин-хедов танцевали вокруг кучки своих сумочек. Пара десятков присутствующих ребят крепко набралась, прежде чем опуститься до танцев, явно подсмотренных у давильщиков винограда.
— Слышь! — заорал Самсон Ходжесу в ухо. — Надо было тебе прийти минут на двадцать пораньше. Тут Худой приходил. Я дал ему в ухо, и он съебался! Сроду не видел, чтобы этот дрочила так быстро бегал! Но если бы он не спрыснул, мы бы его отпиздили. Я сказал ему, он — настоящий мудак, что пытался избить тёлку!
— А, хорошо, — философски вздохнул Джонни. — Если дальше некому будет въебать, можно будет кого-нибудь выебать. Мне нравится вон та шлюшка, та, которая в «сеточке» и обрезанных джинсах. Она крутит самой смачной попкой, какую я только видел за последний год!
— Лучше не лезь к ней, — предупредил Самсон своего лидера. — Она гуляет с одним из «Фирмы Финсбери». Неправильно уводить у них тёлку, ведь это они всех здесь собрали!
И в этот момент появилась «Кэтфордская Шайка». «Фирма Финсбери» договорилась никогда не приглашать политиканов на вечеринки, но какой-то идиот забыл об этом важном правиле и сообщил тупоголовым о времени и месте действия. Все присутствующие понимали, что проблемы теперь — вопрос времени. Политики всегда мешали простым людям развлекаться, превращая самые простые вопросы в глобальные идеологические дебаты.
— Хватит уже этой этнической хрени, — объявил один из психов-наци, снимая альбом «троянцев» с деки. — Пора слушать британскую музыку!.
Болван достал из хозяйственной сумки «The Strong Survive» Skrewdriver1 и шлёпнул на проигрыватель. Что на месте убило атмосферу вечеринки, ибо под это вялое дерьмо танцевать никто не мог. Стоило психу-наци
‘ Одна из ведущих «Ой»-групп.
выйти за пивом, как один из «Фирмы Финсбери» снова включил подборку реггей. Болван снова ломанулся к деке, но на этот раз её охраняла пара скинов.
— Твою хренотень мы слушать не будем, — объявил один из них. — Это наша вечеринка, и мы хотим танцевать. Skrewdriver — толпа плешивых рокеров, играющих плохой хэви-метал. Их музыка не имеет ничего общего с культом скинхедов, хочешь слушать это говно — слушай в другой компании, потому что мы на своих вечеринках ставим только реггей!
Кто-то разломил альбом Skrewdriver на два куска, что стало сигналом для массовой потасовки. Психи-наци пытались вырваться наружу, но у них на пути встали быстро соображающие скины. О черепа фашистов разбивались бутылки, а сапоги молотили по их мягким животам и яйцам. Через пару минут всё было кончено. Болванов выкинули на улицу. Прошло немало времени, прежде чем они собрались с ошмётками сил и поползли в ближайшее отделение скорой помощи зализывать раны.
— Почему эти политические мудаки всегда пытаются поломать нам кайф? — спросила одна из тёлок. — В последний раз, когда у нас была вечеринка, какие-то красные дрочилы пытались не давать нам танцевать под запись Принса Бастера, потому что она, мол, сексистская! Пиздец, блядь ненавижу этих политических фанатиков, их надо...
— Видала, как я сейчас сапогом махал? — влез её бойфренд. — Наверняка вышибил кому-нибудь зубов!
ДЖОКА ГРЭХЕМА РАЗБУДИЛ серый рассвет, просачивающийся в незанавешенное окно. Он дёрнулся подняться, но запутался в простынях. С кровати свисали ремни для привязывания буйных пациентов, но их не стали застёгивать. Арт-критика так мощно накачали успокоительным, что, согласно медицинской теории, он должен был проспать минимум сорок восемь часов. К сожалению, психиатры, управляющие больницей, не приняли во внимание нервное возбуждение, которое иногда позволяет религиозным фанатикам совершать сверхчеловеческие подвиги. Грэхем, опуская ноги с кровати, изо всех сил пытался собраться с мыслями. И тут же отрубился, шлёпнувшись на пол.
Прошёл ещё час, прежде чем он пришёл в сознание. Которое как раз слегка прояснилось. Он вспомнил, как на него напали заговорщики из Сатанинских Неоис-тов, а потом его арестовали копы. Достаточно быстро он осознал, что его поместили в психиатрическую лечебницу. Арт-критик ощутил настоятельную потребность бежать отсюда, спасать Христианскую Цивилизацию от Легионов Антихриста! Вполне вероятно, что полиция и доктора находятся под прямым контролем иллюминатов. Придётся убивать этих ублюдков, если они встанут между ним и свободой!
В коридоре послышался шум. Дежурный разносил завтрак по палатам. Джок метнулся через всё помещение и прижался спиной к стене. В замке звякнули ключи, и дежурный распахнул дверь. Арт-критик схватил мудака за глотку и принялся душить. Лицо дежурного сперва покраснело, потом побелело, потом посинело, и он задохнулся.
Грэхем раздел труп, прежде чем привязать его к своей койке. Когда простыни и одеяла укрыли тело, получилось похоже, словно кто-то глубоко спит. Джок влез в одежду мертвеца. Джинсы свободно болтались у него на бёдрах, рукава на рубашке и свитере не доставали до запястий, но белый халат мужика скрыл эти недостатки. К счастью, ботинки оказались нужного размера.
Арт-критик прошёл по коридору. Шестой по счёту ключ открыл ворота, ведущие на территорию больницы. Грэхем, не сворачивая, пересёк ухоженный газон. Потом на пути его встал парк, и в конце концов впереди показалась кирпичная стена. Джок перелез через неё и оказался на просёлочной дороге. Он побежал по ней, пока не наткнулся на припаркованную машину. Арт-критик закоротил провода зажигания «кортины»1, и пару секунд спустя уже нёсся с рёвом в сторону Лондона.
Движение в Стритхэме нарушилось, и машины еле ползли, когда спустя двадцать минут экс-марксист достиг Брикстона. Он оставил машину в переулке. Снял белый халат и отправил его в мусорный бак. В Колд-харбор-Лейн Джок схватил за горло школьника. Тот перепугался до смерти и без разговоров отдал двадцать фунтов бумажками и кучу мелочи; Воровство — не грех, когда служит благим целям. А Грэхему нужны были деньги, чтобы покрыть расходы на одежду в секонд-хенде и дорогу до Поплара. Без наличности не остаётся
‘ Автомобиль Ford Cortina.
никакой надежды, что арт*критик сумеет спасти Христианскую Цивилизацию от Заговора Сатанинских Нео-истов!
Джонни Махач ещё не до конца проснулся, когда, повернувшись, наткнулся на женское тело. Скинхед застонал и вылез из постели. Ему стало лучше, когда он задвинул в центр подборку Maytals4. «Ваш Ват» помогла прочистить туман в голове, а после «54-46 That’s Му Number» бутбою хватило энергии поплескать себе в лицо холодной водой и поставить на огонь чайник. Забойный ритм, пыхтящий из-под мелодичного голоса Фредерика «Чувака» Хибберта, помог Ходжесу забыть о свирепом похмелье. Джонни вернулся домой в пять утра, а потом два часа скакал на сучке, которая до сих пор храпит в постели. Учитывая, как он вчера набрался, и что он спал от силы четыре часа, бутбой чувствовал себя чертовски хорошо. Вторая чашка чая и «Bim Today», вырывающийся из уорфдей-ловских51 52 колонок, подняли его дух. Осталось меньше двадцати четырёх часов до свидания с Атимой. Дела налаживаются.
Ходжес уставился в окно на Крисп-Стрит-Маркет, раскинувшийся на двадцать три этажа ниже него. Субботние утренние покупатели по-прежнему напоминали муравьёв, но что-то было неправильно. Механически точное течение запрограммированных жизней преобразилось, местные пролетарии действовали так, словно армия чужаков вторглась в их район. Громадная толпа собралась на южной стороне торговой территории. Рыночные торговцы отчётливо проигрывали выручку какому-то непредвиденному конкуренту.
Джонни ворвался в спальню и натянул свежие семейные трусы с Юнион Джеком. Схватил рубашку и любимые штаны. Сидя на кровати, завязал шнурки на ботинках. Этот припадок активности разбудил спящую тёлку. Джонни попытался вспомнить, как её зовут. Имя начиналось на «С», но не Салли, Сьюзен или Сара. Одёжка у неё была бросовая, кроме «сеточки». Слэш, вот как — её кликуха!
— Что случилось? — спросила боевая подруга.
— Что-то странное! — ответил Джонни. — Я такого сроду не видел!
— Но что такое? — настаивала тёлка.
— А хрен его знает, — признал Ходжес. — Поэтому я и хочу посмотреть, что же там происходит!
— Подожди, я пойду с тобой! — приказала Слэш.
— Собирайся бегом! — раздражённо ответил бут-бой. — Не хочу всё пропустить!
— Налей мне чаю, пока я оденусь и накрашусь, — попросила боевая подруга.
Джонни потопал на кухню и поставил чайник на огонь. Постепенно до скинхеда дошло, что переполох на двадцать три этажа ниже может быть связан с Карен Элиот и Фронтом Семиотического Освобождения. Он сам передавал инструкции для Акции Неоис-, тов в Попларе, но алкоголь, до сих пор бурлящий в его венах, мешал нормальной работе мозга. Всё равно, происходящее казалось невероятным. Он понимал, что 5 задумка Элиот с хеппенингом в Крисп-Стрит-Маркет . заставит Худого долго краснеть от стыда, но не мог , поверить, что она взбаламутила местных настолько, что нарушила тупое течение их роботизированных жизней!
Мария Уокер не слышала, как её бойфренд, социальный работник, вернулся домой с покупками на неделю вперед. Внимание доктора целиком поглотила жёсткая порнуха, которую она взяла у Карен Элиот. Смотреть, как семнадцатилетние ребятки с идеальными телами достигают границ своих сексуальных возможностей в компании женщин среднего возраста, было весьма увлекательно. Уокер надо было обсудить важные вопросы с Бобом Сейлсбери-Смитом, но она решила, пускай он сначала сходит за продуктами.
— Что за мерзость ты смотришь! — спросил соцра-ботник. — Я вошёл в «Общество Озабоченных Радикалов Против Порнографии», чтобы остановить безответственных людей, потребляющих антиобщественный материал, унижающий женьчин!
— Этот фильм называется «Юные хуи обслуживают сильно растянутую манду», — дала отпор Мария. — Название, конечно, дурацкое, зато действие зажигательное!
— Не могу поверить, что это происходит в моём собственном доме! — взвыл Сейлсбери-Смит. — Откуда в тебе столько порочности? Какой-то злодей-извращенец забил тебе голову пропагандой ненависти, нацеленной на развязывание сексуальной войны?
— Не-а! — огрызнулась Уокер. — Я просто решила, что пора стать раскованной. С меня хватит дерьма, которым нас пичкают дрочилы вроде тебя, мечтающие подвергнуть цензуре даже воображение. Если бы всё шло так, как хочешь ты, мы бы жили в мире, населённом бесполыми роботами, патологически неспособными бросить вызов административной рутине бюрократов с замашками Большого Брата и прочим всем таким правильным подонкам.
— Что ты несёшь? — пролепетал Боб.
— Я говорю тебе, чтобы ты убирался из этого дома/1 и никогда больше не попадался мне на глаза! — заора-1 ла Мария. — Я говорю тебе, что ты в постели — пол- -| ный ноль, и между нами всё кончено. Я в последнее \ время трахаюсь с ребятами из попларской банды скин* ! хедов, и я поняла, чего мне так не хватало с тех пор, как мы с тобой познакомились! На самом деле один из них теперь будет жить со мной, он приедет через час!
— Я тебя не ударю! — объявил Сейлсбери-Смит. —
Я не выношу насилия! Однако, никуда я не уйду, это мой дом! И твой сопляк здесь жить не будет! Он наверняка начнёт избивать тебя, едва я выйду за дверь. Мужчины рабочего класса грубы и невоспитанны, вот почему я вошёл в партию лейбористов, чтобы цивилизовать их!
— Да уж, Бунтыча ты цивилизуешь! — взревела Уокер. — Он просто вышибет тебе мозги! Ради твоей же безопасности я советую тебе собрать чемодан и валить отсюда! Если ты останешься, с моего нового бойфренда станется решить, что ты хочешь уехать на скорой помощи!
— Не пытайся запугать меня! — рявкнул социальный работник. — Я остаюсь, это решено! К тому же, я по работе каждый день встречаюсь с хулиганами! Я знаю, как обращаться с ублюдками-пролетариями!
— Ты совсем съехал с катушек! — занервничала доктор. — Ребята, с которыми ты работаешь, сплошь калеки! Бунтыч приедет не в кресле-каталке, он прибежит в ботинках со стальными стаканами!
— В таком случае, — прохрипел Сейлсбери-Смит, — я возьму в гараже молоток. Может, я не выношу насилия, но это не значит, что меня запугают молокососы-расисты и сексисты!
— Кто сказал, что Бунтыч — расист? — нахмурилась Мария.
— Ты сказала, что он скинхед! — триумфально объявил социальный работник. — К тому же всем известно, что большая часть рабочего класса симпатизирует фашистам!
— Фанатичный мудак! — заорала Уокер. — Вся твоя левацкая поза просто прикрывает водоворот спинномозговых предубеждений!
Джонни и Слэш не первыми заметили, что Крисп-Стрит-Маркет облеплен плакатами с фотографиями школьниц, измывающихся над Худым. Они протолкались через огромную толпу, собравшуюся перед магазином телевизоров, и были вознаграждены зрелищем дальнейших издевательств на телеэкранах, — спасибо пиратской передаче Карен Элиот.
— После футуризма, дадаизма, сюрреализма, ситуа-ционизма, нового реализма, флуксуса и концептуализма, приходит Неоизм! — бездумно выпевал голос через мегафон.
Как почти все присутствующие, Джонни Махач смотрел не на интервенцию Новых Неоистов Фронта Семиотического Освобождения. Центром всеобщего внимания стала Вера Уотсон, мать Худого, стоящая перед магазином. Она мгновенно стала звездой благодаря злобным соседям, которые раскрыли её личность назойливым журналистам.
— Девушке в этом фильме только пятнадцать, — взволнованно объявила репортёрша, делая непристойные жесты в сторону телеэкранов, — что вы чувствуете, узнав, что ваш сын — сексуальный извращенец?
— Питер — хороший мальчик, — огрызнулась миссис Уотсон, — у нас всегда были замечательные отношения. Я не замечала за ним ничего извращённого. Это не он в телевизоре, это какой-то электронный обмай.. Похоже на то, как злодеи подделывают смерть Арни в конце «Бегущего Человека». Съёмка слишком хорошая, чтобы быть настоящей!
— Если я верно поняла, вашему сыну двадцать четыре года, — настаивала журналистка, — и он является членом печально известной жестокой банды скинхедов под названием «Рейдеры».
— Мне больше нечего вам сказать! — дёрнулась Вера.
Медиа-шлюха сунула миссис Уотсон двадцать фунтов.
Решимость Веры соответствовала охвату её талии, но деньги вогнали гордую рабочую женьчину в состояние, граничащее с религиозным исступлением. Мать: Худого жила в нищете большую часть жизни, и ондз взяла хрустящую банкноту так, как монашка ласкала! бы статую младенца Иисуса. Как правильно предположила мажорная журналистка, небольшая порция баб-^j ла заставила миссис Уотсон сбросить защиту. ■<’
— Ну что, Вера, — прощебетала репортёрша. — Расскажи нам о сексуальных подвигах своего сына и этой" банды скинхедов!
— Питер перебесился в своё время, — признала миссис Уотсон, — и в тех немногих драках, где он побывал, он всегда защищал себя как истинный англичанин, кулаками и ботинками. Мой сын никогда не пользуется ножами и пистолетами. Он всегда приглядывает за своей старой матерью, всю жизнь он прожил со мной.. Школьные друзья Питера по большей части уже пере-, женились, но ему никогда не везло с девушками. Спать: с ним соглашались только всякие шлюхи, вроде СарьР Остерли. Я слышала, что каждый мальчик в четвёртом и пятом классах местной школы уже успел кое-чего с этой развратницей! Может, Саре ещё пятнадцать, но она уже делала туда-сюда с сотнями мужчин! Питер, с другой стороны, переспал едва ли с парой женщин за всю...
Монолог Веры прервала мать Сары. Дженет Остер-ли провёл через толпу журналист, который отловил эту суку, когда она возвращалась домой откуда-то, где подрабатывала уборщицей. Дженет набросилась на мать Худого с кулаками, но мало что смогла поделать против своей более старой и тяжеловесной противницы.
— Моя Сара — хорошая девочка! — взвыла уборщица, оказавшись на земле. — Её развратил этот пидор, твой бестолковый сын. Тут все знают, что Худого арестовали за...
Голос миссис Остерли затерялся в рычании, когда окружающие люди бросились в драку. Бесчисленные междусемейные склоки раздирали местное сообщество, и эта стычка дала людям шанс вспомнить их. Люди поровну разделились на два лагеря, и сражение распространилось по всему Крисп-Стрит-Маркету.
— Великолепно! Сногсшибательно! — бурчали репортёры, пока их бригады техников снимали происходящее на камеры прямого включения.
Вера Уотсон не единственная в тот день отвечала на вопросы журналистов. Сэр Чарльз Брюстер давно привык манипулировать прессой и сознательно проговорился паре друзей, работающих на телевидении, что у него были личные отношения с Джоком Грэхемом, арт-критиком, превратившимся в обезумевшего убийцу. С ним тут же договорились насчёт интервью, так как общественность жаждала подробностей о человеке, который поутру задушил дежурного в психушке и совершил побег.
— Опишите мне, — расплылся в улыбке диктор Роч‘5 нальд Мактревор, — Джока Грэхема как человека. .$f
— Он очень нестабилен, — авторитетно ответил ру^
ководитель «Прогрессив Артс Проджект». — Я неси днократно встречался с ним, и каждый раз он нападал. на меня, словно опасный псих. Па психологическом: жаргоне подобных людей называют «истинно веруют щий», тот, кто фанатично предан мему53, захватившему!: контроль над его сознанием. Сперва он был марксист; том, но позднее переключился на христианский фун-i даментализм. -
— А когда вы в последний раз его видели? — полю-й
— Грэхем вломился в мой кабинет без предваритель-i ной договорённости и сбил секретаршу с ног, когда она! пыталась не пустить его ко мне, — поведал Брюстер шокированной британской нации.
— Чего он хотел? — Мактревор принял вид опытно-, го следователя.
— Он сказал, — прошептал сэр Чарльз, — что пришёл предупредить меня о входящем в моду арт-движении под названием «Неоизм». Грэхем утверждал, у него есть доказательства, что это вывеска для заговорщиков, пытающихся низвергнуть христианскую цивилизацию.
— Можно более детально? — спросил Рональд.
— Конечно, — согласился Брюстер. — Видите ли, Грэхем утверждал, что Неоизм был попыткой завершить работу флуксус-художника Йозефа Бойса54. Как известно, Бойс был учеником оккультиста и основоположника антропософии Рудольфа Штайнера. В космологии Штайнера эволюция земли является результатом постоянного охлаждения и затвердевания духа в материю. Так что мы переходим от жидкой, аморфной, тёплой и подвижной формы в состояние твёрдое, закреплённое в форме, холодное и статичное. Это понятно?
—Да, — подтвердил Мактревор.
— Далее, — произнёс сэр Чарльз. — Божественное находится в горних духовных сферах, а камни — на дне материальной грани. Хотя дух наполняет всё сущее, остаётся опасность, что вещи посредине — например, растения, животные и люди — превратятся в камень. Штайнер предполагал, что для предотвращения такого хода событий необходим духовный лидер, который сможет обратить процесс вспять.
— Понятно, — вставил Рональд.
— Итак, — продолжил Брюстер. — Необходим Мессия, чтобы подогреть дух, наполняющий всё сущее. Этот Мессия может быть шаманом, учителем или художником. Бойс считал эту теорию руководством к действию для современных художников. Поэтому в своих скульптурах он использовал жир, который течёт, будучи нагретым, и застывает, когда охлаждён. Это вещество сочетается с войлоком, изолирующим материалом, созданным из шерсти животных. Поэтому когда Бойс прикреплял полосу войлока к груде жира, это был просто акт шаманства, попытка одухотворить материю.
— Но, — возразил Мактревор, — если Грэхем был религиозным фанатиком, ему должен был понравиться такой подход!
— Отнюдь, — парировал сэр Чарльз. — Грэхем — фанатичный протестант, верующий, что материя идёт от Сатаны. Источники, в которых Бойс черпал вдохновение, явно языческие, и поэтому входят в программу Антихриста по захвату власти над миром. Это, конечно, я поясняю образ мыслей того, кто верит в чушь, изрекаемую фундаменталистами, трясущими Библией!
— Идеи Штайнера и Бойса имеют явное родство с германской мифологией, — заметил Рональд, демонстрируя начитанность. — Знал ли об этом Грэхем, и если да, как он связывал их с Неоизмом?
— Грэхем сказал мне, — поведал Брюстер, — что прямая линия наследования связывает идеологию и деятельность Нацистской Партии Гитлера, Бойса и Нео-истов. Он настаивал на том, что холокост был актом шаманской трансформации, разогревание и растворение формы, гностическое очищение!
— Страшная бестактность! — выплюнул Мактревор.
— Знаю, — согласился сэр Чарльз, — но она многое говорит о повреждённом рассудке Грэхема! Он уверен, что концлагеря были генеральной репетицией грядущего царствия Антихриста. Грэхем буквально верит, что Неоисты завершают работу, начатую Хирамом, когда он построил Храм Соломона, и в результате их деятельности мы войдём в эпоху Бедствий, предсказанную Библией!
— Фью! — присвистнул Рональд. — Грэхем окончательно ополоумел, если верит в такую ерунду!
— Именно об этом я и твержу вам последние десять минут! — триумфально закричал Брюстер.
— Стоп! — заорал продюсер, и интервью закончилось.
Карен Элиот смотрела поверх Ист-Индия-Док-Роуд на Крисп-Стрит-Маркет, который являл собой месиво из дерущихся тел. С её места вид на магазин телевизоров открывался лишь на мгновения. И всё равно было явно видно, что витрина расколочена и выставленных товаров больше нет на месте. Элиот наклонилась вглубь фургона и выключила пиратский транслятор. Аппарат выполнил свою задачу, передав отрывок СМ-хреноте-ни тщательно отобранной целевой аудитории. Большая часть фильмов такого рода служила исключительно сексуальному удовлетворению. Однако, будучи показан в общественном месте, этот видеоматериал обретал возможность спровоцировать общественные беспорядки! Карен вскарабкалась на место водителя и отправилась в сторону Сити. Работа выполнена, и в результате социальная структура в этой части Ист-Энда расползлась по швам!
Джонни и Слэш тащили в Фицджеральд-Хаус только что спёртый громадный телевизор. Этот шедевр технологии капитально превосходил тот экземпляр, которым скинхед пользовался последние два года. Группа подростков выметнулась из подъезда, пока пара шла к лифту. Ребята гоготали, несясь к выходу, и Ходжес скоро обнаружил причину их веселья. Лифт отправили на верхний этаж. Джонни нажал кнопку вызова, и когда через пару минут двери открылись, отпрыгнул от языков пламени. Банда молокососов ограбила мебельный магазин, украла диван. Они облили его бензином и сунули в лифт, прежде чем поджечь.
— Пошли, — прошипел Ходжес Слэш. — Валим отсюда, того и гляди загорится весь говнодом!
— А что с телеком? — спросила боевая подруга.
— В пизду телек! — ругнулся скинхед. — Мы никак не сможем поднять его в квартиру. Весь подъезд — огненная ловушка. Пойдём в Гринвич и пошастаем по рынку.
Джонни сгрёб Слэш за руку и потащил её на станцию наземного метро «Олл-Сэйнтс». Скинхед не узнал Джока Грэхема, который только что зашёл на платформу в сторону севера. Арт-критик сел не в тот автобус в Брикстоне и приехал в Пламстед. Теперь он добирался через Ист-Индия-Док-Роуд до Крисп-Стрит-Маркет. Сердце его упало, когда он увидел безумствующую толпу из сотен мужчин, женьчин и детей. Именно этого и добивались сатанинские заговорщики. Насилие, разразившееся вслед за хеппенингом Фронта Семиотического Освобождения, окажется на передовицах всех; национальных газет, и привлечёт к Неоизму впечатли- J тельных людей! Спартак заметил арт-критика и орга-низованно увёл своих товарищей в спокойную атмос-, феру кофейни Уэст-Энда. ;
— Стойте, стойте! — взревел Грэхем. — Во имя Бога, J
я приказываю вам остановиться! Послушайте меня!| Вас обманом заставили участвовать в сатанинском за-1 говоре! |
Никто и глазом не повёл в сторону христианского! маньяка. Стёкла по-прежнему бились, полицейский! участок полыхал, а товары сваливались в тележки, и их ] утаскивали домой счастливые покупатели-пролетарии. I Человек в инвалидном кресле попросил закурить, и^ ему дали коробку с десятком блоков. |
Джок спёр нож из «Стивз Бест Селлерс». Потом 1 подошёл к подростку, который молотил собаку в на- j морднике бейсбольной битой по черепу. Грэхем вогнал лезвие в почку пацану, а когда вытащил его, с блестящей поверхности закапала тёмно-красная кровь. Следующей жертвой арт-критика стала молодая мать, набирающая сладости для своих детей. Потом он направился к пенсионеру и погрузил нож в шею старика.
— Я заставлю вас остановиться! — ревел Джок. — Даже если придётся убить вас всех! Вы — жертвы заговора по уничтожению христианской цивилизации! Где полиция, когда она нужна? Я скажу вам, они услаждают тело своё блудницами, купленными на взятки от иллюминатов! Что случилось с законом и порядком? Здесь должна быть христианская страна, но посмотрите на себя! Мужчины, женьчины и дети ведут себя, как стадо варваров! Я убью многих из вас, ибо гнев Господень обрушится на любого, кто нарушает закон!
Грэхем шёл по пешеходной зоне, протыкая каждого, кто не успел убежать с его дороги. Сильное движение по Ист-Индия-Док-Роуд не дало бунту перекинуться на юг к Айл-оф-Догз. Недавно отремонтированный торговый центр превратился в выпотрошенную оболочку. Фицджеральд-Хаус пылал. Беспорядки распространились на север до Ленсбери и Тевиот, где толпа поджигала дома известных местных либералов. Подонки, манипулировавшие местным населением ради собственной идеологической выгоды, готовились с лихвой отплатить за своё постоянное вмешательство в дела простых людей. Первого бывшего члена совета отловили на Зетленд-Стрит. Его вымазали в дёгте и изваляли в перьях, потом заставили пробежать меж двух рядов злых людей, которые били его палками и дубинами. Последним в ряду не оставалось ничего другого, кроме как пинать этого мудака сапогами. Мужик потерял сознание даже раньше, чем добежал до них.
Боб Сейлсбери-Смит битый час простоял в прихожей дома, где жил с доктором Марией Уокер. Он намеревался как следует отмудохать ублюдка, который трахает его девушку. Социальный работник собирался, когда голодранец появится, хряснуть его молотком промеж глаз. Мария заперлась в спальне наверху и тайком от Боба выкинула нож из окна на подъездную дорожку.
Бунтыч увидел нож, когда подошёл к двери, и на рефлексах подобрал его. И вот уже бутбой нажимает на звонок, дверь распахивается, и Сейлсбери-Смит кидается на скинхеда с поднятым молотком. Бунтыч ушёл в сторону и пронзил ножом сердце социального работника. Сейлсбери-Смит сделал по дорожке пару шагов, держась за грудь. Его майка с «Grateful Dead» моментально пропиталась кровью.
— Я убил его, убил ублюдка! — возликовал Бунтыч.
Социальный работник всё ещё сжимал в руке молоток, когда упал в канаву. Мария бросилась вниз и потащила бутбоя в дом. Там она распахнула Бунтычу объятия и страстно поцеловала его. Уокер чувствовала, как пульсирующее мужество скинхеда упирается в ширинку. Доктор хотела дикого садомазохистского секса, но понимала, что сначала придётся разбираться с полицией.
— Надо взять себя в руки, — объясняла Мария. — Тебе надо выглядеть так, словно ты ужасно расстроен случившимся. Ты только что убил человека с целью самообороны, и поэтому тебе хреново.
— Лады, — согласился Бунтыч.
— Иди в кухню, — продолжала Мария: — Порежь луковицу и натри вокруг глаз. Будет похоже, что ты плакал от раскаяния. Я вызову скорую помощь и полицию.
Доктор набрала 999, но номер оказался занят. Она продолжала жать кнопку дозвона, но безуспешно. Дозвониться до неотложной помощи удалось только через 20 минут, и даже тогда телефонистка не слишком заинтересовалась убийством.
— Алло, — прорыдала Мария, — моего бойфренда только что насмерть зарезали. Я думаю, это несчастный случай.
— Нет, — возразила телефонистка. — Есть точная идентификация убийцы. Это Джок Грэхем. Этот беглый маньяк на свободе в вашем районе, и он режет людей налево, направо и по центру. Число жертв уже измеряется двузначными цифрами. Грэхем вооружён и крайне опасен, если увидите ублюдка, не пытайтесь к нему приблизиться!
— Можете прислать сюда скорую помощь и полицию? — спросила Уокер.
— Может, завтра, — ответил голос на том конце провода. — У нас массовые беспорядки в Попларе, и все силы брошены туда! Мы не можем помочь всем, кто сейчас к нам обращается. Пожалуйста, подождите минимум неделю, прежде чем перезванивать и требовать помощи. Я запишу детали, но кроме этого мы сейчас ничего не можем сделать для вас!
Сара Остерли часто проводила субботы в Уэст-Энде. В модных шмотках и макияже школьница смотрелась минимум на восемнадцать. Ей легко удавалось получать приглашения домой или в отель от богатых мужчин. Сара сидела в кафе, где телевизор был настроен на Канал-9, когда передавали интервью Рональда Макт-ревора с Чарльзом Брюстером. Поэтому она сразу узнала руководителя «Прогрессив Артс Проджект», когда он спустя пару часов шёл по Олд-Комптон-Стрит.
— Эй, мистер! — заявила Остерли, преграждая путь арт-эксперту. — Ты тот парень, которого я видела по телеку, ты знаешь беглого психа. Так страшно, что ты знаком с убийцей, и так сексуально!
— Ты такая юная девочка, — развратно ответил Брюстер. — Хочешь заняться сексом с мужиком, которого показывают в прайм-тайм каждые две-три недели!
— Конечно! — пискнула Сара.
— Возьми меня под руку, — ответил сэр Чарльз, — кстати, лет-то тебе сколько? Шестнадцать? Семнадцать?
— Девятнадцать! — соврала Остерли.
Брюстер повёл девушку к «Галерее Отпечатка Пальца», где «Эстетика и Сопротивление» следили за выставкой «Новый Неоизм». Пенелопа Эпплгейт и Дональд Пембертон бесились из-за того, что пропустили хеппенинг Фронта Семиотического Освобождения в Крисп-Стрит-Маркет. Спартак настаивал на том, что раз они живут поблизости, их присутствие уменьшит накал страстей. К тому же, кто-то должен был следить за выставкой на Олд-Комптон-Стрит, пока она открыта для посетителей.
— Я собираюсь выебать эту девушку в задней комнате, — сообщил сэр Чарльз «Эстетике и Сопротивлению», входя в галерею. — Вы не против?
— Мы против! — заорала Пенни.
— Да вы знаете, кто я такой? — взвизгнул Брюстер. — Я руковожу «Прогрессив Артс Проджект», и я посвящён в рыцарство за вклад в культуру! Если вы не пустите меня потрахаться в задней комнате, я прослежу, чтобы ваши работы никогда больше не выставлялись!
— Сэр Чарльз, — льстиво обратилась к нему Эпплгейт. — Я более чем счастлива предоставить кухню для
ваших сексуальных целей! Я просто не хочу, чтобы у вас были проблемы с законом. Эта девушка живёт рядом со мной в муниципальной квартире в Попларе, и я знаю наверняка, что ей только пятнадцать!
— Врёшь! — крикнула Сара и плюнула Пенни в лицо.
— Слушай, сука, — рыкнул Брюстер, повернувшись к Остерли. — Я точно знаю, что эта художница не стала бы врать о твоём возрасте, потому что я способен уничтожить её карьеру. Хоть я не меньше других люблю подростковую пиздятинку, я не собираюсь нарушать закон! Так что пошла на хуй!
— Дрочила! — прохрипела Остерли и выбежала на улицу. — Спорю, ты в своей несчастной жизни и не ебался ни разу!
— Спасибо за предупреждение, — улыбнулся Пенни сэр Чарльз. — В этом районе несложно найти легально доступную дырку со счётчиком на ней.
— Это совершенно лишнее! — просвистела Эппл-гейт. — Я мшу помочь вам губами, руками или полноценным сексом — и абсолютно бесплатно!
— Я выбираю отсос! — расплылся Брюстер. — Пойдём на кухню, и там твои губки побалуются с моей штучкой!
Джонни Махач расстался со Слэш в поезде на Гринвич около пяти часов. Боевая подруга собиралась к бойфренду на станцию «Ватерлоо», ему дали пару дней отпуска после окончания основного курса боевой подготовки в Пирбрайте. Скинхед пытался добраться назад в Поп л ар, но полиция закрыла наземное метро, и автобусы в Айл-оф-Догз тоже не ходили. Бутбой позвонил по специальной горячей линии, и телефонистка сказала ему, что Фицджеральд-Хаус сильно пострадал от огня во время беспорядков в Попларе. Ходжесу предложили временный приют, но он отказался, со* славшись на то, что останется у друзей. Он радовался* что его дом сгорел, хоть при этом и лишился своих вещей, уж больно достало его это место, и вот выдался, удобный случай переехать.
Когда Ходжес позвонил Марии Уокер, трубку снял Бунтыч. Он сказал, что добраться до хаты доктора не* получится, потому что полиция перекрыла весь район. Бунтыч дал понять, что теперь у Марии живет он, и Ходжесу будут не слишком рады, даже если он сумеет приехать. Карен Элиот не было дома, но автоответчик сообщил, что она будет на буги в «Питомнике» с девяти вечера.
Бутбой направил стопы через Гринвичский Пеше- > ходный Тоннель, и дошёл до железнодорожной станции. Скоро он оказался в Уэст-Энде. Он пропустил г пару стаканов во «Вкусе Жизни» на Кембриджской '. Площади, а потом потопал в «Питомник». Странное было идти в клуб в одиночестве. Обычно с ним шла | вся бригада. Ходжес осознал, что «Рейдеры» оста-^ лись в прошлом, если он столкнётся с Бунтычем или I Худым, они получат пизды. Что же до Самсона и ТК,| у них нет никаких амбиций, они так и будут прозя-1 бать в Попларе. Если они хотят поехать вечером на ] запад, Джонни с радостью встретится с ними в пабе | — но он дал зарок, что ноги его больше не будет в J Ист-Энде. |
Диджей ставил старые записи Гоу Гоу, Карен Элиот | появилась во время «Put Your Left Hand in the Air and 1 Your Right Hand Down in Your Underwear» Redds and! the Boys. Арт-звезда заказала пару пинт, но их промер няли на танцпол, едва из колонок понеслась «Drop the\ Bomb» Trouble Funk. Джонни и Карен продолжали ] танцевать под «We Need Some Money» Чака Брауна и
Soul Searchers, но вернулись к напиткам, когда диджей закрутил трек Rare Essence.
— Мне надо где-нибудь приткнуться, — сказал Джонни Карен. — Мою квартиру сожгли во время хеппенинга Неоистов в Крисп-Стрит-Маркет.
— Не надо только делать вид, что это я виновата, — возразила Карен. — Ты помог спровоцировать бунт!
— Ладно, ладно, — разволновался Ходжес. — Но переночевать-то у тебя сегодня можно?
— Да, — неохотно ответила Элиот. — Но только на одну ночь, и спать будешь на полу. Любовник ты неинтересный, ты не способен отдаться своим мазохистским желаниям. Меня не возбуждают мужчины, над которыми я не доминирую.
— Эй, — вмешался тощий парень в костюме велосипедиста. — А где ваш приятель Худой? Я встречался с ним здесь на прошлой неделе и хотел бы снова его увидеть.
— Если встречу этого мудака, — взорвался Джонни, — откручу ему голову на хуй! Но я дам тебе его телефон, если обещаешь признаться его матери, что ты его любовник. Есть бумага и ручка?
— Подожди секундочку, — ответил велосипедист. — Позаимствую ручку у бармена!
ДЖОК ГРЭХЕМ УСТАЛ, как собака. Всю ночь он бродил по Ист-Энду, боялся преклонить голову, мол, вдруг успокоительное, до сих пор так и не выветрившееся, заставит его пересечь грань между глубоким сном и смертью. Арт-критик, превратившийся в обезумевшего убийцу, тащился по Брик-Лейн. Свет круглосуточной пекарни «Бублики» служил ему маяком, пробиваясь через серый туман рассвета. Грэхем вошёл в заведение, где сожрал два бублика со сливочным сыром и выпил чашку чая. Снаружи он купил поздний выпуск «Сандей Кроникл» у разносчика, который последние восемь часов продавал газеты таксистам и другим созданиям, населяющим ночной Лондон.
Газету венчал заголовок: 49 ЧЕЛОВЕК УБИТЫ ОБЕЗУМЕВШИМ АНТИНЕОИСТОМ ВО ВРЕМЯ БЕСПОРЯДКОВ В ПОПЛАРЕ. Джок пробежался по словесам глазами и пришёл в ярость, обнаружив, что мало того, что его святое жертвоприношение обозвали убийством, но и сами беспорядки приписал ему лживый журналюга, явная марионетка иллюминатов. Грэхем решил, что с этой клеветой необходимо разобраться, поэтому пошёл в лондонский Сити к Кроникл-Хаус, источнику лжи и злословия. По дороге он отлил бензина из бака «кортины», наполнив горючим молочную бутылку.
— Я хочу поговорить с редактором! — рявкнул Джок в приёмной.
— Боюсь, это невозможно, — ответил ему дородный мужчина среднего возраста, — она придёт не раньше десяти.
— Ты врёшь! — взорвался Грэхем. — «Сандей Кро-никл» сроду не печатала правды, так что не вижу причин, почему я должен верить одному из её служащих!
— О, — ответил мужчина. — Я думал, вам нужна Мюриэль Браун, редактор «Дэйли Кроникл». Бетси Карвер, выпускающая воскресную газету, придёт не раньше завтрашнего вечера.
— В таком случае, — рявкнул арт-критик, — приведите фотографа, кто угодно сгодится!
— Зачем? — осведомился сотрудник «Кроникл».
— Затем, — объяснил Джок, — что я собираюсь покончить жизнь самоубийством. Когда ты приведёшь фотографа, я вылью на себя бутылку бензина и подожгу себя в знак протеста против клеветы, напечатанной на первой странице сегодняшнего выпуска!
— Только не надо портить мой ковёр, — огорчился служащий. — Давай договоримся, ты сожжёшь себя на улице, а я приведу фотографа!
— Ладно, — согласился арт-критик.
Грэхем вышел наружу и сел посреди дороги. Он облил себя бензином и достал из кармана зажигалку. Хорошо бы фотограф пришёл побыстрее, он промок, а от огня станет так тепло! Через минуту из окна на втором этаже высунула голову женщина с камерой.
— Отодвиньтесь чуть-чуть назад, чтобы хороший кадр получился, вот так! Не поджигайте себя пока. Всё, я готова, но постарайтесь корчить рожи пострашнее, словно вы в агонии! Я попробую с увеличением запечатлеть выражение вашего лица, получится отличная передовица!
Едва Джок запалил одежду, как его голову увенчал язык пламени. Огонь пожирал его тело, оставляя лишь кучу гротескно обугленных останков. Пару секунд Грэхему казалось, что он горит в аду, но он ершу убедил себя, что возносится на небеса. Потом на его чувства обрушилась невыносимая агония, казалось, что прошла целая вечность, и, наконец, арт-критик перестал чувствовать что бы то ни было. Лишившись всех инстинктивных желаний, Джок остался грудой мёртвой материи.
Карен Элиот была пронырой еще той, она не брезго* вала испачкать руки, если получалось сделать это безнаказанно. Поэтому-то она и оставила Джонни Махача в своей квартире в Блумзбери дрыхнуть на полу, а сама отправилась в Мейфэр. Элиот относилась к людям, появляющимся на арт-сцене, едва ли лучше, чем к уличным отбросам. Они были иной версией паразитов, и заслуживали того же презрения, какое любой нормальный человек испытывает к джанки, отщепенцам т алкашам. Эту мразь надо уничтожать с полным безразч личием, как давят каблуком таракана. К сожалению,; репрессивная терпимость Британского государства означала, что массовые расстрелы на повестке дня пока1 не стоят. Так что Элиот временно занялась игрой на нервах врага.
В руках опытного бойца баллончик с краской становится оружием не хуже, чем АК-47. Карен изрисовала лозунгами Неоистов окна каждой галереи, на улице. Остановившись на пару секунд, прежде чем отправить-; ся на встречу за завтраком с сэром Чарльзом Брюстером, Элиот окинула взглядом свою работу. ПОТРЯСЕНИЕ, НИСПРОВЕРЖЕНИЕ, ПОРАЖЕНИЕ, сообщала эпиграмма из ранних дней движения. НЕО-
-Йо! — воскликнула Элиот, одновременно поднимая ладонь правой руки.
ИЗМ ЯВЛЯЕТСЯ ВОПЛОЩЁННЫМ ПРИНЦИПОМ ИНФЛЯЦИИ В ТВОРЧЕСКИХ ИСКУССТВАХ, шла надпись по фасаду галереи, специализирующейся на работах концептуалистов и минималистов. А классическая формулировка УНИЧТОЖИМ СЕРЬЁЗНУЮ КУЛЬТУРУ сверкала люминесцентной краской на каждом здании по улице.
— Карен, дорогая! — пропел сэр Чарльз, когда дворецкий ввёл её в гостиную его особняка в Мейфэр. — Я так рад вновь видеть твою улыбку!
Дворецкий наливал кофе, а Карен тем временем развалилась на пышном диване. Она взяла круасан, поскольку знала, что Брюстер предпочитает завтраки в европейском стиле и выбора у неё нет. Арт-звезда размазала по горячему круасану щедро посоленное масло, но от варенья отказалась.
— Эта тема с Неоистами разрастается шире и быстрее, чем любое другое дело, в котором я участвовал, — улыбнулся Брюстер, — Похоже, что это самая успешная исторификация общепризнанно маргинального авангардного арт-движения за всю эпоху!
— Возбуждение от Неоизма ни с чем не сравнимо! — понесла Карен. — Он делает как щенков футуризм, дадаизм, сюрреализм, флуксус и ситуационизм!
— Ты права! — согласился сэр Чарльз. — Хотя на первый взгляд он кажется лишь пародией на классический авангард, его абсолютная бесполезность придаёт ему трансцендентное качество! Работы Неоистов настолько лишены содержания, что это потрясает! И в довершение всего прямо перед твоим приходом мне сообщили новость, что Джок Грэхем совершил самоубийство перед зданием «Кроникл»!
— Великолепно! — присвистнула Элиот. — Вы зна* ете, что лозунг ПОПЫТАЙСЯ УБИТЬ СЕБЯ широко эксплуатировался ранней группой Неоистов; Смерть Джока означает, что его крестовый поход на Неоизм породит новую волну заголовков. С таким освещением в прессе ценность работ Неоистов должна удваиваться каждую минуту!
—Думаю, она скорее утраивается каждую секунду! — чирикнул Брюстер.
Фронт Семиотического Освобождения проводил воскресную утреннюю встречу в «Галерее Отпечатка Пальца», потому что по воскресеньям выставка «Новый Неоизм» не работала. Члены группы радовались успеху «Попларскош Хеппенинга», и в частности тому, что он попал на первые страницы национальной прессы. Между собой они не упоминали о том, что беспорядки спровоцировало пиратское телевещание, организованное их таинственными вождями.. Впрочем, расползшееся по заголовкам известие о бойне, устроенной обезумевшим арт-критиком Джоком Грэхемом, тоже нечасто всплывало в разговоре.
— Святой Дух повеял и сделал меня Богом, — объявил Дональд Пембертон в энный раз, — и я думаю, это нечестно, что мы зависим от неких абстрактных руководителей ФСО. Посмотрите, чего мы вчера добились, «Попларский Хеппенинг» вошёл в число самых значимых арт-событий за всю мировую историю. Мы это сделали — мы с вами, не какие-то там тайные вожди, которым мы якобы служим. Я хочу контракт с галереей, и хочу его сейчас!
— Ага, — вставил Юджин Де Фрейд. — Дон прав, мы вызвали вчера охуенный шум, а наши имена даже не попали в газеты! Мы заслуживаем доверия и определённого признания. Здорово, что мы обеспечили движению Неоистов такое паблисити, но пока имя Фрейда остаётся за рамками истории, моя карьера топчется на месте!
— Вы должны веровать! — взревел Стивен Смит. — Тайные вожди помогли мне с контрактом, и вам всем обязательно помогут!
— Тебе хорошо! — хныкнула Пенелопа Эпплгейт. — У тебя есть контракт с «Флиппер Файн Артс». Люди, стоящие за ФСО, не требуют, чтобы ты демонстрировал покорность, прежде чем въехать на волне рекламы в гламурный мир модных тусовок и художественного признания!
— Ой, да ладно! — возразил Спартак. — До сих пор всех дел было, что Эмма отобрала пару моих работ на следующую групповую выставку во «Флиппере». У меня будет собственная выставка в Уэст-Энде хорошо если в начале следующего года! К тому моменту вы все давно будете с контрактами!
— В пизду всё! — скривился Пембертон. — Скажешь Хираму, хрен я чего для него сделаю* прежде чем всех нас подпишут крупные галереи! Я устал делать людям одолжения, я хочу награды за свои труды!
— Этот спор ни к чему не ведёт, — сплюнул Смит. — Давайте поговорим о чём-нибудь важном! Почему бы нам не утрясти детали вечерней акции на кладбище Банхилл?
— Я не собираюсь раскапывать могилу Блейка! — зарычал Дон. — По крайней мере, пока Хирам не решит вопрос с галереями!
— У меня нет возможности связаться с Хирамом, — принялся убеждать Смит, — и вряд ли он до вечера свяжется со мной. Тайные вожди взъярятся, если мы не оскверним могилу Блейка, как было приказано. Если вы откажетесь сейчас, вам никогда не попасть в арт-мир. Если вы согласитесь принять участие в этом деле, я обещаю в следующий раз обсудить с Хирамом вопрос ваших карьер!
— А что случится, если мы не согласимся с твоим планом? — поинтересовался Пембертон.
— Мне придётся выгнать вас из ФСО и набрать на ваше место других людей! — заорал Спартак.
— Ладно, я пойду на сегодняшнюю акцию, — уступил Дои, — но потом я пальцем о палец не ударю, пока не получу контракт на руки!
— Аналогично! — пропели остальные в унисон.
Джонни Махач и Атима Шиазан встретились, в «Гербе», рок-н-ролльном отстойнике в дебрях переулков в Кэмдене. В соседней комнате ска-группа играла обеденный концерт, но влюблённая парочка пропустила его, потому что после нескольких дней врозь им надо было многое сказать друг другу. Атима в кожаной мини-юбке и обтягивающем красном топике, с помадой и лаком для ногтей в тон, выглядела потрясающе. Джонни надел туфли, «ста-престы» и «шер-ман», и поэтому мало чем отличался от прочих скинхедов в пабе. Он считал, что музыка в ямайском стиле лучше «Ой!»55 не только из-за заразительного ритма, но и потому, что на неё ходят правильно одетые скинхеды, а не придурки, порочащие весь культ, и по сути являющиеся не более чем лысыми панками!
— Мои родители до смерти хотят с тобой встретиться! — объявила Шиазан. — Сначала они обалдели, когда я сказала, что ты скинхед У них мозги забиты ложью прессы, изображающей любого, кто бреет волосы, натуральным фашистом!
— Надеюсь, ты наставила их на путь истинный, — высказался Джонни по этому поводу. — Большая часть скинов не интересуется политикой вообще. Скорее, мы ценим в нашем движении ощущение собственной ценности, правильную одежду и веселую компанию. Как любой нормальный скин, я ненавижу идиотов-наци так же страстно, как и ублюдков-марксистов! Я патриот Британии, а не болванчик от политики!
— В конце концов, — продолжила рассказ Атима, — несложно было убедить предков, что ты обычный парень, наделённый сверхчеловеческой харизмой. Всё-таки без твоей помощи я бы никогда не вырвалась из круга «Марксист Таймс» и их техник контроля над мозгом. На самом деле мои мама с папой благодарны тебе, потому что знают, без твоего вмешательства я бы никогда не вернулась к ним. Когда я призналась маме, что безумно тебя люблю, она пошла к отцу, и он предлагает всё устроить, если дело дойдёт до свадьбы!
— Я, в общем-то, не против, — признался Ходжес.
— О, Джонни! — воскликнула Шиазан, обвив руками шею скинхеда. — Ты женишься на мне?
— Да, — робко ответил бутбой, — я хочу жениться на тебе. Боже, через пару недель мне исполнится двадцать четыре, пора уже остепениться, завести семью. Но хуй знает, что у меня будет с работой, у меня нет ни диплома, ни квалификации, я бросил школу в шестнадцать, вместо того, чтобы пойти в колледж, как ты.
— По этому поводу не переживай, — сказала Атима, прежде чем клюнуть скинхеда в щёчку. — Мой дядя как раз купил магазин на Карнаби-Стрит и говорит, что мы можем вместе им управлять. У него уже есть одна точка, торгующая хэви-метал атрибутикой, и он будет рад, если ты займешься новым магазином, потому что там будет одежда для скинхедов и модов. Более того, над ним есть квартира, и мой дядя говорит, что ты можешь жить там, если согласишься работать у него!
— Отлично! — воскликнул Ходжес. — Всё, о чём я мечтал, W1-адрес, интересная работа и прекрасная жена! Пошли, договоримся обо всём с твоей семьёй!
— Не торопись! — чирикнула Шиазан. — У меня есть ключи от квартиры, думаю, сперва надо пойти посмотреть на неё! Там нет мебели, но в одной комнате лежит матрас, и мы сможем придумать, чем бы на нём заняться!
— Ты станешь идеальной женой! — громыхнул Джонни. — Допивай! Я не трахался уже целую вечность!
Карен Элиот обедала с Амандой Дебден-Филипс в баре «Уимпи» на Беруик-Стрит. Эту британскую сеть фаст-фуда на заре девяностых скупил «Бургер Кинг», но с тех пор, как он начал работать по системе франшизы, многие заведения откололись и вернули себе старое имя. Для Элиот визит в «Уимпи» был поводом предаться ностальгии, потому что в юности она провела немало часов, тусуясь в бургер-барах. Дебден-Филипс впервые ела в «Уимпи», так что арт-администра-торша решила считать это новым опытом, хотя еда ничем не отличалась от той, что предлагают другие точки фаст-фуда, куда она ходила по наущению Карен.
— Не знаю, как тебе удаётся столько есть и сохранять такую фигуру! — восхищённо проворковала Аманда, когда Элиот зарылась в тарелку. — Молочные коктейли, которые ты так смачно поглощаешь, должны ужасно толстить!
— Рассказать секрет? — прошептала Карен.
— Да, да! — принялась молить Дебден-Филипс.
— Что я делаю, — прикололась Элиот, — иду в туалет и выблёвываю всё съеденное!
— Ты серьёзно? — спросила арт-администраторша.
— Нет, — призналась Карен, — но я считаю, что расстройство питания является феноменом в стиле Нео-истов, оно представляет одновременное торжество и критику культуры потребления. Кстати, от него же страдали лучшие панки и рэпперы, все, от «Х-Ray Spex» и «Sigue Sigue Sputnik»1 до «Fat Boys». Наверно, наркотическое безумие рейв-сцены ранних девяностых является образцом этой шизофренической реакции на всё постмодернистское, хотя поздняя субкультура была столь великолепно хаотичной, что любая попытка её обобщить казалась пародией!
— Забудь ты про этот поп-мусор! — чирикнула Аманда. — Молодёжную культуру убедительно обошёл Нео-изм! Посмотри в газеты, они страница за страницей пишут о бунте в Попларе. Запланирована куча телепередач, и значит, никто не будет сомневаться, что авангард вернулся в мейнстрим!
— Мне казалось, я уже говорила, — возразила Элиот, — что мейнстрима больше не существует. В среде теоретиков постмодернизма, начиная с Лиотара, уже стало клише, что мы живём в мире расширяющихся границ!
— Всё это здорово, — хрюкнула Дебден-Филипс, — но люди редко читают теоретические книги. На самом деле, даже те, кто выучил пару крылатых фраз из обзоров на эти книги, и то представляют крошечное меньшинство среди любителей искусства. Надо брать в расчёт коллекционеров с большими деньгами! Яйцеголовые студенты могут писать кипятком от француз-
‘ Sigue Sigue Sputnik — панк/глэм группа, образована в Великобритании в 1985. Серия успешных на родине синглов («Love Missile FI — 11», «Twenty-First Century Boy»), три номерных LP.
ских интеллектуалов, но невоспетые герои арт-мира — успешные бизнесмены, покупающие картины по розничным ценам — куда больше ценят иконы, чем идеи!
— Согласна! — триумфально закричала Карен. — И поэтому интересуюсь поп-культурой с её системой звёзд, основанной скорее на лести, нежели на интеллектуальных заслугах.
— Когда я была ребёнком, — вспомнила Аманда, — у меня были куклы Битлов, которые друг семьи подарил моей старшей сестре. Я любила пытать ублюдков, втыкать в них булавки и представлять, как у чудесной четвёрки болят головы и прочие части тела. Я взрослела, и фантазии становились всё сложнее. Я начала выискивать в медицинских атласах тропические болезни, а потом лежала в кровати и воображала, как вся группа подхватывает какую-нибудь малярию во время отдыха в экзотической стране. Когда мне было четырнадцать, я отрезала кукле Джона Леннона голову и тогда испытала свой первый оргазм! Я была на седьмом небе, когда услышала, что Марк Чепмен его убил.
— У меня, — объявила Элиот, — это были «Вау City Rollers». Девчонки в школе с ума сходили по ребятам из этой группы. Мне же они казались отстоем, я любила Элиса Купера, хотя ретроспективно вынуждена признать, что «Shang-A-Lang» является классикой поп-музыки. Ну вот, я всегда спрашивала подруг, что они будут делать, если Роллеры, за которых каждая хотела замуж, женятся на другой. Мы погружались в безумные фантазии о пытках и казнях. Одна девушка была одержима Лесом Маккеоуном56, и я сумела убедить её, что он сделал ребёнка одной фанатке. И она нарисовала в голове целую картину, как свяжет этих двоих, вырежет ребёнка из живота этой шлюхи и заставит Леса сожрать. Если вдуматься, люди очень противоречиво относятся к своим идолам, ведь потрясающе насыщенные отношения любви — ненависти появляются между людьми, которые даже никогда не встречались!
— Вот почему я всегда предпочитала арт-мир поп-индустрии, — вставила Дебден-Филипс. — Высокая культура честнее и демократичнее, люди, покупающие картины, часто общаются с художниками, которые производят объекты их коллекционирования.
— Бред, — возразила Карен. — Высокая культура основывается на элитаризме. Наиболее демократичная форма развлечения в современном обществе — порнография, она демонстрирует механизмы спектакля, превращая актёров в символы, и тем самым разрушая саму идею системы звёзд. Что касается поп-музыки и живописи, большая часть людей считает отдельных художников действительно уникальными, тогда как на деле они полностью взаимозаменяемы. Надо быть идиотом, чтобы сделать такую ошибку, когда имеешь дело с порнографией!
Джонни Махачу квартира на Карнаби-Стрит понравилась. Там нашлось две спальни, гостиная, удачные ковры и большие шкафы! Кухня была отремонтирована, даже имелся мусоропровод! Однако, не считая пары разбросанных подушек и матраса, мебели не оказалось.
— Кто здесь живёт? — невинно спросил Ходжес, обнимая Шиазан. — Кто-то здесь недавно трахался.
— Это моя двоюродная сестра, Бхавна, — объяснила Атима. — Не говори об этом с моими родителями, но она рейверша. Она любит клубиться, в процессе снимает ребят и тащит их сюда ебаться. У неё толстая задница, и ей нравится, когда её дрючат в жопу!
— Как с ней встретиться? — поддразнил Атиму Джонни.
— Скоро познакомитесь, — засмеялась Шиазан. — Но она тебе не понравится.
— Почему? — спросил скинхед.
— Бхавна — матёрая нимфоманка, — театрально прошипела Атима. — Из-за болезни ей нужны мужики, но ей нравится наказывать парней, которые пользуются этой слабостью! Посмотри, вон в том шкафу!
Бутбой сделал, как было сказано, и тут же покачнулся в ошеломлении. Дно специального шкафа усеивали хлысты, цепи, ошейники, наручники и прочие атрибуты сексуальных перверсий. Ходжес мог с удовольствием выпороть девушку, которая тащится от грубого обращения, но считал глубоко противоестественным, что кто-то может захотеть поменять ролями мужчину-господина и женщину-рабыню.
Атима подобралась к бойфренду и завела ему руки за спину. Она нашла пару наручников около кровати и теперь сумела защёлкнуть их на одном запястье, прежде чем Ходжес осознал, что происходит, и вырвался из её захвата. Джонни развернулся и схватил Атиму. Секунду спустя невеста бутбоя лежала у него на коленях со спущенными колготками. Ягодицы Шиазан были круглыми и крепкими, такая попка просто создана для порки. Ходжес поднял руку и со шлепком опустил на нежную плоть Шиазан.
— Уй-я! Больно! — заверещала Шиазан. — Хочешь отшлёпать меня, делай это левой рукой, на правой наручник, ты им охуенно попал!
— Надо его снять на хрен,* — предложил Джонни. — Только мешается. Где ключи?
— Шут его знает, — ответила Атима. — Видишь их где-нибудь?
— Не-а, — вздохнул Ходжес.
— Знаешь что, я позвоню сестре, — триумфально воскликнула Шиазан.
Она натянула колготки, сбежала по лестнице и подошла к телефонной будке на той стороне улицы. Джонни смотрел на неё из окна. Она оживлённо поговорила пару минут, а потом вернулась.
— Бхавна сказала, что увезла ключи домой, — объявила Шиазан. — Она сейчас их привезёт. Дальше не происходило ничего утончённого. Скинхед ухватил свою девушку и прижал к матрасу. Когда он содрал с неё трусики, он обнаружил, что она вся течёт.
Шиазан явно возбудилась, рассказывая сестре, что пыталась приковать своего бойфренда. Атима расстегнула ширинку Джонни и вытащила его хуй поверх резинки трусов с Юнион Джеком. Скинхед проложил себе дорогу в пизду Атимы. Ему хотелось заставить её кончить раз шесть-семь, и чтобы в это время приехала Бхавна. Ходжес был уверен, что его девушке понравится выглядеть законченной шлюхой!
Карен Элиот и Аманда Дебден-Филипс после встречи за ланчем отправились посетить салон, который проходил по воскресным вечерам в шикарной квартире на Набережной Челси. Флориан Кремер, который собирал эти встречи, будучи отставным дипломатом, дружил с самыми эксцентричными членами лондонской газетной братии. Среди гостей можно было встретить членов парламента и послов, обилие художников, социальных реформаторов без счёта, множество академиков, толпу изобретателей и представителей всех форм масс-медиа.
— Ты чем занимаешься? — спросила Элиот женщину, стоящую рядом.
— Меня зовут Мария Робинс, я личная помощница барона Гобино, — ответила женщина.
— А я его знаю! — воскликнула Карен. — Чудак-иностранец, который думает, что британские тюрьмы — это позор, и их надо позакрывать.
— Именно, — заявила Робинс. — Люди рождаются по сути своей хорошими, это зло свободного предпринимательства и порнографии заставляет их совершать преступления.
— Я — Неоистка, — заметила Элиот, — и я считаю, что проблемы начались после отказа от ритуальных королевских казней. Сегодня, конечно, мы живём при демократии, поэтому древние традиции необходимо и восстановить, и осовременить. Правительство должно собирать информацию о людях, а потом проводить референдумы на тему, пора их уже вешать или ещё нет.
— Вы верите в смертную казнь! — недоверчиво выдохнула правозащитница.
— Всё куда сложнее, — продолжила Карен. — Представьте, я собрала бы компромат на нескольких осуждённых детоубийц и террористов, и на дюжину людей, случайным образом выбранных из избирательных списков. А потом предложила проголосовать, вешать их всех или отпустить предполагаемых преступников невредимыми!
— Это варварство! — взвыла Мария.
— Нет, — возразила Элиот. — Это способ возродить ритуальные королевские казни в демократической системе, где электорат выступает в роли монарха. Вышло бы забавно, и я уверена, преступники с пожизненными приговорами не будут возражать. Такая система будет работать как лотерея с вероятностью для обезумевшего психопата оказаться на свободе!
— Ужасно, ужасно! — бормотала правозащитница, волоча ноги через комнату.
— Привет, я психогеограф, — сказал мужчина, представляясь Карен. — Я невольно подслушал ваш разговор и думаю, что это отличная идея. Я бы хотел ещё предложить принудительную безработицу для каждого в возрасте между двадцатью семью и тридцатью!
— Я тоже! — согласилась Элиот. — Наверно, мы оба воспринимаем вклад Йорна в ситуационизм более значимым, чем почти редукционистские теории Дебора!
— Да, да! — искренне воскликнул психогеограф.
— Карен, на минуточку, — сказал хозяин, беря арт-звезду за руку. — Тебе обязательно надо встретиться с Мартином Гортоном, он археолог.
— Хорошо, — вздохнула Элиот.
— Мартин, — поприветствовал Кремер мужчину, словно они давние друзья, хотя, похоже, это была их первая встреча. — Познакомься, это художница. Она со своими друзьями-малярами расточает мировые ресурсы. Расскажи ей, как искусство привело к разрушению греческого государства, тогда, может быть, она найдёт себе работу, укрепляющую Западную Цивилизацию.
— Вы бывали здесь раньше? — осведомился Гортон.
— Да, — призналась Карен. — Кремер говорит, что ненавидит художников, но я его взгляды не воспринимаю всерьёз. Лет пять назад он дал постоянное приглашение в свой салон всем художникам из моей галереи, и вот я до сих пор им пользуюсь, это и рабочее общение, и приятный способ провести воскресный вечер. А вы, вы здесь впервые?
— Да, — признал Мартин. — Меня привёл друг, он сказал, что герр Кремер захочет услышать об исследовании, которым я занимаюсь. Оно демонстрирует, что опасения Платона, касающиеся разрушительной роли художников и поэтов в греческом обществе, были небезосновательны.
— Я тоже хочу об этом услышать! — воскликнула Элиот. — Скорее, расскажите мне.
— Эй, вы, двое, — Флориан прервал разговор прежде, чем он успел начаться, — я хочу познакомить вас с анархисткой, она думает, что решить проблемы нашего общества может лишь кровавая революция.
— Я не совсем анархистка, — пробормотала девушка, когда хозяин ушёл. — Мне не нравятся утопические идеологии, меня куда больше впечатляет насилие как форма коммуникации и моральные свойства, которые оно в себе несёт.
— Это увлечение близко к моей работе над древними греками, — заметил археолог.
— Эй, вы, — прервал их Кремер, сунув книгу в руки Карен, — я хочу, чтобы вы познакомились с писательницей, это одна из её книг.
Таким образом вечер быстро прошёл. Хотя ни Карен, ни Аманда не сумели завершить ни один из начатых разговоров, они встретились с чёртовой уймой народу. С некоторыми людьми контакты будут продолжаться, и это весьма поможет таким разным карьерам двух женьчин.
Атима Шиазан и Джонни Махач занимались этим, как кролики, минут двадцать. Они оба слышали, как открылась входная дверь и в квартиру вошла Бхавна. Дальше не происходило ничего утончённого, впрочем, это было и не нужно, потому что и Джонни, и Атима хотели унизить партнёра. Каждый притворялся, что не слышит гостью, которая идёт в комнату, где они ебутся.
— Я хочу сверху! — застонала Шиазан.
Скинхед уступил просьбе девушки, и они поменялись местами, не прерывая половой акт на скорости 120 ударов в минуту. Хотя Хождесу пассивные роли не нравились ни в сексе, ни в жизни, он хотел увидеть выражение лица Бхавны, когда та застанет двоюродную сестру, скачущую на скинхеде! Джонни не знал о том, что девушки сговорились во время телефонного разговора научить бутбоя радостям связывания и подчинения.
Это скинхед испытал шок, когда Бхавна ввалилась в комнату, не моргнув глазом. Она вцепилась в руки Джонни и завела их ему за голову. Атима прижимала бойфренда к матрасу, ускоряя движение на его трепещущем мужестве. Ходжес осознал, что происходит, и принялся яростно отбиваться от привлекательной сестры своей невесты. Может быть, у Бхавны всё получилось бы, если бы ей надо было только защёлкнуть наручник на левой руке скинхеда. Но увы, Джонни зацепил оба его конца на правой руке, чтобы тот не мешался в процессе ебли.
Когда Бхавна расстегнула один браслет, бутбой защёлкнул его на её левом запястье, так что они оказались прикованы друг к другу. Потом он вырвал у девушки ключи и освободил свою правую руку, а потом сгрёб фетишистку и сковал ей обе руки. Атима вовсю кончала, прыгая на своём скачущем мустанге, но Джонни извернулся под ней и сбросил её с члена. Мини-юбка Бхавны задралась до талии, Ходжес вцепился в её белые трусики и стащил их до колен.
— Остановись! Остановись! — закричала Атима, молотя кулаками бойфренда по спине. — Так не прикольно! Мы хотели сковать тебя, завязать глаза и заставить лизать пизду. Но если ты не согласен на мой вариант, я не позволю тебе трахать мою сестру!
— Так нечестно, — хрюкнул Ходжес, — я её переборол и заработал право насладиться сексуальными ощущениями от активной роли!
— Ни за что! — взвыла Бхавна, натягивая трусики. — До того, как Атима занялась этой коммунистической херотенью, мы часто устраивали с ребятами любовь на троих. Мы их сковывали, пороли и ебали пизда-в-рот, пизда-на-хуй. Вы с Атимой собираетесь пожениться, может, ей хочется, чтобы ты вылизал мой клитор, но ни за что она не будет сидеть и смотреть, как ты дрючишь меня в пизду!
— Именно! — влезла девушка скинхеда. — Если ты не хочешь участвовать в мазохистских забавах, я прослежу, чтобы ты оставался строго моногамным!
— Ох, — хныкнул Джонни, подумав о W 1-адресе и о том, что он не хочет его терять, — думаю, оно того стоит!
Худой с матерью остались у родственников в Вест-Хэме. Их собственную квартиру сожгли во время беспорядков в Попларе, в которых погибла младшая сестра Питера, перепугавшаяся настолько, что не сумела убежать от разгневанной толпы, требующей крови Худого. Рабочий класс, составляющий большинство жителей Поплара, плохо воспринял тот факт, что Питер предавался садомазохизму с пятнадцатилетней школьницей. Хотя большая часть разъярившихся парней отдала бы правую руку за возможность понюхать трусики нимфетки, прилюдно никто из них в этом не признался бы.
— Можно добавки? — спросил Худой, проглотив яичницу на тосте.
— Нет, Питер, — ответила тётушка Дорис. — Тебе придётся отрастить волосы и сбросить вес, чтобы тебя не узнали на улице. Когда похудеешь килограмм на двадцать, я пошлю Майкла, он купит тебе нормальную модную одежду!
— Но мне нравится быть скинхедом! — возразил Уотсон.
— Не спорь, — рявкнула Дорис. — Твоя мать не умела строго с тобой обращаться, пока ты был маленьким, и в итоге ты вырос жирным неряхой. Вряд ли ты согласишься стать мёртвым скинхедом. Так что, пока не сменишь внешность, ты не сможешь уйти из этого дома, а я не хочу, чтобы ты постоянно путался под ногами.
— Хуя себе! — матюгнулся Худой.
— И в своём доме я не позволю тебе использовать грубые слова, молодой человек! — прошипела тётя Питера, ухватив его за ухо. — Проси прощения, или я выкину тебя на улицу!
Прежде, чем скинхед успел выразить своё сожаление по поводу плохого воспитания, звук ударов во входную дверь заставил его метнуться в заднюю часть дома.
— Никому не двигаться, — объявил в мегафон властный голос. — Это полиция. Дом окружён снайперами. В каждого, кто попробует убежать, будут стрелять!
Худой не мот в это поверить! Он . не сделал ничего плохого, так какого хрена его припёрлись арестовывать с такой помпой? Мысли метались в ею мозгу. Может быть, чопорная внешность его тёти прикрывала торговлю оружием, наркотиками и детским порно? Может, копы ошиблись и приехали не по тому адресу. Бутбой не боялся полиции, может, они приехали, чтобы защитить его от банды обезумевших виджиланте57.
Ни к чему делать ноги, если на улице вооружённые копы, так что Питер уселся и принялся ждать, как всё обернётся. Через пару секунд его уложили мордой вниз на полу, и дуло пистолета прижалось к затылку. Коп в форме сковал ему руки за спиной, одновременно информируя его о правах.
— Питер Уотсон, вы арестованы за сексуальную связь с несовершеннолетней девочкой и подстрекательство к бунту посредством публичной трансляции съёмки противозаконных половых актов. Вы имеете право на молчание, и я должен предупредить вас, что любые ваши слова будут записаны и могут быть использованы против вас в суде.
Джонни Махач в прекрасном настроении стоял перед входом на Банхилл-Филдз со стороны Сити-Роуд. Городские власти Лондона открыли для публики бывшее кладбище диссентеров*, занимающее четыре акра к северу от «Квадратной Мили»58 59. Внутри в беспорядке разбросаны могилы, в том числе Уильяма Блейка, Джона Беньяна и Даниэля Дефо. Активистам Фронта Семиотического Освобождения было приказано вломиться на кладбище через ворота со стороны Банхилл-Роу, потому что на этой тихой улочке ночью им бы никто не помешал.
Еле слышный шум движения по кольцу на Олд-Стрит был поглощен грохотом болторезных станков, которыми ФСО вскрыл замки на западных воротах. До ушей скинхеда донёсся шёпот, сообщивший, что жаждущие признания художники идут по кладбищу к монументам, возведённым в честь Блейка, Бе-ньяна и Дефо. Бутбой мрачно улыбнулся, услышав, как звенит кирка по мостовой, окружающей эти памятники. Удовлетворённый тем, что преступление совершается, Ходжес пошёл к телефонной будке на Олд-Стрит.
— Добрый вечер, — промурлыкал голос в трубке.
— Здравствуйте, — ответил Джонни. — Это полиция?
— Это штаб-квартира полиции Лондонского Сити, — ответил голос.
— Я хочу передать сообщение об осквернении могилы Уильяма Блейка на кладбище Банхилл!
— Да? — голос напрягся.
— Группа художников выкапывает останки поэта прямо в этот момент! Они считают это действие своеобразным хеппенингом. Я так понимаю, их сильно разозлило освещение в прессе вчерашних беспорядков в Попларе.
Хождес повесил трубку. Он сказал достаточно, чтобы через несколько минут множество полицейских машин тихо подъехало поСити-Роуд. Достаточно, чтобы заставить копов перекрыть Банхилл-Роу, а потом с автоматчиками арестовать ФСО. Достаточно, чтобы обеспечить Дональду Пембертону и Пенелопе Эппл-гейт пару лет за решёткой. Больше они никогда не будут доставать соседей безвкусными подборками джазовых мелодий. Джонни отправился в круглосуточную кондитерскую в Брик-Лейн. Ему захотелось поужинать, прежде чем вернуться на автобусе в центр города.
Не найдя костей под монументом Блейка, Спартак приказал своим войскам выкопать тела на других участках. Ни останков Дефо, ни останков Беньяна они не нашли. Перелопатив землю в куче обычных могил, ФСО отрыл пару черепов. Спартак стянул штаны и надрочил на добычу. Скоро он покажет своим последователям, на что способна магия в стиле Кроули, и это будет куда веселее, чем блейковская версия реформированного друидства.
— Хотел бы я отрыть труп какой-нибудь сучки, — ругнулся Спартак. — Уж я бы исполнил над телом греческий обряд. Но тут ничего нет, могилы слишком старые. Последнее захоронение здесь было в 1860-ом!
Лидер Ложи и его последователи так углубились в фантазии, что не слышали, как копы окружают кладбище. Вооружённые констебли расположились через интервалы в шесть ярдов вокруг ограды, и выбраться стало невозможно. Только когда полицейские прожектора осветили территорию, члены ФСО осознали, что они здесь уже не одни.
— Вы окружены вооружёнными стрелками, пожалуйста, пройдите к восточным воротам, руки за голову, — объявил через метафон голос.
— Что нам делать? — спросила Пенни Эппл гейт.
— Раздеться и наброситься на ублюдков, — взбеленился Спартак
— Ты охуел! — возразил Дон Пембертон. — Нас всех перестреляют!
— Дон прав! — пропели в унисон остальные члены ФСО. — Придётся сдаться.
— Эти цвета не линяют! — крикнул Спартак, бросаясь к Сити-Роуд. — Магия Кроули защитит меня!
Раздался автоматный треск. Пули вонзились в вождя Ложи, и он обрушился на землю в лужу крови. Другой полицейский расстрелял остальных членов ФСО. Безумное нападение Стивена Смита дало копам оправдание для массового расстрела. Хотя либеральные правозащитники из-за гибели всех членов этой преступной группировки теперь будут несколько дней строчить отчёты, в долгосрочном периоде простые налогоплательщики сэкономят на стоимости судебного разбирательства.