Причальная палуба была стандартной — челнок соединялся с орбитальной станцией при помощи длинной трубы со шлюзовой камерой. Такие орбитальные станции имеются у всех планет системы Ромба Вардена. Здесь, в частности, располагался главный компьютер, управлявший планетой, но к ее исполинским размерам я оказался не готов. На станции существовала искусственная гравитация; сквозь прозрачную полоску, идущую по всей длине трубы, открывался вид на гигантскую конструкцию, напоминающую больше космический город, который мог приютить огромное население.
Труба заканчивалась еще одной шлюзовой камерой, и я зашел в нее не колеблясь. Убить меня можно было гораздо раньше и без хлопот. Скорее всего вторая камера — это обычная мера предосторожности и от утечки воздуха, и от нежелательных посетителей. Вездесущий видеоглаз никто и не думал скрывать — он красовался на самом видном месте; наверняка за экраном сидел человек-наблюдатель. Я заметил также несколько небольших проекторов совершенно диковинного вида — по всей видимости, очистители или оружие.
Внешняя дверь плотно закрылась за мной, но внутренняя открываться не спешила. Внезапно помещение залило бледно-голубым сиянием — силовое поле, действие которого я немедленно ощутил на себе. С этого момента я перестал чувствовать свои микроорганизмы Вардена. Все коммуникационные каналы были оборваны, и я принял свой подлинный облик. Ну что ж, придется рассчитывать только на себя.
Излучение прекратилось так же внезапно, как и началось, внутренняя дверь отворилась, и я обнаружил, что мне очень трудно двинуться с места, словно на плечах лежала непосильная ноша. Похоже, что теперь мои микроорганизмы Вардена контролируют непосредственно компьютер, и он принял меры предосторожности. Они оказались на редкость эффективными. Я мог совершать только простейшие действия, и все.
В приемном отсеке меня поджидала женщина в черной униформе правительственного чиновника. Рядом с ней стоял сержант; на ремне — пустая кобура, а в руках — странное оружие, явно не лазерное. Очевидно, парализующий пистолет. Весьма удобно: можно косить террористов, не опасаясь повредить корпус станции.
— Шуга Фэллон, — представилась женщина, — директор станции. А вы, как я понимаю, Тарин Бул, хотя сомневаюсь, что это ваше подлинное имя.
— Верно, — устало произнес я. — Похоже, вы знаете о микроорганизмах Вардена гораздо больше, чем я предполагал.
— Исследования не прекращаются ни на секунду, — ослепительно улыбнулась она. — Вы будете потрясены, узнав о наших успехах. Пойдемте. Вы не ели несколько дней, так что начнем нашу беседу за обедом.
Я молча подчинился: невидимые путы исключали любое сопротивление — и к тому же я действительно ужасно проголодался.
Обед оказался вкусным и обильным, а продукты — свежими.
— Мы их сами выращиваем, — гордо пояснила Фэллон. — Постоянный персонал станции около двух тысяч человек и почти тысяча командированных. Отсюда мы управляем всей системой контроля; к нам поступает информация со всех уголков планеты, обрабатывается и через спутники направляется обратно. У нас работают специалисты со всех четырех планет Ромба — цвет науки.
Да, это не могло оставить равнодушным.
— Любопытно было бы взглянуть, — сухо произнес я.
— О, в дальнейшем — возможно, но сегодня вы увидите только несколько лабораторий. Мы весьма преуспели в кое-какой области.
— Что-нибудь связанное с психологией пришельцев?
— Увы, — засмеялась она, — об этом говорить еще рано. Вы прекрасно понимаете, что нам приходится быть крайне осмотрительными, пока работает ваш органический передатчик. Боюсь, какое-то время свобода ваших передвижений будет весьма ограниченна.
— Как вы о нем узнали? — спокойно поинтересовался я. Они действительно были отлично информированы, и скрывать уже известное не имело смысла.
— От ваших коллег. Может быть, вам интересно узнать, что на Лилит агент Конфедерации организовал убийство властителя планеты Марека Кригана. Властитель Харона Эола Мэтьюз тоже мертва, однако на Цербере ваш человек проиграл и, самое удивительное, перешел на нашу сторону, полностью отказавшись от всяких попыток уничтожить Лару.
Вот это новость! Итак, двое из четверых! Но, судя по всему, никто из них не выдал главного — что все мы являемся одним и тем же человеком. Меня поразило предательство агента на Цербере, хотя это вполне могла быть тактическая уловка. Раз он остался жив и, похоже, пользуется определенным влиянием, сбрасывать его со счетов рановато.
— Боюсь, дезертировать мне уже поздно, — полушутя-полусерьезно заметил я.
— Я тоже так думаю. Кроме того, решение, принятое под давлением, вряд ли можно считать искренним. Вам удалось сделать то, что до сих пор считали невозможным, и нам пришлось основательно пересмотреть всю концепцию системы контроля. Честно говоря, если бы вы не атаковали Альтавар на обратном пути, то остались бы на свободе и по-прежнему представляли для нас угрозу. Но даже после этого вы вполне могли избежать ловушки. Всему виной ваша ахиллесова пята — сентиментальность, которой начисто лишены ваши коллеги. Только из-за нее вы оказались здесь. Я задумчиво потянулся:
— А какой у меня был выбор? Влачить жизнь среди дикарей, не имея возможности даже на пушечный выстрел подойти к городам? Считайте, что я поставил эксперимент по проверке своей теории и доказал ее ошибочность. Просто я недооценил систему. Кстати, из чистого любопытства — а когда именно вы меня вычислили?
— Когда обнаружили пропажу нашего сотрудника на вокзале, — пояснил Шуга. — Но не представляли себе, где и как вас искать, пока в центральный компьютер не поступил запрос о Чинг Лу Кор. Поскольку офицеру-оператору это ни к чему, компьютер выставил "флаг", и с этого момента мы уже не спускали с вас глаз. В том, что это ВАШИХ рук дело, сомнений не возникало — немногие сочетают в себе такую волю и расчетливость. — Она ненадолго замолчала. — К тому же вы перевоплощались каждый час.
— Я вполне мог уйти, если бы не проспал больше, чем планировал. По-видимому, это меня и погубило. Крошечная оплошность в длинной цепочке удач оказалась роковой.
— Именно поэтому система всегда одерживает верх. Общество может позволить себе сотни промашек, но для его противника первая тотчас станет последней.
— Погибшие властители вряд ли согласились бы с вами.
Она пропустила мою промашку мимо ушей:
— Режимы на планетах Ромба сильно отличаются от нашего, но везде развиваются только те социальные формы, которые оптимально соответствуют конкретной планете.
— Меня поражает другое, — пояснил я. — Это удивительно скучный мир, населенный настоящими человекообразными овцами — существами без целей, без честолюбия, без воли, наконец. А правящая элита наслаждается рабами, низведенными до положения комнатных собачек — такого не было даже в смутные времена человечества.
Похоже, она нисколько не обиделась. Но ответила уклончиво, и впервые за время разговора я не понял, на что она намекает.
— Развейте мои старые сомнения — вы, Тарин Бул, или кто-то там еще. Я прекрасно понимаю, что силой из вас ничего не вытянешь, но мне бы очень хотелось выяснить один вопрос.
— Прошу вас.
— ПОЧЕМУ???
— Что почему? — несколько смутился я.
— Неужели вы действительно настолько наивны или у вас какая-то личная причина выполнить ту миссию, ради которой вас сюда послали?
— Я же сказал, что нахожу эту политическую систему на редкость отвратительной.
— Да ну? Ведь цивилизованные миры точно такие же стада овечек, специально разводимых для счастливой жизни, посвятивших себя выбранной еще до рождения специальности, и напрочь лишенные амбиций или воображения. Выглядят они посимпатичнее, согласна, но на Медузе слишком суровый климат для существ с тонкой кожей. То, с чем вы столкнулись, всего лишь местная версия цивилизованной планеты. И знаете почему? Да потому, что такой стиль управления оптимален: подавляющее большинство людей и впрямь животные, которым все равно кому подчиняться, лишь бы получить взамен теплое стойло и регулярную кормежку. История свидетельствует об одном: как только люди обретают полную свободу, они тотчас стремятся обменять ее на безопасность — так было всегда. И они получают желаемое от людей со стальной волву, знающих, что делать, людей, для которых личная власть превыше всего.
— Конфедерация не подсматривает за своими согражданами в ванных комнатах, — неуверенно возразил я.
— Только потому, что необходимость в этом отпала. Уже несколько столетий благодаря современной биотехнологии рождаются совершенно одинаковые, как на конвейере, люди, и любое отклонение от нормы осталось в далеком прошлом. От своих изгоев Конфедерация отгородилась барьером, как мы от дикарей, — правда, не энергетическим, но не менее надежным пространственным — в десятки и тысячи световых лет. Изредка встречающихся неординарных личностей, вроде вас, либо немедленно уничтожают, либо ссылают сюда, но в самых верхних эшелонах власти немало таких, как вы. Мы тоже выросли там, Бул, и прекрасно знаем ту систему. Мы рождены для того, чтобы править, и это не только наше мнение. Так считает Конфедерация, иначе она не ссылала бы нас сюда.
Я открыл было рот, чтобы достойно парировать, но спустя некоторое время закрыл. В ее рассуждениях непременно должно быть слабое звено, но нащупать его почему-то не удавалось. Впрочем, даже если и согласиться с ее доводами, это ничего не меняет.
— Разделить подобную точку зрения — значит признать, что система прогнила насквозь, будь то здесь или в Конфедерации.
— Вы действительно очень наивны. И Медуза, и Конфедерация дают людям то, чего они сами жаждут, — мир, достаток, экономическое и социальное равенство и, самое главное, БЕЗОПАСНОСТЬ. Все возможные альтернативы приводят только к новым лишениям. До сих пор вы не видели в Конфедерации никаких изъянов лишь потому, что принадлежали не к бессловесному большинству, а к представителям реальной власти, и здесь вас раздражало лишь то, что вас хотят превратить в такую же овцу. А вот если бы вы стали правительственным чиновником, пусть даже офицером-наблюдателем, то почувствовали бы себя точно так же, как дома.
— Сомневаюсь, — ответил я. — Я уже утратил веру.
— Вероятно, этим и объясняются ваши поступки. Задумайтесь. Вы могли жить без семьи и дома, но упорствовали; у вас было несколько возможностей повернуть вспять, однако вы предпочли сразиться, не имея никаких шансов на победу. Это идет вразрез с образом хорошо тренированного профессионального убийцы, пусть даже утратившего иллюзии. Вы пришли к нам добровольно, и в душе сознаете мою правоту. Вы не способны принять нашу систему ни в какой форме, но признаете, что она лучшая из всех мыслимых. Человека с вашим характером жизнь дикаря способна постепенно свести с ума, однако мириться с режимом вы не желаете. А теперь я объясню вам, зачем вы пожаловали сюда. Вы пришли сдаться, и в глубине души понимаете это, как понимаете и то, что таким, как вы, здесь не место.
Я отказывался верить ее убийственно точным и логичным словам. У меня не было никакого желания покончить с собой или лишиться рассудка. Я прекрасно сознавал, что она права лишь отчасти, и не собирался потакать ей, униженно соглашаясь с ее софистикой. Я не мог жить на Медузе; я должен был либо уничтожить систему, либо сложить голову.
Или же все это самообман?
— И как вы собираетесь со мной поступить? — спросил я.
— Неплохо бы заняться вашим обучением. Но для начала, наверное, стоит показать вам ваших друзей.
Любопытно, как вы отреагируете на наше уникальное искусство.
Со стены открывался вид на широкий густой парк. Он очень напоминал курортный комплекс на цивилизованной планете — пляжи с ослепительно белым песком; небольшие бассейны с прозрачной водой, которая стремительно низвергалась вниз хрустальными водопадами; абсолютно безопасные для человека, но такие прекрасные островки степи, покрытые ярким цветочным ковром…
— Сотрудники Первого министра очень любят сады, — послышался голос Фэллон. — Только здесь можно по-настоящему расслабиться и воспарить.
Прищурившись, я посмотрел вниз:
— Там какие-то люди. Она кивнула.
— Здесь постоянно дежурят Девушки Радости. Они готовы в любой момент выполнить каждое желание министра и удовлетворить любую его прихоть, а заодно поддерживают порядок.
— В Конфедерации людей хотя бы не превращают в роботов-рабов, — едко заметил я. Только это отличие между двумя системами бросалось в глаза.
— Не превращают, — согласилась Фэллон. — Однако ее верный страж, не задумываясь, прикончил четырех невинных людей, лишь бы попасть сюда. А скольких еще до этого? У так называемых уголовных элементов, поиском которых вы занимались, Конфедерация, не задумываясь, уничтожала личность и превращала во взрослых младенцев, начисто лишенных силы воли, либо переделывала их психику по собственным стандартам. А иногда просто убивала. И только самые лучшие удостоились чести быть отправленными на Ромб Вардена — да и то благодаря исключительным творческим способностям или связям в мире большой политики; последнее нетрудно понять, ибо те, кто сегодня вершит судьбами преступников, вскоре могут поменяться с ними местами. Вся разница между членами Конгресса и Совета Конфедерации и, с позволения сказать, преступниками вроде Таланта Упсира или Эолы Мэтьюз, — которые в свое время тоже являлись членами правительства Конфедерации, — только в том, что Упсир и Мэтьюз имели несчастье нажить себе влиятельных врагов. Но такова судьба многих политиков.
— А эти рабыни из "мокрых снов" тринадцатилетнего пацана?
— Они служат на своем посту. По нашим законам именно ОНИ — преступники, и вина их бесспорна. Самых опасных мы отправляем на наш собственный Ромб Вардена — на спутники Момрата. А тех, в ком у нас нет уверенности, мы либо убиваем, либо модифицируем. А модифицируя, делаем вновь полезными обществу. Пошли.
Мы вернулись в основные помещения станции и остановились у двери с табличкой "ПСИХОЛОГИЧЕСКИЙ ОТДЕЛ. ДОСТУП ЗАПРЕЩЕН". Я прекрасно понимал, что это конечный пункт моего путешествия. Охранник, ни разу не проронивший ни слова, шел за мной по пятам.
— Изначально личностные установки задумывались как нечто полезное, — продолжала Фэллон; она получала от экскурсии нескрываемое удовольствие. — Откровенно говоря, у нас гораздо больше проблем с психикой наших граждан, чем у специалистов цивилизованных планет. Мы установили любопытнейший факт: после стирания психики житель Медузы обязательно становится женщиной — кем бы он ни был до этого. — Дверь автоматически отворилась, и я увидел демонстрационный зал. За огромной прозрачной стеной стояла психомашина. — Узнаете, кто в кресле?
Я с трудом поднял глаза. Пациента "на кушетке", как любят говорить психиатры, опутывали всевозможные провода и датчики, однако я все же разглядел знакомый профиль.
— Чинг, — тяжело вздохнул я. Фэллон утвердительно кивнула:
— Это состояние обычно называется смертью. Обратите внимание, кожа необычно мягкая и эластичная, волосистый покров полностью отсутствует, а также все изъяны и новообразования. Чистое, но совершенно лишенное конкретики женское тело.
Я кивнул, вновь ощутив бесконечную усталость. Обычная психологическая обработка. Они получают огромное удовольствие, а отказаться я не могу — старо, как мир.
— Очень жаль, что все жители Медузы достигают этой первозданной женской пластичности. Неплохо было бы иметь и Юношей Радости. Однако не думайте, что все Девушки Радости только наложницы. Например, мои личные Девушки — их двое — отличаются великолепно развитой мускулатурой, но очень милы. Правда, с первого взгляда женщинами их не назовешь, но это и есть то самое искусство, о котором я вам говорила. Наши лучшие психиатры превратились в настоящих художников, с помощью психомашины и микроорганизмов Вардена, творящих тело при отсутствии сопротивления мозга изменяемого. Можно сделать Девушку Радости в соответствии с любыми потребностями. Симпатичная, способная выучиться тому, что ей прикажут, и при этом безгранично преданная своему владельцу.
— А… для кого предназначается эта? — переспросил я, чувствуя, как внутри все переворачивается от невыносимого зрелища.
— Для Хэйвела Канцера; он мой двойник, работает внизу на планете. Хэйв — администратор в аппарате правительства. Мы равны по рангу и положению и подчиняемся только Первому министру. Конечно, у него она не задержится — подарит кому-нибудь или всучит в качестве награды. А некоторых мы даже экспортируем на другие планеты Ромба. О! Похоже, психиатр уже готов. Теперь смотрите внимательно.
— Не хочу, — огрызнулся я.
— Твои желания никого не волнуют, — неожиданно грубо и холодно бросила Фэллон. — Я могу поставить тебя по стойке "смирно" и сделать с тобой такое, что Девушкам Радости и не снилось, так что заткнись. Или Конфедерация подбирает убийц из плакс?
Что ж, она опять оказалась права. В логике ей не откажешь — чем беспристрастнее я вглядывался в самого себя, тем противнее мне становилось.
Процесс завораживал своей жестокостью. Тот же механизм, при помощи которого я превращался в птицу или в других людей, теперь преобразовывал тело Чинг — единственное, что от нее осталось. Строго говоря, она была мертва, хотя мой рассудок отвергал эту мысль. А я? Сколько человек погубил я? Крег говорил, что только после двух-трех десятков неудач мое сознание удалось переписать в тело Тарина Була.
Чинг всегда была миниатюрной и очень изящно сложенной, как и большинство женщин Медузы, но теперь она стремительно менялась. Рост остался прежним, но масса тела перераспределялась: увеличились бедра и бюст; формы постепенно приобрели совершенно иные очертания. Лицо практически не изменилось, хотя нижняя его часть округлилась, а большие глаза слегка уменьшились. Я вряд ли узнал бы такую Чинг, столкнись с ней случайно.
Затем на голове стали пробиваться густые волосы; они росли с неестественной скоростью, как в немом комедийном фильме, и были светло-рыжего цвета, чему я несколько удивился.
— Цвет волос тоже может быть изменен?
— Не только волос, но и глаз. Можно изменять что угодно и как угодно. Так ей лучше.
Несколько минут спустя все было кончено. Я видел неясный силуэт психиатра, возившегося со сменными модулями памяти. Наступал последний этап — формирование сознания. Потом ее освободили от паутины проводов и оставили в состоянии, напоминающем обычный сон. Зажегся яркий свет, и Чинг слегка пошевелилась.
— Теперь ты можешь судить, — сказала Фэллон, — кем она была и кем стала. А пока взгляни на ее пробуждение. — Она щелкнула переключателем интеркома:
— Девушка?
— Да, госпожа? — радостно откликнулась Чинг.
— Какая у тебя кличка?
— Веселяшка, госпожа. Позвольте служить вам.
— Выйди через заднюю дверь. Там ты найдешь гардероб, возьмешь подходящую одежду и украшения и приведешь себя в порядок. Затем откроешь последнюю дверь и будешь ждать меня.
— Слушаюсь, госпожа. — С блаженной улыбкой Чинг пружинисто поднялась и вышла из камеры. Фэллон повернулась ко мне:
— Ну? Как тебе это?
— Впечатляет. Но если этот балаган имеет целью разжалобить меня — ничего не выйдет. Я поражен, но не настолько.
— Вполне возможно. Она вела себя героически, но все же мы получили о тебе кое-какую информацию. Ну, пошли в другую комнату.
Мы спустились в почти пустое помещение, явно не предназначенное для каких-то определенных целей, и стали ждать. Я мечтал лишь о том, чтобы это поскорее закончилось. Весь предыдущий спектакль наверняка был только прелюдией. И мне очень хотелось знать, к чему.
Вскоре вошла Чинг, широко улыбнулась и сделала легкий реверанс:
— Я нравлюсь вам, госпожа? Фэллон придирчиво оглядела ее с ног до головы. Чинг и в самом деле стала милашкой и держалась, если можно так выразиться, провокационно-сексапильно. Слегка гортанный голос был одновременно детским и соблазнительным. Я почувствовал себя подростком, которому внезапно явился во плоти предмет его юношеских грез.
На ней были маленькие золотые сережки, такое же ожерелье и облегающее серебристое платье с умопомрачительным разрезом. Макияж был выполнен профессионально — вплоть до кончиков аккуратно обработанных ногтей.
Фэллон посмотрела на меня и вопросительно улыбнулась:
— Ну как? Нравится?
— Она просто… сногсшибательна.
— Хочешь испытать ее в действии?
— Нет…
— Веселяшка, а ну-ка на четвереньках к мужчине, и оближи… для начала его ботинки.
Я попытался возразить, но Веселяшка с игривым усердием подчинилась. Это было омерзительно до тошноты, но я стоял как вкопанный, потому что не мог пошевелиться.
— Достаточно, на место.
— Слушаюсь, госпожа. — Она мгновенно вскочила на ноги и пожирала взглядом Фэллон.
— Выйди через вон ту дверь. Там ты встретишь мужчину, одетого как я. Он будет твоим хозяином — впредь ты должна выполнять все его приказы.
— Слушаюсь, госпожа. — Чинг повернулась и вышла.
— Дешевка, — сквозь зубы пробормотала Фэллон. — Таким только гостей развлекать, да на столе отплясывать. — Она вскинула на меня глаза. — Но от этого хоть какая-то польза. Она не будет стареть, перемены климата ей тоже нипочем. Если потеряется, то будет умолять людей возвратить ее владельцу. Она будет дарить другим удовольствия, но только в служении своему господину черпать радость. Ну разве это не лучше, чем шахты, или смерть, или пожизненная лямка чернорабочего?
— Нет, — ответил я. — И я не изменю своего мнения.
— Возможно, — бодро согласилась Фэллон. — Но таков этот мир. Пошли — я хочу показать тебе еще кое-что.
Она привела меня в служебное помещение, в котором царил полнейший беспорядок. Фэллон порылась в ящиках большого письменного стола и поднялась, держа в руках некое подобие этюдника. Она отцепила от него несколько листков бумаги — какие-то рисунки. В конце концов, найдя искомое, она протянула этюдник мне. Я вгляделся в картину.
— Ну как? — спросила она.
В карандашном наброске, несомненно, угадывалась рука настоящего мастера. Художник изобразил женщину поистине неземной красоты. Темнокожая красавица с длинными пышными волосами одновременно ослепительно-белого и светло-русого цвета с огромными влекущими зелеными глазами и вызывающе дерзким и страстным выражением лица.
Точеная высокая фигурка, гладкая и холеная, хотя половые органы, на мой взгляд, слегка гипертрофированы. Художник запечатлел ее в разных позах, в том числе и притаившейся дикаркой в звериных шкурах. На этом наброске она была неотразима — настоящая машина для любви. Легкий карандашный эскиз нес в себе такой заряд влечения, что я лишь изумленно присвистнул.
Фэллон одобрительно кивнула:
— Я отреагировала так же. Это специальный проект Первого министра, и ему не терпится претворить его в жизнь.
— Это рисунок Упсира? Да он настоящий талант… э-э-э… простите за каламбур…
— Да, он гениален и разносторонен. Уже более полугода он работает с нашими лучшими психиатрами-скульпторами, создавая необходимые рациональные и эмоциональные установки. И, разумеется, гормональные. Абсолютная дикарка, совершенная и первозданная женщина. Иногда мне ужасно хочется быть похожей на нее.
— Сильные боли в пояснице, — намекнул я. Фэллон двусмысленно пожала плечами:
— Такая женщина нечто большее, чем Девушка Радости. Кстати, Первый министр называет ее Ослица Уби. Его мужская сила вполне под стать другим способностям. Ослица станет его постоянной спутницей, живым свидетельством его величия. Первый министр обладает огромной коллекцией шедевров, украденных из крупнейших музеев Конфедерации, но жаждет большего. Все будут изнывать от зависти, но она будет навеки предана только ему. Прирученный дикий зверь, объезженный мустанг, пассивная, но в то же время преисполненная природной энергии, она доставит своему властелину самые экзотические и утонченные наслаждения. Как и всякий одомашненный зверек, она станет его надежнейшим защитником, при этом наделенным если не душой, то умом и чувствами, настоящей жемчужиной нашего нового искусства.
Я согласно кивнул, прекрасно понимая теперь суть Упсира; отвратительный себялюбивый маразматик.
— Ясно, — сказал я вслух.
— Мне кажется, нет, — отозвалась та. — По-моему, вы не в полной мере оценили присущее господину Первому министру чувство справедливости. Для Ослицы Уби — этого рукотворного чуда — подойдет далеко не любой материал. Он любит постоянно напоминать о своем всемогуществе, а посему Ослица обязана стать символом его абсолютной власти, эффективности построенной им системы, а также ее неуязвимости для Конфедерации и инспирированной ей пятой колонны. Теперь вы, надеюсь, понимаете, что Ослицей Уби она названа отнюдь не из-за своих суперпышных ягодиц; скорее это предупреждение другим убийцам…
— Нет! — громко закричал я и попытался нанести сокрушительный удар, но охранник за моей спиной одним выстрелом отключил мое сознание. С глухим стуком я рухнул на пол.
Я был накрепко привязан в кресле перед психомашиной и впервые за свою богатую приключениями жизнь испытывал откровенный страх. Не беспокойство, не озабоченность, а самый натуральный ужас. Раньше я даже не подозревал, что это такое — животный страх, но сейчас скорее всего испытывал именно его. Еще там, в Конфедерации, я боялся не столько "промывки мозгов", сколько того, что во мне сохранится некая частичка прежней личности, которая будет "сознавать" все, что происходит с живым, но не одушевленным телом. Этот кошмар преследовал меня долгие годы.
При помощи сотрудников Фэллон прикрепила мое безвольное тело к "кушетке", отошла и, придирчиво прищурившись, оглядела меня.
— Вот теперь-то и начнется самое интересное, — проворковала она, явно наслаждаясь в предвкушении зрелища. — Твоя судьба уникальна, а будущие формы тем более; кроме того, тебя будет пользовать Джордаш, наш главный психиатр, мастер своего дела.
— Сволочи, — попытался прорычать я, но вышло лишь тихое и жалкое мычание.
— Теперь тебе понятна логика Первого министра? — продолжала Фэллон, игнорируя мой слабый протест. — Он не только получит воплощение своей сокровенной сексуальной мечты, но к тому же будет знать, что прежде эта мечта была хладнокровным убийцей, посланным, чтобы прикончить его любой ценой. Ты станешь живым напоминанием о том, что Конфедерация в делах Медузы — полный профан. Именно тебе предстоит роль не только наложницы, но еще и слуги, и телохранителя. Кстати, он приказал сделать видеозапись всего процесса, чтобы впоследствии убедить любого, что Ослица — и впрямь ты, неудавшийся душегуб. Упсир прибудет сюда завтра — сейчас он на Конференции Четырех Властителей. Я только что разговаривала с ним, и он попросил меня организовать прямую трансляцию этого события. Ты встретишься с властителем Медузы — и не только с ним, но и с тремя другими. И разумеется, он вряд ли удержится от искушения продемонстрировать им абсолютно все твои прелести — да еще приведет тебя на золотом поводке.
Проклятие! Она в открытую смаковала мои мучения!
— Прощай, Тарин Бул, или кто ты там на самом деле. Ты, конечно, понимаешь, что все это передается тому, кто отслеживает тебя; в принципе мы бы поступили так же. Конечно, прежде всего мы обнаружим и удалим имплантированный в твой мозг передатчик, но, возможно, мы еще отправим ему копию записи. Это будет по-настоящему справедливо. — С этими словами она вышла, захлопнув дверь.
Я не мог даже шевельнуться. Единственное, что я мог, — покончить с собой за те немногие секунды, пока еще оставался хозяином своего тела.
Внезапно я почувствовал, как в мозг что-то проникло. Или кто-то. Началась процедура — психиатр сканировал мозг в поисках блоков и защит, установленных, в свою очередь, лучшими специалистами Конфедерации. Разрушат не мое тело, а личность, как и любую другую, разве что им придется потрудиться чуть больше. Собственно говоря, хорошая психозащищенность и волновала меня больше всего. Что, если где-то в лабиринте сознания останется крошечный осколок МЕНЯ, — беспомощный, но остро чувствующий зритель?
Включилось записывающее устройство. "Приступили", — подумал я.
Однако я ошибся. Вместо мгновенной боли во мне зазвучал тихий, журчащий мужской голос.
— Слушайте, агент. Я Джордаш, хирург. Как и все психиатры Медузы, я обучался на Цербере, единственном центре подготовки психиатров на Ромбе Вардена. Его руководитель — настоящий гений, но мы отнюдь не испытываем уважения ни к Четырем Властителям, ни к Таланту Упсиру. Нам ненавистен предательский союз с пришельцами да и все остальное, чем славится Ромб. Нас готовили лечить людей, а не экспериментировать над ними. Мы давно контролируем самых высокопоставленных здешних чиновников — с тех пор, как Упсир пожелал подвергнуть их психообработке с целью формирования установки на абсолютную преданность лично ему. Тогда же был взят под контроль и властитель Цербера Лару — кстати, не без помощи вашего коллеги. Но сам Упсир осторожен и близко не подходит к психомашине. Однажды он попал в катастрофу вместе с Фэллон и Канцером, и они спасли ему жизнь. С тех пор властитель безгранично доверяет этой парочке, и только они избежали принудительной психообработки.
Убить властителя Медузы легко, но это ничего не даст. Достигнуть цели можно, лишь одновременно уничтожив Упсира, Фэллон и Канцера, иначе гибель одного только усилит влияние другого. Фэллон неплохо разбирается в психотехнике и может, как и Канцер, неусыпно следить за деятельностью партнеров. Они не доверяют ни одному психиатру и, хотя не имеют доказательств, подозревают о зреющем антиправительственном заговоре. Необходимо собрать этих троих вместе, но такое случается крайне редко. За последние три года Фэллон и Канцер встречались только два раза, и лишь однажды эту встречу почтил присутствием сам Упсир. Я говорю это не для того, чтобы приободрить вас…
Мой страх потихоньку начал вытесняться надеждой. Но что это — психологический прием или конкретный разговор?
— Спасти вас я не могу, — продолжал Джордаш, — и не в состоянии помочь вашим друзьям — их личность не обладает вашей силой и глубочайшим ощущением собственной идентичности. Если я в точности не выполню приказ Упсира и вы сохраните хоть что-то самобытное, пусть даже на подсознательном уровне, — это рано или поздно проявится. А Талант Упсир очень наблюдателен, и от него не укроются странности в вашем поведении. Признаюсь честно: этот процесс знаком мне сугубо теоретически, однако выслушайте мое предложение. Я попытаюсь сохранить ядро, но любые связи между мозгом и этим участком будут уничтожены. Это крайне деликатная операция — различия между простым стиранием ядра и переводом его в пассивный режим таковы, что коэффициент усиления любой ошибки примерно равен единице с сорока нулями. Честно говоря, я не уверен, удастся ли мне стабилизировать его в этом состоянии, но я попытаюсь сберечь вашу ненависть и презрение к существующему режиму, а особенно к тем, кто устроил такое неслыханное надругательство над людьми. Если ваше отвращение и жажда мести в самом деле сильны, они могут остаться и в определенной ситуации заявить о себе совершенно неожиданно даже для вас. Теоретически для пробуждения этой части вашего сознания достаточно простого постгипнотического сигнала. Для вас таким сигналом послужит момент, когда трое главарей соберутся в вашем присутствии. В этом случае вы либо уничтожите их всех, либо погибнете.
Впрочем, не будем загадывать. Один из троих может погибнуть, и тогда ваша личность не активизируется, даже в обществе остальных могут встретиться в ваше отсутствие — результат будет тот же. Такое вполне возможно, особенно в условиях войны, но тем не менее я должен использовать малейший шанс.
ОН ДОЛЖЕН ИСПОЛЬЗОВАТЬ!!!
— …Что случится с вами после того, как вы убьете их — если это удастся и вы останетесь живы, — мне неизвестно. Скорее всего произойдет мгновенное высвобождение энергии, и вы окончательно превратитесь в того, кем вас так жаждет видеть Упсир: в дикого зверя. Однако в вас должно быть определенное рациональное зерно в зависимости от того, насколько мне удастся сохранить вашу суть. В результате физической трансформации и фиксации вы навсегда сохраните свое новое обличье. Это, конечно, не очень приятно, но с помощью хорошего психиатра ваш интеллект может быть восстановлен, хотя он будет совершенно иным, и никаких воспоминаний о прошлом у вас не сохранится. Тут я пас — желание Упсира закон. Кроме того, процесс может пойти неудачно — даже у моего учителя успешным был только каждый десятый эксперимент, — но я обещаю вам и вашему коллеге, наблюдающему сейчас за вами, — прекраснейшее создание, сопровождающее Упсира, как тень, превратится в бомбу с часовым механизмом. Теперь, к сожалению, я вынужден приступить к своим обязанностям. Я уже определил местоположение передатчика, так что ваш коллега также получит эту информацию. Отныне только он и я будем знать правду. Прости, Бул, или кто ты на самом деле. Прощай.
Ужасная боль пронзила мой мозг… я взрываюсь…
О ГОСПОДИ!!!
КОНЕЦ СВЯЗИ. ПЕРЕДАТЧИК РАЗРУШЕН.