Мэгги нужно алиби

Глава 17

В субботний день, насвистывая, виконт Сен-Жюст вышел из дома Мэгги. Светило солнце. Сен-Жюст, поигрывая тростью, кланялся и приподнимал кепку с логотипом любимой бейсбольной команды перед каждой дамой. Он очень сожалел, что Стерлинг не изволил присоединиться к нему, но понимал, почему тот решил остаться дома: в пять начинался сериал «Зачарованные». У мужчины должны быть свои интересы.

С картой Манхэттена в руках он обошел Центральный парк тем же путем, что уже проделывал, когда совершал свою первую прогулку, и повернул направо — в западную часть парка. На первом же углу, напротив входа и «Зеленой таверны», Сен-Жюст задержался, чтобы послушать человека с безумными глазами, который стоял на перевернутом ящике. Он орал в мегафон, что тринадцатое мая — это День Страшного суда, когда Земля будет уничтожена.

Прохожие останавливались на несколько секунд, бросали мелкие купюры и монетки в плетеную корзинку, которая стояла тут же на тротуаре.

— Простите, милейший, — обратился к нему Сен-Жюст, когда он замолчал, чтобы перевести дух. — Тринадцатого мая, говорите? Так это будет завтра?

Человек снова заорал в мегафон:

— Завтра! Да! Завтра! Появятся Четыре Всадника — Смерть, Голод, Война и… м-м-м, в общем, все четверо!

— Мор, — подсказал Сен-Жюст. — Кажется, вы хотели сказать «Мор». Все четверо в один день? Боже правый, как же они будут заняты. Но, не сочтите за дерзость, сэр, если завтра наступит конец всему, зачем же вы сегодня собираете деньги? В этом нет никакого смысла, не так ли?

Человек убрал мегафон, наклонился к Сен-Жюсту и прошептал ему в ухо:

— Иди отсюда, малый. Это мой угол.

— И в самом деле, — легкая тень улыбки скользнула по лицу Сен-Жюста, — твой угол. И тебе позволено сидеть тут, выкрикивать глупости публике и собирать деньги?

— Ну. Вали отсюда. Не мешай работать.

— Конечно. — Сен-Жюст достал десятидолларовую купюру, держа ее на таком расстоянии, чтобы человек не мог дотянуться. — Еще кое-что, с вашего позволения. Сколько вы собираете денег за ваши проповеди?

Человек все-таки дотянулся до купюры, но Сен-Жюст проворно спрятал руку за спину.

— Ай-яй-яй, нехорошо быть жадиной. Вначале ответьте, будьте любезны.

— Тогда десятка моя? Ладно. Сколько я набираю? Да больше, чем когда таскал футболки и часы. Сам себе хозяин. И соседи получше. Никто не нападает, если не успею убраться дотемна. Все думают, что я чокнутый, и кидают мне мелочь, даже фотографируют. Наверно, я уже у половины Америки в альбомах.

Он хрустнул пальцами, помотал головой и повысил голос октавы на две:

— Вот Джордж, он стоит на углу рядом с человеком, который предрек конец света. Нужно дать ему доллар, бедному и больному. Я говорил вам, люди, ньюйоркцы ненормальные. — Он прищурился и посмотрел вниз на Сен-Жюста. — Зачем тебе это знать?

— О, просто так. Я только полюбопытствовал. — Виконт протянул ему купюру. — Я всегда интересовался затеями, когда прибыль получаешь с наименьшими затратами. А вдобавок понимаешь, что люди, которые дают тебе деньги, — безмозглые глупцы. Это утраивает удовольствие от комедии.

Человек посмотрел на него.

— А?

— Мне кажется, декламируя на этом пьедестале, например, Шекспира, можно заработать те же деньги.

Человек закатил глаза, словно пытался посмотреть себе в череп — вдруг там затерялся переводчик.

— А, понял, — сказал он спустя мгновение. — Это делают как раз напротив музея. Музея естественной истории. Фокусы показывают, играют на саксофоне, паясничают и поют. И эти чертовы типы с белыми лицами, которые ходят по невидимому ящику. Аж мурашки по коже.

Сен-Жюст поразмыслил над последним замечанием и улыбнулся.

— А, мимы. Раздражают, да? Но вернемся к нашей беседе. Такой предприимчивый человек, как вы, придумав вдохновенную речь, имеет возможность зарабатывать деньги, лишь декламируя ее? А если, допустим, дюжина ваших товарищей станет декламировать по углам ту же речь, каждый заработает деньги? С небольшими комиссионными автору речи, разумеется. Автор, джентльмен, который не желает пачкать руки. Но выходит, что это вроде театра. Вполне достойное занятие. Джентльмен, как вы понимаете, должен быть верен своему статусу.

— Последнего я не понял, извиняюсь. — Человек снова поискал своего внутреннего переводчика. — А насчет остального… Хочешь сказать, что, типа, бизнес устроить? Типа франчайзинг? Типа «Макдоналдса» или вроде того? Ну да. Можно сделать деньги и так. В Нью-Йорке можно делать деньги как угодно. Немного, но уж побольше, чем ничего.

— Да, лучше, чем ничего. Но не так уж и много, вы сказали? Мне нужно гораздо больше, чем «не так уж и много». Что обдумаю эту мысль позже, тем более в Манхэттене бесчисленное количество углов. Спасибо, милейший. Не хочу вас задерживать. Только мой вам совет. Бесплатно, разумеется.

Человек развел руками:

— А ты заткнешься, если я скажу — нет?

Сен-Жюст улыбнулся:

— Я советую поменять вам дату конца света. Сделайте его, например, тринадцатого мая, только через год? Близкая смерть не вызывает стремление отдавать деньги, зато надежда на спасение с помощью денежных подношений всегда вызывала энтузиазм. Спросите любого священника.

Глаза человека чуть не вылезли из орбит, но что-то он понял, потому что в конце концов улыбнулся и сказал:

— Точно. Точно, ты прав. Пасиба.

— Пожалуйста. Доброму дню — добрые деяния. — И Сен-Жюст, покачивая тростью, отправился дальше, читая названия улиц. Вскоре он подошел к зданию в западной части Центрального парка, между 61-й и 62-й улицами. Одна из двух медных табличек на здании гласила: «Издательство „Книги Толанда“. Основано в 1924 году».

Сен-Жюста остановил охранник в униформе, который дежурил возле лифтов. Но тот не растерялся, вложил двадцать долларов в протянутую ладонь охранника и поднялся в лифте на четвертый этаж.

Деньги, как понял Сен-Жюст, являлись движущей силой столицы. Деньги, также заключил виконт, размышляя над способом их получения, это первое, чем он займется после того, как разделается с неразберихой вокруг Толанда. Их отсутствие мешало ему наслаждаться новой жизнью.

Из лифта он вышел в холл, над которым поработал человек, явно лишенный воображения. Там не было ничего, кроме стола, нескольких витрин с книгами, изданными здесь, и двух потрепанных кожаных диванов голубого цвета.

Сен-Жюст улыбнулся, обнаружив на полках детективы про Сен-Жюста. Поскольку никто не встретил его, он решил сам поискать Нельсона Пинкера и свернул в левый коридор, что показалось правильным.

Ориентируясь на запах кофе, он прошел мимо нескольких пустых кабинетов без дверей, которые выглядели так, будто сюда привезли бумагу со всего Нью-Йорка. Каждый рабочий отсек был завален бумагами, они лежали даже на полу. На каждом столе стоял компьютер и личные вещи: фотографии, горшки с плющом посреди мусора, но ничто не могло смягчить гнетущего чувства, которое наверняка охватывало обитателей этих каморок.

Постепенно кабинеты становились больше, даже двери появились. На одной из них Сен-Жюст обнаружил имя Бернис. А вскоре увидел тяжелую дубовую дверь, слегка приоткрытую. Он понял, что там кто-то есть, услышав жужжание какого-то механизма. На латунной табличке Сен-Жюст прочитал имя Нельсона Пинкера.

Превосходно. Значит, он верен своему слову. Несомненно, сидел в кабинете, трудился, не покладая ухоженных рук, над финансовыми документами. Возможно, приводил в порядок счета так, как ему этого хотелось или как этого хотелось бы аудиторам.

Сен-Жюст толкнул дверь тростью и увидел Нельсона Пинкера, который в серой футболке и темно-синих шортах бежал на месте. Это приспособление, как уже знал Сен-Жюст (спасибо Стерлингу за любовь к телевизору по утрам), называлось беговой дорожкой.

Лицо Пинкера пылало, на щеках выступили белые пятна. Светлые волосы спутались, но он не сбавил шаг, даже когда взял бутылку и глотнул воды. В комнате слышалось лишь жужжание мотора, топот кроссовок Пинкера, учащенное дыхание, которое говорило Сен-Жюсту о том, что Пинкер слегка не в форме или, наоборот, слишком углубился в свое занятие. Пахло свежим кофе и, менее приятно, потом.

Сен-Жюст несколько секунд молча понаблюдал за Пинкером, затем оглядел рабочую часть кабинета. У Пинкера было два огромных стола, на каждом возвышался компьютер. Два дивана, несколько маленьких столиков, три шкафа для папок и несколько аляповатых картинок, которые он, видимо, приобрел, чтобы оживить унылый интерьер в голубых и бордовых тонах.

Кроме беговой дорожки Сен-Жюст заметил еще два незнакомых тренажера и металлическую подставку с гантелями. Такую он тоже видел по утрам в телевизоре.

Эта одержимость занятиями на тренажерах сбивала Сен-Жюста с толку. Сам он поддерживал форму тем, что ездил верхом и боксировал в салоне «Джентльмен Джексон». Мэгги подарила ему тело коринфянина, стройное, без выпирающих мускулов, предмет зависти мужчин и восхищения женщин. И пока Мэгги продолжает описывать его таким, он таким и останется, так же как бедняга Стерлинг останется милым толстяком.

И это хорошо, потому что Сен-Жюст скорее стал бы декламировать на углу «Быть или не быть», зарабатывая на пропитание, чем позволил себе выглядеть ослом, каким сейчас казался Нельсон Пинкер.

В конце концов Пинкер заметил его. Нахмурился, нажал кнопку на тренажере и сбавил скорость. Теперь он бежал трусцой, как мальчишка за обручем, а не так, словно за ним гнались адские псы.

— Добрый день, мистер Пинкер. Как поживаете?

— Что, черт подери, вы тут делаете? — спросил Нельсон и положил пальцы правой руки на левое запястье, чтобы посчитать пульс.

— Я наслаждаюсь своим отменным здоровьем, спасибо, что спросили, — ответил Сен-Жюст. Пинкер нажал другую кнопку, и тренажер заработал еще медленнее. Примерно так прогуливают лошадь, подумал Сен-Жюст, прежде чем отвести в конюшню. — Однако я провел беспокойную ночь, размышляя, как отыскать этого прохвоста, убийцу Толанда. Вы, несомненно, думали о том же?

— Едва ли. — Пинкер сошел с дорожки и выключил тренажер. Вытер лицо и волосы белоснежным полотенцем. Теперь он вонял, как скунс, и выглядел, как дикобраз. — Ваше вчерашнее собрание — просто идиотизм. Пусть расследование ведет полиция, Блейкли.

— Верно, — проговорил Сен-Жюст, обходя кругом один из механизмов. — А что это?

Линкер подошел, перекинул полотенце через поручни тренажера и забрался на него.

— Это степпер — шаговый тренажер. — Он установил режим тренировки и начал упражнения.

Сен-Жюст с любопытством наблюдал.

— И что он делает?

— Он… — Пинкер дважды быстро вздохнул. — Это имитация ходьбы. Например, по лестнице. Полезно для ног.

— Да, могу себе представить. Но разве в здании нет лестницы?

— Тренажер более точный. Можно измерить, сколько калорий я уже сжег, сколько жиров. Проследить, как работает сердце… Но зачем, черт возьми, вы явились?

— Не могу представить. — Сен-Жюст обошел стол и налил себе кофе. — Может показаться, что вы избегаете меня, словно прокаженного. Меня это несказанно огорчает. Сахара нет?

— Вот в том шкафчике, под кофеваркой, есть мед. — Пинкер снова посчитал пульс, потом взял маленькие черные гантели и начал поднимать их, вначале левой рукой, потом правой. — Сахар — белая смерть.

— О, так вы убьете себя безо всякого сахара. У вас изнуренный вид. Действительно ли стоит так потеть?

Пинкер согнул левую руку, напрягая бицепс.

— Еще бы.

Сен-Жюст приподнял бровь, оглядывая Пинкера. Волосатые мускулистые ноги. Сносная грудь и руки. Обаяния же в нем не больше, чем в дверной ручке.

— Можете считать, что я ошеломлен и потерял дар речи. А сейчас не прервете ли на время самоистязание? Я хочу поговорить об убийстве Кёрка Толанда.

— Вы так и не поняли? — Пинкер положил гантели и снова взялся за полотенце. — Я не хочу говорить с вами. Даже лучше так: я не обязан говорить с вами.

— Не желаете даже обсудить ваши проигрыши? Множество моих современников бежали на континент, спасаясь от долгов. Азартные игры — это проклятие. Или я неверно осведомлен?

Пинкер бросил на пол полотенце и пошел к столу.

— Я вызываю охрану. Не знаю, кто пропустил вас сюда, но знаю, кто вышвырнет вас отсюда к чертям.

Его рука легла на телефонную трубку, но Сен-Жюст придержал ее тростью.

— Не стоит этого делать, Пинкер, старина. О, дружище, не хмурьтесь. Я вам не нравлюсь, так ведь? Не понимаю почему, я ведь замечательный человек. Только задаю слишком много неудобных вопросов, правда? Вот как сейчас. Стыд и позор мне.

— Да что, черт подери, вам нужно от меня?

Сен-Жюст убрал трость под мышку.

— Кажется, я вразумительно и четко выразился. Я хочу, дорогой мой, чтобы вы рассказали мне, что у вас не было никакого повода убивать Кёрка Толанда.

Толанд сжал кулаки.

— Мне не нужна охрана. Я и сам, своими руками могу переломить вас пополам.

— Глупейшие мысли приходят людям в головы, — протянул Сен-Жюст, извлекая из трости шпагу, и улыбнулся Пинкеру. Тот смотрел на клинок широко раскрытыми глазами. — Я не расположен ломать вам кости, Пинкер, но с помощью вот этого, — он показал на клинок, — все можно сделать гораздо проще и цивилизованнее, вы не находите? Такой хороший день не хочется портить излишним драматизмом.

— Я не убивал его, — проговорил Пинкер, не отрывая взгляда от шпаги. Его тон потерял резкость. Острые предметы, приставленные к животу, подумал Сен-Жюст, обычно производят именно такой эффект. — Да, я играю. Берни уже всем рассказала. Да, я подделывал кое-что в бухгалтерских книгах, несколько раз брал кое-какие ссуды, но всегда возвращал. Что здесь такого?

— Только иногда? — Сен-Жюст с удовольствием, пожалуй, даже чрезмерным, поворошил клинком бумаги на столе Пинкера. — А сейчас? Говорите, все вернули? И те книги, кажется, вы их назвали бухгалтерскими, выдержат сейчас любую проверку?

— Я этого не говорил, нет. Там… там, наверное, остались какие-нибудь мелочи, но ничего такого, что нельзя исправить. — Пинкер направился к весам.

— Куда же вы, — Сен-Жюст поманил его обратно шпагой. — Как хозяин положения, я решил этим заняться. Эгоистично с моей стороны, но что поделать. Итак, насколько велики проблемы?

Сен-Жюст не расслышал, да, собственно, его и не интересовало, что пробурчал в ответ Пинкер. Этот человек растрачивал капитал своего хозяина, и сейчас хозяин мертв. Очень удобно.

— Но я же сказал вам, все поправимо, скорее всего, там только ошибки. Я сам за эти две недели проверю все бухгалтерские документы. Ничего… ничего существенного. Я знаю свою работу.

— Уверен, это достойно поощрения. Но… как вы их назвали? Ах да, ссуды. Они ведь явно превосходили несколько долларов. И каждый раз вы возвращали все до пенса? А мистер Толанд знал?

Линкер поежился, не отрывая взгляда от клинка.

— В общем нет. Но даже если он и знал, я все равно не стал бы убивать его. И он не захотел бы, чтобы все узнали о том, что его обманули. Кёрк был порядочным ослом и больше всего заботился о собственной репутации. Я бы уволился, взяв большие отступные, пообещал вылечиться от игорной зависимости, с рекомендациями Кёрка нашел бы другую работу. Никто не станет тратить время на должностные преступления, тем более что я все возвращал. Понятно же, черт возьми, что за это не убивают.

Тут Сен-Жюст растерялся. Он не понял некоторых тонкостей, но общую тональность уловил. Пинкер говорил правду. Он не знал, пронюхал Толанд о нечестности своего бухгалтера или нет, но даже если и так, Пинкер бы отнесся к этому спокойно.

Возможно, Пинкеру даже стало легче, когда он выговорился. Не так уж много надо, чтобы вызвать его на откровенность. Но в чем же состояли «проблемы», о которых он упомянул и которыми занимался последние нескольких недель?

Сен-Жюст убрал шпагу.

— Должен сказать вам, дружище, что я крайне разочарован. Как ловко вы все проделали. Отправили Толанда к Мэгги на обед — я знаю, что вы это сделали, и знаю почему, так что не будем останавливаться на этом. Ваша помощница позвонила Мэгги и узнала меню. Каким-то образом в течение дня вы подсыпали ему опасные грибы в вино, к Мэгги он пришел уже отравленным, и подозрение пало на всех, кроме вас. Не хотите ли объясниться? Все поверили бы вам. Я бы даже уговорил лейтенанта. Слишком уж упорно он преследует бедную Бернис. И сейчас, когда вы вышли из игры, она осталась единственной подозреваемой. Как нехорошо.

— Ну да. А как насчет того, чтобы вы катились к черту из кабинета? — Пинкер указал на дверь. — Да, и если вы заикнетесь кому-нибудь о том, что я рассказал вам, я буду все отрицать. Я — уважаемый человек в бизнесе, Блейкли, а вы никто. Черт, да я подам на вас в суд за клевету. Ваша кузина замается расходы оплачивать.

Сен-Жюст выпрямился и улыбнулся:

— Какой же вы загадочный, друг мой. Сначала хотите засудить меня, затем отказываетесь от поединка, потом грозите переломить пополам, а теперь вернулись к желанию подать в суд. Интересно, а вы не блефовали несколько минут назад? Если я сейчас разденусь, — он положил трость и начал расстегивать рубашку, — вы примете бой или сбежите, как паршивый пес, каковым и являетесь? Скажите, как вы поступите, если дело дойдет до драки?

На мгновение показалось, что Пинкер сейчас расплачется. Затем он трясущейся рукой указал на дверь:

— Уходите. Убирайтесь! Иначе я вызову полицию и расскажу им про вашу трость.

— С превеликим удовольствием. — Сен-Жюст подхватил трость и направился к двери. На пороге он обернулся, посмотрел на Пинкера и изрек одну из тех сокрушительных фраз, что писала для него Мэгги: — Да, и прежде чем я уйду, я напомню, что вы назвали мистера Толанда мерзавцем. А кто-нибудь говорил вам, что вы тоже мерзавец? Если нет, то, с вашего позволения, я буду первым. Всего хорошего.

Улыбаясь, он спустился вниз на лифте, чувствуя себя полным сил. Хотя было бы гораздо приятнее, если бы Пинкер осмелился поднять на него руку. Но хорошего понемногу.

Сен-Жюст вышел под яркое солнце и повернул налево. Прекрасный день, чтобы пройтись до дома пешком. Выискивая взглядом углы, где можно установить импровизированную трибуну (эта мысль все еще притягивала его), он остановился на людном перекрестке в двух кварталах от издательства и вместе с толпой стал ждать, когда загорится нужный свет и можно будет идти дальше.

На перекресток вырулил автобус, направляясь к остановке на углу. Толпа отшатнулась назад, когда автобус заехал на бордюр.

И тут Сен-Жюст почувствовал, как чьи-то руки резко толкнули его в спину, прямо под колеса автобуса.

Стерлинг остался расплачиваться с таксистом, а Мэгги просочилась в двери отделения «скорой помощи» больницы «Леннокс-Хилл» и бросилась в приемный покой.

— Блейкли. Александр Блейкли. Сбит автобусом.

— Простите, мисс, но вам нужно подождать…

— Доктор Томпсон! Доктор Томпсон! — Мэгги увидела, как он прошел в автоматические двери. Ярко-синий стетоскоп на шее, руки в глубоких карманах белого халата.

— О черт! — произнес добрый доктор, увидев ее, развернулся и побежал обратно в отделение «скорой помощи».

Мэгги устремилась следом и поймала его перед дверьми.

— Эй, вам сюда нельзя, — сказал он, — но раз уж вы здесь, скажите, вам нужно чирей вскрыть или что-то еще? Я не люблю заниматься мелочами, но для вас, так и быть, сделаю исключение.

— Нет, не во мне дело. Моего кузена, Блейкли, Александра Блейкли, сбил автобус.

— А за рулем были вы? — Доктор Томпсон надул пузырь из жвачки. — На сто процентов уверен, что вы. Я последние два дня дежурил и не читал газет. Вас выпустили под залог?

— Меня не подозревают. — Мэгги хотелось придушить доктора, но в то же время ей была нужна информация о Сен-Жюсте. — Александр Блейкли. Вы знаете, о ком я говорю? Вы уже осматривали его? Можно его увидеть?

— Да, да, нет. Ясно?

— Но я… я его кузина.

— И еще вы сестра Кёрка Толанда. Припоминаю. Послушайте, у меня все шансы выписать его живым. Хватит меня обламывать. А то у меня комплекс разовьется.

— Так с ним все нормально? Он сильно ранен? Ради всего святого, скажите хоть что-нибудь. Видите? — она задрала рукав и показала никотиновый пластырь. — Я уже на грани.

— Ну ладно. А то еще скажут, что из-за меня женщина вернулась к пагубной привычке. Идемте, он там. А если вы заберете его отсюда в ближайшие, скажем, двадцать минут, я буду вам благодарен.

— У вас с ним неприятности?

— Он все время называет меня лекарем. Я, конечно, не тщеславен, но все равно это уже достало. А еще всякие его цитаты.

— Цитаты? Дайте-ка угадаю. Вот: «Днем излечился от болезни, а ночью умер от лекарства»? Это Мэтью Прайер[34], цитата из «Лекарства хуже болезни».

— Нет, не эта. О ней он, наверное, просто забыл. Началось с «Врачу, исцелися сам» и пошло-поехало. Хуже всего было что-то вроде: «Великие доктора погубили больше людей, чем великие генералы». Или как-то так.

— Именно так, — улыбнулась Мэгги. — Это сказал барон Годфрид Вильям фон Какой-то-там. Судя по всему, Алекс в полном сознании, раз говорит?

— Ну да, оскорбляет, жалуется, указывает мне, что делать. Теперь я уверен, что он ваш кузен. — Доктор остановился у шторы, закрывающей бокс, и отдернул ее. — Вот он. Пойду выпишу его, пока не передумал, и пришлю психолога для консультации.

— Алекс! — воскликнула Мэгги. Сен-Жюст лежал на узкой каталке. Белое одеяло почти полностью закрывало его длинное тело. Какая-то часть ее сознания отметила шрам на левом плече. Шрам от пули, которую она выпустила в него во втором романе. — Как ты себя чувствуешь?

— Это, моя дорогая, зависит от того, насколько человек считает приемлемым, чтобы его без разрешения раздели и набросили на него халат. Эй, лекарь, — позвал он доктора Томпсона, который снова вознамерился спешно ретироваться. — Не изволите ли совершить наконец полезный поступок? Принесите одежду, любезнейший. И немедленно.

Кусая губы, Мэгги подошла к изголовью каталки. Да, нужно заставить Сен-Жюста замолчать, но какое счастье, что он вполне здоров — если даже задирает доктора Томпсона.

— Ты должен уважать докторов, Алекс. Не помыкать ими, словно официантами.

Он поднял бровь и взглянул на нее:

— Лекари, моя дорогая, в большинстве своем — мелкие пьяницы с крупными амбициями и убивают больше людей, чем излечивают. Я не смогу прийти в себя и за месяц, учитывая, сколько крови из меня высосал этот лекарь, чтобы убедиться в том, о чем догадался бы с первого взгляда и деревенский дурачок — я абсолютно здоров. Ах, вы принесли одежду. Чудесно.

— Да, пожалуйста. — Доктор Томпсон швырнул ему пластиковый пакет с одеждой и трость. — За ним нужно понаблюдать сутки. Мы не исключаем сотрясения мозга, но он не позволил сделать ему полное обследование.

— Совсем? — Мэгги взглянула на доктора. — Ни ЭКГ? Ни ЭЭГ? Ни УЗИ?

— Простите, доктор Келли, — он улыбнулся так, что Мэгги захотелось его стукнуть. — Он не позволил притронуться к нему после того, как мы взяли анализ крови. Мы сделали только АБВ.

— Что это?

— Вот так, — доктор Томпсон ухмыльнулся, — я подловил писателя. Это просто. Я говорю А-Б-В, и если он отвечает Г-Д-Е-Ж, то отправляется домой. Вот, — он сунул Сен-Жюсту планшет. — Распишитесь. Здесь сказано, что вы уходите отсюда с моего разрешения. До свидания, скучать не буду.

— Наглец, — заявил Сен-Жюст после того, как доктор Томпсон, дав Мэгги листок с инструкциями, ушел, задвинув за собой тяжелые шторы. — Я сказал, что не покалечен, но они все равно притащили меня сюда. Я великолепно себя чувствую. Только побаливает голова. И какие-то неприятные ощущения.

— Неприятные ощущения? Где?

— Сзади, — пропел доктор Томпсон, явно не торопясь уходить совсем. — Прямо на заднице.

— Сзади? — переспросила Мэгги, пока Сен-Жюст извлекал из пакета одежду, ворча по поводу испорченных брюк. — Ты упал на задницу?

Он взглянул на нее и покачал головой.

— «Дело о похищенном жемчуге». Помнишь? Хендерсон подошел ко мне сзади и толкнул меня прямо под приближающийся экипаж. Ты описала, как я выставил вперед руки, оттолкнулся от экипажа и отпрыгнул назад, а не упал под колеса, чтобы меня задавили, как собаку. Так что я действовал инстинктивно. Я почувствовал толчок в спину, выбросил руки вперед и оттолкнулся от автобуса.

Он снова порылся в пакете.

— К сожалению, меня отбросило назад, и я приземлился… А где моя кепка? — Он схватил пакет и заглянул внутрь. — Где кепка? Ее нет. Ну что за черт!

— Твоя фанатская кепка с «Нью-йоркскими горожанами»? — Мэгги порылась в ворохе одежды, только белые трусы Сен-Жюст уже спрятал под покрывало. — Наверное, отлетела, когда ты ударился головой. Ты же ударился головой, да? Доктор Томпсон прав насчет сотрясения мозга? Жалко кепку. Но мы тебе купим другую. А теперь одевайся, и пойдем отсюда. Стерлинг ждет нас в приемном покое. Он очень волнуется за тебя.

— Стерлинг — настоящий друг, — ответил Сен-Жюст и выжидающе посмотрел на нее. — Ну?

— Что ну? Одевайся, и идем отсюда.

— Мэгги, — тихо произнес Сен-Жюст, — разве недостаточно того, что всех на свете дам ты пригласила ко мне в постель, чтобы поглумиться над моими романтическими подвигами? Ты считаешь, что непременно должна смотреть, как я одеваюсь? Вряд ли. Всему есть свои пределы.

— Конечно, конечно. — Мэгги скорчила рожицу. — А как ты к этому относишься, Алекс? К тому, что я писала о твоих… обольщениях.

— Я счастлив с ног до головы, — пошутил Сен-Жюст. — А по-твоему, как я отношусь?

— Глупый вопрос. Но в моих книжках без секса не обойтись, Алекс. Я этого тоже терпеть не могу. Это тяжело — придумываешь персонажа, который тебе нравится, а потом раздеваешь его, чтобы он вставил деталь А в отверстие Б.

— Великолепно. Мою искусность в будуарах ты свела к детали А и отверстию Б. Я так тебе благодарен. Так вот, повторяю, не будешь ли ты так любезна удалиться? Не забывай о Стерлинге. Бедняга волнуется.

— Знаешь что, — Мэгги погрозила ему пальцем, — мои книги в списке бестселлеров «Нью-Йорк Таймс». Пять уже улетели, еще одна готовится. Секс продается, но сейчас и сама серия продается. Теперь я вполне смогу закрывать дверь в спальню, никто и не заметит. Многие авторы, начиная серию, вставляли много откровенных сцен, но потом переставали это делать. Тем более что ты здесь, понимаешь? Странно описывать любовные сцены с тобой в главной роли, когда ты тут. Может, Берни согласится. Накал чувств, некоторые намеки, но никаких деталей и отверстий. Я, наверное…

— Уходишь отсюда? — закончил за нее Сен-Жюст. — Я даже не знаю, что хуже. Когда этот лекарь крутится возле моей задницы или когда ты заставляешь меня выслушивать свои соображения о постельных сценах.

— Ой, прости, — сказала Мэгги, не в силах спрятать улыбку. — Мы со Стерлингом подождем на улице. Поторопись.

— Поторопись? Ты просишь меня поторопиться после того, как сама задержала меня безо всяких причин? Это уму непостижимо, женщина. Неудивительно, что голова болит.

— Наконец-то мне есть за что вас любить, мисс Келли, — доктор Томпсон снова просунул голову в бокс и протянул листок. — Вот рецепт на ибупрофен. Ему понадобится.

Мэгги взяла листок и выпорхнула из бокса с высоко поднятой головой, уверенная, что ее оскорбили. Дважды. Как минимум.

Доктор Томпсон нажал кнопку, двери открылись, и Мэгги вновь оказалась в приемном покое. Она поискала глазами Стерлинга, но в креслах его не увидела.

— Стерлинг, — позвала она не так уж и громко, но он услышал, поскольку был возле справочной стойки.

— Я здесь, Мэгги. Позволь представить тебе мисс Марту Ковакс. Мисс Ковакс, это мисс Мэгги Келли, вы ее знаете как Клео Дули. Мэгги, мы прекрасно провели время, беседуя о твоих книгах.

Мисс Марта Ковакс оказалась пухленькой женщиной лет сорока. Крашеная блондинка с перманентом и слишком ярким макияжем. Она встала, обошла справочную стойку и потрясла Мэгги руку. Мэгги заметила, что на женщине свободная блузка с открытыми плечами и яркая цветастая длинная юбка. Словно крестьянка, которая отправилась за покупками на рынок.

— Ах да, мисс Дули. Я ваша большая поклонница. «Дело графа-самозванца» мой любимый роман. Я читала его раз десять.

— Он самый первый, — Мэгги слабо улыбнулась. Это намек на то, что с каждой книгой у нее все хуже и хуже? Да уж, сегодня удачный денек. — И вам она больше всего нравится?

— О да. — Мисс Ковакс слегка покраснела. — Когда виконт занимался этим… ну, в общем… с леди, как там ее звали… В траве позади оранжереи… Когда она обхватила его ногами за… ладно. — Мисс Ковакс замолкла, обмахиваясь ладонью. — Это моя любимая сцена.

— Не сам сюжет?

Мисс Ковакс взмахнула рукой:

— Ну да, конечно, и сюжет. Но Сен-Жюст… Умереть просто. Признаюсь, двери моей спальни всегда открыты для него.

— Ясно, спасибо. Приятно познакомиться. — Мэгги помахала Стерлингу, чтобы он шел за ней. — Для кого же я пишу, Стерлинг? — спросила она, когда они вышли на улицу. — Только, пожалуйста, не говори, что я пишу для нее. Это ужасно. Вот Алекс обрадуется… Кажется, ему, бедняге, предстоит и дальше совать деталь А в отверстие Б, ибо если Марта Ковакс хочет видеть его в постели, этого же захочет и Берни.

— Мэгги, я, правда, не очень понял тебя, но можно ли спросить про Сен-Жюста? Как он? Не покалечен? Мисс Ковакс сказала, что нет.

— Ой, прости, пожалуйста. Меня обычно несет, когда я не хочу думать о плохом, например, об Алексе под колесами автобуса. — Она крепко обняла Стерлинга. — Алекс жив и здоров. У него слегка болит голова, вообще неважное состояние, но в остальном — нормально. Как только он оденется, мы все вместе поедем домой.

Стерлинг заметно расслабился.

— Я очень надеялся, что прав, — он улыбнулся Мэгги. — Пока ты не убьешь нас, Мэгги, мы не можем умереть. Здорово, да? Значит, я могу есть сколько угодно чипсов.

Мэгги вытаращилась на Стерлинга. Все томные сцены тут же улетучились из головы.

— Я… я никогда не думала об этом. Ты, наверное, прав. Ведь его сбил автобус. Или он сбил автобус. Без разницы. Он может удариться, получить сотрясение, но не покалечиться. Классно!

— Да уж, классно, — проговорил Сен-Жюст прямо у нее за спиной, и она повернулась к нему лицом. Он стоял, опираясь на трость. — Классно и совершенно нелепо. Если я могу получить сотрясение, то могу и покалечиться. Я размышлял, пока лежал на этом пыточном топчане, и сделал свои выводы. Я уверен в том, что смертен. Стерлинг, хорошо, что ты пришел, беспокоясь обо мне.

— Значит, ты здоров? Должен сказать, я перепугался. Нам звонили из полиции.

— Кажется, этот город кишмя кишит полицейскими, санитарами да лекарями. Они хотели отвезти меня в другую больницу, но я отказался ехать куда-либо еще, кроме этого пыточного заведения, и они согласились. А сейчас отправимся домой и сообща подумаем, кто толкнул меня под автобус.

Мэгги нахмурилась:

— Как? Его не поймали? Мне казалось, что это очередной придурок, который толкает людей под поезд в метро, втыкает в них иголки и тому подобное. Добро пожаловать в большой город.

— Нет, моя дорогая, никого не опознали. Никто ничего не видел. Все говорили, что я либо споткнулся, либо сам прыгнул на автобус. Доктор Томпсон убежден, что я сознательно прыгнул под колеса. У этого человека большие затруднения, верно?

— Да уж, но тебя выписали, так что у него все наладится, — спокойно ответила Мэгги. — Пойдем поймаем такси.

— Нет необходимости, — проговорил кто-то за спиной Мэгги. Она ошеломленно обернулась — сегодня все подкрадываются к ней сзади — и увидела Стива Венделла. — Привет всем. Доставка на дом к вашим услугам. Такси уже ждет. — Он улыбнулся Мэгги. — Носокс сообщил мне, где ты. Я приехал за тобой. Мы же идем ужинать, помнишь?

Мэгги посмотрела на часы.

— Ой, прости! Я должна была позвонить.

— Не беспокойтесь. Блейкли, у вас выдался трудный денек. Я страшно огорчен. Правда. — Он подмигнул Мэгги.

— Так и есть, лейтенант. — Сен-Жюст чопорно поклонился ему, пытаясь сохранить достоинство в столь удручающих обстоятельствах. — Отрадно видеть вас в счастливом неведении и очень не хочется портить вам столь чудесное настроение, но, возможно, к делу Толанда следует отнести и то, что меня пытались убить.

Венделл перевел взгляд на Мэгги, и она кивнула.

— Классно, — проговорил он.

— Да уж, классно, — ответил Сен-Жюст с некоторым раздражением и, не найдя ничего лучшего, театрально повернулся к дверям. — Сегодня я только и слышу это ваше «классно». Мы можем идти?

— Эй, Блейкли, — позвал Стив Венделл. — Вы знаете, что у вас брюки порваны? Сзади.

Все накопившееся напряжение Мэгги вырвалось наружу, она повалилась на Стерлинга и расхохоталась. Пока не расплакалась.