Между жизнью и сновидением

УРОК

Действующие лица:

Учитель, лет 50–60

Ученица, 18 лет

Служанка, лет 45-50

Голос служанки(за кулисами). Да-да. Сию минуту.

Появляется сама служанка, которая, видимо, бегом спустилась со второго этажа и запыхалась. Это крупная краснолицая женщина лет 45–50 в деревенском чепце.

Служанка стремительно вбегает через правую дверь, которая захлопывается за ней, и спешит, вытирая фартуком руки, к левой. Раздается еще один звонок.

Сейчас. Уже иду. (Открывает дверь.)

Входит 18-летняя девушка в строгом сером платье с белым воротничком, под мышкой зажат портфель.

Добрый день, мадемуазель.

Ученица. Добрый день, мадам. Господин учитель дома?

Служанка. Вы пришли на урок?

Ученица. Да, мадам.

Служанка. Он вас ждет. Присядьте пока, а я доложу.

Ученица. Благодарю вас, мадам.

Она садится к столу, лицом к публике. Служанка все так же торопливо выходит в дверь, ведущую внутрь квартиры, и зовет учителя.

Служанка. Мсье, к вам ученица. Пожалуйте вниз.

Голос учителя(дребезжащий). Спасибо… Иду… Одну минутку…

Служанка уходит. Ученица садит, выпрямившись, на стуле, положив портфель на колени, и послушно ждет; мельком оглядев комнату, мебель, потолок, достает из портфеля тетрадь, листает ее, задерживается на какой-то странице и как будто повторяет урок или проверяет в последний раз домашнее задание. Она производит впечатление воспитанной, учтивой, подвижной, жизнерадостной, энергичной девушки с приветливой улыбкой; по ходу действия ее движения замедляются, делаются вялыми; из веселой и улыбчивой она становится грустной и мрачной; бодрость ее сменяется усталостью и апатией, а к концу пьесы она выказывает явные признаки нервной депрессии: с трудом подбирает и выговаривает слова, язык у нее заплетается и, кажется, вот-вот отнимется совсем. Самоуверенность ученицы, доходящая до строптивости, мало-помалу исчезает, девушка словно превращается в неодушевленный предмет, в безвольную куклу в руках учителя, все ее чувства и естественные рефлексы настолько атрофируются, что даже последнее его деяние не вызовет у нее никакой реакции, лишь в глазах на неподвижном лице отразится несказанное изумление и ужас; переход от одного состояния к другому должен, разумеется, происходить незаметно.

Входит учитель. Сухонький старичок с седой бородкой; в черной ермолке, пенсне, в длинном черном учительском сюртуке с пристежным воротничком, при черном галстуке, в черных туфлях. Он чрезвычайно вежлив, очень застенчив, даже несколько запинается, в общем — типичный учитель, воплощенная благопристойность. То и дело потирает руки, а в глазах по временам вспыхивает и тут же гаснет похотливый блеск.

По ходу действия робость его постепенно и незаметно исчезает, похотливый блеск разгорается в жадное, неистовое пламя. Поначалу кажущийся безобиднейшим существом, учитель мало-помалу становится все более самоуверенным, раздражительным, агрессивным, властным и наконец совершенно подчиняет себе пассивную ученицу. Его голос, вначале дребезжащий и слабенький, набирает силу, становится мощным, как трубный глас, в то время как голос ученицы, вначале звонкий и ясный, превращается в чуть слышный шепот.

В первых сценах учитель может чуть-чуть заикаться.

Учитель. Добрый день, мадемуазель… По всей вероятности, вы и есть новая ученица?

Ученица(светски-непринужденно оборачивается, встает навстречу учителю, подает ему руку). Да, мсье. Добрый день, мсье. Как видите, я пришла вовремя. Мне не хотелось опаздывать.

Учитель. Прекрасно, мадемуазель. Благодарю вас. Не стоило торопиться. Виноват, я заставил вас ждать… Я тут… как раз заканчивал… Словом, прошу прощенья… Извините…

Ученица. Не стоит извинений, мсье. Какие пустяки.

Учитель. Виноват… Вы легко нашли мой дом?

Ученица. О да… Сразу… Я спросила. Вас здесь все знают.

Учитель. Я живу в этом городе уже тридцать лет. А вы приехали совсем недавно? Вам здесь нравится?

Ученица. О да, вполне. Красивый, приятный город, с прекрасным парком, пансионатом, епископом, красивыми домами, улицами, проспектами…

Учитель. Вы правы, мадемуазель. И все же мне бы хотелось жить в другом месте. В Париже или хотя бы в Бордо.

Ученица. Вы любите Бордо?

Учитель. Не знаю. Я там не бывал.

Ученица. Тогда, значит, бывали в Париже?

Учитель. Нет, и там не бывал. Кстати, не могли бы вы сказать, Париж — это столица… чего?

Ученица(ищет ответ). Париж… это столица… (Вспомнив и просияв.) Франции?

Учитель. Конечно, мадемуазель, браво, хорошо, просто отлично. Поздравляю. В географии вы сильны. Столицы знаете назубок.

Ученица. О, мсье, еще не все, их так трудно выучить.

Учитель. Ничего, со временем запомните. Главное — упорство… Да, мадемуазель, было бы, с позволения сказать, терпение… терпение и упорство… И вот увидите, все получится… Сегодня хорошая погода… или не очень… Нет, все-таки ничего… Главное, не слишком плохая… Э-э… Нет дождя, и снега тоже.

Ученица. Последнее было бы несколько странно, сейчас как-никак лето.

Учитель. Разумеется, мадемуазель, именно это я и собирался сказать… но со временем вы узнаете, что ничего невозможного нет.

Ученица. Конечно, мсье.

Учитель. В этом мире ни в чем нельзя быть уверенным.

Ученица. Снег бывает зимой. Зима — одно из четырех времен года. А три других, это… э-э… ве… вес…

Учитель. Ну-ну?

Ученица …Вес… весна, потом лето… а потом… э-э…

Учитель. Начинается так же, как «осина»…

Ученица. Ах да — осень…

Учитель. Правильно, мадемуазель, совершенно верно. Вы, я вижу, способная ученица. Вы прекрасно усваиваете, умны, весьма эрудированны, и у вас, как мне кажется, хорошая память.

Ученица. Правда, я хорошо знаю времена года?

Учитель. Конечно, хорошо… или почти что… но постепенно все придет. Пока неплохо и так. А скоро будете знать все времена года наизусть, с закрытыми глазами. Как я.

Ученица. Это так трудно.

Учитель. О нет. Нужно только сделать усилие, постараться, проявить прилежание. Вот увидите. И все получится, будьте уверены.

Ученица. О, я так хочу! Я просто жажду учиться. И папа с мамой тоже хотят, чтобы я углубила свои знания и получила специальное образование. Они считают, что общей культуры, даже весьма обширной, в наше время недостаточно.

Учитель. Ваши родители совершенно правы, мадемуазель. Вам надо продолжать образование. Осмелюсь сказать, образование просто необходимо. Современная жизнь так сложна.

Ученица. Да, весьма непроста… К счастью, мои родители достаточно состоятельны и могут помочь мне получить высшее образование.

Учитель. Значит, вы собираетесь сдавать экзамен…

Ученица. Да, на степень доктора, и как можно скорее. Через три недели.

Учитель. А диплом бакалавра у вас, позвольте спросить, есть?

Ученица. Да, я бакалавр естественных и гуманитарных наук.

Учитель. О, в вашем возрасте это очень и очень недурно. И в какой же области собираетесь экзаменоваться? В прикладной технике или отвлеченной философии?

Ученица. Папа с мамой хотели бы, если вы сочтете возможным, подготовить меня в такой короткий срок, чтобы я сдавала экзамен на полного доктора всех наук.

Учитель. На полного? О, я восхищен вашей смелостью. Что ж, попытаемся сделать все возможное. Впрочем, у вас уже имеется изрядный багаж знаний. При том, что вы так молоды.

Ученица. О, мсье!

Учитель. Нов таком случае, позволю себе заметить, следует приняться за дело немедленно. У нас мало времени.

Ученица. Конечно, мсье, вы абсолютно правы. Я и сама прошу вас о том же.

Учитель. Не угодно ли вам будет сесть… вот сюда… И… не будете ли вы возражать, если я, с вашего позволения, тоже сяду, вот здесь, напротив вас?

Ученица. Разумеется, мсье. Сделайте милость. Учитель. Благодарю покорно. (Они садятся за стал друг напротив друга, боком к зрителям.) Так. Вы принесли книги и тетради?

Ученица(достает из портфеля книги и тетради). Конечно, все, что нужно.

Учитель. Превосходно, мадемуазель. Превосходно. Тогда, если вы ничего не имеете против… мы можем начать?

Ученица. О да, мсье, я в вашем распоряжении.

Учитель. В моем распоряжении?.. (Глаза его вспыхнули, он встрепенулся, но быстро овладел собой.) О, напротив, мадемуазель, это я в вашем распоряжении. Я ваш покорный слуга.

Ученица. О, мсье…

Учитель. Итак, если вам угодно… мы… пожалуй… пожалуй, приступим… и для начала посмотрим, каков объем ваших знаний, чтобы определить порядок дальнейших занятий… Итак, разбираетесь ли вы в количественных категориях?

Ученица. Более или менее… так себе…

Учитель. Что ж. Посмотрим. (Потирает руки.)

Входит служанка, идет к буфету, что-то ищет, медлит. Учителя это как будто раздражает.

Итак, не угодно ли вам, мадемуазель, уделить некоторое время арифметике…

Ученица. С превеликим удовольствием.

Учитель. Это довольно новая, вполне современная наука, или, вернее говоря, не столько наука, сколько научный метод… А также лекарственное средство. (Служанке.) Вы кончили, Мари?

Служанка. Да, мсье, я искала тарелку. Ухожу…

Учитель. Поскорее. Идите, пожалуйста, к себе на кухню.

Служанка. Да, мсье. Уже иду. (Направляется к двери, но не уходит.) Простите, мсье, но будьте осторожны, сохраняйте спокойствие.

Учитель. Это просто смешно, Мари. Не беспокойтесь.

Служанка. Вы всегда так говорите.

Учитель. Что за возмутительные намеки! Я сам отлично знаю, как себя вести. Слава Богу, не маленький.

Служанка. Вот именно. Не стоило бы начинать урок с арифметики. Арифметика слишком утомляет и возбуждает.

Учитель. Право, я уже не в том возрасте, чтобы выслушивать наставления. И вообще, с какой стати вы вмешиваетесь? Я свое дело знаю. А вам здесь нечего делать.

Служанка. Ладно, мсье. Не говорите потом, что я вас не предупреждала.

Учитель. Я не нуждаюсь в ваших советах, Мари.

Служанка уходит.

Простите, мадемуазель, за досадное промедление. Извините эту женщину… Она вечно боится, как бы я не переутомился. Беспокоится за мое здоровье.

Ученица. Не стоит извинений. Это только доказывает ее преданность. Она к вам привязана. А верные слуги так редки.

Учитель. Да, но это уж чересчур. Какие-то нелепые опасения. Однако вернемся к арифметике.

Ученица. Я вас слушаю.

Учитель. Итак, мы с вами вступаем в область арифметики.

Ученица. Да, мсье, вступаем.

Учитель(острит). Не сходя с места.

Ученица(оценив юмор). В самом деле, мсье.

Учитель. Ну, стало быть, арифметика. Давайте же посчитаем.

Ученица. Охотно, мсье.

Учитель. Не затруднит ли вас ответить…

Ученица. О, конечно, мсье, спрашивайте.

Учитель. Сколько будет к одному прибавить один?

Ученица. К одному прибавить один будет два.

Учитель(восхищенный знаниями ученицы). Великолепно! Я вижу, вы уже весьма основательно приготовлены. И без труда сдадите докторский экзамен.

Ученица. Рада слышать. Тем более из ваших уст.

Учитель. Продолжим. Сколько будет два и один?

Ученица. Три.

Учитель. Три и один?

Ученица. Четыре.

Учитель. Четыре и один?

Ученица. Пять.

Учитель. Пять и один?

Ученица. Шесть.

Учитель. Шесть и один?

Ученица. Семь.

Учитель. Семь и один?

Ученица. Восемь.

Учитель. Семь и один?

Ученица. Восемь… штрих.

Учитель. Прекрасный ответ! Семь и один?

Ученица. Восемь… два штриха.

Учитель. Замечательно! Семь и один?

Ученица. Восемь, три штриха. А иногда девять.

Учитель. Великолепно! Выше всяческих похвал. Бесподобно! Искренне рад за вас, мадемуазель. Достаточно. Ясно, что в сложении вам нет равных. Посмотрим, как обстоит дело с вычитанием. Скажите, если это не слишком утомит вас, сколько будет от четырех отнять три?

Ученица. От четырех отнять три?.. От четырех три?

Учитель. То есть вычтите три из четырех.

Ученица. Это будет… семь?

Учитель. Простите, но я вынужден возразить вам. Если от четырех отнять три, никак не получится семь. Вы ошиблись: семь будет, если к четырем прибавить три, — прибавить, а не отнять… А мы занимаемся уже не сложением, а вычитанием.

Ученица(силясь понять). Да, да…

Учитель. От четырех отнять три… будет?.. Ну же?

Ученица. Четыре?

Учитель. Нет, мадемуазель, неверно.

Ученица. Тогда три.

Учитель. Опять неверно… Весьма сожалею… но ответ неправильный.

Ученица. От четырех отнять три… От четырех отнять три… От четырех три?.. Но не десять же?

Учитель. Конечно, нет, мадемуазель. Надо не гадать, а думать. Давайте подумаем вместе. Вы умеете считать?

Ученица. Да, мсье. Один… два… э-э…

Учитель. Значит, умеете? А до скольких?

Ученица. До… до бесконечности.

Учитель. Это невозможно, мадемуазель.

Ученица. Ну, тогда, скажем, до шестнадцати.

Учитель. Что ж, вполне достаточно. Будем довольствоваться малым. Прошу вас, приступайте к счету.

Ученица. Один… два… что там после двух… три, четыре…

Учитель. Стоп. Остановитесь, мадемуазель. Какое число больше? Три или четыре?

Ученица. Э-э… Три или четыре? Какое больше? Из трех и четырех? В каком смысле больше?

Учитель. Ну, одни числа бывают больше, другие меньше. В бóльших содержится больше единиц, чем…

Ученица. Чем в меньших?

Учитель. Если, конечно, эти меньшие не состоят из меньших единиц. В таком случае в меньших числах содержится больше единиц, чем в бóльших… если единицы разные…

Ученица. Значит, меньшие числа могут быть больше, чем бóльшие?

Учитель. Оставим это. Иначе мы уклонимся далеко в сторону. Запомните только, что есть числа, а есть величины, суммы, группы, есть множество разных множеств: сливы, вагоны, гуси, семечки и т. д. Предположим для простоты, что все числа равного качества, тогда бóльшими будут те, в которых содержится большее количество равных единиц.

Ученица. В каком их больше, то и будет бóльшим? О, я поняла, мсье, вы приравниваете количество к качеству.

Учитель. Все это слишком абстрактно, мадемуазель, слишком абстрактно. И вам пока не нужно. Вернемся к нашему примеру и будем рассматривать лишь данный отдельный случай. А общие теории пока отложим. Итак, мы имеем число четыре и число три, в каждом из них содержится неизменное количество единиц, какое же число больше, большее или меньшее?

Ученица. Простите, мсье… Что вы понимаете под бóльшим числом? То, которое менее малó, чем другое?

Учитель. Именно, мадемуазель, именно так. Вы отлично поняли.

Ученица. Тогда, значит, четыре.

Учитель. Что четыре? Больше или меньше, чем три?

Ученица. Меньше… то есть больше.

Учитель. Отличный ответ. На сколько же единиц четыре отличается от трех? Или, если угодно, сколько единиц между тремя и четырьмя?

Ученица. Между тремя и четырьмя нет никаких единиц, мсье. Четыре идет сразу за тремя. Между ними ничего нет!

Учитель. Вы меня не поняли. Это я виноват. Должно быть, неточно выразился.

Ученица. Нет, мсье, это я виновата.

Учитель. Смотрите. Вот три спички. А вот еще одна, всего четыре. Смотрите внимательно, у вас четыре спички, одну я забираю, сколько остается?

Ни спичек, ни прочих упоминаемых в дальнейшем предметов на самом деле нет; в нужный момент учитель, встав из-за стола, будет писать несуществующим мелом на несуществующей доске и т. д.

Ученица. Пять. Если три и один будет четыре, то четыре и один будет пять.

Учитель. Да нет. Совсем не то. Вас все тянет к сложению. Но надо же и вычитать. Надо не только собирать, но и разбирать. Это и есть жизнь. Философия. Наука. Это и есть прогресс, цивилизация.

Ученица. Конечно, мсье.

Учитель. Вернемся к спичкам. Итак, у меня четыре штуки. Одну убираем, и остается?..

Ученица. Не знаю.

Учитель. Ну подумайте хорошенько. Я понимаю, это нелегко. Но вы достаточно развиты, чтобы сделать необходимое умственное усилие и понять. Ну же? Ученица. Нет, не могу. Не знаю.

Учитель. Возьмем пример попроще. Допустим, у вас было бы два носа, и я бы оторвал вам один… сколько бы у вас осталось носов?

Ученица. Нисколько.

Учитель. Как нисколько?

Ученица. Ведь теперь у меня один нос, и вы его пока не оторвали. А если оторвете, не останется ни одного.

Учитель. Вы не поняли мой пример. Тогда представьте себе, что у вас только одно ухо.

Ученица. Представила.

Учитель. Я прибавил вам еще одно. Сколько у вас теперь стало ушей?

Ученица. Два.

Учитель. Так. Прибавлю еще одно. Сколько теперь?

Ученица. Три уха.

Учитель. Одно отрываю… Сколько остается?

Ученица. Два.

Учитель. Так. Отрываю еще одно. Сколько теперь?

Ученица. Два.

Учитель. Да нет же. У вас было два, а я одно оторвал… оторвал и съел! Сколько у вас осталось ушей?

Ученица. Два.

Учитель. Но если я одно съел, то и осталось одно!

Ученица. Два.

Учитель. Одно.

Ученица. Два.

Учитель. Одно!

Ученица. Два!

Учитель. Одно!!

Ученица. Два!!

Учитель. Одно!!!

Ученица. Два!!!

Учитель. Нет, так не пойдет! Не получается. Видимо, пример недостаточно… наглядный. Послушайте меня.

Ученица. Слушаю, мсье.

Учитель. Допустим, у вас… у вас… у вас…

Ученица. Десять пальцев!

Учитель. Если угодно. Хорошо. Чудесно. Итак, у вас десять пальцев.

Ученица. Да, мсье.

Учитель. Сколько бы у вас было пальцев, если бы их было пять?

Ученица. Десять, мсье.

Учитель. Да нет же, нет!

Ученица. Да, мсье.

Учитель. А я говорю — нет!

Ученица. Вы же сами только что сказали, что у меня десять пальцев.

Учитель. Да, но потом я сказал еще, что их стало пять!

Ученица. Ноу меня же не пять, а десять пальцев!

Учитель. Так. Попробуем по-другому… Ограничимся для вычитания числами от одного до пяти… Сейчас вы все поймете, мадемуазель. Я вам все объясню. (Принимается писать на несуществующей доске. Подвигает ее к ученице, та поворачивается и смотрит на доску.) Вот смотрите, мадемуазель… (Делает вид, что рисует на доске палочку, над ней цифру «1», затем две палочки и цифру «2», три — и цифру «3», четыре — и цифру «4».) Видите?..

Ученица. Да, мсье.

Учитель. Это палочки, мадемуазель, палочки. Вот одна палочка, вот две палочки, вот три палочки, вот четыре и вот пять. Одна палочка, две палочки, три палочки, четыре палочки и пять палочек — это числа. Когда мы считаем палочки, каждая палочка у нас — единица, мадемуазель… Повторите, что я сейчас сказал.

Ученица. «Единица, мадемуазель. Повторите, что я сейчас сказал».

Учитель. Иначе говоря, это цифры! Или числа! Один, два, три, четыре, пять — это элементы числового ряда, мадемуазель.

Ученица(неуверенно). Да, мсье. Элементы — это цифры, или палочки, или единицы, или числа…

Учитель. Одновременно… То есть, по сути, здесь перед вами вся арифметика.

Ученица. Да, мсье. Конечно, мсье. Благодарю вас, мсье.

Учитель. Теперь вы можете считать с помощью этих элементов, складывать или вычитать…

Ученица(повторяя, чтобы лучше запомнить). Значит, палочки — это цифры и они же числа и единицы?

Учитель. Гм… можно сказать и так. И что же?

Ученица. Можно вычесть две единицы из трех единиц? и две двойки из трех троек можно? или две цифры из четырех чисел? или три числа из одной единицы?

Учитель. Нет, мадемуазель.

Ученица. Почему же, мсье?

Учитель. Потому что, мадемуазель.

Ученица. Потому что — что, мсье? Разве это не одно и то же?

Учитель. Нельзя и все, мадемуазель. Такие вещи не объясняются. Они понятны в силу внутреннего математического чутья. А оно или есть, или нет.

Ученица. Жаль!

Учитель. Послушайте, мадемуазель, если вы не способны понять азы, первоосновы арифметики, вы никогда не станете грамотным инженером. И уж тем более — преподавателем в высшей политехнической школе или в высшем дошкольном учреждении. Все это, бесспорно, сложно, очень и очень отвлеченно… разумеется… но как же, без глубоких знаний основ, вы сможете сосчитать в уме — а это самое малое, что требуется от рядового инженера, — сколько будет, ну, скажем, если три миллиарда семьсот пятьдесят пять миллионов девятьсот девяносто восемь тысяч сто пятьдесят один умножить на пять миллиардов сто шестьдесят два миллиона триста три тысячи пятьсот восемь?

Ученица. Это будет девятнадцать квинтиллионов триста девяносто квадриллионов два триллиона восемьсот сорок четыре миллиарда двести девятнадцать миллионов сто шестьдесят четыре тысячи пятьсот восемь…

Учитель(удивленно). Нет. Кажется, не так. Должно получиться девятнадцать квинтиллионов триста девяносто квадриллионов два триллиона восемьсот сорок четыре миллиарда двести девятнадцать миллионов сто шестьдесят четыре тысячи пятьсот девять…

Ученица. Нет… пятьсот восемь…

Учитель(сосчитав в уме, с нарастающим изумлением). Да… Вы правы… ответ действительно… (Невнятно бормочет.) квадриллионов… триллионов… миллиардов… миллионов… (Разборчиво.) Сто шестьдесят четыре тысячи пятьсот восемь… (Ошеломленно.) Но каким образом вы это вычислили, если вам недоступны простейшие приемы арифметического мышления?

Ученица. Очень просто. Поскольку я не могу положиться на свое арифметическое мышление, я взяла и выучила наизусть все результаты умножения, какие только возможны.

Учитель. Потрясающе… Однако позвольте вам заметить, мадемуазель, меня это ни в коей мере не удовлетворяет, и я не стану вас хвалить, ибо в математике вообще и в арифметике в частности главным следует считать — а арифметика только и делает, что считает, — ясное понимание… Вы должны были получить этот ответ, как и любой другой, путем математических рассуждений, путем дедукции и индукции. Математика — заклятый враг зубрежки, и хотя память — прекрасная вещь, но для математики она губительна!.. Так что я не удовлетворен… отнюдь… так не годится…

Ученица(удрученно). Увы, мсье.

Учитель. Ну ладно, оставим это пока. Перейдем к другим дисциплинам…

Входит служанка.

Служанка. Кхе-кхе, мсье!

Учитель(не слыша ее). Весьма досадно, что вы так мало сведущи в математике…

Служанка(тянет его за рукав). Мсье! Мсье!

Учитель. Боюсь, вы не сможете сдать экзамен на полного доктора…

Ученица. О, мсье, как жаль!

Учитель. Если только… (Служанке.) Мари… Опять вы лезете не в свое дело? Ступайте на кухню! К своим кастрюлям! Ступайте, ступайте! (Ученице.) Попробуем хотя бы подготовить вас к экзамену на неполного доктора…

Служанка. Мсье!.. Мсье!.. (Тянет его за рукав.)

Учитель(служанке). Да отстаньте же! Отцепитесь! Что вам надо?.. (Ученице.) И если вы решите сдавать его…

Ученица. Да, мсье.

Учитель. Я преподам вам основы лингвистики и сравнительной филологии…

Служанка. Нет-нет, мсье!.. Не нужно!..

Учитель. Ну, знаете, это уж слишком!

Служанка. Только не филология, филология — прямая дорога к беде.

Ученица(удивленно). К беде? (Глуповато улыбается.) Вот это новости!

Учитель(служанке). Просто возмутительно! Ступайте вон!

Служанка. Ладно, ладно, мсье. Только не говорите потом, что я вас не предупреждала! Филология ведет к беде!

Учитель. Я совершеннолетний, Мари!

Ученица. Да, мсье.

Служанка. Ну, как хотите! (Уходит.)

Учитель. Продолжим, мадемуазель.

Ученица. Да, мсье.

Учитель. Прошу вас выслушать с предельным вниманием составленный мною курс…

Ученица. Да, мсье.

Учитель …с помощью которого вы за пятнадцать минут постигнете основы основ лингвистической и сравнительной филологии неоиспанских языков.

Ученица. О, господин учитель! (Хлопает в ладоши.)

Учитель(властно). Тихо! Это еще что такое!

Ученица. Простите, мсье. (Медленно опускает руки на стол.)

Учитель. Тихо!

Встает и принимается расхаживать по комнате, заложив руки за спину: время от времени останавливается посреди комнаты или около ученицы и подкрепляет свои слова выразительным жестом, однако не следует играть утрированно.

Ученица следит за ним взглядом, что иногда становится не так-то просто, потому что ей приходится чуть ли не сворачивать себе шею: раза два она даже поворачивается спиной к зрителям.

Итак, мадемуазель, испанский является родоначальником всех неоиспанских языков, к каковым относятся испанский, гишпанский, латинский, итальянский, наш французский, португальский, румынский, сардинский, он же сарданапальский и неоиспанский, а также в некоторой степени турецкий, который, впрочем, ближе к греческому, что вполне понятно, ибо от Турции до Греции ближе, чем от меня до вас, — лишнее подтверждение одного из основных положений лингвистики, гласящего, что география и филология — близнецы… Можете конспектировать, мадемуазель.

Ученица(глухо). Да, мсье.

Учитель. Неоиспанские языки отличаются друг от друга и от других языковых групп, таких как австрийские и неоавстрийские, или габсбургские; а также гельветические, эсперантистские, монакские, швейцарские, андоррские, баскские, голландские, сырные, не забывая о дипломатических и технических языковых группах, — так вот, неоиспанские языки отличаются поразительным сходством друг с другом, в силу чего их крайне затруднительно различить, хотя такое различение все же возможно по некоторым имеющимся отличительным признакам, неоспоримо говорящим об общности происхождения и в то же время указывающим на их глубокие различия, проявляющиеся в отличительных чертах, о которых я только что упомянул.

Ученица. О-о-о да-а-а-а-а, мсье!

Учитель. Однако не будем задерживаться на теории…

Ученица(с сожалением в голосе). О, мсье…

Учитель. Вы, кажется, заинтересовались. Что ж, чудесно.

Ученица. О да, мсье.

Учитель. Не огорчайтесь, мадемуазель. Мы еще вернемся к этому позже… а может, и не вернемся… Как знать…

Ученица(восторженно). О да, мсье.

Учитель. Итак, знайте и помните до самого своего смертного часа…

Ученица. До самого моего смертного часа… О да, мсье.

Учитель …еще одно основное положение: любой язык есть в конечном счете не что иное, как речь, и, следовательно, состоит из звуков, или…

Ученица. Или фонем…

Учитель. Это я и хотел сказать. Незачем забегать вперед. Будьте скромнее и слушайте.

Ученица. Хорошо, мсье. Конечно, мсье.

Учитель. Звуки, мадемуазель, следует схватывать на лету, пока они не упали в глухие уши. Поэтому, прежде чем заговорить, желательно по возможности вытянуть шею, задрать подбородок и встать на цыпочки, вот так, смотрите…

Ученица. Да, мсье.

Учитель. Тихо! Не перебивайте… И издавать звуки как можно громче, во всю силу легких и голосовых связок. Вот так: «бабочка», «эврика», «Трафальгар», «папенька». Таким образом, звуки, наполненные теплым воздухом, более легким, чем окружающая среда, полетят вверх, избежав опасности упасть в глухие уши — эти бездны, где гибнет все, что звучит. Если вы произносите несколько звуков подряд с большой скоростью, они автоматически сцепляются друг с другом, образуя слоги, слова и даже фразы, то есть более или менее значительные группировки, иррациональные сочетания, лишенные всякой смысловой нагрузки и именно поэтому способные свободно держаться в воздухе на значительной высоте. Слова же весомые, обремененные смыслом, неминуемо летят вниз и падают…

Ученица. …в глухие уши.

Учитель. Верно, но не перебивайте… или безнадежно перепутываются… или лопаются, как воздушные шарики. Таким образом, мадемуазель…

Ученица вдруг морщится как от сильной боли.

Что с вами?

Ученица. У меня болят зубы.

Учитель. Подумаешь! Не прерывать же занятие из-за таких пустяков. Продолжим…

Ученица(страдая все сильнее). Да, мсье.

Учитель. Не слишком задерживаясь на этом вопросе, отметим все же существование согласных, изменяющих звук в речевом потоке, когда глухие становятся звонкими и наоборот. Так, например: «столб — столбы», «гроб — гробы», «клоп — клопы», «если бы».

Ученица. У меня болят зубы.

Учитель. Продолжим.

Ученица. Да.

Учитель. Вывод: искусство произнесения звуков требует долгих лет обучения. Наука же позволяет сократить этот срок до нескольких минут. Итак, запомните: чтобы произнести слово, звук или что угодно другое, следует безжалостно исторгнуть весь воздух из легких и мало-помалу пропускать эту воздушную струю через голосовые связки так, чтобы они, точно струны арфы или листва под ветром, дрожали, трепетали, вибрировали, вибрировали, вибрировали или картавили, шепелявили, свистели, свистели; а как вспомогательные средства используются: язык и язычок… губы и зубы…

Ученица. У меня болят зубы.

Учитель. …а также нёбо …В конце концов слова хлынут через нос, рот, уши, поры, вырывая и увлекая за собой все вышепоименованные органы, — хлынут мощным потоком, который мы неверно называем голосом и который состоит из вокальных модуляций и симфонического сопровождения, подобного букету экзотических цветов… фейерверку из лабиальных, дентальных, палатальных, взрывных, шипящих, свистящих и прочих звуков, то ласкающих, то терзающих слух.

Ученица. Да, мсье, у меня болят зубы.

Учитель. Ничего, ничего, продолжим. Что касается неоиспанских языков, то они состоят в таком близком родстве друг с другом, что их можно считать двоюродными братьями. Впрочем, у них общий отец — гишпанский. Поэтому так трудно отличить один из них от другого. И так важно правильное, безукоризненное произношение. Произношение само по себе едва ли не важнее, чем все остальное. Плохое произношение чревато ошибками. По этому поводу позволю себе рассказать один случай из моего личного опыта. (Предавшись воспоминаниям, учитель смягчается, лицо его принимает умильное выражение, но ненадолго.) Я был тогда совсем молод, почти мальчишка. Служил в армии. И в полку у меня был один товарищ, виконт, который не выговаривал букву «ф» — весьма серьезный дефект речи. Вместо «ф» он произносил «ф». Например, вместо «сцена у фонтана» говорил «сцена у фонтана». Вместо «фазан» — «фазан», Фирмена называл Фирменом, Филиппа Филиппом, вместо «фу-ты ну-ты» говорил «фу-ты ну-ты», вместо «фик-фок» и «фокус-покус» — «фик-фок» и «фокус-покус», «фиг вам» вместо «фиг вам», «февраль» вместо «февраль», «март-апрель» вместо «март-апрель», вместо «Жерар де Нерваль» говорил «Жерар де Нерваль», вместо «Мирабо» — «Мирабо», «и так далее» вместо «и так далее», «и тому подобное» вместо «и тому подобное» и так далее. Но он так искусно скрывал этот дефект под маскировочной каской, что никто ничего не замечал.

Ученица. Да. У меня болят зубы.

Учитель(резко меняя тон, строгим голосом). Продолжим. Укажем сначала черты сходства, чтобы затем яснее усвоить различия языков. Ибо для неискушенных эти различия могут легко ускользнуть. Все слова во всех рассматриваемых языках…

Ученица. Да?.. У меня болят зубы.

Учитель. Продолжим… всегда одинаковы, так же как все суффиксы, префиксы, флексии, приставки и корни…

Ученица. А какие у слов корни — квадратные?

Учитель. Бывают квадратные, бывают кубические.

Ученица. У меня болят зубы.

Учитель. Продолжим. Возьмите, к примеру, слово «нос»…

Ученица. Чем взять?

Учитель. Чем хотите, тем и берите, только не перебивайте.

Ученица. У меня болят зубы.

Учитель. Продолжим… Продолжим, я сказал. Итак, возьмите французское слово «нос». Взяли?

Ученица. Взяла. Ох, зубы мои, зубы…

Учитель. «Нос» является корнем в слове «переносица», а также в слове «заносчивый», причем «пере» и «за» — это префиксы, а «иц» и «чив» — суффиксы. Они так называются, потому что у них идея фикс: они никогда не меняются. Не желают.

Ученица. У меня болят зубы.

Учитель. Продолжим. Так. Надеюсь, вы обратили внимание, что эти префиксы испанского происхождения?

Ученица. О, как болят зубы.

Учитель. Далее. Во французском, как вы тоже могли бы заметить, они остались неизменными. Так вот, мадемуазель, ничто не может заставить их измениться ни в латинском, ни в итальянском, ни в португальском, ни в сардинском, или сарданапальском, ни в румынском, испанском и неоиспанском, ни даже в восточном: слова «нос», «переносица», «заносчивый» неизменны, у них тот же корень, тот же суффикс, тот же префикс во всех вышепоименованных языках. Это относится и ко всем другим словам.

Ученица. И во всех языках эти слова означают одно и то же? У меня болят зубы.

Учитель. Абсолютно одно и то же. Иначе и быть не может. И эти, и все другие мыслимые слова во всех языках будут иметь одно и то же значение, одно и то же строение, одно и то же звучание. Ибо каждому понятию в любой стране соответствует одно-единственное слово, не считая синонимов. Да перестаньте вы держаться за щеку!

Ученица. У меня болят зубы. Зубы болят! Болят и все!

Учитель. Ладно, продолжим. Далее. Слышите, продолжим… Как вы скажете по-французски: розы моей бабушки желтее, чем мой дедушка, который был китайцем?

Ученица. Зубы, зубы, у меня болят зубы.

Учитель. Неважно, все равно, продолжим, отвечайте!

Ученица. По-французски?

Учитель. По-французски.

Ученица. Э-э… как сказать по-французски: розы моей бабушки желтее, чем..?

Учитель. …чем мой дедушка, который был китайцем…

Ученица. Значит, так, по-французски это будет: розы… розы моей… как будет бабушка по-французски?

Учитель. По-французски? Бабушка.

Ученица. Розы моей бабушки… желтее… это будет по-французски «желтее»?

Учитель. Разумеется!

Ученица. Желтее, чем мой дедушка, который был ревнивцем.

Учитель. Нет, который был… ки…

Ученица. …тайцем… У меня болят зубы.

Учитель. Верно.

Ученица. У меня…

Учитель. …болят зубы… знаю… Далее! Теперь переведите эту фразу на испанский и неоиспанский…

Ученица. По-испански… это будет: розы моей бабушки желтее, чем мой дедушка, который был китайцем.

Учитель. Нет. Неправильно.

Ученица. А по-неоиспански: розы моей бабушки желтее, чем мой дедушка, который был китайцем.

Учитель. Неверно. Неверно. Неверно. Вы перепутали, вместо испанского сказали по-неоиспански, а вместо неоиспанского — по-испански… То есть… наоборот…

Ученица. У меня болят зубы. Вы сами запутались.

Учитель. Это вы меня запутали. Не отвлекайтесь. Будьте внимательны и записывайте. Я скажу вам эту фразу сначала по-испански, потом по-неоиспански и, наконец, по-латыни. А вы повторяйте. Внимательно, потому что сходство очень велико. До полного тождества. Слушайте и следите…

Ученица. У меня болят…

Учитель …зубы.

Ученица. Продолжим… Ох!

Учитель. По-испански: розы моей бабушки желтее, чем мой дедушка, который был китайцем; по-латыни: розы моей бабушки желтее, чем мой дедушка, который был китайцем. Уловили разницу? Теперь переведите это на… ну, скажем, на румынский.

Ученица. Розы моей… Э-э… Как будет «розы» по-румынски?

Учитель. «Розы», как же еще?

Ученица. А я думала «розы». Ох, зубы…

Учитель. Да нет же, нет, ведь «розы» — это восточное заимствование французского слова «розы», которое по-испански будет «розы», понимаете? А по-сарданапальски «розы»…

Ученица. Простите, мсье, но мне… о, как болят зубы… мне не совсем ясна разница.

Учитель. Между тем это так просто! Проще простого! Нужен только некоторый опыт, некоторая практика в этих языках, столь отличных друг от друга, несмотря на полное их сходство. Я попытаюсь растолковать вам…

Ученица. Зубы мои, зубы…

Учитель. Эти языки отличаются друг от друга не словарным составом, который у них абсолютно идентичен, не структурой фразы, которая в них во всех одна и та же, не интонацией, в которой нет никаких различий, и не ритмическим строем… они отличаются… вы меня слушаете?

Ученица. У меня болят зубы.

Учитель. Слушаете или нет? О, я, кажется, теряю терпение!

Ученица. Отстаньте, мсье! У меня болят зубы.

Учитель. Клянусь козлиной бородой! Слушайте, пес вас побери!

Ученица. Да-да… слушаю… ну, я слушаю…

Учитель. Они отличаются как друг от друга, так и от их общего предка гишпанского… тем…

Ученица(кривясь от боли). Чем?

Учитель. Тем, чего нельзя определить и что познается очень нескоро, в результате долгих трудов…

Ученица. Да?

Учитель. Да, мадемуазель. Тут нет никаких правил. Все решает интуиция. А чтобы она появилась, надо учиться, учиться и учиться.

Ученица. Зубы болят.

Учитель. Правда, иногда слова в этих языках могут не совпадать, но эти, так сказать, исключительные случаи не делают погоды.

Ученица. Да?.. О, мсье, как у меня болят зубы.

Учитель. Не перебивайте! Не сердите меня! Или я за себя не отвечаю. Так на чем я остановился… Ах да: в некоторых исключительных случаях различия весьма ощутимы… зримы, выпуклы, если хотите… Повторяю: если хотите. Я вижу, вы меня не слушаете…

Ученица. У меня болят зубы.

Учитель. Так вот, как я сказал, в некоторых обиходных выражениях встречаются слова, звучащие совершенно по-разному в каждом из языков, так что определить язык весьма несложно. Приведу пример. Распространенное в Мадриде неоиспанское выражение: «Моя родина — Нео-Испания» звучит по-итальянски: «Моя родина…»

Ученица. Нео-Испания.

Учитель. Неверно! «Моя родина — Италия». А теперь скажите, рассуждая по аналогии, как будет «Италия» по-французски?

Ученица. У меня болят зубы!

Учитель. А ведь это так просто: слову «Италия» соответствует во французском слово «Франция», являющееся его точным переводом. «Моя родина — Франция». А «Франция» по-восточному будет «Восток». «Моя родина — Восток». А «Восток» по-португальски — «Португалия»! Восточное выражение: «Моя родина — Восток» переводится на португальский следующим образом: «Моя родина — Португалия!» И так далее…

Ученица. Понятно! Я поняла! У меня болят…

Учитель. Зубы! Зубы! Зубы!.. Сейчас я вам их вырву! Еще один пример. Слово «столица» в разных языках имеет разный смысл. Так, когда испанец говорит: «Я живу в столице», он подразумевает под словом «столица» совсем не то, что португалец, когда тоже говорит: «Я живу в столице», или произносящий эту же фразу француз, румын, латинянин, сарданапалец… Поэтому, если вам скажут… мадемуазель, мадмуазе-ель, я объясняю все это для вас! О, черт! Поэтому, услышав выражение: «Я живу в столице», вы легко распознаете, на каком языке это сказано: на испанском, гишпанском или неоиспанском, французском, восточном, румынском или латинском, стоит лишь догадаться, какую страну имеет в виду говорящий… произнося данную фразу… Но этими примерами едва ли не исчерпываются подобные случаи…

Ученица. Ох, зубы, зу-бы…

Учитель. Молчать! Не то я вам голову проломлю!

Ученица. Попробуйте только! Вот еще болтун на мою голову! (Учитель хватает ее за руку, начинает выкручивать.) Ай!

Учитель. Сидите тихо! Чтоб больше ни слова!

Ученица(хнычет). Зубы…

Учитель. Самое… как бы сказать… самое парадоксальное, да-да, именно парадоксальное заключается в том, что многие люди в силу полного невежества говорят на том или ином языке… слышите? Что я сказал? Повторите.

Ученица. «…на том или ином языке! Что я сказал!»

Учитель. Ваше счастье!.. Так вот, многие простолюдины говорят на испанском, вставляя, сами того не зная, слова из неоиспанского, а думают, что говорят на латинском… или говорят на латинском, вставляя слова из восточного, а думают, что говорят на румынском… или на испанском, вперемежку с неоиспанским, а думают, что на сарданапальском или на испанском… Понятно?

Ученица. Да! Да! Да! Да! Что вам еще надо?..

Учитель. Прошу без грубостей, малютка, а то худо будет. (Захлебывается злобой.) Случаются, мадемуазель, и еще более странные ситуации, например, когда испанец говорит на латыни, которую считает испанским: «У меня с недавних пор кровь идет из пор», — обращаясь к французу, который не знает ни слова по-испански, но отлично понимает собеседника, как будто тот говорит на его родном языке. Он, впрочем, именно так и думает и отвечает: «Вот и я жил-жил, и вдруг — пот из жил», и испанец тоже его понимает и уверен, что оба они говорят на чистейшем испанском, а на самом деле это не испанский и не французский, а самый настоящий латинский с примесью нео-испанского… Сидите спокойно, мадемуазель, не ерзайте и не топайте ногами…

Ученица. У меня болят зубы.

Учитель. Как же получается, что простолюдины понимают друг друга, хотя сами не знают, на каком языке говорят, и принимают свой за чужой, а чужой за свой?

Ученица. Ну и как же?

Учитель. Это один из любопытнейших образчиков житейского опыта — не путать с опытом научным! — парадокс, нонсенс, причуда человеческой натуры, одним словом, инстинкт — именно он здесь и срабатывает.

Ученица. Ой-ой-ой!

Учитель. Вместо того чтобы ловить мух, пока я тут распинаюсь, вы бы лучше слушали повнимательнее… не мне же, в конце концов, сдавать экзамен на неполного доктора, я-то все экзамены давно сдал — и полного доктора получил, и диплом с отличием… Я для вас стараюсь, поймите, для вас!

Ученица. Ужасная боль!

Учитель. Ужасная ученица! Нет, так не пойдет, это из рук вон… из рук вон…

Ученица. Я… вас… слушаю…

Учитель. То-то! Как я уже говорил, лучший способ научиться различать языки — это практика… Поэтому давайте практиковаться. Сейчас я произнесу слово «нож» на всех языках, а вы запоминайте.

Ученица. Как хотите… все равно…

Учитель(зовет служанку). Мари! Мари! Не дозовешься… Мари! Мари!.. Да где вы там?! (Открывает правую дверь.) Мари!.. (Выходит.)

Ученица остается ненадолго одна, сидит, безучастно глядя перед собой.

Учитель(визгливо кричит за дверью). Мари! В чем дело? Куда вы запропастились? Идите сюда, раз я зову! (Возвращается, за ним входит Мари.) Здесь распоряжаюсь я, а вы должны слушаться. (Указывает на ученицу.) Вот эта ничего не понимает. Ровным счетом ничего!

Служанка. Держите себя в руках, мсье, подумайте о последствиях! Дело может зайти слишком далеко.

Учитель. Я сумею вовремя остановиться.

Служанка. Вы всегда так говорите. Погляжу я, как это будет.

Ученица. У меня болят зубы.

Служанка. Вот, пожалуйста, начинается, это же симптом!

Учитель. Какой, скажите на милость, симптом? О чем вы?

Ученица(слабым голосом). Да, о чем вы? У меня болят зубы.

Служанка. Окончательный симптом! Решающий!

Учитель. Чушь! Чушь! Чушь!

Служанка хочет уйти.

Погодите! Я вас звал, чтобы вы мне принесли ножи: испанский, неоиспанский, португальский, французский, восточный, румынский, сарданапальский, латинский и гишпанский.

Служанка(угрюмо). На меня не рассчитывайте. (Уходит.)

Учитель(порывается что-то возразить, но сдерживается. Стоит какое-то время с нерешительным видом. Потом вдруг спохватывается). Ах да! (Быстро идет к буфету, открывает ящик и достает большой нож, настоящий или воображаемый, на усмотрение режиссера, радостно размахивает им.) Вот он, мадемуазель, вот и нож. Жаль, конечно, что только один, но мы попробуем обойтись одним на все языки! От вас требуется лишь произнести слово «нож» на всех языках, не сводя глаз с этого предмета и представляя себе, что он относится к тому языку, на котором вы его называете.

Ученица. Зубы болят.

Учитель(нараспев). Итак: повторяйте: но-о-ож… И смотрите, смотрите прямо на него…

Ученица. Это по-какому? По-французски, по-итальянски, по-испански?

Учитель. Теперь уже неважно… Какая разница. Повторяйте: нож!

Ученица. Нож…

Учитель(потрясает ножом перед глазами ученицы). Еще раз… Смотрите сюда…

Ученица. Ну нет уж! Ни за что! Хватит с меня! И вообще, у меня болят зубы, ноги, голова…

Учитель(отрывисто). Нож… Смотрите сюда… Нож… Смотрите… Нож… Смотрите…

Ученица. Не кричите! У меня уже заболели уши. Вы прямо визжите.

Учитель. Повторяйте: нож… нож… нож…

Ученица. Нет! У меня болят уши, все-все болит…

Учитель. Ах, уши! Вот я тебе сейчас, моя прелесть, их оторву, сразу перестанут болеть!

Ученица. Ой! Больно!

Учитель. Ну так смотрите и повторяйте: нож…

Ученица. Ладно… если вы непременно хотите… Нож… (С внезапно проснувшейся иронией.) Это что, по-неоиспански?..

Учитель. Да, да, по-неоиспански, если вам угодно, только скорее… у нас мало времени… Вообще, что за дурацкий вопрос? Что вы себе позволяете?

Ученица(изнемогает, отчаянно и раздраженно стонет). О!

Учитель. Смотрите и повторяйте. (Монотонно.) Нож… нож… нож… нож…

Ученица. Все болит, ох, как болит… голова… (Касается рукой всех частей тела, которые перечисляет.) Глаза…

Учитель(монотонно). Нож… нож…

Оба поднялись с мест. Учитель, вне себя, кружит вокруг ученицы, потрясая ножом, словно исполняет танец индейца перед снятием скальпа, однако не следует переигрывать, танцевальные движения должны быть только слегка обозначены. Ученица, измученная болью, сгорбившись и пошатываясь, пятится к окну…

Учитель. Повторяйте, повторяйте: нож… нож… нож…

Ученица. Болит… горло, плечи… грудь… нож…

Учитель. Нож… нож… нож…

Ученица. …Живот… нож… ноги… нож…

Учитель. Отчетливей… нож… нож…

Ученица. Нож… ох, мое горло…

Учитель. Нож… нож…

Ученица. Нож… ох, мои плечи… руки мои… грудь… ноги… нож… нож…

Учитель. Вот так… Теперь хорошо…

Ученица. Нож… ох, грудь… ох, живот…

Учитель(меняя тон). Осторожно… не разбейте мне стекла… нож — орудие убийства…

Ученица(слабым голосом). Да, да… что? Убийства?

Учитель(взмахнув ножом, убивает ученицу). А-ах! Вот тебе!

Вскрикнув «А-ах!», она валится на как бы случайно оказавшийся у окна стул и застывает в непристойной позе, широко расставив ноги. Ее предсмертный крик сливается с возгласом убийцы; после первого удара учитель стоит спиной к зрителям, лицом к застывшей на стуле ученице, затем наносит мертвому телу еще один удар, снизу вверх, с такой силой, что, не устояв на месте, подскакивает.

Учитель(запыхавшись, бормочет). Тварь… Так ей и надо… Сразу полегчало… Ох, устал… задыхаюсь… Ох! (Тяжело дышит, падает — к счастью, стул рядом; утирает пот со лба, что-то невнятно бормочет. Наконец, отдышавшись, встает, смотрит на зажатый в руке нож, на тело девушки и, словно очнувшись, вскрикивает. В панике.) Что я наделал! Что со мной сделают? Что же будет?! Ай-ай-ай! Вот беда! Мадемуазель, мадемуазель, вставайте! (Суетится, все еще не выпуская из руки невидимый нож и не зная, куда его девать.) Ну же, мадемуазель, урок окончен… Можете идти… заплатите в следующий раз… О! Она мертва… мертва-а-а! Это я ее — вот этим ножом… Мертва-а-а… Это ужасно… (Зовет служанку.) Мари! Мари! Мари, голубушка, идите сюда! О! О!

Открывается правая дверь. Входит Мари.

Нет… не надо… Идите, Мари. Вы мне совсем не нужны… Слышите, идите…

Мари, ни слова не говоря, с суровым видом подходит к трупу.

Учитель(все неувереннее). Идите, Мари, вы мне не нужны…

Служанка(саркастически). Ну и как, вы довольны своей ученицей, урок пошел ей на пользу?

Учитель(пряча нож за спиной). Да, урок окончен… но… она… она не уходит… она не хочет…

Служанка(холодно). В самом деле?..

Учитель(дрожа). Это не я… не я… Мари… миленькая Мари… правда не я…

Служанка. А кто же? Кто? Может, я?

Учитель. Не знаю… может быть…

Служанка. Или, может, кошка?

Учитель. Может быть… Не знаю…

Служанка. Это уже сороковая сегодня!.. И так каждый день! Каждый Божий день! Постыдились бы, в вашем-то возрасте… Последнее здоровье потеряете! А учениц не останется вовсе. И поделом вам!

Учитель(раздражаясь). Я не виноват! Она не желала учиться! Не слушалась! Плохая ученица! Не желала учиться!

Служанка. Ложь!..

Учитель(подбираясь потихоньку к служанке, с ножом за спиной). А вам какое дело? (Размахивается, чтобы всадить в нее нож, но она перехватывает и выворачивает ему руку. Учитель роняет нож.)…Извините!

Служанка(сбивает его с ног парой увесистых, звонких оплеух. Учитель хнычет, сидя на полу). Тоже мне убийца нашелся! Негодник! Безобразник! Со мной такие штуки не пройдут! Я вам не ученица! (Поднимает его за шиворот, подбирает с полу ермолку и нахлобучивает ему на макушку; он заслоняется локтем, как ребенок.) Ну-ка, положите нож на место, живо! (Учитель прячет нож в ящик буфета и снова подходит.) А ведь я предупреждала: арифметика ведет к филологии, а филология — к преступлению…

Учитель. Вы говорили: «к беде».

Служанка. Это одно и то же.

Учитель. А я не понял. Я думал, что «беда» — это название города, и вы хотели сказать, что филология ведет к этому городу…

Служанка. Опять лжете! Старый лис! Чтобы такой ученый, как вы, не знал значения слов! Так я вам и поверила!

Учитель(рыдая). Я ее убил нечаянно!

Служанка. Но вы хоть раскаиваетесь?

Учитель. О да, клянусь вам, Мари!

Служанка. Ну ладно, пожалею вас. Я знаю, вы все-таки хороший! Попробуем все уладить. Но чтобы в последний раз!.. Так недолго и сердце испортить…

Учитель. Конечно, Мари! А что надо делать?

Служанка. Надо ее похоронить… вместе с тридцатью девятью остальными, итого будет сорок гробов… Я вызову агента похоронного бюро и кюре Августина, моего любовника… Закажу венки…

Учитель. Спасибо, Мари, спасибо.

Служанка. Чего уж там. Впрочем, Августина можно и не звать, ведь вы и сами, как все говорят, можете, если захотите, его отлично заменить.

Учитель. Только не слишком дорогие венки. Она не заплатила за урок.

Служанка. Не волнуйтесь… Да одерните ей юбку, срам смотреть. И вообще, надо ее унести…

Учитель. Да-да, Мари, конечно. (Одергивает ученице юбку.) Но как бы нас на этом не поймали… сорок гробов… Ничего себе… начнутся разговоры… А если нас спросят, что там внутри?

Служанка. Не переживайте. Скажем: ничего нет. Да никто и спрашивать не будет, люди уже привыкли.

Учитель. Ну все-таки…

Служанка(вытаскивает повязку с каким-то знаком, возможно, со свастикой). Вот, наденьте, если боитесь, и можете быть спокойны. (Надевает повязку ему на руку.) С политикой шутки плохи.

Учитель. Спасибо, милая Мари, теперь я спокоен… Вы такая добрая, такая преданная душа…

Служанка. То-то. За дело, мсье. Взяли?

Учитель. Да-да, милочка Мари. (Служанка и учитель берут тело девушки, одна — под руки, другой — за ноги, и несут к правой двери.) Осторожно. Не ушибите ее.

Выходят.

Несколько секунд на сцене никого нет. Потом раздается звонок в левую дверь.

Голос служанки. Иду, иду, сию минуту!

Она появляется так же, как в начале пьесы, идет к двери. Еще один звонок.

Служанка(в сторону), Не терпится ей! (Громко,) Иду, иду! (Открывает левую дверь,) Добрый день, мадемуазель! Вы новая ученица? Пришли на урок? Господин учитель ждет вас. Я доложу ему, и он сейчас же выйдет. Входите же, мадемуазель, входите! [12]

Перевод Н. Мавлевич

СТУЛЬЯ

Действующие лица:

Старик, 95 лет

Старушка, 94 года

Оратор, 45–50 лет

И множество других персонажей

Старушка. Закрывай-ка окно, душенька, гнилой водой пахнет, и комары летят.

Старик. Отстань!

Старушка. Закрывай, закрывай, душенька. Иди посиди лучше. И не перевешивайся так, а то в воду упадешь. Ты же знаешь, что с Франциском Первым случилось[13]. Надо быть осторожнее.

Старик. Вечно эти примеры из истории! Я, крошка, устал от французской истории. Хочу смотреть в окно, лодки на воде, как пятна на солнце.

Старушка. Какие там лодки, когда солнца нет, — темно, душенька.

Старик. Зато тени остались. (Еще сильнее перевешивается через подоконник.)

Старушка(тянет его обратно изо всех сил). Ох!.. Не пугай меня, детка… сядь посиди, все равно не увидишь, как они приедут. Не стоит и стараться. Темно…

Старик неохотно уступает ей.

Старик. Я посмотреть хотел, мне так нравится смотреть на воду.

Старушка. И как ты только можешь на нее смотреть, душенька? У меня сразу голова кружится. Ох! Этот дом, остров, никак не могу привыкнуть. Кругом вода… под окнами вода и до самого горизонта…

Старушка тянет старика к стульям на авансцене; старик, словно это само собой разумеется, садится на колени к старушке.

Старик. Шесть часов, а уже темно. Вот раньше, помнишь, всегда было светло, в девять — светло, в десять — светло, в полночь тоже светло.

Старушка. Память у тебя как стекло. Так ведь оно и было.

Старик. Было, да сплыло.

Старушка. А почему, как ты думаешь?

Старик. Откуда мне знать, Семирамидочка… Видно, чем глубже вдаль, тем дальше вглубь… А все земля виновата, крутится, вертится, вертится, крутится…

Старушка. Крутится, детка, вертится… (Помолчав.) Ох! Ты — великий ученый. У тебя такие способности, душенька. Ты мог быть и главным президентом, и главным королем, и главным маршалом, и даже главврачом, будь у тебя хоть немного честолюбия…

Старик. А зачем? Прожить жизнь лучше, чем мы с тобой прожили, все равно нельзя. А на общественной лестнице и мы с тобой не на последней ступеньке, как-никак я маршал лестничных маршей — привратник дома.

Старушка(гладит старика по голове). Деточка моя, умница моя…

Старик. Тоска.

Старушка. А когда на воду смотрел, не тосковал… Знаешь, а давай поиграем, как в прошлый раз, вот и развеселимся.

Старик. Давай, только, чур, теперь твоя очередь играть.

Старушка. Нет, твоя.

Старик. Твоя!

Старушка. Твоя очередь, говорю.

Старик. Твоя, твоя…

Старушка. А я говорю — твоя!..

Старик. Иди и пей свой чай, Семирамида!

Никакого чая, разумеется, нет.

Старушка. Сыграй февраль месяц.

Старик. Не люблю я этих месяцев.

Старушка. А других нет. Уж пожалуйста, доставь мне удовольствие, сделай милость.

Старик. Ну так и быть — февраль месяц.

Чешет голову, как Стэн Лорел[14].

Старушка(смеясь и хлопая в ладоши). Точь-в-точь! Спасибо тебе, моя душечка. (Целует его.) О-о, какой у тебя талант, захоти ты только, быть бы тебе самое меньшее главным маршалом…

Старик. Я маршал лестничных маршей — привратник. (Молчание.)

Старушка. А расскажи-ка мне ту историю… знаешь, ту самую историю, мы еще тогда так смеялись…

Старик. Опять?.. Не могу… мало ли что тогда смеялись? И опять, что ли, то же самое?.. Сколько можно?.. «Тогда сме… я…» Какая тоска… Семьдесят пять лет женаты, и из вечера в вечер я должен рассказывать тебе все ту же историю, изображать тех же людей, те же месяцы… давай поговорим о другом…

Старушка. А мне, душенька, совсем не скучно. Это же твоя жизнь, для меня в ней все интересно.

Старик. Ты же ее наизусть знаешь.

Старушка. А я словно бы забываю все… Каждый вечер слушаю как в первый раз… Переварю все, приму слабительное, и опять готова слушать. Ну давай начинай, прошу тебя…

Старик. Раз уж просишь.

Старушка. Ну давай рассказывай свою историю… ведь это и моя история. Все твое — оно и мое. Значит, сме…

Старик. Значит, лапочка, сме…

Старушка. Значит, душенька, сме…

Старик. С месяц шли и пришли к высокой ограде, промокшие, продрогшие, прозябшие насквозь, ведь стыли мы часами, днями, ночами, неделями…

Старушка. Месяцами…

Старик. Под дождем… Зубы стучат, животы бурчат, руки-ноги свело, восемьдесят лет с тех пор прошло… Но они нас так и не впустили… а могли бы хоть калиточку в сад приотворить. (Молчание.)

Старушка. В саду трава мокрая.

Старик. Вывела нас тропка к деревеньке, на маленькую площадь с церковкой… Где была эта деревня? Не помнишь?

Старушка. Нет, душенька, не помню.

Старик. Как мы туда попали? Какой дорогой? Кажется, называлось это место Париж…

Старушка. Никакого Парижа никогда не было, детка.

Старик. Был. Теперь нет, а раньше был. Очень светлый был город, но погас, потускнел четыре тысячи лет тому назад, одна песенка от него осталась.

Старушка. Настоящая песенка? Ну и ну. А какая?

Старик. Колыбельная, очень простая: «Париж всегда Париж».

Старушка. Дорога идет туда садом? А далеко идти надо?

Старик(мечтательно, рассеянно). Песня?.. Дождь?..

Старушка. До чего же ты талантливый! Тебе бы еще честолюбие, и был бы ты главным императором, главным редактором, главным доктором, главным маршалом… А так все впустую… Взял и зарыл в землю… Слышишь, в землю зарыл… (Молчание.)

Старик. Значит, сме…

Старушка. Да, да, продолжай… рассказывай…

Старик(в то время как старушка начинает смеяться, сперва потихоньку, потом все громче; старик ей вторит). Значит, сме… с мешком змея-история, а территория… и смея… надрывали животики… змея на дрова… вползла… жив вот… в пол зла… на дрова…

Старушка(смеясь). Смея… Надрыва… на дрова…

Старик и (заливаясь, вместе). Сме… я… змея… на дворе дрова… в руке топор… над дровами пар… с топором паришь…

Старушка. Вот он, твой Париж!

Старик. Ну кто рассказал бы лучше?

Старушка. Ты у меня такой… ну такой, знаешь, замечательный, душенька, что мог бы стоять и на высшей ступеньке, а не у самых дверей.

Старик. Будем скромны… Удовольствуемся малым.

Старушка. А вдруг ты загубил свое призвание?

Старик(неожиданно плачет). Загубил? Закопал? Мама, мамочка! Где моя мамочка? Сирота (всхлипывает), сирота, сиротка…

Старушка. Я с тобой, чего тебе бояться?

Старик. Ты, Семирамидочка, не мамочка… кто защитит сиротку?

Старушка. А я, душенька?

Старик. Ты не мамочка!.. А я хочу к мамочке…

Старушка(гладит его по голове). У меня сердце разрывается, не плачь, деточка.

Старик. Ы-ы-ы, не трогай меня, — ы-ы-ы, мне больно, у меня перелом призвания.

Старушка. Тшшш…

Старик(ревет, широко открыв рот, как младенец). Я сирота… сиротка…

Старушка(стараясь успокоить его, баюкает). Сиротка моя, моя душенька, как душа болит за сироточку… (Баюкает старика, вновь усевшегося к ней на колени.)

Старик(рыдая). Ы-ы-ы! Мамочка! Где моя мамочка? Нет у меня мамочки.

Старушка. Я тебе и жена, и мамочка.

Старик(немного успокаиваясь). Неправда, я сирота, у-у-у.

Старушка(продолжая его баюкать). Сиротка моя, детка маленькая…

Старик(еще капризно, но уже не плача). Нет… не хочу… не хочу-у-у…

Старушка(напевает). Сирота-та-та-та, сиротин-тин-тин-тин, сиротун-тун-тун-тун…

Старик. Не-е-ет.

Старушка. Тра-ля-ля, ля-ля, тру-лю-лю, лю-лю, тирлим-пам-пам, тирлим-пам-пам.

Старик. Ы-ы-ы. (Шмыгает носом, мало-помалу успокаиваясь.) А где моя мама?

Старушка. В райском саду… Слушает тебя, смотрит из райских кущ, не плачь, а то и она расплачется!

Старик. Все ты выдумала, не слышит она меня, не видит. Я круглый сирота, ты не моя мама…

Старушка(почти успокоившемуся старику). Тшшш, успокойся, не расстраивайся, не убивайся… вспомни, сколько у тебя талантов, вытри слезки, а то скоро придут гости, увидят тебя зареванным… Ничего не загублено, ничего не закопано, ты им все скажешь, все им объяснишь, у тебя же Весть… ты всегда говорил, что передашь ее… борись, живи ради своей Миссии…

Старик. Я вестник, это правда, я борюсь, у меня Миссия, за душой у меня что-то есть, это моя Весть человечеству… человечеству…

Старушка. Человечеству, душенька, от тебя Весть.

Старик. Это правда, вот это правда.

Старушка(вытирает старику нос и слезы). То-то… ты же мужчина, воин, маршал лестничных маршей…

Старик(он уже слез с колен старушки и расхаживает мелкими шажками, он взволнован). Я не такой, как другие, у меня есть идеал. Может, я, как ты говоришь, способный, даже талантливый, но возможностей мне не хватает. Что ж, я достойно выполнял свой долг маршала лестничных маршей, был всегда на высоте, и, быть может, этого довольно…

Старушка. Только не тебе, ты не такой, как другие, ты — гений, но хорошо бы и тебе научиться ладить с людьми, а то рассорился со всеми друзьями, директорами, маршалами, с родным братом.

Старик. Не по моей вине, Семирамида, ты прекрасно знаешь, что он мне сказал.

Старушка. А что он тебе сказал?

Старик. Он сказал: «Друзья мои, у меня завелась блоха, и к вам я хожу с единственной целью от нее избавиться».

Старушка. Ну и сказал, душенька. А ты бы не обратил внимания. А с Карелем из-за чего поссорился? Тоже он виноват?

Старик. Ох, как я сейчас рассержусь, Семирамида, ох, как я сейчас рассержусь! Вот. Конечно, он виноват. Пришел как-то вечером и говорит: «Желаю вам счастья, узнал средство от всякой напасти, вам не дам, воспользуюсь сам». И заржал как жеребенок.

Старушка. Не со зла же. В жизни надо проще быть.

Старик. Терпеть не могу таких шуточек.

Старушка. А мог бы стать главным матросом, главным столяром, королем вальсов.

Долгая пауза. Старики, выпрямившись, сидят каждый на своем стуле.

Старик(словно во сне). А за садом… там было, лапочка… было… Что там было, ты говоришь?

Старушка. Город Париж.

Старик. А дальше… за Парижем что было… было что?

Старушка. Что же там было, детка, и кто?

Старик. Чудное место, ходили без манто.

Старушка. Такая жарища? Нет, что-то не так!

Старик. Что же еще? В голове кавардак…

Старушка. Не напрягайся, детка, а то…

Старик. Все так далеко-далеко… я не могу… Где же было это?

Старушка. Что?

Старик. Да то, что… то, что… где же было это и кто?

Старушка. Какая разница где, я с тобой всегда и везде.

Старик. Мне так трудно найти слова… Но необходимо, чтобы я все высказал.

Старушка. Это твой священный долг. Ты не вправе умолчать о Вести, ты должен сообщить о ней людям, они ждут… тебя ждет Вселенная.

Старик. Я скажу, скажу.

Старушка. Ты решился? Это необходимо.

Старик. Чай остыл, Семирамида.

Старушка. Ты мог бы стать лучшим оратором, будь у тебя больше настойчивости… я горда, я счастлива, что ты наконец решился заговорить со всеми народами, с Европой, с другими континентами!

Старик. Ноу меня нет слов… нет возможности себя выразить…

Старушка. Начни, и все окажется возможным, начнешь жить — и живешь, начнешь умирать — умрешь… Главное — решиться, и сразу мысль воплотится в слова, заработает голова, появятся устои, оплоты, и вот мы уже не сироты.

Старик. У меня недостаток… нет красноречия… Оратор-профессионал скажет все, что я бы сказал.

Старушка. Неужели и впрямь сегодня вечером? А ты всех пригласил? Именитых? Даровитых? Владельцев? Умельцев?

Старик. Всех. Владельцев, умельцев. (Пауза.)

Старушка. Охранников? Священников? Химиков? Жестянщиков? Президентов? Музыкантов? Делегатов? Спекулянтов? Хромоножек? Белоручек?

Старик. Обещали быть все — службисты, кубисты, лингвисты, артисты, все, кто чем-то владеет или что-то умеет.

Старушка. А капиталисты?

Старик. Даже аквалангисты.

Старушка. Пролетариат? Секретариат? Военщина? Деревенщина? Революционеры? Реакционеры? Интеллигенты? Монументы? Психиатры? Их клиенты?

Старик. Все, все до единого, потому что каждый или что-то умеет, или чем-то владеет.

Старушка. Ты, душенька, не сердись, я не просто тебе надоедаю, а боюсь, как бы ты не забыл кого, все гении рассеянны. А сегодняшнее собрание очень важное. На нем должны присутствовать все. Они придут? Они тебе обещали?

Старик. Пила бы ты свой чай, Семирамида. (Пауза.)

Старушка. А Папа Римский? А папки? А папиросы?

Старик. Что за вопросы? Позвал всех. (Молчание.) Они узнают Весть. Всю жизнь я чувствовал, что задыхаюсь, наконец-то они узнают благодаря тебе, благодаря оратору — вы одни меня поняли.

Старушка. Я так горжусь тобой…

Старик. Скоро начнут собираться гости.

Старушка. Неужели? Неужели все сегодня приедут к нам? И ты не будешь больше плакать? Гости станут тебе мамой и папой? (Помолчав.) Сборище может нас утомить, послушай, а нельзя его отменить?

Старик в волнении по-стариковски, а может быть, по-младенчески ковыляет вокруг жены. Он может сделать один-два шага к одной из дверей, затем вернуться и опять ходить по кругу.

Старик. Как устать? Чем утомить?

Старушка. У тебя же насморк.

Старик. А как же быть?

Старушка. По телефону всем позвонить. Пригласим всех на другой день.

Старик. Боже мой! Это невозможно. Слишком поздно, они уже выехали.

Старушка. До чего же ты неосмотрителен.

Слышен плеск воды, приближается лодка.

Старик. Кажется, уже подъезжают.

Плеск воды слышнее.

…Так и есть, приехали!..

Старушка встает и, прихрамывая, суетливо ходит по сцене.

Старушка. Может, это оратор?

Старик. Нет, он приедет попозже, это кто-то еще.

Звонок.

Ох!

Старушка. Ах!

Взволнованные старики ковыляют к правой двери в нише. По дороге они разговаривают.

Старик. Идем же…

Старушка. Погоди, я не причесалась… (Ковыляя, она приглаживает волосы, одергивает юбку, подтягивает толстые красные чулки.)

Старик. Приготовилась бы заранее, знала ведь про наше собрание.

Старушка. Надо же, не приоделась… Платье-то как помялось…

Старик. Да-а, погладить бы малость… нет, времени не осталось. Не заставляй людей ждать.

Старик впереди, ворчащая старушка сзади скрываются в нише, некоторое время их не видно, слышно, как открывается дверь, кто-то входит, и дверь опять закрывается.

Голос старика. Добро пожаловать, сударыня. Милости просим. Рады вас видеть. Знакомьтесь, моя жена.

Голос старушки. Здравствуйте, сударыня, очень рада познакомиться, осторожнее, не помните шляпку, вытащите булавку, будет куда удобнее. Нет, нет, никто не посмеет на нее сесть.

Голос старика. Позвольте ваше манто, я его повешу. Нет, нет, здесь оно не запачкается.

Голос старушки. Прелестный костюм!.. И блузка в полоску!.. К чаю у нас торт и печенье… Худеете? А у вас фигура на загляденье! Ставьте, пожалуйста, свой зонтик!

Голос старика. Пожалуйста, проходите.

Старик(спиной к публике). Я всего-навсего скромный служащий…

Старик и старушка одновременно поворачиваются и немного отстраняются, пропуская гостью-невидимку. Они идут к авансцене, беседуя с невидимой дамой, идущей между ними.

Старик(невидимой даме). Надеюсь, добрались благополучно?

Старушка(даме). Вы не очень устали? Ну, конечно, немножко…

Старик(даме). На воде…

Старушка(даме). Вы так любезны…

Старик(даме). Сейчас принесу вам стул. (Идет влево и исчезает за дверью № б.)

Старушка(даме). Присядьте пока сюда. (Она указывает на один из двух стульев, сама садится на другой справа от невидимой дамы.) Жарко, не правда ли? (Улыбается даме.) Какой прелестный веер. Мой муж…

Старик возвращается, волоча стул, из двери № 7.

…подарил мне такой же… семьдесят три года назад… Он до сих пор цел.

Старик ставит стул слева от невидимой дамы.

Это был его подарок ко дню рождения!..

Старик усаживается на принесенный стул, дама сидит теперь между стариками. Старик, повернувшись к ней лицом, улыбается, потирает руки, покачивает головой, внимательно ее слушая. Так же заинтересованно слушает даму старушка.

Старик. Жизнь никогда не дешевела, сударыня.

Старушка(даме). Да, да, так оно и есть, сударыня. (Выслушивает даму.) Да, да, вы правы. Но со временем это изменится… (Другим тоном.) Мой муж, возможно, сам этим займется… Он вам расскажет…

Старик(старушке). Тссс, Семирамида, еще не время. (Даме.) Простите, сударыня, что разожгли ваше любопытство. (Выслушивая настояния дамы.) Нет, нет, и не просите, сударыня…

Старики улыбаются, даже смеются, видно, что им очень понравилась рассказанная дамой история. В разговоре пауза, лица стариков становятся бесстрастными.

Старик(даме). Вы совершенно правы…

Старушка. Да, да, да… О, нет…

Старик(даме). Да, да… вовсе нет…

Старушка. Да?

Старик. Нет?!

Старушка. Подумать, только.

Старик(смеясь). Не может быть…

Старушка(смеясь). Ну, знаете… (Старику.) Она прелесть!

Старик(старушке). Тебя покорила наша гостья? (Даме.) Браво, сударыня!

Старушка(даме). Вы совсем не похожи на современную молодежь.

Старик(кряхтя, наклоняется, чтобы поднять уроненную невидимой гостьей невидимую вещицу). Нет, нет, не утруждайтесь… я сейчас подниму… вы, однако, проворнее меня. (С трудом распрямляется.)

Старушка(старику). Годы есть годы.

Старик(даме). Да, старость не радость, оставайтесь всегда молоденькой.

Старушка(даме). Он и вправду вам этого желает, у него такое доброе сердце. (Старику.) Душенька!

Длительная пауза. Старики вполоборота к залу, вежливо улыбаясь, смотрят на даму, потом поворачиваются к публике, потом опять смотрят на даму, отвечают улыбками на ее улыбку, затем отвечают на ее вопросы.

Старушка. Как мило, что вы нами интересуетесь.

Старик. Мы живем так уединенно.

Старушка. Мой муж любит одиночество, но он вовсе не мизантроп.

Старик. Есть радио, сижу ужу рыбку, у нас такая прекрасная пристань.

Старушка. По воскресеньям причаливают две лодки утром и одна вечером, не говоря уж о частных лодках.

Старик(даме). В хорошую погоду видна луна.

Старушка(даме). Он ведь по-прежнему несет свою маршальскую службу на лестницах… трудится… в его-то годы мог бы уже и отдохнуть.

Старик(даме). В могиле наотдыхаюсь.

Старушка(старику). Не говори таких слов, душенька… (Даме.) Еще лет десять тому назад нас навещали родственники, хоть и не много их уцелело, друзья мужа…

Старик(даме). Зимой хорошая книга, теплая батарея, воспоминания о прожитой жизни…

Старушка(даме). Скромной, но достойной… Два часа в день мой муж посвящает своей Миссии.

Звонок в дверь. За несколько секунд до этого был слышен плеск причаливающей лодки.

Старушка(старику). Еще гость. Открывай быстрее.

Старик(даме). Простите, сударыня. На одну секундочку. (Старушке.) Неси поскорее стулья.

Старушка(даме). Я ненадолго вас покину, дорогая.

В дверь звонят очень настойчиво.

Старик(он очень дряхл, едва ковыляет, торопясь к правой двери в нише, старушка, прихрамывая, спешит к левой двери в нише). Гость, должно быть, очень важный. (Старик торопится, открывает дверь № 2, появление невидимого полковника, в отдалении может заиграть труба, раздаться марш «Полковник, здравия желаем». Старик, открыв дверь и увидев полковника, застывает по стойке «смирно».) Ох, господин полковник! (Рука старика невольно тянется отдать честь, но так и застывает на полпути.) Добрый вечер, господин полковник! Какая честь для меня… я не ожидал… хотя… все же… словом, бесконечно горжусь, что в моей скромной обители вижу беспримерного героя… (Пожимает невидимую руку, которую протягивает ему невидимый полковник, склоняется в церемонном поклоне, потом выпрямляется.) Однако замечу без ложной скромности, что недостойным этой чести себя не чувствую. Горжусь— да, недостоин — нет!..

Из правой двери появляется старушка, волоча стул.

Старушка. О! Какой мундир! Ордена какие красивые! Кто это, душенька?

Старик(старушке). Не видишь разве? Это же полковник.

Старушка(старику). Да неужели?

Старик(старушке). Пересчитай нашивки. (Полковнику.) Семирамида, моя супруга. (Старушке.) Подойди поближе, я хочу представить тебя господину полковнику.

Старушка подходит, волоча одной рукой стул, делает реверанс, не отпуская стула.

Старик(полковнику). Моя супруга. (Старушке.) Господин полковник.

Старушка. Очень приятно, господин полковник. Милости просим. Вы ведь с мужем коллеги, он у меня маршал…

Старик(недовольно). На лестнице, только на лестнице…

Старушка(невидимый полковник целует руку старушке, это видно по тому, как поднимается ее рука, от волнения старушка роняет стул). Какой обходительный. Сразу видно, птица высокого полета!.. (Поднимает стул; полковнику.) Этот стул для вас.

Старик(невидимому полковнику). Соблаговолите пройти…

Все направляются к авансцене, старушка волочит стул.

Старик(полковнику). Да, у нас уже сидит гостья. Сегодня у нас будет множество гостей.

Старушка ставит стул справа.

Старушка(полковнику). Садитесь, прошу вас.

Старик знакомит невидимых гостей.

Старик. Юная дама, друг нашего дома.

Старушка. Очень близкий друг.

Старик(с теми же жестами). Господин полковник, прославленный воин.

Старушка(показывая на стул, который она только что принесла). Садитесь, пожалуйста, на этот стул.

Старик(старушке). Да нет, ты же видишь, что господин полковник хочет сесть рядом с дамой!..

Невидимый полковник садится на третий стул слева; невидимая дама предположительно сидит на втором; неслышный разговор завязывается между невидимыми гостями, сидящими рядом; старики остаются стоять позади своих стульев по обеим сторонам от невидимых гостей: старик слева от дамы, старушка справа от полковника.

Старушка(слыша разговор двух гостей). О-о-о, ну это уж слишком!

Старик. Пожалуй.

Старик и старушка обмениваются знаками над головами гостей на протяжении всего их разговора, принимающего оборот, который старикам очень не нравится.

Старик(резко). Да, полковник, их еще нет, но они вот-вот придут. Оратор будет говорить вместо меня, он объяснит смысл моей Миссии… Да послушайте же, полковник, эта дама нам друг и у нее есть супруг…

Старушка(старику). Кто этот господин?

Старик(старушке). Я тебе уже говорил — полковник.

Невидимо происходит что-то неподобающее.

Старушка(старику). Так я и знала!

Старик. А зачем же спрашивала?

Старушка. Для верности. Полковник, не бросайте окурки на пол!

Старик(полковнику). Господин полковник, а господин полковник, что-то я запамятовал — последнюю войну вы выиграли или проиграли?

Старушка(невидимой даме). Милочка моя, да не позволяйте ему этого!

Старик. Поглядите-ка на меня, господин полковник, разве я не бравый солдат? Как-то раз в бою…

Старушка. Он перешел все границы приличия. (Тянет полковника за невидимый рукав.) Слыханное ли дело! Не позволяйте ему так себя вести, милочка.

Старик(торопливо рассказывает). Я один уложил их ровно двести девять, мы их звали мухами, потому что была их тьма-тьмущая и больно высоко подпрыгивали, когда улепетывали. Полковник, а полковник, я-то их… с моим-то пылом… Да умерьте ваш пыл, полковник, прошу вас, не надо…

Старушка. Мой муж никогда не врет. Конечно, мы пожилые, но это не значит, что нас можно не уважать.

Старик(полковнику, с яростью). Герой бывает и вежливым, если он полноценный герой!

Старушка(полковнику). Я знаю вас столько лет. Кто бы мог подумать, что вы…

Громкий плеск воды, подплывают лодки.

Старушка(даме). Кто бы мог подумать, что он… В почтенном семействе, у людей с достоинством…

Старик(дребезжащим голосом). Я хоть сейчас готов в сражение.

Звонок.

Простите, открою дверь. (Споткнувшись, опрокидывает стул вместе с невидимой дамой.) Ради Бога, простите!..

Старушка(бросаясь на помощь). Не ушиблись?

Старик и старушка помогают невидимой даме подняться. Немножко испачкались, у нас пыльно.

Помогают даме отряхнуться. Звонок.

Старик. Извините меня, старика. (Старушке.) Принеси еще один стул.

Старушка(невидимкам). Извините, мы сию минуту вернемся.

Старик направляется к двери № 3. Старушка скрывается за дверью № 5.

Старик. Ему хотелось меня рассердить, и я почти рассердился. (Открывает дверь.) Сударыня! Вы?! Глазам не верю! И все же… все же… в самом деле, не ждал, нет, не ждал, но мечтал, всю жизнь мечтал о той, кого все звали «прелестница»! А это ваш муж? Наслышан уж… Вы все та же! Нет, изменились — нос удлинился, расплылся, сразу-то не видно, а приглядишься — обидно: длинный-предлинный… Ну что поделать, вы же не нарочно. А как оно вышло? Понемножку… Бедная крошка! А вы, дружок? Вы ведь позволите мне называть вас другом? Мы знакомы с детства с вашей супругой, она была точь-в-точь такой же, только нос был другой… Поздравляю вас от души, сразу видно — вы очень любимы самим собою.

Из двери № 8 появляется старушка со стулом.

Семирамида, гостей у нас двое, нужен еще один стул.

Старушка ставит стул позади четырех первых, уходит в дверь № 8 и вернется со стулом из двери № 5 как раз тогда, когда старик с гостями подойдет к авансцене. Стул она поставит с принесенными ранее.

Идемте, идемте, я представлю вас нашим гостям. Мадам… нет слов, прелестна, прелестна, так вас и звали — юная прелестница… Сгорбилась? Да, конечно, и все же, сударь, еще хороша. Очки? Зато какие выразительные зрачки! Подумаешь, седина, я уверен, под ней чернота есть и синева… Проходите, садитесь… Что это, сударь, подарок моей жене? (Старушке, которая подходит, таща стул.) Семирамида, ты видишь, она прелестна, прелестна… (Полковнику и первой даме-невидимке.) Юная прелестница, простите, мадам прелестница, ничего смешного я не вижу, познакомьтесь с ее мужем… (Старушке.) Я тебе рассказывал о подруге своего детства, вот ее супруг, познакомься. (Снова полковнику и первой даме.) Ее супруг…

Старушка(приседает). Как представителен. Высокого роста, статный. Очень приятно, сударыня. Сударь, очень приятно. (Указывает вновь прибывшим на двух прежних гостей.) Наши друзья…

Старик(старушке). Наш друг преподносит тебе подарок.

Старушка берет подарок.

Старушка. Что это, сударь? Цветок? Корзина? Ворона? Перина?

Старик(старушке). Да нет же, это картина.

Старушка. И до чего красива! Спасибо, сударь… (Первой даме-невидимке.) Взгляните, дорогая.

Старик(полковнику). Взгляните, дорогой.

Старушка(мужу прелестницы). Ах, доктор, я больна, днем немеет спина, живот пучит, колики мучат, пальцы сводит, печень подводит, помогите мне, доктор.

Старик(старушке). Он не доктор, он диктор.

Старушка(первой гостье). Если насмотрелись, можете ее повесить. (Старику.) Пусть не доктор, а диктор, все равно он — прелесть. (Диктору.) Не сочтите за комплимент.

Старики стоят позади стульев, почти касаясь друг друга спинами, старик говорит с прелестницей, старушка с ее мужем, иногда они поворачивают голову и говорят с первой дамой и полковником.

Старик(прелестнице). Я так взволнован. И очарован! Вы нисколько не изменились, так сохранились, что вас не узнать… вы иная, вы мне родная… Я вас любил, я вас люблю…

Старушка(диктору). О-о, сударь! Ах, сударь!

Старик(полковнику). Тут я с вами совершенно согласен.

Старушка(диктору). Право же, сударь, будет вам… право же… (Первой гостье.) Спасибо, что картину пристроили, простите, что побеспокоили.

Свет становится ярче по мере прибытия гостей-невидимок.

Старик(прелестнице, жалобно). Но где же прошлогодний снег?[15]

Старушка(диктору). Ох, сударь, сударь, ах, сударь, сударь…

Старик(прелестнице, показывая на первую гостью). Молоденькая наша приятельница… юная, юная…

Старушка(диктору, указывая на полковника). Да, полковник-кавалерист, коллега мужа, но чином младше, мой муж, он — маршал.

Старик(прелестнице). Нет, ваши ушки не были так остры!.. Вы ведь помните, моя прелесть?

Старушка(диктору, преувеличенно жеманно; вся последующая сцена — гротеск: старушка задирает юбку, показывает дырявую нижнюю, показывает ноги в грубых красных чулках, приоткрывает иссохшую грудь, подбоченивается, откидывает голову, страстно со стонами вздыхает, выпячивает живот, расставляет ноги, хохочет, как старая шлюха; игра ее резко отличается от предыдущей и последующей, открывая в ней то, что обычно глубоко-глубоко запрятано, прекращается этот гротеск резко и неожиданно). Я уже вышла из этого возраста… Неужели вы думаете?..

Старик(прелестнице, приподнято романтически). Дальнее наше детство, свет лунный живой струится, нам бы тогда решиться, были б детьми навечно… Вам хочется вернуть прошлое? Можно ли это? Можно ли? Нет, наверное… Время прогрохотало поездом, морщин пролегли борозды… Неужели вы думали, что пластическая операция способна совершить чудо? (Полковнику.) Я — военный, вы тоже, а военные не стареют, маршалы бессмертны, как боги… (Прелестнице.) Так должно было быть, но — увы! — все потеряно, все утрачено, а могли бы и мы быть счастливы, да, счастливы, очень счастливы; а что, если и под снегом растут цветы?

Старушка. Льстец! Противный плутишка! Ха-ха! Я кажусь вам моложе? Вы нахал, но ужасный душка!

Старик(прелестнице). Будьте моей Изольдой, а я стану вашим Тристаном. Красоту сохраняет сердце. Правда? Мы могли быть счастливы с вами, прекрасны, бессмертны… бессмертны… Чего же нам недостало? Желания или дерзости? И остались ни с чем, ни с чем…

Старушка. Ой, нет! От вас у меня мурашки! Что? И у вас мурашки? Так вы щекотливы или щекотун? Да нет, мне, право, стыдно. (Хихикает.) Нижнюю юбку водно. А вам она нравится? Или эта лучше?

Старик. Жалкий марш лестничного маршала.

Старушка(поворачивается к первой гостье). О-о, крошка! Готовить ее проще простого, возьмите молочка от бычка, камни в желудке у утки и ложечку фруктового перца. (Диктору.) Какие проворные пальцы… однако-о… Хо-хо-хо!..

Старик(прелестнице). Вернейшая из супруг, Семирамида, заменила мне мать. (Полковнику.) Я уже не раз вам говорил, полковник, истину берут там, где она плохо лежит. (Вновь поворачивается к прелестнице.)

Старушка(диктору). И вы серьезно думаете, что детей можно завести в любом возрасте? А какого возраста детишки?

Старик(прелестнице). Я спасал себя сам — самоанализ, самодисциплина, самообразование, самоусовершенствование…

Старушка(диктору). Никогда еще я своему маршалу не изменяла… осторожней, я чуть не упала… Я всегда была ему мамочкой! (Плачет.) Прапра… (отталкивает диктора) прамамочкой. Ой-ой-ой! Это кричит во мне совесть! Яблочко давно сорвано. Ищите себе другой сад. Не хочу я больше срывать розы бытия…[16]

Старик(прелестнице). Возвышенные занятия, моя Миссия…

Старик и старушка подводят диктора и прелестницу к двум другим гостям и усаживают с ними рядом.

Старик и старушка. Садитесь, садитесь.

Старики садятся, он слева, она справа, между ними четыре пустых стула. Следует долгая немая сцена с редкими «да, да» и «нет, нет», которые произносятся очень ритмично, сначала как речитатив, потом все быстрее и быстрее, с покачиванием в такт головой, так старики слушают своих гостей.

Старушка(диктору). Был у нас сынок… нет, он жив и здоров… он ушел из дома… банальная история… печальная история… бросил своих родителей… сердце-то у него золото… давно это было, давно… я его так любила… взял и хлопнул дверью… удерживала его силой… взрослый человек, семь лет… кричала вслед: «Сыночек, сынок!» Ушел, и нет…

Старик. Жаль, но нет… детей у нас не было… Мне очень хотелось сына… И жене тоже. Чего мы только не делали. Бедная Семирамида, она была бы такой замечательной матерью… Но, может, оно и к лучшему. Сам я был дурным сыном. Теперь, конечно, раскаиваюсь, чувство вины, угрызения совести, только это нам и остается…

Старушка. Что ни день плачет и хнычет: «Вы убиваете птичек! Зачем убиваете птичек?» А мы их видеть не видели, мы мухи живой не обидели. А он, весь в слезах, таял у нас на глазах, только к нему подойдешь, твердит нам: «Всё ложь! Всё ложь! Вы убиваете птичек, курочек и синичек!» И грозит кулачком — маленьким-премаленьким: «Лгали вы мне, — говорит, — обманывали, — говорит, — на улицах мертвые птенчики, младенчики в полотенчике. Слышен повсюду плач. Солнце казнил палач». — «Что ты, сынок, взгляни, прекрасные стоят дни». — «Врете вы все, — кричит, — я вас обожал, — кричит, — я думал, что вы очень добрые… На улицах мертвые птицы, пустые у них глазницы. Вы источаете зло! Мне с вами не повезло!» Я встала перед ним на колени. Отец обливался слезами. Но он убежал. До сих пор его крик в ушах: «В ответе за все вы!» А что это значит — в ответе?

Старик. Свою мать я бросил, умерла она под забором, окликала меня с укором: «Сын, сыночек мой, не оставь меня в одиночестве, посиди со мною, сынок, я скоро… настал мой срок…» Но я не мог… Не мог и не подождал, потому что спешил на бал. Пообещал, что вернусь… и скоро… бросил ее у забора… А вернулся, она в могиле, люди добрые похоронили. Я землю царапал ногтями, выл, плакал, просился к маме. Дети всегда жестоки, родители одиноки, их, бедных, дети не любят и нелюбовью губят… За что их так карают? Страшно они умирают…

Старушка. Он кричал: «Вас знать не хочу!»

Старик. Неприютно жить палачу.

Старушка. При муже о сыне ни слова, муж мой нрава другого, он был для родителей счастьем, скончались они в одночасье, когда он с ними прощался, отец за него молился: «Ты был примерный сынок, сынок, помоги тебе Бог!»

Старик. Так и вижу, лежит под забором, в руках ландыши и кричит: «Не забудь меня, не забудь!» Плачет и зовет, как звала в детстве: «Зайчик! Не бросай меня здесь одну!»

Старушка(диктору). Он нам совсем не пишет, только иногда кое-что стороной услышим, кто видел его там, кто здесь… он жив-здоров… у него уже свои дети есть.

Старик(прелестнице). Когда я вернулся, ее уже давным-давно похоронили. (Первой гостье.) Да, да, сударыня, в нашем доме есть кинотеатр, ресторан, ванные…

Старушка(полковнику). Конечно, полковник, все из-за того, что…

Старик. По сути, так оно и есть.

Бессвязный вязкий разговор, все невпопад.

Старушка. А то…

Старик. Так что не я… ему… И вот…

Старушка. Словом…

Старик. Его и нашим…

Старушка. Тому…

Старик. Им…

Старушка. Или ей?

Старик. Им…

Старушка. Папильоткам… Ну и…

Старик. Их нет…

Старушка. Почему?

Старик. Да.

Старушка. Я…

Старик. В общем…

Старушка. Короче…

Старик(первой гостье). Что вы сказали, сударыня?

Несколько минут старики неподвижно сидят. Звонок.

Старик(взволнованно, и волнение его будет возрастать). Гости! К нам опять гости!

Старушка. То-то мне послышался плеск весел.

Старик. Пойду открою. А ты принеси стулья. Извините, дамы и господа…

Старик направляется к двери № 7.

Старушка(гостям, сидящим на стульях). Поднимитесь, пожалуйста, на минутку. Скоро придет оратор. Нужно приготовить зал, будет лекция. (Старушка расставляет стулья спинками к залу.) Помогите мне. Да, да, благодарю.

Старик(открывает дверь № 7). Добрый вечер, милые дамы, добрый вечер, господа, милости просим.

Несколько гостей очень высокого роста, старик, здороваясь, привстает на цыпочки. Старушка, расставив стулья, направляется к старику.

Старик(знакомит). Моя жена… сударь… моя жена… сударыня… сударыня… моя жена…

Старушка. Что за люди, душенька?

Старик(старушке). Пойди принеси еще стульев, милочка.

Старушка. Не могу же я все разом делать.

Ворча, выходит в дверь № 6, появится из двери № 7, старик с гостями направится к авансцене.

Старик. Осторожнее, не уроните, ваша кинокамера… (Знакомит.) Полковник… Дама… Мадам прелестница… Диктор… Журналисты, они тоже хотят послушать оратора, он появится с минуты на минуту. Потерпите еще чуть-чуть… Побеседуйте пока…

Старушка появляется из двери № 7, таща два стула.

Поторопись со стульями, одного еще не хватает.

Старушка, ворча, отправляется за стулом, исчезает за дверью № 3 и появится из двери № 8.

Старушка. Ну и ладно… что могу, то делаю, не машина же я. Интересно, что за люди такие? (Выходит.)

Старик. Садитесь, садитесь, дамы с дамами, господа с господами или как хотите — рядами… Мягче стульев у нас нет… Простите, но это бред… Впрочем, возьмите вот этот. Какие еще пакеты? Позвоните Монике, она у Майо… У Клода изумительное белье… Рацио нету. Выписал газету… зависит от внутренних качеств; помню, в одной передаче… главный — я, без помощников; экономия — главное в обществе, интервью не надо, прошу вас, не сейчас… потом посмотрим, настанет час… стул вам принесут… куда же она запропастилась?

Старушка появляется из двери № 8 со стулом.

Быстрее, Семирамида…

Старушка. Делаю что могу. А кто еще к нам пришел?

Старик. Я все потом тебе объясню.

Старушка. А эта вот кто? Вот эта, душенька?

Старик. Не волнуйся… (Полковнику.) Господин полковник, журналистика сродни военному делу… (Старушке.) Окажи внимание нашим дамам, дорогая… (Звонок. Старик торопится к двери № 8.) Подождите секундочку. (Старушке.) Стулья!..

Старушка. Дамы, господа, прошу меня извинить.

Старушка выходит в дверь № 3, старик идет открывать невидимую дверь № 9 в нише, он исчезает в тот миг, когда старушка вновь появляется из двери № 3.

Старик(его не видно). Прошу, прошу, прошу… (Появляется, ведя за собой толпу невидимых гостей и держа за руку маленького ребенка-невидимку.) Серьезная лекция, и вдруг детишки, как бы не соскучиться малышке. Не дай Бог, малютка написает дамам на юбки, раскричится — куда это годится? (Приводит всех на середину сцены, куда направляется старушка со стульями.) Познакомьтесь, моя жена. А это их дети, Семирамида.

Старушка. Какие славные! Очень приятно, очень приятно.

Старик. Это младший.

Старушка. До чего же мил, мил, мил…

Старик. Стульев не хватает.

Старушка. Ох-ох-ох. (Уходит за стульями в дверь № 2 и появится из двери № 3.)

Старик. Малыша посадите на колени… Близнецы на одном стуле уместятся. Осторожнее, стул качается, стулья — собственность домовладельца. Если сломаете, заставит платить штраф, такой злющий — просто страх!..

Старушка ковыляет из последних сил со стулом.

Вы всех не знаете, в первый раз видитесь, но наслышаны. (Старушке.) Семирамида, помоги мне их представить друг другу.

Старушка. Кто же они такие? Позвольте вам представить, познакомьтесь… а кто они?

Старик. Позвольте мне вам представить, познакомьтесь, позвольте представить, сударь… сударыня… сударь… сударыня… сударь…

Старушка(старику). А ты надел подштанники? (Невидимкам.) Сударь… сударыня… сударь…

Звонок.

Старик. Гости!

Звонок.

Старушка. Гости!

Звонок, еще звонок и еще. Старушка со стариком волнуются, стулья повернуты спинками к залу, расположены рядами; старик, вытирая лоб и задыхаясь, бегает от двери к двери, размещая невидимок, старушка, ковыляя, торопливо снует между дверями, принося стулья. На сцене множество невидимок, старики стараются никого не толкнуть, осторожно пробираясь между стульями. Движение может строиться следующим образом: старик в дверь № 4, старушка из двери № 3, затем в дверь № 2, старик открывает дверь № 7, она входит в дверь № 8, выходит из № 6 со стульями, так они обходят всю сцену.

Простите, простите, ох, простите, простите…

Старик. Господа, проходите… милые дамы, прошу… Позвольте…

Старушка(со стульями). Ох, их слишком много… много… много-премного… ох-ох-ох…

Все громче плеск воды, все звуки слышатся из-за кулис, старики бегают бегом, он встречает гостей, она носит стулья. Звонки звонят не умолкая.

Старик. Этот стол мешает. (Двигает воображаемый стол, старушка ему помогает.) Тесновато, вы уж простите…

Старушка(отпуская воображаемый стол). Ты подштанники надел?

Звонок.

Старик. Народу-то! Народу! Стулья! Гости! Проходите, дамы, господа! Семирамида! Быстрее! Тебе помогут!..

Старушка. Простите! Извините… Добрый вечер, сударыня… сударыня… сударь… сударь… стулья… да… стулья…

Звонки все громче и громче, слышно, как пристают лодки. Старик все чаще спотыкается о стулья, не поспевая к дверям.

Старик. Да, да, минуточку… А ты свои подштанники надела? Да, да, да… сию минуточку… терпение… да, да, терпение…

Старушка. Чьи-чьи? Твои или мои? Простите, простите…

Старик. Сюда, прошу, дамы-господа, прошу, я про… извине… щения… проходите… проходите… про… вожу… места… дорогая… не здесь, пожалуйста… осторожнее… вы, моя дорогая?

Довольно долгое время проходит в молчаливой суете, слышны только звонки, плеск воды. Пик напряженности, когда одновременно открываются и закрываются все двери, громко хлопая. Закрытой остается только главная дверь в глубине. Старики мечутся от одной двери к другой, словно на роликовых коньках. Старик встречает гостей; сопровождая их, делает с ними два-три шага, указывает место и бежит к дверям. Старушка носит стулья, старик со старушкой сталкиваются, но не останавливаются. Потом в глубине сцены старик будет лишь поворачиваться в разные стороны и указывать руками, кому куда идти. Руки двигаются очень быстро. Старуха со стулом в руке, она ставит его, берет, ставит, берет, словно собираясь тоже бегать от двери к двери, но только быстро-быстро вертит головой. Оба старика должны все время держать темп, производя впечатление быстрого движения, и при этом почти не двигаться с места: двигаются руки, корпус, голова, глаза, описывая, возможно, даже небольшие круги. Мало-помалу темп замедляется: звонки становятся тише, двери открываются медленнее, старики двигаются спокойнее. В тот миг, когда двери перестанут хлопать, звонки смолкнут, должно казаться, что сцена полна народу^{4}.

Сейчас я найду вам место… потерпите… Семирамида, успокойся…

Старушка(разводя руками). Стулья кончились, детка. (Тут же она начинает продавать невидимые программки в полном зале с закрытыми дверями.) Программки, программки, кому программки? Покупайте программки!

Старик. Спокойствие, дамы-господа! Сейчас до вас дойдет очередь… Всему свое время, всех усадят.

Старушка. Программки! Кому программки?! Минуточку, сударыня, не могу же я обслуживать всех разом, у меня не тридцать рук, я не корова. Сударь, будьте любезны, передайте программку вашей соседке… благодарю вас, получите сдачу…

Старик. Я же сказал вам — всех разместят. Не волнуйтесь. Идите сюда, осторожнее… о, дорогой друг… дорогие друзья…

Старушка. Программки… рамки… рамки…

Старик. Да, мой дорогой, конечно, здесь — продает программки, дурной работы на свете нет… вон она, видите? Ваше место во втором ряду справа… нет, левее… вон там!

Старушка. Рамки… рамки… программки!..

Старик. Что я могу еще для вас сделать? Я и так делаю все, что могу! (Другим невидимкам.) Потеснитесь, пожалуйста… вот и местечко, сударыня, оно ваше… подойдите. (Старик поднимается на эстраду, невольно задевая окружающих, проталкивается через толпу.) Дамы-господа, примите почтительнейшие извинения, но сидячих мест больше нет.

Старушка(из противоположного конца зала от двери № 3, что у окна). Покупайте программки! Кому программки? Шоколад, карамель, леденцы! (Теснимая толпой, старушка разбрасывает программки и конфеты над головами невидимок.) Берите, ловите…

Старик(стоит на эстраде, он очень взволнован, его толкают, он спускается вниз, поднимается, спускается, толкая кого-то и от кого-то получая толчки). Простите, тысяча извинений… пожалуйста, будьте осторожнее… (Старика усиленно толкают, и он с трудом удерживает равновесие, цепляясь за чьи-то плечи.)

Старушка. Кто это? Программки, пожалуйста, программки, шоколад, шоколад…

Старик. Дамы и господа, минутку тишины, умоляю вас… одну минуточку… это важно… Кому не хватило стульев, не гудите, как в улье, отойдите в сторонку, не стойте у стенки… вот так… Освободите проходы!..

Старушка(старику, почти крича). Скажи, что за люди, о душенька! Зачем они сюда пришли?

Старик. Дамы и господа, оставшиеся без стульев, для своего удобства и удобства окружающих встаньте, пожалуйста, по стенкам, справа и слева. Вы всё услышите, всё увидите, все места очень удобные!

Толкотня. Старик, увлекаемый толпой, огибает почти всю сцену, задерживается возле скамейки у правого окна, тот же путь, только в обратную сторону, проделывает и старушка и останавливается у скамейки возле левого окна.

Старик(в толпе). Не толкайтесь, не толкайтесь.

Старушка(в толпе). Не толкайтесь, не толкайтесь.

Старик(в толпе). Не толкайтесь, не толкайтесь.

Старушка(в толпе). Не толкайтесь, господа, не толкайтесь.

Старик(все еще в толпе). Поспокойнее… потише… спокойствие… ну что это такое?..

Старушка(все еще в толпе). Вы же не дикари.

Наконец старики застывают каждый у своего окна, старик слева, возле эстрады, старушка справа. До конца пьесы они останутся на этих местах.

Старушка(окликает старика). Душенька!.. Что это за господа? Зачем они явились сюда? Где ты? Я тебя не вижу…

Старик. Семирамида! Ау!

Старушка. Я тебя не вижу-у!

Старик. Я здесь, возле окна! Слышишь?

Старушка. Слышу! Слышу! Вокруг столько разговоров… Но я прекрасно различаю твой голос…

Старик. А ты где? Где ты, крошка?

Старушка. Я тоже возле окошка. Душенька, мне страшно, тут столько людей, а это опасно… как бы не потеряться… мы так далеко друг от друга… в наши-то годы… мало ли что, душенька…

Старик. Вижу! Вижу! Наконец-то я тебя разглядел. Не беспокойся, скоро мы будем вместе, вокруг меня друзья. (Друзьям.) Очень рад пожать вам по-дружески руку. Да-да, я верю в прогресс, не беспрерывный, но беспредельный…

Старушка. Понедельник… Погода ужасная. Солнце прекрасное. (В сторону.) И все же мне жутковато. Я-то здесь зачем? (Кричит.) Душенька!

Старики каждый со своего места переговариваются с гостями.

Старик. Чтобы избавить человека от эксплуатации, нужны ассигнации, ассигнации и еще раз ассигнации.

Старушка. Душенька!.. (Ее осаждают друзья.) Мой муж? Да. Он все и устроил… в-о-о-о-н он… Боюсь, что вам это не удастся… как тут проберешься?., вон он стоит с друзьями…

Старик. Нет, нет… я всегда это говорил… чистой логики нет… чистая логика — это фикция.

Старушка. Знаете, есть и счастливчики. Завтракают в самолете, обедают в поезде, ужинают на пароходе, а ночью спят в грузовике и едут; едут, едут…

Старик. Вы говорите о достоинстве человека? Постараемся, чтобы у него было хотя бы лицо, а достоинство — это позвоночник.

Старушка. Не поскользнитесь в темноте. (Смеется, разговаривая.)

Старик. Ваши соотечественники ждут этого от меня.

Старушка. Конечно… расскажите мне все.

Старик. Я пригласил вас… вам объяснят… индивидуальность, личность — это все та же персона.

Старушка. Он так надут, он нас надул.

Старик. Я не есть я. Я — нечто иное. Некто в ином — вот я.

Старушка. Дети мои, остерегайтесь друг друга.

Старик. Просыпаюсь порой, кругом стоит тишина, полная, словно круг или луна в полнолуние. Совершенная. Но нужна осторожность. Миг — и совершенство полноты потревожено. Вокруг дыры, куда оно утекает.

Старушка. Призраки, привидения, разные пустяки… Обязанности моего мужа необыкновенно важны и возвышенны…

Старик. Простите… я другого мнения… в свой час вы узнаете, что я думаю на этот счет… но не сейчас… Оратор, которого мы все ждем, сообщит вам о нем вместо меня… и о многом другом, что нас так волнует, о чем мы спорим… настанет минута, и… настанет она очень скоро.

Старушка(своим друзьям). Чем раньше, тем лучше… Ну конечно. (В сторону.) Никак не оставят нас в покое. Поскорее ушли бы, что ли… Где-то там моя душенька?.. Я что-то не разгляжу…

Старик. Да не волнуйтесь вы так. Вы услышите мою Весть. Уже скоро.

Старушка(в сторону). Наконец-то я слышу его голос. (Друзьям.) Моего мужа никогда не понимали, но теперь настал его час.

Старик. У меня богатейший опыт. В практических сферах жизни, в философии. Я не эгоист, пусть послужит на благо человечеству.

Старушка. Ой, вы наступили мне на ногу, а ноги у меня отмороженные.

Старик. У меня целая система. (В сторону.) Однако где же оратор? Пора бы ему прийти. (Громко.) Я так настрадался.

Старушка. Очень мы настрадались. (В сторону.) Где же оратор? Пора бы ему быть на месте.

Старик. Много страданий, много познаний.

Старушка. Много страданий, много познаний.

Старик. Вы увидите сами, система моя совершенна.

Старушка(эхом). Увидите сами, система его совершенна.

Старик. Если следовать моим советам…

Старушка(эхом). Если следовать его советам…

Старик. Мир будет спасен!

Старушка(эхом). Спасем мир, и душа его спасется!..

Старик. Истина одна для всех!

Старушка(эхом). Истина одна для всех.

Старик. Повинуйтесь мне!

Старушка(эхом). Повинуйтесь ему.

Старик. Я уверен…

Старушка(эхом). Он уверен…

Старик. Никогда…

Старушка(эхом). Никогда…

Из-за кулис слышатся гул и фанфары.

Что это?

Гул нарастает, парадная дверь широко с шумом распахивается, в проеме — пустота, и вдруг ослепительно яркий свет из проема заливает сцену, и столь же ослепительно вспыхивают окна.

Старик. Не смею… не верю… возможно ли? Да! Невероятно… и все же… Да!! Его величество! Император! Сам император!

Ослепительной яркости свет из открытой двери и окон, свет холодный, мертвенный. Гул внезапно смолкает.

Старушка. Душенька!

Старик. Всем встать! Его величество государь император! Меня удостоил сам император! Меня! Семирамида! Ты слышишь?

Старушка(недоуменно.) Император? Какой император, душенька? (Вдруг понимает.) Ах, государь император! Его императорское величество! (Волнуясь, она без конца приседает.) У нас в гостях… у нас в гостях.

Старик(плача). Ваше величество, любимое наше ваше величество, миленькое величественное величество! Какая величественная милость… волшебный сон…

Старушка(эхом). Волшебный сон… сон…

Старик(невидимой толпе). Дамы, господа, встаньте! С нами наш возлюбленный государь, наш император! Ура! Ура! Ура!

Старик становится на скамейку, приподнимается на цыпочки, чтобы лучше разглядеть императора, старушка делает то же самое.

Старушка. Ура! Ура!

Топот.

Старик. Ваше величество! Вот он я! Вы слышите? Да скажите же его величеству, что я здесь! Ваше величество! Ваше величество! Ваш самый преданный и покорный слуга здесь!

Старушка(эхом). Самый преданный и покорный слуга, ваше величество!

Старик. Ваш слуга, ваш раб, пес — гав! гав! гав! — вашего величества!

Старушка(очень громко). Ав! Ав! Ав!

Старик(заламывая руки). Вы видите меня, сир? Взгляните! Я вас вижу, сир! Ваш августейший лик… божественный лоб… Опять не вижу, встали стеной придворные ко мне спиной..

Старушка. Ной… ной… Ау, ваше величество, мы тут!

Старик. Ваше величество! Дамы-господа, да усадите же его вон туда! Видите, ваше величество, я один пекусь о вашем здоровье, я ваш преданнейший слуга!..

Старушка(эхом). Преданнейший слуга…

Старик. Пропустите меня, господа и дамы. Не будьте упрямы, позвольте пройти… вас такое количество… вы заслонили его величество, я хочу ему поклониться, извольте посторониться…

Старушка. Ницца… Ницца… Ницца…

Старик. Потеснитесь, дозвольте пройти… (Безнадежно.) Неужели никак не подойти?..

Старушка(эхом). Уйти… уйти…

Старик. Сердцем, всем своим существом я у его августейших ног, придворные окружили его, они хотят помешать мне… Они боятся… о!., я понимаю, я все понимаю. Придворные интриги… мне ли не знать их… Меня хотят оттеснить от нашего императорского величества.

Старушка. Успокойся, душенька… Его величество видит тебя, оно на тебя смотрит… Его императорское величество подмигнуло мне, оно за нас, его величество…

Старик. Посадите императора на лучшее место… возле эстрады… Он должен услышать из уст оратора Весть!..

Старушка(привстает на скамейке на цыпочки и тянет шею, стараясь все разглядеть). Ну наконец-то позаботились об императоре.

Старик. Слава Богу! (Императору.) Сир, доверьтесь. Возле вас — друг, он — мой представитель. (Стоя на цыпочках на скамейке.) Дамы, господа, барышни, милые детки, умоляю…

Старушка(эхом). Ляю, яю…

Старик. Я хотел бы видеть… да раздвиньтесь же… видеть небесный взор, благородный лик, корону, ореол его величества… Сир, снизойдите повернуть ваше сияющее лицо в мою сторону, к вашему нижайшему слуге, нижайшему… Увидел! Увидел…

Старушка(эхом). Дел… ел…

Старик. Я наверху блаженства… Нет слов, чтобы выразить безмерность моей благодарности. Ваше императорское величество! Солнце!.. В доме, где я маршал… но на служебной лестнице, то есть я хотел сказать, на лестничной службе, то есть на лестничных маршах… я маршал…

Старушка(эхом). Да, маршал…

Старик. Я горд… горд и смиренен… всю жизнь провел на коленях… маршал вправе быть на марше, а придворный при дворе, свой двор я мел исправно… ваше величество… сир, я бы вас попросил… и у меня могло бы… но в жизни так много злобы… если б я знал, умел, посмел, не осиротел… если бы вы мне… Сир, вы меня простите…

Старушка. К государю — в третьем лице!

Старик(плаксиво). Ваше императорское величество должно меня извинить. Вы пришли… нас дома могло не быть… надеяться мы не могли… Господи! Сколько же я выстрадал!..

Старушка(эхом, со слезами). Рыдал… рыдал… рыдал…

Старик. Я много перестрадал… я мог добиться многого, надейся на вашу подмогу я… но я был один как перст… и если б не вы, мне смерть, Сир, вы — последний оплот…

Старушка(эхом). Плот… пилот… пирог…

Старик. Друзья мне помогали и… погибали. Небо карало всех, кто верил в мой успех!

Старушка(эхом). Смех… смех… смех…

Старик. Ненавидеть меня было просто, полюбить — невозможно.

Старушка. А вот это неправда, душенька. Я всегда любила тебя и люблю, я была всегда тебе мамочкой!

Старик. Враги мои пировали, друзья меня предавали.

Старушка(эхом). Давали… давили… язвили…

Старик. Мне чинили зло, изгоняли, преследовали. Я взывал к справедливости, но оправдывали всегда моих врагов. Я пытался мстить, но не мог… мне становилось жаль всех… я не умел топтать людей ногами… я был слишком добр…

Старушка(эхом). Добр… бобр… добр… бобр…

Старик. Я сострадал…

Старушка(эхом). Страдал… страдал…

Старик. Но они не знали жалости, я колол иголкой, меня били дубинкой, всаживали нож, пулю, ломали кости…

Старушка(эхом). Гости… гости… гости…

Старик. Меня выселяли, гнали, обирали, убивали… о-о, жалкий коллекционер несчастий, громоотвод катастроф…

Старушка(эхом). Дроф… дроф… дроф…

Старик. Я хотел отвлечься, ваше величество, увлекся спортом… горным… мне подставили ножку, я сломал руку… хотел взобраться повыше, дали по шее… решил совершать круизы — не дали визы… хотел перейти на другой берег, разобрали мост…

Старушка(эхом). Разобрали мост…

Старик. Хотел перевалить через Пиренеи, а их развалили!

Старушка(эхом). Где теперь Пиренеи? А разве не мог он быть, как все люди, — главным редактором, главным доктором, главным кондуктором, репродуктором, рупором, ритором?..

Старик. Меня никто не замечал. Ни разу в жизни мне не прислали пригласительного билета… я не видел балета… А я, вы послушайте меня, ваше величество… я могу спасти человечество, которое так искалечено. Поверьте, ваше величество, я покончил бы со всеми увечьями, что так мучают нас в последнюю четверть века, мне бы только осуществить мою Миссию, я еще не отчаялся всех спасти, пробил час, моя система… вся беда, что я говорю так нескладно…

Старушка(над невидимыми головами). Вот придет оратор, он все скажет, не волнуйся, моя радость. Его императорское величество здесь, оно услышит твою Весть, фортуна на твоей стороне, все к лучшему, все пошло на лад…

Старик. Ваше величество простит меня… у вас в приемной всегда толкотня. А я всех ниже в вашем Париже… Дамы и господа, раздвиньтесь капельку, хочу припасть к императорской туфельке, увидеть бриллианты, банты, корону… Государь осчастливил вас из-за моей персоны… Какая немыслимая награда! Ваше величество, я привстал на цыпочки не из гордости, а только чтоб лицезреть вас… припасть к ногам и лобзать прах…

Старушка(со слезами). К ногам, к коленкам, кончикам пальчиков…

Старик. Я перенес чесотку. Начальник требовал, чтобы я ублажал сынка-сосунка и кобылу-красотку. Меня выперли, дали под зад коленкой, но какое это имеет значение… если… сир… ваше императорское величество… взгляните… вот он я…

Старушка(эхом). Я… я… я…

Старик. Если ваше императорское величество здесь… Если ваше величество император услышит мое кредо… мой оратор, рупор, он, однако, заставляет ждать его императорское величество…

Старушка. Пусть его величество простит его благосклонно, рупор придет с минуты на минуту, он уже звонил по телефону…

Старик. Его императорское величество — сама доброта. Он не уйдет не выслушав, не услышав…

Старушка(эхом). Слышал, слышал, слышал…

Старик. Оратор провозгласит все вместо меня, сам я не умею говорить… нет таланта… у него все бумаги, все документы…

Старушка. Наберитесь терпения, сир, умоляю… он сейчас придет.

Старик(развлекая императора). Видите ли, государь, прозрение посетило меня давным-давно… Стукнуло сорок лет, и вот оно… я рассказываю и для вас, господа и дамы… Как-то вечером, поужинав с мамой, прежде чем отправиться в кровать, я пошел папочку поцеловать, забрался к нему на колени… был я усатей тюленя, гораздо, гораздо усатее, и грудь была волосатее, на висках у меня седина, а папина голова черна как смоль… были у нас тогда гости, сидели играли в кости, и вдруг как все засмеются…

Старушка(эхом). Змеюки… змеюки… змеюки…

Старик. Я спросил, что же тут смешного — мальчик-паинька обожает своего папеньку? Мне ответили: пай-мальчики в полночь не ложатся спать. А раз вы еще не бай-бай, значит, не мальчик-пай. Я бы им ни за что не поверил, но они мне «вы» говорили…

Старушка(эхом). Вы…

Старик. А не «ты».

Старушка(зеком). Ты…

Старик. Но я сказал: раз не женат, значит, мал. А они взяли меня женили, доказали, что я большой… К счастью, жена стала мне отцом, матерью и женой.

Старушка. Оратор придет, ваше величество…

Старик. Оратор сейчас придет.

Старушка. Придет.

Старик. Придет.

Старушка. Придет.

Старик. Придет.

Старушка. Придет.

Старик. Придет, придет.

Старушка. Придет, придет.

Старик. Он идет.

Старушка. Он пришел.

Старик. Пришел.

Старушка. Пришел, он здесь.

Старик. Он пришел, он здесь.

Старушка. Он пришел, он здесь.

Старушка со стариком. Здесь…

Старушка. Вот он!

Тишина, ни малейшего движения. Застыв, оба старика смотрят на дверь № 5; неподвижная сцена длится довольно долго, примерно с полминуты; затем дверь начинает медленно, очень медленно приоткрываться; когда она бесшумно распахивается до конца, возникает оратор — реальный персонаж, похожий на художника или поэта XIX века: широкополая черная шляпа, лавальера, плащ, усы, бородка, выражение лица весьма самодовольное; если невидимки должны производить впечатление реального присутствия, то оратор должен казаться нереальным; он пройдет вдоль правой стены мягким шагом к закрытой главной двери, не повернув головы ни направо, ни налево, пройдет мимо старушки, даже не заметив ее, а она тронет его тихонечко за рукав, словно желая убедиться, что он существует, и туг старик скажет.

Старик. Вот он!

Старушка(не отрывая взгляда от оратора). Да, это он, он есть на самом деле.

Старик(тоже следя глазами за оратором). Да-да, он есть, он — это он, он не видение.

Старушка. Не привидение, а провидение.

Старик скрещивает руки на груди, поднимает глаза к небу, на лице его безмолвное ликование. Оратор снимает шляпу, молча кланяется, потом приветствует мушкетерским поклоном, метя пол шляпой, императора, при этом действует он как заводная кукла.

Старик. Ваше величество… позвольте представить… мой оратор…

Старушка. Ритор… ротор…

Оратор надевает шляпу, поднимается на эстраду, оглядывает сверху невидимую публику, стулья и застывает в торжественной позе.

Старик(невидимой публике). Можете попросить у него автограф.

Автоматически, молча, оратор раздает автографы. Старик в это время стоит закатив глаза и молитвенно сложив руки; восторженно.

Никому из смертных не дождаться большего.

Старушка(эхом). Никому из смертных не дождаться большего.

Старик(невидимой толпе). А теперь, с позволения его императорского величества, я обращаюсь к уважаемой публике: дамы и господа, барышни, дети, господин президент республики, дорогие собратья, соратники и соотечественники.

Старушка. Милые ребятки-ки хи-хи…

Старик. Обращаюсь ко всем без различия возраста, пола, гражданского состояния, общественного и имущественного положения и благодарю всех от всего сердца.

Старушка. Благодарю… дарю…

Старик. Благодарю и оратора… благодарю вас всех от всего сердца за то, что откликнулись и пришли… тише, господа…

Старушка(эхом). Ш-ш-ш…

Старик. Я благодарю всех, кто способствовал сегодняшнему мероприятию, организаторов…

Старушка. Браво!

Все это время оратор с важным видом стоит, застыв, на эстраде; двигается только его рука, механически расписываясь.

Старик. Домовладельца, архитектора, каменщиков, которые соблаговолили возвести эти стены!

Старушка(эхом). Стены…

Старик. Всех, кто заложил основы… Потише, дамы и господа…

Старушка(эхом). Мы и господа…

Старик. Я не забыл и горячо благодарю столяров, которые сделали для нас стулья, искусных мастеров…

Старушка(эхом). Дров…

Старик. Которые изготовили кресло, так мягко покоящее императора, не расслабляя при этом ясной твердости ума… Благодарю техников, механиков, керамистов…

Старушка(эхом). Богемистов…

Старик. Бумажников, картонажников, издателей, бездельников, корректоров, редакторов, которым мы обязаны столь изящными программками, я приношу свою искреннюю благодарность солидарности всех людей. Спасибо отечеству, спасибо государству! (Старик поворачивается к императору.) Мудрому кормчему могучего корабля! Спасибо тебе, билетерша!..

Старушка(эхом). Билетерша… хорошая…

Старик(указывает на старушку). Подательница шоколада и программок!

Старушка(эхом). Граммов… граммов…

Старик. Моя супруга, спутница… Семирамида!

Старушка(эхом). Пурга… распутица… Аида. (В сторону.) Детка моя ненаглядная, всегда обо мне вспомнит.

Старик. Спасибо всем, кто оказывал мне помощь, материальную или моральную, ценную и бесценную, своевременную и своекорыстную, способствуя успеху сегодняшнего празднества! Спасибо, возлюбленный наш государь император!

Старушка(эхом). Сударь… пираты…

Старик(в полнейшей тишине). Прошу тишины! Ваше величество!

Старушка(эхом). Качество… ситчика…

Старик. Государь, моей жене и мне — нечего желать, мы довольны вполне. Сегодняшний апофеоз — достойный венец нашей жизни. Мы благодарны судьбе за долгую череду мирных лет, ниспосланных нам небом. Жизнь прожита не зря, миссия осуществилась, человечество услышит Весть о спасении! (Старик указывает на оратора, который, не замечая этого, исполненным достоинства жестом отстраняет тянущихся к нему за автографом). Человечество, вернее, те частицы, которые уцелели. (Указывает на публику.) Вы, дамы и господа, вы, возлюбленные друзья, вы — драгоценные крупицы, благодаря которым может еще завариться недурная кашица! Оратор, дорогой Друг!

Оратор смотрит в другую сторону.

И если я столь долго жил в безвестности, и современники мои пренебрегали вестником, значит, был в этом свой известный смысл.

Старушка всхлипывает.

Но сегодня это уже не имеет значения, сегодня я предоставляю тебе, друг оратор,

Оратор отстраняет еще одного любителя автографов и холодно смотрит в зал.

озарить города и веси светом моей Вести!.. Передай Вселенной мою систему. Не обходи подробности, странности, выпуклости и вогнутости прожитой жизни, расскажи о моих слабостях, смешном пристрастии к сладостям… расскажи все… не забудь о моей Семирамиде.

Старушка всхлипывает.

…Расскажи, как чудесны ее бифштексы, тают во рту ее торты, радуют душу рагу и маринованные огурчики… расскажи о Берри, моей родине… Я надеюсь на тебя, красноречивый оратор… я же со своей верной подругой после долгих трудов во имя прогресса и человечества, которым служил верой и правдой, исчезну, принеся самую великую жертву — бессмысленную и исполненную высокого смысла.

Старушка(рыдая). Да, принесем ее, увенчанные славой… Умрем и станем легендой… Именем улицы…

Старик(старушке). Верная моя подруга! Ты верила в меня неизменно и преданно целый долгий век, мы никогда не разлучались с тобой, никогда, но сейчас, в час нашей славы, безжалостная толпа разлучила нас…

Старушка(эхом). Истлевая в одной могиле…

Старик. Не исполниться этой мечте!

Старушка. Не исполниться этой мечте!

Старик. Вдалеке друг от друга разбухнут в воде наши трупы… но не будем жалеть себя…

Старушка. Сделаем то, что должно.

Старик. Нас не забудут. Царь Небесный сохранит о нас вечную память.

Старушка. Вечную память.

Старушка. От нас останется след, мы личности, а не города-уроды.

Старик и старушка(хором). Мы станем улицей!..

Старик. Соединимся же в вечности, если нас разъединяет пространство. И как были мы вместе во всех наших бедах, так вместе и умрем. (Оратору, бесстрастному, невозмутимому, неподвижному.) В последний раз… я тебе доверяю, я на тебя положился, я на тебя надеюсь, ты выскажешь все… Довершишь дело моей жизни… Простите, сир… Прощайте все!.. Семирамида! Прощай!

Старушка. Прощайте все! Прощай, моя душенька!

Старик. Да здравствует император!

Он осыпает императора конфетти и серпантином. Звуки фанфар, яркая вспышка света, словно начался салют.

Старушка. Да здравствует император!

Оба разбрасывают конфетти и серпантин, сперва на императора, потом на оратора, потом на пустые стулья.

Старик(бросая). Да здравствует император!

Старушка(бросая). Да здравствует император!

Старики с криком «Да здравствует император!» прыгают каждый в свое окно. Тишина. Два вскрика, два всплеска. Яркий свет, льющийся в окна и большую дверь, меркнет, тускнеет; слабо освещенная, как вначале, сцена, черные окна раскрыты, занавески полощутся на ветру. Оратор, неподвижно и бесстрастно наблюдавший двойное самоубийство, наконец-то собирается заговорить: обращаясь к пустым стульям, он дает понять, что он глухонемой, размахивает руками, тщетно стараясь быть понятым, затем начинает мычать: У-У-ГУ-НГЫ-МГЫ-НГЫ… Бессильно опускает руки, но вдруг лицо его светлеет, он поворачивается к доске, берет мел и пишет большими буквами: ДРР ЩЩЛЫМ… ПРДРБР. Поворачивается к публике и тычет в написанное.

Оратор. Мгнм… нмнм… гм… ыгм…

Рассердившись, резким движением он стирает с доски написанное и пишет заново: КРР ГРР НЫРГ. Поворачивается к залу, улыбается, словно не сомневается, что его поняли и он что-то сумел объяснить, указывает, обращаясь к пустым стульям, на надпись и, довольный собой, застывает в неподвижности, затем, не видя ожидаемой реакции, перестает улыбаться, мрачнеет, ждет, вдруг недовольно и резко кланяется, спускается с эстрады и направляется к главной двери в глубине, завершая свое призрачное появление: прежде чем выйти, он еще раз церемонно раскланивается перед стульями и императором. Сцена остается пустой со стульями, эстрадой, паркетом, засыпанными конфетти и серпантином. Дверь в глубине широко распахнута в черноту. Впервые слышатся человеческие голоса, гул невидимой толпы: смех, шепот, «тсс», ироническое покашливание, поначалу потихоньку, потом громче, потом опять стихая. Все это должно длиться довольно долго, чтобы реальная публика, расходясь, унесла с собой это впечатление [17].

Перевод М. Кожевниковой

ЖЕРТВЫ ДОЛГА

Действующие лица:

Шуберт

Мадлена

Полицейский

Никола Фторо

Дама

Малло с двумя «эль»

Мадлена(отрываясь от штопки). Ну, что пишут?

Шуберт. Никаких происшествий, как всегда. Всякие кометы, звездный взрыв в космосе. Ничего особенного. Вот требуют оштрафовать соседей за то, что их собаки гадят на тротуар.

Мадлена. И правильно. До чего противно, если нечаянно наступишь.

Шуберт. Жильцам первых этажей тоже противно: открывают утром окна, видят эту гадость и целый день не могут в себя прийти.

Мадлена. Ну, это уже чрезмерная чувствительность. Теперь все такие нервные. (Пауза.)

Шуберт. Ага, вот любопытное сообщение…

Мадлена. Какое?

Шуберт. Власти решительно рекомендуют жителям больших городов пребывать в полном бездействии. Уверяют, будто это единственное, что поможет нам справиться с экономическим кризисом, идейным разбродом и насущными проблемами.

Мадлена. Ну разумеется, раз все остальное уже перепробовали. И без всякого толку. Впрочем, возможно, никто в этом не виноват.

Шуберт. Пока они просто дружески предлагают последовать их совету. Но мы-то знаем: сегодня предложения, а завтра распоряжения.

Мадлена. Вечно ты торопишься с выводами.

Шуберт. Но это всем известно: в один прекрасный день увещевания вдруг оборачиваются предписаниями, становятся суровыми законами.

Мадлена. Что делать, друг мой, закон — это необходимость, необходимость — это порядок, порядок — это благо, а благо всегда приятно. Ведь и в самом деле, как приятно повиноваться закону, быть хорошим гражданином, исполнять свой долг, жить с чистой совестью…

Шуберт. Ты, пожалуй, права, Мадлена. Закон — это благо…

Мадлена. Ну конечно.

Шуберт. Да-да. И в бездействии есть особый смысл, причем двоякий: политический и мистический. И двойная выгода.

Мадлена. Выходит, можно убить двух зайцев разом.

Шуберт. То-то и оно!

Мадлена. Ну вот видишь!

Шуберт. Впрочем, насколько я помню из школьного курса истории, система всеобщего бездействия уже применялась, и весьма успешно, лет триста назад, и еще раньше, лет пятьсот назад, и еще раньше — веков девятнадцать назад… и в прошлом году тоже…

Мадлена. Ничто не ново под луной!

Шуберт. …по отношению к населению больших городов, аграрных районов (встает) и даже к целым нациям, таким, например, как наша.

Шуберт садится.

Шуберт(сидя). Правда, при этом придется жертвовать кое-какими правами личности. А это довольно тяжело.

Мадлена. Ну, не всегда. Бывают и легкие жертвы. Жертва жертве рознь. Даже если поначалу тяжеловато расстаться с тем, к чему привык, зато, когда дело сделано, о былом и не вспоминаешь. (Пауза.)

Шуберт. Вот ты часто ходишь в кино, значит, любишь и театр.

Мадлена. Театр все любят.

Шуберт. Но ты больше, чем все.

Мадлена. Может быть…

Шуберт. А что ты думаешь о современном театре, куда, по-твоему, он идет?

Мадлена. Опять ты со своим театром. Ты на нем просто помешался.

Шуберт. Как по-твоему, можно ли радикально обновить театр?

Мадлена. Я уже сказала: ничто не ново под луной. Даже когда луны нет. (Пауза.)

Шуберт. Ты права. В самом деле. Все пьесы, с античности до наших дней, все как одна — детективы. Театр — это реализм плюс полицейское следствие. Любая пьеса не что иное, как успешно проведенное расследование. Начинается с загадки и кончается разгадкой в последней сцене. Иногда раньше. Если подумать, можно все разгадать самому. Причем с самого начала.

Мадлена. Например, дорогой?

Шуберт. Ну, взять хотя бы средневековый миракль о женщине, которую Богородица спасла от костра. Если отбросить сверхъестественное вмешательство, которое и в самом деле ни при чем, останется обыкновенный случай из полицейской хроники: теща нанимает двух бродяг, чтобы убить зятя из каких-то темных побуждений…

Мадлена. Если не сказать: непристойных…

Шуберт. …является полиция, производит следствие и уличает преступницу. Детектив и реализм, чистой воды. В духе Антуана[18].

Мадлена. Действительно.

Шуберт. По сути дела, в театре нет и не может быть никакого прогресса.

Мадлена. Какая жалость.

Шуберт. Посуди сама: что ни пьеса, то загадка, а где загадка, там детектив. И так было всегда.

Мадлена. Ну а классицизм?

Шуберт. Детектив высокого класса. И реализм, граничащий с натурализмом…

Мадлена. Какие у тебя оригинальные взгляды. И даже, может быть, справедливые. Но все же не мешало бы проконсультироваться с компетентными лицами.

Шуберт. Это с кем же?

Мадлена. Истинные знатоки встречаются среди любителей кино, преподавателей университета, деятелей сельскохозяйственной академии, норвежцев и ветеринаров… У ветеринаров должно быть особенно много идей.

Шуберт. Идеи есть у всех. Чего-чего, а этого добра всегда предостаточно. Нужны дела.

Мадлена. Конечно, дела, прежде всего дела. Но все-таки можно было бы спросить и у них.

Шуберт. Что ж, спросим.

Мадлена. Только надо дать им время подумать. Тебе ведь не к спеху?..

Шуберт. Меня это очень волнует.

Пауза. Мадлена штопает носки. Шуберт читает газету. Слышен стук в дверь. И хотя стучат не к ним, Шуберт поднимает голову.

Мадлена. Это рядом, стучат к консьержке. Вечно ее нет на месте.

Снова стух в дверь привратницкой, которая, по всей вероятности, расположена на той же лестничной площадке.

Голос полицейского. Эй, консьержка! Эй!

Пауза. Снова стук и тот же голос.

Эй!

Мадлена. Никогда ее не дозовешься. Прислуга называется!

Шуберт. Следовало бы держать консьержек на цепи. Верно, о ком-нибудь из жильцов справляются. Пойти взглянуть? (Встает и снова садится.)

Мадлена(спокойно). Это не наше дело. Мы в консьержки не нанимались, друг мой. В обществе у каждого свой круг обязанностей.

Короткая пауза. Шуберт читает газету. Мадлена штопает носки. Раздается робкий стук в правую дверь.

Шуберт. Это уже к нам.

Мадлена. Вот теперь можешь пойти и взглянуть, дорогой.

Шуберт. Я открою.

Шуберт встает, идет к правой двери и открывает ее. На пороге стоит полицейский. Блондин со слащавой внешностью, очень молод и очень робок. Под мышкой держит папку, одет в светло-коричневый плащ, без шляпы.

Полицейский(стоя на пороге). Добрый вечер, мсье. (Мадлене, которая тоже встала и идет ему навстречу.) Добрый вечер, мадам.

Шуберт. Добрый вечер, мсье. (Мадлене.) Это из полиции.

Полицейский(делая один-единственный робкий шаг). Прошу извинить меня, господа, я хотел бы кое-что узнать у консьержки, но… ее нет…

Мадлена. Естественно.

Полицейский. …вы не знаете, где она и когда вернется? О, простите, простите, ради Бога, я… я бы ни за что не постучал к вам, если бы застал консьержку, не посмел бы вас беспокоить…

Шуберт. Консьержка должна скоро быть, мсье. Надолго она отлучается только в субботу вечером, когда идет на бал. Она каждую субботу ходит по балам с тех пор, как выдала замуж дочь. Но сегодня-то вторник…

Полицейский. Весьма вам благодарен, мсье. Я подожду ее на лестнице. Честь имею откланяться. Нижайшее почтение, мадам.

Мадлена(Шуберту). Какой благовоспитанный молодой человек! И до чего учтив. Спроси, что ему надо, может быть, ты сможешь ему помочь.

Шуберт(полицейскому). Что вы хотели, мсье, может, я смогу вам помочь?

Полицейский. Поверьте, мне так неловко затруднять вас.

Мадлена. Вы нас нисколько не затрудняете.

Полицейский. Дело самое простое…

Мадлена(Шуберту). Пригласи его войти.

Шуберт(полицейскому). Заходите, прошу вас.

Полицейский. О, право, я…

Шуберт. Моя супруга просит вас зайти.

Мадлена(полицейскому). Мы с мужем оба вас просим.

Полицейский(поглядев на часы). Нет, право, не могу, я уже опаздываю!

Мадлена(в сторону). Золотые часы!

Шуберт(в сторону). Она заметила, что у него золотые часы!

Полицейский. Ну, разве на минутку, если уж вы так настаиваете. На одну минутку, не больше… Раз вы так хотите, я зайду, но только не задерживайте меня…

Мадлена. Не беспокойтесь, мы не собираемся держать вас силой… просто зайдите на минутку, передохните.

Полицейский. Благодарю вас. Весьма обязан. Вы очень любезны. (Полицейский делает еще шаг вперед, останавливается, распахивает плащ.)

Мадлена(Шуберту). Какой прекрасный коричневый костюм, прямо с иголочки!

Шуберт(Мадлене). Какие роскошные туфли!

Мадлена(Шуберту). Какие чудесные белокурые волосы!

Полицейский проводит рукой по волосам.

А глаза: такие красивые, такие кроткие. Правда?

Шуберт(Мадлене). Он вообще очень мил и располагает к себе. В нем есть что-то детское.

Мадлена. Что же вы стоите, мсье. Садитесь, пожалуйста.

Шуберт. Садитесь, пожалуйста.

Полицейский делает еще шаг вперед. Но не садится.

Полицейский. Вы супруги Шуберт, не так ли?

Мадлена. Да, мсье.

Полицейский(Шуберту). Вы, кажется, увлекаетесь театром, мсье?

Шуберт. Э-э, ну да, очень.

Полицейский. Я вас так понимаю! Я тоже люблю театр. Но, к сожалению, редко бываю — недосуг.

Шуберт. Да там сейчас и смотреть-то нечего.

Полицейский(Мадлене). Господин Шуберт, я полагаю, сторонник политики решительного бездействия…

Мадлена(без особого удивления). Да-да.

Полицейский(Шуберту). Я имею честь быть вашим единомышленником. (Обоим.) Прошу простить, что злоупотребляю вашим временем. Я только хотел узнать, как правильно пишется фамилия жильцов, прежде занимавших вашу квартиру: Мало — с одним «эль» или Мал-ло — с двумя.

Шуберт(не колеблясь). Малло, с двумя «эль».

Полицейский(более официальным тоном). Я так и думал.

Уверенным шагом преходит на середину комнаты. Мадлена и Шуберт едва поспевают за ним. Он подходит к столу, берет один из двух стульев, садится. Супруги остаются стоять. Полицейский кладет на стол свою папку, раскрывает ее. Достает из кармана портсигар, берет из него сигарету, не предлагая хозяевам, и не спеша закуривает.

Затем закидывает ногу на ногу и выпускает дым.

Значит, вы знали этих Малло? (Говоря это, он смотрит сначала на Мадлену, затем, более пристально, на Шуберта.)

Шуберт(с легким интересом). Да нет. Не знал.

Полицейский. В таком случае откуда вы знаете, что их фамилия пишется с двумя «эль»?

Шуберт(весьма озадаченный). В самом деле… откуда?.. Откуда я знаю?.. Откуда знаю?.. Не знаю, откуда знаю!

Мадлена(Шуберту), Ты невозможен! Ответь же. Когда мы вдвоем, ты за словом в карман не лезешь. Рта не закрываешь, говоришь, ворчишь, а то и покрикиваешь. (Полицейскому,) Вы его не знаете, а между прочим, в семейной жизни он вовсе не такой тихоня, как кажется.

Полицейский. Приму к сведению.

Мадлена(полицейскому). Но я его все-таки люблю. Как-никак он мне муж. (Шуберту.) Так что же, в конце концов, знали мы Малло или нет? Ну? Постарайся вспомнить…

Шуберт(пытается вспомнить, но, к вящему неудовольствию Мадлены, безуспешно. Полицейский между тем сохраняет полное спокойствие). Не могу вспомнить! Знал я их или нет — не помню!

Полицейский(Мадлене). Снимите с него галстук, мадам, он, верно, его стесняет. Так дело пойдет лучше.

Шуберт(полицейскому). Благодарю за заботу, мсье. (Мадлене, которая снимает с него галстук.) Спасибо, Мадлена.

Полицейский(Мадлене). Пояс и шнурки снимите тоже!

Мадлена снимает с Шуберта пояс и шнурки.

Шуберт(полицейскому). Действительно, все это меня только стесняло. Вы так любезны, мсье.

Полицейский(Шуберту). Ну?

Мадлена(Шуберту). Ну?

Шуберт. Мне легче дышать. Свободнее думается. Но вспомнить все равно не могу.

Полицейский(Шуберту). Послушайте, милейший, вы ведь не ребенок.

Мадлена(Шуберту). Послушай, ты ведь не ребенок. Слышишь, что тебе говорят? Просто не знаю, что с тобой делать!

Полицейский(Мадлене, раскачиваясь на стуле). Принесите-ка мне кофейку.

Мадлена. С удовольствием, мсье. Сейчас приготовлю. Осторожнее, не раскачивайтесь так, упадете.

Полицейский(продолжая раскачиваться). Не беспокойтесь, Мадлена. (Шуберту, с двусмысленной улыбкой.) Ведь ее зовут Мадленой? (Мадлене.) Не беспокойтесь, Мадлена, я знаю, что делаю. Кофе покрепче да послаще!

Мадлена. Сахару три кусочка?

Полицейский. Двенадцать! И большую рюмку кальвадоса.

Мадлена. Сию минуточку, мсье.

Мадлена выходит через левую дверь. Вскоре за кулисами раздается треск кофейной мельницы, сначала очень сильный, почти заглушающий голоса полицейского и Шуберта, потом все слабее.

Шуберт. Так, значит, вы тоже убежденный сторонник принципа бездействия в политике и в мистике? Я счастлив, что и в искусстве наши взгляды совпадают: ведь вы поддерживаете театральную революцию!

Полицейский. Сейчас не об этом речь. (Достает из кармана фотографию, протягивает ее Шуберту.) Взгляни на карточку, может, это освежит твои воспоминания. Это Малло? (Тон его становится все резче.) Малло или нет?

В это время прожектор должен высветить на левом конце авансцены большой портрет, которого до этого не было видно; на нем изображен мужчина, которого описывает Шуберт, рассматривая фотографию. Актеры, разумеется, не обращают внимания на освещенный портрет, для них он не существует. Портрет можно с успехом заменить актером подходящей внешности, неподвижно стоящим на левом краю авансцены. Можно и совместить одно с другим, так чтобы на одном конце был портрет, а на другом стоял человек.

Шуберт(после паузы, во время которой он разглядывал фотографию). Мужчина лет пятидесяти… так. Давно не бритый… На груди нашивка с номером… пятьдесят восемь тысяч шестьсот четырнадцать… пятьдесят восемь тысяч шестьсот четырнадцать…

Прожектор гаснет, портрет (или актер) исчезает с авансцены.

Полицейский. Ну что, Малло или нет? Я, кажется, тебя не торопил.

Шуберт(после новой паузы). Видите ли, господин инспектор, я…

Полицейский. Старший инспектор!

Шуберт. Простите. Видите ли, господин старший инспектор, я не могу сказать точно. Он тут без галстука, с растерзанным воротником, лицо избитое, опухшее, трудно узнать… Мне все же кажется, да, мне кажется, что это, скорее всего, он… да… наверное, он…

Полицейский. Когда ты с ним познакомился и что он тебе говорил?

Шуберт(опускаясь в кресло). Извините, господин старший инспектор, я так устал!..

Полицейский. Я спрашиваю, когда ты с ним познакомился и что он тебе говорил?

Шуберт. Когда я с ним познакомился? (Обхватывает голову руками.) Что он мне говорил? Что он мне говорил? Что же он мне говорил?

Полицейский. Отвечай!

Шуберт. Что он мне говорил?.. Что он мне… Но когда же я с ним познакомился?.. Когда я его видел в первый раз? И когда в последний?

Полицейский. Это я должен у тебя спрашивать.

Шуберт. Где это было? Где?.. Где?.. Дома, когда я был маленьким?.. В саду?.. В школе… В армии… У него на свадьбе?.. Или у меня на свадьбе?.. Может, я был его свидетелем? Или он был моим свидетелем?.. Нет.

Полицейский. Так ты не хочешь вспомнить?

Шуберт. Не могу… Впрочем, что-то, кажется, припоминаю… это было давно… где-то на морском берегу… темно, сыро… мрачные скалы… (Поворачивается в сторону двери, через которую вышла Мадлена.) Мадлена! Кофе для господина старшего инспектора!

Мадлена(входя). Кофе может молоться и без меня.

Шуберт. Но все же ты могла бы последить.

Полицейский(ударяет кулаком по стулу). Ты очень любезен, но это тебя не касается. Не отвлекайся… Ты говорил: где-то на морском берегу…

Шуберт молчит.

Слышишь меня?

Мадлена(со смешанным чувством страха и восхищения перед властным тоном и жестом полицейского). Господин старший инспектор спрашивает, слышишь ли ты его? Отвечай же!

Шуберт. Да, мсье.

Полицейский. Ну так давай дальше!

Шуберт. Да, наверное, там я с ним и познакомился. Кажется, мы оба были очень молоды!..

Мадлена скидывает платье и оказывается в другом, с большим декольте. Еще прежде, когда она только вошла, было заметно, что ее походка и даже голос стали несколько иными, теперь же она изменилась до неузнаваемости, и, когда заговаривает, голос ее звучит мелодично и нежно.

Нет, нет, кажется, это было не там…

Полицейский. Не там? Не там! Как вам это понравится! А где же? Верно, в какой-нибудь забегаловке? Пьянчуга! И это женатый человек!

Шуберт. Подумав хорошенько, я прихожу к выводу, что Малло с двумя «эль» где-то в глубине…

Полицейский. Ну так спускайся туда.

Мадлена(мелодично). В глубине, в глубине, в глубине…

Шуберт. Там, наверное, темно, ничего не видно.

Полицейский. Я буду тебя направлять. А ты только выполняй мои указания. Это нетрудно, просто катись вниз, как с горки.

Шуберт. Ну вот, я уже скатился.

Полицейский(жестко). Не совсем!

Мадлена. Не совсем, милый, не совсем! (Страстно, почти непристойно приникает к Шуберту, обнимает его. Затем опускается рядом с ним на колени и поочередно сгибает и разгибает его ноги.) Ну, шевели же ногами! Осторожно, не поскользнись! Ступеньки скользкие… (Встает.) Держись за перила… Ниже… ниже… если хочешь меня!

Шуберт опирается на руку Мадлены, как на перила, поднимает и опускает ноги, как будто спускается по лестнице. Мадлена убирает свою руку, но Шуберт, не замечая этого, продолжает опираться на воображаемые перила и идет вниз по ступенькам, к Мадлене. Лицо его пылает вожделением. Вдруг он останавливается, вытягивает руку, смотрит на пол, осматривается по сторонам.

Шуберт. Должно быть, здесь.

Полицейский. Для начала неплохо.

Шуберт. Мадлена!

Мадлена(мелодичным голосом, отступая к дивану). Я здесь… я здесь… Спускайся… Еще шажок, еще ступенька… шаг, ступенька… шаг… ступенька… Ку-ку… ку-ку… (Ложится на диван.) Мой милый…

Шуберт идет к ней, нервно смеясь. Мадлена, соблазнительная, улыбающаяся, лежит, протянув руки к Шуберту, и напевает.

Ля-ля, ля-ля, ля-ля…

Шуберт подходит вплотную к дивану и некоторое время стоит, вытянув руки к Мадлене, как будто она еще далеко. Он все так же неестественно смеется, чуть покачивается. Приглушенным голосом зовет Мадлену, между тем как она то напевает, то дразняще посмеивается.

Шуберт. Мадлена! Мадлена! Я иду к тебе… Это я, Мадлена! Это я… иду… уже иду…

Полицейский. Прекрасно. Первые ступеньки он одолел. Теперь надо заставить его спуститься еще глубже. Пока все идет хорошо.

Голос полицейского прервал эротическую сцену. Мадлена встает, некоторое время голос ее еще остается мелодичным, но чувственности в нем все меньше, и постепенно он становится таким же, как прежде, а по временам звучит зло и неприятно. Мадлена идет в глубину сцены, приближаясь к полицейскому. Шуберт бессильно роняет руки и с потухшим лицом, медленно, автоматическим шагом вдет к полицейскому.

Полицейский(Шуберту). Ты должен спуститься еще глубже.

Мадлена(Шуберту). Еще глубже, дорогой, глубже, глубже.

Шуберт. Здесь темно.

Полицейский. Думай о Малло, раскрой глаза пошире. Ищи Малло.

Шуберт. Я увязаю в грязи. Она прилипает к подошвам… ноги налились свинцом. Боюсь поскользнуться.

Полицейский. Не бойся. Иди вниз… Поворачивай направо… теперь налево…

Мадлена(Шуберту). Иди, иди, дорогой, иди вниз…

Полицейский. Вниз, левой, правой, левой, правой.

Шуберт выполняет все команды полицейского и продолжает шагать с лунатическим видом. В это время Мадлена поворачивается спиной к зрителям, набрасывает на плечи шаль и ссутуливается. Сзади она похожа на старуху. Плечи ее вздрагивают от рыданий.

Опять вперед…

Шуберт поворачивается к Мадлене. Когда он говорит с ней, лицо его искажено болью, руки отчаянно сжаты.

Шуберт. Неужели это ты, Мадлена? Неужели это ты? О Боже! Как это случилось? Этого не может быть! Как же я раньше не замечал… Бедная моя постаревшая куколка, и все-таки это ты. Как ты изменилась! Но когда же это произошло? Как могло случиться?.. Еще утром мы шли по цветущей долине. Сияло солнце. Ты звонко смеялась. Мы были веселы, нарядны. Нас окружали друзья. Все были живы, и ты еще не знала слез. И вдруг пришла зима. Мы остались одни. Где наши близкие? В могилах, что тянутся цепочкой вдоль дороги. Нас разорили, нас ограбили, верните наше счастье! Увы, увы! Увидим ли мы вновь безоблачное небо? Ты состарилась, Мадлена, но я не виноват в этом, клянусь тебе, не виноват. Нет, я не хочу… не верю, любовь не стареет, любовь не умирает. Я не изменился. И ты тоже, ты только притворяешься. Но нет, себя не обмануть, ты постарела, о, как ты постарела! Кто виноват? Моя бедная, маленькая, дряхлая куколка. А как же наша молодость, цветущая долина… Мадлена, девочка моя, хочешь, я куплю тебе новое платье, чудесные украшения, подарю тебе весенние цветы? И морщины исчезнут с твоего лица, ты помолодеешь, правда? Пусть будет так, прошу тебя, ведь я тебя люблю, а любящие не стареют. Я люблю, люблю тебя, сбрось эту маску, стань снова молодой, посмотри на меня. Смейся, девочка моя, надо смеяться, чтобы разгладить морщины. Давай побежим и будем петь. Я молод. Мы оба молоды.

Повернувшись спиной к зрителям, он берет Мадлену за руку, и оба, делая вид, будто бегут, старческими, дрожащими, прерывающимися от рыданий голосами поют.

Шуберт(поет, Мадлена слабо ему подпевает). Весенние ручьи… Зеленые листочки… Волшебный сад утопает в ночи, утопает в грязи… Любовь в ночи, любовь в грязи, в ночи, в грязи… Погибла молодость, не иссякают слезы, струятся, словно воды родника, прозрачного, живого, вечного… В грязи не расцвести цветам…

Полицейский. Не то, все не то. Ты теряешь время попусту, забыл о Малло, топчешься на одном месте, медлишь, отлыниваешь от дела, и вообще ты сбился с пути. Если среди всех этих листочков, цветочков и родников не видно Малло, не задерживайся, иди дальше. Время дорого. Малло разгуливает себе Бог знает где. А ты тут застрял и ноешь, оплакиваешь сам себя! Ныть нельзя, задерживаться нельзя!

Когда полицейский начал свою тираду, Мадлена и Шуберт еще пели, мало-помалу они замолкают. Мадлене, которая повернулась лицом к зрителям и выпрямилась.

Как только он начинает ныть, так сразу застревает.

Шуберт. Я больше не буду, господин старший инспектор.

Полицейский. Посмотрим. Иди вниз, налево, вниз, направо.

Шуберт снова шагает, Мадлена выглядит так же, как до начала предыдущей сцены.

Шуберт. Хватит, господин старший инспектор?

Полицейский. Нет. Давай еще глубже.

Мадлена. Смелее.

Шуберт(с закрытыми глазами, вытянув перед собой руки). Я падаю и поднимаюсь, падаю и поднимаюсь.

Полицейский. Подниматься не надо.

Мадлена. Подниматься не надо, дорогой.

Полицейский. Ищи Малло, Малло с двумя «эль». Ты видишь его? Видишь? До него еще далеко?

Мадлена. Мал-ло… Мал-ло-о-о…

Шуберт(с закрытыми глазами). Смотрю во все глаза, но ничего не вижу…

Полицейский. Необязательно искать глазами.

Мадлена. Глубже, дорогой, глубже.

Полицейский. Надо его нащупать, схватить; расставь руки и ищи, ищи… Не бойся ничего…

Шуберт. Я ищу…

Полицейский. Он не опустился еще и на сотню метров ниже уровня моря.

Мадлена. Спускайся, дорогой, смелее.

Шуберт. Дальше хода нет — туннель засыпан.

Полицейский. Не можешь идти — проваливайся на месте.

Мадлена. Проваливайся на месте, дорогой.

Полицейский. Ты еще можешь говорить?

Шуберт. Грязь доходит мне до подбородка.

Полицейский. Ничего. Грязь — это не страшно. Окунайся глубже. Малло еще далеко.

Мадлена. Окунайся, дорогой, окунайся глубже.

Полицейский. Опускай подбородок… так… теперь рот…

Мадлена. Рот тоже, дорогой!

Шуберт издает нечленораздельные звуки.

Ну-ну… Окунайся… глубже… еще, еще глубже…

Слышно невнятное бормотание Шуберта.

Полицейский. Теперь нос…

Мадлена. Теперь нос…

Шуберт жестами имитирует погружение в воду.

Полицейский. Теперь глаза…

Мадлена. Он открыл один глаз под водой. Вон торчит ресница. (Шуберту.) Опусти голову поглубже, дорогой.

Полицейский. Кричи громче, он не слышит…

Мадлена(Шуберту, изо всех сил). Опусти голову поглубже, дорогой! Поглубже! (Полицейскому.) Он всегда был туговат на ухо.

Полицейский. Вон еще торчит кончик уха.

Мадлена(кричит Шуберту). Дорогой! Убери ухо!

Полицейский(Мадлене). Волосы торчат.

Мадлена(Шуберту). У тебя торчат волосы! Ныряй! Греби руками, плыви глубже, лови там в мутной водице Малло, поймай его во что бы то ни стало… Глубже… Глубже…

Полицейский. Надо погрузиться в глубину — правильно говорит твоя жена. Там, в самой глубине, найдешь Малло.

Пауза. Шуберт погрузился на изрядную глубину. Он двигается с трудом, закрыв глаза, словно под водой.

Мадлена. Что-то его совсем не слышно.

Полицейский. Он перешел звуковой барьер.

Гаснет свет. Какое-то время слышны лишь голоса, самих актеров не видно.

Мадлена. Бедняжечка мой, как я за него боюсь! А вдруг я больше не услышу его родного голоса!

Полицейский(Мадлене, резко). Дойдет его голос, никуда не денется. А твои причитания только портят дело.

Зажигается свет. На сцене только Мадлена и полицейский.

Мадлена. Что-то его совсем не видно.

Полицейский. Он перешел световой барьер.

Мадлена. Что с ним будет?! Что с ним будет?! И зачем только я ввязалась в эту игру!

Полицейский. Вернется твое сокровище, может, запоздает немножко, но вернется. Мы еще с ним намучаемся. А ему все нипочем.

Мадлена(плача). Зачем я это сделала! Я поступила дурно. Каково-то ему теперь, бедному!..

Полицейский(Мадлене). Замолчи, Мадлена! Не бойся, я с тобой… Мы одни, вдвоем, моя прелесть… (Небрежно обнимает Мадлену и тут же отпускает.)

Мадлена(плача). Что мы наделали! Но ведь так было надо? Ведь все это по закону?

Полицейский. Ну конечно, конечно, не бойся. Я тоже его люблю. Он вернется. Можешь не беспокоиться.

Мадлена. Правда?

Полицейский. Вернется, вернется, может быть фигурально, но вернется… Он воскреснет, обретет новую жизнь в нас.

Из-за кулис доносятся стоны.

Слышишь?.. Это он дышит…

Мадлена. Да, это он… мое сокровище…

Свет гаснет и туг же вспыхивает. Шуберт идет из одного конца сцены в другой. Мадлены и полицейского нет.

Шуберт. Я вижу… вижу…

Его слова переходят в стоны. Он снова скрывается за кулисами с правой стороны сцены, а с левой стороны появляются Мадлена и полицейский. Они преобразились. Превратились в новых персонажей, между которыми и разыгрывается следующая сцена.

Мадлена. Ты изверг! Ты унижал, мучил меня всю жизнь! Ты растоптал мне душу. Сделал меня старухой! Уничтожил! Я больше не могу так жить!

Полицейский. Ну и что же ты собираешься делать?

Мадлена. Покончу с собой, отравлюсь.

Полицейский. Пожалуйста. Мешать не стану.

Мадлена. Еще бы, будешь только рад от меня избавиться! Тебе только того и надо. Я знаю, знаю!

Полицейский. Я вовсе не стремлюсь избавиться от тебя во что бы то ни стало. Но действительно, легко обойдусь без тебя. И без твоих истерик. Ты просто зануда. Ничего не смыслишь в жизни, надоедаешь всем своим нытьем.

Мадлена(рыдая). Чудовище!

Полицейский. Не реви. Ты и так не слишком хороша собой, а когда ревешь, и вовсе смотреть противно!

Снова появляется Шуберт, издали наблюдает разыгрывающуюся сцену, отчаянно ломая руки и бормоча: «Матушка! Отец! Матушка! Отец!»

Мадлена(вне себя). Это уж слишком. С меня хватит! (Достает из-за корсажа флакончик и подносит к губам.)

Полицейский. Ты с ума сошла, не смей! Не смей! (Подскакивает к Мадлене, хватает ее за руку, чтобы помешать ей, но вдруг выражение его лица резко меняется, и он сам заставляет ее принять яд.)

Шуберт вскрикивает. Гаснет свет, а когда вспыхивает снова, Шуберт на сцене один.

Шуберт. Мне восемь лет. Мама ведет меня за руку по улице Бломе. Вечером, после бомбежки. Кругом разрушенные дома. Мне страшно. Мамина рука дрожит. Среди руин мелькают какие-то люди. В темноте блестят их глаза.

Бесшумно появляется Мадлена. Подходит к Шуберту. Сейчас она стала его матерью.

Полицейский(появляется на другом конце сцены и медленно, шаг за шагом, подходит к ним). Смотри хорошенько, нет ли среди этих мелькающих фигур Малло…

Шуберт. Уже и глаз не видно. Все тонет в темноте, только где-то вдали светится чердачное окошко. Темень такая, что я не вижу даже матушку. Рука ее словно растаяла. Я только слышу ее голос.

Полицейский. Наверное, она рассказывает тебе о Малло.

Шуберт. Она говорит очень грустным голосом: «Я скоро покину тебя, мой птенчик, тебе придется пролить много слез…»

Мадлена(голосом, полным нежности). Мой мальчик, мой птенчик…

Шуберт. Я останусь один, во мраке, в грязи…

Мадлена. Мой бедный малыш, один, во мраке, в грязи, мой бедный птенчик…

Шуберт. Ничего больше нет, только ее дыхание и голос. Лишь он ведет меня. Она говорит…

Мадлена. …Надо научиться прощать, это труднее всего…

Шуберт. Труднее всего…

Мадлена. Труднее всего.

Шуберт. Она говорит…

Мадлена. …Настанет пора слез, раскаяния, искупления, надо быть добрым, если ты не будешь добрым, не научишься прощать, тебе будет тяжело. Будь ему послушным сыном, поцелуй его, прости ему. (Тихо выходит.)

Шуберт оказывается перед полицейским, который сидит на столе, лицом к зрителям, не двигаясь, обхватив голову руками.

Шуберт. Умолкла. (Полицейскому.) Отец, мы никогда не понимали друг друга. Ты слышишь меня? Я буду тебе послушен, прости нас, как мы простили тебя. Посмотри на меня.

Полицейский неподвижен.

Ты был крут, но, может быть, не со зла. Может, ты был не виноват. Может, ты сам не хотел. Я ненавидел тебя за жестокость, за эгоизм. И не жалел тебя за твои слабости. Ты бил меня. Но я был с тобой еще более жесток, чем ты со мной. Я презирал тебя, а тебе это было больнее любых ударов. Мое презрение тебя и убило. Ведь верно? Понимаешь… Я должен был отомстить за мать… Должен был… Или не должен?.. Должен или не должен?.. Она простила, а я все жаждал отомстить. Но какой толк от мести? Больше всех страдает сам мститель. Ты слышишь меня? Открой лицо. Дай мне руку. Мы могли бы быть добрыми друзьями. Я больше виноват, чем ты. Что из того, что ты был жалким обывателем? Я не должен был презирать тебя. Ведь я и сам не лучше. Кто дал мне право карать тебя?

Полицейский неподвижен.

Заключим мир! Мир! Дай руку! Пойдем к друзьям, выпьем вина. Взгляни, взгляни на меня. Ведь я на тебя похож. Не хочешь… А то увидел бы. Я унаследовал все твои недостатки.

Пауза. Полицейский сидит в той же позе.

Кто сжалится надо мною, безжалостным! Даже если ты простишь меня, я никогда не прощу себя сам!

Полицейский все так же неподвижен, а с противоположного конца сцены начинает звучать его голос, записанный на пластинку. Все время, пока длится следующий монолог, Шуберт стоит, уронив руки, с застывшим лицом, и лишь время от времени жалобно сокрушается.

Голос полицейского. Понимаешь, сынок, я был коммивояжером, я исколесил всю землю. Но к сожалению, с октября по март я бывал только в северном полушарии, а с апреля по ноябрь — только в южном, так что всю жизнь видел одни зимы. Жалованье получал нищенское, вечно мерз, хворал. Неудивительно, что я озлобился. Враги мои процветали и богатели, а друзья разорялись и умирали от дурных болезней и несчастных случаев. На меня сыпались одни неприятности. Добро, которое я делал людям, оборачивалось злом для меня самого, а зло, которое делали мне они, никогда не оборачивалось добром. Потом я был на войне, и мне приказывали стрелять во вражеских солдат, мы убивали их тысячами, истребляли толпы женщин, детей и стариков. А мой родной город со всеми предместьями оказался разрушенным дотла. После войны снова началась нищета, и в конце концов я возненавидел людей. Я строил планы чудовищной мести. Земля и Солнце и все планеты Солнечной системы внушали мне отвращение. Я бы с радостью бежал в другую Вселенную. Но другой нет.

Шуберт(не шевелясь). Он не хочет смотреть на меня… Он не хочет говорить со мною…

Голос полицейского[19](он сам по-прежнему сидит не шелохнувшись). Я уже готовился взорвать всю планету, когда родился ты. Твое рождение спасло Землю от гибели. Во всяком случае, благодаря тебе мир не рухнул в моем сердце. Ты примирил меня с человечеством, неразрывно связал меня с его историей, со всеми его бедами, преступлениями, надеждами и разочарованиями. Я трепетал за его судьбу… и за судьбу своего сына.

Шуберт(ни он, ни полицейский не меняют положения). Значит, я никогда не узнаю…

Голос полицейского. Да, когда ты родился, я почувствовал себя растерянным, беспомощным, счастливым и несчастным одновременно, мое каменное сердце размякло, у меня закружилась голова. Мне стыдно было вспомнить о том, что я не хотел иметь потомства и даже пытался помешать твоему появлению на свет. Подумать только: ты мог не родиться! А я — не стать отцом. При мысли об этом меня охватывал запоздалый ужас и пронзала острая жалость ко всем миллиардам детей, которые могли бы родиться, но не были рождены, к бесчисленным детским личикам, которых никто никогда не приласкает, к ручкам, никогда не узнающим тепла отцовских рук, губкам, которые никогда не залепечут. Мне хотелось заполнить пустоту жизнью. Я пытался представить себе всех этих малюток, которые были уже на пороге жизни, пытался воссоздать в своем воображен™, чтобы можно было хотя бы оплакать их, как настоящих усопших.

Шуберт(все так же). Он так и не заговорит!..

Голос полицейского. Но в то же время меня переполняла бурная радость, потому что на свете был ты, мое любимое дитя, слабая звездочка в океане мрака, оазис жизни в мертвой пустыне, — ты существовал, и значит… небытие было побеждено. И я целовал твои глазки, плакал и вздыхал: «Боже мой, Боже!» Я был благодарен Богу, ибо, не будь сотворен мир, не будь череды веков, заполненных историей рода человеческого, не было бы и тебя, моего сына, последнего звена в этой цепочке. Да, тебя бы не было на свете, если бы не бесконечная цепь причин и следствий, в числе которых войны, революции, потопы, геологические, космические, социальные катаклизмы, ибо все сущее есть результат совокупного действия вселенских сил, всё — и ты, мое дитя, тоже. Я благодарил Бога за свою нищету и за все столетия человеческой нищеты, за все беды, радости, обиды, страхи, тревоги, за всю боль — за все то, что привело в итоге к твоему рождению. Оно оправдывало и искупало в моих глазах все людские страдания от начала веков. Из любви к тебе я простил весь мир. Я примирился со всем, коль скоро ничто уже не могло отменить необратимый факт твоего существования в этом огромном мирозданье. И даже когда тебя уже не будет, думалось мне, никто не сможет зачеркнуть твое уже состоявшееся бытие. Ты был, ты навсегда записан в анналы вечности, неизгладимо запечатлен во всеобъемлющей памяти Всевышнего.

Шуберт(все так же). Никогда не скажет… никогда… никогда… никогда…

Голос полицейского(тон его несколько изменился), А ты… Чем больше я тобой гордился, чем больше любил тебя, тем больше ты меня презирал, обвинял меня во всех грехах, какие я совершил и каких не совершал. Правда, была эта история с твоей несчастной матерью. Но кто может точно знать, что произошло между нами, и судить, кто из нас виноват: она или я… я или она…

Шуберт(все так же). Он не станет говорить. Это я виноват, я, я!..

Голос полицейского. Но сколько бы ты ни отрекался от меня, ни краснел за меня, ни оскорблял мою память, неважно. Я не держу на тебя зла. Ненависть моя иссякла. И, вольно или невольно, я все равно прощаю тебя. Ты дал мне больше, чем я дал тебе. И я не хочу, чтобы ты страдал и считал себя виноватым передо мною. Пусть тебя не мучает совесть.

Шуберт. Почему ты молчишь, отец, почему не хочешь ответить мне?.. Увы, больше никогда, никогда не услышать мне твоего голоса… Никогда-никогда… никогда-никогда… И никогда не узнать…

Полицейский(Шуберту, резко, вставая). Похоже, здесь папеньки делаются такими же чувствительными, как маменьки. Ну, хватит ныть. Все твои проблемы не стоят выеденного яйца. Ищи-ка лучше Малло. Ищи его след. А все остальное выкинь из головы. Нам нужен только Малло. Все остальное — побоку, ясно?

Шуберт. Но, господин старший инспектор, я все же хотел бы разобраться, понимаете, как-никак это мои родители…

Полицейский. Э-э, известное дело: комплексы! Не морочь мне голову всей этой чепухой! Твоя мамочка, твой папочка, твои сыновьи чувства! Мне на все это плевать, мне платят не за это. Шагай дальше.

Шуберт. Еще глубже, господин старший инспектор? (Неуверенно нащупывает ногой ступеньку.)

Полицейский. Докладывай обо всем, что увидишь.

Шуберт(осторожно, вслепую, переставляя ноги). Ступенька… еще шаг правой… шаг левой… левой…

Полицейский(Мадлене, которая появилась справа). Осторожно, мадам, здесь ступеньки…

Мадлена. Благодарю вас, друг мой. Я могла бы упасть…

Полицейский и Маддена превращаются в театральных зрителей.

Полицейский(поспешно подходя к Мадлене). Обопритесь на мою руку…

Пока полицейский и Мадлена усаживаются, Шуберт пересекает сцену все тем же неуверенным шагом и скрывается в ее затемненной глубине. Спустя несколько мгновений он появляется на небольшом возвышении на другом конце сцены.

Полицейский(Мадлене). Садитесь. Устраивайтесь поудобнее. Сейчас начнется. Он выступает каждый вечер.

Мадлена. Как хорошо, что вы заказали билеты.

Полицейский. Садитесь в это кресло. (Ставит рядом два стула.)

Мадлена. Спасибо, дорогой. Это хорошие места? Самые лучшие, не правда ли? Отсюда хорошо видно? Хорошо слышно? У вас есть бинокль?

На возвышении появляется Шуберт. Идет как слепой.

Полицейский. Вот он…

Мадлена. Он бесподобен! Какая игра! Он правда слепой?

Полицейский. Кто его знает. Кажется, да.

Мадлена. Бедняжка! Нужно было дать ему две белые палочки: одну поменьше, как у регулировщика, чтобы он сам останавливал машины, а другую побольше, чтобы нащупывать дорогу, как все слепые… (Полицейскому.) Мне снять шляпу? Нет, лучше не надо. Я никому не мешаю. Я ведь не такого высокого роста.

Полицейский. Он что-то говорит, помолчите, а то не слышно…

Мадлена(полицейскому). Может быть, он еще и глухонемой…

Шуберт(на возвышении). Где я?

Мадлена(полицейскому). Где он?

Полицейский(Мадлене). Не спешите. Он сейчас сам все скажет. Это такая роль.

Шуберт. …какие-то улицы… какие-то дороги… какие-то озера… какие-то люди… какие-то ночи… какое-то небо… какой-то мир…

Мадлена(полицейскому). Что он говорит? Какое-то — что?

Полицейский(Мадлене). Какое-то все не такое.

Мадлена(Шуберту, громко). Погромче!

Полицейский(Мадлене). Да тише вы! Кричать нельзя.

Шуберт. Оживают тени…

Мадлена(полицейскому). Как это нельзя? Мы что же, пришли только заплатить деньги и похлопать? (Шуберту, еще громче.) Погромче!

Шуберт(все так же). Тоска, осколки сознанья… клочки мирозданья…

Мадлена(полицейскому). Что-что?

Полицейский(Мадлене). Он говорит: клочки мирозданья…

Шуберт. Зияющая бездна…

Полицейский(на ухо Мадлене). Зияющая бездна…

Мадлена(полицейскому). Он ненормальный. Сумасшедший. Совсем от земли оторвался.

Полицейский(Мадлене). Наоборот, провалился сквозь землю.

Мадлена(полицейскому). Ах вот оно что! (Восхищенно.) Просто удивительно, как вы сразу во всем разобрались!

Шуберт. Я повинуюсь… повинуюсь… Черный свет… Темные звезды… Я болен каким-то неведомым недугом…

Мадлена(полицейскому). Как зовут этого актера?

Полицейский. Шуберт.

Мадлена(полицейскому). Надеюсь, не тот самый, не композитор?

Полицейский(Мадлене). Нет, другой.

Мадлена(Шуберту, кричит). Погромче!

Шуберт. Лицо мое мокро от слез. Где красота? Добро? Любовь? Я все забыл…

Мадлена. Очень не вовремя! Здесь нет суфлера!

Шуберт(с отчаянием в голосе). Мои игрушки… они все сломаны… разбиты на кусочки… Мои детские игрушечки…

Мадлена. Какой-то детский лепет!

Полицейский(Мадлене). Вы попали в самую точку.

Шуберт. Я стар… Очень стар…

Мадлена. По виду не скажешь. Он преувеличивает. Хочет, чтоб его пожалели.

Шуберт. Как давно это было… как давно…

Мадлена. Про что это он?

Полицейский(Мадлене). Вероятно, он вспоминает свое прошлое, дорогая.

Мадлена. Что будет, если все начнут вслух вспоминать свое прошлое! У каждого, верно, найдется, что сказать. Но мы воздерживаемся. Из скромности, из стыдливости.

Шуберт. Это было давно… Ветер… сильный ветер… (Громко стонет.)

Мадлена. Он плачет…

Полицейский(Мадлене). Это он изображает вой ветра… в лесу…

Шуберт. Ветер гнет деревья, молния вспарывает черное грозовое небо, а на горизонте поднимается гигантский занавес тьмы.

Мадлена. Что-что?

Шуберт. И за ним, сияющий средь мглы и бури, прекрасный, как тихая греза, волшебный град…

Мадлена(полицейскому). Волшебный… что?

Полицейский. Град! Град!

Мадлена. Я уже поняла.

Шуберт. …или сказочный сад, прозрачный источник, каскады струй, огненные цветы на ночном небе…

Мадлена. Он, верно, мнит себя поэтом! Какой-то пошлый парнасско-символистско-сюрреалистический бред!

Шуберт. …дворец из застывшего пламени, сияющие изваянья, бушующие моря, чертоги света в ночи, в бескрайних снежных пустынях!

Мадлена. Да он просто паяц! Бездарь! Что за чушь! Фальшь и чушь!

Полицейский(кричит Шуберту, отчасти становясь собою, полицейским, отчасти оставаясь удивленным зрителем). А нет ли там, в чертогах света, его темной фигуры? Или наоборот: нет ли там, в чертогах тьмы, его светлой фигуры?

Шуберт. Гаснут огни, тускнеет дворец, все исчезает…

Полицейский(Шуберту). Скажи хоть, что ты чувствуешь? Твои впечатления… Ну?

Мадлена(полицейскому). Дорогой, по-моему, будет лучше, если остаток вечера мы проведем в кабаре…

Шуберт. Блаженство… тоска… боль… покой… Избыток сил… опустошенность… Безнадежная надежда… Я чувствую себя сильным… слабым… чувствую себя плохо… хорошо… но главное, я чувствую себя, себя, себя…

Мадлена(полицейскому). Он противоречит сам себе.

Полицейский(Шуберту). Дальше, дальше! (Мадлене.) Простите, дорогая, одну минутку…

Шуберт(вскрикивает во весь голос). Неужели все исчезнет? Исчезло! Кругом тьма. Осталась лишь одна едва трепещущая искорка…

Мадлена(полицейскому). О дорогой, это просто какое-то издевательство.

Шуберт. Последняя искорка…

Занавес на малой сцене закрывается.

Мадлена(аплодируя). Примитив. Придумали бы что-нибудь более занимательное… или, по крайней мере, более познавательное, а так — ни то ни се…

Полицейский(Шуберту, которого уже скрыл занавес). Нет, нет! Еще не всё! (Мадлене.) Он заблудился. Надо вернуть его на правильный путь.

Мадлена. Вызовем его на бис.

Они аплодируют. На миг из-за занавеса высовывается голова Шуберта и снова скрывается.

Полицейский. Шуберт! Шуберт! Шуберт! Пойми же, надо найти Малло! Это вопрос жизни и смерти. Это твой долг. От тебя зависит судьба человечества. Это не так трудно, только вспомни, вспомни, и все опять прояснится. (Мадлене.) Он забрался слишком глубоко. Надо, чтобы он поднялся… немного… в наших глазах.

Мадлена(робко, полицейскому). Кажется, он все-таки чувствовал себя неплохо.

Полицейский(Шуберту). Ты здесь? Ты здесь?

Маленькая сцена убрана.

Шуберт появляется с другой стороны.

Шуберт. Я роюсь в своих воспоминаниях.

Полицейский. Перебирай их по порядку.

Мадлена(Шуберту). Перебирай по порядку. Слушай, что тебе говорят.

Шуберт. Вот я снова выбрался наверх.

Полицейский. Отлично, дружище, отлично.

Шуберт(Мадлене). Помнишь?..

Полицейский(Мадлене). Видишь, дело сразу пошло на лад.

Шуберт. Онфлёр… Синее-синее море… Или нет… Это был Мон-Сен-Мишель… нет… Дьепп… нет, там я никогда не был… Канн… тоже нет…

Полицейский. Трувиль, Довиль…

Шуберт. Там я тоже никогда не был.

Мадлена. Там он тоже никогда не был.

Шуберт. Кольюр. Там еще есть такой храм, прямо в море, и кажется, будто его уносит волнами.

Мадлена. Это тебя, кажется, куда-то уносит.

Полицейский(Мадлене). Оставь при себе свои дурацкие каламбуры.

Шуберт. Монбельяром и не пахнет.

Полицейский. Точно: его прозвище — Монбельяр. А говоришь, не знаешь его!

Мадлена(Шуберту). Вот видишь!

Шуберт(удивленно). Надо же, в самом деле… ну и ну…

Полицейский. Ищи в других местах. Какие там еще есть города?..

Шуберт. Париж, Палермо, Пиза, Берлин, Нью-Йорк…

Полицейский. Равнины, горы…

Мадлена. Только гор нам еще и не хватало…

Полицейский. Эти… как их там?.. Анды! Ты там бывал?

Мадлена(полицейскому). Что вы, мсье, никогда в жизни…

Шуберт. Нет, но я достаточно знаком с географией, чтобы…

Полицейский. Выдумывать ничего не надо. Надо найти Малло на самом деле. Ну же, дружище, еще чуть-чуть…

Мадлена. Еще чуть-чуть.

Шуберт(с видимым усилием), Малло с двумя «эль», Монбельяр с одним «эль», с одним «эль», с двумя «эль»…

На противоположном конце сцены возникает высвеченный прожектором портрет того же человека (или тот же актер, на усмотрение режиссера), что появлялся раньше, с номером на груди: в руках у него альпеншток и веревка или лыжи. Несколько секунд спустя он исчезает.

Шуберт. Переплываю океан с морским течением. Высаживаюсь на испанском берегу и направляюсь к французской границе. Таможенники отдают мне честь. Нарбонна, Марсель, целебноводный Экс, Арль, Авиньон со всеми своими святейшими папами, святыми отцами, папскими туфлями и дворцами. Вдали высится Монблан.

Мадлена(все время исподтишка старается помешать полицейскому и воспрепятствовать новому путешествию Шуберта), Он окружен дремучим лесом.

Полицейский. Ничего, вперед!

Шуберт. Вступаю в лес. Как тут свежо! И как темно — разве уже вечер?

Мадлена. Это лес такой густой.

Полицейский. Не бойся!

Шуберт. Я слышу плеск ручьев. Птицы задевают меня крыльями. Трава по пояс. И ни тропинки, ни дорожки. Мадлена, дай мне руку.

Полицейский(Мадлене), Не давай ни в коем случае.

Мадлена(Шуберту). Не дам, он не велит.

Полицейский(Шуберту). Ты должен выбраться сам! Посмотри наверх!

Шуберт. Вижу солнце над вершинами деревьев. И синее небо. Быстро иду вперед — и ветви передо мной расступаются. Где-то рядом стучат топорами и насвистывают дровосеки…

Мадлена. А может, и не дровосеки…

Полицейский(Мадлене). Молчи!

Шуберт. Иду на свет. Вышел из лесу… к какой-то розовой деревушке.

Мадлена. Мой любимый цвет…

Шуберт. С низкими домиками.

Полицейский. Кого-нибудь видишь?

Шуберт. Еще слишком рано. Все ставни закрыты. На площади пусто. Только колодец и статуя. Я бегу, и мои сабо гулко стучат по камням…

Мадлена(пожимая плечами). Ты что, в сабо?!

Полицейский. Давай-давай. Ты почти у цели. Вперед!

Мадлена. Давай-давай. Вперед-вперед.

Шуберт. Вышел на равнину. Она плавно повышается. Иду вперед. И вот я у подножия горы.

Полицейский. Дальше.

Шуберт. Карабкаюсь вверх. Тропа очень крутая, приходится карабкаться на четвереньках. Лес позади. Деревушка внизу. Лезу выше. Справа озеро.

Полицейский. Лезь еще выше.

Мадлена. Лезь, говорят тебе, еще выше, если, конечно, можешь. Если можешь!

Шуберт. Какая крутизна! Кругом одни камни да колючки. Миновал озеро. Показалось Средиземное море.

Полицейский. Еще, еще выше! Лезь!

Мадлена. Ну лезь, раз велят!

Шуберт. Пробежала лисица, это последний зверь. Пролетела сова. И все, птиц больше нет. Ручьев тоже нет… Не видно никаких следов… Не слышно эха… Обозреваю горизонт.

Полицейский. Ну, видишь, видишь его?

Шуберт. Нет, никого не вижу.

Полицейский. Выше! Лезь!

Мадлена. Лезь, раз надо.

Шуберт. Цепляюсь за камни, съезжаю вниз, хватаюсь за колючки, ползу на четвереньках… Ой, я не переношу высоты… И почему это я должен все время лезть да лезть… Почему я… почему именно я вечно должен делать что-то невозможное…

Мадлена(полицейскому). Это невозможно… Он сам говорит. (Шуберту.) Как тебе не стыдно!

Шуберт. Я хочу пить, мне жарко, я весь вспотел.

Полицейский. Только не вытирай сейчас лоб рукой. Успеется. Лезь выше.

Шуберт. Я так устал…

Мадлена. Уже! (Полицейскому.) Поверьте, этого следовало ожидать, господин старший инспектор. Он ни на что не способен.

Полицейский(Шуберту). Лентяй!

Мадлена(полицейскому). Он всегда был лентяем. Никогда ничего не доводил до конца.

Шуберт. Огромное солнце. И негде укрыться. Настоящее пекло. Я задыхаюсь. Я обугливаюсь.

Полицейский. Вот видишь, уже горячо, значит, он совсем близко.

Мадлена(так, чтобы ее не слышал полицейский). Я могла бы послать вместо тебя кого-нибудь другого…

Шуберт. Передо мной еще одна гора. Уходит вверх неприступной стеной. Я выдохся.

Полицейский. Выше, выше!

Мадлена(очень быстро, то полицейскому, то Шуберту). Выше, выше! Он выдохся. Выше, выше! Не слишком ли он возвысится над нами? Лучше спускайся. Вверх! Вниз! Вверх!

Полицейский. Выше! Выше!

Мадлена. Вверх! Вниз!

Шуберт. Я изодрал руки в кровь.

Мадлена(Шуберту). Вверх! Вниз!

Полицейский. Цепляйся и лезь. Держись.

Шуберт(продолжая восхождение на месте). Как тяжело быть одному на свете! Ах, если бы у меня был сын!

Мадлена. Лучше дочь. Мальчишки такие неблагодарные!

Полицейский(топая ногой). Это вы обсудите в другой раз! (Шуберту.) Лезь и не теряй времени!

Мадлена. Вверх! Вниз!

Шуберт. В конце концов, я всего лишь человек.

Полицейский. Вот и будь им до конца.

Мадлена(Шуберту). Будь им до конца.

Шуберт. Нет!.. Не-е-ет!.. У меня ноги подгибаются. Больше не могу!

Полицейский. Ну, еще чуть-чуть.

Мадлена. Еще чуть-чуть. Крепись. Расслабься. Крепись.

Шуберт. Ура! Ура! Наконец-то! Я на вершине!.. Вижу всю землю и все небо, но Монбельяра нигде нет.

Мадлена(полицейскому). Он улетит от нас, господин старший инспектор.

Полицейский(Шуберту, не слушая Мадлену). Ищи, ищи.

Мадлена(Шуберту). Ищи, не ищи, ищи, не ищи. (Полицейскому.) Он улетит.

Шуберт. Ничего нет… Ничего больше нет… Ничего…

Мадлена. Чего нет?

Шуберт. Ничего. Ни города, ни леса, ни равнины, ни моря, ни неба. Я совсем один.

Мадлена. Здесь внизу мы были бы вдвоем.

Полицейский. Что он там мелет? Что все это значит? А как же Малло?! Монбельяр?!

Шуберт. Я бегу, не касаясь земли.

Мадлена. Сейчас улетит… Шуберт! Послушай…

Шуберт. Я совсем один. Под ногами пустота. Голова перестала кружиться… Я уже не боюсь умереть.

Полицейский. Какое мне до всего этого дело!

Мадлена. Подумай о нас. Ты пропадешь один. Не бросай нас… Пожалей, пожалей нас! Христа ради! (Изображает нищенку). Мои дети сидят без хлеба. Четверо малюток! Муж в тюрьме. Я сама только что из больницы. Сжальтесь, добрый господин… (Полицейскому.) Чего только я от него не натерпелась!.. Теперь вы меня понимаете, господин старший инспектор?

Полицейский(Шуберту.) Прислушайся к голосу страждущего человечества. (В сторону.) Пожалуй, я перестарался, чересчур разогнал его. Теперь он улетит. (Кричит.) Шуберт! Шуберт! Шуберт! Друг мой, дорогой мой друг, мы оба сбились с пути.

Мадлена(полицейскому). Я же говорила.

Полицейский(дает Мадлене пощечину). Тебя не спрашивают.

Мадлена(полицейскому). Простите, господин старший инспектор.

Полицейский(Шуберту). Ты должен искать Малло, это твой долг, ты не предашь своих друзей. Малло, Монбельяр, Малло, Монбельяр! Смотри же, смотри! Вот видишь, ты не смотришь. Что ты видишь? Смотри как следует. Слушай! Эй, да отвечай же, отвечай…

Мадлена. Да отвечай же.

Чтобы заставить Шуберта вернуться на землю, Мадлена и полицейский сулят ему все мыслимые удовольствия и блага. Сцена становится все более гротескной и под конец доходит до клоунады.

Шуберт. Июньское утро. Воздух легче воздуха. Я сам легче воздуха. Солнце ярче солнца. Я невесом, бесплотен. Материя исчезла. Я лечу… Лечу… Струится дивный свет… Лечу…

Мадлена. Он улетает!.. Вот, я же говорила, господин старший инспектор, я говорила… Не хочу, не хочу, чтоб он улетал. (Шуберту.) Тогда уж и меня возьми с собой.

Полицейский(Шуберту). Я от тебя не ожидал такого… Эй! Эй! Ах ты скотина!..

Шуберт(обычным голосом, сам себе). Взлететь, что ли… вверх… Или прыгнуть… вниз… только оттолкнуться, раз — и все…

Полицейский(в ритме военного марша). Раз-два. Раз-два… Это я научил тебя обращаться с оружием, ты был старшиной в моей роте… Ты же не глухой, ты же не дезертир… Ты не ослушаешься своего командира… Дисциплина прежде всего!.. (Трубит военный сигнал.) Родина-мать зовет!

Мадлена(Шуберту). Я всегда была за тебя.

Полицейский(Шуберту). Перед тобой вся жизнь, тебя ждет блестящая карьера! Ты будешь адмиралом, генералом, генерал-майором, генерал-актером, генерал-вахтером! Вот приказ о твоем назначении! (Протягивает Шуберту бумагу, но тот и не смотрит. Теперь настала очередь полицейского и Мадлены разыгрывать представление. Мадлене.) Пока он не взлетел, еще не все потеряно…

Мадлена(Шуберту, застывшему на месте). Взгляни, вот золото, вот сочные фрукты…

Полицейский. Тебе поднесут на блюде головы твоих врагов.

Мадлена. Ты сможешь отомстить за все, ты будешь наслаждаться местью!

Полицейский. Я сделаю тебя архиепископом…

Мадлена. Папой!

Полицейский. Ну, если захочешь… (Мадлене.) Вот это уже может и не выйти. (Шуберту.) Ты сможешь начать все сначала, показать, на что ты способен…

Шуберт(не глядя на них и не слушая их). Я на самом краю. Сейчас взлечу!

Полицейский и Мадлена вцепляются в Шуберта.

Мадлена. Быстрее! Надо прибавить ему веса!

Полицейский(Мадлене). Нечего мне указывать…

Мадлена(полицейскому). Может быть, вы тоже отчасти виноваты, господин старший инспектор…

Полицейский(Мадлене). Это ты виновата. Ты мне совсем не помогала. Делала все не так, как надо. Мне дали бестолковую помощницу, какую-то безмозглую тупицу…

Мадлена(плачет). О господин старший инспектор!

Полицейский(Мадлене). Да-да, тупицу! Тупицу, тупицу, тупицу!.. (Резко поворачивается к Шуберту.) Здесь, в долинах, чудная весна, мягкая зима, ясное лето…

Мадлена(всхлипывая, полицейскому). Я старалась, господин старший инспектор. Старалась как могла.

Полицейский. Идиотка! Тупица!

Мадлена. Вы правы, господин старший инспектор.

Полицейский(Шуберту, в отчаянии). А награда за поимку Малло! Ну, потеряешь честь, зато получишь деньги, чин и почести!.. Слышишь?.. Что еще надо!

Шуберт. Взлечу…

Полицейский и Мадлена(вцепившись в Шуберта). Нет! Нет! Нет! Не улетай!

Шуберт. Я утопаю в свете. (Сцена погружается в полную темноту.) Я весь пронизан светом. Захватывает дух, захватывает дух… захватывает дух…

Голос полицейского(с торжеством). Ну, на этот барьер у него не хватит духу!

Голос Мадлены. Осторожней, Шуберт, как бы у тебя не закружилась голова.

Голос Шуберта. Я свет! Я лечу!

Голос Мадлены. Погасни, свет! Упади на землю!

Голос полицейского. Браво, Мадлена!

Голос Шуберта(растерянно). О… Я… Мне плохо… я падаю!..

Слышен стон Шуберта. Сцена освещается. Шуберт рухнул в большую корзину для бумаг и застрял в ней. По сторонам от него стоят Мадлена и полицейский. Слева, у стены, сидит на стуле новое лицо — дама.

Полицейский(Шуберту). Ну как, малыш?

Шуберт. Где я?

Полицейский. Оглянись, шалопай.

Шуберт. Как, вы были здесь, господин старший инспектор? Как вам удалось проникнуть в мои воспоминания?

Полицейский. Я шел за тобой по пятам… К счастью!

Мадлена. О да, к счастью!

Полицейский(Шуберту). Ну ладно, вылезай! (Тянет его за уши.) Если бы меня тут не было… Если бы я тебя не удержал… Ты очень неустойчивый, легковесный человек, у тебя дырявая память, ты не помнишь о своем долге, не помнишь сам себя, В этом вся беда. И вообще ты ни в чем не знаешь меры: то витаешь в облаках, то проваливаешься сквозь землю. Эта легковесность — для твоих близких тяжкий груз.

Мадлена. Еще какой тяжкий!

Полицейский(Мадлене). Не люблю, когда меня перебивают! (Шуберту.) Ну да ничего, я тебя вылечу. Это мой прямой долг.

Шуберт. Но я ведь, кажется, поднялся на самую вершину. И даже выше. (Начинает вести себя как малое дитя.)

Полицейский. Да, но тебя об этом не просили.

Шуберт. Ну… я просто заблудился… Я замерз… У меня промокли ноги… Меня знобит. Дайте мне теплый свитер!

Мадлена. Его, видите ли, знобит!..

Полицейский(Мадлене). Он просто упрямится.

Шуберт(тоном оправдывающегося ребенка). Я не виноват… Я везде искал… Но его нигде не было. Я же не виноват. Вы сами видели. Я честно старался…

Мадлена(полицейскому). Он просто слабоумный! И как только я могла выйти за него замуж! Впрочем, в молодости он производил лучшее впечатление. (Шуберту.) Ты только посмотри на себя! (Полицейскому.) Он хитрец, господин главный инспектор, я ведь вам говорила, хитрец и притворщик! Но, с другой стороны, он действительно слишком хилый. Его надо как следует кормить, чтобы он поправился…

Полицейский(Шуберту). Ты слабоумный! И как только она могла выйти за тебя замуж! Впрочем, в молодости ты производил лучшее впечатление. Ты только посмотри на себя! Ты хитрец, я же говорил, хитрец и притворщик… Но, с другой стороны, ты действительно слишком хилый, надо, чтобы ты поправился…

Шуберт(полицейскому). Мадлена только что сказала точно то же самое. Вы повторили за ней слово в слово, господин старший инспектор.

Мадлена(Шуберту). Как ты смеешь так разговаривать с господином старшим инспектором?

Полицейский(свирепо). Я тебя научу вежливости! Дурак несчастный! Ничтожество!

Мадлена(полицейскому, который ее не слушает). Но я хорошо готовлю, мсье. И он всегда хорошо ел!..

Полицейский(Мадлене). Не вам меня учить, мадам, я врач и знаю свое ремесло. Ваш мальчик то валится с ног, то сбивается с дороги. У него совсем нет сил! Ему необходимо поправиться.

Мадлена(Шуберту). Слышишь, что доктор говорит? Хорошо еще, что ты упал на попку!

Полицейский(свирепеет все больше). Мы топчемся на месте. Не сдвинулись ни на шаг! Вверх-вниз, вверх-вниз, и так без конца, какой-то порочный круг!

Мадлена(полицейскому). Да-да, он ужасно порочный. (Удрученно, недавно появившейся даме, которая сидит молча, сохраняя полную невозмутимость.) Не так ли, мадам? (Шуберту.) И у тебя хватит нахальства утверждать, что ты делаешь все это не из упрямства?

Полицейский. Конечно, из упрямства. Ему говоришь «глубже», он упирается, говоришь «вылезай» — зарывается. Говоришь «вверх» — ползет как черепаха, говоришь «вниз» — взлетает как орел. Неуравновешенный тип, ведет себя как ненормальный.

Мадлена(Шуберту). Ты ведешь себя как ненормальный, Шуберт. (Хнычет.) Его зовут еще Мариусом, Мареном, Лугастеком, Перпиньяном, Маршкрошем!.. Маршкрош — это его последнее имя.

Полицейский. Вот видишь, ты, оказывается, все знаешь! Но нам нужен он сам, этот негодяй. Передохни, и продолжим поиски. Только надо идти прямо к цели, не сворачивая. (Даме.) Не так ли, мадам?

Дама не отвечает, впрочем, никто и не ждет ее ответа.

Ты у меня научишься не терять времени в пути — я сам этим займусь.

Мадлена(Шуберту). Маршкрош-то уходит… Тебе за ним не угнаться — он-то времени не теряет, не то что ты, лентяй.

Полицейский(Шуберту). Сейчас ты у меня окрепнешь. И научишься слушаться.

Мадлена(Шуберту). Надо всегда слушаться.

Полицейский садится и начинает раскачиваться на стуле.

Мадлена(даме). Не так ли, мадам?

Полицейский(кричит на Мадлену). Принесешь ты мне когда-нибудь кофе или нет?!

Мадлена. Сию минуту, господин старший инспектор! (Направляется к двери.)

Полицейский(Шуберту). Нам обоим!

Мадлена уходит на кухню, а через стеклянную дверь в глубине сцены входит Никола. Он высокого роста, у него большая черная борода, опухшие сонные глаза, встрепанные волосы, на нем помятый костюм. Вид у него такой, будто он спал одетым и только что проснулся.

Никола. Привет!

Шуберт(тусклым голосом, не выражающим ни радости, ни удивления, ни надежды, ни страха). А, это ты, Никола! Закончил свою поэму?

Полицейский, напротив, явно недоволен появлением гостя, он вздрагивает, тревожно глядит на часы, приподнимается на стуле, затем бросает взгляд на дверь, как будто у него мелькает мысль сбежать.

Шуберт(полицейскому). Это Никола Фторо.

Полицейский(ошарашенно). Русский царь?

Шуберт(полицейскому). Нет, что вы, мсье. Фторо — это его фамилия. Эф, те, о, эр, о — Фторо. (Безмолвной даме.) Не так ли, мадам?

Никола(бурно жестикулируя). Продолжайте, продолжайте! Не прерывайтесь из-за меня! Не стесняйтесь!

Садится поодаль на красный диванчик. Входит, ни на кого не глядя, Мадлена с чашкой кофе. Ставит чашку на буфет, выходит снова. И так раз за разом, все быстрее и быстрее, пока не уставляет чашками весь буфет [20].

Обрадованный поведением Никола, полицейский облегченно вздыхает, лицо его проясняется, и, пока Шуберт и Никола обмениваются следующими репликами, он спокойно играет своей папкой, открывая и закрывая ее.

Шуберт(Никола). Ну что, поэма получилась?

Никола(Шуберту). Я спал. Это гораздо полезней для здоровья. (Безмолвной даме.) Не так ли, мадам?

Полицейский, снова впиваясь взглядом в Шуберта, достает из папки лист бумаги, мнет его и бросает на пол. Шуберт порывается поднять его.

Полицейский(холодно). Можешь не поднимать. Ему и там хорошо. (Придвигает лицо вплотную к лицу Шуберта.) Сейчас ты у меня подкрепишься. Значит, ты никак не найдешь Малло, у тебя дырявая память? Ну так мы сейчас заткнем эти дыры!

Никола(покашливает). Простите, но…

Полицейский(заговорщически подмигивает Никола и говорит сладким голосом). Ничего страшного. (Ему же, подобострастно.) Вы поэт, мсье? (Безмолвной даме.) Поэт! (Вытаскивает из папки огромную корку хлеба и протягивает Шуберту.) Ешь!

Шуберт. Я недавно поужинал, господин старший инспектор. Я не голоден и вообще мало ем по вечерам…

Полицейский. Ешь!

Шуберт. Право же, я не хочу есть!

Полицейский. Я приказываю тебе есть, это подкрепит твои силы и заткнет дыры в памяти!

Шуберт(жалобно). Ну, если вы велите…

Медленно, охая и кривясь, подносит корку ко рту.

Полицейский. Побыстрее, побыстрее давай, мы и так уже потеряли немало времени.

Шуберт(с усилием откусывает кусок черствой корки). Прямо кора, и не иначе как дубовая. (Безмолвной даме.) Не так ли, мадам?

Никола(невозмутимо, полицейскому). Что вы думаете о системе всеобщего бездействия, господин старший инспектор?

Полицейский(Никола). Одну минуту… Извините. (Шуберту.) Вот и хорошо, это очень полезно. (Никола.) Что касается меня, мое дело — применять эту систему на практике и не рассуждать.

Шуберт. Очень жестко!

Полицейский(Шуберту). Ну-ну, без разговоров и без гримас, жуй, и все!

Никола(полицейскому). Но вы не просто исполнитель, вы еще и мыслящее существо!.. Как тростник…[21] Вы личность.

Полицейский. Я только солдат, мсье.

Никола(без малейшей иронии). Браво!

Шуберт(со стоном). Жестко!

Полицейский(Шуберту). Жуй!

Шуберт(жалобно, как ребенок, Мадлене, которая все снует в кухню и обратно и таскает чашки на буфет)[22]. Мадлена! Мадле-е-ена!

Мадлена бегает как заведенная, не обращая на него внимания.

Полицейский(Шуберту). Оставь ее в покое. (Командует, по-дирижерски взмахивая рукой.) Работай челюстями! Раз-два! Раз-два!

Шуберт(плача). Я больше не могу, господин старший инспектор! Пожалуйста, хватит! (Жует.)

Полицейский. Слезами меня не проймешь.

Шуберт(не переставая жевать). У меня сломался зуб, идет кровь!

Никола. Я много размышлял о будущем театра. Можно ли сделать его иным? Как вы думаете, господин старший инспектор!

Полицейский(Шуберту). Живей, живей! (Никола.) Я не совсем понял ваш вопрос.

Шуберт. Ай!

Полицейский(Шуберту). Жуй!

Мадлена бегает все быстрее.

Никола(полицейскому). Я мечтаю об иррациональном театре.

Полицейский(Никола, не спуская глаз с Шуберта). Вы имеете в виду неаристотелевский театр?

Никола. Именно. (Безмолвной даме.) Не так ли, мадам?

Шуберт. Я исцарапал десны, исколол язык!

Никола. Ведь современный театр все еще находится в плену устаревших форм, топчется на уровне психологизма какого-нибудь Поля Бурже[23].

Полицейский. Совершенно верно, на уровне какого-нибудь Поля Бурже! (Шуберту.) Глотай!

Никола. Видите ли, друг мой, нынешний театр не соответствует культурному стилю эпохи, самому духу времени.

Полицейский(Шуберту). Глотай! Жуй!

Никола. Между тем он непременно должен сообразовываться с достижениями новейшей логики, новейшей психологии… психологии конфликтов…

Полицейский(Никола). Новейшей психологии, а как же!

Шуберт(с набитым ртом). Новейш… пси-хо-ло…

Полицейский(Шуберту). Ты знай ешь! (Никола.) Продолжайте, я слушаю. Так вы что же, предлагаете сюрреалистический театр?

Никола. Постольку, поскольку сюрреализм приближается к галлюцинации.

Полицейский(Никола). К галлюцинации? (Шуберту.) Жуй, глотай! (Никола.) Руководствуясь… (Безмолвной даме.) Не так ли, мадам? (Снова Шуберту.) Руководствуясь нетрадиционной логикой и нетрадиционной психологией, я внесу противоречия в гармонию и гармонию в то, что здравый смысл считает противоречивым. Мы отвергаем стабильность персонажей, единство характеров и утверждаем их постоянную изменчивость, динамическую психологию. Мы все неидентичны сами себе. Личности как таковой не существует. Есть лишь совокупность неких противоречивых или непротиворечивых сил. Советую вам прочитать блестящую книгу Лупаско[24] «Логика и противоречия»…

Шуберт(плача). Ой! Ай! (Никола, не переставая жевать и стонать.) Вы от-ри-цаете… даже… единство…

Полицейский(Шуберту). Тебя это не касается. Ешь! Ешь!

Никола. Характеры теряют форму, пребывают в состоянии аморфного становления. Каждый персонаж более тождествен другому, чем самому себе. (Безмолвной даме.) Не так ли, мадам?

Полицейский(Никола). В таком случае он и является… (Шуберту.) Ешь!.. (Никола.)…более другим, чем самим собой?

Никола. Разумеется. Я уж не говорю об интриге и о причинных связях. Их мы отрицаем начисто, по крайней мере в их прежней, грубой форме, когда они проявлялись слишком явно и, как все явное, были ложными. Отныне не будет драм или трагедий: трагедия превращается в комедию, комедия— в трагедию, и жизнь становится игрой… да, игрой…

Полицейский(Шуберту). Жуй! Глотай! (Никола.) Я не во всем согласен с вами. Хотя и высоко ценю ваши гениальные идеи… (Шуберту.) Ешь! Жуй! Глотай! (Никола.) Лично я остаюсь верным аристотелевой логике и, согласно ей, верным самому себе, своему долгу, своему начальству. Я не верю в абсурд, все имеет свой смысл, все можно объяснить… (Шуберту.) Глотай! (Никола.) …с помощью современной философии и естественных наук.

Никола(даме). А как по-вашему, мадам?

Полицейский. И потому, мсье, я упорно шаг за шагом продвигаюсь к цели, отметая все помехи… Я хочу найти Малло с двумя «эль». (Шуберту.) Ну давай поживее, кусай еще, жуй, глотай!

Мадлена с чашками носится в бешеном темпе.

Никола. Что ж, вы вправе иметь свое мнение. Я не в претензии.

Полицейский(Шуберту). Живо! Глотай!

Никола. Однако, я вижу, вы весьма осведомлены в этих вещах, и это делает вам честь.

Шуберт. Мадле-е-ена! Мадле-е-ена! (В полном отчаянии взывает с набитым до отказа ртом.)

Полицейский(Никола). Да, это входит в круг моих личных интересов. Эти проблемы чрезвычайно увлекают меня… Но долго думать на такие темы я не могу — это слишком утомительно…

Шуберт(откусывает еще один большой кусок корки). Ой!

Полицейский. Глотай!

Шуберт(с полным ртом). Я стараюсь… Изо всех… сил… Но… больше… не могу…

Никола(полицейскому, упорно пытающемуся заставить Шуберта есть). А вы не думали о возможности реализовать эти идеи нового театра на практике?

Полицейский(Шуберту). Нет, можешь! Просто не хочешь! Другие же могут! Захочешь, так сможешь! (Никола.) Простите, мсье, но в данный момент я не могу продолжить нашу беседу… не имею права, я нахожусь при исполнении служебных обязанностей!

Шуберт. Можно я буду глотать понемножку?

Полицейский. Можно, только поживее, поживее, поживее! (Никола.) Мы еще вернемся к этому разговору.

Шуберт(с набитым ртом, ревет, словно превратился в двухлетнего младенца). Ма-ма-мадле-е-ена!!!

Полицейский. Нечего, нечего! Замолчи! Глотай! (Никола, который погрузился в собственные мысли и не слушает его.) Он страдает отсутствием аппетита. (Шуберту.) Глотай!

Шуберт(вытирает пот со лба, его мутит). Ма-а-дле-е-ена!

Полицейский(пронзительно вопит). Эй, смотри, чтоб тебя не вырвало, это не поможет — все равно заставлю все снова проглотить!

Шуберт(зажимая уши). Не так громко, а то я оглохну, господин инспектор…

Полицейский(не понижая голоса). Старший!

Шуберт(с набитым ртом, зажимая уши). Старший!!!

Полицейский. Ну-ка убери руки и слушай меня внимательно! Не затыкай уши, не то я тебе их заткну оплеухами! (Силой опускает ему руки.)

Никола(который начинает следить за происходящим со все возрастающим интересом). Но… но… что вы делаете? Что это вы такое делаете?

Полицейский(Шуберту), Жуй! Глотай! Жуй! Глотай! Жуй! Глотай! Жуй! Глотай! Жуй! Глотай!

Шуберт(с набитым ртом, бормочет что-то невнятное), Как ха-а-ы хы-хамов! И-эвы-лени!

Полицейский(Шуберту), Что-что?

Шуберт(выплюнул в руку все, что было у него во рту). Помните, как сказал поэт? Как хороши колонны храмов и девичьи колени!

Никола(не вставая с места, полицейскому; тот занят своим делом и не слышит его). Да что вы делаете с бедным ребенком?

Полицейский(Шуберту). Вместо того чтобы глотать, болтаешь глупости! Когда я ем, я глух и нем! Посмотрите на этого негодника! Как тебе не стыдно! Что за дети пошли! А ну глотай все сразу! Живо!

Шуберт. Хорошо, господин старший инспектор. (Снова запихивает все в рот и, глядя в глаза полицейскому, с трудом выговаривает.) Все! Проглотил!

Полицейский. Теперь еще. (Засовывает ему в рот еще кусок хлеба.) Жуй! Глотай!

Шуберт(безуспешно пытаясь разжевать и проглотить). …эрэво!.. эзо!

Полицейский. Что?

Никола(полицейскому). Он говорит, что это дерево, железо. Это невозможно съесть. Разве вы сами не видите? (Безмолвной даме.) Не так ли, мадам?

Полицейский(Шуберту). Это одно упрямство!

Мадлена(приносит последнюю партию чашек, ставит их на стол. На чашки никто и не взглянет, никто к ним не притронется). Кофе подан! Пожалуйте чаю!

Никола(полицейскому). Нет, бедный малыш старается! Но это дерево, это железо застряло у него в горле!

Мадлена(Никола). Он не нуждается в защитниках. Если захочет, прекрасно может постоять за себя сам.

Шуберт пытается крикнуть, но не может, он задыхается.

Полицейский(Шуберту). Живо, живо, тебе говорят, глотай все сразу!

Потеряв терпение, полицейский подходит к Шуберту, открывает ему рот и, засучив предварительно рукав, собирается запихнуть кулак ему в горло.

Вдруг Никола встает, подскакивает к полицейскому и становится перед ним молча, с угрожающим видом.

Мадлена. Что это он?

Полицейский выпускает голову Шуберта: тот, сидя на своем стуле, молча, не переставая жевать, наблюдает за происходящим. Полицейский, ошеломленный вмешательством Никола, говорит ему внезапно изменившимся, дрожащим голосом, чуть не плача.

Полицейский. Я исполняю свой долг, господин Никола Фторо! Не думайте, что я просто пристаю к нему! Я должен выяснить, где скрывается Малло с двумя «эль». И это единственный способ. У меня нет выбора. А что до вашего друга, который, надеюсь, станет когда-нибудь и моим другом… (Указывает на Шуберта; тот сидит, выпучив глаза, раздув щеки, и жует, жует.) Поверьте, я его чту и уважаю, да-да, искренне чту и уважаю! И вас тоже, дорогой господин Никола Фторо. Я столько слышал о ваших сочинениях, о вас самих…

Мадлена(Никола). Господин старший инспектор чтит и уважает тебя, Никола.

Никола(полицейскому). Вы лжете!

Полицейский и Мадлена. О!!!

Никола(полицейскому). Нет у меня никаких сочинений! Я только выдавал себя за поэта, а сам сроду ничего не писал!

Полицейский(огорошенно). Э-э… как же так, мсье, как же… вы писали… вы пишете! (Не помня себя.) Надо писать!

Никола. Вовсе не надо. На это есть Ионеско да Ионеско, и хватит с нас!

Полицейский. Но… всегда найдется, о чем писать… (Дрожит от ужаса. Безмолвной даме.) Не так ли, мадам? Дама. Нет! Не так! Не мадам, а мадемуазель!

Мадлена(Никола). Господин старший инспектор прав. Всегда найдется, о чем написать. Современная цивилизация рушится, вот и будь летописцем ее крушения!

Никола(орет). А мне плевать!..

Полицейский(дрожа все сильнее). Что вы, что вы, мсье!

Никола(презрительно смеется в лицо полицейскому). Мне плевать, уважаете вы меня или нет! (Хватает полицейского за лацканы.) Вы сумасшедший, ясно?

Шуберт с героическим упорством жует и глотает. Он тоже напуган происходящим. У него виноватый вид, набитый рот не дает ему вмешаться.

Мадлена. Ну, будет, будет…

Полицейский(уязвленный, вне себя от возмущения, падает на стул, но тут же вскакивает, отбрасывая стул, так что он разлетается на кусочки). Я? Я?!

Мадлена. Выпейте кофе!

Шуберт(кричит). Ура! Я проглотил! Все в порядке!

Никола и полицейский продолжают спорить, не обращая внимания на Шуберта.

Никола(полицейскому). Да-да, вы, именно вы!

Полицейский(заливается слезами). О! Это слишком! (Сквозь слезы, Мадлене, которая расставляет чашки на столе.) Спасибо за кофе, Мадлена! (Снова плачет.) Это жестоко, несправедливо!

Шуберт. Ура! Я проглотил! Все в порядке! (Поднялся и радостно, вприпрыжку бегает по сцене.)

Мадлена(Никола, который принимает все более и более зловещий вид). Не забывай о законах гостеприимства!

Полицейский(Никола, оправдываясь). Я не навязывался вашему другу!.. Клянусь!.. Он сам силком заставил меня войти… Я не хотел, я спешил… Но они оба настаивали…

Мадлена(Никола). Это правда!

Шуберт(бегает и кричит). Ура! Я проглотил, все в порядке, теперь мне можно поиграть!

Никола(холодно и неумолимо). Какая разница? Меня возмущает вовсе не это!

Это сказано таким тоном, что Шуберт прекращает прыгать. Он, Мадлена и полицейский замирают, устремив взор на Никола, как на судью, который должен вынести приговор.

Полицейский(еле ворочая языком). Но из-за чего же тогда, Боже мой, из-за чего? Я вам ничего не сделал!

Шуберт. Никогда не думал, что ты можешь так рассвирепеть, Никола.

Мадлена(полицейскому, с жалостью). Бедняжка. Как блестят твои глаза — весь ужас мира полыхает в них… Как побелело, как исказилось твое милое личико… Бедный, бедный мальчик!..

Полицейский(обезумев). Я поблагодарил вас за кофе, Мадлена? (Никола.) Я только слепое орудие, мсье, солдат, связанный присягой, служебным долгом, но я воспитанный, честный, порядочный человек, я порядочный, мсье!.. И мне только двадцать лет!..

Никола(безжалостно). А мне сорок пять, ну и что из этого?

Шуберт(считает на пальцах). В два с лишним раза…

Никола вытаскивает здоровенный нож.

Мадлена. Никола, опомнись!..

Полицейский. Господи, Господи… (Стучит зубами.)

Шуберт. Он дрожит, ему, наверное, холодно.

Полицейский. Да, мне что-то холодно… Ай-ай!

Никола принимается ходить вокруг него кругами и размахивать ножом.

Мадлена. Странно, отопление прекрасно работает… Никола, не глупи!..

Полицейский, перепуганный насмерть, издает непристойные звуки.

Шуберт(громко). Фу! (Полицейскому.) Делать в штанишки некрасиво!

Мадлена(Шуберту). Ты что, не понимаешь, в каком он состоянии? Поставь себя на его место! (Смотрит на Никола.) Боже, какой взгляд! Он вовсе не шутит!

Никола заносит нож.

Полицейский. Помогите!

Мадлена(ни она, ни Шуберт не двигаются с места). Никола, ты стал весь красный, смотри, как бы тебя не хватил удар! Образумься, Никола, ты ему в отцы годишься!

Никола ударяет полицейского ножом, тот оседает, медленно вращаясь на месте.

Шуберт. Поздно, уже ничего не сделаешь…

Полицейский(оседая). Да здравствует белая раса!

Никола, с перекошенным ртом, наносит второй удар.

Полицейский(так же медленно оседая). Я хотел бы… получить орден, посмертно…

Мадлена(полицейскому). Получишь, дружок, обязательно. Я позвоню президенту…

Никола наносит третий удар.

Мадлена(вскакивает). Да прекрати наконец!..

Шуберт(укоризненно). Никола!

Полицейский(в последний раз поворачивается вокруг своей оси, между тем как Никола застыл с ножом в руке). Я… жертва… долга!.. (Падает, истекая кровью.)

Мадлена(бросается к полицейскому, удостоверяется, что он мертв). Бедняжка, прямо в сердце! (Шуберту и Никола.) Помогите же мне! (Никола бросает окровавленный нож, и они втроем, на виду у безмолвной дамы, переносят тело на диван.) Как ужасно, что это произошло в нашем доме! (Тело покоится на диване. Мадлена приподнимает голову полицейского и подкладывает под нее подушечку.) Вот так! Бедное дитя… (Никола.) Нам будет очень не хватать этого юноши. Зачем ты убил его?.. Ох уж эта твоя безумная ненависть к полиции… Что теперь делать? Кто нам поможет найти Малло? Кто? Ну кто?

Никола. Кажется, я действительно поспешил…

Мадлена. Ага, теперь ты признаешь, вот все вы такие…

Шуберт. Да, все мы такие…

Мадлена. Сделаете что-нибудь сгоряча, а потом жалеете!.. Мы должны найти Малло! Его жертва (показывает на полицейского) не должна оказаться напрасной! Несчастная жертва долга!

Никола. Я найду вам Малло.

Мадлена. Браво, Никола!

Никола(телу полицейского). Нет. Твоя жертва будет не напрасной. (Шуберту.) А ты мне поможешь.

Шуберт. Ну уж нет! Опять все сначала!

Мадлена(Шуберту). Неужели у тебя совсем нет сердца? Надо же сделать для него хоть что-нибудь! (Показывает на полицейского.)

Шуберт(хнычет и топает ногой, как капризный ребенок). Нет! Не хочу! Не хочу-у!

Мадлена. Не люблю непослушных мужей! Как ты себя ведешь?! Бессовестный!

Шуберт продолжает плакать, но уже с покорным видом.

Никола(садится на место полицейского и протягивает Шуберту кусок хлеба). На, ешь, ешь, чтобы заткнуть дыры в памяти!

Шуберт. Я не голоден.

Мадлена. Ты опять? Слушайся Никола!

Шуберт(берет хлеб, кусает). Бо-о-ольно!

Никола(голосом полицейского). Без разговоров! Жуй! Глотай! Жуй! Глотай!

Шуберт(с набитым ртом). Я тоже жертва долга!

Никола. И я!

Мадлена. Мы все жертвы долга! (Шуберту.) Жуй! Глотай!

Никола. Жуй! Глотай!

Мадлена(Шуберту и Никола). Жуйте! Глотайте! Жуйте!

Шуберт(не переставая жевать, Мадлене и Никола). Глотайте! Жуйте! Глотайте!

Никола(Шуберту и Мадлене). Жуйте! Глотайте! Жуйте!

Дама(подходит к ним). Глотайте! Жуйте! Глотайте! Жуйте! Глотайте!

Перевод Н. Мавлевич

ЭТЮД ДЛЯ ЧЕТВЕРЫХ

^{6}

Действующее лица:

Дюпон, одет как Дюран

Дюран, одет как Дюпон

Мартен, одет точно так же

Прекрасная дама — в момент появления на сцене она, по меньшей мере, в шляпе, в накидке или меховой шубе, в перчатках, туфлях, платье и т. д., с сумочкой в руках.

Дюпон. …Нет…

Дюран. Да…

Дюпон. Нет…

Дюран. Да…

Дюпон. Нет…

Дюран. Да…

Дюпон. А я вам говорю — нет… Осторожно, цветы.

Дюран. А я вам говорю — да… Осторожно, цветы.

Дюпон. И все-таки — нет…

Дюран. И все-таки — да… Повторяю вам — да.

Дюпон. Повторяйте на здоровье. Нет, нет и нет. Тридцать два раза — нет.

Дюран. Дюпон, осторожно, — цветы.

Дюпон. Дюран, осторожно, — цветы.

Дюран. Ну вы и зануда… С ума сойти, какой зануда.

Дюпон. Это не я. Это вы. Зануда, зануда, зануда…

Дюран. Сами не знаете, что говорите. И почему это вы говорите, что я зануда. Осторожно, цветы. И вовсе я не зануда.

Дюпон. Еще спрашивает, почему он зануда… Нет, вы меня просто поражаете!

Дюран. Не знаю, поражаю я вас или не поражаю. Может, и поражаю. Но хотелось бы узнать, почему это я зануда. Во-первых, я не зануда…

Дюпон. Не зануда? Не зануда — и это при том, что вы упорствуете, упираетесь, упрямитесь, нудите, — короче, вопреки всем моим доказательствам…

Дюран. Ерунда это, а не доказательства. Они меня не убеждают. Это вы зануда. А я не зануда.

Дюпон. Нет, зануда.

Дюран. Нет.

Дюпон. Да.

Дюран. Нет.

Дюпон. Да.

Дюран. И все-таки — нет.

Дюпон. И все-таки — да.

Дюран. Говорю вам — нет.

Дюпон. Повторяю вам — да.

Дюран. Повторяйте на здоровье. Нет, нет и… НЕТ!

Дюпон. Просто ужас, какой зануда! Сами посудите…

Дюран. Не путайте, это я сказал. Сейчас уроните цветы… Не путайте. Будьте честным человеком, признайте, что зануда — именно вы.

Дюпон. С чего это мне быть занудой? Раз я прав, я не зануда. А поскольку, как вы, должно быть, заметили, я прав, да, — я просто-напросто прав…

Дюран. Почему это правы вы, когда прав я…

Дюпон. Прошу прощения, но прав я…

Дюран. Нет, я.

Дюпон. Нет, я.

Дюран. Нет, я.

Дюпон. Нет, я.

Дюран. Нет, я.

Дюпон. Нет.

Дюран. Нет.

Дюпон. Нет.

Дюран. Нет.

Дюпон. Нет.

Дюран. Нет.

Дюпон. Нет.

Дюран. Нет. Осторожно, цветы.

Мартен(входя). Ну вот, наконец-то вы пришли к согласию.

Дюпон. Вот уж нет… вовсе я с ним не согласен… (Указывает на Дюрана.)

Дюран. Вовсе я с ним не согласен. (Указывает на Дюпона.)

Дюпон. Он отрицает истину.

Дюран. Он отрицает истину.

Дюпон. Он, а не я.

Дюран. Он, а не я.

Дюпон. Осторожно, цветы.

Мартен. Ну, знаете… не будьте такими идиотами… Осторожно, цветы. Совсем не всегда так уж необходимо, чтобы персонажи на сцене были еще глупее, чем в жизни.

Дюран. Да уж какие есть.

Дюпон(Мартену). К тому же меня раздражает ваша дурацкая сигара.

Мартен. Вы, можно подумать, меня не раздражаете — носятся тут как заведенные, руки за спиной, хоть бы в чем друг другу уступили… У меня уже голова от вас кругом идет… и вообще, вы сейчас уроните цветы…

Дюран. Да меня стошнит вот-вот от вашего поганого дыма… Тоже придумал — дымит весь день, как… паровоз.

Мартен. Дымят не только паровозы.

Дюпон(Мартену). Как закопченный паровоз.

Мартен(Дюпону). Весьма банальное сравнение… Никакого воображения.

Дюран(Мартену). У Дюпона, конечно, нет воображения. Но и у вас тоже нет.

Дюпон(Дюрану). И у вас тоже, мой дорогой Дюран.

Мартен(Дюпону). И у вас тоже, мой дорогой Дюпон.

Дюпон(Мартену). И у вас тоже, мой дорогой Мартен.

Дюран(Дюпону). И у вас тоже, мой дорогой Дюпон. И не называйте меня мой дорогой Дюран, потому что я не ваш дорогой Дюран.

Дюпон(Дюрану). У вас тоже, мой дорогой Дюран, нет никакого воображения. И не называйте меня мой дорогой Дюпон.

Мартен(Дюпону и Дорану). Не называйте меня мой дорогой Мартен, я не ваш дорогой Мартен.

Дюпон(Мартену и Дюрану). Не называйте меня мой дорогой Дюпон, я не ваш дорогой Дюпон.

Дюран(Мартену и Дюпону). Не называйте меня мой дорогой Дюран, я не ваш дорогой Дюран.

Мартен. Во-первых, я не мешаю вам своей сигарой, потому что у меня нет сигары… Господа, позвольте мне сказать — вы уж слишком… Слишком. Я человек посторонний, поэтому могу судить объективно.

Дюран. Давайте, судите.

Дюпон. Судите-судите. Поторапливайтесь.

Мартен. Позвольте мне сказать вам со всей откровенностью: таким методом вы ни к какому результату не придете. Сначала надо добиться соглашения хотя бы по одному вопросу и создать, таким образом, базу для дискуссии — только тогда будет возможен диалог.

Дюран(Мартену). С мсье (указывает на Дюпона) на таких условиях никакой диалог не возможен. Условия, которые он предлагает, совершенно неприемлемы.

Дюпон(Мартену). Я вовсе не собираюсь достигать чего бы то ни было какой угодно ценой. И поскольку условия, которые предлагает мне мсье (указывает на Дюрана), более чем бесчестны…

Дюран. Какая наглость… Он смеет утверждать, что мои условия бесчестны…

Мартен(Дюпону). Дайте ему высказаться.

Дюпон(Дюрану). Высказывайтесь.

Мартен. Осторожно, цветы.

Дюпон. Сейчас выскажусь. Если меня действительно хотят выслушать. Если меня действительно хотят понять. Но, поймите меня правильно, чтобы понять кого-то, надо его слушать, чего никак не может понять мсье Дюран, чья непонятливость, впрочем, общеизвестна.

Дюран(Дюпону). Вы смеете говорить, что моя непонятливость общеизвестна, хотя прекрасно знаете, что общеизвестна как раз ваша непонятливость. Это вы всегда отказываетесь меня понять.

Дюпон(Дюрану). Ну вы даете. Ваше лицемерие не лезет ни в какие ворота. Тут бы и трехмесячный младенец понял. Честный младенец. (Мартену.) Нет, вы только послушайте…

Дюран(Дюпону). Ну вы даете… Вы-то как раз и не желаете меня понимать! (Мартену.) Нет, вы слышите, что он городит?

Мартен. Господа, друзья мои, мы теряем время. К делу. Вот вы тут все говорите, говорите, а ничего ведь и не сказали.

Дюпон(Мартену). Что? Это я-то ничего не сказал?

Дюран(Мартену). Что? Это я-то ничего не сказал?

Мартен. Простите, я не то чтобы хотел сказать, что вы ничего не сказали, нет, это не вполне так.

Дюпон(Мартену). Как же вам не стыдно говорить, что мы ничего не сказали, когда вы сами только что сказали, что мы говорим-говорим, а ничего и не сказали, хотя совершенно невозможно говорить и ничего не сказать, потому что всякий раз, когда кто-то что-то сказал, это значит, что он говорил, и, соответственно, когда кто-то говорил, это значит, что он что-то сказал.

Мартен(Дюпону). Допустим, я действительно мог сказать, что вы говорите-говорите, а ничего и не сказали, но этим я вовсе не сказал, что вы всегда так говорите. Ведь можно все сказать, ничего не говоря и ничего не сказать, говоря слишком много. Зависит от ситуации и от человека. Но вы-то что сказали за это время? Ничего, ровным счетом. Спросите кого угодно.

Дюран(перебивает Мартена). Это Дюпон говорил и ничего не сказал, а не я.

Дюпон(Дюрану). Нет, вы.

Дюран(Дюпону). Нет, вы.

Мартен(Дюпону и Дюрану). Нет, вы.

Дюран и Дюпон(Мартену). Нет, вы.

Мартен. Нет.

Дюпон. Да.

Дюран(Дюпону и Мартену). Говорите-говорите, а ничего-то и не сказали.

Дюпон. Я ничего не сказал?

Мартен и Дюран(Дюпону). Именно вы.

Дюпон и Дюран (Мартену). Вы тоже ничего не сказали.

Мартен(Дюпону и Дюрану). Но вы ничего не сказали.

Дюран(Дюпону и Мартену). Но вы ничего не сказали.

Дюпон(Дюрану и Мартену). Но ничего не сказали.

Мартен(Дюрану). Вы.

Дюран(Мартену). Вы.

Дюпон(Дюрану). Вы.

Дюран(Дюпону). Вы.

Дюпон(Мартену). Вы.

Все трое(друг другу). Вы. Вы. Вы…

В эту минуту входит прекрасная дама.

Дама. Добрый день, господа… Осторожно, цветы… (Трое мужчин резко останавливаются и поворачиваются к ней.) И чего это вы ссоритесь… (Жеманно.) Дорогие мои…

Дюпон. Дорогая моя, наконец-то вы пришли! Только вам подвластно изменить создавшееся положение.

Дюран. Да, дорогая, вы увидите, что такое беспредельная лживость…

Мартен(перебивает Дюрана). Да, дорогая, мы сейчас введем вас в курс дела…

Дюпон(Мартену и Дюрану). Я сам введу ее в курс дела, ибо это очаровательное создание — моя невеста…

Прекрасная дама стоит неподвижно, с улыбкой на устах.

Дюран(Мартену и Дюпону). Это очаровательное создание — моя невеста.

Дюпон(даме). Дорогая, скажите этим господам, что вы моя невеста.

Мартен(Дюпону). Вы ошибаетесь, это моя невеста.

Дюран(даме). Дорогая, скажите этим господам, что вы моя…

Дюпон(перебивает его). Ошибаетесь, моя.

Мартен(даме). Дорогая, будьте так любезны, скажите…

Дюран(Мартену). Вы ошибаетесь, это моя невеста.

Дюпон(даме). Дорогая…

Мартен(Дюрану). Ошибаетесь, моя.

Дюран(даме). Дорогая…

Дюпон(Мартену). Ошибаетесь, моя.

Мартен(даме). Дорогая, будьте так любезны, скажите…

Дюран(Дюпону). Ошибаетесь, моя.

Дюпон(даме, изо всех сил тянет ее за руку к себе). О, дорогая…

Дама теряет туфлю.

Дюран(даме, изо всех сил тянет ее к себе за другую руку). Позвольте я вас поцелую. (Дама теряет другую туфлю, а ее перчатка остается в руках у Дюпона.)

Мартен(взяв горшок с цветами, разворачивает даму к себе). Примите от меня этот букет. (Вручает ей горшок.)

Дама. О, благодарю…

Дюпон(разворачивает даму к себе и вручает ей второй горшок). Примите эти божественные цветы. (Дама спотыкается и роняет шляпу.)

Дама. Благодарю, благодарю.

Дюран(повторяя за Мартеном). Эти цветы принадлежат вам, как принадлежит вам мое сердце…

Дама. Ох, я вся горю… (Руки у нее заняты цветами, она роняет сумку.)

Мартен(яростно привлекает ее к себе и вопит). Поцелуй меня, поцелуй меня… (С дамы падает шуба.) Дюран (так же). Поцелуй меня.

Дюпон(так же). Поцелуй меня.

Эта игра продолжается некоторое время. Дама постепенно роняет горшки с цветами, юбка ее расстегивается, одежда разлетается в стороны. Дюпон, Дюран и Мартен вырывают даму друг у друга, она переходит из рук в руки, при этом они также вращаются вокруг стола. По-прежнему не прекращая движения, они отрывают у дамы руку, победно потрясают ею, потом другую руку, потом ногу, грудь…

Дама. Да пошли вы… Оставьте меня в покое.

Дюпон(Мартену). Оставьте ее в покое.

Мартен(Дюрану). Оставьте ее в покое.

Дюран(Дюпону). Оставьте ее в покое.

Каждый(двум другим). Это вас она просит оставить ее в покое.

Дама(всем троим). Оставьте все меня в покое.

Дюран, Дюпон, Мартен(изумленно). Я? Я? Я?

Они останавливаются. Дама, растрепанная, расхристанная, полураздетая, без рук, идет вперед, к публике, подпрыгивая на единственной ноге.

Дама. Дамы и господа, я совершенно с вами согласна. Это полная белиберда.

Перевод М. Зониной

БРЕД ВДВОЕМ

^{7}

Действующие лица:

Она

Он

Солдат

Соседи

Она. Ты мне сулил роскошную жизнь! Так где же она? А я ради твоих прекрасных глаз рассталась с мужем! Боже, какая я была романтическая дура! Да ведь мой муж был в сто раз лучше тебя, обольститель! Он со мной по-глупому не спорил!

Он. Ну я же не нарочно. Ты несешь чепуху, вот я и возражаю. Истина — это моя страсть.

Она. При чем здесь истина? Говорю тебе: разницы нет. Вот и вся истина. Улитка и черепаха — это одно и то же.

Он. Да нет же, это разные животные.

Она. Сам ты животное. Дурак.

Он. От дуры слышу.

Она. Не оскорбляй меня, безумец, мерзавец, обольститель.

Он. Да ты хоть выслушай меня.

Она. Почему это я должна тебя слушать? Семнадцать лет тебя слушаю. Я уже семнадцать лет без мужа, без крыши над головой.

Он. Это тут ни при чем.

Она. А что при чем?

Он. То, о чем мы спорим.

Она. Да нет, тут не о чем спорить. Улитка и черепаха — это одно и то же.

Он. Нет, не одно и то же.

Она. Нет, одно.

Он. Да тебе любой скажет.

Она. Кто — любой? У черепахи есть панцирь? Отвечай.

Он. Ну?

Она. У улитки есть раковина?

Он. Ну?

Она. Разве улитка и черепаха не прячутся в свой домик?

Он. Ну?

Она. Разве черепаха, как и улитка, не медлительна? Разве она не покрыта слизью? Разве у нее не короткое туловище? Разве это не маленькая рептилия?

Он. Ну?

Она. Вот я и доказала. Разве не говорят «со скоростью черепахи» и «со скоростью улитки»? Разве улитка, то есть черепаха, не ползает?

Он. Не совсем так.

Она. Не совсем так — что? Ты хочешь сказать, что улитка не ползает?

Он. Нет, нет.

Она. Ну вот видишь, это то же самое, что черепаха.

Он. Да нет.

Она. Упрямец, улитка! Объясни почему.

Он. Потому что.

Она. Черепаха, то есть улитка, носит свой домик на спине. Этот домик сидит на ней как влитой, потому она и называется улитка.

Он. Слизняк тоже нечто вроде улитки. Это улитка без домика. А черепаха с улиткой не имеет ничего общего. Как видишь, ты не права.

Она. Ну, раз ты так силен в зоологии, объясни мне, почему я не права.

Он. Ну потому что…

Она. Объясни мне, в чем разница, если она вообще есть.

Он. Потому что… разница… Есть и кое-что общее, не могу отрицать.

Она. Почему же ты тогда отрицаешь?

Он. Разница в том, что… В том, что… Нет, бесполезно, ты не хочешь ее замечать, мне уже надоело тебе доказывать, хватит. С меня достаточно.

Она. Ты ничего не хочешь объяснять, потому что не прав. Тебе просто крыть нечем. Если бы ты спорил честно, ты бы так и сказал. Но ты не хочешь справедливого спора и никогда не хотел.

Он. Боже, что за ерунда! Подожди, слизняк относится к классу… то есть улитка… А черепаха…

Она. Нет, хватит. Лучше замолчи. Не могу слышать этот бред.

Он. И я тебя слышать не могу. Ничего не хочу слышать.

Раздается сильный взрыв.

Она. Мы никогда не договоримся.

Он. Где уж нам. (Пауза.) Слушай, а у черепахи есть рожки?

Она. Я не смотрела.

Он. У улитки есть.

Она. Не всегда. Только когда она их показывает. А черепаха — это улитка, которая не показывает рожки. Чем питается черепаха? Салатом. И улитка тоже. Так что это одно животное. Скажи мне, что ты ешь, и я скажу, кто ты. И потом — и черепаху и улитку едят.

Он. Но их же готовят по-разному.

Она. А друг друга они не едят, волки тоже друг друга не едят. Потому что они одного вида. В самом крайнем случае это два подвида. Но все равно это один вид, один вид.

Он. Вид у тебя идиотский.

Она. Что ты говоришь?

Он. Что мы с тобой принадлежим к разным вицам.

Она. Заметил наконец.

Он. Заметил-то я сразу, но слишком поздно. Надо было заметить раньше, пока мы не познакомились. Накануне заметить. С первого дня было ясно, что нам друг друга не понять.

Она. Оставил бы меня с моим мужем, в моей семье, сказал бы, что так будет лучше, о долге бы мне напомнил. Мой долг… я выполняла его с радостью, это было чудесно.

Он. Дернул тебя черт ко мне уходить!

Она. Ты меня дернул! Обольстил! Семнадцать лет уже! Что я тогда понимала? От детей ушла. Правда, детей не было. Но могли быть. Сколько бы захотелось, столько бы и было. У меня были бы сыновья, я жила бы под их защитой. Семнадцать лет!

Он. Будут другие семнадцать лет. Еще на семнадцать лет пороху хватит.

Она. Ты же не хочешь признать очевидного. Во-первых, слизняк свой домик просто не показывает. Так что это улитка. А значит, черепаха.

Он. Ага, вспомнил, улитка — это моллюск, брюхоногий моллюск.

Она. Сам ты моллюск. Моллюск мягкий. Как черепаха. Как улитка. Никакой разницы. Если улитку напугать, она спрячется в свой домик, и черепаха тоже. Вот и выходит, что это одно животное.

Он. Ладно, будь по-твоему, сколько лет ругаемся из-за черепахи и улитки…

Она. Улитки и черепахи.

Он. Как угодно, сил нет все это слушать. (Пауза.) Я тоже ушел от жены. Правда, мы тогда уже развелись. Будем утешаться тем, что до нас это случалось с тысячами людей. Разводиться не следует. Если бы я не женился, я бы не развелся. Не знаешь, как лучше.

Она. Да, с тобой никогда не знаешь. Ты на все способен. Ты ни на что не способен.

Он. Жизнь без будущего — это жизнь без будущего. Это не жизнь.

Она. Некоторым везет. Везучим везет, а невезучим — не везет.

Он. Мне жарко.

Она. А мне холодно. Не вовремя тебе жарко.

Он. Вот, опять непонимание. Вечное непонимание. Я открою окно.

Она. Ты хочешь меня заморозить. Ты меня погубишь.

Он. Зачем мне тебя губить, я вздохнуть хочу.

Она. Но ведь ты же говорил, что нужно смириться с духотой.

Он. Когда я это говорил? Не мог я такого сказать!

Она. Нет, мог. В прошлом году. Мелешь Бог знает что. Сам себе противоречишь.

Он. Я себе не противоречу. Просто тогда было другое время года.

Она. Когда тебе холодно, ты мне не даешь окно открывать.

Он. Вот твой главный недостаток: когда мне холодно, тебе жарко, когда мне жарко — тебе холодно. Если одному жарко, другому обязательно холодно.

Она. Если одному холодно, другому обязательно жарко.

Он. Нет, если одному жарко, другому обязательно холодно.

Она. Это потому, что ты не такой, как все.

Он. Я не такой, как все?

Она. Да. К несчастью, ты не такой, как все.

Он. Нет. К счастью, я не такой, как все.

Взрыв.

Она. К несчастью.

Взрыв.

Он. К счастью.

Взрыв.

Взрыв. Я не обычный человек, я не похож на всех этих болванов. На этих болванов, с которыми ты якшаешься.

Взрыв.

Она. Надо же, взрыв.

Он. Я не человек без роду, без племени! Мне случалось быть гостем принцесс, у которых были декольте до пупа, прикрытые сверху корсажем, а то они были бы вовсе нагишом. Меня посещали гениальные мысли, и я бы их записал, если бы меня попросили. Я мог бы стать поэтом.

Она. Не воображай, будто ты умнее других; я тоже в это поверила в минуту безумия. Нет, неправда. Я просто сделала вид, что поверила. Ты меня обольстил, вот и поверила. Но все равно ты кретин.

Он. Кретинка!

Она. Кретин! Обольститель!

Он. Не оскорбляй меня. Не зови меня обольстителем. Бесстыдница.

Она. Это не оскорбление. Я просто вывожу тебя на чистую воду.

Он. Я тоже тебя выведу на чистую воду. Дай-ка я сотру твою штукатурку. (Наотмашь бьет ее по лицу.)

Она. Мерзавец! Обольститель! Обольститель!

Он. Осторожно… берегись!

Она. Дон Жуан! (Дает ему пощечину.) Прекрасно!

Он. Замолчи!.. Послушай!

Шум на улице становится сильнее, слышны крики, выстрелы, причем теперь они раздаются ближе, чем раньше, то есть прямо под окном. Мужчина, собиравшийся резко ответить на оскорбление, внезапно замирает, женщина тоже.

Она. Что там еще такое? Открой же окно. Посмотри.

Он. Ты только что говорила, что не надо его открывать.

Она. Сдаюсь. Смотри, какая я лапочка.

Он. Да, лгунья, на сей раз ты не врешь. Впрочем, тебе не будет холодно. По-моему, потеплело. (Открывает окно и выглядывает на улицу.)

Она. Что там?

Он. Ничего. Трое убитых.

Она. Кто именно?

Он. По одному с каждой стороны. И еще один прохожий, сохранявший нейтралитет.

Она. Не стой у окна. Они тебя пристрелят.

Он. Сейчас закрою. (Закрывает окно.) Кстати, здесь уже не стреляют.

Она. Значит, они ушли.

Он. Дай посмотрю.

Она. Не открывай окно.

Он открывает окно.

Почему они отошли? Как ты думаешь? Закрой окно. Мне холодно.

Он закрывает окно.

С ума сойдешь от жары.

Он. Они все-таки следят друг за другом. Смотри, видишь две головы с той стороны и с этой? На улицу пока не пойдем. Выходить еще нельзя. Мы потом решим, как быть. Завтра.

Она. Прекрасный повод опять ничего не решать.

Он. Что поделаешь.

Она. И ведь это так дальше и будет. То ураган, то забастовка на железной дороге, потом грипп, потом война. А когда нет войны, все равно война. Ах! Все так просто. А кто знает, что нас ждет? Догадаться нетрудно.

Он. Что ты все то одну прическу делаешь, то другую? Ты и так красивая, красивее не будешь.

Она. Ты же не любишь, когда я плохо причесана.

Он. Сейчас не время кокетничать. Совершенно не ко времени.

Она. Я опережаю свое время. Я наряжаюсь для прекрасного будущего.

Окно пробивает пуля.

Он и Она. Ах! Видел? Видела?

Она. Тебя не ранило?

Он. Тебя не ранило?

Она. Я же тебе говорила: закрой ставни.

Он. Я подам жалобу домовладельцу. Как он это допускает? Где он вообще? На улице, ясное дело, развлекаться пошел. Ох, люди, люди!

Она. Ну закрой ставни.

Он закрывает ставни. Становится темно.

Послушай, зажги свет. Не сидеть же в темноте.

Он. Ты же просила закрыть ставни. (В темноте направляется к выключателю и натыкается на какой-то предмет обстановки.) Ай! Больно!

Она. Раззява.

Он. Так, так, ругайся. Где эта чертова штука? В этом доме не сразу поймешь что к чему. Выключатели Бог знает где. Место меняют как живые.

Она встает в темноте к выключателю, натыкается на него.

Она. Мог бы и поосторожнее.

Он. Ты тоже.

Ей удается зажечь свет.

Она. Ты мне на лбу шишку набил.

Он. Ты мне на ногу наступила.

Она. Это ты нарочно.

Он. Это ты нарочно.

Оба садятся. Он на один стул. Она на другой. Пауза.

Если бы мы не встретились и не познакомились, что бы я делал? Наверное, стал бы художником. А может, занялся бы чем-нибудь другим. Может, объехал бы весь свет, может, сохранил бы молодость.

Она. Ты умер бы в доме престарелых. А может быть, мы бы все равно встретились. Может быть, по-другому и быть не могло. Как теперь узнаешь?

Он. Возможно, я не спрашивал бы себя, зачем живу. А возможно, и нашлись бы резоны для хандры.

Она. Я бы смотрела, как растут мои дети. А может, снялась бы в кино. Жила бы в прекрасном замке, среди цветов. И занималась бы… Чем бы я занималась? Кем бы я была?

Он. Я пошел. (Берет шляпу, направляется к двери, но тут раздается сильный шум. Он останавливается перед дверью.) Слышишь?

Она. Не глухая. Что это?

Он. Граната. Они пошли в атаку.

Она. Даже если тебе хватит решимости, ты там все равно не пройдешь. Мы между двух огней. Зачем ты снял квартиру на границе двух кварталов?

Он. Ты сама хотела здесь жить.

Она. Вранье!

Он. У тебя память отшибло или ты нарочно притворяешься? Ты хотела здесь жить, потому что из окна красивый вид. Ты говорила, что это возбудит во мне новые мысли.

Она. Что это ты выдумал?

Он. Нельзя было предвидеть… Ничто не предвещало…

Она. Вот видишь, сам признался, что дом выбирал ты.

Он. Как это я, когда у меня и в мыслях ничего подобного не было?

Она. Мы это сделали просто так.

Шум за стенами квартиры усиливается. На лестнице крики и топот.

Поднимаются сюда. Закрой дверь получше.

Он. Дверь закрыта. Она плохо закрывается.

Она. Все-таки закрой получше.

Он. Они на площадке.

Она. На нашей?

Стук в дверь.

Он. Успокойся, это не за нами. Они стучатся в дверь напротив.

Оба прислушиваются, стук не стихает.

Она. Их уводят.

Он. Поднимаются наверх.

Она. Спускаются.

Он. Нет, поднимаются.

Она. Говорю тебе, спускаются.

Он. Обязательно тебе надо настоять на своем. Я же сказал, поднимаются.

Она. Спускаются. Ты даже не понимаешь, откуда шум. Это от страха.

Он. Какая разница, спускаются или поднимаются? В следующий раз придут за нами.

Она. Надо забаррикадироваться. Шкаф. Задвинь дверь шкафом. А говоришь, у тебя есть какие-то мысли.

Он. Я не говорил, что у меня есть мысли. Впрочем…

Она. Ну что ты стоишь, двигай шкаф.

Они берутся за шкаф, стоящий справа, и задвигают им левую дверь.

Так все же спокойнее. Хоть чуть-чуть.

Он. Ничего себе покой. Скажешь тоже.

Она. Да уж, какой с тобой покой.

Он. Почему это со мной нет покоя?

Она. Раздражаешь ты меня. Нет, не раздражаешь. Нет, все-таки раздражаешь.

Он. Ничего не буду говорить, ничего не буду делать. Чего-то делать не буду тем более. Тебя все выводит из себя. Я же знаю, о чем ты думаешь.

Она. О чем я думаю?

Он. О чем думаешь, о том и думаешь.

Она. Инсинуации, коварные намеки.

Он. Почему коварные?

Она. Все инсинуации коварные.

Он. Это вовсе не инсинуации.

Она. Нет, инсинуации.

Он. Нет.

Она. Да.

Он. Нет.

Она. Если это не инсинуации, то что это?

Он. Чтобы утверждать, что это инсинуации, надо знать, что такое инсинуации. Дай мне определение инсинуации; я требую определения.

Она. Смотри, они спустились вниз и увели с собой верхних соседей. Они уже не кричат. Что с ними сделали?

Он. Наверное, горло перерезали.

Она. Интересная мысль, хотя нет, совсем не интересная, а почему им горло перерезали?

Он. Не пойду же я спрашивать. Не те обстоятельства.

Она. А может, вовсе и не перерезали горло. Может, с ними как-нибудь иначе обошлись.

На улице крики, шум, стены содрогаются.

Он. Слышишь?

Она. Видишь?

Он. Видишь?

Она. Слышишь?

Он. Они все заминировали.

Она. Скоро мы снова окажемся в подвале.

Он. Или на улице. И ты простудишься.

Она. Нет, уж лучше в подвале. Туда можно отопление провести.

Он. Там спрятаться можно.

Она. Туда они не придут.

Он. Почему?

Она. Подвал слишком глубокий. Они не подумают, что люди вроде нас или не совсем вроде нас могут жить в бездне, как звери.

Он. Они все обыскивают.

Она. Так ведь ты можешь скрыться. Я тебя не держу. Подыши воздухом, воспользуйся случаем изменить свое существование. Посмотри, существует ли иное существование.

Он. Момент неподходящий. Холодно, и дождь идет.

Она. Ты же говорил, что только мне холодно.

Он. А теперь мне холодно. Холодный пот прошибает. Имею же я на это право.

Она. Ну конечно, ты на все имеешь право. Это я ни на что права не имею. Даже сказать, что мне жарко. Посмотри, что за жизнь ты мне устроил. Взгляни хорошенько. Посмотри, каково мне туг, в твоем обществе. (Указывает на закрытые ставни, на дверь, задвинутую шкафом.)

Он. Это какой-то бред, не будешь же ты утверждать, будто все эти ужасы происходят по моей вине.

Она. Я только считаю, что ты должен был это предвидеть. Во всяком случае, сделать так, чтобы это случилось не при нас. Ты воплощение невезения.

Он. Хорошо. Исчезаю. Дай мне шляпу. (Собирается идти за шляпой.)

В это время сквозь закрытые ставни влетает граната и падает на пол посреди комнаты. Они рассматривают гранату.

Она. Смотри, панцирь черепахи-улитки.

Он. У улитки нет панциря.

Она. А что у нее есть?

Он. Раковина, наверное.

Она. Это одно и то же.

Он. Ой! Да ведь это граната!

Она. Граната! Она сейчас взорвется, затопчи фитиль!

Он. У нее нет фитиля. Смотри, не взрывается.

Она. Прячься скорее! (Прячется в угол.)

Он направляется к гранате.

Тебя убьет. Осторожно, безумец.

Он. Не оставлять же ее посреди комнаты. (Берет гранату, выбрасывает ее в окно.)

За окном раздается взрыв.

Она. Вот видишь, взорвалась. Наверное, в доме она бы не взорвалась, здесь кислорода мало. А на свежем воздухе взрывается. Вдруг ты кого-нибудь убил? Ты убийца!

Он. Ну, там такое делается, что никто и не заметит. Во всяком случае, мы и на сей раз уцелели.

На улице сильный шум.

Она. Теперь наверняка начнутся сквозняки.

Он. Закрыть ставни — мало. Надо еще окна матрасом заткнуть, давай сюда матрас.

Она. Почему ты не продумал все заранее; ты всегда находишь выход, когда уже поздно.

Он. Лучше поздно, чем никогда.

Она. Философ, безумец, обольститель. Поворачивайся, давай матрас. Помоги мне.

Они снимают с кровати матрас и загораживают им окно.

Он. А спать на чем будем?

Она. Это ты виноват, даже второго матраса в доме нет. У моего бывшего мужа их было полно. Уж чего-чего, а этого в доме хватало.

Он. Так ведь он сам их делал, на продажу. Немудрено, что у вас их было навалом.

Она. Как видишь, в подобной ситуации это мудрено.

Он. А в других ситуациях немудрено. Веселенький у вас, наверное, был дом — всюду матрасы.

Она. Он был не просто мастер. Он был матрасник-ас. Делал их из любви к искусству. А что ты делаешь из любви ко мне?

Он. Из любви к тебе я с тоски дохну.

Она. Не большой подвиг.

Он. Это как посмотреть.

Она. Во всяком случае, это не утомительно. Лентяй ты.

Снова шум, дверь справа падает. Через дверной проем в комнату проникает дым.

Он. Ну, это уж слишком. Не успеешь одну закрыть, другая тут же открывается.

Она. Я из-за тебя заболею. Я уже больна. У меня с сердцем плохо.

Он. Или падает.

Она. Попробуй только скажи, что ты тут ни при чем.

Он. Я за это не отвечаю.

Она. Ты никогда ни за что не отвечаешь!

Он. По логике вещей так и должно было случиться.

Она. По какой логике?

Он. По логике вещей, таков объективный порядок вещей.

Она. Что с дверью будем делать? Почини ее.

Он(выглядывая в дверной проем). Соседей нет дома. Наверное, отдыхать уехали. А дома взрывчатку забыли.

Она. Есть хочется и пить. Посмотри, у них нет чего-нибудь?

Он. Может, попробовать выйти? У них в квартире есть дверь, которая выходит в переулок, там потише.

Она. Тебе лишь бы уйти. Подожди. Я шляпу надену.

Он выходит направо.

Ты где?

Он(из кулисы). Здесь не пройдешь. Стена обвалилась, я так и думал. Всю площадку засыпало. Камней целая гора. (Входит.) Тут хода нет, подождем, пока на нашей улице затихнет. Тогда шкаф отодвинем и выйдем.

Она. Пойду посмотрю. (Выходит.)

Он. Надо было мне раньше уйти. Три года назад. Или год назад, или даже на прошлой неделе. Мы с женой были бы теперь далеко. Помирились бы. Правда, она замужем. Ну, значит, с другой. В горах. Я пленник несчастной любви. И любви запретной. Будем считать, что я получил по заслугам.

Она(возвращаясь). Что ты там бормочешь? Опять упреки?

Он. Я просто думаю вслух.

Она. Я у них в буфете колбасу нашла. И пиво. Бутылка треснула. Где тут можно поесть?

Он. Где хочешь. Давай сядем на пол. А вместо стола возьмем стул.

Она. Боже мой, мир навыворот!

Они садятся на пол, поставив между собой стул. С улицы слышен шум. Раздаются крики и выстрелы.

Они наверху. На этот раз сомневаться не приходится.

Он. Ты же говорила, что они спускаются.

Она. Но я не сказала, что они не поднимутся опять.

Он. Можно было догадаться.

Она. Ну хорошо, что я, по-твоему, должна делать?

Он. Я вообще не говорил, что ты должна что-нибудь делать.

Она. Какое счастье, хоть что-то разрешил.

В потолке образуется дыра, через нее падает статуэтка, попадает на бутылку с пивом, разбивает бутылку и разбивается сама.

Мое платье! Самое лучшее. Единственное платье. На мне хотел жениться знаменитый модельер.

Он(собирая осколки статуэтки). Это копия Венеры Милосской.

Она. Надо будет подмести. И платье вычистить. Кто теперь его покрасит? Все вокруг воюют. Для них это отдых. (Глядя на осколки статуэтки.) Это не Венера Милосская, это статуя Свободы.

Он. Ты же видишь, что у нее нет руки.

Она. Рука сломалась при падении.

Он. Ее и раньше не было.

Она. Что это доказывает? Ничего не доказывает.

Он. Говорю тебе, это Венера Милосская.

Она. Нет.

Он. Да посмотри же.

Она. У тебя везде одни Венеры. Это статуя Свободы.

Он. Это статуя Красоты. Красота — это моя любовь. Я мог бы быть скульптором.

Она. Она прекрасна, твоя красота.

Он. Красота всегда прекрасна. За редким исключением.

Она. Исключение — это я. Ты это хотел сказать?

Он. Не знаю, что я хотел сказать.

Она. Вот видишь, опять оскорбления.

Он. Я хотел тебе доказать, что…

Она(прерывая его). Хватит с меня доказательств, оставь меня в покое.

Он. Это ты меня оставь в покое. Я жажду покоя.

Она. Я тоже жажду покоя. Да разве с тобой дождешься!

Сквозь стену в комнату влетает осколок бомбы и падает на пол.

Сам видишь, не дождешься.

Он. Да, покоя здесь ждать не приходится; но это от нас не зависит. Это объективно невозможно.

Она. Мне надоела твоя страсть к объективности. Займись лучше гранатой, она взорвется… как та…

Он. Да ведь это же не граната. (Трогает осколок ногой.)

Она. Тихо, мы из-за тебя погибнем, и всю комнату разнесет.

Он. Это осколок бомбы.

Она. А бомба должна взрываться.

Он. Осколок — это уже результат взрыва. И больше нечему взрываться.

Она. Перестань издеваться.

Влетает еще один осколок и разбивает зеркало на туалетном столике.

Он и мне зеркало разбили, разбили зеркало.

Он. Тем хуже.

Она. Как теперь причесываться? Ты, конечно, опять скажешь, что я кокетка.

Он. Ешь лучше колбасу.

Наверху снова поднимается шум. С потолка сыплется. Он и она прячутся под кровать. Шум на улице становится громче. Слышны пулеметные очереди и крики «Ура!». Мужчина и женщина сидят под кроватью лицом к публике.

Она. Когда я была маленькая, я была ребенком. Дети моего возраста тоже были маленькие. Маленькие мальчики, маленькие девочки. Мы были разного роста. Были самые маленькие, самые большие, блондины, брюнеты и ни блондины, ни брюнеты. Мы учились читать, писать, считать. Учили вычитание, деление, умножение, сложение. Потому что мы ходили в школу. Некоторые учились дома. Невдалеке было озеро. Там плавали рыбы, рыбы живут в воде. Не то что мы. Мы не можем жить в воде, даже пока мы дети, хотя должны бы. Почему бы нет?

Он. Если бы я изучал технику, я стал бы техником. Делал бы разные штуки. Сложные штуки. Очень сложные штуки, все сложнее и сложнее, это облегчило бы мне жизнь.

Она. Ночью мы спали.

С этого момента потолок начинает осыпаться. В конце пьесы не останется ни потолка, ни стен. Вместо них взору зрителя предстанут лестницы, силуэты, возможно знамена.

Он. Радуга, две радуги, три радуги. Я их считал. Иногда бывало и больше. Я задавал себе вопрос. Надо было отвечать на вопрос. Какой вопрос я себе задавал? Не помню. Но чтобы получить ответ, должен же я был задавать себе вопрос… Вопрос. Как можно получить ответ, если не задан вопрос? Итак, я задавал вопрос, несмотря ни на что, я не знал, что это за вопрос, но все же задавал его. Это было безобиднейшее занятие. Тот, кто знает вопрос, хитрец… Спросим себя, ответ зависит от вопроса или вопрос зависит от ответа. Это другой вопрос. Нет, тот же самый. Радуга, две радуги, три радуги, четыре…

Она. Жульничество все это!

Он прислушивается к шуму, наблюдая, как сверху сыплется штукатурка и как через всю комнату проносятся совершенно немыслимые метательные снаряды: осколки чашек, чубуки от трубок, головы кукол и т. д.

Он. Некоторые не хотят умирать сами. Они предпочитают, чтобы их убивали. Им не терпится. А может быть, им это нравится.

Она. Может, тогда им кажется, что это еще не настоящая смерть.

Он. Так, наверное, проще. Так веселее.

Она. Это и называется обществом.

Он. Они приканчивают друг друга.

Она. Сначала приканчивают одни, потом другие. Одновременно это никак не получится.

Он(снова погружаясь в воспоминания). Я стоял на пороге. Я смотрел.

Она. У нас там был лес, а в нем деревья.

Он. Какие деревья?

Она. Которые росли. Росли быстрее нас. С листьями. Осенью листья опадают.

Невидимые снаряды пробивают стену, оставляя большие дыры. С потолка сыплется на кровать.

Он. Ай!

Она. Что с тобой? Ты же не ранен!

Он. Ты тоже не ранена.

Она. Так что с тобой?

Он. Меня могло ранить.

Она. Очень на тебя похоже. Всегда ворчишь.

Он. Это ты всегда ворчишь.

Она. Не кивай на других, ты всегда боишься за свою шкуру. Вечно боишься, чтобы не сказать трусишь. Лучше приобрел бы профессию, было бы на что жить. Профессионал всем нужен. А во время войны он не подлежит призыву.

Сильный шум на лестнице.

Она. Возвращаются. Теперь уж это к нам.

Он. Видишь, я не зря беспокоюсь.

Она. Обычно зря.

Он. Но не в этот раз.

Она. Как всегда, хочешь доказать мне, что ты прав.

Снаряды больше не пролетают.

Он. Кончилось.

Она. Наверное, передышка.

Они вылезают из-под кровати. Рассматривают пол, усыпанный снарядами, проломы в стене, которые все время увеличиваются.

Может быть, здесь можно пройти? (Показывает на пролом в стене.) Куда она выходит?

Он. На лестницу.

Она. На какую лестницу?

Он. На лестницу, которая выходит во двор.

Она. На лестницу, которая выходит в какой двор?

Он. Выходит на лестницу, которая выходит во двор, который выходит на улицу.

Она. Который выходит на какую улицу?

Он. Который выходит на улицу, где идет бой.

Она. Итак, мы в тупике.

Он. Значит, лучше никуда не ходить. Не надевай шляпу. Шляпу надевать не стоит.

Она. Ты всегда находишь неудачный выход. Почему ты собираешься выйти там, где выхода нет?

Он. Я собирался выйти, если выйти возможно.

Она. Тоща не надо рассматривать возможность выхода.

Он. Я не утверждал, что рассматриваю возможность выхода. Я утверждал, что рассматривал бы ее только в том случае, если возможность была бы возможна.

Она. Мне не нужны уроки логики. В логике я посильнее тебя. Всю жизнь тебе это доказываю.

Он. Ты слабее.

Она. Я сильнее.

Он. Слабее.

Она. Сильнее, гораздо сильнее.

Он. Замолчи.

Она. Ты мне рот не заткнешь.

Он. Лучше замолчи и послушай.

Крики на лестницах и на улице.

Она. Что они делают?

Он. Они поднимаются… поднимаются, их много.

Она. Они посадят нас в тюрьму. Они меня убьют.

Он. Мы ничего не сделали.

Она. Мы ничего не сделали.

Он. Потому и посадят.

Она. Мы не вмешивались в их дела.

Он. Вот потому и посадят, я же говорю.

Она. А если бы мы вмешались, они бы нас убили.

Он. Тогда мы были бы уже мертвы.

Она. Это утешает.

Он. Все же мы пережили бомбежку. Бомбежка кончилась.

Она. Они поднимаются.

Он. Поднимаются.

Она. Они поют.

Сквозь проломы в стене видны силуэты поднимающихся людей, слышно пение.

Он. Бой закончился.

Она. Это пение победителей.

Он. Они победили.

Она. Кого победили?

Он. Не знаю. Но они выиграли битву.

Она. Кто выиграл?

Он. Тот, кто не проиграл.

Она. А тот, кто проиграл?

Он. Тот не выиграл.

Она. Остроумно. Я и сама об этом догадывалась.

Он. Все-таки в логике ты кое-что смыслишь. Не много, но кое-что.

Она. А что делают те, кто не выиграл?

Он. Либо погибли, либо рыдают.

Она. Почему рыдают?

Он. Их мучают угрызения совести. Они были не правы. Они это признают.

Она. Почему не правы?

Он. Не правы, потому что проиграли.

Она. А те, что выиграли?

Он. Они правы.

Она. А если никто не выиграл и не проиграл?

Он. Наступает непрочный мир.

Она. И что тогда?

Он. Приходят серые дни. И все ходят красные от гнева.

Она. Во всяком случае, опасность миновала. По крайней мере пока.

Он. Тебе больше нечего бояться.

Она. Это тебе нечего бояться. Тебя била дрожь.

Он. Не так, как тебя.

Она. Я не так испугалась, как ты.

Матрас падает. В окно видны знамена. Иллюминация. Вспышки ракет.

Черт возьми! Все сначала. И именно когда матрас упал. Прячься под кровать.

Он. Да нет же. Это просто праздник. Они празднуют победу. Они шествуют по улицам. И, наверное, получают от этого удовольствие. Может быть.

Она. Они не заставят нас к ним присоединиться? Оставят нас в покое? В мирное время они никого не оставляют в покое.

Он. Все-таки так спокойнее. Лучше. Несмотря ни на что.

Она. Нет, не хорошо. Плохо.

Он. Плохо — это еще не самое худшее.

Она(презрительно). Опять твоя философия. Ты неисправим. Жизнь не сделала тебя мудрее. Ты просто стал больше философствовать. Ты, кажется, собирался выйти на улицу? Иди, пожалуйста.

Он. Не при любом развитии событий. Если я там сейчас появлюсь, они станут мне докучать, так что пусть они сперва разойдутся по домам, а я уж здесь поскучаю. А ты иди, если хочешь, я тебе не мешаю.

Она. Ясно, что тебе надо.

Он. Что мне нужно?

Она. Вышвырнуть меня на улицу.

Он. Это ты хочешь вышвырнуть меня на улицу.

Она(разглядывая искореженные стены). Ты меня уже выставил. Мы на улице.

Он. Да, но не совсем.

Она. Они веселятся, едят, пьют, шатаются по улицам, они ужасны, на все способны, могут на меня наброситься, на бедную женщину. Нет уж, все же не с кем попало. Я предпочла бы иметь дело с полным идиотом. Он хоть планов не строит.

Он. Именно за это ты меня упрекала.

Она. И сейчас упрекаю.

Он. Что они еще там задумали? Молчат. Долго так продолжаться не может. Я хорошо их знаю, слишком хорошо. Когда они что-то задумали — это страшно, но когда идей нет, они изо всех сил начинают выдумывать, что бы такое совершить. И Бог знает что выдумают; от них всего можно ожидать. Бывает, что, ввязавшись в бой, они еще не знают, за что бьются. Доводы приходят потом. Они вечно в плену ходячих истин. А впрочем, не всегда. Так или иначе, события развиваются в определенном направлении. Не успеет кончиться одна заваруха, сразу начинается другая. Что они еще сделают? Что придумают?

Она. Придумай за них. Ты просто не можешь. Ты не хочешь пошевелить мозгами, это не представляет для тебя интереса. Почему это не представляет для тебя интереса? Придумай за них мотивировки, раз тебе кажется, что им недостает мотивировок.

Он. Мотивировок не существует.

Она. Но это не мешает людям буйствовать, ни на что другое они не годятся.

Он. Слышишь, как тихо? Они больше не поют. Что они задумали?

Она. А нам-то что? Опасность, конечно, остается. Раз ты говоришь, что это не твое дело, живи в четырех стенах, твое место здесь. (Обводит дом округлым жестом.) Если бы ты захотел… но от тебя не дождешься никакого толку. У тебя нет воображения. Мой муж был гений. Я плохо сделала, что ушла к любовнику, тем хуже для меня.

Он. По крайней мере, они ушли с миром.

Она. Правильно. Грянул мир. Они объявили мир. А нам что делать? Что нам делать?

На улице небольшой шум.

Он. Все же раньше было лучше. Еще оставалось время.

Она. Раньше чего?

Он. Раньше, чем это началось… Раньше, чем это не началось.

Она. Раньше, чем кто не начал что?

Он. Раньше, чем ничего не было, раньше, чем что-то было.

Она. Как починить дом?

Он. И я себя об этом спрашиваю.

Она. Выкручиваться — это твоя забота.

Он. Мастера теперь не найдешь, они все на празднике. Они развлекаются, а у нас нет крыши над головой. То они не могли выполнять свои обязанности из-за войны, теперь из-за мира, а результат один. И в том и в другом случае их никогда нет там, где нужно.

Она. Потому что они сразу везде.

Шум постепенно стихает.

Он. Непросто не быть нигде.

Она. Стало тише. Ты слышишь, стало тише.

Он. Когда ничего не происходит, все происходит очень быстро.

Шум полностью прекращается.

Она. Полная тишина.

Он. Правда. Наверняка они сейчас устроят шум. Сомневаться не приходится.

Она. Они не умеют себя вести. Зачем все это?

Он. Чтобы прожить жизнь.

Она. Мы тоже живем.

Он. Их жизнь не такая бессмысленная. Мне кажется, они скучают по-другому. Есть много способов скучать.

Она. Своим ты никогда не доволен. Всегда всем завидуешь. Надо бы отремонтировать дом. Нельзя же так жить. Как бы мой муж-матрасник был сейчас кстати.

Из пролома в стене высовывается голова солдата.

Солдат. Здесь нет Жанетты?

Он. Какой Жанетты?

Она. Здесь нет Жанетты. Здесь нет никакой Жанетты.

Справа из дверного проема появляются соседи.

Сосед. А вот и мы. Ну надо же! Вы все время были здесь?

Соседка. Здесь, наверно, было интересно.

Сосед. Мы отдыхали, ничего не знали. Но и там мы здорово развлеклись.

Соседка. Нам угодить нетрудно. Развлечься можно везде, был бы конфликт.

Она. Придется вам чинить свою дверь.

Он(солдату). Здесь нет Жанетты, нет никакой Жанетты.

Солдат. Что же случилось? Она сказала, что будет здесь.

Он(солдату). Это не мое дело, занимайтесь своим делом.

Солдат. Вот я и занимаюсь.

Она(ему). Надо прибраться, помоги мне. Потом погуляешь.

Он. Потом погуляешь.

Он и она(вместе). Потом погуляем.

Она(ему). Загороди окно матрасом. Как следует, пожалуйста.

Он. Зачем? Опасность миновала.

Она. Да, но сквозняки не миновали. И еще есть грипп, микробы, и вообще на всякий случай.

Солдат. Вы не знаете, кто мог ее видеть?

Она загораживает дыру, из которой выглядывает солдат, кроватью, потом они закрывают дверь за соседями. Сверху слышен шум пилы.

Она. Слышишь, опять начинается. Я же сказала, что начнется. А ты не верил. И, как видишь, я оказалась права.

Он. Ты не права.

Она. И ты будешь утверждать, что ты мне не противоречишь? Ты же только что доказал обратное!

Он. Там все тихо.

Сверху медленно спускаются обезглавленные тела, висящие на веревках, и кукольные головы без туловищ.

Она. Что это? (Убегает, так как ее головы коснулись ноги одного из тел.) Ай! (Трогает одну голову, рассматривает другие.) Просто красавчики! Скажи, что это значит? Отвечай! Ты же такой болтун. И вдруг онемел. Что это?

Он. Ты не слепая. Это тела без головы и головы без тел.

Она. Слепая я была, когда встретила тебя. Я тебя не разглядела. Когда я на тебя гляжу, мне ослепнуть хочется.

Он. И мне, на тебя глядя, ослепнуть хочется.

Она. Раз ты не слепой и не полный идиот, объясни… Ай! Они как сталактиты. Почему? Ты видишь, конфликт еще не исчерпан.

Он. Исчерпан. Они творят справедливость в безмятежном покое. Там наверху гильотина. Посмотри, сразу видно, что наступил мир.

Она. Что нам делать? Вот влипли!

Он. Плевать!.. Лучше спрячемся.

Она. Помоги мне. Лентяй! Обольститель!

Они затыкают окно матрасом, баррикадируют двери, причем сквозь разрушенные стены все время видны силуэты и слышны фанфары.

Он. Черепаха!

Она. Улитка!

Обменявшись пощечинами, они снова принимаются за работу.

Перевод Е. Дюшен

МАКБЕТ

^{8}

Действующие лица:

Дункан

Леди Дункан

Макбет

Леди Макбет

Первая ведьма

Вторая ведьма

Придворная дама

Гламис

Кандор

Банко

Монах

Епископ

Макол

Служанка

Офицер

Солдаты

Гости во дворце

Охотник за бабочками

Женщины, мужчины

Продавец напитков, старьевщик и др.

Гламис(поворачиваясь к Кандору). Привет, барон Кандор.

Кандор(поворачиваясь к Гламису). Привет, барон Гламис.

Гламис. Послушайте, Кандор!

Кандор. Послушайте, Гламис!

Гламис. Так дальше не пойдет.

Они явно обозлены, их злость и сарказм нарастают, с каждой репликой они заводятся все больше.

Гламис(саркастически). Наш монарх…

Кандор(так же). Дункан, эрцгерцог Дункан, любименький наш, ха-ха!

Гламис. Это точно. Любименький. И даже слишком.

Кандор. И даже слишком.

Гламис. К чертям Дункана!

Кандор. К чертям Дункана!

Гламис. Во время охоты он топчет мои земли.

Кандор. Дорогое удовольствие…

Гламис. Государству все по карману.

Кандор. Государство — это он.[26]

Гламис. Я сдаю ему десять тысяч домашних птиц в год и яйца в придачу.

Кандор. Я — то же самое.

Гламис. Пусть другие согласны…

Кандор. А я не согласен.

Гламис. И я.

Кандор. Если кто-то согласен, так это его личное дело.

Гламис. Он требует от меня парней для армии.

Кандор. Для национальной армии.

Гламис. Но ведь это только ослабит мою армию.

Кандор. Это нас обезоруживает.

Гламис. У меня есть парни, у меня есть армия, а он, глядишь, двинет против меня моих же ребят.

Кандор. И против меня.

Гламис. Да, такого еще свет не видывал!

Кандор. Никогда, с тех пор как мои предки…

Гламис. И мои предки.

Кандор. А его прихлебатели…

Гламис. Мы трудимся в поте лица, а они жиреют…

Кандор. Обжираясь нашей домашней птицей…

Гламис. Нашими барашками.

Кандор. Нашими свиньями.

Гламис. Свинья эдакая!

Кандор. Нашим хлебом.

Гламис. Десять тысяч домашних птиц… Да что он со всем этим делает? Ему же всего не переварить! А остальное сгниет.

Кандор. А тысяча девиц?

Гламис. Ясное дело, как он их потребляет.

Кандор. Чем мы ему обязаны? Это он всем обязан нам.

Гламис. Если бы только это!

Кандор. Не считая всего остального.

Гламис. К чертям Дункана!

Кандор. К чертям Дункана!

Гламис. Грош ему цена в сравнении с нами.

Кандор. По мне, так и того меньше.

Гламис. Намного меньше.

Кандор. Меньше не бывает.

Гламис. Меня воротит при одной мысли о нем.

Кандор. А я киплю от бешенства.

Гламис. Моя честь!

Кандор. Моя слава!

Гламис. Наши права, унаследованные от отцов и дедов…

Кандор. Мое состояние!

Гламис. Мое родовое имение!

Кандор. Мы имеем право на счастье!

Гламис. По правде говоря, плевал он на это.

Кандор. Разве не правда, что ему плевать на это?

Гламис. Мы для него ничего не значим.

Кандор. Ну, не скажи…

Гламис. Кое-что мы все-таки значим.

Кандор. Ну, разве что самую малость.

Гламис. Мы не желаем ходить в дураках, в особенности у Дункана. Ах-ах! Возлюбленный наш монарх!

Кандор. Ни в дураках, ни в мальчиках для битья.

Гламис. Ни в мальчиках для битья, ни в дураках.

Кандор. Он снится мне по ночам.

Гламис. Он является мне как страшный сон.

Кандор. Нужно избавиться от него.

Гламис. Нужно изгнать его отовсюду.

Кандор. Отовсюду!

Гламис. Независимость!

Кандор. Право самим приумножать наши богатства! Автономию!

Гламис. Свободу!

Кандор. Хочу быть полновластным хозяином на своей земле!

Гламис. Мы завладеем его землями.

Кандор. Мы завладеем его землями.

Гламис. Предлагаю поделить их между собой.

Кандор. Каждому по половине.

Гламис. Каждому по половине.

Кандор. Правитель он никудышный.

Гламис. Он к нам несправедлив.

Кандор. Добьемся справедливости!

Гламис. Давайте править вместо него.

Кандор. Пускай его место станет нашим.

Кандор и Гламис подходят друг к другу и смотрят направо, откуда входит Банко.

Кандор. Приветствую храброго генерала Банко!

Гламис. Приветствую великого полководца Банко!

Банко. Привет, Гламис! Привет, Кандор! (Кандору.) Ни слова ему об этом деле. Он приспешник Дункана.

Кандор(к Банко). А мы вот гуляли на свежем воздухе.

Гламис(к Банко). Хороша погодка для этого времени года.

Кандор(к Банко). Присядьте, дорогой друг.

Банко. Во время утреннего моциона я не сажусь.

Гламис. Да, конечно, гулять — полезно для здоровья.

Кандор. Мы восхищаемся вашей отвагой.

Банко. Моя отвага всегда к услугам моего монарха.

Гламис(к Банко). Превосходно!

Кандор(к Банко). Мы полностью вас одобряем.

Банко. Я приветствую вас, джентльмены. (Уходит налево.)

Кандор. Привет, Банко.

Гламис. Привет, Банко. (Кандору.) На него рассчитывать не приходится.

Кандор(обнажая шпагу). Он повернулся к нам спиной, так что можно его прикончить. (Крадется на цыпочках следом за Банко.)

Гламис. Погодите, еще не время. Наша армия пока не готова. Наберемся терпения.

Кандор снова вкладывает шпагу в ножны. В тот момент, когда Банко уходит налево, Макбет входит справа.

Кандор(Гламису). А вот еще один приспешник эрцгерцога.

Гламис. Привет, Макбет.

Кандор. Привет, Макбет. Приветствую вас, верного и добродетельного джентльмена.

Макбет. Привет, барон Кандор. Привет, барон Гламис.

Гламис. Привет, Макбет, великий генерал. (Кандору.) Пусть он и не догадывается о нашем замысле. Притворимся, что ничего не происходит.

Кандор(Макбету). Мы с Гламисом восхищены вашей верноподданностью, вашей преданностью нашему возлюбленному монарху, эрцгерцогу Дункану.

Макбет. Разве я не обязан быть верноподданным и преданным? Не принес ли я ему в этом присягу?

Гламис. Полноте, у нас и в мыслях не было сказать что-либо подобное. И вы совершенно правы. С чем вас и поздравляем.

Кандор. Несомненно, его благодарность вас удовлетворяет.

Макбет(расплываясь в улыбке). Доброта нашего монарха Дункана уже вошла в легенду. Он желает народу добра.

Гламис(косясь на Кандора). Мы это знаем.

Кандор. Мы уверены в этом.

Макбет. Дункан — воплощение щедрости. Все, что имеет, он отдает другим.

Гламис(Макбету). Вы наверняка сумели этим воспользоваться.

Макбет. Вдобавок ко всему он храбр.

Кандор. О чем свидетельствуют его деяния.

Гламис. Это общеизвестно.

Макбет. И я знаю про это не понаслышке. Наш монарх — добрый и порядочный человек. Его супруга — наша государыня эрцгерцогиня так же добра, как и красива. Она занимается благотворительностью. Помогает сирым, врачует хворых.

Кандор. Ну как же не восхищаться таким человеком? Замечательный человек, отличный монарх.

Гламис. Ну как не ответить порядочностью на его порядочность, щедростью на его щедрость?

Макбет. Я готов пронзить шпагой любого, кто станет утверждать обратное.

Кандор. Мы убеждены, совершенно убеждены, что Дункан превосходит в добродетели всех монархов до единого.

Гламис. Он — сама добродетель.

Макбет. Я стараюсь следовать этому образцу. Я пытаюсь быть столь же храбрым, доблестным, порядочным и добрым, как он.

Гламис. Должно быть, это нелегко дается.

Кандор. В самом деле, он человек добрейшей души.

Гламис. А леди Дункан очень хороша собой.

Макбет. Я стараюсь походить на него. Приветствую вас, джентльмены. (Уходит налево.)

Гламис. Чего доброго, он нас убедит.

Кандор. Наивный фанатик.

Гламис. С ним не сговоришься.

Кандор. Опасный тип. Он и Банко — командующие войсками Дункана.

Гламис. Надеюсь, вы не пойдете на попятный.

Кандор. И не подумаю.

Гламис(делая вид, что вытаскивает шпагу). Смотрите же, не вздумайте.

Кандор. Ни Боже мой. У меня и в мыслях этого нету, уверяю вас. Да-да, да-да, можете на меня рассчитывать. Да-да, да-да, да-да.

Гламис. Тогда поспешим. Вычистим ружья, соберем людей, подготовим армии. Атака на заре. Завтра вечером Дункан будет низложен, и мы поделим трон между собой.

Кандор. Вы и вправду считаете Дункана тираном?

Гламис. Он тиран, узурпатор, деспот, диктатор, нечестивец, чудище, осел, гусь, хуже не бывает. Доказательство тому — он царствует. Не будь я в этом уверен, неужто я стремился бы свергнуть его? Я действую из лучших побуждений.

Кандор. О да, в самом деле.

Гламис(Кандору). Поклянемся полностью доверять друг другу.

Кандор и Гламис выхватывают шпаги из ножен, скрепляя клятву.

Я доверяю вам и клянусь, что действую из лучших побуждений.

Вкладывают шпаги обратно в ножны. Быстро расходятся, Гламис — налево, Кандор — направо. Несколько минут сцена пуста. Следует играть на освещении, идущем из глубины, и на звуках, которые только к концу складываются в конкретную музыку.

Выстрелы, зигзаги молний, вспышки пламени. В глубине сцены на небе — зарево, алые всполохи. Также слышны раскаты грома. По мере того как горизонт проясняется, все небо окрашивается в красный цвет, выстрелы затихают и звучат все реже. Но слышны крики, хрипы и стоны раненых. Тучи рассеиваются, и открываются просторы безлюдной равнины. Крик раненого обрывается, но после двух-трех минут тишины слышится пронзительный стон женщины.

Нужно, чтобы световые и звуковые эффекты возникали еще до появления актеров на сцене. При этом они не должны, особенно в конце сцены, казаться слишком правдоподобными. Здесь очень важна работа декоратора, а также осветителя и звукооформителя.

Наконец появляется солдат. Он пересекает сцену справа налево со шпагой в руке, выполняя все пассы поединка — мулине, защита, наскоки, увертки, гарде и другие — один за другим, стремительно, без пританцовывания. Наступает тишина. Передышка. Затем все возобновляется. Слева направо сцену перебегает женщина, ее волосы растрепаны. Справа входит продавец напитков.

Продавец напитков. Напитки, прохладительные напитки! Напитки, излечивающие от ран, напитки, прогоняющие страх, напитки для военных, напитки для гражданских! Франк за бутылку, три франка за четыре! Залечивает ссадины, царапины, содранную кожу!

Слева появляются два солдата. Один несет на спине второго.

Продавец напитков(первому солдату). Он ранен?

Первый солдат. Нет, он умер.

Продавец напитков. От удара шпагой? Его пырнули копьем?

Первый солдат. Нет.

Продавец напитков. От пули?

Первый солдат. Нет. От инфаркта.

Солдаты удаляются налево. Два других солдата появляются справа. Это могут быть те же самые, но теперь они поменялись ролями.

Продавец напитков(указывает на солдата, которого несут). Инфаркт?

Несущий солдат. Нет. Удар шпаги.

Солдаты удаляются налево.

Продавец напитков. Прохладительные напитки! Напитки для военных! Напитки от страха, напитки от сердца!

Еще один солдат входит справа.

Прохладительные напитки!

Солдат. Чем торгуешь?

Продавец напитков. Сладким лимонадом, он излечивает от ран.

Солдат. Я не ранен.

Продавец напитков. Он помогает от страха.

Солдат. Я не ведаю страха.

Продавец напитков. Франк за бутылку. Помогает и от сердца.

Солдат(ударяя по доспехам). У меня под латами их семь штук.

Продавец напитков. Возьмите от царапин.

Солдат. Царапины у меня имеются. Мы славно сражались. Вот этим (показывает на палицу). А еще — этим и особенно этим (показывает на шпагу). А больше всего — этим (показывает на кинжал). Вонзить его в живот… в кишки… Вот что я просто обожаю. Гляди-ка, на нем еще кровь не высохла! Я разрезаю им сыр и хлеб прямо так, не обтерев.

Продавец напитков. Вижу, господин солдат. Прекрасно вижу даже на расстоянии.

Солдат. Трусишь?

Продавец напитков(испуганно). Напитки! Напитки! Помогают при ревматизме, простуде, насморке, краснухе, оспе…

Солдат. Скольких же я сумел им уложить! Они вопили, кровь била фонтаном… Вот это праздник! Такие красивые праздники случаются нечасто. Дай-ка промочить горло.

Продавец напитков. Для вас бесплатно, мой генерал.

Солдат. Я не генерал.

Продавец напитков. Мой командир.

Солдат. Я не командир.

Продавец напитков(подает солдату чашу). Вы наверняка им станете.

Солдат(сделав несколько глотков). Ну и гадость. Мерзкая водица. И тебе не совестно? Мошенник!

Продавец напитков. Могу вернуть вам деньги.

Солдат. Дрожишь? Боишься? Значит, этот твой лимонад не лечит тебя от страха? (Вытаскивает кинжал.)

Продавец напитков. Не-нет, не надо, господин солдат!

Слышны звуки горна.

Солдат(уходит налево, вкладывая свой кинжал в ножны). Тебе повезло, что у меня времени в обрез. Но я тебя отыщу.

Продавец напитков(дрожа от страха). Ну и перепугал же он меня. (Вслед солдату.) Хоть бы другие выиграли сражение и разорвали тебя на куски. На малюсенькие кусочки — рубленое мясо с картофельным пюре. Пошел вон, мерзавец! Негодяй, свинья эдакая! (Меняя тон.) Прохладительные напитки! Три франка за четыре бутылки.

Продавец напитков бредет направо, потом прибавляет шаг, увидев, что слева опять появляется солдат со своими кинжалом и шпагой.

Солдат догоняет продавца напитков у самых кулис. Слышно, как тот кричит, избиваемый солдатом. Потом солдат тоже исчезает из виду. Снова, но не так громко, по-видимому, уже дальше, слышатся выстрелы и крики. Небо опять алеет и т. д.

Из глубины сцены выходит Макбет. Утомленный, садится на придорожный камень. В руке у него обнаженная шпага. Смотрит на нее.

Макбет. Лезвие моей шпаги окровавлено. Я собственноручно косил их дюжинами. Двенадцать дюжин офицеров и солдат, которые не причинили мне ни малейшего зла. Я отдал приказ специальной команде расстрелять еще многие сотни. Тысячи других погибли, заживо сгорев в лесах, подожженных по моему приказу. Десятки тысяч мужчин, женщин и детей погибли от удушья в подвалах, под обломками своих домов, взорванных по моему приказу. Сотни тысяч утонули в водах Ла-Манша, который они надеялись переплыть, гонимые страхом. Миллионы скончались от страха или покончили с собой. Еще десятки миллионов умерли от возмущения, апоплексического удара или с горя. Не хватает места, чтобы предать все эти трупы земле. Утопленники впитали всю влагу озер, куда они бросались, и вода там иссякла. Хищные птицы не в состоянии склевать все трупы и избавить нас от падали. Представьте себе, еще не все покинули поле боя. Пора заканчивать сражение. Когда отсекаешь голову саблей, кровь из горла хлещет фонтаном. В ее потоках тонут и мои солдаты. Отсеченные головы наших врагов плюют в нас, изрыгают проклятия. Отсеченные руки продолжают потрясать шпагами или стрелять из пистолетов. Вырванные ноги пинают нас в зад. Разумеется, все они предатели. Враги нашей страны. И нашего возлюбленного монарха Дункана, да хранит его Господь. Они хотели свергнуть его. С помощью иностранных солдат. Думаю, я поступил правильно. Конечно, в пылу боя часто рубишь направо и налево без разбору. Но я надеюсь, что по ошибке не убил кого-нибудь из друзей. Мы сражались сомкнутыми рядами, и хорошо, если не отдавили им ноги. Да, наш бой был правый. Передохну-ка я на этом камне. А то меня подташнивает. Я оставил Банко одного командовать армией. Посижу — и пойду сменить его. Странное дело: такое напряжение сил, а я не особенно проголодался. (Достав из кармана большой носовой платок, вытирает пот с лица.) Я рубил наотмашь, так что рука чуть не отвалилась. Хорошо еще, что не вывихнул. Как славно передохнуть. (Ординарцу, который находится за кулисами справа.) Эй, отмой-ка в реке мою шпагу и принеси попить.

Ординарец входит справа, берет шпагу, уходит обратно, но тут же возвращается, даже не успев покинуть сцену.

Ординарец. Вот ваша вымытая шпага, а вот кувшин с вином.

Макбет(берет шпагу). Прямо как новенькая.

Макбет вкладывает шпагу в ножны, пьет вино из кувшина, в то время как ординарец уходит налево.

Нет, угрызений совести я не испытываю — ведь все они были предателями. Я только выполнял приказ своего монарха. Услуга по заказу. (Отставляя кувшин.) Славное винцо. Усталости как не бывало. Пошли! (Смотрит в глубь сцены.) А вот и Банко. Эй! Как дела?

Голос Банко(или сам Банко, или его голова, то исчезая, то появляясь). Они на грани разгрома. Продолжайте без меня. Я передохну и присоединюсь к вам опять.

Макбет. Гламис не должен от нас ускользнуть. Его следует окружить. Надо спешить. (Уходит в глубь сцены.)

Справа входит Банко. Устало садится на придорожный камень.

В руке у него обнаженная шпага. Смотрит на нее.

Банко. Лезвие моей шпаги окровавлено. Я собственноручно косил их дюжинами. Двенадцать дюжин офицеров и солдат, которые не причинили мне ни малейшего зла. Я отдал приказ специальной команде расстрелять еще многие сотни. Тысячи других погибли, заживо сгорев в лесах, подожженных по моему приказу. Десятки тысяч мужчин, женщин и детей погибли от удушья в подвалах, под обломками своих домов, взорванных по моему приказу. Сотни тысяч утонули в водах Ла-Манша, который они надеялись переплыть, гонимые страхом. Миллионы скончались от страха или покончили с собой. Еще десятки миллионов умерли от возмущения, апоплексического удара или с горя. Не хватает места, чтобы предать все эти трупы земле. Утопленники впитали всю влагу озер, куда они бросались, и вода там иссякла. Хищные птицы не в состоянии склевать все трупы и избавить нас от падали. Представьте себе, еще не все покинули поле боя. Пора заканчивать сражение. Когда отсекаешь голову саблей, кровь из горла хлещет фонтаном. В ее потоках тонут и мои солдаты. Отсеченные головы наших врагов плюют в нас, изрыгают проклятия. Отсеченные руки продолжают потрясать шпагами или стрелять из пистолетов. Вырванные ноги пинают нас в зад. Разумеется, все они предатели. Враги нашей страны. И нашего возлюбленного монарха Дункана, да хранит его Господь! Они хотели свергнуть его. С помощью иностранных солдат. Думаю, я поступил правильно. Конечно, в пылу боя часто рубишь направо и налево, без разбору. Надеюсь, что по ошибке я не убил кого-нибудь из друзей. Мы сражались сомкнутыми рядами, и хорошо, если не отдавили им ноги. Да, бой был правый. Передохну-ка я на этом камне. А то меня подташнивает. Я оставил Макбета одного командовать армией. Посижу — и пойду сменить его. Странное дело: такое напряжение сил, а я не особенно проголодался. (Достав из кармана большой носовой платок, вытирает им пот с лица.) Я рубил наотмашь, так что чуть рука не отвалилась. Хорошо еще, что не вывихнул. Как славно передохнуть. (Ординарцу, который находится за кулисами справа.) Эй, отмой-ка в реке мою шпагу и принеси попить!

Ординарец входит справа, берет шпагу, уходит обратно, но тут же возвращается, даже не успев покинуть сцену.

Ординарец. Вот ваша вымытая шпага, а вот кувшин с вином.

Банко(берет итогу). Прямо как новенькая.

Банко вкладывает шпагу в ножны, пьет вино из кувшина, в то время как ординарец уходит налево.

Нет, угрызений совести я не испытываю — ведь все они были предателями. Я только выполнял приказ своего монарха. Услуга по заказу. (Отставляя кувшин.) Славное винцо. Усталости как не бывало. Пошли. (Смотрит в глубь сцены.) А вот и Макбет! Эй! Как дела?

Голос Макбета(или сам Макбет, или его голова, исчезая и появляясь). Они на грани разгрома. Присоединяйтесь ко мне! Пора заканчивать!

Банко. Гламис не должен от нас ускользнуть. Его следует окружить. Надо спешить. (Уходит в глубь сцены.)

Шум сражения усиливается.

Зарево на небе разгорается все ярче. Музыка очень ритмичная и жесткая.

Слева направо сцену спокойно пересекает женщина с продуктовой корзинкой в руке. Шумы снова затихают, теперь они лишь звуковой фон.

Несколько мгновений сцена пуста. Потом просто оглушительно трубят фанфары.

Слева быстрым шагом входит офицер, который вносит нечто вроде кресла или переносного трона и ставит его в центре сцены.

Офицер. Эрцгерцог Дункан — наш монарх и эрцгерцогиня!

Слева входит Дункан, за ним следует леди Дункан. Она в парадном облачении — корона на голове, длинное платье зеленого цвета в цветочках. За ней следует придворная дама — красивая молодая особа. Она остается стоять у выхода. Дункан усаживается на трон, тогда как обе женщины продолжают стоять.

Офицер. Входите, входите, ваше высочество. Сражение протекает уже на большом расстоянии отсюда. Обстрел вам здесь не угрожает. Ни одной шальной пули. Не бойтесь. Здесь даже гуляют прохожие.

Дункан. Кандор побежден? А если он побежден, то казнили ли его? Убили ли Гламиса, как я приказал?

Офицер. Будем надеяться. Вам следовало бы пойти и взглянуть самому. Горизонт так и пылает. Похоже, сражение продолжается, но уже в отдалении. Так что, ваше высочество, подождите, пока оно закончится. Наберитесь терпения.

Дункан. А что, если Кандор и Гламис одержали победу?

Леди Дункан. Тогда вы, взяв оружие, пойдете сражаться сами.

Дункан. Если они победили, то где мне искать убежища? Король Мальты — мой враг. Император Кубы — тоже. Принц Болеарских островов — тоже. Короли Франции и Ирландии — тоже. У меня много врагов при английском дворе. Куда пойти? Где укрыться?

Офицер. Ваше высочество, доверьтесь Макбету и Банко. Они хорошие генералы, храбрые, энергичные. Превосходные стратеги. Они уже не раз доказывали это на деле.

Дункан. Мне не остается ничего иного, как надеяться на них. И все же я приму свои меры предосторожности. Велите оседлать моего лучшего скакуна, того, что не брыкается, и подготовьте лучший корабль, самый устойчивый на волнах, со спасательными шлюпками. Жаль, что я не могу приказать луне, чтобы она была полной, и небу, чтобы в нем светило много звезд, так как я поплыву ночью. Так будет благоразумнее. А благоразумие — мать мудрости. Шкатулку с золотыми монетами я понесу сам. Но куда мы возьмем курс?

Офицер. Повремените. Не нужно падать духом.

Появляется раненый солдат, он вдет нетвердой походкой.

Дункан. Что туг еще за пьяница?

Офицер. Нет, это не пьяница. Скорее он похож на раненого солдата.

Дункан. Если ты идешь с поля брани, расскажи мне, какие там новости. Кто победил?

Раненый солдат. Да какая разница…

Офицер. Тебя спрашивают, кто победил, есть ли победители? Отвечай, перед тобой твой монарх, он задал тебе вопрос.

Дункан. Я твой монарх — эрцгерцог Дункан.

Раненый солдат. Ну, тогда другое дело. Извините, я ранен. Мне досталось копьем, и в меня стреляли из пистолета. (Шатается.)

Дункан. Не вздумай притворяться, что теряешь сознание. Так будешь ты говорить или нет? Кто победил? Они или мы?

Раненый солдат. Извините, но в точности я не знаю. Я сыт всем по горло. Сказать по правде, я сбежал намного раньше. Задолго до исхода боя.

Дункан. Ты обязан был оставаться до конца сражения.

Офицер. Тогда он не смог бы быть тут, милорд, чтобы отвечать на ваши вопросы.

Дункан. Он покидает поле сражения в самый разгар событий, словно это спектакль, который ему не по вкусу.

Раненый солдат. Ведь я же сказал вам, что упал. Я потерял сознание. Потом пришел в себя. Поднялся как мог и через силу дотащился сюда.

Дункан. Но ты и вправду сражался на нашей стороне?

Раненый солдат. А какая сторона — наша?

Офицер. Да эрцгерцога и эрцгерцогини, которых ты видишь перед собой.

Раненый солдат. Я что-то не приметил его высочества на поле брани.

Дункан. А как звали твоих генералов?

Раненый солдат. Не знаю. Я как раз выходил из таверны, когда сержант меня заарканил. Так меня и завербовали. Парням, которые пили вместе со мной в таверне, удалось удрать. Им повезло. А я было попытался сопротивляться, но меня избили, связали и увели. Дали мне саблю. Ах, у меня ее уже нет. И пистолет. (Прикладывает дуло пистолета к виску, нажимает на курок.) Ну вот, все пули вышли. Выходит дело, я стрелял. Потом нас собралось много, и тут, на равнине, нас заставили кричать «Да здравствует Гламис!» и «Да здравствует Кандор!».

Дункан. Ах, предатель! Значит, ты был на стороне наших врагов!

Офицер(Дункану). Не отсекайте ему головы, ваше высочество, если хотите от него что-либо узнать.

Раненый солдат. Потом они стреляли в нас. А мы стреляли в них.

Дункан. В кого это «в них»?

Раненый солдат. А потом мы попали в плен. А потом мне сказали: «Если хочешь сохранить голову на плечах, а не смотреть, как она катится под ноги, давай шагай с нами». Нам велели кричать: «Долой Кандора, долой Гламиса!» А потом мы стреляли в них, а потом они стреляли в нас. И в меня попали пули. А потом мне саданули по бедру— вот сюда, а что было дальше, я уже не знаю. Я упал, а когда очнулся, сражение продолжалось вдалеке. А потом не было ничего, кроме того, что кругом умирали люди. И я побрел куда глаза глядят, как я вам уже и сказал. У меня болит правая нога и левая рука, из бока льется кровь. Так я и дотащился сюда… Вот и все, что я могу вам рассказать… Я истекаю кровью. Кровь течет и течет.

Дункан. С этим болваном мы так ничего толком не узнаем.

Раненый солдат(мучительно приподнимаясь и спотыкаясь). Это все, что я могу рассказать. Я ничего больше не знаю.

Дункан(к леди Дункан, показывая на солдата). Он дезертир.

Леди Дункан достает кинжал и поднимает руку, намереваясь заколоть солдата.

Раненый солдат. О миледи, я могу издохнуть и без вашей помощи… (Указывая направо.) Я могу подохнуть и сам по себе, под деревом. Так что не затрудняйтесь, не надо утомлять себя по пустякам. (Пошатываясь, уходит налево.)

Леди Дункан. По крайней мере, он вежлив. Такой солдат — просто редкость.

Справа доносится звук, напоминающий падение тела.

Дункан(офицеру). Оставайтесь тут, чтобы защищать меня при необходимости. (К леди Дункан.) Берите коня и скачите на поле боя. Да возвращайтесь поскорее рассказать мне, что же там все-таки происходит… Разумеется, не слишком приближайтесь… А я постараюсь следить за вами в подзорную трубу.

Леди Дункан уходит направо, сопровождаемая придворной дамой. Когда Дункан смотрит в подзорную трубу, в глубине сцены еще видна леди Дункан верхом на коне. Потом Дункан отставляет подзорную трубу в сторону. В это же время офицер выхватывает шпагу из ножен и свирепо глядит по сторонам. Затем Дункан уходит направо, сопровождаемый офицером, который уносит трон.

Ординарец(прикладывает руку ко лбу козырьком). Что это за конь, который скачет галопом? Похоже, он приближается. Скачет к нам во весь опор. Ну да, он скачет во весь опор!

Банко(входит слева и прикладывает руку козырьком). Что надо этому всаднику, который так быстро приближается к нам на этом великолепном скакуне? Должно быть, это гонец.

Ординарец. Это не всадник, а всадница!

Ржание лошади. Галоп прекращается. Появляется леди Дункан с хлыстом в руке.

Банко. Да это же ее высочество эрцгерцогиня. Эрцгерцогиня! Нижайшее почтение, ваше высочество.

Банко отвешивает глубокий поклон, затем коленопреклоненно целует руку, протянутую ему леди Дункан.

Что делает ваше высочество столь близко от поля брани? Мы счастливы и горды тем, что ваше высочество проявляет такой интерес к нашим схваткам с врагами. Но мы, не знающие страха, опасаемся за жизнь вашего высочества.

Леди Дункан. Дункан послал меня за новостями. Он желает знать, как обстоят дела и выиграли ли вы войну.

Банко. Мне вполне понятно такое нетерпение. Мы выиграли.

Леди Дункан. Браво. Поднимитесь, мой дорогой Макбет.

Банко. Я не Макбет, я Банко.

Леди Дункан. Извините. Встаньте, мой дорогой Банко.

Банко(вставая). Благодарю вас, миледи. (Ординарцу.) Что ты здесь стоишь и пялишься на нас? Немедленно убирайся, проклятый! Дерьмо, кретин!

Ординарец исчезает.

Банко. Простите меня, ваше высочество, за то, что выражаюсь в вашем присутствии как солдафон.

Леди Дункан. Я полностью извиняю вас, Банко. Это совершенно естественно во время войны. Главное — победить. И если ругательства помогут вам в этом, тем лучше. Взяли ли вы барона Кандора в плен?

Банко. Ну а как же.

Леди Дункан. А барона Гламиса?

Голос Макбета(доносится слева). Банко! Банко! Где ты? С кем это ты разговариваешь?

Банко. С ее высочеством леди Дункан, которую послал сюда сам эрцгерцог. Он желает знать, что тут происходит. (К леди Дункан.) Макбет самолично расскажет вам о судьбе Гламиса.

Голос Макбета. Я спешу к вам.

Банко(к леди Дункан). Миледи, я оставляю вас на Макбета. Он вам расскажет о судьбе взятых в плен и сообщит необходимые подробности.

Голос Макбета(совсем близко). Иду-иду.

Банко. Простите, ваше высочество, я должен накормить своих подчиненных. Хороший генерал — родной отец солдатам. (Уходит налево.)

Голос Макбета(звучит еще ближе). Вот и я! Вот и я!

Макбет входит слева.

Макбет(приветствует леди Дункан). Миледи, мы славно послужили нашему возлюбленному монарху. Кандор в наших руках. Гламиса преследуют на горе. Он окружен. Ему от нас не ускользнуть.

Леди Дункан. Так это и есть генерал Макбет?

Макбет(с глубоким поклоном). Ваш покорный слуга, ваше высочество.

Леди Дункан. У меня сохранился в памяти совсем другой образ. Вы не очень-то похожи на самого себя.

Макбет. Когда я утомлен, черты моего лица и в самом деле меняются и я становлюсь не похож на самого себя. Меня принимают за моего двойника, а иногда — за двойника Банко.

Леди Дункан. Должно быть, вы частенько и сильно переутомляетесь.

Макбет. Война — занятие не из легких. На войне как на войне. Профессиональный риск…

Леди Дункан протягивает Макбету руку. Тот целует ее, преклонив колено. Затем вскакивает.

Надо бежать.

Леди Дункан. Я спешу к эрцгерцогу с доброй вестью.

Голос Банко(из-за кулис). Всякая опасность миновала.

Леди Дункан идет к правому входу. Усиленно машет рукой и возвращается на середину сцены. Слышны фанфары.

Леди Дункан. Он сейчас явится.

Макбет. Его высочество эрцгерцог!

Офицер(появляясь). Его высочество эрцгерцог!

Голос Банко. Эрцгерцог!

Леди Дункан. Вот и эрцгерцог!

Голова Банко(то появляется, то исчезает). Эрцгерцог!

Офицер. Эрцгерцог!

Макбет. Эрцгерцог!

Леди Дункан. А вот и эрцгерцог!

Голос Банко. Эрцгерцог!

Офицер. Эрцгерцог!

Макбет. Эрцгерцог!

Леди Дункан. А вот и эрцгерцог собственной персоной!

Голова Банко. Эрцгерцог!

Офицер. Эрцгерцог!

Макбет. Эрцгерцог!

Леди Дункан. А вот и наш эрцгерцог!

Громко звучат фанфары. Слышны аплодисменты. Справа входит Дункан. Фанфары смолкают.

Леди Дункан. Сражение закончилось.

Макбет. Приветствую вас, ваше высочество.

Голова Банко. Мы приветствуем вас, ваше высочество!

Офицер. Мы приветствуем ваше высочество!

Макбет. Нижайший привет, ваше высочество.

Дункан. Победа за нами?

Макбет. Всякая опасность миновала.

Дункан. У меня на сердце камень. Кандор казнен? (Громче.) Кандор казнен?

Макбет. Нет, мой добрый монарх. Но он у нас в плену.

Дункан. Что же вы ждете, чтобы его прикончить?

Макбет. Вашего приказа, мой добрый монарх.

Дункан. Я отдаю его. Отрубите ему голову, и все дела. А как поступили вы с Гламисом? Вы повыдергали у него руки и ноги?

Макбет. Нет-нет, мой добрый монарх. Но он окружен. Его незамедлительно задержат. Бояться абсолютно нечего, ваша милость.

Дункан. Ну, раз так, поздравляю и благодарю.

Слышатся выкрики солдат: «Ура!» Толпа вторит им и тоже кричит «Ура!». Солдат не видно, разве что на экране.

Макбет. Мы счастливы и горды тем, что послужили вам, мой добрый государь.

Снова звучат фанфары, постепенно затихая настолько, что становятся лишь звуковым фоном.

Дункан. Спасибо, мои дорогие генералы. И прежде всего спасибо моим доблестным солдатам, честным людям из народа, спасителям отечества и моего трона. Многие из вас пожертвовали жизнью. Еще раз спасибо вам, мертвым и живым, всем, кто встал на защиту моего трона… который является также и вашим. Возвратившись домой, будь это скромная деревня, бедный семейный очаг или простые, но доблестные могилы, вы станете примером для нынешних и будущих поколений. Более того, для поколений минувших, с которыми вы станете вести беседу, век за веком, вслух или безгласно, навеки оставаясь примером, безымянным или нет, перед лицом истории, вечной и скоротечной. Ваше присутствие — ибо само ваше отсутствие станет присутствием для всех, кто посмотрит на ваш лубочный портрет, реальный или воссозданный по памяти, — ваше присутствие вернет на путь истинный всех тех, кто впредь мог бы испытывать соблазн с него сойти. Так продолжайте же, как и доселе, зарабатывать на хлеб насущный в поте лица, при жгучем солнце и непогоде, под надзором своих господ и начальников, которые любят вас, несмотря на ваши недостатки, сильнее, чем вы можете себе это вообразить. Ступайте.

Во время этой тирады Дункана справа входит придворная дама. Несколько мгновений чуть громче звучат фанфары и крики «ура».

Макбет. Браво!

Офицер. Браво!

Дункан. Я все разложил по полочкам.

Леди Дункан. Браво, Дункан! (Аплодирует.) На сей раз вы прекрасно говорили. (Выговаривая придворной даме.) Вы опоздали, моя дорогая.

Придворная дама. Я шла пешком, миледи.

Макбет и офицер аплодируют речи Дункана.

Голос Банко. Браво!

Дункан. Эти люди вполне того заслужили. Отныне мои генералы и друзья разделят со мной мою славу. Приведите пленного Кандора. Но где же Банко?

Макбет. Он состоит при пленном.

Дункан. Он будет его палачом.

Макбет(в сторону). Эта честь должна была выпасть на мою долю.

Дункан(офицеру). Пусть он явится вместе с мятежником. Ступай за ним.

Офицер уходит налево, в этот же момент справа входят Кандор и Банко. Последний надевает на голову капюшон с отверстиями для глаз и красную вязаную фуфайку. В руке он должен держать секиру. У Кандора на руках наручники.

Дункан(Кандору). Ты заплатишь мне за свой мятеж.

Кандор. Он мне дорого обойдется! Я не строю иллюзий. Увы, не я победил в войне. Победителей не судят. (Макбету.) Сражаясь на моей стороне, ты был бы вознагражден сторицей, Макбет. Я произвел бы тебя в герцоги. И тебя, Банко, тебя я тоже сделал бы герцогом. Вы бы объелись богатствами и почестями.

Дункан(Кандору). Не беспокойся за Макбета — он станет Кандорским таном, он унаследует все твои земли и, если пожелает, возьмет твоих жену и дочь.

Макбет(Дункану). Я ваш верный слуга, милорд. Я сама верность. Я родился быть верным вашей персоне, как лошадь или собака рождаются для верности своему хозяину.

Дункан(к Банко). А ты не беспокойся и не завидуй. Как только Гламиса схватят, как только ему отсекут голову, ты станешь Гламисским таном, наследником всего его состояния.

Макбет(Дункану). Благодарю вас, милорд.

Банко(Дункану). Благодарю вас, милорд.

Макбет. Мы сохранили бы свою верность вам…

Банко. Мы сохранили бы свою верность вам…

Макбет. …даже и без вознаграждения.

Банко. …даже и без вознаграждения.

Макбет. Служить вам — уже одно это нас вознаграждает.

Банко. Служить вам — уже одно это нас вознаграждает.

Макбет. Однако ваша щедрость компенсирует всякую алчность.

Банко. Благодарим вас от всей души…

Макбет и Банко(одновременно, один обнажает шпагу, другой потрясает кинжалом). От всей души, которую мы готовы отдать за ваше милостивое высочество.

Справа налево сцену пересекает старьевщик.

Старьевщик. Покупаю старую одежду, тряпье! Покупаю старую одежду, тряпье!

Дункан(Кандору). Видишь, как эти люди мне преданы?

Макбет и Банко (Дункану). Это потому, что вы добрый монарх, справедливый и щедрый.

Старьевщик. Покупаю старую одежду, тряпье! (Уходит налево.)

Эпизод со старьевщиком можно сохранить или опустить по желанию постановщика.

Пока старьевщик покидает сцену, входит слуга с креслами для Дункана, леди Дункан. Во время следующего действия он (ему помогает придворная дама) принесет полотенце, миску и мыло или же просто туалетную воду для леди Дункан, которая будет мыть руки так тщательно, словно отмывая налипшую грязь. Но она должна делать это машинально, с рассеянным видом. Затем тот же слуга принесет стол и чайный сервиз и, разумеется, подаст чай всем присутствующим. Тем временем высвечивается гильотина, затем целый ряд гильотин.

Дункан(Кандору). Хочешь ли ты напоследок что-нибудь сказать? Мы слушаем тебя.

Все усаживаются поудобнее, чтобы слушать и смотреть.

Слуга(к леди Дункан). Чай подан, миледи.

Кандор. Если бы я одержал победу, я был бы вашим коронованным монархом. Оказавшись побежденным, я всего лишь подлец и предатель. Почему я не выиграл это сражение? Потому что этого не пожелала История. Объективно История права. Я не более чем ее отбросы. Пусть моя судьба по крайней мере послужит уроком для всех, кто сейчас находится тут, и для потомства. Следуйте всегда за сильнейшим. Но как узнать до сражения, кто сильнейший? Дело в том, что большинство в сражении не участвует. А остальные следуют только за одерживающими победу. Единственный аргумент — логика Истории. Нет ничего резоннее исторической логики. Ее не может предугадать никакая сверхчувствительность. Я виновен. И тем не менее наш мятеж был необходим, чтобы доказать, что я преступник. Я счастлив умереть. Моя жизнь не в счет. Пусть мой труп и трупы тех, кто пошел за мной, послужат удобрению полей, на которых вырастут хлеба будущего урожая. Моя судьба — наглядный пример того, чего не следует делать.

Дункан(к леди Дункан, приглушенным голосам). Слишком длинная речь. Вы не соскучились, миледи? Вы, несомненно, с нетерпением ждете продолжения. Нет-нет, пыток не будет — только казнь. Вы разочарованы? Я приготовил вам сюрприз, дорогая. Программа будет насыщеннее, чем вы думаете. (Ко всем.) Справедливости ради солдаты, сражавшиеся под началом Кандора, будут казнены после него. Их не слишком много: каких-нибудь сто тридцать тысяч. Поторопимся, пора с этим покончить до наступления ночи.

В глубине сцены видно, как садится большое красное солнце.

(Хлопает в ладоши.) Давайте! Приступайте к казни!

Кандор. Да здравствует эрцгерцог!

Банко уже положил голову Кандора под нож гильотины. В глубине сцены быстро, один за другим (это одни и те же актеры) проходят чередой солдаты Кандора, которым отсекают головы гильотины.

Эшафот и гильотины могли возникнуть на сцене сразу после того, как Дункан отдал приказ.

Банко. Давайте же быстрей, быстрей, быстрей!

После каждого «Быстрей!» ножи опускаются и головы летят в корзины.

Дункан(Макбету). Присядьте, пожалуйста, дорогой друг, рядом с моей благородной супругой.

Макбет садится радом с леди Дункан. Надо, однако, чтобы оба они сидели на виду и зрители могли следить за происходящим на сцене.

Например, леди Дункан, как и другие герои, может сидеть лицом к зрителям, а гильотина находится за ее спиной. Она могла бы сделать вид, что следит за казнью, — например, считать головы казненных.

Во время всей этой игры слуга вторично потчует всех чаем, угощает печеньем и т. д. Ему неизменно помогает придворная дама.

Макбет. Меня бросает в дрожь от близости к вам, миледи.

Леди Дункан(не переставая считать). Четыре, пять, шесть, семь, семнадцать, двадцать три, тридцать три, двадцать три, тридцать три, тридцать три! Ах! Кажется, я одного пропустила.

Продолжая считать, она при этом заигрывает с Макбетом: наступает ему на ногу, подталкивает локтем, сначала сдержанно, потом переходя границы приличия.

Макбет вначале слегка отодвигается, сконфуженный и смущенный, затем уступает, позволяет ей все это со смесью удовольствия и робости, становится соучастником этой игры.

Дункан(Макбету). Поговорим о деле. Я назначу вас Кандорским таном, а вашего союзника Банко — таном Гламисским, как только Гламис будет казнен.

Леди Дункан(продолжая свою игру). Сто семнадцать, сто восемнадцать… До чего же волнующее зрелище!

Макбет. Благодарю, ваше высочество.

Леди Дункан. Триста. Головокружительное зрелище. Девять тысяч.

Дункан(Макбету). Но давайте четко договоримся.

Макбет чуть отстраняется от леди Дункан, которая прижимается к нему все сильнее и кладет руку ему на колено.

Макбет. Я весь внимание, милорд.

Дункан. Половину земель Кандора, как и половину земель Гламиса, я присоединяю к владениям короны. Леди Дункан. Двадцать тысяч.

Банко(продолжая свое дело палача). Благодарю, ваше высочество.

Дункан(Макбету). За вами обоими останутся еще некоторые обязательства, услуги, налоги, которые вы нам заплатите.

Справа вбегает офицер и останавливается посредине сцены.

Офицер. Гламис сбежал!

Дункан. Мы уточним все это позже.

Офицер. Милорд, Гламис сбежал!

Дункан(офицеру). Что ты такое говоришь?

Офицер. Гламис сбежал! Части его армии удалось к нему присоединиться.

Банко, приостановив работу палача, приближается. Другие повскакали с мест.

Банко. Как же он сумел убежать? Ведь он был окружен? Он попал в плен. Не иначе как у него нашлись союзники.

Макбет. Черт возьми!

Дункан(к Банко). Ваша это вина или вина ваших подчиненных, но вам не бывать ни Гламисским таном, ни владельцем половины его земель, пока не приведете ко мне Гламиса живым или мертвым, со связанными руками и ногами. (Поворачиваясь к офицеру.) Тебе отсекут голову за объявление нам столь бедственной вести.

Офицер. Я тут ни при чем.

Появляется солдат, который тащит другого солдата в глубину сцены, к гильотине. Дункан под музыку уходит. Леди Дункан продолжает строить глазки Макбету и толкать его ногой. Придворная дама тоже уходит.

Снова появляется Дункан, музыка затихает. Леди Дункан удаляется, пятясь назад и посылая Макбету воздушные поцелуи.

Дункан. Не мешкайте, миледи.

Леди Дункан. Мне хочется досмотреть.

Дункан(к Банко). Доставьте мне Гламиса. И не позднее завтрашнего дня. (Уходит.)

Музыка.

Банко(направляясь к Макбету). Все сначала. Ну и дела… Какая неприятность.

Макбет. Ну и дела… Какая неприятность!

Банко. Ну и дела… Какая неприятность!

Макбет. Ну и дела… Какая неприятность!

Макбет. Какой ураган, Банко! Просто ужас. Похоже, ветер может с корнем вырвать деревья из земли. Лишь бы они не повалились нам на голову.

Банко. До ближайшей таверны километров десять, а у нас нет лошадей.

Макбет. Любовь к прогулкам завела нас слишком далеко.

Банко. И вот нас настиг ураган.

Макбет. Однако мы здесь не для разговоров о дожде и плохой погоде.

Банко. Пойду-ка взгляну, не проезжает ли кто по дороге. Нас могли бы подвезти.

Макбет. Я подожду вас здесь.

Банко уходит. Появляются ведьмы.

Первая ведьма. Привет тебе, Макбет, Кандорский тан.

Макбет. Вы меня напугали. Я и не подозревал, что тут кто-нибудь есть. Ах, это всего лишь старуха. Похоже, она ведьма. Откуда тебе известно, что я Кандорский тан? Людская молва уже достигла лесов, раскачиваемых ветром? Неужто ветер и ураган донесли эту весть?

Вторая ведьма(Макбету). Привет тебе, Макбет, Гламисский тан.

Макбет. Гламисский тан? Но Гламис не умер. И Дункан пообещал отдать его титул и земли Банко. (Замечает, что с ним говорила другая ведьма.) Смотри-ка, а их тут две…

Первая ведьма. Гламиса уже нет в живых. Он только что утонул в реке вместе со своим конем, и его унесло в море.

Макбет. Ах вы старые ведьмы — старые сестры-двойняшки!

Первая ведьма. Рыцарь Макбет, Дункан гневается на Банко, который позволил Гламису удрать.

Макбет. Откуда вам это известно?

Вторая ведьма. Он хочет воспользоваться этим промахом. Он даст тебе титул, обещанный Банко, а все его земли отойдут престолу.

Макбет. Дункан — человек слова. Он держит свои обещания.

Первая ведьма. Ты станешь эрцгерцогом, повелителем этой страны.

Макбет. Лжешь! Я вовсе не рвусь к власти. У меня совсем другая мечта — служить своему монарху.

Первая ведьма. Ты станешь им. Так предначертано судьбой. Я вижу звезду на твоем челе.

Макбет. Начнем с того, что это невозможно. У Дункана есть сын, Макол, он учится в Карфагене. Вот он и есть законный наследник престола.

Вторая ведьма. У него их даже два. Второй закончил обучение в Рагузе — постиг науку экономики и навигации. Его зовут Дональбайн.

Макбет. Никогда и не слышал о Дональбайне.

Первая ведьма. Не старайся запоминать это имя, Макбет, не стоит труда. В дальнейшем речи о нем не будет. (Второй ведьме.) Он изучал не навигацию, а коммерцию.

Макбет. Хватит болтать! (Обнажает шпагу.) Сгиньте вы, ведьмы! (Угрожающе размахивает шпагой направо и налево.)

Слышен демонический хохот.

Исчадия ада!

Ведьмы исчезают.

Полноте, да видел ли я их, слышал ли? Они превратились в дождь и ураганный ветер… Стали корнями деревьев…

Голос первой ведьмы(на сей раз это мелодичный женский голос). Я не ветер, и я не приснилась тебе, Макбет, прекрасный рыцарь. Скоро мы увидимся снова. И ты узнаешь власть моих чар.

Макбет. Ну и ну… Ну и ну. (Проделывает еще два-три выпада шпагой.) Чей это голос? Он кажется мне знакомым. О, голос! Есть ли у тебя обличье — лицо и тело?

Голос первой ведьмы. Я рядом, и я далеко. Но ты меня еще увидишь. До скорой встречи.

Макбет. Я весь дрожу. От холода? Или от дождя? А может быть, это страх? Или ужас? Какую непонятную тоску рождает во мне этот голос? Что этот голос мне напоминает? Неужто я уже подпал под власть чьих-то чар? (Меняя тон.) Банко! Банко! Куда же он подевался? Банко! Банко! Да где же он? Нашел ли он повозку? Где ты? Банко! Банко! (Уходит направо.)

Несколько мгновений сцена пуста. Ураган продолжается. Появляются ведьмы.

Первая ведьма. А вот и Банко.

Вторая ведьма. Когда Макбет и Банко не вместе, они либо гоняются друг за другом, либо ищут один другого.

Первая ведьма прячется на сцене справа. Вторая — слева. Из глубины сцены появляется Банко.

Банко. Макбет! Макбет! (Ищет Макбета.) Макбет! Я нашел повозку. (Самому себе.) Я промок до нитки. Счастье еще, что дождь утихает.

Голос(издалека). Банко!

Банко. Мне показалось, что он меня позвал. Он должен был ждать меня тут. Наверно, потерял терпенье.

Голос(слева). Банко! Банко!

Банко. Я здесь, Макбет! Где ты?

Голос(ближе, справа). Банко! Банко!

Банко. Иду. Но где же ты?

Голос(другой, доносится слева). Где ты? Подай мне голос!

Голос первой ведьмы. Банко!

Банко. Разве это меня зовет Макбет?

Голос второй ведьмы. Банко!

Банко. Что-то непохоже на голос Макбета.

Обе ведьмы появляются на сцене одновременно и вплотную подходят к Банко — справа и слева.

Банко. Как понять этот розыгрыш?

Первая ведьма. Приветствую тебя, рыцарь Банко, союзник Макбета.

Вторая ведьма. Привет тебе, генерал Банко! Банко. Кто вы такие? Мерзкие созданья… Что вам от меня надо? Не будь вы жалким подобием женщин, вы бы уже разглядывали свои головы у себя под ногами за насмешки надо мной.

Первая ведьма. Не сердитесь, генерал Банко.

Банко. Откуда вам известно мое имя?

Вторая ведьма. Привет тебе, Банко, которому не бывать Гламисским таном.

Банко. Откуда вам известно, что я должен был им стать? Откуда вам известно, что я им не стану? Людская молва уже дошла до лесов, раскачиваемых ветром? Ветер и буря донесли эхо слов Дункана? Почему вы уверены в том, что знаете его намерения? Ведь он ни с кем ими не делится. Наконец, я не могу стать Гламисским таном, поскольку Гламис еще жив.

Первая ведьма. Гламис только что утонул в реке вместе со своим конем, и его унесло в море.

Банко. Что за скверная шутка? Я велю отрезать язык вам обеим. Ах вы, старые ведьмы, старые сестры-двойняшки!

Вторая ведьма. Рыцарь Банко, Дункан гневается на тебя за то, что ты позволил Гламису удрать.

Банко. Откуда вам это известно?

Первая ведьма. Он хочет воспользоваться твоей ошибкой, чтобы разбогатеть еще больше. Он отдает Макбету титул Гламисского тана, но все земли отойдут престолу.

Банко. Я удовлетворился бы и одним титулом. Зачем бы Дункану меня его лишать? Нет, Дункан — человек слова. Он сдержит обещание. Зачем отдавать титул Макбету? Зачем ему меня так наказывать? С какой стати Макбету отдадут все милости и все привилегии?

Вторая ведьма. Макбет — твой соперник, твой счастливый соперник.

Банко. Он мой союзник. Мой друг. Мой брат. Он порядочный человек.

Обе ведьмы(прыгая). Он говорит, что Макбет — порядочный человек! Он говорит, что Макбет — порядочный человек! (Хохочут.)

Банко(обнажая шпагу). Я понял, кто вы, исчадья ада! Старые поганые ведьмы! Вы шпионки, подосланные врагами Дункана, нашего дорогого и справедливого монарха!

Банко мечется по сцене, пытаясь обрушить на их головы шпагу, но они увертываются от ударов и спасаются бегством: первая — налево, вторая — направо.

Первая ведьма. Это Макбет станет монархом! Он займет место Дункана! (Исчезает.)

Вторая ведьма. Он сядет на его трон! (Исчезает.)

Банко. Где вы, проклятые нищенки? Дьявольские отродья! (Остановившись посередине сцены, вкладывает шпагу в ножны.) А правда ли, что я их слышал? Они стали дождем и грозой. Они превратились в корни деревьев. Быть может, они мне просто привиделись? Макбет! Макбет!

Голос второй ведьмы. Послушай меня, Банко, послушай. (Голос становится чистым и мелодичным.) Слушай меня и вникай: ты не будущий король, но вознесешься превыше Макбета. Превыше Макбета. Ты родишь королей, что будут править нашей страной сто веков. Ты вознесешься превыше Макбета, отец, дед и пращур королей.

Банко. Вот это да… Вот это да. (Делает еще два-три выпада шпагой и останавливается.) Чей это голос? Он кажется мне знакомым. О голос, есть ли у тебя обличье, лицо и тело? Где ты?

Голос. Я рядом, и я далеко. Но ты меня еще увидишь, Банко. Ты еще узнаешь мою власть и мои чары. До скорой встречи, Банко.

Банко. Я весь дрожу. От холода? Или от дождя? А может быть, это страх? Или ужас? Какую непонятную тоску рождает во мне этот голос? Что этот голос мне напоминает? Неужто я уже подпал под власть чьих-то чар? (Меняя тон.) Но ведь это были всего лишь две мерзкие ведьмы, какие-то шпионки, вруньи и интриганки. Отец короля — это я-то? При том, что у нашего возлюбленного государя есть сыновья? Макол, который учится в Карфагене, родной сын и законный наследник трона? А также До-нальбайн, недавно получивший диплом об окончании высшей коммерческой школы в Рагузе? Все это сущий вздор. Надо выбросить это из головы…

Слева доносится голос Макбета: «Банко! Банко!»