Между нами никаких секретов

Скарлетт подняла лицо, чтобы посмотреть ему в глаза, понимая, что этот момент представляет их прощание. Она старалась запечатлеть в памяти зелень больших и красивых глаз.

— Обещай мне, что ты не оставишь свои мечты. Никогда.

Скарлетт ничего не сказала, съёжившись прижалась к нему и опустила взгляд, пока в голове постоянным эхом отражалась единственная фраза.

«Нет, я не оставлю их. Моя мечта ты».

ГЛАВА 7

Скарлетт стояла на своём рабочем месте и, словно загипнотизированная, смотрела в большое окно, слушая непрерывный звук дождя, который, казалось, и не собирался прекращаться. День выдался спокойный, один из тех, когда хочется остановиться, подумать и погрузиться в воспоминания.

Вскоре наступит годовщина смерти её родителей. День, предрешивший всю её жизнь: она оказалась в мире одна, игнорируемая остальными родственниками, которые жили по разным штатам. Не то чтобы Скарлетт это волновало, она всё равно никогда не покинет Сан-Франциско, чтобы переехать в другое место: тут у неё были дом, воспоминания и друзья. Тут продолжал жить Матиас.

Он не уехал (во что хотел, чтобы девушка поверила). Мужчина, конечно, продолжал находиться в Сан-Франциско и вёл пятизвёздочную жизнь, под всеобщим обозрением, спокойно позабыв о речах про неспособность связать с кем-то свою жизнь. Прошло две недели после их прощания, и Скарлетт увидела в известном журнале сплетен его ангельское лицо, которое напечатали в полную страницу. Заголовок звучал примерно так: «Царица и её загадочный любовник».

Рядом с ним стояла удивительной красоты женщина. Почти такая же высокая, как и он, с очень длинными волосами цвета золота, и голубыми, словно сапфиры глазами. Заплатив два доллара, Скарлетт купила журнал и схватила дрожащими от злости руками. Матиас был с Оксаной Соколовой, — дочерью Дмитрия Соколова, мультимиллионера с интересами во всех финансовых областях, двадцати восьми лет. У Скарлетт заболело сердце от выражения лица Матиаса: привычное страдание исчезло, мужчина выглядел счастливым и расслабленным. Он улыбался и тёплым ласковым взглядом смотрел на женщину, обнимая её за талию в защитном жесте. Скарлетт вспомнила фотографию Грейс, отмечая, как сильно новая подруга Матиаса на неё похожа, отчего в груди стал рыть дыру тупой червь. Возможно, это неправда, что у Матиаса в сердце больше не осталось места, как уверял её, вероятно, он просто ждал подходящую женщину.

В течение следующих дней светская хроника продолжила следить за историей обоих, быть может, потому, что Сан-Франциско не такой гламурный, как другие города, и ​​пару, подобную этой, не встретишь каждый день.

Именно жадно зачитывая статьи в журналах, Скарлетт узнала дополнительные подробности из истории мужчины, в которого она по глупости влюбилась.

Часть ей уже была известна, и именно на ней таблоиды сосредоточили большую долю своего мелодраматического внимания. Та, в которой рассказывали об ужасной автомобильной аварии, повлекшей за собой смерть его родителей и жены, и где говорили о рождении в очень сложных условиях маленькой Элизабет. Читая эти статьи, Скарлетт узнала, что после несчастного случая Матиаса госпитализировали на несколько недель в тяжелом состоянии, и только чудо спасло мужчину. Она видела также упоминание о брате и сестре, но были предоставлены только общие сведения и профессии.

С другой стороны, история с Оксаной Соколовой представляла большую часть интереса этих дешевых журналов. Их связь рисовали как некий любовный выкуп, романтическую сказку между очень богатой принцессой и обыкновенным мужчиной, сильно пострадавшим от жестокой судьбы и готовым встать на ноги благодаря её любви.

Скарлетт горько улыбнулась. «Обыкновенный... если бы они только знали...» — подумала она.

Чем больше она смотрела на его фотографии во всех этих статьях, тем больше удивлялась, как сильно изменился Матиас за такое короткое время. Скарлетт не могла поверить в то, что беспокойство, присутствующее постоянно на его лице, исчезло благодаря отношениям с этой женщиной. Ведь никакой альтернативной гипотезы девушка придумать не могла.

Она знала Матиаса слишком мало и не сумела почувствовать в нём черту карьериста? Он и, правда, мог изобразить любовь ради денег? Возможно да. Матиас повторял это много раз за прошедшие месяцы, и, казалось, нашел золотую жилу.

Несколько недель Скарлетт покупала все журналы, в которых рассказывалось об этой замечательной паре, следила за их путешествиями по всей территории Соединенных Штатов, анализировала каждый его снимок. Скарлетт поразило, что ни одно из изданий не намекало на тёмное прошлое Матиаса, вместо этого его называли молодым учителем американской литературы, который работал в престижной частной школе.

После недель такого самоистязания Скарлетт перестала покупать бульварные издания, перестала думать о нём и его новой женщине, перестала задаваться вопросами и решила снова жить.

Девушка начала чаще выходить из дома, встречаться с друзьями Аманды и встретила Кевина, молодого человека двадцати пяти лет, друга детства Джордана. Парень был привлекательным, общительным, полным энергии. Он любил музыку и играл в довольно известной в Сан-Франциско группе. Кевин не мог ещё больше отличаться от Матиаса, как по внешности, так и по характеру. Тёмноволосый, очень мускулистый, со смуглым цветом лица. Его итальянское происхождение было очевидно в ярком и склонном к иронии характере. Кевин всё делал с увлечением, и его энтузиазм мог заразить любого вокруг него.

Не испытывая никаких истинных чувств, Скарлетт позволила себе сблизиться и соблазниться.

Кевин заставлял её улыбаться, на короткие мгновения позволяя забыть то, что её сердце упрямо держится дорогого, а разум — мечтает.

Нелегко было отпустить себя и начать встречаться с кем-то другим, но Кевин был хорош, он проникал легко и грациозно, вдыхая свежесть в её скучную и грустную жизнь.

Вместе с ним Скарлетт стала делать всё, что в её возрасте считается обычным делом. Она встречалась с друзьями, ходила на танцы, проводила долгие дни на пляже вместо того, чтобы сидеть дома в одиночестве и читать; занималась сексом чаще, чем могла когда-либо подумать, что такое возможно. И — удивительно даже для неё — она наслаждалась каждым мгновением, которое они проводили вместе. Это невозможно сравнить с эмоциями, которые девушка испытала с Матиасом, но было приятно отвлечься, позволив себя любить при солнечном свете, без препятствий, без мыслей. Кевин, конечно, не станет любовью всей её жизни, но это был первый шаг к свободе.

И всё же, когда она оставалась одна, или мимоходом в журнале натыкалась на изображение лица, которое разбило ей сердце, когда взгляд падал на книгу, которую Матиас подарил в их последнюю ночь, дыхание Скарлетт на миг останавливалось, а тайный дискомфорт, который она испытывала постоянно, усиливался. В такой момент она заставляла себя игнорировать его, упрямая и воинственно настроенная в решении больше не страдать. Она взращивала волнующее и фальшивое ощущение реванша, притворяясь не равнодушной к другому мужчине.

* * *

— Ну?

— Что ну?

— Завтра?

— Завтра что?

— Эта вечеринка?

— Какая вечеринка?

— Святейшие небеса, Скарлетт! Я десять минут тебе говорила!

— Извини, я думала о другом...

— Я говорила тебе, что Джордан, Кевин и их группа были наняты для вечеринки в Q.I. Клуб будет закрыт, потому как зарезервирован для частной вечеринки (ультра эксклюзивной), и нас пригласили.

— Хорошо, — рассеянно ответила Скарлетт, — но тебе снова придется одолжить мне что-нибудь из одежды, у меня нет ничего подходящего для такого места.

— Мне тоже, на самом деле. Завтра утром, перед работой, пойдём и что-нибудь найдём. Мой друг Шанталь открыл винтажный магазин возле Юнион-сквер.

— Винтажный стиль отстой.

— Чёрт, какой ты стала кислой в последнее время! Окей, тогда пойдём куда хочешь, лишь бы найти что-то элегантное и сексуальное. На этой вечеринке будут все важные люди Сан-Франциско.

Взгляд Скарлетт внезапно стал задумчивым, а затем более внимательным.

— Вечеринка вправду такая эксклюзивная?

— О да, можешь поклясться. Актеры, музыканты, финансисты. Сливки, подруга, и на один вечер мы перейдём на их сторону баррикады.

— Хорошо, позже, после смены мы пойдем искать подходящий наряд, — сказала Скарлетт уверенно-странным тоном.

— Отлично! — воскликнула Аманда. — Однако потом, покажись кому-нибудь. Эти твои перепады настроения начинают меня серьезно беспокоить.

* * *

Минут пять Матиас смотрел на две полоски белого порошка, аккуратно уложенные перед ним на безупречной стеклянной поверхности стола. В руке новенькая стодолларовая купюра.

— Господи!

Он закрыл глаза. Это дерьмо убьет его, он был уверен. С выражением молчаливого упрёка на него смотрело лицо Бенджамина Франклина рядом с первыми строчками Декларации независимости.

Оксана сидела рядом с ним, держа в одной руке бокал шампанского и бутылку Krug в другой, взволнованная по поводу очередной частной вечеринки, которую организовала. Её холодный, словно лёд голос, всегда посылал дрожь по его спине. Эта женщина на самом деле была безумной, как все и говорили. Матиас понял это почти сразу.

— Пошевеливайся, — шепнула она ему вполголоса, и он, как всегда, повиновался.

Матиас свернул трубочкой купюру, поднес к правой ноздре и склонился над кокаином. Он сильно вдохнул наркотик, а Оксана завершила работу, собрав увлажнённым указательным пальцем оставшиеся крупинки, и положив в его рот. Несколько минут, и Матиас почувствовал мощный эффект этой адской субстанции: сердце стало пульсировать быстрее, от груди к остальным частям тела растеклось тепло, а затем пришло внезапное и мощное искусственное возбуждение, которому он отдавался всё легче и легче, пытаясь забыть, где он и с кем. Через полчаса он оказался с Оксаной в комнате на верхнем этаже особняка вместе с молодой темноволосой женщиной и ещё одним, таким же неудачником, как и он. Перед ним на четвереньках стояла безымянная цыпочка и дико стонала, пока он брал её сзади, до боли дёргая за волосы. Рядом с ними между раздвинутыми ногами Оксаны пировал парень. Глаза Оксаны были прикованы к Матиасу, своей платной игрушке.

— Тебе нравится член моего Мати, Оливия?

— О… да... да... — между стонами и мычанием ответила женщина. Она чуть не плакала от боли и удовольствия, которые причинял ей вбивающийся таз Матиаса. Оксана пнула парня, который ублажал её языком, и подошла на четвереньках к своему мужчине.

— А тебе нравится трахать её, Мати? Нравится также, как тебе нравится трахать меня?

Он знал, что должен ответить, выучил под звук настоящих хлыстов.

— Нет… — фыркнул в ответ, не переставая безжалостно и без остановки вбиваться, и вызывая довольную улыбку у психопатки, которая держала его в кулаке неделями.

— Тогда прекрати трахать её!

Острая и неожиданная боль, пронзившая кожу на голове, заставила Матиаса остановиться. Оксана схватила его за волосы, и потянула назад, заставляя выгнуться и посмотреть ей в глаза.

— Оливия, ты слышала? Мати не любит трахаться с тобой, он хочет только меня. Убирайтесь отсюда! Я хочу побыть наедине со своим мужчиной.

У Матиаса стремительно кружилась голова, кокаин и алкоголь в очередной раз оглушили его, лишая трезвого мышления сильнее, чем он бы хотел, и погружая в эйфорию, несмотря на то отвращение, которое мужчина испытывал к самому себе. Оксана широко расставила ноги и протянула ему флакон со смазочным маслом. Как робот, он схватил его, открыл зубами, и выдавил на ладонь правой руки обильную дозу. Смазал защищающий его презерватив, и её промежность; женщина до безумия любила предаваться содомии в такой позе — глядя ему в глаза.

— Боже, как ты красив, — застонала она.

Матиас закинул её длинные ноги себе на плечи, сгибая Оксану, чтобы глубже проникать и целовать, соединяя ритм ударов бёдрами с танцем их языков.

— Тебе правда не нравилось трахать мою подругу? — хрипло спросила она, глядя на Матиаса изменившимися глазами с расширившимися зрачками.

— Да…

— Правда, тебе нравится делать это только со мной?

— Да, меня сводит с ума.

Оксана закрыла глаза и прижала Матиаса к себе, стала сильно царапать его вдоль спины, почти до крови, кусать губы и плечи, ставить отметины повсюду, куда могла добраться.

— Ты только мой?

— Только твой.

Мужчина ускорил темп, чтобы как можно скорее покончить с этим ужасом, и попытался сосредоточиться на том, что до завершения безумного контракта осталось меньше месяца. Изгибаясь, Оксана закричала от удовольствия, и наконец — измученный и с рвотными позывами, Матиас тоже кончил, рухнув на согнутое под ним тело.

— Ты же знаешь, что я люблю тебя, да? — прошептала она.

— Я тоже тебя люблю, — ответил Матиас, как по бумажке, восстанавливая дыхание.

Горя от напряжения у него болели на ногах мышцы, и Мати молился, чтобы на этом ночь закончилась. «В каком, бл*дь, мире он оказался?» — спросил сам себя, прежде чем встать, пошатываясь.

— Я приму душ, ты идёшь? — спросил у Оксаны, стягивая использованный презерватив, чтобы выбросить в мусорное ведро, где их уже скопилось немало.

Она улыбнулась ему:

— Нет, но возвращайся скорее.

Медленным шагом Матиас направился в ванную, запер за собой дверь, и сполз на пол, зажав руками голову. Он закрыл глаза и назло происходящему в последнее время, пробудил в памяти лица тех, кого любил. Элизабет, Грейс и Скарлетт. За прошедшие месяцы Матиас ни на секунду не переставал думать о молодой женщине, которая неумолимо оставалась у него в сердце. С той единственной совместной ночи он отказался от попыток отрицать свои чувства к ней, более того, Матиас ревниво их охранял, как секретный амулет, который использовал, чтобы выжить в этом аду, состоящем из побоев, наркотиков, алкоголя и бесконечного секса.

Он не раз пытался покончить с этим безумием, пробуя расторгнуть проклятый контракт, но после первых двух попыток, закончившихся кровью, мужчина сдался. Оксана была не только скандально богата. Она также была дочерью очень опасного человека, который сделал бы всё, чтобы угодить ей, вплоть до хладнокровного убийства несговорчивого любовника. Но Матиас боялся не за себя, а за дочь. Он хорошо запомнил жестокий взгляд, который встретил в её глазах, когда в первый раз попытался уйти, и самое главное, Матиас помнил её слова: «Мы же не хотим, чтобы с твоей малышкой случилось что-то плохое, не так ли?»

Матиас заледенел, потеряв дар речи.

— Мати, к счастью я всегда смогу вас защитить. Рядом со мной тебе ничего не нужно бояться. Никогда меня не предавай, иначе живым не выберешься.

В тот раз он понял — Оксана не шутит. Она всегда говорила серьёзно. И не остановилась бы даже перед ребенком.

Она была психопаткой, импульсивной любительницей острых ощущений и немедленного наслаждения. Женщина выталкивала за допустимые рамки, всех кто её окружал. А главное, она не испытывала тех эмоций, которые обычно испытывают нормальные люди. Она ничего не боялась, ни перед чем не смущалась, не знала значение раскаяния или вины. Всё это делало её опасной и непредсказуемой, жестокой садисткой. Казалось, что причиняемые людям страдания её мотивировали. Она была внутривидовой хищницей, привыкшей манипулировать окружающими, пользуясь их слабыми местами. Все остальные были для неё словно предметы, часто не имеющие ценность, и среди них Матиас оставался её любимцем.

Он был вынужден постоянно находиться начеку, подделывать все эмоции, и реагировать, используя некий вид психологии наоборот. Как только что и произошло. Именно она хотела этого дерьма — секса вчетвером. Оксана подтолкнула его трахнуть эту бедолагу, полную кокаина, но, тем не менее, как это всегда происходило, наказывала Матиаса за принудительное предательство. Ему не потребовалось много времени, чтобы понять, как работает извращенный ум Оксаны. Он понял быстро — патологическая ревность и потребность обладать у этой женщины выходят за рамки всякого здравого смысла. Не докажи Матиас конкретно и правдоподобно свою незаинтересованность в дочери, то девочка могла бы рассматриваться как угроза, и Бог знает, что с ней случилось бы. По этой причине, защищая, он удалился от Элизабет и от Глории. До тех пор, пока не расторгнут его договор с русской. И он остался совершенно один.

Матиас посмотрел на себя в зеркало. Своё лицо мужчина узнавал с трудом, несмотря на то, что оно было таким же, как всегда. Подавляя крик ярости, он с такой силой сжал край раковины, что побелели костяшки пальцев. Потом повернулся, вошёл в душевую кабину и включил горячую воду.

Когда дверь ванной распахнулась, Матиас стоял к ней спиной. Он плотно сжал челюсти, а лицо исказила гримаса отвращения.

Оксана, очевидно, передумала.

Матиас слышал приближающиеся шаги, лакированные ногти впились в его бедра, и сзади к нему прижалось костлявое тело.

Управление вернулось к инстинкту выживания. Он чуть повернулся, чтобы посмотреть ей в лицо, и похотливо улыбнулся, снова полностью погрузившись в свой грязный образ.

— Ты решила принять душ со мной, детка?

— М-да… — ответила она, с блестящими глазами, неестественно расширенными зрачками и покрасневшими от укусов губами.

Матиас повернулся на сто восемьдесят градусов и оказался перед ней. Он должен снова её трахнуть, он знал это. Надо было немедленно и эффективно избавиться от проблемы.

Матиас взял Оксану за запястья и втянул в душ.

— Позволь показать тебе, как я сожалею, что пришлось трахнуть ту дуру.

— Её зовут Оливия.

— Мне плевать на имя. Мне плевать на неё, и на любую другую.

На губах у женщины появилась злобная, возбуждённая улыбка.

Матиас в очередной раз сделал это — убедил сумасшедшую в том, что он на её стороне, влюблен в неё и хочет больше всего на свете.

Ожидая, Оксана приняла позу: наклонилась вперед, уперлась ладонями в скамью из зеленого мрамора, которая украшала просторную и элегантную душевую кабину. Матиас выдохнул с облегчением, довольный. По крайней мере, ему не придётся вновь трахать и смотреть ей в лицо. Он зажал член в кулак и пару раз провел вдоль, пока тот не стал твердым. Потом посмотрел на полку, где стояли шампуни и жидкое мыло, и поискал глазами презервативы, которые всегда держал под рукой.

— Стой спокойно, — приказал строгим голосом. Он взял презерватив, зубами разорвал пакетик и быстрым умелым движением раскатал по члену.

В следующую секунду он «похоронил» себя внутри демона, заключившего его в тюрьму из денег, наркотиков и секса. Проникая в неё без всякой деликатности, Матиас схватил Оксану за мокрые волосы, и с жестокостью притянул к себе, чтобы смотреть в глаза. Трахал молча. До тех пор, пока она не закричала от удовольствия и боли. Пока в очередной раз, он не наполнил женщину собой и своей ненавистью, замаскированной любовью.

ГЛАВА 8

Скарлетт разглядывала отражение своей фигуры в зеркале, и с трудом узнавала, что видела. «Возможно, переусердствовала», — сказала она себе, пока проверяла глазами туфли, юбку и топ. И все же, когда она выбирала этот наряд, он выглядел идеальным. Сейчас ей казался чрезмерным даже её макияж: Аманда переборщила с подводкой и тушью, не говоря уже о губах, красных как кровь. Единственным, всё ещё узнаваемым, оставались длинные распущенные волосы. Скарлетт согласилась со своей подругой, что облик, безусловно, сделал её чувственней, чем обычно, и тем не менее, она испытывала неловкость.

— Какого черта ты собираешься делать, Скарлетт? — вызывающе спросила она ту, другую, которая смотрела на неё из зеркала.

Аманда приблизилась к подруге сзади и заметила выражение сомнения.

— Перестань беспокоиться! По сравнению с другими гостями, ты будешь выглядеть как училка, поверь мне.

Скарлетт улыбнулась ей:

— Ты права. В конце концов, кого я волную?

— Кевина! Знаешь, как сильно он воодушевится, увидев тебя такой!

— Я так оделась не для него.

— Слушай, если ты сделала это для себя, то ещё лучше.

Скарлетт замолчала на некоторое время; на лице появилось выражение вины, а в сердце — желание доверить кому-то свои мучения.

С тех пор как Аманда упомянула об этой вечеринке, она ничего не делала, кроме как думала о Матиасе. Он, как правило, посещал модные клубы и принимал участие в таких эксклюзивных мероприятиях. Скарлетт была уверена, что увидит его снова. По этой причине сразу же приняла приглашение подруги, и по той же причине вызывающе оделась и накрасилась.

В конце концов, его имя сорвалось с уст, как вздох.

— Я сделала это даже не для себя. Я так оделась для Матиаса Кроуфорда.

— Матиаса Кроуфорда? — удивилась Аманда.

— Да. Думаю, он не пропустит такое событие.

— Ты всё ещё думаешь о нём?

— По сути, с тех пор, как ты рассказала про вечеринку, я ничего другого и не делала.

— Я решила, ты его позабыла.

— Я не могу. Ты была права. Он погубил меня навсегда, — горько улыбнулась Скарлетт.

— Неужели тебя так потрясла дружба, которая длилась чуть больше месяца? Я поняла, парень тебе очень понравился, но не ожидала, что несколько дней вместе и пара поцелуев могут заставить тебя влюбиться. А теперь есть Кевин. Мне казалось, что с ним всё складывается хорошо. Он также стал первым, с кем ты переспала.

— Моим первым мужчиной был Матиас, Аманда. Это произошло до того, как он исчез два месяца назад.

— Ах...

Скарлетт села рядом с подругой, которая тут же предложила ей сигарету, хотя и знала, что та не курит. Не моргнув глазом, Скарлетт взяла её, а потом, кашляя, попыталась сделать первую затяжку.

Доверившись Аманде впервые, она закрыла глаза и вспомнила:

— Мы занимались любовью, Аманда, и это был невероятный, сюрреалистический, безупречный опыт.

— Ты мне ничего не рассказывала.

— Я не хотела об этом говорить. Даже простое воспоминание меня разрывало. Я думала, что справлюсь, но этого не произошло.

— Как насчет Кевина?

— С Кевином я стараюсь. Он хороший, привлекательный, загадочный, но он не Матиас.

Внезапно Аманда стала серьезной.

— Ты уверена, что хочешь пойти на эту вечеринку? Если он придёт, то будет со своей невестой, а ты будешь в дерьме.

— Я должна увидеть его снова. Даже в последний раз.

— Ты говоришь так сейчас, но позже попадёшь под влияние сильнее прежнего.

— Вероятно ты права. Но такой случай не представится вновь, и я схожу с ума. Не смогу жить спокойно, зная, что у меня имелся шанс встретиться с ним, а я этого не сделала. Я постараюсь себя контролировать. Постараюсь быть спокойной и не причинять боль Кевину.

— Ты уже это делаешь, но не имеет значения. Возможно, встреча с Матиасом в его новом облике миллионера поможет тебе двигаться вперёд.

— Быть может.

Тогда Аманда решила развеять мрачную атмосферу, создавшуюся за последние минуты.

— И вообще, если он придёт, у него случится сердечный приступ. Будет кусать свои локти за то, что позволил тебе сбежать.

Скарлетт подумала, что на самом деле она никуда не двигалась. Она просто ждала его возвращения, и это огорчило её ещё больше.

* * *

Скарлетт сидела возле маленькой сцены, где Кевин, Джордан и другие ребята из группы разбирали инструменты, готовясь развлекать гостей в первой части вечера. Аманда сидела рядом с ней, а напротив стоял энный напиток. Перевалило за два часа ночи, и вечеринка была в полном разгаре, но Матиаса не было видно даже тени.

За последние три часа её настроение прошло через разные фазы. Едва приехала в клуб она сильно нервничала, со временем волнение ослабло, уступая место для мучительного разочарования. Наконец, наступила фаза весёлого безразличия (последнему, возможно, помог постоянный круг наполненных алкоголем бокалов).

После выступления группы Кевина Скарлетт несколько раз думала о том, что делать: лучше всё-таки остаться с друзьями или поехать домой на такси? В конце концов, решила, что останется и будет веселиться.

Через полчаса она сидела на диване в объятиях своего парня, готовая уйти, чтобы закончить вечер в другом месте, прежде чем они устроят шоу.

— Боже, как ты сексуальна сегодня вечером, ты сводишь меня с ума… — Кевин был на взводе, возбуждённый провокационным нарядом Скарлетт, не в силах оторвать от неё руки, и она позволяла ему. Раскованная более чем обычно, из-за выпитых напитков, а также ей хотелось снять напряжение, накопленное в ожидании увидеть впервые за два месяца мужчину, в которого всё ещё была влюблена.

Но Аманда прервала эту сессию нескромных поцелуев, отозвав подругу в сторону, оправдываясь необходимостью отлучиться на минутку в туалет. Скарлетт последовала за ней, пообещав Кевину, что скоро вернется, и они, наконец, вместе пойдут домой, чтобы закончить то, что начали.

— Как ты? Как ты себя чувствуешь? — спросила её подруга.

— Я в порядке, почему ты спрашиваешь? Тебе показалось, что мне было плохо минуту назад, когда сидела на диване? — Скарлетт от души рассмеялась, а подруга достала из сумки маленькую косметичку, которую всегда носила с собой. Аманда бросала обеспокоенные взгляды на противоположную сторону бара.

— Бля, у тебя весь макияж испортился!

— Что, чёрт возьми, с тобой не так? — спросила Скарлетт, встревоженная внезапной нервозностью подруги.

— Он здесь, — сказала Аманда, не добавляя ничего больше, потому что и так было ясно о ком идёт речь.

— Нет…

У Скарлетт перехватило дыхание, и если ещё секунду назад она держала голову прямо, то в этот момент вертела ею словно волчок. Девушку охватила паника. Она повернулась в ту сторону, куда были устремлены глаза подруги, и увидела его, — красивого, как никогда. Матиас стоял у стены, с улыбкой на губах и бокалом в руке. Рядом с ним была та женщина.

— Твою мать! — она быстро опустила взгляд, не зная, что делать.

Скарлетт не заметила, как его глаза тоже нашли её. Она не заметила, как выражение фальшивой радости, которое Матиас всегда носил на лице, мгновенно изменилось. Она не видела его расширенных от кокаина зрачков, и как мужчина освободился от собственнического захвата Оксаны, чтобы отойти и добраться до Скарлетт в другой стороне помещения.

— Пойдем, — отчаянным голосом умоляла Скарлетт, — уйдём прямо сейчас.

— Но почему? Ты пришла сюда ради него, — напомнила ей Аманда.

— Я передумала, не хочу оставаться, в этом нет смысла. Секунду назад я сидела на диване и целовала своего парня, и была в порядке, а теперь мне хочется плакать. Матиас был прав, когда говорил: для меня лучше оставаться вдали от него. Я только причиняю себе боль. Я хочу уйти.

Аманда положила косметичку обратно в сумку и решила не настаивать.

— Как пожелаешь, милая. Подожди меня в баре, я скажу Кевину и...

— Скажи ему, чтобы оставался здесь. На самом деле, оставайся и ты. Мне нужен свежий воздух и побыть одной. Придумай для меня оправдание, скажи Кевину, что мне стало плохо, а завтра я позвоню ему. Передай, что мне смертельно жаль. Мне так жаль, чёрт возьми...

Больше ничего не сказав, Скарлетт направилась к выходу из клуба и встала в очередь в гардероб, чтобы забрать свою кожаную куртку. Но пока ждала, она почувствовала, как её схватили за руку и потянули назад.

— Какого чёрта… — фраза застряла у неё в горле.

Матиас нервно оглядывался и так сильно сжимал её запястье, что делал больно.

— Пойдем со мной, — тихо приказал он, подталкивая Скарлетт к черным блестящим дверям служебного входа, которые открыл плечом. За дверью находилась лестница, и Матиас стал быстро подниматься, продолжая тащить за собой Скарлетт, пока они не достигли верхнего этажа. Музыка теперь слышалась неясно и отдалённо, воздух был холоднее, а освещение почти отсутствовало. Он двигался так, словно находился у себя дома, как будто точно знал куда идти, а она до сих пор не проронила ни слова.

В итоге Матиас зашёл в туалетную комнату огромных размеров и включил свет, закрывая за собой дверь. Потом сразу крепко прижал к себе Скарлетт. Его руки быстро ласкали девушку всюду: бёдра, ягодицы, грудь, ноги, как будто он должен был вновь обрести её тело. Его дыхание было хриплым, отчаянным, а рот жадным.

— Кто это был? — агрессивным и властным тоном спросил он, тяжело дыша ей в шею.

— Кевин... мой парень.

— Нет, — прорычал Матиас. Скарлетт отвечала на поцелуи с такой же безумной энергией, продолжая удивляться, что Мати снова оказался в её объятиях, и в то же самое время испытывала смущение от его иррационального и бессмысленного поведения.

Матиас поднял её и усадил на большую мраморную столешницу рядом с раковиной, задрал юбку к талии и раздвинул ноги. Скарлетт попыталась сопротивляться, но он остановил, встав между её бедер. Отодвинул её трусики в сторону и начал медленно ласкать обнажённую и уже постыдно влажную кожу.

— А Кевин трогает тебя так? — прошептал он чувственным голосом.

Скарлетт не узнавала это властное и собственническое отношение. Она ещё не знала, что с ним происходит, и всё же то, как чувствовала касания его руки, не позволяло ей думать ни о чём, кроме своей потребности в нём. Матиас посмотрел ей в глаза, пока его правильные ласки вели девушку к краю пропасти.

— Он доставляет тебе такое наслаждение? — прошептал он, увеличивая ритм своих движений и проникая пальцами с большей амплитудой.

— Матиас... пожалуйста.

— Пожалуйста, что? — провоцировал он хриплым голосом.

Скарлетт не знала, что ответить, а просто молила. Она молилась, чтобы понять, что происходит, молилась, чтобы понять, кто этот мужчина, который теперь непристойно трогал её в туалете одного из самых популярных клубов в городе. Молилась, чтобы он не останавливался, и одновременно молилась, чтобы он исчез навсегда, и она смогла вернуться к обычной жизни. Как удар током её поразило внезапное удовольствие, полученное от этих опытных рук, заставляя отступить запутанные мысли, мгновение назад кружившиеся в сознании. Матиас подавил её стоны ещё одним отчаянным поцелуем.

— Зачем ты это делаешь? — спросила она обеспокоено, пытаясь отдышаться. — Почему ты каждый раз показываешь мне рай, а потом оставляешь одну, чтобы я сама справлялась с последствиями твоего отказа?

— Это то, что контролировать я не могу, — ответил Матиас, поднимая взгляд и позволяя Скарлетт разглядеть свои странные и тёмные радужные оболочки. И вдруг отчаяние, и злость, которые она испытывала, сменились беспокойством.

— Что с тобой случилось, Мати? Почему глаза такие чёрные? Почему твоё сердце бьётся так быстро? Почему кажешься грустным и потерянным?

Матиас отодвинулся на несколько сантиметров и закрыл веки.

— Всё катиться к чертям... Эта работа не такая, как я думал. Оксана сумасшедшая. Если узнает, что сейчас я с тобой, то может отомстить самым худшим способом. Но когда увидел тебя, я сошел с ума, и не мог остановиться.

— Что ты говоришь? Ты с ней несчастлив?

Матиас мрачно рассмеялся, наполняя зловеще-неприятным ощущением.

— Ты спрашиваешь меня, счастлив ли я? Нет. Тут ты ошибаешься. Эта женщина отравляет меня, меняет меня, и я не знаю, как выбраться.

Впервые с момента их знакомства, Скарлетт почувствовала в нём глубокий страх.

Личность Матиаса всегда имела тёмные и мрачный черты. Скарлетт прекрасно знала его боль, цинизм, депрессивное смирение. Но эта его сторона, — такая неопрятная и сдавшаяся, такая испуганная и беспомощная, — была для неё новой.

Она нежно погладила Матиаса по голове, а затем обняла, не зная, как облегчить его страдания. Он повернулся, чтобы поцеловать её снова, на этот раз спокойно, без спешки, со всей любовью, которую постоянно отрицал, но вместо этого чувствовал к ней.

— Я так по тебе скучал, — признался он.

Скарлетт сильнее прижала его к груди, пока Матиас продолжал говорить:

— Всё сплошная игра. Она... я не знаю, как объяснить, она не нормальна, Скарлетт. Она психопат. Оксана одержима мной, и я боюсь, что она не будет следовать нашему контракту. Её отец не просто промышленник. Не знаю точно чем он занимается, но я понял, что эта семья замешана в разных махинациях... Боже... В доме Оксаны крутиться столько наркотиков, что хватит наполнить весь Сан-Франциско. Оружие и люди, которых можно представить лишь в худших фильмах об организованной преступности. Я в дерьме, Скарлетт, в дерьме по самое горло. — Матиас был расстроен, и она задыхалась от боли, слыша, что он в опасности, и застрял в подобной ситуации. — Возможно, я заслуживаю того, чтобы так закончить, — продолжил он тихим голосом. — Ты не знаешь, кто я, не знаешь, что за эти месяцы сделал. Ты единственное хорошее и чистое, что пережил с тех пор, как моя жизнь стала полным отстоем. Боже, как ты прекрасна сегодня…

Казалось, у него снова изменилось настроение, как будто он не мог контролировать свои мысли, эмоции, отчего беспокойство Скарлетт возросло в геометрической прогрессии. Это был вовсе не тот Матиас, которого она стремилась понять раньше, если вообще знала его по-настоящему.

Несколько мгновений мужчина смотрел на часы.

— У нас мало времени, иди сюда. Обними меня снова.

Скарлетт позволила ему сделать это, позволила взять то, в чём он нуждался. Она позволила ему раздвинуть ей ноги и выше задрать юбку на талии. И когда жестом, однозначного значения, Матиас разорвал её тонкие трусики, она без колебаний расстегнула его брюки. Скарлетт смотрела на Матиаса и видела его странные глаза, такие большие и потерянные, измученное и эротичное выражение лица, его прерывистое дыхание.

Матиас подвинул её, пока Скарлетт не оказалась на краю мраморной столешницы, затем обхватил член и, вошёл в неё, не теряя ни секунды.

— Всегда так... Невероятно... Боже, как сильно я скучал по тебе…

Скарлетт цеплялась за его сильные плечи, пряча в волосах лицо, смущенная от испытываемых ощущений, — интенсивных и противоречивых. Любовь, которую она чувствовала, удовольствие от того, что снова наполнена этим, столь внушительным членом, боль от осознания того, что будет только это: быстрый трах в общественном туалете. И ещё источаемое им страдание, это смертельное и мрачное чувство неизбежного конца, пока Матиас наполнял её вожделением и болью с закрытыми глазами, потерянный кто знает в каких тёмных извилинах своего разума, шепча слова любви и сожаления.

После нескольких минут безумного спаривания Скарлетт почувствовала, как струя за струёй её наполняет горячее семя, и, возможно она обманулась, но среди сдавленных слов, вырвавшихся у Мати, ей показалось, она слышит его бормочущее:

— Я люблю тебя.

После этого Матиас снова её поцеловал. Затуманенные глаза выглядели всё более и более потерянно, слова звучали несвязно, почти тарабарщиной. Потом извиняясь заплетающимся языком, он торопливо натянул брюки. Сказал, что ему надо бежать, что Оксана заметит его отсутствие и что он не хочет создавать Скарлетт неприятности. Велел ей немного подождать, прежде чем спуститься вниз, чтобы их не заметили вместе. Наконец он вышел из туалета, не оглядываясь и оставляя её одну, сидящей на раковине, с опущенным топом и разорванными трусиками, валяющимися на полу.

Только когда Скарлетт оказалась дома, в безопасности своих четырех стен, она вернулась к реальности и поняла, что произошло на самом деле. Потом ей стало плохо, она побежала в ванную, и её выворачивало до тех пор, пока в желудке ничего не осталось.

* * *

Высокие каблуки туфель, красные, как огонь, и лакированные, как и её длинные ухоженные ногти, цокали по блестящему мрамору спальни.

Оксана была в ярости.

— Где, бля, ты был, Мати?

— Я пошёл подышать свежим воздухом.

— Сорок минут?

— Я плохо себя чувствовал.

Она смотрела на него холодным подозрительным взглядом, пока он пытался скрыть свой страх за спокойным и отстраненным выражением на лице. Он наблюдал, как Оксана ходит взад-вперед с сигаретой в руке, размышляя, рассуждая. Матиас подумал, что кто-то видел его со Скарлетт, и начал готовить убедительный ответ. На него пристально уставились ледяные глаза, и по всему было ясно, — оправдание не сошлось и ей удалось прекрасно прочитать ложь, написанную на его лице.

— Кто та брюнетка?

— Подруга, Оксана. — Отрицать смысла не было.

— Я ничего не знаю о ней. Как зовут?

— Скарлетт.

— Фамилия?

— Понятия не имею. Эта девушка работает на ресепшен в St. Regis.

— Ты её трахал?

— Один раз. Подарок подруги на день рождения, — солгал он.

— Тебе понравилось?

— Нет.

Оксана нервно покусывала ноготь на большом пальце правой руки, продолжая внимательно его изучать.

— Тогда почему ты снова её трахнул сегодня вечером?

Матиас опустил взгляд:

— Я был на взводе.

— Меня тебе мало?

— Мне жаль.

— Ты сожалеешь, что оставил меня одну? Ты сожалеешь, что унизил меня, трахая низкооплачиваемую сотрудницу в туалете во время вечеринки в нашу честь? Или сожалеешь, что завтра у твоей шлюхи не будет работы только потому, что ты не можешь держать свой член в штанах? О чём ты сожалеешь больше, а?

— Эта девушка не причём, Оксана. Кокаин заставил меня потерять контроль, и я сделал какую-то ерунду. Ничего странного.

— Да нет, тут есть именно что-то странное. За два гребаных месяца ты никогда не позволял себе такие вещи. Вокруг тебя целыми днями ходят красивые женщины, Боже... Я сама их подкладывала к тебе в постель, а ты всегда оставался равнодушен. И вот из ниоткуда появляется та девица, и ты исчезаешь, убегаешь, как вор. Отводишь её в общественный туалет, чтобы трахнуть! Конечно, есть что-то странное, или ты держишь меня за идиотку?

Матиас встал и осторожными шагами приблизился к ней.

— Нет, я не считаю, что ты идиотка. Эта девчонка меня умоляла, и я поплыл, Оксана. Я тысячу раз говорил тебе, — у меня нет привычки к кокаину. Он меня возбуждает, дезориентирует, делает меня эйфоричным, и я не понимаю, что за дерьмо творю.

Взгляд Оксаны был полон гнева и обиды. Она не была женщиной, которая допускала ошибки или сомнения у своих подчиненных. Единственными вариантами с ней допускались подчинение и послушание, и было ясно, она раздумывает о том, как заставить его заплатить.

— Всё в порядке. Я верю тебе, — сказала она, наконец, ослабляя пояс, который удерживал красное атласное платье на талии, — но мне нужны конкретные доказательства, Мати.

— Всё, что ты хочешь.

— Трахни меня и сделай, как следует. Убеди меня.

Матиас посмотрел на наручные часы. Было шесть часов утра, и он валился с ног.

— Не справишься, любимый? — спросила она, подходя к ящику стола, где хранила дозы чистого кокаина. Матиас закрыл глаза, он был прав, опасаясь, что женщина его убьет. Так или иначе, это произошло бы.

Оксана начала готовить две полоски, и Матиас подумал о том, сколько белого порошка ему пришлось вдохнуть за последние двадцать четыре часа. Такими темпами он превратится в зависимого от кокаина, как и все, кто его окружал.

— Раздевайся, — приказала она, и он начал расстегивать кожаный ремень, который удерживал джинсы, потом расстегнул рубашку и быстро остался в одних боксерах. Матиас подошёл к столу, и Оксана протянула ему обычную стодолларовую купюру. Он вдохнул и снова почувствовал, как этот яд изменяет его чувства, из его организма стали исчезать любые следы физиологической усталости. Она позволила своему платью соскользнуть на пол. Под ним Оксана ничего не носила и была идеальной. Гладкие, длинные и подтянутые ноги, упругая грудь, плоский живот. Она была похожа на него. Шикарная снаружи, гнилая и коррумпированная внутри.

Оксана осталась в красных шпильках и встала перед ним на колени, стягивая боксеры.

— Я хочу тебя плохого, Мати.

Матиас подумал, что на этот раз у него не будет проблем с выполнением её желания.

* * *

Оксана была в экстазе. Буквально согнувшись пополам, она опиралась руками в стену, пока Матиас трахал её сзади, полностью затуманенный кокаином, рыча всякие непристойности, кусая и царапая. Он крепко держал её за волосы, обмотав их на запястье, чтобы больше прогибать тело Оксаны. Другой рукой он сжимал и щипал её за грудь, и время от времени сильно шлепал по твердым ягодицам. А она наслаждалась, наслаждалась мужчиной на котором зациклилась и которого решила оставить себе. Оксана знала, что у него есть дочь, и это её беспокоило, но она также понимала, что существует тысяча способов решить эту маленькую проблему: колледжи, учителя, — какое-нибудь решение найдётся. Но от такого мужчины она не откажется. Матиас был для неё идеален.

Он был самым привлекательным партнёром, которого она когда-либо имела, и его можно шантажировать. Маленькая девочка станет гарантией, что всё пойдет так, как планировалось в последние несколько дней. Она не позволит ему убежать. Она выйдет за него замуж и, в дополнение к покорному, контролируемому и красивому мужу, получит американское гражданство.

Оксана услышала, как Матиас прорычал:

— Тебе нравится, когда тебя так имеют, а? Как чертову шлюху…

Он дергал её за волосы, чтобы трахать с жестокостью, а удерживая под углом проникал глубже. Да... Матиас подумал, что ей это смертельно нравиться, ей так это нравилось, что под агрессивными и неустанными ударами у неё подкашивались ноги.

— Постарайся не упасть на пол, — авторитетно и сердито выдохнул он, — ты умоляла меня вые*ть тебя хорошо, и сейчас возьми всё до самого конца, поняла?

Выносить это больше Оксана не могла, она полностью погрузилась в роль жертвы, которую иногда любила изображать в их играх. Ей нравилось доводить вещи до крайности, а также чувствовать себя во власти его гнева и большого способного члена.

— Я больше не могу, Мати, — мяукнула она изможденно и возбужденно.

— Ни х*я, сможешь… Стой смирно.

Её ноги сильно дрожали, и стояла она лишь потому, что Матиас тянул за волосы. Спустя несколько секунд Оксана сдалась, и Матиас почувствовал, как её ноги заскользили по полу, и она упала на четвереньки. Он снова пристроился позади неё.

— Завтра мы пойдем на этот гребаный обед с твоим отцом, помнишь? И знаешь, что он подумает о своей маленькой девочке с поцарапанными коленями?

— Боже... Нет... Что... Что он подумает?

— Какая ты шлюха, трахаешься на четвереньках, как животное... Вот что...

Он возобновил свирепо вколачиваться. Матиас оскорблял Оксану, обращался с ней плохо (как она просила), и делал это без каких-либо усилий, несмотря на то, что был измотан и все мышцы его тела болели. Ему хотелось бы увидеть, как она истекает кровью, и, если бы мог, он убил бы её голыми руками во время одной из их игр. Поэтому трахал её без всякого внимания, очень агрессивно, заставляя кончать снова и снова. Его галлюцинирующий разум предполагал, что, возможно, он убьет Оксану оргазмами.

Каким отчаянным неудачником он был! Что за мудак!

Каким чудовищем он себя ощущал, теперь, когда и его оргазм был на подходе, наполнял напряженные яички, заставляя получать то острое наслаждение, которое он презирал и которому всё равно отдастся. Не было никакого спасения, никогда не было: хотя он ненавидел испытывать от неё удовольствие, в конце концов, он снова изольётся в это демоническое тело.

Матиас закрыл глаза. Оксана лежала на животе, больше не в состоянии себя поддерживать, а он возвышался сзади с вытянутыми руками. Матиас взревел, как разъяренный лев, наполняя её своим оргазмом и ненавистью, за что Оксана любила его ещё больше. Они остались лежать на полу, — живот прижат к спине, рот к плечу. Грязные души смешивались с едким и отвратительным запахом секса, который заполнял комнату. Затем Матиас откатился в сторону, спиной на пол и устремил в потолок взгляд; его грудь лихорадочно вздымалась вверх и вниз, всё тело покрылось потом, а сердце обезумело. Неустойчиво и покачиваясь на очень высоких каблуках, Оксана встала на ноги. Она тоже была потная и удовлетворенная от тупой боли, которую чувствовала в каждой части тела. От жестокости, с которой Матиас держал за волосы, у неё горела на голове кожа.

Её отлично трахнули, как и приказала, чем Оксана осталась очень довольна.

Она подошла к сумочке, которую оставила на кресле рядом с нетронутой кроватью. Вытащила пластиковый пакет, в котором хранила несколько косяков марихуаны, достала один и закурила. На секунду лицо женщины осветилось от красного огонька, ожившего между её пальцами. Она на самом деле была красивой. Красивая и ужасная. Потом Оксана вернулась к Матиасу.

— Садись, — приказала тем холодным тоном, который использовала, когда речь шла о чём-то важном, — мы должны поговорить.

Матиас подтянулся и прислонился спиной к стене. Оксана села напротив на край кровати, раскинув ноги в вульгарной и агрессивной позе. Она сделала длинную затяжку и закрыла глаза, наслаждаясь пряным ароматом косяка и подаренным им ощущением головокружения, потом протянула сигарету к губам Матиаса. Он взял без лишних вопросов.

— Браво, Мати. Затянись сильнее, мне нужно, чтобы ты был спокойный и расслабленный. — Оксана уставилась на него своими прозрачными и злыми глазами. — Я решила изменить наше соглашение, чтобы сделать его... скажем, более законченным.

Матиас молчал, стараясь не дать ей почувствовать испытываемый страх. Он сильно затягивался наркотиком, чувствуя, как горят рот и легкие, а глаза наполняются слезами. Он был в ужасе, его руки дрожали, и появилось неконтролируемое желание опустошить желудок.

Оксана потянулась за косяком, поднялась на ноги, и начала медленно ходить по комнате.

— Ты знал, что меня удочерили?

Мотнув головой, он ответил «нет». На лице Матиаса появилось выражение беспокойства и неуверенности, потому что он не понимал, к чему сейчас эта личная и частная речь.

— Знаешь ли ты, что до удочерения я провела годы в учреждении для брошенных несовершеннолетних?

Он не следил за монологом, не понимая, куда Оксана собирается прийти с этой тревожной и грустной преамбулой. Или, возможно, Матиас не хотел понимать.

— Мне жаль, — только и сказал он.

Оксана стояла к нему спиной, голая, возвышаясь на этих невозможных каблуках, и смотрела в окно на зарождающийся рассвет.

— Но у меня была мать… — она сделала паузу, а он молчал. — Меня забрали у неё, и знаешь, почему?

Оксана медленно повернулась, и Матиас удивился, увидев на губах злобную улыбку, так сильно контрастирующую с суровыми и неподвижными глазами, какими они были у неё в тот момент:

— Она была шлюхой, Матиас...

Кровь замерзла в его венах, пока Оксана продолжила ледяным тоном:

— Она была проституткой, как ты. Потому что это твоё ремесло, да? Шлюха. И папа. — Оксана приблизилась к нему. — Если власти узнают чем ты занимаешься, знаешь, что произойдет? Ты окажешься в тюрьме, а твоя дочь в руках социальных служб, как это случилось со мной. Такого не пожелаю даже своему злейшему врагу. Ты не представляешь, что делают в этих местах с мальчиками и девочками, особенно такими прекрасными, как твоя... — её голос окрасился театральным драматизмом. — Мир полон больных людей, любимый. Но я могу вас защитить.

— Что, чёрт возьми, ты говоришь? — прорычал он, пытаясь контролировать биение сердца, которое гремело у него в черепе и сводило с ума. Он терял контроль. Матиас чувствовал, что если встанет, то наброситься на неё. Он ощущал пульсирующие в венах гнев и ужас, и понимал, что в этот момент способен убить.

— Я говорю, если не будешь делать то, что приказываю, именно это и произойдет. Говорю, что твою дочь заберут у тебя, и я устрою это. Я говорю, что она окажется в неправильных руках, в этом можешь быть уверен.

Матиас вскочил и швырнул её на кровать, крепко сжав горло, и лишая возможности нормально дышать. Потом он закричал. Закричал, как дикое и отчаянное животное, пытаясь контролировать инстинкт сжать ещё сильнее и покончить со всем вот так.

— Я тебя убью, — прохрипел он, сдерживаясь, чтобы и на самом деле не придушить Оксану, а его сердце теперь, казалось, вырывалось из груди.

— Нет... ты не убьёшь меня... — ответила она сдавленным голосом, — отпусти меня, или завтра твоя маленькая девочка не увидит свет дня. Ты думаешь, я не приняла меры предосторожности, любимый?

Вдоль позвоночника Матиаса побежала ледяная дрожь, и от испытываемого ужаса на теле поднялись все волосы.

— Где она? Что ты с ней сделала? — отпуская Оксану, закричал он.

Матиас подошел к тумбочке у кровати, взял свой мобильный телефон и набрал домашний номер.

После многочисленных гудков сонным и взволнованным голосом ответила Глория:

— Кто говорит?

— Где Элизабет?

— Мати. О чём ты говоришь? Она здесь, в порядке. Девочка спит в своей постели.

— Сходи, проверь её. Сейчас же.

— Хорошо. Но не волнуйся. Она в порядке, говорю тебе.

— Иди!

Глория в шоке посмотрела на телефон. Она никогда не слышала Матиаса настолько не в себе. Даже в больнице, когда он размышлял покончить со всем сразу. Матиас услышал шаги Глории в тишине их квартиры, которую не видел неделями.

— Она дома. Спит. Успокойся. Что происходит?

— Запри дверь.

В другом конце комнаты Оксана улыбнулась.

— Словно закрытой двери тебе будет достаточно, чтобы остановить меня, — усмехнулась она.

Матиас бросил на неё яростный взгляд.

— Заткнись, твою мать!

Ничего не добавляя и оставляя Глорию в панике, Матиас сбросил звонок, и охваченный паникой начал собирать свою одежду, разбросанную вокруг.

— Остановись, — приказала Оксана, но он её не слушал.

— Ты впутала мою дочь, даже раза было слишком много. Я не знаю причину и не хочу её знать, но со мной ты закончила.

Оксана ответила ложно-сладким и понимающим голосом, подобным голосу матери, разговаривающей с ребёнком, который не может постичь реальность фактов:

— Разве ты не понял, что никуда не можешь уйти? Ты уверен, что я позволю тебе выйти за эту дверь? Ты такой идиот, и считаешь, что можешь защитить свою дочь, вернувшись к ней? Если бы ты не разозлил меня, то даже нашла тебя смешным. Ну ка садись, поговорим как взрослые, если и правда хочешь, чтобы Элизабет продолжала мирно спать в своей постели.

Матиас остановился.

— Хороший мальчик. Сразу бы так. А теперь слушай внимательно, потому что я собираюсь сказать, как мы поступим. Конечно, у тебя есть варианты, но я не думаю, что ошибусь, предполагая, что через полчаса ты взвесишь и примешь моё предложение, которое, помимо прочего, очень щедрое. Прежде чем принять решение, я хочу, чтобы ты увидел полную картину всех обстоятельств. — Оксана говорила спокойно и решительно о своем безумном плане и делала это голой. Вся ситуация выглядела сюрреалистичной. — Мои купленные адвокаты могут прижать тебя навсегда. Я могу посадить тебя в тюрьму и выбросить ключ. Я могу уничтожить любого, кто любит тебя. Глорию, а также твоего брата и сестру. Не то чтобы они тебя заботили, поскольку годами их избегаешь и не общаешься, но я всё равно это сделаю. Я могу устроить большие проблемы для брюнетки, которую ты трахнул прошлой ночью. Я могу делать то, что хочу, ты понимаешь это, Матиас? Потому что я всегда делаю то, что хочу. А знаешь ли ты, что я хочу сейчас больше всего на свете? Знаешь, что сделает меня счастливой? Знаешь?

— Что? — прошептал он, задыхаясь.

— Хорошо. Я вижу, мы начинаем рассуждать, любимый. Всё просто: я хочу, чтобы ты был моим. Чтобы ты был мой столько, сколько захочу. Я хочу выйти за тебя замуж, и хочу сделать это в ближайшее время. Завтра мы объявим о нашей официальной помолвке. Вся твоя двусмысленная деятельность исчезнет, как по волшебству. Когда устану от тебя, если это когда-нибудь случится, твоё резюме снова станет безупречным, и ты будешь свободен.

— Почему?

— Потому что я этого хочу, я тебе сказала.

— Тебе нужен мужчина, который тебя полюбит, Оксана. У тебя может быть кто угодно, ты такая красивая и богатая...

— Но у меня уже есть, кого хочу я, дурак! У меня есть культурный и утонченный мужчина, который может трахать меня как животное. У меня есть самый привлекательный мужчина, которого я когда-либо встречала, мужественный и пассивный одновременно. У меня есть возможность его шантажировать, и он всегда будет делать то, что я хочу. И также я заработаю дочь и гринкарту. У меня есть всё, в чём нуждаюсь, разве ты не видишь это, Мати? И тебе больше не придётся продавать своё тело, будешь проводить много времени со своей маленькой девочкой, которая будет расти в непринужденной обстановке, получит образование в лучших школах, а твои долги исчезнут прямо с завтрашнего дня. Ты должен поблагодарить меня на коленях за то, что я для тебя делаю.

В заключение, Оксана улыбнулась с маниакальным выражением, вытаскивая из сумочки изысканный контейнер из темного бархата, откуда извлекла кольцо с бриллиантом. Она надела его и подошла, чтобы поцеловать Матиаса в губы.

— А теперь скажи это, скажи мне, что ты хочешь жениться на мне. Сделай предложение. Встань на колено.

Матиас поднялся с пола и приблизился к ней. С торжествующим блеском в глазах Оксана наблюдала, как он встал перед ней на колено, и прошептал, устно подписывая свой приговор:

— Хочешь стать моей женой?

— Конечно, малыш. Пока смерть не разлучит нас.

ГЛАВА 9

Непрекращающийся ноябрьский дождь делал Сан-Франциско серым, монотонным и печальным, но Скарлетт находила эти звуки и нейтральные цвета странно утешительными. Замена ярких тонов лета осенними, более мрачными, а также переменчивость атмосферных явлений, которые отступали перед наступлением зимы, отражало её настроение. Скарлетт была похожа на листья: несчастные, эфемерно висящие на ветках, в ожидании последнего порыва ветра, который унесёт их навсегда. Она была похожа на нависающее над ней небо — свинцовое, и наполненное водой, с каждым мгновением всё более холодное и пустынное. Ощущала себя как бурное море, разбивающееся о берег залива, или словно окружающий Золотые Ворота туман, густой как никогда. Скарлетт чувствовала себя измученной и угнетенной, и город, казалось, страдал вместе с ней, составляя ей странную компанию. Он как бы говорил ей: я понимаю и похож на тебя.

Матиас снова исчез. От него больше не было никаких известий, кроме длинного письма, в котором он извинялся за своё поведение. Письмо полное лжи, против которой Скарлетт знала, что ничего не может сделать, и которое окончательно утвердило их расставание. Матиас написал, что пережил в своей жизни очень темный период из-за депрессии, от которой страдал с тех пор, как потерял своих близких, и долгое время всё вокруг казалось ему чёрным и безнадежным. Он объяснил Скарлетт, что в вечер, когда они были вместе, он находился под воздействием наркотических веществ. Писал, что Оксана не такая плохая женщина, как он нарисовал; и говорил о ней так плохо только потому, что не мог принять чувства, которые испытывал к другим женщинам, кроме жены. Матиас добавил, что для него настало время двигаться дальше, оставить прошлое позади, и что он решил сделать это с русской. Они обручились, а весной собирались пожениться. Ещё он писал, что Оксана очень напоминает ему Грейс (особенно по внешнему виду), и возможно, по этой причине, хотя и поверхностной, в итоге, он поддался чувствам. Матиас поощрял Скарлетт двигаться вперёд и очень извинялся за то, что побудил изменить своему парню. Он надеялся, она всё ещё встречалась с Кевином и любила его так, как он чувствовал, что любит Оксану. В заключение умолял её больше никогда его не искать. Матиас объяснял, что, уважая новую сентиментальную ситуацию, он предпочитает прекратить любые отношения из прошлого, которые представляли собой нечто более глубокое, чем простая дружба.

Читая, Скарлетт плакала, впадая в отчаяние, не в силах поверить этим словам.

— Чушь собачья! — закричала она, готовая броситься и искать Матиаса. Но неожиданное открытие полностью изменило её взгляд на их отношения.

* * *

— Ты поступила как дура, Скарлетт! — ругала сама себя, кашляя, и уткнувшись лицом в унитаз, когда её стошнило в третий раз за утро.

Так дерьмово Скарлетт чувствовала себя в течение нескольких недель, пока не обратилась к врачу, опасаясь какого-нибудь экзотического вируса, который могла подхватить от кого-то из постояльцев в стенах St. Regis. Ответ, который она получила, навсегда изменил её жизнь. Она ждала ребёнка.

Скарлетт по началу не поверила. «Это невозможно», — сказала себе. Она принимала противозачаточные с маниакальной точностью и строгостью. Но потом Скарлетт вспомнила тот вечер. Какая возбужденная она вернулась домой после встречи с Матиасом на вечеринке, занятие с ним любовью, количество выпивки, и как сильно её тошнило на следующее утро.

«Дура! Дура! Дура!» — в сотый раз выругала себя, пока вставала, в плену у тошноты и разочарования. Она была в курсе своего состояния всего две недели, хотя беременность приближалась к концу второго месяца. С тех пор, как Скарлетт вышла из кабинета врача, она только и думала о том, как справиться с ситуацией и сомневалась, как поступить. Сохранить ли ребёнка от мужчины, который собирался жениться на другой? Отказаться от всех своих планов? Какая жизнь её ждёт? Работа в гостинице, наблюдая за чужими жизнями, в попытке удержаться на плаву? Сказать ли Матиасу? А он поверит ей теперь, когда собирается жениться и стать миллионером? Или подумает о ней, как об очередной женщине, которая хочет им воспользоваться? Мог ли он полюбить их ребенка так же, как любит Элизабет? А Скарлетт сама, на самом деле хочет этого ребёнка?

Скарлетт не могла найти ответа ни на один из задаваемых себе вопросов, и потому продолжала откладывать решения.

Наступил декабрь. Скарлетт была уже на третьем месяце беременности. Никто не подозревал о её положении, так как она не поправились ни на грамм. Наоборот, из-за постоянной тошноты девушка похудела.

Она продолжала издалека следить за жизнью Матиаса. Читала объявляющие о великолепной помолвке статьи, просматривала каждую фотографию, пытаясь найти знак, хоть что-нибудь указывающее ей, как поступить. Но каждый раз Скарлетт приходила к выводу, что нет, она совсем не знала этого мужчину и не хотела иметь с ним ничего общего.

За несколько дней до Рождества она бесцельно бродила по улицам Чайнатауна, в поисках немногих подарков, которые собиралась сделать в этом году. Один для Аманды, один для Джордана и один для Кевина (шанс, который она упустила и выбросила за несколько мгновений неконтролируемой страсти с мужчиной, который её не хотел).

Несколько минут назад Скарлетт прошла через Ворота Дракона, и теперь шла вдоль узкой и крутой улицы, стены домов которой были выкрашены в оттенки античной розы и украшены обветшалыми оконными рамами зелёного цвета, красными фонарями, позолоченной лепниной и крышами-пагодами.

Вечерний туман смешивался с испарениями и пряными запахами, доносившимися из кухонь местных ресторанов. Пейзаж выглядел нереальным. Улица была пустынной, что показалось Скарлетт странным, учитывая живость жителей в китайском квартале и прибывших со всех уголков туристов, которых она повстречала, направляясь сюда. Продолжая идти всё медленнее и медленнее, она поняла, что заблудилась. Из-за этого Скарлетт должна бы почувствовать себя встревоженной или взволнованной — в дополнение стало быстро темнеть, а она забрела в одиночестве в район, который знала плохо. Вместо этого её охватило давно не испытываемое спокойствие.

Скарлетт уже почти собралась развернуться и повернуть назад, надеясь по пути вспомнить проделанные ранее шаги и вновь оказаться на Грант-авеню, когда её внимание привлекла освещённая витрина, притягивая странным очарованием. Не осознавая, она встала перед ней, как загипнотизированная, упершись руками в холодное стекло, и приклеившись глазами к единственному выставленному маленькому предмету. Это была цепочка с кулоном из нефрита.

С нежным звоном колокольчика открылась дверь, и пожилой мужчина пригласил Скарлетт войти. Он предложил ей устроиться в кресле рядом с журнальным столиком и попросил подождать (в задней части комнаты свистел чайник). Словно в трансе Скарлетт повиновалась — села и стала ждать. Через пару минут она увидела, как незнакомец вернулся с подносом в руках. Мужчина был невысокий и седой, с мудрыми голубыми как ночь глазами. Он поставил поднос на журнальный столик и разлил чай в две чашки. Затем подошёл к витрине и достал кулон, который так долго рассматривала Скарлетт; потом сел перед ней и улыбнулся.

— Наконец-то ты пришла. Долго я тебя ждал... — начал он, шокируя Скарлетт и вызывая подозрение, что у него не все винтики на месте.

Мужчина зажал ладонями обжигающую кружку, и закрыл глаза, словно собирая в сознании медленно протекающие мысли.

— Я хочу рассказать тебе историю — начал он спокойным, тёплым голосом, — историю об этой вещице, которой ты восхищалась через стекло. История, повествует о храброй любви, — он снова открыл глаза, и Скарлетт показалось, она видит, как те сияют новым, таинственным светом.

— Всё произошло в тридцатые годы. Девушка из Европы по имени Роза, аристократка, иммигрировавшая в Новый Свет, была замужем всего несколько недель. Этот брак не был продиктован любовью, скорее стал союзом, как часто случалось в то время. Её муж возглавлял одну из самых могущественных преступных организаций Чикаго, был жесток и опасен и постоянно ей изменял. Девушка жила однообразной пустой жизнью, в пассивном принятии своей судьбы. В их доме работал американский юноша, Кит, который занимался некоторыми домашними делами и садом. Кит боготворил Розу издалека, как недостижимую мечту. Для него она была слишком. Слишком красивая, слишком богатая, слишком аристократичная. Каждый вечер, когда Кит возвращался в свою комнату, он говорил себе, что перестанет смотреть на Розу, шпионить за ней, мечтать о ней и любить её. И каждое утро он начинал заново, не в силах остановить своё сердце и глаза. Кит не верил, что когда-нибудь найдет в себе мужество приблизиться к ней. Но однажды утром он увидел, что Роза плачет в углу своего прекрасного сада, и подошёл к ней, чтобы вытереть слёзы, как будто на свете это самое естественное и правильное. Они стали друзьями, дружба превратилась в любовь, а любовь — в неуемную страсть. Роза забеременела. Она уже месяцы не имела физического контакта с супругом, который даже и не глядел на неё, слишком занятый играми с молодыми женщинами, которых привлекали его власть и деньги. Эта беременность была их смертным приговором. Оскорбление, которое можно искупить только кровью. Не было никакой возможности выжить при таком обмане, совершенным во вред мужчине, как её муж.

Скарлетт внимательно смотрела на пожилого джентльмена широко раскрытыми глазами и с сильно бьющимся сердцем.

— Их убили?

— Нет, они сбежали. Они убежали далеко, туда, где их никто не мог найти. Они путешествовали неделями, пересекая страну с севера на юг, и добрались до Мексики, где провели остаток своей жизни. Безнадежно влюбленные каждый день своего существования.

— Слава богу, — сказала она растроганно.

Пожилой мужчина продолжил:

— Кулон, который у меня в руке, это первый подарок, сделанный Китом; на него он потратил почти все свои сбережения. Это символ их любви. Когда Кит умер, Роза почувствовала, что не сможет долго его пережить. Она знала это так же, как известно, что ночь следует за днём.

Накануне вечером, перед тем как угаснуть, Роза отправилась в мастерскую моего отца, который в то время жил в той же маленькой рыбацкой деревушке. Она сказала ему сохранить кулон и не продавать. Роза велела ему отдать украшение тому, кто рискнул всем ради любви, кто, благодаря храбрости сильных, имел мужество бороться за то, что важно. Человеку с добрым сердцем и чистыми чувствами. Этот кулон ждал тебя.

Скарлетт покачала головой в знак отрицания.

— Я последний человек, который заслуживает подобную вещь. Не знаю, что вы обо мне знаете, но я, конечно, этого не достойна.

— Меня не интересуют твои грехи и сомнения, — ответил мужчина, прежде чем осторожно открыть ей ладонь и положить на неё маленькое украшение.

Скарлетт снова посмотрела на кулон: это был маленький нефритовый ангел с распростёртыми крыльями, того же цвета, что и глаза, которые навсегда её околдовали.

— Этот ангел защитит тебя, — снова сказал ей старик. — Когда он тебе больше не понадобится, он сам тебя оставит, но до тех пор храни у себя. Он твой.

— Я…

— Прошу тебя. Не заставляй меня настаивать.

— Хорошо, — сдалась Скарлетт. — Позвольте мне хотя бы вам заплатить...

— Я же сказал. Это подарок. С Рождеством, Скарлетт.

— Откуда вы знаете моё имя?

Мужчина улыбнулся.

— Это магия, ты ещё не поняла?

Она молчала, не решаясь углубиться в таинственность, окружающую этого человека и место. Девушка только спросила его имя.

— Илия, — ответил он.

— С Рождеством вас, Илия.

Когда Скарлетт покинула маленькую лавку, она почувствовала такое облегчение, какого не случалось с ней уже несколько недель. Она сразу же надела кулон и продолжила путь по той же дороге, что и раньше, на этот раз вниз по склону. Рассказ старика произвёл на Скарлетт сильное впечатление, даже большее чем то, что западный человек жил в этой общине, так отличающейся от мира европейцев. Её не волновало, что, возможно, у доброго Илия не всё в порядке с головой, она в любом случае была ему благодарна за этот любезный и неожиданный дар.

Постепенно Скарлетт стала узнавать улицы, по которым шла, и, прежде чем покинуть китайский квартал, зашла в другую маленькую лавку, торгующую книгами и безделушками. Она купила чайную пару для Аманды, и маленький барабан для Кевина, а для себя купила памфлет китайских легенд. Ночью Скарлетт прочитала легенду о красной нити судьбы, которая рассказывает о том, как с рождения каждый человек несёт красную нить, привязанную к мизинцу левой руки. Эта нить неразрывно связывает его с родственной душой. Очень длинная, невидимая и нерушимая нить, которая соединяет двух людей, которые рано или поздно должны быть вместе навсегда.

Она заснула думая о Матиасе с нескрываемой улыбкой на губах.

* * *

Наступило 25 декабря, и Скарлетт с изумлением обнаружила, как Сан-Франциско побелел от снега. Событие очень редкое, в жизни она видела подобное лишь несколько раз. Это казалось ей почти чудом, и такая непорочная белизна вызвала у неё улыбку. Впервые с тех пор, как узнала о своей беременности, она нежно погладила свой, ещё плоский живот, а её мысли устремились к отцу ребенка.

Обиды к Матиасу Скарлетт больше не испытывала, и уже несколько дней вспоминала о нём с прежним томлением и тоской. Однако сегодня утром она испытала гораздо более сильный, чем обычно прилив боли и нежности. В этот день Матиас потерял любовь своей жизни и родителей; это был день, когда появилась на свет его маленькая девочка. Скарлетт представляла его печальным и счастливым одновременно, и задавалась вопросом: что он делает в этот момент?

Она закрыла глаза, и ей показалось, что видит Матиаса: он улыбается своей маленькой девочке, перед небольшим именинным тортом. Ностальгия завуалировала его большие ясные глаза, от воспоминания о тех, кто больше не был с ними, чтобы вместе прожить этот момент. И Скарлетт заплакала.

Её фантазия полетела дальше, и она увидела себя, и свою ситуацию, как растит ребёнка одна. Потом Скарлетт заставила себя больше не думать об этом, по крайней мере, некоторое время, и решила отправиться на кладбище. Ей хотелось побыть с родителями и рассказать им о малыше. Она накинула красное пальто, то, что любила больше всего, натянула шерстяные перчатки и отправилась в путь.

* * *

Оксана дала Матиасу неделю свободы, а сама вернулась в Петербург по каким-то семейным делам, о которых он должен был оставаться в неведении. Подготовку к свадьбе они собирались начать по её возвращению.

Наступил день Рождества, и на этот раз Матиас был бесконечно благодарен судьбе за неожиданные дни свободы, которые проведёт в своём собственном доме.

Шёл снег, и малышка была очень взволнована праздником и днём рождения.

Глория приготовила блины и полила их малиновым сиропом, — девочка любила его больше всего. Женщина также украсила стол маленькими красными свечами и сладостями из марципана в форме различных рождественских символов. В качестве фоновой музыки она выбрала рождественские песни в исполнении детей. В общем, Глория старалась сделать всё идеально, в восторге от тех дней, которые они проведут вместе с Матиасом, решив сделать их особенными.

Матиас приехал накануне вечером, и она, несмотря на собственную радость, сразу поняла — что-то не так. У него было усталое худое лицо, а на шее красовались свежие царапины и синяки. Глория содрогнулась при мысли о том, как он их получил, но ничего не сказала. Она притворилась, что ничего не заметила, стараясь сделать возвращение Матиаса лёгким и нормальным как для него, так и для Элизабет, которая несколько дней ждала отца с волнением и опасением.

Девочке неделями рассказывали, что папа должен был уехать в командировку, и когда она увидела его, по инстинктивной реакции укрылась в объятиях Глории, пряча своё лицо в густых черных волосах женщины. Потребовалось несколько минут, прежде чем Элизабет набралась смелости и согласилась на приближение отца.

Однако, когда малышка снова оказалась на руках у отца, всё вернулось, как прежде, и, возможно, даже лучше. Элизабет не переставая задавала Матиасу вопросы, искала его взгляд, целовала и крепко прижималась, словно боялась увидеть как он опять исчезает.

Ужин прошёл весело, за ним последовали игры и обнимашки, и в итоге отец и дочь уснули вместе за просмотром мультфильма, лёжа на огромной кровати.

Глория застала их спящими в обнимку, и у неё не хватило духа разбудить и разлучить отца с малышкой. Она укрыла их одеялом, а затем отправилась спать в свою комнату. Такими она обнаружила их и утром: лежащими близко-близко, в нежных объятиях друг друга.

Этим утром, впервые за три года Матиас не подумал сразу о том, что наступила годовщина смерти самых близких для него людей, а о том, как он счастлив находиться рядом с дочерью.

Именно она разбудила его возбужденными криками и своим пронзительным детским голоском.

— Папа! Папа! Смотри! Снег! — Он слышал, как Элизабет прыгает вокруг кровати, останавливаясь чтобы прикоснуться к нему там, куда могла дотянуться маленькими руками. — Папаааа!

Матиас открыл глаза и кинул взгляд на балконную дверь. И правда, шёл обильный снег, и комнату освещал яркий, ясный свет. Это было похоже на великолепный сон.

Услышав суету, пришла пахнущая блинами Глория; на лице у неё сияла оживленная улыбка.

— Кто знает, для кого все эти подарки под ёлкой! — сказала она, намереваясь вызвать у малышки ещё большую радость.

— Санта Клаус! — закричала Элизабет, и убежала в другую комнату, оставляя взрослых наедине.

Матиас встал, пытаясь подавить жгучую боль в спине, но не смог обмануть наблюдательный взгляд женщины.

— Со вчерашнего дня заметила, ты испытываешь боль когда двигаешься. Дай мне взглянуть. Я могу сделать тебе массаж. Ты знаешь, что я хороша...

— Нет. В этом нет необходимости, — ответил он поднимаясь с кровати. — Пойдём откроем подарки.

Глория посмотрела на него серьёзно. Она заметила, в Матиасе появилось нечто странное, и испытала уверенность, что ситуация в доме Оксаны должна быть куда более опасной и зловещей чем то, во что он пытался заставить её поверить.

— Это она, правда? Эта женщина. Она причиняет тебе боль.

— Глория, это лишь эротические игры. Они мне нравятся, — солгал Матиас, надеясь своим ответом смутить женщину до такой степени, что она откажется от продолжения разговора на эту тему.

— Игры, которые оставляют синяки и царапины? И заставляют тебя сжимать зубы каждый раз, когда делаешь резкое движение?

— На самом деле нет ничего страшного, — он вновь попытался успокоить Глорию, на этот раз отвечая с озорной полуулыбкой, — прошлой ночью мы немного переборщили. Оксана была на взводе из-за отъезда и... такие вещи происходят в определённых ситуациях, поверь мне.

Глория вздохнула и опустила взгляд. Она не хотела делать для Матиаса пребывание дома грустным или не комфортным, но была абсолютно уверена — он скрывает от неё правду. И она очень переживала за него.

— Хорошо, — сдалась она, — но позже ты дашь мне взглянуть.

— Папааа! — Элизабет прервала разговор, появившись в дверях со счастливой улыбкой на лице. — Давай, идём!

Матиас обошел Глорию и последовал за дочкой в надежде, что к этому вопросу женщина решит больше не возвращаться. Он все равно не позволил бы ей увидеть раны, покрывавшие большую часть спины, хотя бы потому, что не мог правдоподобно их оправдать.

В последнюю ночь Оксана сильно увлеклась и её эротические игры очень быстро превратились в настоящий сеанс пыток. Она его связала, унижала и высекла, преисполненная решимости оставить на теле Матиаса следы, которые останутся до её возвращения, как неизгладимые отметины, свидетельство того, что он целиком и полностью принадлежит ей. Во время этой игры он почти не ощущал боли, слишком одурманенный кокаином и марихуаной, но теперь не мог сделать ни единого движения, не почувствовав, как горит плоть.

Почти час они развлекались открывая подарки. Наконец, сели за стол и съели вкусный завтрак, приготовленный Глорией. Потом Матиас собрался, чтобы отправиться на обычную прогулку на кладбище. Он не ходил туда месяцы и теперь ощущал на сердце

невыносимую тяжесть. На этот раз Мати решил взять с собой и Элизабет. Когда дочурка была одета, они отправились в путь.

Как и каждый год, по пути на кладбище, он не мог не вспомнить вечер трагедии, которая три года назад навсегда испортила ему жизнь.

Был полдень 25 декабря 2009 года; он и Грейс лежали в постели, после того, как нежно занимались любовью. В то время Матиас знал только одно значение секса: связанное с глубоким и тёплым чувством. Он никогда не уставал от жены, и даже беременность Грейс, не делала этот момент менее возбуждающим и мощным. Матиас любовался Грейс, в освещении теплого света от стоящей рядом настольной лампы. Лицо покраснело от удовольствия, грудь набухла, объёмный живот, длинные светлые волосы рассыпались по подушке. Он заметил как жена внезапно замерла и улыбнулась положив на живот руку.

— Почувствуй, как она брыкается! Боже, милый, дай мне руку. Послушай!

Матиас положил на живот Грейс ладонь и стал ждать, когда девочка снова шевельнется. Он с мучительной ясностью помнил взгляд Грейс, когда она обняв свой живот улыбалась, влюбленная в жизнь, которую носила в себе. Он помнил, как опустился рядом с ней на колени, и прижался ухом к тому месту, где Грейс держала руки.

Удар Элизабет заставил его отпрыгнуть.

— Ой! Мы уверены, что будет девочка?

Грейс рассмеялась, и он поцеловал её с чувственной нежностью, продолжая ласкать тёплый живот, который охранял их маленькую девочку. Матиас помнил как потом спрятал лицо в волосах жены.

— Она будет такой же красивой, как и ты, — прошептал он Грейс.

— И она будет счастливым ребёнком, любимой и с лучшим в мире отцом.

Он помнил каким окрылённым и возбуждённым чувствовал себя. Их жизнь действительно была идеальной, и с появлением Элизабет стала бы завершённой.

У Матиаса разрывалось сердце при воспоминании о том дне, когда ещё казалось, что всё в его руках, он был многообещающим учителем литературы и жизнь протекала по безмятежным дорогам. Мысль, в кого за это время он превратился, причиняла боль.

После того раза Матиас больше не занимался любовью ни с одной женщиной. Он трахнул многих, как автомат, холодно и отстранённо. Секс для него больше ничего не значил, кроме кучи денег за короткое время.

Он превратился в плохого отца, оставлял своего ребенка ради того, чтобы пойти заняться сексом в элегантном отеле, или, ещё хуже, чтобы превратиться в секс-игрушку для психопатки, которая, возможно, в итоге его убьёт. Матиас уже забыл, что значит мечтать, строить планы, смотреть в зеркало, не испытывая отвращения к тому, что видел. Он потерял всё.

Он до сих пор помнил семейный ужин в доме Итана. Последний со своей семьей, куда он подвёз родителей.

Они ели вкусную еду и обменялись подарками. Они с Грейс получили много для Элизабет: боди, ползунки, комплекты одежды, которая дополняла бы приданое новорожденной. Все их мысли были устремлены в будущее, которое должно было стать прекрасным. Никто и представить не мог, что через несколько часов жизнь Грейс и родителей Матиаса оборвётся. Незадолго до десяти вечера они решили вернуться домой; Грейс устала и хотела поскорее лечь спать, потому что на следующий день их ждал ещё один обед, на этот раз с её родителями. Матиас был за рулём всего ничего; его рука лежала под рукой жены у него на бедре с их переплетёнными пальцами. Закрыв глаза Грейс уже отдыхала, а он негромко беседовал со своими.

Он помнил тот внезапный слепящий свет фар, который приближался с невероятной скоростью. Матиас свернул на замерзшем асфальте, пытаясь избежать неизбежного, но не смог удержать контроль над автомобилем. На него летела обезумевшая машина, а с правой стороны дороги стоял ряд толстых платанов — он оказался в смертельной ловушке. Последним, сохранившимся на тот момент воспоминанием были его собственные крики.

Он снова открыл глаза лишь через пять дней: в комнате с белыми стенами, и компании звуков контролирующих его аппаратов. Помнил охватившее чувство паники, и резкий звук тех аппаратов, который привлёк внимание врачей и медсестер. Помнил своё отчаяние, и безумную попытку вырвать все трубки, которые, казалось, захватили его в плен. У него в голове до сих пор звучал твёрдый и глубокий голос врача, который призывал успокоиться, и затем в плечо вошла игла. Матиас вернулся в небытие, погрузившись в глубокий и неестественный сон. Наконец Мати вспомнил как проснулся в ужасе, ощущая голову на грани взрыва и с предчувствием мучительной боли. Но с наибольшей ясностью он помнил взгляд врача, исполненный жалости. Именно это положило конец жизни, какой её знал до этого момента. Взгляд, в котором он прочитал правду.

— Мистер Кроуфорд...

— Грейс, — Матиас прошептал её имя, глазами умоляя опровергнуть реальность.

— Вам не нужно напрягаться и говорить сейчас...

— Где Грейс? Где мои мама и папа?

Доктор опустил взгляд, не в силах и дальше смотреть Матиасу в глаза. Тогда асептичную тишину больничной палаты разорвал его нечеловеческий вопль.

Матиас не помнил, сколько раз с того момента ему вводили транквилизаторы, но знал, что в какой-то момент они стали не нужны.

Он впал в какое-то кататоническое состояние — так врачи записали в его медицинскую карту. Его разум отделился от тела, затерявшись кто знает где на несколько дней. Он перестал разговаривать, не спал, не ел. Но был в здравии. Он понимал, что диагноз ошибочен. Матиас не говорил, потому что не хотел разговаривать, не хотел чувствовать и знать. Он решил оставаться в таком состоянии до тех пор, пока не умрет или ему не вернут живыми близких.

Его кормили, мыли, передвигали. Брат и сестра дежурили по очереди у изголовья кровати, — беспомощные и в отчаянии из-за упрямого отказа Матиаса продолжать жить. Пока Ариэль, однажды не решила положить конец этому кошмару. Они были одни в больничной палате, и она металась, как кошка в клетке, глядя на него нервно и сердито. Наконец Ариэль подошла к Матиасу, обхватила ладонями его лицо, заставляя смотреть себе в глаза.

— Мама, папа и Грейс мертвы, Мати.

Он как всегда остался без движения, ни слова, ни слезинки.

— Произошла авария. Ты ничего не мог сделать. То, что выжил ты — чудо, врачи сказали это ясно. Но знаешь, какое чудо невероятнее? Что перед смертью Грейс родила вашу дочь. Она держалась до последнего только ради неё. Грейс цеплялась за жизнь ради вашей девочки, понимаешь? Ты знаешь, что и Элизабет несколько дней боролась между жизнью и смертью? Нет, ты не знаешь. Никто тебе не сказал, чтобы не ухудшать твоё состояние. Хорошо. Знаешь что? Я тебе скажу. Она всё ещё находится в реанимации, у неё случились три сердечно-респираторных кризиса в первые часы жизни, а весит малышка меньше килограмма. Самостоятельно она дышит с трудом и находится в инкубаторе. Хочешь её увидеть? У меня есть её фотография.

Ариэль схватила сумку и несколько секунд в ней рылась. Матиас зажмурился и сжал кулаки, чтобы не закричать.

— Открой глаза, твою мать! Открой! — закричала Ариэль, и он, наконец, повиновался.

Перед ним была фотография его маленькой девочки. Микроскопическое тельце, захваченное трубками. Глаза закрыты, ладони сжаты в кулачки, точно так же, как у него мгновение назад. На ней был только крошечный подгузник.

— Мати, ты нужен ей, — в отчаянии пробормотала сестра, и он поднял дрожащую руку, чтобы взять фотографию и прижать к сердцу. Ариэль смотрела как Матиас согнулся пополам и начал плакать, раскачиваясь вперёд-назад, всхлипывая всё громче, душераздирающе. Она обняла брата, стала гладить по голове и лицу, шепча, что он справится.

— Нет, я не смогу... я не смогу жить без Грейс… без них… — Наконец, после дней упрямого молчания, он заговорил.

— Ты сможешь. Ты должен это сделать! Обязан… ради дочери.

Матиас согласно кивнул головой, продолжая прижимать к груди фото малышки, шепча извинения этому маленькому клочку бумаги. Сестра оказалась права, у него была причина жить, причина, которая перевешивала его эгоистичное горе, всё его разрушительное чувство вины. Именно тогда Матиас решил, что не сделает свою дочь очередной жертвой.

Через неделю он смог сесть в кресло-коляску и попросил о возможности увидеть дочь. Элизабет было три недели и весила она чуть больше килограмма. С каждым днём ей становилось лучше, и врачи были настроены оптимистично. Она блестяще преодолела все кризисы, и шансы на то, что девочка выйдет невредимой из этого неприятного приключения, были очень высоки.

Фотография, которую он всегда держал в своем ежедневнике, та, которую видела Скарлетт, была сделана в тот день. В день, когда Матиас впервые взял дочь на руки и начал снова дышать.

Когда они с малышкой переехали в Сан-Франциско, они перевезли с собой и прах Грейс. Мэр города позволил ему захоронить прах под безукоризненной мраморной плитой, перед которой он теперь, спустя три года, стоял в сотый раз. Остальные привязанности Матиаса были эгоистично и безумно отрезаны от его жизни, в тот самый момент, когда он принял неприличное предложение Фиби Ньюманн.

* * *

Погружённый в себя Матиас стоял перед могилой Грейс. Элизабет играла рядом с ним, собирая снег с земли; она с изумлением и весельем рассматривала маленькие следы, которые оставляла на легком белом полотне.

Сегодня Матиас чувствовал себя как парализованный. Ему было труднее, чем в любой другой раз, когда ходил на кладбище просить у жены прощения. Как смел он снова приблизиться к ней, к своему ангелу, после того, как несколько месяцев жил так грязно и порочно? После того, как дал обещание женится на дьяволе во плоти?

Наконец Матиас набрался смелости, погладил ледяной мрамор, а потом вздохнул:

— Я снова здесь... прошёл ещё год... Боже, мне кажется невероятным, кажется только вчера ты была со мной и всё было прекрасно, а теперь... — Он поднял глаза к небу. — Ты сердишься на меня, любимая? Поэтому ты больше не приходишь ко мне во сне? Ты решила оставить меня на произвол судьбы? — Матиас снова опустил взгляд на фотографию с их свадьбы; холод пробежал вдоль позвоночника, вызывая у него дрожь. — Я не могу винить тебя, если это так. Знаю, что стал монстром. Ниже этого упасть я не мог. Эта женщина... эта женщина вырвала последний клочок достоинства, который у меня оставался, и я ей позволил. Она шантажировала меня и заставила дать обещание жениться на ней. Меня тошнит от одной мысли о том, что я сделал и что предстоит делать дальше. Я не знаю, как из этого выбраться. Понимаю, что я ничего не заслуживаю, но всё равно умоляю тебя... Где бы ты ни была, помоги мне, Грейс. Не бросай меня.

Не зная больше, что добавить, Матиас наклонился над фотографией, поцеловал Грейс, глубоко вздохнул, затем взял Элизабет на руки и направился к выходу кладбища.

Пока он шел вдоль этого леса памятников, сделанного из любимых, а затем позабытых имен, внезапный порыв ледяного ветра заставил его обернуться, чтобы защитить себя и дочку. Именно среди этого абсолютного покоя он увидел кроваво-красное пятно на белоснежном фоне.

Это была она. Скарлетт.

Матиас замер, в груди быстрее забилось сердце, а разум задавался вопросом: он видел реальность или мираж?

Однако он не обманулся. Это на самом деле была она, Матиас узнал бы её среди тысячи лиц. Скарлетт стояла на коленях, закрыв глаза и молитвенно сжав руки. На ней было одето узкое красное пальто и лёгкая шерстяная шапка. Её щёки покраснели от холода, а длинные каштановые волосы обрамляли чистое лицо.

Она показалась ему невероятно красивой, почти мистическим изображением. Невинная, чистая фигура, потерявшаяся в себе перед могилами родителей.

Матиас никак не мог решить — сбежать или приблизиться к ней. Сердце толкало ноги двигаться к девушке, но разум кричал, чтобы он отпустил её, ушёл, прежде чем снова причинит ей боль. Ещё один порыв, более жестокий, чем первый, заставил Матиаса сильнее прижать Элизабет. Та громко рассмеялась, возбужденным кристально чистым звуком, настолько неуместным в этой пустоши, что привлекла внимание Скарлетт. После этого альтернативы не было ни для одного из них.

Скарлетт ясно видела Матиаса: он стоял закутанный в длинное тёмное пальто, элегантное и строгое. Неподвижный с дочерью на руках. От удивления девушка открыла рот. Она поднялась и внезапно побледнев смотрела на него, словно видела привидение. Скарлетт яростно завертела головой, сжала живот, согнулась пополам и её стошнило.

В этот момент Матиас, без колебаний, бросился к ней, громко окликая по имени.

— Чёрт возьми! — услышал он её гневный тон, когда оказался рядом.

— Скарлетт…

— Что ты здесь делаешь? Убирайся! — прошептала она слабым голосом, пытаясь выпрямиться, и одновременно стараясь вытереть лицо рукой в перчатке. В её глазах виднелись боль и страх, а не обида, которую он ожидал найти. Скарлетт сделала по снегу два неуклюжих шага, снова упала на колени, упираясь руками на землю.

Матиас отпустил Элизабет и присел рядом со Скарлетт — испуганный, потому что не понимал, что происходит.

Она пробормотала низким голосом:

— Я сказала тебе уйти. Всё в порядке. Просто закружилась голова.

Но он её не послушал. Матиас подхватил девушку под руки и поставил на ноги.

— Ты бледная. Слишком бледная.

— Матиас, пожалуйста.

Её голос не звучал сердито, Скарлетт казалась больше испуганной, обеспокоенной, как будто на самом деле хотела, чтобы он был далеко от неё.

— Я отвезу тебя в больницу.

— Не разыгрывай драму, — прошептала она. — Я почти уверена, это простуда.

— Тогда я отвезу тебя к нам. Глория ждёт нас с горячим обедом. Потом, когда придёшь в себя, я отвезу тебя домой.

Отчаявшись, Скарлетт посмотрела на него и только в этот момент заметила испуганную девочку, которая пряталась за длинным пальто Матиаса.

— Нет, спасибо.

— Не капризничай, тебе не хорошо. Тебя стошнило, и ты чуть не потеряла сознание. У тебя есть хоть кто-то, кого ты ждёшь на праздник?

Скарлетт покраснела и не нашла мужества взглянуть ему в лицо.

— Ты сейчас считаешь меня неудачницей, не так ли?

— Нет. Я просто волнуюсь. Рождество, и тебе нездоровиться. Никто не должен проводить в одиночестве такой день, особенно в твоём состоянии.

Скарлетт резко подняла лицо.

— Что значит в моём состоянии?

— Тебе плохо, это очевидно. Пойдем со мной, пожалуйста.

— Я сказала — нет. Иди праздновать со своей малышкой. У меня тоже есть те, кто любит меня, Мати. Я жду на обед Аманду, Джордана и Кевина. Я не экземпляр человека, о котором ты можешь заботиться, когда захочешь, и оставить в стороне, когда тебе надоест.

— Прошу тебя, — ещё раз безрезультатно попросил Матиас. Но Скарлетт достала мобильный телефон и вызвала такси. Затем она посмотрела на него взглядом, наполненным разочарованием, которое скопилось в ней за все эти месяцы.

— С Рождеством тебя, Матиас. С Днем рождения, маленькая Элизабет, — с нежной улыбкой сказала она девочке. И пошла к выходу с высоко поднятой головой, оставив позади себя расстроенного и огорчённого мужчину, которого продолжала любить.

* * *

После обеда Матиас уложил Элизабет спать. За день малышка измоталась, — она рано проснулась, была взволновала Рождеством и своим днём рождения, и в итоге усталая рухнула в объятия отца. Матиас тихо бродил по квартире, продолжая волноваться о Скарлетт.

Он понимал её отстранённость и холодность, но всё ещё испытывал странное чувство: беспокойство, которое в нём копошилось и тревожило. Словно было нечто, что он должен был увидеть и чего не заметил. Как будто во время их встречи он пропустил какую-то важную деталь. Он часами твердил себе, что это к лучшему, Скарлетт поступила правильно когда ушла и отказалась от его приглашения. Он разочаровывал её слишком часто и слишком глубоко. К тому же она будет в окружении своих друзей и этого Кевина. Матиас испытал прилив ревности, которой постарался не придавать значения. Он не имел права испытывать такое чувство, не после всего, что с ней сделал и сказал.

— Что такое, Мати? — спросила Глория, наблюдавшая за ним издали.

— Сегодня утром на кладбище я встретил Скарлетт. Мне показалось, она плохо себя чувствовала, и теперь я беспокоюсь.

— Почему ты так решил?

— Её вырвало и была очень бледная. Она чуть не потеряла сознание.

— О, Господи. Так что?

— Так что ничего, она умоляла меня уйти, отпустить её, и вызвала такси, чтобы вернуться домой.

— Посмотрим, правильно ли я поняла: женщину, в которую ты влюблен, вывернуло на изнанку и она чуть не упала в обморок посреди снега, а ты отпустил её просто так?

— Я не влюблен в неё, Глория. И я видел, как она садилась в такси. В любом случае, она не хочет видеть меня рядом. Слишком много воды утекло. Были сделаны и сказаны непростительные вещи. Через шесть дней приедет Оксана, и я снова вернусь к своей жизнь с ней, оставив всё остальное позади. Я тебе уже несколько раз говорил.

— Дело в том, что в последнее время ты говорил много глупостей. Одной больше или меньше не имеет значения. Я не верю ни единому слову об этой русской змее. Не думаю, что ты её любишь. Предполагаю, что ты жертва шантажа или чего-то в этом роде. И раз уж мы вернулись к этому... Я не верю в то, что ты придумал этим утром для оправдания синяков и боли, которую испытываешь, когда двигаешься. Эта женщина плохо с тобой обращается, и ты позволяешь ей это.

— Вот именно. Я ей это позволяю.

— Почему?

Он остановил её взглядом.

— Прошу тебя, давай забудем.

— Хорошо. Если ты действительно хочешь, чтобы я притворялась, я буду притворяться, — сказала Глория, глядя ему в глаза. — Но знаешь кому на этот раз придётся расплачиваться? Элизабет! Как, чёрт возьми, ты этого не понимаешь?

— Это ты не понимаешь! Я это делаю ради неё!

— Потому что эта женщина полна денег и погасит твои долги? Тебе хватило бы ещё года два. Или лучше... Тебе достаточно было бы склонить голову и признать, что ты всё сделал неправильно. Тебе хватило бы сказать слово «конец» этой безумной жизни и вернуться домой к своим брату и сестре, которые до сих пор любят тебя и сделают всё, чтобы помочь.

— Умоляю тебя...

— В кого ты превратился, Матиас?

«Монстра», — подумал он.

ГЛАВА 10

Скарлетт стояла перед управляющим отелем и терзала свои руки, пока тот с серьезным видом читал медицинский документ. Господин Колеман вздохнул, а затем по-доброму на неё посмотрел.

— Мисс Маккей, я думаю, что cмогу вам помочь.

— Правда? — переспросила она, наполняясь надеждой, после того как пережила одну из худших недель своей жизни.

— В ближайшие месяцы у вас будут постоянные смены, и вы не будете вынуждены стоять часами: я перевожу вас в администрацию. Затем, когда ребёнок родится, если захотите, вас будет вновь ждать место на ресепшен.

— Это почти похоже на повышение, — недоверчиво сказала молодая женщина.

— Да, может им стать. Проявите свои способности, и мы рассмотрим возможность окончательного изменения в должности.

— Спасибо.

На глаза Скарлетт навернулись слезы. Плохое самочувствие в Рождество встревожило девушку, и наблюдающий её врач назначил принудительный отдых. Беременность протекала без явных симптомов, указывающих на возможные осложнения, но, конечно, их отсутствие нельзя было недооценивать. Регулярный график работы с менее изнурительными сменами помогли бы ей.

— А теперь иди домой и отдохни. Увидимся в офисе через пятнадцать дней.

— Ещё раз спасибо, господин Коулман, — ответила Скарлетт, вставая и протягивая руку для официального прощания. — Я не подведу вас.

— Рассчитываю на это, Маккей.

Управляющий гостиницы стал первым человеком, с кем Скарлетт поделилась своим секретом, после чего сразу почувствовала себя легче.

Недомогание, случившееся в день Рождества, расстроило её больше, чем она хотела признать на данный момент. Она справлялась с беременностью в одиночку, и в моменты наибольшего уныния ей не на кого было положиться или довериться. Скарлетт верила, — она сможет справиться самостоятельно, но встреча с Матиасом на кладбище повергла её в отчаяние. И в сомнения.

Она злилась на него по тысяче причин. Скарлетт не обвиняла его в беременности. Ошибку (если это была ошибка), она приписывала только себе. Но видеть его рядом с дочерью и осознавать, что существо, которое росло в её чреве, будет лишено отца, привело Скарлетт в ярость. Она злилась на Матиаса, потому что он выбрал другую женщину и сделал это с легкостью, даже не оглянувшись назад. Она злилась на него за то, что продолжала его любить не получая взаимности. И ещё девушка мучилась из-за своего окончательного выбора, который тоже сделала с легкостью: оставить ребенка, не сказав ему.

За те доли секунды, пока она стояла с Матиасом рядом, импульсивное желание выкрикнуть ему в лицо правду было почти неконтролируемым. По этой причине она убежала, не дав себе возможности провести с ним времени побольше. Потому что в глубине души знала, что сдастся и признается во всем.

Такое мрачное, и полное сомнений настроение сопровождало Скарлетт в течение нескольких дней. Но положительный результат собеседования с директором гостиницы убедил её, наконец, что возможность с кем-то поговорить о своём положении поможет ей преодолеть ближайшие месяцы.

Скарлетт вернулась домой с хорошим настроением. Она разделась и выпила расслабляющий травяной чай, чтобы успокоить нервы и набраться смелости. Затем уютно свернулась калачиком на диване, взяла мобильный телефон и набрала номер Аманды, решив открыться и ей. Поэтому Скарлетт пригласила подругу на ужин. Она всё ей расскажет, попросит совета и помощи.

Аманда пришла ровно в семь и принесла с собой бутылку отличного красного вина, в предвкушении поболтать с подругой и провести вечер, подобный тем, что были в старые времена.

В St. Regis распространились новости о продвижении Скарлетт, и Аманда посчитала, что приглашение связано с этим хорошим известием. Прежде чем пройти в дом, Аманда крепко обняла подругу и поздравила:

— Я знала, рано или поздно ты сделаешь карьеру. Ты девушка умная, с головой на плечах. Несмотря на то, что мне будет смертельно тебя не хватать, и я уже всем сердцем ненавижу смены с Джейн, не могу не порадоваться за тебя!

Скарлетт на это объятие ответила эмоционально.

— Заходи, заходи. У меня приготовлен сюрприз побольше, надеюсь, он сделает тебя такой же счастливой. Сейчас мне очень нужен человек с хорошим настроением, как у тебя.

Скарлетт пригласила подругу расположиться на кухне и поспешила подать на стол жаркое и картошку, которые держала в духовке в тепле. Она открыла бутылку вина и налила бокал для Аманды, а для себя воду.

— Ты позволишь мне пить в одиночестве? — удивилась Аманда.

Скарлетт улыбнулась и покраснела.

— Какое-то время я не смогу пить.

Подруга с недоумением на неё посмотрела. В последнее время Аманда замечала, что Скарлетт испытывала недомогание, — она всегда была бледной и страдала от практически постоянной тошноты. Аманда отметила, что Скарлетт перестала со всеми встречаться и снова замкнулась в себе. Она даже пыталась поговорить со Скарлетт, потому что это её беспокоило, но та всегда находила повод чтобы избежать разговора.

— Что происходит? Ты принимаешь лекарства? — Аманда подумала о депрессии. После вечера в Q.I коллега выглядела странно и Аманда решила: встреча с Матиасом так сильно расстроила Скарлетт, что та заболела.

— Нет. Я в порядке, — успокоила её подруга. — Просто кое-что случилось. Невероятная вещь, которая изменит мою жизнь.

— Не томи. Давай, говори.

— Я жду ребёнка, — сказала Скарлетт без преамбулы.

На лице Аманды появилось недоверчивое выражение:

— Что? Но как?

Скарлетт засмеялась, забавляясь над реакцией Аманды.

— Ты должна знать... как. У тебя гораздо больше опыта в этой области, чем у меня, правда?

— Но Кевин знает?

— Это не Кевина.

— А чей тогда? Когда это произошло?

Скарлетт покраснела как рак и опустила взгляд.

— В вечер в клубе Q.I. Я не сразу ушла домой, Матиас догнал меня и...

— Ребёнок, которого ты ждешь, от Кроуфорда?

— Ага.

— Бля... Нет!

— Напротив да, бля. Я не сомневаюсь. После той ночи я рассталась с Кевином, и с моего последнего цикла (за пару недель до этого), у меня не было с ним никаких отношений. Так что альтернатив нет. Ребёнок Матиаса.

— И как он к этому отнёсся? Он собирается жениться на этой... Боже, какая ситуация...

— Матиас ничего не знает. Ты первая с кем разговариваю о беременности — кроме доктора, который за мной наблюдает и директора. Я даже не знаю, скажу ли Матиасу. Как ты заметила, он собирается жениться на другой. После того вечера я больше его не видела и не слышала, он написал мне красивое прощальное письмо, в котором чётко расставил все точки над i. Меня он не любит, и больше не хочет иметь со мной ничего общего. Лишь хочет забыть меня, чтобы спокойно жить в своей новой любовной истории. А потом, давай посмотрим правде в глаза, я на самом деле его не знаю. Он никогда понастоящему не был частью моей жизни. Наши существования всегда оставались параллельными.

— Ты ждёшь от него ребёнка. Если бы они были действительно параллельны, вы бы не пересеклись таким определенным образом!

— Этот мужчина играл со мной в своё удовольствие, и я позволила ему. Что если он поступит также с ребенком? Знаешь, он признался, что той ночью употреблял наркотики! Кокаин, Аманда! Возможно, Матиас не такой, каким я себе представляла. Всё, что мне нужно сделать, это притвориться, что я не помню его имени. В конце концов, это единственное что знаю о нём и не самое важное.

Аманда вздохнула, решив не расстраивать подругу в этот момент, но возобновить разговор позже и вразумить её.

— Как хочешь. Хотя я думаю, ты совершаешь серьёзную ошибку. И хочу сказать тебе только одну вещь: ты права, ты не знаешь Матиаса, ты ничего не знаешь о нём, кроме того, что он был женат и овдовел. Но ты неоднократно замечала, что вся ситуация с Оксаной кажется одной большой ложью и подозреваешь — Матиас что-то скрывает. Я думаю, ты и твой ребёнок заслуживаете хотя бы знать, что на самом деле происходит. Мне кажется, вы заслуживаете маленький шанс, и, честно говоря, думаю, его заслуживает и Матиас.

— Что ты имеешь в виду?

— Я хочу сказать, что с минимальными затратами ты можешь узнать о нём, и это поможет принять правильное решение.

Скарлетт несколько секунд молчала, а затем сказала:

— Возможно, ты права...

Аманда встала со своего места, обошла вокруг стола, на котором стояло забытое жаркое, и обняла подругу.

— Слушай. Я заметила, ты плохо себя чувствовала в последнее время, и если директор предоставил тебе две недели выходных, думаю сделал это по уважительной причине. Мне совсем не нравится знать, что ты здесь в одиночестве, день и ночь проходишь через такое испытание. Пожалуйста, Скарлетт, не геройствуй, как всегда. Поживи у меня некоторое время. Только пока тебе не станет лучше. Мы составим друг другу компанию, и у меня будет кто-то, с кем я смогу выпустить пар после смены с Джейн. Что скажешь?

От эмоций у Скарлетт в глазах появились слёзы. Так сильно, как сейчас, она никогда не ненавидела свое одиночество, и как всегда щедрая Аманда, предлагала ей прекрасную возможность.

— Спасибо, — ответила Скарлетт, крепко обнимая подругу, — я с радостью принимаю приглашение. И обещаю тебе, я подумаю над тем, что ты сказала мне о Матиасе. Просто не представляю с чего начать. Связываться с ним я пока не хочу, а возможностей узнать о нём, кем он стал или что у него на уме у меня нет.

Аманда отстранилась от объятий, взяла свой бокал и начала ходить взад и вперед по маленькой кухне.

Потягивая вино, она вновь заговорила:

— Я знаю, как мы можем это сделать. Ты помнишь Абеля Моррисона?

— Кого? Частного детектива?

— Он самый! На следующей неделе Моррисон снова у нас остановится. Давай попробуем связаться с ним и посмотрим, что получится. Тогда решишь, как поступить.

— Отлично. Я поищу его номер и позвоню. Хуже чем сейчас быть уже не может.

Этим вечером Скарлетт легла спать с ощущением лёгкости в сердце и новой нитью надежды на собственное будущее. Последние несколько недель она убеждала себя, Матиас — мужчина поверхностный и эгоистичный, но теперь понимала, что это был всего лишь защитный механизм. Как и сказала Аманде, она понятия не имела, что с ним происходит, и, несмотря на то, что их псевдо-отношения закончились до того как начались, она не могла воспринимать его как подлого мужчину. Скарлетт заставила себя поверить, что он такой, но её разум не убедил сердце.

* * *

Вернувшись из поездки в Россию, Оксана возобновила свой безумный план по становлению миссис Кроуфорд. Две недели она заставляла Матиаса следовать за ней в поисках нового великолепного жилища и изображать вместе с ней образ сплоченной пары, которая собирается осуществить свою мечту о любви. Она даже успешно прошла процедуру иммиграционного контроля. Тот факт, что Оксана являлась одной из самых богатых женщин в Европе, был достаточным, чтобы обычно жесткие Соединенные Штаты Америки, не проверяли истинность их союза. Матиас думал с горечью о высказывании про деньги, которые не могут купить любовь, и о том, что его последние два года стали доказательством полной противоположности. Этот абсурдный брак станет убогим подтверждением поговорки.

Матиас постоянно думал о Скарлетт, и не раз, без всякой причины оказывался перед St. Regis или около её дома, пытаясь увидеть девушку. Он не встречал Скарлетт с Рождества, и с тех пор, она словно исчезла с лица земли. День за днём его разочарование превращалось в настоящее беспокойство. В то утро на кладбище он видел Скарлетт такой бледной, хрупкой, похудевшей, что начал подозревать — она больна. Матиас неоднократно испытывал желание войти в отель и узнать новости у её подруги, которая продолжала работать на ресепшен, но он не знал, как затронуть эту тему, не поднимая новых деликатных вопросов. Он также боялся, что исчезновение Скарлетт может иметь какое-то отношение к угрозам Оксаны, и она, наконец, сдержала обещание её уволить. В один из немногих вечеров, когда Матиас был дома, он решил довериться Глории.

— Я должен попросить тебя об одолжении, — сказал он, помогая Глории убирать на кухне.

— Так, давай.

— Услуга, которая касается Скарлетт.

— Конечно! — у Глории прояснилось лицо.

— Я не видел её несколько недель, и беспокоюсь.

— Мати, ты уже давно не был в отеле.

Он остановился, положив руки на стол, и опустил взгляд.

— На самом деле я несколько раз проходил перед отелем. Скарлетт там больше не работает, я почти уверен. Мало того, я также проходил перед её домом: окна всегда закрыты, как будто там больше никто не живёт. Я беспокоюсь о ней.

— Думаешь она могла уехать? С ней что-нибудь случилось?

— Я не знаю.

— Матиас, я хочу правду. Что ты на самом деле чувствуешь к этой девушке? Кто она для тебя?

Матиас закрыл глаза и смиренно вздохнул. Он должен был кому-то довериться, иначе мог сойти с ума.

— Я встретил Скарлетт, когда начал работать в St. Regis. Она привлекла моё внимание не сразу. Ты ведь знаешь, как я устроен, не так ли? Для меня женщины представляют работу и всё. Я даже не различаю их. Но Скарлетт, со временем, заняла другое место. Однажды утром у нас произошло очень эмоциональное столкновение, и позже, в двух или трёх других случаях, мы... как бы сказать... пылко друг с другом столкнулись. В один из вечеров я даже повёл её на ужин. Естественно это произошло по работе. Подруга сделала ей особый подарок, зная, что у Скарлетт проснулся ко мне интерес. Что тоже не слишком меня удивило. Я привык к тому, что привлекаю внимание женщин, и это должно было оставить меня равнодушным. Вместо этого в какой-то момент я понял, — это уже не так. Она больше не была одной из многих.

Прежде чем начать работать на Оксану, мы провели вместе несколько недель, встречаясь как друзья. Потом я предпочел расстаться, ради её же блага. Я совсем запутался, Глория. Я на самом деле не знаю Скарлетт, но испытываю к ней глубокое и сильное чувство. Звучит безумно, я сам себе не могу объяснить, но Скарлетт важна для меня, очень важна...

— Я подозревала это. Можно спросить тебя?

Матиас утвердительно кивнул.

— Вы были вместе?

— Ага. Но не так, как ты думаешь. Это была не платная встреча. Я был с ней, потому что хотел её. Я отчаянно её хотел, и не сумел остановить себя. С ней я испытал вещи, которые, как думал, мне никогда больше не дано ощутить. С ней — после смерти Грейс, — я впервые занялся любовью.

— А потом ты исчез из её жизни.

— Я не мог поступить иначе. Я даже не хотел. Я всё еще люблю Грейс, и, в итоге, Скарлетт пришлось бы заплатить слишком высокую цену за связь со мной. Я исчез, потому что любил её. Кажется бессмысленным, но это так, поверь мне.

— Понимаю... и что ты хочешь, чтобы я сделала для тебя?

— На ресепшен в St. Regis работает её подруга, Аманда. Милая девушка лет двадцати пяти, блондинка, прямые волосы, светлые глаза. Я бы хотел, чтобы ты поговорила с ней и спросила, как дела у Скарлетт. Я не хочу знать ничего лишнего, просто, что она здорова и в порядке, куда бы ни уехала. Потом я постараюсь позабыть её, обещаю.

Глория посмотрела на Матиаса своими большими темными и понимающими глазами:

— Ты не должен её забывать.

— Да, должен. Ты сделаешь это?

— Конечно, я поговорю. Я пойду завтра вечером, оставлю Элизабет на пару часов с няней и постараюсь найти Аманду. Позже дам тебе знать.

— Спасибо, Глория.

Она крепко обняла его и прошептала тихим голосом:

— Ты не один, Мати. Всегда об этом помни.

* * *

Следующим вечером Глория сидела в баре St. Regis и ожидала окончания смены Аманды. Когда девушка пошла к выходу, Глория встала и устремилась ей на перерез. Она остановила её, как будто собиралась задать вопрос, и как только привлекла к себе внимание, начала без особой преамбулы.

— Добрый вечер, меня зовут Глория Эрнандес. Я здесь по поручению Матиаса Кроуфорда, и мне нужно с вами поговорить.

Аманда замерла на несколько секунд, оглядываясь по сторонам, словно боялась, что кто-то приблизиться. Она никогда не видела эту женщину, но имя Матиаса поразило её, словно удар в живот. И она спешно решила, что стоит выслушать вопреки появившемуся недоверию. Возможно, женщина располагала важной информацией, которой можно поделиться со Скарлетт. Поэтому Аманда кивнула и сказала:

— Хорошо. Однако давайте отсюда уйдём. Следуйте за мной.

Пока они шли в молчании по Третьей улице, Аманда послала Скарлетт сообщение, предупреждая, что будет поздно. Затем она заметила маленький полупустой паб и вошла в него. Как только они обе уселись, молодая женщина заговорила первой.

— Кто вы такая?

— Мисс, я близкая подруга Матиаса.

Аманда оглядела Глорию с головы до ног.

— Клиентка?

Глория отрицательно покачала головой.

— Я ему как мать.

Черты лица Аманды стали выглядеть расслабленнее.

— Тогда говорите.

— Матиас очень переживает за свою подругу Скарлетт. Он боится, что ей нездоровиться, и хочет узнать о самочувствии. Матиас не хочет вмешиваться в жизнь Скарлетт, но он действительно обеспокоен.

— И с чего бы ему переживать?

— Он больше не видел её на работе, и кажется, Скарлетт не живет у себя дома. При их последней встрече она выглядела не очень хорошо.

Аманда глубоко вздохнула. Она не знала, что делать, и умирала от желания рассказать всю правду этой женщине, чтобы Матиас узнал, что сделал той ночью много месяцев назад и взял на себя свои обязанности. Но не ей раскрывать этот секрет, поэтому Аманда дала Глории лишь общую информацию, опуская фундаментальную деталь.

— Скарлетт на самом деле поменяла работу. Сейчас она в администрации и ненадолго переехала ко мне домой. У неё были небольшие проблемы со здоровьем, но сейчас всё в порядке.

— Скарлет и правда была больна?

— Не совсем, но я предпочитаю не говорить об этом. Скорее... Могу я задать вам вопрос?

— Конечно.

— Почему Матиас отправил вас? Почему сам не пришел её искать? Спросить Скарлетт, как она? Почему он беспокоится о ней только спустя месяцы абсолютного молчания?

На глаза Глории навернулись слёзы. Она не могла никому довериться и волновалась за молодого человека, которого любила как сына. Но в то же время, ей казалось целесообразным дать девушке некоторую информацию о нём в надежде, что она дойдёт до ушей Скарлетт. В глубине души Глория надеялась, что кто-нибудь поможет ей заставить Матиаса задуматься. И в Глории жила уверенность, что таинственная брюнетка, о которой Мати постоянно думал, могла быть единственной, способной это сделать.

— Мисс, думаю Матиас оказался в сложной ситуации. Полагаю он решил, что у него нет выбора, и от всех отдалился испытывая стыд, из-за своей гордости и желания не подвергать кого-либо опасности. Уверена, он не любит ту женщину, и прикован к ней шантажом. Матиас испытывает очень сильные чувства к вашей подруге, и не думаю, что сможет задушить их в ближайшем будущем. Но что-то помешало ему. Он всегда думает о ней, ищет её, и бессилие пожирает его заживо.