Между пределами

Олег ФоминМежду пределами

Все права защищены. Никакая часть электронной версии этой книги не может быть воспроизведена в какой бы то ни было форме и какими бы то ни было средствами, включая размещение в сети Интернет и в корпоративных сетях, для частного и публичного использования без письменного разрешения владельца авторских прав.

©Электронная версия книги подготовлена компанией ЛитРес (www.litres.ru)

За спиной рыдающее светом солнце. Роняет голову на горизонт, разливает лавовые слезы по каменной равнине.

Перед ногами – пропасть. Влечет бездонной тьмой, дышит жадно, как стоящая на коленях шлюха.

Шаг вперед… Прекрасный мир – одномерный! Никаких дорог, голодных волков, делящих еще живую, чувствующую все добычу. Лети, пронзенный ровным стремительным потоком, в одном направлении, от нуля – в бесконечность…

– Очнись, Дэкрин! – обжигает пощечина, даже приятно, вышибает из головы боль медленного пробуждения…

…На несколько мгновений. Сознание вновь оплетают щупальца, мелкие зубчики на присосках впиваются тысячей, из них лезут иглы… Нет, хватит! Дэкрин топит себя в черноте, где щупалец нет… На дне улыбается свет… Вот солнце, ласковое, круглолицее, под ним розовые губки шепчут о закате, золотые лучи как теплые пальцы, медные отблески жил на каменных пластах… а за спиной – пропасть ждет на коленях, дышит…

– Дэкрин! – У сестры хватает-таки отчаяния ударить по лицу крепким кулачком.

Он, оказывается, лежит на холодной, выдыхающей сырость земле; прошлогодняя сухая трава щекочет скулу и ноздри. Ночь. Вдалеке – гигантский столп огня… Хотя… вскоре понимает, что огонь от него в паре метров. Никакой не гигантский – самый обычный костерок двух путников, заночевавших под пыльным от звезд иссиня-черным одеялом ночи. Луна редко являет бледное лицо, считает его излишне прекрасным для нижнего мира, чаще опускает взгляд сквозь вуаль, как сейчас.

Через какое-то время Дэкрин лежит на согревающем плече сестры. Ее глаза кутает теплая пленка, спустя миг – течет; рука гладит волосы, слышится вместе с «прости, мой хороший» их мерный шелковый шелест…

Под веками Дэкрин снова видит солнце, мертвую равнину, сидит, смотрит. Позади дышит пропасть, но Дэкрин уже не оглядывается…

Неола покачивается, убаюкивает брата, сквозь слезы и бред шепчутся слова заклинания, которое она повторяет третью неделю: утром, днем, вечером, сейчас… Которое подводит Дэкрина к границе яви и сладкого забвения, но не позволяет уснуть… Вечная дремота…

– Как ты мог, отец! – шептала Неола. По щеке катилась слеза.

– Ты не жила рядом, приезжала редко. Не знаешь, как было… На моем мальчике – сильнейшее заклятие. Как снять – не знаю. Никто не знает. Если твой брат уснет – умрет… Думаешь, мне не больно? Заклятие лишило его сна, высасывает жизнь, осталось не больше трех недель! Думаешь, спокойно сознаю, что мой сын – ходячий труп, что шансов нет?! Ему всего семнадцать, Неола, семнадцать!.. Все эти годы провел под моим боком, в нашем поместье, в добровольном заточении – боялся высунуть нос в мир людей. Ни друзей, ни возлюбленной, ни радостей. А теперь – три недели… Дочка, прошу, будь с ним все это время, не бросай… Убежит, знаю, но не могу преследовать. Не должен… А ты старшая сестра, опытный маг, с тобой он в безопасности. Не давай ему уснуть раньше срока, прошу! Не оставляй его, это главное! Не оставляй!

По щеке катилась слеза, Неола шептала:

Больше всего на свете и во тьме Дэкрин хочет уснуть.

Но даже к этой жажде – даже к этому! – можно привыкнуть. На какое-то время…

А Неола еще не привыкла. И слава Богу.

Костер догорает. Ветер шумит, гонит откуда-то грозовые тучи, край неба скалится, рычит, поблескивает белыми клыками. Юноша бросает в умирающее пламя хворост, укрывает спящую сестру запасным плащом, целует в висок.

– Прощай, родная. Спасибо, что была рядом.

За стенами трактира ливень вырезает безобразные узоры на всем, что слишком рыхлое и неспособное дать отпор.

В помещение, освещенное свечами и масляными лампами, входит человек в мокром насквозь плаще. Вода забирает из плотной ткани грязь, течет мутными ручейками на дощатый, немолодой, но вычищенный до блеска пол.

– Эй, пшол вон! Сегодня вторник, тупица, трактир для горожан закрыт! – Толстомордый щетинистый трактирщик с короткими седыми волосами гневно машет в сторону нежданного посетителя, мол, дверь у тебя за спиной, приятель. – Не видишь, господа сегодня отдыхают! Иди проспись лучше! – Видит, как неизвестный пьяница поворачивает к выходу, ворчливо бормочет вслед: – Носит же земля дубин, будто вчера родились. Порядков, что ли, не знают, пропили мозги совсем…

Но посетитель поворачивает, чтобы просто закрыть дверь.

– Ты что, глухой, дурачи… – Трактирщик осекается, когда виновник беспокойства опускает капюшон.

Худой юноша, черный пушок едва пробивается на подбородке и у носа. Лицо красивое, но глаза… тоже могли быть красивыми, но в них – усталость. Смертельная.

Голоса и смех стихают. На парня обращают внимание все. За сдвинутыми столами, что ломятся от яств отнюдь не для простого люда, сидят два мага – это видно по лоснящимся бирюзовым мантиям, обшитым золотыми и серебряными нитями. Маг помоложе усердно налегает на еду и вино, другой, с белоснежными усами и бородой, заплетенными в косы, откинувшись на спинку стула, придерживает кубок с хмельным напитком. На коленях – смуглая черноволосая девица, платье приспущено с плеч, обнажает грудь, разрез на юбке сияет тугими бедрами. У первого мага тоже есть «собеседница», тихо сидит на соседнем стуле, в румянце, ладошки на коленках. Замкнуто дожидается участи.

Трактирщик свирепеет, во взгляде мага-гурмана мимолетное недовольство, что оторвали от чревоугодия, – равнодушие занятого человека. Девушки не скрывают удивление и тревогу; та, что ягодицами греет колени седовласому, ластится сильнее к своему… клиенту, не иначе. Пожилой маг щурится, поджимает губы, словно пробует чувства к гостю на вкус: презрение и любопытство, разбавленные леностью. Томный взгляд изучает столь неспешно, сколь неспешно пальцы крутят кубок.

Хозяин трактира знает в городе каждого. Этот не местный.

Дэкрин подходит к стойке. Походка… змеиная. Змея, качаясь, подползает к жертве…

– Вина. Лучшего. Стакан.

Высыпает в низкую чашу для монет мешочек золотых.

Трактирщик кусает губу – горсть золота за один-единственный стакан! – косится на седовласого. Тот кивает.

Перед Дэкрином возникает порция вина, цветом венозная кровь. Зрители ждут продолжения, возобновляется чавканье.

– Расскажи про этот город, – небрежно бросает юноша вместе с еще одним кошелем.

Все переглядываются: мужчины с мужчинами, девушки с девушками.

– Ну, э-э… – Подождав дозволения начальства, трактирщик начинает: – Городок, по сути, крепость. Тысяча жителей, обнесен мощным частоколом, охраняется магами Жемчужной Сферы, почтенные господа маги перед Вами. Остальные маги в центральной башне – несут священную службу, защищают наш скромный город. Башня хорошо видна из дальнего окна… Когда-то была одной из пограничных застав Королевства, но после крысиного нашествия ближние деревни были вынуждены перейти под опеку магов этой башни, чтобы спастись от прожорливых тварей. Возвели стену, создали небольшой военный отряд, но в основном наш покой берегут уважаемые господа маги. Только благодаря ним удается сдерживать крыс. Земледелие и скотоводство пришлось крайне урезать – какое там зерно и сено, с безопасной-то зоны. Клочки, не более. Живем ремеслами, охотой на крыс и очень ненадежной торговлей с внешним миром. Крысы изолировали, мы в кишащем кольце. Всюду логова, гнезда. Говорят, у них есть Царь…

– Хватит, – Дэкрин допивает, улыбается дамам: – Чьи вы дочери, милые девушки?

Маг перестает жевать…

Первой отвечает «распутница»:

– Кожевника.

«Скромница» тут же:

– Сирота. Дом сгорел…

– А детки есть? – еще ласковее улыбается Дэкрин.

Девушки дружно кивают.

– От уважаемых господ?

Маг рядом с застенчивой наложницей поднимается, в руке вспыхивает маленький сгусток молнии. Шарик кружится над ладонью, потрескивает, стреляет искрами, готов остановить чье-то сердце. Его служанка медленно пятится в угол. Другая и рада поступить так же, но держат объятия седовласого.

– Как прошел через лес, полный крыс? – спрашивает он. Взгляд не скрывает враждебности. – И кто пустил в город?

– Не сомневаюсь, маги вы отличные. – Юноша без тени страха движется к хозяину молнии. Змея, качаясь, подползала к жертве. – И город защищаете без труда. Но если не будет вас, не будет и его… Куда же бедному городу деваться, приходится платить покорностью и телом… Даже знаю, с чьей помощью крысы так расплодились.

Юноша от мага в трех шагах, тот заносит молнию для удара.

Солнце позади.

Изо рта течет со слюной глухое нытье, отравленное болью. Сожженные кровоточащими язвами ноги подталкивают к пропасти, где не нужно делать мучительные шаги. Уже близко… Ну, еще!..

Да!

Летит!

Теперь навсегда свободен от плоти и воли. Боль отступает, гаснет…

– Да оставь ты меня, тварь! – рычит Дэкрин, соображает плохо, отталкивает пытающуюся помочь встать сестру. Качается на четвереньках, судорожно дышит, всхлипывает… Истерика проходит быстро, со спокойным влажным лицом медленно поднимается, оглядывает помещение…

Девушки беззвучно рыдают от ужаса, одна – в углу, другая – под столом.

Трактирщик удрал.

Обезглавленное тело седовласого висит на стуле, голова у стойки. Срез аккуратный. Заклинанием Малого Лезвия сестра владеет превосходно, равных нет. Тоже осматривается, холодно и без сожалений, но дыхание шумит. Грубость брата выдерживает с героическим пониманием, виду, что готова расплакаться, старается не подавать…

Труп второго, любителя вкусно поесть, жрет кошмарное чудовище размером с упитанного теленка. Лысое тело, кольчатый хвост, выступающие вперед резцы и алые демонические глаза. Морда перемазана кровью и частичками внутренностей. Зубы клацают, поглощают добычу…

Дэкрин подходит к крысе, гладит по макушке.

Царь крыс на мгновение прислоняется к его ноге, трется головой.

У зверей это значит:

«Хозяин!»

Дэкрину не страшно.

Деревья и крысы сжимают плотными стенами, впереди тесная тропа. Юноша идет к городу. Монстры шипят, визжат, жаждут наброситься всем скопом. Ждут сигнала – малейшего запаха страха.

Но Дэкрину не страшно.

Просто идет через лес. Знает, что в любой момент может закрыть глаза – и даже самая ужасная и невыносимая гибель пройдет незамеченной или, по крайней мере, притупленной – полетом в пропасть…

Дорога приводит к поляне, большинство крыс ее остерегаются. Тех, кто решается рядом с ней прошмыгнуть, рвет на куски Царь. Ярости, как и пене из пасти, нет предела, хлещет и хлещет на лапы. Ни одна, даже самая кровавая бойня не может остудить его безумие. В царстве крыс хаос.

Но что там, у шеи безутешного повелителя? Впившийся в плоть нож?..

Дэкрин подходит к Царю.

Не страшно.

Прощаются у ворот города-крепости.

– Как твое имя? – спрашивает Дэкрин.

– Инея, – отвечает застенчивая девушка.

Юноша нагибается к Царю, кладет ладошку Инеи на влажный нос зверя, берет в руки его морду, смотрит в алые глаза.

– Это твоя новая хозяйка. Она – это я. Служи ей верно, защищай от всех напастей.

Гладит Царя по загривку. Тот трется о ногу смущающейся, но уже не боящейся девушки.

Дэкрин обнимает Инею, целует губы со всей нежностью и любовью, на которые только способен…

В миле от города догоняет сестра, вручает наспех собранный походный рюкзак… Долго стоят на холме, о чем-то говорят… Руки Неолы безнадежно опускаются…

– Как ты мог, отец? – шептала Неола. По щеке катилась слеза.

– Я лишь хотел, чтобы мой мальчик научился радоваться жизни… Он всегда чего-то боялся. Боялся людей, боялся боли, боялся самого страха. Не покидал поместье, любил меня как единственную в мире опору, и ненавидел за то, что не мог от меня оторваться, не мог жить сам. Боялся жизни – и боялся ее потерять… Я знал, что никогда не станет другим. Да, это я наложил смертельное заклятие… Хотел, чтобы сын познал счастье, перестал бояться! Хотя бы в те три недели, что ему отведены!.. Прошу, не бросай его, будь рядом до последней минуты, чтобы не уснул раньше времени. Шли мне магические письма, найду вас в последние дни!

По щеке катилась слеза, Неола шептала:

Дэкрин бредет почти без привалов: время поджимает.

Заклинание от сна приходится читать почти круглые сутки. Без сестры непривычно.

Снег валит причудливыми хлопьями, завывает пробирающий до костей ветер. Дэкрин кутается в плащ, руки прячутся в шкурку убитого на охоте барсука. Да, такое вот великое достижение – убить барсука. Оказывается, еще на что-то годится… барсук. Ну, и Дэкрин тоже.

Стоит на краю серого каменного обрыва. Здесь, в горном хребте, есть вершины внушительнее, хочется туда, но опять же – время не терпит. Под ногами снежная пропасть, сыплются камешки. Облака, снег, ветер… Жаль, нет солнца, но ладно, какая разница. Главное, сделает так, как задумал.

Шаг в пустоту. Ловит дух полета, закрывает глаза.

– Как ты могла, дочь? – шепчет отец. По щекам катятся слезы.

– Я же не знала! Почему не сказал? Почему солгал?!

– Если бы я сказал, что заклинание на самом деле не смертельное и всего-навсего усыпит на сутки, ты бы ему рассказала. Ты же не хотела его мучить… Разве я мог обречь сына на гибель?!.. А ведь обрек!.. Собирался догнать, все рассказать, но ты должна была быть с ним, слать мне письма! Почему оставила, почему?! Боже, я ведь только хотел…

По щекам текут слезы. Отец шепчет:

– Скажи, дочка, Дэкрин говорил, что был счастлив?

– Да, папа… – Неола как призрак, вот-вот растает.