Глава 2

Андрей и Дмитрий пили крепко заваренный чай в кабинете начальника Уголовного розыска. Секретаря у начальника не было, и он сам, Андрей Фёдорович Троянец, вскипятил воду в чайнике на электроплите и теперь угощал своего первого помощника Дмитрия Кандаурова. И своего лучшего друга.

Когда-то Андрей, молоденький красноармеец, переведённый служить в харьковскую народную милицию, смотрел на Дмитрия с нескрываемым восхищением. Тот, к тому времени уже дипломированный юрист, успел поучаствовать в раскрытии интересных преступлениях… С тех пор прошло двадцать лет, столько всего приключилось. Троянец никогда не скрывал, что по-прежнему считает Кандаурова более опытным и знающим сыскарём, чем он сам. Но… Дмитрий одно время служил в Добровольческой армии. Правда, не ушёл с Деникиным в эмиграцию, вернулся в родной город, да ещё и при героических обстоятельствах. Оттого и простилось ему «белое» прошлое, но вот начальником Угрозыска – не назначили. Хотя, по логике, именно он должен был стать им.

Когда в 1930 году в Харькове, как и во всей Советской Украине, учредили Уголовный розыск, руководить этой структурой предложили Викентию Павловичу Петрусенко. За два года до Октябрьской революции он возглавил управление губернской сыскной полиции – то есть, был последним полицмейстером Харькова. И многие харьковчане ещё помнили, какой установился в городе порядок, каким редким событием стали тогда и кражи, и разбои. Да и просто гордились славой своего «сыщика Петрусенко» – так в просторечии называли талантливого следователя, раскрывшего многие запутанные преступления не только в своём городе… Викентий Павлович продолжал работать в милиции, официально – как руководитель Кабинета научно-судебной экспертизы и дактилоскопического бюро. Ещё в 23-м году такая структура была создана при милиции. Ну а на практике, бывало, принимал участие и в расследовании сложных дел. К тому же, как раз в том же тридцатом году в городе появился Институт советского строительства и права, и Петрусенко стал читать его студентам курс основ криминалистики. Когда председатель исполкома предложил ему возглавить Угрозыск, Викентий Павлович отказался. Сказал:

– У меня, конечно, опыт большой, но сейчас время новое, стремительное. Энергия молодых нужна, у меня такой уже нет. Пусть они берутся за дело, тем более ребята толковые, образованные. А я никуда не денусь, если будет нужна помощь.

Троянец и Кандауров оба были учениками Петрусенко. А Дмитрий – ещё и племянником Викентия Павловича. Оставшись в детстве сиротой, он воспитывался в семье дяди, с юных лет стал принимать участие в некоторых расследованиях следователя Петрусенко. Но и бывший красноармеец Андрей к тридцатым годам окончил рабфак, получил юридическое образование, показал себя на практике и находчивым, и смелым сотрудником. А за последние годы – и умелым руководителем.

– Ты был три дня назад с бригадой в Борках? – спросил Андрей, подливая кипятку себе и Дмитрию.

– Да, – кивнул тот. – Дело будет не простое, чувствую уже сейчас.

На небольшой станции Борки, в восьмидесяти километрах от Харькова, был найден мёртвый человек. Дмитрий выезжал туда с оперативной бригадой. Тело нашли в здании старой водокачки, за станционными строениями. Несколько лет она стояла заброшенной, а тут решили запустить, стали ремонтировать и наткнулись… Уже сразу на месте врач, приехавший с бригадой, определил:

– Покойнику не меньше полугода.

Дмитрий согласился с ним, опыт определять на глаз «возраст» жертв у него, увы, был. Осмотр места ничего особенного не дал, кроме убеждения, что тело намеренно спрятали. Два выстрела – в область сердца и в голову. Оба могли быть смертельными. Но Дмитрий ещё там, в Борках, подумал: «Скорее всего сначала стреляли в сердце. А выстрел в голову… Или для верности, или для изуродования лица». Отстрелянную гильзу поблизости не нашли. Что ж, убийство могло произойти в другом месте, на водокачку принесли уже мёртвое тело. Бригада тогда осталась ещё на станции – обследовать местность, опрашивать людей.

– Что говорят эксперты? Есть результаты?

– Вон папочка лежит, для тебя приготовлена, – улыбнулся Андрей.

Дмитрий поставил стакан в подстаканнике на стол, приподнял бровь:

– Ты мне это дело отдаёшь? – Чуть прищурился: – Есть повод?

– Повод очень убедительный. – Начальник УГРО смотрел уже без улыбки, серьёзно. – Гильзу не нашли, сам знаешь, а вот пулю из тела извлекли, застряла она в черепе. И наши спецы её не только определили, но и узнали! Выпущена из кольта четырнадцатого калибра…

Андрей сделал такую многозначительную паузу, что Дмитрий сразу понял, о чём речь. Воскликнул:

– Это что же, оружие Брыся?

– Точно, Митрий! Именно этот кольт трижды участвовал в перестрелке с бандитами Брыся. А кто у нас лично ведёт эту банду? Ты, дорогой друг. Так что принимай тело и дело.

– Весёленький каламбур, – Дмитрий покачал головой. – Но тогда сразу же вопрос… Нет, не тебе, Андрей, а самому себе. Зачем тело спрятали? Ни разу такого не было, чтобы Брысь и его подельники прятали убитых. Оставляли прямо на месте убийства. А тут спрятали… Что, подтвердила экспертиза срок гибели?

– Да, ты прочтёшь более подробно, но если коротко – пять-шесть месяцев.

Дмитрий быстро прикинул:

– Получается, не позже февраля убили. Если бы закопали, мы могли тело вообще не найти. Но в феврале морозы сильные стояли, земля была как камень. Копать долго, трудно, кто-то мог увидеть. Они и спрятали в заброшенном месте, завалили досками, мусором…

– Ну вот, ты уже и начал расследование, – улыбнулся Андрей. – Давай, Митрий, набирай себе по этому делу бригаду, а я тебе любую помощь обеспечу.

Когда они оставались наедине, Андрей Фёдорович Троянец любил называть своего друга так, как когда-то в молодости – «Митрий».

Дмитрий вернулся в свою комнату. У окна стоял его рабочий стол – массивный, с двумя тумбами, рядом стул с высокой резной спинкой, кожаным сидением. На столешнице, обтянутой бордовым сукном, – бронзовый чернильный прибор, часы в деревянном футляре. Напротив располагался ещё один стол попроще, но он пустовал: лейтенант Виктор Качура находился в командировке, в Ворошиловграде. Дмитрий раскрыл папку, стал просматривать документы. Теперь это было его дело, нужно вникать в каждую мелочь.

Убитый: мужчина приблизительно тридцати пяти, сорока лет, худощавый, среднего роста. Так… Вот заключение из лаборатории: следов насилия нет, умер сразу от выстрела в сердце, в голову выстрел вторичен, да, как и сказал Андрей – около полугода назад. Ладони без мозолей, ногти коротко стриженные, чистые – скорее всего, физическим трудом не занимался. А вот заметки ребят из опербригады: одежда на мёртвом простая, даже простецкая. Потёртые брюки, старая рубашка, шарф, изъеденный молью, шапка-треух, пальто тоже не новое, демисезонное, а ведь был морозный февраль… И на погибшем не было нижнего белья, что тоже, учитывая морозы, странно. О, да и сапоги – кстати, большие, сорок пятого размера, – надеты прямо на босые ноги, без носков и портянок. Так, так… детали мелкие, но красноречивые. Своя ли одежда на убитом? Молодцы оперативники всё это заметили и описали, даже то, что рубаха застёгнута была вкривь и вкось, не на те пуговицы. Это тоже ложится в строку: или одевался наспех, или – что очень вероятно, – заставили переодеться в чужое. Тогда вопрос – зачем?

– Будем искать ответ, – вслух сам себе сказал Дмитрий.

И подумал о том, что в свою розыскную бригаду возьмёт двух сотрудников из тех, кто выезжал тогда в Борки, и ещё Виктора Качуру – очень толковый парень, да и бандой Брыся вместе с ним занимается.

Эта банда проявилась осенью, но до сих пор для милиции оставалась «темной лошадкой». Возникла как бы ниоткуда и сразу на очень серьёзном деле. Дмитрий хорошо помнил бандитскую вакханалию двадцатых годов: грабили, убивали и по ночам, и среди бела дня, вламывались в частное жильё, громили магазины, склады, коопторги… Но уже году в 26-м городская милиция крепко взялась за воровские притоны и «малины». Сначала хорошо поработали квартальные уполномоченные и милицейские бригады: выявили все адреса, описали, взяли на заметку. Ну а потом – несколько рейдов подряд, не давая бандитскому миру опомнится, – и ликвидировали все точки. С этого началось тотально наступление на организованный бандитизм. К середине тридцатых город уже жил спокойно, люди не боялись ходить улицами даже ночью, а вместе с командами ночной охраны постоянно дежурили крепкие ребята из Бригадмила – Бригад содействия милиции. Где-то по отдалённым посёлкам ещё попадались случаи ограбления или конокрадства небольшими – по три-пять человек – бандгруппировками, но их быстро устанавливали и уничтожали. А вот чтобы в городе, да ещё так дерзко и организованно!..

Первое же дело этой банды было именно таким – дерзким и ловко совершённым. Ограбление почтового вагона. Это был очень надёжный вагон с бронированными дверьми, узкими прорезями окон под самой крышей, забранными в решётки. Он находился в середине состава, ехавшего в Москву, и как раз в тот день перевозил, вместе с обычными письмами и посылками, крупную партию золотых и серебряных изделий и часов в столичный Ювелирторг. Вернее, должен был перевозить. Но, как выяснилось позже в ходе следствия, в последний момент произошла неувязка с документаций на Часовой фабрике, где работал цех ювелирных изделий, вот драгоценности и не отправили.

Майор милиции Кандауров расследовал этот налёт. В тот день, в октябре прошлого, 37-го года, со станции Лозовой позвонили сотрудники железнодорожной милиции, и Дмитрий с опербригадой, на угрозовском «форде», тотчас выехал туда. Это была первая остановка состава на пути следования, и лишь тогда обнаружилось, что почтовый вагон вскрыт и разграблен. Железнодорожная милиция, как отдельное подразделение, была всего лишь три месяца как создана, но коллеги сработали хорошо. В пассажирских вагонах провели опросы и кое-что выяснили. Были люди, которые обратили внимание на топот ног по крыше, двое, любовавшихся пейзажами, заметили бегущих от железнодорожного полотна мужчин, которые скрылись в лесополосе. Причём, ясно было, что они спрыгнули с поезда, о чём один пассажир даже сказал проводнику. Но тот отмахнулся: «Так убежали же», но потом пообещал: «Приедем на станцию, доложу». Пассажиры из вагона, соседнего с почтовым, слышали громкий звук, вроде как взрыв. Но в это время за окном промелькнула какая-то стройка, над ней клубился дым, вот они и решили, что взрывные работы проходят там.

Сопоставили все сведения и определили время нападения. Поразительно, но поезд ограбили почти сразу после отправления, только он миновал платформу Новосёловка. А она – ещё в черте города. Правда, это окраина и дальше начинается лесополоса, места безлюдные. Из оружия охранника выстрела не производилось, сам же он был убит. Вернее, смертельно ранен, хотя бандиты, похоже, считали его убитым, не пристрелили. Но он дотянул до Лозовой – почти два часа, – когда же приехал Кандауров, уже скончался. Коллеги из железнодорожной милиции рассказали, что раненый сумел выговорить одно лишь слово – странное слово «брысь». Возможно, просто бредил.

Следствие зашло в тупик, хотя в самом начале казалось, что «зацепки» есть. Ясно было, что двери грабителям открыл сам охранник. Сразу выяснилось: на работу принят недавно, уволенный в запас старшина РККА, а значит – хорошая военная подготовка. Это была его третья поездка с почтовым вагоном, первые две прошли спокойно. Стали проверять документы – да, всё верно, служил в одной из воинских частей Харьковского гарнизона, потому и решил остаться здесь, в большом городе, а не возвращаться в деревню, под Тамбов. Был одинок, потому получил место в железнодорожном общежитии. Бывшими сослуживцами, соседями по комнате и теми немногими людьми, с кем столкнулся по новой работе, характеризовался одинаково: замкнутый, не общительный, друзей не имел. Что ж, это не преступление, однако черта характера красноречивая. Копнули глубже и обнаружили: по месту рождения и прежнего проживания, в указанной тамбовской деревне, такого человека никогда не было.

Как раз тогда, в тридцать седьмом году, во всей стране полностью завершилась паспортизация. Работники милиции знали, какое это было трудное и долгое дело. Но очень нужное. Много было выявлено скрывавшихся уголовников, многих людей восстановили в правах, вернув им их имена и семьи. Но, увы, такой охват и по территории, и по количеству народа, не обошёлся без ошибок. Кто-то воспользовался паспортизацией, чтоб, наоборот, скрыть своё истинное лицо, превратиться в другого человека. Убитый охранник, видимо, был из этих. Возможно, как и сам Дмитрий Кандауров, служил когда-то у «белых», боялся своего прошлого. Кто он в самом деле такой – оставалось неизвестным, но, похоже, не из уголовного мира: ни личность, ни отпечатки пальцев по картотекам не проходили. Но вот сумели бандиты найти к нему подход. Да только нужен он им оказался всего на один раз. Правда, этот «один раз» обернулся для налётчиков пустышкой. Однако знали, знали они откуда-то, что повезут драгоценности! Не от охранника: ему не докладывали, что везёт. Значит – на часовой фабрике или в ювелирном цеху имелся осведомитель. Вот только найти его оперативная группа не смогла… В вагоне бандиты взорвали сейф, выгребли денежные переводы. К счастью, их совершенно не интересовали перевозимые там же документы. А это были разработки нового танка БТ-9.

Дмитрий Кандауров хорошо знал, что на Харьковском паровозостроительном заводе создан Танковый отдел, где специальный коллектив талантливых конструкторов разрабатывает модели современных боевых машин. Всё, что там происходило, конечно же, было строго засекречено. В том пресловутом почтовом вагоне, во взорванном динамитом сейфе находились конструкторские проекты танка БТ-9: их везли на рассмотрение и утверждение в Москву, в Автобронетанковое управление РККА. Бандиты искали драгоценности и деньги, потому все документы просто выгребли из сейфа на пол. А когда покинули вагон – оставили нараспашку двери, ветер разметал бумаги не только в середине, но и выдул их на вольный простор. Поезд мчался, а секретные чертежи и разработки разлетались по рельсам, под откосы, моросящий всё утро и день дождь вмывал их в слякоть… Несколько фрагментов этих документов, затоптанные сапогами бандитов, нашлись в вагоне, остальные пытались собрать вдоль железнодорожных путей – отрядили на это группу солдат, – да безуспешно. Во всяком случае, отпала версия о покушении на шпионаж, к тому же, уже через неделю стало известно, что Москва отклонила проект БТ-9 как очень слабый.

Через неделю после нападения на вагон новая банда совершила налёт на крупный ювелирный магазин. И тоже не просто так, без разбора: накануне туда поступила большая партия ювелирных изделий, их ещё не успели выставить на продажу. Два человека были убиты, но оказался ценный свидетель. Он был заперт в маленьком коридоре между двумя дверьми чёрного выхода, и всё слышал. А дело происходило так: после полуночи к сторожу пришёл его приятель – дворник этого же двора. Не каждый раз, но такое происходило. Два приятеля только выставили на стол бутылку и разложили закуски, как в двери постучали. Сторожа окликнули по имени, и он испуганно прошептал: «Это зам нашего директора! Что ему надо?» При этом сгрёб всё со стола в коробку, а дворника потащил к чёрному ходу, открыл, втолкнул: «В другой раз соберёмся» – и запер за ним двери. Дворник к своему удивлению оказался в тесном коридорчике, там была ещё одна дверь на улицу. Он дёрнул её – заперто. Сторож впопыхах, видимо, забыл об этом. Дворник вздохнул: придётся ждать. И тут же подумал: «Этот замдиретора скоро уйдёт, я тогда постучу, и мы продолжим». И чтоб не пропустить момент, вернулся к первой двери и почти сразу услышал сдавленный крик…

Дворник стал стучать в двери лишь тогда, когда в разгромленном магазине появились милиционеры. Им первым он рассказал то, что слышал. Потом повторил свой рассказ под протокол в кабинете у Кандаурова… Крик заставил его замереть, притаиться за дверью. Потому что это был смертельный, переходящий в хрип вскрик сторожа – он узнал голос. Потом грубый голос спросил: «Где сейф? Веди, быстро!» И дворник с ужасом понял: «Налёт! А приказали этому… заму…» Он стоял, боясь пошевельнуться, и молился о том, чтоб никто не заинтересовался дверью чёрного хода. Топот, обрывки голосов, звяканье железа – он догадывался, что происходит в магазине. Потом снова громкий, довольный голос: «Вязка с понтом! В самый цвет попали». И тонкий, переходящий на визг крик: «Что вы! Не надо! Брысь наказал мне выдать долю, я слышал…» И басистый хохот: «Это и есть твоя доля!». Раздался выстрел, потом удаляющийся шум. Настала тишина, которая показалась дворнику очень долгой.

Сторожа убили бесшумно, ножом. А вот когда сейф уже был взломан и опустошён, бандиты выстрелили в своего наводчика и сообщника – работника магазина. Они уже не боялись, потому что тут же ушли, растворились в ночных переулках – похоже, заранее продумали путь. Имя, которое услышал дворник – «Брысь», тут же напомнило слово умирающего охранника почтового вагона. Теперь можно было с большой вероятностью предположить, что это кличка главаря банды. Оба налёта совершались с помощью сообщников, которых тут же и убивали – второй раз не пригодятся, а выдать могут.

Ещё несколько удачных налётов провела эта банда. Теперь в УГРО она так и проходила – «банда Брыся». Хотя всё также оставалось неизвестным кто он, этот «Брысь», где обитают или собираются бандиты, сколько их. Просто призраки какие-то: наскочили, ограбили, убили, исчезли… Дважды они вновь безжалостно расправлялись со своими наводчиками. Несколько раз милицией проводились облавы по злачным и подозрительным местам, работали негласные агенты, по ночам усилили патрулирование – безрезультатно. Лишь один раз появилась зацепка – в скупку были сданы золотые часы и кольцо из списка похищенных. Такие вещи должны были приниматься по документам, но делалось это далеко не всегда, как и в этот раз. Но перепуганный работник зато подробно описал клиента: лет 25–30, невысокий, худой, косая чёлка, на пальцах наколка «Лёня» и, что особенно важно, – верхняя губа рассечена небольшим, но заметным шрамом. Картотека УГРО быстро идентифицировала этого человека: гопник и карманник Леонид Величко по кличке «Кролик». Где он обитает после недавней отсидки, было неизвестно, но в городе у него имелись родственники. Дмитрий Кандауров сам навестил их. Пётр Григорьевич Величко, старший брат «Кролика», работал на тракторном заводе, наладчиком прессов в кузнечном цехе. Он рассказал историю своей семьи. Когда-то его отец, вдовец с двумя сыновьями, привёл в дом мачеху. От неё тоже родилось двое мальчишек.

– Кровь у этой женщины была поганой, что ли? – пожимал плечами Величко. – Мой родной брат Фёдор и я выросли нормальными, работящими, у каждого – семья хорошая. Вот и у меня жена там же, на ХТЗ работает фрезеровщицей, и сын в ФЗУ учится. Федя на Урале Кузбасс строил, теперь там на домне работает… А вот сводные наши братишки, Юрка и Лёня, с самого начала были как волчата. Хулиганистые. Юрка тоже сидел в тюрьме, спился, три года назад до смерти замёрз под забором. И Ленька из тюрьмы не вылезает. Мы с ним совсем не видимся, где он не знаем…

Где Леонид Величко находится, стало известно на следующий день. Его нашли убитым в подворотне на улице Клочковской. Он обитал там в деревянной пристройке, и хозяин этой халупы рассказал, что у жильца постоянно собирались компании, шли пьянки, громкие ссоры. Соседи жаловались, но он не мог выселить Лёню – боялся его и его дружков. Опросили и соседей. Никто не жалел убитого, он мешал всем. Но все дружно подтверждали одно: накануне у Лёни было тихо. Свет горел, но ни шума, ни голосов не раздавалось. Описать его дружков, тем более кого-то назвать по имени, также никто не смог: «уголовники», «пьянь», «все на одно лицо»… Что ж, ясно – хотел урвать себе личный куш от добычи, и получил за это. Оперативники уже поняли: в банде «Брыся» дисциплина суровая.

… Вспоминая всё это, Дмитрий Кандауров вновь с досадой подумал, что нет у них никаких выходов на банду, а она как минимум дважды в месяц даёт о себе знать. Может быть этот, только что найденный труп, натолкнёт на что-то? Давно, конечно, произошло убийство, но ведь необычное оно, явно необычное. Всё, что выбивается из общего ряда, почти всегда может стать ключом – Дмитрий знал это по опыту.

Сложил документы и запер их в сейф, набросил пиджак, собираясь уходить. Работникам его отдела не обязательно было носить форму, вот он и был сейчас в светлых летних брюках, таком же пиджаке, парусиновых туфлях. Пистолет тоже остался в сейфе – Дмитрий брал его только когда шёл на конкретные задания. А сейчас он направлялся всего лишь в первый городской или, как его ещё называли, «медицинский» морг. Там работала анатомическая лаборатория милиции, там хранились тела, проходившие по криминальным делам, до тех пор, пока не отдавался приказ их хоронить. Убитый в Борках ещё не был похоронен, и Дмитрий решил лично осмотреть его более тщательно.

Не любил он бывать в этом месте. Слава Богу, давно уже не приходилось отсюда забирать своих ребят – убитых в перестрелках или на заданиях. И всё равно, если нужно было, старался отправить в морг кого-то из сотрудников. Но сегодня – даже объяснить этого не мог, – решил сам пойти, хотя особой необходимости не было. Не раз Дмитрию приходилось слышать лестное для него: «У Кандаурова исключительная интуиция! Наследственная…» Намекали, конечно, на его дядю – следователя Петрусенко. Да, вот уж кто умел мгновенно заметить детали, сопоставить, сделать вывод и принять решение. Конечно, Дмитрий много лет работал рядом с Викентием Павловичем, многому от него научился. Но как и Петрусенко, он хорошо знал, что ничего не происходит из ничего. Ex nihilo nihil – как говаривали любимые Викентием Павловичем древние римляне. И они были правы! Множество знаний и сведений – больших и мелких, – словно витают в воздухе вокруг того, кто бьётся над разгадкой тайны. Человек ощущает их присутствие особыми импульсами-подсказками. Тот, кто умеет улавливать эти подсказки, приобретает славу «провидца». Вот как нынче: что толкнуло Дмитрия пойти в морг? Он не мог сказать, но последовал этой «подсказке» без колебания.

Доктор Цветов, заведующий анатомическим отделением, сидел во дворе на лавочке. Здание морга, куда входили и самые разные исследовательские лаборатории, было обнесено высокой каменной стеной – от глаз любопытных, да и просто чтобы не травмировать людей.

– Митя! – окликнул он Кандаурова. – Ты ко мне? Присядь, я докурю.

Они знали друг друга много лет. Когда-то молодой медик Аркадий Цветов стал одним из первых сотрудников только что созданной при губернском управлении полиции судебно-медицинской лаборатории. Занимался и серологией – изучением особенностей крови, и токсикологией – наукой о ядах. Не раз помогал в расследованиях Викентию Павловичу, когда того ещё называли «сыщиком Петрусенко». Был одним из тех немногих дореволюционных сотрудников, кто остался на своём месте. И вот уже лет десять возглавлял патологоанатомическое отделение.

Пожимая руку доктору, Дмитрий сказал:

– Аркадий Петрович, хочу посмотреть убитого в Борках.

– Что-то не так? – поднял бровь Цветов.

Дмитрий улыбнулся:

– Да разве к вам могут быть претензии! Всё дотошно исследовано и описано. Но, понимаете, там, в Борках, когда тело нашли, оно ещё было как бы «ничьё», я тогда лишь мельком на него глянул.

– Ясно, ясно. Теперь тебе его вручили?

– Точно. Вот и хочу сам посмотреть. Вдруг что-то не доглядел, не заметил.

– Пошли. – Цветов затянулся последний раз. – Надо, значит посмотрим.

Дмитрий заставил себя тщательно осмотреть тело – с ног до головы. Цветов, натянув длинные резиновые перчатки, помогал, осторожно переворачивал, попутно комментируя: этот кровоподтёк уже трупный, эта пулевая рана на бедре давняя, года три-четыре, эта ссадина, похоже, прижизненная… Ничего нового. Лицо убитого было изуродовано выстрелом. Казалось он, чуть повернув голову на бок, смотрит вывороченными глазницами. Вздохнув, Кандауров уже собирался развернуться и уйти, но тут доктор, подчиняясь заданному ритму, повернул голову другой стороной. Открылась правая щека, более сохранившаяся, ухо, выстриженный висок… Дмитрий щёлкнул пальцами:

– Стоп! Оставьте так.

Он наклонился ближе, осматривая остриженные волосы убитого. Ещё раньше он обратил внимание, что волосы эти были густыми, тёмными. У него самого – почти такие же. И он, конечно, регулярно посещает парикмахерскую, обычно одну и ту же, недалеко от Управления. Там его знали и стригли всегда так, как он выбрал для себя когда-то: на висках и затылке покороче, под машинку, впереди и на макушке – ножницами, средней длинны. Поскольку волосы у него были густыми и слегка волнистыми, они лежали свободно, открывая лоб. Многие из его знакомых и коллег стриглись приблизительно так же. Но были и такие, кто отпускал длинные пряди, зачёсывая их со лба на затылок, кто-то носил боковой пробор, кто-то щеголял «бобриком». Не то, чтобы Дмитрий на это обращал внимание, нет. Однако, профессиональный «сыскной» взгляд сам всё замечал и фиксировал – механически. Вот и теперь он сразу увидел – необычная стрижка. Раньше такой не встречал.

– Ещё немного поверните, – попросил он Цветова. – И ещё сильнее, посмотрю на затылок… Интересно, я никогда не встречал такой причёски. А вы, доктор?

Цветов пожал плечами, снял докторскую шапочку, с усмешкой погладил лысину:

– Да я вообще на это не обращаю внимание.

– Длинные пряди от всей ширины лба, – бормотал Дмитрий, пристально разглядывая. – А на висках и на затылке – очень коротко, да ещё какими-то бороздками… Нет, точно, никогда не встречал! Где же так стригут?

Он подумал, что надо расспросить парикмахеров. Но на пальцах разъяснять не стоит.

– Аркадий Петрович, я пришлю нашего фотографа, вы его знаете, Степанова. Пусть сфотографирует голову убитого, вот в этом положении. Вы поняли: меня интересует его причёска. Подскажите, что конкретно снимать, и поможете.

Через полтора часа в кабинет заглянул фотограф.

– Дмитрий Владимирович, я всё отснял. Когда нужны снимки?

– Завтра нужны, как напечатаешь – сразу ко мне.

Был уже вечер, но Дмитрий собирался ещё раз просмотреть все документы по Брысю. Не успел: зазвонил телефон, и знакомый весёлый голос закричал в трубке:

– Митя, ты ещё на работе? Так я за тобой сейчас заеду!

– Коля, – обрадовался Дмитрий. – Ты когда вернулся?

– Вчера вечером, – ответил на том конце провода Кожевников. – Сегодня весь день отчитывался о командировке, а сейчас уже свободен. Так что жди, и вместе – к тебе.

Загрузка...