Мегрэ и бродяга

Глава 2

– Они из суда? – спросила толстуха, глядя вслед уходящим мужчинам.

– Из прокуратуры, – поправил Мегрэ.

– А разве это не одно и то же? – И, тихонько присвистнув, продолжила: – Подумать только! Суетятся, будто это важная шишка! Значит, он и вправду тубиб?

Этого Мегрэ еще не знал. И казалось, вовсе не спешил узнать. Он все никак не мог избавиться от странного ощущения, будто давным-давно уже пережил нечто подобное. Лапуэнт поднялся на набережную и исчез из виду. Помощник прокурора в сопровождении коротышки-судьи и секретаря осторожно взбирался по откосу, внимательно глядя себе под ноги, чтобы не испачкать ботинки!

В лучах солнца черно-белая баржа «Зваарте Зваан» снаружи казалась такой же опрятной, какой, наверное, была ее кухня. Высоченный фламандец стоял у штурвала и посматривал в сторону Мегрэ, а его жена, такая хрупкая, что была больше похожа на девочку, со светлыми, почти бесцветными волосами, склонилась над колыбелькой и меняла ребенку пеленки.

Несмотря на неумолчный шум машин, мчащихся по набережной Селестен, несмотря на скрежет крана, разгружавшего песок с «Пуату», было хорошо слышно, как щебечут птицы и плещутся волны Сены.

Трое бродяг все еще держались поодаль, и только толстуха пошла за комиссаром под мост. Ее некогда красная кофта полиняла и теперь напоминала цветом обсосанный розовый леденец.

– Как тебя зовут?

– Леа. Обычно кличут «толстуха Леа».

Это показалось ей очень смешным, и она опять расхохоталась.

– Где ты провела прошлую ночь?

– Я вам уже говорила.

– С тобой кто-нибудь был?

– Только Дэдэ, вон тот низенький, который сейчас повернулся к вам спиной.

– Дэдэ твой друг?

– Они все мои друзья.

– Ты всегда ночуешь под этим мостом?

– Иногда меняю место жительства. А что вы здесь ищете?

Мегрэ и в самом деле что-то искал. Он снова склонился над кучей хлама, который составлял имущество Тубиба. Теперь, когда помощник прокурора и его спутники ушли, комиссар чувствовал себя гораздо свободнее. Он не торопился: вытащил из-под тряпья котелок, сковороду, ложку и вилку, а потом примерил очки в металлической оправе, с треснувшим стеклом. Перед его глазами мгновенно все затуманилось.

– Тубиб надевал их только для чтения, – пояснила толстуха Леа.

– Непонятно, – начал Мегрэ, глядя на нее в упор, – почему я не нахожу…

Женщина не дала ему досказать. Она отошла на несколько шагов от конуры и из-за большого камня вытащила бутылку, в которой еще оставалось пол-литра фиолетового вина.

– Ты пила его?

– Да, и хотела прикончить. Пока Тубиб вернется, оно все равно прокиснет.

– Когда ты взяла отсюда бутылку?

– Ночью, после того как его увезла «скорая помощь».

– Больше ни к чему не прикасалась?

Леа с серьезным видом сплюнула на землю.

– Клянусь!

Мегрэ поверил. Он по опыту знал, что клошары никогда не крадут друг у друга. К тому же они вообще редко воруют – не столько из-за боязни быть пойманными, сколько из-за какого-то безразличия ко всему на свете.

Напротив, на острове Сен-Луи, были настежь распахнуты окна уютных квартир, и в одном из них виднелась женщина, которая перед зеркалом расчесывала волосы.

– Ты знаешь, у кого он покупал вино?

– Я несколько раз видела, как он выходил из бистро на улице Аве-Мария… Это недалеко отсюда, на углу улицы Жарден…

– А как Тубиб относился к другим?

Желая угодить комиссару и ответить поточнее, толстуха задумалась.

– Вот уж не знаю… Он мало от них отличался…

– Он не рассказывал о своей жизни?

– У нас об этом никто не говорит. Разве что когда изрядно налакаются…

– А ему случалось напиваться?

– По-настоящему – ни разу.

Из-под кипы старых газет – они, видимо, служили бродяге своего рода одеялом – Мегрэ вдруг извлек раскрашенную деревянную лошадку со сломанной ногой. Но это его нисколько не удивило. Как, впрочем, и толстуху.

Какой-то человек, обутый в парусиновые туфли, легко и бесшумно спустился по откосу и подошел к барже фламандца. В каждой руке он держал по сетке с провизией, откуда торчали два больших батона и перья зеленого лука.

Судя по всему, это был брат Жефа ван Гута, очень на него похожий, только моложе и симпатичнее. На нем были синие полотняные брюки и свитер в белую полоску. Поднявшись на палубу, он перекинулся парой слов с братом, потом посмотрел в сторону комиссара.

– Ничего здесь не трогай! Возможно, ты мне еще понадобишься. Если узнаешь что-нибудь… приходи, – сказал комиссар толстухе Леа.

– Неужто вы думаете, что такая, как я, пойдет в ваше заведение? – опять рассмеялась она. – Можно ее прикончить? – И указала на бутылку.

Мегрэ кивнул в ответ и пошел навстречу Лапуэнту, возвращавшемуся в сопровождении полицейского. Комиссар велел ему до прихода эксперта охранять груду старья, составлявшего имущество Тубиба, а потом в сопровождении Лапуэнта направился к «Зваарте Зваан».

– Вас зовут Хуберт ван Гут?

Юноша оказался еще молчаливее, а может, недоверчивее, чем брат, и ограничился кивком.

– Вчера вечером вы ходили на танцы?

– А что в этом плохого?

Его акцент был заметен меньше. Разговаривая с ним, Мегрэ и Лапуэнту, которые стояли на набережной, приходилось высоко задирать голову.

– Где именно вы были?

– Возле площади Бастилии. Там есть одна узенькая улочка, и на ней с полдюжины заведений. Я был «У Леона».

– Вы туда и раньше захаживали?

– Не раз…

– Значит, вам ничего не известно о том, что случилось ночью?

– Только то, что мне рассказал брат.

Из медной трубы на палубу валил дым. Женщина с ребенком уже спустилась вниз, в каюту, откуда до комиссара и инспектора доносился аппетитный запах еды.

– Когда мы сможем отчалить? – спросил молодой человек.

– Наверное, после полудня, как только судья пришлет на подпись вашему брату протокол допроса.

Хуберт ван Гут, аккуратный, тщательно причесанный, был, как и брат, очень светлым блондином с розоватой кожей.

Спустя некоторое время Мегрэ и Лапуэнт пересекли набережную Селестен и на углу улицы Аве-Мария нашли бистро «Маленький Турин». На пороге стоял хозяин в жилете. Внутри было пусто.

– Можно войти?

Хозяин посторонился, удивившись, что его бистро привлекло таких посетителей. В самом деле, оно было совсем крошечным: стойка да три столика – вот и все. Стены были выкрашены ярко-зеленой краской, с потолка свисали окорока, болонские колбасы, странные желтоватые сыры, с виду похожие на раздутые бурдюки с вином.

– Что будете пить?

– Вино.

– Кьянти?

На полках стояли оплетенные бутыли, но хозяин к ним даже не прикоснулся, а достал из-под прилавка бутылку и наполнил стаканы, не сводя любопытных глаз с гостей.

– Вы знаете клошара по прозвищу Тубиб?

– Как он там? Надеюсь, жив?

Здесь звучал уже не фламандский, а итальянский акцент, и вместо флегматичного Жефа ван Гута и его брата перед ними стоял экспансивный хозяин бистро.

– Вы в курсе дела? – спросил Мегрэ.

– Слыхал, будто с ним что-то случилось ночью.

– Кто вам сказал об этом?

– Какой-то клошар, сегодня утром.

– Что именно он сообщил?

– Что возле моста Мари была потасовка и за Тубибом приехала «скорая помощь».

– И все?

– Кажется, речники вытащили его из воды.

– Тубиб покупал у вас вино?

– Частенько.

– Он много пил?

– Около двух литров в день… Конечно, когда у него водились денежки…

– А как он их зарабатывал?

– Как все они – подрабатывал на рынке или в другом месте… Иногда разгуливал по улицам с рекламными щитами. Тубибу я охотно давал в долг.

– Почему?

– Потому что он был не простой клошар, не такой, как другие… Он вылечил мою жену.

Хозяйка бистро, почти такая же толстая, как Леа, но очень подвижная, суетилась рядом, на кухне.

– Ты это обо мне?

– Я тут рассказываю, как Тубиб…

Она вошла в зал, вытирая руки о передник.

– Так это правда, что его хотели убить? Вы из полиции? Как думаете, он выкарабкается?

– Пока еще неизвестно, – уклончиво ответил комиссар. – А от чего он вас спас?

– Ах, если б вы меня видели два года назад, ни за что не узнали бы. Я была вся в экземе. Лицо красное, как сырое мясо… И не было конца этой болезни. В диспансере меня лечили самыми разными средствами, прописывали всякие мази, от которых так мерзко воняло, что я сама себе опротивела… Ничего не помогало… Мне даже запрещали есть, но у меня и аппетита-то не было… Мне еще и уколы делали…

Слушая ее, муж согласно кивал:

– Как-то днем Тубиб сидел вон в том углу возле двери, а я жаловалась на свою напасть зеленщице. И вдруг заметила, что он как-то странно на меня смотрит… А потом вдруг и говорит, да так просто, будто заказывает стакан вина: «Пожалуй, я сумею вас вылечить». Я спросила, правда ли, что он доктор. Тубиб улыбнулся и тихо ответил: «Меня никто не лишал права заниматься врачебной практикой».

– Он выписал вам рецепт?

– Нет. Только попросил немножко денег – насколько я помню, двести франков – и сам сходил за порошками к аптекарю. «Будете растворять в теплой воде по одному порошку и пить перед каждым приемом пищи. Утром и вечером умывайтесь очень соленой водой». Хотите верьте, хотите нет, но через два месяца кожа у меня стала такой же гладкой, как теперь.

– Тубиб лечил еще кого-нибудь, кроме вас?

– Не знаю. Ведь разговорчивым его не назовешь…

– Он приходил к вам каждый день?

– Почти каждый… И покупал свои два литра.

– Он всегда был один? Вам никогда не приходилось видеть его в обществе неизвестных людей?

– Нет…

– Он не называл вам своей фамилии, не говорил, где жил раньше?

– Знаю только, что у него есть дочь. У нас тоже дочка, сейчас она в школе… Как-то она принялась разглядывать Тубиба, он ей и сказал: «Не бойся… У меня тоже была маленькая девочка».

Лапуэнт, должно быть, только удивлялся: почему это Мегрэ вдруг заинтересовался историей какого-то бродяги? В газетах, в отделе происшествий, ей отведут всего несколько строк, не больше.

Но Лапуэнт не знал – он был еще слишком молод, – что за всю свою служебную карьеру Мегрэ впервые пришлось иметь дело с покушением на жизнь клошара.

– Сколько с меня?

– Не выпьете ли еще стаканчик – за здоровье бедного Тубиба?

Они выпили еще по бокалу кьянти – на сей раз за счет заведения.

Миновав мост Мари, Мегрэ и Лапуэнт вскоре вошли под серые своды больницы. Там им пришлось вести долгие переговоры с неуступчивой женщиной, восседавшей в справочном бюро.

– Вы не знаете его фамилии?

– Мне известно лишь, что на набережных его звали Тубиб и что сюда его доставили прошлой ночью.

– Тогда дежурила не я. В какое отделение его поместили?

– Не знаю… Я говорил по телефону с одним из интернов, который так и не сказал мне, будут его оперировать или нет.

– Как фамилия интерна?

Дежурная медсестра несколько раз перелистала книгу записей и позвонила куда-то по телефону.

– А кто вы будете?

– Комиссар Мегрэ.

Было видно, что это имя ничего ей не говорит, и она повторила в трубку:

– Комиссар Мегрэ…

Прошло не меньше десяти минут, и наконец со вздохом, словно оказывая ему великую услугу, она произнесла:

– По лестнице «С» поднимитесь на четвертый этаж. Там вы найдете старшую медсестру.

По пути Мегрэ и Лапуэнту встречались санитары, молодые врачи, больные в халатах, а через открытые двери палат виднелись ряды коек.

На четвертом этаже им снова пришлось ждать: старшая медсестра раздраженно разговаривала с двумя мужчинами, которые тщетно пытались ее в чем-то убедить.

– Ничего не могу сделать, – бросила она напоследок. – Обращайтесь к начальству, не я устанавливаю порядки.

Мужчины удалились, процедив сквозь зубы что-то нелестное. Старшая медсестра повернулась к Мегрэ:

– Вы по поводу бродяги?

– Комиссар Мегрэ, – представился тот.

Женщина старательно попыталась вспомнить это имя, но ей оно тоже оказалось неизвестно. Здесь был совсем другой мир – пронумерованных кабинетов, отделений, коек, расставленных рядами в просторных палатах, где в изножье каждой висели таблички с написанными на них непонятными словами.

– Как он себя чувствует?

– Если не ошибаюсь, его сейчас осматривает профессор Маньен.

– Его оперировали?

– Кто вам сказал об этом?

– Не помню… Я полагал…

В здешней больничной атмосфере Мегрэ чувствовал себя не в своей тарелке и даже немного робел.

– Под какой фамилией он у вас значится?

– Под той, что стоит в его удостоверении личности.

– Оно находится у вас?

– Могу показать.

Сестра зашла в маленький кабинет за стеклянной перегородкой в конце коридора и тотчас вернулась, неся засаленное удостоверение личности, еще влажное после пребывания в водах Сены.

Фамилия – Келлер.

Имя – Франсуа Мари Флорантен.

Профессия – старьевщик.

Место рождения – Мюлуз, Нижний Рейн.

Согласно документу, Келлеру минуло шестьдесят три года и проживал он в Париже в меблированных комнатах на площади Мобер. Мегрэ хорошо знал эти номера: их часто указывали как официальное место жительства многих клошаров.

– Он пришел в сознание?

Сестра хотела было забрать удостоверение, но комиссар положил его к себе в карман, и она только недовольно проворчала:

– Это не положено. По правилам…

– Келлер лежит в отдельной палате?

– С какой стати?

– Проводите меня к нему.

Сначала она заколебалась, но в конце концов уступила.

– Вам все равно придется поговорить с профессором.

Пройдя впереди Мегрэ и Лапуэнта, сестра распахнула дверь, за которой виднелись два ряда коек, занятых больными. Большинство из них неподвижно лежали с открытыми глазами, а двое или трое в больничных халатах стояли в глубине палаты и о чем-то тихо переговаривались.

Возле одной из кроватей, как раз в центре комнаты, десяток юношей и девушек, одетых в белые халаты и шапочки, окружили коренастого человека с подстриженными ежиком волосами. Он тоже был в белом халате и, судя по всему, проводил с ними занятия.

– Сейчас профессору нельзя мешать. Как видите, он занят, – заметила сестра.

Однако она подошла к нему и что-то прошептала на ухо. Профессор взглянул на Мегрэ и продолжил свои объяснения.

– Профессор освободится через несколько минут, – сказала сестра. – Он просит вас подождать у него в кабинете.

И она провела их в маленькую комнату, где было всего два стула. На письменном столе в серебряной рамке стояла фотография женщины с тремя детьми, тесно прижавшимися друг к другу.

Мегрэ, поколебавшись, выбил трубку прямо в пепельницу, полную сигаретных окурков, и снова ее набил.

– Простите, что заставил вас ждать, господин комиссар. Когда сестра доложила мне о вас, я был несколько озадачен… В конце концов…

Неужели он тоже скажет: «Ведь это всего лишь клошар»? Нет, не может быть!

– …в конце концов, дело весьма обычное, не так ли? – закончил профессор.

– Пока мне почти ничего не известно, и я надеюсь, что именно вы прольете свет на это преступление.

– Что ж, у него проломлен череп, к счастью, без сопутствующих трещин. Мой ассистент, должно быть, уже сказал вам об этом утром по телефону.

– Тогда еще не было результатов рентгена.

– Теперь снимок сделан… Возможно, потерпевший выкарабкается, поскольку мозг, кажется, не задет.

– Могла ли эта травма явиться результатом падения на камни набережной?

– Ни в коем случае. Ему был нанесен сильный удар каким-то тяжелым предметом… Ну, скажем, молотком или гаечным ключом…

– И от этого он потерял сознание?

– Именно так… И в результате сейчас находится в коматозном состоянии… Кстати, он может пробыть в нем несколько дней, а может прийти в себя в любую минуту…

Мегрэ представил крутой берег Сены, конуру Тубиба, грязную воду, плескавшуюся всего в нескольких метрах, и почему-то вдруг вспомнил, что говорил фламандец.

– Простите, что возвращаюсь к этому вопросу. Вы говорите, что ему нанесли удар по голове. Один?

– А почему вы об этом спрашиваете?

– Это может иметь значение для следствия.

– Сначала я подумал, что ударов было несколько.

– Почему?

– Потому что у него разорвано ухо и на лице имеется несколько неглубоких ссадин. Теперь же, когда больного обрили, я осмотрел его более тщательно.

– И пришли к выводу?..

– Простите, где это произошло?

– Под мостом Мари.

– Была драка?

– Кажется, нет. Говорят, на потерпевшего напали ночью, когда он спал. Как вы думаете, это правдоподобно?

– Вполне.

– И вы полагаете, что он сразу потерял сознание?

– Я в этом почти убежден. А теперь, после того, что вы мне рассказали, мне понятно, почему у него разорвано ухо и поцарапано лицо. Его вытащили из воды, не так ли? Эти второстепенные ранения доказывают, что беднягу не несли, а волокли по камням набережной. Там есть песок?

– В нескольких метрах от этого места разгружают баржу с песком.

– Я обнаружил песчинки в ране.

– Значит, по-вашему, Тубиб…

– Как вы сказали? – удивился профессор.

– Так его называют на набережных. Не исключено, что когда-то он был врачом.

К тому же первым врачом, которого комиссар за тридцать лет службы обнаружил под мостом Сены. Правда, когда-то Мегрэ находил там бывшего преподавателя химии из провинциального лицея, а несколько лет спустя – женщину, которая в прошлом была известной цирковой наездницей.

– Возможно ли с медицинской точки зрения, чтобы человек, в бессознательном состоянии сброшенный в реку, сразу же очнулся, оказавшись в холодной воде, и закричал? – спросил Мегрэ.

Профессор почесал затылок.

– Хм… Вы многого от меня требуете. Мне не хотелось бы утверждать безапелляционно… Но я не вижу в этом ничего невозможного. Под воздействием холодной воды…

– Он мог прийти в себя?

– Необязательно. Бывает, что в коматозном состоянии больные что-то говорят и мечутся. Не исключено…

– Во время вашего осмотра он не сказал ни слова?

– Несколько раз простонал.

– Когда его вытащили из воды, у него якобы были открыты глаза…

– Это ничего не доказывает. Полагаю, вы хотели бы на него взглянуть? Пойдемте со мной.

Профессор Маньен повел полицейских в палату. Старшая медсестра смотрела на них удивленно и неодобрительно.

Все больные молча следили за этими неожиданными посетителями, которые, пройдя по палате, остановились у изголовья одной из коек.

– Смотреть тут, собственно, почти не на что! – обронил профессор.

В самом деле, голова и лицо бродяги были забинтованы, оставались открытыми только глаза, ноздри и рот.

– Каковы шансы, что он выкарабкается?

– Семьдесят из ста, а то и восемьдесят, ибо сердце довольно крепкое.

– Благодарю вас, профессор.

– Вам сообщат, как только он придет в сознание. Оставьте старшей медсестре номер своего телефона.

До чего же приятно было снова очутиться на улице, увидеть солнце, прохожих, красно-желтый автобус, стоявший у паперти собора Парижской Богоматери, и выходящих из него туристов.

Мегрэ шел молча, заложив руки за спину, и Лапуэнт, видя озабоченность комиссара, не отвлекал его разговорами.

Они вошли в здание сыскной полиции, поднялись по широкой лестнице, казавшейся особенно пыльной при солнечном свете, и очутились наконец в кабинете комиссара.

Прежде всего Мегрэ настежь распахнул окно и проводил взглядом караван барж, спускавшихся вниз по течению.

– Нужно послать кого-нибудь сверху осмотреть его вещи.

«Сверху», то есть на верхних этажах, размещалась Служба криминалистического учета – различные эксперты, техники, фотографы.

– Лучше всего взять машину и перевезти его пожитки сюда.

Мегрэ опасался не того, что вещами Тубиба завладеют другие клошары, а что их растащат уличные мальчишки.

– Тебе придется пойти в Управление мостов и дорог… Думаю, что в Париже не так уж много красных «Пежо-403». Перепиши все номера с двумя девятками… Возьми в помощь столько ребят, сколько нужно, и проверьте все эти машины и их владельцев.