Глава 4

Мегрэ чувствовал, что его недоверчивый собеседник собирался положить трубку, но в последний момент заколебался. Комиссар поспешно спросил его:

— А мадам Планшон?

— Она вышла.

— А вечером она будет?

— Она вот-вот вернется. Пошла в магазин что-то купить…

Последовала новая пауза. Мегрэ отчетливо слышал на другом конце провода дыхание Пру.

— Что вам от нее нужно?.. Кто вы?..

Мегрэ чуть было не назвался одним из клиентов, придумав какую-нибудь историю. Но, подождав немного, он положил телефонную трубку.

Он никогда не видел того, с кем только что говорил по телефону. Комиссар знал о Пру немногое, только то, что рассказал ему Планшон, а тот имел все основания быть пристрастным в своих суждениях.

И все же, едва услышав голос Пру по телефону, Мегрэ сразу же проникся к нему антипатией. Это чувство возникло не в результате рассказов хозяина малярной мастерской. Скорее, комиссару был неприятен сам голос, тянучий и агрессивный. Мегрэ мог бы поклясться, что Пру в этот момент с недоверием продолжал смотреть на телефон, что он никогда не отвечал на вопросы прямо.

Он принадлежал к той породе людей, которых Мегрэ хорошо знал: их нелегко вывести из себя, они насмешливо меряют вас взглядом, а при первом же затруднительном вопросе хмурят густые брови.

Интересно, действительно ли у него густые брови? А волосы, закрывающие низкий лоб?

С мрачным видом Мегрэ привел в порядок бумаги на столе и занялся текущими делами, вызвав вначале Жозефа:

— Ко мне кто-нибудь есть?

Затем он заглянул в кабинет инспекторов:

— Если меня будут спрашивать, пусть звонят домой…

На набережной Мегрэ открыл зонт. В автобусе его прижали к пассажиру, плащ которого вымок до нитки.

Прежде чем сесть ужинать, он снова позвонил на улицу Толозе. Комиссар злился на все и всех. Его раздражал Планшон, который втянул его в свою нелепую и одновременно трагическую историю. Бог знает отчего, он сердился даже на Роже Пру. Он был недоволен самим собой и даже дулся на жену, которая с тревогой посматривала на него.

Была ли у них привычка не сразу поднимать телефонную трубку? можно было подумать, что телефон звонил в пустоту. Но чуть позже комиссар вспомнил, что аппарат находился в кабинете. Наверное, обитатели дома ели не в столовой, а на кухне, и поэтому требовалось какое-то время, чтобы добраться до телефона.

— Алло!..

Наконец-то кто-то поднял трубку! К телефону подошла женщина:

— Мадам Планшон?

— Да. Кто говорит?

Голос был естественный, низкий и довольно приятный.

— Я хотел бы поговорить с Леонаром…

— Его здесь нет…

— Не скажете, когда он будет дома?.. Я один из его друзей…

В этот раз, как и при разговоре с Пру, последовало молчание. Не стоял ли он рядом, бросая на нее вопросительный взгляд?

— Что за друг?

— Вы меня не знаете… Мы должны были встретиться сегодня вечером…

— Он уехал…

— Надолго?

— Да.

— А вы можете сказать, когда он вернется?

— Нет, не могу…

— Он в Париже?

Новая пауза.

— Даже если он и в Париже, то адреса своего он мне не оставил… Он что, задолжал вам деньги?

Мегрэ снова повесил трубку. Жена, слышавшая весь разговор, спросила, наливая ему суп:

— Он пропал?

— Похоже на то.

— Ты думаешь, он покончил с собой?

Комиссар проворчал:

— В это-то я не верю…

Мегрэ вновь мысленно представил себе клиента, побывавшего у них в гостиной: тот так сжимал пальцы, что фаланги у него побелели. Особенно поражали глаза, умоляюще смотревшие на комиссара.

Чувствовалось, что на Планшона, выпившего до этого несколько рюмок, что-то давило. Он говорил много и возбужденно. Его драма глубоко тронула Мегрэ, и он хотел задать своему собеседнику массу вопросов, но так и не сделал этого.

После ужина комиссар позвонил на полицейский пост. Видимо, дежурившие там полицейские перекусывали — один из них, поднявший трубку, ответил, продолжая жевать:

— Нет, шеф… Никакого самоубийства с тех пор, как я приступил к дежурству. Подождите, я посмотрю дневные записи… Минутку… Пожилая женщина выбросилась из окна на бульваре Барбес… Около пяти часов из Сены у моста Сен-Клу извлекли труп… Судя по его состоянию, он находился в воде дней десять. Больше ничего нет…

Дело происходило вечером в среду. На следующий день утром, придя в свой кабинет, Мегрэ принялся что-то набрасывать на листе бумаги.

Итак, вечером в субботу, вернувшись домой на бульвар Ришар-Ленуар, он застал там Планшона.

В воскресенье утром комиссар впервые позвонил на улицу Толозе, и мадам Планшон ответила, что ее муж только что ушел на прогулку со своей дочерью.

Так и было в самом деле: позже это подтвердил сам хозяин малярной мастерской. Взявшись за руки, Изабелла и ее отец поехали в Сент-Уан на «блошиную» ярмарку.

В то же воскресенье, во второй половине дня, Мегрэ и его жена, прогуливаясь, прошли мимо павильона. Грузовик во дворе тогда не стоял. Через оконные занавески они никого не увидели, но комиссар, опять же от Планшона, узнал, что тот в это время спал в доме.

В понедельник утром Жанвье и Лапуэнт, захватив липовые удостоверения работников несуществующей службы, появились в доме на улице Толозе и в сопровождении недоверчивой Рене посетили все комнаты, делая при этом вид, что измеряют их площадь.

После обеда Леонар Планшон позвонил на набережную Орфевр из кафе на площади Аббес, как он сам это сказал. В телефонной трубке явственно слышались глухие голоса, звон посуды и стук кассового аппарата.

Последними словами этого малого были:

— Я благодарю вас!

Ни о каком отъезде он не упоминал, а о самоубийстве и тем более. В субботу он лишь едва намекнул на подобный выход из положения, но тотчас же отказался от этой мысли, ибо не желал оставлять Изабеллу Рене и ее любовнику.

Во вторник Планшон не звонил. На всякий случай, для очистки совести, Мегрэ попросил полицию восемнадцатого округа понаблюдать ночью за домом на улице Толозе. О постоянном наблюдении речи не шло. Дежурившие ночью полицейские, обходя свой участок, должны были убедиться, что ничего необычного в доме не происходило и что грузовик стоял во дворе. А он там и был.

И, наконец, среда. Никаких известий. Планшон не позвонил. А когда комиссар около семи часов вечера сам набрал номер его телефона, Роже Пру заявил, что тот вечером не вернется. Голос при этом у Пру был настороженный, и отвечал он весьма неопределенно. Рене в тот момент куда-то уходила из дома. По словам ее любовника, она должна была скоро вернуться. Комиссар позвонил чуть позже второй раз, и по ответам Рене выходило, что она не ожидала увидеть своего мужа в скором времени.

Как и каждое утро, Мегрэ пошел на летучку, избегая все еще говорить об этом деле, которого официально не существовало. Чуть позже десяти часов он вышел из полицейского управления и под моросящим дождем взял такси, чтобы добраться до улицы Толозе.

Четкого плана действий у него не было, и он не знал, как лучше начать расследование.

— Мне вас подождать? — спросил шофер такси.

Мегрэ предпочел оплатить проезд сразу, потому что его визит мог быть длительным.

Грузовика во дворе он не увидел, но в мастерской находился один из рабочих, одетый в испачканный краской белый халат. Мегрэ направился к павильону, нажал на кнопку звонка. На втором этаже, прямо над его головой открылось окно, и комиссар застыл на месте. Затем на лестнице послышались чьи-то шаги, дверь приоткрылась, как это было во время визита Жанвье и Лапуэнта, и Мегрэ увидел непричесанную черноглазую женщину, с очень светлым лицом, одетую в красного цвета пеньюар.

— В чем дело?

— Я хотел бы поговорить с вами, мадам Планшон.

— О чем?

Дверь оставалась приоткрытой сантиметров на пятнадцать.

— О вашем муже…

— Его нет дома…

— Мне необходимо его видеть, поэтому я желаю поговорить с вами…

— Что вам от него нужно?

Наконец он решился назваться:

— Я из полиции…

— У вас есть документы?

Мегрэ показал ей свою полицейскую медаль, и она, открыв дверь пошире, пропустила его в дом.

— Прошу меня извинить… Я одна в доме, а за последние дни было несколько странных телефонных звонков…

Она следила за ним взглядом, спрашивая себя, не он ли звонил.

— Входите?.. Я еще не прибиралась в доме…

Она провела его в гостиную, где посредине ковра стоял пылесос.

— Что мой муж натворил?

— Я должен связаться с ним, чтобы задать несколько вопросов…

— Он с кем-то подрался?

Она указала комиссару на стул, не решаясь сесть сама и прикрывая руками отвороты пеньюара.

— Почему вы меня об этом спрашиваете?

— Потому что он проводит вечера и ночи в бистро, а когда напьется, становится буйным…

— Он вас уже бил?

— Нет. Впрочем, я бы ему этого и не позволила. Но случалось, он угрожал мне…

— Угрожал вам чем?

— Прикончить меня… Он не уточнял…

— Он угрожал вам неоднократно?

— Да, несколько раз…

— Вам известно, где он сейчас?

— Этого я не знаю, да и знать не хочу…

— Когда вы видели его в последний раз?

Она подумала, прежде чем ответить.

— Подождите… Сегодня четверг… Вчера была среда… Позавчера — вторник… Это было в понедельник вечером…

— В котором часу?

— Поздно вечером…

— А который был час вы не помните точно?

— Должно быть, около полуночи…

— Вы уже легли спать?

— Да.

— Одна?

— Нет! Не хочу вам лгать. Наша история в квартале всем известна, и хочу добавить, что все нас одобряют, Роже и меня… Если бы муж не противился, мы давно бы уже поженились…

— Тем самым, вы признаетесь, что у вас есть любовник?

Она ответила с гордостью, глядя комиссару в глаза:

— Да.

— Он живет в этом доме?

— Ну и что тут такого? Когда такой человек, как Планшон, сопротивляется и отказывается от развода, то… — И давно это длится?

— Скоро вот уже два года…

— Вашего мужа такая ситуация устраивала?

— Он уже давно мне больше не муж, если только на бумаге… Для меня он и не мужчина… Не знаю, зачем он вам понадобился… То, что он натворил где-то вне дома, меня совсем не касается… Хочу только сказать, и я вам не лгу, что он стал пьяницей и ни на что не способен… Если бы не Роже, мастерская прекратила бы свое существование…

— Позвольте мне вернуться к тому вечеру в понедельник… Вы спали в вашей комнате…

Дверь в нее была приоткрыта, и комиссар заметил на кровати оранжевую перину.

— Да…

— С этим мужчиной, которого вы называете Роже…

— Роже Пру — славный парень, который не пьет и не хнычет от жалости к себе…

Она говорила о своем любовнике с гордостью, чувствовалось, что Рене бросилась бы на любого, кто посмел бы сказать о нем что-либо дурное.

— Муж ужинал с вами?

— Нет. К тому времени он еще не вернулся…

— Такое с ним часто случалось?

— Довольно часто… Я начинаю понимать, как это бывает с пьяницами… Какое-то время они еще сохраняют чувство меры, некоторое достоинство… Затем они пьют столько, что уже не испытывают голод, и еду им заменяют несколько рюмок…

— Ваш муж дошел до такой степени?

— Да.

— И все же продолжал работать?.. Не рисковал ли он сорваться с лестницы или со строительных лесов?..

— Днем он не пил, вернее, почти не пил… Что же касается его работы!.. Если бы я рассчитывала только на него…

— Кажется, у вас есть дочь?

— Откуда вам это известно?.. Наверное, от консьержки?. Мне на все наплевать, нам скрывать нечего… Да, у меня есть дочь… Ей почти семь лет…

— Итак, в понедельник вы ужинали все вместе: этот Роже Пру, вы и дочь…

— Да…

— В этой комнате?

— Нет, на кухне… Не понимаю, вам-то до этого какое дело… Мы едим почти всегда на кухне… Что в этом преступного?

Сбитая с толку ходом допроса, она начала нервничать.

— Полагаю, первой отправилась спать дочь?..

— Конечно…

— Ее спальня находится на втором этаже?

Рене явно удивляла такая осведомленность комиссара. Догадывалась ли она теперь об истинной цели недавнего визита сюда двух человек, приходивших измерять площадь всех жилых комнат? Но лицо ее оставалось бесстрастным. Мадам Планшон продолжала пристально глядеть на посетителя и вдруг спросила:

— Скажите, уж не вы ли тот знаменитый комиссар Мегрэ?

Он утвердительно кивнул головой, и, нахмурив брови, она задумалась. Если бы. пришел какой-нибудь полицейский, например инспектор из местного участка, по поводу поведения ее мужа, она ничуть не удивилась бы: она знала, как проводил свои вечера Планшон. Но чтобы к ним домой явился сам Мегрэ…

— Похоже, что-то случилось…

И с явной иронией в голосе, она добавила:

— Уж не хотите ли вы мне сообщить, что он кого-то убил?

— Вы считаете, он на это способен?

— По-моему, теперь он способен на все… Когда человек опустился до такой степени…

— У него есть оружие?

— В доме оружия я никогда не видела…

— У него были враги?

— Насколько мне известно, его врагом была я. Так он, во всяком случае, считает и ненавидит меня. Поэтому он и продолжает жить здесь в таких условиях. Любой мужчина на его месте давно бы ушел… Хотя бы ради дочери он должен понять…

— Вернемся к понедельнику… Когда вы с Роже легли спать?

— Подождите… Я легла первой…

— В котором часу?

— Около десяти… Роже работал в кабинете, проверял счета…

— Это он вел делопроизводство и занимался финансовыми делами?

— Вначале нет, но потом ему пришлось взять все на себя, потому что муж уже был ни на что не способен… Да и потом, Роже ведь вложил в дело столько своих средств…

— Вы хотите сказать, Роже и Планшон были компаньонами?

— В сущности, да… Письменного договора между ними не существовало… Вернее, только недели две назад они подписали документ…

Она замолчала, прошла в кухню, где что-то варилось на плите, и почти сразу вернулась назад.

— Что вы еще хотите знать? Меня ждут домашние дела, я готовлю обед… Да и дочь вот-вот вернется из школы…

— Сожалею, но должен отнять у вас еще немного времени…

— Вы так и не сказали, что натворил мой муж…

— Надеюсь, вы подскажете мне, как его разыскать… Если я хорошо понял, ваш любовник вложил в дело свои деньги?

— Он делал это всякий раз, когда не хватало средств, чтобы уплатить налоги…

— И две недели назад они подписали договор?.. Что это за документ?

— В нем говорилось, что, выплатив определенную сумму, Пру становится владельцем мастерской…

— Вам известен размер этой суммы?

— Да, ведь документ печатала я…

— Вы печатаете на машинке?

— Немного… Машинка стоит в кабинете уже давно… Планшон купил ее, когда я была беременна, через несколько месяцев после нашей свадьбы… Я скучала и хотела чем-то себя занять… Я принялась печатать двумя пальцами накладные, потом деловые письма клиентам и поставщикам…

— Вы продолжаете печатать?

— Когда это необходимо…

— Вы можете показать мне этот документ?

Она более пристально посмотрела на комиссара.

— Я думаю, а имеете ли вы право требовать это от меня. И потом, должна ли я вообще отвечать на все эти вопросы…

— В настоящий момент можете не отвечать…

— В настоящий момент?

— Я ведь могу официально вызвать вас к себе в кабинет и опросить как свидетеля…

— Свидетеля по какому делу?

— Ну, скажем, по факту исчезновения вашего мужа…

— Он не исчез…

— А что же с ним случилось?

— Он просто уехал, вот и все. Ему нужно было это сделать уже давно…

Тем не менее она направилась к двери.

— Зачем мне от вас что-то скрывать… Если вас интересует эта бумага, я вам ее принесу.

Рене прошла в кабинет, и было слышно, как она открыла там ящик. Через несколько мгновений она возвратилась с листком бумаги в руке. Документ был напечатан на бланке Леонара Планшона, владельца малярной мастерской. Фиолетового цвета текст был неровным, некоторые буквы налезали друг на друга, местами два или три слова сливались в одно.


«Я, нижеподписавшийся Леонар Планшон, уступаю Роже Пру при условии, если он выплатит мне сумму в тридцать тысяч новых франков (тридцать тысяч), в качестве возмещения моей доли, малярное предприятие, находящееся на улице Толозе в Париже и принадлежащее мне и моей жене Рене, урожденной Бабо.

Эта передача включает аренду здания, инвентарь и движимое имущество, за исключением моих личных вещей».


На документе стояла дата — 28 декабря…

— Обычно, — заметил Мегрэ, оторвав взгляд от текста, — такие документы подписываются в присутствии нотариуса. Почему вы его не пригласили?

— Чтобы избежать бесполезных расходов… Когда порядочные люди…

— Итак, ваш муж был порядочным?

— Во всяком случае, мы с Роже поступили честно…

— Прошло около трех недель, как был подписан этот документ… С тех пор Планшон уже не являлся владельцем малярной мастерской… Возникает вопрос, почему же он продолжал там работать…

— А почему он продолжал жить в доме, хотя для меня он уже давно никем не был?

— Выходит, он работал как простой рабочий?

— Так оно и было…

— Ему платили?

— Да, я думаю… Спросите об этом у Роже…

— Три миллиона старых франков были выплачены чеком?

— Банкнотами.

— Здесь?

— Не на улице же, конечно!

— В присутствии свидетеля?

— Мы были втроем. Наши личные дела никого не касаются.

— Эта сделка не оговаривалась никаким условием?

Этот вопрос, казалось, застал ее врасплох, и минуту она молчала…

— Одно условие было, но он его не выполнил…

— Какое?

— Что он уедет и даст мне развод.

— Он же уехал?

— Да, но через три недели!..

— Вернемся к понедельнику…

— Опять? Долго это будет еще продолжаться?

— Нет, надеюсь… Вы легли спать… Пру последовал за вами… Он вас разбудил, когда ложился?

— Да.

— Вы посмотрели на часы?

— Знаете, в постели мы занимались другим…

— Вы оба спали, когда вернулся муж?

— Нет…

— Он открыл дверь ключом?

— Ключом, разумеется, а не шариковой ручкой…

— Должно быть, он был слишком пьян и не мог сам открыть дверь.

— Он был пьян, но замочную скважину все же нашел…

— Где он обычно спал?

— Здесь… На раскладушке.

Мадам Планшон открыла стенной шкаф и показала сложенную раскладную кровать.

— Вы ее тогда вынули из шкафа?

— Да… Прежде чем идти спать, я сама ее раскладывала, чтобы он не гремел на весь дом, когда возвращался…

— Он не ложился спать в понедельник?

— Нет… Мы слышали, как он поднялся на второй этаж…

— Чтобы поцеловать дочь?

— В таком состоянии он никогда этого не делал.

— А зачем он поднялся на второй этаж?

— Нам это тоже было интересно. Мы слышали, как он открыл шкаф на лестничной площадке, где находятся его вещи, затем вошел в маленькую комнату, которая служила чердаком. Наконец, послышался шум на лестнице, и я удержала Роже: он хотел посмотреть, что происходило.

— Что же происходило?

— Он нес вниз чемоданы.

— Сколько чемоданов?

— Два. Да их и было у нас в доме всего два, потому что мы никогда никуда не ездили.

— Вы не говорили с мужем? Вы не видели, как он ушел?

— Не видела. Когда он спустился в столовую, я поднялась с постели и сделала знак Роже оставаться на месте, чтобы избежать сцены…

— Вам не было страшно? Вы говорили, что, когда ваш муж напивался, он становился буйным, и, случалось, что он угрожал вам…

— Роже находился рядом со мной…

— Как вел себя муж, когда вы видели его в последний раз?

— Еще не открыв дверь, я услышала, как он говорил сам с собой и, кажется, над чем-то зубоскалил… Когда я вошла, он оглядел меня с ног до головы и начал смеяться…

— Он был очень пьян?

— Да, но вел себя не как обычно… Он не угрожал… Не разыгрывал трагедию и не плакал… Вы меня понимаете?.. Вид у него был очень довольный, и я подумала, что он собирался сыграть с нами какую-то злую шутку…

— Он что-нибудь говорил вам?

— Прежде всего он крикнул: «А, это ты, моя старуха!». И с гордостью показал мне два чемодана.

Мадам Планшон не сводила с Мегрэ глаз, а тот, в свою очередь, внимательно следил за малейшей реакцией на ее лице. Должно быть, она это заметила, но, казалось, вовсе не была смущена.

— Это все?

— Нет… Заплетающимся языком он добавил что-то вроде: «Ты можешь порыться в чемоданах и убедиться, что я не взял ничего твоего». Часть слов он проглатывал и говорил, похоже, скорее себе, чем мне…

— Вы сказали, что у него был довольный вид?

— Да, точно. Словно он хотел нам напакостить. Я спросила его: «Куда ты собрался?» Он сделал такой широкий жест, что чуть не упал. Я поинтересовалась: «Тебя ждет такси у дома?» Он еще раз насмешливо оглядел меня и ничего не ответил. Он уже взялся за чемоданы, но я потянула его за пальто и сказала: «Ты не можешь так уйти, мне нужен твой новый адрес, чтобы оформить развод…»

— Что он вам ответил?

— Точно не помню. Чуть позже я повторила его слова Роже: «Ты его получишь, красотка… И скорее, чем ты думаешь…»

— О дочери он ничего не говорил?

— Нет. Ни о чем он больше не говорил.

— Он не зашел в спальню, чтобы поцеловать ее на прощание?

— Мы бы это услышали. Ведь комната Изабеллы находится прямо над нашей спальней, и пол там скрипит.

— Итак, с двумя чемоданами он пошел к двери… Они были тяжелыми?

— Я их не взвешивала… Довольно тяжелые, но не слишком, так как он унес только одежду и туалетные принадлежности…

— Вы проводили его до порога?

— Нет.

— Почему?

— Он мог бы подумать, что я за ним слежу…

— Вы не видели, как он пересек двор?

— Нет, ставни были закрыты. Я только заперла за ним входную дверь на засов…

— Вы не боялись, что он уедет на грузовике?

— Я бы услышала, как он его заводит…

— Но вы этого не слышали. А у дома не было такси?

— Я ничего не видела, так как была слишком довольна, что он наконец-то покинул дом. Я побежала в спальню и, если хотите все знать, бросилась в объятия Роже, который все слышал через дверь…

— Он ушел из дома в понедельник вечером, не так ли?

— Да, в понедельник…

Мегрэ же просил коллег из восемнадцатого округа установить за домом тайное наблюдение во вторник. Если верить Рене Планшон, ее мужа в то время здесь уже не было.

— Вы не догадываетесь, куда бы он мог отправиться?

Мегрэ вспомнил последние слова Планшона, сказанные ему в тот понедельник около шести часов вечера, когда он звонил из бистро на площади Аббес: «Благодарю вас…»

В тот момент комиссару показалось, что в голосе Планшона звучала горечь с оттенком иронии. Причем Мегрэ почувствовал это так явственно, что, если бы знал, где тот находится, то тотчас же перезвонил бы ему.

— У мужа есть родственники в Париже?

— Ни в Париже, ни в другом месте… Я это хорошо знаю, потому что его мать была родом из той же деревни, что и я, — из Сен-Совёр, в Вандее…

Рене, очевидно, не знала, что Планшон приходил домой к Мегрэ и рассказал ему о своей личной драме. Однако ничего нового она не сообщила комиссару.

— Вы думаете, он направился туда?

— Зачем? Он едва помнит те места, так как ездил туда еще ребенком раза два или три со своей матерью. Из родственников там у него остались только кузены, да и те его уже забыли…

— А друзья у него есть?

— Когда он еще не превратился в пьяницу, он был застенчив и нелюдим до такой степени, что мне и сейчас не понятно, как он решился заговорить со мной…

Мегрэ попробовал проверить, насколько Рене была искренней:

— Где вы впервые встретились с ним?

— Чуть ниже по этой улице, на танцплощадке «Бал приятелей». До этого я никогда туда не ходила. Я только что приехала в Париж и работала этом квартале… Мне нужно было бы воздержаться…

— От чего?

— Заводить знакомство с мужчиной, имеющим физический недостаток…

— Разве уродство влияло на характер мужа?

— Не знаю… Меня можно понять… Такие люди постоянно об этом думают, чувствуют, что отличаются от других… Поэтому они вбивают себе в голову, что все на них смотрят и насмехаются… Они все воспринимают по-другому, более ревнивы и озлобленны…

— Он уже был озлобленным, когда вы выходили за него замуж?

— Нет, вначале он не был таким…

— Когда он изменился?

— Я уже не помню… Он никого не желал видеть… Мы редко покидали дом… Жили здесь, как в заточении… Ему это нравилось… Он был счастлив…

Она замолчала и поглядела на комиссара, как бы давая ему понять, что пора кончать этот разговор.

— У вас есть еще вопросы?

— Нет, пока все. Я хочу, чтобы вы меня предупредили, если получите какие-нибудь известия о муже… Вот номер моего телефона…

Она взяла карточку, которую он ей протянул, и положила ее на стол.

— Моя дочь вернется через несколько минут…

— Она не удивилась отъезду отца?

— Я сказала ей, что он отправился путешествовать…

Мадам Планшон проводила Мегрэ до двери, и тому показалось, что вид у нее был озабоченный, что теперь уже она хотела задержать его и задать ему вопросы. Но какие?

— До свидания, господин комиссар…

Недовольный собой, он засунул руки в карманы и, подняв воротник пальто, спустился вниз по улице Толозе. По дороге ему встретилась маленькая девочка с тугими светлыми косичками. Мегрэ обернулся, чтобы посмотреть, как она войдет во двор.

Ему очень хотелось задать вопросы и ей.

Загрузка...