Мелхиседек. Книга 2. Человек

Единственное отличие

Почему, перейдя к Вере, мы назвали эту нашу новую главу именно таким образом? Потому что, начав путь поиска своей задачи, мы сразу же оттолкнулись от той мысли, что мы - не обычное животное в цепи Сотворения, а в чем-то особенное. Поэтому мы стали, прежде всего, искать разительные отличия человека от животного, и сразу же набрели на самое видимое из них - на речь, которая повела нас дальше по ступеням наших рассуждений. В дальнейшем мы скрупулезно отмечали для себя всякий раз, что новое наше предположение о задачах человека в мире одобряется нашим внутренним куратором на тех основаниях, что оно все так же продолжает собой линию отличий между нами и другими видами живых существ. А потом мы перестали это делать вообще, как бы считая, что тут и говорить уже не о чем - искусство и этика это чисто человеческое, и не стоит даже вешать себе на шею такую заботу: доказывать, что животным данная деятельность не присуща.

И это действительно так. Но если быть скрупулезными до конца, то мы, конечно же, можем сказать и другое: речь, наука, история, искусство и этика, хоть и не составляют собой принципов организации животного мира, но в какой-то мере, все же, присутствуют в нем. Мы не можем сказать, что животные совершенно не знают всего того, что мы выше перечислили. Каждое из этих явлений действительно не определяет собой какую-либо необходимую предпосылку, обеспечивающую какую-либо структуру фауны (животного мира), но все же мелькает эпизодически в ней везде и повсюду. Дельфины переговариваются на ультразвуке и передают связную информацию друг другу. Танец пчелы-разведчицы это тоже речь, которая передает направление, азимут, расстояние и количество запасов найденного нектара. Когда гомонит стая дроздов, (что знакомо даже горожанам), обсыпав несколько деревьев сразу, то это не просто так, а для выяснение дальнейших намерений ее членов. Одна часть дроздов кричит: "Давайте, полетим!", а другая: "Давайте, посидим!". Кто кого перекричит, так и поступят. Народное вече. Так же в животном мире широко бытуют и крики об опасности, и брачные призывы, и вызов самца сопернику на бой, и окрики вожаков (например, в курятнике) и т.д., выступающие вполне как элементы речи. Речь до конца мы, все-таки, не можем исключить из примет животного мира. Она - отличие разительное между нами и ним, но не исключительное.

Что касается науки, то совсем беспомощными животных и здесь назвать нельзя. В особых случаях они проявляют изобретательность и способны делать открытия, граничащие по своей значимости с нашими научными открытиями. В основном это происходит тогда, когда по некоторым причинам им приходится менять среду своего привычного обитания. Медведи гризли, которых занесло в северную Канаду, придумали себе способ ловли лосося: на перепадах рек, через которые лосось идет нереститься в верхние озера, мишки ловят их прямо зубами, когда лосось выпрыгивает из воды, чтобы пересечь порог. Особо умные из гризли даже не стоят в холодной воде - они дожидаются, когда очередной сородич-рыбак ухватит пастью рыбину, подскакивают к нему, и оскаливают клыки (знак агрессии), а когда в ответ сверкает такой же оскал (мол, смотри, нарвешься!), хватают выпавшую рыбу и съедают ее на берегу. Они этому научились. Некоторые птицы научились бросать в воду белый камешек, которые хищные рыбы принимают за более мелкую рыбешку и бросаются на перехват, но тут их самих перехватывают из пике. Кошки, попавшие случайно на каменистый остров, где единственная пища находилась в каком-то озере, научились, к изумлению людей, нашедших их там через год, плавать! Когда человек поднялся в воздух, то это было торжеством человеческой науки - освоена новая среда обитания! А когда кошки научились плавать, то разве это не торжество их кошачьей науки - освоена новая среда обитания! Собаки и попугаи умеют считать. Не те шарлатаны, которые по тайному знаку дрессировщика в цирке достают нужную карту с цифрой из колоды, а лабораторные Декарты, которые выполняют задания людей по сложению и вычитанию вполне арифметическим способом. Животные могут научаться и могут совершать практические научные открытия при возникшей серьезной необходимости, или при наличии стимула. Это, конечно же, не наша наука, но это и не наше единственно полное отличие от них.

Что касается истории, то в вопросах организации общества муравьи и пчелы заткнули бы за пояс любую человеческую организацию. Их разделение труда, порядок и организованность недостижимы ни одному человеческому сообществу. У муравьев есть даже такие отрасли совместной деятельности, как земледелие, переработка пищевого сырья, дойные коровы (некоторые виды тли) и животные для забавы (некоторые насекомые). Всего, так или иначе, в соприкосновение с муравьями вступают и взаимодействуют около 584 видов других насекомых. Чем не многонациональные отношения?

Так же у животных зачастую происходят настоящие войны (муравьи и жуки, например), завоевательные походы (саранча, волки), союзы (у рыб в основном), коллективы (стаи) и лидеры народов (вожаки). Не так, как у нас, но то же самое, что и у нас.

А касательно этики нельзя не напомнить здесь о примерах лебедей, которые убивают себя, если гибнет возлюбленный, собак, которые чахнут от любви к умершему хозяину, бегемотов, которые защищают антилоп от крокодилов на водопоях и тех же собак, которые стесняются и чувствуют свою вину. Кроме того, вспомним птиц, которые кидаются на коршунов за свое потомство, животных, которые дружат между собой, и это тоже из этики. Как и то, что дикое животное может быть благодарно спасшему его человеку, а дельфины спасают людей даже не в качестве оплаты долга, а просто так, из сочувствия. Этические понятия им знакомы, хотя и не обязательны для всех. Но даже единицы из них, которые ими обладают, не дадут нам оснований полагать, что этика - это только наше.

Что сказать об искусстве? А то, что птицы поют и, причем, всякий раз совершенно новую песню (музыка). Причем они поют просто так, для удовольствия без всяких необходимостей и стимулов. Ради чистого искусства. Многие животные совершают танцы и пантомимы, когда флиртуют в брачный сезон или натаскивают молодняк (хореография). Обезьяны могут часами примерять на себя наряды перед зеркалом (понятие об истинной красоте мира и высоком гламуре), а в одном из зоопарков есть даже слониха, которая рисует на холсте кистью, размешивая краски на мольберте (живопись). Австралийская ворона не только ворует все блестящее и цветное, что позволяет своими размерами утянуть это к себе в гнездо, но еще играет в гнезде с этими предметами, перебирая их и выставляя на солнце по очереди. И здесь мы не столь уж одиноки по исключительности.

Единственное, чего нет у животных - так это знания высшего себе и Веры в него. Почему мы так уверены в этом? Потому что Вера проявляется в поклонении высшему, что предполагает ритуал и благоговение. Это проявляется в молитве (разговоре с Высшим себе), обрядах (служении Высшему себе по своим понятиям) и святынях (местах или предметах предполагаемого обитания Высшего или олицетворяющих собой Его). Ничего этого у животных нет. Даже и не ищите. Это то - что является нашим единственным отличием от них. Вера, проявляемая через поклонение, и поклонение, определяемое верой.

Хотелось просто проскочить мимо нижеследующей темы, но штамп настолько повсеместен, что, пожалуй, на секунду остановимся. Речь идет о широко бытующем мнении, что собака считает хозяина (или человека вообще) богом, то есть имеет основы религиозного чувства. Такое мог придумать только тот, кто никого не считает Богом вообще. Смеем вас уверить, что если бы какой-то бог приносил нам еду, нуждался в нашей защите, побивал бы нас дружески по спине и хвалил за исполнение разных показательных выступлений, то мы его богом не считали бы, потому что мы по-другому понимаем Бога. Тот же, кто считает чувства собаки к хозяину аналогом религиозного чувства, тот пусть будет осторожен - таким же аналогом можно квалифицировать, например, его чувства к какому-либо "большому боссу", отцу родному, кормильцу, работодателю и властелину судьбы, находящемуся недосягаемо наверху - в центральном кабинете последнего этажа с секретаршей у врат. Видимое не бывает Богом. Оно бывает только хозяином. Для собаки тоже. На этом и остановимся.

Следовательно, даже и не ожидая, мы, логически выйдя на Веру в поисках отсутствия этой самой логики в основе нужного нам Знания, находим логическое подтверждение своему же логическому методу. Еще один, но уже приятный парадокс. Он говорит нам о том, что мы на верном пути, потому что именно отличие человека от животных мы положили в основу нашей логики в самом начале, и именно предельно точного по возможному результату логического пункта мы достигли, опершись в свое время на данную основу. Этот путь был правилен или неправилен, будущее покажет, но то, что он логически стройно завершился, можно признать. А так же можно вдохновляться дальнейшими поисками.

А они не будут легкими. Потому что вера - это понятие весьма широкое, и нам не резон браться раскрывать его полностью. Мы затеряемся в его объеме. В который раз уже мы вновь должны сузить круг поисков. Но здесь и особых метаний быть не может - нам ближе всего пока тот смысл веры, который предполагает некое душевное состояние именно в качестве некоего знания, так как именно неудовлетворенность характером того знания, которое мы получили, заставила нас искать то же самое знание, но без посредства разума, в качестве непосредственной связи с Богом. Нам надо разбудить Веру в себе с помощью некоего знания о Ней, которое уже можно было бы считать начатками веры. Знание, как начало Веры, как Ее первый зародыш и толчок к жизни - вот наш путь. Возможно ли это?

Можно ли вообще веру называть знанием? Не ошибаемся ли мы в задачах? Ведь, верить, (как утверждают нам философы), в то, что уже знаешь, - нельзя. Это уже не вера, а некое согласие с фактом. Верить, говорят они, можно только в то, чего не знаешь. То есть, когда, не сомневаясь, предполагаешь действительную и обязательную вероятность того, чего еще не знаешь. То есть - зерно веры состоит в необоснованности, а знание не может быть необоснованным. Там, где вера, там не может быть знания, и наоборот. Когда вера подтверждается фактом, то она перестает быть верой и становится просто знанием. Таким образом, стремясь от знания о Боге, (что сохраняет своей неполнотой резервы для веры), к знанию непосредственно Бога, мы не можем этого делать через веру, так как она предполагает в своей основе именно незнание. А, узнав Бога, Мы теряем веру и получаем вместо этого совершенно другое чувство, основанное уже на точном знании. То есть, вера для нас имеет смысл только тогда, когда мы не можем получить знание, и порождается именно этой невозможностью знания. Получается, что вера не может быть инструментом знания, (каким мы хотим ее сделать для себя в наших дальнейших поисках ее же), поскольку сама она является продуктом незнания. А знание не может быть началом Веры, поскольку вера появляется только там, где еще нет знания. Рассматривая знание, как побуждение к Вере, как ее первичный элемент, мы мгновенно теряем веру, так как два этих понятия не могут составлять ступеней единого и обязательно уничтожают друг друга там, где появляется одно из них. А, разыскивая себе Веру, мы автоматически уходим от знания, поскольку см. предыдущее предложение. Напомним - так говорят философы.

В очередной раз нам приходится в очень краткой форме излагать очень обширные философские выводы, что со стороны философов может вызвать нарекания к нам в профанации нами их науки. Но ведь развернутое изложение философских идей осуществляется самими философами, все-таки, не ради самого этого развернутого изложения, а ради той самой мысли, которая эти выводы собой увенчает. Поэтому, не думаю, что мы что-то очень сильно профанируем, когда, ознакомившись с доказательствами, берем в итоге именно только главную мысль, и работаем уже с ней. Ведь, в конце концов, для чего-то же эта мысль рождалась, так почему бы и не для того, чтобы брать ее уже готовой, без ссылок на ее великолепное обоснование? Вот мы и берем в очередной раз в вольном изложении, (что означает на простом русском языке: "без сложных философских терминов"), эту мысль о несрастаемости веры и знания, и - что мы можем об этом сказать? Скажем - это остроумно, как и все, что в философии. Но это не более, чем игра в слова. Ведь никто не может нам помешать сказать, в свою очередь, что вера - это не глубокая убежденность в существовании чего-то незнаемо возможного, а именно знание о том, что должно быть, но чего пока еще нет. "Мы тоже умеем в ножички играть" - как говаривал Квентин Дорвард, доставая свой меч в ответ на очередные попытки его зарезать.

В данной трактовке веры, правда, в ней меньше будет от чувства, и более будет от разума, но ведь и мы берем веру пока только что узко, только в качестве формы знания, которое, однако, не определяется полностью логикой, а имеет свою силу и в нелогическом намерении. Мы берем веру, как уверенное нелогическое ожидание, что является чисто нелогическим чувством, но одновременно же и основанным на благоразумии неоспоримой логики полагаемой цели ожидания. Без намерения, устремленности и духовной надежды такую веру нельзя получить, как нельзя ее получить и без внутреннего усилия на веру от доводов разума. Естественно, что это - ущербная вера. Настоящая Вера, где Бог ощущается как Живой Отец, другая. Но те, у кого такая Вера есть, вряд ли уже читают эту книгу, а мы, не имеющие Ее в себе, должны цепляться и за то, что есть, ибо и за соломинку цепляется тот, кто ищет Спасения.

Иными словами, не имея живой связи с Богом, мы должны наладить ее, хотя бы поначалу механически, в виде знания какой-нибудь религии. Ибо религия соединяет в себе и знание, и учение, и веру, и устремленное намерение, и отношение к жизни, и поклонение. Мы должны выбрать себе религию, чтобы разбудить в себе Веру!

Сильно сказано, не правда ли? С одной стороны - сказано правильно, потому что, даже не пройдя такого длинного пути от Речи к Вере, который мы прошли, мы могли бы на Веру указать сразу же, если признать, что это то, что отличает нас от всего живого. Естественно было бы предположить, что, создавая человека для чего-то, что не дано животным, Бог наделил его и способностью, не доступной животным. И эта способность - в осознании человеком высшего себе, в вере и в поклонении этому высшему. И, попади мы на Веру изначально, мы уже не обязаны были бы анализировать все остальные отличия, поскольку это и есть то отличие, которое нас выделяет коренным образом. И уже тогда мы должны были бы сказать - нам надо выбрать себе религию.

Кроме того, религия - это то, что базируется собственно на самой Вере непосредственно. Если мы не ощущаем в себе достаточно Веры, чтобы сделать наше знаемое намерение своей неистребимой сущностью, то где нам искать для этого силы, как не там, где именно Вера все создает и все определяет? Если машина по каким-то причинам не заводится от ключа, то ее толкают, создавая, таким образом, для ее агрегатов ту среду, в которой они должны жить, формируют внешние условия, где они как бы живут, и они оживают! Точно также, войдя поначалу механически в благодатную сферу религии, где все живет Верой, мы, включившись в эту жизнь, возможно, могли бы через совершение каких-то внешних действий оживить агрегаты своей души, способные ощущать в себе Веру. Ведь Вера - это продукт ощущения Бога, а каждое ощущение базируется на своем собственном органе ощущения, и, следовательно, где-то в нас должен быть орган ощущения Бога, но он еще не разбужен. И как в машине происходит поначалу обратная связь (колеса крутятся, проворачивают валы, по некоторой цепочке дело доходит до генератора, тот дает искру и далее связь уже становится прямой - искра возжигает бензин, тот толкает поршни, поршни - валы, валы - колеса) так и обратная поначалу связь в движении от мира религии к спящему органу восприятия Бога может создать этому органу некоторую облегченно-пусковую среду, попав в которую ему просто ничего не останется, как пробудиться и подключиться уже к готовой схеме духовного взаимодействия с Богом. То есть, наше знание о вере и решение искать ему соответствия в какой-либо религии ничем не отличается по сути от тех благородных усилий, во время которых пассажиры не смиряются с тем, что автомобиль не заводится, и своими руками разгоняют его до момента появления зажигания. Они знают, что надо ехать, и решают эту проблему прямым по действенности образом. Такими же усилиями можно попытаться и нам разжечь в себе Веру, ведь мы тоже уже знаем, что надо Верить, и в этом случае обратиться к религии - это и будет прямой по действенности способ, которым следовало бы, похоже, воспользоваться в первую очередь. Так что предложение поискать себе религию - логически оправданное предложение в нашей ситуации. Но это все, по-прежнему, - только с одной стороны.

А, с другой стороны, делать такие заявки в мире, где каждый уже, кто крещен от рождения, кто обрезан в детстве, кто введен в храм, кто в мечеть, кто в пагоду, а кто и вообще соблюдает религиозные праздники и каноны, осознавая себя принадлежащим к какой-либо религии, - несерьезно. Но, приглядевшись к верующим вокруг себя, и вглядевшись в себя со спокойным исследованием явности осознания своей веры, мы, к сожалению, увидим, что чаще всего вера каждого - всего лишь автоматическое вступление в клуб какого-либо вероисповедания по признаку рождения, территории или наследственной традиции. Христиане сплошь вокруг не знают смысла своих праздников, мусульмане не знают, что Аллах - это тот же Бог, который в одном случае Иегова, а в другом - Троица, не знают ни одной строчки из Корана и считают Христа врагом ислама, в то время, как Христос почитается исламом как один из величайших пророков Аллаха. Буддисты вообще заполонили Голливуд и футбольные клубы Европы, не зная никаких основных принципов жизни истинного буддиста. Роберто Баджо играет на полях Италии отнюдь не в желтом плаще, а Ричард Гир ни разу не ездил на ежегодный праздник очищения буддистов, во время которого они живут оборвышами в шалашах на берегу Ганга, скудно питаются и пылятся в молитвах вплоть до долгожданного омовения в реке. Но и это не беда, а беда то, что, например, попросив однажды у буддистов из российской республики, вероисповедание которой официально считается буддистским, объяснить разницу между большим колесом Махаяны и малым, пришлось услышать много веселого смеха: мы не для того буддисты, чтобы забивать себе голову подобной ерундой. А для чего тогда? Принадлежность к вере чаще всего, определяется от рождения, и носит в основном более внешний характер замешанного на вероисповедании патриотизма, чем истинного ощущения Бога в себе. Поэтому не так уж несерьезно спросить каждому и самого себя - насколько я осознаю свою веру, как живую связь с Богом, а не как неизбывную традицию отцов, которую принимаю устоявшимся образом жизни и умом, но не сердцем непосредственно? Насколько моя вера не национальный стиль моей жизни, а существо моей души?

И с другой стороны - разве не может не вызывать даже легкого беспокойства уже сама та мысль, что родись ты, например, пятьюстами километрами южнее, то быть бы тебе не христианином, а мусульманином? А занеси судьба твоих родителей еще чуть ближе к экватору и чуть правее, то быть бы тебе буддистом. А окажись ты затерянным в большом городе атеистом, растерянным от нервной недостаточности, и - прямая дорога в Свидетели Иеговы, где тебе тут же расскажут, что конец света уже не то, что не за горами, а вообще наступил потихоньку от тех, кому не дано это увидеть а тебе мы об этом доверительно рассказываем, так что плюнь на все и спи спокойно, потому что ты уже отдал все свое имущество в братство, и спасение тебя не минует, а в воскресенье ждем тебя опять на совместную молитву вместе с детьми. Практически в каждом из этих случаев человек не имеет выбора! Он получает религию, так сказать, вместе со свидетельством о рождении. Откуда уверенность, что твоя религия истинна, если столько же людей других вероисповеданий считают истинной именно свою религию? Неужели все религии истинные? Может быть и так. А может быть, и нет? Значит, есть вероятность, что, даже зная о том, что Спасение - через религию, как форму веры и поклонения, ты можешь оказаться независимо от себя совсем не там, где можно это Спасение обрести? Не странно ли - мы можем выбирать профессию, супруга, хобби, друзей, квартиру, машину, телевизор и прочую ерунду, но лишены самой главной возможности выбора - как верить. и Кому поклоняться? Религиозные конфессии как-то уже вроде бы поделили Земной шар на сферы влияния, и, рождающийся в одной из этих сфер, сразу же с младенчества обретает веру, которую сам не выбирал. Поэтому мысль о том, что нам надо выбрать религию - это возможность, все-таки, сделать свой выбор, который тем более не обязательно должен заставить кого-то отказаться от "своей" религии, а вполне может оставить его с нею вместе и по итогам этого выбора. Чего бояться, если уверен, что веришь правильно? По меньшей мере, бежать от такого вопроса - разве не косвенно-натуральное признание сомнения в истинности своего вероисповедания? Именно через такую уверенность, даваемую знанием, можно самоубедиться в том, что твоя вера - не ошибка.

И, главное, - эти слова обращены и к тем, кто имеет религию, но не имеет Веры. Этого "добра" полно вокруг. и люди этим мучаются. А зачем религия без Веры? Может быть лучше сначала поискать Веру, а потом с ней войти в религию? Ведь осознанная вера потребует религии, как формы счастливого поклонения и благодарного благоговения, а "прирожденная" религия, к сожалению, не требует Веры, ограничиваясь поклонением ритуальным.

И, самое главное, - тот, у кого вера и религия уже вместе и не требуют выбора, может не идти дальше вместе с нами. Мы сами к вам придем. Ждите.

Однако на первый взгляд сами наши побуждения могут оскорблять религию, как таковую, так как мы, вроде бы, выбираем ее как картошку. Но в основе стремлений нашего выбора - намерение найти Бога, а не намерение получить выгоды или какую-либо приятность. В конце концов, любая религия, которую мы выберем, должна будет оценить это именно как сознательный выбор с нашей стороны, что не может быть никак ниже выбора несознательного. И собираемся мы в религию не как гости, а как будущие клеточки ее тела, так что отвергать нас заранее только из-за того, что мы естественно-природным путем в детстве не отдали ей слепого предпочтения перед другими, она не должна, какой бы она ни была. И надо иногда вспоминать, все же, о том, что религия - это не ее представители на местах, которые тем более не представители Бога на земле. Это не вопросы иммиграции и ли эмиграции в государствах, где мнение старожилов становится официальной точкой зрения народа. Приходя в какую-то религию, мы приходим к Богу, и только Его Суд и Его Мнение нам важны. Другие старожилы не должны нам указывать регламентированных путей в религию, если эти, санкционируемые ими пути, на нас не сработали, с одной стороны, и если они помнят, что есть Один Хозяин любой религии, который ждет всех, независимо от одобрения своих служителей, с другой стороны. В конце концов, признавая в себе недостаточно Веры, мы, может быть, создаем тот случай, когда, имея благую цель, мы избираем единственно благой метод, поскольку лучше поиск Веры через выбор религии, чем смирение с отсутствием Веры через внешнее почитание какой-нибудь этнической или государственной религии, которая Веры не дает, но почему-то считается делом национальной чести.

Будем считать, что с презумпцией мы покончили. Пора начать саму процедуру выбора. Что будет критерием нашего отбора? Конечно же, прежде всего, понятие о том, что Бог един, как единственная Причина всего. Это был наш главный логический вывод. Это - то наше знание, которое может быть положено нами в основу выбора и в основу Веры. Поэтому мы должны сразу же отбросить все языческие религии, которые имеют и веру и поклонение, но имеют вместе с тем и множество богов. Этих исключаем сразу. Причем, к этому разряду исключаемых мы должны отнести не только такие мистические виды языческого мировоззрения, как шаманство, эзотерику, магические воззрения (как практическую форму эзотерики), египетские, греческие, римские, друидские, кельтские и прочие древние верования, браманизм, индуизм, кришнаизм, синтоизм и прочее, где богов целые пантеоны, достигающие порой до нескольких сотен к ряду при вечерней перекличке, но так же и такие механические построения язычества, как астрология, дуализм, идеализм и материализм, где личностных богов нет вообще, а есть какие-то самосущные безличные боги-причины: идеи, кармы, чакры, планеты, физические или общественно-экономические законы и противоположности. Несмотря на то, что они научны по форме, они языческие по своему смыслу и по слепому поклонению воле этих механических причин. Так сказать, научно-языческие верования.

Следом за ними мы отправляем той же дорогой и марксизм с коммунизмом, где божков заменяют вожди, а воля богов подается в виде экономических предпосылок и программных установок партии. Это - тоже форма язычества, где есть свои "священные книги" и свои бессмертные боги ("Ленин жил, Ленин жив, Ленин - будет жить!, или "Ленин и сейчас живее всех живых", ну, просто настолько живее, что не сравнить даже ни с каким живым, только руками нельзя трогать). Причем, если мистическое язычество не является отрицанием Единого Бога, а показывает собой только бессилие Его понять, то эти теории уже Бога отрицают как по своему воинственному содержанию, так и по тем кощунствам, которые случаются всегда там, где они становятся государственной идеологией. Мы их убираем, даже нисколько не сожалея и не сомневаясь, просто даже как врагов Бога.

Кроме того, как не языческие, но полностью безбожные, должны нами быть оставлены без доброго внимание и все этические учения, как плод человеческого разума, а также любимые многими правозащитниками (почему, кстати, в футболе нет правозащитников и левозащитников?) "Права Человека", где, исходя уже из самого названия, в центре стоит человек с какими-то своими правами, а не Бог со Своим Законом. Туда же отправляем мы и высокие социальные идеалы равенства, свободы, братства и справедливости, как имеющие отношение только к материальному плану бытия человека и не имеющие в себе Бога, и туда же - все философские доктрины, как опирающиеся на механизм логического знания, которое не способно давать знание о непознаваемом.

Надо сказать, возникает ощущение, что мы сильно повысили свое мастерство в различного рода очищении от ненужного нам материала. Прямо пыль столбом стоит, и искры из-под каблуков летят - так мы управляемся! Посмотрим, как у нас будет получаться непосредственно с выбором, а не с сокращением его вариантов. Но, продолжим. Следом мы должны отправить в корзину те религии, которые имеют в своей основе национальную составляющую верующего народа: синтоизм (японцы), индуизм и кришнаизм (индусы), иудаизм (евреи). Во-первых, потому, что национальность - слишком условная причина религии, ибо нации, как мы убедились, это просто стиль жизни определенных групп одних и тех же людей, они просто вспомогательно формируют собой один из субъектов истории и не могут составлять собой безусловного смысла человека. А, во-вторых, - нас туда никто и не зовет, если мы, конечно же, не японцы, не евреи и не индусы. Обратиться в такую веру - сродни тому, чтобы мужчине придти в женскую раздевалку, и, примеряя там лифчик и колготки, сказать: "Девочки! Я теперь навеки с вами!". Ничего, кроме озадаченной улыбки, не могут вызывать, например, индуисты или кришнаиты европейского происхождения, расхаживающие в тогах и распевающие "харе, Кришна", так как эти религии прямо говорят о том, что последователями их веры могут быть только индусы, и что доступны они только индусам, и вершина цепи перерождений - только индус. Все остальные рылом не вышли. Не имея в виду получить для себя такую религию только лишь в форме личной клоунады, лучше ее совсем не получать. Стоит ли уже говорить, что у нас цель как раз иная?

Итак, что же у нас осталось? Да то же самое, что мы и предполагали - ислам, христианство и буддизм. Три монотеистические, как везде пишется религии, то есть, признающие Единого Бога для всех людей. А все остальное, что было до этого, мы привели просто в качестве разминки, и чтобы не было недоразумений якобы недосказанных возможностей. Пора начинать выбирать. С чего начнем? С буддизма.

Мы начнем именно с него, потому что он считается самой древней из мировых религий (около 1 тысячелетия до нашей эры). В мире насчитывается около 700 миллионов верующих-буддистов. Вообще-то сама методика рассмотрения религий не должна здесь иметь интриги. или строиться на манер университетских лекций, где идет просто обзор доктрин и канонов, а выводы оставляются на потом. У нас не религиозно-конфессионный справочник, и, поэтому, те вопросы, которые у нас могут возникнуть к религии, должны нами ставиться сразу же, потому что ответы на них могут так же сразу решить для нас все дело в том случае, если они противоречат нашим логическим выводам, основываясь на которых, напомним, мы ищем то знание, которое заменит нам логическое знание. А таких вопросов у нас сразу же к буддизму возникает много. Очень много. Например, первое, что бросается в глаза уже из самой истории этой религии, (даже не из ее самой!), так это такой удивительный факт, что источник буддизма - это личные выводы о собственной жизни одного человека, который родился в 567 году до нашей эры и звали его Сидхартха Гаутама. Позднее он проповедовал под псевдонимом "Будда", что и дало название его личной философии, которая стала личной религией нескольких сотен миллионов человек (!). Одно это уже не вызывает собой торжествующих междометий. Мы, все-таки, ищем Веры, а не философии. Но, все-таки, пойдем дальше. Возможно, мы чего-то пока недопонимаем.

Гаутама был наследным принцем, жил беспечно и счастливо в своем дворце, а затем отказался от своего сана, ушел из дома и стал аскетом. Ну, здесь пока - ничего особенно нового, так как в то время любое духовное беспокойство, связанное с поиском истины, модно было искать именно через отвержение нормальных человеческих условий жизни. Как-то так в те времена это почему-то между собой увязывалось - глубокая задумчивость о путях жизни и потребность в мучениях тела. Так что - пока ничего оригинального или религиозно значимого для нас нынешних.

Итак, первый этап этой истории не назовешь особенным с одной стороны, поскольку аскетами тогда вся Индия и весь Восток вообще были переполнены, а с другой стороны - тоже все ведь не просто, потому что не каждый день будущий царь становится аскетом. Но по любому, это всего лишь предыстория, а не сама история. Сама история началась со второго этапа истории буддизма, который историками данной религии выделяется особо, потому что здесь произошло знаменательное событие (!!!) - Гаутама стал просить милостыню! Даже точный период указывается - в возрасте 29-ти лет. Вот такой особый этап. Однако, опять для нас пока что единственное, что здесь, в общем-то, загадочно, так это - что именно считается знаменательным, то, что некий человек в истории стал просить милостыню, или то, что он докатился до этого уже в 29 лет? Предположение, что знаменательность этого факта обосновывается только тем, что милостыню стал просить принц, мы никак не может признать, поскольку принц когда-то уже стал аскетом и не был больше принцем, а вот уже аскет стал просить милостыню, и что здесь знаменательного? Вот если бы действующий принц ходил и просил милостыню, то это было бы знаменательно. Вот если бы аскет не стал просить милостыню - это было бы очень знаменательно, потому что, на что он тогда жил бы? А так мы остаемся на распутье - или сам факт милостыни для аскета считать нам знаменательным, или знаменательно то, что сам возраст, когда еще хочется, все-таки, чего-нибудь покушать, может достигать высокой отметки? В общем, второй этап понятен нам по содержанию, но не понятен пока по религиозному значению и по знаменательности.

Далее наступает 3-й этап буддизма - конец странствий и побирательства. Гаутаме надоела такая жизнь, и он ушел в джунгли, в уединенное место, где добровольно подвергал свое тело суровым лишениям. Вы заметили, что уже три этапа мы преодолели, а о самой религии в них все еще ни слова, - все какие-то дикие приключения, да истязания? В общем, Гаутама очень увлекся этой новой жизнью - сидел без крова и пищи в джунглях, и добровольно издевался над собственным телом. Это третий этап. Что тут для нас и для нашей Веры? Трудно сказать. Согласны - это неординарный поступок. Но, во-первых, это тоже не оригинально - были еще и другие самоистязатели в истории, которые жили в ямах, пещерах, чащобах, пустынях, ели невесть что, томили себя жаждой, холодом, неудобством позы, хлестались плетью, стояли на столбе на одной ноге целый день и т.д. Кроме того, это было не оригинально вдвойне - ибо с Гаутамой в это время жило рядом еще пятеро друзей, которые ни в чем от него не отставали. Следовательно, этот этап буддизма мы должны отнести и к ним тоже?

Нет, не должны, потому что закончилось все это тем, что из всей этой шестерки только Гаутама стал Буддой, то есть просветленным. Остальные зря мучались, не просветлились, и их имен никто не помнит. А Гаутама внезапно озарился новым светом и овладел истиной, которую счел обязательным донести до людей. Наконец-то мы подошли к главному! Сейчас начнется непосредственно сам буддизм. Проникнемся.

Итак, Будда (теперь уже) вышел из леса и произнес свою первую проповедь, из которой мы сейчас узнаем совершенно потрясающие вещи:

1) полностью отдаваться страстям и благам земной жизни - пошло, низко и бесцельно,

2) полностью отказываться от земных благ и самоистязать себя - болезненно (!), неблагородно и тоже бесцельно.

Не правда ли - оригинальное, проливающее совершенно новый свет на жизнь, суждение? Особенно поражает нас тонкое замечание, что самоистязаться бывает больно! Ну, что ж, возможно и правы те, кто считает, что именно в устах Будды эти прописные истины засверкали величаво. По праву опыта. Потому что обычный человек не был принцем и не знает, что такое купаться в роскоши по настоящему, как и не был он никогда вечно голодным отшельником и не знает по-настоящему, как саднит иногда в тех местах, в которых самоистязался. У него опыт не столь контрастен. Если просто поживший человек говорит внуку: "Имей голову - знай, когда погулять, когда поработать, а когда и отдохнуть и во всем соблюдай меру", то это - не религия. Потому что дедушка дошел до этого сам без сбора милостыни и суточных неподвижных заседаний на голой земле с пустым желудком и бесцельным взглядом на Восток. Дедушка не просветленный, а просто умный. Это не одно и то же, даже если это одни и те же выводы о жизни. Путь будет так.

Однако это было только началом открытия человечеству великих и знаковых истин. Далее Будда поведал людям еще "четыре благородных истины", от которых они опешили и стали буддистами. Мы их далее перечислим. Если кто не знаком с буддизмом, то пусть приготовится к тому, что сейчас опрокинутся все его недалекие понятия о жизни, а духовный опыт будет несметно обогащен поражающе новыми открытиями. Итак, четыре благородных истины:

1) существует страдание (а вы и не подозревали, однако, не так ли?)

2) у страдания есть причина (Люди! Вы слышите? Как вы могли раньше жить, и думать, что у ваших страданий нет причины?!)

3) страдание может быть прекращено (новее этой мысли, наверное, вообще не бывает)

4) известен путь к прекращению страданий.

А вот это уже интересно. Во имя этого даже можно простить три предыдущие банальности, расценив их просто как преамбулу к четвертой благородной истине. Так в чем же этот путь, скажите нам поскорее!! И нам поскорее говорят - в нирване. Хорошо, что сказали коротко, но плохо, что не совсем понятно. Так что же такое нирвана?

А нирвана, если перевести буквально, - это "угасание", а если перевести шире, то это - вечное успокоение, отсутствие желаний, достижение такого уровня сознания, при котором достигается состояние совершенной невозмутимости, безразличия, блаженства и самообладания без всякого страдания. Итак - надо достичь совершенной невозмутимости, и тогда конец всем страданиям. Ничего не должно тебя волновать: ни Добро, ни зло, ни любовь женщины, ни смерть матери, ни горе ребенка, ни желание свободы, ни тяготы рабства, ни боль любимого, ни надежда престарелого, ни сочувствие к больному, ни радость от рождения детей, ни горе от разлуки, ни счастье встречи, ни гнев от несправедливой обиды, ни торжество победы. Ни-че-го! Ни по-хорошему, ни по-плохому. Нирвана!

Хитро придумано и здорово задумано! Но если это исполнится, и человек уйдет в непробиваемую колею этого "срединного пути", то не побоимся самим себе задать простой вопрос - а в чем смысл такой жизни? И жизнь ли это, в конце концов? Ибо, кроме биологически внешнего совпадения и способности самопроизвольно двигаться, - чем такое существо отличается от неживого, если оно ни на что не откликается? В чем его жизнь? Где его жизнь? Есть ли у него жизнь вообще? А если она у него есть, то, как нам ее в нем заметить? Полагаем, что для того, кто хотел бы жить, а не прятаться от жизни, буддизм, как выбор религии, уже теряет некоторые приоритеты для выбора. Можно, конечно, согласиться, что, в таком случае, действительно страданий уже не будет. А всего остального? Того, что составляет противоположность страданиям? Всех этих прекрасных моментов жизни, которые примиряют со страданиями и заставляют своей силой о них забывать? Их ведь также уже не будет! Неужели цена страданий так высока, что должна нас заставить отказаться и от того счастья, которое всегда есть в каждой жизни вместе со страданиями? И вообще - что это за цель такая у религии - уйти от страданий? Причем здесь вообще понятие религии? Это просто какая-то самопсихотерапия, и не больше.

И почему нирвана так грубо декларируется в качестве способа прекратить страдания? Если бы сказали, что нирвана - это возможность искоренить страдания, сохранив все счастливое, то такое определение нирваны, как избавительницы от страданий, было бы правильным. Но нирвана не может расчленить жизнь на две составные части - на страдание и на блаженство, чтобы одно стереть, а другое оставить. Она избавляет (!) сразу и от того, и от другого! Если у человека есть хрустальная ваза из богемского стекла с браком в виде маленького пузырька в ее основании, и этот пузырек раздражает его настолько, что он разбивает всю вазу - то разве он может сказать, что знает способ, как избавляться от пузырьков в хрустале? Поэтому про нирвану надо бы сказать потоньше и поточнее - это способ вообще уйти от всего, и от страданий в том числе. Заманчивая цель прекратить страдания, поставленная здесь буддизмом в заглавие параграфа, все-таки, не заслоняет собой главного смысла его содержания - выплескивая из корыта жизни страдания, мы одновременно выплескиваем и вообще все, что есть в этом корыте, то есть все, что может быть в нашей жизни, а в таком случае разве это не тождественно более короткому утверждению - что выплескивается вообще сама жизнь? Кроме того, это выплескивает вместе со страданиями и тот главный путь, по которому мы собрались идти, - преодолевать зло и стремиться к Добру, что предполагает собой борьбу, то есть неравнодушие, то есть абсолютную возмутимость и никакого абсолютного успокоения. Это противоречит тому знанию, на котором мы строим свою веру, и это уже основательно отчуждает нас от буддизма во второй раз.

Но самое важное относительно буддизма мы откроем для себя чуть впереди, для чего сначала разберемся - а как все-таки достичь нирваны, и что при этом "по буддизму" из нас получится? Буддизм не скрывает магистрального пути достижения нирваны и даже методологически его описывает, как заправская прикладная философия для домашнего пользования. Дается что-то вроде инструкции к тому, как следует докатиться до нирваны. В этой инструкции обозначены ступени пути, которые следует преодолеть человеку. Инструкция называется "Восьмеричным благородным путем", который по его замыслу осуществляется через достижение всеми желающими всего лишь восьми добродетелей. Это любопытно уже хотя бы потому, что из всех добродетелей выбрано именно каких-то восемь, и мы их внимательно рассмотрим, продолжая все тот же метод незамедлительной постановки волнующих нас вопросов прямо вместе с процессом изучения основ религии. Итак, добродетели, ведущие к нирване. 1) "Праведная вера". То, чего мы ищем! Но сразу спросим: "в кого?" Или "во что"? Ибо нам это совершенно не все равно! И буддизм нам отвечает - праведная вера именно в те самые "четыре благородных истины". И все?! То есть верить надо в человека Гаутаму, который придумал эти истины? Это еще что за религия такая? А где Бог? И где таинство такой веры, которая говорит, что верить надо в то, что сказал странствующий монах? И почему эта вера "праведная"? А вера в афоризмы Ларошфуко может быть праведной? Или для этого надо было предварительно загнать Ларошфуко в отдаленные фиорды и морить его там голодом несколько лет? Без этого факта своей биографии Ларошфуко не может назвать свои афоризмы "благородными", а веру в них "праведной"? Как может образ жизни, подложенный фоном к изречениям, придавать статус праведности какой-либо вере в данные изречения? Пожалуй, это не та вера, которую мы искали. Этой Веры мы пока в буддизме не видим. Она пока что явно подменяется верой в человека, а не в Бога.

2) "Истинная решимость". Для добродетели несколько странное название, поэтому это следует расшифровать. Здесь подразумевается твердое решение отказаться от дурных намерений и вражды к другим людям. Очень хорошо! Мы это просто приветствуем! Здесь все очень похоже на то, что мы называем намерением. Однако, вопрос первый - а кто нам скажет, какие намерения дурные, а какие наоборот? Где этому критерии? Объясните нам, мы хотим этой истинной решимости! Мы уже знаем, что критерии дурного и хорошего не в природе и не в человеке. И, если не в Боге, то тогда где? Про Бога мы пока еще в буддизме ничего не услышали. В Будде? Но тогда - опять в человеке, потому что Будда - это прозвище аскета Гаутамы! Опять эта религия пока что обходится без Бога. Ну, ладно, мы можем взять своего Бога и попытаться отправиться в Буддизм дальше уже вместе с Ним. Но это уже будет экскурсия в буддизм со своим багажом, а не вхождение в него. То есть поездка с познавательной целью на время. Туда и назад. А что делать?

А вот вопрос второй - как быть с враждой к бандитам, захватчикам, извращенцам, убийцам, наркодельцам и прочим? Неужели и с ними надо идти обязательно на мировую, чтобы не споткнуться уже на втором пункте восьмеричного пути? Иисус, например, очень даже враждовал с фарисеями и саддукеями. Слава, Богу, не буддист был. Как же нам тогда прикажете поступать - враждовать, например, с оскорбляющими Бога, или отказаться от этого? Что-то тут пока для нас не совсем клеится.

3) "Праведная речь". Здесь подразумевает воздержание от лжи, клеветы, жестоких слов и фривольных разговоров. Ну, что ж, этому даже в школах учат без всякого буддизма. Но - во имя чего? Во имя самой речи, или во имя того, чтобы не иметь к этому нравственной потребности? Если во имя речи - то это сухой внешний атрибут, и он не имеет духовно-нравственного значения. Это, так сказать, просто уставное поведение. Глаза говорят: "Пошел вон, сволочь, никогда я тебе этого не подпишу!", а праведная речь звучит: "Приходите, если Вас не затруднит, пожалуйста, завтра. Мы всегда рады Вас видеть. Завтра, может быть, что-нибудь придумаем и поможем, чем сможем". Есть праведная речь? Есть. Можно назвать такую речь одной из восьми добродетелей, которые забросят в нирвану? Наверное, вряд ли.

А если все же праведная речь требуется здесь во имя нравственности, то надо вообще убрать этот третий пункт, как ненужный, поскольку он автоматически снимается, если в человеке нет дурных побуждений, что может быть достигнуто им уже на второй ступени пути, и, благодаря чему, уже не будет дурных побуждений и к неправедной речи в том числе. Ведь, хоть праведная, хоть неправедная речь, а произносятся они всегда по некоторым побуждениям, не так ли? Естественно тогда предположить, что в основе неправедной речи лежит дурное побуждение. Следовательно, речь будет всегда праведной, если уже не будет дурных побуждений. А, в этом случае, опять вопрос - что же, все-таки, является критерием дурных побуждений? Смотри вопрос 1-й из пункта 2 восьмеричного пути, и убедишься, что опять нет Бога и это опять не приближает нас пока к буддизму.

4) "Праведные дела". Отказ от уничтожения всего живого, от воровства, от удовлетворения низменных чувств, от недозволенных поступков и активное стремление делать добрые дела. То есть нельзя ничему живому причинять смерти, бороться с пороками и стремиться к Добру. Великолепно! Но, извините за наивность, но, все-таки, - а землю можно пахать, если при этом плугом убиваются черви? А живые зерна можно молоть, чтобы хлебом питаться? А руки можно с мылом мыть, чтобы живых микробов убивать? А выздоравливать можно за счет своего собственного фагоцитоза, который убивает вредные, но живые клетки? А огонь разжигать, на который насекомые погибельно для себя летят, можно? А стрелять в фашиста? А удалять глистов? А воду кипятить? А вшей выводить? Куда ни кинь, - все наши дела неправедны, поскольку даже блоху солдату убить нельзя! И лекарства нельзя ребенку дать - вирусы побьет. Вот насчет воровства, согласны, но это есть и в 10 заповедях, буддизм здесь не монополен, а вот насчет добрых дел - это опять самодеятельность без Божеских Стандартов. Опять пустое умничанье без Бога. Это начинает уже удивлять. Все-таки четвертая ступень, пора бы как-то и добраться до Него.

К тому же, наконец, хоть когда-нибудь хочется уже узнать - какие чувства можно называть низменными, а какие нет? Тут и так с этим покоя нет, например, - хотеть соседку низменно или нет? Желать нокаутировать своего соперника в полуфинале - низменно или нет? Желать побольше денег заработать - низменно это или нет? Желать, чтобы наши солдаты убили в войне побольше врагов- низменно или нет? Желать, чтобы жены всех террористов всего мира поскорее стали вдовами - низменно или нет? Желать, чтобы при конкурсе в 10 человек на одно место твой ребенок прошел, а остальных девять завернули - низменно или нет? Тут и так голова пухнет только от самих вопросов, а буддизм еще и рану бередит: низменных чувств не удовлетворяй, говорит, а что низменно, что не очень, что на половинку, а что вполне допустимо - опять не рассказывает. А даже если бы и рассказывал, то мы ему не поверили бы - почему мы должны верить экс-принцу и монаху первого тысячелетия до нашей эры? Здесь нам только Бог мог бы быть указом, но мы Его по-прежнему пока в буддизме не видим.

Опять от нас буддизм требует чего-то непонятного - или доверься самому себе, или доверься давно умершему страннику, что вполне приемлемо для любого из вариантов, но только в том случае, если дело не касается … религии. В религии доверяются Богу. Что-то буддизм все меньше становится похожим на религию.

5) "Праведная жизнь". Зарабатывать на жизнь честным путем и вести достойную жизнь. Ну и чем это отличается от "праведных дел" предыдущего пункта пути? Разве все наши дела, как праведные, так и неправедные - это не наша жизнь? И что такое жизнь в религиозном смысле, если не наши дела? Зачем еще этот пятый пункт? Чтобы искусственно добраться до заветной восьмерки? А если бы было только 7, а не 8 ступеней, то это был бы "неблагородный семеричный путь"? Только наличие восьми шагов делает этот путь благородным? Чем восемь ступеней лучше семи, чтобы искусственно их пристраивать до этой четной цифры? Пункт, явно дублирующий предыдущий, поэтому его пропустим.

6) "Праведные мысли". Человек постоянно должен заполняться идеями добра и устранять из головы всякие вредные идеи. Приехали! Можно было вообще оставить один этот шестой пункт, так как он своим содержанием полностью обеспечивает достижение 2, 3, 4 и 5-й добродетелей. Правильно думай - и будешь правильно говорить, и, соответственно, правильно делать дела, правильно жить и правильно проявлять правильную решимость. Но опять без Бога. Итак, мы имеем, в конце концов, некий "двоичный путь" без Бога по-прежнему, где первая ступень - верь опыту странствующего аскета Гаутамы, а вторая, - правильно думай. Но, поскольку и сама "праведная вера" буддизма взывает не к ощущению Бога, а обращает к осмыслению нескольких совсем простых истин в количестве четырех штук, то такая "праведная вера" также может вполне считаться просто "праведной мыслью". То есть, тем же самым, что и вторая ступень нашего уже "двоичного пути" - "правильно думай", в силу чего у нас остается вообще благородный "единичный путь" к нирване, но по-прежнему не к Богу и не через Бога, а как-то в обход Него.

7) "Праведные помыслы". Это - постоянно помнить, что вещи по своей природе преходящи, а сама жизнь постоянно наполняется скорбью. При чем тут "помыслы", то есть намерения? Или цель всех намерений - помнить, что все пройдет, а вокруг одни беды и ужасы? Зачем это? А затем, отвечают буддисты, что, помня об этом, ни о чем не будешь жалеть, ни к чему не будешь привязан, и ни от чего не будешь зависеть. Так у нас уже вокруг полно буддистов! Это - бомжи, которым на все чихать, которые ни о чем не жалеют, ни от чего не зависят и ничего, кроме горя ни вокруг себя, ни в прошлой жизни, ни в нынешней не видят. Может быть, стоит их облачать в обноски желтого цвета, как в символ принадлежности к праведным помыслам свободы от бренного и обыденного, и как в символ постоянного наполнения скорбью?

Вот это так помыслы - все вокруг тлен и беспросветный мрак! Очень праведные помыслы! В чем их праведность? В том, что вот так оценен порядок, созданный Богом? В этой самой оскорбительности и состоит их праведность? Очень праведно - швырнуть Богу в лицо мир, созданный им с любовью и с великой целью, только потому, что он не устраивает наше несовершенство, и мы через свое же зло в нем страдаем! Буддизм, как ни удивительно это для религии, пока что не только не показал нам вообще никакого Бога, но и вообще стал отдавать кощунством. Это не добавляет для нас заманчивости в нем!

8) "Истинное созерцание". Вот мы и добрались до последней ступени на пути к нирване. У этой ступени четыре стадии. Пройдемся по порядку.

1-я - сосредоточение на осмыслении истин с наслаждением радости свободной отрешенности и чистого мышления. Каких истин? Да все тех же четырех благородных, наверное, других то больше пока не названо никаких. А что они говорят нам, если мы вспомним? А они говорят нам: "Все вокруг погано, ох, как погано, хлопцы, трэба тикать в нирвану!" Вот об этом надо думать с наслаждением и … "чисто". Это, простите, - как? А если думать "отрешенно", то от чего? От мира? Но истины-то, о мире! Как думать об истинах отрешенно, если их невозможно "отрешить" от мира, поскольку они о мире? Смотреть со стороны? Когда тебя это не касается? Тогда зачем уже думать о том, что тебя совсем не касается? Ничего не понятно с этой 1-й стадией этого "спасительного" пункта! И, опять же, - через что спасаемся? Опять через свою голову? Опять без Бога? Это становится уже подозрительным! Но у нас есть еще вторая стадия.

2-я стадия последней ступени - это усиленное невозмутимое размышление. Перечитаем несколько раз. Перечитали? Не помогает? Мне тоже. Как соединить "усиленное" и "невозмутимое"? Кто подскажет? Усиленное, следовательно, напряженное, следовательно, в соответствии с какой-то целью, следовательно, данная цель имеет определенную важность, а тогда - что может быть важным для невозмутимости? Если что-то заставляет напрягаться, то разве не "возмущает" оно этим самым невозмутимого спокойствия духа? И, что значит - "невозмутимое размышление"? Если ничего в голове "не возмущается", то о чем тогда вообще можно размышлять? Как можно фиксироваться на том, что не трогает и не возмущает внимания? Уж сказали бы проще - ни о чем не думай, и все. Или даже - усиленно ни о чем не думай. То есть - усиленно гони от себя все мысли. Невозмутимо усиленно гони от себя все мысли. По-простому - перестань быть мыслящим существом. Призыв понятный, но пустота невозмущенного разума не дает места Вере, и это не для нас.

3-я стадия - совершенная невозмутимость и освобождение от ощущений телесности. Ого! А это - как? Зачем нам без "ощущения телесности"? А если, извините, понос? Мы, получается, в своем ощущении бестелесности этого не заметим, несмотря на переполох, который начнется вокруг нас? Или, например, нас будут бить ногами, а мы будем усиленно невозмутимо похохатывать? Это что - анестезия всего тела, или выход из тела, или просто превращение в бессловесного идиота, ничего не чувствующего и ни о чем не думающего? И зачем такой длинный путь нарисовался впереди ко всему этому? Не проще ли - сразу умереть? Тут тебе и невозмутимость, и бестелесность, и безмыслие и полное отсутствие страданий. Чем не нирвана? Тем более что 4-я стадия, к которой мы уже подошли вплотную - это состояние совершенной невозмутимости, безразличия (!) и самообладания. Вот и спаслись! Вот и в нирване! Мы стали, как мебель. Ни пользы от нас, ни вреда, обмывай иногда под душем, да врачам показывай. Великая цель великой религии?

И самое главное - при чем здесь вообще понятие о религии, как о живой связи с Богом через живую Веру? Где Бог, спросим мы в который раз? Сплошная философия вперемешку с техникой умственного тренинга для превращенияв безликий и полуспящий образ вида некоего человека, который вышел на утреннюю пробежку, забыв, что он в коме.

И не стоит, наверное, пугаться собственной решимости отказать буддизму в звании религии. Это просто специфическая философия бегства из мира, которая называется "пробуждением" по какому-то странному недоразумению, ибо ее цель как раз состоит в процессе обратном пробуждению - в "угасании", как мы помним! Цель буддизма состоит в глубоком обмороке мозга, вызванном страхом перед страданиями и жизнью. И мы ничего не имеем против того, что 700 миллионов людей видят в этом фокусе религию, но нам она не подходит, потому что мы ищем Веры в Бога, которого вообще в буддизме нет как такового!!! Сила буддизма, возможно, состоит не в его религиозной составляющей, которой в нем вообще нет, а в тех великих догадках, которые сделал несомненно умный Гаутама не как проповедник, а как философ. Это: дхармы, сансара и карма. Может быть, опираясь на эти догадки, можно включить в систему идей Гаутамы самого Бога, и получится что-либо приемлемое? Ведь как-то управляются с этим буддисты, раз они считают свою философию религией? Может быть, они идут именно этим путем - добавляют от себя лично Бога в учение, в котором Его нет, и получается религия? Попробуем и мы.

Дхарма. Это открытие Гаутамы, которое является центральным пунктом его учения. Некоторые исследователи буддизма даже называют его учение "теорией дхарм". Что такое дхарма? Сразу не ответишь, как не особо сразу и выговоришь. Будда умел излагать свои мысли. Здесь он был, несомненно, талантлив. Поэтому пересказать буддистским языком понятия дхармы, это то же самое, что обрадовать чукчу на весь день, дав ему листок бумаги, с обеих сторон которого написано всего по одной фразе: "Смотри на обороте". Только прямое значение дхармы имеет в восточном изложении 7 (!) совершенно различных толкований. И все они верные. И все не имеют друг к другу никакого отношения, потому что имеют в виду совершенно разное! Всё очень запутано. Из всех наиболее простых и коротких изложений понятия дхармы удалось выбрать одно, наименее накрученное, которое звучит так: "Дхармы - это "носители", или истинно-реальные, непознаваемые субстраты тех элементов, на которые в абстракции разлагается поток сознательной жизни, то есть единство субъекта и переживаемого им мира, как внешнего, так и внутреннего. Сущность каждой дхармы трансцендентна, непознаваема; "признаки", или проявления, дхарм образуют поток сознательной жизни. Таким образом, элементы, на которые разлагается поток сознания, не являются дхармами, а "проявлениями дхарм", однако ради краткости часто употребляется термин "дхарма" вместо выражения "проявление дхармы"; в таком случае понятие "дхарма" можно передавать словом "элемент". (Конец цитаты). Нам, конечно же, легче, что в некоторых случаях вместо "дхарма" можно говорить "элемент", но уж лучше бы сразу написали - "см. на обороте". Результат был бы тот же, а читать короче. Вообще, помимо приведенного нами, описываются еще бесчисленные оттенки значений понятия "дхарма", а также сложные, но абсолютно неконкретные пояснения этого "элемента" (мы тоже, уже кой чему научились!). Курт Воннегут в своем фантасмагорично-печальном романе "Лёд-9" высказал жесткую мысль о том, что ученый, который не может семилетнему ребенку объяснить просто и доходчиво то, чем он занимается, - шарлатан. Мы далеки от намерения навешивать на кого-нибудь такие ярлыки, и просто попытаемся за них сделать их же работу - объяснить просто и понятно, что такое дхарма.

Для этого следует представить себе детский калейдоскоп. Это такая игрушка - бумажная труба, с одной стороны которой расположено зрительное стеклышко, а с другой стороны встроено несколько совмещенных под углом зеркал на матовом фоне. Там, где находятся зеркала, в потайное место насыпаны разноцветные мелкие стекляшки различной формы. Если взглянуть на свет через зрительное отверстие, то на поверхности разнонаправленных зеркал цветные стеклышки, многократно и одинаково в них отражаясь, образуют красивый симметричный рисунок, хотя самих стеклышек, лежащих беспорядочно, не видно. Вот эти цветные стекляшки - это дхармы. Как стекляшки являются составляющими рисунка, не будучи сами непосредственно рисунком, так и дхармы являются тем, что составляет нас, не являясь непосредственно нами, а являясь только отраженным в материи своим собственным видом. Они - нематериальные составные элементы каждого из нас, отраженные в материи. То, из чего мы состоим. Наши субстраты. Как самих стекляшек не видно, а видно только их отражение в зеркалах, так и наших дхарм не видно, а видны только их признаки, отраженные в вещественно-физическом мире в виде нашего образа. Отраженный в зеркалах рисунок стеклышек - это тот наш вид, который наши субстраты-дхармы-стекляшки приобрели в материальном проявлении данной нашей жизни в физическом мире.

Если провернуть трубу калейдоскопа, то стеклышки пересыпятся c места на место и изменят свое взаимное месторасположение. В этом случае изменится их рисунок в зеркалах. В этом и состоит суть игры - одними и теми же стеклышками при осевом вращении трубки калейдоскопа все время образуется новый, четкий, неповторимый рисунок. С каждым новым поворотом трубы будет меняться вид горки цветных стекляшек, и будет меняться отраженный в зеркалах рисунок. Это - наши новые рождения. Реинкарнации. Каждая новая наша жизнь - это новое расположение наших дхарм (на нематериальном плане) в новый вид (на материальном плане) в зеркалах физического мира. Крутится колесо рождений и смерти, и при каждом его новом повороте наши дхармы образуют новый рисунок, и каждый раз появляется новая личность из одних и тех же дхарм, расположившихся по-другому.

Согласно буддизму наша сущность состоит из одного и того же, но принимает постоянно новую неповторимую конфигурацию в каждом воплощении. Вот что несут в главном основном своем понятии дхармы.

Теперь посмотрим, как это согласуется с тем, к чему пришли в свое время мы. Мы не будем спорить с самим Гаутамой, а будем просто исходить из того, что наши идеи нам нравятся больше, но если нам что-то из буддизма подойдет, то мы это примем. А если нет, то оставим буддизму.

Итак, первое, что нас не устраивает - это неизменность дхарм. Мы пришли к выводу, что всякий раз в новую жизнь воплощается уже обновленная и улучшенная пережитым опытом наша индивидуальность, а дхармы говорят нам о том, что наша сущность не меняется, а просто перекомбинируется в своих одних и тех же элементах. Это с нами не совпадает, поскольку в нашем варианте есть смысл перерождений, выражаемый в собственном усовершенствовании через позитивные изменения собственной сущности, а в буддизме - бессмысленный круговорот случайной тряски неизменных дхарм, что не изменяет нашей сущности никак, то есть не совершенствует и не приближает нас ни к Добру, ни к Богу.

Второе, что нам здесь не нравится, это то, что смысл своего спасения мы видим в наращивании положительных свойств своей сущности, соответствующих Его критериям и Его требованиям, что предполагает наше активное участие как в формировании условий своей собственной очередной жизни, так и в самом замысле создания собственной, следующей по виду индивидуальности. Мы даже можем предположить, что Он как-то советует нам это делать, поскольку, если Он устраивает нам экзамен на нравственность в первые минуты после жизни, то почему бы Ему не помочь нам подтянуться по отстающим темам специальными заданиями в новом рождении? Это нас здорово успокаивает, обнадеживает и целеустремляет.

А теория буддистского спасения состоит в сокращении дхарм-носителей нашей сущности путем их какого-то успокоения. (Это главный "технический" момент теории - уменьшить количество дхарм до их полного отсутствия через их же некое успокоение). В одном случае (в нашем) в нас становится все больше активно хорошего, а в другом (в буддизме) - нас самих становится все меньше и меньше за счет успокоения-смерти наших составных элементов. Но мы не хотим умирать, пусть даже таким великим восточным способом, и поэтому соглашаемся по сути, что есть некая наша нематериальная сущность, которая каждый раз проявляется в материальной жизни по-разному, но считаем, что эта нематериальная сущность может изменяться в лучшую сторону, и принимает сама в этом сознательное участие, а не подчиняется слепому бухгалтерско-кредитному закону кармы.

А здесь мы уже лицом к лицу со второй догадкой Гаутамы - с кармой. Это слово уже плешь проело своим постоянным употреблением, и. поэтому, особо не вдаваясь в восточные тонкости, определим понятие кармы, как положительный или отрицательный итог от суммы двух чисел, одно из которых с плюсом (добрые дела), а второе с минусом (плохие дела). То есть +3 -6 = -3, где -3 - это карма будущей жизни, согласно которой уложатся твои дхармы. Число с плюсом (+3) - это количество добрых дела за твою прошлую жизнь, а число с минусом (-6) - это количество плохих дел. Следовательно, в следующей жизни у тебя начальный счет -3 в пользу кармы и ты, рождаясь по ее закону, приобретаешь следующий вид своей судьбы -3 +? = ?. То есть, начнешь с наказания некоторого объема, составляющего условия твоего рождения и предполагающего страдания на сумму -3, а дальше все пойдет по арифметическим раскладам добрых и злых дел.

По сути, мы можем и с этим согласиться. Идея переноса прошлых недостатков в новую жизнь для их устранения нам близка. Но в данном случае карма, как некая вселенская мораль, требующая соответствия себе, выступает обезличенно. Как нечто, работающее неумолимо, но беспристрастно. И главное - равнодушно и бесцельно. Здесь человека наказывает все, а спасает его - только он сам! Опять без Бога, что уже привычно, в общем-то, но главное, что нам здесь не импонирует, так это то, что карма - это не Добрая Личность, которая заинтересована в нашем спасении, а какая-то неведомая сила, слепой закон, механизмы которого нам неизвестны. Как ей угодить? Чего она хочет? Чего она от нас требует, когда предопределяет нам судьбу при рождении? А ничего! Потому что, - чего может хотеть "ничто"? Она просто работает без цели и без поддержки нам. Очень одиноко от такого предположения становится. Холодно и страшно. Естественно, что от такого хочется бежать в нирвану, где нет ничего, а, следовательно, и этого холода и страха. Но мы не хотим бежать в летаргическую нирвану мозга, и поэтому, соглашаясь с идеей связи своих нынешних дел с тем, за что нам придется расплачиваться в следующей жизни, мы не хотим соглашаться, что сделаем это не с помощью нашего Доброго Отца, а под воздействием холодной механической руки кармы. Мы не согласны с тем, что наши изменения (как пересортировка дхарм) происходят не из внутреннего нашего устремления к Богу, а по какому-то внешнему, чуждому нам, совершенно равнодушному к нам же фактору. Мы, как представляется, имеем право на это несогласие.

Кроме того - как через карму достичь нирваны? Надо сделать ровно столько же добрых дел, сколько было сделано злых и не больше? То есть, надо, чтобы было -3 +3 = 0? Тогда кармы не будет, не будет наказания и страданий? Тогда зачем нирвана? Живи и радуйся, как обладатель нулевого баланса Добра и зла в своих поступках. А если сделать много-много добрых дел и мало-мало злых? То есть -3 +48 = +45? Тогда будет только положительная карма? Тем более - зачем нирвана? Живи и радуйся в 45 раз больше! Что-то тут не вяжется. Зачем так упорно стремиться превратиться в бездумного моллюска, убегая как от страданий, так и от счастья, если можно заработать счастье добрыми делами? Патология какая-то. От всего буддизма так и веет суицидом (неутолимым стремлением к самоубийству). Добровольно не помрешь в нирване - так карма добьет нескончаемыми страданиями. Жуть!

И третья догадка Гаутамы - сансара. Это еще проще. Это круг перевоплощений, где смерть является лишь началом новой жизни. Это мы одобряем в корне. Но только именно это, потому что этот круг перевоплощений буддизмом трактуется не как путь усовершенствования, а как бесцельно замкнутая система, наподобие приведенного нами для примера детского калейдоскопа. Если не пробудиться (то есть, не угаснуть!), то колесо будет вертеться вечно. Постоянно приходится читать, что восточные религии - это религии пробуждения. Имеются в виду те религии, в основу которых заложен буддизм. Само слово "Будда" означает "пробужденный". По декларации это составляет следующее содержание: все, с чем сталкивается человек в мире, создано им же самим. Следовательно, по сути, все пусто, все лишь плод его разума и надо от этого сна пробудиться. Все обман, кроме духовного пробуждения, некоего слова пробуждения и некоего братства пробужденных. Но, во-первых - почему для этого сделано исключение? Почему и пробуждение, и его слово и его братство - не обман? Никакого обоснования! А во-вторых, в таком случае, и Бог тоже - ничто и обман? А это нам совсем не подходит. И вообще, если все ничто, тогда это "все" не имеет никакого содержания, а тогда не имеет содержания и сама эта религия, не имеет содержания и сама жизнь, и не имеет содержания само пробуждение, потому что то, через что достигается пробуждение - правильная мысль - тоже ничто, как порожденная все тем же "ничто", мозгом. Несколько дурная наследственность у такого "пробуждения" (даже если это и угасание, которое упорно называется пробуждением).

И теперь последнее, что можно сказать о буддизме, исходя из сансары. Сначала напомним себе, что это все же никакая не религия, а философия жизненной позиции суицидного толка, потому что это не может быть религией при отсутствии понятия высшего человеку, то есть Бога. Став Буддой в череде рождений, человек уподобляется богу, и сам становится богом, Буддой. Гаутама-Будда выступает в этой "религии" как бог только потому, что он - первый Пробужденный Побудитель, родоначальник всех остальных пробуждений и сострадания ко всему существующему. Следовательно, когда образуется то самое "братство пробужденных", где каждый будет Буддой, то появится множество богов, таких же, каким сейчас считается Гаутама, и в этом случае получается вообще какая-то неразбериха терминов - с одной стороны вообще нет понятия высшего человеку (Бога), но появляются откуда-то какие-то боги в неопределенном количестве, что рождает какое-то несваримое понятие смеси язычества с самопоклонением человека самому себе без всяких богов, которых одновременно вокруг не считано и не меряно! Восток - дело слишком тонкое в данном случае. Надо осторожно положить это на место и постараться забыть - психиатрия может лечить только буйных, а на тихой радости этого красивого тупика можно прожить в удобной палате с трехразовым питанием до конца своих дней почти в нирване, но это не совсем та нирвана, в которую стоило бы свалиться даже на крайний случай.

А теперь о сострадании ко всему существующему. У пробужденного человека нет желаний, нет страданий, нет радостей, нет целей. Разве такой набор достижений не убивает нравственность? Если все в мире обман и пустота, то и нравственность - обман и пустота. Однако человек-Будда не уходит совсем в никуда от нравственности в этом положении пробужденного, так как полагается, что у новоявленного Будды должно остаться все же одно состояние души - жалости ко всему. То есть, нравственность как бы декларируется. Но это - химера. Если собаки напали на ребенка, и грызут его, то жаль ребенка и без буддизма, а вот жалеть собак и не бить их обрезком подвернувшейся трубы - даже с буддизмом не хочется. Такая жалость ко всему - это равнодушие ко всему. Уравняв всех в жалости, мы уравниваем обиженного и обидчика, делая, по сути, жалость просто вненравственным биологическим состоянием, бисером, который приходится метать перед любой свиньей. Так работает дождь - одно растит, а другое сносит с фундамента и уносит в потоках наводнения. Он равнодушен - выплюнул, что должен был выплюнуть, и вот рядом тучнеют заливные поля, а чуть дальше погибли. или остались без крова и имущества, люди. Я свое сделал (говорит дождь) - это мое состояние души, а вы хотите, съешьте, хотите, выблюйте. Сострадание буддизма - это сведение нравственного чувства, сознательно избирающего объект сострадания, просто к природному явлению, которое одно на всех, даже если всех и не надо уже жалеть. Даже если такое сострадание и сохраняется у пробужденного - оно не из нравственности, и нам здесь нечего искать.

Жалость как состояние души по своей сути не имеет никакого значения для жизни - я должен жалеть всех, но, очевидно, только не в случае необходимости действия, поскольку действие может обязывать меня во имя одной жалости поступиться другой, а у меня нет никакой другой жалости - одна большая жалость на всех. Но и это - химера, потому что даже в нашем простом примере - пожалеть всех, это не пожалеть ребенка! На такой голый принцип, как на кол, сажается нравственность в буддизме и нам с этим не по пути. Мы ведь помним, что любая принципиальная добродетель оборачивается злом, если к этому могут складываться соответствующие обстоятельства.

Еще про пробуждение. По буддизму пробуждение достигается через череду снов! Вдумаемся в это! Проснуться через череду снов! Проснуться через более правильный сон! Не отряхнуться от сна, чтобы пробудиться, а заснуть более верным образом с той же целью! Им самим в этом что-нибудь понятно? Каждый сон (жизнь) в этом учении все более совершенен и совершенен, если предыдущий ему сон подпадал под благотворное влияние законов кармы. Спи все лучше, тревожься все меньше, - и ты проснешься! Очень стройно! То есть, достичь цели, отрицающей жизнь как обман, через обман же! Славно, но несколько мутно даже для того, чтобы хоть контуры смысла разглядеть.

Но, даже и через эту логическую неразбериху учения видно одно его весьма точное по логике понятие - Единого Бога, Создателя всего, Отца - нет, а есть человек, который может стать богом. Появляется нечто новое в природе - какой-то самобог, понятие, которого, конечно же, возвышает человека в его собственных глазах, но этому самому самобогу можно задать сразу же несколько вопросов. Первый - а как самобог мог создать Вселенную, ввести в нее карму, дхармы и сансару тогда, когда он еще не был самобогом? Ведь и до Будды, как до первого самобога, все это уже было! Он просто удачно вписался в этот порядок вещей, как он утверждал. Если все это создал Бог, то где он в буддизме и чего стоит любая просветленность по сравнению с возможностью соединения с Ним? А если все это не создал ни Бог, ни самобог, то тогда кто? Никто? Ну и ну! Каким-то материализмом уже несет и несет довольно крепко! Неужели буддизм - язычески-материалистическое по своей базе воззрение? Вот было бы смешно! В такое недоразумение трудно поверить, но поверить этому придется, поскольку осилить это помогает понятие сансары, которое утверждает, что (внимание!) цепь перерождений является …(трижды внимание!!!) безначальной! То есть никакого Начала или первотолчка ни миру, ни человеку не было! Безначальность в самом сердце самого смысла учения! Вот и встретились материализм и буддизм! Вот и можно теперь смеяться, потому что о безначальности мы уже наговорились от души, что бы над нею только смеяться, а, во-вторых, потому, что на самом деле все эти храмы, молитвы, обряды, монахи, церковная иерархия и толпы верующих - все это материализм? С таким материализмом даже мавзолей на Красной Площади не сравнится!

И второй вопрос самобогу - все эти молитвы, храмы, обряды, церковная иерархия и толпы верующих - для кого? Кому все эти поклоняющиеся поклонения, если сам станешь Буддой? Самому себе будущему? Или тому из нас, кто уже вошел в это пробужденное будущее? Извините, но это не религия, где человек поклоняется человеку. Это философия в форме религии.

Но даже если буддизм, все-таки, и религия в чьем-то национальном понимании, то его нравственное содержание (в виде жалости ко всему живому) совершенно нелогично из его же собственного базового содержания! Жалость всего лишь объявляется, но абсолютно безо всяких к этому оснований, потому что если все вокруг сон, не имеющий значения, то естественнее была бы своим результатом бесстрастность и равнодушие, а не сострадание! Откуда изнутри буддизма можно выдавить жалость, если сама жалость не проистекает из связи жалельщика с тем миром, от которого он наконец-то освободился в вечном покое нирваны? Зачем жалеть обман и пустоту? Где этому логика?

Нелогично и само поклонение буддизма, поскольку оно является лишь следствием и спутником относительного несовершенства личности, так как если личность сама становится Буддой и достигает нирваны, то она становится ему равной, и смысл поклонения сразу же для нее пропадает. Ведь даже сам верховный бог Брама поклонялся Будде, учился у него и оказывал ему божеские почести. То есть все наоборот - даже боги будут поклоняться пробужденному человеку, а не человек будет поклоняться Богу. Человек в буддизме поклоняется человеку, который стал выше богов через познание истинности всего, и сам стремится стать выше богов. Здесь нет вечного предмета поклонения! То есть, это поклонение всего лишь эпизодическое по задачам - как признание своего временного несовершенства через почитание тех людей, которые этого совершенства уже достигли. Получается, что сам путь буддизма имеет высшей своей целью утерю религиозного чувства!!! И чем это как раз не тот путь, обратный которому мы предприняли? То от чего мы хотим уйти в поисках Веры, к этому стремится буддизм! Кто-то уже, особенно проницательный, наверное, делает ставки на то, что буддизм мы не изберем. Похоже - он делает верные ставки.

Потому что нирвана - это всего лишь абсолютное состояние за пределами всего, а нравственность - это норма, которая должна укрепляться в пределах того же. Поэтому нирвана ничего не может исправить и целесообразовать своим уходом из мира. Для Добра она совершенно бесполезна. Она лишь момент достижения абсолютного отрицания действительности, а высшая нравственность - это момент абсолютного утверждения действительности, как реализации Замысла Бога. Да, по всему видать, что мы буддизм не выберем.

Не выберем мы его еще и потому, что он не может быть целью всех. Если все мы станем Буддами, то есть просветленными равнодушными аскетами, то кто нас будет кормить и подавать нам милостыню? Кто будет рожать детей, оберегать их, растить и продлевать человеческий род? Получается, что, или буддизм предполагает собой некую элиту общества, которая станет пробужденными богами, а остальные будут их кормить и им же поклоняться, или же все оставшиеся со временем станут тоже Буддами, то есть тоже остановят сансару, перестанут рождаться и все человечество уйдет в ничто, растворится в этом "ничто", успокоив все свои дхармы, и даже воспоминания от него не останется, потому что некому будет об этом помнить в невозмутимо безразличном состоянии отсутствия вообще где бы то ни было. От человечества не останется вообще ничего, потому что даже жалеть в этом случае уже некого будет, (все Будды, чего их жалеть?). Все будут безразличны друг к другу и пусты внутри до такой степени, что Бог, найдя нас в этом состоянии, вообще не сможет нас разделить на отдельные личности, поскольку все мы растворимся и угаснем в некоем Абсолюте Невосприимчивого Ничто. Наверное, только Бог и будет тогда единственным, Кто кого-то будет жалеть. А жалеть Он будет нас. Как дураков, которые не поняли, ЧТО ОН МОГ БЫ ИМ ДАТЬ. Это если Бог есть, а по буддизму Его, похоже, нет, поэтому мы с буддизмом закончим, в надежде на то, что Богу мы нужны в собранном состоянии, а не в виде архивных чертежей того, что когда-то было, да сплыло в нирвану.

Но еще кое-что о буддизме мы скажем. Представляется, что буддизм несколько ажиатажно раскручен и разрекламирован в Европе. Он подается на каком-то блюде, в виде яства, уникального по методам и способам для работы духа и мысли, которое неведомо местным поварам. На самом деле, как ни странно, в нем нет ничего, чего не было бы, например, в христианстве. Например, в 13 и 14 веках во Франции, Швейцарии, Германии и Австрии распространились секты "свободного духа". Главным в их доктрине была вера в возможность "преображения в бога". Ну и чем это не буддизм на родной почве? Эти секты учили следующему - так как душа каждого человека состоит из божественной субстанции (а вот вам и дхармы!), то такого состояния "божественности" может достигнуть каждый человек. Как это сделать? А все так же - через многолетний искус в секте, отказ от собственности, семьи, от своей воли (и желаний?) и жизнь на милостыню (!). Все знакомо, не так ли? Этаким образом можно достичь состояния "свободного духа", что является не временным экстазом, а постоянно длящимся состоянием свободы от всех нравственных и моральных законов (нирвана!). В этом состоянии человек становится равным Богу (пробуждается?). Здесь даже выше, чем в буддизма идея, поскольку ведет не в какое-то ничто, а в Бога. Чего обезьянничать за Востоком, когда у себя все это давно пройдено и забыто?

Или, например, эти отшельники буддистские монахи, которым наши христианские сподвижники сто очков дадут вперед по ограничению себя в пище и в самоистязании, разве чем-то отличаются от европейских "святых"? Только скуластостью да разрезом глаз.

Знаменитая медитация, о которой готовы разговаривать все, для Европы тоже совершенно знакомое явление. Если кто-либо захочет помедитировать, не искажая ноги скрещиванием в лодыжках, тот может податься в христианский монастырь, где монахи научат его точно такой же медитации, которую называют более просто и более точно - "умное делание" (то есть работа умом), или "неизреченная молитва" (то есть неоформленная в понятия внутренняя речь или мысль). Это та же самая медитация, только ориентированная не на поиск и соприкасание с пустотой, а направленная на тонкий контакт прямого ощущения Бога. Причем без всякой акробатики и в самой удобной позе.

Что еще осталось от буддизма, чего, вроде бы нет в Европе? Ах, да! Знаменитые коаны! Что такое коаны? Это фразы, которые специально придуманы таким образом, что они или вообще не имеют смысла (согласимся - трудно придумать такую фразу!), или смыслы их разных частей прямо противоречат друг другу. Зачем это? Для того чтобы, обмениваясь такими фразами, или задавая их в качестве вопросов, вводить собеседника в особое состояние ума, при котором отключается логика. Задача ясна - познать можно только взглянув на что-то со взаимно противоречивых позиций, когда каждая из них в отдельности правильна относительно данного явления, а вместе они логически исключают друг друга, так что приходится познание брать наитием, порожденным логическим клином этих двух столкнувшихся суждений. Пожалуй, сказать здесь, что это тот же самый европейский принцип дополнительности, о котором мы уже знаем, - это обидеть читателя, который уже и сам уже догадался. Считай, читатель, что я этого не говорил.

Однако европейский метод дешевле и продуктивнее - он направлен на сверхзнание, и опирается на предел логического познания, после чего человек не теряет навыков полезной деятельности. А буддистский метод направлен на просветление, которое на что бы не опиралось в своем достижении, является поводом к тому, чтобы человек выпал из общества и сел бы кому-либо из родственников на шею, ибо даже просветленного надо одевать и кормить.

Но буддистские и даосские мудрецы очень похваляются своими коанами, видя в них нечто совершенно недостижимое для грубого европейского ума. Для болей ясности приведем несколько коанов:

По типу коанов строятся целые диалоги между учителями и учениками, между самими монахами и т.д. Например, отличники боевой и политической подготовки из монастырей могут совершить между собой такой диалог:

Монах спросил Сян Линя: "Что означает приход Бодхидхармы с Запада?". Сян Лин ответил: "От долгого сидения наступает изнурение". Мудрый ответ, не правда ли? Но зря читатель предполагает, что более мудро на этот вопрос уже невозможно ответить, потому что некий Чжу Фэн сделал это еще более совершенным образом. На тот же вопрос он ответил совершенно поразительно: "Дюйм волоса черепахи весит девять фунтов". Обычно после таких ответов спрашивающие просветляются. А как ты себя чувствуешь, читатель? Если еще, все-таки, у тебя остались где-то непросветленные области, то выслушай еще один ответ на все тот же невезучий вопрос. Автор этого ответа Дун Шань Лун, и он про Запад и про Бодхидхарму вот что думает: "Я хочу сказать вам, когда горный поток потечет вспять".

Когда мы, попав в незнакомую деревню, спрашиваем глуховатого дедушку на крылечке: "Дедуля, как выехать на трассу?", а он нам отвечает: "Сейчас стропила не получатся - лес еще не просушился", то это не коан. Хотя просветляемся мы в такие минуты здорово. Причем и дедуле может достаться немножко. Однако в том же христианстве есть такие "коаны", которые точно также застопоривают логику, но не бессмысленностью, а наоборот приближением непосредственно к самому сокровенному внелогическому смыслу. Евангелие от Иоанна вообще начинается коаном всех коанов.: "В начале было Слово, и Слово было у Бога, и Слово было Бог". Чем не коан? А чем не коаны такие изречения Иисуса, как: "Кто хочет душу свою сберечь, тот потеряет ее, а кто потеряет душу свою ради Меня, тот обретет ее" (Матфей, 17:25), или: "Многие же будут первые последними, а последние первыми" (Матфей, 20:30) (речь шла о Царстве Бога).

Похоже, что весь буддизм можно представить себе в качестве экзотического филиала христианства, основанного на ереси. Хотя на такой базе он, конечно же, не может быть филиалом. Скорее всего, тонкости буддизма совершенно не интересуют самих буддистов, которые реализуют в нем ту самую потребность человеческой души в Вере и в поклонении, не задумываясь о смысле совершаемых действий. Если человек родился буддистом и какое-то потребное для жизни религиозное чувство у него проявляется через форму буддизма, то это, несомненно, благое дело, поскольку человек удовлетворяет этим неосознанную потребность в благоговении перед высшим, не понимая или не желая понимать, что это высшее подменяется в буддизме таким же человеком. Но если человек осознанно выбирает себе предмет Веры и объект поклонения, как это пытаемся сделать сейчас мы, то он должен или выбрать себе что-то, ведущее к Богу, или буддизм. В нашей воле пойти дальше, а в воле любого остаться в помыслах о нирване.

А дальше перед нами всего две религии - ислам и христианство. Впрочем, здесь игр уже быть не должно. Во-первых, это уже действительно религии, где есть Бог, и легкое ерничество в тоне, которое мы допустили в отношении буддизма, здесь будет неуместно. Если в буддизме мы затронули только его философскую сторону, и это позволило нам определить, что в нем религией по своему содержанию и не пахнет, то ислам и христианство имеют в себе Бога, и это не те области, в которые следует шумно вторгаться с исследованиями, аналогичными предпринятым при оценке творческого наследия Гаутамы. Потому что если кто-то оскорбится за Гаутаму, то это затронет всего лишь чувства ученика к учителю, а если кто-то в исламе или христианстве оскорбится за Бога, то это затронет религиозные чувства, которые надо всячески щадить и беречь от нанесения ран. Это чувства, затрагивание которых - табу.

Поэтому, уважая чувства мусульман, мы не будем детально разбирать, в чем ислам не соответствует тем выводам, которые мы сделали для себя на протяжении нашего пути к Вере. Просто через ислам, основываясь на простом знании того, что должно из себя представлять ощущение Бога, Веру получить трудно. В исламе есть великое и благодатное чувство Бога, поклонение Ему и благоговение перед Ним. Вселенские картины хаджа вызывают высокое и одухотворенное восхищение этой Верой. Если бы у нас уже было такое чувство, то мы ничего другого не искали бы. Но у нас этого чувства нет, мы идем к нему через знания, а многое в исламе именно с этой стороны с нашим знанием не совпадает. Может быть, и к сожалению. Но по-другому нельзя, потому что уже само знакомство с основами ислама наталкивает нас на одну совершенно неприемлемую для нас вещь - ислам утверждает, что Бог не может принимать никакого физического облика. Что это за Бог, который чего-то не может? Бог может все! Поэтому такая теологическая позиция, где человеком определяются Богу границы возможного, представляется нам несколько заносчивой, и нам уже ничего не остается, как идти в христианство, где не все, но многое соответствует тому, к чему мы пришли.

Понятие Троицы - это первое, что нас сближает с этой религией, потому что в наших выводах мы логически определились, что Бог находится вне вселенной, присутствует в ней Своей все определяющей Волей (Духом) и оживляет вселенную телом Иисуса Христа, равным по ипостаси Духу, то есть самому Богу, то есть также Богом. Учение о Троице подкупает нас в христианстве не только тем, что совпадает с нашими предположениями, но и тем, что оно честно. Такое бесстрашие первотеологов до сих пор еще не оценено по достоинству. Осмелюсь предположить, что христианству дешевле было бы это учение вообще не озвучивать, ибо на косный взгляд застарелой логики это совершенно абсурдное предположение - Бог одновременно Един и одновременно же в трех лицах. Но они сказали это тогда, когда до принципа дополнительности еще было двадцать веков (!!!), не побоялись и не нашли в себе ничего, что могло бы своей очевидной пользой побудить скрыть истину. Это было высшим проявлением Веры, поскольку ясно было, что в это можно только поверить, но никак не понять. Четвертой женой пророка Мухаммеда была христианка Мария. Когда он, смеясь, спросил ее: "Как вы, христиане, утверждаете, что верите в Единого Бога, если сами же говорите, что богов трое?", совсем еще девчонка ответила ему: "Не знаю, Мой Господин, умом я не могу этого понять, но сердцем чувствую, что это именно так". Что можно к этому добавить?

Второе, что сближает нас с христианством, это определение того, что Бог создал все в видимой и невидимой форме. Разобравшись ранее с взаимодействием нематериального и материального, мы полностью, или почти полностью, совпадаем с этим христианским положением.

Далее, пожалуй, главное, за что следует бороться, и что единственно имеет великий смысл во всем нашем поиске - христианство базируется на идее неслиянности и нераздельности Бога и человека. Даже если бы в христианстве была только одна эта краткая мысль, следовало бы читать ее перед сном и с утра, поскольку глубина трогательной надежды и предощущение счастливой благодати судьбы в ней неисчерпаемы! Это, пожалуй, то, чем христианство не просто притягивает нас к себе, но прибивает намертво, потому что это единственное, что может дать настоящую надежду!

Далее - Бог в христианстве олицетворяет собой Добро и Любовь, то есть абсолютно то же самое, что мы предположили, разбирая вопросы этики. Как бы строго христианские иерархи не относились к тому, что мы сейчас дилетантски делаем, но и они должны будут признать, что увидев Бога в Добре, мы увидели его по христиански. И еще один момент христианства, который чисто логически делает его более предпочтительным относительно нашего выбора - в нем не ощущается последствий источника учения. Во всех остальных религиях напрямую видна личность лидера и основателя учения, отражение его земных понятий или статуса в обществе. Разберем с этой точки зрения некоторые религии, которые надолго и массово овладевали умами люд

Ему приписывается основание иудаизма, хотя это сомнительно и мы увидим дальше, почему. Но как бы то ни было, а иудаизм полностью отразил в себе личность Моисея, который был придворным фараона, высокообразованным и грамотным. То есть книжником на взгляд еврейского народа, находившегося в Египте в непонятном положении то ли рабов, то ли не рабов, но очевидно, что не имевшего повсеместной грамотности. Авторитет Моисея основывался на наборе умений писать и читать, и наборе сведений, которые были недоступны простым пастухам и чернорабочим, которое делало его влиятельность притягательным. С тех пор иудаизм, как вера евреев, так и базируется на писаниях, слепом следовании букве, нескончаемых толкованиях и диспутах, переписывательстве, постоянном, практически ежедневном продолжении писания в виде Талмуда (непрерывно дополняющейся инструкции еврейской жизни), авторитете раввинов, книжников, знающих Талмуд. На вере в то, в конечном итоге, что истина может быть записана. Постоянные указания на то, что говорил Моисей от лица Бога, не могут скрыть того, что метод иудаизма - метод книжников и грамотеев, которые опираются в аргументах на упрямой вере в правильность записанного. Если убрать каким-либо чудом у иудаизма все сотни томов Талмуда, то от веры не останется ничего, потому что она питается только содержанием священных текстов. Даже если признать, что Моисей говорил от лица Бога, то вполне можно усомниться в том, насколько такой инструктивный тон присущ самому Создателю, и в том, насколько такая запараграфированная речь Бога может передавать истинно ее смысл, поскольку любой смысл, который может быть от Бога, должен быть воспринимаемым, но невыразимым. Если Моисей и воспринял смысл, то он вряд ли смог бы его выразить, ибо в противном случае разница между Знанием Бога и знанием человека уничтожается, но скорее при этом теряется Знание Бога, чем знание человека становится идентичным Знанию Бога. Таким образом, личность Моисея наложила на иудаизм такой неизгладимый методологический отпечаток добросовестного регистратора из отдела хроники, что напрямую считать эту религию продиктованной Богом сложно - мы ведь знаем, что логическое знание только подступает к пороговым пределам начала запредельного, где уже есть ощущение, но уже нет логических механизмов перевода этого ощущения в понятийные категории. Следовательно, эта религия несет в себе отпечаток особенностей конкретного человека. Книжника и грамотея.

Это практически царь, воспитанный на уединенном, изолированном от мира, возвышающемся над ним, состоянии. Идея нирваны, в общем-то, также плод такого воспитания. Уединенность просветленного и пробужденного, его изолированность от мира, возвышение над ним - последствия царской породы Гаутамы. Здесь он не смог перепрыгнуть через самого себя. А стимулом к попытке такого прыжка было то, что Гаутама, при жизни находясь в этаком своеобразном раю, (где для него возможно было все, и не было ни в чем недостатка), а вокруг находились только избранные здоровые и лучезарные люди, считал, что весь остальной мир находится в таком же райском состоянии. И, когда он, оказавшись по случайным обстоятельствам вне дворца, случайно увидел больных и старых людей, узнал, что в мире есть нищета, болезни и смерть, то это настолько ударило по его миропредставлениям, что оправиться от шока он так и не смог до конца, найдя единственный выход в том, чтобы из этого мира перейти в немир, где можно забыть о том, о чем не хочется знать, то есть о том, что в этом мире не все так, как в его дворце. Не только происхождение этого человека, но и психическая травма, полученная им в юности от столкновения с настоящей реальностью, находит явное отражение в буддизме, как в умственно организованном бегстве от страданий, в попытке повернуться к ним спиной, по детски закрывая глаза ума, как будто если страданий не видеть, то их совсем нет. И здесь виден отпечаток особенностей конкретного человека. Царя и надломленного страхом перед жизнью юноши.

Этот человек имел две особенности, от которых ни он сам не мог уйти, ни его религия не смогла не отразить в себе. Это был торговец с одной стороны, и член рода корейшитов с другой стороны. Отсюда понятие рая в исламе, как прибыли за какие-то земные дела, причем это абсолютно арабский рай, где по понятиям бедуинов самое главное - много, ну, просто, сколько хочешь, воды и, что не менее заманчиво, - как ни женщина, так девственница к твоим услугам. Говорить о том, что Бог поведал о таком рае, очевидно, не приходится, потому что загробная жизнь, как мы догадываемся - нематериальна, где ни воды, ни других крайних радостей земной жизни не будет. Естественно, что смысл рая передан пророком в соответствии со своими представлениями, и где уверенность, что и весь остальной смысл Корана не передан в этой же авторизированной манере? Причем это не первый случай рая, который определяется верующими как некое идеальное земное существование. Например, у викингов рай (Валгалла) представлял собой участок земли, где с утра они будут пить, хорошо есть, буйно веселиться, бурно совокупляться с женщинами, а вечером наступит самое приятное - они выйдут в чистое поле и порубают друг друга мечами и топорами в капусту. На следующее утро они воскреснут и опять с наступлением дня начнут есть, пить и гулять, а вечером снова пойдут на любимую работу. Механизм переноса земных мечтаний в райские условия загробного мира говорит о том, что здесь человек довлеет над тем, что ему сообщает Бог. И это не удивительно, потому что для человека все произрастает из земных страстей и устоев. Именно поэтому ислам так требователен к единообразию нормобытовых отношений, совместной молитве, жестким устоям в семейной и общественной жизни и непримиримостью к чужому верованию, потому что Мухаммед видел основу общества через родовые понятия, где никто не должен выбиваться из общих задач, все должны подчиняться общему, и всё должно быть регламентировано незыблемыми устоями. Ислам в себе это блестяще отразил, и даже та задача, которую он поначалу ставил перед собой - создать силой оружия всемирное мусульманское государство, говорит о том, что это последствия родоплеменного мировоззрения пророка: род только тогда чувствует себя в безопасности, когда вокруг или родственники, или вообще один только этот род. Эта религия также несет в себе особенности конкретного человека - торговца, жителя пустыни и члена рода, вне которого человек тогда вообще не имел шансов выжить, потому что вне рода он был не то, что "никем", а попросту "ничем".

Марксизм, как выражение идей Маркса. Маркс - неудавшийся экономист, просадивший все на бирже бездельник, который всю жизнь не работал, а только вел отвлеченные расчеты. В итоге появилась теория о том, что все должны работать и делить все поровну, причем, предполагая по себе самому, что работать заставишь не каждого, он выдвинул прекрасную идею создания трудовых армий, где как на войне все работают на общее дело, потому что личных дел ни у кого больше никогда не будет. В результате все эти экономические фантазии благополучно провалились во всех странах, строивших экономику по Марксу, но самое главное состоит в том, что в основе этой теории лежат все те же черты характера конкретного человека - подслеповатое знание мира, жесткое желание не работать, жить на чужой счет и только распределять результаты работы других, желание просто пристроиться к процессу, поскольку марксизм - это независимый (по своей идее) от человека процесс развития классовой борьбы и производственных отношений. Позиция неудачника-наблюдателя за миром породила экономическую позицию наблюдения за развитием противоречий между средствами производства и производственными отношениями с целью механического использования этих противоречий в политических целях, как водный лыжник механически использует силу гребня волны в целях адреналина. Эта религия также несла в себе особенности конкретного человека. Неудавшегося экономиста и заоконного ленивого наблюдателя.

Ленинизм. Ленин - неудавшийся адвокат и профессиональный революционер. В нем и в его идеях органично сплелись адвокатская беспринципность ("нравственно все, что идет на пользу революции") и жестокость профессионала-революционера ("необходимо проводить показательные расстрелы в завоеванных Красной Армией городах, где к стенке выборочным жребием ставились бы просто ни в чем не повинные представители старых привилегированных слоев"). Созданное им государство сегодня объявляло военный коммунизм, а завтра развивало самый настоящий капитализм (НЭП). Основная идея всех его идей - действуй по обстоятельствам, не жалея для успеха никого и ничего. Тут и адвокат, и сумасшедший подпольщик, то есть все то, что создало понятие "ленинизм", которое предполагает социализм хоть в виде капитализма, хоть в виде первобытнообщинного строя, хоть в виде коммунизма, хоть в виде продразверстки, но ни в чем до конца не конкретный кроме того, что если кто-то будет возражать против актуального на сегодняшний день понятия социализма (или на несколько ближайших дней), тот получит пулю в лоб, как враг революции. Эта религия также отразила в себе особенности конкретного человека. Всеядного адвоката, которому все равно кого защищать, и одержимого революционера, которому все равно, сколько людей он погубит ради собственной экспериментальной идеи.

Сталинизм. Сталин - неудавшийся священник, затем рэкетир от партии большевиков, грабящий банки и облагавший данью определенных людей в целях партийной кассы. В итоге государство, которое построил он, было большой воровской зоной, где закон был только один - "бзик" (настроение, каприз) пахана. Сталинизм уникально соединил в себе умелую проповедь (недосвященник) с невиданной зверской жестокостью к тем, кто умел и хотел работать свободно или был честен и независим (бандит). Привлекательность сталинизма в этом, наверное, и состоит - безынициативные и рабски настроенные массы получают возможность проявлять насилие над инициативными и свободными согражданами во имя красивой проповеди и елейного обмана грядущего счастья. В этой религии также отразились черты и особенности конкретного человека. Хитрого кавказца, витиеватого семинариста и жестокого вора в законе.

А теперь скажите нам, что в христианстве от плотника? Какие черты и особенности плотника можно найти в том, что говорил Иисус, или в том, на чем основываются догматы религии, названной его именем? Вы таких примеров не найдете. Если уж и предполагать, что где-то чьими-то устами говорил Бог, то быстрее всего это можно сделать именно здесь, потому что за словами Иисуса не стоит ни иудей, ни галилеянин, ни плотник, ни книжник, ни священник, ни аскет, ни царь, ни принц, ни торговец, ни что-нибудь еще. Воля или способность любого - увидеть за Его словами Бога, или не увидеть, но увидеть за его словами плотника-галилеянина ни в воле, ни в способности ни одного человека. Поэтому здесь открываются истинные возможности услышать Бога. Мы пока что ничего не утверждаем, мы просто говорим, что здесь эта возможность есть, в отличие от всех других религий, где мы, прежде всего, слышим конкретного человека конкретной профессии, конкретного запаса культуры и знаний конкретного времени, конкретной национальности и конкретного общественного положения.

Ну и чтобы не тревожить дальше официальных представителей различных конфессий христианства, закруглимся и, раз уж мы подошли к Христу, то скажем еще одну вещь. Кое-кто, наверное, помнит обещание автора объяснить в будущем, почему наша цель состоит именно в намерении к Добру и совершенству, а не в самом достижении этого совершенства. Автор своего обещания не забыл, как некоторым показалось, и время дать этому объяснение настало. Дело в том, что, признавая Бога совершенным, мы тем самым автоматически создаем понятие относительности совершенства, достигаемого человеком вообще и в принципе. Человек не может быть настолько же совершенным, как Бог. Насколько совершеннее мы не становились бы, наше совершенство всегда будет невероятно далеким от совершенства Бога и поэтому намерение - вот наш удел. То есть, постоянный путь к совершенству нам еще доступен, но само совершенство, как предел положительного, - нет.

Как долго ни продолжалась бы цепь наших перерождений, и как удачно для нашего совершенства все в ней ни складывалось бы, Бог всегда найдет возможность через историю нравственности создать нам новые условия бытия, где достигнутое нами к этому времени совершенство будет выглядеть очень бледненько. В таком контексте нам вообще непонятно - где и в чем тот момент нашего совершенства, который позволил бы говорить о том, что этот уровень оплатил нам наше Спасение? Шутка Зенона Александрийского касательно того, что достигнуть любого рубежа невозможно с изысканным обоснованием этого казуса, пожалуй, только в данном случае перестает быть шуткой и становится ужасающей правдой. В самом деле: нацелившись на реализацию намерения через Веру, мы стоим перед путем без конца с одной стороны, поскольку совершенство Бога не имеет пределов, и нам соответственно этих пределов не преодолеть, и перед путем, у которого не может быть конца вообще, поскольку достичь идеала совершенства мы не можем из-за разной природы с Богом, которая Одному дает совершенство по внутренней сути, а другим не может дать того же даже в намеке.

Ну и что же такого из этого следует? А следует из этого то, что любое наше намерение похвально, но любой достигнутый нами рубеж - ничтожно мал для того, чтобы говорить о том, что что-то в нас может заслуживать соратнического уважения Бога. Не зря Иисус ответил обомлевшим от необозримых просторов требований соответствия Царству Бога ученикам очень честно и очень резко. Вспомним, как об этом рассказывает Марк:

"Они же чрезвычайно изумлялись и говорили между собою: кто же может спастись? Иисус, воззрев на них, говорит: человекам это невозможно, но не Богу, ибо всё возможно Богу " (Марка, 10:26, 27).

То есть Спасение каждого - дело выбора Бога. Он может оценить наше намерение и нашу устремленность, но сами мы достигнуть какого-либо качества, которое давало бы проходной балл в Его Царство, явно не можем - уровни слишком разные. А что следует из этого? А из этого следует то, что никакого критерия уровня совершенства быть не может никогда, потому что никогда, во-первых, относительное совершенство не сможет удовлетворять Бога настолько, чтобы признать это относительное достаточным, поскольку в таком случае Бог этой достаточностью умалил бы как несущественное после определенного уровня все последующе возможное совершенство, а как следствие, и Свое Совершенство так же. То есть, абсолютное перестало бы быть абсолютным, сочетаясь в единой системе оценочных измерений с относительным. А, во-вторых - как вообще мерить этот уровень? Если брать его по самым лучшим людям, то в чем виновны все остальные, которые старались, но у них получилось не совсем так, как получилось у других? Бог не должен их наказывать. Он их создал такими, каковы они есть, создал Сам, так за что же наказывать их, если они получились достаточно старательными, но недостаточно способными? А если брать критерий спасения по самому низу - то такая уравниловка разве не принижает значение совершенства лучших людей и, как следствие, в самой своей идее, и непосредственно само то совершенство, которое находится выше данного низа по самому своему смыслу и заслуге? А если брать какой-либо диапазон от лучшего до допустимо худшего, то, как определять порог, за которым наступает недопустимо худшее? Процесс ведь не физический, нюансы перехода от уровня положительного в одном человеке к уровню положительного в другом человеке могут быть вообще неуловимыми. Понятно, что для Бога разграничить эти нюансы было бы нетрудно, как нетрудно Ему все, что невозможно для нас. Но даже ему пришлось бы определить какой-либо момент, за которым шлагбаум перед желающими опускался бы. Пришлось бы резать по живому - были бы те, которым осталось совсем чуть-чуть! Допустить, что Наш Добрый Отец может закрыть дверь перед носом у кого-то, кому не хватило какого-то нюанса - признать, что мы имеем в виду не совсем того отца.

Поэтому, задумываясь об этом, и, понимая, что данная проблема в конце времен будет решаться не механически и не по уровню достигнутых нами нравственных характеристик членами какой-либо комиссии, единственно приемлемым способом здесь действительно представляется то, что Иисус обещал каждому, кто в Него уверует, стать его Личным Заступником перед Богом, стать Личным Спасителем лично каждого из нас в решающий момент. "В тот день узнаете вы, что Я в Отце Моем, и вы во Мне, и Я в вас. Кто имеет заповеди Мои и соблюдает их, тот любит Меня; а кто любит Меня, тот возлюблен будет Отцом Моим; и Я возлюблю его и явлюсь ему Сам". Это обещание Иисуса не оставить нас наедине с Отцом во время Суда, а с любовью присутствовать рядом в качестве ходатая, заставляет кидаться в христианство просто с закрытыми глазами. Нигде ничего подобного больше нет.

Впрочем, вполне понятно, что такой утилитарный подход к выбору религии может вызывать досаду, как у христиан, так и у тех, кто ищет Веры ради Веры, не предполагая целью выбора личный успех по концу времен. Бескорыстие Веры, несомненно, задача благородная и, пожалуй, единственно стоящая. Поэтому, ощущая, что наше обоснование преимуществ христианства с одной стороны напоминает позицию купца в виду товара, а, с другой стороны, становится все больше похожим на апологетику (намеренную защиту) христианства, остановимся. Во-первых, потому что нельзя перебарщивать с выгодами Вечной Жизни, определяя их как цель единственно достойную для получения Веры, а во-вторых, христианство не уполномочивало нас за него агитировать - за него есть, слава Богу, кому сказать. Есть специальные люди (проповедники) и специальные тексты (Библия). Проповедники - это всего лишь посредники. Ни один посредник не может того, чего не может сам привлекаемый проповедью. Проповедник не в лаборатории изобрел содержание проповедей, выйдя оттуда поутру со счастливым выражением небритого лица. Он их взял из письменного источника. Итак, решившись идти в христианство, послушаем тот источник, который прежде всего может сам за себя сказать любому сомневающемуся без всяких посредников - послушаем Библию.