Оноре де Бальзак (1799–1850) всю жизнь писал о браке, о замужествах счастливых и несчастливых, о том, как следует вести себя мужу и жене для того, чтобы сохранить хотя бы видимость покоя в доме. Практически во всех произведениях, вошедших в состав «Человеческой комедии» (а их общее число, напомню, приближается к сотне), кто-нибудь из героев сватается, женится, изменяет жене или мужу. В 1978 году шведская исследовательница Кристина Вингард выпустила книгу «Проблемы супружеских пар в „Человеческой комедии“ Оноре де Бальзака»[1], в основу которой положила статистические исследования. Вингард выбрала в «Человеческой комедии» 96 супружеских пар, относительно которых точно известно, как возник их союз – по любви или по расчету, и подсчитала, скольким из них Бальзак позволил жить счастливо, а скольких осудил на страдания. Оказалось, что на 35 пар, объединившихся по любви, приходится 61 брак по расчету, причем в первой категории полностью удавшимися можно считать 10 браков, а во второй – 8 (столь малое число удач свидетельствует не только о пессимистическом взгляде писателя на современный брак, но и о том, что он хорошо понимал: счастье описанию не поддается и для описания неинтересно[2]).
О браке и адюльтере Бальзак писал всегда, но в тех двух произведениях, которые вошли в наш сборник, – особенно подробно. Произведения эти обрамляют творчество Бальзака. «Физиология брака», вышедшая из печати в конце декабря 1829 года с датой 1830 на обложке, стала вторым (после романа «Последний шуан, или Бретань в 1800 году», опубликованного в том же 1829 году[3]) сочинением, которое Бальзак готов был признать своим – в отличие от многочисленных ранних романов, опубликованных в 1820-е годы под псевдонимами. Причем если первое издание «Шуана» не оправдало надежд автора, то «Физиология брака» имела большой и шумный успех. О том, какое значение Бальзак придавал «Физиологии», говорит тот факт, что когда в 1845 году он начал подводить итоги своего творчества и составлять окончательный каталог «Человеческой комедии»[4], он расположил ее в самом конце, в разделе «Аналитические этюды», венчающем всю громадную конструкцию. Что же касается «Мелких неприятностей супружеской жизни», над ними Бальзак работал, с перерывами, много лет, публиковал их частями, но окончательный книжный вид они приняли в 1846 году, за четыре года до смерти писателя.
У каждого из двух произведений, вошедших в наш сборник, – своя довольно замысловатая творческая история. Начнем с «Физиологии брака».
Сам Бальзак двумя десятками лет позже, в предисловии к «Трактату о современных возбуждающих средствах» (1839), писал, что идея создать книгу о браке зародилась у него еще в 1820 году. В июне 1826 года он приобрел типографию на улице Маре-Сен-Жермен (он владел ею до 1828 года), а уже в июле подал декларацию о намерении отпечатать там книгу под названием «Физиология брака, или Размышления о супружеском счастье»; согласно этой декларации, книгу предстояло выпустить тысячным тиражом, но до нас дошел один-единственный экземпляр, отпечатанный, по-видимому, в августе-сентябре 1826 года, когда у типографии было мало заказов. Этот ранний вариант, который состоял из тринадцати Размышлений и над которым Бальзак работал с 1824 года[5], не был доведен до конца, однако по его тексту видно, что в уме Бальзака к этому моменту уже сложился план всего произведения, довольно близкий к окончательному варианту (в написанных главах есть отсылки к тем, которые появились лишь в «Физиологии» 1829 года).
Биографические обстоятельства подталкивали Бальзака к размышлениям о браке и адюльтере. С одной стороны, мать его была неверна отцу, и плодом одной из ее измен стал младший брат Бальзака Анри, которого госпожа де Бальзак баловала и открыто предпочитала остальным детям: Оноре и двум дочерям, Лоре и Лорансе. С другой стороны, любовницей двадцатитрехлетнего холостяка Оноре де Бальзака в 1822 году стала сорокапятилетняя Лора де Берни, замужняя женщина, мать девяти детей, весьма несчастливая в законном браке.
Хотя что-то (по-видимому, срочные типографские заказы) отвлекло Бальзака и книгу он не окончил, желание дописать «Физиологию брака» не оставляло писателя, и весной 1829 года, после выхода «Последнего шуана», он вернулся к работе над ней. В августе он уже обещал издателю Левавассёру закончить книгу к 15 ноября. В реальности к 10 ноября он закончил работу над первым томом, в который вошли 16 Размышлений, представлявшие собой более или менее основательную переработку «Физиологии» 1826 года (первоначальный текст был расширен преимущественно за счет вставных новелл-анекдотов). До 15 декабря, то есть практически за один месяц (!), Бальзак сочинил всю вторую часть книги (Размышления с 17-го по 30-е, а также Введение), и уже в 20-х числах декабря 1829 года книга поступила в продажу.
Заглавие, напечатанное на ее титульном листе, заслуживает отдельного комментария. Оно гласило: «Физиология брака, или Эклектические размышления о радостях и горестях супружеской жизни, изданные молодым холостяком». Начнем с конца – с указания на «молодого холостяка». Как видим, издание анонимно, имени Бальзака на титульном листе нет. Однако анонимность эту можно назвать иллюзорной. Хотя в предисловии к первому изданию «Шагреневой кожи» (1831) сам Бальзак писал о «Физиологии»:
Одни приписывают ее старому врачу, другие – распутному царедворцу времен госпожи де Помпадур или мизантропу, который утратил все иллюзии, поскольку за всю жизнь не встретил ни одной женщины, достойной уважения[6], –
для литературных кругов авторство Бальзака не было тайной. Вдобавок он приподнимает маску в самом тексте «Физиологии»: в первом издании под «Введением» стояла подпись О. Б…к, а в тексте автор упоминает своего патрона, святого Оноре (с. 286). Инициалы Бальзака упомянуты и в нескольких рецензиях на книгу, появившихся в начале 1830 года. Слова «изданные молодым холостяком» из последующих изданий исчезли; их заменило традиционное указание на Бальзака как автора.
Теперь следует объяснить, во-первых, почему в заглавии книги фигурирует слово «Физиология», способное вызывать у читателей ожидания неких в самом деле физиологических откровений (ожидания не вполне оправдывающиеся, поскольку, хотя Бальзак многократно и довольно явственно намекает на необходимость не только моральной, но и сексуальной гармонии между супругами, психологии и социологии в его книге все-таки гораздо больше, чем собственно физиологии), и, во-вторых, почему размышления названы «эклектическими». И тем, и тем Бальзак обязан книге, вышедшей четырьмя годами раньше под названием «Физиология вкуса». Но о ней чуть позже, сначала нужно рассказать о других литературных предшественниках «Физиологии брака».
Во второй половине 1820-х годов большое распространение получили книжечки малого формата, на обложках которых стояло слово «Кодекс» («Кодекс беседы», «Галантный кодекс» и т. д.) или выражение «О способах» делать то или это: «О способах повязывать галстук», «О способах получать новогодние подарки, но не делать их самому» и т. д.[7]). Издания такого типа были популярны во Франции еще с XVIII века, но в середине 1820-х годов их популярности способствовал литератор Орас-Наполеон Рессон (1798–1854), сочинявший их сам или в соавторстве; одним из его соавторов был Бальзак, написавший (по заказу и, возможно, при участии Рессона) «Кодекс порядочных людей, или О способах не попасться на удочку мошенникам» (1825)[8]. Беря за образец Гражданский кодекс, принятый во Франции в 1804 году по инициативе Наполеона, авторы этих книг предписывали читателям (наполовину в шутку, но наполовину и всерьез) определенные формы поведения в обществе, объясняли, как держаться на балу и за столом, как объясняться в любви, как отдавать долги или брать взаймы и проч., и проч. Из «Кодекса учтивых манер» (1828) и «Кодекса беседы» (1829) можно узнать массу полезных и/или остроумных сведений: например, что ширина пробела между обращением «Сударь» и текстом письма зависит от знатности адресата[9], или что хороший тон предписывает ни в коем случае не вступать в разговор с попутчиками в городском транспорте и тем более не бранить городские власти, ибо можно нажить себе большие неприятности[10], или что «на визит нужно отвечать визитом, как на пощечину – ударом шпаги»[11]. Соотношение серьезного и шутливого менялось от одного «Кодекса» к другому; например, выпущенный в 1829 году тем же Рессоном «Кодекс литератора и журналиста» формально представляет собой свод советов для тех, кто хочет заработать на жизнь литературным трудом, по сути же многие его страницы – не что иное, как насмешки над жанрами и стилями современной словесности. Это сочетание (серьезные советы в шутовском изложении) унаследовала от «Кодексов» бальзаковская «Физиология брака».
В число популярных тем «Кодексов» входили супружеские отношения. Например, в 1827 году Шарль Шабо выпустил книгу «Брачная грамматика, или Основные принципы, с помощью которых можно выездить жену, выучить ее прибегать по первому зову и сделать покорнее овцы, сочинение, изданное двоюродным братцем Ловласа». А в мае 1829 года вышел из печати «Брачный кодекс, содержащий законы, правила, применения и примеры удачных женитьб и счастливых браков» (в котором, между прочим, едва ли не треть текста составляют обширные цитаты из наполеоновского Гражданского кодекса). На титульном листе стояло имя Рессона, но многочисленные совпадения с «Физиологией брака» позволили исследователям предположить, что часть этой книги выправлена Бальзаком, а часть написана им самим (одна из наиболее разительных параллелей состоит в том, что в «Брачном кодексе» обманутый муж сравнивается с потенциальной жертвой Минотавра, подстерегающего его в недрах лабиринта; между тем в «Физиологии брака» Бальзак предложил для характеристики обманутых мужей «ученый» неологизм «минотавризированные»[12]). Работая над первоначальной «Физиологией», Бальзак, по-видимому, раздумывал над заглавием «Кодекс супруга, или О способах сохранить верность своей жены»; во всяком случае, среди его бумаг сохранился такой набросок.
«Физиология брака» выросла из «Кодексов», но разительно от них отличается. Чтобы понять ее оригинальность, достаточно сравнить ее с «Брачным кодексом» 1829 года: на фоне бальзаковской книги «Брачный кодекс» выглядит как сценарий (чтобы не сказать краткий пересказ содержания) на фоне романа. Автор «Кодекса» отпускает более или менее удачные, но не слишком глубокие шутки; Бальзак тоже шутит, но шутки у него перемежаются глубокими и тонкими размышлениями о человеческой психологии. Кроме того, книга Бальзака имеет свой «сюжет»: от свадьбы через разнообразные испытания и попытки избежать адюльтера или хотя бы отсрочить его – к эпохе «вознаграждений» (хотя на эту сквозную линию нанизываются многочисленные отступления и вставные анекдоты, все-таки она соблюдается неуклонно). На этом фоне «Кодекс» – явный плод того, что в ХХ веке было названо «бриколажем»; короткие главки приставляются одна к другой в полном беспорядке, а затем вообще сменяются длинной подборкой статей Гражданского кодекса, касающихся брачных уз.
Важно и другое отличие: бальзаковская книга называется не «Кодексом», а «Физиологией», и не потому, что в 1829 году один «Брачный кодекс» уже вышел из печати. А также не потому, что таким образом был определен жанр книги: в 1829 году слово «физиология» еще не употреблялось в качестве жанрового обозначения миниатюрных иллюстрированных описаний того или иного человеческого типа, предмета или установления[13]. Такие «Физиологии» начали выходить десятью годами позже бальзаковской книги, и некоторые из них («Физиология первой брачной ночи», «Физиология обреченного», «Физиология рогоносца» и др.) развивали отдельные ее темы[14]. Бальзак назвал свою книгу «Физиологией брака» в первую очередь ради того, чтобы отослать читателя к другой книге, впервые опубликованной в декабре 1825 года и почти сразу сделавшейся очень популярной. Это «Физиология вкуса», автор которой, Жан-Антельм Брийа-Саварен, в форме полушутливого-полусерьезного трактата попытался исследовать такую важную сферу человеческой жизни, как еда.
«Физиология брака» обязана «Физиологии вкуса» очень многим, начиная с названия и деления не на главы, а на «размышления» (méditations), причем у Бальзака, как и у Брийа-Саварена, этих «размышлений» в книге ровно тридцать. Автор «Физиологии вкуса» почерпнул термин «размышления», конечно, не из нашумевшей новинки 1820 года – «Поэтических размышлений» (Méditations poétiques) Ламартина, а из куда более старинных «Метафизических размышлений» (Méditations métaphysiques) Декарта, изданных впервые в 1641 году, однако можно предположить, что Бальзак, который в своей «Физиологии» отказывается следовать за «романтиками, закутанными в саван» (с. 78), употреблением этого слова не только подчеркивает преемственность по отношению к Брийа-Саварену, но и иронизирует над модным Ламартином, ибо предмет бальзаковских «размышлений» совсем не тот, что у меланхолического поэта.
«Физиология» Брийа-Саварена, как и «Физиология» Бальзака, вышла в свет анонимно; на титульном листе книги Брийа-Саварена было выставлено: «Сочинение профессора, члена многих ученых обществ», у Бальзака место профессора занял холостяк («изданные молодым холостяком»). Кроме того, по-видимому, именно в память о Брийа-Саварене, который в своей книге систематически именовал себя профессором, а книгу свою аттестовал как первый опыт гастрономической науки, Бальзак то и дело называет себя профессором или доктором брачных наук, а свой текст – плодом научных изысканий. У Брийа-Саварена Бальзак заимствовал и некоторые другие приемы: использование пронумерованных афоризмов, содержащих квинтэссенцию авторской премудрости (но у Брийа-Саварена они собраны в начале книги, а у Бальзака разбросаны по тексту), и завещание некоторых тем потомкам. Налицо и тематическое родство: автор «Физиологии вкуса» завещал грядущим поколениям не что иное, как исследование плотской любви и стремления к продолжению рода, то есть в определенном смысле ту тему, которой занялся автор «Физиологии брака».
Наконец, Брийа-Саварен для пущей научности поставил в подзаголовок своей «Физиологии» слова «Размышления о трансцендентной гастрономии», и в этом Бальзак также идет по его стопам: свои размышления он называет «эклектическими». В обоих случаях авторы иронически обыгрывают модную философскую лексику: эпитет «трансцендентный» отсылает к немецкой философии Канта или Шеллинга, о которой французы узнали из книги г-жи де Сталь «О Германии» (1813), а термин «эклектический» – к лекциям, которые французский философ Виктор Кузен (1792–1867) с большим успехом читал в Сорбонне, в частности в 1828–1829 годах, накануне выхода «Физиологии брака». Впрочем, в «Физиологии вкуса» так же мало трансцендентности, как и в «Физиологии брака» – эклектизма в кузеновском понимании этого слова[15]. Можно, конечно, считать, что Бальзак выступает «эклектиком» в том смысле, что все время колеблется между решительным осуждением адюльтера и не слишком хорошо скрываемым сочувствием к нему, между восприятием женщины как злого гения, все силы которого направлены лишь к одному – обмануть мужа, и сочувствием «слабому полу», чье положение в обществе ложно и неблагополучно. Но правильнее было бы сказать, что упоминания эклектизма в «Физиологии брака» носят преимущественно шутовской характер и что Бальзак просто не упускает случая посмеяться на наукообразным жаргоном; между прочим, точно такую же функцию исполняют упоминания этого философа в «Брачном кодексе»: «Супружеское согласие может проистекать исключительно из некоей снисходительности, неких взаимных уступок, к которым звание философии приложимо по крайней мере в той же степени, что и к лекциям ученого г-на Кузена»[16].
Хотя в преамбуле к «Трактату о современных возбуждающих средствах» Бальзак счел необходимым специально подчеркнуть, что придумал свою «Физиологию» независимо от Брийа-Саварена, сходства двух книг он не отрицал. Издателю Левавассёру он в августе 1829 года, договариваясь о почти немедленном издании «Физиологии брака», писал, что тот требует от него сделать «за три месяца то, на что Брийа-Саварен потратил десять лет»[17]. Связь двух «Физиологий» была подчеркнута и в издании 1838 года, вышедшем у парижского издателя Шарпантье, который почти одновременно выпустил в том же формате и труд Брийа-Саварена. На контртитуле книги Бальзака значилось:
Это издание «Физиологии брака» схоже с изданием «Физиологии вкуса» Брийа-Саварена, вышедшим недавно у того же издателя. Два эти издания должны стоять рядом на книжных полках, как они уже давно располагаются рядом в головах людей с умом и вкусом.
У переориентации с «кодекса» на «физиологию» была и еще одна причина: кодексы, издававшиеся в малом формате (в восемнадцатую долю листа), считались литературой модной, но несерьезной; Бальзак же, по примеру Брийа-Саварена, издал свою книгу в формате ин-октаво, закрепленном за серьезными изданиями.
Если, однако, в формальном отношении у обеих «Физиологий» очень много общего, то в содержательном отношении Бальзак написал совсем другую книгу, очень далекую от сочинения предшественника. Образ автора в «Физиологии вкуса» – это образ «волшебного помощника», именуемого в третьем лице профессором; он свято верит, что обладает рецептами и рекомендациями на все случаи жизни: знает, и как приготовить, не разрезая, очень большую рыбу, и как поставить на ноги мужа, истощенного чересчур любвеобильной женой. Его картина мира гармонична и оптимистична: жизнь невозможна без еды, а как есть правильно и с удовольствием, вас научит профессор. «Доктор брачных наук» рисует в «Физиологии брака» картину куда менее лучезарную. Он задается целью подсказать мужьям, как избежать «минотавризации», то есть как не быть обманутыми собственными женами, и приходит к неутешительному выводу, что измену можно только отсрочить, а затем смягчить «вознаграждениями», которыми обязан утешать мужа совестливый любовник.
Впрочем, значение слова «Физиология» в заглавии книги Бальзака не ограничивается отсылкой к популярной книге Брийа-Саварена. Оно указывает также и на ту научную традицию, приверженцем которой объявляет себя Бальзак, – материалистическую традицию XVIII столетия, с одной стороны, и, с другой – ее продолжение в работах таких утопических мыслителей, как Фурье и Сен-Симон, которые ставили перед собой задачу применить естественно-научные методы к изучению общества и создать «социальную физиологию» (термин Сен-Симона). В статье «О художниках», опубликованной через три месяца после выхода «Физиологии брака», Бальзак писал о «физиологическом анализе, который позволил отказаться от систем ради соотнесения и сравнения фактов»[18]. В самом деле, Бальзак использует статистические данные, делит мужскую и женскую часть общества на два разряда «в соответствии с их умственными способностями, нравственными свойствами и имущественным положением» (с. 81), одним словом, тщательно изображает, что его текст – не только остроумная болтовня, но и подлинно научное сочинение, в котором ссылка на «Естественную историю» Бюффона не просто фигура речи. Однако в книге присутствуют и совсем другие интонации. В том, что касается интонаций, Бальзак выступает истинным эклектиком не в кузеновском, а в обыденном смысле: во всех «размышлениях» книги точные социологические наблюдения сосуществуют с раблезианским ерничеством, здравые психологические рекомендации – с издевательскими намеками. Книга полна цитат из произведений предшественников, как названных открыто (Рабле, Стерн, Дидро, Руссо), так и неназванных, причем некоторые источники удалось установить только при подготовке настоящего издания; например, до сих пор не было известно, что Бальзак очень широко использовал в «Физиологии брака» две работы историка П. – Э. Лемонте, носящие выразительные названия: «Наблюдатели за женщинами, или Точный рассказ о том, что произошло на заседании общества наблюдателей за женщинами во вторник 2 ноября 1802 года» и «Моральная и физиологическая параллель танца, песни и рисунка, где сравнивается влияние этих трех занятий на способность женщин противиться соблазнам любви»[19]. Оба эти сочинения, хотя и опубликованы в XIX веке (первое в 1803 году, а второе в 1816-м), по своему духу всецело принадлежат веку предшествующему; рассказ о заседании вымышленного ученого общества, сочетание наукообразности изложения со светской болтовней – все эти особенности старомодной манеры Лемонте хорошо описываются пушкинскими словами: «отменно тонко и умно, что нынче несколько смешно». Однако Бальзак так органично вставляет их в свой текст, что «швов» практически не видно.
«Эклектичны» и те афоризмы, которые разбросаны по книге: Бальзак называет их аксиомами, то есть средоточиями непререкаемой мудрости, однако многие из этих аксиом парадоксальны, ироничны, доведены до абсурда и не рассчитаны на буквальное толкование. Например: «Мужчина не имеет права жениться, не изучив предварительно анатомии и не сделав вскрытия хотя бы одной женщины» (с. 133) или: «Порядочная женщина должна иметь такой достаток, который позволит ее любовнику быть уверенным, что она никогда и никоим образом не будет ему в тягость» (с. 96).
Наконец, «эклектично» отношение Бальзака к двум главным «героям» книги: мужу и жене, мужскому и женскому полу.
Бальзак сам писал уже после выхода «Физиологии брака», что в этой книге задался целью «вернуться к тонкой живой, насмешливой и веселой литературе восемнадцатого века, когда авторы не старались держаться неизменно прямо и неподвижно»[20]. Именно к этой литературе восходит фигура торжествующего холостяка, любителя наслаждений[21], для которого замужняя женщина не более чем лакомая добыча, а муж – досадная помеха, которую надо устранить. Если же «эклектический» повествователь переходит с точки зрения холостяка на точку зрения мужа, то жена превращается в вечного противника, стремящегося во что бы то ни стало обмануть законного супруга, обвести его вокруг пальца, «минотавризировать», а муж использует самый широкий набор средств – от особой диеты до продуманного убранства дома – для того, чтобы ее «обезвредить». В любом случае все кончается «Гражданской войной» (название третьей части бальзаковской книги).
Таким образом, «Физиологию» легко можно счесть направленной против женщин; многие читатели и во времена Бальзака, и позже именно так ее и воспринимали; достаточно вспомнить, с какой неприязнью пишет о бальзаковской книге и о бальзаковском отношении к женщине Симона де Бовуар в книге «Второй пол» (1949).
На первый взгляд в «Физиологии брака» действительно гораздо больше иронии по отношению к женщинам, чем сочувствия к ним, и нередко журналисты (а точнее, журналистки) трактовали последующие произведения Бальзака, воспевающие женщину, как способ испросить прощения за «Физиологию брака», возмутившую весь женский пол[22]. Чувствительных читательниц эта книга шокировала. Бальзак сам не без язвительности описал их упреки в предисловии к роману «Отец Горио» (1835):
Не так давно автор был испуган, встретив в свете невероятное, неожиданное множество женщин, искренне добродетельных, счастливых своей добродетельностью, добродетельных, потому что они счастливы, и, без сомнения, счастливых, потому что они добродетельны. В течение нескольких дней отдыха он только и слышал со всех стороны хлопанье развернутых белых крыльев и видел порхающих ангелов, облаченных в одежды невинности, причем все это были особы замужние, и все они упрекали автора в том, что он наделил женщин неумеренной страстью к запретным радостям брачного кризиса, получившего от автора научное название минотавризации. Упреки были в известной мере лестны для автора, ибо женщины эти, приуготованные к усладам небесным, признавались, что знают понаслышке отвратительнейшую книжонку, ужасающую «Физиологию брака», и пользовались этим выражением, чтобы избежать слова «адюльтер», изгнанного из светского языка[23].
Но отношение Бальзака к женщинам в «Физиологии брака» отнюдь не исчерпывается насмешками и упреками в неверности. Бальзаковский «эклектизм» подразумевает и совсем иное отношение к женщине. Бальзак не случайно почти сразу завоевал репутацию автора, пишущего о женщинах и для женщин. Критики регулярно – хотя порой и не без иронии – напоминали о том, какое огромное место занимают женщины в бальзаковском творчестве. Вот одна из типичных характеристик. «Галерея прессы, литературы и изящных искусств» писала в 1839 году: «Г-н де Бальзак изобрел женщин: женщину без сердца, женщину с великим сердцем, тридцатилетнюю женщину, пятнадцатилетнюю женщину, женщину вдовую и замужнюю, женщину слабую и сильную, женщину понятую и непонятую, женщину соблазненную и соблазнительную, женщину-недотрогу и женщину-кокетку»[24]. Эта мысль о том, что Бальзак «изобрел женщин», о которых до него никто не имел понятия, обыгрывалась во французской прессе постоянно. Однако Бальзак не только изобрел их, но и, по признанию его многочисленных читательниц, понял, как никто другой[25]. Над этой неразрывной связью Бальзака с женской аудиторией современники тоже нередко посмеивались. Например, в 1839 году газета «Карикатура» (та самая, где в 1839–1840 годах были опубликованы фрагменты будущих «Мелких неприятностей супружеской жизни») описала приемы для читателей, которые «великий человек» якобы устраивает раз в месяц в своем загородном имении Жарди:
В этот день к нему тянутся нескончаемые потоки женщин. Прославленный автор принимает их милостиво и любезно, произносит перед ними речь о недостатках супружеской жизни и отсылает назад, даровав каждой благословение и экземпляр «Физиологии брака»[26].
Это описание пародийно, но бальзаковское сочувствие женщинам было вполне серьезным.
Когда одна из первых читательниц «Физиологии», Зюльма Карро, испытала «отвращение» при чтении ее первых страниц, Бальзак согласился, что подобное чувство «не может не охватить любое невинное существо при рассказе о преступлении, при виде несчастья, при чтении Ювенала или Рабле», но уверил свою приятельницу, что в дальнейшем она примирится с книгой, ибо обнаружит в ней несколько «мощных речей в защиту добродетели и женщины»[27].
В самом деле, под слоем шуточек насчет адюльтера в «Физиологии брака» различима эта вторая линия, исполненная глубокого сочувствия к женщине (да и в рассказах о женских изменах сквозит восхищение женским умом и женской изобретательностью). Бальзак бесспорно выступает на стороне женщин, когда критикует женское образование, оглупляющее девочек и не позволяющее развиться их уму. Или когда призывает мужчин: «Ни в коем случае не начинайте супружескую жизнь с насилия», – мысль, которую он на разные лады повторяет в «Брачном катехизисе»:
Судьба супружеской пары решается в первую брачную ночь[28].
Лишая женщину свободы воли, вы лишаете ее и возможности приносить жертвы.
В любви женщина – если говорить не о душе, а о теле – подобна лире, открывающей свои тайны лишь тому, кто умеет на ней играть (с. 133–134).
Свою позицию Бальзак объяснил 5 октября 1831 года в письме к маркизе де Кастри, шокированной отношением автора «Физиологии брака» к женскому полу, которое показалось ей грубым и циничным. Он разъяснял своей корреспондентке, что взялся за сочинение этой книги ради того, чтобы защитить женщин, и выбрал шутовскую форму, надел маску женоненавистника лишь для того, чтобы привлечь внимание к своим идеям. «Смысл моей книги в том, что она доказывает: во всех прегрешениях женщин виноваты их мужья»[29], – писал он. Кроме мужей, Бальзак возлагает вину и на общественное устройство; он убедительно показывает его несовершенство, губительное прежде всего для женщин. Он пишет о женских изменах: «Открыто назвав ту тайную болезнь, что подтачивает устои общества, мы указали на ее истоки, среди которых – несовершенство законов, непоследовательность нравов, негибкость умов, противоречивость привычек» (с. 157).
Тот факт, что, составляя план «Человеческой комедии», Бальзак включил «Физиологию брака» в «Аналитические этюды», может вызвать недоумение. Казалось бы, остроумных афоризмов, пикантных анекдотов и водевильных сценок в этом тексте больше, чем анализа. Однако автор «Физиологии» не только рассказывает, но и размышляет, объясняет, ищет корни семейных неурядиц в истории нравов и устройстве общества; говоря словами одного из критиков, он преподносит миру не только зеркало, но и ключ[30]. Поэтому правы те исследователи, которые находят в «Физиологии брака» историю и социологию брака и адюльтера. Бальзак не случайно в одной из статей 1831 года причислил свою книгу, «разрушающую все иллюзии относительно супружеского счастья, первого из общественных благ», к той же «школе разочарования», в какую включил, например, «Красное и черное» Стендаля[31]. В его понимании «Физиология брака» – книга в высшей степени серьезная и важная (хотя серьезность эта скрашивается шутливой и шутовской манерой, унаследованной от Рабле и Стерна).
В «Физиологии брака» автор завещает потомкам написать несколько произведений, за которые сам сейчас не берется: 1) о куртизанках; 2) о семи принципах, на которых зиждется любовь, и о наслаждении; 3) о воспитании девушек; 4) о способах зачинать красивых детей; 5) о хирологии, то есть науке о соотношении между формой руки и характером человека; 6) о способах составлять «брачные астрономические таблицы» и определять «брачное время» (то есть ту стадию, в которой находятся отношения данных супругов). Таких трудов он не написал, но эти темы, а также и многие другие получили развитие в его дальнейшем творчестве, с которым «Физиология брака» связана многообразными узами.
Прежде всего Бальзак остался верен общим принципам, изложенным в книге 1829 года.
Если в «Физиологии брака» он восклицает: «Да погибнет добродетель десяти дев, лишь бы пребыл незапятнанным священный венец матери семейства!» (с. 152), то этому убеждению (девица имеет право согрешить, но изменившая законная жена – преступница) он оставался верен всю жизнь. В 1838 году он писал Эвелине Ганской: «Я всецело за свободу юной девы и за рабство женщины, иначе говоря, я хочу, чтобы до замужества она знала, на что подряжается, предварительно все изучила, испробовала все возможности, предоставляемые браком, но, подписав контракт, оставалась ему верна»[32]. Впрочем, сам он в своих отношениях с Ганской (замужней дамой) этому принципу не следовал, а в романах показал, что трагично складывается судьба не только неверной жены Жюли д’Эглемон («Тридцатилетняя женщина»), но и жены, сохраняющей верность нелюбимому мужу (госпожа де Морсоф в «Лилии долины»).
Если в «Физиологии брака» Бальзак настаивает на том, что образование должно развивать ум девушек и что им надо давать возможность достаточно близко познакомиться с будущим супругом, то и в дальнейшем быть счастливыми он позволяет только тем парам, где жены удовлетворяют этим условиям (например, заглавным героиням романов «Урсула Мируэ» и «Модеста Миньон»).
Если в «Физиологии брака» Бальзак утверждает, что девушек следовало бы выдавать замуж без приданого, поскольку в этом случае брак не был бы так сильно похож на продажу, то эту же мысль он повторяет и во многих других произведениях, например в уже упомянутом цикле «Тридцатилетняя женщина» или в повести «Онорина».
Если в «Физиологии брака» он пишет: «Поскольку удовольствие проистекает из согласия ощущений и чувства, дерзнем утверждать, что удовольствия суть своего рода материальные идеи», – и настаивает на необходимости исследовать способность души «перемещаться отдельно от тела, переноситься в любую точку земного шара и видеть без помощи органов зрения» (с. 134, 422), то это можно считать кратким изложением теории о материальности идей и «флюидов», которую он проповедовал всю жизнь и которая, в частности, обусловила присутствие в его романах и рассказах многочисленных ясновидцев и медиумов. Различаются только интонации и контексты, в которых описываются подобные явления: в «Физиологии брака» серьезные утверждения прячутся среди раблезианских и стернианских шуточек, а, например, в «Шагреневой коже», вышедшей двумя годами позже, материальность идеи становится основой трагического сюжета.
Если в «Физиологии брака» Бальзак замечает: «Наконец, дело совсем безнадежно, если ваша жена моложе семнадцати лет или если лицо у нее бледное, бескровное: такие женщины чаще всего хитры и коварны» (с. 156), – то это предвещает бесчисленные пассажи «Человеческой комедии», где автор, идя по стопам глубоко им почитаемого создателя физиогномики Лафатера, предсказывает характер персонажа по внешним приметам. Все это запрограммировано уже в размышлении «О таможенном досмотре», где Бальзак приводит многочисленные признаки, по которым проницательный муж может определить отношение холостого гостя к хозяйке дома:
Значения исполнено все: приглаживает он волосы или, запустив пальцы в шевелюру, взбивает модный кок ‹…› удостоверяется ли украдкой, хорошо ли сидит парик и каков этот самый парик – светлый или темный, завитой или гладкий; бросает ли он взгляд на свои ногти, дабы убедиться, что они чисты и аккуратно обстрижены ‹…› медлит ли он перед тем, как позвонить, или же дергает за шнурок сразу, быстро, небрежно, развязно, с бесконечной уверенностью в себе; звонит ли робко, так что звук колокольчика тотчас замирает, словно первый удар колокола, зимним утром сзывающего на молитву монахов-францисканцев, или резко, несколько раз подряд, гневаясь на нерасторопность лакея (с. 257–258).
Если в «Физиологии брака», в той же главе «О таможенном досмотре», описана богатая пожива, которую предоставляют для проницательных наблюдателей-фланеров парижские улицы, то сходные наблюдения можно найти едва ли не во всех «Сценах парижской жизни». Добавим, что и само определение фланирования – времяпрепровождения, которое Бальзак ценил чрезвычайно высоко, – дано уже в «Физиологии брака»:
О, эти блуждания по Парижу, сколько очарования и волшебства вносят они в жизнь! Фланировать – целая наука, фланирование услаждает взоры художника, как трапеза услаждает вкус чревоугодника. ‹…› Фланировать значит наслаждаться, запоминать острые слова, восхищаться величественными картинами несчастья, любви, радости, лестными или карикатурными портретами; это значит погружать взгляд в глубину тысячи сердец; для юноши фланировать значит всего желать и всем овладевать; для старца – жить жизнью юношей, проникаться их страстями (с. 92–93).
Наконец, в последующих произведениях находят продолжение и развитие не только общие принципы, но и отдельные мотивы. Например, использование в собственных интересах мигрени – недуга, который приносит женщине неисчислимые выгоды и который так легко симулировать, подробнейшим образом описано во второй главе романа «Герцогиня де Ланже» (1834). Сравнение плотской любви с голодом (с. 108–109) повторяется во многих романах и в особенно развернутой форме в «Кузине Бетте» (1846):
Женщину добродетельную и достойную можно сравнить с гомерической трапезой, приготовленной без затей на раскаленных угольях. Куртизанка, напротив, является как бы произведением Карема [знаменитого повара] со всякими пряностями и изысканными приправами[33].
А вредоносное влияние на жизнь супругов такого персонажа семейной драмы, как теща, лежит в основе романа «Брачный контракт» (1835).
В «Мелких неприятностях супружеской жизни» Бальзак предложил выразительную формулу для описания литературного процесса: «Одни авторы окрашивают книги, а другие порой эту окраску заимствуют. Некоторые книги линяют на другие» (с. 576). Так вот, пользуясь этой формулой, можно сказать, что «Физиология брака» «полиняла» на очень многие дальнейшие сочинения Бальзака.
В прессе за «Физиологией брака» с легкой руки Жюля Жанена, автора рецензии в газете «Журналь де Деба» от 7 февраля 1830 года, закрепился эпитет «инфернальная»; впрочем, автор сам предположил во «Введении», что его заподозрят «в безнравственности и злонамеренности», и сам упомянул там Мефистофеля. О репутации бальзаковской книги дает представление и сцена в светской гостиной, запечатленная в неоконченном отрывке Пушкина «Мы проводили вечер на даче…»; здесь чопорная гостья-вдова просит не рассказывать неблагопристойную историю, а хозяйка дома отвечает с нетерпением:
Полноте. Qui est-ce donc que l’on trompe ici? [Кого здесь дурачат? – фр.] Вчера мы смотрели Antony [драма А. Дюма], а вон там у меня на камине валяется La Physiologie du mariage [Физиология брака. – фр.]. Неблагопристойно! Нашли чем нас пугать![34]
Эта репутация осталась у книги и в последующие годы. Католическая газета «Цензурный бюллетень», предлагавшая своим читателям (священникам, преподавателям, библиотекарям) рекомендации по отделению благонамеренной литературы от непристойной, летом 1843 года называла «Физиологию» «грязным памфлетом», чтение которого «должно быть строго запрещено всем сословиям, в первую же голову молодым людям и женщинам»[35].
Впрочем, издательской судьбе «Физиологии брака» во Франции эта «сомнительная» репутация нисколько не мешала. Книга, прославившая автора сразу после выхода первого издания, неоднократно переиздавалась и при жизни Бальзака, и после его смерти. В выпускаемом Фюрном, Дюбоше и Этцелем издании «Человеческой комедии» она, как уже говорилось, вошла в раздел «Аналитические этюды» (том 16, вышедший в августе 1846 года). В отличие от других своих произведений, «Физиологию» Бальзак при включении в «Человеческую комедию» почти не правил, поэтому между первым изданием и текстом, вошедшим в издание Фюрна, различий не очень много; совсем мало правки Бальзак внес также и в свой экземпляр этого издания (так называемый «исправленный Фюрн»).
Если история текста «Физиологии брака» довольно проста, то со вторым произведением, включенным в наш сборник, дело обстоит куда сложнее.
Впервые «Мелкие неприятности супружеской жизни» вышли отдельным изданием у Адама Хлендовского в 1846 году.
Однако этому событию предшествовала долгая и сложная история; из 38 глав книги лишь одна (первое предисловие) никогда не печаталась до выхода издания Хлендовского. Все остальные уже были опубликованы прежде в разных изданиях, хотя при включении в окончательный вариант Бальзак подверг их более или менее серьезной правке (самые значительные из этих изменений отмечены в наших примечаниях).
Первые наброски относятся еще к 1830 году: 4 ноября 1830 года в первом номере еженедельника «Карикатура» был опубликован очерк «Соседи» за подписью Анри Б… – история жены биржевого маклера, которая из-за тесноты парижского жилья стала свидетельницей супружеского, как ей казалось, счастья соседей напротив, а потом выяснилось, что белокурый юноша, с которым соседка так счастлива, ей вовсе не муж (эта история в слегка измененном виде превратилась впоследствии в главу «Французская кампания»). Через неделю, 11 ноября 1830 года Бальзак напечатал за подписью Альфред Кудрё (один из его тогдашних псевдонимов) в том же еженедельнике очерк «Визит врача», в котором намечены основные линии будущей главы «Соло для катафалка».
Следующим этапом на пути к отдельному изданию «Неприятностей» стал цикл из 11 очерков, печатавшийся в еженедельнике «Карикатура» с 29 сентября 1839-го по 28 июня 1840 года[36]. Цикл озаглавлен «Мелкие неприятности супружеской жизни». Использованное в заглавии слово misères (неприятности, невзгоды) имеет давнюю историю. С начала XVIII века во Франции в популярной «голубой библиотеке» (называвшейся так по цвету обложек) печатались для простого народа рассказы в стихах и в прозе о misères разных ремесленников. Каждая книжка была посвящена misère какого-нибудь одного ремесла, но они осознавались как серия, а порой и объединялись под одной обложкой (например, в книге 1783 года «Невзгоды рода людского, или Забавные жалобы касательно обучения разным художествам и ремеслам в городе Париже и его окрестностях»[37]). Названия со словом misères оставались в употреблении и в XIX веке: так, в 1821 год Скриб и Мельвиль сочинили комедию-водевиль «Мелкие неприятности человеческой жизни», а в 1828 году Анри Монье, которого Бальзак высоко ценил[38], выпустил серию из пяти литографий под общим названием «Мелкие неприятности человеческие» («Petites misères humaines»). Между прочим, Бальзак и сам использовал слово misères не только в названии «Мелких неприятностей»: напомню, что тот роман, который известен русскому читателю как «Блеск и нищета куртизанок», по-французски называется «Splendeurs et misères des courtisanes»[39].
Очерки, вошедшие в первые «Неприятности» 1839 года, заголовков не имели, но были пронумерованы. При включении в окончательный текст Бальзак изменил их порядок и дал каждому название; это главы «Придирки», «Открытия», «Постановление», «Женская логика», «Воспоминания и сожаления», «Неожиданный удар», «Страдания простой души», «Амадис-омнибус», «Заботливость молодой жены», «§ 2. Вариация на ту же тему» из главы «Обманутое честолюбие» и «Женское иезуитство». В этих очерках главные герои получают имена Адольф и Каролина. В апреле 1841 года Бальзак заключил договор с издателем Сувереном на выпуск очерков из второй «Карикатуры» отдельным изданием; к ним он собирался добавить новеллу, впервые опубликованную в августе 1840 года под названием «Фантазии Клодины»[40], однако в ноябре 1841 года договор был расторгнут.
В декабре 1843 года Бальзак, по обыкновению остро нуждавшийся в деньгах, заключил с другим издателем, Пьером-Жюлем Этцелем (с которым он активно сотрудничал в 1841–1842 годах, когда сочинял рассказы для сборника «Сцены частной и общественной жизни животных»), договор на текст под названием «Что нравится парижанкам», который Этцель собирался включить в состав подготавливаемого им в то время коллективного сборника «Бес в Париже». В письме к Эвелине Ганской от 11 декабря 1843 года Бальзак пояснял, что этот текст, состоящий из девяти «мелких неприятностей супружеской жизни», станет окончанием уже начатой книги, которую он намерен напечатать в новом издании «Физиологии брака». Договор с Этцелем позволял Бальзаку публиковать новые тексты вне его сборника, но под другим заглавием, и заглавием этим как раз и должны были стать «Мелкие неприятности супружеской жизни». Впрочем, заглавие «Что нравится парижанкам», обозначенное в договоре с Этцелем, впоследствии было изменено, и в шести выпусках «Беса в Париже», вышедших из печати в августе 1844 года, еще десять очерков будущих «Неприятностей» фигурировали под общим заглавием «Философия супружеской жизни в Париже». В окончательном издании эти очерки превратились в следующие главы: «Наблюдение», «Брачный слепень», «Каторжные работы», «Желтые улыбочки», «Нозография виллы», «Неприятность от неприятности», «Восемнадцатое брюмера супружеской жизни», «Искусство быть жертвой», «Французская кампания», «Соло для катафалка» (два очерка, которые, как уже говорилось, в первоначальном виде были напечатаны еще в 1830 году) и, наконец, последняя глава «Толкование, объясняющее, что означает felicità в оперных финалах». Хотя работал Бальзак над этими главами в очень сложных условиях, преодолевая сильные головные боли, текст вышел легкий и остроумный и, как констатировал сам автор в письме к Ганской от 30 августа 1844 года, имел большой успех. Поэтому Этцель решил издать его отдельно. Книга эта сначала, с июля по ноябрь 1845 года, публиковалась опять-таки в виде отдельных выпусков под тем же заглавием, которое было использовано внутри «Беса в Париже» («Философия супружеской жизни в Париже»), а затем вышла в виде книжечки с датой 1846 и под заглавием «Париж в браке. Философия супружеской жизни», данным по аналогии с выпущенными в той же серии книжечками Эжена Бриффо «Париж на воде» и «Париж за столом». Оригинальность этого издания составляет не текст (Бальзак его не правил), а иллюстрации Гаварни; на обложке как отдельных выпусков, так и всей книги эти иллюстрации были названы «комментариями»: «с комментариями Гаварни».
Между тем 25 февраля 1845 года Бальзак подписал договор с Адамом Хлендовским и предоставил ему право издать сначала отдельными выпусками, а затем в виде книги сочинение под заглавием «Мелкие неприятности супружеской жизни», куда войдут как уже напечатанные части, включая ту, что появилась в «Бесе в Париже», так и новые главы, которые Бальзак обязался представить через три месяца, но в реальности сделал это немного позже. Как видим, Бальзак вернулся к заглавию «Мелкие неприятности супружеской жизни», впервые использованному в 1839–1840 годах; его «коммерческую ценность» увеличил успех книги «Мелкие неприятности человеческой жизни», вышедшей в 1843 году с текстом Олд Ника (псевдоним Эмиля Форга) и иллюстрациями Гранвиля[41]. Первый выпуск издания Хлендовского вышел в свет 26 июля 1845 года; Хлендовский начал печатание с уже готовых текстов, почерпнутых сначала из «Карикатуры» 1839–1840 годов, а затем из «Беса в Париже». Тем временем Бальзак вернулся в Париж из путешествия по Европе и в сентябре приступил к сочинению последней части. В окончательном издании эти очерки превратились в главы второй части: «Второе предисловие», «Мужья через два месяца», «Обманутое честолюбие», «Без дела», «Нескромности», «Грубые разоблачения», «Отсроченное блаженство», «Напрасные хлопоты», «Дым без огня», «Домашний тиран», «Признания», «Унижения», «Последняя ссора», «Провал», «Каштаны из огня», «Ultima ratio». Бальзак сначала опубликовал их под общим заглавием «Мелкие неприятности супружеской жизни» 2–7 декабря 1845 года в шести номерах газеты «Пресса», с тем чтобы потом предоставить Хлендовскому. Публикацию предваряет короткое предисловие Теофиля Готье, объясняющее, что публикуемые главы служат продолжением тех, которые уже выпустил Хлендовский, а также что в этой части роли поменялись и женщина из мучительницы превратилась в мученицу.
Бальзак читал верстку всех этих элементов отдельного издания и вносил туда правку до начала 1846 года. Выпуски Хлендовского выходили из печати до начала июля 1846 года, а вскоре (точная дата неизвестна, поскольку эта книга не была объявлена в еженедельнике «Bibliographie de la France») вышло и отдельное издание с 50 гравюрами и двумя с половиной сотнями рисунков в тексте, буквиц и т. д., выполненных Берталем. Бальзак внес в свой экземпляр некоторые исправления в расчете на переиздание, однако оно при его жизни в свет так и не вышло. В том же 1846 году, но чуть раньше (по-видимому, в мае-июне) увидело свет и другое, на сей раз неиллюстрированное отдельное издание «Неприятностей», также не объявленное в «Bibliographie de la France», но, в отличие от издания Хлендовского, выходившее не под контролем Бальзака. Дело в том, что еще в сентябре 1845 года финансовые затруднения заставили Хлендовского уступить часть прав на будущее издание «Неприятностей» издателям Ру и Кассане и их типографу Альфреду Муссену. Бальзаку эта сделка была не по душе, но противиться ей он не мог, однако и участия в подготовке этого издания не принимал, а потому, хотя оно и вышло из печати раньше издания Хлендовского, оригинальным изданием «Неприятностей» считается именно это последнее. На титульном листе издания Ру и Кассане было выставлено: «Физиология брака: Мелкие неприятности супружеской жизни», однако текст «Физиологии» в нем не напечатан и ее название использовано исключительно для привлечения читательского интереса, а также, возможно, чтобы намекнуть на связь новой книги с «физиологиями» начала 1840-х годов.
Судя по договору с Хлендовским, Бальзак предполагал напечатать «Неприятности» «в составе „Физиологии брака“». А из юридического документа, который Бальзак получил 22 ноября 1845 года от типографа Муссена (это было так называемое «предупреждение для должника» о необходимости выполнить долговые обязательства), известно, что Хлендовский получил от Бальзака разрешение издать «Неприятности» в качестве томов третьего и четвертого «Физиологии брака».
Тем не менее Хлендовский это намерение не осуществил; сходным образом и в выпущенный в августе 1846 года последний, 16-й том первого издания «Человеческой комедии» в раздел «Аналитические этюды» вошел всего один такой «этюд», а именно «Физиология брака». Возможно, причина в том, что это издание готовилось весной 1846 года, когда Бальзак путешествовал с Ганской по Италии и Швейцарии и не мог внести в текст коррективы, необходимые для объединения двух текстов в одном разделе «Человеческой комедии». Однако и письмо к Ганской, и договор с Хлендовским свидетельствуют о том, что объединение двух текстов входило в планы писателя. Правда, в каталоге, который он составил в 1845 году для второго издания «Человеческой комедии», «Неприятности» не упомянуты. Однако это может объясняться просто тем обстоятельством, что Бальзак планировал печатать их не отдельно, а в составе «Физиологии брака». А об их планируемом включении в состав «Человеческой комедии» можно судить, в частности, по самому тексту: сочиняя последнюю порцию очерков для «Прессы», Бальзак ввел в нее имена некоторых «повторяющихся персонажей», которые фигурируют во многих произведениях «Человеческой комедии»; ясно, что таким образом он хотел «привязать» «Неприятности» к основному ее корпусу[42]. Кроме того, в тексте «Неприятностей» есть прямые указания на родство двух текстов: в главе «Ultima ratio» Бальзак замечает, что данное сочинение «относится к „Физиологии брака“, как История к Философии, как Факт к Теории» (с. 677). Есть в тексте и несколько других отсылок к «гнусным принципам „Физиологии брака“» (они отмечены в наших примечаниях). Наконец, еще более убедительна ссылка на ту правку, которую Бальзак в 1846 году внес в «Физиологию брака»: в нескольких местах он ввел в текст имена Адольфа, Каролины и даже госпожи де Фиштаминель, которых не было в предыдущих изданиях. На связь с «Физиологией брака» указывал и выпущенный в 1846 году рекламный проспект к изданию Хлендовского, где две бальзаковские книги о браке названы «альфой и омегой супружества».
Поэтому вполне логичным было решение издателя Уссьё, который в своем издании «Человеческой комедии» (т. XVIII, 1855) первым включил «Неприятности» в раздел «Аналитические этюды», где они идут следом за «Физиологией брака».
Уссьё не имел доступа к авторскому экземпляру издания Хлендовского, куда Бальзак, как уже было сказано, внес некоторые исправления, и счел более верным вставить в свое издание некоторые пассажи из того варианта текста, который был напечатан в сборнике «Бес в Париже» (именно поэтому в издании Уссьё у «Неприятностей» иной финал). Однако поскольку изъявлением последней авторской воли следует считать исправленный экземпляр издания Хлендовского, публикатор этого текста в авторитетном издании «Библиотека Плеяды» Жан-Луи Триттер выбрал для воспроизведения именно его, и наш перевод выполнен по этому изданию.
Исследователи женской участи в «Человеческой комедии» и бальзаковского отношения к женщине приходят к выводу, что в его сознании существовала некая утопия – представление об идеальном браке: это установление он считал необходимым[43], но желал, чтобы в его основе лежали и разум, и любовь. Утопичность подобного идеала Бальзак ясно сознавал, но не менее ясно он сознавал и другое: разум без страсти так же не может принести женщине абсолютного счастья в браке, как и страсть без разума. Доказательству этого тезиса посвящен роман «Воспоминания двух юных жен» (1842) – переписка двух подруг, одна из которых, Луиза, выходит замуж по страстной любви и оба раза терпит страшную неудачу (первого мужа замучила своей требовательностью, а второго ошибочно приревновала и с горя довела до смерти саму себя), а другая, Рене, выходит замуж по расчету и, не любя мужа, всю себя посвящает детям, пытаясь восполнить таким образом страсть, отсутствующую в ее браке. Обеим случается пережить моменты счастья, но участь ни той, ни другой счастливой не назовешь.
В этом и других романах, специально посвященных семейной жизни, Бальзак рассматривает предельные «романические» ситуации; здесь кипят роковые страсти, затеваются интриги, вынашиваются грандиозные замыслы. Здесь происходят великие трагедии супружеской жизни. Но великие трагедии случаются не со всяким и вообще происходят преимущественно в романах. А как протекает повседневная жизнь обыкновенных супругов, что мешает им быть счастливыми? Книга, которую Бальзак озаглавил «Мелкие неприятности супружеской жизни», – именно об этом, и потому читателю легче отождествить себя с ее героями. Легче даже сегодня, по прошествии двухсот лет. Конечно, все происходит в старинных декорациях и старинных костюмах, однако соотношение персонажей семейной драмы или комедии остается прежним.
Этой актуальности «Мелких неприятностей» весьма способствует их оригинальное устройство.
Выше уже было сказано, что у Бальзака почти все романы и новеллы в той или иной степени посвящены браку, но в романах речь идет об историях конкретных супружеских пар, и это дает читателю возможность думать, что судьба данной несчастливой пары – не правило, а исключение. Правда, уже «Физиология брака» оставляла в этом отношении мало иллюзий, поскольку, рассказывая о женах, наскучивших брачными узами, подспудно, а иногда и прямо объявляла каждому мужу: так будет и с тобой. Но в «Мелких неприятностях» Бальзак пошел еще дальше: в книге два главных героя, Адольф и Каролина, однако это вовсе не герои в классическом смысле слова, с определенной внешностью и определенным характером. В самом начале книги автор представляет своего персонажа следующим образом:
Может быть, это стряпчий при суде первой инстанции, может быть, капитан второго ранга, а может, инженер третьего класса или помощник судьи или, наконец, юный виконт. Но вероятнее всего, это жених, о котором мечтают все здравомыслящие родители, предел их мечтаний – единственный сын богатого отца!.. ‹…› Этого феникса мы будем звать Адольфом, каковы бы ни были его положение в свете, возраст и цвет волос.
А в газете «Пресса» 2 декабря 1845 года к публикации главы «Обманутое честолюбие» сделано примечание:
Каролина в этой книге воплощает типическую жену, а Адольф – типического мужа; автор поступил с мужьями и женами так, как журналы мод поступают с платьями; он создал манекены.
Во французском языке перед именами собственными артикль не употребляется, однако Бальзак порой прибавляет к именам главных героев «Мелких неприятностей» неопределенный артикль и называет их: un Adolphe, une Caroline, то есть один из Адольфов, одна из Каролин; в других местах к тем же именам прибавлены указательные местоимения: этот Адольф, эта Каролина. Любовник же всякой Каролины непременно именуется Фердинандом (меняются только их порядковые номера: за Фердинандом I следует Фердинанд II). Комментаторы отмечают в тексте хронологические или биографические неувязки: сначала Каролина единственная дочь, а на следующей странице у нее вдруг обнаруживается сестра, Каролина первой части родилась в Париже, а Каролина второй – провинциалка, Адольф первой части скорее всего рантье, а во второй части он второстепенный литератор, Каролина то кокетка и модница, то богомолка и ханжа. В главе «Обманутое честолюбие» фамилию Шодорей носит сам Адольф, и этот Адольф Шодорей издает газету; а чуть ниже, в главе «Грубые разоблачения», муж Адольф и газетчик Шодорей оказываются двумя разными лицами. Легко было бы списать эти неувязки на фрагментарность книги, создававшейся в спешке и по частям[44], но дело, думается, вовсе не в том. Если «Физиология брака», при всей ее новизне, в жанровом отношении была многим обязана предшествующим «Кодексам» и вообще полна заимствований из литературы XVIII века и более ранних эпох, то «Мелкие неприятности» – книга экспериментальная; недаром современный исследователь упоминает в связи с ней пьесу Пиранделло «Шесть персонажей в поисках автора»[45], а современная исследовательница вообще называет эту книгу предвестницей основанного в 1960 году французского «Цеха потенциальной литературы» (OULIPO)[46].
В самом деле, один из самых видных членов этой группы, великий выдумщик Раймон Кено в 1967 году написал маленькое произведение под названием «Сказка на ваш вкус», где сначала читателю предоставляется выбирать, кого он хочет видеть ее героями: три маленькие горошины, три длинные жерди или три хилых кустика, а затем определять их дальнейшие действия. Так вот, Бальзак за сто двадцать лет до Кено предоставляет своему читателю сходную свободу.
Реплика мужа, оценивающего вид жены перед поездкой на бал, передана следующим образом:
«Я никогда не видел тебя так прекрасно одетой. – Голубой, розовый, желтый, пунцовый (выбирайте сами) тебе удивительно к лицу» (с. 500).
Реплика мужа, рассказывающего жене о якобы выгодном коммерческом предприятии, в которое он собирается вложить деньги, звучит так:
«Ты хотела того! Ты хотела этого! Ты мне сказала то! Ты мне сказала это!..» Одним словом, вы в мгновение ока перечисляете все фантазии, которыми она столько раз надрывала вам сердце (с. 514), –
но сами фантазии опять-таки оставлены на усмотрение читателя[47]. А когда дело доходит до записки, найденной женой и позволяющей уличить мужа в измене, то Бальзак приводит сразу четыре варианта этого любовного послания:
Первая записка сочинена гризеткой, вторая – знатной дамой, третья – претенциозной мещанкой, четвертая – актрисой; из числа этих женщин Адольф выбирает своих красавиц (с. 659).
Эта «вариативность» «Мелких неприятностей» напоминает о том, что нередко забывают: при всей традиционности тех литературных жанров, в которых он работал (роман, рассказ), Бальзак был самым настоящим новатором; система повторяющихся персонажей, переходящих из одного произведения в другое, в той форме, какую придумал и развивал он, также опередила свое время и предсказала некоторые открытия модернизма: ведь биографию своих персонажей Бальзак выстраивает нелинейно, зачастую нарушая хронологию и предоставляя читателю самому восстанавливать недостающие звенья[48].
Впрочем, «предсказывает» Бальзак не только модернизм и постмодернизм ХХ века, но и словесность, более близкую к его эпохе. При чтении некоторых пассажей «Мелких неприятностей» трудно отделаться от ощущения, что здесь в свернутом виде заложена будущая «Анна Каренина»: «Все женщины, должно быть, помнят об этой прескверной мелкой неприятности – последней ссоре, которая зачастую вспыхивает из-за сущего пустяка, а еще чаще – из-за непреложного факта, из-за неопровержимого доказательства. Это жестокое прощание с верой, с ребячествами любви, с самой добродетелью, пожалуй, так же прихотливо, как сама жизнь. Как и сама жизнь, оно протекает в каждой семье на свой особенный лад» (с. 658; курсив мой. – В. М.) – и в другом месте: «Адольф, подобно всем мужчинам, находит утешение в жизни общественной: он выезжает, хлопочет, занимается делами. Но для Каролины все сводится к одному: любить или не любить, быть или не быть любимой» (с. 620). Не берусь утверждать, что Толстой помнил о «Мелких неприятностях», когда сочинял свой роман, но вообще с произведениями Бальзака он был знаком хорошо, хотя отзывался о нем, как и о многих других авторах, разноречиво, в диапазоне от «чушь» до «талант огромный»[49].
Разумеется, вариативность внутри одного и того же социального или профессионального типа разрабатывали также упомянутые выше юмористические «физиологии» начала 1840-х годов. Например, в коротких главках «Физиологии женатого мужчины» (1842), сочиненной знаменитым автором популярных романов Полем де Коком, описаны разновидности супругов: ревнивый, придирчивый, чересчур заботливый, ласковый на людях, но невыносимый за закрытыми дверями и проч. Однако все эти мужья преподносятся читателю как совершенно разные, бальзаковский же Адольф, хотя и вмещает в себя множество разных мужей, одновременно, как это ни парадоксально, остается одним и тем же персонажем.
Еще одна оригинальная особенность «Мелких неприятностей» заключается в том, что эта книга «обоеполая».
Хотя в «Физиологии брака», как уже говорилось, многие страницы проникнуты сочувствием к женщине, все-таки формально книга эта с начала до конца написана с точки зрения мужчины; это руководство для мужа – как не стать рогоносцем. «Мелкие неприятности», несмотря на многие совпадения отдельных сюжетов (таких, например, как взаимоотношения мнимо больной жены с врачом или рассказ о силе женской «трещотки»), построены иначе. В начале второй части Бальзак открыто объявляет о намерении соблюсти в своей книге интересы обоих полов и сделать ее «в большей или меньшей степени гермафродитом». На этом «гермафродитизме» «Мелких неприятностей» Бальзак настаивал начиная с конца 1830-х годов, однако формы его воплощения мыслил по-разному. 3 ноября 1839 года в газете «Карикатура» перед очередным фрагментом «Неприятностей» была напечатана следующая полушутливая, полусерьезная заметка, разъясняющая намерения автора (явно с его ведома):
Главный редактор этой газеты получил уже двадцать семь рекламаций (причем не оплаченных отправителями) касательно тенденции «Мелких неприятностей супружеской жизни», которые представляются нашим остроумным корреспонденткам направленными исключительно против женщин. Не для того, чтобы оправдать нашего сотрудника, но для того, чтобы избегнуть новых рекламаций, мы вынуждены открыть намерения автора, которому дамы должны были бы оказать куда больше доверия: «Мелкие неприятности супружеской жизни», подобно публичным баням, имеют два отделения: мужское и женское. Всякий разговор о браке сулит и дьяволу, и карикатуристу двойную поживу. Отныне, чтобы избежать монотонности, мы будем чередовать мелкую неприятность женского рода с мелкой неприятностью рода мужского.
Впрочем, в публикации «Карикатуры» этот принцип выдержан не вполне; из одиннадцати очерков только три представляют женскую точку зрения. В окончательном же варианте Бальзак избрал другой путь: не чередование женских и мужских глав, а разделение всей книги на две части, или, если подхватить «банную» метафору, на два отделения – мужское и женское. В середине текста, во «Втором предисловии» он признается, что у его книги есть две половины, мужская и женская: «ведь для того чтобы вполне уподобиться браку, книга эта обязана стать в большей или меньшей степени гермафродитом». Дидро в статье «О женщинах», которую Бальзак многократно цитирует в «Физиологии брака», упрекает автора книги «Опыт о характере, нравах и духе женщин в разные века» (1772) А. – Л. Тома в том, что книга его «не имеет пола: это гермафродит, у которого нет ни мужской силы, ни женской мягкости», то есть употребляет применительно к книге слово «гермафродит» с неодобрительной оценкой; Бальзак же, напротив, видит в «гермафродитизме» своей книги ее преимущество. Шутливый «гермафродит» вполне соответствует в этом смысле гермафродиту серьезному – Серафите, героине одноименного романа (1834), фантастическому существу, в котором смешаны не только свойства человеческие и ангельские, но также и начала мужское и женское. Серафита – воплощение единого человечества, очистившегося от скверны; впрочем, обычным людям она предстает в форме, доступной их чувствам: женщинам в виде мужчины Серафитуса, а мужчинам – в виде женщины Серафиты. Конечно, от этих мистических видений до иронических скетчей «Мелких неприятностей» – дистанция очень большая. И тем не менее «обоеполость» – структурообразующая и содержательная основа книги. В самом деле, если в первой части жена выступает преимущественно в роли глупой, сварливой и вздорной фурии, то вторая часть показывает, как отвратительно порой ведут себя мужья и сколько мелких, но в высшей степени чувствительных неприятностей они могут доставить своим несчастным женам грубостью и нечуткостью, бесталанностью и неверностью.
Бальзаковеды, как правило, говорят о «Мелких неприятностях» как о книге безрадостной, разочарованной и жестокой по отношению к супружеской жизни. Арлетт Мишель, автор диссертации о любви и браке в «Человеческой комедии», пишет, что если «Физиология брака» – книга человека, который может насмехаться над браком как он есть, потому что верит в само это установление, то «Мелкие неприятности» – книга человека, который в брак не верит вовсе, и потому насмешки его принимают безнадежно циничный характер[50]. Тут современная исследовательница почти дословно повторяет то, что писали о «Мелких неприятностях» благонамеренные критики-современники; католический «Цензурный бюллетень» в феврале 1846 года осудил новое сочинение Бальзака в следующих словах:
нет ничего более печального и более тяжелого для чтения, чем этот рассказ об общественных язвах, исследованных с тем хладнокровием, с каким химик изучает яд, и сведенных к алгебраическим формулам и аксиомам, с последней из которых мы никак не можем согласиться[51].
Последняя же эта аксиома гласит: «Счастливы лишь те пары, которые устроили себе брак вчетвером».
На мой взгляд, дело в «Мелких неприятностях» обстоит вовсе не так безрадостно. Хотя в проспекте к изданию Хлендовского подчеркнута именно «боевая» составляющая книги: «Франция, чье призвание – войны, превратила брак в битву»[52], – на самом деле «Мелкие неприятности» в гораздо большей степени, чем «Физиология брака», – книга о способах достижения супружеского мира, о том, как супругам состариться вместе если не в любви, то хотя бы в согласии. Мужу из «Физиологии брака» не придет в голову вопрос: как понравиться жене? как угадать «ее чувства, капризы и желания (три слова, обозначающие одну и ту же вещь!)» (с. 540). Жене из «Физиологии брака» тоже не придет в голову угодить мужу его любимыми «шампиньонами по-итальянски» (с. 637). Ощущение же безрадостности при чтении «Мелких неприятностей» возникает, возможно, потому, что, как тонко заметил бальзаковед Ролан Шолле, эта книга резко отличается от всех прочих произведений «Человеческой комедии» заурядностью своих персонажей. Любимые герои Бальзака – творцы, гении, исполины, люди, объятые сильнейшей, пусть даже пагубной страстью; но в «Мелких неприятностях» все обстоит иначе: эта книга – о посредственностях[53]. Даже в «Физиологии брака» Бальзак упоминает «человека выдающегося, для которого написана эта книга» и таким образом поднимает планку. В «Мелких неприятностях» он ее опускает: и неприятности мелкие, и Адольф не более чем разновидность «провинциальной знаменитости в Париже» – посредственный литератор, не имеющий ни поэтического дара, ни сильных чувств, отличавших Люсьена де Рюбампре, героя одноименной части романа «Утраченные иллюзии» (1839).
Но зато тем самым и герои, и их проблемы становятся ближе к «среднему читателю». Супружеские споры по поводу воспитания ребенка; муж, всякую минуту донимающий жену вопросом: «А что ты делаешь?»; неделикатные мужья, при всех именующие жену «мамочкой», «киской» или «персиком», и жены, изводящие мужей упреками и подозрениями, – все это, казалось бы, мелочи (как и было сказано), но они порой способны испортить жизнь не хуже иных трагических происшествий. Свободное построение «Мелких неприятностей», где герои – манекены без определенных привычек, с которыми каждому читателю особенно легко отождествиться, делает эту книгу поучительной без занудства. Возможному отождествлению способствует и тот факт, что почти вся книга выдержана в настоящем времени: это не рассказ о завершившейся истории конкретного персонажа с конкретным характером, это вечно длящаяся история «всех и каждого», пустая рама, в которую каждый может вставить свое лицо. В еще большей степени, чем «Физиология брака», «Мелкие неприятности» – своеобразное пособие по практической психологии семейной жизни, только, в отличие от многих пособий, написанных профессиональными учеными, остроумное и блестящее.
Несколько слов о русской судьбе обоих произведений, вошедших в наш сборник.
Если во Франции издательская история «Физиологии брака» сложилась, как было сказано выше, весьма счастливо, то в России дело обстояло иначе. Первый перевод на русский язык фрагмента из «Физиологии брака» (и вообще из произведений Бальзака) был опубликован в «Дамском журнале» под названием «Мигрень» (текст взят из первого параграфа Размышления XXVI «О различных видах оружия»)[54]. Цензурное разрешение этого номера датировано 8 марта 1830 года. В тот момент «Физиология брака» была еще абсолютной новинкой. Под текстом русской публикации выставлено: «Из Physiologie du mariage». Автор не указан, и это вполне естественно. Бальзак к тому времени подписал собственным именем один-единственный роман «Последний шуан», и хотя, как сказано выше, для французской публики имя автора «Физиологии» не было загадкой, в России его вполне могли еще не знать. Практически одновременно, меньше чем через месяц, в журнале «Галатея» (цензурное разрешение 2 апреля 1830 года) в разделе «Смесь» появилась следующая заметка:
Рассказывают, что в Париже случилось недавно следующее ужасное происшествие: одна знатная дама сделалась в прошедшем месяце отчаянно больна; родственники собрались у ее постели. Настала полночь; всеобщее молчание прерывалось хрипением умирающей и треском дров, горевших в камине. Вдруг из камина выбрасывает с треском горящий уголь на средину паркета; умирающая внезапно вскрикивает, открывает глаза, вскакивает с постели и, схватив щипцами уголь, бросает в камин; сделав такое напряжение, она падает без чувств на пол; ее поднимают и относят на постель, где она вскоре и умерла. Родственники, значительно посмотрев друг на друга и потом на черное пятно, оставшееся на паркете от угля, приказали немедленно взломать пол, из-под которого вынули ящик. Но каково было их удивление, когда, открыв оный, они нашли в нем мертвую голову супруга покойницы, о котором до сих пор думали, что он остался в Испании![55]
Заметка подана как реальное происшествие, о каких русские журналы того времени в разделе «Смесь» рассказывали во множестве; так, на соседних страницах «Галатеи» находим рассказы о молодом человеке из Севильи, который «подобно совам, летучим мышам и т. п. видит только ночью, а днем выходит с проводником», и о сидящем в римской тюрьме «ужасном бандите Гаспарони», который «умертвил 143 человека»[56]. Ни Бальзак, ни «Физиология брака» в «Галатее» не упомянуты; между тем очевидно, что источником для нее послужил анекдот о происшествии в Генте из «Введения» к «Физиологии» (см. с. 60–61). Анонимный русский перелагатель опустил все то, что впоследствии служило отличительной чертой бальзаковской манеры и вызывало у одних читателей восхищение, а у других – резкое неприятие, а именно – страсть к подробностям в описаниях (то, что Пушкин называл «близорукой мелочностью французских романистов»[57]). В заметке из «Галатеи» пересказана, в сущности, лишь фабула бальзаковской истории. Исходя из этого, можно предположить, что сотрудник «Галатеи» ориентировался даже не непосредственно на книгу Бальзака, а на сжатый пересказ этого эпизода в рецензии на нее Жюля Жанена, опубликованной в газете «Журналь де Деба» 7 февраля 1830 года[58].
Затем на несколько десятков лет история русской «Физиологии брака» полностью прервалась[59]. В 1900 году в журнале «Вестник иностранной литературы» был опубликован перевод В. Л. Ранцова; Ранцов перевел книгу с начала до конца, но выпустил некоторые абзацы оригинала, например раблезианские пассажи из Размышления I, а в некоторых местах подверг текст Бальзака нравственной «цензуре»: афоризм «Каждой ночи потребно особое меню» превратился у него в максиму гораздо более вегетарианскую: «Каждый день должен быть своеобразен», а афоризм «Брак всецело зависит от кровати» вообще был заменен вопросом «В чем суть супружества?». После выхода этого перевода вновь наступила почти вековая пауза, и только после 1995 года, когда в издательстве «Новое литературное обозрение» был впервые опубликован наш перевод, «Физиология брака» в полном виде стала доступна русскому читателю[60].
Русская история «Мелких неприятностей» немногим богаче, чем у «Физиологии брака». 26 августа 1840 года в «Северной пчеле» под заголовком «Маленькие неприятности супружеской жизни. Статья Бальзака» была напечатана глава, которая позже получила название «Иезуитство женщин» (перевод был выполнен по публикации в газете «Карикатура»).
В 1846 году в сборнике «Бес в Париже» был напечатан под заголовком «Философия супружеской жизни в Париже» перевод тех глав, которые вошли в первую часть французского сборника «Le Diable à Paris».
В том же 1846 году «Библиотека для чтения» опубликовала в томе 74 под названием «Маленькие несчастия супружеской жизни» перевод (местами сокращенный до пересказа) тех глав, которые Бальзак напечатал в газете «Пресса» (перевод был выполнен стремительно: публикация в «Прессе» закончилась 7 декабря по новому стилю, а том русского журнала получил цензурное разрешение 31 декабря 1845 года по старому стилю).
Наконец, во второй половине XIX века вышли и два отдельных издания: в 1876 году в Москве в переводе Н. А. Путяты и в 1899 году в Санкт-Петербурге в переводе бабушки А. Блока Е. Г. Бекетовой (перевод вошел в том 20 собрания сочинений Бальзака в издании Пантелеева). С 1899 года «Мелкие неприятности супружеской жизни» на русском языке не издавались.
Перевод Путяты известен только по библиографическим указателям; в единственной библиотеке, где эта книга значится в каталоге (ГПБ в Санкт-Петербурге), ее «нет на месте с 1956 года»[61], что же касается переводов Ранцова и Бекетовой, они интересны как факт истории перевода, но нелегки для чтения. Бекетова переводит фразу: «Милая моя, не надо так горячиться» как «Милая моя, с чего же ты пылишь?», а у Ранцова персонаж, способный «расслышать, как растут трюфели», превращается в человека, который «слышит, как растет в поле травка!». Использование слов, которые сейчас значат совсем не то, что сотню лет назад; некоторые не слишком удачные обороты (такие, как «любовь, осложненная изменою мужу» у Ранцова или «дутье, вогнанное внутрь» у Бекетовой) и, наконец, своеобразная «цензура», о которой уже шла речь выше, – все это зачастую делает бальзаковского повествователя в старых переводах смешным. Между тем он был ироничным и остроумным, но смешным – никогда.
Перевод выполнен по изданию: СН. Т. 11 (Physiologie du mariage) и 12 (Petites misères de la vie conjugale), где воспроизведен текст, напечатанный в издании Фюрна. В примечаниях использованы комментарии Рене Гиза к «Физиологии брака» и Жана-Луи Триттера к «Мелким неприятностям супружеской жизни». Для настоящего издания мой перевод «Физиологии брака», впервые опубликованный в 1995 году и с тех пор несколько раз переиздававшийся, выверен и переработан, а примечания значительно расширены, в том числе за счет указания на источники, неизвестные французским комментаторам[62].