Мелочи жизни (сборник)

СЕМЬЯНИН

Мою первую жену звали Люся, и была она такой же озорной первокурсницей, как и я сам. К раннему супружеству нас подтолкнули любовь и дилетантские представления о счастье.

Родители наши, застигнутые врасплох, ничего, кроме благословения, на тот момент предложить не смогли, и мне пришлось взвалить на себя обязанности ассенизатора, чтобы получить отдельную комнату в общежитии и восемьдесят рублей прибавки к стипендии. Каждое утро в шесть часов я обходил уборные с мешком и веником, одетый в комплект противохимической защиты, и ликвидировал чужие промахи. После чего возвращался под теплое одеяло к жене, источая профессиональные ароматы.

По выходным я разгружал вагоны с мукой на макаронной фабрике, а однажды даже устроился в ночную бригаду менять трамвайные рельсы. Правда, не надолго, поскольку это занятие сильно подорвало мои мужские способности и успеваемость. Насчет первого еще как-то можно было договориться, но вот деканат входить в мое положение наотрез отказался, вывесив в один прекрасный день мою фамилию в списке претендентов на отчисление.

Тогда я взял паузу и крепко задумался. Прежде всего, о том, что арифметика крайне далека от жизни. Гораздо дальше, чем декабристы от народа. До женитьбы мне хватало сорока рублей стипендии, чтобы усмирить свои базовые инстинкты, но после объединения наших с Люсей бюджетов мы едва сводили концы с концами. И это с учетом гонорара за чистку сортиров.

Из раздумий меня вывела жена, заявив, что беременна и хочет по такому случаю ожерелье, которое видела на прошлой неделе в ювелирном. В подарке, разумеется, я ей отказал, за что был немедленно переведен на малокалорийные супы с присвоением обидного звания «слабака». Так возникла первая серьезная трещина в наших семейных отношениях.

На улице стоял май, самым вопиющим образом указывая на контраст между тем, что происходило в природе и за стенами моего дома. И я малодушно ушел в трехнедельный запой, вернувшись из которого, застал дома двух женщин вместо одной. Люсина мама со свежими силами взялась за мое воспитание, в результате чего, с интервалом в один месяц, состоялись аборт и развод.

Теперь, по прошествии многих лет, я понимаю, что не сделал никаких выводов из первого неудачного опыта и не смог правильно распорядиться вновь дарованной мне свободой.

Девушка Надя показалась мне воплощением самых смелых мужских мечтаний, и я без раздумий доверился ей. Не удивительно, что и финал получился таким же плачевным. Зарплата моя, правда, составляла на тот момент сто восемьдесят рублей, но это все равно не избавило нас от выяснения финансовых отношений, которым мы самозабвенно предавались в минуты, свободные от любовных игр. Ну, и заводское общежитие, любезно предоставленное мне, как молодому специалисту, не устраивало ни одну из сторон.

Получив очередной штамп о разводе в паспорт, я подумал о том, что скоро в нем закончатся страницы, если вовремя не умерить пыл. И я клятвенно пообещал себе, что к выбору свой следующей (окончательной) спутницы жизни подойду со всей тщательностью и осторожностью.

Мне сразу же повезло.

Девушка Таня была обеспечена деньгами и жилплощадью на ближайшие восемьдесят лет, поэтому ее мало интересовали мои доходы. Но я все равно решил не торопиться с официальным оформлением, чтобы убедиться в прочности чувств, связавших нас. Таня поддерживала меня в выбранной стратегии, поскольку у нее самой имелся печальный опыт ведения совместного хозяйства.

В новых условиях я немного оброс жирком и заматерел, потому что не выходил за пределы территории дивана без крайней необходимости. Казалось, всех и всё устраивало. Я даже начинал полагать, что так будет продолжаться вечно.

Каково же было мое удивление, когда на второй год нашей беззаботной жизни, Таня вдруг ни с того ни с сего завела разговор о браке. В качестве аргументов она приводила все те же доводы, с помощью которых мы ранее отговаривали себя от этого рискованного шага. Мой внутренний голос охрип, пытаясь помешать свершению неизбежного. В конце концов, сказал я себе, испытательный срок она успешно прошла.

Все изменилось сразу же после пышной и обстоятельной свадьбы. Не знаю, может, им подсыпают в ЗАГСе какой-нибудь яд. Вместо милого сердцу человека, с которым мы делили пищу и кров, в моем доме поселилось алчное, сварливое и неопрятное существо, упрекающее меня в отсутствии амбиций и тяги к созидательному труду.

Теща не отставала от нее, называя меня лоботрясом и неучем, не зная, что перед ней лежит бывший передовик производства.

Развод с Таней я переживал особенно сильно. Даже пару недель после процесса пожил на даче у приятеля, употребляя крепкое. Там, в ответ на свои стенания, я услышал такое откровение:

- Детей у вас не было, - сказал друг. - Вот и не срослось. Дети, они, знаешь, цементируют.

Идея мне показалась интересной, и я скорректировал свое поведение. Присмотрев девушку из деревни, с крепким станом и нервами, что, на мой взгляд, служило гарантией здорового материнства, я во время первого же свидания признался Гале, что хочу от нее детей. Пятерых. На меньшее я не соглашусь. Поэтому, если у нее другие планы на вечер, пусть ответит мне отказом немедленно. И разойдемся. Но Галя легко приняла мою точку зрения и уже через пару недель понесла.

Начались незабываемые моменты моей жизни. Походы по врачам, ночные приступы тошноты, прикладывание уха к ее животу — всё отдавало новизной и сулило многие удовольствия. Тогда же я познал всю безумную силу непредсказуемого женского характера.

Родился мальчик, которого я без споров разрешил назвать Варфоломеем, потому что так Гале привиделось во сне. А второй появилась на свет девочка Адельфина, потому что накануне сразу нескольким Галиным родственникам было соответствующее знамение. Я опять-таки уступил, хотя все эти потусторонние вещи и смущали меня, но зато мы договорились, что следующим сыном будет Степан, как того хочу я. Или Настя, если вдруг дочь.

Однако все последующие попытки зачатия оказались провальными. Врач сказал, что во время прошлых родов Гале повредили какой-то важный механизм, а без него она более ни на что не способна.

Мы не собирались сдаваться судьбе на милость, планируя реабилитационные курсы в Кисловодске, вычитанные из энциклопедии. Уже определились с точным названием санатория и стали откладывать деньги на путевку, но тут Галя неожиданно сломалась. Придя как-то домой со смены, я застал ее в шумной компании подруг и даже некоторых друзей. На следующий день гулянка повторилась.

На мои замечания и взывания к совести она отмалчивалась. Разгон сборищ тоже не приносил нужного результата, поскольку они просто перемещались в другое место. Галя располнела и перестала следить за собой. Она неприлично громко икала за столом и освобождалась от газов при всяком удобном случае.

Через год я покинул ее, не взяв себе ничего из совместно нажитого. В том числе и Варфоломея с Адельфиной. До слёз не хотелось расставаться с ними, но никакой отец, даже самый толковый, не заменит детям матери.

Оставшись в очередной раз один, я не спешил снова попасть в чьи-либо коварные путы. Моё вынужденное одиночество совпало по времени с отменой государственных гарантий на труд и его компенсацию. На улицах торговали вынесенным из дома хламом и рассчитывались в магазинах тысячными купюрами.

Мне посчастливилось по большому знакомству устроиться на биржу сырья и товаров крупного промышленного производства. Там я впервые в жизни увидел персональный компьютер, научился играть в «Wolfenstein», и потому засиживался подолгу у монитора, пытаясь преодолеть лабиринты и коварных врагов, подстерегавших меня за каждым поворотом. Иногда до самого утра.

Там мы и познакомились с Ириной, занимавшей должность директора биржи. Увидев меня на работе за компьютером в предрассветную пору, она благосклонно посмотрела в мою сторону, спросила, как зовут, а потом отдалась. Понятно, что при ее образе жизни ей не хватало времени на дискотеки и прочие заведения в поисках спутника жизни.

Я перебрался к ней со своим скромным скарбом и стал помощником в различных деликатных делах. Очень скоро я убедился, что биржа не имела никакого отношения ни к сырью, ни, тем более, к промышленному производству. Через кабинет Ирины проходили мешки с деньгами, как в прямом, так и в переносном смысле. Мы их сортировали, упаковывали, расчленяли на доли и передавали приходившим за ними субъектам. Кое-что перепадало и нам.

Ее знакомства смущали меня только поначалу. Эти небритые типы в спортивных штанах, менты с лоснящимися глазками, взбаламошенные предприниматели, носящиеся с партиями несуществующего товара, стали привычным антуражем моего рабочего дня. К тому же, я перешел с водки на кокаин, а это, я вам доложу, очень помогает сглаживать углы, так нелепо торчащие из самых неожиданных мест окружающей нас действительности.

Не скрою, мысли о побеге иногда навещали меня, но я гнал их с порога, как надоедливых попрошаек, потому что знал точно: развод будет бессмысленным и беспощадным. Меня отвезут куда-нибудь за город с мешком на голове и опустят в прорубь.

Но все разрешилось само собой.

Как-кто вечером мне позвонили из морга и попросили забрать тело. А по истечении нескольких дней в компании суровых мужчин я, на правах преемника, изложил бизнес-план на ближайшие годы. Меня не только не убили после доклада, но и дали добро на осуществление проекта.

Деятельность в качестве руководителя полукриминального предприятия мне нравилась не на все сто процентов. В моей новой работе имелись свои плюсы, не спорю, но потеря нервных клеток, конечно же, не сопоставима ни с какими дивидендами.

План бегства в Америку возник у меня поэтому вполне закономерно. Я заранее подготовился, получив визу через балетную труппу Большого Театра, за что пришлось выложить приличные спонсорские. Дождался, пока в сейфе не окажется подходящая сумма наличных, и рванул прямо с чемоданом в Шереметьево. Не дожидаясь досмотра, сдался одному порядочному таможеннику, и уже через неделю поселился в уютной двушке «на Манхэттене», обзавелся пуделем и новым автомобилем «Town Car».

Женщина не заставила себя ждать.

Марго оказалась чистокровной американкой. С паспортом, родственниками и белым пушистым котом Блэкки. Она помогла мне избавиться от акцента и некоторой части денег, но зато на корню пресекала все авантюрные проекты, которые периодически генерировал мой натренированный мозг. Я до сих пор благодарен ей за это.

Мы обвенчались в украинской церквушке на улице Тараса Шевченко — где-то в районе Второй Авеню - и уехали жить в Palm Beach, купив небольшой домик на пять комнат, с бассейном и пальмами, от которого до океана пешком занимало минут семь.

Сына назвать Степаном у меня опять не получилось, но тут я был полностью на стороне жены - имя Дэвид куда как более подходило американскому парню.

По выходным я сам готовил борщ и заставлял его есть всё моё семейство. Марго почему-то предпочитала тушеные на пару несоленые овощи, но к моим кулинарным наклонностям относилась с пониманием. В нашем чудесном дворике я посеял грядку с луком и петрушкой — как раз по периметру бассейна.

На остатки сбережений мы купили вино-водочный магазинчик. Приходивших периодически испаноговорящих рэкетиров я вежливо выставлял за дверь с помощью демонстрации «калаша» и наколки, которая досталась мне в подарок от Ириной братвы.

Оглядываясь сегодня в прошлое, я могу с уверенностью сказать, что союз с Марго стал лучшим в моей жизни. Он продлился почти четырнадцать лет. Марго совершенно не интересовали мои дела, и в свои она меня не приглашала. Уборкой дома занималась мексиканская нянечка, стрижкой газона — кубинский садовник, воспитанием сына — улица. Бывали периоды, когда мы не виделись неделями. Она всегда оставалась вежливой и предусмотрительной, целовала меня в щеку при встрече и облизывала с ног до головы в минуты близости.

Беда подкралась неожиданно. Марго заболела и слегла, и вот второй раз подряд я стал вдовцом.

Едва придя в себя от горя, я достал старые фотографии и разложил с их помощью своеобразный пасьянс. Все мои предыдущие жёны доверчиво улыбались мне. Дэвид помогал наводящими вопросами и едкими замечаниями, до которых он уже к тому времени дозрел. Я не чувствовал в себе сил для развязывания нового романа, но догадывался, что он неизбежен.

- Сын! - предложил я. - Давай-ка мы с тобой махнем куда-нибудь, где нет женщин и цивилизации.

- Без меня, - ответил отпрыск.

Поручив его бабке с дедом, я для разминки прокатился на Кубу, удивив перевозчика нелегалов тем, что двигался против основного потока. На Острове Свободы со мной приключился мимолетный флирт. Спасло от брака только то, что я предусмотрительно не взял с собою паспорт. Потом, от греха подальше, я перебрался в Африку в трюме грузового корабля. А после нее — в Малайзию, где меня почти сразу арестовали за незаконное пересечение границы и проживание без документов.

Моим надсмотрщиком оказалась местная девушка, скромная и послушная. Оружия им не давали, потому что на всех его в стране не хватало — даже в армии. Понимая, что другого выхода у меня нет, я оказывал ей знаки внимания, непредусмотренные уставом. В конце концов, она ответила взаимностью и сама предложила побег.

- А ты примешь ради меня Иудаизм? - спросил я, чтобы проверить истинность ее чувств, а также из вредности характера, так как на самом деле считал себя православным.

Фатима сопротивлялась искушению недели две. И не устояла.

Пройдя пешком около ста километров через джунгли, мы соорудили себе дом из засохших пальмовых листьев на берегу какой-то мутной реки, выходящей из берегов каждую неделю. Вокруг нас, помимо воды, бурлил целый городок, населенный самой разнообразной публикой. Они жили по законам первобытно-общинного строя, выращивали в желудках микробы и по выходным приносили друг друга в жертвы.

Неудобства нас не слишком беспокоили — на улице круглый год стояла райская теплынь, бананы мы воровали на плантации по соседству, а что еще человеку нужно для счастья?

Фатима родила мне сына. Назвали его Степаном по обоюдному согласию. Местный колдун Бобо лично перегрыз зубами пуповину и благословил новорожденного крепким поцелуем. А там подоспела и Настя.

Когда они вырастут, я непременно свожу их в далекую и загадочную страну - Россию, родину их героических предков и передовых общественных теорий. Надеюсь, к тому времени не останется в живых ни одного моего врага.

Сергей Боровский

Houston, 2010

ПОПУТЧИК

- Добрый вечер! - сказал он и протянул руку для приветствия. - Меня зовут Станислав Аркадьевич.

Мне пришлось оторваться от кроссворда и ответить ему взаимностью.

- Очень приятно. Егор Петрович.

Мужчина сунул изящный чемодан в багажник и опустил полку, немедленно усевшись на нее.

- До Питера?

- Да.

Вопрос, конечно, относился к разряду символических - ночной экспресс до Санкт-Петербурга не делал остановок. Просто есть такой способ завязывания разговора.

- Значит, нам с вами по пути, - сострил сосед, тут же рассмеявшись своей нехитрой шутке.

Похоже, кроссворд мой так и останется не разгаданным. Надеюсь, он не храпит.

- По делам или так?

- Совмещаю.

- Аналогично, - похвалил меня Станислав Аркадьевич. - Еду на форум по перспективному развитию, а заодно и навестить старых друзей. Вы сами не питерский?

- Нет.

- Так я и подумал.

- Что, так плохо выгляжу?

Станислав Аркадьевич игриво погрозил мне пальцем.

- В ваших глазах нет этой вселенской скуки, присущей жителям города на Неве.

Сейчас он достанет копченую курицу и коньяк.

- Так. Что у нас на ужин?

Бутылка «Арарата» водрузилась на стол, и за ней последовали несколько полиэтиленовых пакетов: с целым лимоном, с домашними пирожками, с обрубком сервелата, с куском подтаявшего сыра... А где птица?

Моим вкладом в общее дело стал пакет с апельсиновым соком и ассорти из сухофруктов с орехами - на сегодня я план по калориям уже выполнил.

- За знакомство! - предложил Станислав Аркадьевич.

Теперь мы определим, по какому варианту будет развиваться наша импровизированная вечеринка. Если он осушит рюмку залпом и до конца, то мне останется уповать лишь на скудность его запасов. Если пригубит и поставит на стол - не высплюсь.

Станислав Аркадьевич выбрал первый вариант.

К обсуждению последних политических событий мы перешли, как и положено, после третьего тоста за женщин, а потом мой новый друг решил посвятить меня в некоторые свои секреты.

- Везу с собой доклад, - полушепотом поведал он, похлопывая по стильному «дипломату». - Это бомба! Опасаюсь даже, не рановато ли мне с ней выходить на публику.

Мой слегка окривевший глаз смотрел на него, не мигая, провоцируя на продолжение.

- Только вам, Егор Петрович. Вам одному.

Он щелкнул замком и извлек на свет пухлую стопку бумаги, стянутую по-современному, прозрачным пластиком.

- Здесь, - потряс он в воздухе манускриптом. - Содержатся ответы на многие вопросы. В том числе и ваши. Как вы думаете, что это?

Станислав Аркадьевич выдрал один листок откуда-то из середины документа и протянул его мне.

Я увидел график. Вертикальная ось его, обозначенная как «кг», гордо уносилась вверх, а горизонтальная сигналила через ровные интервалы: 1900, 1910, 1920 и так далее. Сетка, получившаяся в результате взаимодействия осей, несла на себе замысловатую кривую красного цвета, в палец толщиной. Если не брать в расчет частые провалы, дела у кривой шли в гору, гарантируя прекрасное будущее.

- Это график, - попробовал угадать я.

- Совершенно верно! А чего?

- Затрудняюсь сказать.

Станислав Аркадьевич освежил наши рюмки.

- Перед вами - рост потребления лука в России на душу населения за последнее столетие.

После таких откровений я немедленно опустошил свой сосуд и вцепился зубами в лимон.

- Какую картину мы наблюдаем? О чем нам настойчиво кричат эти загогулины и зигзаги?

- Потребление далеко от стабильности.

- Так. А еще что? - продолжал требовать Станислав Аркадьевич.

Спроецировав провалы на ось «икс», я уверенно заявил:

- Первая мировая война негативно сказалась на потреблении этой овощной культуры. То же самое можно утверждать и по поводу второй мировой. Ну, и в перестройку лук кое-кому оказался не по зубам.

Станислав Аркадьевич глянул на меня так презрительно, что я сразу осознал - экзамен провален. Его профессорский палец наставительно постучал по трепыхающейся бумажке.

- Не война сказалась на потреблении, а как раз-таки наоборот. Сначала россияне стали меньше есть лука, а уж потом произошла мировая катастрофа. Если быть предельно точным - запаздывание составило один год.

- Не может быть, - осмелился возразить я, которому со школьной скамьи внушали, что 1913-ый год оказался вполне себе сытным и благополучным.

- Факт! - рассмеялся мне в лицо Станислав Аркадьевич. - Неопровержимый, убийственный факт! Вот ссылки на данные «Роскомстата» и другие авторитетные источники.

- Но это же означает...

- Именно! Вы схватываете на лету. Имея такой график перед глазами, можно со стопроцентной вероятностью предсказывать катаклизмы и потрясения за год до их наступления.

Я схватил листок и принялся изучать прошлогодние данные: ничего такого, потребление смело рвалось вверх.

- Не беспокойтесь, - заверил Станислав Аркадьевич. - Я за этим строго слежу. И при первых же поползновениях, будьте уверены, использую все свои возможности, чтобы донести информацию до широкой общественности.

В этот момент мне захотелось его расцеловать, но Станислав Аркадьевич преградил мне дорогу новым листком, выдранным из недр рукописи.

- Что вы на это скажете?

Передо мной возник опять-таки график. Его сходство с первым было столь же очевидно, как и различия - кривых теперь имелось две: красная и синяя. Они не соприкасались друг с другом, но удивительно точно воспроизводили присущие им обоим колебания.

- Ради Бога! - взмолился я. - Не томите!

- Это рост ВВП!

Мы встали на ноги и выпили за процветание Российского Государства.

Далее я ознакомился с графиком, отображающим демографические процессы и инфляцию. Как легко догадаться, второй являл собой зеркало по отношению к луковой зависимости россиян - он затыкал провалы пиками, и топил горы в безднах. Лук влиял практически на все: на показатели успеваемости в школах и надои молока, уровень патриотизма и православного самосознания, успехи в космической области и ситуацию с коррупцией.

Мы отошли ко сну примерно в третьем часу ночи, а в шесть утра - незадолго до прибытия - нас разбудил вежливым стуком в дверь проводник, предложив освежиться чаем.

На перроне Станислав Аркадьевич вручил мне свою визитку и по-дружески обнял.

- Звони в любое время, Егор. Не стесняйся.

На богатом образчике картона значилось нечто член-корреспондентское.

- Мы еще о многом можем с тобой поболтать.

- Непременно, - ответствовал я, малодушно помышляя о пиве.

Он уже тронулся, было, своей дорогой, но вдруг остановился и вернулся ко мне.

- И ведь это еще только начало, - поднял он вверх свой гениальный палец. - Ты даже представить себе не можешь, сколько еще тайн сокрыто от нас плотным занавесом Природы.

Я не нашелся, что сказать, и Станислав Аркадьевич веско произнес:

- Морковь!

- Морковь?

- Да. Морковь. Подумай об этом на досуге.

Он зашагал от меня прочь, размахивая «дипломатом». Чемодан на колесиках катился чуть сзади. Через минуту его величественная фигура растворилась в толпе, а я побрел на вокзал, терзаемый размышлениями и похмельем.

Сергей Боровский

Houston, 2010

РЫБАКИ

Из жизни российской глубинки

У меня с моим приятелем Андрюхой — бизнес. Мы ублажаем иностранцев, показывая им нашу сибирскую глухомань в первозданном, так сказать, виде. Сплавляем их на байдарках по рекам, водим на экстремальную охоту, скармливаем комарам, ну, и прочее в том же духе. У них в заграницах с адреналином напряжёнка, а у нас его — черпай вёдрами, пока не надоест.

Клиентов нам подыскивает тур-агентство. Сколько они дерут с бедолаг, мы не в курсе. Наша такса — сто баксов в день за человека. По слухам, больше в наших краях зарабатывает только мэр и его пятнадцатилетняя дочь.

Подогнали они как-то нам двух англичан с переводчиком. Нормальные такие британские пацаны: розовенькие, пухленькие, обвешанные всякой мудрёной утварью. Фред и Честер зовут. Глаза за линзами блестят от нетерпения. А заказали они рыбалку. Да чтобы место дикое, нетронутое человеческой деятельностью.

Ну, с этим у нас проблем нет. Километров сто вверх по Ангаре мы поднялись на катере и остановились в красивой бухточке. Дорог здесь нет. Ближайшая деревня — как раз та, откуда мы и припёрлись. Местные сюда носа не кажут — им достаточно той рыбы, что поблизости водится. Поэтому глухомань, как и было обещано.

Рыбалка здесь особенная. Берег крутой — сразу глубина метров шесть-семь. Вода прозрачная — дно видно даже ночью. А в воде — крупные окуни, дикие и голодные. Поэтому не рыбаки за ними гоняются, а с точностью до наоборот. Только и нужно, что примотать к леске блесну, а другой конец — хочешь на палец наматывай, хочешь — на катушку. Блесна до дна долететь не успевает, как за неё начинается смертельный бой. И главное, видно всё, как в аквариуме. Тазик сзади стоит для улова.

Андрюха такую рыбалку не любит. Говорит, что это промышленная заготовка съестных припасов на зиму. А мне нравится. Наловил, посолил, высушил, а потом с пивом её — загляденье. Результат — вот что должно быть во главе угла.

Показали мы англичанам технологический процесс и оставили у воды с переводчиком Артёмом. Ему, москвичу, это тоже в диковинку. Он за МКАД всего второй раз жизни выехал. А сами пошли место для ночлега готовить: наломали лапника, натаскали дров и костёр развели. Для ухи и так, для удовольствия. Картошку почистили. И сначала всё шло по намеченному плану, пока не почудилось нам что-то.

- Слышишь? - спросил, насторожившись, Андрюха.

- Ага, - подтвердил я.

Вроде как шум мотора. Далёкий, но в нашу сторону приближающийся. Мы посмотрели на клиентов — они ничего не замечали вокруг, продолжая азартно таскать из воды рыбу.

- Сбегаю проверю, - вызвался добровольцем я.

- Давай, - согласился Андрюха. - А я тут за ними пригляжу. А то ведь очнутся, деньги назад станут требовать за сбой программы.

Продрался я через заросли вдоль берега — тут они пореже и пониже. Вижу: стоит катер. Запарковался, блин. Белый красавец. Размерами раза в два больше нашего. Мотор заглушил, и никого вокруг не видно. И по берегу до него не доберёшься — далеко. Тогда я вернулся, взял по-тихому резиновую лодку и на вёслах к нему подгрёб.

Тишина. Только лёгкая рябь о борт хлюпает. Летучий, на хрен, голландец. Я веслом по корпусу треснул — звук получился, будто ногой гирю пнул. Та ещё железяка. Пришлось позвать их, хотя и не сильно громко, чтобы наши не услышали.

- Эй! - крикнул я. - Здесь есть кто живой?

В голос я дрожи козлиной подпустид, будто бы и вправду переживаю. Послышалась какая-то возня, потом открылась дверь рубки, и на порог вывалился мужик. Здоровый такой, шерстью заросший. Из одежды на нём было только обручальное кольцо. Он посмотрел на меня сверху вниз и рявкнул. Грубо так:

- Чего тебе нужно?

- Соли не найдётся? - пошутил я, потому что чего он на меня орёт.

- О, Господи! - запричитал он, как в театре, поднимая вверх руки. - И здесь тоже самое!

У Андрюхи тёща так любит делать, когда они ссорятся

- Да ладно, - успокоил я его. - Нет и на надо. Обойдусь.

- Петя, кто там? - раздался голос, и теперь в дверях образовалась женщина в ягодном возрасте, одетая ещё более легкомысленно. - Ой! - сказала она.

Мне пришлось отвернуться, чтобы дать ей возможность с достоинством исчезнуть со сцены. Да и чего там, собственно, смотреть? Будь она помоложе, а так...

Петруха, Казанова недоделанный, перешёл на вопли, обращаясь непосредственно ко мне в качестве безответного статиста. Позицией злоупотреблял — я ведь его отсюда, снизу не достану. Даже веслом.

- Ну, откуда, скажи, вы берётесь? А? Что вам, других берегов нет? А? Куда мне прикажешь от вас скрыться? А?

Но на меня вся эта станиславщина действовала мало.

- Вообще-то, мы первые место заняли, - возразил я. - А если у тебя проблемы со зрением, то сейчас очки можно купить в любом магазине без справки из райкома.

Он обозвал меня парочкой нехороших слов, но спорить не стал, а скрылся в рубке, завёл двигатель и рванул места — я едва отгрести успел на безопасное расстояние. Псих!

Едва выйдя на простор, он сразу повернул направо и обогнул мыс, решив бросить якорь в соседнем заливе. Видать, обогащенная кислородом кровь продолжала бурлить в жилах, и он почувствовал, что на длинную дистанцию его не хватит. Ну, и ладно. Если музыку по громкой связи включать не будут, то и не услышим их больше.

- Свалили, - доложил я шёпотом Андрюхе, когда вернулся.

- Здорово! - обрадовался тот. - Давай, начинай чистить рыбу.

Картошка уже вовсю кипела в котелке. Я взял нож, выбрал десяток окуней пожирнее и принялся их потрошить. Для того, кто умеет, процедура не страшная и не утомительная. Вот новичкам достаётся, да — плавники под ногти они загонять любят.

Я почти закончил это дело, когда снова послышался посторонний звук, похожий на тот, что издаёт бензопила при встрече с поверхностью бревна. Подняв голову, я увидел, что к нам несётся на всех парах моторная лодка доисторического типа.

Рассеявшийся белый дым открыл перед нами мужичонку с охотничьим ружьём в руках. Прикид на нём болтался под стать лодке: рваный тельник, штаны какие-то зелёно-коричневые. Небритость трёхдневная на парижский манер. Где-то рядом с ним из лодки торчали внимательные собачьи уши.

- Мужики, вы катера здесь не видели?

- Какого катера? - осведомился я.

Гонщик в деталях описал Петрухино корыто.

- Нет, - ответил я, отяготив лицо раздумьем. - Катер не проплывал.

- Ладно, - сказал мужик. - Будем искать дальше. Ежели узнаю, что наврали...

Его глаза искрились недобрыми намерениями, и ружьё нервно подергивалось, готовое в любую секунду к применению. Не понравился он мне, вот что я вам скажу. Как, впрочем, и всей остальной нашей компании. Я видел, как обвинительная речь зарождалась на губах Артёма, и британцы подтянулись, встав по обе руки от него. Приближение Битвы за Ла-Манш, небось, почуяли.

Однако мужичок не стал обострять обстановку. Ружьё-ружьём, а нас-то пятеро — против двух его стволов. Да ты ещё попади. И собака тебе не поможет.

- Пока! - бросил он и скрылся в облаках отработанного бензина.

- Мы так не договаривались, - начал переводчик, переключаясь на меня.

- Да ладно ты, - перебил его Андрюха. - Мы ж не купили этот берег. Людям ходить не запретишь. Давайте лучше за приезд.

Правильно. Он откупорил бутылку водки, извлечённую из воды, где она прохлаждалась, и разлил по стаканчикам. А я опустил в кипящую воду первую партию рыбы и добавил немного икры — бульончик получится мылкий, наваристый.

- Чтобы всё у нас прошло гладко, - сформулировал Андрюха мысль. - По плану.

Мы выпили, закусили свежим огурцом, и в этот момент раздались выстрелы. Один и сразу за ним — второй. Эхо, такое радостное, их подхватило и понесло над сопками.

- Что это? - поперхнулся Артём.

- Должно быть, наш давешний гость охотиться пошёл, - предположил я, доподлинно зная, что это не так.

- Куропатки тут — как индюки! - включился Андрюха. - В следующий раз обязательно ружьё с собой возьмём.

- Да, - поддержал друга я, потому что, действительно, мысль показалась мне актуальной.

Слава Богу, ушица подоспела, и нам удалось отвлечь туристов от сомнений, вызванных последними событиями. Я разлил парящую жидкость по тарелкам, показал, как и что нужно делать, и все последовали моему примеру. Андрюха манипулировал бутылкой и стаканами, наивно полагая, что накачает гостей вусмерть раньше, чем соседи за мысом предпримут свой следующий ход. Ошибся он. А я — нет. Потому что оптимист во мне умер ещё при Брежневе.

Из чащи послышались звуки пробирающегося через бурелом медведя. Только он почему-то всхлипывал и бормотал что-то несвязное себе под нос. Затем к костру вышла женщина — та, с которой я имел удовольствие общаться час назад. На этот раз она нарядилась в ночную рубашку с рваными дырами, как мне сначала показалось, от картечи. Но приглядевшись повнимательнее, я понял, что, скорее всего, она, идя сюда, несколько раз зацепилась за кусты и навернулась. И пятна на рубашке — это не кровь, а куски рыжей глины.

Наши рыцари слегка засмущались при виде принцессы в нижнем белье, но только не я — видал её и в более подробном облике.

- Водка есть? - спросила она, не поздоровавшись.

Андрюха машинально всучил ей пустой стакан и хотел плеснуть, но она попридержала горлышко бутылки, пока уровень жидкости не достиг половины.

- Ваше здоровье! - отметилась гостья и опрокинула огненную воду внутрь, заправски крякнув.

Англичане издали одобрительные крики и разродились аплодисментами. У них все женщины поголовно — леди, и на такие фокусы согласятся только по решению суда.

- Ещё! - потребовала она, видя такой успех.

- А не поплохеет? - усомнился Андрюха

- Мне нужно снять стресс, - аргументировала она.

Со вторым стаканом она разделалась так же мастерски. Мы невольно прониклись уважением к её профессионализму .

- Тебя как звать-то? - оттаял Андрюха.

- Зинаида Юрьевна, - отрекомендовалась она, намекая на разницу в возрасте, но тут же понизила критерии. - Отчество можно будет опустить. После третьей.

Андрюха повиновался.

- Слышь, Зина, - шёпотом спросил он, когда дама отдышалась от новой дозы. - А что там были за выстрелы?

- Где? - сначала удивилась она, но сразу же спохватилась. - А, это Витюн.

- Муж? - догадался я.

- Муж, - подтвердила Зина, протягивая назад пустой стакан.

- А зачем он стрелял? - не унимался Андрюха.

- Ну, так ясно зачем. Ревнивый он у меня.

Переводчик тревожно вслушивался в наш разговор, и только англичане пребывали в полном неведении происходящего, получая удовольствие от лицезрения Зининых способностей.

Прошла ещё парочка тостов, и Фред созрел для того, чтобы положить ей на плечо свою руку. Она не противилась и даже наоборот — всячески поощряла осмелевшего британца, сводя глаза к переносице.

- А ты красавчик, - похвалила она, прижимаясь к нему.

Мы никогда не узнаем, как далеко зашли бы их отношения, потому что в следующее мгновение послышался лай собаки, а потом у костра появился давешний мужичок. Он по-прежнему сжимал в руках ружьё, и лицо его не стало менее свирепым.

- Шлюха! - заорал он, завидев жену, и демонстративно загнал в ствол патрон. - На колени!

Зина выронила стакан, расплескав его содержимое, и неожиданно ловко спряталась за мной, хотя никаких поводов для этого я не давал. Её ногти впились в мою задницу — даже через грубый материал штанов почувствовалась их острота и прочность. Я не собирался геройствовать, но только выхода у меня другого не оставалось.

- Витёк, - сказал я. - Давай не будем пороть горячку и спокойно всё обсудим. Сядем. Выпьем.

Ход оказался правильным.

- Давай, - легко согласился Отелло и подсел к столу, принимая от Андрюхи водочный паёк в размере полного стакана.

Ружьё он держал между колен, не выпуская — опытный, видать, боец.

Навыки его в питье оказались ещё более удивительными, чем у жены, поэтому он вызвал новую бурю аплодисментов со стороны англичан. И чувствовал он себя в новой компании, словно пылесос на ковре.

Зина сначала держалась от него на дистанции, но потихоньку, в процессе трапезы, подобралась поближе и приобняла. Он вроде как не обращал на неё внимания — кобенился. Якобы терпел. А потом они поцеловались, как голубки на насесте, и окончательное примирение состоялось под оглушительный залп шампанского — его мы тоже обычно прихватываем. И мы не жмоты, и людям приятно.

Веселье продолжилось. Витюн демонстрировал иностранцам чудеса русской алкогольной выносливости и травил анекдоты, которые заставлял переводить. У Артёма в связи с этим наметились большие проблемы, поскольку англичане не знали ни Штирлица, ни Петьку с Василием Иванычем. Все пояснения насчет того, что один из них — офицер Вермахта, а двое других — красные партизаны времён Гражданской, только усугубляли непонимание.

Цивилизации соприкоснулись на какой-то шутке по поводу мужа, внезапно вернувшегося из командировки — это международное. И Витюн, вдохновлённый успехом, решил его немедленно развить.

- А ну, Зинка, станцуй нам! - предложил он.

- Да где ж тут? - замялась она. - Музыки-то нет.

- Как нет музыки? - удивился супруг и завертел головой в поисках опровержения Зининых слов.

Действительно. Быть такого не могло.

- Уан момент! - понял его без переводчика Честер, доставая ай-фон.

Для связи прибор, конечно, не годился в лесу, но вот для концерта — в самый раз. Послышались знакомые звуки весёлой песенки из «Мадагаскара». Больше отговорок у Зины не оставалось, и она честно принялась отрабатывать выпитое.

Где у них селе учат этому, я не знаю, но исполнительница достигла в ремесле эротического танца несомненных высот. Она энергично двигала бедрами и игриво приподнимала края ночнушки. Пару раз через дыры в ней показалось что-то вполне аппетитное. Англичане пришли в полный восторг, а Честер так даже полез за кошельком, доставая из него смятые фунты. Витюн их бережно упрятал за пазуху.

- Давай! - подбадривал он.

Вскоре Зинаида Юрьевна, при безоговорочной поддержке публики, перешла к более активным действиям, и нашему взору открылись тугие, пылающие жаждой насилия, соски. И объём имущества впечатлял — литров по пять в каждой ёмкости.

Краем глаза наблюдая за развитием событий, я склонился к Андрюхе и, сохраняя на губах похотливую улыбку (для конспирации), шепнул:

- Как только он оставит ружьё, хватай его.

- А собака?

- А что собака?

- Покусает.

- Если будет, что кусать — уже радость.

- А ты?

- Отоварю его чем-нибудь тяжёлым, пока соображать будет.

Андрюха продолжал сомневаться.

- Может, поменяемся? Ты хватаешь ружьё, а я бомблю.

Кивнуть в знак согласия я не успел, потому что рёв мотора накрыл своим мощным телом лесную тишину — писк ай-фона не в счёт. В кромешной темноте мы увидели слепящий прожектор, направленный на нас. Раздался предупредительный гудок, и что-то большое и неуклюжее влетело в наш катер, стоявший у берега.

Хруст переломленных рёбер судна свидетельствовал о том, что столкновение получилось нешуточным. В подтверждение тому прожектор агрессора погас, сорвавшись мачты в воду, и на смену ему пришёл веселенький выбух пламени, озаривший поляну, где мы стояли с раскрытыми ртами, завороженные зрелищем.

Я успел увидеть лишь общие контуры хаоса, но этого хватило, чтобы сделать выводы о полной гибели обеих эскадр.

- Ах, ты тварь! - заорал Витюн и бросился в атаку, не забыв прихватить ружьё. - Борман! Фас!

Андрюха увязался за ними, а мне вдруг стало совершенно безразлично. И почему-то не страшно. Я опустился на бревно и налил себе полный стакан водки, собираясь его немедленно осушить. Лай собаки, грязная ругань и звуки, похожие на те, которые издают нимфы во время купания в лунную ночь, были прекрасным фоном для намеченной акции.

- Вот так и мучаюсь с ними, оболтусами, всю жизнь, - раздался над самым моим ухом Зинин обречённый голос. - С восьмого класса.

Она всхлипнула.

- Люблю их обоих. Ничего поделать с собой не могу.

Вот оно что. Треугольник, значит.

- За любовь! - сказал я и вылил в себя священную жидкость.

Сергей Боровский

Houston, 2011

ЗА МУСОРОМ

Однажды в осенний жаркий полдень, аккурат посреди бабьего лета, мой близкий друг и соратник Лёха решил вынести мусор. Получив благословение супруги и прихватив с собой полное ведро отходов домашней жизнедеятельности, он сунул ноги в тапочки и выбежал на улицу.

Надо сказать, что Лёха - отличный семьянин, и по хозяйственным делам ему нет равных во всем нашем околотке. Он ловко опорожнил ведро в стоявший специально для этих целей бак и рысью бросился обратно, где его уже ждали сдобные булочки с молоком, но тут, словно из-под земли, перед ним выросла двухметровая личность и заключила в свои объятья.

- Старик! - закричала личность, при более детальном рассмотрении оказавшись бывшим однокурсником Макеевым. - Дай я тебе, прощелыге, влеплю засос!

Лёха обрадовался - не так уж часто к нам являются старые друзья – и потащил, было, Макеева к себе домой, но тот остановил его жестом римского оратора и произнес:

- Нет, брат, так не пойдет. Сначала нам, брат, нужно в магазин. «Полгоры» работает?

- Работает, кажется, - засомневался Лёха. – Поднимемся ко мне? Я только штаны нацеплю.

- Да брось ты! Я на машине. Смотаемся за две минуты.

И Макеев поволок Лёху к действительно стоявшим неподалеку «Жигулям» пятой модели.

«Полгоры», как не трудно догадаться, являлся винным магазином. Окрестили его так студенты, в изобилии населявшие окрестности, за его расположение – на половине дороги от института к вершине, где держал оборону от белобилетников военкомат. Макеев вытащил на свет толстую пачку банкнот и строго сказал продавщице:

- Пять «Пшеничной».

- Пять?! - изумился Лёха.

- А чего? Пусть лучше останется, чем потом по всему городу бегать. - Макеев, чего тут греха таить, обладал сверхъестественным предвидением.

Не знаю, бывали вы когда-нибудь в нашем городе, но только здесь невозможно ступить и шагу, чтобы не встретить знакомого. Макеев завизжал, лишь они отошли от прилавка. И было от чего: последним в очереди стоял никто иной, как Шелезяка - еще один бывший однокурсник. В правой руке он держал огромного вяленого леща, а левой сжимал поводок, на противоположном конце которого притаилась приземистая собака весьма неприветливого и несимпатичного вида.

- Это мой бультерьер Степан, - пояснил Шелезяка после того, как утихла первая волна радости.

Как выяснилось в процессе непринужденной дружеской беседы, у них обоих с утра во рту не было маковой росинки, и они пришли сюда пополнить запасы продовольствия и напитков. Войдя в их положение, откупорили одну бутылку и пригубили ее из горлышка прямо на месте, у дверей магазина.

- Ну, отцы, это - сама судьба, - с пафосом заключил Макеев, занюхивая выпитое рукавом рубахи. - Сейчас мы идем к Лёхе...

Но не успел Лёха прикинуть, как к этому отнесется его жена, как Шелезяка решительно замотал головой:

- Нет, пацаны, так не пойдет. Дело в том, что у Рюмкина родился сын. – Он подвесил театральную паузу, чтобы полюбоваться на произведенный эффект, но поскольку на лицах друзей ничего не отобразилось, то пришлось продолжить. – Мне сейчас надо ехать в роддом, а потом - к нему домой. Сами понимаете, дело святое.

И тут, наконец, Макеев пришел в дикий восторг.

- И ты молчал?! - заревел он так, что прохожие испуганно шарахнулись от него, а у Шелезяки слегка подогнулись колени.

- Так я ж вам битый час толкую... - начал оправдываться он.

- А кто такой Рюмкин? – поинтересовался Лёха.

Макеев чуть не поперхнулся излишками воздуха:

- Рюмкин? Ты Рюмкина не помнишь? – Судя по его интонациям, это являлось самым тяжким преступлением, на какое только способен человек. - У ювелирного валютой торговал. У него еще одного глаза не было.

- Нет, то не он, - поправил Макеева Шелезяка.

- Как не он? А кто?

- Того Фарой звали. А Рюмкин – он, как Лёха, только повыше. – Шелезяка сначала поднял руки вверх, а потом развел их в стороны. - И потолще.

- А-а! У него еще нос такой. - И Макеев показал, какой.

- Нет, - гнул свое справедливый Шелезяка. - Нос такой у этого... как его... А Рюмкин, он с таким носом. – Шелезяка не успел показать, потому что Макеев схватил его за плечи и тряхнул изо всех сил.

- Что же ты нам голову морочишь? Едем к нему! Машина под задницей!

Они погрузились в «Жигули», и тут Лёха слабо запротестовал:

- Подождите! Я же в трико!

Макеев критически оглядел его с ног до головы и предложил такой план: они сейчас заскочат к Лёхе, чтобы тот надел брюки, поздороваются с его женой… Хотя, нет, жену можно взять с собой - после непродолжительных торгов ей отводилось десять минут на сборы. Заедут в универмаг купить ползунки (бабы знают, какие) и оттуда - прямо в роддом, где и отыщут самого Рюмкина. А там - по обстоятельствам.

Приняли план единогласно, но, несмотря на всю его гениальность, он стал рушиться с первых же минут выполнения. Шелезяка потребовал по второй, ссылаясь на головные боли. Остановились. Выпили. И едва они проехали после этого сто шагов, как тот же Шелезяка заорал «Стой!» и, бросив Лёху с лещом и Степаном на заднем сиденье, выскочил из машины, не дожидаясь, пока она окончательно затормозит, словно заправский каскадер.

Кувыркнувшись пару раз на газоне через голову, Шелезяка ловко встал на ноги и устремился к табачному киоску, расположенному неподалеку. Дверь сбоку была открыта, и он зашел в нее без тени сомнения.

- Не понял, - сказал через некоторое время Макеев, нервно взглянув на часы. – Подожди-ка меня тут.

С этими словами он отправился по следам ушедшего товарища, и вскоре его голова высунулась наружу из киоска.

– Давай сюда! – закричал он Лёхе. - Тут все наши!

В киоск набилось полно знакомого и не очень народу, отчего «Пшеничная» пошла ударными темпами. Не пил только Степан, а бдительный Шелезяка следил за тем, чтобы водителю наливали на палец меньше, чем всем остальным. Поэтому, когда через полчаса они выбрались из киоска, Макеев был, безусловно, самым трезвым, что не помешало ему, однако, расстелиться на тротуаре, споткнувшись о куль с семечками, и поцеловаться с какой-то женщиной, как потом оказалось, абсолютно посторонней. Макееву женился в своей жизни дважды, и оба раза удачно.

Когда друзья снова оккупировали машину, Лёха вдруг почувствовал приступ голода. Он немилосердно вырвал у леща плавник и вцепился в него зубами, перепачкав жиром свою майку и заднее сиденье.

- Что ты делаешь? – вскричал Шелезяка. - Без пива?

- Жрать охота, - объяснил свой легкомысленный поступок Лёха. – Сил нет.

- А ведь он прав, - поддержал Лёху Макеев и развил мысль дальше. - Надо купить пива.

Они вернулись на «полгоры», где приобрели ящик «Славянского», развесной студень на общую сумму сорок четыре копейки и три килограмма сильно квашеной капусты. Чтобы заморить червяка, Лёхе дали понюхать бумажный пакет со студнем.

- Полная машина жратвы! – удовлетворенно отметил Макеев, прихлебывая пиво и складывая провизию в багажник. – Едем в роддом.

Дорога к роддому оказалась еще более тернистой. Сначала Макеев с трудом смог увернуться от троллейбуса, нагло ехавшего по встречной полосе, а потом какой-то гаишник замахал своей полосатой палкой, требуя остановиться. Макеев аккуратно объехал его по тротуару и свернул во двор.

- Так короче, - заявил он. – И гаишников тут нет.

Его утверждение оказалось сущей правдой, но дорога стала слишком извилистой и ухабистой, отчего Макеева быстро укачало. Опорожнив внутренности в акацию, он упал на заднее сиденье, а Шелезяка перебрался за руль. Рокировка не замедлила сказаться на качестве езды. Причем, не в лучшую сторону. Когда через полчаса выяснилось, что они, заблудившись, вернулись к тому самому месту, где недавно бодались с троллейбусом, пришлось запарковать авто и вместо него взять такси.

Решение это несло на себе печать мудрости, поскольку таксист знал город лучше и рулил профессиональнее.

Очень скоро друзья прибыли к трехэтажному зданию темно-зеленого цвета, расположенному в тени гигантских тополей. Удушливый запах карболки свидетельствовал о том, что оно являлось медицинским учреждением. Вспомнили, что не купили ползунки, но такси уже укатило на новые заработки, и Макеев призвал народ к активным действиям.

Ознакомительный рейд вокруг больницы не дал результатов, поэтому они решили действовать изнутри. Друзья разделились на три равных группы по одному человеку в каждой, чтобы найти вход в здание с наименьшими потерями энергии. Лёха свой отыскал сразу, но строгая женщина в белом халате категорически отказалась его впустить в помещение, несмотря на домашний вид и заверения, что будет вести себя хорошо.

Безрезультатно пособачившись с ней, Лёха снова вышел на улицу. Ни Макеева, ни Шелезяки он там не обнаружил. Тогда он обошел больницу по периметру несколько раз и понял, что просто не может догнать быстроногих товарищей, которые, видимо, тоже ходят кругами. И он побежал.

К трико репейник приставал особенно здорово, и когда Лёха, вконец запыхавшись, остановился и осмотрел себя, он мысленно поблагодарил Макеева за то, что тот помешал надеть ему выходные брюки. В тот же миг над его головой раздались громкие крики и улюлюканье. Он перевел взгляд по направлению источника звука и увидел в окне третьего этажа Макеева в обнимку с какой-то девицей.

«Наверное, это жена Рюмкина», - рассудил Лёха, но его выводы оказались преждевременными.

- Ты где пропал, отец? Давай сюда! - Макеев потряс в воздухе бутылкой шампанского.

- Мы в патологии, - добавила счастливая девица. – Двенадцатая палата.

Лёха хотел им поведать о своих разногласиях с вахтерами больницы, но зрители исчезли, и рассказывать эту грустную историю было решительно некому.

И тут он увидел пожарную лестницу. Не раздумывая, он вскарабкался на третий этаж, пинком ноги открыл ближайшее окно и просочился внутрь, упав с подоконника на что-то мягкое. Всё получилось на удивление легко, однако в комнате, заваленной всяческой больничной утварью, никого не обнаружилось, а входная дверь оказалась запертой. Лёха сильно подергал за дверную ручку, постучал в нее ногой, а затем приложил губы к замочной скважине и стал звать Макеева. Ему ответило чье-то злобное рычание сзади. Он обернулся и увидел Степана, лежащего в куче тряпья и издающего эти неприятные слуху звуки.

- Степан, это же я, - попытался вразумить его Лёха, но тот зарычал еще сильнее.

Ничего другого не оставалось, как затаить дыхание и сесть в углу возле двери. Соображая, что делать дальше, Лёха мирно заснул, увлекая за собой в сладкое небытие и бультерьера.

Неизвестно, сколько женщин родило за то время, пока они спали, но когда их разбудили вопли Макеева и Шелезяки, за окном совершенно стемнело. Оба были в белых халатах и отличном расположении духа. Вот только ни Рюмкина, ни его жены они так и не нашли.

- Ты, старичок, что-то напутал, - успокаивал Шелезяку Макеев. – Надо было в третий ехать, а мы поехали во второй.

- Да нет же! Рюмкин говорил, во втором они, - не соглашался с ним Шелезяка.

- А точно она родила? – встрял Лёха.

- Стопудово!

- Значит, ее уже выписали, - подал идею Макеев. – Поехали к ним домой.

Шелезяка посмотрел на него с искренним уважением:

- Едем! – призвал Макеев, не дожидаясь, пока влажные чувственные губы Шелезяки примкнут к его деснам.

И они отправились по месту прописки Рюмкина, взяв напрокат очередное такси.

Но так уж видно сгруппировались в тот вечер звезды - друзьям понадобилось проехать всего два перекрестка, чтобы Макеев вдруг вспомнил о своем запаркованном автомобиле, о гнусных ночных хулиганах и о потраченных на тюнинг деньгах.

Поехали искать машину и быстро ее нашли. Что, впрочем, не удивительно. Поставленная под углом в сорок градусов по отношению к проезжей части и в миллиметре от фонарного столба, она была заметна издалека. Макеев, приговаривая разные ласковые слова, поцеловал ее в капот, после чего они продолжили первоначальный путь.

- Как у нас с горючим? – спросил Шелезяка, и к чести присутствующих, ни один из них при этом вопросе не подумал про бензин.

Макеев в задумчивости пожал плечами.

- Все ясно. Поворачивай направо.

Шелезяка для верности показал рукой, куда, и уже через десять минут они стройной колонной входили в «Дом актера».

Следуя славным традициям, описанным в романах Булгакова, наш город тоже обзавелся собственным «Грибоедовым», c рестораном, оборудованным по последнему слову кулинарии. Отдадим также должное служителям музы за их любовь к животным – Степана здесь встретили с такой же радостью, как и Шелезяку, который, очевидно, был среди них своим. Кстати, непонятно почему. Его последнее общение с литературой датировалось восьмым классом средней школы во время написания сочинения про Анну Каренину, которая, по его версии, утопилась в пруду, не вынеся разлуки с братом.

Заказали выпить и закусить, чем сразу привлекли к себе повышенное внимание не только официантов, но и аудитории - великое количество народу присоединилось к их трапезе. К своему стыду Лёхе удалось запомнить лишь двоих: басиста местной рок-группы «Отшельники» и поэта-бунтаря Протопопова. Остальные фамилии и клички просто не умещались в его переполненной напитками памяти. Компания сложилась на редкость культурная и грамотная – никто не пил без тостов, не скатывался в политику и не лез целоваться, не говоря уже о других недостойных поступках. И лишь когда ближе к полуночи разбудили Макеева, и он произнес получасовой витиеватый тост, басиста стошнило в промежуток между коленями.

Момент следующего просветления сознания наступил для Лёхи глубокой ночью. Пламя костра освещало знакомые лица, вот только он напрочь перестал различать Шелезяку и Степана. На невесть откуда взявшемся мангале жарились шашлыки, от запаха которых у Лёхи мутнело в глазах.

Играла гитара, и поэт-бунтарь декламировал свои вирши, пока на востоке в небе не разгорелся настоящий пожар, и компания не начала расходиться.

Ватного и тяжелого Шелезяку довезли до дома первым. Усадили на площадку перед дверью, которую он наотрез отказался открывать при посторонних. А затем добрались и до Лёхиного подъезда.

Было солнечно и морозно. И немного грустно.

- Ну, старичок, давай, - сказал Макеев, протягивая Лёхе руку для пожатия. - Я, наверное, подниматься не буду.

Лёха кивком головы изобразил свое полное согласие и направился к лестнице, ведущей к дверям.

- Постой! Ты ведро забыл! – Макеев загрохотал автомобильной утварью, извлекая из багажника Лёхину собственность. - Держи.

Друзья еще раз обнялись, и Макеев тронулся с места, оставив после себя легкое облачко белого дыма. Лёха помахал ему пустым ведром, ещё немного постоял, глядя вслед удаляющейся машине, и неторопливо зашагал вверх по ступенькам.

Сергей Боровский

Москва, 2005

ЛОЖЬ

«Дальше тянуть некуда, - решил он. - Сегодня же вечером придётся ей всё рассказать».

Он на мгновенье представил, как будет выглядеть в глазах жены после сделанных откровений, и мысленно отмахнулся от получившейся неприглядной картины.

Подоспевший трамвай вернул его к действительности, но ненадолго. Лишь только он забрался в угол, где концентрация острых локтей была существенно ниже, как назойливое самобичевание нахлынуло на него с новой силой.

Зачем он соврал? На что понадеялся, сплетая небылицы, которые рано или поздно будут развенчаны? Хотел прибавить себе веса, уважения? Прибавил, называется.

Они отметили «событие» в модном ресторане, а на следующий день она купила ему дорогой костюм и множество мелких побрякушек, иметь которые обязывал «новый статус».

- Ты теперь большой человек, - сказала она, оправдывая сделанные подарки.

О финансовой яме, ожидавшей их в результате последних расходов, она, конечно, не догадывалась. Ну да, ведь «продвижение по службе» сопровождалось значительным повышением заработка - с его же собственных слов.

Не во всём была его вина - слабое, но утешение. Ему намекали, всячески поощряли любые его заблуждения на этот счет. Он просто поверил. И поторопил события. А на освободившееся место поставили другого.

Проклятье!

На ужин она приготовила мясо по-французски и его любимый зелёный салат из редиски - он продолжал собирать дивиденды, не имея на них ни малейшего права. Дорогая, твой муж - неудачник, и не обижайся на него за то, что ты была всё это время не в курсе.

- Нравится? - спросила она, бережно прикоснувшись тонкими пальцами к его щеке.

- Очень.

- Добавки?

- Нет. Спасибо. Любимая...

Он отложил в сторону смятую салфетку. Взял её руки в свои.

- Что? Ты что-то хочешь мне сказать?

- Нет. Просто ты у меня - самая прекрасная и очаровательная.

Ненависть и презрение к самому себе - не самые приятные чувства, но других в тот момент он подобрать не смог.

Они посмотрели на ночь какой-то фильм, осевший в его памяти сплошным серым пятном. Спасительный сон пришел чуть позже, обволакивая его сладкой мыслью о том, что настанет завтрашний день, который обязательно разрушит стену лжи, так нелепо возникшую между ними.

Она погасила его ночник и бережно поправила на нём одеяло. Затем подошла к окну и, раскрыв его, взобралась на подоконник. Осторожно, чтобы не шуметь, расправила крылья и, оттолкнувшись от твёрдой поверхности, порхнула в небо.

Сергей Боровский

Houston, 2011

ВИРУС

Лариса ещё раз внимательно перечитала своё резюме и, не найдя никаких неточностей, сохранила окончательную версию на рабочем столе. Затем прикрепила получившийся файл к письму и нажала кнопку «отправить». Всё. Остаётся только ждать ответа, и он, она надеялась, будет положительным.

Описание позиции подходило к её знаниям и опыту идеально: аккуратность, пунктуальность, умение общаться людьми, владение компьютером на уровне продвинутого пользователя...

- Привет! - раздалось в динамиках.

- Ой! - вздрогнула она от неожиданности.

На экране всплыла картинка мультяшного вида: мужчина-красавец с явно выраженными чертами плэйбоя и слегка ироничным взглядом.

- Как дела? - стандартно осведомился он.

Лариса поискала глазами крестик в верхнем правом углу, чтобы закрыть незваную программу, и не нашла его.

- Ну, здрасьте! - произнесла она вслух. - Когда это я умудрилась подцепить его?

Дело в том, что на прошлой неделе её бойфренд Игорь почистил компьютер от всякого мусора и каких-то там «троянов». В довершении всего он поставил «адский», по его же выражению, антивирус. А тут опять кто-то хозяйничает внутри её кибер-собственности.

Лариса со вздохом набрала на мобильнике номер.

- Игорюша, это я. Не разбудила?

В трубке раздалось невнятное бормотание, и она поняла, что всё-таки разбудила. Суббота, как-никак. Парень отсыпается после трудовой недели.

- Тебе позже позвонить?

Но Игорь взял себя в руки и согласился выслушать её историю про красавца-вируса.

- Сколько раз я тебе говорил: не тынцкай, куда попало!

- Да я не тынцкала!

- А откуда он взялся тогда?

- Не знаю.

- Не знаешь... Внимательней надо.

- Так ты приедешь?

Игорь недовольно засопел носом.

- Дел у меня по горло, - сообщил он, но тут же смилостивился. - Ладно. Через пару часов буду. Жди меня и ничего трогай

Не теряя ни минуты, Лариса замесила тесто и достала из морозилки готовый фарш, оставшийся от вчерашних котлет. Игорь любит пельмешки. Как раз к его приходу и поспеют.

Пока тесто «отдыхало» перед раскатыванием, она вернулась к компьютеру убедиться, что вирус никуда не исчез. Такое иногда случалось. Но он покоился на прежнем месте.

- Вызвала мастера? - спросил он.

- Не полощи мне мозги, - ответила она. - Ты — всего лишь говорящая голова, а я — человек. Хотя, и доверчивый.

- И добрый.

- Что ты сказал?!

Впрочем, она тут же одёрнула себя. Все эти монологи вируса, конечно же, написаны заранее, в расчёте на удачное совпадение фразы. У этих хакерских фирм, наверное, целый штат психологов работает. Анализируют наиболее типичные реакции людей, сопоставляют данные...

- Угол падения равен углу отражения. - Лариса решила немного поиграть с незнакомцем.

- Не всегда, - покачал головой нарисованный парень.

Картинка, оказывается, умела шевелиться. Примитивно несколько, но всё же...

- Порой нет никакой необходимости отвечать грубостью на грубость, например, и даже любовью — на любовь.

«Пожалуй, я вернусь к пельменям, - подумала она. - И дождусь Игоря».

Она плотно закрыла за собой кухонную дверь и принялась за дело. Всего каких-то полчаса, и три десятка кругленьких аппетитных мясных шариков, одетых в белое, лежали на деревянной дощечке.

В прихожей раздался звонок, и она побежала открывать, радуясь, что скоро избавиться от этих мелких, но совершенно неприятных проблем.

- Сначала посмотрим на твоего гостя, - сурово сказал Игорь в ответ на предложение пообедать.

Он по-хозяйски уселся к экрану, «разбудил» операционку и криво усмехнулся.

- Челентано просто какой-то! - пошутил он, глядя на картинку и засучивая рукава (фигурально, конечно).

Он строгий, но отходчивый. И за это она его любит. Впрочем, не только за это.

- Не удаляйте меня, пожалуйста, - жалобным голосом сказал вирус. - Ведь мы могли бы стать друзьями. В наше время это такая редкость — живое человеческое общение.

- Ну, конечно! - воскликну Игорь. - База данных сколько не обновлялась? Я же поставил тебе автоматическое обновление. Кто его отключил?

Лариса только развела руками. Неужели это всё из-за той программки, которую ей дали позавчера знакомые девчонки? Вряд ли. Они все ей пользуются, и никаких проблем.

- Придётся делать полный скан, - подытожил Игорь, запуская антивирус. - Чёртова уйма времени уйдёт. Ну, давай твои пельмени.

Лариса встрепенулась, почувствовав почву под ногами, бросилась на кухню, поставила кастрюлю на огонь и наполнила её горячей воды из чайника — скорее закипит.

- Ты как будешь, с маслом или в бульоне?

- С маслом. А потом — бульон. Отдельно.

Да, он любил так делать иногда.

Примерно на половине тарелки, из гостиной, где мирно шуршал компьютер, раздался голос, полный страданий:

- Зачем вы это делаете? Больно!

Игорь поперхнулся, откашлялся и принялся с удвоенной энергией поглощать порцию.

- Не стоит на месте техника, - заявил он с полным ртом. - Развивается.

Затем они попили вдвоём чайку, и Игорь сказал, прислушиваясь к звукам в гостиной:

- Кажись, всё.

Он наспех вытер полотенцем губы и устремился к компьютеру.

Лариса убрала со стола тарелки, но не стала их мыть, а отправилась вслед за Игорем, потому что ей тоже не терпелось увидеть результат.

- Ничего не понимаю. - На лице Игоря отображалась растерянность, а весело улыбающаяся картинка мужчины стояла на прежнем месте.

- Я не держу на вас зла за те неприятные минуты, которые вы мне причинили, - произнёс вирус. - Но давайте впредь будем благоразумными. Тем более, что я ни в чём перед вами не виноват. Клянусь!

Игорь принялся нервно щелкать кнопками и водить мышью.

- Надо же !- удивился он через некоторое время. - Как хитро они его зашили. Но мы ещё посмотрим, кто кого. Сейчас...

И он продолжил свои странные для стороннего наблюдателя манипуляции.

- Получается? - участливо осведомился вирус, когда пауза затянулась.

- Заткнись! А то колонки отключу.

На лице мужчины сформировалась гримаса разочарования и брезгливости. Такое ощущение, что он претерпевал какие-то мутации и даже развивался в своих способностях. Определенно, новое поколение вредоносных программ.

- Может, не надо? - подала голос Лариса, окаменело стоявшая сзади.

- Как не надо? Вот смотри...

- Игорь, послушайся девушку!

На мгновенье в комнате воцарилась тишина, но Игорь первым из всех троих пришёл в себя.

- Круто! - отпустил он похвалу по адресу противника. - Это они распознавание речи поставили. Штука не новая. Определили наши имена...

- Да-да. Рассказывайте ваши сказки.

- Ну, и интеллект, какой-никакой присутствует.

- Мне даже обидно такое слышать.

- Всё! - закричал вдруг радостно Игорь.

И действительно, картинка погасла, голос умолк. На экране светилась лишь привычная заставка — поле, засеянное до горизонта пшеницей. В прошлом году Лариса сама сделала этот снимок где-то под Курском, когда они с родителями возвращались с моря.

- Он больше не будет тебе докучать.

Лариса продолжала смотреть неподвижно на экран.

- А он... не восстановится?

- Я бы не стал давать опрометчивых гарантий. Когда имеешь дело с ламерами...

Настроение его заметно улучшилось. Он явно гордился своей маленькой победой. Правая рука его мягко легла на её плечо.

- Может, развлечёмся?

- Не хочется что-то. - Она попыталась сделать шаг в сторону.

- Ты чего? Давай. Раз уж я всё равно здесь.

- Извини. Не могу.

- Да ты что, не любишь меня?

- Люблю, но сейчас не могу.

Глаза его блеснули обидой.

- Ладно. Звони, если что.

Он вышел в прихожую, обулся, сам открыл дверь, и вслед за этим наступило полное безмолвие. Разве что громыхнул за окнами одинокий трамвай.

Лариса придвинула стул поближе к компьютеру, открыла браузер и прошла по закладке в дневник.

Она хотела написать что-нибудь грустное, меланхоличное. Вот, мол, с утра не заладилось, всё пошло наперекосяк. И причины тому даже вроде бы нет никакой. Набегут виртуальные подружки и утешат...

А в самом деле, причина хандры у нас какая?

- Ку-ку! - послышался в динамиках знакомый голос.

- Ты где?

- Я в порядке. Просто спрятался от друга твоего. А то он такой серьёзный.

- Он ушёл. Можешь вылезать.

- А ты не позвонишь ему снова?

- Никогда.

- Честно?

Лариса задумалась на мгновенье и затем выдохнула:

- Честное пионерское!

Сергей Боровский

Houston, 201`