Бретелька комбинации скользнула по плечу Джесси, но она даже не обратила внимания. Сидя у туалетного столика, девушка в который раз прорепетировала то, что скажет Евгению, когда он сегодня заедет за ней.
Во-первых, поблагодарит за терпение и понимание. Во-вторых, признается, как он ей дорог и какое удовольствие общаться с ним…
Джесси застонала. Она терпеть не могла ходить вокруг да около. Ну почему бы не выложить прямо: «Я не хочу, чтобы ты сейчас переезжал ко мне. Может быть, потом, но не сейчас». Впрочем, подобной уловкой Джесси пользовалась уже незнамо сколько раз! Он же хочет определенного «да» или «нет». И если Джесси теперь не найдет несколько чудодейственных фраз, их отношениям вообще может прийти конец.
Девушка закончила с косметикой и критически осмотрела себя в зеркале. Сейчас она с особым вниманием тщательно подобрала тени — в тон своим сапфировым глазам и даже чуть подвила концы волос. Джесси решила надеть платье, которое больше всего нравилось Евгению, — перламутрово-серое, вязаное, с широкими в пройме рукавами, простенькое, но чувственно облегавшее ее стройное тело. Надеялась, хоть это ей поможет уломать его.
Однако, скорее всего, чуда не произойдет. «Нет» не станет «да» только потому, что вырядишься в чудный наряд. Евгений несомненно опять заведет свою волынку насчет «дисфункции».
Дрожащими пальцами она провела по волосам, взбивая волны. Если бы только у него хватило терпения подождать. Через несколько недель, без сомнения, все бы изменилось. Закончатся каникулы, будет решен вопрос о дирижере их оркестра, и она наконец успокоится.
И все же ее глаза выражали явное смятение. Знай Евгений, какой отзывчивой и страстной натурой она проявила себя когда-то на горе Барс, он бы и заикнуться не смог ни о какой ее дисфункции.
Неожиданно, от одних только воспоминаний, девушку охватил жар. Как все было просто с Эдди — естественно и прекрасно!
Начало того жаркого июльского дня они провели, карабкаясь по крутым тропинкам, потом разбили стоянку, приготовили и съели ужин, помыли посуду. Джесси устала и все же испытывала радостное ощущение. Из лагеря открывался прекрасный вид. Солнце на безоблачном небе склонилось к горизонту, они с Эдди лежали на траве, наслаждаясь великолепием небесного спектакля.
В том благодушном состоянии, в котором они оба находились, ленивая беседа то угасала, то вяло возобновлялась. Перед ними развертывалась величественная панорама горных хребтов и ущелий. Напоенный ароматами хвои воздух был совершенно неподвижен и тих. Такой же покой царил в душе Джесси.
Разговор с неизбежностью перескочил на постоянно занимавшую их в те дни тему — скорый отъезд из дома, колледж, все то новое, что ждало обоих впереди. Эдди, с присущей его характеру импульсивностью, буквально жаждал предстоящих перемен, Джесси же казалось, что земля уходит у нее из-под ног. Она не желала ничего менять, хотела, чтобы это золотое мгновение, переживаемое вместе с другом, длилось вечно. Не нужна ей новизна, все, в чем она нуждалась, было здесь…
За прошедшие с тех пор годы девушка так и не вспомнила, из-за чего их разговор перешел на секс. А тогда в горах эта тема, казалось, возникла самым естественным образом. В свои восемнадцать лет Джесси не только сгорала от любопытства, но и мучалась от собственного невежества в области интимных отношений.
Она не набралась ни разу храбрости задать матери те щекотливые вопросы, которые в тот день осмелилась произнести Эдди. Ее правильная пятидесятисемилетняя мать просто упала бы в обморок. Не настолько близка была Джесси и со своей старшей сестрой.
Эдди же вел себя поразительно — объяснил все терпеливо, отзывчиво, почти по-братски заботливо. Она и не обратила сначала внимания, как вдруг сел его голос, не уловила возникшую в нем взволнованную хрипотцу. Подсознательно девушка воспринимала сексуальность как таинство, как нечто невероятное, необъяснимое. Когда глаза Эдди вспыхнули огнем, который она не сразу заметила, и он прошептал: «Иди сюда, Джесс», ее уже неодолимо влекло к нему.
В тот день высоко над землей Эдди ввел ее в рай. В их фантастическом Эдеме все оказалось захватывающим — словно прыжок с вершины горы или парение на расправленных крыльях.
Они провели ночь в палатке Эдди в восхитительном чередовании любовных утех, моментального погружения в сон со скорым пробуждением, когда огонь их страсти разгорался вновь. Джесси совершенно не была готова к буре желаний, которую пробудил в ней юноша, и той эйфории, что она испытала потом, лежа в его объятиях. Потом, задним числом, Джесси призналась себе — это было самое замечательное в ее жизни. И даже сейчас, девять долгих лет спустя, память сохранила столь острое ощущение, что стоит закрыть глаза, как она снова чувствует мягкую фланель спальника Эдди, их переплетенные под ним тела — грудь к груди, бедро к бедру, ощущает соленость кожи юношеских плеч, кудри его волос у себя на лице, его шепот, поцелуи, вихрь натиска, с каким он, застонав, взял ее, и… вспоминает, как сильно была влюблена…
Джесси резко отвернулась от зеркала, словно пытаясь прогнать непрошеное видение. Да, приходится признать, она любила Эдди. Это чувство росло и зрело в ней всю ее жизнь, а случившееся той ночью было лишь его естественным, логическим проявлением. Она надеялась, что Эдди испытывает то же самое, что они на пороге романа, который продлится всю жизнь. Из того, как он сжимал ее в объятиях, как страстно шептал ее имя, — разве Джесси могла сделать какой-нибудь иной вывод?
Однако, похоже, она ошиблась. На следующее утро Эдди был необычно сдержан, а после завтрака сразу же предложил вернуться домой, хотя раньше они планировали пробыть в горах еще пару дней. У Джесси оборвалось сердце. После того угара счастья, которое они вместе испытали, ей казалось, что ему захочется остаться здесь навсегда. Но Эдди не пожелал задержаться и на день. Машину он вел молча, его лицо было непроницаемым.
Когда они выгружали у дома снаряжение, он неожиданно заговорил.
— Мы немало попутешествовали, подруга. — Эдди нервно рассмеялся. — Но последняя наша экскурсия оказалась самой впечатляющей. — Он старался не смотреть на нее. — Ты как?
Джесси не позволила себе разрыдаться.
— Я о'кей.
— Отлично. Надеюсь, тебя ничего не расстроило? — спросил он уже влезая в машину.
— Нет, не расстроило.
— О'кей, я позвоню, ладно? Может, выберемся куда-нибудь?
— Обязательно. — Но девушка уже сознавала — он не выполнит своего обещания. Едва войдя в дом, она почувствовала, что ее мутит, бросилась в ванную комнату наверху, где ее вывернуло наизнанку.
— Джесси, дорогуша, с тобой все в порядке? — с тревогой позвала мать.
— Конечно, у меня только немного расстроился желудок.
— Господи! Поэтому вы и вернулись раньше?
— Да. — Джесси с готовностью ухватилась за чисто бытовое объяснение. И ее бледность, синева под глазами, затворничество на протяжении следующих двух дней в своей комнате не вызвали ни малейшего подозрения.
Когда же она наконец выбралась на люди, ее самые худшие опасения подтвердились: их долгой дружбе пришел конец. И пусть Эдди что угодно говорит сегодня — он тогда предал ее!..
Примеряя перед зеркалом платье, в котором ей предстояло отправиться по приглашению Эдди Палмера на концерт джаз-банда, Джесси невольно перебирала в уме их теперешнюю, спустя столько лет, встречу в Вустере, а главное — те разговоры, которые он упрямо затевал относительно их прошлого. Похоже, оно в самом деле чем-то его гложет, во всяком случае, Эдди как бы пытается оправдаться. Зачем?.. Какая нелепость объяснять предательство тем, будто, осознав, что они тогда совершили, он просто, в силу своего юношеского возраста, растерялся… Нет, дело не в том. Эдди был не против дружить с нею, но быть любовником?! Ни в коем случае! Джесси Уолш недостаточно эффектная, недостаточно одаренная, недостаточно глубокая личность. А ему подавай совершенство, на меньшее не согласен. Впрочем, максималистом он был во всем — в учебе; музыке, карьере.
Всю жизнь его отношение к Джесси было совсем не таким, как к другим девушками, за которыми он приударял. С ней Эдди вел себя по-товарищески просто, по-свойски, и вроде, как по праву старшего — хотя они одногодки, — опекал. Но после той ночи, которую они провели вместе, похоже, она утратила особое место в его жизни и стала очередной вызывающей скуку победой. А еще он опасался потенциального якоря, грозящего привязать к Вустеру и тем самым испортить ему карьеру. Их любовная ночь ничего не значила… Сексуальный урок, не более того…
Прошел год прежде, чем Джесси едва опомнилась. Глупая, некрасивая, ненужная — вот какой она ощущала себя. Эдди отверг ее — музыка явилась спасением…
В тон платью Джесси выбрала серые на шпильке лодочки, еще раз глянула в зеркало. Хотела было надеть что-нибудь из украшений, однако резко задвинула ящик, оставив в ушах простенькие сережки.
Эдди стал для нее прошлым, и сегодня, когда они встретятся в джаз-клубе, она даст ему понять это. Ей больше нет нужды быть его верной подружкой. Они существовали и двигались на разных орбитах, и ее жизнь, пусть замедленная и более тусклая, вполне Джесси устраивала.
Эдди всегда переполняли планы и мечты, но никогда он не понимал, что и у нее они были. Она нашла себя в любимом деле, обрела уверенность, уважение и свою нишу в мире. Встретила и мужчину, который ценит ее. И не собирается ни от чего отказываться.
Евгений заявился в своем лучшем костюме, непривычно оживленный. Джесси стало не по себе: видимо, он решил что сегодня наконец она предложит ему перебраться к ней. Хорошо, если разговор отложится на потом, когда будут возвращаться из Детройта. Перед Эдди Палмером им следует выглядеть счастливейшей из пар. Но едва они свернули на шоссе, как Евгений немедленно спросил об этом. Дрожащим голосом девушка произнесла заранее отрепетированные фразы.
— Что ж, раз так — пусть будет так, — холодно отозвался он.
— Значит, ты согласен подождать?
— Разве у меня есть выбор? — Он давал ей желанную отсрочку, но не скрывая досады.
Теперь будет дуться весь вечер и все испортит, с сожалением подумала Джесси.
Детройт предстал перед ними в блеске ярких огней, полный энергии и жизни. Мир Эдди Пал-мера, мир, в котором она невольно чувствовала себя потерянной.
— Ты знаешь дорогу? — спросила девушка, глядя на башни финансового квартала, торчащие на фоне вечернего неба.
— Да, Палмер подсказал самый короткий путь через набережную.
— Тогда держись указателя на озеро Сент-Клэр, — пробормотала Джесси.
Мир Эдди, подумала она опять. По радио бойкий Фрэнк Синатра пел «Полетим со мной».
Джаз-клуб располагался в небольшом ресторанчике, который окружали модернизированные старинной постройки дома. Кирпичные тротуары и старомодные уличные фонари придавали району диккенсовскую атмосферу.
Оставив пальто на вешалке, они прошли в полутемный зал. Столики освещались лишь толстыми красными свечами в стаканах.
У стойки Джесси сразу увидела его, как и он ее. Выпрямившись, тот медленно оглядел девушку с головы до ног. Не слишком ли я вырядилась? — подумала Джесси, чувствуя, что краснеет.
Он сидел на табурете, вытянув длинные ноги, небрежно зажав в ладонях бокал. На нем были белая майка с короткими рукавами, накинутая на плечи темная спортивная куртка, поношенные джинсы и черные башмаки, подобных которым она не видела со времени учебы в шестом классе. Джесси невольно отметила, как здорово выглядит Эдди — спортивен, подтянут, раскован, уверен в себе.
— Мы не опоздали? — спросила она, стараясь быть непринужденной.
— В самый раз, мы тоже только пришли.
Джесси оглядела бар.
— Она пудрит нос, — понял ее недоумение он.
— Уже нет, — послышался знойный голос, и Джесси увидела, как стройная красотка обвила рукой талию Эдди и прижалась к нему.
— Разрешите представить — это моя подруга Рут Альфан.
Джесси приветливо пожала руку девушке, отметив, с какой неохотой та оторвалась от Эдди, потом представила Евгения, который, к ее удовольствию, выдавил вежливую улыбку. Эдди провел компанию к зарезервированному столику у сцены.
Как она и ожидала, Рут оказалась обольстительной — около шести футов ростом, с кожей, похожей на безукоризненной белизны фарфор, скромная косметика, запах шикарных духов, неземная красота золотисто-рыжих волос, ниспадающих густыми локонами до середины спины. Джесси не сразу обратила внимание на ее наряд — удивительно полные груди облегало нечто вроде гимнастического купальника, только с длинными рукавами, а внизу — яркая цветастая юбка. По сравнению с ней Джесси почувствовала себя собственной тетушкой — старой девой.
Они сели, заказали напитки, раскрыли меню, поговорили о дороге из Вустера, о погоде… Все это время Рут и Эдди сидели, непринужденно приобняв друг друга за плечи. Тогда и Джесси незаметно придвинула свой стул поближе к Евгению.
— Как чудесно, — ослепительно улыбнулась Рут, — что мы встретились. Эдди так много рассказывал о вас.
— Вот как? — озадаченно вскинул голову Евгений, покосившись на чуть смутившуюся Джесси.
— А правда, что вы с Эдди жили напротив друг друга на одной улице?
— Ну д-да, — ответила та, запинаясь. — Мы были соседями.
— Я не поверила, когда он рассказал, как детьми вы отважно совершили этот жуткий ритуал кровного братства. Я бы не осмелилась, потому что трусиха.
Джесси бросила взгляд на Эдди. Ей не хотелось посвящать этот вечер воспоминаниям, и ему, похоже, тоже.
— Я должна рассказать вам, чем мы занимались вчера, — произнесла она, резко сменив тему. — По субботам мы посещаем блошиные рынки — там можно найти удивительные вещи. У Евгения их уже целая коллекция.
Эдди приподнял брови:
— Вот как?
Евгений принялся подробно описывать свои богатства. Хорошо, что ей удалось найти способ разговорить его, но Джесси вскоре заметила — Эдди и Рут только стараются казаться заинтересованными: уж слишком он занудливо объяснял технические особенности собранных им диковин.
К счастью, подошел официант и принял заказ. Когда он удалился, Эдди дружески подмигнул Евгению:
— А я люблю продуктовые рынки, выбирать зелень и всякое такое… Между прочим, мы там и познакомились с Рут. — Он обнял девушку за плечи, а она посмотрела на него с обожанием. — Однажды я шел по рыбному ряду в Толидо…
Пока он рассказывал, Джесси нервно крутила стакан со свечей. Уж не нашел ли Эдди свой идеал? Внешне Рут удовлетворяла всем требованиям. В профессии, судя по всему, также достигла успеха. Ей не к чему было придраться. Молодая особа была просто очаровательной и бесхитростно открытой.
Вечер явно был рассчитан на то, чтобы обе пары познакомились поближе. Что ж — все шло как по маслу, даже Евгений немного оттаял, чего Джесси пожелала и себе.
Наконец официант принес заказанные ими блюда.
— Ммм, пища богов! — Джесси старалась проявить восторг, хотя у нее начисто пропал аппетит. — Пальчики оближешь.
— Ты права, — подтвердил Эдди. — Тут хороший повар, и я стараюсь обедать здесь хоть раз в неделю.
— Ты часто питаешься в ресторанах?
Он кивнул.
— Особенно когда у меня две репетиции на день.
Евгений неожиданно оживился.
— Джесси говорила, что вы играете в здешнем симфоническом оркестре?..
— Да, это моя главная работа.
— Знаете, а Джесси подала заявление на должность дирижера нашего Вустерского симфонического… При этих словах она обмерла и опустила глаза. С какой стати Евгений выдал ее секрет! А тот, как ни в чем не бывало, продолжал: — Было бы чертовски кстати, если бы кто-то авторитетный вроде вас написал ей рекомендательное письмо.
— Евгений! — взмолилась Джесси, испытывая жуткое унижение. — Эдди — человек занятой.
— Уверен, он поможет. Не так ли?
Эдди хранил молчание.
— Конечно, поможет! — простодушно воскликнула Рут. — Он добрейший на свете человек.
Джесси бесцельно копалась вилкой в своей тарелке. Эдди явно не станет вмешиваться, и она понимала почему, — он не считает ее достаточно подготовленной к дирижерской миссии.
— Посмотрим, что можно сделать, — пробормотал тот и круто перевел разговор совсем в другое русло. — Видели какие-нибудь интересные фильмы в последнее время?
Джесси почувствовала облегчение. Наконец-то нашлась тема, которую можно обсуждать безбоязненно. Пока они перебирали любимые картины, она стала успокаиваться. Ей вообще нравилось кино, а тут еще выяснилось, что они с Эдди умудрились не пропустить последних оскаровских призеров. Это совпадение позволило им спокойно проговорить до конца обеда.
Прислонившись к плечу своего избранника, Рут неожиданно сказала:
— Как странно, что он называет вас Джесс! Звучит почти как джаз. Забавно.
Эдди красноречиво усмехнулся.
— Когда мы были детьми, меня бесила ее добросовестность. Уроки сделаны, одежда всегда опрятная, пунктуальна до неприличия, ни одного отклонения ни в чем. А я обожал импровизацию! Вот в насмешку и поддразнивал, хотя мне самому больше нравится сочетание блюз — Джесс.
Только они вдвоем знали, что сие обозначает. Джесси смутилась. Евгений вдруг нахмурился. Выручила Рут. Чмокнув Эдди в щеку, она беззаботно спросила:
— А каким тогда был мой миленок?
— Ваш миленок был настоящим дьяволом.
— Вот как? — Зеленые глаза Рут округлились. — Ой, расскажите. Это пригодится, когда он будет слишком меня доставать. Знаете, он убежден, что я нытик. — Она закатила глаза: мол, такое обвинение просто смехотворно.
Джесси заметила, как Эдди чуть скривился, и подумала, что он не считает свою любимую столь уж идеальной.
Может, рассказать им одну историю, над которой можно посмеяться? Во всяком случае, она не нарушит непринужденную атмосферу, установившуюся за столом…
— Наш тогдашний директор школы мистер Келли обожал выступать на собраниях. Этот в общем неплохой человек считал себя остряком, а на самом деле шутил крайне неумело. — Подали кофе, а девушка так увлеклась, что даже не заметила, как положила себе лишнюю порцию сахара. — Так вот, на одном собрании ребята вдруг стали хохотать до слез над его плоскими остротами. Я сидела в оркестровой яме и никак не могла понять, в чем дело. Все покатывались над его дурацкими хохмами, просто умирали. Когда выглянула на сцену, знаете, что я увидела? Это чудовище Эдди Палмер держит прямо за спиной директора картонный плакатик, на котором написано: «Смейтесь». Каждый раз, когда мистер Келли произносил очередной перл, вверх взмывал плакатик, и аудитория взрывалась…
Рут упала на плечо Эдди, слезы текли из ее глаз. Евгений же, похоже, не нашел ничего забавного в услышанной истории и довольно сухо спросил:
— Директор узнал об этом?
— Боюсь, что нет, — ухмыльнулся Эдди. — Мистеру Келли, вероятно, до сих пор снится тот триумф.
— Но кое-кто из учителей все видел, — добавила Джесси.
— И что? — Эдди откровенно осклабился.
— А ничего. В том-то и вся беда с тобой, Эд. Никто не мог устоять перед твоим обаянием — тебе все сходило с рук…
Евгений постукивал ложечкой по кофейной чашке. Что его так рассердило? Джесси в смятении заморгала, ее словно окатило холодной водой: ведь они с Эдди почти час говорили друг с другом или друг о друге. Краем глаза она следила за Евгением. Он снова надулся, его взгляд с подозрением перебегал с нее на Эдди и обратно. Девушка протянула руку, погладила Евгения по плечу, ободряюще улыбнулась ему, что, впрочем, не помогло. Спасение пришло в лице молодого человека с саксофоном.
— Нам пора, — сказал он, обращаясь к Палмеру.
Тот отодвинул стул.
— Как долго вы пробудете здесь?
Джесси взглянула на Евгения.
— Одно отделение, наверное.
— Всего-то?
Эдди казался разочарованным, поднялся и пошел к роялю.
Следующие сорок минут Джесси завороженно слушала. Все пятеро музыкантов были превосходны, но ее вниманием безраздельно владел пианист. Его импровизации отличались фантастической сложностью и оригинальностью. Она смотрела только на него, даже когда он не солировал.
Джесси знала — так может играть человек, в совершенстве владеющий техникой исполнения. Только тогда он свободен, раскован, полон энергии.
Джесси улыбалась, наслаждаясь его вдохновенной игрой. Густые черные волосы Эдди разлохматились, черты лица смягчились, словно озаренные мелодией, которая рождалась под его пальцами.
Джесси сидела откинувшись на спинку стула, прижимая пальцы к губам, ощущая, как волны жара поднимаются где-то внутри, охватывая тело. Они всю свою жизнь выступали либо по очереди, либо вместе, но никогда еще девушка не ощущала такого прилива чувственности, вызванного его игрой. Это было что-то новое. Она обращала внимание на детали, не имевшие никакого отношения к музыке: блеск его волос, звездное сверкание глаз под густыми ресницами, волевая, твердо очерченная нижняя губа, ямочка на подбородке…
Джесси взглянула на Рут и впервые за вечер призналась себе, что завидует. Определенно, вчерашний юноша, став зрелым мужчиной, обрел еще большую магию…
Прозвучал великолепный финал, и Джесси горячо зааплодировала вместе с остальными слушателями. Она была застигнута врасплох, когда Эдди взял с рояля микрофон, оглядел аудиторию и торжественно объявил:
— Сегодня я испытываю особое удовольствие от присутствия здесь моего самого старого и дорогого друга…
Девушка резко выпрямилась, ее пробрала нервная дрожь.
— Мы не виделись целую вечность, но я прекрасно помню, как в нашем школьном джазе она солировала на флейте.
Джесси вцепилась в сиденье своего стула и перестала дышать. Не делай этого, Эдди! — взглядом молила она.
— Можете не сомневаться, позже она меня взгреет, но… — Он нагнулся и вытащил из-под рояля футляр с флейтой. — Джесс? Ты ведь не откажешься? — Он смотрел прямо на нее, и публика, словно по сигналу, зааплодировала. У Джесси закружилась голова, кровь застучала в ушах. Прошло десять лет с тех пор, когда она играла в джаз-банде Эдди, и у нее не очень-то получалось… Она отрицательно покачала головой и рассмеялась, пытаясь отделаться от его приглашения, но не тут-то было. Эдди всегда добивался своего. — Она здорово бацает, леди и джентльмены, только сама не знает этого.
Публика захлопала еще энергичнее. Она глянула на Евгения и прошептала: «Помоги мне». Однако по его мрачному виду сразу поняла, что помощи не дождется. Тогда Джесси встала и, с трудом преодолевая дрожь в ногах, вошла в круг света на сцене.
— Я не просто врежу тебе, Эдди, — едва слышно сказала она, — я тебя убью.
Эдди протянул флейту и весело подмигнул. Выхода не было. Девушка поднесла холодный металл к подбородку и пробежала пальцами по клапанам. Вот бы исчезнуть сейчас. Она болезненно ощущала тишину зала и громкое биение собственного сердца.
Непривычна она играть импровизации. Все равно что выступать перед студентами, не зная темы лекции. Она всегда боялась исполнять то, чего не знала наизусть или заранее не отрепетировала…
Эдди проинструктировал остальных музыкантов, вернулся к роялю. Слава Богу, они начали со знакомой мелодии. Играли простенько, без выкрутасов. Тем не менее Джесси долго не могла справиться со страхом и вступить.
Эдди многозначительно покосился на нее. Глядя ему в глаза, девушка храбро было поднесла к губам флейту и… снова опустила. Эдди подбадривающе подмигнул, как бы намекая: все о'кей, можешь не торопиться.
Улыбнувшись в ответ, Джесси наконец заиграла. Поначалу ей было трудно, она робко вела свою музыкальную партию, стараясь лишь точно следить за партнерами.
Ее шея под волосами взмокла, коленки продолжали дрожать, но все же игра становилась более уверенной. Пришло нужное дыхание, пальцы слушались. Эдди не спускал с нее глаз. Она ощущала свою связь с ним, его уверенная сила словно вливалась в нее, помогая раскрепоститься и смело идти навстречу музыке…
Саксофонист начал исполнять соло, ударившись в серию сложных пассажей, и через пару секунд мелодию едва можно было узнать. Пока он играл, Джесси могла передохнуть и чуть прийти в себя.
Соло закончилось слишком быстро. Саксофонист кивнул, давая ясно понять, что наступила ее очередь. Не зная, как быть, Джесси умоляюще посмотрела на Эдди: «Пожалуйста, не оставляй меня…» И он ответил взглядом: «Все о'кей. Вперед!»
Они играли вдвоем. Флейта и фоно переплетались и вторили друг другу. Интуитивно она угадывала наперед его замысел, подхватывала и развивала его, с радостью ощущая самое замечательное, что, собственно, и является музыкой, — рождение гармонии. И это чудо возникло благодаря ей и Эдди. Вернее, сейчас они стали единым целым.
Их дуэт подошел к концу, публика зааплодировала, к своему изумлению, Джесси обнаружила, что смеется от переполняющего ее счастья.
Наступила очередь ударника, потом все музыканты вернулись к бесхитростной основной мелодии, и номер закончился прежде, чем девушка успела сообразить это. Эдди вышел из-за рояля, крепко обнял ее одной рукой. Прижавшись к нему, Джесси чувствовала себя наверху блаженства.
— Потрясно, — выдохнул он ей в ухо. — А теперь попрощайся с публикой, умница моя.
Джесси поклонилась морю лиц в зале и вернулась к своему столику. Евгений тут же пробормотал что-то, но она не разобрала.
— Повтори, я не расслышала.
— Я говорю, что должен вызвать этого типа за угол и задать ему хорошую трепку.
Все сразу утратило свое волшебство.
— Евгений, не усложняй, пожалуйста! — взмолилась Джесси.
— Кто дал ему право выставлять тебя на посмешище?
— Неужели у меня получилось так скверно? — Она ахнула.
— Ну нет, конечно, — отвел глаза Евгений.
А он ведь прав, подумала Джесси, вспомнив, как неуютно ей было поначалу на сцене, как холодели губы и дрожали пальцы. На кой черт Эдди подверг ее такому испытанию? И хотя все кончилось вроде неплохо, она больше не пойдет ни на какие эксперименты. Хватит с нее, нахлебалась досыта!
В перерыве Евгений сразу же предложил возвращаться домой. Что ж, дорога и впрямь неблизкая. Эдди и Рут провожали их до дверей.
— Спасибо, что приехали. — Эдди снисходительно похлопал Евгения по спине.
— Спасибо за приглашение, — поклонилась Джесси.
Эдди сжал губы, снова переводя взгляд на ее спутника.
— Нам непременно нужно встретиться еще, — пропела Рут.
Она льнет к Эдди, как ящерица к теплому камню, усмехнувшись, подумала Джесси и тут же упрекнула себя за недоброжелательное отношение к молодой женщине. Она ведь очаровательна.
Улицу Джесси пересекла, взяв Евгения под руку, стараясь изобразить счастливую пару. Тот отпер дверцу машины, но, прежде чем сесть, девушка оглянулась. Эдди все еще стоял у двери. Один. Совершенно неожиданно у нее возникло новое живое ощущение своей внутренней связи с ним.
— Садись, — нетерпеливо бросил Евгений. — Я хочу домой. От этого адского шума у меня разболелась голова…
Было уже без десяти два, когда зазвонил телефон. Спросонья Джесси не сразу нащупала трубку.
— Привет, Джесс.
— Эдди? — Она замерла. — Ты где?
— Дома. Только вошел. — Его голос звучал мрачно и устало.
Она включила лампу на тумбочке.
— Что-нибудь случилось?
— Ничего. Просто позвонил. — Он тяжело дышал. — А, черт… — после довольно долгой паузы произнес Эдди. — Не знаю, как сказать.
Джесси насторожилась.
— Сказать о чем?
— Помнишь, сегодня за обедом твой Евгений спросил, не напишу ли я для тебя рекомендательное письмо?
— Ах это. — У нее замерло сердце.
— Мне следовало ответить тогда же, но… не хотелось портить вечер.
— Чего мнешься, говори яснее.
— Да не волнуйся ты так, Джесс. Видишь ли… я не могу его написать…
— Ладно, я понимаю. — У нее даже голос сел от неожиданной обиды.
— Да ничего ты не понимаешь! Я не могу рекомендовать тебя потому, что… сам подал заявление на это место.