Мелькнул чулок

ЭПИЛОГ

Энни сидела рядом с Фрэнком в павильоне Дороги Чендлер, слушая, как Дэвид Нивен представляет Чарлтона Хестона и Сьюзен Хейуорд, которые должны были открыть конверт с именем лучшей актрисы семьдесят третьего года, но их слова и натянутые шуточки, предназначавшиеся, чтобы снять напряжение, не затрагивали ее сознания.

Церемония началась точно в назначенное время, несмотря на ужасные новости о гибели Дэймона Риса и его ассистентки. Похороны должны были состояться послезавтра.

Четверть часа назад Дэймону посмертно дали «Оскара» за лучший сценарий года. Поспешно собранные клипы из его вошедших в историю фильмов были показаны в этом зале вместе с монтажом о его жизни и карьере. Марк Сэлинджер принял награду Дэймона со слезами на глазах, не в состоянии произнести традиционных слов благодарности за своего погибшего друга.

Энни вцепилась в руку Фрэнка. Ее жизнь казалась ей пустой и никчемной без Дэймона и Марго. Потеря ощущалась тем острее, что она не могла понять ее причины.

Только вчера утром она собиралась пообедать с Дэймоном, надеялась услышать хорошие новости от Марго. Потом ужас поглотил их всех и едва не отнял жизнь самой Энни.

Что случилось?

Дэймон вовсе не казался отчаявшимся, когда Энни в последние дни говорила с ним по телефону. Но газетчики намекали, что депрессия, вызванная окончанием съемок, в сочетании с неизвестными обстоятельствами, должно быть, заставили его привести в действие давно задуманный план самоубийства. Предполагалось, что Марго погибла из-за трагической случайности. Но Энни знала – Дэймон просил Марго приехать в пустыню. Зачем? Надеялся, что в последнюю минуту она поможет изгнать злых демонов?

Энни никогда не узнает. Она сознавала только, что их больше нет. А она осталась.

Фрэнк сидел рядом, неподвижно, словно манекен, понимая, как необходима Энни его поддержка.

Уолли Дугас рассказал ему все, пока мужчины ожидали у двери реанимационного отделения в Кингмене, все еще не уверенные в том, выживет ли Энни после сильного газового отравления.

Детектив, как видно, знал все до мельчайших подробностей о жизни Энни – таких, о которых Фрэнк даже не подозревал. Он подтвердил не только омерзительные подробности тайной жизни Хармона Керта, содержащиеся в конфиденциальном досье Мартина Фарроу, но и подозрения Фрэнка насчет того, кто был инициатором газетной травли, выставлявшей Энни в столь невыгодном свете после выхода на экраны «Полночного часа».

– Они все это сочинили, – уверял детектив. – Мисс Хэвиленд познакомилась с Шейном только на съемках и кроме него в жизни не была ни с одним мужчиной, мистер Маккенна. – И, улыбнувшись, добавил:

– Только с вами.

Детектив, казалось, смирился с собственной ролью в махинациях Керта и предпочитал не распространяться о ней.

Фрэнк видел, что единственным глубоким чувством Уолли была скорбь по погибшей Марго. Или Кристин.

Что касается Энни, Дугас никогда ее не встречал, но с присущей ему проницательностью понял характер и душу девушки.

Мужчины решили, что не стоит открывать Энни правду о взрыве, едва не убившем ее, правду слишком страшную, чтобы открывать ее Энни.

– Она привыкла бороться за жизнь, – заметил Уолли. – И ей ни к чему знать все это. Мисс Хэвиленд может жить без Риса и Кристин. – Он покачал головой. – Для Кристин все было по-иному. Она знала. Должна была знать. Чувствовала, как смерть подкрадывается, и не боялась последствий. Она давно уже устала от жизни, мистер Маккенна. Что же касается Риса… мы никогда не узнаем, что он чувствовал в конце.

Фрэнк взглянул детективу в глаза.

– Думаю, он был горд, – ответил он.

«И возможно, – размышлял Фрэнк, – именно гордость помогла Дэймону все выдержать и совершить задуманное до конца – вместе с Кристин. Слишком долго он жил в холодном одиночестве, когда единственным спутником и товарищем было спиртное. Может, в нем родились сильные чувства, и он был счастлив, что запутанные тропинки наконец пересеклись, и двое отчаявшихся людей смогли наконец связать свои жизни.»

Фрэнк уже не узнает, так ли все было. Главное для него – Энни жива. Там, в реанимационной палате, он долго молча держал ее руку, прежде чем сказать о своих чувствах, попросить прощения за долгую разлуку, причиной которой были обман Керта и глупая доверчивость Фрэнка. Фрэнк сказал, что поймет, если Энни никогда не сможет доверять ему после того, как он ее предал.

– Я люблю тебя, – повторял Фрэнк. – И хочу, чтобы ты вышла за меня замуж. Можешь не отвечать сейчас, но мне необходимо, чтобы ты знала о моих чувствах. Я буду ждать сколько угодно.

Вместо ответа Энни обхватила его за шею, прижалась к нему и долго-долго не отпускала, пока слабость не заставила ее вновь откинуться на подушки. Но Фрэнк так и не понял, что означал этот жест.

… «Претендентки на звание лучшей актрисы года: Джоан Вудворд, фильм «Летние желания, зимние грезы…». После каждого имени на экране шли кадры из фильмов, в которых играла названная актриса. Энни увидела себя в роли Дейзи, снятую камерой Марка, рожденную талантом Дэймона.

Наконец настал самый важный момент. В зале воцарилась абсолютная тишина. Зрители многих стран наблюдали, как Сьюзен Хейворд открывает конверт.

– Премия присуждается Энни…

Раздался оглушительный гром аплодисментов, заглушивших конец фразы. Зрители встали, все как один человек. Все камеры были направлены на лицо Энни. Она повернулась к Фрэнку, поцеловала его в щеку. Он помог Энни встать, показав глазами, что проводит ее до подиума, если понадобится. Энни покачала головой и под неутихающие восторженные крики направилась к сцене.

Сьюзен, обняв ее, прошептала:

– Мне так жаль, Энни. Держись. Дэймон гордится тобой, где бы он ни был сейчас.

Энни стояла, сжимая позолоченную статуэтку в руках, улыбаясь как можно пленительнее, пока камеры безжалостно снимали ее лицо крупным планом. Эхо аплодисментов все громче и громче отдавалось в стенах зала.

Внезапная ясность мыслей снизошла на Энни, вытесняя боль потери, когда девушка смотрела на множество людей, собравшихся, чтобы приветствовать ее.

Неутомимо хлопая в ладоши, будто этот вечер никогда не кончится, обитатели этого царства грез словно осенние листья, поднятые ветром и осевшие под этими сводами, изливали свою симпатию к Энни овациями, эхо которых скоро растает в вечернем воздухе, улыбаясь женщине, стоявшей на сцене. Через минуту сцена будет пуста… Но эта недолговечность только делала их всех еще прекраснее, как те сказочные истории, запечатленные на пленке для жаждущих иллюзий человеческих созданий.

Мысль эта могла бы принадлежать Дэймону, хотя родилась в усталом мозгу Энни. И это делало ее одиночество не таким безнадежным.

Дэймон ушел навсегда, а ведь он лучше других понимал, что все и вся может исчезнуть в свой срок, проскользнуть между пальцев, как песок, а зеленая земля предлагала убежище и утешение – единственно вечное.

Такова была жизнь для Дэймона…

Теперь и для Энни. Только боль стала острее, потому что Дэймон и Марго покинули ее так скоро, так несправедливо скоро.

Когда аплодисменты, наконец, немного утихли, Энни начала говорить:

– Спасибо, большое спасибо за вашу доброту. И за ваши похвалы, они значат для меня больше, чем я могу высказать.

Дыхание у нее перехватило: слова не шли с языка.

– Все прекрасные, преданные делу люди, работавшие над «Плодородным полумесяцем», – сказала она наконец, – с самого начала знали, что Дейзи и ее история никогда не существовали бы, не говоря уже о том, что не появились бы на экране, не подари им жизнь гений и неутомимый дух Дэймона Риса. Но лишь немногие понимали, как велики были поддержка и помощь друга и ассистентки Дэймона Марго Свифт. Марго пришла к Дэймону в начале своей карьеры, когда Рис был в расцвете славы. Они так много значили друг для друга, и, принимая эту награду, я хотела бы вспомнить о любви, сделавшей их необходимыми друг для друга и для меня.

Блестящими от слез глазами Энни взглянула на притихший зал.

– Сегодня, – продолжала Энни, – я чувствую, что потеряла свою семью. Дэймон Рис был мне отцом в лучшем и самом глубоком смысле этого слова, дал мне мужество и гордость помочь себе, когда я считала, что мне уже ничто не поможет. Я так любила его…

Скорбь вновь сжала сердце. Несколько минут Энни была не в силах говорить.

– А Марго была настоящей сестрой, которой я никогда не имела. Она поддерживала меня всеми силами своей мужественной души и понимала меня лучше, чем я понимала себя. Я всегда с болью буду думать о будущем, которое отнято у нее, но и я благодарна судьбе, позволившей мне узнать Марго.

Энни замолчала, грустно улыбнувшись.

– Как все вы, я чувствую себя сегодня ужасно, потому что потеряла Дэймона и Марго. Но я не одинока – вы здесь со мной. И я хочу, чтобы вы стали моей семьей. Ваша любовь и ободрение означают для меня больше, чем могу высказать. И теперь, когда вы подарили мне свою симпатию, обещаю, что никогда не подведу вас. С этой минуты буду стараться как могу, и пока жива, не забуду эту ночь и эту минуту.

Энни сошла со сцены под нарастающий грохот аплодисментов, превратившихся в овацию.

Идя по проходу, она видела сотни залитых слезами улыбающихся лиц, тысячи хлопающих рук.

И заметила напряженно ожидающего Фрэнка.

Журналисты понимали, каких сил стоил Энни сегодняшний вечер, и великодушно освободили ее от обязательного интервью после церемонии награждения.

Через полчаса после речи Энни церемония завершилась. Энни обнимали, жали руки, желали счастья… Наконец она осталась наедине с Фрэнком. Оба молча направились через ночь, к стоявшему неподалеку автомобилю.

В воздухе уже чувствовалось приближение лета. Соленый морской запах смешался с ароматом эвкалипта, жасмина, подстриженной травы. Звезды висели совсем низко. Когда-то Энни в такую же ночь шла с Бет Холланд по Фаунтин авеню, не зная, что через несколько минут произойдет знаменательная встреча с незнакомцем по имени Дэймон Рис.

Это было пять лет назад… а казалось, прошла вечность. Но это тот же город и тот же воздух. И даже тогда Энни спрашивала себя в изумлении и тревоге – может ли судьба распорядиться так, что эти улицы станут ее домом?

Фрэнк нес статуэтку в одной руке, другая лежала на плече Энни.

Когда они добрались до автомобиля, он повернулся к ней.

– Куда теперь?

– Ты знаешь.

Фрэнк наклонился, чтобы поцеловать ее в щеку. Оба знали – тихие комнаты квартиры ждут их сейчас. Ничто теперь не разделяло Энни и Фрэнка. Они вместе.

Он слегка отстранил Энни от себя: Энни, прикрыв глаза, чуть покачнулась: усталая, хрупкая нимфа в его сильных руках.

– А после сегодняшнего вечера? – спросил Фрэнк. В глазах Энни горела боль, смешанная с желанием.

– Неужели ты и вправду можешь хотеть меня? – спросила она. – Сама не знаю, кто я, Фрэнк, откуда и куда иду. Можешь ли ты это понять?

– Я знаю, кто ты.

Энни недоуменно, с нежностью взглянула на него. Возможно, Фрэнк прав. Неужели всю свою жизнь она пыталась достичь того, что не под силу совершить одному? Может, единственный способ найти себя—довериться этому человеку и принадлежать ему? Наверное, единственная Энни Хэвиленд, которую стоит узнать, – та, что отражается сейчас в глазах Фрэнка.

И когда она спрятала лицо на его груди, ожидание, так долго копившееся в душе, почему-то пропало куда-то, истощилось, ушло. Куда так срочно нужно бежать? От чего скрываться? Нетерпение улеглось, а ведь перед Энни открылось будущее, пусть такое же непроницаемое, как раньше, но обещавшее радость и добро.

Через секунду они очутились в автомобиле; статуэтка валялась на заднем сиденье. Машина легко влилась в поток.

Ладонь Фрэнка опустилась на руку Энни; девушка закрыла глаза, счастливая, что может, наконец, дать им отдохнуть. Слишком много битв, чтоб видеть ясно, слишком много слез, истощивших их.

Дорога стелилась под колеса, как бесконечный океан под днище корабля; покачивание рессор, убаюкивающих Энни, навевало дремоту… Глаза Фрэнка будут смотреть на нее этой ночью, а его рука будет спасительным ориентиром, в котором она так нуждалась сейчас.

Энни нерешительно стиснула его пальцы. В ответ Фрэнк прижал ее к себе еще сильнее.

И так они ехали до самого дома.