О, ты, Траз-уж-Монтеш, моя сторона,
Где в камушке каждом жива старина!
Один португалец оттуда далёко
Судьбой был заброшен, и жил одиноко.
По Борбе[1] родной на чужбине скучал,
Вернулся и девушку он повстречал.
Решилась судьба их за пару мгновений,
Венчали их в церкви, денёк был осенний.
И мальчик родился… Судачит молва:
Тот месяц злосчастный был месяцем льва[1].
Ах, девственна мать, что рождает поэта,
В очах её отблеск небесного света…
Луна для младенца плела ворожбу[2]:
Шли три мавританки пророчить судьбу.
Сказали, внушаемы дивною силой,
Что станет он принцем, но лишь за могилой.
И годы прошли, вновь осенний денёк:
«Я в Кову[2] поеду, прощай, мой сынок!»
Скорбящей Марии на матери платье,
В цветы убралась, на прощанье – объятье.
«Мы скоро увидимся, путь недалёк!»
Да, вот, не вернулась в назначенный срок.
Найти её муж безутешный пытался,
Поехал за нею, да там и остался.
Ах, воин отважный! Была в нём видна
Младенчески чистой души глубина!
Миры пересёк я, тоскою ведомый,
Без вас воротился дорогой знакомой.
Душа стала вещей под чарой луны,
Сбывается рок, нет в том вашей вины…
И всё же, чудесно, коль сын твой – Вергилий,
Пусть грустной судьбою его наградили.
Для вас, португальцы, я песню пою,
От вас не укрою тревогу мою.
Не ранить бы души вам песней унылой:
Нет книги грустней в Португалии милой!