Ментовская мышеловка

К телефону подходила только Таня. "Алло", - говорила она тихим ангельским голоском, сколько бы раз он ни звонил. "Вас не слышно, перезвоните, пожалуйста". Таким образом, пробиться к Дорохову было невозможно. Виктор знал, что предотвратить их бракосочетание не удалось.

И ужасающая несправедливость происходящего угнетала его, он чувствовал себя запертым в клетке, он предпочел бы сдаться милиции и вернуться в "Матросскую тишину", только бы не сидеть здесь и не выжидать неизвестно чего. Он отпустил Леху, и вот он у подъезда Дорохова.

Что же делать? Как прорваться через этот мощный кордон? Ведь наверняка Заславский дал его приметы своим мордоворотам, и любая попытка пройти в подъезд закончится плачевно для него.

Было около девяти часов вечера. Жильцы заходили в подъезд, тщательно изучаемые людьми Заславского. Он подошел к одной пожилой женщине с авоськами и спросил ее, не идет ли она в этот подъезд. "А что?" - спросила она. "Да я хотел вас попросить зайти в сто двадцать четвертую квартиру и сказать ее хозяину, что я его жду на улице". - "Да вы что?! - вытаращилась она на него. - Не видите, что тут творится, я еще пожить хочу, мне вашими разборками заниматься неохота. Устроили здесь черт знает что..." Еще две попытки закончились тем же. Что делать?

Позвонить в милицию? Так его самого тут же и возьмут. И пока суд да дело, его просто прирежут в камере подосланные Заславским люди.

Виктор топтался вдали от дома, около чахлого садика с детскими качелями и каруселями. Подъезд Дорохова отсюда особенно хорошо просматривался. Виктор курил сигарету за сигаретой и не знал, что ему делать. Сигареты кончились, а рядом был киоск, он купил себе еще пачку и снова закурил. Тут к киоску подъехал "жигуленок", из него быстро выскочил мужчина, не выключая двигателя машины, подбежал к прилавку. "Пачку "Кэмела", пожалуйста, быстро, что-то с машиной, если выключу, не заведется. Да ладно, сдачи не надо..." И решение мгновенно пришло к Виктору. Он вскочил в машину и рванул ее с места.

"Стой, стой, сволочь! - заорал ее владелец и побежал за ним. - Угнали машину!"

Виктор разогнал машину, обогнул иномарки, караулившие подъезд, подогнал ее к самому входу, выскочил и забежал в подъезд. Мордовороты ринулись за ним, но замешкались, и он, двинув одного из них ногой в живот, вскочил в лифт.

Второй вытащил пистолет и направил на него, но стрелять побоялся. А лифт закрылся, и Виктор уже ехал на десятый этаж. Вот и сто двадцать четвертая квартира. Он яростно нажимает кнопку звонка, а лифт мчится вниз, и по лестнице топочут шаги преследователей.

- Что такое? - послышался мужской голос за дверью, и она открылась. Перед изумленным Дороховым стоял взмыленный Виктор. Он толкнул Дорохова внутрь и захлопнул дверь.

- Осторожно, Андрей! Это Виктор Александров! Он убьет тебя! - закричала Таня.

- Я никого не убью, кровавая сучка! - крикнул Виктор, отталкивая ее. Слушайте меня, Андрей Андреевич! У меня мало времени. Это она со своим другом Заславским убила бедную Ирку.

Все это сделано ради одного - ради наследства вашего дяди, живущего в Париже...

А в дверь уже ломились.

- Открывай, сволочь! Открывай! Живым не уйдешь!

Виктор вытащил пистолет, оставленный ему Лозовичем, и направил его на Таню.

- Назад, назад!

Таня и ошеломленный Дорохов отступили в комнату.

Виктор схватил телефонную трубку, набрал номер милиции.

.

- Алло! Милиция! Срочно в Митино, дом... квартира сто двадцать четыре... Разбойное нападение на квартиру! Сюда ломятся бандиты. Вот их приметы...

- Этот гад вызвал милицию! Сейчас они будут здесь, ОМОН сюда приедет! слышались голоса за дверью.

- Хрен с ними, надо его выволочь отсюда!

- Это ты, падло, прошляпил его!

- Нет, надо уходить!

Послышался топот убегающих бандитов. Виктор, держа палец на курке пистолета, смотрел в глаза стоявшей в дверном проходе Тане. Ему стало жутко от ненависти, застилавшей ей глаза.

- Это правда, Таня? - спросил тихим голосом Дорохов.

- Это бред. Он же маньяк, ты не видишь, что он маньяк! Это он застрелил Ирку, а теперь хочет все свалить на меня.

- Сейчас тут будет милиция. И меня возьмут, - сказал Виктор. - Но вы должны знать - погибли ваш двоюродный брат и его жена. А ваш дядя баснословно богат. И все он завещал вам.

А значит, и вашей законной жене. Вот она - организатор этих преступлений! А вы - наивный ребенок в ее руках! Да неужели вам самому не приходило такое в голову? Эти люди у подъезда, неработающий телефон, эта поспешность, с которой она развелась с мужем и вышла замуж за вас, не считаясь ни с общественным мнением, ни с затратами. Как же вас обвели вокруг пальца, втянули в грязную историю! Но и ваша жизнь теперь висит на волоске! Вы следующий в списке жертв, кандидат на тот свет, Андрей Андреевич!

Неужели вы думаете, что будете нужны им после того, как они завладеют бешеными деньгами вашего дяди?

- Он сумасшедший, - крикнула Таня. - Не слушай его, Андрей! Такое в голову может прийти только сумасшедшему, маньяку!

- Да вы легко можете убедиться в истинности моих слов. Вот вам телефон, - он швырнул ему бумажку с телефоном Кости Савельева. - Все данные проверены частным сыскным агентством.

А подробности вам расскажет ваша законная жена!

Таня страшно побледнела, а глаза налились кровью. Дорохов внимательно поглядел на нее и как-то отшатнулся в сторону.

А в дверь уже стучали омоновцы.

- Меня заберут, может быть, и осудят. Но вы должны знать правду. Свяжитесь с Костей Савельевым или владельцем ресторана "Московские окна" Владимиром Игоревичем Лозовичем. Он вам расскажет то, чего я не успел. Ваша жена прекрасно знакома с братом своего бывшего мужа...

Таня не выдержала и резким ударом ноги выбила пистолет у него из руки. Пистолет угодил в стену, а она другой ногой, развернувшись, саданула его в челюсть. Он ударился о дверь, которую уже высадили омоновцы.

- Вот он! - крикнула Таня. - Это он напал на нас! Это убийца Александров! Он в розыске!

Держите его!

Его мгновенно скрутили. Дорохов стоял неподвижно и смотрел на эту сцену с выражением ужаса и брезгливости. Виктор молча глядел на него.

- Кто делал вызов? - спросил омоновец.

- Он, - указала на Дорохова Таня. - Хозяин квартиры Андрей Андреевич Дорохов. Этот человек в прошлом месяце у меня на даче застрелил его жену Ирину, а теперь хотел добраться и до него. Какие вы молодцы, так быстро приехали... - Она приходила в себя, выражение ненависти сменялось обычной маской любезности. - Еще чуть-чуть, и он убил бы нас с Андреем.

Виктор продолжал молчать, и она избегала смотреть на него. Она взглянула на мужа, но тут же отвела взгляд, что-то увидев в его глазах.

Омоновцы составили протокол, связались с МУРом, сообщили, что разыскиваемый Александров задержан при попытке убить гражданина Дорохова и его жену.

Дорохов молчал, говорить пока он был не в состоянии.

- Андрей! Очнись! - крикнула Таня. - Все нормально, как ты перенервничал, дорогой мой.

- Гражданин Дорохов, - обратился к нему омоновец. - Скажите, вы-то знаете этого человека? Действительно ли он покушался на вашу жизнь? Я понимаю, вы взволнованы, но ответьте нам, мы приехали по вашему вызову.

Он ничего не отвечал, стоял, закусив губу.

- Ладно, Александров, поехали. Вас ведено везти в "Матросскую тишину". Место за вами забронировано.

Виктора увели. Дорохов и Таня остались одни.

С улицы послышался мужской крик:

- Это он, сволочь, мою машину угнал! Я, понимаете, за сигаретами, двигатель не заглушил, машина барахлит, а он...

- Ваша машина цела. И двигатель работает! - крикнул ему кто-то. Садитесь и уезжайте отсюда.

- Черт знает что! - продолжал возмущаться голос...

Заработали двигатели, машины уехали. Наступила зловещая тишина.

- Ты что, поверил этому маньяку, Андрей? - улыбалась Таня, хотя у нее продолжали дрожать пальцы. - Я знала, что он с приветом, но чтобы такое придумать...

Дорохов закурил и пристально поглядел на нее.

- Говори правду, - наконец выдавил он из себя.

- Да какую же тебе надо правду?! - изобразила она удивление. - Я люблю тебя, ты сделал мне предложение, я его приняла, мы с тобой поженились, вот и вся правда! И никакой другой правды я не знаю!

- А насчет моего двоюродного брата и его жены? Их что, убили?

- Понятия не имею! Я первый раз об этом слышу! Я вообще о твоих родственниках за границей узнала только от тебя. Я не знаю, может, кто-то и убил их, но я-то здесь при чем?! Может быть, кто-то и копает под нас, мешает нашей жизни, нашему счастью, но, во всяком случае, это мне неизвестно! Какую историю он здесь наплел!

- А ты что, знакома с Заславским? - так же тихо спросил Дорохов.

- Да не знакома я ни с каким Заславским! - крикнула Таня. - Как же ты быстро веришь всякой клевете!

- Зато я с ним знаком, - сказал Дорохов.

- Ты? Каким образом?

- Не твое дело. Но я знаю, на что способен этот мерзавец.

- Ну, если у тебя такие знакомые, я-то здесь при чем?!

- А что за люди караулили подъезд и сопровождали нас в загс? Ты намекала, что их знаешь и что они не причинят нам вреда. А они просто оберегали меня от ненужной информации. Ненужной для тебя и твоего дружка-бандита. И эту дешевую сцену с "Пежо" ты организовала. Целое представление, тебе бы режиссером грандиозных действ надо было быть. Какая постановка... Гениально...

- Я ничего этого слушать не желаю! - закричала Таня, закуривая сигарету и ходя по комнате туда и обратно. - Все это чушь! От первого до последнего слова! А этих людей я наняла, именно я, только не для каких-то там преступных целей, а для нашей безопасности. Чтобы этот маньяк не разрушил наше с тобой счастье. Он убил Ирину, убил бы тебя из мести, он уже убил из-за нее человека и отсидел за это! Это никакие не бандиты, просто охранники из частного охранного агентства, довольно хлипкие, как выяснилось, если всей оравой одного маньяка поймать не смогли.

И мне, женщине, пришлось спасать тебя от его пули, ты что, забыл, как он наставлял на нас с тобой пистолет?

- Он афганец, десантник, мне говорил следователь, и драться умеет не хуже твоих головорезов. Вот только с тобой ему не под силу справиться. Дерешься ты классно, переводчица с английского и французского, тут надо отдать тебе должное...

- Это плохо?

- Это ужасно! Странно и ужасно! Немыслимо все это!

Он схватился за сердце и пошел на кухню выпить валокордин. Со стены с укоризной на него глядела Ирка. "Я же тебя так любила, Андрюша, - словно говорила она ему. - Что же ты так со мной поступаешь, ты думаешь, я ничего не вижу оттуда, нет, я все вижу. Ты ответишь передо мной за свое предательство. Это же она застрелила меня. Своей рукой. А ты спишь с моей убийцей, кровавой ведьмой..." Он застонал и закрыл лицо рукой. Отвернувшись от стены, накапал себе тридцать капель и выпил.

- Тебе нехорошо, Андрей? - подошла к нему Таня сзади и дотронулась до его плеча. Он с ужасом отшатнулся от нее.

- Пошла вон!!! Вон!!! - закричал он. - Все правда, что он сказал! Все! Я догадывался, что тут нечисто, но находился под гипнозом и еще под каким-то влиянием... Ты чем-то поила меня, своим ведьминским зельем... Но твои чары не всесильны! Вот что противостоит им! - Он показал на потрет Ирины на стене. - Любовь! Только любовь противостоит твоим проискам! Завтра же я выясню все до конца, и этот кошмарный брак будет признан недействительным. А ты пойдешь под суд! Под суд! За убийство! Сядешь лет на пятнадцать! И там у тебя будут другие проблемы!

Таня спокойно села за стол, закурила и вдруг засмеялась ему в лицо.

- Я не знаю, что ты приписываешь мне, дорогой муженек. Ты не видел, как я кого-то убивала.

А вот я, например, видела, как ты прекрасно стреляешь, супермен Дорохов!

- Что? - побледнел Дорохов. - Я?

- Сейчас я тебе кое-что покажу. - Загадочно улыбаясь, Таня прошла в комнату и принесла кусочек картона, которым помахала перед его носом.

- Вот. Андрей Андреевич Дорохов. Фирма "Русская усадьба", телефон, факс. Хорошая визитка. Малость подмочена июльским ливнем 1995 года. Но ничего, для дела сгодится. Ты прекрасный стрелок, господин Дорохов. Гражданина Иванова Андрея Игоревича 1969 года рождения, жителя Одинцова, ты уложил наповал. Ты, разумеется, считаешь, что гражданин Иванов Андрей Игоревич был не гражданин, а опасный для общества элемент и подлежал уничтожению без суда и следствия. Что же, в этом есть определенный резон. Но опять же, это можно оспорить, обратившись к органам правосудия, которые обязаны найти и наказать убийцу гражданина Иванова, или к известному в криминальном мире головорезу Мальку, который давно ищет убийцу его закадычного друга Вареного. Пусть они рассудят, имел ты право убивать его или нет.

Белый как полотно Дорохов держался обеими руками за сердце.

- Нервный вы стали, гражданин Дорохов, - усмехнулась Таня. - Три года назад вы гораздо лучше держали себя в руках. Не будь бабой, наконец! крикнула она. - Да, я давала тебе успокоительное, так что, оно парализовало окончательно твой мозг? На вот, прими это. - Она пошла в комнату и принесла маленькую красную таблетку. - Мигом придешь в себя. А потом можешь и коньячку выпить! Пей, не бойся! Мне не резон тебя травить!

Он выпил таблетку, запил чаем. Посидел, мрачно уставившись в пол. Сразу почувствовал себя бодрее.

- Ну? Лучше? Я же говорила. А теперь коньячку! - Она вытащила из буфета бутылку "Арарата" и налила ему и себе по рюмке.

- Давай выпьем! Все брехня, что наплел этот маньяк. Абсолютно все брехня. Но если на минуту представить себе, что в его словах есть доля правды, ну, например, что действительно погибли неизвестно почему твой двоюродный брат и его жена, если старик-миллионер завещал тебе как единственному родственнику свои миллионы, что в этом плохого? Старик скоро умрет, и ты станешь баснословно богат. Ты можешь развестись со мной, это твое право, но ты будешь распоряжаться огромными богатствами, предприятиями, магазинами, банковскими счетами жить в шикарных домах, виллах, квартирах. Ты об этом подумал в своем патологическом гневе? Пораскинь мозгами. А то накинулся на меня, как бешеный пес.

Дорохов налил себе еще рюмку, залпом выпил, закурил, задумался.

- В какое же дерьмо ты меня окунаешь, Татьяна! Кто же ты такая? Переводчица с английского или воровка в законе, преступный авторитет? Теперь он глядел на нее не только с ненавистью, но с некоторой долей уважения.

И изрядного любопытства.

- Есть многое на свете, друг Горацио, что недоступно нашим мудрецам, загадочно произнесла Таня.

- Это точно заметил старик Шекспир, - согласился Дорохов. - И что же прикажешь мне теперь делать?

- Я не могу тебе приказать, Андрей, но я бы очень попросила тебя изнасиловать меня, - улыбнулась Таня. Дорохов вытаращил глаза от удивления.

- Ты так прекрасен в своем гневе, Андрей, - воскликнула она и бросилась ему на шею. Покрывала его лицо поцелуями, кусала его, а потом встала перед ним на колени.

- Прости меня, мой дорогой, за резкие слова.

И я прошу - давай больше не копаться в этой мерзкой истории, где черт ногу сломит. Я знаю одно - я люблю тебя, Андрей. Но соврала в одном полюбила я тебя не тогда, когда тебя привезли к трупу Ирки ко мне на дачу. Я полюбила тебя в тот момент, когда ты вогнал этому подонку Вареному пулю в сердце. Это было великолепно - ливень, гроза, молнии, я сижу под деревцем, вся жалкая, мокрая, дрожащая, и ты выходишь из темно-зеленой "Волги", седой красавец, стройный, высокий, и в ответ на грязные угрозы хама стреляешь ему в сердце. И он падает. И подыхает. Это такое зрелище, Андрей. И такое сравнение: ты - и мой муж, нудящий из-за пересоленного супа, сидящий у меня на шее. Я ведь тогда следственной бригаде сказала, что ты низок ростом, а "Волга" у тебя черная. Чтобы тебя не поймали, дорогой мой... К счастью, старики-свидетели при ливне точно не заметили, какого цвета твоя машина. И ты спокойно уехал. Это здорово. Я люблю тебя, Андрей, - продолжала она стоять на коленях перед ним. - Я горжусь тобой, мой повелитель, мой муж. Я буду любить тебя, даже если ты завтра вышвырнешь меня отсюда вон. Я буду помнить наши великолепные ночи, нашу страсть. И как же я сейчас хочу тебя, ты представить себе не можешь. Ну, избей меня, изуродуй, но потом возьми, возьми, делай со мной что хочешь, я обожаю тебя!

Изумленный Дорохов глядел на нее, не в силах произнести ни слова. Она потянула его к себе на пол. И он, под влиянием ее чар, ее бешеного напора, взял ее прямо на полу кухни, при свете, при незашторенных окнах. Он стоял на коленях сзади нее и, делая движения, смотрел в окно, ему казалось, будто все видят, что они делают на кухонном полу, и от этого страсть еще больше охватывала его. Он кричал от наслаждения, стонала Таня, они слились в клубок страсти и порока, похоти и преступления. А на это ужасное зрелище со стены смотрели глаза Ирины. Но на эти глаза уже никто не обращал внимания...

Глава 30

- Проходите, господа, - пригласил прибывших Жан-Пьер. - Месье Дорохов ждет вас в гостиной.

Леклерк и Серж вошли в дом. Серж огляделся по сторонам. "Вот это жизнь! - подумалось ему. - То, что у меня в Подмосковье, - это туфта, большой сарай. А такое накапливается годами. Но с каким вкусом обставлено... Да, дворянство есть дворянство, куда нам с кувшинным рылом. Впрочем, мы тоже не лыком шиты. Этих дворянчиков искупали в Черном море, вот кое-кто выплыл, нам на радость... А мы их и здесь достанем".

Они прошли из вестибюля по длинному коридору, увешанному картинами и бра в виде свечей.

В огромной гостиной на противоположном конце екатерининского стола сидел кряжистый старик с изборожденным глубокими морщинами лицом. Он подслеповато глядел на вошедших.

- Прошу вас, господа, - хриплым голосом пригласил их Дорохов. Садитесь. Сегодня я обедаю раньше. В честь вас, моих гостей. Месье Леклерк, представьте мне гостя.

- Мистер Бланк, он так себя называет, - сказал Леклерк. - Но он русский, из России. Он боится называть свое настоящее имя. А говорит только по-русски.

- Это прекрасно - побеседовать с соотечественником, - прохрипел Дорохов, а потом тяжело откашлялся. - Поговорить в кои-то веки на родном языке, который я уже порядком тут подзабыл. Жан-Пьер, распорядись насчет вина! Вы, мистер Бланк, еще не пили мое вино!

Серж был поражен бодрым видом этого древнего старца и весьма доволен его приятным расположением духа. Если бы он был насторожен, подозрителен, гораздо труднее было бы с ним общаться, осуществляя свой план.

- А, вот и вино! Выдержанное десятилетиями!

Вот, попробуйте-ка... А? Ну как?

Серж мало понимал в этом и предпочел бы чего-нибудь крепенького, но приветливо улыбнулся и похвалил вино.

- Скоро нам подадут обед, - сказал Дорохов. - А теперь, Жан-Пьер, выйди и дай нам побеседовать.

Жан-Пьер вышел, и они остались втроем.

- Я слушаю вас, мистер, как вас там... Бланк.

Что вы хотели мне сообщить по поводу трагедии, произошедшей с моим сыном и моей невесткой?

- Видите ли, господин Дорохов, - начал Серж. - Вы не представляете себе, в каких условиях мы живем в России. Преступность настолько подняла голову, что заниматься бизнесом стало смертельно опасно. Так что я сильно рискую, придя к вам с моим сообщением. Но я так уважаю вас, вашу славную фамилию, что не могу терпеть, чтобы русская мафия доставала и здесь столь достойных людей, которые и так много пострадали в жизни. Вы, наверное, были не в курсе того, что господин Поль вел дела с российскими производителями, что он получал из России цветные металлы для своих предприятий. Так вот, об этом узнали представители преступных группировок и занялись шантажом, о котором господин Поль не считал нужным вам сообщать...

Леклерк сидел с каменным выражением лица и внимательно глядел в рот говорившему Сержу.

- Если вы, месье Дорохов, кому-нибудь расскажете о моем визите, то моя жизнь не будет стоить ни гроша.

- Да никому я не расскажу, - проворчал хриплым голосом старик. - Никто, кроме господина Леклерка и моих слуг, которые немы как рыбы, не знает о вашем визите. Говорите же, я стар, не в состоянии долго выдержать подобный разговор...

- Господина Поля и его жену убил некто Млынский, поляк, тесно связанный с русской мафией. Он был искусным исполнителем убийств - отравления были его специализацией, так сказать. Но заказал это убийство известный в России бандит по кличке Малек. Я лично видел Млынского в обществе этого страшного человека. Вы сами можете проверить, насколько тот известен в преступном мире, как велики его возможности...

- Но какой смысл был этому, как вы говорите, Мальку уничтожать моего сына и его жену? - внимательно поглядел на него Дорохов. - Наверняка живой он мог бы принести бандитам больше пользы. Наконец, его можно было похитить и требовать с меня выкуп, вот это было бы резонно, хоть и довольно жестоко. Но убивать...

Я ведь тоже бизнесмен, мистер Бланк, я во всем стараюсь найти смысл. А здесь, простите, я его не вижу.

- Вероятно, бандиты отчаялись воздействовать на господина Поля и решили отомстить ему.

- Да, - сказал старик, и на его губах появилось подобие улыбки. - Тут, видимо, дело в загадочной русской душе, которую трудно понять господам европейцам. Жан-Пьер! - вдруг закричал старик. - Жан-Пьер, где ты?

В дверях появился встревоженный Жан-Пьер.

- Господа, извините меня, но мой возраст оправдывает все... Мне необходимо выйти. Проводи меня, Жан-Пьер... И вообще, я подозреваю, что вино не самого лучшего качества. Откуда ты достал его?

- Из ваших погребов, месье.

- Достань бутылку из другого ящика. Принеси немедленно! - скомандовал он.

Жан-Пьер принес другую бутылку. Откупорил ее и разлил по бокалам ее содержимое.

Старик пригубил вино.

- Ну вот, я же говорил! Это значительно лучше, попробуйте, господа! Правда, лучше?

- Конечно, это лучше, - подтвердил Серж.

- Вот его мы и будем пить за обедом. А сейчас позвольте мне отлучиться. Жан-Пьер проводит меня, а вы тут без меня не скучайте.

Он тяжело встал, и Жан-Пьер повел его из гостиной. Серж с Леклерком остались одни. Серж, не моргнув глазом, вынул из кармана порошок и высыпал его в бокал Дорохова. Леклерк бесстрастно наблюдал за ним.

Они развалились на стульях и потягивали вино.

- А кислятина приличная, между прочим, - заметил Серж, скривив губы. Лучше бы коньячка...

- Вы не привыкли к хорошим винам, мистер Бланк.

- Мы, русские медведи, пьем водку и жрем кислую капусту с квасом, вы это хотите сказать? - улыбнулся Серж.

Леклерк пожал плечами, но опровергать не стал.

- И тем не менее мы не глупее вас, кажется, вы это успели понять?

- У вас совершенно особое мышление, - холодно заметил Леклерк.

- Да, куда нам с вами тягаться? А, вот и он... сиятельный владелец замка...

Шаркая по паркету мягкими туфлями, поддерживаемый Жан-Пьером, старик вошел в гостиную.

- Не скучали без меня, господа?

- Нет, мы как раз говорили о загадочной русской душе, - сказал Серж. Месье Леклерка тоже интересует эта тема.

Старик вдруг широко улыбнулся, показав ослепительно белые вставные челюсти.

- Да, на эту же тему... Недавно я прочитал роман одного русского писателя Лозовича, у него какое-то скверное название типа "Помойная яма" или "Выгребная яма", но дело не в этом. Этот Лозович был представителем так называемого социалистического реализма, писал про коммунистов, партработников - всякую чушь, короче. А тут, спустя много лет после его смерти - мне, кстати, говорили, что он погиб в автокатастрофе, - выходит в Париже его роман. И что же он пишет...

Я знал многое, но такого не ожидал... Какие подлости творили эти люди с загадочной душой, чтобы хорошо жить, не подвергаться расстрелам и пыткам, получать большие гонорары. В ход шло все - проституция, сутенерство, доносы, клевета, и это делали люди очень известные, лауреаты, герои, классики. Все только для того, чтобы хорошо жить. Я, например, чтобы хорошо жить и вообще жить, бежал из Севастополя, потом бедствовал в Константинополе, работая за гроши грузчиком в порту, затем подметал парижские бульвары, водил машину и трижды подвергался нападениям бандитов, а один раз получил ножевое ранение в живот. Ну а потом я сделал изобретение, получил деньги, открыл первое предприятие, и пошло, и пошло... Талант, смелость, умение - и на старости лет я живу достойной жизнью. Но другие считают, будто такой жизни можно достигнуть другими методами. Не так ли, мистер Бланк? - Он внимательно поглядел на Сержа, буравя его своими глубоко посаженными глазами, спрятанными в обширной сети морщин.

Сержу не понравился его вопрос. Леклерк же просто ничего не понял и продолжал сидеть с каменным выражением лица.

- Так вот, мистер Бланк, - продолжал старик. - Мне очень понравился этот роман, и я пригласил к себе сына писателя Владимира Лозовича. Он сейчас здесь и составит нам компанию за обедом. Вы, надеюсь, не против?

Серж быстро оглянулся на дверь. Там с мрачным выражением лица стоял Жан-Пьер, держа правую руку в кармане.

- Вы что, господин Бланк? - спросил спокойно старик. - А, Жан-Пьер... Да он не помешает нашему разговору, я уверяю вас. Он настолько предан мне, что я не могу уговорить его покинуть меня даже во время приятной беседы с вами. Это не в моих силах. Мы же воевали вместе с ним в движении французского Сопротивления.

Это удивительный человек, мистер Бланк... Ему было тогда чуть больше двадцати лет, а он проявлял чудеса смелости. И знаете, кем он был на войне, - снайпером. Да, представьте себе - снайпером. Я сам великолепно стреляю, скольких красных я отправил на тот свет вот этой рукой, а скольких немцев я застрелил... Но по сравнению с Жан-Пьером я просто дилетант. Мы соревновались с ним в меткости стрельбы у нас в парке...

Это бесполезно, мистер Бланк... А, кстати, вот и наш гость месье Лозович, - оглянулся Дорохов на другую дверь. Серж тоже посмотрел туда и увидел крепкого седого человека лет пятидесяти с огромным шрамом через все лицо, входящего в гостиную. И он вспомнил этого человека. Он летел с ним в Париж на одном самолете.

Серж понял, что попал в переплет. Он стал озираться по сторонам, ища возможности скрыться.

- Здравствуйте, Заславский, - произнес Лозович. - Как вам этот дом? По душе? Мне тоже нравится. Но каждому свое, как говорится...

Серж сделал было резкое движение по направлению к бокалу с вином, но мгновенная реакция Лозовича пресекла это движение. Рука стала словно ватная от проведенного афганцем болевого приема.

- Тихо, тихо, мальчик, - улыбнулся Лозович. - Здесь с тобой серьезные люди, это тебе не вымогательством у уличных торговцев заниматься...

Словно затравленный зверь, Серж прижался к спинке стула, продолжая шарить глазами по сторонам.

- Вот видите, мистер Бланк, какие сюрпризы я вам приготовил, прохрипел Дорохов. - И хоть я не так метко стреляю, как Жан-Пьер, и не умею делать так, как наш гость, но уж дырку в вашем толоконном лбу сделать сумею. - С этими словами он вытащил из огромного кармана пиджака чудовищных размеров "магнум" и направил дуло в лоб Сержу.

- Ну что, представитель свободной России, расскажешь, как ты отправил на тот свет моего Поля и его несчастную жену? Скоро сюда подъедут люди из комиссариата полиции. Вы уже успели подсыпать мне в вино что-нибудь из арсенала вашего дружка Млынского? Как вы себя чувствуете, месье Леклерк? Деньги, полученные от этого господина за ваше предательство, не жгут вам карман?

Бледный как мел Леклерк сидел, близкий к обмороку, не шевелясь и не говоря ни слова.

- Вы же так хорошо получали, Леклерк. Зачем вам все это понадобилось? Как же ужасна человеческая алчность... Итак, я слушаю вас, Бланк, я буду вас так называть, раз вы сами так представились.

Серж молчал.

- Впрочем, я и так все знаю. Господин Лозович мне рассказал, а подробности - это уж дело полиции. Можете выпить вина, господин Бланк, ваш бокал не отравлен. Думаю, вам вряд ли скоро придется попробовать такое вино, хоть оно вам и не очень по душе. Здесь вы сядете пожизненно, я вам это гарантирую...

Он положил пистолет на стол и тяжело закашлялся.

- Это все он, все он! - наконец заговорил и Леклерк. - Он заставил меня, он запугал меня...

- Заткнись! - крикнул Серж, не понимая ни слова по-французски, но догадываясь, что он хочет сказать. - Расскажешь все это полиции. А я гражданин России и в худшем случае буду сидеть на своей Родине.

- Вы совершили преступление на территории Франции и ответите по французским законам, - сказал Дорохов.

- Кстати, никто еще не доказал, что я совершил какое-то там преступление.

- Полиция сделает экспертизу содержимого моего бокала, а я уверен, что они там найдут что-то интересное.

- Допустим, они там что-то и найдут, но это все, что можно доказать. Я не имею никакого отношения к смерти вашего сына и вашей невестки и никогда это не признаю.

Лозович молча глядел на Заславского.

- Выпейте вина, господин Лозович. И пока не приедет полиция, мы можем поговорить о романе вашего отца, - сказал старик. - Но чтобы не было сомнений, пусть нам принесут еще бутылку, а то с этими господами шутки плохи. Эй, Жан-Пьер, вытащи руку из кармана, тебе не понадобится дырявить голову нашего незваного гостя, он, кажется, успокоился.

Жан-Пьер мрачно поглядел на Заславского и вышел.

- Надо было вообще-то прикончить тебя на месте, - сказал Дорохов. - Но очень интересно послушать, что ты расскажешь полиции о себе и своей загадочной сообщнице.

- Какой такой сообщнице? - сделал удивленные глаза Серж.

- Той самой, которая убила жену Дорохова, - произнес Лозович. - Той самой, которая организовала весь этот клубок преступлений, моей бывшей невестке Тане Гриневицкой.

- Я не знаком ни с какой Гриневицкой, - сказал Заславский, немного приходя в себя. - Видел, вернее, ее один раз, когда меня пригласили дать свидетельские показания по делу об убийстве Дороховой.

В это время в гостиную вошел инспектор Леруа в сопровождении дюжих полицейских.

- Что здесь происходит, месье Дорохов? - спросил он у старика.

- Вот эти господа пытались отравить меня.

Возьмите этот бокал на экспертизу, и я уверен, вы найдете в нем что-нибудь интересное, - сказал Дорохов. - Мой нотариус Леклерк и вот этот представитель русской мафии Заславский, которые организовали убийство моего сына и его жены, теперь решили оборвать и мой век, считая, и справедливо, что я зажился на этом свете. Я, правда, полагаю, что это в компетенции господа бога, а не проходимца стряпчего и русской мафии. Побеседуйте с ними, месье Леруа, а я очень устал и хочу прилечь.

- В Булонском лесу найден пистолет, месье Дорохов. Мы сняли с него отпечатки пальцев.

Осталось только снять отпечатки у этого господина. Вполне возможно, что они совпадут.

Серж побледнел. Тучи сгущались над его головой.

- Разбирайтесь сами. Все. Забирайте этих проходимцев и дайте мне отдохнуть.

- Мы обязаны составить протокол задержания, месье Дорохов, - сказал инспектор Леруа.

- Делайте, как вам предписывает закон.

Леруа составил протокол.

- Господин Дорохов, переведите инспектору, чтобы он послал сообщение в Московский уголовный розыск. Надо срочно арестовать Гриневицкую. Она способна на все, в том числе и на убийство Андрея, вашего племянника, сказал Лозович.

Дорохов сказал это инспектору Леруа. Тот понимающе кивнул головой.

- Это будет сделано незамедлительно, месье Дорохов.

Они ушли. Серж на прощание нагло поглядел на Лозовича и Дорохова и взмахнул руками в наручниках.

- Увидимся еще, Лозович, - пообещал он угрожающе.

- Увидимся так увидимся, - спокойно ответил Лозович. - Мне ли тебя бояться, кровавого щенка. Пошел вон!

Серж окрысился, хотел сказать еще что-то, но сник и молча вышел, сопровождаемый полицейскими. Изо рта Леклерка раздавались нечленораздельные звуки, он едва не терял сознание от ужаса.

- Поддержите Леклерка, господа, - захрипел Дорохов. - Мне кажется, он сейчас рухнет и разобьет себе голову.

Леклерка взяли под мышки и вывели из комнаты.

- Вы спасли мне жизнь, господин Лозович, - сказал Дорохов. - Я бы хотел сделать вам какой-нибудь подарок.

- Я ничего от вас не приму, господин Дорохов, - ответил Лозович. - У меня есть все, что мне нужно, я ни в чем не нуждаюсь. Не все русские, живущие в России, такие, как этот бешеный пес.

- Я не то имел в виду, господин Лозович, - произнес старик. - Я хочу подарить вам что-нибудь на память.

- Разве какой-нибудь сувенир, - сказал Лозович.

- Вы курите?

- Да.

- Жан-Пьер, принеси мой портсигар, - крикнул Дорохов.

Жан-Пьер принес золотой портсигар с инкрустацией.

- Мне он теперь ни к чему, - сказал Дорохов. - Возьмите на память от меня. И вот еще что - хочу попросить у вас совета, господин Лозович. Я остался совершенно один. Я все свое имущество, как вы правильно догадались, завещал племяннику Андрею, из-за чего все и затевалось. Если теперь я аннулирую это завещание, то кому же все достанется?

- Ну, какой же я вам в этом советчик? Решать вам.

- Но вы уверены, что мой племянник не имеет к преступлениям никакого отношения?

- Понимаете, господин Дорохов, для того, чтобы спасти от тяжелого обвинения своего друга Александрова, я провел с помощью частного сыскного агентства собственное расследование и пришел к известным вам выводам. Картина преступлений, затеваемых против вашей семьи, предстала передо мной с достаточной ясностью. Убита жена вашего племянника, убиты ваш сын и невестка. Все эти преступления на руку тем, кто унаследует ваше огромное состояние, и прежде всего - вашему племяннику. Ну, и его нынешней жене, организатору всех этих преступлений.

Эта женщина всегда охотилась за богатством, в свое время она попыталась соблазнить и меня, когда я получил наследство от своего отца, погибшего, кстати, при весьма странных обстоятельствах. И я подозреваю, что его смерть тоже ее рук дело, хотя доказательств у меня нет. Что же до Андрея Дорохова, то я склонен думать, что он тут совершенно ни при чем, он стал игрушкой в руках этой женщины. Но подробности этого дела выявит тщательное следствие, которое будет проводиться и вашими специалистами, и нашими следователями. Для меня же самое важное - реабилитация моего друга, попавшего в беду. А как уж распоряжаться своим состоянием, вам решать.

- Я подумаю, господин Лозович. А будем мы наконец обедать, Жан-Пьер? вдруг закричал старик. - Все это безобразие отвлекло нас от обеда, и это недопустимо! Тащите сюда обед! У меня дорогой гость!

...Вечером позвонил инспектор Леруа и сообщил, что отпечатки пальцев на пистолете, найденном в Булонском лесу, принадлежат арестованному Сержу Заславскому. Были найдены и свидетели, видевшие Млынского и Заславского вместе в день убийства. Было доказано, что Заславский находился в это время в Париже, а в бокале Дорохова был обнаружен медленно действующий яд. Назавтра был намечен допрос Заславского и нотариуса Леклерка, в квартире которого обнаружили кейс с тремястами тысячами долларов. Было сообщено в Москву об аресте преступников и предполагаемом участии в преступлении Татьяны Гриневицкой...

Глава 31

Получив сообщение из Парижа, следователь Николаев немедленно взял у прокурора санкцию на задержание Татьяны Гриневицкой. Сам же он находился в весьма противоречивых чувствах.

Фактически следствие по делу об убийстве Ирины Дороховой было проведено помимо него.

Частное сыскное агентство и его сотрудник Константин Савельев работали в правильном направлении и сумели предотвратить еще одно преступление. Преступники действовали с такой невероятной скоростью и изобретательностью, что они, следователи МУРа, оказались в хвосте событий.

Их к тому же сковывали процессуальные препятствия, например, до поры до времени невозможно было просить санкции на задержание Татьяны Гриневицкой, так как не было оснований возбуждать против нее уголовное дело. Одни домыслы, догадки, интуиция. Николаеву давно было ясно, что Александров, подозреваемый в убийстве, был попросту подставлен преступниками, было совершенно очевидно участие в этом деле Сергея Заславского и то, что в доме у него был сообщник, но связать все это воедино они не сумели. Это сделали частные сыщики. Не удалось даже предотвратить бракосочетание Гриневицкой и Дорохова, его просто не подпустили к жениху.

Да, частным сыщикам в каком-то смысле легче расследовать такого рода дела, они не официальные лица, для них возможны другие, крутые методы ведения дела. И самое интересное заключается в том, что только ротозейство Гусева, позволившее бежать Александрову, и способствовало раскрытию этого преступления, так как именно во время побега Александров сумел связаться с частными сыщиками. Сильно помешал официальному следствию единственный свидетель, видевший в доме постороннего человека, - Петр Мухин, который отказался от своих первоначальных показаний, видимо, запуганный бандитами.

Николаев понимал, что за этим Савельевым, звонившим ему по телефону, стоит какой-то другой человек, который, вероятно, сейчас находится в Париже и занимается этим кровавым делом.

А ему даже теперь стоило огромных трудов испросить санкцию на арест Гриневицкой, потому что опять же не было достаточных оснований для этого. Что было против нее, если разобраться?

Бракосочетание с Дороховым? Скоропалительный развод с мужем? То, что преступление совершилось в ее доме? Ну и что из этого следует? Ей достаточно было просто все отрицать, и никто бы не сумел доказать ее участия в преступлении.

Никто не мог подтвердить фактов ее знакомства с бандитом Заславским и профессиональным убийцей Млынским, отравившим сына и невестку миллионера Дорохова, в чьем доме был задержан Заславский при попытке отравить и его. План ее был невероятно прост и прекрасно исполнен.

И только путем силового давления можно было заставить ее признаться в организации убийства.

А Николаев был ярым противником подобных методов.

И лишь исключительная серьезность дела, приобретшего международный размах, вмешательство органов правопорядка Франции, требующих задержания и наказания убийц граждан Франции, заставили прокурора подписать санкцию на арест Гриневицкой. Но в течение трех дней ей должно было быть предъявлено обвинение, а сделать это представлялось чрезвычайно сложным в случае, если Заславский не дал бы нужных для следствия показаний. Большая надежда была на нотариуса Леклерка, который, как указывалось в сообщении, находился почти в невменяемом состоянии, припертый к стене неопровержимыми доказательствами и фактически взятый с поличным. Но его допрос должен был состояться только завтра. А брать Гриневицкую надо было немедленно.

Бригада выехала в Митино для задержания.

Шел одиннадцатый час вечера. Погода испортилась, моросил нудный осенний дождь.

Подъехали к дому, поднялись на десятый этаж.

Звонок в дверь. Она открылась. На пороге стоял в синем спортивном костюме Андрей Андреевич Дорохов.

- Гражданка Гриневицкая Татьяна Владимировна здесь? - спросил Николаев.

- Ее нет дома, Павел Николаевич, - спокойно ответил Дорохов.

- А где она?

- Она два часа назад поехала к дочери на Профсоюзную. А вы приехали за ней?

- Да, есть санкция прокурора на арест вашей жены.

- И на каком основании?

- Когда мы ее найдем, мы сообщим ей основания для ее задержания. Так. Здесь останется наш сотрудник. А мы поехали на Профсоюзную.

На Профсоюзной дверь им открыл загорелый и потолстевший Олег Лозович.

- Что такое? Вам что нужно? - испугался он.

- Нам нужна ваша бывшая жена Татьяна Гриневицкая.

- А зачем она вам? Да что случилось? - таращился он сквозь свои круглые очки.

- Она дома?

- Она была здесь, но минут сорок назад поехала на дачу. Да что же наконец случилось, вы меня просто пугаете!

- Будто вы не знаете, Лозович, что в вашем доме была убита Ирина Дорохова.

- Ну и что? Убийца был задержан, а потом на моих же глазах сбежал от ваших неповоротливых коллег. Его нашли или нет?

- Нашли, не беспокойтесь.

- Ну так при чем здесь Татьяна? Она что, была с ним в сговоре? Чушь какая! Вы полагаете, она из мести вместе с Александровым застрелила эту... Ирину? Нелепое предположение, должен вам сказать. Я в претензии к своей бывшей жене, она тут замуж вышла без меня.., но...

Николаев больше не слушал Лозовича, он быстро вошел в лифт, сопровождаемый другим сотрудником, молчаливым, ничего не знающим о деле.

Минут через пятьдесят машина подъехала к даче Гриневицкой. Света в окнах не было. Дверь заперта. На всякий случай дверь взломали и вошли в дом. Никаких признаков того, что Татьяна была здесь, не обнаруживалось.

Николаев вышел на крыльцо. Сыпал омерзительный дождичек, крыльцо было обляпано осенней листвой, он едва не упал, поскользнувшись на этой листве. Он выкурил сигарету, потом еще немного постоял и пошел к машине. Настроение соответствовало погоде - полная безнадега.

- Куда ехать, товарищ подполковник? - спросил водитель.

- Обратно в Митино, - сказал, немного подумав, Николаев и снова закурил сигарету...

Глава 32

На допросе, проведенном на следующий день, Сергей Заславский признался в том, что убил Млынского, организовал убийство Поля и Мари Дороховых. Делать было нечего - отпечатки пальцев на пистолете, свидетели, видевшие его в обществе Млынского, в день убийства, и самое неприятное - то, что его взяли с поличным в доме старика Дорохова после того, как он подсыпал яд в вино. Попал он крепко - он отчетливо это осознавал.

Леклерк же рассказал все от начала и до последнего момента. Он находился в шоковом состоянии, и его допросили еще в день ареста. Надо было пользоваться его смертельным испугом. Он признался в своем участии в преступлении, но постоянно подчеркивал, что его запугивали и Татьяна Гриневицкая, и этот ужасный бандит Серж Заславский. На вопрос о трехстах тысячах долларов он угрюмо молчал.

На следующий день им устроили очную ставку. Общались они через переводчика, молодого лощеного человека в безукоризненном костюме, хорошо владевшего русским языком, говорившего практически без акцента.

- Вы признаете, Заславский, что организатором всех этих преступлений была Татьяна Гриневицкая? - спросил инспектор Леруа.

- Категорически отрицаю, - заявил Серж. - Организатором этих преступлений был я. Я узнал от одного человека, с которым вроде была знакома эта.., как ее, ну... Гриневская, что внук Дорохова болен СПИДом и вот-вот умрет. Мы с месье Леклерком и покойным Млынским отправили на тот свет Поля и Мари Дороховых, а Леклерк составил завещание в пользу племянника старика.

- Как же вы намеревались обратить это завещание себе на пользу?

- Да очень просто. Дорохов получил бы все состояние старика, а мы бы из него эти деньги выкачали. Силовым путем, так сказать, сами понимаете, усмехнулся Серж.

- А убийство в России жены этого Дорохова?

Как вы это объясняете? Что-то не сходится в ваших показаниях, Заславский.

- Я сказал то, что есть, господин Леруа. Я даю эти показания ввиду важности дела. А вообще, я должен связаться со своим адвокатом и впредь буду давать показания только в его присутствии.

Пока я могу сказать, что понятия не имею, кто убил жену этого Дорохова. Вернее, знаю, что это сделал ее бывший любовник Александров, ранее судимый за убийство человека на почве ревности.

К этой же женщине, подчеркиваю...

- А что вы по этому поводу можете сказать, месье Леклерк?

- Он все лжет, и это вам должно быть очевидно. Это я сообщил госпоже Гриневицкой о ситуации в семье Дорохова. А потом в Париже появились Млынский и этот господин. А что они сделали, вам известно.

- Но Заславский же не отрицает, что узнал об этой ситуации так или иначе через Гриневицкую.

Почему вы настаиваете на том, что именно она организовала это преступление?

- Боже мой! Да мы же созванивались с ней регулярно. Она была в курсе всех событий в мельчайших деталях.

- Это вы не докажете, - усмехнулся Серж. - У вас что, есть записи телефонных разговоров?

Слова одни...

Он твердо стоял на своем, и, записав все его показания о преступлениях, в которых он сознался, инспектор отправил Сержа в камеру. Во французской тюрьме ему нравилось. Чисто, аккуратно, хорошее питание, неплохое обращение. Мешало только незнание французского языка. Но люди, сидевшие с ним в одной камере, быстро сообразили, с кем имеют дело, и никаких неприятностей у него не возникало.

Из России прибыл адвокат Цимбал, хорошо владеющий французским языком. Он сообщил Сержу, что Татьяна Гриневицкая бесследно исчезла и поиски ее органами милиции ни к чему не привели. Это очень обрадовало Сержа, и он решил ни при каких обстоятельствах не менять своих показаний. Цимбал стал пенять ему на то, что он признался в убийстве Поля и Мари Дороховых. Этого ни в коем случае не надо было делать. Они выработали другую версию событий Млынский убил Поля и Мари по поручению русской мафии, а Серж, пытаясь повернуть дело в свою пользу, переманить Млынского к себе, отчаявшись, убил его. А уж потом решил все же обратить дело в свою пользу и отравить старика Дорохова, в чем ему активно помогал Леклерк, которому он хорошо заплатил. Версию о том, что после вхождения в наследство Серж собирался шантажировать Андрея Дорохова, адвокат признал удачной. Таким образом, на Серже осталось бы убийство преступника Млынского и попытка убийства старика Дорохова. А это уже шансы на иной тюремный срок.

На следующем допросе Серж категорически отказался от своих показаний по поводу гибели Поля и Мари Дороховых, утверждая, что они были сделаны под давлением, в угнетенном состоянии. Больше сбить его с толку не удавалось.

Следствие затянулось на долгие месяцы. Серж сидел спокойно, уверенно, получал от адвоката, снявшего с его счета деньги, хорошие передачи.

Он прекрасно питался, курил дорогие сигареты, подкупал тюремщиков и пользовался их услугами - они организовывали ему разные удовольствия. Ему было тепло и привольно. Чтобы окончательно скрасить свое пребывание в тюрьме, он принялся изучать французский язык. Поначалу дело двигалось довольно туго, способности к языкам у него были скромные, даже в школе он не смог выучить английский, но.., постепенно и он начал сперва понимать, что говорят, а потом и сам участвовать в разговоре. Теперь ему и вовсе стало комфортно.

От адвоката он узнал, что Виктор Александров по-прежнему находится в "Матросской тишине" и обвинение в убийстве с него не снято. Следствие не обогатилось никакими новыми данными, и Александрова готовили к суду. Это радовало Сержа. Сидеть в этой чистенькой тюрьме было куда приятнее, чем в "Матросской тишине" с ее духотой и зловонием.

Российские правовые органы не требовали выдачи Заславского: преступления им были совершены на французской территории против гражданина Польши и гражданина Франции. Никаких оснований для привлечения его по делу Ирины Дороховой не было.

Так он и просидел несколько месяцев в тюрьме, ожидая суда, развлекаясь выездами к следователю, которому не уставал повторять одно и то же.

Он поправился на несколько килограммов, чувствуя себя в тюрьме как на своеобразном курорте. Было, разумеется, скучно, но зато не надо было ничего делать, изобретать, прятаться от пуль конкурентов, каждый день опасаться, что взорвут его "Мерседес" вместе с ним. Помимо двухсот тысяч долларов, лежавших на счету в Париже, у него были счета и в швейцарских банках. Так что жить можно было спокойно, на адвоката жалеть денег не приходилось.

Адвокат Цимбал и Серж твердо стояли на своем - Млынский был человеком другой преступной группировки, которая и затеяла это дело.

При неудачной попытке Сержа переманить Млынского на свою сторону его пришлось убить. А потом, при активной помощи одного из главных организаторов преступления Леклерка, Серж поддался искушению отравить старика Дорохова, чтобы шантажировать потом его племянника, когда он вступит в наследство.

Положение Леклерка было ужасно. Он не был столь высокого мнения о французской тюрьме, ибо не мог ни с чем сравнивать. Нотариус, выдавший тайны своего богатого клиента, становился навек опозоренным, никто не стал бы иметь с ним дела. Его участие в убийстве Поля и Мари было очевидно. Да он был не в силах отрицать это, и никакой адвокат не мог ему помочь. Только чистосердечное признание, раскаяние, уверения в том, что русская мафия запугала его, могли как-то облегчить его участь.

Он утверждал, что организатором преступления была переводчица Гриневицкая, Серж категорически отказывался от знакомства и связи с ней.

Новых данных не поступало, следствие практически закончило работу, и дело было передано в суд.

Суд состоялся в начале апреля. В Париже стояла прекрасная весенняя погода, все уже начинало цвести, на коротких прогулках Серж вдыхал в себя пьянящий парижский воздух и верил - он еще подышит этим воздухом на свободе.

На скамье подсудимых они сидели вместе - располневший от безделья, хоть и очень бледный Серж в прекрасном черном костюме-тройке, великолепно подстриженный, надушенный, и почти теряющий сознание исхудавший Леклерк.

Серж через переводчика давал четкие ответы на вопросы, не путаясь, признавая себя виновным в том, в чем признал на следствии, и отрицая все остальное. Он не отрицал своей принадлежности к преступному миру, но называл себя рядовым членом, так сказать, "шестеркой", пожелавшей внезапно разбогатеть и поплатившейся за это. Он взывал к снисходительности французских судей, призывал их учитывать особые условия жизни в России и стремление людей вырваться из ужасающей нищеты, порой с помощью преступных методов, как это произошло с ним.

Великолепно выступил и Цимбал, прекрасно говорящий по-французски. Он описал несчастного бедного мальчишку из Подмосковья, выросшего в семье пьяницы-отца и убогой матери, рано ставшего преступником, отсидевшего несколько раз в российских тюрьмах, а теперь пожелавшего разбогатеть преступным путем и ужасно раскаивающегося в этом. Он тоже просил снисхождения для своего подзащитного, напирая на то, что тот жертва собственных страстей и игрушка в руках нечистоплотного нотариуса Леклерка.

Адвокат же Леклерка говорил диаметрально противоположные вещи. Несчастный нотариус, всю жизнь честно прослуживший отечеству, попал в сети русской мафии, проявил нерешительность, а потом и некоторую алчность и пошел на это преступление ради спасения собственной жизни. "Эти люди способны на все! - восклицал адвокат Леклерка. - Если они взялись за человека, его жизнь не стоит и ломаного гроша! Эта империя зла распространяет свои щупальца на весь мир, они, как пауки, плетут страшную паутину, и мой подзащитный запутался в этих ужасных сетях, господа присяжные! Побывайте в России, окунитесь в ее жизнь, и тогда вы поймете, что значит оказаться в этих медвежьих лапах. Мой подзащитный виновен, спору нет, но он заслуживает снисхождения!" -"

В своем заключительном слове Леклерк был немногословен. Он подтвердил слова адвоката, признал себя виновным и просил о снисхождении. Зато Серж потряс весь зал.

- Я заслуживаю гильотины, господа! - закричал он, вздымая руки к потолку. - Я только в тюрьме узнал, на кого я покусился, на кого я поднял свою преступную руку! Герой гражданской войны, полковник в двадцать лет, выдающийся изобретатель, талантливый организатор, уважаемый бизнесмен, кавалер ордена Почетного легиона, участник движения Сопротивления! Человек, в молодости ускользнувший от преступных лап красных комиссаров, заливших нашу несчастную Россию кровью, сам, своим талантом и трудом добившийся всего, что он теперь имеет, - если бы я раньше знал, на кого я покушаюсь! Я, неграмотный российский ворюга, человек, в детстве не прочитавший ни одной книги, кроме "Рассказов о Ленине", видевший только пьяного папашу и заморенную трудом мать, я, с девятнадцати лет мотавшийся по страшным советским тюрьмам, где меня избивали до полусмерти, где мне с молодых лет привили преступную мораль, разве я мог знать о существовании таких достойнейших людей, как господин Жорж Дорохов?! Если бы я только знал... Я бы сам предупредил его о той опасности, какой он подвергается. Я своей собственной рукой расправился с мерзавцем Млынским, профессиональным убийцей, лишившим жизни господ Поля и Мари Дороховых, и готов уничтожить каждого, кто посмеет замахнуться на столь достойную семью, которой мы, русские, должны гордиться, мы, привыкшие к ворюгам-коммунистам, а теперь к ворюгам-демократам, людям без чести и совести.

Но я, неграмотный изгой человеческого общества, разве я мог знать, кто такой господин Дорохов. Он для меня был лишь объектом добычи денег, и все. И только в тюрьме, получив консультации от адвоката, выучив французский язык и общаясь с французами, я понял, на какое преступление я пошел! Нет мне пощады! На гильотину меня! Где месье Дорохов? Почему его нет в зале? Я бы бросился перед ним на колени! Простите меня, достойный человек! Прости меня, господь бог, в которого я поверил только здесь, потому что именно бог спас меня от несмываемого позора, каким бы я покрыл себя, лишив жизни этого человека! Нет мне снисхождения! - крикнул он и картинно бросился на стул.

После перевода его речи на французский язык в зале наступило заметное оживление. Кто-то из дам даже украдкой вытирал слезы, глядя на красивого светловолосого мужчину в черной тройке, так великолепно осудившего самого себя. Присяжные тоже переглянулись довольно красноречиво. Серж понял, что достиг цели.

Когда судья вынес приговор, Леклерк потерял сознание. Серж закрыл лицо руками, чтобы никто не видел его счастливой улыбки. Леклерк получил двадцать лет тюрьмы, Серж - десять. А это была победа.

Глава 33

Двумя неделями раньше, в середине марта, в Москве состоялся суд над Александровым Виктором Семеновичем, обвиняемым в убийстве гражданки Дороховой Ирины Ивановны по новой, уже сто пятой статье - за умышленное убийство.

Народу в зале было довольно много - дело вызывало интерес. Романтическая история человека, сначала убившего из ревности жениха Ирины, а потом, спустя много лет, застрелившего и ее, действовала на воображение обывателей. На суде, естественно, присутствовали и свидетели - Мухин, Бекназаров и его жена, Брагин с Ларисой, Олег Лозович, Ольга Федоровна Гриневицкая и Нина Лозович. В зале сидел Владимир Игоревич.

Они с Олегом встретились при входе в здание суда. Олег расплылся в улыбке и хотел было обнять старшего брата, но тот холодно протянул ему руку. В глазах брата Олег увидел презрение и сразу сник.

- Ты слышал, в Париже издали роман отца, - сказал Владимир. - Я хотел с тобой поделиться частью гонорара, но времени все не было.

Я привезу на днях.

"А сколько?" - хотел было спросить Олег, но осекся и сказал только:

- Да, а я не читал.

- Почитай, - мрачно посоветовал Владимир. - Я привезу с деньгами.

- Спасибо.

Владимир сидел в зале рядом со следователем Николаевым. Он неоднократно ездил к Николаеву и убеждал его направить дело в другую сторону. Но тот оперировал фактами, а они были не в пользу Виктора. Даже загадочное исчезновение Татьяны Гриневицкой не изменило хода следствия. Железное упорство Сержа Заславского, твердо отрицавшего знакомство с Татьяной, не позволило направить следствие в это русло. Даже показания Леклерка еще ни о чем не говорили. На том настаивал и Заславский - ну, допустим, Татьяна кому-то сообщила о положении дел в семье Дорохова, кто-то нечистоплотный воспользовался этим, чтобы завладеть через Андрея Андреевича Дорохова огромным состоянием старика, наняв для этого профессионального убийцу Збышека Млынского, но разве это говорит об убийстве Татьяной Ирины Дороховой? Для этого не было никаких серьезных оснований. А скрыться она могла просто из чувства страха.

Петя Мухин категорически отказался от своих показаний по поводу человека в куртке с капюшоном в саду, и Николаев, очень рассчитывавший на эти показания, не мог расшевелить его.

Страх парализовал Мухина, видимо, ему напоминали о себе люди Заславского. Лозович подробно рассказал обо всем Николаеву, и Павел Николаевич поверил ему, но дело было сделано так хитро, что изменить его ход было невозможно. Более того, Андрей Андреевич Дорохов, потрясенный исчезновением своей жены, обратился к прокурору Москвы с жалобой на прокурора, который подписал санкцию на ее арест. Жалоба была удовлетворена, санкция отменена, прокурор, ее подписавший, получил выговор.

Дорохов появился в коридоре суда, когда суд уже вовсю шел. Он холодно взглянул на свидетелей, сидевших в коридоре. Едва заметно кивнув, сел поодаль.

С его появлением довольно оживленный разговор сразу же прекратился. Разговор вели Гриша с Русланом, горячо обсуждая ситуацию. Петя Мухин молчал, стыд мучил его. Он понимал, что его показания, совпадающие с показаниями Виктора, могли бы серьезно повлиять на ход следствия и на приговор. Но неизвестные звонили ему в последнее время почти ежедневно, холодным тягучим тоном его ночной пассажир рассказывал ему о чудовищных преступлениях последнего времени, об отрезанных головах и гениталиях, о краже детей с целью использовать их внутренние органы. Петя обожал своих детей, с которыми из-за развода с женой был разлучен, и эти звонки ужасали его, он знал, что эти люди способны на все. Он понимал, чьих рук дело это убийство, и что исчезновение Татьяны далеко не случайность. Но с одноклассниками на эту тему не говорил, он боялся всего, любой случайности.

Странная создалась обстановка. Скоропалительная женитьба Дорохова и Тани, гибель в Париже Поля и Мари Дороховых, арест Сергея Заславского и нотариуса Леклерка - все были в курсе дела. Но дальше разговоров дело не шло.

Доказательств не было абсолютно никаких. А против Виктора их было более чем достаточно.

В следственном деле Александрова следователь Николаев написал свое особое мнение о невиновности обвиняемого, которое расходилось с объективными данными расследования.

Виктор сидел на скамье подсудимых, уставший от допросов и ожидания, бледный, с чувством глубокой обреченности. Он понимал, что его топят и почти утопили. Здесь уже никто не мог помочь ему - даже Владимир Лозович, усадивший на скамью подсудимых Заславского, предотвративший гибель старика Дорохова. Помочь могла только Татьяна Гриневицкая, если бы призналась в совершенном убийстве. Но она исчезла.

И частное сыскное агентство Константина Савельева не могло ее найти.

В ту ночь, когда Татьяна исчезла, ее "семерка" была найдена на Кольцевой дороге, неподалеку от Профсоюзной улицы. Все. И больше никаких следов. Она словно в воду канула.

Ее муж Дорохов обратился в милицию. На нее объявили розыск сначала как на преступницу, а потом, когда санкция была отменена, как на без вести пропавшую.

Суд длился несколько дней. Опросы многочисленных свидетелей заняли много времени.

И Руслан Бекназаров, и его жена, и Григорий Брагин, и Лариса, и Ольга Федоровна, и Нина, и Олег Игоревич говорили одно и то же - пришел незваный, выпил много, молчал, выяснял отношения с Ириной, ночью стучался к ней в дверь, она его впустила, а утром обнаружили ее труп с пулевым ранением в груди. Пистолет нашли под окном. Неопровержимые факты.

Допрос свидетеля Мухина состоялся только на третий день. Он поначалу говорил то же, что и все, - пришел, выпил, выяснял, стучал, впустила... Но вдруг посмотрел в затравленные глаза Виктора, потом перевел взгляд на глядящего на него с брезгливостью седого человека с огромным шрамом и громко выкрикнул, словно желая, чтобы его услышал кто-то еще:

- Только ночью от дома отходил человек невысокого роста, коренастый, в куртке с капюшоном! Это он подбросил пистолет, и это он убил Ирину! Вы судите невиновного, вы сами преступники, если хотите посадить его на долгие годы в тюрьму за преступление, которого он не совершал!

Он взглянул на Виктора уже другими глазами и сжал кулак правой руки в знак солидарности с ним. Виктор с благодарностью кивнул ему и крикнул с места:

- Этим человеком был профессиональный убийца Млынский, нанятый Сергеем Заславским! Я его тоже видел в ту ночь!

- Обвиняемый, я вам слова не давал! - возмутился судья.

В зале прошел какой-то ропот, то ли удивления, то ли возмущения. Николаев пристально посмотрел на Лозовича, тот ответил ему понимающим взглядом.

Адвокат же Александрова занял совершенно другую позицию. Он вроде бы и не собирался отрицать вину своего подзащитного. Он напирал на то, что ослепленный любовью человек в состоянии аффекта застрелил любимую женщину, что это было сделано не преднамеренно, а только в порыве страсти и хоть Александров и признан медиками совершенно нормальным человеком, тем не менее он заслуживает снисхождения как человек, буквально сошедший с ума от любви.

Такая защита была только на руку обвинению.

А вот прокурор, напротив, имел серьезные претензии к следствию и считал, что без показаний исчезнувшей Гриневицкой обвинительное заключение очень сомнительно. А открывшиеся обстоятельства еще более ставят вину Александрова под сомнение. То есть вполне возможно, что он и застрелил Ирину Дорохову, но за его спиной определенно стоял кто-то другой, в чьих интересах была эта смерть.

Все вроде бы шло к тому, чтобы дело было направлено на доследование. Но уже на следующий день после заключительных речей адвоката и прокурора Виктору было предоставлено последнее слово.

Он тщательно подготовился к выступлению, понимая, что его уже никто не сможет защитить, раз даже показания Пети Мухина не дали основания судье направить дело на доследование. Он еще раз заявил, что не убивал Ирину Дорохову, потому что всю жизнь любил ее, рассказал о лжесвидетельстве Сергея Заславского и его друзей, сказал о том, что именно у исчезнувшей Татьяны Гриневицкой, вышедшей замуж за Дорохова через три недели после смерти его жены, были самые серьезные основания для убийства Ирины.

Упомянул он и о гибели Поля и Мари Дороховых и покушении на жизнь старика Дорохова, о чем ему нашел возможность сообщить Лозович. Он требовал тщательного расследования дела, справедливого следствия и справедливого суда. Его речь прерывалась аплодисментами, люди в зале суда сочувствовали и верили ему.

Однако мрачное лицо судьи, пожилого, сухощавого, бледно-зеленого, видимо, страдавшего какой-то желудочной болезнью, не оставляло надежд на благополучный исход этого дела. Виктор глядел в эти бесстрастные глаза и видел в них свою погибель.

- Встать, суд идет!

Все встали. Пришедшую на последнее заседание старенькую мать Виктора поддерживал его младший брат, высокого роста, нелепый, длиннорукий. "Неужели засудят?" - шептала старушка.

- Именем Российской Федерации гражданин Александров Виктор Семенович, обвиняемый по статье сто пятой Уголовного кодекса Российской Федерации, признан виновным в убийстве гражданки Дороховой Ирины Ивановны. Ему назначается наказание в виде лишения свободы сроком на двенадцать лет с отбытием наказания в колонии строгого режима. Приговор может быть обжалован...

Приговор был встречен гробовым молчанием.

"Ты, продажная тварь", - крикнул кто-то в зале.

Судья вздрогнул. Милиционеры сделали несколько шагов в зал, но было непонятно, кто это произнес. Потерявшую сознание мать Виктора выносили из зала на руках. Как в воду опущенный выходил из зала Петя Мухин, чье запоздалое показание не помогло Виктору, а теперь, возможно, погубит его самого. Обсуждали происшедшее, без конца куря, взволнованные Руслан Бекназаров и Гриша Брагин. Саркастическая улыбка застыла на губах Владимира Лозовича. Адвокат о чем-то спорил с прокурором. Андрея Андреевича Дорохова в зале не было. Следователя Николаева всего трясло - он вчера был уверен, что дело направят на доследование и теперь-то он поведет его в правильном направлении, учитывая открывшиеся обстоятельства. Все надежды рухнули. Неумолимый судья подвел итог полугодовой борьбе за оправдание Виктора борьба закончилась поражением.

Виктора в наручниках вывели из зала. "Держись, ефрейтор Александров! крикнул Лозович. - Я буду бороться за тебя! Ты скоро выйдешь на свободу, обещаю тебе! Брошу все, займусь только этим!" - "Спасибо, товарищ командир!

Я верю, я буду ждать весточки от вас!" - ответил ему Виктор уже в дверях. На этом все кончилось.

Был обычный мартовский день, под ногами слякоть, по улицам неслись машины, обдавая прохожих грязью. Но с неба ярко светило весеннее солнце. Для кого-то это был самый обычный день.

Для кого-то - начало конца...

Глава 34

Несколькими месяцами ранее описываемых событий, тридцать первого декабря, Андрей Андреевич Дорохов сидел в своей квартире в Митине и готовился один встречать Новый год. Настроение было близкое к отчаянному. Никаких покупок он не делал, на его столе возвышалась бутылка водки, в холодильнике лежал кусок любительской колбасы и с незапамятных времен стояла банка соленых огурцов. Еще были хлеб и чай. А больше ничего. Телевизор с веселящимися людьми и одинокий шестидесятилетний человек на кухне с сигаретой во рту. У него не осталось ничего. По-прежнему глядели на него со стены глаза Ирины, уже даже не осуждающие его, а какие-то бессмысленные, опустошенные. Он поражался, как она меняется на своей фотографии в зависимости от того, как меняются обстоятельства его жизни. Не было ни Ирины, ни Татьяны - просто ничего...

Он вспоминал тот октябрьский вечер, когда она подошла к телефону, вздрогнула от чего-то, а потом поглядела на него как-то странно и закрыла дверь на кухню, где он пил чай. "Да? - только и слышал он ее довольно громкий голос. - Да?

Да ну? Вот это да!" Больше она ничего не говорила. "Хорошо, хорошо, я поняла, я все поняла!

Буду!" - сказала она и положила трубку. Вошла к нему на кухню и взяла дрожащими пальцами сигарету.

Никак не могла прикурить, зажигалка щелкала, но все время гасла. Дорохов дал ей прикурить, она быстро затягивалась, ходя по кухне туда-сюда.

- Что случилось? - тихо спросил он.

- Ничего, - вдруг как-то странно сверкнула она глазами. - Абсолютно ничего, все нормально...

Продолжала ходить и курить, а потом сказала:

- Что-то дочка приболела, я должна съездить на Профсоюзную. Я скоро приеду, ты без меня не ложись, Андрей.

- Таня, - тихо сказал он. - Нам надо объясниться, ты мне так ничего и не рассказала. Между нами не может продолжаться этот заговор молчания. Это ужасно, что здесь происходит. В конце концов, я должен знать правду об этом деле.

- Правду? - крикнула она. - Тебе нужна правда?.. Будет тебе правда, ты скоро все узнаешь...

- Назавтра меня вызывает следователь Николаев. И, по-моему, тебя тоже.

- Да, да, разумеется, и меня тоже, - словно во сне бормотала Таня. - И меня тоже. Я пойду, пойду, мы вместе с тобой туда поедем. Но сейчас я должна ехать к дочери. Сам понимаешь, у меня заболела дочь, и я должна поехать туда...

Она пошла в комнату и что-то стала собирать, нервно расшвыривала свои вещи, а потом опять все бросила в гардероб.

- Ладно, я поехала, - сказала она, надевая джинсы и свитер. - Я приеду, и мы поговорим.

Обо всем, Андрей, обо всем. Помни только одно, что я сказала тебе: я очень тебя люблю - это настоящая правда.

Она надела плащ, поцеловала его в лоб и вышла на улицу. Дорохов услышал шум двигателя ее машины...

А через несколько часов за ней пришли.

С тех пор минуло два с лишним месяца. Кончилась осень, наступила зима. Декабрь был очень холодным, а потом стало теплее, и зима вновь стала такой же мягкой, какой была все предыдущие годы. Дорохов ходил на работу, читал лекции, принимал зачеты, экзамены. Он ездил к следователю Николаеву, давал неохотно показания.

Жизнь превратилась для него в какой-то серый клубок, в некую фантасмагорию. Он сам не понимал, для чего живет - для того ли, чтобы ходить на работу, получать мизерную зарплату, покупать на нее убогие продукты, есть их и снова, слегка набравшись сил, ходить на работу. Круговорот скуки и безнадежности...

Ему позвонил Владимир Игоревич Лозович и предложил встретиться.

- Я прекрасно знаю, что вы скажете мне, - ответил Дорохов. - Вы будете убеждать меня, что моя жена преступница, что она организовала убийство Ирины. А я не хочу этого слушать, Владимир Игоревич, понимаете вы, я не желаю ничего этого знать! Я не верю во все это, я люблю свою жену, ее нет, она исчезла; возможно, и даже наверняка, ее нет на свете, ее убили эти страшные люди, которые за всем этим стояли, которые организовали весь этот клубок преступлений! Ее машину нашли на Кольцевой дороге, а ее там не было. Ее просто убили в ту ночь, и все. И теперь все эти ваши россказни меня совершенно не интересуют. Если вы хотите мне сообщить что-нибудь о том, где Таня сейчас, я вас выслушаю, охотно, немедленно. Вы знаете, где она?

- Нет, - ответил Лозович.

- Тогда нам с вами не о чем говорить!

- Но вы поймите, за убийство Ирины может ответить совершенно не причастный к нему человек, Виктор Александров, наивный, прямолинейный, такой же, каким был, когда служил в Туркмении в моем взводе, попавшийся в сети преступников. Я знаю Татьяну давно, еще с восьмидесятого года, она и тогда...

- Да перестаньте же вы терзать меня! - закричал, надрывая голос, Дорохов. - Мне все это совершенно неинтересно, вы занимаетесь подробным изучением жизни моей жены, а я этого не хочу знать! Я одинок, несчастен, у меня никого нет, кроме нее, и ее теперь тоже нет.

- Я занимаюсь изучением жизни вашей жены не из праздного любопытства. У меня есть основания полагать, что она сама лишает людей жизни. Она, по всей вероятности, убила Ирину, подставила под суровый приговор Виктора Александрова, а вполне возможно, участвовала в восьмидесятом году вместе со своим другом Заславским в убийстве моего отца, писателя Игоря Лозовича.

- Вы ненормальный! - закричал Дорохов. - Вы какой-то маньяк! Вы сейчас скажете, что Татьяна убила в шестьдесят третьем году президента США Джона Кеннеди и покушалась на жизнь товарища Сталина, еще не успев появиться на свет!

- Что вы кричите? - спокойно спросил Лозович. - При чем здесь президент Кеннеди?

Если бы мы с вами встретились, я бы подробно рассказал вам о своих подозрениях. И вы бы поняли, что они не лишены оснований. Но вы сами не желаете встречаться со мной.

- Мне не нужны ваши сведения и ваши подозрения, - упрямо повторял Дорохов. - Мне нужна Таня. Понятно вам? А о своих подозрениях расскажите ведущему дело следователю Николаеву, ему это будет очень интересно.

С этими словами он положил трубку. Телефон еще несколько раз побеспокоил его, но он больше трубку не поднимал.

...И вот праздник. Новый год. Скоро наступит девяносто девятый... И он здесь один. Совершенно один. Он вспомнил праздник Нового года в детском приемнике. А потом встречи Нового года в Куйбышеве вместе с мамой, худенькой, бледной, но такой веселой, насыщающей каждую минуту радостью, что они опять вместе. И пусть у них крохотная комнатка в бараке, пусть у них на столе черствый хлеб и жидкий чай, но они вместе, и это так прекрасно. Он помнит, как на Новый год мама принесла ему огромное яблоко, порезала его на кусочки, и он ел их и был так счастлив...

И с Ириной Новый год они всегда встречали вдвоем. На столе были изысканные блюда, прекрасные вина, всевозможные фрукты. Но он обязательно закусывал шампанское большим, нарезанным на кусочки яблоком... А она весело глядела на него... А теперь на него глядит со стены ее портрет... Почему он так давно не был на ее могиле на Хованском кладбище? Почему его жизнь на седьмом десятке лет превратилась в нелепый фарс, отягощенный всей этой уголовщиной? Где точка опоры, к кому, к чему ему прислониться, что ему делать?

Он налил себе стакан водки, залпом выпил, запил отвратительным холодным чаем, закурил сигарету. Он знал, что ему делать. Он поглядел на окно. За ним кипела жизнь, мелькали веселые праздничные огоньки, там радовались жизни люди, а он сидел здесь, никому не нужный, стареющий седой человек. У него не было ни шампанского, ни яблок, не было ни мамы, ни жены, ни детей. Ну, почему у его первой жены Лиды не могло быть детей? Как ему всегда хотелось иметь сына!.. И Ирина была бездетна... Он одинок.

И он не станет встречать девяносто девятый год, он ровно в полночь выбросится из окна десятого этажа на мостовую. И закончит этим свою нелепую жизнь.

Решение обрадовало его, он отрезал себе колбасы и налил водки. Выпил еще стакан. Ему стало весело от того, что скоро его жизнь прекратится, а значит - прекратятся и страдания.

Вдруг раздался звонок в дверь. Он без лишних вопросов открыл.

На пороге стоял невысокого роста человечек в старенькой дубленке и потертой ушанке. В руках он держал целлофановый мешочек. Дорохов внимательно вгляделся в него и узнал - это был тот самый человек, который в октябре торчал целыми днями у его подъезда, а потом сопровождал их с Таней до загса. Появление такого человека мало обрадовало Дорохова, он был представителем той темной силы, что превратила последние месяцы его жизни в омерзительный фарс. Но он и не особенно огорчился - ему теперь было все равно.

Наоборот, пристрелил бы этот человек его, не надо было бы брать грех на душу и выбрасываться из окна. Как было бы хорошо!

- С Новым годом вас, Андрей Андреевич, - осклабился неизвестный. - Вы вряд ли помните меня...

- Я помню вас, - сказал Дорохов. - Проходите, выпьем с вами. Но у меня только водка, и не очень хорошего качества.

- Я пройду, пройду, - засуетился пришедший. - Но пить не буду, мне нельзя, у меня больная печень.

Он вошел в квартиру, и Дорохов захлопнул дверь.

- Андрей Андреевич, я раздеваться не буду, меня ждут. Скоро Новый год, сами понимаете.

Но я принес вам гостинцы. - Он вытащил из целлофанового мешочка бутылку французского шампанского и пакетик с яблоками. Дорохов остолбенело глядел на этого Деда Мороза.

- От кого это? - еле шевеля губами, спросил он.

- У меня еще есть для вас письмо. Там кое-что вложено. Проверьте содержимое, Андрей Андреевич, я сейчас только почтальон, посыльный, так сказать. Но это приятное занятие в новогоднюю ночь, если послание, принесенное мной, доставит вам хоть минутку радости.

Он протянул ему конверт. Конверт был плотен, увесист. Дорохов открыл конверт и вытащил оттуда пачку стодолларовых бумажек.

- Зачем это? От кого? Я не возьму...

- Возьмете, - вежливо, но очень твердо сказал гость. - Здесь пять тысяч долларов. Пересчитайте при мне. Не дай бог, хоть одной бумажки не хватит. Пересчитывайте, пожалуйста, мне очень некогда...

Дорохов в сомнамбулическом состоянии стал пересчитывать купюры, новенькие, хрустящие...

Ровно пять тысяч.

- Все точно, - сказал он.

- Очень хорошо. Значит, я свое поручение выполнил. Там еще есть записка, но вы, пожалуйста, прочитайте ее потом, когда я уйду. Так надо, сказал он твердо.

- Как вас зовут-то? - спросил Дорохов.

- Меня зовут Роман Ильич. Я как-нибудь позвоню вам. Или навещу. Если можно.

- Можно, разумеется...

- Тогда все. До свидания. С Новым годом вас, с новым счастьем. Я уверен, что девяносто девятый год окажется для вас счастливым, может быть, даже переломным в вашей трудной жизни.

Пусть все ваши горести останутся в старом году.

Все. До свидания.

Он вышел и хлопнул дверью. Дорохов выглянул в окно. Там стояли белый "Мерседес" и какая-то другая иномарка темного цвета. Роман вышел из подъезда, сел в "Мерседес", и машины, резко тронувшись с места, исчезли за поворотом.

Тогда он схватился за конверт и вытащил оттуда небольшой клочок бумаги. Развернул дрожащими пальцами и стал читать:

"Дорогой, любимый мой Андрей! Поздравляю тебя с Новым годом и очень прошу простить меня за то, что тогда, в октябре, я так скоропалительно исчезла. Я не могу пока сообщить тебе место своего пребывания, и не это является целью письма. Я хочу поздравить тебя - в девяносто девятом году ты станешь отцом, я беременна на третьем месяце. Плод развивается нормально, я чувствую себя хорошо. Только мне очень одиноко без тебя. Не беспокойся обо мне - я в надежном месте, окруженная заботой и вниманием.

Ни в коем случае не ищи пока встречи со мной и не организовывай никаких поисков - это очень опасно. Я сама дам о себе знать, когда это станет возможно. Навеки твоя Таня, кровавая ведьма-убийца".

Что-то нечленораздельное вырвалось из груди Дорохова. Он откупорил шампанское, налил себе огромный бокал и жадными глотками стал пить.

Шампанское лилось по подбородку, а из глаз его текли слезы. Он схватил дрожащими пальцами огромное румяное яблоко и стал резать его ножом, нож соскользнул и порезал ему палец. Не обращая внимания на кровь, Дорохов жевал кусочки этого необыкновенного вкусного яблока.

Снова налил себе шампанского и стал запивать им яблоко, и шампанское опять текло по подбородку... Это было счастье, никогда в жизни он не был так счастлив, разве лишь тогда, когда сидел в крохотной барачной комнатке с матерью и глядел в ее веселые и в то же время печальные глаза.

Тогда он каждую секунду ощущал присутствие мамы, ощущал, что он не один на этой огромной страшной Земле. То же происходило и теперь. Он не один где-то уже существует его сын или дочь, это существо уже живет своей особой жизнью, и эту жизнь дал ему он, шестидесятилетний человек, давно отчаявшийся иметь свое продолжение.

Дорохов встал и поглядел в окно. За окном стояла ясная, звездная ночь, горели бесконечными огоньками праздничные окна. Он услышал по телевизору бой часов. Наступил девяносто девятый год...

Глава 35

Вышестоящий суд отменил приговор Виктору Александрову. Решение районного суда было признано неубедительным и необъективным.

Дело вернули на доследование, оно было поручено Павлу Николаевичу Николаеву, уже имеющему в этом деле множество фактов, подтверждающих невиновность Александрова.

Были допрошены люди из прислуги Сергея Заславского, и постепенно становилось очевидно, что Млынский был в доме Заславского своим человеком. В особняке Заславского был произведен обыск, и в одной из комнат обнаружили целый аптечный склад, где хранились очень интересные препараты, многие из них даже не были известны фармакологии. Привлеченные к делу специалисты установили, что Млынский мог усыпить Александрова и сунуть ему в руку пистолет, а потом, убив Ирину Дорохову, Млынский этот пистолет подбросил. И именно в тот момент его видел Петр Мухин, который продолжал твердо стоять на своих показаниях. И, наконец, проститутка Юлия Жданькова призналась, что видела Александрова в ту ночь у Заславского. Было установлено точное время пребывания Александрова в доме Заславского, и следствие точно доказало, что он не мог убить Ирину Дорохову, так как в момент ее убийства находился в другом месте. Впоследствии показания Жданьковой подтвердили и две другие проститутки, и горничная Рита тоже подтвердила, что той ночью Александров был у них, а под утро его отвезли на станцию на машине.

Виктор поражался тому, как быстро дело стало оборачиваться в его пользу, но прекрасно понимал, кто стоит за этим. И каких трудов стоило его бывшему командиру Лозовичу обработать этих запуганных девок, добиться санкции на обыск в доме Заславского, человека настолько влиятельного, что даже из французской тюрьмы сумел воздействовать на судью, а тот вынес Виктору суровый приговор. Обыск, лекарства, произведенные Млынским, показания прислуги и проституток сделали свое дело.

Виктор был освобожден из-под стражи под подписку о невыезде. Около "Матросской тишины" его встречал на своей "вольвочке" Владимир Лозович.

- Здорово, ефрейтор! Похудел ты как, однако!

Надо бы тебя подкормить. Повезу-ка я тебя сейчас в свои "Московские окна!" И накормлю так, что лопнешь. А то брючки скоро свалятся с тебя.

Сколько я тебе передач носил, неужели надо было так жутко похудеть?

- Я делился с ребятами, Владимир Игоревич.

Им-то никто таких яств не приносил, как вы мне.

- Ну, если ты делился со всей камерой, то неудивительно, что ты скелет.

- Ничего, на воле отъемся, - сказал Виктор.

- Ладно, поехали ко мне в ресторан. Отметим твое освобождение по высшему разряду!

- Если можно, Владимир Игоревич, - попросил Виктор, - сначала съездим на Хованское кладбище.

- Как знаешь, - нахмурился Лозович. - Поехали, конечно.

Они ехали по весенней Москве через центр.

Виктор, проведший полгода в душной камере, не мог наглядеться на Москву, на ее кипучую жизнь.

Он жадно дышал воздухом свободы.

Вот и набережные, и Кремль, вот храм Христа Спасителя, кинотеатр "Ударник", куда он в детстве бегал с приятелями, а в молодости ходил с Иркой... Вот Ленинский проспект... Знакомые места, связанные с детством, юностью, любовью... Вот и Кольцевая дорога. И поворот к кладбищу...

...Виктор с цветами в руках стоял у Ирининой могилы и не мог ни плакать, ни вымолвить слова.

Стоял и молчал. Она уже более полугода была там, во что она превратилась, он не хотел думать об этом. Она была для него все та же долговязая школьница, с которой он познакомился в восьмом классе. Он пронес эту любовь до дня ее смерти... И свою последнюю ночь она провела с ним...

Он наклонился и положил цветы на могильный холмик.

- Надо бы здесь привести все в порядок, - сказал Лозович. - Запущена совсем могила.

- Запущена, - мрачно согласился Виктор. - Быстро забыл ее муженек, однако...

Лозович промолчал. Исчезнувшая бесследно Татьяна Гриневицкая все больше поражала его.

Она, без сомнения, обладала каким-то особым даром воздействия на людей, поведение Андрея Дорохова после знакомства с ней напоминало поведение зомби; полностью зависящего от воли другого человека. Картина преступления была очевидна всем, кроме него. Он не желал ничего слушать, Татьяна на расстоянии продолжала так же действовать на него, как если была рядом. Отсюда и нежелание встречаться с людьми, которые могут поведать о ней что-то нелестное, и нежелание ходить на могилу трагически погибшей Ирины.

- Ладно, на днях приедем с лопатами, выровняем все, уберем эти засохшие венки. А потом будем думать... Кроме меня, теперь некому ухаживать за могилой...

Они еще немного постояли, а потом молча пошли к выходу с кладбища. Сели в машину и поехали в ресторан "Московские окна". Там для них уже был накрыт стол. Все лучшее, что имелось в его ресторане, Лозович велел подать им в этот знаменательный день.

- За твое освобождение, - сказал Лозович. - За торжество справедливости. - Он поднял рюмку с ледяной водкой, Виктор сделал то же самое. Они чокнулись хрустальными рюмками и залпом выпили.

- По совести-то, надо было бы первую рюмку выпить в память Ирки, сказал Виктор. - Я ведь так и не успел тогда помянуть ее.

- Давай, ефрейтор, в память твоей Ирины.

Теперь уже только твоей.

Они, не чокаясь, выпили еще по рюмке и только тогда принялись за еду.

- В этом деле мне неясно только одно, - сказал Виктор. - Кто конкретно убил Ирку, Млынский ли или она сама? Меня очень мучает этот вопрос. И мне кажется, что это сделала она. Я постоянно вижу ее лицо, глядящее в глаза своей жертве, которой осталось жить несколько мгновений, и мне становится жутко. Просто жутко, Владимир Игоревич. Я не могу понять, что тут главное алчность или преступное вдохновение творить зло. Мания зла, что ли?

- Тут и то и другое, Вить. Татьяна эта - личность очень непростая. Мне кажется, она могла бы творить великие дела, если ее деятельность направить в другое русло. Вспомни кровавых королев, императриц, герцогинь всяких, устранявших своих соперниц любыми, порой самыми подлыми, страшными методами. Вот и твоя одноклассница из разряда таких, только не в то время и не в том месте она родилась, не повезло ей.

- Где она теперь? - задумчиво спросил сам себя Виктор. - Куда она могла исчезнуть?

- Земля велика, - произнес Лозович. - Но мне кажется, она еще напомнит нам о себе...

Глава 36

В эту апрельскую ночь старику Дорохову не спалось. Его мучила одышка, сердцебиение не давало сомкнуть глаз. Он позвонил Жан-Пьеру, тот поправил ему подушки, старик лег повыше, и все равно ему было плохо. Что-то тревожило его, мысли уносились куда-то.

Старик чувствовал, что ему осталось жить совсем немного. И это очень хорошо. Его почти вековая жизнь надоела ему. За последние полгода особенно. Уголовная история с его наследством надломила его и отняла последние силы. Через некоторое время после того, как в его доме был арестован Заславский, он изменил свое завещание и все, кроме того, что он завещал верному Жан-Пьеру, оставил ставшей для него родной Франции. По совету Лозовича он перевел большую сумму денег в один из подмосковных детских домов и в военный госпиталь, где лечились участники афганской и чеченской войн. И все равно у него оставалось огромное имущество, огромные денежные счета, которые все время увеличивались. Он пригласил к себе на работу талантливого менеджера-француза, при котором дела его фирм пошли еще лучше, чем шли при жизни Поля. А мучило Дорохова прежде всего то, что у него не осталось наследников, продолжателей его фамилии, кому он мог бы завещать хоть часть своего состояния. Племянник Андрей Дорохов разочаровал его, и хоть было очевидно, что он не участвовал в преступлении, тем не менее он стал жалкой игрушкой в руках преступников.

Было еще темно, когда Дорохов опять позвонил Жан-Пьеру и велел подать одеваться. Жан-Пьер не задавал лишних вопросов, а делал так, как приказывал хозяин.

И вот старик уже сидел в гостиной в своем любимом кресле, пил чай и напряженно думал. Думал он не менее двух часов. За это время стало рассветать.

- Жан-Пьер! - крикнул старик. - Который час?

- Пять минут девятого, месье.

- Через некоторое время вызови ко мне нотариуса Делиня.

- Слушаюсь, месье.

Через полтора часа в гостиную вошел огромного роста, мощного сложения седовласый нотариус Делинь, который вел дела Дорохова после Леклерка. Этот твердый, пунктуальный человек был рекомендован ему как человек чести и глубокой порядочности. И Дорохов верил ему.

- Доброе утро, месье Дорохов, - приятным баритоном произнес Делинь.

- Я приветствую вас, Делинь, - поднял руку Дорохов. - Мне необходимо внести дополнительные условия в мое завещание.

- Я слушаю вас.

У Делиня была прекрасная привычка - он не удивлялся ничему, а советы давал только по сути дела. Так и сейчас он ни единым жестом не проявил своего недоумения по поводу новой причуды старика.

- Пишите, Делинь, - откашлявшись, сказал Дорохов. - Все свои банковские счета и ценные бумаги, за некоторыми исключениями, о которых я сейчас скажу, как и было в предыдущем завещании, я оставляю французскому государству, отказываться от этого я не вправе. Но.., все остальное, как-то: магазины, предприятия и всю свою недвижимость я завещаю ребенку моего племянника Андрея Дорохова, если тот появится на свет при моей жизни. До его совершеннолетия всем имуществом будет распоряжаться мой племянник Андрей Дорохов. Кроме того, я увеличиваю единовременную выплату моему преданному слуге и другу Жан-Пьеру Жерве до одного миллиона долларов. Как и было сказано в предыдущем завещании, он получает дом в Париже. Все же остальное я завещаю этому ребенку, если он родится до моей смерти. Вы поняли мою мысль, месье Делинь?

- Я прекрасно понял вашу мысль, месье Дорохов. - Нотариус внимательно глядел на него.

- Я вижу в ваших глазах недоумение.

- Это не мое дело, месье. Имущество ваше, я должен лишь заверить завещание.

- Но вы хотите сказать своим взглядом, что я совершаю ошибку. Говорите же... Я требую...

- Вы не вправе от меня требовать обсуждения ваших действий, месье. Но из уважения к вам я нарушу свои принципы. Мне известно, что жена вашего племянника участвовала в преступлениях против вашего сына, его жены и жены вашего племянника - я имею в виду, бывшей жены. Вам хотелось бы, чтобы эта женщина распоряжалась вашим состоянием?

- - Когда эта женщина даст о себе знать, она должна быть немедленно арестована и понести заслуженное наказание. Но если у нее родится ребенок, он будет мой кровный родственник, потомок, наследник. Разумеется, улыбнулся он, - должна быть произведена экспертиза на предмет отцовства моего племянника, тщательная и честная. И если будет доказано его отцовство, этот ребенок получит большую часть моего состояния.

Вы поняли мою мысль, месье Делинь?

- Но вашему племяннику шестьдесят лет, и я полагаю, что ваше завещание не будет иметь силы.

- Ну и прекрасно! - хрипло засмеялся старик. - У нас, стариков, свои причуды, без них скучно было бы помирать. Никто не родится - значит, все останется, как и было в предыдущем завещании. Только выплата Жан-Пьеру должна увеличиться.

- Вы поразительный человек, месье Дорохов, - с уважением произнес Делинь. - Но не хотелось бы вам внести в это завещание некоторые уточнения? Например, вы могли бы поставить условие вашему племяннику развестись с этой женщиной, тем более что она находится неизвестно где, и жениться на другой, и вот тогда бы их ребенок унаследовал ваше состояние.

- Ни в коем случае! - сказал Дорохов. - Я не намерен шантажировать моего племянника. Раз он женился на этой преступной женщине, это его дело. Но ребенок, если он родится, невинен, это моя родная кровь, мой потомок. К тому же, как вы справедливо заметили, моему племяннику уже более шестидесяти лет, и не так уж много времени остается ему, чтобы обзавестись потомством.

Так что такого уточнения не будет.

- Тогда такой вопрос, месье Дорохов. А что, если, вы меня извините за прямоту этот ребенок родится уже после вашей кончины?

- Тогда остается в силе прежнее завещание.

Я должен знать о рождении своего наследника, - твердо произнес Дорохов.

- Я понял вас, месье. Сейчас мы быстро составим новый вариант вашего завещания.

Он составил завещание, Дорохов подписал его своей красивой каллиграфической росписью, а нотариус Делинь заверил его. Дело было сделано.

- Извините меня, месье, что-то я сегодня задаю много вопросов и даю много советов, уж больно необычным делом я занимаюсь. Что вас побудило именно сейчас, сегодня прийти к такому оригинальному решению? Неужели суд над этими преступниками Заславским и Леклерком, которые понесли заслуженное наказание? Неужели то, что вина в преступлении жены вашего племянника не была доказана? Неужели эта театральная речь, которую Заславский произнес в суде? Вы слишком умны, месье, чтобы верить всему этому.

- Да что вы! - хрипло расхохотался Дорохов. - Я убежден в виновности этой женщины, я ничуть не глупее ее. И слова этого русского бандита, его извинения передо мной на меня не подействовали. Тут другое... - Его подслеповатые глаза покрылись какой-то пеленой. - Во сне ко мне пришло видение. Я видел ребенка, мальчика... Он был так похож на моего несчастного Поля, такие каштановые кудрявые волосы, голубые глаза, нежная кожица, складочки на ручках и ножках. Я видел его как живого, Делинь! И я понял вот что... - Он понизил голос. - Этот ребенок существует. Он уже есть... И очень скоро он выйдет на свет божий...

Делинь бесстрастно глядел на него.

- Вы полагаете, я сошел с ума, Делинь? Может быть, и так. Но я настолько богат, что мне это позволительно. И все же я уверен, что этот ребенок не фантом моего старческого воображения. И скоро вы убедитесь в этом...

- Простите меня, месье, но эта женщина находится в бегах, и даже если она родит ребенка, она может никому не сообщить об этом. Не узнаете об этом и вы, вряд ли можно полагаться на вашу интуицию в таком конкретном вопросе. Так что даже если вы правы и ребенок этот появится в скором времени на свет, а с вами, простите меня, что-то случится, ваше состояние все равно никак не сможет достаться этому ребенку.

- А вот тут вы, пожалуй, правы, Делинь. И вы должны сообщить о моем решении в Москву, моему племяннику Дорохову Андрею. Причем не телеграммой, не факсом, не звонком - вы отправитесь туда лично и тет-а-тет скажете ему о моем решении. А он уж пусть, как сумеет, информирует свою преступницу-жену. Он найдет способ, поверьте мне. Но вы должны подчеркнуть, что никто - ни я, ни правосудие, ни господь бог - не освобождает ее от ответственности за совершенные ею преступления. Об этом не может быть и речи. Речь идет только о ребенке, если он родится до моей смерти. Все, Делинь, я очень устал, и мне не хотелось бы умирать сегодня, не дождавшись конца этой драмы. Воистину, жизнь - это театр, а все мы в нем актеры... Отправляйтесь в Москву незамедлительно, Делинь!

Они выпили по чашке кофе, а затем Делинь уехал. Дорохов же распорядился проводить его в сад. Жан-Пьер под руку вывел старика на свежий воздух.

Стоял великолепный апрельский день. Все начинало цвести, шуршали листвой огромные платаны, мимо которых, еле передвигая ноги, поддерживаемый Жан-Пьером, шел старик. Дул легкий весенний ветерок, старик жмурил усталые глаза, тяжело опирался на палку с серебряным набалдашником и вдыхал воздух. И прошлое, и настоящее, и недолгое будущее сливались воедино в этом опьяняющем весеннем воздухе. Жизнь продолжалась...

Через несколько дней Дорохова посетил нотариус Делинь и сообщил, что его поручение выполнено...