Мерцающая мгла

Глава 1

Степь. Большая, плоская и бескрайняя, во все стороны. Есть мир Большая Степь, хорошо бы там оказаться, но… нет, не он. Совсем другое место.

Первым делом прислушаться к чутью. Ничего не грозит, хорошо. Теперь посмотреть, во что превратился яасен. Странные непрозрачные очки, не глянцево-черные, а серебристые. Надо будет еще разбираться, зачем они. Проверил остальное барахло — вроде все цело, в пыль не рассыпалось.

Уже по привычке действует, не задумываясь. Ну, еще бы, девять миров посетил. Есть о чем вспомнить…

Когда попал из мира Ду в мир невидимой смерти, первым делом оделся в подаренную островитянами теплую одежду — специальную, с подкладкой из мягких веревок для вентиляции. «Пижама» лучше греет (не говоря о том, что меньше весит) но это не во всех случаях хорошо — Михаил собирался не на месте сидеть, а двигаться, и быстро. При этом, если одежда слишком греет, можно вспотеть, что на морозе крайне нежелательно.

Название мир Каменная Пустыня, данное островитянами, не вполне подходило — снежком камень присыпан. Повезло с погодой, очень повезло. В частности, хорошо, что зима — летом в воздухе много пыли, а пыль тут радиоактивная. Далеко не вся, понятное дело, но чтобы заболеть раком, достаточно вдохнуть всего одну пылинку плутония. С другой стороны — снег неглубокий, легко передвигаться, а нужно бегом, чтобы в радиоактивном мире не задерживаться.

А вот с ботинками случилась неприятность — взялся один натягивать, и подошва расползлась, прорвалась насквозь. Потому что ее материал не выдержал перехода между мирами, утратил свойства, вероятно — синтетический. Просил же, чтобы все было естественным… Или они нарочно? А зачем? Проверяли, насколько сильно чутье пролазника? Да нет, проверку бы прошел, чутье не должно было подвести, просто тот, кто ботинки для Михаила выбирал, сам не знал, из чего подошва. Все секретность их… Островитяне знали, какие материалы можно использовать в мире невидимой смерти, какие — нельзя, бывали уже здесь не раз, однако не та контора Михаила в дорогу собирала — скорее всего так. Или «испорченный телефон» сработал — обувь из естественных материалов превратилась в ботинки из натуральной кожи, а там и в просто хорошие ботинки.

Да еще от неожиданности наступил, и то, во что превратилась подошва, прилепилось к ноге. Долго потом счищал смолообразную массу с пятки ножом, порезался пару раз. К счастью — не до крови. И все равно ступня липкой оставалась, хорошо была с собой присыпка для ног, а то бы носок прилип, отдирай его…

Босиком по мерзлой земле особо не побегаешь, в каменнодеревских туфлях — холодно, а на две пары носков они не налезут. К счастью, сохранились веревочные сандалии, выданные еще на «Морской черепахе» — Манун сплел в подарок. Аккуратно отделил смолообразную подошву от второго ботинка, подчистил от смолы первый, натянул то, что осталось, а сандалии — сверху. Веревочная подошва вызывала определенные сомнения — вдруг будет снег набиваться? Обошлось. Веревки паромасляные, переплетены хорошо, плотно.

А яасен превратился в дозиметр — читал в свое время о подобном на сайте пролазников. Не прибор со стрелками, а прозрачная полусфера, пока что — бесцветная, но по мере облучения сначала желтеет, потом — синеет. Когда синеет, это совсем плохо. Кроме того, в глубине сферы проскакивало нечто вроде молний — это она так на мгновенное облучение реагирует. Позволяет определить, откуда оно идет. И мерцание после «молний» оставалось, тоже при низких уровнях — белое, при повышенных — красное, а потом уже и синее.

Сейчас молнии проскакивали редко и слабенькие, белые. Лаз бы не вывел в место, где радиации много, а она тут очень неравномерно распределена, пятнами.

Этот мир радиоактивным сделали люди. И без ядерной войны обошлись, так управились — очень им понравилась ядерная энергетика, понастроили АЭС с запасом. Отходы, конечно, были, много, но их хоронили в специальных могильниках с гарантией на двести лет. Период полураспада у плутония, которого в отходах хватало, четырнадцать тысяч лет, но местные решили, что через двести лет это будут не их проблемы.

А потом их цивилизация взяла, да и рухнула. За могильниками следить стало некому, и, по прошествии двухсот лет, развалились они, разнесло ветром и водой радиоактивную дрянь по огромным пространствам. Уровень радиации сам по себе такой получился, что мало чего живого осталось. А если где чего и выжило, так радиоизотопы проникли внутрь организма, осели то в костях, то в хитине, то в древесине, и убивали изнутри.

Сейчас радиации гораздо меньше. Посмывало водой, или вглубь почвы ушла. Но все равно пооставались пятна, где просто погуляешь — и лучевую болезнь заработаешь. Зато между пятнами местность вполне безопасная.

Проверил остальное имущество. Оказалось, что трусы с Земли тоже не выдержали перехода между мирами — утратили прочность, расползались, как мокрая бумага. Последняя вещь из родного мира. Вроде же хлопковые… наверное, краситель повлиял. Может быть, в подошвах ботинок тоже краситель был — желтые они какие-то, неестественные.

Еще был отобранный у Эдера пистолет, но Михаил уже знал, что оружие мира Ду здесь не стреляет, не горит ихний порох. И топливо не горит, а так хотелось выцыганить у островитян какой-нибудь вездеход. Наверное, они могли разработать специально что-нибудь для мира невидимой смерти — топливо подобрать или даже двигатель усовершенствовать — но не увидели смысла силы тратить. У них других забот полно. Можно было попросить у островитян ездовое животное — есть у них лошади, ослы, крупные собаки, — но за животными надо уметь ухаживать.

Оставил пистолет под камнем, там, где не слишком отсыреет — если островитяне еще в мир невидимой смерти наведаются, то, может, найдут. А Михаилу чужого не надо, раз оно все равно бесполезное.

И побежал. Лаз в следующий мир чуял хорошо, расстояние до него было километров семьсот по прямой. Но прямиком нельзя — опасность на пути, радиоактивное пятно. Значит — в обход.

Пейзаж, что и говорить, тоскливый. Каменистая равнина. Один раз увидел издалека лес — обежал как можно дальше. Деревья, пока были живы, как раз успели в себе радиацию накопить. Сейчас они мертвые, но не гниют, потому что вызывающие гниение бактерии погибли, так же, как всякие там жучки-короеды. И стоят мертвые деревья неизвестно сколько лет, каменеют. Не все, многие повалились, так что лес не только радиоактивный, но и труднопроходимый.

Бежал, контролируя дыхание, поглядывал на яасен-дозиметр, прислушивался к чутью. Время от времени сгрызал на ходу сухарь, запивал то водой, то вином. Вино — не для удовольствия, а для защиты от радиации, оно радионуклиды выводит и свободные радикалы связывает. Но лучше не злоупотреблять, чтобы чутье не притуплялось.

Думал. Было, о чем подумать. В частности, пройдя лазом, еще раз представил себе, что вернется в мир Ду через десять, двадцать и так далее лет, вышло, что через двадцать лет безопасно будет не только на островах, но и на северном материке, а через двадцать пять — уже даже на южном. Раньше не так было, что изменилось? Вероятно, дело в том, что Михаил указал островитянам лаз не только в Обитаемое Пространство, но и все остальные, один из которых — тоже на островах. Он еще в какой-то мир ведет, в какой — Михаил не знал. Рянц рассказывала о мирах, куда можно из мира Ду пролезть, и был среди них один с названием Холодная Радуга. Там цивилизация два раза рухнула, но три раза поднялась, многого тамошние жители достигли. Даже теорию пространства применили на практике. Вероятно, островитяне получат в мире Холодная Радуга новые знания, а то и сразу технологии. Наделают такого оружия, что у телре шансов не останется. Только сдаться.

Ну и не жалко телре, сами нарвались.

Беспокоил вопрос ночевки. Потому что холодно, ветерок пробирает. На холоде спать — смертельно опасно, так же, как разводить костер из радиоактивных дров. Заплечный мешок устроен так, что его можно превратить в спальник, можно «пижаму» пододеть перед сном, но укрытие от ветра — крайне желательно найти. А где его найдешь? Местность слишком открытая.

Однако неожиданно укрытие нашлось — сложенное из камней корявое строение, крытое металлическим щитом. Местные жители? Может быть, есть в этом мире люди, где-нибудь на океанских стровах или в подземельях, но не здесь, посреди радиоактивной пустоши. Значит — не местные, пролазники постарались. Больше просто некому.

Тратить время в радиоактивном мире на сооружение жилья кажется глупостью. Но пролазники — далеко не все так образованы, как Михаил, про радиацию могли и не знать. Чутьем руководствовались. И угадали — в том месте, где построено жилище, опасности не ощущается, и уровень радиации совсем дохлый, вряд ли выше естественного фона. Маловероятно, чтобы дом построил один человек, но артелью бы управились. Может быть, пролазник кого-то вел, скажем, группу беглых рабов.

Все-таки хорошо, что Михаил связался с островитянами. Подходящую одежду заимел, мешок. А так — пришлось бы мерзнуть в одной пижаме, с риском замерзнуть насмерть.

Надев на себя все сразу, лег спать, и даже выспался, хотя и побаливала шея после сна на твердой земле. «Пижама» отлично грела, только ноги слегка замерзли.

Проснулся засветло, и снова в путь. Местность особо не менялась — все та же равнина. Еще одна удача, что нет ни гор, ни обширных лесов, ни руин. Вообще-то видел издалека развалины, однако сворачивать не стал.

Так благополучно пробежал целый день, для ночевки нашлось укрытие от ветра между камнями. В этот раз сумел стянуть вниз штанины «пижамы», чтобы они закрыли ступни — защитил ноги от холода.

На третий день почуял, что надо спешить, и вскоре понял, почему — погода менялась. Небо заволокло тучами, потеплело. Да, надо двигаться быстрее, пока земля в грязь не превратилась.

Встретилась речка, к счастью — замерзшая, перебрался без проблем.

Проблемы были психологического плана. Пейзаж угнетает — наглядная иллюстрация к высказыванию про глупость человеческую, которой нет предела, и быть не может. Особенно изводили мысли, что и родному миру Планета Земля нечто подобное грозит. Задумываться о подобных вещах — опасно для психического здоровья, но ведь и не задумываться опасно, вот вокруг пример. Наверняка были здесь свои «зеленые», и наверняка их все остальные дураками считали.

Хоть бы что живое увидеть, елочку какую-нибудь зеленую, хоть бы птичка пролетела. Только и остается — благодарить удачу, что высохших трупов не попадается.

В конце концов, успокоил себя тем, что миров много, есть, куда бежать, если что с Землей случится. Эгоистично, но хоть так.

На третью ночевку не остановился, бежал дальше при свете звезд — до лаза недалеко оставалось. Тем не менее, добрался уже когда светало, совершенно измотанный, с притупившимся от усталости чутьем. Лаз не мог толком почуять. А тут еще и температура воздуха поднялась, снег начал таять, ноги все-таки промокли. Укрылся от ветра в какой-то яме, носки менял, и обнаружил, что мир не совсем мертв — полз по камням крошечный рыжий паучок, на все восемь ног спотыкался. И все равно — радует.

Отдышался, допил воду. Ухитрился все-таки растянуть две фляги на весь путь. Можно было и в этом мире найти питье — попадался лед, против которого ни чутье, ни яасен-дозиметр не возражали, но все равно не рискнул.

Отдохнул, успокоился, прочувствовал, где лаз, прочитал мантру, и покинул мир невидимой смерти. Что за мир дальше — неизвестно, Рянц ничего не знала, островитяне — тоже.

Лаз вывел в обгорелом лесу. Погода прохладная, судя по почкам на обгорелых кустах — весна. Не ранняя, не поздняя — средняя.

А яасен превратился в длинный цилиндрический сосуд с крышкой — тоже встречалось на сайте пролазников, это такой генератор бульона. Пролазники полагали, что в хороших мирах яасен в такое не превращается. Значит — неважный мир. Бывают миры и хуже, там яасены становятся оружием. Хотя, есть у Михаила самострел, вторая стрелялка может и лишняя. А генератор бульона совсем не лишний — в мире невидимой смерти успел съесть половину запаса сухарей. Еще бы — бежал ведь всю дорогу.

Осмотревшись и проверив имущество, отправился, куда чутье вело. Вышел к обгорелым руинам, местами оплавленным. И люди здесь были. Наглядное свидетельство — свежий труп на дороге. По всей видимости, здешняя цивилизация тоже рухнула относительно недавно. Можно понадеяться, что трупы с руинами — локальное явление, временное, что полно на планете мест с нормальной человеческой жизнью. Представил себе, как отправится в кругосветное путешествие вокруг этого мира, и почуял — везде плохо, местами хуже. Рухнула цивилизация.

Хорошо, что до следующего лаза недалеко добираться — километров восемьдесят.

Разрушенный город предпочел обойти по окраине. Здесь явно произошла война — слишком здания разрушены, даже непонятно, какой они были формы. Сами собой так развалиться не могли. Да и оплавлены многие.

Один раз почуял опасность, можно было сбежать или затаиться. Предпочел затаиться, посмотреть.

И увидел местных жителей — прошли мимо двое мужиков. Одеты крайне неряшливо, хуже бомжей, на головах — исцарапанные шлемы. На туловищах — нечто вроде очень грязных кольчуг. И вооружены, у обоих — копья, у одного — с плоским ромбовидным наконечниками, примотанным к древку проволокой, у второго — древко вдето в короткую трубу, второй конец которой грубо сплющен и заострен. Кроме того, у первого висела на поясе дубинка с шипами, у второго — длинный меч без ножен, явно кустарной работы. Ничего стреляющего не видно, хотя есть на поясах короткие метательные клинки. Оружие — холодное самодельное, а вот шлемы и кольчуги явно фабричные, может даже армейские, просто старые. Вероятно, здесь давно уже не хватает самого главного — патронов.

Местные не выглядели изможденными, тем не менее, вид нездоровый, лица помятые. Пьют, должно быть, много.

Значит, лучше с ними не связываться. И вообще нежелательно в этом мире задерживаться, проскочил и все.

Обогнул город, направился через лес. Тоже горелый, причем горело хорошо, вряд ли это был просто пожар, скорее — напалмом поливали. И относительно недавно. Последние отзвуки, так сказать.

Нашел более-менее чистый ручеек, набрал воды в сосуд-яасен, закрыл крышку, открыл. Да, получился бульон. Каким образом — та еще загадка, но факт. И на вкус ничего, как будто даже мясной, хотя и недосоленный. А то пролазники по-всякому отзывались о вкусовых качествах яасенового бульона, оно в разных мирах по-разному бывает.

В принципе, неважно, какую воду набирать, можно хоть канализационные стоки. Но если вода будет слишком грязная, бульона из нее не получится, не сработает яасен.

Вышел к реке, увидел издалека мост. Но приближаться не захотелось. И сумел разглядеть причину — на обоих концах моста были люди, костры жгли прямо посреди дороги. На этом берегу — оборванцы в шлемах и кольчугах, на том — какие-то пестро одетые, трудно разглядеть подробности. Все по классическому сюжету постапокалипсиса — уже на племена разделились, враждующие. Может и поднимется еще местная цивилизация.

Пошел вниз по реке, искал переправу. И, протопав километров десять, нашел хорошо спрятанную в кустах лодку с веслами, опять повезло. Конечно, чутье вывело, но все равно повезло.

Вот только наверняка создал проблемы хозяину лодки.

На другом берегу леса не было, после прибрежных кустов началось заросшее травой и редкими кустарниками поле. Не понравилось Михаилу открытая местность, и чутье согласилось.

Ничего умнее не придумал, кроме как пересидеть в кустах — дождаться темноты.

К ночи еще и погода испортилась, дождик пошел. К счастью, подаренная островитянами одежда непромокаемая, с капюшоном.

Бежать в темноте не рисковал. Хотелось, но чутье подсказало беречь силы. И само чутье надо беречь, не переутомлять распознаванием препятствий в кромешной тьме.

Потом вышел на дорогу. Хорошую, широкую, с упругим покрытием. Решил пройтись по ней, вроде к лазу ведет.

И вскоре едва не врезался в какую-то проржавевшую конструкцию, вероятно — брошенная машина. Давненько здесь цивилизация рухнула, если техника превратилась в ржавую труху.

Все-таки, двигаться в темноте слишком сложно.

Пройдя километров пять, вышел к небольшому поселку с несколькими уцелевшими строениями, решил заночевать. В темноте бы и не разглядел — почуял. Опасности здесь не чувствовалось, а отдохнуть надо. С прошлого мира не спал.

Кое-как, ощупью и чутьем нашел вход в один из домиков, улегся на куче ветхого тряпья и заснул.

Снился кошмар — что бежит Михаил по высохшим трупам.

Проснулся, когда местное солнце приближалось к зениту.

Вышел, осмотрелся. Тишина и безлюдье. Домики — до странного похожи на земные, прямоугольные с двускатными крышами и большими окнами. Стекол, естественно, нет. Но только похожи, присмотришься — другие, сложены из неправильной формы блоков, а крыши — из натянутой плотной и грубой ткани. С заплатками. Прямо и конвергенция, и дивергенция.

Пошел искать воду на завтрак. И вдруг услышал голоса — женский и детский.

Опасности не было, потому Михаил рискнул посмотреть, что там. Просто так. Раз неопасно, то почему бы и не разузнать, кто разговаривает.

Голоса звучали со стороны маленького-сарайчика пристройки. Осторожно прошел между домами, хотел подкрасться незаметно, глянуть исподтишка.

Подкрасться удалось, незаметно глянуть — нет. Дверь сарайчика была закрыта, но, когда Михаил прокрадывался мимо нее, выискивая какую-нибудь щель для подглядывания, — открылась. На пороге стояла смуглокожая женщина с ребенком на руках. Одеты в жуткие грязные лохмотья, у женщины изуродована шрамами половина лица, ребенок — лет четырех — худенький, болезненный.

Как только женщина увидела Михаила, у нее в глазах отразился сначала ужас, потом — обреченность. А ребенок тоскливо, с безысходностью заплакал.

Женщина ломаными движениями отступила внутрь сарайчика, медленно села там на что-то.

Михаил ничего не придумал, как доброжелательно улыбнуться. Пожалуй — виноватой улыбка получилась. Ну, растерялся.

Подействовало. Женщина изумленно вытаращила глаза, ребенок плакать перестал. Виноватая улыбка на лице здорового, крепкого, хорошо одетого мужика — немыслима в этом мире.

Потом выражение лица женщины снова стало испуганным и подозрительным. Забормотала что-то. Михаил поздоровался на цефане — не поняла.

Вошел в сарайчик, оглянулся. Небогатая обстановка — тюфяк на земле, посуда на квадратном ящике, проволочная корзина с бурыми клубнями, маленькая железная печка, еще какая-то утварь. Окон нет, светильников тоже. Сейчас то свет попадает через открытую дверь, а так, получается — в темноте сидели. Интересно, почему она заняла сарайчик, если есть пустые дома? Прячется, наверное. Если занять дом, то придется чем-то закрыть оконные проемы, а это слишком заметно.

Женщина снова прижала к себе ребенка, напряглась.

Что делать? Может — бульоном угостить?

Изобразил жестами, что хочет пить.

Женщина суетливыми движениями налила в кружку воды из погнутого металлического кувшина, протянула. На правой руке у нее не хватало двух пальцев.

Михаил достал сосуд-яасен, откинул крышку, налил воды, закрыл. Потом отпил глоток, вылил бульон в кружку, отпил, протянул обратно.

Кружку взяла очень недоверчиво. Но все же попробовала угощение, уставилась на Михаила широко открытыми глазами. Ничего не понимала.

Ободряюще улыбнулся. Женщина немного успокоилась, стала поить бульоном ребенка. Поглядывала с очень странным выражением — с благоговением, что ли? Пожалуй — да. Ей же только что настоящее чудо показали.

И что теперь делать? Развернуться и уйти? Может, хотя бы еще бульона из воды для них насинтезировать? А по-людски будет? Ведь можно их действительно спасти, вывести в другой мир. Правда, неизвестно, насколько он лучше этого, но чутье говорит, что комфортнее.

А почему бы и не спасти, раз есть такая возможность? Конечно, эти двое могут создать определенные неудобство, да просто опасно их с собой тащить. И для них, и для Михаила. Однако если бросить здесь, внутренний голос опять что-нибудь скажет. Наверняка в этом мире полно таких же несчастных и еще более несчастных, и всех спасти невозможно. Но этих-то — можно. Глядишь — зачтется.

Подозревая, что совершает ошибку, сделал приглашающий жест, поманил широким движением руки. Женщина не поняла. В разных мирах жесты могут разное означать, видимо здесь надо было манить по-другому. Изобразил пантомимой, что идет, указал на женщину, опять ходьбу сыграл.

Теперь поняла. Или просто догадалась.

Быстро повесила на плечо плетеную сумку, подхватила ребенка. Окинула взглядом жилище. Нет, не окинула, посмотрела на корзину с клубнями. Сунула несколько штук в сумку, и с готовностью вышла. Смотрела все такими же широко открытыми глазами. С благоговением, надеждой и тенью страха.

Отправились дальше по дороге. Женщина шла хорошо, не отставала, но Михаил все равно взял у нее ребенка. Не испытывая особой уверенности, не знал ведь, как с детьми обращаться. Впрочем — несложно оказалось, тем более, что женщина соорудила из большого куска ткани нечто вроде люльки, которую повесила Михаилу на шею, и дите туда посадила. Руки свободны.

Ребенок сначала не хотел пересаживаться, вцепился в мать, но она успокоила, уговорила. И все равно малыш сначала подрагивал у Михаила на руках.

Пытались говорить, но ничего не получалось. Даже имена толком не выяснил. Конечно, показывал на себя, представлялся, потом показывал на женщину, изображая вопрос лицом. Она сначала просто не понимала, потом ответила, указывая на себя, нечто вроде «Чаха», и тут же поправилась, что она «Ампиха». Потом еще что-то про себя сказала. Пойди разбери, имена это, национальность или род занятий.

Да еще имя своего спасителя исковеркала на «Хамил». Случалось, конечно, в жизни и хамить, но все равно обидно.

По дороге шли целый день. Когда выходили из поселка, увидели трубу, из которой текла вода, и Михаил по взгляду женщины понял, что она хочет еще бульона. Синтезировал, жалко, что ли. Налил в металлический стакан, нашедшийся в сумке женщины, она принялась поить ребенка. Провела рукой по лбу — жест благодарности, судя по ее глазам.

Подумав, Михаил наполнил бульоном обе фляги и вручил женщине — пусть пороскошествует.

Ребенок вел себя тихо, спокойно. Время от времени разговаривал с матерью. Женщина обычно снимала его с Михаила и отводила за кустик, или давала флягу. Сама почти не пила.

К середине дня одна фляга опустела — почти все выпил малыш. Пришлось наполнить ее снова возле ближайшей речушки.

Дорога до сих пор хорошая, только местами покрытие отсутствует, и, судя по ровным краям выбоин, это люди его содрали. Время от времени встречались проржавевшие остатки машин, колес почему-то не было, и осей не видно. Неужели здесь ездили на воздушных подушках? Тогда не совсем понятно, зачем такое хорошее покрытие.

Дорога уводила в строну от лаза, свернули в лес. Подлесок густоват, но тропка или просвет всегда находились, шли все также быстро. Километров сорок за день сделали.

На ночь развели костер — выданная островитянами особая зажигалка, которая могла давать огонь даже в мире невидимой смерти, сработала и здесь.

Женщина насадила клубни на заостренные палочки, зажарила над огнем. Поужинали, запивая бульоном. Клубни назывались «гральп», по вкусу напоминали рис. Довольно съедобно.

Спать улеглись на кучах листьев. Женщина поглядывала на Михаила с некоторым страхом — видать, боялась, что приставать будет. Но, когда он приставать и не подумал, промелькнуло в ее глазах разочарование.

И не объяснишь ей про Нику, про чувственную связь, которая явление физическое, а не психологическое. Ну не интересен Михаилу секс с кем-либо, кроме Ники, и все тут. Потому что с Никой имело место реальное, настоящее слияние двух душ в одну, причем — порой даже без секса.

А все равно интересно, что спасаемая думает о спасителе, почему так легко согласилась идти, срываться неизвестно куда. Либо считает Михаила каким-нибудь ангелом, либо окончательно потеряла надежду — других объяснений в голову не приходило.

Выспался хорошо, но предчувствия были недобрые. Опасность на пути ощущалась, серьезная, смертельная.

Решил попытаться опасность обойти. Да только обширная она оказалась, куда не свернешь — везде опасно. Даже так — какой путь выберешь, на том и окажется опасность.

Тем не менее, все вычислял безопасный путь, аж чутье перетрудил, опять. Что самое неприятное — сидеть на месте и пережидать тоже показалось нельзя, а возвращаться — самое неверное решение.

В конце концов, пошли в том направлении, где опасность наименьшая, может, удастся проскочить. Или прорваться.

Из леса вышли к развалинам. Похоже — не города, а большого завода. Между руин все заросло кустарниками, но на земле — какое-то хрустящее крошево. Слишком шумно двигались, да еще и заметный след оставляли.

Настроение передалось женщине, она изо всех сил старалась двигаться бесшумно.

А Михаилу чутье подсказало зарядить самострел. Зарядил, и почувствовал себя увереннее. Гораздо. Верный признак, что придется стрелять. Вот сейчас, за следующим поворотом, если не свернуть в другую сторону.

Страшно было. Маловато опыта в подобных делах, что ни говори. Но другого выхода, похоже, нет, только прорываться.

Однако страшно. И мешает страх прислушиваться к чутью.

Занялся дыхательными упражнениями — помогло успокоиться. Да только и предупреждение чутья умудрился прослушать, как-то вот так с разгону вышли на открытую площадку, и Михаил понял — заметили их. Вон за теми кустами кто-то сидит, напряженно всматривается. Греет в ладони метательный клин.

Михаил передал ребенка женщине, пошел твердым шагом, изображая рассеянную беззаботность. Трудно это давалось, очень трудно.

План был такой — внезапно метнуться в сторону, зайти противнику с фланга, взять его на прицел. Или — в рукопашную.

Но не вышло — снова кто-то посторонний взял управление на себя. Время как будто замедлилось, внутри все онемело.

Когда до кустов, из-за которых следили, оставалось метров тридцать, рука сама собой вскинулась, и палец сам собой нажал на спуск.

Раздался короткий, но громкий вскрик. Попал.

Женщина охнула, метнулась в сторону, прикрывая собой ребенка.

Михаил успокоительно махнул и пошел дальше. Она — за ним. Верит безоговорочно. Ангелом считает, точно.

Тошнота не накатывала, ужаса от содеянного не испытывал. Внутренний голос молчал, совесть не мучила. Почему-то. Собственно говоря, план пойти в открытую и внезапно выстрелить, тоже приходил в голову. Остановило, что целиться придется одним чутьем, ненадежно показалось. А нет — наоборот, чутьем лучше всего целится.

Тем не менее, Михаил не пошел смотреть, кого подстрелил. Перетрусил, по правде говоря, не хотелось задерживаться.

Вот она, зависимость от чутья. Слишком на чутье понадеялся и в результате его перетрудил. Надо было просто головой поработать, приблизиться к опасному месту, а там уже пытаться прочувствовать, заодно — глазами смотреть внимательнее. И страх свой контролировать, разделять аккуратнее на внушенный чутьем и просто так самонакрученный.

Все эти советы были на сайте пролазников. Читал, мотал на ус. А когда потребовалось — забыл. И опять пришлось каким-то посторонним силам вмешиваться.

Дальше никакая опасность не грозила, и все равно шли быстро, не отдыхая. Женщина нервничала, оглядывалась, вопросительно посматривала на Михаила. Пытался ее успокоить мимикой и жестами — не помогало.

Приближался лаз. А ведь, чтобы вывести этих двоих, они должны спать или быть без сознания.

Михаил, найдя ручеек, как следует напоил бульоном ребенка, а потом старался шагать как можно ритмичнее, надеясь, что малыш уснет. Получилось — уснул на руках.

Вот и лаз совсем недалеко. И что делать? Оглушить женщину? Пришлось. Подошел сбоку и ударил в основание черепа. Подхватил, чтобы не упала. Тот действительно редкий случай, когда бьют человека для его пользы.

Сразу стал читать мантру, опасаясь, почему-то, что лаз не активируется, но все удалось — накатило спокойствие, замерцала мгла.

Осторожно, чтобы не разбудить ребенка, взвалил женщину на плечо — легкая оказалась, худая, — и направился в следующий мир.

Глава 2

Переход из одного мира в другой всегда был для Михаила событием серьезным, можно сказать — торжественным. Но не в этот раз. Едва прошел мглу, случилась неприятность — верхняя одежда женщины — нечто вроде пальто или шинели — рассыпалась облаком невесомой трухи. Пришлось зажмуриться, чтобы в глаза не попало. Впрочем — и так темно. Даже непонятно, куда вышел, что за местность, только и понял, что холодно — холоднее, чем в предыдущем мире. А женщина теперь без пальто…

Вышел из облака трухи, весь ею засыпанный. Ночь. И, судя по звукам и запахам, — лес. Слышно, как ветер шумит в деревьях, пахнет хвоей, сырыми ветками.

Когда опускал женщину на землю, ребенок проснулся, сразу жалобно позвал: «Ма!» Завозился, стал вырываться, тихонько заскулил.

Незадача. Михаил отпустил ребенка, который сразу вцепился в мать, и привел женщину в чувство, нажав ногтем на особую точку под носом.

Женщина чихнула. Прижала к себе ребенка, успокаивая — действительно сразу затих. И начала что-то спрашивать, испуганно и даже требовательно. Кроме того — дрожала от холода.

Михаил быстро скинул куртку и штаны, отдал женщине. Ощупью вытащил из мешка «пижаму». Надо было «пижаму» женщине отдать, не тратить время на раздевание, но как-то не подумал, мерзнет теперь зря.

Думать надо чаще, тогда со временем этот процесс войдет в привычку. Будет проходить быстрее и безболезненнее.

Женщина, пробормотав что-то — благодарность? — оделась, потом стала совать Михаилу в руки содержимое карманов куртки — зажигалку, складной нож, шарики для самострела и плоскую коробочку с кнопочками — это яасен. Снова трансформировался, с утра надо будет разобраться — во что.

Продолжала что-то спрашивать — не обращал внимания. Пошел собирать дрова при свете зажигалки — к счастью, работала и здесь.

В конце концов, отогрелись у костра и, не зная, чем еще можно заняться ночью, легли спать.

Утром проснулся первым, осмотрелся. Вокруг — хвойный лес, но не дикий — пеньки попадаются, тропинки протоптаны. Опасности не почуял. А следующий нужный лаз далеко, больше десяти тысяч километров. Расстройство одно…

Яасен превратился в музыкальный инструмент — «дудочку», как у Ники случалось с ее яасеном во многих мирах. Значит — хороший мир, благополучный. Раз здесь больше всего пользы будет от музыкального инструмента, тогда — люди мирные живут, и к музыке неравнодушны. Не съедят.

Вот только бульона для спасенных больше не насинтезируешь. А кормить их надо, нет такого закона, чтобы людей голодом морить. Да и самому голодать нежелательно.

Очевидно, предполагалось, что Михаил заработает на пропитание игрой на дудочке. Хорошо, что в свое время Ника кое-чему научила…

При мыслях о Нике начал терять душевное равновесие. И установить с ней связь не получалось.

Чтобы отвлечься, попробовал играть на дудочке и разбудил спасенных.

Ребенок оглядывался с нескрываемым любопытством, женщина — с каким-то непонятным смущением. Опять начала лопотать по-своему, Михаил только рукой махнул.

Отправились по самой широкой тропе, попивая на ходу холодный бульон из фляг.

Женщина почему-то не разрешила Михаилу нести ребенка. Бормотала при этом что-то извиняющееся, однако помочь не позволяла. Ну и ладно, меньше груза тащить.

Все-таки она слишком спокойно воспринимает тот факт, что оказалась в другом мире. Конечно, Михаил ее в бессознательном состоянии сюда принес, однако местность — совершенно другая. Другие широты, лес явно северный. Отличия налицо, неужели не заметила? Или это только кажется, что отличия очевидны? Или она знает о лазах и пролазниках, соответственно — догадалась, что произошло?

Женщина обратила внимание Михаила на небольшое болотце, недвусмысленными жестами дала понять, что неплохо бы снова наполнить флягу бульоном.

Только вздохнул в ответ.

Вскоре, кроме лесного шелеста, стал слышен еще один звук — шум прибоя. И действительно, вышли к морю. Берег каменистый, волны большие, вероятно — океанские, характерного для теплых морей синего оттенка воды не наблюдается.

Спасенные аж замерли с открытыми ртами. Похоже, не просто никогда не видели моря, а даже не знали о его существовании.

Дальше тропа вела вдоль берега. Шли медленно, потому что женщина все время останавливалась — на море насмотреться не могла. На ходу предпочитала смотреть под ноги, чтобы не упасть прямо на ребенка.

А Михаил не мог смотреть без восхищения на нее. Матери-одиночке и в благополучных мирах несладко, а там, среди горелых руин… Трудно себе представить, как она смогла выжить и сберечь ребенка. И все равно сохранила способность удивляться и любоваться. Сильная тетка.

Может и к лучшему, что Михаил женщину не понимает, а то наслушался бы ужасов. А ему нельзя, ему надо где-то брать позитивный настрой, чтобы чутье не притуплялось.

Городок увидели издалека — множество расположенных рядами строений, по форме напоминающих ангары. Только не круглые, скорее — параболические. Или гиперболические. Землянину такая архитектура покажется странной, однако в большинстве миров предпочитают строить дома, сужающиеся к верху.

Кроме того, видны были причалы с лодками и судами покрупнее, странной формы вышка. Возле домов — деревья.

Пролазнику в новом мире нежелательно сразу светиться, правильнее будет сначала понаблюдать из кустов, оценить обстановку. Попробовать замаскироваться под местных.

Однако надо было куда-то пристроить спасенных, опасности со стороны городка не чувствовалось никакой, да и яасен в дудочку превратился, так что пошли не таясь.

Первая встреча с местными получилась бурная. Сидел перед домом человек, одетый в длиннополый тулуп и мохнатую шапку, ладил какую-то рыбацкую верш, увидел гостей из другого мира — и бросился навстречу, не то, ругаясь, не то, причитая. Подбежав, схватил Михаила за локоть и потащил к дому, продолжая ругаться-причитать.

Опасности не было, никакой, ни следа, и Михаил не сопротивлялся, когда его тащили. В доме встретила местная женщина с большой деревянной ложкой в руках, мужчина ей что-то громко сказал, и она сама возмущенно запричитала. Хозяин вышел в сени — тулуп снимать и разуваться, судя по звукам.

Михаил позволил усадить себя на подушки перед низким столиком и сунуть себе в руки чашку с горячим питьем. Опять — бульон, мясной. Но вкуснее яасеновского — гуще и со специями.

Местные — невысокие, черноволосые, глаза у них раскосые, но не то, что называется, миндалевидные, на китайцев или японцев не похожи. Кожа слишком светлая, цвет радужек — серый. И в языке удалось расслышать как «л», так и «р» — в нормальных дальневосточных языках эти звуки путаются. Чукчи какие-нибудь.

А гостеприимство — на уровне. Спасенных можно считать пристроенными — одной проблемой меньше.

Пока хозяйка устраивала за тем же столиков спасенных, наливала им бульона и выставляла корзиночку с сухариками, Михаил успел осмотреться. Низкая мебель, сундук, небольшая каменная печка, глиняная и металлическая посуда. Никакой техники не видно, все вещи добротные, аккуратные, но трудно сказать — фабричной работы или ручной. Кое-что похоже на пластмассу, но может оказаться костью, раскрашенным деревом, камнем и т. д. На хозяйке — длинный халат, трудно сказать, домотканый или фабричный, но вышивка на нем явно ручная. Неужели здесь средневековье?

Вошел хозяин, и стало понятным его агрессивное гостеприимство — одет он был в нечто, очень похожее на «пижаму», только цвета другого. То есть, местный решил, что Михаил легко одет, мерзнет. И потащил греться. Высокий уровень гостеприимства, везде бы так.

А потом хозяин развеял подозрения относительно средневековья — вытащил из-за пазухи маленькую плоскую штучку, раскрыл, перекрутил, приложил к уху и принялся быстро разговаривать. Мобильник.

Михаил попытался наладить языковой контакт, попробовал цефан, русский язык, смолячанский, английский, островитянский. Без толку, не понимают. Что не мешало наслаждаться безопасностью и гостеприимством.

Спасенная женщина держалась скромно, настороженно. А ее ребенок оказался девочкой. Пришли из других комнат дети хозяев — девочка лет шести и мальчик постарше — и затеяли игру с маленькой гостьей. Никаких проблем с коммуникацией, даже завидно. Так вот, из корзины игрушек спасенный ребенок выбирал пупсиков, и игра началась явно девчачья.

Хозяева угостили еще тушеным гральпом и соленой красной рыбой.

Значит, и здесь гральп растет. Не из соседнего же мира его таскают.

В разных мирах люди часто окультуривают одни и те же растения, пшеница и ячмень — самые распространенные, во всех мирах растут. Вернее — выращиваются. Но все же. Скажем, редиску, едят только в мире Планета Земля. В мире Каменное Дерево нет картошки, зато полно разнообразных овощей, землянам неизвестных. А еще там не знали табака.

Хозяева, выставив взрослым гостям угощение, занимались в основном детьми, в частности — подбирали девочке одежду. А дочь хозяев даже возмущалась, что ее новую подружку отвлекают от игры.

Пришел еще один гость — высокий худой старик. Но не суровый — глаза живые и голос совсем не «инквизиторский». Так вот, пришедший говорил на цефане. И на языке спасенных — тоже. Знают здесь о других мирах, однозначно.

Наконец-то познакомились. Старика звали Джар, гостеприимных хозяев — Фармол и Ртаната, спасенную женщину — все-таки Ампиха, ее дочь — Вулша. А город носит странное название Змеиное Зеркало, расположен действительно в северной области единственного на планете континента.

Джар сказал, что он из «хранящих знания», и живет здесь специально для того, чтобы встречать иномирян. Он вроде как на пенсии, но нарочно поселился поближе к лазу. Двенадцать лет уже ждет, Михаил с Ампихой и Вулшей — его первая удача.

— Бродячий колдун — вы? — напрямую спросил Джар.

— Да, — вздохнув, подтвердил Михаил. Тут уже всем все и так ясно, нет смысла отрицать. Можно было попытаться соврать, к примеру — их троих сюда привел другой пролазник, который вернулся обратно в мир горелых руин. Так ведь втроем пришли, ложь должна быть согласована. Ампиха ведь другое расскажет.

Покивав, Джар проинформировал:

— У нас принято самые важные дела обсуждать в самую последнюю очередь, и с самыми уважаемыми гостями мы тоже разговариваем последними.

Михаил пожал плечами, и Джар обратился к Ампихе.

Разговаривали довольно долго. В основном — спасенная женщина рассказывала, иногда задавала вопросы, и ответы вызывали у нее удивление. Часто — радостное.

Хозяева занимались своими делами, дети — играли.

Чтобы не злоупотреблять гостеприимством, Джар пригласил Михаила к себе домой. Попрощались с Фармолом и Рганатой, Михаил натянул поверх пижамы островитянские штаны и куртку — на Ампихе оно все равно висело, как на пугале. Отправились по почти безлюдным улицам на другой конец городка. Редкие горожане смотрели очень внимательно — то ли одежда Михаила им казалась интересной, то ли уже разнеслись слухи про бродячего колдуна.

Разговор начали еще по дороге, Михаил выяснил, что Фармол действительно проявил агрессивное гостеприимство из-за пижамы.

— Вам не было холодно? — участливо поинтересовался Джар.

— Нет, я закаленный, — соврал Михаил. Нечего лишнюю зависть вызывать.

А ведь, когда Михаил отдал Ампихе свою одежду, а потом полез за «пижамой», это было не обязательно недомыслие, могло и чутье надоумить. Если бы местные увидели легко одетую женщину в сопровождении тепло одетого Михаила, отношение к пролазнику могло сформироваться отрицательное. И пришлось бы выдать тайну «пижамы», чтобы не так враждебно относились.

Пришли к Джару. Добротное жилище, много книг странного формата лежат в специальных стойках, каждая в своем гнезде. Есть нечто, что может быть только компьютером. Панель управления очень сложная, множество всяких кнопок, регуляторов, переключателей. Вряд ли получится быстро разобраться.

Хорошо поговорили за травяным чаем со сладкими сухариками.

Михаилу пришлось рассказать свою историю. Джара больше всего интересовали миры, разведанные сообществом пролазников, а про миры Обитаемое Пространство, Ду, невидимой смерти и горелых руин он знал и так. Порой — больше Михаила, порой — меньше, например, вечная молодость жителей Обитаемого Пространства для него оказалось новостью.

Тем не менее, Джара заинтересовало текущее положение. Последние новости, так сказать.

А что касается того мира, где они сейчас сидели и пили чай, то он назывался Тарст. У того, из которого Михаил пришел в этот, было несколько названий, теперь еще одно добавилось — сам Михаил обозвал его миром горелых руин. Джару название понравилось.

В мире Тарст тоже рухнула цивилизация, причем уже давно. Трудно сказать точно — когда, но причиной был энергетический кризис. Сожгли нефть, газ, уголь — все, что горит. Сначала просто цены на топливо росли, потом остановился транспорт, потом наступил полный развал и упадок. Атомную энергетику развить не успели или не рискнули, проекты орбитальных зеркал провалились. Действительно непонятно, что считать началом упадка.

Потом — плохо было. Голод, эпидемии. Войны, которые велись сначала остатками оружия, потом уже в рукопашную. Население планеты уменьшилось раз в сто. А сейчас цивилизация постепенно возрождается. Даже здесь, фактически на задворках, уже есть мобильная связь, моторные суда, и самолеты летают. Последнее особенно заинтересовало Михаила — до лаза ж далеко.

Кстати говоря, нефть оказалась выработана далеко не вся. Даже в старых месторождениях нашлось немало. Уголь с газом пока толком не проверяли, но, вроде бы, тоже есть.

Вот и гадают относительно настоящих причин краха цивилизации.

Правительство у них — всепланетное, хотя на местах хватает автономии. Начальство выборное, но не то, чтобы демократия, потому что право голоса есть далеко не у всех. У тех, кто платит налоги. Кроме них, еще у военных, шахтеров, моряков, врачей, ученых и других уважаемых граждан.

Зато все важные вопросы решаются всеобщим голосованием и никак иначе. Громоздко, но, вроде, пока действует.

Естественно, Михаил не мог не поинтересоваться, что знают местные о пролазниках. Знали достаточно — и расположение лазов, и про чутье, и про то, что мглу могут видеть только пролазники. Знали немало о соседних мирах. Про ключи от лазов — не знали.

Тарстиане, надо сказать, давно уже в параллельных мирах разочаровались, не нашлось там ничего по-настоящему для них важного. Во всех соседних мирах — либо рухнувшая цивилизация, либо нецивилизованная дикость. Чисто академический интерес остался, да и тот — на энтузиазме. Разве что сбежать можно — во времена полного развала пролазики нередко выводили местных в другие миры. Потом — из соседних миров приводили группы по нескольку человек.

Здесь когда-то пытались пролазников ловить. Но не ловилось по понятным причинам — чутье. Ни один пролазник так и не попался — то ли предпочитали в этот мир не лезть, то ли ухитрялись пробраться тайком.

Тогда приняли решение встречать пришельцев из других миров доброжелательно, ничего с них не требовать. И пролазники стали выходить к людям в открытую, как Михаил сегодня. Однако на какую-то особую помощь, скажем — финансовую, рассчитывать не приходилось. На энтузиазме же.

— Из мира горелых руин последний раз приходили восемнадцать лет назад, — рассказывал Джар. — Бродячий колдун привел с собой девять человек. С тех пор, как там начались… беды, бродячие колдуны ни разу не приходили в одиночку. Некоторые из них ходили туда и обратно несколько раз, выводили группы тамошних жителей.

— А я вывел только двоих.

Джар покивал. С поджатыми губами. Какого черта, Михаил не нанимался в спасатели! Если у Джара гуманизм засвербел, можно провести его в мир горелых руин, пускай там жизнь налаживает. А для упреков у Михаила внутренний голос есть. Голос совести, он же — голос разума.

— Кого смог, того и спас, — пробормотал Михаил. — Других не встретил… таких, чтобы их хотелось спасти… был смысл спасать.

— Вы действительно больше никого не встретили?

— Вояк каких-то видел. Только не рискнул с ними связываться. Ну а этих… У них немного шансов выжить, как мне показалось. И даже если уцелеют… что это за жизнь.

— Бродячие колдуны, очень человечны. Вы тонко чувствуете, в том числе — чужую боль. Но для этого вам нужно быть близко… к человеку. К тем, кто далеко, вы редко испытываете сочувствие. У других — тоже самое, но у бродячих колдунов особенно выражено. Вы и жестокость можете проявить…

Эт правда. Не дале, как вчера жестокость проявил. Сперва пристрелил кого-то, потом женщину ударил. Хоть и для ее же пользы, все равно совестно. А за убийство — не совестно, почему-то.

— Да, так и живем. А что, там много… таких как Ампиха?

— Мало. Она — скорее исключение. Она сбежала из оружейных дворов хранителей чистоты. Она делала огненные снаряды, а сбежала, когда узнала, что беременна… Хранители чистоты не разрешали своим невольникам рожать детей. Сначала она поселилась в городе, где правили пять вождей, плела корзины из проволоки и выменивала на пищу. Там и родила ребенка. Но хранители чистоты напали на город и сожгли его огненными снарядами. Ампиха тогда потеряла пальцы и ей обожгло лицо. Она сбежала к пожирателям костей, и некоторое время прожила среди них. Но пожиратели костей испугались нашествия людей озер и ушли. А ее с собой не взяли. Ампиха тогда ушла на другой берег реки, в безлюдные места. Нашла место, где растет гральп, выбрала жилище недалеко. Но не рядом, гральп мог привлечь… людей. Если бы ее нашли хранители чистоты то убили бы за то, что сбежала, если бы люди моря — тоже убили бы за то, что делала огненные снаряды для их врагов. Они враждовали с хранителями чистоты.

— Ну так… не говорила бы, что делала снаряды.

— У нее клеймо хранителей чистоты.

Джар рассказывал обыденным, спокойным тоном, без пафоса. И, несмотря на это, а может — благодаря этому, нехорошо стало, муторно. Как говорится — до потери аппетита.

— А во что превратился ваш яасен? — вдруг спросил Джар. Откуда узнал, что у Михаила есть яасен? От Ампихи. Про бульон рассказала.

Показал свою дудочку, вызвал живейший интерес. Попробовал сыграть одну из разученных с Никой мелодий, получилось! И Джару очень понравилось. Даже взялся записывать на мобильник.

Михаил задал прямой вопрос:

— А здесь можно заработать музыкой?

— Конечно! Разве в других мирах не так?!

— Ну… и как это можно… устроить?

Джар устроил легко и непринужденно — просто позвонил хозяину местного кабака. Так, мол, и так, пришел бродячий колдун с дудкой, может сыграть музыку из других миров. Концерт назначили на вечер.

Михаил немного попрактиковался. Репертуар у него был не особо широкий, всего двенадцать музыкальных произведений. Ника научила нескольким простеньким из своего родного мира Семь Камней, еще парочку сам подобрал под ее руководством. «Nothing also matters» «Металлики», например.

Однако, когда время пришло, случилась с Михаилом непредвиденная неприятность — страх сцены. Сам от себя не ожидал. Пока собирались и шли в кабак, Джар убедил, что музыка хорошая, слушателям понравится. И толстяк-кабатчик встретил чуть ли не с восторгом. И когда уже сидели в кабаке за отдельным столом — почти не волновался. Но вот, когда достал дудочку и вышел на специально освобожденное пространство — руки задрожали. Толпа народа, и все смотрят, ждут.

Кое-как привел внутренний мир в относительный порядок дыхательными упражнениями. Вспомнил чей-то совет — играть музыку так, как будто тебя никто не слышит. Но ведь смотрят!

Закрыл глаза и заиграл.

Публике действительно понравилось. После каждой отыгранной мелодии хлопали себя по коленям — аналог аплодисментов. Просили еще, поднимали вверх мобильники — то ли записывали, то ли передавали кому-то. Так что — обрел уверенность в себе, играл уже с душой, с лихостью. Как для себя.

Заработал неплохо. И хозяин кабака заплатил, и слушатели в специально выделенную миску накидали. Местная денежная единица называлась «тирона», монеты из какого-то особого сплава в виде многоугольников с дырочками в одном углу, чем больше углов, тем выше достоинство. Треугольник — пять тирон, квадрат — двадцать пять, пятиугольник — сто двадцать пять, и т. д. Одна тирона — кружочек, но в миску набросали исключительно треугольников и квадратов.

Ночевать пошел к Джару, хотя хозяин кабака упрашивал остаться у него. Заманчиво, честно говоря, угощал кабатчик после концерта хорошо. Но цефана не знал, общаться с ним приходилось через Джара.

Договорились о концерте на следующий день.

Михаил прожил у Джара три дня, дал три концерта. Очень неплохо заработал — хватило на дорогу, и еще много осталось. Ночевал у Джара. Днем — главным образом разговаривали. Михаил рассказывал о других мирах, Джар — о мире Тарст. На второй день Михаил показал Джару уравнение времени, а тот оказался физиком. Оч-чень заинтересовался, уселся за компьютер, долго там что-то высчитывал — по экрану плыли цепочки странных символов. Еще книги листал. Начал было даже спорить с Михаилом по поводу уравнения, оно опровергало какие-то местные теории. Михаил только руками развел.

Пока Джар занимался наукой, Михаил репетировал. Расширил репертуар — подобрал несколько местных мелодий.

А Джар, добрая душа, взялся сопровождать своего гостя дальше, и ничего взамен не требовал. Даже хотел сам себе за свои кровные тироны купить билеты, но Михаил сумел настоять. Основной аргумент — зачем бродячему колдуну тироны в другом мире?

Путь повел сначала морем в крупный порт под названием Порог Течений — в Змеином Зеркале аэропорта не было, маленький городок. Из Порога Ветров самолеты летали раз в пятнадцать дней, до отлета еще двое суток оставалось, но предпочли отправиться пораньше. Потому что морем, а оно в это время года часто штормит.

Добрались на небольшом кораблике. Пассажирском — на нем плыло много торговцев с мешками и корзинами. Джара слегка укачало, и Михаилу стало совестно, что тащит с собой немолодого человека. Сам Михаил от морской болезни не страдал — не то, чтобы опытный моряк, но воздушный корабль в Обитаемом Пространстве еще и не так болтало. А болезней там нет, в том числе — морской.

Город Порог Ветров мало отличался от Змеиного Зеркала, в сущности — только размером. Однако Джар рассказал с десяток историй, даже достопримечательности нашлись. К примеру — кладбище подводных лодок, они сплывались сюда во время большого кризиса, их команды пытались как-то организоваться, выжить, семьи привозили. Ничего не вышло. Голод с эпидемиями…

Переночевали в гостинице, где сдавались не комнаты, а спальные боксы вроде гробов. Попросторнее только, и с удобствами — освещение можно было включить.

А вот самолет оказался роскошным. Ничего подобного Михаилу не встречалось даже в мире Каменное Дерево. Во-первых — очень большой летательный аппарат, гигантский. Во-вторых — внутри были не тесные ряды кресел, а просторные, отделанные деревом двухместные купе. Был и большой обеденный зал с креслами и столами. Взлетал, летел и садился самолет настолько мягко и бесшумно, что казалось — стоит на месте. Приходилось смотреть в иллюминатор, чтобы убедиться, что все-таки летит. Иллюминаторы — не маленькие застекленные дырочки, а полноценные окна.

Летели с пересадкой, первый пункт — город Змеиное Гнездо, столица мира Тарст. Змея в этом мире символизирует не коварство, а ленивую силу и экономное расходование яда. Тем не менее, когда Михаил объяснил Джару, какой смысл на Земле вкладывают в слово «гадюшник», Джар рассмеялся и сказал, что Змеиному Гнезду смысл подходит.

Столицей Змеиное Гнездо стало потому, что отсюда началось возрождение цивилизации. Местный правитель ударился в меценатство, собрал библиотеку, приютил немногих уцелевших грамотеев. И польза вышла — наладилось производство оружия. Всего лишь на основании старых знаний. Поначалу вооружались исключительно для обороны — соседи были не особо миролюбивые. Потом немножко завоевывали, но быстро выяснили, что выгоднее оружием торговать. Правитель хотел завоевывать и дальше, но торговцы его оперативно сместили, основали такую особенную торговую республику, где правом голоса обладали сами торговцы и мастера, которые оружие делали. Правительство организовали — по всем правилам, в соответствии с лучшими образцами рухнувшей цивилизации.

Правда, не в состоянии оказались удовлетворить спрос, не хватало производственных мощностей поначалу. Пришлось сортировать покупателей, одним продавать в достаточном количестве, другим — не продавать совсем. Предпочтение отдавалось тем, кто уж точно не направит покупку против Змеиного Гнезда. Многие, подумав, решили присоединиться к уже окрепшей республике. Вступили в ряды, хотя — без права голоса. Кое-чего могли решать, но самые главные вопросы — кого вооружать, кого не очень — оставались исключительно в компетенции республиканского правительства. Возмущались покупатели и присоединившиеся, еще как возмущались, а правительство им отвечало: «Наше оружие, кому хотим, тому и продаем». Неизвестно, чем бы дело кончилось, но нашелся один хитрый князек, который путем интриг вступил в долю, купил себе место в правительстве. Другие тоже захотели, республиканцы, подумав, разрешили — выгодно же. Так и сформировалась постепенно современная система: хочешь что-то решать — плати. Или учись.

А столица мира произвела впечатление. Даже с высоты — циклопические тут были дома. Гигантские башни, с горами спорить могут, если поставить рядом любой из земных небоскребов, его не сразу заметишь на фоне.

— Ого! — сказал Михаил.

— В этих башнях не живут, а только работают, — охотно пояснил Джар. — Только некоторые из них — гостиницы.

А ведь на Земле то же самое — в небоскребах либо офисы, либо гостиницы.

— У каждого нуата — своя башня, — продолжал Джар. — у некоторых две, или даже три.

Нуат — это и есть представитель страны в правительстве. Власть на местах может быть любой — хоть самопровозглашенная военная диктатура, хоть вообще никакой власти, однако кандидатура нуата должна быть в обязательном порядке одобрена большинством налогоплательщиков. Да не простым большинством, а подавляющим, иначе останется страна без нуата. А здесь этого еще как боятся, есть неприятные прецеденты.

Михаил, естественно, поинтересовался насчет коррупции. Джар с каким-то удовольствием признал, что есть такое:

— Некоторые нуаты почти не скрывают. Нуат Кифен настраивает плательщиков налогов против светлокожих, а кроме того, совсем не борется с бедностью, ему выгодно, чтобы как можно меньше людей могли платить налоги. Лакси покровительствует городским разбойникам, и не только в своей стране, Тастан присваивает земли, а еще он нечестным путем добился, чтобы в его стране было больше всего военных. Он сам из военных, поэтому за него каждый раз голосует большинство.

— Да… все, как у нас. А зачем в вашем мире армия? С кем воюете, друг с другом?

Из довольно неуверенных объяснений Джара следовало, что армия здесь выполняет работу полиции, спасателей и еще чем-то занята. Сомнительная ситуация. Неизвестно, какие из военных спасатели, но полицейская работа — она же не для них, это же надо законы знать.

Кроме башен, с высоты были видны широченные дороги с множеством машин. Огромный канал, по словам Джара, вырытый до самого моря — даже большие океанские суда могли приплывать в столицу.

Здание аэропорта тоже поразило. Столпотворение, люди всех рас и в самых странных одеждах. И все равно — аэропорт построен с размахом, достаточно упомянуть про искусственную речку, по которой плавали катера типа речных трамваев. Сразу видно, что столица мира. Впечатляющая централизация.

Глава 3

Михаил в аэропорту малость прибарахлился — купил плоский котелок, топорик, новые ботинки, а то его гибрид сандалий с башмаками слишком странно смотрелся даже здесь. Провизией запасся — выбрал нечто вроде белого шоколада за калорийность. Одежду купил, какую в следующем пункте путешествия носят — свободные штаны с рубахой, тростниковые туфли и сложной формы шляпу из коры. Лишние тряпки может и без надобности, но чем меньше будет выделяться в толпе, тем лучше. А денег не жалко, раз все равно намерен сваливать из этого мира.

Следующий пункт — город Кирпот на юге континента. Летели на еще более роскошном самолете, обед был настоящим банкетом. Михаил сыграл для пассажиров на дудочке. Просто так, бесплатно.

Ну и разговаривали, конечно. Михаил успел рассказать едва ли не все, что вспомнил про другие миры. И те, в которых посчастливилось побывать, и те, про которые читал на сайте пролазников, и про которые Рянц рассказывала.

В аэропорту Кирпота — очень скромном, даже без торговых точек — с Джаром расстались. Здесь старик уже не мог быть ни гидом, ни переводчиком — никогда в Кирпоте не бывал, местного языка не знал, да и Михаил почуял, что престарелый хранитель знаний будет для него скорее обузой. Нет смысла тащить старика до самого лаза. Джар пытался организовать для Михаиле еще одного гида, из местных, долго звонил куда-то по своему мобильнику. Не сложилось почему-то. Неинтересны здешним жителям параллельные миры, и все тут.

Прощались долго, Джар несколько раз повторил, чтобы Михаил был осторожным — страна, куда прилетели, не самая благополучная. Из-за бедности и приверженности глупым традициям. Предупредил о кое-каких местных табу, к примеру — не прикасаться к губам, когда смотришь на женщину, это могут принять за ухаживание. Не забыть бы.

Прощались бы и дольше, но Джару нужно было садиться в самолет, домой возвращаться.

А чутье предупреждало о неприятностях. Знать бы еще, о каких… Дорога предстояла простая — на машине до города Птичья Роща, оттуда — пешочком к лазу. Выделяться будет на фоне местного населения — здесь все смуглые, похожи на индийцев. На планете, где только одно государство, иноземец не является таким уж чудом, но все равно остается опасность нарушить местные табу. Или можно съесть что-то не то. Или обокрасть могут, даже ограбить.

Так, пытаясь вычислить, что на пути за беда, Михаил вышел из здания аэропорта и обнаружил, что его ждут. Вернее — почуял.

Стояли в сторонке пять человек, рассматривали пассажиров. Ничего особенного на первый взгляд не представляли обычная для местных внешность и одежда. Однако исходит от пятерки не то, чтобы смертельная опасность, но угроза. Кто это, местные спецслужбы? Соврал Джар, что пролазниками здесь не интересуются? Нет, скорее всего, это городские разбойники — местная мафия. Точно, так и есть — вид у них нахальный, самоуверенный. И одежда выглядит дорогой — хоть и такая же, как у других, но, вот, создается впечатление. Другие местные жители предпочитают держаться от пятерки подальше — еще один признак.

Михаил надвинул шляпу на глаза, пристроился в сторонке, понаблюдал.

Трое встречающих — крепкие мужики, типичные мафиозные громилы, четвертый — толстячок с барскими замашками, явно главный. Пятый — немолодой, невзрачный человек, ведет себя с остальными четырьмя немного испуганно. И все равно нахальным выглядит.

Очень не хотелось с этой пятеркой дело иметь. Сумел проскочить незаметно — затесался в плотную группу пассажиров, прошел, пригнувшись. Гри в свое время научила проскальзывать.

Мафиозные братки действительно Михаила не заметили, продолжали пялиться на пассажиров. Может — кого другого ждали, но почему тогда от них угроза исходит?

И все равно угроза осталась. Когда поймут, что упустили добычу в аэропорту, станут ловить в другом месте, да хоть возле лаза засаду организуют.

Что им от Михаила нужно? Ну, к примеру, чтобы предсказал результат лотереи. Или вывел кого-то в другой мир. Или яасен отобрать хотят. Или же авторские права на музыку…

Откуда узнали, что Михаил — пролазник? Слухи могли дойти, тут же у всех мобильные. Или же иномирянская музыка уже по всему миру разошлась, с комментариями, что это бродячий колдун на своем яасене-дудочке играл. Но, скорее всего — из-за Джара. Старый научник не удержался, обсуждал с коллегами по мобильнику формулу времени. Что в местных научных кругах вызвало фурор, который мог быть отмечен мафией. Правда, никаких предчувствий не было, когда показывал ее Джару. Расслабился? Вряд ли.

Есть еще вариант — Михаила сдал мафии гид, с которым Джар пытался договориться. А вот по этому поводу предчувствия были, может и стоило Джара остановить, да только Михаил во время переговоров как раз концерт в самолете давал. Не уследил.

Нет, лучше обойтись без контактов с преступным миром. Им только поддайся…

Пошел пешком к автовокзалу. Да, бедность. Живут местные в чем-то похожем на очень большие шалаши из тростника, заборы выглядят солиднее жилищ. И неорганизованность — живут рядом с аэропортом, что, вроде бы, недопустимо.

Но народ веселый, жизнерадостный.

По дороге встретился патруль — двое военных с большой собакой. Одеты в серый камуфляж, только не похожий на полевую форму земных солдат — рисунок слишком правильный. Вооружены огромными винтовками с оптикой, еще на поясах висит нечто вроде больших приплюснутых спринцовок — чутье подсказало, что штуки опасные.

Вояки вели себя уверенно, по-хозяйски, все им дорогу уступали. Михаил тоже уступил.

Автовокзал никто специально не устраивал — просто площадь, где принято было подбирать пассажиров. Стихийная остановка. Соответственно, нет никаких надписей или указателей, а Михаил специально запомнил, как пишется на местом языке «Птичья Роща». Даже лавочек или навесов нет.

Пришлось воспользоваться чутьем, чтобы определить, на чем же ехать. Часа два просидел на своем мешке под деревом, ожидая нужного рейса.

Почему-то рассчитывал, что пассажирский наземный транспорт будет таким же комфортным, как самолеты, но никаких автобусов не было совсем, людей возили в кузовах открытых фур. Даже без сидений — пассажиры устраивались на своем багаже или прямо на полу. Много народу в кузов набилось.

Прождали еще с час, пока фура тронется, и все на жаре.

А тихо едут. Двигатели у местной техники вроде как паровые, только вместо пара — фреон, потому КПД гораздо выше паровозного.

По дороге гоняли и другие транспортные средства — странные такие, трехколесные, два колеса впереди, одно — сзади. Быстро бегают.

Пассажиры ехали активно — болтали, смеялись, закусывали, выпивали, играли в какие-то игры. На Михаила поглядывали, но, слава богу, не приставали.

Вокруг тянулись одичавшие гральповые сады. Да, гральп растет на деревьях, еще надо решить, овощ оно, или фрукт. Михаил недавно удивлялся, что это за плод такой — без семян. Оказалось, что семена у гральпа снаружи, гроздью внизу плода. Их тоже едят, даже хлеб из них пекут. Гральп — явно нечто, выведенное искусственно, не без генной инженерии, вполне вероятно — в другом мире. Джар не знал, откуда гральп в мире Тарст, но из патриотизма уверял, что растение местное, выведенное до краха прошлой цивилизации.

Размышлять на отвлеченные сельскохозяйственные темы мешали предчувствия. Связанные с мафией. Ясно, что не оставят братки в покое бродячего колдуна, перехватят не в Птичьей Роще, так возле лаза. В Кирпоте на автостанции не перехватили потому, что Михаил умел быть незаметным. Сидел себе в тенечке, лицо шляпой прикрывал. Потом пришлось загружаться в фуру, расплачиваться за проезд — могли запомнить неразговорчивого светлокожего чужака с большим мешком. Хотя бы торговцы на ближайших лотках, они наверняка у мафии «под защитой».

Впрочем, мафия и без всяких расследований знает, куда направляется бродячий колдун. И уже ждет в Птичьей Роще.

Что делать? Спрыгнуть с фуры, пойти другой дорогой? А какой? Местность неизвестная. А если уже организована засада возле лаза, придется ждать, пока уйдут, или с боем прорываться. Оба варианта ненадежны — чтобы ждать, нужно спрятаться. Среди людей укрыться проблематично — цвет кожи не тот, языка не знает, в обычаях почти не ориентируется. В лесу — с собаками выследят, да и нет поблизости больших лесов. Только одичавшие сады, да и там народу много шляется, дикий гральп собирают.

Попробовать с братками договориться? Совершенно не хочется. Потому что означает если не опасность, то задержку, надолго.

Прорываться с боем… слишком опасно. Хотя можно.

Чтобы зря себя не изводить опасениями, Михаил достал дудочку и заиграл. Для себя, как будто никто не слушает.

Пассажирам музыка понравилась, слушали не перебивая. Вскоре подпевать начали, некоторые достали из сумок похожие на большие губные гармошки музыкальные инструменты, стали подыгрывать.

Так и ехали, с музыкой. Пешеходы провожали музыкальную фуру удивленно-одобрительными взглядами.

На всю дорогу репертуара не хватило, под конец уже местные играли свои мелодии, а Михаил подыгрывал. Зато удалось отвлечься от мрачного настроения, успокоиться, настроиться.

Птичья Роща оказалась похожа на Кирпот — та же тростниковая архитектура. Только меньше размером городок, фактически — поселок.

И мафия уже ждала, Михаил издалека их увидел. Те же, что возле аэропорта, только не пятеро, а четверо — один из громил где-то отстал. Неизвестно, как сумели добраться раньше — фуру обгоняли трехколесные машинки, но они все открытые, и братков ни в одной не сидело, Михаил бы заметил. Значит — мафия обогнала фуру по воздуху, Михаил выдел в аэропорту маленькие самолетики. Четырехместные. Непонятно, почему сюда погнали те самые ребята, что возле аэропорта ждали, но, вероятно, дело в том из них, который старик. Не громила и не главный, значит, еще зачем-то нужен — к примеру, он переводчик с цефана.

Была возможность снова проскочить незаметно. Но такая вдруг злость взяла… Какого черта к Михаилу прицепились, чего им неймется?! К безнаказанности привыкли, считают, что им все можно?!

Взял, и попер в открытую, чуть ли не сквозь мафиозную четверку. Не оглядываясь, направился к окраине, выбрал чутьем безлюдный проулок. Хотят говорить — можно поговорить, но на условиях Михаила.

Сначала собирался прямо на остановке подойти и задать вопрос: «Чего надо?!» — однако чутье сказало, что лучше обойтись без свидетелей. Неизвестно, на чьей стороне выступит местное население, если что, да и мафиози на публике будут вести себя наглее и агрессивнее. Против самого по себе серьезного разговора чутье не возражало, наоборот, полагало, что лучше решить все вопросы как можно быстрее и навсегда. Только крайне желательно сначала нейтрализовать громил и вообще — говорить с позиции силы.

Михаил шел не оглядываясь, тем не менее, знал, что городские разбойники движутся следом. Не только чуял, но и шаги за спиной слышал. Вон, уже догоняют.

Проулок вильнул, и на изгибе Михаил затаился — перемахнул низкий заборчик и присел.

Братки из-за поворота вышли быстро, почти бегом. Впереди шел толстяк, за ним — старик, громилы замыкали — странное построение, логичнее было бойцов первыми пустить.

В этот раз Михаил был готов к драке, настроился заранее. С максимальной стремительностью, но бесшумно выскочил за спинами громил, синхронно вырубил обоих — одному врезал левой рукой, другому — правой. Они еще только начинали заваливаться, а Михаил уже рванулся дальше, отшвырнул с дороги старичка, сбил подсечкой толстого — хорошо так приложил об землю, громко. Оседлал главного разбойника и упер ему под кадык острие ножа.

Старичок пролепетал на плохом цефане:

— Что вы делаете…

Все-таки переводчик. Совсем испуганный — и сбежать боится, и остаться боится. С одной стороны его Михаил пугает своей стремительностью и жестокостью — неудивительно, Михаил сейчас сам себя пугал, холодок такой сладкий под ложечкой. С другой стороны переводчик уже давно, привычно боится мафии. Сильнее, чем любого колдуна, хоть бродячего, хоть стационарного. Потому и не убегает.

А толстяк не испугался. Едва немного разобрался в ситуации, на его лице отразился не страх — ярость. Аж побагровел, заорал что-то ругательно-угрожающее.

Нельзя так разговаривать с человеком, который приставил к твоему горлу нож. Михаил надавил острием чуть сильнее — и толстяк проявил таки испуг на лице. Немного, на пару секунд, а потом снова начал орать угрозы. Вообще-то должен был испугаться больше, сообразить, что раз человеку хватило глупости напасть на мафиози, то хватит и на то, чтобы убить одного из них. Видимо, интеллекту не достает сообразить, никак не покинет уверенность во всесилии и безнаказанности. Не себя — своих боссов и донов, толстяк явно не самое высокое начальство в организации.

Переводчик, похоже, обрел уверенность, довольно твердо произнес:

— Вы, я вижу, не понимаете, кто у нас за спиной.

Михаил, продолжая глядеть в глаза толстяку, гаденько ухмыльнулся:

— Я знаю, что за вашей спиной. За вашей спиной лежит очень большая куча навоза, а за моей спиной — семь тысяч миров. Переведи.

Переводчик тихонько охнул, пролепетал что-то пространное на местном языке. Испуг толстяка наконец-то стал постоянным. Понял, дурачок, что имеет дело не с каким-то там местным запуганным работягой или продажным нуатом, а с существом из другого мира. Что за спиной бродячего колдуна действительно может быть все, что угодно, любая мощь.

Переводчик визгливо сообщил:

— Мы только хотели сделать предложение!

«От которого вы не сможете отказаться». Михаил ответил зло, с нажимом, убедительно:

— Если у вас есть ко мне предложение, то прийти должен был самый главный из вас. В одиночку, без оружия, и принести мне подарок.

Блефовал, но братки-разбойники в блеф поверили. Толстяк, услышав перевод, даже забормотал что-то извиняющиеся. И задал вопрос.

Михаилу отвечать не хотелось, потому, не дожидаясь перевода вопроса, он сам спросил ледяным тоном:

— Это вы убили бродячую колдунью? — просто так, чтобы не терять инициативу в разговоре. Не было никаких убитых пролазниц.

Ответ прозвучал испуганно-отрицательный.

— Ты не врешь, — так же холодно констатировал Михаил.

Переводчик перевел. А толстяк с каждой репликой Михаила пугался сильнее. Вспоминал, видать, все известное о бродячих колдунах, в частности, что их очень трудно поймать, что им открыта правда, что у них бывают очень странные артефакты. Между прочим, имелись у местных неясные сведенья про организацию бродячих колдунов, точнее — про принятую в среде пролазников взаимовыручку. Тоже можно использовать в своем блефе. Михаил использовал:

— Может быть, она и не погибла… Но если в этом вонючем мире будут исчезать наши, мы этот вонючий мир выжжем. Имейте ввиду.

Кажется, поверили. Иначе чего бы им так бояться. Это бесстрашие Михаила на них впечатление произвело.

— Ладно, — сказал Михаил с издевкой. — Живите. Только больше никаких предложений. И следить за мной не надо, и уберите своих мальчиков от лаза, или мы убьем вас всех, аж до самого нуата Лакси.

Переводчик испуганно застонал, даже пошатнулся. А переводил с заиканием и нотками обреченности в голосе. Толстяк посерел, губы у него задрожали.

Вероятно убийство нуата по их понятиям — вещь совершенно немыслимая. Выжечь весь мир — еще ладно, но нуат…

По плану Михаил собирался врезать толстяку напоследок, но передумал. Уже и так своего добился, проблема с городскими разбойниками решена, а проявлять бессмысленную жестокость Гри не советовала. Потому что — признак слабости, также, впрочем, как и доброта.

Михаил убрал нож, быстро встал. Когда развернулся, чтобы уйти, переводчик неожиданно выкрикнул:

— Но вы же спасли женщину!

Неужто заподозрил блеф?

— Женщину не трогать, — холодно распорядился Михаил.

И ушел. Чувствуя себя в безопасности. Это только говорят, что мафия не сдается, но с потусторонними силами даже мафия предпочтет не связываться. Особенно мафия.

После решения мафиозной проблемы настроение улучшилось. Уже бедность не казалась такой прям выпирающей бедностью. Да, жилье тростниковое, но как аккуратно сделано, уютно смотрится. И чисто на улицах, и люди доброжелательные. Музыку любят — несколько раз встречались уличные музыканты, возле каждого — толпа слушателей.

Благополучно доехал на фуре до нужной остановки — нечто вроде автозаправки с базарчиком и магазинчиками. До лаза — пару километров.

У Михаила оставалось еще немного местных денег. Значительную часть раздал уличным музыкантам, но совсем избавляться от валюты чего-то пожадничал. И куда их теперь девать? Решил закусить на дорожку, купил нечто вроде шаурмы — завернутая в блин каша с мясом. Так себе пропитание, слишком много острых специй, и сладкий сироп в нем казался совсем лишним.

Тут случилась дуэль. Чутье ни о какой опасности не предупреждало, да и не было ее для Михаила. Сначала.

Шел себе, покусывая «шаурму», увидел небольшую толпу, полюбопытствовал. Стоят двое, ругаются. Один — высокий, плечистый атлет, второй — ловкий красавчик, даже женственный какой-то. За спиной красавчика стояли двое хмурых парней, они почему-то казались слугами, а не просто друзьями. А, ну да, одеты победнее красавчика. А народ вокруг — в напряженном ожидании.

После особенно язвительной реплики красавчика, атлет дважды резко топнул ногой. Толпа выдохнула, глаза у всех заблестели.

Михаил понял, что атлет вызвал красавчика на поединок, когда слуга принес оружие — длинные стальные пруты, вроде арматурин. Один конец каждого прута острый — не заточен, а как бы срезан наискось, тем не менее, в остроте сомневаться не приходится. Другой конец — плотно обмотан тканью, типа рукоять. Это, наверное, после краха цивилизации такими «шпагами» фехтовали — Джар рассказывал о сохранившихся с тех пор традициях.

Слуга резко всадил оба прута в бревно. Глубоко вошли. Атлет подошел, выбрал оружие и выдернул характерным движением — строго вверх, не раскачивая. Сильный мужик. Но красавчик не слабее оказался — так же легко выдернул второй прут.

Атлет с красавчиком повернулись друг к другу, и приняли правильные фехтовальные стойки — острие прута направлено противнику в глаз.

И зазвенела сталь о сталь. Михаил аж залюбовался — красиво дрались. Можно даже сказать — изящно, изысканно. Четкие, безошибочные движения, идеальные стойки, когда удары наносятся не рукой, а всем телом, усилие передается в острие даже от пяток. Техника фехтования очень сложная, не простой набор атак, защит и связок, а длинные, продуманные и отработанные комбинации. И все — на очень приличных скоростях, Михаил мог быстрее, но все равно не дотягивал до местных фехтовальщиков по искусности. Неизвестно, чем бы закончился поединок Михаила на шпагах с любым из них.

Атлет не стеснялся использовать свое преимущество в росте и длине рук, красавчик был чуть подвижнее и увертливее, грамотно защищался.

Поединок затягивался, Михаил даже заподозрил, что это не дуэль, а представление для зрителей — обычно фехтовальные бои заканчиваются в несколько секунд. Да и красиво, что не говори. Ошибся, все было по-настоящему. Красавчик применил неожиданный прием — схватил оружие атлета. Словно муху поймал. И сразу атаковал сложным двойным выпадом. Атлет успел среагировать, увернулся. Почти — острие глубоко вошло ему в плечо, и красавчик сразу резко выдернул оружие. Брызнула струйкой ярко-алая артериальная кровь. Атлет, пытаясь зажать рану, сел на землю.

Михаил на мгновение остолбенел от контраста — красота поединка сменилась неприглядным уродством обратной стороны. А потом рванулся на помощь. Умрет ведь атлет, истечет кровью.

Может чутье в тот момент и предупреждало не вмешиваться — не обратил внимания. И сознание отметило, что никто не спешит помогать атлету, кроме Михаила — тоже проигнорировал. Сорвал с одежды шнурок, перехватил раненую руку атлета, затянул рукояткой ножа. Только краем сознания фиксировал мертвую тишину вокруг, удивленно-растерянный взгляд атлета, нехорошую злобную улыбочку красавчика.

Кровь остановилась, Михаил удовлетворенно выпрямился. Оглянулся. Зрители как-то неуверенно поглядывали то на Михаила, то на красавчика, который смотрел тяжело, злобно. Атлет что-то сказал обращаясь к красавчику, тот коротко ответил. И два раза топнул ногой. Вызвал следующего. Вероятно, Михаил нарушил сразу несколько местных традиций, или в какую-то хитрую интригу влез непрошенным. Может быть — вообще не на той стороне выступил, может быть это атлет был на самом деле «плохим парнем».

Наверное, можно было сбежать. Может, и стоило. Но помешало возмущение — мало того, что никак из дикости не выберутся, посреди бела дня друг друга убивают, так еще и раненым помогать запрещено. И решил — драться. Преподать урок. Опять злость взяла, и поддался, бывает.

Только в последнее время слишком часто. Воздух, что ли, в этом мире такой?

В бревно снова воткнулись два прута. Михаил выдернул ближайший — плохо выдернул, неумело, потому что погнул острие. Красавчик радостно-презрительно оскалился, выдернул второй прут демонстративно не погнув кончик — показал, как надо. Михаил не смотрел — он тряпку с рукояти отматывал. Дело в том, что он не мог воспринимать этот стержень, хоть и острый, но без лезвия и гарды иначе, как палку. И драться им лучше, как палкой, а не как шпагой. Местные этого не понимают — тем хуже для красавчика, тем лучше для Михаила.

Когда красавчик увидел, что его противник оставил оружие без удобной рукояти, то засомневался на пару секунд, улыбка пропала. Может, передумает?

Не передумал, принял боевую стойку, направив острие Михаилу в глаза.

Наверное, можно начинать. Михаил быстро перехватил прут за середину и беспорядочно закрутил перед собой. Кончики с такой скоростью описывали то восьмерки, то знаки бесконечности, что прут стал невидимым, превратился в размытое облачко.

Красавчик отступил, Михаил наступил. Красавчик попытался атаковать каким-то очень сложным финтом — и оружие вылетело из его руки от мощного удара рядом с пальцам. Будь на пруте гарда, Михаилу может и не удалось бы выбить оружие с первого удара. Выбил бы со второго или третьего.

Обезоруженный красавчик отпрянул, прикрылся руками — и заработал прутом по обеим, а потом еще и в бедро. Рухнул на землю.

А Михаил, неожиданно для самого себя разозлившись, впечатал каблук в раскрытый для крика рот красавчика. Прочувствовал, как хрустнули от удара зубы. С удовольствием прочувствовал. Один из слуг красавчика зачем-то рванулся к Михаилу. Отшвырнул его, грубо, по-кабацки хлестнув тыльной стороной ладони в лицо.

Отступил, автоматически приступая к дыхательным упражнениям. Зрители молча смотрят телячьими глазами, красавчик со стонами корчится на земле, прижав ко рту отшибленные руки, его слуга размазывает по лицу кровь. Второй слуга — в полной растерянности. В глазах атлета выражение, с каким смотрят на крысу, которая умудрилась сожрать приманку в крысоловке и остаться на свободе.

Михаил подхватил свой мешок и быстро прошел сквозь расступившихся зрителей. К лазу.

Нож забыл. И черт с ним.

Следующий мир, куда нелегкая судьба занесла Михаила, по словам Джара был безлюдный. Действительно, не встретилось там людей или их следов — сплошной лес. Смешанный.

Это не означало, что на всей планете люди отсутствуют, может, место такое попалось, дикое. На Земле тоже есть тайга, пустыни, джунгли. Случалось в прошлом — придет пролазник-иномирянин на Планету Земля, окажется посреди тайги, и делает неверный вывод, что это его в ненаселенный мир занесло.

Время года — самый разгар лета, повезло. Неудобство могли бы создать комары, однако оставалось еще кокосовое масло, украденное у телре еще в мире Ду.

Первым делом прислушался к чутью, насчет возможных опасностей. Вроде ничего страшного не грозит. Обнаружил, что до сих пор держит в руках дуэльный прут — сам не заметил, как его сквозь лаз протащил. В расстроенных чувствах уходил из мира Тарст… А все потому, что расслабился. Поверил, что мир безопасен, раз гостеприимно и ненавязчиво встретили. Нельзя было забывать, какие миры большие и сложные — в любом найдется место для чего угодно. И хватает опасностей для пролазника.

Результат — два раза впадал в ярость. Не вызванный страхом гнев, от которого лицо краснеет, руки дрожат, и мысли путаются — Гри приучила страху не поддаваться. Нет, ярость была холодная, от которой бледнеют, а не краснеют. От которой в руках образуется твердость, в мыслях — ясность. Пользу ярость принесла — выпутался из обеих неприятностей, выжил. И все равно — сам себе почему-то противен.

Проверил вещи — все цело. Определился, где следующий лаз. Больше трехсот километров. Но непреодолимых препятствий на пути не предполагалось. Главное — людей нет, остальные проблемы решаются.

Яасен в этот раз стал раздвижным спиннингом — высокотехнологичным, который сам забрасывает, сам вываживает. Вместо блесны — упругая пластинка, в воде она сама собой превращалась в нечто, для данной конкретной рыбы очень аппетитное. Без варварских крючков с заусенцами — «блесна» к рыбьей пасти прилипала, и еще, похоже, током рыбу била — легко вываживалось. А чтобы отклеить блесну от рыбы, нужно специальную кнопочку на спиннинге нажать. Чудо? Не так, чтобы совсем, в мирах с развитой технологией и более хитроумные снасти применяются. В мире Каменное Дерево, например, предпочитают подводную охоту с помощью дистанционно управляемых через холпы устройств — карманных подводных лодочек, с помощью них рыб выслеживают и гарпунят, не выходя из дома. Вот генератор бульона — это чудо. И здесь бы пригодился побольше спиннинга, но яасен, видать, не смог трансформироваться. Местные законы природы не позволили.

Михаил переоделся в пижаму, а купленную в мире Тарст одежду оставил, чтобы лишнего не тащить. Дуэльный прут выбрасывать чего-то пожадничал, ну и зря — не пригодился толком. Даже в качестве вертела для приготовления рыбы на костре не подошел — прокручивалась рыба. После этого сразу и выбросил.

Отправился бегом. На весь путь по безлюдному миру ушло восемь дней, никаких опасностей действительно не встретилось. Трижды удачно рыбачил — в маленькой речке наловил форелей, в тихом лесном озере — карасей, в большой реке — каких-то длинных рыб с крупной белой чешуей, которых не смог идентифицировать. Варил уху, благо хватило ума запастись солью и специями. Кроме того, грибы попадались, орехи, ягоды. Тем не менее, истратил свой запас продуктов на три четверти, потому что бежал, много энергии расходовал.

Глава 4

Когда на пути возникла большая река, пришлось вспоминать уроки выживания. Набрал хвороста, быстро сплел веревку из коры молодых деревьев, соорудил плотик, погрузил на него вещи и перебрался вплавь, толкая плотик перед собой. Никаких проблем.

А на седьмой день, под вечер, встретилась рысь. Бежал, поглядывая на землю — грибы искал. И вдруг ее увидел. Стояла посреди дороги огромная пятнистая кошка, смотрела на Михаила. Как будто все время здесь была, просто ее не замечал — звери умеют вот так незаметно появляться и также незаметно исчезать.

Дернулся, было, за самострелом, но передумал — от рыси никакой опасности не исходило, наоборот, она казалась очень симпатичной. Тут же вспомнилось, что рыси на людей не нападают. В этом лесу людей нет, и данная конкретная рысь может не знать, что на них нападать не принято, но вспомнилось также, что рыси охотятся из засады, а не вот так, в открытую.

Постояли, посмотрели друг на друга. Все-таки очень симпатичная рысь, красавица. Прям, погладить хочется, но с дикими зверями лучше не рисковать.

Потом рысь ушла. Не скрылась, не исчезла незаметно, а с достоинством удалилась, и еще потом мелькала между стволами пятнистая шкура.

Когда позже разводил костер, собираясь поджарить на ужин собранные грибы, рысь вернулась. И не просто так — с подарком, задушенную утку принесла. Смело приблизилась, положила утку почти у ног Михаила и ушла.

А Михаил понял, что происходит — ему встретилась рысь-пролазница. Да, бывают пролазники и среди животных, хотя крайне редко. Обычно они пробираются в те миры, где нет людей, и там остаются. Но к людям-пролазникам относятся очень доброжелательно, даже добычей делятся, как ни странно. Может, принимают пролазников за детенышей. Или дело в том, что животные гораздо больше доверяют своим инстинктам — раз инстинкт говорит накормить человека, значит надо накормить, без всяких там вариантов.

Больше рыси не видел. До самого лаза.

А в следующем мире Михаил попал в рабство. Опять.

Поздний вечер, погода вполне теплая. Вокруг — вроде бы лес, но, приглядевшись, понял, что это скорее парк. Похоже на лес, но чувствуется уход, кроме того — пустые бутылки под кустами виднелись. Редко, но встречаются.

Барахло уцелело, а яасен превратился в крупный серый перстень на среднем пальце. Вместо драгоценного камня из перстня выступал розовый прямоугольничек с тремя медно-желтыми кружочками в ряд. Трудно понять, что это, должно быть — нечто местное, специфическое.

Следующий лаз — недалеко, сто двадцать километров. Лазы обычно рядышком расположены. Пешком добраться можно, но, судя по бутылкам, можно и подъехать — технология на уровне. Только разъезжать — это, хочешь, не хочешь, с людьми связываться. Может, все-таки, пешком?

Решил сначала понаблюдать. Вышел к домам. Большой город — вдалеке видны высотные здания, даже какие-то решетчатые башни. Вдоль края леса дома сплошь двух-трехэтажные, причудливых форм, наверное, каркасные, из кирпича дом-цветок не построишь. Машины ездят — странной формы, опять с «румпелями», а не «баранками», у колес — пружины вместо спиц. Но каменнодеревские «паровозики» гораздо страннее выглядели.

Прошелся вдоль окраины, скрываясь за кустами и стволами — людей высматривал. Наблюдения не слишком порадовали. Внешность у местных вполне европейская, Михаил впишется. Но одежда — слишком от «пижамы» отличается, а теплые куртка со штанами из мира Ду погоде не соответствуют. Можно было пожалеть о костюме из мира Тарст, который выбросил, но все равно в местную моду не вписался бы.

Кроме того, у большинства мужчин были сложные прически, хотя видел нескольких с обычной короткой стрижкой. А сам-то давно уже нестриженый, с самого Обитаемого Пространства. Единственный выход — попытаться замаскировать шевелюру головным убором, многие здесь носили сложной формы кепки. Добыть только кепку…

Один раз пришлось затаиться — в лес прокрались парень и девушка с явным намерением заняться любовью. Был соблазн — прокрасться следом и украсть мужскую одежду, когда любовнички будут слишком увлечены друг другом. Не поддался — воровать нехорошо в принципе, а сейчас можно поднять лишний ненужный шум.

Обнаружил нечто вроде минисупермаркета — построен из стекла на металлическом каркасе, свет внутри яркий. Очень удобно наблюдать. Как на заказ.

Магазинчик — без продавцов, автоматический. Покупатели заходят, выбирают вещи, каким-то загадочным способом расплачиваются, выходят. Все чинно, деловито, обыденно.

Подобрался ближе, рискуя быть обнаруженным. И вскоре прояснился вопрос относительно инкарнации яасена в перстень — это нечто вроде кредитной карточки. Чтобы совершить покупку, нужно провести прямоугольничком по особому круглому окошку — и забирай товар, если на счету хватает денежных единиц. Далеко не у всех местных «кредитка» в виде перстня на пальце — большинство носит в карманах, кто — в специальных, кто — так. Еще прямоугольнички приделаны к заколкам, которые втыкают в волосы или булавкам на одежде, пристегнуты к поясам и браслетам. У одной женщины кармашек для «кредитки» располагался на туфле.

Привлек внимание расположенный в магазине прямо посреди прохода ряд явных экранов, перед ними — высокие стулья, как в барах. Люди подходили, устанавливали в гнезда сбоку экранов «кредитки», тыкали пальцами в экраны. Забирали «кредитки» и уходили. Баланс проверяют? Не похоже — одни задерживаются надолго, другие быстро справляются, даже на стулья не садятся. Скорее — роются в местном Интернете, а «кредитками» оплачивают трафик.

Но потом Михаил увидел, как один местный использовал «кредитку», чтобы открыть свою машину. А ведь перед тем он той же «кредиткой» расплатился в магазине.

Еще полазив по кустам и присмотревшись, Михаил обнаружил, что рядом с дверями домов тоже есть особые круглые окошки, даже заметил, как местные проводят по ним «кредиткой», чтобы открыть дверь.

Пожалуй, прямоугольнички даже нечто большее, чем аналог кредитной карточки. Скорее — универсальное удостоверение личности, заодно — ключ и много чего еще. Удобно, однако… говорит о тотальном контроле. А в обществе тотального контроля очень трудно оставаться незаметным. Даже при наличии прямоугольничка.

А в магазинчике и одежда продается. Приодеться, или не рисковать? До лаза относительно недалеко, можно и пешком. С другой стороны, не зря же яасен «кредиткой» стал, почему бы и не рискнуть. Тем более, что пешее передвижение в немодной одежде может оказаться рискованней покупки.

Пока Михаил сомневался, стемнело окончательно. Улицы обезлюдели, магазин все еще был открыт, но посетители больше не заходили.

Все-таки рискнул. Зашел, прошелся вдоль рядов с одеждой и купил костюм. Свитер, штаны, пиджак, кепка — все в одном наборе.

Покупки выдавал автомат, возможности примерять не было. Серьезная недоработка местного сервиса, прямо скажем — неудобство, хотя, может быть, гигиенично. Местным хорошо, они хоть в размерах ориентируются, а Михаил совершенно не понимал надписей. Тут явно использовали не алфавит, и как бы даже не слоговое письмо. Двух похожих символов не попадается, и сложные они все — иероглифы, что ли?

Нужный размер помогло выбрать чутье. И нашлось, где переодеться — специальная кабинка с зеркалом и крючками на стенах. Может, все-таки есть возможность примерить, а не понравится — вернуть? Костюм автомат выдал аккуратно свернутым, но без упаковки, так что, наверное — можно.

А переодевание без приключений не обошлось. Одеть-то одел, застегнуть не мог. На свитере застежек не было, но на штанах и пиджаке — были. Держали эти застежки слабо, надо было еще что-то с ними сделать, чтобы защелкнулись, только непонятно, что. Есть на застежках рычажки, но нажимал по-всякому — нет эффекта. Даже чутье не помогает.

Кое-как разобрался — надо зацепить все застежки, потом пошевелить рычажок на любой из них, и застегнутся сразу все. А чтобы расстегнуть — пошевелить рычажок в противоположном направлении, тоже все застежки сразу ослабнут. Одежда сделана так, чтобы легко снималась. Интересно, зачем?

Одевшись, подумал, посомневался, к чутью прислушался и направился к экранам. Установил в гнезде перстень, принялся тыкать в экран. Что-то происходит — появляются символы, загадочные картинки. Не сотворить бы чего.

Разобрался, что один из символов означает «возврат к предыдущему», вовсю им пользовался. Потом оформление экрана поменялось — все символы другим шрифтом написаны. Совсем другим. Кроме текста, была фотография женщины с какой-то очень загадочной штуковиной.

Нажал символ, похожий на «возврат» — изображение женщины перевернулось.

Полчаса протыкавшись слепым щенком, не то благодаря чутью, не то благодаря удаче вызвал функцию изменения языка. Список был длинный, название каждого языка записано как местными иероглифами, так и принятым в том языке способом. Символы — одни других страннее. Кроме иероглифов есть и явное слоговое письмо, и нечто, похожее на арабскую вязь — неужели алфавит? В одном из языков использовались всего три символа — треугольник, круг и ромб. Оригинально, хотя в азбуке Морзе хватает двух символов.

А в середине списка нашлось именно то, что нужно — цефан. Выбрал, и сразу стало понятно все, что на экране. В частности, что в данный момент Михаил уже почти вступил в некое общество любителей тихой музыки. Быстренько все поотменял — вступать в общества ему без надобности, во всяком случае, пока.

Слегка растерявшись в первый момент, Михаил зачем-то стал искать информацию о языке цефан — что о нем известно, насколько распространен. Выяснил, что цефан здесь является мертвым языком. И никто точно не знает, откуда он взялся, хотя ходят теории, что от инопланетян. Точнее — для общения людей с инопланетянами, вот так. И ведь совершенно правильная теория, цефан был создан для общения цефов с людьми. Неудивительно, что большинство местных лингвистов ее поддерживает.

Ладно, распространенность цефана в этом мире важна, однако есть и более важная неизвестная информация. В частности — кто такой тут Михаил, вернее — за кого себя выдает.

Еще немного потыкавшись, выяснил — его, оказывается, зовут Отец Провожающего, и он является рабом кого-то по имени Прогнал Стрекоз. Имена забавные, но факт рабства… Внутри похолодело.

Так. Спокойно. Сбегать из рабства — не впервой, а здесь и вовсе плевое дело — до лаза недалеко. Только надо побольше выяснить относительно того, что здешнее рабство из себя представляет.

Разобрался в опциях поиска, вызвал на экран энциклопедическую статью, стал читать. Интересные у них представления о рабстве…

Примерно так: здесь можно заработать гору денег, но если хочешь, чтобы тебя действительно признали богатым и позволили деньгами распоряжаться, нужно содержать определенное количество рабов. Чем больше, тем лучше, тем вольнее можно распоряжаться деньгами. Рабов положено именно содержать — кормить, одевать, обеспечивать жильем, оплачивать проезд, лечить, учить, выдавать деньги на мелкие расходы. А какие обязанности у рабов?.. Никаких! Рабовладелец не имеет права заставлять своих рабов работать. Наказывать или продавать их тоже нельзя. Даже выгнать раба невозможно, разве что сам захочет уйти. Только не хотят они.

Может, у рабов какие-то другие ограничения есть? Ничего не нашлось. Рабы имеют право участвовать во всяких там голосованиях и референдумах, зарабатывать горы денег и даже заводить собственных рабов.

Попасть в рабство — очень непросто, только за особые заслуги. Если кому-то вдруг потребовались рабы, отбор проводится тщательный, скрупулезный. Михаил специально посмотрел парочку объявлений с «квалификационными требованиями» — нужны местным богатеям рабы молодые, здоровые, умные, честные, с добрыми характерами, ответственные. А зачем всяких там старых склочных и безответственных дураков рабством осчастливливать? Как начнут жалобы писать, что их некачественно лечат и плохо учат… Ну и, конечно, здоровые нужны, чтобы меньше на лечение тратиться.

В первом объявлении дополнительным требованием было выставлено знание старинных песен, во втором — умение решать сложные задачи на пространственное воображение. Это, наверное, чтобы уменьшить количество желающих.

Впрочем, рабы выгодны не только для утверждения статуса — они еще и каким-то образом интересы хозяев отстаивают. Вероятно — голосуют за своего хозяина на тех же референдумах. Кроме того, проводятся «игрища» — богатеи решают в игре споры по поводу каких-то прав на продажи. Игры виртуальные, сетевые, количество игроков не ограничено, но их бывает трудно набрать, к тому же они часто бросают играть посреди дороги и даже перебегают от одного богатея к другому. От рабов подобных подлостей ожидать не приходится — им выгодно, чтобы их хозяин был как можно богаче и успешнее.

В некоторых странах статус раба передается по наследству, Михаил (он же Отец Провожающего) — наследственный раб. И нездешний, из другой страны.

Тут пришлось просмотреть информацию по географии. На планете — ни одного крупного материка, зато очень и очень много островов. Есть большие, но ни один не дотягивает по размеру даже до Гренландии. Михаил сейчас на одном из крупных, правда, его название на цефан не перевелось, так и высветилось иероглифами. А прибыл сюда тысяч за двадцать километров с небольшого острова под названием Старый Пожар — это если верить написанному на экране.

Кроме того, согласно тому же экрану, Михаил состоит в обществе «драки по правилам», обществе знатоков цефана и обществе плетения корзин. Все в тему — в драках, корзинах и цефане он разбирается. Может, написанное на экране — правда, а все, что Михаил сам о себе думает — ложная память? Н-да, смешно. Но каков яасен — прямо целую легенду обеспечил!

На всякий случай посмотрел, что это за общества. Корзины и драки — ничего особенного, общаются любители через электронную сеть, время от времени сборища устраивают. А общество знатоков цефана — древнее, была на одном из островов каста ученых, которые говорили на цефане с детства. Удобный ведь язык, как раз для ученых. Сейчас кастовая система распалась, ученые цефаном пользоваться перестали — оно, хоть и удобно, но слишком долго приходится этот язык учить. Только на энтузиастах и держится. А откуда цефан вообще взялся — так и остается невыясненным. У общества знатоков много всяких теорий — и про инопланетян, и про древнюю цивилизацию, и что это праязык, и что он был разработан для шифрования. А насчет параллельных миров — нет предположений, даже странно. Вдруг — неслучайно, вдруг здесь есть «гнездо» пролазников, которые каким-то образом сумели устроить, чтобы правдивая теория происхождения цефана даже не прозвучала?

Едва пришла эта мысль, Михаил попытался «гнездо» найти. Искал по ключевым словам «бродячий колдун», «другой мир», даже «обитаемое пространство» пробовал. Ничего существенного, в основном — ссылки на разные литературные произведения, среди которых не встречается даже легенд и преданий. Конечно, не факт, что «гнездо» здесь отсутствует, пролазники умеют скрываться. Однако мир для «гнезда» неподходящий. Во-первых — маловато лазов, Михаил чуял только семь. Во-вторых — в здешней компьютерной сети порядок уже наведен, давно. Это в земном Интернете можно было лихо запрятать сайт пролазников, здесь — вряд ли. Да и без яасена, который превратится в перстень-«кредитку», пролазнику непросто будет в этом мире. Тут же и в электронную сеть без прямоугольничка не войдешь. В миры, где без яасена никак, лучше не лазить.

На страничке общества любителей цефана обнаружилась любопытная рекламная ссылка — карманные электронные переводчики расхваливали. Назывались эти устройства «легкие помощники», они умели не только переводить — в них были еще диктофоны, плееры, таймеры-будильники и много всяких загадочных функций. Надо купить.

Еще раз посмотрел географическую информацию, наметил путь к лазу. Сейчас Михаил в городе с названием Зеленая Сеть, пробираться надо в город Хрустальный Водопад. Лучше всего — на поезде, ближайший отправляется в обед. А города-то в разных странах… И названия стран даны опять иероглифами. А как насчет пограничного контроля, таможни и т. д? Не опасно рабу-самозванцу? Вроде бы нет, границы открытые. По крайней мере, не нашлось ничего о сложностях переезда из одной страны в другую. Это хорошо.

Михаил просидел перед экраном до утра, стараясь узнать о мире побольше — все может пригодиться, хоть и не намерен долго здесь засиживаться. Сложилось впечатление, что идеалом для местных является праздность. Нечто вроде великой американской мечты — заработать кучу денег и ничего не делать всю оставшуюся жизнь. Или другим каким способом устроиться — в рабы записаться, пенсию выбить, клад найти. По статистике примерно сорок пять процентов местного населения являются вот такими «рантье». Не совсем бездельники — вон сколько у них обществ по интересам, но это же так, от скуки. А кто же тогда работает?! Ох и рухнет эта цивилизация…

Впрочем, «апокалиптических» признаков не видно. Развиваются себе потихоньку, стабильно, техника на уровне, живут вполне безбедно, безработица проблемой не является.

Восемь лет назад у цивилизации был очень хороший шанс рухнуть — устроили они тут всепланетное мероприятие со стрельбой по людям, бомбежками и другими светошумовыми эффектами. И сами потом назвали свое поведение «войной идиотов». Дело в том, что перед войной обе стороны были переполнены верой в победу, но, едва начали друг в друга стрелять, за какой-то месяц потеряли столько живой силы и техники, что стало ясно — еще немного, и воевать будет нечем. И некому. Пришлось остановиться и заключить мир. Тем более, что разгромили друг другу всю военную промышленность с помощью диверсантов и бомбежек. Да и боевой дух совсем угас.

Как тут не вспомнить скульптуру богов мира и войны, которые Михаил видел в последний день в Обитаемом Пространстве.

Упустила цивилизация шанс, не рухнула. Но цена… четыре миллиона погибших, не считая материальных ценностей. Только чтобы почувствовать себя идиотами.

Странное дело, техника тут на уровне, а ничего похожего на мобильные телефоны нет. Не может быть, чтобы не додумались, радиосвязь у них точно есть. Вероятно, дело в том, что мобильную связь трудно контролировать.

Можно было еще почитать, но уже начинало резать в глазах.

Встал, потянулся. Прошелся между рядами, нашел, где продаются легкие помощники. Много моделей, трудно выбирать. Выбрал наугад.

Возиться с настройками не пришлось — еще при покупке произнес пару слов, как советовали в вычитанной на экране инструкции. Легкий помощник запомнил голос хозяина, опознал язык, и теперь будет переводить для Михаила именно на цефан. Кстати, можно толковать не только устную речь, но и надписи — есть в легком помощнике объектив. Михаил попытался все-таки перевести названия острова и страны, где находится, а также страны, в которой нужный лаз. Те слова, что иероглифами давались. На цефан не перевелось, но, по крайней мере, узнал, как названия звучат: остров назывался Олани, страна, в которой сейчас сидит — Нанкенальтра, а в которую надо ехать — просто Нальтра.

Кроме легкого помощника, Михаил соблазнился еще охотничьим ножом — ведь украденный у телре забыл в мире Тарст. Рукоять — деревянная, клинок — черного цвета, из материала, который назывался «очень чистая высокоуглеродистая сталь». На цефане «сталь» звучит как «сплав железа с углеродом», а если с прибавками «чистая» и «высокоуглеродистая» — становится ясно, что она должна идеально подходить для клинков. Правда, были сомнения в чистоте — цвет у ножа черный, а сталь, вроде бы, белая должна быть. Но чутье сказало, что нож хороший. Ладно, будем считать, что это из-за углерода сталь почернела.

Кроме того, купил обувь — матерчатые туфли на мягкой подошве.

Все-таки поработал с экраном еще — смотрел на карте города Зеленая Сеть, как пройти к вокзалу.

Прогулялся по городу пешком, рассматривал дома, машины, людей. В архитектуре наблюдался безудержный полет фантазии, а машины — все похожи, «капли на колесах». Отличаются размером и немного формой. Даже цвет у всех — разные оттенки голубовато-серого. Странно.

Редкие утренние прохожие посматривали на Михаила с некоторым удивлением. Что не так? Проследив взгляды, понял, что местных смущает мешок. То ли дизайн у него необычный, то ли слишком он большой. Непорядок, нельзя выделяться. Но не бросать же почти все свое имущество.

Хотелось спать, Михаил подумывал относительно гостиницы, однако чутье подсказало, что лучше не связываться.

Поезда ездили не по рельсам, а по металлической полосе в полметра шириной. Непонятно, колесами катятся, или полоса — основа для магнитной подушки. Не видно под вагонами. А скорость у поездов хорошая.

На вокзале все стандартно — ряды лавочек со спинками, торговые автоматы. Пассажиров — где-то треть зала. Поглядывают с удивлением на мешок — да, ни у кого нет громоздкого багажа, максимум — небольшая сумка. Многие пассажиры спят прямо на лавочках, кто сидя, а кто и лежа. Прекрасно, то, что нужно.

Михаил позавтракал — купил в автомате что-то, похожее на хрустящие голубцы, в другом автомате — фруктовый сок. Потом устроился на дальней лавочке и спокойно уснул, положив мешок под голову. Не чувствовал он никаких опасностей.

Проснулся вовремя, как раз успевал неторопливо погрузиться в поезд. Билет покупать не пришлось — всего лишь провел на входе в вагон прямоугольничком по окошку. А сиденья в вагоне были точно такими же, как лавочки на вокзале — ну да, контора одна и та же.

Доехал быстро, меньше чем за час. Из окна вагона видел лес, сады, и поле, покрытое сложными решетчатыми конструкциями, по которым вились какие-то растения.

Вокзал в Хрустальном Водопаде оказался очень похож, на тот, что был в Зеленой Сети, но сами города — не похожи. Да, другая страна, победнее выглядит. Дома — кирпичные многоэтажки со скругленными углами, правда кирпич оказался не глиняный, а, кажется, из пористого стекла. И соединялись кирпичи не раствором, а клеем.

Можно было идти прямо к лазу. Но решил сначала пройтись по магазинам, пополнить запасы продуктов — чуял, что пригидится. Набрал консервов. Выбирал покалорийнее — креветки, мидии, кедровые орешки, которые здесь тоже консервировали. Купил зачем-то целую банку консервированных фруктов — ну, захотелось. Еще взял сухари.

Мешок ощутимо потяжелел. Но чутье подсказало, что запас пригодится.

А консервные банки здесь делали из чистого серебра. Хотя золото все же считалось драгметаллом — видел у местных золотые украшения, и на витрине с золотыми ювелирными изделиями цены были высокие.

Так, все, пора лезть в следующий мир. Только закусить на дорожку, но можно и где-нибудь на окраине города — общепитовских точек здесь хватает. Автоматических — ни в одном магазине продавцы не попадались. Видать, профессия слишком не престижная, пенсию долго зарабатывать.

Направился к лазу. Дорога повела через какие-то трущобы — дома старые, неухоженные, во многих окнах стекол недостает. Кучи мусора возвышаются в самых неожиданных местах, и даже вонючие сточные канавы вдоль улиц есть. И личности встречаются… неприятные. В изношенной одежде, с помятыми лицами, грязноватые. Опасностью от них не веет, похоже, они сами Михаила боятся.

В любом крупном обществе появляются неудачники, и у цивилизаций от этого образуются трущобы и гетто.

Не удалось пройти этим миром, так ни с кем и не подравшись. Услышал возню с женскими криками, не выдержал, пошел смотреть.

В безлюдном переулке двое парней наседали на женщину, она отбивалась — на глазах у Михаила заехала одному носком туфли по косточке, второму лицо поцарапала. Надо вмешиваться.

Сбросил на землю мешок, подбежал и толкнул одного из хулиганов особым способом — тот упал. Второй резко обернулся, размахнулся, ударил. Бил открытой ладонью, но — с размаху, Михаил легко перехватил руку и швырнул второго хулигана на первого. Тот застонал. Второй, кое-как поднявшись, снова ринулся в бой — попытался ударить Михаила ногой в пах. Тоже с размаху бил, коряво — нога была поймана в замок, и хулиган снова оказался на земле.

Тем временем встал первый, и сам рванулся. Только не в бой, а бежать. Второй, встретившись глазами со спокойным, насмешливым взглядом Михаила, тоже вспомнил о неотложных делах.

Примененную Михаилом технику рукопашного боя Гри называла «встречное давление». Кулачный бой или борьба миротворцев эффективнее, но встречное давление выбрал потому, что оно похожа на местную «драку по правилам».

Михаил проводил хулиганов взглядом. Посмотрел на женщину, та восхищенно покачала головой, что-то спросила. Симпатичная, кстати, — среднего роста сероглазая шатенка, хорошо сложенная, лицо приятное, с правильными чертами. И смотрит с интересом, многозначительно… Только нет времени романы затевать, и Нике изменять нет никакого желания.

Не думать о Нике…

— Сейчас, — сказал Михаил, доставая легкий помощник. — Чего они хотели?

Женщина выслушала перевод, ответила. Легкий помощник сработал на «отлично» — голос из него звучал точно такой же, как у женщины, более того — интонация совпадала:

— Они хотели отобрать мое колечко, — она протянула руку. На безымянном пальце действительно надето тоненькое золотое кольцо с невзрачным коричневым камушком. — А вы из полиции?

— Нет, я просто… состою в обществе драки по правилам.

— Да?! Вы смелый…

— Ну так…

— Я должна вам угощение.

Отказаться? А то еще на шею вешаться будет, да и вообще — задержка. Но женщина добавила:

— Пойдемте, я как раз собиралась пообедать с мужем в ресторане. Это недалеко.

А, ну раз у нее есть муж, тогда можно и пообедать. Все равно собирался.

Подхватил мешок, и отправились. По дороге познакомились, женщину звали Гирсу — легкий помощник перевел это как Листок На Траве, но пусть лучше будет Гирсу. Легче воспринимается.

— Все-таки, вы очень смелый, — задумчиво настаивала женщина. — Большинство современных людей предпочтут не вмешиваться. Самое большее — побегут звать полицию.

— Ну а зачем мне учиться драться, если я свое умение не использую? — с неожиданным для самого себя смущением стал объяснять Михаил. — Только от скуки?

Женщина улыбнулась:

— Большинство изучает искусство поединка, чтобы защищать самого себя…

— Да ну… если мне будет грозить опасность, я лучше сбегу. Я слишком трусливый. Нет, умение драться нужно, чтобы защищать других, тех, кто сам себя защитить не может.

— Слишком трусливый… Трус бы не стал… рисковать.

— Да, мне было страшно. Так ведь умение мое даром пропадает, а я жадный.

Михаил не просто так взял шутливо-самоуничижительный тон — он читал кое-какие пособия на экране в магазине, и создалось впечатление, что у местных, согласно этикету, нужно вести разговоры с юмором и максимальной скромностью. Не на всей планете — на острове Олани, в других странах другие обычаи. Вот и пытался соответствовать, чтобы не выделяться.

— Вы хорошо умеете драться, — поддерживала разговор Гирсу.

— У меня времени полно, вот и научился от скуки, — продолжал скромничать Михаил. И тут же понял, что нечаянно завуалировал под скромностью чуть ли не чванство — обычно времени полно у «обеспеченных», «рантье», а быть обеспеченным — достаточно высокий статус. И что теперь делать, извиняться? Или так простят?

— У меня тоже полно времени, а я даже не научилась играть в вероятностные игры.

Тем самым она сгладила неловкость, продемонстрировала, что тоже обеспеченная — у нее тоже времени полно.

За разговором покинули трущобный район, дошли до ресторанчика. Муж Гирсу уже ждал — могучий мужик, лысоватый, с бородой и немного рассеянным взглядом.

Представились, мужа звали просто — Снег.

— Я опаздывала, пошла короткой дорогой через старые дома, а там на меня напали безработные, — рассказывала Гирсу. — А Отец Перевозчика за меня вступился.

Снег удивленно уставился на Михаила:

— Мы должны вам угощение. А почему напали?

— Хотели отобрать колечко. Наверное, опять в городе появился барыга.

Здесь от наличных денег давно отказались — все финансы виртуальные, электронные. И все переходы денег из рук в руки — под контролем, преступникам туго приходится, особенно ворам и грабителям. Однако свинья грязь найдет — завелись барыги. Вор приносит барыге добычу, а тот переводит не его счета виртуальные деньги, есть возможности. Например, в игорных заведениях платят ворам под видом выигрыша, или устраивают воров на работу, платят им якобы премии. Кроме того, преступные сообщества завели свою собственную, «внутреннюю» валюту — друг с другом расплачиваются. По логике, отсутствие наличных денег как таковых и централизованный контроль за финансами должны бы облегчить ловлю преступников, но привело только к существенному поумнению нарушителей закона. Даже краж стало больше — барыги платят ворам за добычу мало, ссылаясь на риск и технические сложности, так что воры вынуждены воровать чаще. А еще — игорный бизнес расцвел пышно и буйно, с помощью выигрышей-проигрышей удобно стало устраивать подпольное ростовщичество, проституцию, торговлю незаконными товарами.

Но это — их проблемы, Михаил тут не поможет. Одно ограбление пресек — и то немало сделал. Прямо скажем — заслужил угощение в ресторане. Хотя и автоматическом, без официантов. Зато, по крайней мере, не надо ходить к раздаточным окошкам — сервированный столик сам приехал.

Глава 5

Угощение для Михаила заказали праздничное, пришлось ждать, пока автоматика приготовит горячие блюда. Тем временем развлеклись холодным, почему-то сладким. На вкус оно было мякотью арбуза, но гораздо слаще и не такое сочное.

Статус друг друга все-таки прояснили. Михаил сказал, что раб со всей возможной скромностью — это было легко, заявить: «Я раб,» — с гордостью получится не у всякого землянина. В глазах новых знакомых промелькнула зависть, а когда узнали, что Отец Провожающего наследственный раб, так даже вздохнули. Сами они оказались обеспеченными, но не рабами, а военными пенсионерами — участвовали в войне идиотов. Оба — летуны, водили летающие лодки. Но не те гибриды планеров и парусников, которые Михаил помнил с Обитаемого Пространства, здесь летающими лодками называют самолеты. Есть и летающие корабли.

Тому, на чем воевала Гирсу, лучше всего подходит название «истребитель» — летательный аппарат был создан специально, чтобы сбивать воздушные цели. Из пулемета. Гирсу успела сделать всего несколько вылетов, участвовала в одном воздушном бою — ее сбили, при этом ранили, и, пока она лечилась, война закончилась. Про свой единственный бой Гирсу рассказывала так:

— Наши «коршуны» были устроены так, что стрелять можно только вперед. До войны нашим казалось, что это лучше всего, и что летающие лодки противника будут такими же. Лучшим способом сбить летающую лодку считалось зайти ей в хвост и обстрелять. Но противник построил «звезды» — это двухместные летающие лодки. Кроме пилота в них был еще стрелок, который сидел лицом к хвосту и мог расстреливать тех, кто зайдет в хвост. А мы не знали и… нарвались. Вылетели в патруль, обнаружили боевую пятерку противника, идем в атаку. А они уходят в пике, вниз. Надо было сразу понять, что это ловушка, но я тоже пошла в пике — как раз в хвост можно было зайти. И меня сбили, попали моей лодке в двигатель, а меня ранило в ногу и в грудь. Едва сумела посадить «коршуна»… Но пенсию назначили большую, за ранение в бою.

Рассказывала она ровно, нейтрально. Как давно уже пережитое, перемолотое в муку, но Михаил чувствовал — это только кажется, война еще не отпустила женщину-истребителя.

Не знал, как можно прокомментировать, только растерянно молчал. Он, по своей легенде, вообще не воевал.

К счастью, подъехал столик с первым горячим блюдом — рагу из морепродуктов, и некоторое время все трое были заняты только едой. Вкусно, даже изысканно.

В качестве напитка — сок, Гирсу и Снег к алкоголю относились отрицательно. Может они и правы.

Снег тоже рассказал о войне, он летал на транспортной лодке, в боях не участвовал, соответственно не мог рассчитывать на большую пенсию. Однако во время одного обстрела вытащил раненого из горящего здания, за что был оформлен задним числом как санитар, соответственно получил к пенсии приварок. Рассказывал так:

— Как взрываться начало, и загорелся склад, я по глупости туда забежал. Подумал, что раз в склад уже попали, то больше в него стрелять не будут, и не подумал, что горит. А там этот солдат лежал со сломанной ключицей, и кричал, аж уши у меня болели. Я подумал, что придется с ним сидеть, не хотел крик слышать, и вытащил его аккуратно. Там подозвал еще одного солдата, и мы отнесли раненого к санитарам. Еще им с перевязками помогали. Вот так, вытащил того с перепугу, и теперь я обеспеченный.

Многовато скромности Снег проявил. А может и немного, может — в самый раз по здешним понятиям.

Подъехал столик с третьим блюдом… Гамбургеры?! Нет, гораздо лучше. Хотя бы потому, что в качестве основного ингредиента в них не пропитанная жиром котлета, а нормальный кусок мяса. Нежного, сочного и отлично приправленного.

Напоследок ели холодное блюдо, похожее на студень, привкусом сыра.

Местные еще немного рассказали о своей теперешней жизни, об обществе вероятностных игр. Михаил мало чего понял, только делал умный вид. Потом переключились на него самого, стали расспрашивать про жизнь на острове Старый Пожар, про общество драки по правилам. Н-да, рассказать нечего, а что врать — непонятно. Перевел разговор на недавнюю драку:

— Я вступил в общество, чтобы без дела не сидеть. Но у меня… неплохо получается, и… когда я увидел, что на Гирсу напали, то подумал… подумал, что для таких случаев я и учился. Эти… грабители — они мне не соперники.

— А почему вас так беспокоит, что вы не можете применить свое умение? — нахмурившись спросил Снег.

— Ну… беспокоит. Но оно же и вправду зря пропадает. А где его можно применить, кроме соревнований? Не в полицию же мне поступать.

Местные весело засмеялись. По их понятиям идти куда-то работать, если и так обеспечен — нелепость полная.

А Михаила начало одолевать беспокойство. Предчувствия нехорошие. Странно, до сих пор чутье, вроде бы, ни о чем не предупреждало… во всяком случае — пока в драку не влез, а потом слишком отвлекся на общение с Гирсу и Снегом, все боялся ляпнуть что-то не то.

Надо отсюда валить. Из этого мира.

Распрощались, Михаил обещал связаться через электронную сеть. Боялся, что спросят адрес или номер — нет, достаточно имени и места жительства. Про мешок, к счастью, не спросили, хотя поглядывали с любопытством.

А потом, выйдя из ресторана и пройдя пару километров к лазу, Михаил почуял слежку. Ощущение новое, потому трудно с абсолютной уверенностью сказать, что оно означает, но на сайте пролазников в свое время читал воспоминания тех, у кого был соответственный опыт. Самым метким было признано описание: «Сродни шагам за спиной в темноте». Да, очень похоже. Значит — следят. Или паранойей заболел на почве страха перед спецслужбами и мафией? Трудно сказать, надо подумать. Только проблем с головой не хватало… Страх накатил.

Взял себя в руки, попробовал думать. Вот до чего додумался: сумасшедшие уверены в своей нормальности, а паранойя — психическое нарушение, тогда параноику мысль о ней должна показаться глупой. Михаилу глупой не показалось, значит, паранойи у него нет. И даже если есть, это не значит, что нет и слежки. Тогда слежка есть… лучше бы была паранойя. Подумаешь — неладно с головой!

Значит — опять влип. Стоило немного расслабиться-отвлечься… Хотел с приятными людьми пообщаться — и вот… И почему оно так?!

— Потом что над тобой тяготеет проклятие, — сказал внутренний голос. — В новом мире невозможно не проколоться, помнишь? А ты прешь через миры чуть ли не напролом.

Ладно, влип, так влип, вылипать надо, решать проблему слежки. А кто следит? Предположений — больше одного. Может, здесь за всеми следят. Или битые грабители доложили про Михаила своему барыге, а у него у самого паранойя, вот он и решил присмотреть за опасным бойцом. Хотя бы отследить маршрут, чтобы грабители могли спокойно работать. Но есть варианты и пострашнее — самое худшее, если следят спецслужбы. В электронной сети нет информации о пролазниках, но разве это значит, что даже спецслужбы не в курсе насчет параллельных миров? Нет, не значит. Еще может оказаться так, что следит Михаилов хозяин — Прогнал Стрекоз, или как его там. Не сам, понятное дело, его служащие. Может, Михаил слишком много денег истратил. Вряд ли превысил допустимую сумму, но — выделился на общем фоне, обратил на себя внимание. Вот, богатеевы слуги обнаружили раба, которого раньше не было в списках, и организовали на всякий случай слежку. Пока что разбираются, не было ли сбоев в системе. А то и разобрались уже, просто решают, что дальше делать — ситуация ведь новая, непонятная. А рабы — ребята ушлые, свои права знают и качать их умеют, обижать рабов рискованно. Да, нечестным путем Отец Провожающего попал в рабство, но пойди попробуй это докажи, если все электронные документы в порядке, система даже позволяет самозванцу деньги тратить. Да и сбой в системе рано исключать — хоть раньше их и не было, но все когда-то случается впервые.

Последнее предположение показалось самым правдоподобным. Только почему чутье не предупредило заранее, не подсказало спешить, пока слежка не началась? Как-то это связано то ли с дракой, то ли с обедом в ресторане… Как? А вот, к примеру — Гирсу и Снег решили связаться с Михаилом, начали искать его в сети, сообщения слать… скажем, не только ему самому, но и в общество драки по правилам. Например — тренерам, с благодарностями.

Стал бродить по городу, осторожно, как учила Гри, проверялся. Топтунов не обнаруживалось. Профессионалы очень высокого класса? Или вообще — какая-нибудь электронная муха? Нет, муха, это было бы слишком. Скорее — жучок где-нибудь на Михаиле висит. Отслеживают передвижение, и присматривают местами из укрытий. Да хоть из проезжающих машин — они здесь одинаковые, не отличаются ни цветом, ни формой. И без номеров, потому что на каждой стоит радиомаячок. И стекла подтемненные. А как жучок прицепили, почему чутье молчало, когда цепляли?

А ведь цеплять жучок не обязательно, могут отслеживать путь через легкий помощник. Или даже через перстень… Нет, все-таки помощник — мысль кажется очень правдоподобной.

Надо от слежки отрываться, и как можно быстрее. Раз следят, то надо брать ноги в руки, пока голову не оторвали, бежать в другой мир.

Но проблема в том, что лазы не активируются при свидетелях, разве что в случае смертельной опасности для пролазника. Можно дойти до лаза, и сидеть там, пока смертельная опасность не появится или слежку не снимут… глупый план. Это можно до глубокой старости просидеть. Нет, надо отрываться. А как? Легкий помощник — выбросить, это понятно. Однако, если следят не только пеленгуя помощник, но и глазами, хитрость быстро обнаружат, да еще и к активным действиям перейдут не дай бог. Надо сперва оторваться от наружного наблюдения, а потом — выбрасывать легкий помощник.

Быстро перебрал в уме способы отрыва. Проклятье, ни один толком не подходит — на стороне топтунов слишком много преимуществ, и самое главное из них — Михаил так до сих пор и не заметил, кто за ним следит. Кое-что знает, но все вычислил благодаря чутью.

Разве что грубо и тупо сбежать… Да, можно! Если набрать хорошую скорость — топтуны, что бы они из себя не представляли, отстанут. Михаил это чуял.

Только бежать придется с тяжелым мешком. И с полным пузом. Гри тренировала бегать по-всякому, с нагрузкой — в том числе, однако скорость все равно снизится раза в полтора. А еще — вопрос выносливости, бежать-то придется быстро и долго.

Понятное дело, что убегать лучше не по городу, а по лесу. Лаз расположен хоть и за городом, в лесопарке, но на дороге, а по ней убегать — глупо. Догонят на машине. Да и слишком заметно. Значит — придется делать крюк через лес.

Быстро, чтобы не передумать, дошел до окраины. Вошел в лес, завернул за кусты, чтобы не видели со стороны дороги. Спустился в кстати подвернувшийся овражек, снял мешок, переложил консервы плотнее, чтобы не позвякивали, а то в лесу звук далеко расходится. Подтянул лямки. Сунул в траву легкий помощник — и рванул. Со всех ног.

Ощущение слежки пропало еще на первой стометровке, еще когда от легкого помощника избавился, притупилось, но понимал — нельзя останавливаться. Они же могут что-то заподозрить, пойдет кто-нибудь из них, посмотрит, поймет по следам, что подопечный убежал. Что потом? Могут погнаться. Вряд ли бегают также хорошо, как Михаил, но они ведь налегке.

Скорость все же немного снизил — до лаза пять километров, если бежать их со спринтерским темпом, можно свалиться по дороге. И все равно бежал быстро… слишком быстро, растерял силы еще на первых двух километрах. Стал натыкаться на кусты и стволы, пот заливал глаза, дыхание почти сбивалось. Заболели плечи под Порвал штаны об сучок — и не стал останавливаться. Боялся, что если остановится, не сможет двинуться с места.

Последние метров двести уже не бежал — шел, выравнивая. А то уже подташнивать начало от усталости.

Вот и лаз. Да, прямо на дороге, хотя сомнительно, что по ней монго ездят — листочки на покрытии разбросаны. И, тем не менее, надо спешить, ловить момент.

Принялся читать мантру, вслух. А умиротворения не приходило, лаз не активировался — что-то беспокоило, чутье о чем-то предупреждало. Что, неужели слежка?! Нет, другие ощущения — как будто что-то забыл. Нет, скорее — надо что-то оставить, вероятно не все можно в следующий мир тащить. И где оно, в мешке? Нет. На теле? Да! На руке — браслет от холпа. Который из самого мира Каменное Дерево.

Снял браслет, и зашвырнул подальше, через дорогу — все равно пользы от него никакой, и не предвидится. Но… Последняя вещь из дома, к этому браслету Ника прикасалась… Сантименты.

Снова начал читать мантру, и в этот раз умиротворение накатило — все получилось, все нормально. И мгла появилась… только почему-то черная. Не мерцающая, а какие-то черные струи, никогда такой не видел. Если в следующем мире ночь, темнота, то мгла выглядит немного темнее, однако сейчас казалась аж зловещей. Даже страшновато в нее вступать. А вдруг страх чутье внушает, вдруг следующий мир опасен? Может быть. Может и не рискнул бы вступать, но — слежка. С минуты на минуту могут появиться…

Вздохнул и направился в следующий мир.

В следующем мире было темно, однако в первый момент сильнее всего впечатлила не темнота, а явственное ощущение свободного падения. Испугался, почти запаниковал. Но под ногами — твердая поверхность и воздух неподвижен. Значит — не падает, это хорошо. Откуда тогда чувство падения, если не падает? В скоростной лифт пролез, как раз во время спуска? Или в летательный аппарат? Скорее всего — на планету с низкой гравитацией. Мысль стоит того, чтобы на ней сосредоточиться, но — позже, сперва — осмотреться.

Тускло освещенный зал с темно-серыми, почти черными стенами, Михаил стоит на площадке, ограниченной сложной формы барьером, а может — кольцевым столом. В стенах — полукруглые темные проемы, за ними — прямые ходы, насколько можно видеть в почти полной темноте. Оглянулся посмотреть, откуда свет, и обнаружил, что светит из прошлого мира через активированный лаз. Как через окно — мгла не была мглой, искажала, но не полностью. Можно узнать дорогу, деревья… машину на обочине и человеческие фигуры. Наверное — преследователи, топтуны. Выходит, что успел проскочить в последний момент. Фигуры ходили, нагибались, прикладывали к глазам какие-то штуковины — как будто что-то искали, по всей вероятности — оборвавшиеся следы Михаила рассматривают. Последние шаги во мглу Михаил сделал по дороге, но это не значит, что следов вообще не остались. Остались, причем — свежие.

Одна из фигур медленно пошла прямо на Михаила. Прямо во мглу.

И что станет видно, когда мглу пройдет? Неужели — внутренности? Нет, фигура просто размылась, размазалась и исчезла.

Понаблюдал еще немного. Люди все также растерянно бродили, потом — исчезли из поля зрения. Только машина осталась. Да, озадачил Михаил топтунов. И слишком в предыдущем мире наследил, нельзя теперь туда, здесь надо… приспосабливаться. Первым делом, прислушаться к чутью — опасностей нет. Кстати, лазов тут много, очень много, считать устанешь. Но направление на следующий, нужный, который ведет к Нике — ощущается четко и ясно. Еще не хватало запутаться и сбиться с пути — пролезть не в тот мир.

Теперь — проверить барахло. Мешок — непривычно легкий, опустился на черный пол медленно. Да, низкая сила тяжести, странно, что сразу не понял этого, был же на Луне. Хотя — давно был, ощущения снова стали непривычными, странными. Подпрыгнул, чтобы прочувствовать — и тут же свалились штаны. Ниже колен. Хитроумные застежки не выдержали перехода между мирами — расщелкнулись и уже не защелкивались. На пиджаке — тоже. А штаны поначалу только и держались, что благодаря низкой гравитации. Смешно получилось.

Переоделся в «пижаму», заодно проверил остальные пожитки. Все в порядке. А яасен в этот раз стал фонариком. Всего-навсего. Нет, фонарик хороший, с регулируемой мощностью и цветом луча, со скобой, которая позволила прицепить его к кепке. Но — всего лишь фонарик. Разочаровывает.

Еще раз, внимательнее осмотрелся, присвечивая фонариком — яасеном. Стены — черные, кажется — из отесанного камня. Ходы в стенах прямые, но длинные, даже при максимальной мощности луча не видно, что в конце. Изо всех тоннелей доносятся слабые, переливчатые звуки, как будто журчание воды. Вода — это хорошо. Пол — ровный, гладкий. А ведь была мысль купить велосипед, еще в Зеленой Сети. Тогда отложил покупку до Хрустального Водопада, там сначала ухитрился забыть, а потом показалось глупым удирать от слежки на велосипеде через лес. И зря, не слишком лес был густой. Еще и меньше сил потратил бы… Можно, нужно было купить простенький дешевый велосипед — именно к таким присматривался в магазине.

Вернуться за покупкой? Нет, нельзя. Придется теперь пешочком.

На слегка изогнутом потолке оказалась аккуратная ярко-желтая надпись на цефане. Только на очень плохом цефане, уже и на цефан не похожем — слишком длинно и явно с ошибкой. Что-то там насчет ленивых рабов хотели сказать, но, то ли пропустили слог, то ли два. Исправить ошибку можно по-разному — может получится «все рабы ленивые», или «ленивыми бывают только рабы», а то и вовсе «стать рабом может только ленивый». Или «не может»…

По крайней мере, «мир ленивых рабов» подходит той вселенной, откуда попал в это странное место. Относительно странное, подземелья в глубине Луны легче воспринять, чем Обитаемое Пространство. Если зал с туннелями — действительно подземелья, а не сооружения на поверхности. Или же Михаил сейчас очень сильно в глубине планеты нормального «земного» размера, где-нибудь в ядре — там тоже должна быть пониженная гравитация, а в самом центре — вообще невесомость… нет, это уже слишком.

Кольцевой барьер, внутри которого мерцала мгла и стоял Михаил — не круг, а, скорее, эллипс. В острой вершине эллипса на верхней плоскости барьера выпирает ребристая шишка, тоже черная, но не часть стола, а как бы приделанная. Попробовал крутить, нажимать, тянуть — ничего не вышло. Что это? Это что-то непонятное.

Определился с направлением на следующий лаз. Странно, но трудно оценить расстояние. Лаз достижим, это понятно, но сколько до него по прямой? То ли двадцать километров, то ли сто… Чутье притупилось? Или оно плохо приспособлено к этому миру? Тогда нельзя быть уверенным, что ведет к нужному лазу. Лазов же очень много…

Михаил даже испугался, но успокоил себя тем, что пролазник должен доверять своим предчувствиям. И все равно остались сомнения.

Одежду из мира ленивых рабов тащить с собой не хотелось. Скатал, и оставил у стенки. Подумав, добавил обувку, а сам переобулся в каменнодеревские прозрачные туфли. Из тех соображений, что одежда может пригодиться пролазнику, которого в мир ленивых рабов занесет. Застежки не защелкиваются, но, может, еще выздоровеют, когда попадут в свой родной мир. А нет — можно незаметно подпоясаться чем-нибудь. Записку бы оставить, однако чем и на чем писать? Кровью на стене? Не видно будет, стены черные. И на каком языке — непонятно. Можно и на всех, которые знаешь, и желательно сообщить о мире ленивых рабов побольше подробностей. Хотя бы относительно слежки предупредить… Проблема в том, что Михаил и сам не знает, почему слежка началась, толку от его информации… Или это он сам себе придумал оправдание, чтобы писаниной не заниматься, кровь не тратить?

Чувствуя, что предает собратьев-пролазников, бросил последний взгляд на активированный лаз, выбрал чутьем нужный туннель, и отправился. Быстрым шагом — из прошлого лунного опыта знал, что бег в условиях низкой силы тяжести получается медленнее энергичной хотьбы. А вот ходить с тяжелым мешком в тех же условиях не приходилось, в результате пережил несколько мелких приключений — несколько раз чуть не упал, один раз — упал, стукнувшись плечом — больно, несмотря на пониженную гравитацию. На стены натыкался, дважды — развернулся вокруг своей оси непонятно почему.

Постепенно приспособился, вошел в ритм. И стало скучно. Или тоскливо. Или — скучно и тоскливо сразу.

На бегу Михаил не скучал, впадая в состояние отрешенности, контролируя усилия, однако на не требующей такого внимания и сил ходьбе не сосредоточишься. А еще — сенсорный голод подступил, потому что в тоннеле. Безрадостно-черные стены, пол и потолок, никакого света в конце — конца вообще не видно. Есть свет в начале — до сих пор пробивается через активированный лаз из мира ленивых рабов. Еще журчание приближалось, вот и все развлечения.

Попытался петь — и голос зазвучал неожиданно высоко и скрипуче, как у мультяшных уток. В первый момент даже испугался, но потом сообразил, что в здешнем воздухе, видимо, гелий вместо азота. Дальше пел не вслух, про себя, однако почему-то тоже не помогало.

Еще раз прислушался к чутью — нет ли и не предвидится ли опасностей. Ничего особого не почуял, и наконец-то позволил себе сосредоточиться на мыслях о Нике. Точнее — попробовал вслушаться, вчувствоваться, наладить связь. Удалось не сразу, но… получилось. Почувствовал Никино настроение… и узнал его — спокойно-умиротворенное, то есть — она как раз активировала лаз. Куда она собралась?! Куда-то. В сущности не важно, куда, важно, что вообще проходит лазом. А это означает… что она приняла какое-то решение, что-то задумала. Приступила к действиям, так сказать. Может быть — всего лишь хочет попросить помощи или посоветоваться, но… Но вдруг гораздо более серьезное решение приняла? Нахлынуло беспокойство — а вдруг Никин замысел — опасная авантюра? Захотелось как-то отговорить ее, связаться. До сих пор не удавалось, но может быть…

Попытался. Сосредоточился на одной-единственной мысли: «Ника, лучше не надо». Не слышала, не до того ей было. А потом связь вообще разорвалась — вступила Ника во мглу. Знать бы хоть, куда…

Теперь связь сразу не восстановится. А когда восстановится, какая сейчас разница в течении времени? Без связи плохо… и со связью тоже. Потому что Ника страдает.

Занялся дыхательными упражнениями. И как-то вдруг обнаружил, что боль от разлуки стала… привычной. Нормальной даже… как сила тяжести. И еще — уже от одного наличия связи, от одного только факта, что Ника есть на свете, становится легче.

Дошел до источника журчания. В стенах слева и справа два проема в совершенно одинаковые помещения. В обеих — по семь больших раковин, в которые из отверстий в потолке бьет струями вода. И закручивается водоворотами. Сантехнические удобства предусмотрены. Ну что ж, это кстати.

Михаил уже здорово устал, в глазах резало и есть хотелось, потому остановился недалеко от санузла. Достал банку с фруктами — решил начать с нее, потому что самая большая и тяжелая. В мире ленивых рабов далеко продвинулись в изготовлении консервных банок — чтобы открыть, надо потянуть за два кольца. Края у крышки не острые, загнутые, а если согнуть ее по линиям получается ложка, хотя и не самая удобная.

Идею бросить пустую банку в раковину отверг немедленно и с негодованием — еще не хватало сток забить и потоп устроить. Решил нести с собой, чтобы не мусорить — не оставлять лишних следов. Не то, чтобы чутье предупреждало не следить, но все же, все же. Пока что никакого мусора не встречалось — то ли не ходил никто по этим подземельям с самого их появления, то ли убирает кто-то время от времени, то ли просто стараются не свинячить — тогда тем более лучше не выделяться на общем фоне. К тому же — серебро, может в следующем мире оно все-таки считается драгметаллом. Так что расплющил банку, скатал в плотный рулончик и сунул в мешок.

Спать улегся прямо на полу — самая жесткая лежанка при низкой гравитации даст большую фору самой мягкой перине при гравитации нормальной. А от холода «пижама» защитит.

Проснувшись, начал с раздумий — открывать на завтрак консерву, или нет? С одной стороны — неизвестно, сколько еще идти по подземелью. Может и не хватить пропитания на всю дорогу, если не экономить. С другой стороны, чутье предупреждает, что следующий мир будет не самый безопасный, силы там понадобятся, и пролезть туда на подгибающихся от голода ногах — плохой вариант.

В конце концов, решил не экономить. До нужного лаза неизвестно сколько, но кроме него в подземельях полно лазов, один — прямо по курсу. Если закончатся продукты, можно будет пролезть в какой-нибудь мир и пополнить запас. Чутье подскажет, куда лезть.

Съел мясную консерву, вымыл банку, сунул ее в мешок и отправился.

Попытался еще раз связаться с Никой. Не вышло. До сих пор не восстановилась связь после того, как Ника прошла лазом? Или она уже в следующий мир пролезла, пока Михаил спал? Трудно сказать… лучше не задумываться. Восстановится связь — узнает. Может быть.

Взялся размышлять о другом. О своем поведении. Неправильно Михаил себя ведет, неосторожно. Старается не привлекать внимания, и все равно — чуть ли не напролом прет, прав внутренний голос. Пролазники, если обнаруживают лаз в неизвестный до сих пор мир, населенный людьми, не торопятся. Наблюдают исподтишка, изучают язык с привлечением лингвистов-профессионалов, разбираются в обычаях, истории. Конечно, без проколов не обходится, и порой проколы превращаются в провалы. Но редко. Для пролазников главное — не засветиться, не быть обнаруженными. В некоторых мирах пролазники все же рискуют и устанавливают контакт с тамошними жителями а то и с правительствами, но — после тщательного, долгого изучения ситуации. Пользуются в равной степени чутьем, логикой и никогда не забывают об осторожности.

А у Михаила — провал за провалом. Даже в том, что пролазников рассекретили в мире Каменное Дерево, есть его вина. Тогда все закончилось хорошо, каменнодеревцы встретили пролазников вполне гостеприимно, однако провал есть провал.

А уж когда покинул Обитаемое Пространство… Всюду засветился. В мире Ду, так и вовсе фотовспышкой полыхнул, весь мир изменил. И хорошо, если только один — неизвестно, что будет, когда островитяне полезут в Обитаемое Пространство и куда там еще от них лазы ведут.

А в мире Тарст Михаил взял, и выдал тамошним научникам формулу времени. Просто так, для поддержания разговора. Что теперь? Теперь возможно все, что угодно — могут до межзвездных полетов додуматься, могут всю планету превратить в радиоактивную пустыню. Могут и то, и другое. А что? Могут же.

И в мире ленивых рабов Михаил сверкнул, как следует. Браслет от холпа оставил, который наверняка уже нашли, а там в нем — неизвестная технология. Один только источник энергии чего стоит — холпы работают по сорок лет без подзарядки. Даже если ничего на основании холпа не сконструируют, сам факт его существования наведет на мысль о параллельных мирах, и полезут они в соседние вселенные, и начнут свою странную идеологию навязывать тем, кому она неинтересна.

А из мира горелых руин Михаил вытащил Ампиху с дочерью (как ее звали?). Да, спас, выручил. Но вдруг девочка была будущей спасительницей мира? Или прабабушкой спасительницы? Или убийцей самого большого гада?

Успокоил себя тем, что дочь Ампихи могла стать прабабушкой самого большого гада. А также тем, что когда есть возможность изменить мир, оказываешься перед выбором. И ничего не менять — тоже может оказаться плохим вариантом.

Туннель закончился неожиданно. Шел Михаил, шел, занимался самокопательством и вышел в зал. Эллиптический «стол» посередине, шишка в вершине эллипса, входы в туннели — знакомая картина. Слишком знакомая, в первый момент испугался, что, проснувшись, пошел не в ту сторону, вернулся. Правда, «окно» в середине эллипса не мерцает, а оно должно бы десять дней держаться.

Погасил фонарик, оглянулся — света на другом конце туннеля не было. Уже деактивировался лаз в мир ленивых рабов? Тогда он мог и здесь уже деактивироваться… или в мире ленивых рабов ночь, вот свет и не пробивается.

Так, спокойно, мог, или не мог пойти не в ту сторону? Мог. Но вряд ли.

Снова включил фонарик, осмотрелся. Оставленной одежды не видно, значит — другой зал. Или кто-то забрал шмотки…

В конце концов, догадался посветить вверх. Желтая надпись есть, тоже на цефане, тоже с явной ошибкой. Но — другая, что-то насчет песка, который падает с неба. Другой зал, можно успокоиться и расслабиться. Нужно.

Между прочим, нервничал Михаил совершенно зря — в середине эллипса явственно ощущался лаз, и вел он не в мир ленивых рабов, а… в другой мир. Проверить, в какой? Нет, не стоит. Чутье подсказывает, что можно оттуда не вернуться, а читать мантру и активировать лаз только чтобы посмотреть… слишком расточительно, что ли.

А что хотели написать на потолке, как нужно исправить ошибку? «Песок падает только с неба», «песок падает не только с неба», «с неба падает не только песок» — все варианты возможны.

Так что это все-таки за шишка? Она тут просто так, или не просто так?

Подошел, потрогал. Крутанул, нажал… Шишка оставалась неподвижной, но — лаз активировался. Замерцало в середине эллипса, и засветилась мгла, которая здесь выглядела скорее мутным окном в другой мир. Нет, вступать туда не стоит. Во дела — ключ от лаза где-то встроен, и прикосновение к шишке запускает активацию.

Тем не менее, уставился с интересом. Жгучим.

За «окном» — вроде как бугристая равнина, какие-то трудноописуемые бесформенные образования — не растения, не кораллы, не конструкции. Подошло бы название «граненые облака», но форма у штуковин слишком сложная, развитая. И все — красное, под красным небом. Нет, небо действительно красное, а земля просто залита красным светом. Заря? Да, наверное — видны длинные тени, хоть и размытые, то есть небо не все светится.

Обошел «окно», заглянул с другой стороны. Действительно заря — отсюда небо выглядело не красным, а по вечернему синим. Или по утреннему.

Полюбовался еще пару минут. Деактивировать лаз не удалось, сколько на шишку не давил, сколько ее не крутил. Даже тянуть пробовал.

Ну и ладно, само погаснет.

Определился с направлением, выбрал нужный туннель и отправился дальше. Глотая досаду от неудовлетворенного любопытства.

Туннель — аналогичный предыдущему, соединяет два зала, на полпути — «санузел». И точно также скучно.

Попробовал еще раз «докричаться» до Ники. Связь-то установилась, почувствовал Никино настроение — решительное. Но — слабая связь. И разница во времени… Битый час сосредотачивался на мысли: «Ника — не рискуй!» Может, и удалось передать мысль Нике, вроде бы пришел ответ — смесь тревоги, неуверенности, радости и, кажется, было там требование вести себя осторожно. Ей же эмоции Михаила передаются, а значит — Ника в курсе его неприятностей. Всех этих драк и погонь. Остается надеяться, что не прислушивается постоянно или не успевает испугаться за Михаила из-за разности в течение времени. Да уж, надежда…

Постарался внушить самому себе уверенность и оптимизм. Только чтобы Ника меньше беспокоилась.

Надпись на потолке в следующем зале была простая и незатейливая — «Шар». Просто шар, и все. Наверное, названия мирам даются по первому попавшемуся отличительному признаку. Пролазники еще как этим грешат — притащил кто-то сквозь лаз статуэтку рогатой рыбы, один рог отломился по дороге, и целую вселенную обозвали миром Безрогих Рыб.

Нажал шишку, появилось «окно», за ним — темнота. То ли ночь, то ли темное помещение. И свет фонарика отсюда туда почему-то не попадает, ничего не освещает. Странно? Не это самое странное — как только активировался лаз, в зале стало светлее. Поисследовал тени — свет, все-таки, исходит от «окна», хотя за «окном» темно.

А ведь свет не может проходить из одного мира в другой через активированные лазы. Люди могут, свет — не может, и не только свет — камень из одного мира в другой тоже не бросишь, даже если лаз активирован ключом, то есть — для всех, а не только для пролазников. Оно не просто так, случайно получилось, нет, это — защитный механизм, предохранитель. Рянц вскользь намекала, что будет, если попытаться защиту обойти — в лучшем случае из лаза ударит ураганный вектор из-за разности давлений, а могут и гравитационные эффекты случиться, с землетрясениями. Может получиться такой взрыв, что снесет планету с орбиты. Тут такое дело: чтобы попасть из одного мира в другой, нужно захотеть, или, по крайней мере, осознать возможность. Или должен кто-то на себе пронести, кто осознает и хочет. Мгла — не реальный объект. Видимость, галлюцинация, ее зачастую видят только пролазники, которые могут лазами проходить. Если ключами активировать — все видят, но на фотографиях мгла все равно отсутствует. Да если бы свет действительно уходил в активированный лаз, хоть частично, то и лаз стал бы виден для всех. Топтуны из мира ленивых рабов разглядели бы и должны были гораздо активнее реагировать.

Кстати говоря, предыдущий зал тоже осветился после активации лаза, но не красным светом зари из параллельного мира, а бледным. Странно, что Михаил не заметил. Внимательнее надо быть.

Тогда — откуда свет? Побочный эффект активации лаза, характерный для этого мира? В других мглах свечения не наблюдалось, но там мгла была мглой, а не «окном». А может — специально сделано. Скажем, чтобы человек прошедший лазом не слишком дезориентировался. И не пугался, а то «окно» без свечения будет выглядеть жутковато — нарисованная прямо на воздухе картинка посреди абсолютной темноты.

Да, много странностей. И спросить не у кого…

Отправился дальше, чтобы не скучать взялся считать шаги. Между залами насчитал шесть тысяч двести двадцать, если не сбился, «санузел» — строго посередине.

Надпись на потолке — совершенно невразумительная, как будто даже и не цефан. Вполне возможно, что в надписях нет ошибок, просто они на каком-то диалекте цефана. Тогда — странно, у цефана слишком жесткая структура, не подвержен он изменчивости. Есть возможности упрощения, но кому они нужны? Цефан от упрощений теряет и компактность, и предельную ясность.

Нажал шишку. За «окном» — ночь, горная страна. Сплошные скалы без растительности, освещенные луной. Луной?!

Обошел «окно» — да, на небе луна! Круглая, бледная… явно крупнее земной, и рисунок темных пятен, кажется, другой.

Во всех мирах, которые прошел после Обитаемого Пространства, астрономия была одинаковой. Самые явные признаки — нет луны и по два созвездия, аналогичных Плеядам, одно пошире и поярче, второе поплотнее и потусклее. В мире горелых руин звездного неба не видел, пасмурно было, но в мире Тарст — то же, что в мире Ду. И что в мире ленивых рабов — специально просматривал астрономическую информацию, когда лазил по сети. Каждый раз, узнавая про луну и «Плеяды», расстраивался все сильнее, осознавая, насколько «далеко» родной мир и Ника.

И вот, пожалуйста — можно пролезть в место с уже другой астрономией. Жаль, что нельзя звездное небо увидеть сквозь «окно» — искажает слишком. Тем не менее, луна внушила оптимизм — может быть следующий лаз выведет… нет, не домой, сообществу пролазников ничего неизвестно про туннели, где сейчас бродит Михаил, но, может, хотя бы в Приграничье? Или хотя бы в Заграничье, но — в паре миров от Приграничья? Лучше проявить пессимизм, чтобы зря не расстраиваться. Если действительно окажется в Приграничье — будет приятный сюрприз, а пока что лучше настроиться на длинную дорогу домой. Относительно длинную.

Глава 6

Так дальше и путешествовал пешком, от одного зала к другому. Длина туннелей была разная, лазы хаотично расположены. В самых коротких туннелях не было «санузлов», в самом длинном — равномерно расположились аж три «санузла». И количество туннелей, ведущих из каждого зала колебалось от пяти до одиннадцати, но — всегда нечетное число.

Надписи на потолках залов — по-прежнему на искаженном цефане, часто — бессмысленные, вероятно — названия миров на языках тамошних обитателей, просто цефановскими символами записаны. Иногда — забавные нелепицы, типа «круглые мысли», «шагающий ветер», «зубастые (беззубые?) волны», «испуганные лезвия», «непрозрачные ноги». А в основном — вполне приличные названия для миров, если не обращать внимания на неправильный цефан. «Мраморные башни», «горячая земля», «долина вулканов» и т. д.

Нажимал шишки, смотрел в «окна». Попадались виды обычные, привычные — просто лес, или поле, или пустыня. Попадались очень странные, к примеру явно рукотворный, даже индустриальный пейзаж, но все строения — как будто из голубого мрамора.

Или — желтоватые скалы, но гладкие, вылизанные, без неровностей, а вдоль их подножий струится с завихрениями что-то багровое, не то жидкость, не то тяжелый газ — трудно сказать.

Или горы — круглые, как закопанные до половины в землю гигантские мячи. Из склонов бьют серые струи дымов, одни дымы поднимаются вверх прямыми столбами, другие — неторопливо клубятся, третьи — стекают вниз. Чутье подсказало в этот мир не соваться — там дышать нечем. Зачем тогда лаз?

Или не разглядел через «окно» пейзажа из-за «снегопада», причем «снежинки» были очень крупные, фиолетового цвета и восьмиугольные.

Или вот: обыкновенное заснеженное поле, от «окна» начинается в снегу колея — такую же мог оставить земной автомобиль или трактор. Но — на небе шесть разноцветных солнц. Компактной такой группой.

Может и не стоило наглеть, активируя лазы в каждом зале. Однако черные, однообразные туннели действовали слишком… угнетающе. Да еще связь с Никой часто рвалась. Настроение у Ники оставалось таким же решительно-неуверенным.

Так и тянулось. Шагал по туннелям, отсыпался на голом полу. Съедал одну консерву перед сном, одну — когда проснется, запивал безвкусной водой в «санузлах». Голода особого не чувствовал, так, всего лишь аппетит. И тот приутих, когда от особо острых консервов началась изжога. Хорошо, хоть цинга не грозит — в мире ленивых рабов было принято добавлять к консервам витамины, это прямо на банках написано, если легкий помощник правильно перевел.

В одном из залов надпись на потолке была: «Обитаемое Пространство на широких дорогах», — как-то так. Нажал шишку, увидел за окном равнину, утыканную «пешками» с разноцветными набалдашниками, вдалеке просматривались какие-то гигантские не то сооружения, не то образования. А горизонта не было, терялся в голубоватой дымке атмосферы — неужели вправду?! Может быть.

Лазы были во всех залах, но Михаил чуял присутствие лазов не всегда. Тем не менее, когда нажимал шишку, «окна» появлялись. Хочешь — заходи, хочешь — иди дальше. Шел дальше. Соваться в мир, лаз из которого не можешь активировать без ключа — глупость.

А потом сам не заметил, как в одном из туннелей цвет стен, пола и потолка изменился. Уже не черный, а пестрый — сплошь веселенькие и хаотичные разноцветные разводы. Даже подумывал вернуться, посмотреть, в каком месте поменялись «обои».

Изменился не только цвет стен, Михаил наконец-то почуял расстояние до лаза. Тринадцать тысяч шагов с небольшим. И — едва не побежал, побежал бы, но идти быстрее. Наконец-то, а то уже больше половины консервов съедено. И вообще — надоели подземелья.

Прошел два зала, даже не поинтересовавшись, что на потолке написано, и — вот он, нужный зал с нужным лазом.

Хотел сразу читать мантру. Но передумал.

Первым делом надо успокоиться, а то чего-то слишком разволновался на ровном месте. Ну, дошел до лаза, и дошел, невелико достижение на фоне всего, что уже сделал. И всего, что сделать предстоит, если верить чутью. Так что — старая проверенная дыхательная гимнастика.

На потолке было написано нечто, относительно будущих сумерек. «Будут только сумерки»? «Сумерки будут везде»? «Сумерки будут совсем»? И спросить не у кого… Ладно, назовем то, что за лазом, миром будущих сумерек. А так надеялся, что надпись прояснит предстоящее. Ну, хотя бы немного.

А пролазить — страшно. Холодок под ложечкой, мурашки на спине. Неужели лаз выведет в опасное место? Раньше за лазами подобного не водилось, наоборот, однако видел же в «окно» мир, в котором воздух не пригоден для дыхания… Может быть, то место, которое сквозь «окно» просвечивало, и было самым безопасным, как для того мира. Все ж относительно.

Сейчас, вроде бы, сразу, после прохождения лазом, опасность не грозит, позже появится. Вроде бы. Ну а потом — наверняка возникнет высокая вероятность неприятностей, вплоть до такой серьезной, как смерть.

Прислушался к чутью. Откуда грозить будет? От людей? Да, это возможно, но не только это. И не от всех людей грозит опасность, можно найти… нормальных. Если поискать. А кроме людей, что еще? Откуда? Кажется… сверху! С неба. Что может с неба угрожать — космические лучи, метеориты, атмосферные осадки из кислоты, крылатые хищники, самолеты? Больше всего пугают хищники. Еще самолеты, но — совсем немного.

Значит — с опасностью определились. Сразу полегче стало, линия поведения наметилась — искать укрытие, присматриваться к небу. Определиться, ночные хищники встретят, или дневные, соответственно — выбрать, в какое время суток идти к следующему лазу, а в какое — прятаться. Можно прямо сейчас почуять, какие там хищники, ночью или днем они опасны… не получилось. Просто не понимал, что ему чутье говорит, видать — снова перетрудил. Сколько можно…

Лаз активировал не шишкой, а мантрой. Сам не зная почему. За «окном» — зеленая равнина и синее небо. То, с которого грозит опасность. Никаких укрытий не наблюдается.

Почесав в затылке, Михаил пошел туннелем обратно — к «санузлу», воды набрать во фляги. На всякий случай.

Набрал, вернулся, перелез барьер и, не останавливаясь, вступил в «окно».

Когда пролез в мир темных туннелей, первым ощущением было «падаю!» Сейчас другое ощущение — «упал!» Нормальная сила тяжести в мире будущих сумерек, вот и навалилась. Хорошо, что был готов — обдумывал по дороге, иначе мог вправду упасть, ушибиться, даже сломать что-нибудь.

Оглянулся — «окна» уже не было. Странно, мгла должна десять дней держаться… То — мгла, а то — «окно», разные вещи. Или разница во времени, как у Обитаемого Пространства с миром Ду? Тогда здесь время идет уже почти как на Планете Земля, то есть — немного осталось, недалеко… прогнал надежду, чтобы зря не разочаровываться. Тем более, что осталось все-таки далеко, следующий лаз — черт те где, в другом полушарии.

Ну а вокруг — степь. Гладкая, как стол, зеленая, залитая солнечным светом. Необычный свет, как будто недостаточно желтый как для привычного солнца. Или это только кажется?

Дует ровный, не слишком сильный ветер — как спокойное дыхание некоего гигантского существа.

Под ногами — не трава, а нечто, похожее на плотный мох, навевает ассоциацию с «почвой» Обитаемого Пространства. Упругий такой мох, как разогретый асфальт. И почему было не купить велосипед…

Яасен превратился в очки, точнее — какой-то прибор на глаза. Потому что непрозрачные, вместо стекол — толстые серебристые пластины. Зачем нужны непрозрачные очки? Слепым притворяться? Нет, не все так просто — на внутренней стороне пластин немного отличающиеся по цвету круги, а на внешних сторонах — неравномерно разбросанные линзочки-бусинки, как маленькие объективы. На левой пластине пять объективов, на правой — семь. Может, очки какие-то рентгеновские или инфракрасные? Надо просто надеть, и все станет понятно.

Надел. И почти все стало понятно — перед глазами появилась картинка. Все та же степь, только выглядит гораздо ярче, контрастнее, мелкие детали проявились. Всмотрелся в какое-то далекое пятнышко — и оно приблизилось, как будто смотрел в очень мощный бинокль. Очки на телепатическом управлении? А почему бы и нет — знал же яасен, в какие общества записывать Михаила в мире ленивых рабов, значит, может читать мысли.

Долго стоял, оглядывался, осваивал новое воплощение яасена. Удивительная вещь — можно четко видеть даже то, что на самом горизонте, когда смотрел под ноги, то воспринимал каким-то образом чуть ли не микроструктуру мха. Видел ветер и восходящие потоки. Даже звезды увидел, правда, не все звездное небо, только отдельные звездочки там, куда смотрел. Жаль, очень интересно было бы узнать, сколько на здешнем небе «Плеяд» и нет ли ковша Большой Медведицы или, хотя бы, Южного Креста. Но можно будет и ночью посмотреть, облаков на местном небе нет совсем. Разве что сквозь очки проглядываются какие-то прозрачные, вроде как перистые.

А на солнце сквозь очки можно смотреть не морщась, пятна видны на солнечном диске.

Да, удобная штуковина, наверняка окажется очень полезной. Однако почему-то долгое разглядывание окружающего через очки утомило. Снял очки — и мир сразу поскучнел, снова только зеленая равнина и синее небо.

И что дальше делать, куда отправляться? Сврехочки — хорошо, но надо бы найти воду, пищу, укрытие от воздушных хищников. Прислушался к чутью — осторожненько, чтобы не перетрудить. Со всех сторон может грозить опасность с неба, мало того, если оставаться на месте, тоже рано или поздно появятся летающие хищники. Но направление, куда лучше идти, почуять удалось. Оно оказалось сильно в сторону от направления на лаз, однако лаз сам по себе очень далеко, добраться до него пешим ходом и надежды особой нет. Тут, хочешь, не хочешь, надо искать людей, чтобы разжиться транспортом. И ведь неизвестно, насколько развита местная цивилизация, в состоянии ли они помочь с быстрым передвижением.

А не хочется с людьми связываться. Чтобы не влипнуть, как в предыдущих мирах. Не стать бы мизантропом.

Закинул мешок на спину, нацепил очки и побежал. Сначала тяжеловато бежалось — отвык от нормальной гравитации. Особенно тяжесть мешка мешала, хотя он и значительно облегчился после мира ленивых рабов благодаря расходу консервов.

Но постепенно втянулся. И определился, куда бежать — очки позволили разглядеть углубление в ровной поверхности, где-то уже на горизонте. Без очков не разглядел бы.

Бежал довольно долго, километров двадцать. Углубление оказалось круглой ямой с достаточно пологими склонами, а на дне росли кусты. Необычные кусты, неземные — длинные прямые ветки с широкими листьями на концах. Разве что в тропиках такое можно увидеть. А еще — все кусты примерно одной высоты, как будто их в один день посадили.

Но укрытие получится хорошее, осталось разобраться, когда оно больше всего нужно — днем или ночью.

Только… что-то не вечерело. Солнце как будто и не двигалось по небу — висело где-то на высоте, соответствующей позднему утру или раннему вечеру. И кусты растут странно — все листья к солнцу развернуты, ветки изгибаются соответственным образом, чтобы свой листочек на свет выставить, как будто солнце здесь не заходит и по небу не движется… Нет, не совсем так. Кое-какие прутья, которые в самом начале роста изгибались сильнее всех, сейчас изогнуты волнообразно. Если они кривятся по мере роста, то значит — сначала поворачивали вниз, потом — вверх потянулись. А у некоторых волнообразность слева направо наблюдается, у некоторых — вообще наискось.

Еще обнаружилось, что мох, которым здесь покрыта почва, в тени кустов чуть светлее оттенком — совсем немного, без сверхочков и не разглядишь. На солнце зеленеет интенсивнее, больше хлорофилла вырабатывает, наверное, и получается, что в тени каждого куста образовалось пятно более светлого мха. Так вот, граница пятна — неодинаковая, в направлении против часовой стрелки относительно куста она размытая, а по часовой стрелке — четкая. Это в каком направлении тень движется? Зависит от того, как мох себя ведет — быстро темнеет на свету и медленно светлеет в тени, или наоборот. Поскольку размытость смещена внутрь тени, то скорее первое, тогда тень движется против часовой стрелки, а Михаил находится в южном полушарии планеты.

А медленное движение солнца по небу объясняет надпись насчет сумерек на потолке в последнем зале — сумеречными иногда называют планеты, которые повернуты к светилу только одной стороной. Любая планета замедляет вращение вокруг своей оси из-за приливных сил, и дело идет к тому, чтобы она стала сумеречной. У этой, на которой стоит Михаил с мешком, дело зашло далеко. Значит, день будет длинным. Опасность с неба грозит днем, когда же еще, но надежда, что можно будет днем прятаться а ночью идти, оказалась ложной надеждой. Это плохо.

Михаил углубился в кусты. Густые они на дне ямы, почти непролазные. Зато обнаружил воду — сначала вроде как большую лужу, из которой повсюду торчали все те же кусты, потом — ручеек, который лужу наполнял, а потом — родничок, который питал ручеек. Если верить чутью, воду пить можно. Хотя есть смысл в том, чтобы предварительно прокипятить — условия нецивилизованные, желудочное расстройство может быть смертельно опасным. Также, как аллергия, простуда, натертые ноги. Хорошо, что аппендицит у Михаила вырезан.

Кроме того, нашелся гральп — очень характерная форма листьев. Правда, плодов не росло, только зерна, видимо этот гральп — то ли одичавший, то ли предок культурной разновидности гральпа в мире Тарст. Все равно — удача, Михаил набрал зрелых зерен, развел костер и сварил гральповую кашу. С солью и специями получилось даже вкусно.

От того, что мире будущих сумерек можно найти пропитание, сразу полегчало. Лаз далеко, оставшихся консервов до него не хватит ни при каких обстоятельствах.

В кустах водилась кое-какая мелкая живность, в основном — насекомые. Нормальные такие, шестиногие, с усиками и крыльями, хотя бы рудиментарными. Некоторые ползали, некоторые летали, в луже плавали какие-то жуки. Съедобные насекомые бывают, но этих есть не хотелось — трудно сказать, брезгливость мешает, или чутье. С пищей всегда трудно сказать. Еще были какие-то слизни с ножками, кажется съедобные, но… слизни.

А еще в яме отсутствовала угроза с неба. Побольше бы таких ям…

Запив кашу водой из фляги, Михаил сгреб кучу листьев и улегся на ней спать. Глаза прикрыл куском ткани — солнечный свет мешал.

Спал без снов, проснувшись, отправился дальше. Бегом, поглядывая с подозрением на небо. Но в этот день тоже никто с неба не напал.

Зато удалось установить связь с Никой — слабенькая, едва заметная. Слабее, чем в даже в Обитаемом Пространстве, Никины ощущения «не ловятся» вообще, только присутствие. Это получается, что Михаил «удалился» от Ники. А надеялся попасть Приграничье…

Успокоил себя тем, что прямые пути не обязательно короткие. Во всяком случае — попытался успокоить, однако прорвалась мысль, что это не Михаил удалился от Планеты Земля, а Ника пролезла куда-то, что оказалась «далеко». Куда, спрашивается? Тоже в блуждающий лаз попала? Тогда совсем плохо, тогда уже и шансы Михаила вернуться в родной мир падают… нет, подобные мысли нужно гнать.

Добежал до еще одной ямы. Эта была поглубже, пообширнее, на дне — не лужа, озерцо. И гральповые деревья есть, но зерна кто-то пообъедал. Облазив все кусты, Михаил набрал все же немного зрелых зерен, хватило на полкотелка каши. Зато нашел подходящее деревце и вырезал хорошую крепкую палку, поработал над ней ножом, чтобы добиться хорошего баланса, заострил концы. Вооружился дополнительно, кто-то скажет — глупо таскаться с палкой, если есть самострел и нож, но лучше быть слишком вооруженным, чем недостаточно вооруженным. Еще вскипятил воды, наполнил флягу.

Не хотелось покидать безопасную яму, но не сидеть же в ней до бесконечности. Побежал дальше, все оглядываясь на небо. Время от времени вспугивал каких-то быстрых существ не больше крысы. Членистоногих, ни на что земное не похожих, и к насекомым они явно не относились. Может — к паукам или скорпионам.

И через десяток километров заметил в небе точку — где-то на горизонте, совсем маленькая. Но — резануло опасностью, заставило упасть и замереть неподвижно. В ужасе.

Благодаря очкам удалось точку рассмотреть поближе. Да, летающая тварь, хищная, потому что когтистая и клыкастая. Вроде бы зверь, млекопитающее, судя по короткой бурой шерсти и острым ушам, похожим на кошачьи, хотя голова скорее как у ласки. Из-за ушей пришло на ум название «крылатый кот». Однако, если Михаил честно заработал свою четверку по школьному курсу биологии, у млекопитающих четыре конечности, а у этого крылатого кота — восемь, четыре когтистых лапы и четыре крыла. Передние крылья — большие, достаточно подвижные, но тварь ими не размахивает, только планирует. Зато задние маленькие крылья могут трепетать, как у колибри, видать — тягу создают, как винт у самолета. Такой себе живой самолетик с изменяемой геометрией крыла. С когтями и клыками. Когда тварь открыла рот, Михаил разглядел, что ее зубы могут двигаться в деснах, как змеиные. И был у твари плоский хвост, тоже форму менял.

А летала тварь ловко — могла зависать на месте, даже хвостом вперед передвигалась. Могла молниеносно набрать скорость, резко поворачивала в любом направлении, мгновенно останавливалась.

А Михаил все лежал и смотрел. Во время быстрых рывков крылатый кот ускользал из поля зрения, Михаил уменьшал увеличение очков, находил кота, снова приближал. Других занятий не было. Ну, разве что еще от страха изнывать. Казалось бы, один единственный крылатый кот не крупнее обычной домашней кошки должен сам боятся Михаила. Михаил же больше! Тем не менее, кот внушает даже не страх — ужас. Иррациональный какой-то, как перед змеями.

Гри обучала Михаила подолгу сохранять неподвижность, затаиваться, даже поила специальными снадобьями. Но — то ли утратились навыки, то ли с самого начала недоучился. Туго приходилось. Сперва просто скучно и страшно — странное сочетание, не думал сам о себе, что на такое способен. Потом начало чесаться в нескольких местах сразу. Потом стала неметь спина под тяжестью мешка, потом — ноги и руки. В то же время, понимал, чуял — двигаться смертельно опасно. Неужели крылатый кот способен заметить движение с такого расстояния? Лучше не проверять. Страшно. И так лежит посреди открытого поля, и совершенно не чувствует себя… спрятанным. А вдруг у крылатого кота и тепловое зрение есть?

В конце концов, тварь, изогнув назад крылья, свернув хвост трубочкой и прижав уши, молнией ринулась вниз. И почти сразу взлетела, сжимая в когтях мелкую членистоногую зверушку. И улетела, скрылась за горизонтом.

Наконец можно встать, размять все, что затекло. А если бы крылатый кот заметил Михаила, как отбиваться с онемевшими руками и ногами? На самострел надежды мало — в такую маневренную мишень одиночным шариком не попадешь.

Побежал дальше. И, пробежав с пяток километров, увидел еще одну точку в небе. В этот раз затаился удачнее — скинул мешок и улегся на спине. Сколько пролежал — неизвестно. Может пять минут, может пять часов. Время может очень странно себя вести. Небо рассматривал, даже боялся повернуть голову, чтобы глянуть на летающего кота. Звездами любовался. Под конец обнаружил, что смотреть, не поворачивая головы все-таки можно — просто надо мысленно «попросить» очки-яасен, и они высветят «вид сбоку». На дужках очков тоже есть бусинки объективов, правда, кратность увеличения маловата, и четкость изображения не та. А еще оказалось, что можно увидеть даже то, что сзади.

Поэкспериментировав с мысленными командами, Михаил настроил очки таким образом, чтобы получился широкий обзор, а тому что впереди, очки сами обеспечивало максимальную четкость и детальность. Тут и крылатый кот улетел.

Облегчения не было. Потому что будут еще крылатые коты, опять придется лежать неподвижно, бояться, нервничать, здоровье тратить.

Прибежал к еще одной яме. Обширная, в середине — приличных размеров озеро, ручьев обнаружилось целых три. И гральпа много, и никто его не объедал. Надо было выяснить, что за существа ели гральповые зерна в прошлой яме — вдруг зверушки съедобны?

Наелся каши, долил кипяченой воды во флягу, выспался. Дальше бежать не хотелось. А что делать? Побежал.

И скоро снова пришлось падать и замирать, напряженно наблюдая за точкой над горизонтом. В этот раз — недолго, крылатый кот быстро поймал членистоногое и улетел. Михаил не успел соскучиться.

А через пару километров увидел целую стаю крылатых котов, штук пятьдесят. Упал и замер вовремя, да и коты не слишком долго маячили — летели быстро и целеустремленно, скоро скрылись за горизонтом. Но — стая, против стаи и Геракл бессилен. Стало понятно, почему твари так пугают, и страх усилился, никогда Михаил не испытывал такого ужаса. Почувствовал себя маленьким, беспомощным, жалким, как муха с оторванными крыльями, как червяк на асфальте. Хотелось стать еще меньше, сжаться, спрятаться хоть куда-то, слиться со степью. И еще — обреченность появилась, прямо таки уверенность, что крылатые коты рано или поздно заметят. Прямо таки ужас падающего в пропасть.

Не сразу заставил себя встать и бежать дальше. Но больше точек на небе не появлялось, наверное, все крылатые коты улетели в той стае. Хорошо бы…

Наконец, достиг следующей ямы. Тоже большая, богатая необъеденным гральпом. Может — здесь остаться, переждать месяц-другой? Дождаться местной ночи — она, вроде бы, скоро, солнце, вон, перевалило зенит, если правильно угадал, куда оно движется. А там, глядишь, и крылатые коты улетят… в теплые края.

Посидел, послушал чутье. И вынужден был признать, что ждать — плохая идея. Хотя бы потому, что ночи здесь холодные. И не факт, что крылатых котов ночью не будет, может они впадают в спячку, а может — продолжают охотиться, как земные волки, лисы, тигры. В спячку впадают медведи, предварительно нагуляв жира, а летающим существам, тем более — хищникам, жиреть нежелательно по понятным причинам.

Не хотелось бежать дальше, страшно было. Однако где-то впереди слабым маячком мелькала безопасность, вернее — надежда на безопасность. Связанная с людьми. Нет, надо бежать. Страшно, даже жутко, но надо.

Решился, побежал. И где-то через пару километров появилась на небе точка.

Упал, замер. Однако, то ли потерял сноровку от нервов, то ли везение кончилось — крылатый кот заметил Михаила, устремился прямо к нему. Быстро, очень.

Как-то сразу полегчало — так бывает, когда произойдет то, чего больше всего боишься. Да и кот всего один, не стая.

Михаил ожидал, что тварь кинется в атаку, рассчитывал подпустить поближе и сбить из самострела. Даже если будет при атаке маневрировать, чутье поможет прицелиться, помогало уже, и не раз.

Но крылатый кот не стал атаковать, заметался беспорядочно на приличной высоте и в отдалении. С характерным звуком от трепыхания крыльев — вибрирующий полувой-полушерох. Испугалась чего-то — самострела? Знакома, стало быть, со стрелковым оружием? Или просто боится нападать на крупную жертву в одиночку?

Хотел все же выстрелить, мог даже попасть, чутье подсказывало, когда тянуть за спусковой крючок. Не рискнул. Оружие однозарядное, слишком опасно промахиваться.

И крылатый кот улетел. Неужели всё? Всего-навсего, прилетел, посмотрел и улетел. И чего было бояться?

Так что, можно успокоиться и бежать дальше? Вместо этого Михаил испугался и побежал обратно к безопасной яме — понял чутьем и умом, что крылатый кот полетел за подмогой. Друзей приведет. Все-таки надо было стрелять…

Тварь, кажется, даже не скрывалась за горизонтом, но появились в небе уже четыре точки. Всего четыре, не стая. Пока что не стая. Затаиваться бессмысленно, а убежать — ноль шансов. Значит — драться.

Остановился, сбросил мешок, перехватил палку.

Атаковали грамотно, с разных сторон. Один спереди, двое со спины, один сверху.

Но Михаил был готов. Он вошел в особое боевое состояние, когда, буквально, замедляется время, и коты потеряли свое главное преимущество — скорость.

Атаку со спины почуял, увернулся — коты едва не столкнулись в воздухе друг с другом. А Михаил, ловко перемещаясь, нанес три молниеносных удара палкой, целясь в передние большие крылья. Три раза услышал хруст костей. Получил удовольствие.

Четвертого кота достать не удалось — удрал, ушел вверх короткой свечкой и рванул в сторону. Подмогу звать, а то вчетвером не управились. Михаил выстрелил вслед из самострела — может и попал, кот дернулся на лету. Но не упал, превратился в точку на небесной сини. Быстро ведь летает, так что выпущенный вдогонку шарик мог и не нанести повреждений. Или ранил несерьезно.

Снова накатил ужас перед стаей, и Михаил, не подбирая мешок, рванул к яме. При этом в голове вертелись дурацкие сомнения — бросать или не бросать палку и самострел? Не бросил, пожадничал.

Почти успел, меньше ста метров оставалось, когда возникло на небе облачко черных точек. Стая. Штук двадцать котов.

Михаил прибавил. Метров тридцать до ямы, но стая, которая вот только что была где-то на горизонте, оказалась над головой. И ринулась в атаку, опять со всех сторон. Спереди, сзади, с боков, сверху. Плотным строем, не увернешься.

Подобный способ атаки — со всех сторон — и человеческие стаи практикуют. Шансов у жертвы нет. Почти. Однако Гри в свое время старалась подготовить Михаила ко всему, в том числе — защищаться от человеческой стаи. Несколько есть способов разной эффективности в разных ситуациях, общая идея — выйти из плоскости, например пойти одному из нападающих в ноги, вывернуться таким образом из окружения, а там — по обстановке, бежать или драться.

Михаил нырком бросился на мох, перекатился, отмахнувшись палкой — даже сбил одного кота, того, который в полуметре от лица проносился. Крыло ему сломал. И, лежа на спине, закрутил палку перед собой, отпугивая. Удалось- не атаковали твари. Беспорядочно шныряли прямо над Михаилом, но не нападали.

Благодаря обеспеченному очками широкому обзору, увидел, как только что сбитого крылатого кота разорвали собратья. Буквально — разорвали, набросились не то впятером, не то вдесятером на обреченно сжавшуюся жертву и через каких-то пару секунд взмыли, унося в когтях окровавленные куски… Нет, блевать сейчас не время. Потом как-нибудь.

И что теперь? Патовая ситуация. Ползти разве что. И пополз, отталкиваясь ногами. Медленно, неуклюже. Головой вперед — как на свет рождаются.

Еще и штаны сползают. Но — приближается к вожделенной яме!

Твари поняли, что жертва может уйти, заволновались, зашныряли в два раза чаще. Некоторые намеревались атаковать — чутье предупреждало, выставлял на пути атаки палку, или отмахивался. Твари нападать передумывали.

Что-то их маловато было, не то шесть не то семь, где остальные? Где-то сзади. Наверное, брошенный мешок потрошат.

Один крылатый кот все же напал со стороны ног, и Михаил с чувством и удовольствием резко лягнул его в морду. Кот аж рухнул на спину, но быстро очухался и взлетел. Вовремя взлетел, а то другие коты проявили к нему явственный гастрономический интерес. Жаль. Пусть бы крылатые коты друг друга сожрали… можно прямо сейчас.

Так медленно, отмахиваясь палкой, в диком нервном напряжении, Михаил дополз до края ямы. Не до кустов — кусты ниже по склону. Улучив момент, когда ни один из котов не мог атаковать, быстро развернулся ногами по ходу движения — чтобы не скользить по склону вниз головой. И пополз дальше. Штаны, которые уже сползли до середины зада, оделись обратно, зато куртка задралась до лопаток. А мох не самый гладкий оказался, царапал голую спину.

До кустов пару метров. Но чутье подсказывает: коты, увидев, что жертва почти ушла, решатся на атаку. Массированную, все сразу навалятся, палка во врагах увязнет. Котов опять много — распотрошили уже мешок. Быстро они…

Михаил решился — резко вскочил на ноги и ринулся в кусты. Зигзагом, что оказалось очень правильным — мимо сразу три кота пролетели. Едва сами в кусты не врезались, едва успели взять выше.

А Михаил врезался от души, со всего маху. Сразу как можно глубже и ниже. Ободрал нос, руку, порвал рукав куртки — и был счастлив, потому что оказался в безопасности, чуял это. Тем не менее, заполз в кусты как можно дальше, пока почва не стала мокрой. Расположился на более-менее сухом месте, отдыхал, успокаивался.

В кустах действительно ничего не грозило, боятся крылатые коты кустов. Почему-то. Вряд ли дело только в том, что в кустах трудно летать — твари четвероногие, вполне способны атаковать и по земле, и с веток. Но — не атакуют. И слава высшим силам, если они есть.

Коты продолжали шнырять над головой, начали издавать странные звуки, похожие на мелодичные взрыкивания. До сих пор молчали, сейчас общаются.

Потом шнырять перестали. Улетели? Можно выходить на открытую местность? От одной этой мысли навалилась слабость во всем теле. Даже тихонько высовываться из кустов было страшно.

Михаил попытался со страхом бороться, дыхательную гимнастику делал. Да, угроза с неба оказалась очень серьезной, но нельзя аж настолько пугаться. Что же теперь, жить в этой яме?

Страх не проходил, и стало понятно, что не спроста он, чутье это. Твари не улетели, а затаились где-то, ждут. Надеются, что жертва вылезет из кустов. И сколько они будут ждать? Бесконечно?!

Чутье подсказало, что рано или поздно крылатые коты улетят. Только надо набраться терпения.

Михаил отдохнул, рискнул напиться из родника. Чем бы заняться? Решил сплести корзину.

Выискивая подходящий материал, попытался установить контакт с Никой. Не получалось, то есть — Ника снова прошла лазом. Хотел было расстроиться, но сообразил — радоваться надо, что она не «слышала» всей гаммы ощущений Михаила во время боя со стаей крылатых котов. Нечего Нику лишний раз расстраивать.

Поначалу хотел сплести корзину из прутьев, но почему-то редко попадались достаточно тонкие, на корзину не хватит. Обнаружилось, что у некоторых кустов липкий смолистый сок — взял на заметку, клей может пригодиться. Для чего-нибудь.

Так и не набрав прутьев, Михаил попробовал использовать кору. Одно из растений оказалось как раз таким, как надо — ветки достаточно толстые, кора сдиралась длинным полосками, достаточно прочными. Надрал полосок побольше, и засел за дело.

Получилась не совсем корзина — нечто вроде плоской и глубокой сумки. Даже приделал шлейку, сплетенную из коры потоньше. Немного кривовата корзина, но достаточно прочная. Только положить в нее пока что нечего. И в степь чутье не пускает — видимо, крылатые коты все еще сторожат.

Насобирал зерен в новую корзину — так, про запас, чтобы потом не возиться. Сейчас-то времени хватает, и даже лишнее оно, девать его некуда.

И все время донимали мысли — что делать дальше? Как по степи передвигаться? Сегодня повезло выжить в схватке со стаей крылатых котов, в следующий раз — опять повезет (может быть), а вдруг будут еще разы, много? Рано или поздно — подведет удача, отвернется. И Михаила съедят… Умирать страшно, очень, и — вот она, смерть, близко. А быть съеденным — еще и унизительно. Обидно, когда тебя считают пищей, а не личностью, носителем и собственником целого мира, пусть внутреннего. И становится совсем страшно.

Принимаясь не то в пятый, не то в десятый раз за дыхательные упражнения, Михаил понял, что нельзя так дальше бояться, чутью мешает. Все труднее и труднее разобраться, откуда страхи — от предчувствий, или просто от нервов. Нервы-то пострадали сегодня.

Попытался отнестись к ситуации философски. Ну крылатые хищники, ну кровожадные. Так они не виноваты в своей кровожадности, им иначе не выжить, в их нападениях нет ни садизма, ни агрессии, просто есть хотят. Крылатых котов можно понять и даже простить, а правильнее всего — воспринимать их как стихию, вроде ветра или холода. Природное явление, ненавидеть которое глупо.

Философские рассуждения помогли. Немного, но помогли. В частности, стало понятно, что страх вылезать из кустов внушает чутье. Почти наверняка…

Не придумав других занятий, завалился спать. Ничего не приснилось — слишком устал.

Глава 7

Проснулся очень голодный. И кашу не сваришь — котелок в мешке остался вместе с запасом консервов, несколькими белыми шоколадками из мира Тарст и двумя последними сухарями из мира Ду. Попробовал жевать сырые зерна, но они, если и уступали по твердости зубам, то совсем немного. Такую пищу крайне нежелательно употреблять вдалеке от стоматологических кабинетов.

Сорвал гроздь недозрелых зерен, но есть их не хотелось совершенно — это чутье предупреждает. Все же осторожно попробовал одно зернышко, и потом долго плевался — удивительно противный вкус.

Тяжело вздохнув, Михаил согласился есть слизней, но при условии, что не сырыми. А зажигалка-то в мешке осталась, сам, своими руками переложил из кармана, чтобы не упиралась, спать не мешала. Придется добывать огонь другим способом.

Нашел подходящий кусок сухого дерева, принялся его строгать. И тут раздался шорох крыльев. Ага, не выдержали!

Крылатые коты повисели в воздухе над ямой, как будто последний взгляд бросали. И ринулись туда, откуда пришли.

Можно выбираться? Не хочется, но — надо. Да и чутье говорит, что в данный момент степь безопасна, крылатые коты нескоро вернутся к яме.

Тем не менее, вышел на открытое пространство не сразу. Все решиться не мог.

Побежал, естественно, к тому месту, где бросил мешок, хотя самого мешка видно не было.

Добежал — и картина предстала во всем своем мрачном великолепии. И не жалко было крылатым котам силы тратить?

Сам мешок и теплую одежду превратили в ленточки и лоскутки, особенно досталось веревочной подкладке — ее, похоже, тщательно пережевали. Банки из-под тех консервов, что еще оставались, буквально вывернуты наизнанку, а пустые банки, которые так и не собрался выкинуть, здорово искорежены и, судя по всему, тоже разжеваны. Хотя скатанная в рулончик банка от фруктов уцелела, осталась скатанной, только парой царапин отделалась. Большая удача — котелок зачем-то разорвали на три части, а потом их безжалостно измяли и по нескольку раз дополнительно продырявили. Исчезли специи и соль, только обрывки мешочков остались, аптечка превращена в щепки, лекарства приведены в негодность. Глиняная фляга разбита, а костяная исчезла бесследно. Кроме того, начисто отсутствуют костяные накладки на рукояти топорика, костяные пуговицы и застежки, складной ножик из кости. Неужели все это съедено? Крылатые коты способны переварить сухую кость? Будем надеяться, что нет.

Нашел осколки от бутылочки с кокосовым маслом. Странно, не пахнут они кокосом — коты вылизали? Настолько тщательно? Тогда понятно, почему они банки жевали — тоже запах шел, хоть и слабый. А от веревочной подкладки пахло Михаилом.

Зажигалка раскурочена, фитиль изорван в конфетти, однако (опять повезло) уцелела стеклянная линза. Которую шесть миров назад у телре в поясе нашел.

Нашлись остатки мотка ниток — его погрызли, но в середине немного нити уцелело. Две костяные иголки, естественно, пропали с концами, однако нашлись обе металлические, только благодаря сверхочкам во мху разглядел. Правда, обе иголки сломаны, одна пополам, вторая ближе к острию.

Михаил ползал по мху, торопливо собирал найденное. Все подряд, некогда сортировать. Даже обрывки ткани не пропускал, в крайнем случае — за ветошь сойдет.

По поводу тряпок мелькнула какая-то мысль, но не успел на ней сосредоточиться — почудилась точка в небе. Да, почудилась — вжался в мох, вгляделся, а точки-то и нет на самом деле.

Тем не менее, начал нервничать. Схватил еще несколько лоскутков и побежал обратно к яме. По первоначальному плану собирался бежать дальше, но слишком крылатые коты пугали.

По дороге обдумал ситуацию. Надо что-то делать, что-то менять. Если продолжит путь в той же манере, вероятность не быть съеденным крылатыми котами присутствует, если верить чутью. Но вероятность сойти сума по дороге уверенно стремится к единице, уже сейчас точки в небе мерещатся.

Добежал. Аккуратно распрямил банку, развел костер с помощью линзы, поставил вариться гральп. Пока варилось, заточил обломок иглы об брусочек на ножнах, старательно зашил порванный рукав. «Пижаму» надо беречь.

Так что там была за мысль насчет тряпья? Можно его как-то использовать? Ну, во-первых, обмотать рукоятку топорика. Обмотал самым большим обрывком, промазывая клейким соком, положил на солнышке сушиться. Что еще можно с тряпьем делать? Сумку сшить? Есть уже корзина, зря ее, что ли, плел. И все имущество в корзине отлично умещается. Даже место остается. Разве что мешочек для запасе гральповых зерен соорудить, не все же им на дне корзины…

Нет, было что-то другое.

Каша подоспела. Без соли и специй не так вкусно, однако грех жаловаться.

Выскребая ножом последние зернышки — искореженные серебряные ложки из баночных крышек можно было разогнуть, но они в зубах у крылатых котов побывали, так что побрезговал — Михаил сумел таки восстановить хорошую мысль. И засел за работу, принялся сшивать между собой лоскутки и ленточки.

Шил добросовестно, неторопливо. Долго возился — три раза кашу варил, один раз спал. То есть — как минимум земные сутки потратил. Хорошо бы — не зря.

Получилось нечто среднее между дырявым лоскутным одеялом скучной расцветки и маскировочной сеткой. То, что надо. Хотя и самое уродливое изделие Михаила за всю его жизнь.

Осторожно выбравшись из кустов, набрал охапку мха, вернулся, и принялся промазывать свое изделие клейким соком, присыпал растертым мхом, прижимал, чтобы приклеилось. Часть мха осыпалась, но ткань он покрывал без пробелов. Если с пробелами — еще раз промазывал и приклеивал.

Выложил изделие сушиться, приготовил еще каши. А когда доел — рискнул сварить и съесть парочку слизней. Они были жесткие и безвкусные, или брезгливость мешала объективности, однако хоть какое-то разнообразие в меню.

Критически осмотрел изделие. Неужели сработает? Чутье подсказало, что да.

Вышел в степь, расстелил изделие — его можно назвать маскировочным плащом, посмотрел. Надо же, без очков с пяти шагов почти не видно, с десяти не видно совсем. В очках — выделяется ясно и четко, однако крылатые коты не носят очков.

Но это если расстелить, а если накрыть им что-нибудь? Накрыл пучок прутьев. Да, неровность заметна, однако не очень, шагов с двадцати вполне не выделяется на фоне степи.

И все равно надо проверить. Михаил сел на мох, стал ждать. Черт его знает, сколько ждал, часы. Устал, соскучился и извелся. Зато пришла в голову мысль сшить верх плаща так, чтобы получился капюшон, а еще пришил пуговицу, чтобы на груди застегивать — уцелела одна деревянная.

Не дождался, пошел варить кашу и спать. В этот раз рискнул сварить слизней вместе с гральпом, только переварил, они совсем жесткие оказались. Подошвы делать можно, так что повыплевывал слизней. Надо было их уже под конец в кашу бросать.

Выспался, позавтракал. В этот раз бросил слизней в банку, когда каша была почти готова, достаточно мягкие получились. И опять вышел в степь крылатых котов высматривать. Долго ждал, два раза успел соскучиться.

Наконец — появилась на небе черная точка. Наконец-то. Надо же, как все меняется — еще недавно Михаил и представить себе не мог, что может захотеть встречи с крылатым котом.

Встал, приготовился. Посоветовался с чутьем — оно рекомендовало либо прятаться в кусты, либо падать и накрываться плащом. И то, и то поможет с гарантией. А точка так и продолжала кружить где-то на грани видимости. Не обращал крылатый кот внимания на человека, Михаил даже почувствовал себя оскорбленным. Принялся прыгать, руками размахивать — и кот его заметил, ринулся по прямой.

Михаил лег на спину, накрылся плащом. В руках держал палку и самострел — так, на всякий случай, опасности со стороны кота не было совсем.

Едва Михаил спрятался, кот полетел неувереннее — сбавил скорость, отклонялся от курса то влево, то вправо. Промахнулся мимо добычи метров на тридцать. Принялся метаться, зависал на пару секунд, несся дальше. Дважды почти над головой застывал — не заметил.

А Михаил чувствовал себя совершенно спокойно. И миллиграмма страха не было.

Может, откинуть плащ? От этой мысли немедленно сковало ужасом. Даже моргать трудно, пришлось сделать над собой усилие, чтобы расслабиться. Чутье не дремлет. А вот против неторопливого ползанья под защитой плаща чутье не возражало, только когда крылатый кот над головой желательно замереть. Попробовал — получилось, не замечал хищник жертву.

Кот пошнырял минут пятнадцать-двадцать и разочарованно улетел. А Михаил настолько обнаглел и расхрабрился, что откинул плащ и направился в кусты еще до того, как крылатый кот скрылся за горизонтом. Кот не заметил. Или решил не обращать внимания на добычу, которая уже один раз исчезла из-под носа.

Михаил еще на некоторое время задержался в гостеприимной яме — подравнял банку, приделал ей дужку от котелка, а то выставлять банку на угли оказалось не слишком удобно, вырезал для нее пробку из дерева — заткнет, чтобы воду носить, фляги-то нет.

Потренировался быстро накрываться плащом. Сначала хотел бежать, навесив плащ на себя, чтобы за спиной развевался, как у суперменов всяких, но ветер попутный, а плащ длинный, в ногах путаться будет. Потому сумел пристроить плащ свернутым на спине так, чтобы можно было быстро развернуть.

Искупался, простирнул одежду, дождался, пока высохнет.

И отправился дальше. Спокойно и уверенно.

До следующей ямы крылатых котов не встретилось. После нее — увидел одного, затаился, переждал. Скучновато было, раньше хоть страх перед котами немного развлекал. Зато сейчас необязательно сохранять полную неподвижность — можно чесаться, устраиваться поудобнее.

Так и продолжалось, бежал от ямы к яме. Расстояние было неодинаковым, так что в одних ямах устраивал длинные привалы, отсыпался, в других — только варил кашу, съедал и бежал дальше. Научился варить зерна так, чтобы каша была рассыпчатой, подсушивал ее на солнце и получал таким способом сухие, но достаточно мягкие зерна, которые насыпал в карман, чтобы на ходу перекусывать. Гастрит от нерегулярного питания никому не нужен.

Осмелел до такой степени, что уже не маскировался, когда видел в небе точки, прятался под плащом, только если крылатые коты замечали. Один раз завалился спать не в яме, а посреди степи. Естественно, накрывшись плащом.

Приоткрылась тайна неизнашиваемости каменнодеревской одежды — на одном из привалов обнаружил, что нить, которой зашивал порванный рукав, местами не проходит сквозь ткань, а свисает петлями, присмотрелся — нить как будто вытеснена из ткани. Посмотрел еще внимательнее — края прорехи… срослись! Осторожно вытянул остатки нити. От шва оставался след, но и он со временем исчез. Чудеса.

Где-то после десятого большого привала Михаил обнаружил людей. Сперва увидел дым — прозрачная, почти незаметная струйка. А дыма без огня не бывает, а огня — без людей. Побежал смотреть, что горит и кто жжет, хотя чутье почему-то предупредило, что лучше не связываться. Чутью надо верить, но оставалась глубоко в душе глупая надежда, что люди тут живут более-менее нормальные. Близкое общение с крылатыми котами неплохо помогает от мизантропии, а чутье пусть лучше поможет договориться с местными жителями, чем убеждает не связываться.

Заметил неровность на горизонте, присмотрелся, используя всю мощь очков — это была самая верхушка какого-то строения, многоскатная крыша. Точно, это люди. Наверное, довольно крупный населенный пункт, раз в нем высокие строения. Едва не рванул со всех ног, но — нельзя, чутье предупреждает. Безопаснее всего будет оббежать селение по большому кругу, чтобы не заметили, однако… вдруг — можно договориться?! Надоела пресная каша со слизнями, в нормальной постели спал последний раз аж в мире Тарст, а уж по общению истосковался… Эдак и человеческий язык забыть можно, совсем одичать.

Потому решил осторожно подкрасться, посмотреть. Хотя бы попробовать выяснить, почему с местными лучше не связываться.

Двинулся вперед неторопливо. Всматривался. И скоро в сторонке от верхушки башни увидел еще кое-что — цвет степи изменился. Распахано? Может быть.

На пути очень кстати оказалась большая яма, Михаил, поддавшись чутью, накрылся плащом и полз, пока ямы не достиг. Да, здесь есть люди — в яме многие кусты вырублены, а роднички — облагорожены, выложены камешками. Самих людей в яме сейчас не было, это, пожалуй, хорошо.

Выбрался на противоположный склон, присмотрелся. Люди. Но общаться с ними не хочется.

Люди, выстроившись цепочкой наискосок от Михаила, вскапывали землю узкими шестизубыми вилами. Одетые в синее мужчины, все бритоголовые, они двигались с абсолютной синхронностью. Не просто одновременно втыкали вилы в землю и переворачивали пласты почвы — движения были совершенно одинаковые. Приходит мысль даже не о танце или групповой отработке боевых приемов, нет, что-то в этом было механическое. Нечеловеческое.

Люди не выглядели тупыми машинами для копания, их лица казались спокойными, умиротворенными. Задумчивыми. Но синхронность эта… они даже моргали одновременно! Хотя лица разные, и по росту люди отличались, и по сложению.

Михаил наблюдал за копателями не меньше часа. Потом они закончили копать, одновременно перехватили вилы и пошли колонной по направлению к башне. Не строевым шагом, обычным, но… Подобную синхронность не во всяком балете увидишь. Как они дошли до жизни такой? Может, у них один разум на всех, или еще что-то в этом роде? В лбом случае, лучше с ними не связываться. Михаилу не по пути с теми, кто ходит строем и в ногу. А как они от крылатых котов защищаются? А вдруг — никак? Вдруг, десять съеденных копателей для местных — небольшая потеря? Уже одного этого предположения достаточно, чтобы к селению не приближаться.

Побежал дальше. Еще через несколько больших привалов обнаружил крупное брошенное селение, настоящий город. Сначала увидел неровность над горизонтом, всмотрелся через сверхочки-яасен — вроде бы строения. Точнее — жилища, нечто вроде вытянутых куполов разного размера с окошками. Расположены концентрически от середины селения, хотя строгой геометрии нет.

В этот раз чутье ничего не говорило об опасности. Говорило другое — ничего полезного Михаил в селении не найдет. Посмотреть, разве что.

По мере приближения убедился, селение брошенное — не видно ни людей или животных, ни дыма, ни какого-нибудь развешенного для просушки белья или чего-то в этом роде.

Добежал, прошелся по заросшей мхом пустой улице. Дома каменные, выглядят хорошими, добротными. А людей нет и следа. Даже мусора нигде не валяется. В окошках нет ни стекол, ни ставень, в дверных проемах — дверей или занавесей. Заходил в дома — по нескольку комнат в каждом, и все — совершенно пустые. Ни мебели, ни утвари, даже гвоздей в стенах нет.

Ну ладно, город брошенный. Либо горожане переселились в другое место, получше, либо селение было очень тщательно разграблено. Не суть важно.

Гораздо больший интерес вызывает уровень здешней цивилизации. Как у них тут с самолетами, есть они, или нету их? Пока что признаков высокой технологии не наблюдалось. Вообще-то любых признаков маловато, очень трудно сказать, до чего тут техника с наукой дошли. Камни в стенах ровные, скреплены однородным раствором, но пойди разбери, машинами камни отесывали или вручную, и раствор может быть чем угодно — от простой окаменевшей на солнце глины, до биотехнологического суперклея. Или нанотехнологического. Крыши тоже каменные, сводом, хотя гораздо логичнее кажется крыть дома специально для этого предназначенным материалом. И о чем это говорит? Михаилу ни о чем не говорило, архитектурных знаний не доставало.

Нашел втоптанный в мох осколок цилиндрического сосуда — стакана или бутылки. Фабричное было изделие? Может да, а может нет — земное человечество научилось делать стаканы гораздо раньше, чем самолеты. И не только земное.

Удача ждала в одном из строений, где, по всей вероятности располагалась мастерская или кузница. Каменный пол в комнате был замусорен ржавой трухой, а кроме трухи — металлической стружкой. Белой и блестящей, в форме аккуратных спиралек, то есть — токарный станок работал. Или сверлильный.

Не факт, что станок был сложный, может это вообще каким-то примитивным коловоротом работали, однако стружка совершенно не тронута ржавчиной. Алюминий? Или серебро?

Вынес одну из стружек на свет, стал сравнивать с банкой-котелком. Оттенки разные. А еще видно, что поверхность стружки покрыта очень тонким слоем белого окисла — почти наверняка это алюминий. Для производства которого нужна целая индустрия… на Планете Земля. В этом мире может быть по-другому — может им самородный алюминий девать некуда.

Михаил вернулся в мастерскую и, порывшись в трухе, довольно быстро нашел очень интересный объект — косичку из изолированных проводов. Обыкновенные изолированные провода, синий, зеленый и белый, многожильные. А жилки — медные. Таким образом, можно смело делать вывод, что в мире будущих сумерек знают электричество и пользуются им. Иначе — зачем провода? Нет, горожане могли использовать косичку как угодно, да хоть в качестве розги, но изначальная цель изготовления многожильного изолированного провода может быть только одна, электрическая. Ничего другого в голову не приходит, хоть мозги напополам сломай. А материал изоляции — тягучий, больше похожий не резину, чем на пластмассу — почти наверняка синтетический. Хотя бы потому, что провода разного цвета.

Михаил еще немного полазил по брошенным домам, больше ничего интересного не обнаружил. Побежал дальше.

В следующей яме не нашлось зрелого гральпа, пришлось ограничиться слизнями. Наверное, поэтому Михаил стал внимательнее присматриваться к мелким членистоногим существам, которые разбегались от него по мху. Вдруг — съедобные?

Однако, чтобы на них охотиться, нужно быть крылатым котом. Или снайперская винтовка нужна — существа замечали Михаила задолго до того, как он приближался на расстояние выстрела из самострела, и убегали.

Однако повезло разглядеть с большого расстояние крупное членистоногое. Не такой формы, как мелкие — длинное, похожее на лангуста. Даже массивный хвост есть, хотя голова слишком для мангуста плоская и без усов.

Михаил, чувствуя определенную неуверенность, побежал к членистоногому, но спугнул — существо заметило приближение человека еще метров за пятьсот, метнулось в сторону и скрылось в норе. Чутье подсказало, что караулить возле норы бесполезно.

А норы стали встречаться довольно часто, были и другие следы активности крупных членистоногих — разрытый до самого песка мох.

Заметив следующее крупное членистоногое, Михаил прислушался к чутью очень внимательно. И устроил засаду — чутье подсказало, где, точнее — какой дорогой поползет членистоногое. Михаил оббежал существо по кругу в километр радиусом, приготовил самострел, залег на мху, накрылся плащом и набрался терпения.

Ждать пришлось долго, развлекался тем, что считал про себя секунды: «Двести двадцать один, двести двадцать два, двести двадцать три», — как судьи в баскетболе считают. В общей сложности насчиталось около двух с половиной часов. И не зря ждал — членистоногое выползло фактически прямо на охотника, метрах в десяти оказалось. Да еще остановилось, ковыряясь во мху — можно тщательно прицелиться.

Чутье подсказало, куда стрелять — в место, где «хвост» соединяется с «черепом». Вдохнул, выдохнул, вдохнул наполовину, задержал дыхание. Прицелился и в тот момент, когда был точно уверен, что попадет, нажал спуск. И не промахнулся.

Добычу разделывал в ближайшей яме. А панцирь крепкий оказался, нож его резал с трудом. Пришлось проявить смекалку, чтобы снять пластины одну за другой.

А свинцовый шарик в плоти существа не просто расплющился, он превратился в нечто, по форме похожее на смятый цветок розы. Странно, никогда о подобном не слышал. Может, в этом мире свойства свинца изменились? Выбрасывать искореженную пулю не стал — может, удастся переплавить в шарик.

Мяса у членистоногого было много, не меньше двух килограммов. Серое, с розовыми прожилками, но когда обжарил его над углями — побелело. И запах дало аппетитный.

Михаил долго убеждал себя, что добыча — скорее ракообразное, чем насекомое или паук. Убедил, попробовал. Действительно напоминает краба или креветку, вкусно, только соли не хватает.

Не зная, как сохранить мясо, чтобы не протухло, съел все. Так натоптался, что едва мог дышать.

А панцирь на солнце быстро высох, почти ничем не пах. Михаил решил его сохранить — обвязал пластины полоской из коры, повесил на палку, раз все равно ее с собой тащит. Чутье подсказывало, что панцирь может зачем-то пригодиться.

Продолжил путь, высматривая еще крупных членистоногих. Не встретилось до следующей ямы. И там не нашлось ни гральпа, ни слизней, сварил пресную кашу из запаса зерен. А если и дальше по пути гральп не растет? Надо было побольше запас сделать. А еще неизвестно, как в гральпе и слизнях с витаминами, вдруг — не хватает?

Постарался прислушаться к чутью насчет опасностей голода и цинги. Вроде бы не очень грозит — и гральп еще найдется, и слизни, и будут еще попадаться крупные членистоногие. Конечно, если наедаться так, как в этот раз, то рано или поздно сердце не выдержит или желудок лопнет, но можно ведь и не жадничать. Главное, чтобы охотничье счастье не подвело. Еще шариков для самострела маловато, надо будет действительно переплавкой заняться, или круглые камешки попробовать.

В общем, голод не грозит. Не говоря уже о том, что возможна какая-то серьезная перемена, в ближайшее время. Не обязательна, но возможна.

Снова побежал степью, смотрел по сторонам внимательно, добычу искал.

Увидел членистоногое — довольно далеко, с пять километров.

Побежал наперерез, занял позицию, накрывшись плащом. Стал ждать, отсчитывая секунды. Чуял, что добыча приближается, даже видел ее. Но — не сложилось. Вернее — не понадобилось.

На небе появилась черная точка. Далеко на горизонте. Случайно попала в поле зрения, когда устраивался поудобнее. Поначалу вообще не хотел внимание обращать — и так под плащом прячется, но что-то заставило всмотреться. Нет, это не крылатый кот — слишком медленно и плавно двигается. Приблизил точку с помощью сверхочков, и дернулся всем телом — это был самолет. Маленький, пестро раскрашенный с причудливо изогнутыми длинными крыльями, с прозрачным пузырем кабины, из которой торчит вперед тонкий стержень. Мотор установлен на обтекаемой стойке вверху, над фюзеляжем, сложной формы трехлопастной винт не вращается, то есть самолетик сейчас планирует.

Сразу захотелось вскочить и бежать. Сдержался, прислушался к ощущениям — все нормально, опасности от самолетика не исходит. И бросил сдержанность, отпустил тормоза. Отшвырнул плащ, вскочил, побежал с сторону самолетика, размахивая руками.

Как же, заметят его. Чтобы на таком расстоянии различить не слишком ярко одетого человека, нужны сверхочки или что-то аналогичное. А Михаил еще и кричал, что вовсе глупо.

Тем не менее — заметили! Самолетик лег на крыло, повернул, выровнялся, и летел уже прямо на Михаила. Заметили, ошибки быть не может!

Михаил успокоился, вернулся к своим вещам, посекундно оглядываясь. Всмотрелся в самолетик. Пришлось опять звать на помощь дыхательную гимнастику, хотя ничего сверхособенного не увидел. Просто по людям истосковался, по общению. Не приспособлен для одиночества.

Разглядел сквозь стекло кабины двух человек — пестро одетые парень и девушка, рядом сидят. Парень явно управляет самолетом, а со стороны девушки торчит сквозь стекло через гибкий, гармошкой, переходник тот самый стержень, точнее — трубка. А может — ствол? Точно, оружие, вон, даже оптический прицел есть, причем — большой. Мощный, наверное. И приклад можно разглядеть — похожий на те, что у земных снайперских винтовок встречаются. Но направлено ружье не на Михаила, девушка даже придерживает его, чтобы случайно в человека не прицелиться. И — важнейший момент — оба человека в очках, похожих на то, во что превратился яасен. Не точно такие же, чуть отличаются и от Михаиловых, и между собой, но очень похожи — тоже, между прочим, признак высокой технологии, как и самолет.

Самолетик долетел за минуту, не больше. Плавно снизился, коснулся мха широкими колесами, с шорохом прокатился с десяток метров, замер.

Тут же открылись — сдвинулись вверх — двери по обеим сторонам кабины, из одной резво выскочил парень, из другой выбралась девушка — медленнее парня, но с привычной сноровкой. Направились к Михаилу, он — навстречу.

Хотя очки закрывали половину лица парня, да еще верхнюю, самую выразительную, по оставшейся половине видно, что оно светится любопытством. А девушка — спокойна.

Одежда у обеих — не мешковатая, но и не стесняющая движений — очень пестрой расцветки, красно-сине-желтая, чтобы издалека видно было. Спасатели? Лица загорелые и обветренные, длинные выгоревшие волосы собраны в хвосты на затылках. На ногах — простые шлепанцы, к правым голеням пристегнуты большие ножи в ножнах. Производят впечатление опытных бродяг, а не изнеженных горожан. Парень кажется человеком веселым, добродушным, отзывчивым, хотя способен ответить оскорблением на оскорбление или ударом на удар. Девушка — спокойная и уравновешенная во всех ситуациях, кроме секса — как любовница она весьма горяча, вот с этим самым парнем совсем недавно… а потом — очень вкусно покушали.

А откуда это Михаил так много сразу узнал про людей, впервые увиденных? Неужели дело в очках?! В том, что они чутье усиливают?

Торопливо стянул очки. Да, пропало впечатление, парень и девушка выглядят обыкновенно, средней невзрачности. А ведь какие яркие личности… или все личности на самом деле яркие, просто без сверхочков этого не видно? Надо будет обязательно проверить.

А вдруг очки не только перед теми, у кого есть чутье пролазника, раскрывают сущность других людей, а вообще перед всеми, кто через очки смотрит? Тогда эти двое знают о Михаиле… все. Неуютная мысль, хуже чем голым оказаться. Даже спрятаться захотелось.

Впрочем, если сврехочки в мире будущих сумерек — нормальное явление, то эти двое уже на чужие души насмотрелись, и Михаил особого интереса не представляет на общем фоне. Можно надеяться. И хочется верить.

Сошлись на расстояние в пять шагов, остановились, парень и девушка сняли очки — правила местной вежливости, как бы знак доверия? Не исключено.

Сейчас начнутся проблемы с коммуникацией.

Парень доброжелательно воскликнул:

— Чей тшо!

Цефан. Ура. Значит — коммуникация не проблема.

Когда Михаил ответил на приветствие, парень задал вопрос:

— А как вы здесь оказались?

Сказано на цефане, но — слишком длинно, больше десятка слогов, можно гораздо компактнее сформулировать. Чего это он так растягивает? Обычай местный? Если обычай, то совершенно бессмысленный.

Михаил от радости, что встретил нормальных людей, взялся острить, ответил на вопрос:

— Да так, мимо проходил, дай, думаю, зайду.

Девушка озадаченно нахмурилась, парень задумчиво прищурился. Не поняли юмора? Как им это удалось, может Михаил нечаянно сказанул какую-то местную идиому?

Оказалось — тут другое, парень констатировал все также длинно и многосложно:

— Вы говорите на истинном цефане.

А они, значит, не на истинном. Вот откуда режущая слух растянутость во фразах парня. Рано, стало быть, Михаил порадовался хорошей коммуникации.

— Ничего, приспособитесь со временем, — продолжал парень, — а пока что покороче старайтесь говорить, лучше — одним словом. А я буду специально спрашивать так, чтобы вы могли отвечать либо «да», либо «нет».

— Да, — ответил Михаил, чувствуя себя глуповато. Парень улыбнулся:

— Как вас зовут?

— Михаил, — а почему бы правду не сказать?

— Ми-ха-ил. А меня — Карсун.

— А меня — Талира, — представилась девушка. И добавила почти без вопросительной интонации:

— Вы есть хотите?

А Михаил на самом деле не хотел, значит, девушка не узнала о Михаиле так уж много, когда через очки на него смотрела. Но сам-то он знал, когда рассматривал парочку через свои очки, что они недавно поели… Или Талира узнала очень много, в частности, что Михаил истосковался по хорошей пище? Действительно ж соскучился, ответил: «Да!» — почти непроизвольно.

— Тогда пойдемте в планер, у нас пирожки с собой, — явно обрадовался Карсун.

От слова «пирожки» рот наполнился слюной, пришлось ее глотать. А почему — планер? У него же мотор с винтом. Как бы выяснить… Михаил произнес с очень вопросительной интонацией: «Планер?» — используя то самое, длинное, слово, что и Карсун. Тот ответил раздельно:

— Это солнечный планер.

И все стало ясно. Цефан, даже не истинный, есть цефан, в каждом слове раскрывается его смысл. В частности, солнечный планер — это летательный аппарат, который в воздухе главным образом планирует, парит, не гнушаясь ветром и восходящими потоками, однако есть у него и электромотор с винтом, работает от аккумулятора, который заряжается от покрывающих крылья фотоэлементов. Конечно, много энергии от солнца не запасешь, но взлететь и набрать высоту — хватает. А в этом мире еще и световой день очень длинный, да и облаков Михаил пока что не наблюдал, для солнечных планеров — самое раздолье. Аккумуляторы заряжаются постоянно — и на земле, и в полете. Кроме того, Карсун рассказал, пока шли, что на земле можно поменять лопасти винта на другие, большие размером, и винт превращается в ветряк, а мотор — в генератор, тоже батарея заряжается. Да, действительно — верхняя сторона крыльев черная, расчерченная тонкими светлыми линиями на маленькие прямоугольники. Фотоэлемент.

Глава 8

Загрузились в планер, Михаилу нашлось место на полу за креслами пилота и пассажира. Рядом с двумя тушками крупных членистоногих — таких же, как то, которое Михаил недавно подстрелил и съел. В тушках были дырочки — как раз на сочленении «черепа» с «хвостом», Михаил туда же стрелял.

Карсун и Талира с интересом разглядывали маскировочный плащ, корзинку, особое внимание привлек примотанный к палке панцирь членистоногого. Видимо, охота на этих тварей — основное занятие встреченной парочки. Тогда — не спасатели.

Карсун сел за штурвал — в форме баранки — нацепил очки-различитель — наверное, восходящие потоки высматривать, очки Михаила это позволяют. Талира, расположившись к кресле пассажира — точнее, стрелка, — первым делом достала коробку с пирожками, угостила Михаила, сама взяла. Пирожок — с тонким хрустящим тестом, острой мясной начинкой. Чувствуется привкус тушенки, но жаловаться не грех, а кощунство.

Загудел мотор, засвистел винт, и планер мягко взлетел.

Набрали высоту, Михаил сунулся вперед — посмотреть, как мир выглядит сверху. Ничего особенного — сплошная зеленая степь с редкими пятнами ям.

Карсун выключил двигатель, взял пирожок из коробки, но кусать не стал — начал разговор:

— Так вы были в Обитаемом Пространстве?

Отрицать? А смысл?

— Да, — правдиво ответил Михаил.

— И по какой дороге миров вы к нам попали, по Осевой?

— Э-э-э…

— По Ключевой?

— Не знаю.

— Что?

Даже такую простую фразу не понимают? И что делать? Попробовал отвечать как можно односложней:

— Нет. Знать.

— Не знаете?

— Да, — ага, надо было говорить «не знаю» еще длиннее.

— Тогда, наверное, по Динамической.

Михаил как-то не сразу осознал, что речь идет о параллельных мирах. Но словосочетание «дорога миров» на цефане звучит однозначно. Здесь не просто знают про лазы, а спокойно лазят по соседним вселенным, и до отдаленных добираются.

— Оба лаза Динамической дороги миров сейчас на ночной стороне, — продолжал Карсун, — а лазы не выпускают в опасные места. У нас они смещают выход на дневную сторону, на ночной слишком холодно. Хотя вам не слишком повезло, здесь степь безлюдная. А может и повезло, люди… всякие бывают. Вы же, наверное, людей так и не встретили?

— Нет.

— Встретили?!

— Да. Там, — Михаил махнул рукой в направлении селения синхронных.

— А, гнилозубые. Но с ними лучше не встречаться. Достаточно издалека посмотреть, чтобы понять… Хорошо, что у вас есть различитель.

Что такое различитель? Сверхочки, наверное.

— А откуда он у вас? — спросил Карсун. — Купили?

— Нет.

— Нашли?

— Нет.

Так, сейчас заподозрят, что Михаил очки украл или добыл разбоем. Попытался ответить, используя самое длинное цефановское слово, которое придумалось:

— Подарок, — а ведь правда, подарок.

Карсун хмыкнул:

— Хороший подарок. Различитель в мире Бэдэй — самая нужная вещь. А кто подарил?

Обещал же Карсун формулировать вопросы так, чтобы можно было отвечать «да» или «нет». Верь после этого обещаниям. А название мира надо запомнить.

Попытался ответить:

— Жена.

Да-а-а, вот уж вырвалось, так уж вырвалось. И — снова ведь правду сказал, Ника яасен подарила, и она Михаилу не девушка или половой партнер, их отношения гораздо серьезнее. Ника — супруга, половинка. Их не штамп в паспорте соединил, и даже не в чувственной связи дело, что-то большее… высшие силы, не иначе.

А разъединила их Михаилова глупость.

Накатила привычная смесь боли с отчаянием, которые пришлось глушить таким же привычным волевым усилием. Заглушилось только частично, но хоть наружу ничего не вырвалось, не стоит демонстрировать свою эмоциональную нестабильность.

Талира повернулась к Михаилу:

— Вы пошли в Обитаемое Пространство без жены?

Михаил только и смог, что изобразить руками беспомощный жест.

Взял еще пирожок, попытался сосредоточиться на его восхитительном вкусе. Как ни странно, удалось.

А Талира задала следующий вопрос:

— А зачем вы пошли в Обитаемое Пространство? За бессмертием?

С иронией сказано. Легкой, едва заметной, но все равно очень обидной — у Михаила очередная буря в душе едва утихла, а Талира насмехается, как будто он действительно мог взять, и оставить Нику одну ради какой-то вшивой вечной жизни.

Пробормотал в ответ:

— Лечиться.

Вот и соврал. Как говорят в Обитаемом Пространстве: «А что, уже и соврать нельзя?»

Ирония во взгляде Талиры резко, без перехода, сменилась сочувствием. Девушка смущенно отвернулась.

— И долго вы… ходите по степи? — поинтересовался Карсун. Он явно собирался задавать уточняющие вопросы, чтобы собеседник мог использовать те самые «да» или «нет», но Михаил по рассеянности ответил:

— Дней пятнадцать.

Талира изумленно вытаращила глаза, планер слегка качнуло — видать, Карсун едва не потерял управление. В чем дело?

— А!.. Вы имеете ввиду пятнадцать дней вашего мира? — догадался Карсун.

— Э-э… да.

Карсун рассмеялся, Талира широко улыбнулась. После чего они кратко объяснили, что тут у них, в мире Бэдэй, к чему.

Выяснилось, что если принять время обращения планеты, над которой сейчас летят, за год, то вокруг своей оси она поворачивается немногим больше, чем за полгода. В результате световые день и ночь на здешнем экваторе затягиваются на хороших два года с гаком. Ось вращения планеты наклонена, потому продолжительность дня и ночи зависит еще и от широты, на полюсах они по полгода. А солнце на полном серьезе встает на западе, так что они все-таки в северном полушарии.

Раньше вся планета была покрыта льдом и снегом, но ее терраформировали, приспособили для жизни. Карсун рассказывал:

— Поначалу никто Бэдей не интересовался, сюда вели лазы Динамической и Сетевой дорог, но воздух не годился, чтобы им дышать. Но потом оказалось, что на Бэдей удобно открыть порталы Осевой дороги, так что взялись… сначала хотели только города под куполами строить, даже построили несколько, рядом с порталами. Потом оказалось, что по Осевой дороге маловато жилых планет, приспособили, те, что попроще. С Бэдэй чуть ли ни сложнее всех было, через порталы контроль дороги не захотел пропускать сеятелей жизни, а через лазы все что нужно и не пронесешь… я в сеянии жизни плохо разбираюсь. Так пришлось с Изначальной на космическом корабле сеятелей везти. Полтора миллиона световых дней, даже подумать страшно. Ничего, прилетел корабль меньше чем за день, потом еще дней пять планета оживлялась, пока не решили развитие жизни остановить. Ее еще разогнать хотели, чтобы быстрее крутилась, да только порталы уже стояли, а при разгоне… всякое может быть. Не рискнули. Вот и остался у нас день длиннее года. Ну а порталы Ключевой дороги у нас всего-то дней двадцать назад появились.

У Михаил челюсть отвисла уже при намеке на терраформирование. Время от времени он замечал состояние собственного лица, подправлял, возвращал челюсть на приличествующее место. Но надолго не хватало. Упоминания строительства порталов, космических полетов на миллионы световых дней — то есть, лет, если по-земному, — остановки развития жизни, все это каждый раз повергало в крайнее изумление. Вызывало ужас и восторг. Люди — как боги, что хотят со вселенными, то и делают. Одно только строительство порталов чего стоит. Пролазники могли в какой-то степени управлять лазами, целенаправленно нарушая их стабильность, когда надо, однако сами ведь не понимали всей механики. А здесь — понимают. И пользуются пониманием без тени сомнения.

Карсун рассказывал дальше. В общем, после терраформирования на дневной стороне Бэдэй условия жизни стали вполне приемлемыми, ранним утром и поздним вечером холодновато, в самый полдень — жарковато и сухо, но жить можно. Только ночи холодные. До такой степени, что местами углекислота из воздуха превращается в сухой лед.

Таким образом, самый подходящий для планеты образ жизни — кочевать, удирая от холодной ночи. Есть и селения оседлых, Михаил видел одно издалека — тех самых синхронных гнилозубов. Плохо оседлые живут, весь день запасают продукты и топливо на ночь, не покладая рук и не разгибая спины, всю ночь экономят, и все равно время от времени мерзнут и голодают. Сообщества оседлых закрытые, чужаков не приветствуют. Могут и пулей угостить, если сунешься, лучше с ними дела не иметь. Хотя другие жители планеты — перегонщики, самые развитые в технологическом плане, — время от времени помогают оседлым, в тяжелые ночи сбрасывают им с воздуха продукты, топливо, одежду, инструменты, материалы, лекарства. Просто так, из гуманизма.

Нет, лучше по планете кочевать. Тем более, что условия чуть ли не идеальные — планета старая, ее поверхность ровная, вылизанная, и почти вся заросла ровным слоем мха, считай — сплошная дорога. Есть неровности — те же ямы, которые играют какую-то роль в экологии, есть ледники в заполярье, небольшие горные страны — невысокие, всего лишь сопки, есть крупные озера, лесные массивы на экваторе. Но все эти препятствия легко обойти. Кроме того, над степью постоянно разгуливает ветер, дует с ночной стороны планеты, потому широко распространились транспортные средства, название которых звучало на цефане как «дома на колесах с парусами» — не то парусные трейлеры, не то сухопутные яхты.

Кочуют же по Бэдэй люди очень разные, и очень по-разному. Есть кочевники, так сказать, классические, пастухи — перемещаются по степи вместе со своими стадами, держась утренней или вечерней зон, там, где мох самый сочный. Есть кочевые земледельцы — с наступлением вечера они собирают свой инструмент, урожай, пропитание на дорожку и первое время, ставят на колеса клетки с домашней живностью и отправляются через половину глобуса в утреннюю зону, где разворачивают временные фермы. Тяжелый труд, приходится каждый раз заново все хозяйство организовывать, порой даже искусственные водоемы копать, чтобы было чем поливать растения в полуденную засуху. Однако выгодный — продукты идут на пропитание многочисленных путешественников по Осевой и Ключевой дорогам, а также — на экспорт с другие миры через порталы.

Есть кочевые рыбаки, они промышляют в больших озерах, пока те замерзать не начнут, после чего кочуют к следующему водоему. Рыбакам едва ли не сложнее, чем земледельцам — в местных водоемах наловить рыбы на ужин не проблема, но обеспечить такой улов, чтобы рыбалка окупалась, непросто, нужен опыт и удачливость.

Есть торговцы, которые скупают урожай у фермеров, мясо с шерстью у пастухов, уловы у рыбаков. Они устраивают торговые городки на путях откочевки, или же можно договориться с торговцами по радио, тогда они сами пришлют транспорт за товаром.

Есть кочевники высокотехнологические. Проложены на Бэдэй две добротных многополосных трассы, которые называют перегонами, Большой Перегон извивается вдоль экватора, Южный — проходит в умеренных широтах южного полушария. Не просто так перегоны возникли, на них межмировые порталы расположены, которые обслуживать надо, товары доставлять и днем и ночью.

И по перегонам движется постоянный поток транспорта — парусного, механического, смешанного — главным образом на восток, убегая от вечера. Потому и пришлось дорогу с покрытием строить, слишком много колес двигалось по поверхности, мох не выдерживал. Перегонщики нанимаются работать в самые разные предприятия вдоль дороги, а с приближением вечера едут дальше, снова куда-то нанимаются. Тем и живут. Вдоль перегонов расположено много чего — и фермы, и рыболовные хозяйства, и даже производства, хотя их приходится консервировать на ночь или переносить каждый раз из вечера в утро. Есть такие заводы-фабрики, которые не перенесешь и не законсервируешь, они и ночью работают, а работникам, согласившимся ночевать, платят впятерне. И все равно мало желающих мерзнуть, даже повинность когда-то для молодежи вводили — каждый обязан был переночевать заводским работником хоть разок после достижения двадцатилетия, иначе не сможет закончить образование. Также пойманных преступников на ночных работах используют.

Еще Карсун упомянул каких-то «дзоку» — бандиты-рекетиры местные, грабят и перегонщиков, и торговцев, и даже фермеров.

Михаил только глазами хлопал. Что-то тут не сходится — цивилизация мощнейшая, строит дороги между мирами, отправляет звездолеты между галактик. И в непосредственном соседстве со всей этой мощью до сих пор ковыряются в земле лопатами, ездят по степи на парусных телегах и воруют друг у друга урожай. Задворки? Или дошедшее до идиотизма неравенство?

А что касается Карсуна и Талиры, то они из всех кочевников самые непоседливые, охотники. Принадлежат к кочевой охотничьей ватаге, которая мечется от северной полярной шапки до южной, промышляя всякую разную дичь. Сейчас охотятся на тех самых крупных членистоногих, которых Карсун назвал норными креветками. Потому заинтересовались примотанными к палке Михаила панцирями, Карсун начал расспросы с пристрастием:

— Это вы добыли креветку?

— Да.

— А мясо вы… съели?

— Да…

— Мясо сейчас дороже панциря. Но вам, наверное, хранить его было… трудно. Бочонка нет. А… как вы поймали креветку?

Михаил продемонстрировал самострел.

— Это оружие?

— Да.

— А оно далеко стреляет?

— Нет.

— Но… на один рывок стреляет?

— Э-э…

— На пятьсот шагов?

— Нет.

— Меньше?!

— Да. Сто.

— Всего сто шагов?!

— Да.

— И как же вы… сумели?

— Спрятался. Засада.

— Где спрятались?

Михаил продемонстрировал плащ.

— А. А как вы узнали, где устроить засаду? Вы возле норы… спрятались?

— Да, — не рассказывать же им про чутье.

— Тогда вам просто повезло. Креветка могла пойти в любую другую нору. А от лэнгов вы тоже прятались под… этим?

— Лэнгов?

— У них четыре крыла, когти…

— Да. Прятался.

— И они не заметили?

— Заметили.

Этот ответ Карсун принял за шутку, хотя и не сразу. Талира вставила:

— Хорошее у вас… переносное укрытие. Мы вас даже через различители не заметили, пока вы не встали, а у лэнгов нет различителей.

Михаила очень насторожило слово «лэнг». Уж не в родственниках ли оно к лавкрафтовским птицам Лэнга? Или это всего-навсего случайное совпадение? Бывает же. На Земле слово «арм» означает «рука» по-английски и по-осетински.

В то же время, совпадение может оказаться неслучайным. Совсем неслучайным… хорошо бы. Но лучше проявить здоровый пессимизм.

— А вы это… укрытие сами сделали? — продолжал расспрашивать Карсун.

— Да.

— И вы хорошо стреляете.

— Да…

— Вы хороший охотник. Бетлун может принять вас в нашу ватагу, выделить долю.

— Бетлун?

— Наш главный.

Ну, разумеется, ватаге без главного никак. И вправду присоединиться? Все равно нужный лаз на ночной стороне. И все три ненужных тоже. Кроме лазов Михаил чуял еще порталы — похоже на лазы, но не совсем то, другие ощущения. Четыре портала на планете, под солнышком сейчас только один. Если верить чутью. И, если ему верить, то присоединиться к охотничьей ватаге — надо. Разобраться бы, зачем оно надо. Желательно — прямо сейчас разобраться.

— А куда вы… пойдете дальше? — допытывался Карсун. — В другую вселенную, дальше по Динамической дороге?

— Э-э… да. Наверное.

— Тогда вы надолго задержитесь. Оба лаза Динамической дороги сейчас на ночной стороне. Не меньше, чем четверть дня придется ждать. А потом — договариваться с хранителями ключей, а они несговорчивы. Заплатить придется, и много. Может, есть другой путь… к вашему миру, по Осевой дороге? В порталы пускают бесплатно. Хотя… на дорогах миров без кругляшей тоже непросто будет, особенно в мирах быстрого времени.

— Кругляшей?

— Деньги наши. Охотой на креветок можно много кругляшей добыть, особенно если дождаться, пока торговцы из мира Ди Шеу повысят цену.

Много нужно было выяснить Михаилу. Цены на креветок, среднюю охотничью удачливость, повадки хранителей ключей. Однако сложно было задавать вопросы. Языковой барьер с односторонней проводимостью, Михаил местных понимает, они его — нет.

А хочется ж поговорить, успел истосковаться по общению. Все бы рассказал хорошим ребятам, еще и приврал бы. Подкупили его, и не пирожками с тушенкой, а, пожалуй, искренним добросердечием. И доверием — сам Михаил поостерегся бы связываться с одиночным бродягой посреди степи. Кто угодно же мог оказаться, бандит какой-нибудь. Или различители все-таки раскрывают сущность людей?

С другой стороны, может и хорошо, что Карсун и Талира плохо понимают Михаила. Не стоит сразу все о себе рассказывать, даже если хочется.

Постепенно, прислушиваясь к болтовне Карсуна, Михаил немного разобрался в своеобразном цефане жителей Бэдэй — здорово упростили они его. Язык состоит уже не из емких многоуровневых конструкций, а из обычный существительных, прилагательных, глаголов и так далее. Проще русского стал.

Михаил начал задавать вопросы. Делал ошибки, Карсун и Талира поправляли, иногда — со смехом. Однако понимали, давали ответы. Спросил:

— Бродячие колдуны?

Карсун ответил:

— Не знаю, кого называют бродячими колдунами в вашем родном мире… Обычно как бывает: пролезет кто-нибудь в мир, где о дорогах миров не знают, приносит с собой то различитель, то оружие. Ну а для тамошних жителей различитель — чем не чудо? Для некоторых и зеркало — чудо. А этих, кто пролез, колдунами считать начинают. Или они сами кричат: «Мы колдуны!» — есть и такие. А потом легенды сохраняются. Даже у нас на Бэдэй некоторые в бродячих колдунов верят — что они могли сквозь горы видеть, лазы без ключей открывать, одним словом убивать или усыплять, за тысячи рывков друг друга чуять, будущее предвидеть, от пуль уклоняться. Да только вранье все, нельзя друг друга унюхать за половину планеты. Это у них передатчик был с собой или маячок, или заранее договорились. А словом убить — тем более нельзя, это у них оружие было, которое струю ядовитого газа выбрасывает. Вот что вам про бродячих колдунов рассказывали?

— Лазы открывают и будущее предвидят. Свое собственное.

— Да не откроешь лаз без ключа! А будущее предвидеть… можно и без колдовства, умом да опытом. Еще и лучше получится, в несколько раз.

С последним утверждением трудно не согласиться.

Но ситуация, когда про лазы и параллельные миры знают, а в пролазников не верят — очень удачная для пролазника.

Еще немного пообщались, и у Михаила сложился план, что делать дальше, как быстрее выбраться в следующий мир. Пока что — присоединиться к охотничьей ватаге, подзаработать, добраться до Большого Перегона. Там еще кругляшей добыть — выиграть в передвижном казино, чутье поможет угадать нужную комбинацию. Ну а потом нанять или даже купить самолет, который доставит к лазу, есть у них тут специальные, которые и над ночной стороной могут летать.

Очень желательно узнать, куда ведет лаз, хотя контактировать с хранителями ключей чутье не советовало, и не зря, судя по рассказанному Карсуном. Они в путешественника по мирам вцепятся и не отвяжутся, оч-чень им интересно, как он лазами ходил. Больше всего волнует — кто ему лаз открыл? Хранители ключей твердо уверены, что открыть лаз можно только ключом, а еще полагают, что только они имеют право ключами распоряжаться. Знакомая логика — ежели все будут лазить куда хотят, то что же это такое будет? А на самом деле монополия на ключи — выгодна. Так что, придется просителю отвечать на гору вопросов, по нескольку раз на каждый. Сколько пришлось заплатить, имел ли право вообще ходить в другой мир, кто пропустил, что было с собой, почему именно это нес. Еще и не все можно протаскивать между мирами, иногда пошлина требуется, а межмировая «таможня» — тоже в руках хранителей. Устраивают длительные проверки — посылают с оказией запросы во все миры, которые бедный проситель успел посетить. Если где чего не слава богу — могут не пропустить в следующий мир или в совсем другой мир отослать, или обратно вернуть. Кроме того, придется ждать, когда лаз окажется на освещенной стороне. И не в одиночку, может столько просителей набраться, что лаз всех и не пропустит за один раз. Второго раза придется ждать еще одни местные сутки, хотя можно организовать дело так, чтобы все прошли, если постепенно выпускать. Но — правило есть правило, за один местный день хранители активируют переход только один раз. Можно пролезть за взятку, но тогда очень велика вероятность проблем с хранителями в следующих мирах — стоит заподозрить, что пролез нечестно, и даже взятки не обязательно помогут.

Больше всего хранители боятся существования «незарегистрированных» ключей от лазов. Выбивают у местных властей права на конфискацию, а где не удается — отбирают ключи незаконно, даже воруют.

— А у вас все в порядке с разрешениями? — спросил Карсун Михаила. — Вас легко выпустили из мира Разделенных Лун? С одеждой не было сложностей?

— С одеждой?

— Там же голые ходят? Или неправда?

— Э-э-э… нет. Не голые. Там… нет людей.

— Так вы не по Динамической дороге пришли! — воскликнула Талира. — По Сетевой. Что там было?

— Темные тоннели.

— Это перекресток Сетевой дороги. Один из перекрестков. А из какого мира вы пришли на перекресток?

— Ленивых рабов, — Михаил произнес именно то, что было написано на потолке зала.

Карсун и Талира уставились друг на друга. Карсун уверенно заявил:

— На Радужном пятне нет лаза в такой мир.

— Радужном пятне?

— Да, на Сетевой дороге Бэдэй относится к Радужному пятну, он там называется «мир становящийся сумеречным», вы должны были видеть надпись. Вы, наверное, видели, цвет стен такой… разноцветный. А там, где этот мир ленивых рабов, какого цвета были стены?

— Черного.

— Что?

— Черный.

— А, черные. Черное пятно даже не граничит с Пестрым.

— Может быть, граничит, — задумчиво возразила Талира. — Оно длинное.

— В любом случае, вы издалека к нам пришли! — поразился Карсун. Присвистнул совершенно по земному. — Хранители туда и не добирались. Наши хранители. А кто вам оттуда лаз открыл?

Михаил соврал на ходу, что он тамошних хозяев ключа от лазов и не видел — принес в условленное место плату, пошел в условленное время к лазу, который был уже активирован.

— Вам будет трудно с хранителями ключа, — твердо заявил Карсун. — Могут не выпустить, сколько бы вы не заплатили. Те, кто для вас лаз активировал, точно с ними не связаны.

— Мы на краю известного мира? — подумав, спросил Михаил.

— Все миры, где проходит Сетевая дорога, на краю известного мира.

Дальше выяснилось, что Сетевая дорога представляет из себя множество таких вот «перекрестков» — миры темных тоннелей с огромным количеством лазов каждый. И дорога почти нехоженая, мало на ней разведку ведут, потому что боязно. Лазы Сетевой дороги деактивируются, едва с перекрестка выйдешь, а чтобы пройти обратно, нужен ключ, который хранители выдают очень неохотно. Боятся потерять. Если мир неизвестный, то он опасен, разведчик может погибнуть, а ключ неизвестно кому достанется. Или же разведчик сбежать может, ключ — слишком большая ценность, такими не рискуют.

Карсун покачал головой:

— Раз вы бывали в неведомых мирах, то… хранители могут… вас не отпустить. Хранители, они слишком… ценят сведения про неразведанные миры, особенно если там есть ключи… свои хранители ключей. Будут расспрашивать, проверять возьмутся.

— Так вы можете с хранителями договориться и без платы, если расскажете про те вселенные, которыми ходили, — вставила Талира. — Они же про Черное пятно почти ничего не знают.

— Вот именно, — саркастично ухмыльнулся Карсун. — Помнишь, как они разведывают миры дороги миров?

— Как? — спросил Михаил.

— А они активируют лаз из перекрестка, и ждут, что кто-нибудь им пройдет, из того мира. А потом набрасываются и… допрашивают. Или могут из того мира похитить кого-нибудь. И особенно их интересуют ключи от лазов. Они даже пробовали ключи от лазов на перекрестках Сетевой дороги снимать… не снимаются.

— Но… они боятся ходить в неразведанные миры с ключами, это понятно. Но почему бы им не активировать лаз, отправить в тот мир разведчика без ключа, а потом в условленное время опять активировать лаз, чтобы разведчик вернулся? С Сетевой дороги это вообще легким кажется. Там же ключи прямо в залах, где лазы…

— Разведчики слишком часто не возвращаются. Неведомые миры слишком… опасны, не знаешь, чего бояться. Даже если разведчик не погибнет, его могут посчитать сумасшедшим и отправить на лечение. Много всяких опасностей.

Мог бы и не рассказывать.

Как бы все же выяснить насчет пролазников? Может, стабильностью лазов поинтересоваться? А как, чтобы не напрямую? Или можно напрямую? Как-то надо к вопросу подвести:

— А когда появились дороги миров?

— Порталы люди строят, а лазы — задолго до людей появились.

— И так и стоят, неизменно? Не исчезают, не перемещаются?

— А что им сделается? Бывало, что перемещались. Где-то, помню, попытался правитель лаз перегородить, навалил на его месте камней. Так лаз в сторонку сместился. Всего на несколько рывков. Ну и другие лазы двигаются, если почва проседает или город вокруг строят. А исчезать лазы не могут, не было такого.

— Даже в тех мирах, где много лазов?

— Да что им сделается?!

Значит, лазы стабильны. Либо здесь нет пролазников, что крайне сомнительно, либо местные пролазники проявляют невероятную осторожность, никогда не встречаются даже случайно. Что тоже сомнительно. В окрестностях мира Планета Земля пролазники вовсю осторожничали, и все равно умудрялись встречаться, лазы дестабилизировали.

Вероятно, тут дело в другом. Вероятно, местные пролазники так и не раскрывают в себе талант, потому что другие миры и без него доступны. Порталами — на халяву пускают, даже пролазить не хочется. Ну, за проход лазом придется заплатить хранителям… кстати говоря, вполне возможно, что эти подлые хранители знают о пролазниках, и нарочно подогревают скептические настроения относительно бродячих колдунов. Только чтобы монополию сохранить.

— А порталами заведуют не хранители… другие?

— Да никто порталами не заведует. Как построят портал, так он и стоит.

— Кто строит?

— Строители порталов. Они с перемещением кругляшей между мирами связаны, если можно где-то портал построить — приходят, предлагают. Если им заплатят — строят. А проход порталами бесплатный по традиции, причем древняя она очень. Еще с тех пор, как порталы были только для расселения, а это… я даже не знаю, сколько это тысячелетий. В некоторых мирах пытались… платный сделать, так добром не кончалось. То вообще ходить перестанут, то побьют… тех, кто кругляши за проход просят. А вот еще, в мире Танцующих с Тенями было: у них там дуэли разрешены, так собирались местные забияки перед порталами, вызывали всех, кто в мир приходит, на поединок. И власть тамошняя ничего сделать не могла или не хотела. Традиция. Так строители портал шунтировали — это значит, что по дороге миров сразу в следующий мир перескакивали. Те, кто по ней шел. Теперь в мир Танцующих с Тенями только лазами можно, или с Оранжевого Шара через космос. Так что поищите… способ попасть в свой мир через порталы, а не через лазы. Как ваш мир называется?

— Планета Земля, — с замиранием сердца ответил Михаил. Вдруг знают?

— Не слышал. Далеко он, навероное.

Значит — не сложилось. Хотя, если миров миллион, простым охотникам все их знать невозможно, даже половину. Наверняка знают названия только пары сотен соседних и пару десятков отдаленных особо экзотических.

Планер летел по спирали вверх, набирал высоту. Михаил обдумывал вопросы. Когда снова полетели по прямой, задал один из самых интересных:

— А сколько всего миров… соединено порталами?

— Сто тысяч! — сказал Карсун.

— Миллион, — поправила Талира. — А лазами гораздо больше, ключей не хватает. Хранители стараются в каждом мире хотя бы столько ключей держать, сколько лазов, вот и не хватает.

Ого. Да местные живут в действительно безграничном мире. Еще бесконечней, чем Обитаемое Пространство.

— Поэтому разведку не ведут?

— А кто их знает, — усмехнулся Карсун. — Миров-то бесконечность, все равно все не разведаешь. С разведанными разобраться бы, в каждом — свои беды. А разведка… говорят, надо самому в разведку сходить, чтобы понять, как оно… в неведомом мире.

— Я сейчас в неведомом мире, — усмехнулся Михаил.

— А что у нас… Наш мир безопасный. Дуэли на Бэдей запрещены, лэнгов больше можете не бояться, а остальное — не смертельно.

— А хранители?..

— А хранителей можете не бояться, мы никому не расскажем. С теми, кто хранителям прислуживает, у нас на Бэдэй… лучше не прислуживать хранителям. Бетлуну только придется рассказать, но он тоже не станет вас выдавать. Пусть сначала хранители научаться быть непохожими на лэнгов. Да если бы мы надумали вас выдать хранителям, то и рассказывать бы не стали ничего!

Логично. Однако раз Карсун заговорил о доверии, причем убеждает, что лично ему верить можно… Признак того, что на самом деле нельзя расслабляться. Опасно.

Задать прямой вопрос, или обидятся? Лучше задать, но осторожненько:

— Вы… очень доверяете мне. Вы совсем меня не знаете…

— Почему совсем не знаем? Мы точно знаем, что человек, способный предать ради выгоды, не покинет Обитаемое Пространство.

— Но я же покинул!

Карсун рассмеялся, и даже уравновешенная Талира хихикнула:

— Да уже то, что вы про доверие к самому себе заговорили, означает, что вы человек… честный. Мы про вас знаем гораздо больше, чем вы про нас.

Наивно. А может — мудро.

У Михаила был еще мешок вопросов. Например: знают ли здесь путь с Обитаемое Пространство? Если знают, и раз там так хорошо, то почему до сих пор не переселились? Или: почему они говорят на упрощенном цефане? Или: откуда берутся ключи от лазов? И почему они разъезжают по степи на буерах, если есть в их мире звездолеты? Про охоту надо бы расспросить побольше подробностей, раз придется ей заниматься…

Но Карсун сказал со странной интонацией — извиняющейся и гордой одновременно:

— Наша ватага.

Михаил высунулся вперед — смотреть. Белые точки у горизонта ничего не говорили, но есть же очки-различитель. Приблизил одну из точек.

Парусный трейлер выглядел солидно — длинный, приземистый, с широко разнесенными колесами, окна большие, на двух мачтах — сложные полупрозрачные паруса с отверстиями. И катил довольно резво. На крыше загорал совершенно голый мужик. А трейлер достаточно вместительный, если мужик — не карлик какой-нибудь.

Трейлеры съезжались к одному месту, где уже собрались несколько со спущенными парусами. Ветер относит дым от костров или кухонь, между припаркованными трейлерами неторопливо расхаживают люди. Женщина едет на велосипеде.

Очень мирная картина, расслабляющая. Обманчивая? Вряд ли. Хочется надеяться, что вряд ли.

Глава 9

Планер пошел на снижение.

Михаил ехал по степи на велосипеде, высматривал креветок. Собственно говоря, знал, куда ехать, и где креветку увидит — чутье подсказывало. Вон там она появится, скорее всего — из норы.

Остановился, откинул подножку велосипеда, поднял стойку, установил на ней длинноствольную пневматическую винтовку. Хорошее оружие, дальнобойное, с приспособленной для различителя оптикой, но однозарядное и на перезарядку нужно много времени. Впрочем, если не попадешь с первого выстрела, креветка услышит свист пули, начнет метаться и скроется в норе. И на близкое расстояние не подкрадешься — глазастые они, креветки, приходится чуть ли не с километра стрелять. А может и с километра, трудно ж сказать, как местные рывки и шаги соотносятся с земной метрической системой. Снайперская работа — один выстрел, одно попадание, как в кино говорят. А Михаил еще удивлялся, когда разглядывал охотников через очки-яасен-различитель, почему это все они кажутся похожими — то, что не видно было детей, стариков, инвалидов, беременных, это понятно, ватага не племя, они в степи делом занимаются, а не просто живут. Но — по темпераменту все флегматики за редкими исключениями, да и те сангвиники. Холериков и меланхоликов среди настоящих снайперов и не найдешь. Снайперам терпение нужно, основательность, так что не всякий хороший стрелок сможет на норных креветок охотиться. А Бетлуну плохие охотники не нужны.

Сам глава ватаги произвел сильное впечатление — высокий, сухой жилистый, с причудливым шрамом на бритом черепе, он прям излучал ауру власти, харизма у человека. «Любую собаку загрызет», как говорят в мире Ду. Прям подавлял.

Михаил собеседования с Бетлуном побаивался, но тот общался доброжелательно, расспросил только, действительно ли Михаил пришел по Сетевой дороге миров, как удалось добыть креветку, как спасался от лэнгов, чем питался. Михаил рассказал честно и в подробностях — чуял, что врать нельзя, потому что Бетлун не просто так беседует, а психологический портрет составляет. Дело в том, что даже снайперского искусства мало, чтобы быть принятым в подотчетную Бетлуну ватагу, еще уживчивость нужна, неконфликтность. Если атаман ватаги станет набирать кого попало, то рискует глянуть как-то в зеркало и увидеть у себя на лбу мишень — все ж с оружием, и пользоваться им умеют.

Только про свое чутье Михаил не упомянул. Все равно не поверят.

И Бетлун решил дать иномирянину шанс — определил на довольствие, выделил винтовку и велосипед.

Доверие Михаил оправдал, да с блеском — в первый же день принес шесть креветок. В охоте на них основная сложность, это стрельба по беспорядочно движущейся мишени, нужно улучить момент, когда креветка остановится, да и то она может взять и побежать дальше, пока пуля летит. Или надо стрелять с опережением, так ведь креветка может остановиться или свернуть, когда охотник уже нажал на спуск. И надежных примет, чтобы определить, надолго ли креветка замерла, у охотников нету. Так что, принести с охоты одну креветку — уже удача.

А Михаил чуял, когда нажимать спусковую скобу, куда целиться. Очки-различитель здорово помогали. Хотя второй выстрел Михаил все же испортил — чутье подсказывало целить впереди замершей креветки, не поверил, прицелился прямо в нее, креветка побежала, и пуля прошла мимо. Пришлось напомнить себе, что пролазник должен доверять предчувствиям, и больше таких ошибок не допускал.

И очень удивил всю ватагу, когда вернулся аж с шестью креветками. Нет, в удачные дни другим охотникам и больше десяти удавалось подстрелить, но целых шесть штук на первой в жизни охоте… А потом — на второй, третьей, четвертой. Рекорд за рекордом.

Даже сам Бетлун, у которого была не пневматическая винтовка, а гораздо более совершенное лучевое ружье, редко добывал шесть креветок за раз, обычно — четыре-пять. Были те, кто охотился с воздуха — Карсун с Талирой и еще одна парочка, Мигур и Хаша, которые летали не на солнечном планере, а на полноценном самолете с мощными источником энергии для мотора. У летунов своя тактика — выслеживают креветку, пилот пикирует, стрелок стреляет. Креветки привыкли к атакам лэнгов, потому, когда на них что-то валится сверху, замирают, чтобы отскочить в последний момент, к стрельбе не готовы, и воздушная охота результативнее получается, тоже в среднем по пять-шесть креветок за один раз можно принести. Но это же на двоих, а Михаил — в одиночку раз за разом.

Да и другие обязанности у пилотов есть — лэнгов отпугивать. Крылатые хищники страсть боятся самолетов, вероятно с крупными сородичами путают. Даже очень голодный лэнг предпочтет атаковать другого лэнга, а не самолет, ну а если сородичей рядом нет, то вообще не нападет — эти твари атакуют крупную добычу исключительно стаей. Лэнги даже самолетов, стоящих на земле, боятся, удавалось защититься от нападений с воздуха, соорудив макет самолета. На некоторое время помогает, пока лэнги не убедятся, что самолет летать не может, тогда атакуют. Потому пилоты по очереди летают кругами вокруг местности, где проходит охота. Помогает хорошо, тем не менее, в каждом трейлере ватаги есть от одного до трех многозарядных дробовиков — на всякий случай. И ведь удавалось из одного-единственного дробовика отстреляться от стаи матерых лэнгов, рассказывали охотники. Кроме того, порой ватага и сама нападала — промышляла лэнгов ради клыков и когтей, это не так выгодно, как креветки, но все же лишний кругляш.

А вот и креветка, ползет, да еще и зигзагом. Михаил прицелился, вдохнул-выдохнул-вдохнул. Внимательно прислушавшись к чутью, навел перекрестье (очень похожее на символ «Мерседеса») мимо креветки, уловил момент, нажал спуск. Раздался свистящий звук пневматического выхлопа, и через какие-то две секунды креветка дернулась, завалилась. Отличный выстрел — прямо в сочленение между пластинами. Почти не попортил панцирь.

Прицепил винтовку к раме велосипеда, поехал за добычей. Хороший, крупный экземпляр, уже пятый за сегодня. Еще поохотиться, или достаточно? В принципе, свою норму — пять креветок — Михаил уже выполнил. Наверное, хватит, хотя винтовку надо зарядить на случай, если по дороге к стойбищу креветка попадется. Просто потому, что все так делают, боятся упустить удачу. Покрутил рукоять, нагнетая воздух, вставил в ствол пулю — сложную стакановидную, с хитроумным набалдашником и упругими крылышками. На Земле таких нет, не додумались. На Земле вообще нет настолько точного стрелкового оружия, а ведь эта однозарядная пневматическая винтовка уступает по всем параметрам здешним огнестрелам, у которых и самонаводящиеся пули бывают, и «умные» прицелы — такие, что слепой не промахнется, при этом винтовка меньше пистолета. Землянам до здешней цивилизации расти, не дорасти. Очень высокий тут уровень развития техники — звездолеты просторы бороздят, виртуальная реальность давно вошла в скучную повседневность, можно встроить прямо в череп компьютер, который помощнее каменнодеревского раховака будет. Есть нечто под названием «истинная материя», его применение позволяет носить звездолет в кармане, а при надобности — раздуть до размеров небольшой луны. Еще с самого начала (не скажешь «в первый день») Михаил выяснил, почему местные не стремятся в Обитаемое Пространство — далеко оно, семь тысяч с лишним порталов, а расстояние между порталами не всегда можно преодолеть быстро, иногда быстрее всего пешком. Если отправишься в путь, едва научившись ходить, как раз к глубокой старости успеешь. И деньги нужны, чтобы добраться. Есть другой путь — через лазы. Это ближе, но гораздо дороже, не говоря о том, что хранители могут устроить столько проволочек, что опять-таки можно помереть от старости, пока доберешься. Или придется значительно большую сумму потратить на взятки. Да и чтобы порталами добраться кругляши нужны — проезд оплачивать, кушать что-то надо в пути.

Конечно, бессмертие — соблазн серьезный, тем более, что местные знают о воскрешении в Обитаемом Пространстве. Однако при наличии денег можно и здесь бессмертие получить. Заплатишь, сделают тебе укольчик «крови жизни» — нечто вроде нанороботов, которые и от всех болезней излечат, и омоложение обеспечат, неврозы ликвидируют. Могут по желанию даже личность подправить в нужную сторону, хоть и не все на это соглашаются. Не все, но многие. И даже если тело погибнет от несчастного случая, нанороботы сохранят личность в виде какого-то энергетического пакета и переправят ее в специальный центр воскрешения, где «клиента» возродят. В Обитаемом Пространстве, как оказалось, аналогичный механизм действует — тоже нанороботы проникают в тело с пищей и водой, а потом обеспечивают вечную молодость с воскрешением. Никакой мистики, никакого вмешательства высших сил, одна технология. Только тамошние нанороботы не переносят переходов между мирами, а здешние, созданные людьми, а не цефами — переносят. Впрочем, побывавшие в Обитаемом Пространстве перестают стареть, даже если в обычные миры возвращаются. И болеют гораздо реже. Хотя, все-таки, болеют — у Михаила даже изжога случалась, с тех пор, как Обитаемое Пространство покинул. И раны заживают с нормальной скоростью, и выздоровление гораздо медленнее, чем в Обитаемом Пространстве проходит.

Надо сказать, что есть еще один мир, в котором кровь жизни можно получить бесплатно, вместе с воздухом и водой — вселенная Киафиат. Обычная вселенная с галактиками и планетами, но чуть ли не возле каждой звезды, а то и просто в межзвездном пространстве есть терраформированные планеты, к тому же связанные между собой какой-то сетью для мгновенных перемещений, аналогичной Системе Прямых Путей. Тамошняя живая кровь все-таки выдерживает переходы между мирами, не всегда, но достаточно часто. До Киафиат от Бэдэй даже труднее добраться, чем до Обитаемого Пространства.

Есть и другие варианты бессмертия, подороже. Один из них — переселиться в виртуальность. Что там за аппаратура, знают только специалисты, однако бессмертие гарантировано — ничего с аппаратурой не случится даже в случае гибели вселенной, где виртуальность расположена, проверяли. Самая популярная среди виртуальных реальностей — Мир Чувств. Причем тех, кто принял кровь жизни, побывал в Обитаемом Пространстве или мире Киафиат, не пускают в Мир Чувств — видимо, чтобы избавиться от конкурентов.

Но можно при наличии денег и свою собственную виртуальность организовать. Дорого, конечно. Очень дорого.

Пожалуй, самое дорогостоящее бессмертие — стать метаморфом, сверхизменчивой сущностью, чуть ли не равной богу. Очень привлекательный вариант — кем в данный момент захочешь, тем и заделаешься, хоть бестелесным духом, хоть звездой, хоть субатомной частицей. Правда, далеко не во всех вселенных эта услуга доступна. Да и не пускают метаморфов через порталы и лазы, боятся их. Интересно, с чего бы?

Большинство примкнуло к общине Бетлуна именно потому, что рассчитывали заработать на кровь жизни. Охота — выгодное дело, особенно на креветок — их панцири идут на экспорт в мир под названием Высь, потому что приобретают там воистину чудесные свойства, сверхпрочными становятся. Их используют в конструкциях звездолетов и оружия. А мясо креветок идет в здешние обжорные дома — нечто вроде передвижных ресторанов, экзотика для туристов. Как правило, заработав достаточно, охотники покидают ватагу. Но есть и исключения, те, кто, заработав на кровь жизни, покупает бессмертие и продолжает кочевать с охотниками.

Хоть все охотники и похожи между собой, тем не менее — личности, одна другой ярче. В основном — бывшие перегонщики, перебивались случайным заработком то на фермах, то на фабриках, то уборщиками, то официантами. Женщин, кстати, больше чем мужчин на три штуки — неудивительно, женщины лучше стреляют. Потому что хладнокровнее. Две «избыточных» женщины, сначала поглядывали на Михаила с интересом и со значением, но едва услышали слово «жена» — как отрезало, начисто интерес потеряли. Кто-то другой на месте Михаила обиделся бы. Ну а третья, Нира, раньше зарабатывала проституцией, вот и сейчас намекнула, что можно договориться в счет будущих заработков, жена там или не жена.

У большинства охотников истории простые — жил себе, кочевал по перегону, работал то там, то тут, надеясь накопить достаточно кругляшей для покупки крови жизни, к хорошей ватаге примкнуть не удавалось, потому копилось медленно. Постреливал в тире, получалось хорошо, попросился к Бетлуну. Тот побеседовал и принял в ватагу.

Но у некоторых истории посюжетистей. Например, сам глава ватаги Бетлун. Он тоже из перегонщиков, и жизнь у него складывалась неудачно — никак не удавалось заработать достаточно на кровь жизни. Просто накопить, откладывая понемногу, не удалось — все время возникали непредвиденные расходы. На Бэдэй есть способ относительно быстрой добычи кругляшей — ночные работы, местные говорят «уйти в ночь». Когда Бетлун был еще молодой, этот способ оказался для него недоступным, потому что местная полиция ликвидировала целую преступную сеть, и большинство пойманных осудили на ночные работы. Когда они отработали свои сроки, Бетлун нанялся, и снова ему не повезло — его наниматели разорились и не смогли заплатить. Хотя возможен и вариант, что банкротство было липовым. Чтобы на зарплате таким как Бетлун сэкономить, ничего же не докажешь. Бетлун пошел в ночь второй раз, на шахту, где больше всего платили. Случилась авария, в которой он сильно обгорел, а наниматели даже не оплатили лечение. Бетлун пробовал бороться, примкнул к другим обиженным. В результате получил какую-то мелочь и приобрел репутацию смутьяна, его больше не хотели нанимать для ночных работ. Пробовал открыть свое дело — торговал то одеждой, то моющими средствами, то тканью для палаток, выращивал специи, разводил каких-то насекомых-медоносов, но каждый раз прогорал, только долги росли. Еще в молодости женился, однако жена ушла к другому, более удачливому. В конце концов, Бетлуну удалось уйти в ночь на несколько рабочих смен подряд, тоже на шахту. Пахал, пока не испортил здоровье, и его не выгнали, но заработал достаточно, чтобы расплатиться с долгами. А потом, почуяв тенденции, сумел организовать выгодную торговлю мелким огородным инвентарем. Торговля шла хорошо, и принесла весьма солидное количество кругляшей. Бетлуну даже удалось уловить момент, когда тенденция изменилась, и вовремя свернуть дело. Но его ограбили дзоку — местная полудикая преступность. Потерял все. На ночные работы больше не брали, перебивался случайным заработком. Пока не обнаружил себя больным стариком, а из имущества — только старый буер, одежда и зонтик от солнца. Бетлун взял, и написал на парусах буера: «Подайте на кровь жизни». В шутку, не более. Но действительно стали подавать, и вскоре набралось достаточно кругляшей, чтобы купить бессмертие. Купил, при этом выбрал изменение личности. Насколько серьезные получились изменения — сам не знает. Придумал себе цель — вернуть всем, кто подавал на кровь жизни двенадцатикратно. И запомнил же их как-то, притом, что сами они Бетлуна не все помнили. Открыл в себе талант снайпера, примкнул к охотничьей ватаге, которая промышляла пушных зверей возле южных полярных льдов, потом к другой, которая уже на креветок охотилась. С «кредиторами» расплатился быстро, свою ватагу организовал. Правда, ватажники подобрались так себе — убили Бетлуна, не сумев разделить добычу, да еще и оружием, которое препятствовало работе крови жизни. К счастью, совсем вывести нанороботов из строя не может никакое оружие, но все равно воскрес Бетлун с поврежденным мозгом, и персоналу центра воскрешения пришлось еще дополнительные меры принимать, а потом всех нанороботов менять на новых, «неповрежденных». Все-таки восстановили Бетлуна полностью, только шрам на голове остался — кровь жизни воспринимает его, как часть тела, как будто и должен быть. Можно бы еще подправить программу нанороботов, но Бетлун отложил это дело до следующего воскрешения. И организовал другую ватагу, теперь уже подбирал ватажников внимательно.

Или Содит и Яани — семейная пара, на трейлере которой живет Михаил. Они — бывшие оседлые, жили в настолько отгородившемся от мира селении, что там «гуманитарную помощь» от перегонщиков не принимали. Им бросают с неба, а они даже не прикасаются. Но начались у них в селении неприятности, связанные с неправильным распределением трудовых ресурсов. Один раз не хватило запаса продуктов, едва дотянули до утра, чтобы не вымереть. Запасли побольше, и не хватило на ночь топлива, пришлось продукты жечь. А утром еще и нападение каких-то хищников случилось, многие погибли. Содит решил, что селение обречено, взял в охапку жену — Яани — и сбежал. Сперва примкнули к кочевым земледельцам, потом на Южном Перегоне кочевали, там выяснилось, что они хорошо стреляют. Бетлун посмотрел, подумал и принял Содита с Яани в ватагу. Они тут не только охотятся, в их трейлере расположена пекарня, которая снабжает ватагу отличным хлебом, а также пирожками, пирогами, сладостями. Бывшие оседлые поражали трудолюбием — их трейлер содержался в образцовом порядке, пекарную вымывали три раза за цикл сна-бодрствования, даже потолок не забывали протирать, на досуге, если уже вся нужная работа переделана, что-нибудь плели или строгали.

Есть в ватаге и люди не с Бэдэй, неместные. Некоторые — сложных судеб. Жена Бетлуна Чинксуаутикран, или просто Чинк, вот кому повезло горя хлебнуть. Тихая, неразговорчивая, любит большие компании, но предпочитает молчать и слушать, а не говорить и действовать. Михаил разглядел через различитель, что она пережила в прошлом очень много боли, ужаса, отчаяния, стыда, чувства вины, тоски. А сейчас обрела покой. Чинк не позавидуешь — на ней в каком-то воистину вшивом мире, где местное начальство контролировало центры воскрешения, испытывали биологическое оружие. Хотели разработать такое, чтобы от него кровь жизни не помогала. Сколько раз Чинк умирала в муках — сбилась со счета. Каждый раз воскресала. Уже надеялась, что ее мучителям удастся вырастить заразу, которая подействует. А потом — уже не надеялась. Два раза пыталась бежать. В первый — участвовала в бунте таких же подопытных, бунт подавили. Второй раз придумала довольно оригинальный способ — замкнула своим телом что-то в центре воскрешения, надеясь его обесточить, чтобы сущность Чинк воскресла в другом центре, неподконтрольном ее мучителям. Не учла, что есть аварийное питание. Но в третий раз побег удался. Тихий был побег, незаметный, подготовленный — через подкоп, с заранее припасенной одеждой, документами. Даже немного кругляшей сумела накопить. Впрочем, Чинк крупно повезло — встретила добрых людей, которые спрятали ее, пока ловля не утихла, после чего даже помогли выбраться в другой мир.

Еще была в ватаге парочка с очень длинными и совершенно непроизносимыми именами, к ним обращались по прозвищам — Богач и Богачка. Мужчина действительно был в своей родной вселенной ненормально богатым, чуть ли не олигархом. Владел пригодной для жизни планетой, небольшой флотилией звездолетов и даже межмировым кораблем Чи-Ту-Ан — удовольствие, подороже личной виртуальности. Впрочем, собственная виртуальность у Богача тоже имелась. И разорился. Не учел рисков, недооценил жадность и решительность конкурентов, переоценил честность и возможности партнеров. Пришлось ему бежать в другой мир. На Богача Михаил тоже смотрел через различитель — тот воспринимал свою неудачу философски, в стиле: «Ну, совершил от глупости и самоуверенности каскад непоправимых ошибок, ну, потерял все что было, да еще и кучу народу подставил, так что теперь, вешаться?» Богач был хорошим охотником, но заработанные кругляши не собирался использовать в качестве стартового капитала для восстановления своей империи. Решил ограничиться разумным достатком, а то, по его словам: «Много денег — мало сна».

Богачка — невероятной красоты женщина, Михаилу сразу вспомнились каменнодеревские «феи» и «богини». Ее Богач соблазнил, когда прятался от кредиторов — всего лишь с целью где-то переночевать. Но случилась между ними любовь, как в кино, и Богачка отправилась за Богачом в бегство по другим мирам. Она тоже отлично стреляла и удачно охотилась.

А еще кочевал с ватагой Лгресс — самый настоящий, живой космический пират. По виду не скажешь — обычный парень, но через различитель видна его натура. Совершенно незлой, что очень странно как для пирата, впрочем, Лгресс в своем пиратском прошлом не был капитаном или бойцом-абордажником, всего лишь техником палубной команды. Кроме того Лгресс обладал обостренным восприятием окружающего мира, смотрел на все глазами художника, выискивая и находя красоту. В пираты подался не от хорошей жизни — призвали его на космическую войну, где шансов выжить не было. Дезертировал, присоединился к контрабандистам, а пираты их ограбили и заодно рекрутировали Лгресса — как раз техник был нужен. Флибустьерствовал (а может — корсарствовал) недолго, грабежи-кутежи его не привлекали, не подходили по темпераменту. Нашли они как-то планету, с которой открылся лаз в параллельный мир, сошел с корабля, и отправился в другую вселенную. В родной ему места не было, кроме как среди пиратов — не простили бы ему дезертирства и всего, что последовало. Узнал про кровь жизни, стал искать способ подзаработать. Вот, нашел.

Одним из «постоянных» ватажников был Рути. Невысокий, почти коротышка, он всегда держался с достоинством, и чувствовалось, что он уже очень стар, несмотря на внешнюю молодость — принял кровь жизни еще лет триста назад. Почти всю свою сознательную жизнь Рути зарабатывал стрельбой по людям — в мире Зеркального Снега практиковались гладиаторские бои по правилам, а если боец правила нарушал, его пристреливали. Рути и пристреливал. Ничего страшного — все гладиаторы были бессмертные, принявшие кровь жизни. Других не допускали. Но правила изменились, стали допускать. Мало того, некоторые оказывались гладиаторами против их собственной воли, и Рути сразу бросил свою работу, даже активно участвовал в шумихе с привлечением иномирянской общественности, чтобы гладиаторские бои запретить.

У Михаила и Рути нашелся общий интерес — боевые искусства. Старому снайперу удалось невероятное — поколебать авторитет Гри. Она в свое время обучила Михаила не всему, что умела, однако обо всем рассказала. Минимум по три раза повторяла. Так вот, Рути знал и умел кое-что, Гри неизвестное. Если бы отдельные приемы, но — особая техника, позволяющая противостоять не только более сильному и тяжелому, но и более быстрому противнику. Хотя Михаилу тоже удавалось удивить Рути. Иногда.

А самой занимательной ватага признала историю Михаила. Нафантазировал следующее: жил с женой в мире под названием Планета Земля, заболел (когда спросили, чем заболел, ответил, что псевдогрануломатозом — не то вспомнил, не то придумал слово), надежды вылечиться не было, решил отправиться в Обитаемое Пространство. Чтобы добыть средств на дорогу, продавал с аукциона древнюю семейную реликвию. А у одного из покупателей был корабль Чи-Ту-Ан, и поступило предложение отвезти больного в Обитаемое Пространство в обмен на реликвию. Михаил сумел организовать все так, чтобы отдать реликвию только по прибытию, для чего пришлось ее не много, не мало заминировать. Хотел отправиться с женой, но покупатель уверенно заявил, что Чи-Ту-Ан не вынесет троих. Из вредности скорее всего, покупатель и вправду дюже вредный попался — завез Михаила в пустынную местность Обитаемого Пространства, хитростью выманил реликвию, и сбежал. А Михаил так надеялся, что его отвезут в родной мир. Но, по крайней мере, выздоровел.

Дальше Михаил рассказывал про свои приключения в Обитаемом Пространстве. Более-менее честно — про чутье умалчивал. А когда история дошла до того момента, как Михаил Обитаемое Пространство покинул, опять пришлось фантазировать, как он находил в каждом новом для себя мире хранителей, узнавал, как в следующем мире хранителей искать. А что делать, если на Бэдэй не признают существования бродячих колдунов? Приходится врать, чтобы поверили. Прямо булгаковская ситуация: сидят напротив Михаила и говорят, что его не существует.

Впрочем, ватажники и так до конца не верили, у путешественников по мирам есть манера приукрашивать. И воспринимается это нормально, есть даже поговорка: «Врет, как иномирянин». Михаил еще и подозрительно честным выглядел на общем фоне — не злоупотреблял захватывающими приключениями в своих рассказах. Хотя кое-что весьма нереально выглядело. К примеру, пришлось выдумывать существование тайной-претайной организации хранителей ключей в мире Ду, якобы они легко провозят «клиентов» от островитян на занятый телре континент. Ватажники даже не пытались ловить Михаила на нелогичностях — врет, и пусть врет, зато интересно.

Хороший народ собрался в ватаге, незлой и ненавязчивый. На Бэдэй же всяких можно встретить. В основном-то люди образованные — хотя при кочевом образе жизни сложно наладить школьную учебу, дети учатся дома, в своих трейлерах. С помощью компьютерных игр — они хитро устроены, сочетают развлечение с обучением. Иногда знания даются прямо в игре, иногда, чтобы «пустило на следующий уровень», или просто позволило еще поиграть нужно решить задачку или ответить на вопросы. Единственное — на крупных стоянках собирают подрастающих кочевников, чтобы дать им так сказать «общепрофессиональное» образование. Три специальности надо освоить — «оператор малых технологических систем», «оператор сельскохозяйственных работ», «техник-ремонтник» — и можно спокойно наниматься хоть на ферму, хоть на шахту, хоть на фабрику, полдня хватит, чтобы осовиться. Как ни странно, работает метод, хватает у бэдэйцев и сугубо практических знаний, и отвлеченных. Кочевые земледельцы, вернувшись с работы, с увлечением ведут философские дискуссии.

Вот с моралью — не очень. Кроме родителей некому заниматься воспитанием, а родителям то некогда, то ума не хватает, то они сами невоспитанные. И появляются бандиты-дзоку, между вполне мирными ватагами наемных рабочих происходят конфликты вплоть до перестрелок, потому что каждая ватага стремиться у другой работу перехватить. Воровство процветает.

А в ватаге Бетлуна все друг другу доверяют, в помощи не отказывают. Даже удачливость Михаила на охоте если и вызвала у кого-то зависть, то уж никак не черную. Расспрашивали, конечно, как ему удается по пять-шесть креветок за раз приносить. Даже и не знал, чего бы соврать в ответ. Не говорить же, что это различитель такой особенный — подсказывает когда стрелять, или позволяет разглядеть моменты, когда креветка надолго останавливается, чтобы особенно длинный стебель из мха вытянуть — там, где знания Михаила о различителях, мхе и креветках заканчиваются, у местных они еще даже не начинаются. Сначала пожимал плечами, отшучивался. Потом, только чтобы время протянуть, стал подробно рассказывать, как подстрелил каждую из креветок. Охотники послушали-послушали, и решили, что у Михаила талант. Вспомнили несколько случаев, когда иномирянин, до сих пор не видевший норных креветок вообще, вдруг начинал точно также сверхуспешно на них охотиться. А у Михаила возникло законное подозрение — уж не пролазниками ли были те иномеряне? Да нет, вряд ли. Пролазники умеют оставаться незаметными.

Михаил вообще хорошо вписался в ватагу. Уже стал настоящим охотником, профессиональным. Научился управлять трейлером, разобрался в системе сигналов, которыми обмениваются охотники во время перекочевок, усвоил правила общения — несложные они были. Никаких глупых шуточек над новичком ватажники себе не позволяли, наоборот, старались помочь. С пропитанием вообще ничего придумывать не пришлось — Михаил постоянно приглашали к себе на обед или ужин все по очереди, а когда отправлялся на охоту, Яни всегда собирала тормозок с пирожками или лепешками, или блинчиками. Питались охотники в основном консервами и концентратами, но умели готовить из этого множество вкусных блюд. Да хотя бы так поразившие Михаила в первый день пирожки.

А однажды ватага выехала к крупному — горизонта не видно — озеру. Вода пресная, дно опускалось от берега очень полого — Бэдэй гладкая планета. Ватажники пораздевались догола и долго плескались, а потом достали удочки и наловили рыбы. Всякой — была и на карасей похожая, и на сомов, и на камбал. Потом ее варили, жарили на вертелах, решетках, противнях, тушили в котлах, еще какие-то сложные блюда готовили. И все захотели угостить Михаил, он даже растерялся немного. Принял приглашение Рети — больше всех с ним подружился, потому, что Рети, в отличие от всех остальных, допускал существование бродячих колдунов. Да и Анира, жена Рути, отлично готовила.

Отходы от чистки рыбы ватажники снесли в одну большую кучу — и прилетели озерные лэнги. Голые, уродливые, они вели себя гораздо культурнее своих покрытых шерстью собратьев — чинно расселись вокруг кучи, неторопливо выбирали передними лапами требуху и с достоинством съедали. Потом перешли к рыбьим головам. Когда в куче уже почти ничего не осталось, появился припозднившийся лэнг, и другие лэнги отдали ему недоеденные рыбьи головы. А сами принялись также неторопливо выбирать тонкими когтями рыбью чешую. Съели все, даже, кажется, запаха не осталось. Поднялись в воздух, сделали круг над ватагой и улетели. Очень культурные существа, контраст с шерстистыми лэнгами поражает.

— А на этих лэнгов не охотятся? — спросил Михаил Рути. — У них тоже когти и зубы…

— На них не принято охотиться. Это будет нарушение Равновесия. Озерные лэнги — безобидные.

Опять это Равновесие… У жителей Великой Протяженности, как местные называют совокупность разведанных и более-менее освоенных вселенных, распространена не совсем религия, но что-то из той же симфонии, оно признает существование трех сил — Равновесия, Времени и Судьбы. Равновесие отвечает за постоянство, равномерное распределение, Время — за изменчивость, а Судьба… за судьбу. Равновесие это то, что опасно нарушать. А Время считается чуть ли не злой силой, все, что само собой происходит нехорошего — это Время виновато, а если что хорошее случается — это Судьба постаралась. А если плохое случается, как результат чьих-то благих намерений, то он сам виноват — не надо было нарушать Равновесие. Сложная на самом деле философия, Михаил все никак не мог в ней разобраться. Но пробовал. Вот и тогда, угощаясь тушеной рыбой, попробовал, спросил у Рати:

— Так убивать безобидных существ — нарушение равновесия? Но мы же креветок убиваем, а они безобидные.

— Они совершенно безмозглые.

— Может быть, но вдруг они способны испытывать боль и страх?

Рути даже рассмеялся:

— На кого же тогда можно охотиться?

— А ни на кого! Даже комаров убивать нельзя…

— Вы действительно так думаете?

— Нет. Но в некоторых религиях так и думают. Они питаются только мякотью плодов, молоком и медом.

— Возможно, исповедующие эти религии знают свою Судьбу. И их судьба — отказ убивать. Иначе их поведение тоже нарушает Равновесие.

— Ага. Это ж не разберешься, любым шагом равновесие нарушить можно…

— Надо всего лишь знать свою судьбу.

«Знать судьбу» — еще один крайне неясный момент. Бетлун в первом разговоре спросил Михаила, знает ли тот свою судьбу, когда Михаил ответил, что не понимает вопроса, Бетлун сделал вывод: «Вы не знаете своей судьбы». А сам Бетлун — знал. Слова: «Я знаю свою судьбу», — местные произносят с гордостью и некоторым оттенком безысходности, а слова: «Я не знаю своей судьбы», — с гордостью и весело, примерно как безродный подкидыш может бросить в лицо потомственному аристократу: «Моя родословная начинается с меня!»

Михаил продолжал допытываться:

— А если я не знаю своей судьбы?

— Нужно узнать, — пожал плечами Рути.

— И как это сделать?

— Каждый узнает свою судьбу по-своему.

Пользы от таких советов.

— И все-таки, может, есть какие-то… общие рекомендации? Может, медитировать надо, ритуалы какие-то есть…

— Медитация действительно может помочь. А ритуалы — только связанные с медитацией.

— Ага. Ну и как у вас принято молиться?

— Молиться?

— А что, нет такого ритуала? У нас есть. Много.

— Молиться, — неодобрительно проворчал Рути. — Молить Равновесие — нарушать Равновесие, Равновесию нужен покой. Молить Время — терять время, Время мольбы не слышит. Молить Судьбу — оскорблять Судьбу, Судьба и так дала все, что нужно. Молиться можно лишь мгновенью.

Михаил тогда хотел расспросить насчет мгновений подробнее, но передумал. Решил, что слишком много вопросов за один раз — нарушение Равновесия. А также искушение Судьбы.

То есть, уже начал потихоньку разбираться. Понимал не умом, а, скорее, чутьем.

Вообще, обнаружил Михаил у себя такое свойство — перенимать мировоззрение жителей того мира, куда пролез. И с островитянами это было заметно — старался не расстраиваться по поводу будущих неприятностей, и позже… в мире горелых руин без проблеска совести украл лодку, а потом — легко убил человека, до сих пор по этому поводу ничего не чувствовал.

Полезное свойство для пролазника. Но пугающее.

С другой стороны, вывел же из того самого мира горелых руин Ампиху с дочкой. Остался, стало быть, неизменный «моральный закон» где-то в глубине личности.

Самоуспокоение…

Однако, став похожим на ватажников, Михаил сам себе даже понравился. Спокойнее стал, жизнерадостнее…

Хорошие люди в ватаге. И им угрожает опасность. От дзоку. И знает об этом только Михаил — почуял. Он настрелял уже достаточно креветок, чтобы осуществить свой первоначальный план с игрой в казино, наймом самолета и так далее. А может, и в казино играть не придется — не выяснил пока еще, сколько стоит нанять самолет. Но упустил уже два верных случая уйти. Что-то удерживало. Поначалу вроде бы соображение, что после выигрыша в казино Михаил станет слишком богатым и слишком незащищенным — добыча для бандитов. Охотники рассказали, что бывает с удачливыми игроками, если заранее не заплатить дзоку, чтобы не трогали. Отбиться-то, может, и отобьется, но зачем рисковать? Гри учила избегать драки, если есть возможность. Так что, когда ватага встретила кочевников-животноводов, не остался с ними, отправился дальше.

Пастухов встретили неожиданно. Катили трейлеры по степи, и обнаружили ватажники широченную полосу наполовину объеденного мха. Поехали вдоль, и вскоре показалось на горизонте что-то белое, Михаил через различитель увидел, что это стадо животных — нечто среднее между ламами и верблюдами. С трейлера Бетлуна передали сигнал менять курс, направляться в сторону стада. Яни и Содит оживились, заулыбались.

Вокруг стада двигались несколько трейлеров, правда паруса были свернуты, а мачты опущены — в трейлеры были запряжены ламоверблюды. Виднелись и всадники верхом на особенно крупных и резвых животных.

Ватаги сошлись, принялись перемигиваться световыми сигналами, потом перекрикиваться. Трейлеры съехались вместе, перемешались, остановились.

Пастушья ватага состояла из светлокожих людей одной расы, но выглядела не такой однородной, как ватага Бетлуна — были среди пастухов и дети разного возраста, и многосотлетние старики — Михаил еще в ОП научился различать их по глазам, да и различитель помогал. Хотя особо своим яасеном не злоупотреблял — мысленным усилием приказал не показывать чужие души, недавно обнаружил эту возможность. Разок глянул на пастухов, убедился, что люди приличные, и хватит. Стеснялся Михаил «подглядывать».

Пастухи — ребята небедные, кровь жизни покупают своим детям еще при рождении. Правда, далеко не все выросшие пастушата становятся пастухами, многие отправляются по параллельным мирам. Бессмертие, а также само наличие Большой Протяженности открывают возможности, которыми просто глупо не воспользоваться. Некоторые «блудные дети» возвращаются и снова кочуют со стадом.

А приняли пастухи охотников действительно хорошо, с размахом — у них давняя дружба оказалась. Зарезали аж двух ламоверблюдов, из одного наготовили совместно с гостями уйму всяких блюд, второго жарили самым древним способом — целиком на вертеле, поливая соусами. По мере готовности мясо срезали и съедали.

Хорошо повеселились, обе ватаги напились чего-то, похожего не то на выдохшееся пиво, не то на саке. Песни орали, танцевали хороводом под музыку — и записанную на компьютеры, и сами играли, — устраивали соревнования по борьбе, бегу и скоростному выкапыванию ям. Некоторые женщины нацепили украшения с колокольчиками и танцевали так, чтобы из звона получалась музыка — красиво получилось, впечатляюще. На дорожку пастухи надавали охотникам мяса — копченого, соленого, свежего.

Глава 10

Михаил тоже ел-пил-веселился, а потом мучился похмельем. Но — сомнения не покидали. В принципе, можно было забрать свою долю от добытых креветок, остаться с пастухами — они как раз гнали стадо к торговцам, которые, поторговав, отправились бы на Большой Перегон. Однако Михаилу показалось, что пока можно не спешить. Вроде бы нет смысла подолгу задерживаться в каждом мире, Ника ждет. А на Бэдэй Михаил и так уже неизвестно сколько прохлаждается. Однако — не хотелось торопиться. Чутье, или не чутье? Чутье. И о чем оно в этот раз предупреждало? Поприслушивавишись, Михаил пришел к выводу, что следующий мир в данный момент слишком негостеприимен, что-то там произошло. Вероятно — катастрофа какая-нибудь, и хорошо, если местного масштаба, могла быть и мировая. Может быть война, стихийное бедствие, эпидемия. А обездоленные люди вовсю убивают друг друга за последний сухарь, глоток воды или место под навесом. Лучше будет переждать здесь. А еще очень хорошая идея — самому себе кровь жизни купить, в бессмертные записаться. Если Михаилу случится погибнуть в мире, где нет центров воскрешения, ничего страшного — энергетические пакеты, в которых нанороботы сохраняют личность погибшего, легко проникнут в ту вселенную, где центр воскрешения есть. Не через лазы — эти пакеты не трехмерные, а какие-то там восьмидесятитрехмерные структуры, существуют сразу во множестве миров. Когда Рути про все это рассказывал, Михаил не мог не задать вопрос:

— А если ни в одном из этих миров не окажется центра воскрешения?

Ответил не Рути, а случившийся рядом Карсун:

— Такого невезения не бывает. Если бы оно бывало, я бы знал.

И принял Михаил решение остаться пока с ватагой. Да что там, нравилось ему кочевать. Нравился степной простор — как выразился кто-то из ватажников: «Взгляда достаточно, чтобы почувствовать себя свободным». Нравилось тихое, неторопливое движение трейлера, нравилось им управлять. Не говоря уже про обстановку в ватаге.

Ну что ж, раз чутье говорит, что лучше переждать, значит лучше переждать. С чутьем не поспоришь.

Вот и отправился кочевать дальше. Тоска по Нике порой накатывала — глушил дыхательной гимнастикой.

Связь с Никой стала совсем ненадежной — мутная какая-то, рвалась постоянно. Долетало от Ники разное — то страх, то радость, то решимость, то надежда, а то и покой. Что-то там у нее произошло, раз надежду испытывает, и можно додуматься, что. Думал Михаил много, времени хватало — это у обычных ватажников на охоте голова занята, надо сначала креветок высматривать, а потом момент для выстрела старательно выбирать, а Михаила чутье ведет, кроме как ждать, делать, в сущности, нечего. Вот и думал.

Что могло Нику обнадежить? Трудно сказать, но она в лучшем положении, чем Михаил — у нее есть доступ к сайтам пролазников в разных мирах, к накопленным за столетия базам данных. Например, Ника могла где-то вычитать, что, раз они с Михаилом друг друга ощущают, то немного между ними миров, есть у Ники надежда дождаться. И хорошая надежда.

Да и у Михаила появились подозрения, что родная Планета Земля где-то недалеко. Еще когда увидел глобус Бэдэй — хотя планета кажется однообразно-пустынной, на глобусе полно всяких линий, обозначающих то реки, то дороги, точек с названиями, пятен, которые чего только не означали — и водоемы, и леса, и «ядовитый мох», на самом деле не ядовитый, а труднопроходимый.

Одно название резко бросилось в глаза — город на Южном Перегоне. Большой, старый, стационарный, представлял из себя систему куполов, которые на день снимаются, а на ночь поднимаются снова. Под куполами — много зеленых парков с водоемами, уютные жилые кварталы, деловые районы, даже производства. В городе можно сколько угодно жить, не кочевать, и при этом не испытывать малейшего неудобства.

А назывался город Ордынск. Славянское, если не русское слово, да еще и с тюркским намеком, однозначно связанным с кочевым образом жизни — уж не с Земли ли пришли те, кто город строил? Ох, как Михаил набросился с расспросами на окружающих! А окружающие почти ничего не знали. Основали город Ордынск какие-то шонги, а кто это — непонятно. То ли народ такой, то ли профессия, то ли религия. Название городу шонги дали действительно из своего языка, но в настоящий момент этот язык забыт, да и сами шонги перемешались-ассимилировались с перегонщиками. Растворились в массах.

Кроме Ордынска ничего однозначно «русского» или хотя бы «славянского» не нашлось. Зато нашлась местность, где как-то особенно удачно выпадал снег, и называлась она Юкиёси — уже японский язык на подозрении. А кто местность назвал — опять непонятно, никаких легенд по этому поводу ватажники не помнили. Кстати говоря, слово «дзоку» — тоже на японское похоже, и оно очень старое, даже не с Бэдэй, из другой вселенной пришло.

А еще, когда бывший космический пират Лгресс начал рассказывать про свой родной мир — планета с одним единственным гигантским континентом, — он упомянул три самых больших и важных реки, назывались они Иль, Акс и Лепс. Сразу же возникла ассоциация с реками Семиречья — Или, Аксу, Лепсы. Михаил аж надоел Лгрессу, выспрашивая, нет ли хоть каких-то названий, похожих на Каратал, Биен, Баскан и Сарканд — остальные четыре реки Семиречья. Лгресс сначала честно пытался вспомнить, потом тупо перечислил все географические названия из своего мира, какие пришли в голову. Михаил записал на всякий случай, долго потом к ним присматривался, искал схожесть… Таплан — Дублин? Ауб — Обь? Кйоу — Киев? Интроу — Онтарио? Парунаал — Барнаул? Попалось название Памир, правда — созвездия, а не гор. Сам себя запутал. И отказался от идеи расспрашивать остальных ватажников. Ничего названия не дадут, Планету Земля не приблизят.

Тем не менее, когда кто-то упомянул в разговоре мир Ковкого Стекла — опять в груди екнуло, потому что и на сайте пролазников про такой мир упоминалось. В нем металл терял полезные свойства, как в мире лаптежников, но люди научились делать стекло, которое сохраняло ковкость при обычной температуре, за что пролазники и дали название вселенной. А здесь, в Большой Протяженности, случилась совершенно аналогичная история — с металлом не выгорело, стекло приспособили. Случайное совпадение законов природы, соответственно — неслучайное совпадение названий.

Естественная первая реакция Михаила на совпадение названий, как более-менее недикого землянина, была — поискать в Интернете. Есть же у местных компьютеры? Есть. Очень портативные такие складные коробочки с кнопочками и вертящимися шариками вроде трекболов, они передавали изображения прямо на различители. Аналогично каменнодеревским холпам, хотя симулировать весь интерфейс не могли, потому и коробочка, а не всего лишь браслет. Дешевые модели, те, что подороже, гораздо круче холпов по всем параметрам — они вообще прямо в мозг сигналы передают. Впрочем, холпы тоже были способны внушать запахи, вкусы и даже эмоции.

Аналог Интернета тоже нашелся, называлось оно просто и незатейливо — Источник. В том контексте, что источник информации. Но доступ к нему контролировала какая-то монополия. Потому доступ к местному Интернету невозможно, чудовищно дорогой, за один запрос придется цену десятка креветок выложить, а уж по ссылкам пройтись… В других мирах монополии нет, там попроще. Но не на Бэдэй.

Обычную радиосвязь та же монополия контролировала, драла совершенно безбожно за каждую минуту в эфире. Однако местные приспособились — накупили таких «мобильников», которые упаковывают информацию и передают ее микросекундными импульсами. Так что платят бэдэйцы за дистанционную болтовню ломаные гроши. Вернее — кругляши. И уже организовали систему распространения слухов по радио, а назвали ее… «Длинное ухо». Однозначная ассоциация с казахским узун-кулак, аж надежда скоро оказаться дома, в объятьях Ники, обострилась. Пришлось надежду отгонять, чтобы потом не расстраиваться, когда доберется таки до баз данных, выяснит, не близко ли Земля.

Кроме того, были какие-то неясные не то соображения, не то предчувствия, что есть возможность сократить путь с помощью межмирового корабля Чи-Ту-Ан. Очень Михаила Чи-Ту-Ан интересовали, еще с тех пор, как впервые про них услышал. И здесь расспрашивал. Больше всех знал Богач — он на таких кораблях путешествовал неоднократно, свой собственный у него был. Однако Михаил не мог допытываться слишком уж активно потому, что сам себе придумал легенду, будто на Чи-Ту-Ан катался. Заврался, прямо скажем. Осторожно приходилось выведывать, намеками подводить. С опасностью спровоцировать встречные вопросы. Однажды спросил:

— А сколько стоит Чи-Ту-Ан?

Богач ответил. Н-да. Чтобы купить хотя бы самый скромный, придется не одно казино разорить выигрышами, и даже не один десяток казино. Михаил поинтересовался насчет возможности арендовать Чи-Ту-Ан, получил ответ:

— Можно, только… обмануть могут. Возьмут задаток, а потом скажут, что нужного мира нет в развертке.

— В развертке? Так что, нельзя куда угодно на лететь… то есть плыть…

— О Чи-Ту-Ан у нас говорят — проскальзывать. Нет, нельзя куда угодно, надо, чтобы путь был… разведан. Сначала надо попасть в мир через лазы или порталы, там какие-то измерения сделать — не знаю, какие, — а потом уже Чи-Ту-Ан могут проскальзывать.

— А на самом Чи-Ту-Ан нельзя разведать?

— Нельзя. Если проскользнуть в мир, которого нет в развертке, то пилот потеряется… точнее — заблудится, не сможет быстро вернуться обратно. Такое случалось, пилотам приходилось снимать с кораблей ключи от лазов и искать путь обратно через лазы. Уж за пределы Протяженности ни один пилот не рискнет проскальзывать.

— Так можно попасть в нужный мир, только если пилоту известен путь?

— Вот именно. Хотя я не разбираюсь, я не пилотировал Чи-Ту-Ан.

— Но у вас же был корабль!

— Я нанимал пилотов. Не всякий сможет управлять Чи-Ту-Ан, это надо уметь удерживать в уме несколько измерений. Пилотированию и самостоятельно-то не выучишься, только машина может обучить. Приходится нанимать пилотов.

А Михаил даже четырехмерное пространство не умел себе представлять.

— А правда, что на корабле Чи-Ту-Ан можно мгновенно попасть из любого мира в любой другой мир?

— Нет. Чи-Ту-Ан позволяют путешествовать между мирами очень быстро, но мгновенная скорость остается недоступной… пока что. Путешествовать на Чи-Ту-Ан это примерно такая же скорость, как если идти дорогой миров и тратить в каждом мире примерно шестьсот заворотов.

Один заворот — примерно минут десять по внутренним ощущениям.

А так надеялся, что можно быстро добраться на Чи-Ту-Ан домой. А вдруг все-таки можно? Хоть и не выйдет мгновенно, но все равно же быстрее на Чи-Ту-Ан. И это простым пилотам привязка к координатам нужна, но у Михаила есть «маяк» — связь с Никой. И чутье, которое подскажет, «куда свернуть». Да и вдруг, все-таки есть какой-то разведанный путь в Приграничье? Или хоть небольшой отрезок пути…

Кроме того, Михаил так ничего нового и не узнал от ватажников про ключи от лазов, строителей порталов, Сетевую дорогу миров и много чего еще важного.

Все это просто необходимо выяснить. Пройти порталом или пролезть лазом в мир, где информация доступнее, чем на Бэдэй… они же тут даже не знают, кто ими правит. Какие-то высокопоставленные лица, наверняка бессмертные, но приняли они кровь жизни или в виртуальности сидят — ватажникам неизвестно. А мир, где можно всласть порыться в электронных библиотеках — рядом, за ближайшим порталом Ключевой дороги, Раздвоенная Гора называется. Только кругляши все равно понадобятся, кроме того, надо же и кровь жизни покупать, самолет нанимать. А в казино выигрывать действительно опасно, судя по разговорам с ватажниками. Охота на креветок — надежнее, тем более, что время есть. Можно и быстрее заработать на креветках, если торговцы из мира Высь согласятся повысить цену на панцири.

— А почему они цену занижают? — расспрашивал Михаил Рути. — Жадные, или еще какие-то причины есть?

— Да, причины другие. Они продают панцири в восемь тысяч раз дороже, чем покупают, подобная жадность…

— В восемь тысяч?! Ого! Да, такой жадности не бывает.

— Да, не у торговцев. Их основные траты связаны не с закупкой панцирей. Приходится расплачиваться с хранителями ключей, кроме того — налоги, взятки, охрана и в мире Высь, и на Бэдэй. Кроме того, они вынуждены жить на широкую ногу, иначе потеряют уважение и не смогут торговаться.

— Так зачем они цену сбивают, все-таки?

— Они не говорят. Но можно догадаться, что они хотят, чтобы мы охотились как можно больше. Приносили больше креветок.

— Так у нас… в ватаге накопилось много панцирей?

— Да, много.

Подтверждаются нехорошие подозрения, что ватага Бетлуна — лакомая добыча для бандитов.

— А дзоку не наедут?

— Что?

— Ну… не попытаются нас ограбить?

— Нет, — Рути позволил себе усмехнуться. — Наша община слишком подвижна, нас очень трудно выследить.

— А через «длинное ухо», обманом? Да мы же и след оставляем!

— Дзоку слишком глупы и ленивы, чтобы этим заниматься. Вы зря их боитесь, дзоку никогда не… наезжали на охотников. Хотя бы потому, что охотники успеют уйти на Большой Перегон, если обнаружат, что их преследуют. Кроме того, охотники вооружены и хорошо стреляют.

Ну как их убедить? Ни в какую верить не хотят. Уже хмыкать начинают, наверное, думают, что Михаила дзоку в детстве напугали, он и боится до сих пор.

А потом приехали на большую стоянку торговцев, и опасения переросли в уверенность — будет нападение бандитов. Стоянка представляла из себя скопление очень больших трейлеров — многомачтовых, двух-трехэтажных. Торговали всем, что может, пусть чисто теоретически, понадобиться в степи — от иголок до солнечных планеров.

Тогда ватага продала добытое мясо креветок, Михаилу выдали его долю кругляшей — неровные лепешечки из странного полупрозрачного материала, который на солнце переливается радужным калейдоскопом, в темноте светится с искрами, очень быстро нагревается в руках, и на ощупь — характерный, шершаво-маслянистый. Не подделаешь. А в центрах лепешечек были отверстия — опять чем больше углов, тем выше достоинства, видимо, мир Тарст как-то связан с Протяженностью.

Михаил получил много кругляшей, в двух отверстия были в форме восьмиконечных звезд, и «монет» поменьше достоинством хватало. Накатило давно забытое ощущение — как будто первую в жизни зарплату получил. Такая, знаете, бесшабашная уверенность в себе.

И одновременно обострилась уверенность, что дальше кочевать с общиной опасно. Не для жизни, а для этих самых денег — очень высока вероятность их потерять. Хотя есть, вроде бы, возможность сохранить честно заработанное, и самое простое — покинуть ватагу, на Перегон отправляться.

Однако — не хочется. Дело в том, что Михаил посмотрел на сущности торговцев через различитель. Всё личности яркие, других действительно не бывает. Но встречались среди них настолько мерзкие типы… Один — внешне улыбчивый и доброжелательный, но жадный до патологии. Каждого, кто смеет не соглашаться на его условия, воспринимает как личного врага, остальных — как законную добычу. Михаилу улыбался, но был очень зол и несколько растерян. Выяснилось, что торгаш предложил Нире расплатиться за какие-то средства гигиены «натурой», а она взяла и не согласилась — ну не понравился он ей. Нира, как-никак, с людьми работала, научилась видеть души без различителя. А потом еще и рассказала про «неприличное предложение» всем, кто соглашался слушать. Можно обвинить Ниру в непрофессионализме, но и понять можно, всему же есть предел. Не нажить бы ей врага — торгаш на нее злился, вместо того, чтобы посмотреть на себя и подумать, почему проститутки им брезгуют.

Другой тип, юноша бледный, был патологическим трусом. Больше всего боялся смерти, точнее — что не успеет накопить на кровь жизни. Хотя успевает, да и родители обещали помочь. Ему уже почти одиннадцать местных дней, а секса до сих пор не было — боялся, что женщина откажет, и к проституткам не решался обратиться. Других страхов тоже хватало, в том числе совершенно глупых — например, он жутко боялся попасть под дождь. Обычним людям, не таким перепуганным, он дико завидовал, но до ненависти не доходило — ненавидеть тоже боялся.

Конечно, эти двое — крайние случаи, но и другие торгаши не внушали симпатии, проигрывали ватажникам. Один слишком спесивый, второй слишком агрессивный, третий слишком равнодушный. Совершенно не хотелось Михаилу на Перегон, опасно там с наличными кочевать. И очень хотелось помочь охотникам, спасти их от дзоку. Только как? Даже предупредить не удается — в самом деле, по каким таким признакам иномирянин может разглядеть опасность для ватаги со стороны бандитов, если местные эту опасность не видят? Надо признаваться в своих сверхъестественных способностях, выхода нет. И далеко не факт, что ватажники поверят, не те люди. Хотя, сам Бетлун поверить может, если предоставить доказательства — что-то у него есть общее с капитаншей авиаторов Иван, которая в свое время поверила. И Рути, правая рука Бетлуна, может поверить… Значит, в этом направлении и надо работать.

На стоянке торговцев с начальством охотничьей ватаги поговорить не удалось — Бетлун и Рути с торгашами какие-то дела решали.

Михаил прошелся между трейлеров, купил себе пневматическую винтовку и велосипед, а то надоело чужими пользоваться, приоделся-приобулся. Зачем-то потратился на еще один различитель — почуял, что надо его купить. Запасной, что ли. Хотел взять компьютер, но передумал.

Выпил с другими охотниками хорошего вина — в меру, без того буйства, что на встрече с пастухами было.

И поехал дальше, подозревая, что совершает непоправимую ошибку. Впрочем, чуял, что дело небезнадежно.

А сегодня как раз подходящий момент для разговора с Рути — Михаил сумел уговорить его с Анирой на пельмени. Точнее — рецептом пельменей соблазнил. Ватажники довольно-таки консервативны в кулинарии, идея мяса, вареного в тесте показалась им слишком необычной, но Михаил так вдохновенно расписывал свои почти забытые вкусовые ощущения, что Анира решилась. И сегодня Рути официально пригласил Михаила снять первую пробу. И еще одну пару пригласили — Хинкуна и Лару, очень молодо выглядящих стариков, они уже приняли кровь жизни, дети с деньгами помогли, а сейчас охотились, чтобы помочь детям купить бессмертие. Обычная для Бэдэй ситуация, хотя бывают и трагичнее. Например, был в ватаге один человек, ушел, накопив достаточно, задолго до появления Михаила, так сначала они с женой купили бессмертие своей единственной дочери. От большой родительской любви. А дочь взяла, и не стала родителям помогать, сбежала в другой мир. Потом, накопив денег, купили кровь жизни жене — и она почти сразу ушла к другому. Помолодела ведь, похорошело. Остался человек один и без денег, хорошо, что стрелять умел и Бетлун принял его в ватагу.

Михаил сдал добытых креветок ватажнику Басмуну, который всегда их разделывает, никому не доверяя, и покатил к трейлеру Рути.

Пельмени были уже налеплены, вода кипела, только Михаила ждали.

Пельмени удались. Хотя Анира налепила их нетрадиционно крупными, и поэксперементировала с формой, в остальном — нормальные пельмени, в лучших традициях Сибири и Китая.

Так что разговор начался не сразу, поедание пельменей не располагает к отвлеченным рассуждениям. Ну, разве что, сами пельмени обсудить.

А потом Михаил подвел беседу к азартным играм, тем самым передвижным казино — казалось, что тема важная. То ли потому, что откроет возможность продемонстрировать дар предвиденья, то ли позже, в казино знания пригодятся, ведь если напугать ватажников дзоку так и не получится, то придется из ватаги сваливать, тут уже без вариантов. Свалить-то еще не совсем поздно, недалеко от торговой стоянки заехали, можно забрать свою долю из ватажной кассы и вернуться на велосипеде. Но если Михаил задержится, то может оказаться совсем поздно.

А сейчас стал расспрашивать, какие тут у них игры на деньги практикуются. Рути начал с самой простой, которая называлась «пятнадцать» — аналог земной игры в кости, только бросают не кубики, а октаэдры, соответственно числа на гранях от нуля до семи. Бросают два октаэдра, максимум, что может выпасть — четырнадцать, потому игру и назвали «пятнадцать». Опять какая-то слишком уж земная логика…

Когда Рути закончил объяснять правила, Михаил неожиданно, вдохновенно понял, как убедить ватажника в своем даре предвиденья:

— Подождите… так нужно просто угадать число, которое выпадет?!

— Верно.

— Но числа легко предвидеть!

Рути умный, понял о чем речь сразу. Но поверил не до конца. Осторожно спросил:

— Вы действительно способны… знать будущее?

— Да! — изобразил безграничное удивление Михаил. — А что в этом такого?! Все же могут! Или…

Рути молча смотрел на Михаила. Сейчас начнет проверять. Попался!

— Какое число я задумал? — спросил Рути. В принципе, Михаил мог угадать, однако решил не выставлять свои способности аж слишком мощными:

— Нет, людей предвидеть слишком сложно. Я так не могу, да и почти никто не может. Это не то же самое, что камешки бросать, понимаете?

Рути согласно кивнул. С некоторым облегчением. И достал из ящика октаэдры для игры в «пятнадцать».

— Выпадет одиннадцать, семь и четыре, — угадал намерения Рути Михаил. Момент важный, чутье не должно было подвести. И не подвело — действительно семь и четыре.

Рути и Анира пораженно молчали. Михаил ожидал еще проверок, но, видимо, Рути не видел смысла — вероятность выпадения семерки с четверкой один к тридцати шести, как-никак. Других доказательств не требуется, не с жизненным опытом Рути.

Наконец, Анира спросила:

— Это в вашем мире… Планета Земля — обычно для всех людей? Все могут… предсказывать?

— Ну да! По крайней мере, случайное число угадать, или погоду… или опасность почувствовать… А здесь — не все?

— Здесь — никто. Или не признаются… Вы лучше тоже не говорите… на всякий случай. И мы рассказывать не будем.

Помолчали. Рути и Анира переваривали информацию, Михаил обдумывал следующий ход. Обдумал:

— А что в вашем мире вообще не… никто не может ничего предсказать, совсем? Как же вы живете?!

Рути пожал плечами, вопросительно глядя на Михаила. А тот решил, что уже пора:

— Так… это значит, что вы не предвидите опасность от дзоку?!

— А вы предвидите? — вскинулся Рути.

— Конечно! А я-то думаю, почему вы совсем не боитесь…

Рути нахмурился, задумался, отстраненно пробормотал:

— Вы не говорили напрямую, что предвидите…

— Разве?.. Может быть… мне она казалась слишком очевидной… я же не знал, что вы не умеете… я действительно не мог понять, почему меня пугают дзоку, а вас — нет!

Рути думал, вспоминая их предыдущие разговоры. И, видимо, решил, что взаимное недопонимание действительно могло иметь место быть присутствовать. Принял решение:

— Никому не рассказывайте! Если дзоку действительно могут напасть на ватагу, то это наверняка можно узнать у «длинного уха». А там решим… что делать. Вероятно, придется Бетлуну рассказать.

Нет, не придется — Михаил уже почуял, что «длинное ухо» убедит Рути, а там и Бетлуна в опасности дзоку. С чистой совестью отправился смотреть кино.

На Бэдэй есть усложненный аналог телевиденья, но смотреть его — тоже очень дорого, да еще и каждая передача оплачивается отдельно. Беда просто.

Тем не менее, ватага решила оплачивать один сериал, чтобы не слишком скучать посреди степи. Даже специально купили проектор, чтобы все могли смотреть — можно было принимать передачу на один компьютер, а с него транслировать всем на различители, но это почему-то считается незаконным. Михаил попал к охотникам очень удачно, как раз, когда один сериал закончился, а второй только начался, пару серий всего показывали. И смотрел с удовольствием — сам не знал, насколько по кино истосковался.

Сериал был не про Бэдэй, ватажники сами не знали, что это за мир показывают. Герои фильма — люди, но необычной внешности, все высокие, худые, с белоснежными волосами, узкими глазами, резко очерченными лицами и плавно-грациозными движениями. И окружение странное — город с прозрачными зданиями, повсюду — не то движущиеся растения, не то необычные животные, не то машины.

Поначалу — обычное «мыло», хотя и качественное. Сходятся-расходятся, женятся-разводятся. Родители заставляли сына заниматься музыкой, кучу инструментов осваивать, сын особых успехов не добился. Родители расстроились, признали свою ошибку, но сын уже и сам не захотел музыку бросать, пытался дальше. Еще все время фигурировала какая-то «жидкая соль», шли между героями сериала споры, надо ее распространять или не надо. Ватажники не знали, что за соль такая, развлекались выдвижением и обсуждением разных теорий на этот счет.

И вдруг жанр сериала изменился. Показали космическое пространство, полумесяц планеты, какую-то сложную штуковину, которая сначала меняла форму, потом начала разделяться на составляющие. Потом — город и ритмичные громкие хлопки, жители стекаются на площади, но главный герой начинает метаться, кричит всем, что это сигнал тревоги, а не общего сбора. Люди сразу же пугались, разворачивались, прятались в подземельях. Герой выбегает на одну из площадей, начинает кричать, люди бросаются в разные стороны — и экран белеет, аж глазам больно смотреть. Экран постепенно темнеет, проявляются полурасплавленные и до сих пор прозрачные руины, обгорелые скелеты, и какой-то из них принадлежал главному герою. Робот-уборщик, сгребающий человеческие кости…

Дальше кино было про выживание уцелевших. С попытками сохранить старые ценности.

В сегодняшней серии показывали, как люди начинают приобщаться к каким-то духовным практикам, типа йоги, чтобы дышать плохим воздухом и употреблять меньше пищи.

Но Михаилу досмотреть до конца не удалось — позвали на совещание к Бетлуну.

Присутствовали также Рути, бывший пират Лгресс, Богач с Богачкой, пилот Мигур, Дилун с Ниарой — мастера-ремонтники. Вся элита ватаги собралась.

Рути сразу стал докладывать:

— Я послушал «длинное ухо», задавал много вопросов. Меня очень обеспокоили дзоку, точнее — ватага Ниргуна. Они грабят охотников.

— Это точно? — подался вперед Лгресс. Ага, проняло, поверили.

— А кто такой Ниргун? — это Богач опередил Михаила, которому тоже было интересно.

Бетлун объяснил для иномирян:

— Ниргун — вожак ватаги дзоку. Раньше у него была большая ватага, хорошо вооруженная, они торговцев грабили, пока дорожная стража не прижала. Но награбили много, Ниргун распустил ватагу, и они разбежались по дорогам миров. Только их все равно переловили уже в других мирах, вернули на Бэдэй, сейчас они на ночных работах, по десятку дней получили. Только сам Ниргун и еще парочка его подручных слишком умные оказались, не стали с Бэдэй уходить. Здесь его и не ловили особо.

Это Михаил уже выяснил из своих расспросов про дзоку — здесь их вообще особо не ловят. Трудно кочевников контролировать, дорожная стража не справляется. Ждет, пока дзоку распоясаются окончательно, а потом устраивает облавы, КП на дорогах и ловлю на живца. Как ни странно, помогает от преступности, по крайней мере — на Перегонах. Посреди степи местным стражам порядка еще сложнее работать, и спутниковое наблюдение плохо помогает. Получилось вне Перегонов раздолье для дзоку, а власть и не пытается преступления предотвращать, только в плане наказаний иногда что-то делает.

Впрочем, местной власти, что бы она из себя не представляла, нет особого дела до проблем подданных. Хорошо, что хоть признают общепринятые в Большой Протяженности основы морали, и как-то пытаются подогнать к ним порядки на Бэдэй.

— А сейчас Ниргун собрал новую ватагу, — рассказывал Рути. — В основном — молодежь из «гоночного племени».

— Так у них есть быстроходы?! — вскинулся Лгресс. — Тогда они гораздо быстрее нас… Могут догнать.

Михаил впервые слышал про «гоночное племя» и быстроходы, но цефан, хоть и упрощенный, остается цефаном — было совершенно понятно, что быстроход — аналог квадроцикла, а «гоночное племя» — ватаги, где у каждого есть быстроход, нечто вроде байкеров, пользуются преимуществом в скорости, чтобы обделывать разные темные делишки по мелочам.

— У них не только быстроходы, но и моторные трейлеры, — объяснял Рути. — Будь у них одни только быстроходы, уже бы нас догнали. Но и с трейлерами они быстрее нас.

— А откуда известно, что они грабят охотников? — спросила Ниара.

— Они ограбили ватагу Гишула.

Дилун хмыкнул:

— Гишул же в южном приполярье охотится.

— Да, — кивнул Рути, — выгоняли пушных зверей из нор взрывами и загоняли в сети.

Богач аж возмутился:

— Тогда так им и надо! От взрывной охоты же детеныши гибнут!

Рути не стал спорить или соглашаться, продолжил:

— Ниргун отобрал у ватаги Гишула не только добычу и кругляши, все отобрали. Даже теплую одежду. Оставили только четыре трейлера, ватага едва добралась до Южного Перегона. А Ниргун шесть отобранных трейлеров бросил посреди степи. Видимо, спешил.

— И вы считаете, что он спешил, чтобы нас ограбить? — спокойно спросил Мигур.

Рути кивнул:

— Ватага Ниргуна уже пересекла и Южный Перегон, и Большой Перегон. Даже не продавали шкурки. Даже не выпили по кружке, чтобы отпраздновать удачу с Гишулом. Как будто не «гоночное племя».

— Точно не «гоночное племя», дзоку они теперь, — пробормотала Ниара. — Но раз они спешат… значит, им есть, куда спешить. Вы думаете, что их цель — наша ватага?

Рути снова кивнул:

— Наша ватага очень выгодная цель. Самая выгодная среди охотничьих ватаг. У нас много панцирей.

— А торговые ватаги?

— Ниргун больше не рискнет связываться с торговцами. Он уже один раз не учел, что торговцы делятся прибылью с дорожной стражей. Кроме тех, кто связан с дзоку. С сильными ватагами, посерьезней Ниргуна. Кроме того, если Ниргун нашел способ выслеживать охотничьи ватаги, то наверняка будет это делать.

— Да, но откуда они знают, что у нас много панцирей? — поднял брови Мигур. — Никто из наших проболтаться не мог… Разве что пьяный был… нет, наши не могли проболтаться, у нас все предпочитают слушать, а не болтать.

Лгресс крякнул:

— Не добыть мне больше ни одной креветки — это торгаши с Выси нас выдали. Вот кому выгодно, чтобы нас ограбили. И Ниргуну надо куда-то девать панцири, когда их у нас отберет… если их у нас отберет. Небось, приборчик вручили какой-нибудь, чтобы наш след на мху выискивать! А Ниргун первым делом Гишула ограбил, его легче было выследить.

И снова Рути кивнул:

— Торговцев с Выси видели на Большом Перегоне. В обжорном доме, где Аргун поваром. Он и видел их. Обычно они появляются только в Ордынске, чтобы купить у охотников панцири. Значит, у них другие дела на Бэдэй. И весьма вероятно, что они связались с Ниргуном.

— Много вы у «длинного уха» спрашивали, — отстраненно протянул Богач. — Мы теперь, наверное, у половины Бэдэй в должниках.

Рути не стал комментировать. А Дилун разочарованно вздохнул:

— И что, придется охоту сворачивать?

— Сворачивать? — удивилась Богачка.

— Лучший выход, — включился наконец-то в разговор Бетлун. — Вернуться на Перегон, сдать панцири ростовщикам, а лучше — на хранение в Ордынске. И переждать, пока ватагу Ниргуна не переловят, или она не разбежится. Но мы не успеем, Перегон слишком далеко.

Дилун резко повернул голову:

— Точно не успеем?!

— Если Ниргун уже идет по нашему следу, то не успеем, — с достоинством подтвердил Бетлун.

Лгресс вставил:

— А может, он уже узнал, что мы были на стоянке торговцев, тогда ему и по следу петлять не надо до самой этой стоянки. Тогда у нас еще меньше времени!

— И что делать? — спросила Богачка. — Может, дать ему часть панцирей? Оставить посреди степи, может, перестанет нас преследовать?

— Не перестанет, догонит, и отберет все остальное, — спокойно возразил Рути. — Хотя, если здесь замешаны торговцы с Выси, может оставить нам трейлеры и оружие, чтобы мы дальше охотились на креветок.

— А может и перестанет, — добавил Бетлун. — А потом снова за нами погонится, чтобы мы снова откупились панцирями. А потом — снова.

— А может, нам попросить у кого-то помощь? — подала еще одну идею Богачка. — У дорожной стражи, у других дзоку… Заплатим им…

Рути покачал головой:

— Дорожная стража не имеет права покидать Перегон. Остальные, кого мы можем попросить о помощи, просто не успеют. Даже «гоночное племя» — мы слишком далеко от Перегона.

Все вышесказанное Михаил и так знал в общих чертах — чутьем выведал. И чувствовал себя виноватым, что не смог предупредить ватажников раньше, когда они еще могли успеть попросить помощи или добраться до Перегона, чтобы свернуть охоту. Мог же, если бы раньше решился признаться, что обладает даром предвиденья.

— А если нам вернуться на стоянку торговцев? — осторожно предложил Богач.

Лгресс аж дернулся:

— Я уже вижу, как дзоку нас грабят и сразу продают добычу этим торгашам. У нас на глазах!

И с этим тоже трудно не согласиться.

Наступила пауза. Все понимают, что мирного решения нет, но не хочется им по людям стрелять, даже по дзоку. Дзоку — тоже люди. И большинство из дзоку не приняли кровь жизни, молоды еще, а в мирах Большой Протяженности убивать «смертных» считается недопустимым. Воспитание ватажников не соглашается на вооруженный конфликт.

Но — либо сдаться, либо драться, других альтернатив нет. А если все альтернативы неприемлемы, нужно пересмотреть императив, как в народе говорят. И кто рискнет предложить пересмотр императива? Рути — и тот боится. Бетлун уже рот открывает, но на главе ватаги и так слишком много ответственности нагружено, потому Михаил принял решение часть этого веса с Бетлуна снять, спросил Рути:

— Чем они вооружены?

Все уставились на Михаила. С осуждением — поняли намек. Но и с облегчением — наконец-то слово сказано. Возмущенной реакции в стиле: «Защищаться от бандитов — грех!» — не последовало, вот и хорошо.

Рути ответил:

— У них скорострельные винтовки. Кроме того — дробовики, чтобы отпугивать лэнгов, пистолеты, самострелы, ножи, цепи.

— А лучевого оружия у них нет?

— Нет, — качнул головой Рути. — Лучевое оружие слишком дорогое. Только очень богатые ватаги дзоку могут его купить.

— Так, — веско сказал Михаил. — Обычные винтовки бьют на полтора рывка, наши охотничьи — на все три. Сколько у них человек в ватаге?

— Не больше семидесяти, — спокойно ответил Рути. — Да, у нас есть преимущество, но…

— Но кто тут сможет стрелять в человека? — перебил Лгресс. — Содит и Яни? Кроме нас с вами только Чинк способна… убить.

Михаил удивленно вытаращился на Лгресса, другие тоже. Хотя не все Бетлун — с осуждением глянул, мол, нельзя до такой степени не разбираться в людях. А Рути даже пояснил:

— Чинк не сможет убить. А Содит — сможет, он достаточно решительный человек.

Лгресс смущенно почесал нос.

Михаил мягко успокоил:

— Мы все, вся ватага, достаточно хорошо стреляем. Нам не обязательно убивать насмерть, мы можем только ранить. Или расстреливать их быстроходы, оружие из рук выбивать.

— Наши винтовки недостаточно скорострельные, — неуверенно возразил Богач. Не хотелось ему воевать. Никому не хотелось, всем страшно.

— Зато дробовики у нас многозарядные, — ответил Михаил. — Их же можно в винтовки превратить, так?

Бетлун вопросительно поднял бровь — жест, который можно понять и: «Как вы догадались?» — и: «С чего ты взял?!» — смотря, что ответит Михаил. Почему-то возможность превратить дробовики в дальнобойное оружие ватажники скрывают. Вероятно — из общих соображений, как козырь в рукаве.

Михаил ответил:

— На наших дробовиках крепление под оптический прицел, такое же, как на винтовках.

Бетлун протяжно хмыкнул, признавая правоту и наблюдательность Михаила.

Мигур, потирая лоб, сказал:

— Раненый может умереть… особенно, если раненых будет много.

Повисло молчание. И Михаил высказал то, что чуял, не забыв приврать:

— Я в вашем мире человек новый, неопытный. Может быть, многого не понимаю. Но в других мирах тоже есть свои дзоку, они везде похожие. И я вам скажу так: если убедить их, что можешь дать отпор — отстанут и больше не пристанут. А на Бэдэй — тем более, у вас есть кровь жизни, никто не захочет рисковать бессмертием ради кругляшей. Да и ранеными они быть не захотят, достаточно будет их припугнуть.

— Да, но Ниргун… не захочет терять власть, — неуверенно возражал Мигур.

— Тем более не рискнет подставлять свою ватагу под наши пули, — продолжал Михаил.

Бетлун и Рути сдержанно кивали, соглашаясь. А Мигур жестко, с недовольством сказал:

— Значит — воюем. Я, между прочим, пристал к нашей ватаге еще и потому, что не хотел в стычках между ватагами на Перегоне участвовать. И не только я.

— Так в нашей ватаге у многих есть боевой опыт? — оживился Богач.

— У половины — есть, — кивнул Рути. — Хотя, чтобы дошло до стрельбы, вражда между ватагами должна быть очень старой. Запущенной. Обычно стычки действительно заканчиваются… мирно.

— А мы с ватагой Ниргуна и не враждовали до сих пор, — оживилась Ниара.

— Уже враждуем, — хмуро заметил Мигур.

— Но пригрозить, напугать Ниргуна — действительно лучший способ от него избавиться, — вставил Бетлун. — Опасный способ, но безопасные способы для нас… неприемлемы.

— Их нет, — обреченно пробормотал Лгресс.

А вот тут Дилун готов был спорить:

— Всегда можно что-то придумать, например, мы можем натравить на дзоку лэнгов.

Все уставились на Дилуна, он объяснил:

— У нас есть порошок, которым лэнгов приманиваем, мы можем им панцири посыпать, отдать Ниргуну. Лэнги налетят, и… всех съедят. И мы вроде как ни при чем. Но… панцири лэнги тоже съедят. И слишком жестоко это.

Бетлун хмыкнул. Ого, сколько всего было в этом коротком хмыканье — и комплимент изобретательности Дилуна, и признание, что план сработает, и согласие, что ватага все равно теряет панцири, и мысль, что подобная жестокость неприемлема (во всяком случае — пока что), и решение отложить план на крайний случай.

— Ладно, — вздохнул Мигур. — Как будем действовать? Охотимся, как обычно, ждем, пока Ниргун не появится?

— Это же поверить Времени! — возмутился Лгресс. Поверить Вермени — местная идиома, означает «пустить дела на самотек».

— До появления ватаги Ниргуна осталось немного, — заговорил Бетлун. — Встречаться с ними лучше там, где можно занять оборону. Чтобы стрелять из укрытия. Самым удобным местом мне кажется каменная россыпь на северо-восток отсюда, но, если мы пойдем к ней, то это получится навстречу Ниргуну, если он идет по нашему следу. Кроме того, есть старая крепость Огненного Племени, она близко, это очень удобное место.

— Ветер неподходящий, — возразил Рути. Бетлун кивнул:

— Тогда — зимовка ватаги Осторожных, она тоже сойдет за крепость. Осторожные держали там оборону против племени Зорких. Но двигаться нужно быстро, — и Бетлун начал распоряжаться, — идем обратным клином, чтобы не рассеяться. Мигур и Карсун следят с воздуха. Если Ниргун догонит нас до того, как мы достигнем зимовки, сворачиваем в ближайшую яму. Сначала стреляем, чтобы напугать. Важно их не подпустить на расстояние выстрела из их винтовок — стенки наших трейлеров не защитят от пуль. А дальше нужно свести дело к переговорам. Но лучше вести переговоры с зимовки, посреди степи мы слишком уязвимы.

— Нужно спешить, — решительно сказал Мигур.

Глава 11

Они спешили и успели — гнали с дополнительными парусами. Местность тянулась не слишком ровная, не всегда удавалось удержать строй, и это нервировало всех. Успокаивали вести с воздуха — Мигур и Карсуне дзоку все не обнаруживали. Многие — да все, кроме Михаила — даже начали надеяться, что ватага Ниргуна вообще не преследует ватагу Бетлуна.

Надо сказать, что ватажники восприняли будущий конфликт с дзоку достаточно спокойно. Без особой радости, но держались хорошо, только некоторые женщины всплакнули — ну да что со слабого пола требовать.

И скоро показалась зимовка — расположенные квадратом низкие, длинные строения с толстыми стенами и маленькими окошками, вроде бойниц, действительно похоже на военное укрепление, хотя скорее на ДОТ, чем на крепость. Да, на Бэдэй в далеком уже прошлом случались и настоящие военные конфликты. Не общепланетные, локальные, но — кровавые. Тогда Перегонов еще не было, кочевали по степи племена, которые иногда схлестывались из-за угодий. Вот и крепости остались с тех пор. И сейчас пригодились.

Ватага занялась укреплением позиций — Бетлун распорядился, хотя смысл был, скорее, в том, чтобы люди без дела не сидели. Большинство трейлеров удалось загнать внутрь складов, для остальных соорудили по быстрому земляные укрытия. Заложили мешками с песком проходы между складами, соорудили огневые точки на крышах. Потом взялись рыть волчьи ямы вокруг зимовки. Зловеще все это выглядело.

Дробовики действительно переделали в винтовки — на одних использовали вкладыши, на других поменяли стволы, поставили затворы, подходящие для винтовочных пуль, прицепили оптику, пристреляли.

Начальство ватаги занималось стратегическим планированием, пыталось учесть все. И Михаила привлекало — видимо, Рути таки намекнул Бетлуну, что Михаил умеет предвидеть опасность.

Время от времени прибегали простые ватажники со своими опасениями. Всякие бывали страхи:

— А вдруг дзоку устроят осаду? — это спросила Богачка. Иномирянка, не в курсе бэдэйских реалий. Но Рути отвечал серьезно:

— Мы готовы к осаде, у нас достаточно продуктов, здесь есть колодец. Дзоку придется ждать до ночи. А мы и к холодам готовы, наши трейлеры утеплены, у нас есть нагреватели, теплая одежда. У дзоку этого нет. Наши трейлеры могут ходить по снегу, быстроходы — не могут.

Другой ватажник задал вопрос еще глупее:

— А вдруг дзоку прикроются дымом?

Рути объяснил все также спокойно:

— Различители позволяют видеть сквозь дым.

Хотя бывали и важные соображения:

— Если Ниргун набрал ватагу из «гоночного племени», то у них могут быть катапульты, которые стреляют взрывчаткой.

— Катапульты будут нашей первой мишенью, — только и смог ответить Рути.

Больше всего опасались, что дзоку превратят свои быстроходы и трейлеры в нечто вроде танков, защитят какими-нибудь мешками с песком. Михаил прислушался к чутью и развеял опасения — в частном разговоре с Рути. Да и так было ясно, что дзоку — грабители а не бойцы, крайне маловероятно, чтобы они решились атаковать укрепление. Даже на самодельных танках. Во всяком случае — сначала будут переговоры.

— И до чего вы рассчитываете договориться? — задал Михаил вопрос Бетлуну.

— Надеюсь, что они развернутся и уедут. Скорее всего, так и будет, хотя Ниргун может попытаться свести дело к поединку Судьбы.

— А что это?

— Старинный обычай, еще с Изначального мира. Наш боец против их бойца, проигравший соглашается на все условия.

— Но на Бэдэй дуэли запрещены!

— Поединок Судьбы — не дуэль. Дуэль, это когда двоим нет место в Протяженности и за ее пределами, а поединок Судьбы должен выяснить, на чьей стороне Судьба.

— Единственное, что может выяснить поединок, это у кого кулаки крепче.

— Может быть. Но этот обычай не нарушают. В былые времена случалось несколько раз, что его нарушали, но заканчивалось все очень плохо для нарушивших.

— И Ниргун не рискнет?..

— Я уверен, что не рискнет.

Бетлун внимательно смотрел на Михаила. Очень внимательно. И вопрошающе.

А Михаил очень внимательно прислушался к чутью. И сказал:

— Тогда лучше свести дело к поединку. До чего бы мы не договорились, Ниргун может попытаться напасть на нас снова… может — другую ватагу наберет специально для этого, или оружие добудет.

Бетлун продолжал смотреть. Наконец, тихо спросил:

— Вы уверены? — да, Бетлуну нужна гарантия, на нем ответственность за всю ватагу.

Михаил еще раз спросил свое чутье и ответил:

— Уверен.

Много волчьих ям вырыть не успели — Карсун сообщил по радио, что обнаружил ватагу Ниргуна. В какой-то сотне рывков.

Вскоре он докладывал:

— Сорок два быстрохода, четыре трейлера, всего пятьдесят девять человек, если никто не прятался. У большинства — скорострельные винтовки, есть еще с самострелами и дробовиками. На одном из трейлеров на крыше стоит катапульта. С виду — слабая, стреляет не больше, чем на рывок. Другого оружия нет. Не видел. Почти все — молодые, не старше двенадцати дней. Только трое постарше выглядят.

— Не все так плохо, — пробормотал Бетлун.

Он и Рути принялись распоряжаться, распределяли ватажников по огневым позициям. Что-то у них появилось командирское, сержантское, до сих пор этого не было.

Ватажники вели себя хорошо, без паники. Хотя многие нервничали, не без того.

Чинк, устанавливая винтовку, пробормотала:

— Я не смогу… Я не смогу убить… так просто, — и остановилась, рассеяно глядя в никуда.

К счастью, стоящий рядом Лгресс успокоил ее обыденно-расслабленным тоном:

— Ну и не убивай, стреляй в руки или в ноги. Не промахнешься же?

Чинк действительно вышла из ступора. Михаил не понимал, почему мысль: «Ранить, а не убить», — Бетлун не донес до ватаги сразу, отложил до перед боем. Может быть — чтобы свежая она была, эта мысль.

Наконец, все распоряжения отданы, все заняли свои места. Сидят и ждут.

Вот она, тишина перед боем. Сам Михаил никакой особенной тоски не ощущал — он-то чуял, что боя не будет. Будет поединок Судьбы, в котором у Михаила все шансы победить, а о самой возможности проиграть он запретил себе думать, отогнал мысль дыхательными упражнениями. Однако Михаил разглядел настроение остальных через различитель. И надежда, и страх, и мысль: «Скорее бы все закончилось!» — все присутствовало. Перебрасывались натянутыми шуточками — это хорошо, это очень хорошо. Некоторые были совершенно спокойны, Талира например. А Нира — даже радуется непонятно чему… азарт у нее какой-то особенный.

А вот и долгожданная ватага Ниргуна. Кучка точек на самом горизонте. Вверху — синее небо, внизу — зеленая степь, а между ними — дзоку.

Быстро настроил различитель, вгляделся. Молодежь, зеленая и неопытная. Растерянная и напуганная — хотели без усилий поживиться за счет трусоватых охотников, а оказалось, что охотники тоже разные бывают. Эти, конкретные — с перепугу и выстрелить могут. Вон, уже винтовки свои дальнобойные наставили, видно через различители, зрачки стволов прямо в лоб смотрят. Понятно юным дзоку, что слишком далеко стволы находятся, не долетят пули, а все равно — у многих, почти у половины разбойничков возникла мысль развернуться и рвануть подальше. Только растерянность и удерживает.

Притом, что есть и вполне реальная опасность, которой дзоку не видят — в сторонке от складов замаскировался Рути с лучевым ружьем. Оно-то дострелит до горизонта. Страшная штука — к лазерам ощущения не имеет, луч невидимый, однако проникает куда угодно, и на его пути сворачивается любой белок. Для стрельбы по креветком, устанавливают такой режим, чтобы луч был не толще спички, но можно расфокусированным лучом стрелять, накрывать сразу нескольких противников. Рути может уничтожить всю ватагу Ниргуна.

Можно было бы обрадоваться, что план сработал, но напуганы далеко не все дзоку, самый главный из них, Ниргун, боится, но не столько охотников, сколько потери власти. И еще чего-то, вероятно — своих «работодателей», торговцев с Выси.

Когда Михаил «прочитал» Ниргуна, то почувствовал приступ тошноты. С виду — обычный вроде бы человек, но внутри… Мерзейшая личность. Получает едва ли не физиологическое удовольствие, делая другим гадости, причиняя боль. Любое проявление элементарной порядочности воспринимает как признак слабости, и сразу начинает планировать, как бы за счет слабого поживиться, желательно — чтобы побольнее сделать. Сам Ниргун сознательно вытравил из себя все человеческое, чтобы, значит, сильным быть. Самомнение раздуто прямо-таки до глобальных размеров, как он с ним таким ходит? И невероятно развит инстинкт самосохранения — почти может сравняться по эффективности с чутьем пролазника. Почти. А еще Ниргун весьма хитер и изворотлив. До Бетлуна не дотянет, но все же, все же.

Были прямо рядом с Бетлуном еще двое, мужчина и женщина, которые тоже почти не боялись — нацеленные на них винтовки вызывали всего лишь легкий дискомфорт, не более. Зато эти двое очень сильно раздосадованы и злы на Ниргуна. Раньше его уважали, но сейчас авторитет пошатнулся.

Нет, Ниргун не отдаст своей ватаге приказа отступать. Пойдет до конца… значит — переговоров не избежать. И поединка Судьбы — тоже. А ведь была, несмотря на чутье, надежда, что дзоку испугаются и отступят.

Взаимное разглядывание не затянулось — Бетлун вышел, поднял руки ладонями вперед. Это он не в плен сдается — в Протяженности такой жест означает приглашение к переговорам.

Михаил смотрел на Ниргуна — ага, обрадовался. Согласие на переговоры посчитал согласием на все, лишь бы не трогали.

Но выдержал паузу в пару минут, потом неторопливо слез с трейлера, вышел вперед своей ватаги и медленно, как будто делая одолжение, поднял руки. Переговоры стартовали. Их можно бы организовать по радио или световыми сигналами, но традиции требуют личной встречи высшего руководства сторон. В сопровождении телохранителей, которые держат на прицеле вожака оппонента. Если одного главу ватаги пристрелят, немедленно пристрелят и второго — это гарантия безопасности такая. Телохранителей обычно по четверо, располагаются так, чтобы оппоненты не могли убить их всех сразу, и вооружены однозарядным оружием. Прятать что-то многозарядное под одеждой смысла нет — у всех же различители, которые позволяют видеть сквозь ткань.

Себе в телохранители Бетлун выбрал Мигура, Лгресса, Михаила и еще одного ватажника — Аргуна. Тех, кто способен выстрелить. Аргун — точно способен, он воевал где-то в другом мире, получил приказ стрелять в детей, застрелил своего командира и дезертировал. Особо по этому поводу не распространялся, Михаил только вот пору часов назад его историю узнал, и то с чужих слов. Мигур — в разборках между ватагами учавствовал, Лгресс — вообще пират, и Михаилу приходилось уже стрелять по людям. Про засаду в мире горелых руин он не распространялся перед ватажниками, а вот про погоню за воздушным кораблем рассказал.

На переговоры поехало два трейлера ватаги Ниргуна. Сразу выехали, обрадовался их вожак, торопился за панцирями. На крыше одного трейлера — катапульта, прикрытая какими-то щитами от пуль. Так себе защита — между щитами широкие щели, любой из ватаги Бетлуна не промахнется. Ниргун, видимо, решил подогнать самое мощное оружие поближе к складам — удобнее будет шантажировать, силу демонстрировать.

А Бетлун на переговоры не торопился. Стоял, ждал, смотрел, как трейлеры приближаются. Ниргун сообразил, что пора бы остановиться уже метрах в трехстах от волчьих ям. Слез с трейлера, уставился выжидательно. Тут и Бетлун со своими телохранителями двинулся. Михаил захватил свой костяной самострел, остальные телохранители Бетлуна шли с охотничьми винтовками. Пешком, без лишней спешки — пускай дзоку подумают. И пускай убедятся, что страха перед ними на самом деле нет.

Пока шли, Михаил разглядывал телохранителей Ниргуна. Все вооружены арбалетами. Двое, которые на трейлере с катапультой приехали — совсем молодые, зеленые и напуганные парни, их можно вообще не принимать в расчет. Двое других — посерьезнее, рыжая зеленоглазая женщина, гордая и властная, и мощный, борцовского сложения мужчина, в котором Михаил ясно почуял своего будущего противника в поединке Судьбы. Присмотрелся как можно внимательнее. Действительно борец, хотя может и ударить. Силен мужик, стоек, удары держит, к боли привычный. И бойцовского опыта хватает, хотя по скорости и ловкости до Михаила не достает. Да и умений поменьше, побеждает главным образом благодаря физической силе, а также коварству — не стесняется хватать противника за гениталии или выдавливать глаза. Надо иметь ввиду. Какими-то хитроумными приемами вряд ли удивит — и на том спасибо. Тем не менее, непростой противник, осторожно с ним надо, не зарываться.

Бетлун приблизился к Ниргуну шагов на пять, телохранители выстроились за главами ватаг. Посмотрели друг на друга, Ниргун криво ухмыльнулся и провозгласил тоном телеевангелиста:

— Сдавайтесь!

— Нет, — спокойно ответил Бетлун.

Улыбка Ниргуна стала злой:

— Неужели ты думаешь, что твоя община сможет мне противостоять?

Бетлун ничего не сказал, Ниргуну пришлось продолжить:

— У вас нет ни хорошего оружия, ни хороших бойцов.

— У нас очень хорошее оружие, — возразил Бетлун.

— Разве? Ваши винтовки однозарядные, ваши дробовики недальнобойные, а в рукопашной вы слабы…

— Мне странно слышать слово «рукопашная» после слова «дробовик».

— Да?! Думаешь, твои официантки чего-то стоят против моих воинов?!

Бетлун вздохнул, достал коммуникатор:

— Лера, катапульта.

Михаил еще ничего не успел сообразить (кроме того, что Лера стреляла лучше всех в ватаге, после Рути), как свистнула пуля, и раздался отчетливый звон со стороны катапульты — видимо, у той лопнула какая-то тяга. Молодые телохранители Ниргуна аж присели, даже рыжая женщина вздрогнула. Только борец умудрился сохранить спокойствие.

Улыбка Ниргуна стала очень натянутой. Наконец-то осознал, что его могут пристрелить не только четверо телохранителей Бетлуна, но и еще человек сорок ватажников из складов. Раньше только понимал, а теперь — осознал.

А Бетлун склонил голову набок, наверняка всем видом спрашивая: «Как тебе наше соло на одной струне?»

— Стреляете вы неплохо, — оч-чень неохотно признал Ниргун. — По веревкам, которые не могут стрелять в ответ. А когда начнется настоящая стрельба, твои официанты попрячутся.

— Ты путаешь ватагу Бетлуна с ватагой Гишула. Они наверняка согласились отдать все, что есть, от одной мысли: «Дзоку». А я подбираю людей очень тщательно.

— Ты слишком самоуверен.

Бетлун вздохнул:

— Может быть, у кого-то из моих людей действительно не хватит духу… Но у нас есть лучевые ружья. Мы можем всех вас положить прямо сейчас.

Ружья? Вроде бы только одно лучевое ружье в ватаге, блефует Бетлун. Хотя — кто знает, про переделку дробовиков в винтовки Михаил тоже был не в курсе.

Тут уже все пятеро дзоку занервничали, один из молодых сделал даже шаг назад. Но Ниргун не собирался отступать, по-видимому, ему некуда:

— Подобная жесткость… сама мысль о подобной жестокости нарушает Равновесие, — как будто не намекал только что на рукопашную и стрельбу по живым мишеням.

— Жадность, подобная твоей, тоже нарушает Равновесие, — мягко-примягко возразил Бетлун. Мягко стелет…

— При чем тут жадность? Мы наоборот беспокоимся о сохранении Равновесия. Вы своей охотой зарабатываете много кругляшей, однако ни с кем и не думаете делиться, что не может не повлиять на Равновесие, разве не так?

Подобное словоблудие не является изобретением Ниргуна, дзоку всегда так себя оправдывают. Может быть даже — искренне веря.

— И почему мы должны делиться именно с тобой? — усмехнулся Бетлун.

— Потому что охотитесь на нашей земле.

— Разве?! Степь, согласно законам Бэдэй — общая.

— Стыдно в твоем возрасте не знать законы. Согласно законам Бэдэй земля принадлежит тому, кто ее обрабатывает, до тех пор, пока…

Бетлун со смешком перебил:

— И что же вы посеяли на… своей земле? Неужели — мох? Так мы его не собирали!

— Обрабатывать землю — это не обязательно что-то на ней сеять. Мы взимаем плату с тех, кто охотится на нашей земле, а вы еще ни разу не платили. Боюсь, даже всех панцирей, что есть у вас, недостаточно, чтобы вернуть долг…

— А почему бы тебе не объявить своей землей всю Протяженность, и со всех ее жителей плату сдирать? Можешь не отвечать, я знаю ответ — у тебя сил не хватит на Протяженность. Так вот, на нашу общину у тебя тоже не хватит сил.

— Сегодня не хватит. А в будущем все может измениться. Вы же не собираетесь ночевать в этих складах. Вам же охотиться нужно. А мы просто так не отстанем, пока не получим с вас всю плату.

— Если вы убьете или хотя бы раните любого из наших, мы прекращаем охоту на креветок и начинаем охоту на Ниргуна.

Ниргун не шевельнул ни одним мускулом, но вспотел. Все же взял себя в руки:

— Вы не отличаете человека от креветки?

— Отличаем. Прежде всего — охотиться на человека неспортивно. Слишком легкая мишень.

— Все-таки, вы слишком жестоки. Само ваше существование нарушает Равновесие. Мы, вот, охотиться на людей не собираемся.

— И что же вы собираетесь делать? Будете ездить по нашим следам, надеясь, что мы исправимся?

— Имея дело с такими нарушителями Равновесия, как вы, нельзя надеяться на подобное… Но кое-что мы можем. Вы хорошо стреляете, я это признаю. Но мы быстро ездим. Мы будем ездить не за вами, а впереди вас. И распугивать креветок.

А вот это — очень серьезная угроза. Причем, дзоку формально не сделают ничего незаконного, ездить по степи не запрещено.

Бетлун сориентировался сразу, хмыкнул:

— Мы, вообще-то, собирались на ночную охоту. Вы действительно будете ездить перед нами по снегу?

И ведь не соврал — ночная охота давно уже обсуждалась. Ночью, в холода по снегу кочуют особые креветки с пористыми панцирями — очень ценными, их можно продавать не только в мир Высь. Но ватажники все не решались добровольно отправиться в ночь.

Ниргун не смутился, у него уже была заготовлена следующая порция словоблудия:

— Я вижу, вы уверены в собственной правоте. Но я знаю, что правы мы. Я знаю свою Судьбу. А если мы сейчас отступим, то это — спросить у Времени. А я предпочитаю спрашивать Судьбу.

— Я тоже, — легко согласился Бетлун. Вот оно.

— Значит, спросим Судьбу, — с плохо скрытым удовлетворением протянул Ниргун. — Поединок или «пятнадцать»?

Под «пятнадцать» имелась ввиду та самая азартная игра с восьмигранниками, фактически — бросание жребия. Такое расспрашивание Судьбы обычно выбирают, если один из спорщиков гораздо слабее другого, не может выставить хорошего бойца. Согласиться на «пятнадцать», если ты сильнее — благородство, если ты «слабее» — благоразумие. А если силы равны — трусость.

Но Ниргун сам не настаивает на поединке. Через различитель видно, что его устраивают оба варианта — сильный боец в его ватаге есть, рядом стоит, а для «пятнадцати» он тоже что-то заготовил, жульничество какое-то, хотя не уверен в нем до конца. Предпочел бы поединок. Но думает, что Бетлун выберет бросание жребия.

А Бетлун все же помедлил. Сомневался. Вроде все решено, однако не хочет он выезжать на чужом горбу, то есть — на горбу Михаила. И не только высокоморальные соображения присутствуют — Михаил в случае победы получит немалое влияние в ватаге, и кто его, приблудного, знает, насколько хватит ему скромности и покладистости.

Бетлун решился:

— Поединок.

Ниргун удивился. И обрадовался.

— Кто против кого будет драться? — продолжал Бетлун. — Ты против меня?

— Странный вопрос. Не знаю как ты, а я осознаю ответственность перед своей ватагой, я не имею права рисковать собой. Кроме того, есть традиции. Драться должны самые сильные бойцы. И кого же ты выставишь? Рути?

Бетлун опять помедлил. Сомневается, думает, не переиграть ли все на «пятнадцать», но — слово сказано, традиции не разрешают переигрывать. Повернулся, посмотрел в глаза. Решился:

— Михаил.

Дзоку удивились, особенно Ниргун. А рыжая женщина — даже испугалась. Немного. Да и Ниргун ощутил неуверенность, которая, тем не менее, быстро прошла — он твердо убежден, что, чем больше у бойца мускулы, тем он лучше. Уверенно произнес:

— Тыкв.

Михаил позволил себе издевательскую усмешку. В Протяженности не принято насмехаться над именами — здесь огромное множество языков, и любое слово с большой вероятностью звучит на каком-то из них неприлично или смешно. В ватаге охотников были мужчины с именами Дёрнул, Несун и Раниг, женщины Тиара и Адрес, а еще как-то в разговоре звучало женское имя Дура. Но Тыкв — вроде как враг, а над врагом смеяться можно.

Все расступились, давая место. Михаил в последний раз глянул на Тыква через различитель, оценивая и считывая. Уверен в победе, но — искусственно, на самовнушении. А вот Михаил чует победу.

Снял очки, положил на мох самострел, отстегнул нож. Разогнал дыхательными упражнениями холодок под ложечкой. Тыкв тоже готовился, зачем-то разулся — это имеет смысл, если не уверен в поверхности, на которой предстоит «танцевать». Михаил во мху уверен, кроме того, обутые ноги — более серьезное оружие, чем босые.

Сошлись. В принципе, можно начинать, но Тыкв решил сначала пообщаться, подавить врага морально. Смерил взглядом, криво ухмыльнулся:

— Ты действительно думаешь, что можешь победить гладиатора? — гладиатор, стало быть. А голос-то противный. — И почему ты так думаешь?

Михаил вернул оценивающий взгляд:

— Я учился у хорошего учителя.

— Ах, учитель! И у кого ты учился?

— У Гри.

— Не слышал о таком.

— Это в Обитаемом Пространстве.

Ухмылка Тыква изменилась. На губах осталась, в глазах нет. Тряхнул головой:

— Ученики бессмертных не кочуют с нищими охотниками!

Михаил пожал плечами:

— Жизнь штука сложн… — и в этот момент Тыкв атаковал.

Рассчитывал, что Михаил на секунду отвлечется на болтовню, потеряет бдительность. Ошибся в расчетах… но понял это не сразу — Михаил позволил себя схватить, да так, чтобы противнику было удобно выполнить бросок. И даже — чтобы ему ничего не оставалось, кроме как бросить. Он и бросил. А Михаил не только не сопротивлялся, он даже помог. Лихо изогнулся в воздухе, в результате приземлился не на спину, как рассчитывал Тыкв, а на согнутые колени, не забыв захватить Тыква за голову. И, продолжая движение, сам бросил противника — даже отжимать почти не пришлось. Тыкв крепко впечатался в мох, аж слегка подпрыгнул, а Михаил сразу ударил, целясь краем ладони в горло. Не вышло — Тыкв успел прижать подбородок к плечу, и удар пришелся в челюсть.

А потом Тыкв попытался схватить Михаила за руку, пришлось отпрянуть, чтобы не сражаться против борца в партере. Тыкв тоже откатился, вскочил, принял низкую закрытую стойку — правая ладонь слева у подбородка, левая рука опущена, защищает выставленную вперед левую ногу. Решил, стало быть сыграть от обороны. Против более быстрого и ловкого противника. Большая ошибка — Михаил атаковал красивым, но, тем не менее, эффективным, благодаря подлому коварству, приемом — широко махнул выпрямленной правой ногой по часовой стрелке, вроде бы целил в голову, но пятка просвистела сантиметрах в двадцати над головой врага — тот мог бы и не пригибаться, — а потом молниеносно обрушилась вниз, Тыкву на бедро. Рухнул, как подкошенный, а Михаил рубанул его в основание черепа. Как ни странно — не выключил полностью, видать шея чем-то укреплена искусственно. Пришлось крепко пнуть в висок. Вот теперь — нокаут. Победа!

Вариант поединка Судьбы:

— Жизнь штука сложн… — и в этот момент Тыкв атаковал.

Рассчитывал, что Михаил на секунду отвлечется на болтовню, потеряет бдительность — попытался захватить за шею вытянутой рукой. Михаил ушел нырком, попутно ударил врага правой под ложечку, потом — левой крюком в голову. Правая уткнулась в очень тугой мускул, от левой Тыкв защитился, подставив плечо. И сам ударил левой, целясь в печень. Тут уже в дело пошла борьба миротворцев — Михаил захватил врага за запястье, крутнулся. Но провести прием до конца не удалось — Тыкв не то понял, не то почувствовал, что происходит, рванулся в неудобном для Михаила направлении, вырвался благодаря силе. Однако открылся и пропустил удар в челюсть снизу вверх — очень удобно было бить. Тыкв упал — нет, не в нокдауне, несмотря на сильный удар, — это он таким способом разорвал дистанцию, чтобы больше не пропускать — вон, сразу попытался взять ноги Михаила в «ножницы». Крепкие подбородки у гладиаторов.

От «ножниц» пришлось уходить высоким прыжком, а Тыкв сразу перекатился, стал с наигранной медлительностью подниматься. И вот так вот, с низкого старта ринулся в атаку, широко расставив руки, — хотел захватить Михаила за ноги. Хороший прием, эффективный — против тех, кто о нем не знает, с контрприемами не знаком и опасности не чует. А Михаил, еще когда Тыкв набирал скорость, с хрустом впечатал ему в темя костяшки кулака. Весом вложился. И Тыкв осел на мох. Вообще-то таким ударом и убить можно… да нет, дышит.

просто мария Спасибо. Первый вариант — зрелищней, второй — ближе к реальности. Позволить себя схватить — не самый удачных ход.

Михаил подавил дурацкую улыбку, выжидательно уставился на Ниргуна — сейчас должна быть произнесена ритуальная фраза.

Ниргун подошел, плюнул взглядом в беспамятного Тыква и, вместо ритуальной фразы, выдал:

— Он еще жив.

— Ну… да… — растерялся Михаил.

— Значит поединок не закончен.

— Э… разве?.. — Михаила ни о чем подобном не предупреждали. Наоборот, рассказывали о поединках Судьбы прошлого, так там фигурировали бойцы, которые сперва проигрывали, а следующий поединок — выигрывали. И про поединки, которые заканчивались, когда один из бойцов руку ломал, что не смертельно.

А Ниргун преисполнился презрения к слабаку:

— Окончательной победой в поединке Судьбы может быть только смерть одного из бойцов. А поскольку оба бойца живы, то ответ Судьбы не получен…

Тут Михаил взвился:

— Ага, вернулись с чего начинали! И снова начнем переговоры, договоримся до поединка, я Тыква вырублю… и так — раз за разом, пока ночь не наступит и кто-то из нас насмерть не замерзнет!

При этом Михаил отчаянно прислушивался к чутью. А оно, сволочь такая, говорило: «Убей». Не обязательно Тыква, можно Ниргуна — левой в переносицу, правой в горло… можно обоих. Хотя, кажется, есть возможность протянуть время… непонятно, до какого события, наверное, Бетлун должен вступить, уточнить правила поединков Судьбы. Значит, тянем время:

— И зачем тебе это надо? Чем-то Тыкв мешает, да?

А вот и Бетлун подошел — сейчас вступится, уточнит правила… Но он сказал тихо:

— Михаил, — с таким намеком, что надо Тыква добивать. А не хочется. Подташнивает.

Пришлось дальше тянуть время, изображать возмущенный интерес:

— Нет, нет, мне действительно любопытно, чего это глава ватаги требует, чтобы убили одного из его людей? Здесь же явно что-то не так, не то с тобой, не то с Тыквом, не то с обоими…

Бетлун ничего не говорил — сам заинтересовался.

Ниргун по-доброму улыбнулся, хотел что-то сказать. Вероятно — снова какой-нибудь бред насчет Судьбы или Равновесия, а может — Времени. Не успел. Рыжая женщина вскинула арбалет, и раздался щелчок. Ниргун все с той же улыбочкой на губах но остекленевшими глазами рухнул вперед, лицом в мох. Михаил тупо смотрел на аккуратную, маленькую дырочку у Ниргуна между лопаток — хороший выстрел, наповал. Даже кровь не выступает…

Глава 12

С шорохом подкатил трейлер, рыжая женщина спрыгнула на мох, склонилась над Тыквом. Подхватила его, попыталась нести. Михаил взялся помогать.

Затащили Тыква в трейлер, уложили на пол, рыжая убийца прицепила ему на лоб какой-то неровный диск, сама надела различитель, удовлетворенно кивнула. Должно быть, диск — что-то медицинское, данные на различитель передает. А то и лечит.

— Почему вы не захотели сдавать Тыква? — спросила женщина. «Сдавать» прозвучало в контексте: «Сдать органам охраны правопорядка»… Как будто свет в голове включился — Тыкв бессмертен, он же бывший гладиатор, как можно было сразу не понять?! Да и Ниргун — тоже наверняка принял кровь жизни, вид у него такой был… как у бессмертного.

А женщина, увидев реакцию Михаила презрительно скривила губы:

— Так ты просто слабак! Не можешь убить, даже если тебя самого убивают?

Н-да, явно присутствует влияние Ниргуна. Или кого-то похожего. Михаил почувствовал такое глубокое и всеобъемлющее презрение к этой крысино-шакальей философии, что и отвечать не хотел. Однако… Встало перед глазами: мир горелых руин, за спиной — изуродованная женщина с изголодавшимся ребенком, впереди — невидимый враг, в руках — взведенный самострел. Щелчок выстрела и короткий вскрик в кустах. Михаилу ли кого-то судить… Только и смог пробормотать:

— Мне приходилась убивать для самозащиты. Мне не понравилось.

— Врешь, — спокойно констатировала рыжая. Не то, чтобы она действительно не верила. Так, уязвить хочет.

Михаил хмыкнул:

— Обидно, что вашего Тыква побили, да?

Женщина с тихой злобой отрезала:

— И все равно ты слабак. Слабак и трус.

— Нельзя быть сильным во всем сразу, — тонко усмехнулся Михаил. — Кто-то сильнее жестокостью, кто-то — в драке. И знаете, тому, кто силен в драке, не обязательно быть жестоким.

Женщина не ответила, только зубы сжала.

Тыкв пришел в себя через пару минут. Женщина сняла с его лба диск, а Тыкв потер макушку, сел, уставился на Михаила. С неожиданным дружелюбием улыбнулся:

— А ты хорошо драться умеешь…

Михаил аж взвился:

— Понравилось?! Еще врезать?! Ты только скажи! — И стремительно вышел из трейлера. Ну не нравятся ему такие, как Тыкв, и все тут. Хлопнул бы дверью, да на той фиксатор от хлопанья.

Пошел к своим вещам, нацепил различитель, оглянулся, пристегивая нож.

Дзоку уезжали. Трейлер с поломанной катапультой был уже на горизонте, да и остальные поворачивали оглобли. Правда, в одном месте дзоку почему-то остановились, смотрят ошарашено в сторону складов… а, вот в чем дело — это Богачка показалась на крыше. Привлекла внимание дерзкой красотой. Молоды дзоку, что тут скажешь.

Трейлер Тыква и рыжей убийцы тоже уехал. Бетлун, Лгресс и Аргун молча наблюдаю через различители за движениями дзоку. Мигур ушел к складам — он пилот, будет за дзоку с воздуха присматривать, мало ли чего. Могли бы Михаила спросить — он уже понапрягал чутье, моделируя ситуации, и скажет, что дзоку больше никогда не рискнут наезжать на охотников.

Михаил указал на труп:

— И что с ним будет? — опасался в душе, что Ниргун не бессмертный, а… был смертным.

Аргун развеял опасения:

— Его арестуют сразу прямо в центре воскрешения, у нас это запросто. В других мирах центры независимые, а у нас — прямо там дежурит дорожная стража. Потом ему в память залезут… дорожная стража с такими не церемонится. И если окажется, что Ниргун убивал когда-то кого-то… если бессмертного, то может еще и немного дней ночных работ дадут, а если смертного, тогда его отправят в ночь навечно.

— Пожизненно?

— Ну да, навечно. Хоть бы сколько раз умирал он, тогда все равно его будут снова в ночь отправлять. Вот так.

— А… если бы он был смертным?

— Смертных тоже навечно в ночь отправляют. Только им проводят омоложение время от времени. А еще их могут помиловать. Только они могут не дождаться помилования, если погибнут там случайно. А бессмертных помиловать не могут никогда.

— Жестоко…

Бетлун согласился:

— Да, на Бэдэй жестокие законы. В других мирах преступников лечат, проводят изменения личности. Даже не знаю, что больше пугает, смерть, или… это.

— Вам-то бессмертным чего смерти бояться?! — удивился Лгресс.

Бетлун не ответил, только качнул головой. Мол: «Станешь сам бессмертным — поймешь».

— Надо бы его похоронить, — пробормотал Михаил. — Не по-человечески как-то…

— Лэнги все равно найдут могилу и раскопают ее, — сказал Аргун и поежился.

— Ну… а если — поглубже…

— Принесите лопаты, — распорядился Бетлун в коммуникатор.

Лопаты привезли на велосипедах сразу несколько ватажников, среди них — Рути с висящим на поясе лучевым ружьем, которое сразу отдал Бетлуну.

Стали копать, Рути сказал Михаилу:

— Я видел поединок. Вы… производите впечатление. Вы опасный противник.

— Спасибо.

— За что?

— Ну, так… за похвалу.

Рути помолчал, добавил:

— Вы не охотник, вы — воин.

— Мне это уже говорили. И что?

— Воины не имеют права на милосердие.

Михаилу стало неуютно. Как будто узнал о себе нечто ужасное.

— Да ладно вам! — подключилась к разговору Нира. — Это выходит, что от лэнга отобьешься, и теряешь право, так что ли?

— Лэнг — другое. А человек, который знает свою Судьбу…

— Да не знаю я своей Судьбы! — разозлился Михаил. — И знать не хочу! Мне так спокойнее.

Михаил лежал на надувном тюфяке в трейлере Содита и Яни, думал. Вот почему он до сих пор кочует с охотниками? Следующий мир опасен — понятно, выждать надо, пока там «небо расчистится», но чего ради торчать на Бэдэй? Раз все равно теряет время, так почему бы не потерять его с пользой — по другим мирам Протяженности прошвырнуться, в базах данных полазить, достопримечательности посмотреть, с мудрыми людьми пообщаться. Деньги есть, бессмертие купил. И возможности безопасно покинуть ватагу были, и не держат его особо. Ватажники не держат, а все равно есть что-то, что не отпускает. Почему-то.

Нет, в ватаге хорошо, спокойно. И не скучно, постоянно что-нибудь происходит. Да хотя бы переговоры между Бетлуном и торговцами с Выси по поводу цен на панцири — ничего подобного ни в одном театре не увидишь. Только в кино. Бетлун тогда начал расспрашивать «длинное ухо», кто, кроме торговцев с Выси, может купить панцири. Вероятно, где-то кто-то такой есть, потому что торговцы засуетились, захотели встретиться. Даже согласились не в Ордынске, а посреди степи, сами пришли — раньше подобного не было.

Прибыли они на облаке. Точнее — в облаке. Нечто размыто-полупрозрачное, а внутри трое торговцев на диванчиках сидят. Облако опустилось на мох, развеялось без малейшего следа. Диванчики и торговцы остались. Очень странно смотрелись посреди степи. А сами-то: все стройные, тренированные, с идеально уложенными в скромные прически волосами. Одеты в нечто без складок и швов, как будто жидкость. Может и жидкость. Особенно интересно, что сквозь одежду торговцев ничего нельзя разглядеть в различители. Через обычную одежду — можно, бэдэйцы как будто голые ходят, уже привыкли и не стесняются. Пусть стесняется тот, кто подглядывает.

Бетлун посмотрел на торговцев, и пошел переодеваться. Напялил охотничью робу поплоше, и велосипед взял из запасных, ободранный.

Обычно на важные переговоры Бетлун брал с собой двоих сопровождающих — Рути, Дилуна или Мигура. Но ватага была на марше, и сложная выпала откочевка — много мелких ям, каменные россыпи, ядовитый мох встречается, ветер непостоянный — нужно движение трейлеров координировать, а то рассеются по степи, собирать их потом — потеря времени. Пришлось Бетлуну оставить опытного Дилуна вместо себя, а Рути и так выполнял обязанности «контр-адмирала». Мигур же был в небе, лэнгов отпугивал.

Так что Бетлун, почесав лысый череп, взял в сопровождающие Ниару и… Михаила. Вероятно, последнего — по той же причине, что и ободранный велосипед.

Подъехали, остановились, и началось. Бетлун, едва слез с велосипеда, заявил, что повышает продажную цену панцирей втрое. Торговцы возмутились, потребовали обосновать — Бетлун очень логично объяснил, что охота стала опасной из-за дзоку, которые что ни день охотников грабят или хотя бы пытаются ограбить, соответственно надо приплачивать за риск. Торговцы пытались Бетлуна разжалобить, мол, расходы огромные, доходы непостоянные, а тут еще и Бетлун цену взвинтил. А он ответил, что при ценах на панцири в мире Высь, трехразовое повышение цены панциря на Бэдэй торговцы и не заметят. Чего мелочиться? Торговцы попытались угрожать — мол, других поставщиков найдем. Бетлун сказал: «Ищите». Торговцы изменили направленность угроз, сказали, что раз охотники стали такие жадные, сами будут на креветок охотиться, с применением сверхвысоких технологий, к примеру, специальных роботов, которые за креветками по норам гоняются. Бетлун уверенно заявил, что это будет гораздо дороже, чем у охотников покупать. Торговцы давай опять на жалость давить — мол, разорятся они с такими ценами, кому тогда Бетлун будет сдавать добычу. Странно это выглядело — как будто миллиардер пытается разжалобить бомжа, только еще контрастнее. Бетлун ответил, что, во-первых, не разорятся, исходя из вышеозначенной разницы в ценах, а во-вторых, если даже разорятся, найдется кому панцири купить, и торговцам это отлично известно. Последнее соображение испугало торговцев по-настоящему, они согласились на новые условия. Прямо там и купили панцири, правда, пришлось укочевавшую за горизонт ватагу догонять. На облаке — торговцы даже подвезли Бетлуна, Ниару и Михаила. Жутковато это оказалось — сидеть без всяких там страховок и ремней безопасности на диванчике, который висит в пустоте. Но весело, особенно когда разогнались. Ниара даже пару раз взвизгнула от восторга.

А потом торговцы расплатились, забрали панцири, уложили их в большую сетку, и вся ватага повылазила на крыши трейлеров, чтобы посмотреть, как улетает внутри облака их добыча вот уже за два бэдэйских дня. Отсутствующие Мигур и Хаши упустили интересное зрелище, впрочем, многие ватажники записали его на компьютеры, потом показывали.

Кочевали дальше, и встретилась ватага «гоночного племени» — с полторы сотни быстроходов, несколько трейлеров и солнечных планеров. Чего байкеры делали в степи — и сами не знали, у охотников всерьез интересовались когтями и клыками лэнгов. Согласны были заплатить. Община Бетлуна не охотилась на лэнгов уже очень давно, однако ради такого случая подманили стаю покрупнее, настреляли. С разделкой тушек байкеры и сами управились. И честно заплатили охотникам. Две ватаги разъехались очень довольные друг другом и собой.

А потом Михаил принял кровь жизни. Когда ватага достигла крупной стоянки торговцев, то увидела там транспортное средство с линкор размером. По крайней мере — с крейсер. И оно еще и летало, а не ездило. А над ним висела в воздухе зазывающая надпись, что можно вот так вот просто взять и купить бессмертие, прямо сейчас, лишь бы деньги были. Раньше такого не было, кровь жизни можно было получить только в центрах воскрешения. Новая услуга, так сказать, лицом к клиентам, «длинное ухо» о ней рассказывало, но никто особо не верил.

Ватажники, кто все еще смертен, оживились, забеспокоились. Вот оно, ради чего охотятся, рядом. Естественно, возникла мысль о подвохе — транспорт выглядел солидно, однако в Протяженности и не такие широкомасштабные аферы проворачиваются. Послали разведчиков, те подтвердили, что все по-честному — после продажи крови жизни покупателям выдают значки, такие же, как в центрах воскрешения, с кучей степеней защиты. Подделать значок невозможно — через различитель фальшивку опознают с любого расстояния. Окончательно развеяли сомнения Богач и Рути, когда рассказали, что в других мирах торговля кровью жизни «вразнос» широко практикуется.

Охотники кинулись пересчитывать финансы, у кого не хватало — одалживали. Михаил тоже кому-то одолжил, уже и не помнит — кому, но чутье подсказало, что расшибутся, а кругляши вернут. Спросил тогда у Рути:

— А почему не продавать бессмертие в кредит?

— Потому что Протяженность доступна всем. Слишком легко сбежать, чтобы не возвращать долг.

— Кровь жизни могут купить для тебя на особых условиях, если согласишься отработать, — вставил Лгресс. — Если с рождения есть талант какой-то, а денег на обучение нет, то какая-нибудь крупная ватага торговцев и обучение оплатит, и кровь жизни купит, а потом придется отрабатывать дней сто или двести, да еще в таком месте, откуда не сбежишь. Карсуну предлагали еще в детстве, а он не согласился.

— Не согласился?!

— Правильно сделал.

И выстроилась очередь за бессмертием, Михаилу досталось третье место.

Ничего особенного не произошло, рутинно все выглядело — пересчитали кругляши, потерли ладонь приборчиком, который генокод анализирует. Спросили относительно изменений личности — отказался наотрез. Потом налили из устройства, здорово похожего на старые автоматы с газировкой, наперсток прозрачной жидкости. Можно пить, можно в глаза капать, можно палец окунуть, да хоть через прямую кишку. А Карсун говорил — инъекция. Впрочем, больше никого Михаил не удосужился спросить. Да и какая разница.

Михаил выпил. Не сразу и не с жадностью — засомневался все-таки, однако чутье буквально орало: «Пей!» Ну и выпил. Совершенно безвкусно. А женщина, которая выдавала кровь жизни, привычной скороговоркой предупредила, что нанороботам потребуется некоторое время (в пересчете на земные единицы — дня три), чтобы размножиться и приспособиться, так что следует соблюдать осторожность поначалу.

И Михаил соблюдал. Сам себе удивлялся — никогда не был до такой степени осторожным, чтобы старательно прожевывать перед тем, как глотать, а то не дай бог подавится. И на велосипед было страшно садиться, и лэнгов на горизонте высматривал, как в первое время на Бэдэй. Да и другие «обессмертившиеся» — тоже напуганными выглядели, хотя, пожалуй, гораздо меньше Михаила, это и без различителя видно. Разве что Карсун вздрагивал, за что ловил недоуменные взгляды от Талира — она сохранила непробиваемое гадючье хладнокровие.

Бетлун понимал, что происходит с подчиненными, отвел ватагу от торговой стоянки — а то некоторые на незнакомых людей с ужасом смотрели — устроил длительный привал. Некоторые даже поехали охотиться, Михаил — не решился. К Нике прислушивался, но опять ничего ясного и четкого не прочувствовал.

А потом Карсун проснулся и обнаружил, что все мелкие царапины поисчезали, вообще — самочувствие отличное, как никогда. О чем незамедлил сообщить криком с крыши трейлера. Талиру смутил.

У Михаила никаких болячек не было и до того. Тем не менее, понял, что чувствует себя… как в Обитаемом Пространстве. Когда ушел оттуда не замечал изменения в самочувствии, а сейчас — вдруг заметил. И сразу успокоился.

Остальные — не все успокоились, некоторые наоборот проявляли совершенно для себя нехарактерное возбуждение. Лгресс высказался:

— Как будто мне опять отменили смертный приговор…

Ватажники были настроены как следует отпраздновать обретенное бессмертие, ни Бетлун решил использовать боевое настроение и оптимистический энтузиазм с пользой — погнал ватагу дальше креветок добывать, сказав на общем сборе:

— Мы же не хотим уподобляться голодным самоубийцам!

Ватажники закивали — да, не хотят, — и пошли поднимать паруса.

Пришлось спросить у Карсуна:

— Кто такие голодные самоубийцы?

— А, это бессмертные такие, которые сами себя голодом морят насмерть. Воскрешаются — и снова.

— Зачем?!

— Да не знаю я… работать не хотят!

Ага, теперь понятно — ватажникам финансы нужны, чтобы долги друг другу отдавать, а у кого нет долгов, те тоже потратились на бессмертие, и с кругляшами у них не очень.

Бетлун еще раз провел ватагу мимо стоянки торговцев, потому что четверо обессмертившихся решили бросать кочевую охоту, отправились на Перегон и оттуда — в другие миры. Ну что ж, имеют право. Близких знакомых Михаила среди этих четверых не было, и это обрадовало. Почему-то.

Когда тронулись дальше, Михаил случайно оказался на трейлере Рути. Продолжили начатую во время похорон Ниргуна дискуссию — Рути спросил:

— Почему вы не хотите знать свою Судьбу?

— Если моя Судьба — быть воином, как вы сказали, то нахрена оно мне надо?

— Это вы поймете, только когда узнаете свою Судьбу. А то, что я разглядел в вас воина, еще на значит, что ваша Судьба — быть именно воином. Никто не может знать чужую Судьбу.

— Ага! И окажется, что я вообще палач… Ниргун тоже знал свою Судьбу, и вон, что творил.

— Ниргун лгал.

— Или ошибался?

— Да, это возможно, — неохотно признал Рути. Тем самым он признавал, что может и сам ошибаться, когда говорит, что свою Судьбу знает. Подставляется под удар «ниже пояса».

Михаил наносить запрещенный удар постеснялся, заговорил о другом:

— С этими вашими Равновесием, Временем и Судьбой все слишком абстрактно и неконкретно. Рекомендаций нет, даже самых общих!

— Общие рекомендации есть. Нужно хотеть узнать свою…

— Да уж, рекомендация. Вот, есть общая рекомендация, как стать хорошим стрелком: «Нужно просто позволить себе уметь стрелять», — но разве этого достаточно? Хотя бы совет не наводить оружие на человека, даже незаряженное, если он не смертельный враг — разве не важно?

— Важно. Очень важно, — ответ истинного снайпера, которому приходилось много стрелять в людей.

— А еще, в этой вашей религии не хватает… ну, не знаю, морали. Запрета делать другим больно.

— Такой запрет не остановит. По крайней мере, людей.

— По крайней мере, другие люди будут осуждать. Хотя бы в будущем…

— Здесь вы правы. Но дело в том, что нужно, пусть не религия, но всеобщее видение мира, универсальное для всей Протяженности. А вера в существование трех сил достаточно универсальна. Ее не только люди принимают.

— А кто еще?!

— Цефы.

— А… да, конечно. А еще кто?

— Кроме людей и цефов в Протяженности не обнаружено разумных существ.

— Странно.

— Странно, что разумных рас две. Вероятность возникновения жизни в отдельной вселенной — почти нулевая. Не говоря уже про разум.

— Так ведь вселенных бесконечное множество. Тут уже и ноль становится относительным, где-нибудь, что-нибудь да возникнет.

— Но в Протяженности ограниченное количество миров.

В общем, Рути ловко перевел разговор с Судьбы на абстрактные рассуждения. Даже «подставился» таким хитрым способом, что Михаил сам не захотел «наносить удар ниже пояса». Чувствуется многосотлетний опыт.

Потом еще мимо леса проезжали — деревья немного напоминают кусты, которые Михаил не раз и не два видел в ямах, тоже листья только на кончиках веток. Ватажники вели себя как дети — лазили по деревьям, перекрикивались. Подстрелили нескольких зайцев — самых настоящих, с длинными ушами и короткими хвостами — варили из них вкуснейшую похлебку. Танцы устроили.

А Михаилу было не до веселья. Он все пытался понять, что его держит в степи. Упускает же возможности уйти на Перегон одну за другой. Собственно, есть одна возможность, которую так просто и не упустишь — договориться с Мигуром, может, пару кругляшей заплатить, и он сгоняет на Перегон с пассажиром, когда других дел нету. Едва ли не каждый цикл сна-бодрствования Михаил твердо решал, что идет к Мигуру, а потом улетает на Перегон, и каждый раз откладывал безо всяких причин.

Сейчас, лежа в искусственной темноте своей комнатки, Михаил наконец-то почуял — что-то произойдет. Хорошее, и скоро. И, когда оно произойдет, лучше Михаилу быть с ватагой.

Вот что может произойти? Заявится сюда кто-то на межмировом корабле и предложит прокатиться на Планету Земля забесплатно? Нет. Ватага заработает кучу кругляшей, к примеру, найдет клад? Нет, не то, совершенно не то. Весь Бэдэй погибнет, а только ватага уцелеет? Нет, это не хорошее, это плохое. Борщом накормят? Что-то совсем мозги перетрудил…

Надо уснуть. Чтобы выспаться — завтра предстоит непростой день, обсуждается вопрос относительно ночной охоты. И Михаил приглашен, он после поединка Судьбы не последнее лицо в ватаге, так что желательно быть свеженьким, с обостренным чутьем. Раньше ватажники откровенно не хотели ночной охоты- опасно и крайне неудобно, однако сейчас, когда вся ватага бессмертна, общественное мнение качнулось в другую сторону. И деньги всем нужны, и опасности не беспокоят, и впечатлений новых хочется — бессмертному любой опыт пригодится рано или поздно.

Михаил занялся дыхательной гимнастикой, чтобы заснуть побыстрее. Есть простой прием — закрыть глаза, закатить их под веками и глубоко дышать.

Уже начало что-то сниться, когда оно произошло. То самое, хорошее — открылся еще один лаз, пятый. Активированный. Километрах в пятистах к северо-востоку. Еще какой-то бедолага в блуждающий лаз провалился? Крайне маловероятное событие… хотя…

И тут Михаил ясно и четко почувствовал Нику. Прямо там, в пятистах километрах к северо-западу… лаз, кстати, деактивировался, и больше не было его — точно блуждающий! А вот Ника — осталась, Михаил чувствовал ее сильно, ясно и четко, забыл уже, как оно было в прошлом. В Никином настроении сначала были перемешаны страх, возбуждение, отчаянная надежда, а, как только она сама почуяла Михаила — затопила радость. И Михаила тоже.

Первая мысль: «Лэнги!» Но Ника никакой опасности не чуяла, да и нет там сейчас лэнгов, они собрались на севере, возле пересохших озер. Да и не выводят лазы в опасные места.

А потом — Михаил и Ника прильнули друг к другу сознаниями, купались в ощущениях. Удовольствие было острым, щемящим, физическим.

И случился у них секс. Как в анекдоте — интим, а потом лыжи сняли. Да, вот так вот, за полтысячи километров, на одной только чувственной связи. Еще вопрос, можно ли это прям сексом назвать — ощущения гораздо острее, чем при стандартном половом акте, и — непередаваемые, нету для них слов даже в истинном цефане. И нет смысла в таких словах, потому что рассказать не получится, не поймут те, кто ничего подобного не испытывал. А кто в состоянии понять — им тем более слова не нужны. Но раз Михаил и Ника достигли оргазма — да еще и продолжительного, часа на полтора — то все-таки секс.

Кое-как «разлепились», продолжая, тем не менее, «ласкаться». Михаил пошатываясь поднялся с тюфяка, отдернул шторку с окошка, посмотрел в зеркало. Лицо счастливого идиота. Побрел в санузел — надо себя в порядок привести, чтобы Нику красивым встретить.

За это время трейлер успел доехать до места стоянки, остановился. Это хорошо, потому что Михаил в теперешнем состоянии мог и не пересесть на велосипед на ходу — навернулся бы, еще, не дай бог, сломал бы что-то. Шею, например. Потом — воскреснет, конечно… а вдруг связь с Никой не восстановится? Мысль испугала, решил ее не думать.

Глава 13

Содит и Яани хлопотали в пекарне, встретили улыбками, выразили удивление, чего это Михаил так мало поспал. Пожал плечами:

— Дело одно появилось.

— Хорошее? — спросила Яани. Это она по улыбке Михаила сориентировалось. Ответил честно:

— Да!

Ступил на мох, нашел глазами трейлер Мигура, решительно зашагал. Бежать хотелось.

Мигур, увидев Михаила, озадаченно нахмурился, стал оглядываться, ловить глазами ватажных женщин. Как будто пытался ответить на вопрос: «Кто из них?» Надо же, какой проницательный…

Михаил, торопливо поздоровавшись, сразу приступил к делу:

— Мне нужно… туда! — и махнул рукой в сторону Ники.

— И что там?

— Там… моя жена, — сейчас Михаил не в состоянии был хоть какую-то ложь придумать. И даже оценить, надо врать, или не надо.

— Она тоже по Сетевой дороге пришла? — нет, ну до чего же приятно иметь дело с вдумчивыми людьми! — Тогда полетели.

Сели в самолет, воспарили в небо, и только тут Мигур спросил, куда точно лететь. Михаил показал пальцем.

— И далеко?

— Тысяча рывков… девятьсот восемьдесят… примерно, — сейчас поднимется вопрос, откуда Михаилу вообще известно, куда и сколько лететь…

— У вас с женой имплантированы какие-то устройства связи? — а, ну да, Мигур же вдумчивый.

— Э… что-то вроде того.

— Опасно по другим мирам с имплантантами, проблемы могут быть — они даже взрываются иногда.

— Нет, у меня… у нас хорошие имплантанты. Они, вроде как, живые.

— Да? Я слышал о таких обычаях, что супруги вживляют себе что-то, чтобы связь не терять никогда. Надо же.

— Э! Мы не совсем туда летим!

— Там… между нами и вашей женой — селение остроухих, не хочу над их полями лететь. Но мы же не собьемся… раз вы ее чувствуете?

Остроухие — еще одна разновидность оседлых, замкнутей и агрессивней даже, чем гнилозубые. Хотелось крикнуть: «Нет! Давай напрямую!» — но осекся, нельзя сейчас рисковать. Даже если чутье об опасности не предупреждает — все равно нельзя.

Чутье, кстати, убеждало, что встреча с Никой обязательно состоится. И от этого становилось совсем хорошо.

Мигур еще о чем-то спрашивал, но Михаил отвечал невпопад — купался в ощущениях, предвкушал. Так что Мигур оставил расспросы на потом, только курс уточнял.

Нику увидели издалека, в различители. Вот она, родная, драгоценная, обретенная заново. Сидит на мху, прислонившись спинок к какой-то длинной штуковине, смотрит на самолет… прямо в глаза Михаилу смотрит. Одета в дерюжную куртку, джинсы, туфли странного покроя. Волосы в беспорядке, веки припухшие, лицо усталое. Однако — с улыбкой, с выражением тихого счастья.

— Это что у нее, лодка? — озадаченно спросил Мигур. Да, точно, длинная штуковина — лодка. Вон и весло валяется.

— Моя Ника без лодки — никуда! — гордо ответил Михаил.

Мигур уставился нахмурившись. Потом понял, что это шутка такая, улыбнулся.

Приземлились, выбрались из самолета. Ника медленно, сама не замечая, что делает, встала. Пошли навстречу друг другу.

Через «задний вид» различителя Михаил увидел, как Мигур смущенно зачесал в затылке, принялся оглядываться — не хотелось ему встревать, даже взглядом. Но вокруг — степь, и ничего другого, смотреть можно только на Михаила, Нику и лодку. Мигур ушел за самолет.

А Михаил снял различитель.

Сошлись, остановились, взялись за руки. По идее надо обниматься, но Михаил с Никой уже «наобнимались», теперь бы друг на друга насмотреться. А потом — наслушаться. Впрочем, можно совместить одно с другим, Ника поняла это первой, заговорила, и не просто заговорила, а по-русски:

— Ты выглядишь моложе… и — сильнее, — надо же, успел забыть ее голос. И русский язык тоже немного… подзабылся.

— А ты выглядишь уставшей.

— Да, я устала. Очень… А где мы?

— Этот мир называется Бэдэй… Здесь день два года длится!

— Да?! Это значит, что мы… далеко…

— Да ничего это не значит! Мы же рядом, вместе! И… как ты сюда попала?

Ника вздохнула. Не хочет рассказывать? Нет, наоборот, ей хочется выговориться, все-все рассказать, излить душу — Михаил это почувствовал. А Ника почувствовала, что Михаил хочет все услышать:

— Когда ты… исчез, я сначала очень испугалась, очень. Потом, когда я снова тебя почувствовала, я обрадовалась, а потом поняла, что ты далеко… и что разница во времени… даже хорошо, что связь была слабой — я воспринимала все твои чувства сразу. Это… это было слишком… а ты еще и дрался там, и убегал, и… Я тогда была в мире Ненависть, но я сразу пролезла на Землю. Там я не знала, что делать, вошла на сайт пролазников, стала искать все, что есть про блуждающие лазы. Мне было трудно сосредоточится. Но я обнаружила один файл — пролазник провалился в блуждающий лаз к нам, в мир Холодная Скала. Он очень… расстроен был, что не может вернуться, и он жалел, что у него нет чувственной связи с кем-то… хоть с кем-нибудь! Чтобы направление чувствовать, правильно выбирать лазы для возвращения. А еще он рассказал, что, если один из соединенных чувственной связью попадает в блуждающий лаз, то его может выбросить не в… любом из миров, а в том, где второй… тот, с кем он соединен.

— Так почему же меня тогда?..

— Тебя подставили… создали блуждающий лаз искусственно.

— Что-о?! Кто?!

— Скорее всего — ядосаны… это люди в мире Каменное Дерево, они даже не пролазники, но у них был межмировой корабль. А после тебя еще Инна исчезла.

— Инна? Лингвистка?

— Да, она оказалась пролазницей, и… А больше я ничего не знаю, я ушла до того, как пролазники все про ядосанов выяснили.

— Ты решилась…

— Нет, я чуяла, что все получится. И еще, чувственную связь удалось описать формулами, а я попробовала просчитать, куда меня выбросит, если… все подтвердилось.

— Ты рисковала.

— Нет. Я больше рисковала, если бы ничего не делала, — с тобой могло что-то случиться. Даже за все эти дни, пока я… ты же чуть не погиб тогда!

— Когда?

— Не знаю… знаю, что ты дрался насмерть. Ты же не умеешь драться!

— Не умел. Но с тех много чего случилось, и времени много прошло… для меня. Научился кое-чему.

— А что было с тобой?

— Долго рассказывать… Ника, — до чего же приятно называть ее по имени! — а мы тут стабильность лазов не нарушим? Мы же вместе.

Она испугалась. Больше всего — разлуки, но и за стабильность лазов тоже. Немного. Потом нахмурилась, прислушиваясь к чутью — и Михаилу передалось, что она чует восемь лазов, точнее — четыре лаза и четыре портала, как и Михаил. Все нормально, раз они чуют одни и те же лазы, то за стабильность можно не волноваться.

— А как ты открыла блуждающий лаз?

— А? Ну… это я тоже на сайте вычитала, что в мире, где всего один или два лаза, если они не активированы и читать мантру вдалеке от лазов, то блуждающий лаз может открыться… если захотеть. Это тоже… сбой в системе лазов. Я пролезла в мир Каменных Чудовищ, там всего два лаза, и… читала мантру. Лаз открылся, когда я плыла на лодке через реку, представляешь?

И что получается? Получается, что Михаил зря рвался навстречу Нике. Зря шел, бежал, летел, плыл, ехал, рисковал жизнью, дрался, убивал. Можно было спокойно сидеть на месте, и ждать. Ника уловила — не мысль, мысли они друг у друга так и не научились читать, — эмоции, которые мысль сопровождали. И сама вызвала в себе эмоции успокаивающие — что не зря стремился. И вправду, где было ждать Нику? В Обитаемом Пространстве? Слишком долго, разница времени жуткая. И в мире Ду нечего Нике делать, даже у островитян — там война приближается. А может быть — уже идет вовсю. Миры невидимой смерти и горелых руин даже не рассматриваются, в мире Тарст пролазники внимание нехороших людей привлекают, в мире леса — безлюдно слишком, в мире ленивых рабов — правительственного контроля многовато, на перекрестке Сетевой дороги, он же мир темных тоннелей, жрать нечего. То есть, можно было совершать вылазки за пропитанием в другие миры, но все равно, на Бэдэй, среди охотников — самое безопасное окружение. Поединок Судьбы — не в счет, и в других мирах сражаться приходилось.

Ника задрала полу куртки, отцепила от пояса… лучевое ружье:

— Смотри, во что мой яасен превратился.

— Это оружие.

Оно глянула на новое воплощение своего яасена с мимолетным испугом, но уловила, как Михаил к ружью относится. Испуг прошел.

— Охотничье, — уточнил Михаил. Да, именно лучевое ружье и пригодится Нике в ближайшее время — она остается с Михаилом, а он — с ватагой. Пока что это хороший вариант, надо и Нике тоже кровь жизни купить. На всякий случай. Ну а потом…

Михаил решился спросить:

— А сколько до Планеты Земля… отсюда?

Ника была готова к вопросу, и все равно он ей не нравился, потому, что Михаилу не понравится ответ:

— Наша связь была очень слабой, и по тем же формулам… сотни миллионов миров.

Сотни миллионов. Михаил перекатывал число в сознании, проникался. Делал выводы. Если этих сотен всего одна, если, зная направление (откуда?!) двигаться на корабле Чи-Ту-ан, если на каждый мир тратить по десять минут, то все равно они вернутся, когда на Планете Земля пройдут уже сотни лет. Земное человечество либо вымрет, либо переселится в виртуальность, либо так изменится, что…

Михаил никогда не был пафосным патриотом. Наоборот, демонстрации патриотизма вызывали у него приступы сарказма, неискренними казались. Но — Планета Земля его мир, там родился и вырос. Там родители, родственники, друзья, там все знакомо и понятно, знаешь, чего бояться. Много воспоминаний связано — плохих, хороших, всяких, и все — принадлежат Михайлу, часть его личности. Да что там, он любил Землю, вопреки всему любил. И за свой мир, свою страну, свой город согласен был драться гораздо охотнее, чем за ватагу Бетлуна.

Стоп. Отставить негатив — Ника его тоже воспринимает, и может почувствовать себя виноватой. Уже начинает чувствовать. А вместе с ней — и Михаил.

Для начала — дыхательная гимнастика. Вдохнуть, задержать дыхание, выдохнуть. Все, успокоился, чем Нику удивил — она же раньше не замечала за Михаилом таких умений. Теперь придумать что-нибудь позитивное. Ага, вот:

— А если бы мы вернулись, то… нам бы пришлось снова разойтись, чтобы не нарушать стабильность лазов?

— Да, — очень тихо сказала Ника.

— Ну и… ну и — нечего!..

Ника улыбнулась, расслабилась. О чем-то задумалась. Потом посмотрела в глаза, заговорила тихо:

— Виктор обещал позаботиться о твоих родителях, отвести их в мир Косая Стрела, чтобы они не старели, — важная информация. Действительно важная, и спасибо Виктору, хороший он мужик. — А кроме того, я чую куда нам надо идти, чтобы возвращаться, слабо, неточно, но… первый лаз на пути — там.

Да, правильно указала — тот самый лаз, куда звало чутье, следующий на пути Михаила по мирам, если бы Ника сама не пришла навстречу. В данный момент Михаил не чуял, куда идти домой, но у Ники чутье гораздо мощнее.

— И если нас смогло быстро выбросить сюда, — продолжала Ника, — то наверняка есть способ быстро добраться обратно. Я чую… может получиться. Она не врала.