7. Тайные течения

Отвратительная вонь острой бритвой разрывала ноздри, бесцеремонно выдергивая сознание Захара из небытия. Кибертехник вяло взмахнул руками в попытке оттолкнуть от лица источник резкого запаха, но ладони, не найдя опоры, с гулким стуком рухнули на пол. Реальность нехотя проявлялась перед глазами, лавиной обрушивая в сознание воспоминание о том, что случилось за последние два с половиной дня.

Захар снова был в курсе, что они потерялись в дальнем космосе.

Грац убрал из-под носа кибертехника пузырек с нашатырем, поднес к его виску небольшую никелированную трубку и надавил на клавишу. Тело Захара передернуло судорогой, короткая, но сильная боль пронзила голову – от виска к виску. Было больно и противно, но в голове тут же прояснилось.

– Что вы делаете? – едва ворочая языком, пробурчал он, вяло отмахиваясь от доктора, точно от назойливой мухи.

– Спокойно, – остановил его ладонь Грац, – сейчас полегчает. Магнитная коррекция мозговой активности вкупе с электростимуляцией творит чудеса. Можете мне поверить.

Захар верил Станиславу, но испытать на себе еще раз чудодейственное воздействие маленького приборчика, который доктор сжимал в левой руке, отчего-то не хотелось.

Он вытянул вперед ладонь, пытаясь не то заслониться, не то остановить Граца, и пробормотал:

– Нормально уже. Сейчас, сейчас.

Захар попытался встать, ноги слушались плохо. Еще хуже дела обстояли с органами равновесия – тело упорно отказывалось удерживать необходимое положение.

– Объясните, – сказал Грац, отвернувшись, – за каким чертом вы полезли в голову этого вашего ремонтника? Вам что, необходимо отдельно, словно маленькому ребенку, объяснять, где мы и с чем имеем дело?

Позади доктора стояли Клюгштайн и Лившиц. Гертруда сидела перед пультом и крутилась на кресле, будто вальсировала. Вроде бы она даже напевала что-то под нос. Биолог смотрел на Станислава с умильно просящим выражением на лице, а физиономия Лившица наконец-то излучала уверенность и самодовольство. Да что, черт побери, тут у них произошло?

– Кибертехники всегда так делают, – сказал Захар и понял, о чем, собственно, спрашивал его Грац. – Ах да. Это случайно… чисто машинально вышло. Привычка, знаете ли.

– Что вы там видели?

Грац все-таки соблаговолил повернуться к собеседнику лицом и присел в стоящее рядом кресло. Клюгштайн подошел к Захару, все еще бесплодно пытающемуся подняться, и помог ему встать на ноги. Кибертехник опустился в кресло, поблагодарил Фрица и воззрился на доктора.

– Мы ждем объяснений, – напомнил Грац.

Захар закрыл лицо ладонями, глубоко вдохнул, пытаясь унять подступавшую тошноту, и покачал головой.

– Не знаю, – сказал он, не отнимая рук от лица, отчего его голос стал тихим и как будто чужим. – Яркая вспышка, а потом… – он не находил слов. – Не знаю. Было страшно, ужасно. Оно напало на меня. То есть на кибера. Оно…

Внезапно в памяти всплыла странная картина какой-то жуткой средневековой казни. Захар не знал, почему это напомнило Средневековье, но отчего-то казалось, что в обозримом прошлом такого ужаса быть не могло. Что-то залезло внутрь него, пробралось в самую душу, прижилось и вырвало… Нет, оно даже не вырвало, оно тайком украло его сердце.

Боже, какая чушь! Какое сердце?! Он же не был там. Там был ремонтник, безмозглый робот, тупая машина. Да, у кибера действительно есть некое подобие сердца. Но при чем тут душа? Куда там оно могло пробраться, чем бы оно ни было? Сумасшествие. Им явно не дождаться, когда закончится ресурс «Зодиака». Комфортабельный космический дом скорби. Так, кажется, назывались заведения для душевнобольных?

– Кибер не отвечает, связь с ним потеряна, – сказал Грац.

– Когда? – спросил Захар.

– Что? – не понял его доктор.

– Когда прервалась связь?

– Как раз в тот момент, когда вы изволили грохнуться в обморок.

Язвительности Грацу не занимать. Он был крайне недоволен поступком кибертехника.

– И все-таки… Что вы видели?

Захар пожал плечам и, опустив глаза, проговорил скороговоркой:

– Яркий свет, вспышка. Потом оно… этот свет – он забрался внутрь меня. Он рвал меня на куски, тащил в небытие. Тащил мое сердце прочь из груди.

Помолчав несколько секунд, он взглянул на Станислава. Доктор стоял рядом, смотря в пространство перед собой, куда-то вбок от Захара, и качал головой, будто с чем-то соглашаясь. Рассказ Захара явно оказался таким, каким он и ожидал его услышать.

– Так и есть, – сказал он наконец. – Это просто защитная реакция. Фриц, – обратился он к биологу, – что вы на это скажете?

Клюгштайн встрепенулся, словно проснувшись, резко повернулся и не моргая уставился на доктора, по-птичьи выпучив глаза.

– Возможно… – неуверенно произнес он и после паузы продолжил: – Стрекательные клетки у медуз срабатывают сами собой, когда что-то касается их жгутиков. Медуза целиком даже не подозревает, что она кого-то ужалила.

– Боюсь, – присоединилась к разговору Гертруда, – медуза целиком не догадывается, что она вообще существует.

– Вот именно, – согласился с ней Грац. – И вам не кажется…

– А вам не кажется, – все-таки не вытерпел Лившиц, – что вы слишком много на себя берете? С каких это пор вы стали видным специалистом в вопросах контакта с внеземным разумом?

– За неимением лучшего кандидата на эту роль, – бросив многозначительный взгляд в сторону внеземельца, сказал доктор, – приходится выкручиваться самому. И потом – откуда у вас уверенность, что мы имеем дело именно с разумом?

– Что вы имеете в виду? – спросил Клюгштайн.

– Он имеет в виду бессознательные реакции Хозяина Тьмы. Или его хозяев – какая, в сущности, разница? У них не было ни малейшего резона уничтожать нашего кибера, они даже не пытались наладить связь. Просто прихлопнули его, как только он коснулся стенки тоннеля, – объяснил Лившиц.

– Точно, – согласился Грац. – Все же ваш институт иногда дельные мысли высказывает.

– Они разорвали робота в клочья, как только он коснулся объекта, – бормотал себе под нос биолог. – Ведь это совсем как действие иммунной системы. И эти сполохи – что, если это какой-то аналог антител?

Захар слушал разговоры своих товарищей, и в голове отчаянно билась мысль. Она никак не могла сформироваться во что-то завершенное, осознанное. Что-то то и дело ускользало, не складывалось. И ключевым моментом здесь было касание кибера стенки тоннеля.

Захар вспомнил мимолетное чувство, как его – то есть, конечно, не его, а кибера – педипальпы[11] цепляются за шероховатую, обжигающе холодную поверхность. Краткий, выворачивающий наизнанку омерзительный звук. Точнее, не звук – звука не может быть в безвоздушном пространстве – вибрация, словно железом ведут по стеклу. А потом наступила тьма. Дальше был Грац с нашатырем.

Но ведь было что-то еще. Между тьмой и Грацем. Что-то неясное, на самом пороге восприятия. И оно совсем не понравилось Захару. От этого воротило, мозг упорно отказывался вспоминать события тех секунд.

– Постойте, – сказал Захар. – Все не совсем так. Кибера никто не уничтожал. Его… – Мимолетная догадка появилась вдруг и столь же стремительно исчезла.

– Ну, договаривайте, – потребовал Грац.

– Нет, – тихо сказал кибертехник. – Не могу вспомнить. Но ремонтника совершенно точно не уничтожали. С ним сделали что-то другое. Он им был зачем-то нужен.

– Это все домыслы, – махнул рукой Станислав и обратился ко всем сразу: – Завтра повторим опыт с роботом. Посмотрим, куда, в конце концов, нас приведет эта червоточина. И попрошу вас, Захар, больше никаких самовольных экспериментов.

Грац резко повернулся и вышел из рубки.

– Похоже, пан Станислав всерьез решил заняться этой штукой, – ухмыляясь, сказала Гертруда.

Рубка опустела. Последним вышел Захар. После инцидента с кибером голова еще кружилась.

В коридоре на него накинулся Лившиц. Внеземелец вцепился в воротник рубашки Захара и принялся истово шептать. Его потное лицо, исторгающее брызги слюны и неприятный запах, оставшийся от завтрака, маячило в такой близости от глаз Захара, что никак не получалось сфокусировать взгляд. Волна дурноты снова накатила на кибертехника. Он попытался отстраниться от Люциана, но тщетно. Внеземелец тараторил как заведенный, он говорил что-то про Граца и корабль, неслышно парящий в кромешной тьме рядом с ними.

– Да прекратите же наконец! – выдавил из себя Захар и толкнул Лившица, после чего вдохнул полной грудью. На лице ощущалась неприятная влага. Он вытерся рукавом и повернулся к притихшему внеземельцу. – Какого черта вы вздумали на меня бросаться?!

Лившиц, похоже, немного оторопел. Он стоял, отклонившись назад, в той позе, в какой смог остановиться, когда Захар толкнул его. Его глаза недоуменно хлопали, а рот то и дело открывался, как у рыбы, выброшенной на берег. Потом он пришел в себя и, приняв человеческий вид, заговорщицким тоном сказал:

– Орешкин, вы же видите, куда он нас всех тянет. Мы не можем позволить ему так поступать. В конце концов, есть и другие люди. Земля, наконец. Мы не имеем права делать этого. Ведь вы же были там, пусть и виртуально. Вы должны понимать, как это страшно, какую опасность оно может нести.

Ясно с ним все. Граца боится. Он всего боится. И во всем он не уверен. Бездействие – вот лучшая в его представлении тактика.

Но если он прав? Что, если действительно экипаж навлечет на себя гнев старшего брата? Захар задумался… Да и братья ли они землянам, те, кто привел сюда Хозяина Тьмы? Братья по разуму… Всегда ли разум одинаков? Разум познает окружающее. Так думают люди. А если они думают иначе? Люди не могут представить себе, для чего еще может быть нужен разум, но ведь, в сущности, это лишь случайно возникшее условие существования живой материи. Удачная выборка из статистической вероятности. Все во Вселенной подчинено логике, все происходит по законам физики и статистической вероятности. Только разум имеет наглость выбиваться из четкой картины мироздания. Или это люди не могут объяснить некоторые странности разума?

– Чего вы от меня хотите? – с недовольством спросил Захар.

Лившиц был ему неприятен. Хитрый и трусливый внеземелец, подобно крысе, пытался подточить команду изнутри, подгрызть пол, найти свою лазейку. Еще неизвестно, чего он добивается.

– Захар, ты же разумный парень. Ты должен понимать, что так нельзя. Нельзя лезть туда, словно к себе домой. Наш новый капитан слишком много на себя берет. Нам необходимо его остановить.

Кибертехник никак не мог взять в толк, к чему тот клонит.

– А от меня-то что требуется?

– Ты же заведуешь киберами. Не давай ему больше роботов. Он погубит нас. Он человечество может погубить.

«Ах вот он о чем! – вздохнул Захар. – И когда это мы перешли на «ты»? Хотя, впрочем, какая разница?»

– И что это даст? Он как капитан волен распоряжаться имуществом корабля по своему усмотрению.

– Но ты же можешь изменить их программы, отключить киберов, в конце концов!

– Хорошо. И что дальше? Что мы будем делать дальше? Висеть в бездонном космосе рядом с этой громадиной, боясь даже взглянуть на нее, и медленно сходить с ума?!

Ответа Захар не ожидал. Он уже привык, что Лившиц хорошо знаком только с тем, чего делать не стоит. Но внеземелец его удивил:

– Нам лучше бы заняться нашим пилотом. Грац запер его в каюте и никого к нему не подпускает. Это уже само по себе подозрительно.

– Но ты же слышал, что он умирает. Нервное истощение. Или что-то в этом роде.

Люциан согласно кивнул:

– Так Грац сказал.

Захар посмотрел в глаза внеземельцу. Обычные глаза, никакого «огонька безумия», как пишут в книгах, в них заметно не было. Только эта его теория заговора… Неужели люди не могут не создавать себе сложностей?

Их всего пятеро, в миллионах кубических парсеках пространства вокруг нет больше ни одного человеческого существа, а они строят здесь планы, плетут интриги.

Создают социум, одним словом. Привычную среду обитания.

Картина, представшая воображению Захара, была столь смешной, что он невольно улыбнулся.

– Ты мне поможешь, Орешкин, – сказал Лившиц.

Он не спрашивал, он утверждал. И у него был свой план. Вопреки предположениям Захара, он знал, чего хочет.

– Мы сегодня же должны выяснить, что на самом деле происходит с Тахиром, а завтра ты не дашь Грацу второго кибера, и я подниму вопрос о доверии к капитану. В любом случае, если нам не выбраться, Хозяина Тьмы должны исследовать только люди. Живые люди, понимаешь, а не бездушные киберы.

Похоже, Люциан, наконец, осознал, что собственноручно отдал Грацу власть, которая причиталась ему, Люциану Лившицу. Отдал, не подумав, а вот теперь вознамерился вернуть утраченное.

Захар не собирался участвовать в заговоре с внеземельцем. Вообще вся эта затея выглядела, мягко говоря, странно. Путь домой заказан, никакого обитаемого мира в пределах досягаемости нет, а они выясняют отношения. Знаете ли, это попахивает натуральным сумасшествием.

– Хорошо, – сказал кибертехник и пошел прочь, в свою каюту.

Лившиц довольно хмыкнул за спиной, не понимая, что Захар согласился лишь для того, чтобы тот от него отстал.

Он закрылся, заблокировал дверь и попросил «Зодиака» никого не пускать к нему. И не сообщать, если кто-нибудь надумает вызвать по вирт-связи. Хватит! За эти двое суток, что они торчат здесь, он устал так, как не уставал на самых сложных дежурствах. Они прибыли в полную пустоту, в совершеннейшую неизвестность. У них здесь не было ни плана, ни цели, но бурность деятельности, что развил Грац, превосходила всякие мыслимые пределы. Может, Лившиц и прав, грозя создать прецедент о недоверии законно избранному капитану.

Скорее всего, они погибнут здесь, в холодной тьме далекого космоса. Никто не узнает об этом, никто никогда не найдет ни их, ни их мумифицированные стерильной пустотой тела. Даже прочный, почти вечный в восприятии людей корпус «Зодиака», скорее всего, рассыплется в пыль, бомбардируемый мириадами частиц в течение миллионов лет. Им всем суждено развеяться в пыль. И вместо того, чтобы думать о вечном, они лезут к черту на рога.

Мироздание создало человека, наделило его разумом. Пытливым, неугомонным умом и еще более непоседливым и загадочным самосознанием. Людям мало осознавать, что они существуют, что они есть. Им надо всему найти объяснение, все изучить, все разобрать по винтикам. Потом – снова собрать, но уже не так, как было предначертано природой, как заведено естественным порядком вещей. А на собранном обязательно поставить клеймо, уведомив мир, кто именно это сделал, чтобы потешить непонятное самосознание. Людям надо все поковырять своим замечательным противопоставленным пальчиком, натереть мозоли и измордоваться до потери сознания. Вроде бытует мнение, что именно труд создал из обезьяны человека.

Хотя некоторые обезьяны до сих пор сидят на деревьях – там, где им позволяют сидеть люди, и горя не знают. Ни мозолей, ни переживаний, ни мук творчества. Вселенная создана для них, а они для Вселенной.

Но люди-то выше этого. Они творцы, меняющие саму природу, хозяева жизни. Природа покорилась человеку – так думали лет триста назад. Сейчас в этом некоторое сомнение появилось. Единственное, в чем никто не сомневается, – что обязательно покорится, никуда не денется. Тупой случай и закон больших чисел сотворили разум. А что сотворил разум? Когда-нибудь, Захар совершенно в этом не сомневался, разум извернется и уничтожит Вселенную. Нам ведь закон не писан.

На следующий день второй кибер, пользуясь исключительно заложенным в него алгоритмом, успешно прошел лабиринт Хозяина Тьмы и вышел обратно. Вышел из той же дыры, через которую попал внутрь. Круг замкнулся.

Злой Лившиц шипел и бросал недружелюбные взгляды в сторону Захара. Кибертехник тайком от Граца пожимал плечами и разводил руки, пытаясь убедить внеземельца, что он ни при чем. Мол, не получилось, Грац все сам сделал. Это была неправда, но отчего-то хотелось делать вид, что он поддерживает затею Люциана.

На корабле был объявлен день отдыха. Лившиц и Клюгштайн готовились к выходу в открытый космос.

Загрузка...