Шейла спала все в той же позе. Ясно, что с моего ухода вовсе и не двигалась.
Я стал тереться об нее и овладел ей, прежде чем она проснулась. Она не открыла глаз, но сомкнула руки у меня на затылке и отвечала на мои ласки, нетерпеливо предупреждая их.
Потом она высвободилась, успокоенная и утомленная, с легкой улыбкой на губах. Я продолжал прижиматься к ней с некоторым смущением, потому что еще раз я бы не смог.
— Дан…— сонно сказала она.
— Да, — ответил я. — Прости меня и за вчера, и за сегодня.
— Дан, ты вправду думал о твоих неприятностях?
— Клянусь тебе, — сказал я. — Мне кажется, что я нашел решение.
— Странно…— прошептала она. — Странно, что это оказывает на тебя такое действие.
Действительно странно… Я бы никогда и не подумал.
— Чуть переутомился, — сказал я. — Но теперь все прошло.
Я вновь подумал о Рози и Джо, там на широкой кровати, и вновь силы прибавились. Но Шейла уже почти спала.
— Нет… Дан… Прошу тебя… Я ужасно устала.
— Почему? — удивился я. — После такой-то малости?
Она уткнула лицо в руки.
— Дан… прости меня.
— За что? — сказал я.
— Я так устала.,.. Дан. Я… Не знаю как тебе сказать…
— Нашла себе другого? — спросил я резко, пересохшим голосом.
Теперь она совсем открыла глаза.
— Нет, ты так не думаешь. Дан? О, нет, только не это… Я… Не смею тебе сказать, Дан.
— Мне все равно, в чем дело, — сказал я, — если только ты себе другого не завела…
— Да нет никого другого, Дан… Это… О… Дан, это я сама, одна…
Я рассмеялся, хотя и несколько оскорбленно.
— А, всего-то…— сказал я.
Она зарылась головой мне под мышку.
— О, Дан, не надо бросать меня в таком состоянии. Ты мне нужен. Дан. И это мне нужно.
— Не больно-то тебе это нужно, — сказал я слегка недовольным тоном.
— Да нет же, Дан. Сам знаешь, самой — веселенького мало. Только устаешь и противно. Дан, если бы ты бросил меня на неделю, я думаю, что пришлось бы принимать успокоительное или же переспать с другим.
— Ничего себе, — сказал я. Я рассмеялся. Ничего себе результат. Я убил Ричарда из-за той самой ночи, когда не получилось. А если бы я заболел или если бы пришлось покинуть Нью-Йорк, Шейла меня бы сама бросила. Если что-нибудь разнюхают, хотя, конечно, не разнюхают, ну хотя бы найдут того типа, что привел меня к Ричарду в первый раз. И Энн и Салли. И хозяина кабачка…
Странно устроены мозги у преступников, внезапно подумал я. Воображаешь, что тебя станут преследовать угрызения совести, не дадут покоя ужасные видения.
Дудки. Необычайно трудно заставить себя задуматься о последствиях содеянного.
Нет, правда, на все это мне было теперь абсолютно наплевать.
Важно было лишь то, что только что сказала Шейла.
Значит, если я покину ее хоть на два дня, то… Но что заставляет меня оставаться с ней? Почему я не могу удалигься ог нее без этого ощущения пустоты? Потребность вернуться к ней. Знать, что она моя. Даже— не видеть ее, но знать, что могу увидеть, как только захочу.
И это называется любовь?
Не больно-то весело.
Но тут уж, ясно, ничего не поделаешь.
Дойти до такого. Жить с женщиной, которую мне трудно было хотеть физически… это мне было только что так ясно доказано, что яснее не бывает. С женщиной, которая не может обойтись без мужчины настолько, что готова заменить меня через два дня, если бы я на два дня исчез.
Но я понял, что это-то все-таки и есть любовь. Что именно это причиняет страдание.
Я не мог представить Шейлу с другим. Или когда она сама. Ладно. Черт с ним.
Есть же еще другие черненькие. А Ричарда больше нет. Господь допустил, Ричард, чтобы я от тебя избавился. Шенлу я сохранил, на тебя мне наорать.
Спокойной ночи. Дан.