Глава 2

Плач леса

Костер догорел. Взмахнул на прощание рыжим лоскутом пламени и погас. Остались угли, темно-алые, тускнеющие на глазах. Охотник поворошил их кривой веткой, но без цели пробудить угасший огонь – уже перевалило за полночь, и ему самому, и его крестнице пора отправляться спать. Пора… Но они продолжали сидеть у погасшего костра.

Они не разговаривали, лишь смотрели на остывающие угли, думая каждый о своем. Охотник даже немного жалел о том времени, когда крестница ежесекундно изводила его вопросами. Трещала ведь как сорока… А что это за дерево? А чьи это следы? А кто это кричит? А где, а почему, а когда… Но девочка стала старше, и вопросов стало меньше. Да и сами вопросы стали сложнее, не на каждый из них он мог ответить. Вот и сейчас… Охотник чувствовал, что один из таких вопросов повис между ними, и ждал, когда же Ива заговорит. Ждал и немного боялся. Она уже задавала ему этот вопрос, и не единожды, и знала все его ответы.

– Почему ты хочешь его убить? – спросила Ива.

Она вскинула голову и посмотрела на Охотника внимательными черными глазами. Лицо, загорелое при дневном свете, сейчас казалось бледным, как у утопленника.

Охотник едва заметно вздрогнул.

– Кого, вороненок?

– Первозверя.

Охотник глубоко вздохнул. Молчал он долго, гадая, какой же ответ устроит крестницу на этот раз. Все они не годились.

– Потому что так должно быть, – наконец сказал он. – Таков порядок вещей. Он – Зверь, а я – Охотник, и в конце остаться может только один.

– В этом лесу, – сказала Ива, – хватает и других, тех, кто действительно заслуживает смерти.

– Я знаю, – кивнул Охотник. – Но они – не моя добыча. Может быть, твоя, вороненок?

Он вытащил кисет и трубку и принялся набивать ее, уминая табак ногтем большого пальца. Он вовсе не хотел курить, но само действие его успокаивало и помогало собраться с мыслями. Ива поморщилась.

– Я его помню, – сказала она, глядя мимо Охотника в темноту леса.

– Конечно. Его невозможно забыть. А помнишь как…

– Он сказал мне «прости», – проговорила Ива. – Как будто он знал что-то такое…

Она не договорила, а лишь махнула рукой, мол, тебе не понять. Охотник понурился. Сколько раз он говорил ей, что Первозверь не умеет разговаривать? Что он дикий зверь, и не более того? Она не послушала его тогда, не послушает и сейчас. Особенно сейчас – девчонка вошла в тот возраст, когда не верят ни единому слову старших. Да и не девчонка она уже… А ведь еще вчера он баюкал на руках младенца, который смеялся и хватал его за бороду. Еще вчера он учил ее держать лук и натягивать тетиву. И когда все переменилось? Охотник тяжело вздохнул. Как же быстро бежит время и как же он стар.

– Почему он убил твою жену? – неожиданно спросила Ива.

Охотник на секунду прекратил уминать табак.

– Это случилось слишком давно, – сказал он. – Я не помню… Просто так вышло. Он – Зверь, а она оказалась у него на пути.

– Неправда. – Ива поджала губы. – Все ты помнишь.

Охотник не стал отвечать. Ему был неприятен этот разговор, он будил воспоминания, к которым ему не хотелось возвращаться, бередил раны, которые еще не затянулись и не затянутся никогда.

– Это в самом деле сделал он? – продолжила Ива. – Ты видел, как это случилось? Собственными глазами?

Охотник заскрежетал зубами.

– Я видел, – сказал он с неожиданной злостью. – Я видел его над ее телом, и его морда была в ее крови. Он ел ее плоть – этого тебе достаточно?

Ива выпрямилась и посмотрела на него обиженно и удивленно. Крестный редко повышал на нее голос.

– Но… Разве это не мог быть кто-то другой? А он нашел…

– Не мог, – грубо перебил ее Охотник. – Не мог, потому что никто другой с ней бы не справился. И хватит об этом.

У Ивы было такое выражение лица, будто она вот-вот расплачется. Но она сдержалась, лишь едва заметно шмыгнула носом. Не говоря ни слова, охотник выхватил из костра уголек и даже не поморщился от боли. Кинув уголек в чашечку, он сердито запыхтел трубкой и пыхтел до тех пор, пока клубы дыма не спрятали его лицо.

Почти час после этого они не разговаривали. Никто не отправился спать, хотя луна успела подняться высоко над деревьями. Охотник давно докурил, но трубку изо рта не вытащил, продолжая в задумчивости посасывать мундштук; Ива сидела, обхватив себя руками за плечи, пряча озябшие ладони под разноцветным пончо. Хотя стояла середина лета и небо было чистым, ночь все же выдалась прохладной.

– Ты слышишь? – неожиданно спросил Охотник.

Ива вскинула голову, прислушиваясь. Она услышала многое: шум ветра и журчание реки, шорох полевки в палой листве и далекий крик козодоя.

– Что именно?

– Плач, – сказал Охотник. – Деревья плачут.

– В самом деле? – Ива нахмурилась. – Где?

Она не удивилась словам крестного, как бы странно они ни звучали. В Большом Лесу случались и не такие чудеса.

– Там. – Охотник указал направление мундштуком. А минуту спустя, кряхтя, поднялся на ноги. – Надо проверить, что там случилось…

– Сейчас? Среди ночи? – спросила Ива, однако и сама встала, потягиваясь и разминая мышцы.

Охотник пожал плечами.

– Утром может быть поздно. И потом…

Он замолчал, устремив взгляд в темноту. Затем поднял ружье и положил на плечо.

– Деревья плачут, – сказала Ива. – Плачет лес… Он ведь тоже придет на этот зов, так?

– Может быть, – сказал Охотник, не глядя на крестницу. – Все может быть.

Не оборачиваясь, он зашагал в лесную чащу. Ива могла бы остаться у костра, ей не впервой ночевать в лесу одной, но все же, чуть помедлив, она двинулась следом. Она слушала, но так и не услышала, как плачут деревья.

Далекие огни

Они шли долго. Луна проплыла над головой и скрылась за деревьями, но звезды не спешили тускнеть, а, наоборот, делались ярче. В темноте между огромными стволами бесшумной тенью скользнула сова.

Охотник спешил. Он шагал быстро, не помышляя о привале, и ни разу не обернулся, чтобы проверить, поспевает ли за ним крестница. Конечно, в этом не было нужды – он отлично слышал и шаги Ивы, и звук ее дыхания, но это было обидно. Как будто он и в самом деле не хотел ее видеть.

По лесу Охотник передвигался без единого звука, и даже темнота ночи не стала ему помехой. Ни единая веточка не хрустнула под ногой, не шуршала палая листва, не хлюпали моховые кочки. Словно он шел, не касаясь земли. Честно говоря, Ива ему завидовала – она так не умела. Вроде бы она и научилась ступать мягко, как дикая кошка, но в сравнении с Охотником она ломилась через лес, точно одуревший по осени кабан, ломая и круша все на своем пути.

Какой-то крупный зверь шумно заворочался в кустах, хрипло заворчал. Ива тут же потянулась к ножу, однако Охотник не выказал никакого беспокойства, и она расслабилась. Будь это кто-то действительно опасный, крестный бы это сразу понял, а так… Может, это задремавший лось или косуля. Как бы Ива ни сердилась на Охотника за его упрямство, все же хорошо, что в лесу они вместе. С ним она чувствовала себя в безопасности.

Лес понемногу редел, они подбирались к опушке. Охотник пошел медленнее, теперь он не просто шагал напрямик, а ступал осторожно, будто подкрадывался к добыче. Ива последовала его примеру, но в какой-то момент чуть не упала, запнувшись о невидимую в темноте кротовину. Крестный тут же обернулся и прижал палец к губам. Ива замерла, не смея даже вдохнуть, но, наверное, на весь лес было видно, как запылали ее уши.

Охотник сделал еще пару шагов и остановился.

– Чуешь? – прошептал он, и голос прозвучал взволнованно и мрачно.

Ива принюхалась.

– Фу! Чем это воняет?

Она вовсе не была брезгливой. В лесу хватало всяких запахов, и не все из них можно назвать приятными: запахи застоявшейся болотной тины и звериного помета, дохлой рыбы, мускусных меток на деревьях и трухлявых грибов. Но все это правильные запахи, настоящие, рожденные самой природой. А то, что она почуяла сейчас…

Запах звучал слабо, очевидно, его источник находился довольно далеко, но и этого оказалось достаточно, чтобы Иве сделалось дурно. В нос ударила резкая химическая вонь, в которой смешались гарь и копоть, запах гниющих овощей и паленой резины, запахи щелока и керосина и много чего еще. Что-то подобное она чуяла лишь тогда, когда побывала на окраине города, на мертвой, отравленной земле.

– Там, – сказал Охотник. – Там плачут деревья.

Ива прищурилась. Вдалеке ей почудились рыжие сполохи.

– Там что-то горит, – сказала она.

– Да. И горит уже давно. Несколько дней, больше недели.

Он нахмурился и потянул себя за бороду. Ива смотрела на него с возрастающим беспокойством.

– Это похоже… – Охотник надолго задумался. Ива стояла рядом, неслышно и неподвижно, и терпеливо ждала, когда же к нему вернутся слова. Сполохи вдали делались то тусклее, то ярче, то совсем исчезали, то вновь разгорались.

– Это похоже на погребальный костер, – наконец сказал Охотник. – Множество погребальных костров. Этот запах – запах смерти. Дурной смерти.

– Мы пойдем туда? – спросила Ива.

К ее удивлению, крестный пожал плечами. Ива привыкла к тому, что Охотник старше, мудрее и уж точно – опытнее ее. Но сейчас крестный не знал, что делать. Это сбивало с толку.

– Не знаю, вороненок, – сказал он. – Не думаю, что это хорошая идея. Но… Наверное, нам стоит пойти туда, пока оно само не пришло к нам.

Очень осторожно, уже без всякой спешки, они двинулись навстречу таинственным огням. Лес потихоньку редел, деревья здесь были тощими и жалкими, среди них оказалось много сухостоя. Зато лопухи и чертополох вымахали до невероятных размеров, а некоторые – даже выше Охотника. Ива в жизни таких не видела и на всякий случай держалась подальше. С каждым шагом жуткая вонь становилась сильнее. Ива, как могла, старалась ее не замечать, пыталась отключиться от запахов. Но вонь все равно просачивалась, липла к одежде и к телу, добиралась чуть ли не до костей. Чтобы отмыться от нее, придется неделю скрести себя жесткой щеткой, и то не факт, что поможет.

Так они вышли к мелкому ручью. Даже в темноте Ива разглядела, что рыжая вода переливается радужными разводами, а вдоль берега налипли хлопья грязной пены. От воды несло тухлыми яйцами и чем-то еще, столь же отвратительным. Ива скорее бы умерла от жажды, чем решилась бы на глоток из этого ручья. И, в общем, это был правильный выбор: в пене у берега бултыхалась дохлая водяная крыса, трупик так раздуло, что казалось, он того и гляди лопнет.

– Я бывал здесь когда-то, – сказал Охотник, перепрыгивая через ручей. – Очень давно, за много зим до тебя. Тогда все было иначе.

Ива прыгнула за ним следом. Что-то хрустнуло под ногой – к некоторому ее удивлению, это оказалась половина фарфоровой тарелки. Откуда она здесь взялась? Оглядевшись, Ива заметила, что в стороне из земли торчит ржавая рама металлической кровати, а чуть дальше увидела выпотрошенный гнилой матрас.

– Тогда здесь росла березовая роща, – продолжил Охотник. – И в ней цвели колокольчики. Все было синим-синим, насколько хватало глаз. Белые Девы приходили сюда танцевать…

– Это все люди, – со злостью сказала Ива. – Люди из города. Они приходят в лес и все портят. С каждым летом все хуже и хуже. Они не могут остановиться.

Она в сердцах пнула раму кровати, и та с оглушительным скрипом повалилась наземь. Охотник покачал головой.

– Наверное, ты права, вороненок, – сказал он. – Лес становится меньше.

Они двинулись дальше, навстречу мигающим огням. Приходилось ступать очень осторожно, в любой момент рискуя напороться на осколок стекла или торчащую из земли острую железку. Под ногами путались обрывки полиэтилена или мотки ржавой проволоки и множество других мертвых вещей. Ива никогда не видела столько отбросов разом, однако это был далеко не предел.

Впереди показались холмы, так сперва подумала Ива, но когда они подошли ближе, стало ясно, что это горы мусора, громоздящиеся друг на друга. У Ивы перехватило дыхание, а желудок сжался в болезненном спазме. Она и представить не могла, что мусора может быть настолько много. Куда бы она ни повернулась, она видела мусорные отвалы, а за ними другие, еще выше, может, даже выше горы рядом с Домом Матушки. Это было настолько невероятно, настолько не укладывалось в голове и настолько ужасно, что Ива отказывалась верить своим глазам. То тут, то там на склонах горели пожары – пламя столбами вырывалось из неведомых глубин, отравляя небо черным дымом. И на ум тут же пришло слово, вычитанное некогда в книгах профессора Сикорского – Преисподняя. Тогда, листая сухие страницы, Ива и подумать не могла, что когда-нибудь увидит это место воочию. Но вот она здесь, стоит на пороге.

Железные звери

Не сказав друг другу ни слова, пораженные увиденным, Ива и Охотник двинулись к мусорным горам. Через какое-то время путь преградила странная ограда – что-то вроде паутины или сети из проволоки, растянутой между вбитыми в землю столбами. Она не выглядела ни крепкой, ни надежной. Такой забор никого не удержит – ни изнутри, ни снаружи…

И все же они остановились. Охотник вполне мог повалить ограду, толкнув ее рукой, однако не стал этого делать. Вместо этого он обернулся и долго смотрел на темнеющую за спиной полоску леса. Словно всерьез задумался, не стоит ли повернуть назад. Мусорные горы нависали над ними, и Иве казалось, будто они раскачиваются и в любой момент готовы обрушиться. Горы разговаривали: они скрипели и стонали, шуршали полиэтиленом и хлюпали, трещали и свистели, и их речь была бормотанием безумца.

– Ты все еще слышишь, как плачут деревья? – спросила Ива.

Охотник задумался.

– Да. Слышу. Не деревья – дерево. Это там.

Он указал за ограду. А иначе и не могло быть, хотя Ива понятия не имела, откуда среди мусорных завалов могли взяться деревья. Там вообще не могло быть никакой жизни, разве что крысы роются в отбросах. Гигантские крысы размером с медведя – только таким чудовищам здесь нашлось бы место.

– Значит, мы пойдем туда? – спросила Ива, и ее передернуло. Мысль о том, что придется ступить на мертвую землю, что нужно будет карабкаться по склонам из отбросов, рискуя провалиться в зловонную бездну, пугала уже сама по себе.

Вместо ответа Охотник двинулся вдоль ограды, время от времени толкая столбы. Лицо его было чернее тучи. Поджав губы, Ива побрела следом. На востоке забрезжил рассвет, и с первыми лучами солнца над мусорными горами поднялась туча птиц. В основном – ворон и галок, но были другие, белые с серыми крыльями, которые никогда не залетали в Большой Лес. Птицы закатили такой концерт, что у Ивы заложило уши. Их крики, жадные и истеричные, ничуть не походили на утреннюю перекличку, которую она привыкла слышать в лесу. Даже птицы здесь жили неправильные, испорченные.

Через какое-то время впереди показалась разбитая грунтовая дорога, исполосованная следами шин, как глубокими шрамами. По дороге с ревом ехал большой оранжевый грузовик, переваливаясь с боку на бок. Открытый кузов был доверху наполнен разнообразным мусором, и всякий раз, когда грузовик сильно накренялся или же подскакивал на ухабе, что-нибудь падало под колеса.

Охотник подал знак, и они укрылись за ржавой бочкой, наполовину врытой в землю. Ива глянула на крестного – тот сжимал ружье, в любой момент готовый спустить курок. Но какой сейчас толк от его оружия? Не больше чем от ее стрел с каменными наконечниками. Она положила руку на предплечье Охотника и покачала головой. Про грузовики Ива знала из книг, а вот видел ли что-то подобное крестный, она была не в курсе. Может, для него это и не машина вовсе, а диковинный зверь? К счастью, Охотник ее понял и опустил оружие.

Грузовик остановился у ограды. Из кабины выбрался мужчина в оранжевом комбинезоне и оранжевой каске и распахнул ворота, закрытые на ржавую цепь. Ревя и пыхтя, автомобиль двинулся вперед, и когда он проезжал мимо мужчины, тот на ходу запрыгнул на подножку и забрался обратно. Ива покосилась на крестного. Но если Охотника и удивила разыгравшаяся сценка – как человек вылезает из головы зверя, а потом туда же и возвращается, – он никак это не выказал. Машина поехала дальше и скрылась за склоном мусорного холма.

– Пойдем? – спросила Ива, кивком указав на ворота.

– Рано, – отозвался Охотник.

И в самом деле – вскоре от дороги снова послышался рев мотора и показался еще один грузовик. И так же его кузов был доверху забит мусором. Даже вонь выхлопных газов не могла перебить этот запах.

– Не понимаю, – тихо сказала Ива. – Откуда взялось столько отбросов? Их сюда что, свозят со всей земли?

– Может, и так, – пожал плечами крестный. – А может, хватило и одного города. Пойдем, пора.

Они вынырнули из укрытия и быстрым шагом направились к воротам. На одной из створок на проволочной сетке висела заляпанная грязью табличка.

– Что здесь написано? – спросил Охотник.

Ива с удивлением покосилась на крестного. Неужели он не умеет читать? На мгновение она почувствовала злорадство: все-таки есть на свете такая вещь, которую Охотник не умеет делать! Но она взяла себя в руки. В лесу нет книг, сам лес – это книга, а уж ее-то крестный умел читать как никто другой.

Она склонилась к щиту, рукавом стерла грязь и прочитала:

– Посторонним вход воспрещен. Объект находится под охраной… Глупости какие. Кто станет охранять мусор? Зачем?

– Как знать, – сказал Охотник. – Возможно, для этих людей это никакой не мусор, а самые настоящие сокровища. Вот они и копят его, как раньше копили золото.

Ива посмотрела на него с изумлением.

– Ну нет! Глупости! Какой безумец станет копить мусор? Даже сороки тащат в свои гнезда только красивые вещи.

Крестный потянул себя за бороду.

– Возможно, ты права, и эти люди и в самом деле безумцы…

Он толкнул створку ворот, и та отворилась с оглушительно-мерзким скрипом, будто ее рвали на части.

– Мне здесь не нравится, – сказала Ива. – Это… чужое место. Неправильное. Если ты понимаешь, о чем я.

– Так и есть, вороненок, – кивнул Охотник. – Но… Деревья плачут. Кто-то зовет нас.

– Нас?

– Того, кто сможет помочь, – сказал крестный.

Ива в задумчивости прикусила мизинец. Ей не хотелось идти за ограду, ее мучили дурные предчувствия.

– Ты знаешь, – сказала она, – что иногда лисы притворяются ранеными и даже мертвыми, чтобы приманить глупых ворон? Те думают, что это пожива, а в итоге сами оказываются добычей.

Разумеется, Охотник знал. Когда-то давно он сам рассказал ей об этой лисьей уловке. Но сейчас крестный лишь одернул ремень своего длинного ружья.

– Может, и так, вороненок, а может, кому-то и в самом деле нужна наша помощь. Так что… Просто будь начеку.

Не дожидаясь, что она на это скажет, он шагнул за ворота. Под ногами захрустело битое стекло.

На вершине

– Еще долго? – спросила Ива, вслед за Охотником забираясь на остов разобранного автомобиля на склоне одной из мусорных гор.

От машины сохранился ржавый корпус, но стекла были выбиты, двери сняты, а в крыше зияла дыра. Она напомнила Иве высохшую змеиную кожу, сброшенную по весне, но даже думать не хотелось о том, какая тварь выбралась из нее наружу. Когда Ива встала на провалившийся капот, машина опасно закачалась, сильно накренилась… Ива тут же напряглась, в любой момент готовая спрыгнуть в сторону, но что-то внутри мусорной кучи удержало автомобиль на месте. Тогда она перелезла на крышу.

Охотник уже перебрался выше, карабкаясь по осыпающемуся склону к вершине.

– Скоро, – сказал он. – Почти пришли.

Полиэтиленовый мешок лопнул у него под ногой, и наружу вывалились гниющие картофельные очистки. Охотник замахал руками и едва устоял на ногах.

Они уже час штурмовали мусорные горы, но за все это время так никого и не встретили. Ни людей, ни зверей, ни уж тем более деревьев. Ива вообще не верила, что здесь может что-то расти, разве что плесень. Компанию им составляли только птицы, с дикими криками кружащие над головой. Будь они в лесу, Ива бы решила, что они нашли хорошую добычу, например косулю, задранную волками. Но в этом жутком месте для ворон и прочих падальщиков все являлось поживой.

Ива осторожно перебралась с машины на склон и двинулась дальше, внимательно смотря под ноги. Выверять приходилось каждый шаг. Если не повезет поскользнуться, катиться вниз придется очень долго. К тому же, и Ива прекрасно это понимала, подобное падение могло обернуться мусорной лавиной. А она не собиралась заканчивать свои дни под грудой отбросов.

Только через четверть часа они наконец добрались до вершины. Ива остановилась, упершись руками в колени и тяжело дыша – подъем отнял у нее последние силы. А ведь в Большом Лесу ей приходилось взбираться на куда более высокие холмы и залезать на высоченные деревья, и там она так не уставала. Лишь десять вдохов спустя она смогла выпрямиться и оглядеться.

Сверху Преисподняя все же оказалась не такой огромной. Не до самого края земли, как ей представлялось. Но и не маленькой: Ива насчитала двенадцать мусорных холмов, наползающих друг на друга. Между ними колесили оранжевые грузовики, похожие издалека на деловитых жуков, перевозя мусор с места на место. Другие машины с огромными железными бревнами вместо колес крутились на одном месте, утрамбовывая отбросы. Были и третьи – с крепившейся на кабине механической рукой, которой они рыли ямы на склонах… Несмотря на ранний час, работа в Преисподней кипела вовсю. А на дальнем ее краю Ива увидела Черный Замок.

Черный Замок… Так это место назвала Ива, хотя на настоящие замки, картинки которых она видела в книгах и развалины которых находила в лесу, это место походило мало. Вместо крепостных стен возвышалась неказистая бетонная коробка, а вместо башен – две кирпичные трубы, укутанные густым черным дымом. К Замку подъехал один из грузовиков и исчез внутри коробки.

– Нам туда? – спросила Ива и подернула плечами. В замках из сказок, которые ей рассказывала Матушка, всегда жили злодеи – людоеды, разбойники, великаны. Связываться с ними не хотелось.

Охотник замотал головой.

– Нет. Это где-то здесь. Совсем близко…

И вдруг он сорвался с места и за пару прыжков оказался рядом с белым металлическим ящиком, торчащим из мусора.

– Помоги мне, – прохрипел он, а сам принялся ногами разгребать отбросы, чтобы освободить зажатую дверцу, украшенную картинками неестественно большеглазых зверей в человеческой одежде – и кому такое могло прийти в голову? На одной из стенок красовалась глубокая вмятина от сильного удара.

Белый ящик едва держался, и чем больше они раскапывали, тем сильнее он кренился набок. В любой момент он мог скатиться вниз по склону, и для Ивы осталось загадкой, как он вообще оказался так высоко.

В итоге Охотник не выдержал. Обхватив ящик двумя руками, он попросту выдернул его, как старый трухлявый пень. Часть мусорного склона сползла вниз, но большого оползня не случилось. Ива тут же подскочила к ящику и распахнула перекошенную дверцу. И отпрянула, когда к ее ногам выкатилось тело.

Это была маленькая и худая девушка в белых одеждах и с белыми как молоко волосами. Руки и ноги – тонкие, как веточки; узкие кисти с длинными пальцами… Ива сразу поняла, что она не человек. Черты лица вроде похожи, но все равно другие. Слишком правильные и красивые, слишком симметричные. И кожа – такая ровная и гладкая и такая белая, что Ива невольно вспомнила статуэтку пастушки из костяного фарфора, которую видела в комнате у кого-то из жильцов. При этом у девушки оказались абсолютно черные губы, чернее самых густых чернил.

Не успела Ива испугаться, что девушка мертва, как та распахнула глаза. С черных губ сорвался долгий стон, больше похожий на горестный всхлип. Охотник уже стоял рядом. Легко подхватив девушку на руки, он перенес ее в сторону от осыпающегося склона и осторожно положил на лист толстого голубого пластика – самую ровную поверхность, которая оказалась поблизости. Именно тогда Ива заметила на боку девушки расплывшееся пятно, словно кто-то плеснул грязной краской на белоснежные одежды. Глаза девушки снова закрылись.

– Ты знаешь, кто это?

Охотник кивнул.

– Одна из Белых Дев, я тебе про них рассказывал. Из тех, что танцевали в колокольчиках…

Ива поджала губы. Присев рядом с девушкой на корточки, она убрала волосы с красивого лица. Белая кожа оказалась странной на ощупь – не теплой и не холодной, очень гладкой. Ива как будто дотронулась до полированного дерева, а не до живой плоти.

Девушка вздрогнула и опять застонала. Ива отстегнула с пояса фляжку – там еще оставалось достаточно воды, которую она набрала в лесном ручье. Настоящей чистой воды, а не той ядовитой дряни, что текла через отравленный лес на краю Преисподней. Смочив водой палец, Ива провела по сухим губам, потом еще раз и еще. Охотник стоял рядом и не вмешивался, но краем глаза Ива видела, как он сжимает и разжимает кулаки, как перекатываются желваки на скулах. Наконец девушка открыла глаза – темные и полные слез.

– Кто ты? – спросила Ива, осторожно поддерживая ее голову. – У тебя есть имя?

Девушка посмотрела на нее так, будто не поняла вопроса. Ива прижала к ее губам фляжку и заставила сделать пару глотков.

– Меня зовут Ива, – представилась она. – А ты?..

Девушка вздрогнула.

– Ива? Ты тоже? Нет! Ты не из нашего племени, я вижу. Внутри тебя течет кровь, а не сок. – Голос ее шелестел, как шепот ветра в густой листве.

– Сок? – удивилась Ива. Она покосилась на темное пятно на одежде девушки. Конечно, выглядело оно точь-в-точь как спекшаяся кровь, но все же… – Ты ранена, да? Нужно осмотреть рану, погоди. Мы тебе поможем.

Девушка ничего не сказала. Взгляд поплыл, и она отключилась.

– У тебя есть мандрагора? – спросила Ива у крестного. – Я знаю, у тебя всегда есть в запасе пара листьев…

– Есть, – сказал Охотник. – Но мандрагора здесь не поможет.

Впервые в жизни Иве захотелось его ударить. Она испугалась этой внезапной мысли.

– Ты что, не видишь?! Ей нужна помощь!

– Мандрагора останавливает кровь, – сказал Охотник. – А ей нужно иное средство.

Ива беззвучно выругалась.

– Помоги снять с нее платье, – велела она, едва сдерживая злость. – Надо осмотреть рану.

На этот раз крестный не стал перечить. Он поддержал девушку, пока Ива через голову стягивала с нее платье, точнее, нечто вроде балахона из ломкой, бумажной на ощупь ткани. Другой одежды у девушки не оказалось, и когда она предстала перед ними обнаженной, Ива поняла, насколько же это существо отличается от людей. Охотник был прав, когда сказал, что мандрагора не поможет. Что ж, выглядеть и являться – это разные вещи.

У девушки была высокая грудь, но без сосков; не оказалось у нее и пупка, и никаких волос на теле. Из-под гладкой кожи не проступали очертания костей. Как если бы человеческий облик служил оболочкой, призванной скрыть нечто совершенно иное. И эта оболочка порвалась.

По правому боку девушки протянулся разрез длиной в две ладони. Не совсем рана, скорее просто дыра. И то, что открылось за ней, не имело никакого отношения к плоти – плотная на вид губчатая масса, вроде пористой внутренности древесного гриба. Кожа – если это и в самом деле была кожа, а не то, о чем подумала Ива, – сползала с нее полосками, а те закручивались в трубочки, местами уже высохшие и пожелтевшие.

Ива глянула на Охотника, но тот пожал плечами. Судя по всему, он ни капли не удивился.

– Она… – начала Ива, но не договорила.

Очень осторожно она дотронулась до губчатой массы и тут же отдернула руку. Масса мягко прогнулась, и на кончиках пальцев остались крошечные темные капли. Но это была не кровь. Сок? Ива понюхала пальцы – пахло свежей зеленью, как если бы она растерла древесный листок. На фоне царившей здесь вони этот запах прозвучал особенно ярко.

В этот момент девушка вновь очнулась. Едва она увидела склонившуюся над ней Иву, она тут же задергалась, в темных глазах отразился страх. Она попыталась встать или хотя бы отползти в сторону.

– Тихо, тихо… Мы не причиним тебе зла. – Ива удержала ее за плечи. – Не бойся. Мы хотим тебе помочь.

И девушка тут же обмякла. Через плечо Ивы она посмотрела на Охотника.

– А тебя я помню, – проговорила она. – Я видела тебя в лесу. Давно. Потом я спала.

– Давно, – согласился Охотник.

– Как тебя зовут? – снова спросила Ива, как будто это был самый важный вопрос на свете.

Девушка напряглась, но тут же снова расслабилась.

– Мое имя Куэ, это значит…

– Береза, – догадалась Ива.

– Да, – слабо кивнула девушка. – Береза.

– А где твои сестры? – неожиданно спросил Охотник. – Я помню, вас было много. Таких, как ты.

Куэ с трудом повернула голову.

– Я не знаю, – сказала она, в голосе прозвучало отчаянье. – Я спала, мы все спали. А когда я проснулась, то никого не нашла. Я звала, но никто мне не ответил.

Ива мрачно покосилась на крестного. Разве сейчас время выяснять, что случилось?

– Ты ранена, – сказала она. – Как тебе помочь?

Девушка опустила взгляд на дыру на своем боку, и черные губы дрогнули, как если бы она попыталась улыбнуться.

– Не больно. Кора затянется, придет срок. Лес даст силы, земля и вода дадут соки… Лес…

Куэ вздрогнула и завертела головой. В глазах отразился неподдельный ужас.

– Где Лес?! Здесь был Лес! Мои корни его помнят. Где мои сестры?! Я спала, а потом…

Ива заскрипела зубами. Здесь был лес – слова древесной девы резанули как бритва. Лес! Лес, в котором Белые Девы танцевали среди колокольчиков и пели птицы. Теперь же остались только мусор, отбросы, отравленная вода да вороний грай. Как можно сотворить такое?

– Мы поможем, – сказала она. – Мы отнесем тебя в лес. В настоящий лес, который еще остался. Не бойся.

– Что ты делала в этом ящике? – спросил Охотник, которого, похоже, волновали иные вопросы. – Как ты здесь оказалась?

Ива попыталась испепелить его взглядом. Сейчас главное – помочь Куэ, доставить ее в безопасное место. Но что ее взгляды Охотнику? Медвежья шкура надежно защищала его от любых взглядов.

– В ящике? – не сразу поняла Куэ и медленно моргнула. – Я пряталась. Я думала, он… Но он напал на меня, он погнался за мной и… И я спряталась.

– Кто это сделал? Человек? – Ива сжала кулаки.

Девушка вяло покачала головой.

– Нет, – сказала она. – Зверь. Чудовище. Вепрь.

Мусорный вепрь

– Вепрь? – спросила Ива, несколько озадаченная таким поворотом.

Впрочем, она знала, на что способны кабаны, так что не сильно удивилась. Здоровенный секач – зверь злой и опасный, не знающий страха. Девушке повезло, что она вообще смогла унести ноги.

– Чудовище, – сказала Куэ, глядя мимо Ивы. – В его глазах горел огонь. В его пасти – железные зубы…

Ива покосилась на крестного. Было странно слышать подобные сравнения. Если бы чудовище напало на нее, она обошлась словами попроще.

– Железные зубы? – Охотник тоже обратил на это внимание.

Куэ кивнула и закрыла глаза. Охотник потянул себя за бороду.

– Плохо дело, – сказал он. – Если это то, о чем я думаю, то дело плохо…

– А о чем ты думаешь? – напряглась Ива.

– Я думаю о том, что лучше нам убираться отсюда, и как можно скорее. Я понесу ее, а ты смотри по сторонам.

– Ясно. – Ива решила, что сейчас не самое подходящее время для расспросов.

Они обернули Куэ в ее одежды, и Охотник бережно поднял девушку на руки. Медленно, медленнее, чем когда они сюда поднимались, они стали спускаться по склону. Непохоже, чтобы Охотник тяготился своей ношей, но все равно он шел осторожно, выверяя каждый шаг. С Куэ на руках ему было сложно смотреть, куда он ступает, а в этом месте это значило многое. Мусор осыпался под ногами. Ива наступила на твердый на вид брусок, а тот вдруг лопнул, залив ноги скисшим молоком. В другой раз Охотник чуть не упал, поскользнувшись на рыбине, запаянной в полиэтилен. Потом Ива заметила зверя с фиолетовой шерстью и схватилась за нож, но оказалось, что это всего-навсего мягкая игрушка, к тому же без головы. Ива вляпалась во что-то склизкое и скользкое; Охотник провалился по колено, когда доска, на которую он наступил, обернулась раскрашенной подделкой, но все же смог выбраться без посторонней помощи…

Мимо холма проезжали грузовики, однако ни одна машина не остановилась. Ива не сомневалась, что люди в оранжевых комбинезонах давно их заметили, но, похоже, тем не было никакого дела до того, что происходит на склонах Преисподней.

В какой-то момент Ива почти поверила в то, что все обойдется. В то, что у них получится вернуться в Большой Лес и никто не попытается их остановить… И сложно было представить нечто столь же далекое от реальности. Настоящая Преисподняя никого не отпускает просто так.

Они уже добрались до подножия мусорного холма, когда противоположный склон вздыбился, будто внутри него что-то взорвалось. Мусор посыпался и полетел во все стороны, из глубины холма что-то рванулось вверх и наружу. Ива тут же вскинула руки, прикрывая голову от посыпавшихся сверху обломков, гнилых тряпок и объедков. Охотник согнулся, защищая Куэ широкой спиной, насколько это было возможно.

А не успел мусорный дождь закончиться, как раздался жуткий рев. Вопль такой силы, что еще немного, и у Ивы лопнули бы барабанные перепонки и кровь хлынула из ушей. Она упала на колени и зажала уши ладонями, но это не помогло. Ей казалось, что от этого звука все ее кости превратились в желе, а мышцы – в тряпки. Сил не хватало даже на то, чтобы стоять на ногах. А рев все нарастал, переходя в отчаянный визг. Словно кто-то очень большой и очень сильный рвал и комкал огромную железную трубу.

Краем глаза Ива увидела Охотника. Каким-то образом тот смог удержаться на ногах, но стоял сильно согнувшись, втянув голову в плечи, и изо всех сил прижимал к груди хрупкую Куэ. Его пошатывало, как если бы он встал против сильного ветра. Урагана, ломающего в щепки самые толстые и крепкие деревья в Большом Лесу.

Белая девушка билась в его руках, как пойманная форель. Глаза ее широко распахнулись, она что-то кричала. Но за жутким ревом Ива ничего не услышала, только прочитала по губам: «Вепрь!»

А затем рев стих, обернулся своей противоположностью – столь же оглушительной тишиной. На Иву словно обрушилась снежная лавина, залепив и рот, и уши. И все же она осмелилась поднять голову и взглянуть на мусорный холм. На мусорного вепря.

Он был огромным. Действительно огромным, больше всех вепрей, что ей доводилось видеть. Больше тех грузовиков, что привозили сюда мусор, и больше Ушедших Зверей. Он мог бы пройти над Домом Матушки Ночи, и флюгер на крыше не задел бы его отвислого брюха.

Чудовище стояло на широко расставленных лапах, покачиваясь из стороны в сторону. Не Зверь, нечто совершенно иное в обличье вепря, с горбатой спиной, широким рылом и кривыми клыками. Все его тело оказалось слеплено из мусора и отбросов, ощетинившихся гвоздями досок, осколков фаянса, битого стекла, рваных покрышек и ржавой жести, из всего того, что валялось у них под ногами. Он был плоть от плоти этой мусорной Преисподней. Куэ ни словом не погрешила против истины, когда сказала про горящие глаза и железные зубы. В пустых провалившихся глазницах и в самом деле полыхало пламя, вырываясь наружу алыми сполохами. Ржавые стальные клыки некогда были деталями каких-то машин.

– Замри! – крикнул Охотник, но после жуткого рева его сильный голос был едва различим. – Замри и не двигайся!

Впрочем, Ива и сама понимала – от такого зверя не убежать. На десять ее шагов он сделает один, проглотит в один присест и даже не заметит. Столь же бессмысленно хвататься за оружие – у этой твари нет настоящей плоти, его даже поцарапать не получится. Ее кортик для него что травинка, ее стрелы отскочат от мусорной шкуры. И Ива замерла, не смея вдохнуть и беззвучно молясь о том, чтобы чудовище их не заметило.

Зверь повел головой в одну, затем в другую сторону. Рыло задрожало, словно бы он принюхивался, хотя Ива сомневалась, что он способен различать запахи. Чудовище копировало повадки и движения настоящего вепря, но для него они были лишены смысла. Он встряхнулся, и во все стороны полетел гнилой мусор. Прямо под ноги Ивы упал синий полиэтиленовый пакет с завязками и лопнул, рассыпая овощные очистки и куриные кости.

Но самым удивительным оказалось то, что никто, кроме них, похоже, не видел чудовища. Работа в Преисподней шла своим чередом – никто не кричал, никто не пытался спастись бегством. Под отвислым брюхом зверя проехал грузовик. Его водитель не остановился и не прибавил скорости. Как будто для него не случилось ничего из ряда вон выходящего и подобное здесь в порядке вещей.

Грузовик развернулся на месте, круша тяжелыми шинами все, что попадало под колеса, и остановился в паре метров от вздымающейся колонной ноги чудовища. С грохотом поднялся кузов, и очередная партия мусора вывалилась на землю. Из кабины вышел человек в комбинезоне с лопатой в руках, постоял немного на краю мусорной кучи и вернулся в машину. Так же медленно грузовик проехал обратно. Если бы в этот момент монстр переступил с ноги на ногу, он бы раздавил машину в лепешку. Однако ничего подобного не случилось.

Раскачиваясь из стороны в сторону, как новорожденный олененок, зверь двинулся к Черному Замку и через какое-то время скрылся за мусорным отвалом. Только тогда Ива позволила себе выдохнуть. Ее трясло. За свою жизнь она повидала немало вещей, и страшных, и опасных, и отвратительных, но до сих пор ей не доводилось сталкиваться с чем-то настолько неправильным.

– Пойдем, – сквозь гул в ушах услышала она голос Охотника. – Стоит поторопиться, пока он не вернулся.

– Вернулся? – Ива вздрогнула.

– Он ищет добычу и не успокоится, пока ее не найдет, – объяснил Охотник. – Нам повезло, мы оказались слишком близко и попали в слепое пятно. Но он может нас почуять, и тогда…

Он не стал договаривать, да это было и не нужно. Куэ у него на руках сдавленно всхлипнула.

– Кто… – Ива сглотнула слюну. – Ты знаешь, кто это?

– Знаю, – мрачно сказал Охотник. – Урбунд.

О чем плачут деревья

– Так кто же он такой? – спросила Ива, когда они быстрым шагом пробирались к вратам Преисподней.

Пока вепря было не видно и не слышно, но Ива нутром чуяла, что он где-то рядом. Не за первой мусорной горой, так за второй – бродит среди отбросов и ищет, чем бы поживиться. Ива шагала быстро, не обращая внимания на усталость и на резь в боку. Будь она здесь одна, давно бы сорвалась на бег. Но Ива не могла оставить крестного и древесную деву. Они пришли сюда вместе, значит, вместе и уйдут.

Охотник тоже спешил, но из-за своей ноши не мог себе позволить идти быстро. Он нес Куэ так, будто та вообще ничего не весила, и не выглядел уставшим. Но Ива заметила, как дрожит от напряжения жилка у него на шее, как вздулись мышцы на плечах и предплечьях, слышала, как тяжело он дышит. Она забрала у него ружье, но ничем больше помочь не могла.

– Урбунд, – буркнул Охотник. Он не хотел об этом говорить, и, как подозревала Ива, причиной тому была вовсе не усталость.

– Это его имя? – не сдавалась Ива. – Ты встречался с ним раньше?

– Нет. – Охотник мотнул головой. – Но я о таких слышал. Урбунд – это не имя, и в этом его беда. Прости, вороненок, я не умею рассказывать сказки и сейчас не самое подходящее время.

Он ненадолго остановился перевести дыхание, но собрался с силами, расправил плечи и зашагал дальше. Вместо того чтобы пойти по разъезженной грунтовке, ведущей к воротам, они шли напрямик, по мусорным кучам, хотя этот путь был труднее. Впрочем, Ива давно усвоила, что легкая дорога – не всегда правильный выбор. Раз Охотник избегал торных путей, значит, на то есть причина.

– Люди в грузовиках его не видят, – поделилась она своим наблюдением. – Будто его и не существует. Как такое возможно?

Охотник коротко хмыкнул.

– Люди часто бывают слепы. Это удобно. Есть вещи, которые лучше не замечать, если хочешь крепко спать по ночам.

– Но… – Ива поморщилась. Как можно не видеть того, что происходит у тебя под носом?

– А есть вещи, – продолжил Охотник, – которые не укладываются у них в голове, и они их не видят, потому что такого не может быть. Иногда, чтобы что-то увидеть, нужно поверить в невозможное, а не всякому это дано.

Ива смерила его взглядом. Она не совсем поняла, что именно хотел сказать крестный, и решила зайти с другого края.

– Этот урбунд появился из-за этого мусора, да? Свинья, родившаяся из грязи?

Охотник глянул на нее так, будто эта мысль оказалась для него в новинку.

– Возможно. Выброшенное и забытое, мусор – лучшей плоти для него не найти. Но плоть – это не сердце.

– Сердце? Хочешь сказать, у этой твари есть еще и сердце?

– У всего есть сердце, вороненок, – вздохнул Охотник. – Сердце – это то, что делает нас теми, кто мы есть.

Он перехватил Куэ поудобнее, похоже, у него затекли руки. Но он и не думал останавливаться, наоборот – прибавил шаг, так что и Иве пришлось поторопиться. Она то и дело оглядывалась и из-за этого пару раз чуть не упала. Откуда-то пришла мысль, что чудовище уже знает о них, уже взяло их след. Так олень чувствует приближение волка задолго до того, как ветер принесет запах хищника, до того, как сломается ветка под мягкой лапой. И если она это почувствовала, то крестный и подавно.

– Сердце, – сказал Охотник, перебираясь через кучу раскисших листов картона, – это то, из чего мы растем. Чтобы выросло дерево, мало одной земли и воды, нужно еще и семя. Какое семя ты посадишь, такое дерево и вырастет.

– А из какого семени вырос урбунд?

Охотник ответил не сразу.

– Так иногда бывает, – сказал он, – что мать не хочет видеть свое дитя. На то есть множество причин, и не мне кого-то судить, просто… Так бывает. И когда такой ребенок является на свет, мать избавляется от него, даже не дав ему имени. Вот из такого брошенного и забытого семени и вырастает урбунд. Брошенный и забытый.

Под его ногой что-то оглушительно треснуло и заскрипело так, что у Ивы аж зубы свело. А причиной оказалась толстая рамка из белого пенистого материала. Ива понятия не имела, что это такое, и, честно говоря, не желала знать. Охотник резко остановился и замер, прислушиваясь. Ровно десять ударов сердца он стоял не шелохнувшись, но, похоже, обошлось. Ничего не изменилось, разве что вороны закричали немного громче.

– Семя… – неожиданно подала голос Куэ. – Он сожрал все семена, сожрал все орехи и желуди, где нам искать новых детей?

Ива вздрогнула – она думала, что древесная дева спит или без сознания. За все то время, что Охотник нес ее к воротам, Куэ не проронила ни звука, да и глаза ее были закрыты.

– Детей? – переспросила Ива, но древесная дева снова замолчала. Веки ее сомкнулись, а по белым щекам покатились крупные капли.

Ива озадаченно посмотрела на крестного, но тот повел плечами.

– Прости, вороненок, я не знаю всех тайн Большого Леса. Я не знаю даже самой малой их части. Но ты же слышишь это? То, как плачут деревья?

Ива прислушалась к своим ощущениям. Ушами она не услышала ничего, и все же сердце сжалось от тоски, которую невозможно передать словами. А хуже всего то, что она узнала это чувство. Именно эта тоска наполняла глаза диковинной рыбы из ее снов.

– Это не плач. Это зов, – сказала Ива. – Зов матери, которая потеряла своих детей.

Охотник кивнул. Ива встрепенулась, в голове будто сложились вместе детали хитроумной головоломки.

– Нужно идти, – торопливо проговорила она. – Быстрее… Не только мы слышим этот зов. Для чудовища, брошенного и забытого, он все равно как…

– Это урбунд, – сказал Охотник. – От него не убежать. Попытаться стоило, но все же… Он уже здесь.

– Здесь? – Ива огляделась. Но ведь здесь никого нет? Чудовище ушло в другую сторону и…

Но, разумеется, оно было здесь. Оно все время было здесь, рядом с ними, у них под ногами. Мусор задрожал, приходя в движение. Вздыбился так, будто под землей надувался огромный пузырь. И тут же мощный толчок подбросил ее в воздух. Ружье Охотника выбило из рук, а Ива рухнула на живот, лицом в склизкую кашу из гнилых овощей и рыбьих потрохов.

Урбунд поднимался медленно, и выглядело это так, будто он по кусочкам собирал свою плоть из всего, что валялось вокруг. Поначалу он походил на бесформенный ком мусора, но вот появились лапы с раздвоенными копытами, и зверь выпрямился, раскачиваясь. Вытянулась морда и расплылась в широкое плоское рыло, в провалах глазниц вспыхнуло пламя, распахнулась пасть с кривыми клыками…

Урбунд взревел, но на этот раз Ива не услышала его голос, только почувствовала, как задрожал воздух. Она не слышала ничего, кроме гула и звона в ушах. Не осознавая, что она делает, Ива принялась разгребать отбросы, пытаясь зарыться в них, спрятаться хоть где-нибудь, понимая при этом, что никакое укрытие ее не спасет.

Мусорный вепрь переступил с ноги на ногу, и в паре шагов от Ивы грохнулась наземь стеклянная банка. Во все стороны полетели осколки и брызнула какая-то темная жижа. Иве больно обожгло щеку, но ей повезло – могла бы и лишиться глаза. Темная жижа потекла по лицу, по щекам и губам, и оказалось, что это всего-навсего черничное варенье, вроде того, что готовила Доброзлая Повариха. И знакомый вкус, как ни странно, привел ее в чувство. Оттолкнувшись от земли, Ива вскочила на ноги и развернулась к Охотнику.

Тот стоял на месте и даже не пытался бежать. Как если бы окончательно смирился с уготованной ему участью. А над его головой покачивалась морда урбунда. Пасть широко распахнулась. Вблизи зверь казался даже больше, чем когда они его видели на склоне холма. Он заслонил небо, и в мире не осталось ничего, кроме брошенного и забытого чудовища. Жуткая морда медленно начала опускаться.

Времени на раздумья попросту не было. Ива рванулась к крестному, налетела на него и со всей силы толкнула в сторону. Охотник этого не ожидал и упал. Покатился по мусору, подмяв под себя Куэ, но Ива на него уже не смотрела. Задрав голову, она развернулась навстречу урбунду.

Ветер дыхания едва не сбил ее с ног, от жуткой вони все поплыло перед глазами. Она закричала, а чудовище рванулось вперед и проглотило ее в один присест.

Внутри вепря

Ива падала. Катилась вниз по темному туннелю, больно ударяясь о твердые стенки и безуспешно пытаясь хоть за что-то ухватиться. Она не понимала, где она и что происходит, она не помнила, как здесь оказалась. Время исчезло. Осталось лишь движение вниз и вниз, из тьмы во тьму.

А потом падение прекратилось. Ива рухнула на что-то мягкое и влажное, где и осталась лежать, не находя сил даже пошевелить мизинцем. В голове пульсировала чернота, вытеснившая все мысли. Это был не страх, а нечто за пределами страха. Обреченность. Чернота расползалась по телу, лишая ее силы. Все, чего ей хотелось, – свернуться клубком и… И что? Какой в этом смысл, если все кончилось?

Она умерла. Ее сожрали. Чудовищный вепрь проглотил ее целиком и не подавился. Осталось дождаться, когда за ней явится бабуля, ну или как там все устроено на самом деле.

– Еще чего. – Старуха в глубоких подземельях под Домом Матушки Ночи громко фыркнула. – По-твоему, у меня других дел, что ли, нет? Рано еще для нашей встречи, внученька…

Ива беззвучно всхлипнула от обиды. Это было нечестно. Раз уж она умерла, то бабушка могла бы и навестить ее по такому поводу, а не отмахиваться, будто ничего не случилось.

– Когда ты соизволишь умереть, – сказала бабушка, – обещаю, я приду к тебе первой. А прежде того и не надейся, а то ишь какой пуп земли выискался. От матери, поди, нахваталась.

Ива стиснула зубы. Ну и ладно, не очень-то и хотелось… Сама она пуп земли, если уж на то пошло.

Обида на бабушку немного привела ее в чувство. Мертвые не обижаются, а раз так, значит, еще не все кончено? Впрочем, прошла, наверное, целая вечность и пара минут в придачу, прежде чем Ива осмелилась поднять голову. Загадочное «мягкое и влажное», на котором скрючилась Ива, обернулось кучей ветоши и старых тряпок. Достаточно большой, чтобы смягчить любое падение.

Кое-как Ива села и огляделась, хотя ее и мутило и кружилась голова. Она оказалась в пещере – это слово первым пришло на ум, и на нем Ива и решила остановиться. Перед ней простиралась огромная и пустая зала, больше любой из комнат в Доме Матушки. С высоким потолком, до которого Ива не смогла бы дотянуться, даже если бы встала на плечи крестному. И все здесь – стены, пол и потолок – было слеплено из мусора. Ну конечно же, ее ведь проглотил урбунд, так что глупо ожидать чего-то иного. Она внутри чудовища… Вот же угораздило!

Ива подумала об Охотнике и о Куэ – с ними-то что случилось? Рядом их не было, но значит ли это, что им удалось спастись, она не знала. Задрав голову, она поискала место, откуда она упала на тряпки, но ничего такого не увидела. Ее окружал мусорный мешок, без входа и выхода, выбраться отсюда будет непросто. Хотя, с другой стороны, у нее есть нож, а мусорные стенки не выглядели такими уж плотными. Худшее, что могло с ней случиться, уже случилось. Пришел ее черед делать ход.

Ива немного взбодрилась, но с места не сдвинулась. Раз уж некуда спешить, то стоит хорошенько все обдумать. Найти самое уязвимое место чудовища и нанести удар.

Изнутри мусорная плоть вепря вовсе не выглядела цельной. Сквозь дыры, а их хватало, косыми лучами пробивался тусклый солнечный свет. Здесь он был неприятного желтоватого оттенка и казался таким плотным, что можно потрогать руками. В световых столбах бестолково роились тучи крошечных мух и мошек.

Очень осторожно, расставив руки для равновесия, Ива поднялась на ноги. Она хотела отсюда выбраться, однако же помнила, на какой высоте находилось брюхо урбунда. Такое падение вполне могло обернуться сломанной шеей.

Мусорный пол колыхался так, словно под ним плескалась вода, но смог ее удержать. Ива сделала пару осторожных шагов – все равно что идти по зыбким болотным кочкам. Сложно, но можно приноровиться. Она сделала еще один шаг, поскользнулась на яблочной кожуре и во весь рост растянулась на подвижном полу мусорной пещеры. Сердце замерло. Мелькнула мысль, что сейчас под ней разверзнется бездна или же ее поглотит неведомая трясина, но все обошлось. Пол прогнулся и тут же упруго распрямился, чуть ли не подбросив ее вверх.

Отдышавшись, Ива снова поднялась на ноги. Теперь бы еще понять, куда идти. Сколько бы она ни оглядывалась, особой разницы не видела – мусорный мешок, он и есть мусорный мешок. Ну, доберется она до стены, а потом? Так и будет ходить кругами? Она могла вскарабкаться по стене до самого потолка, но какой в этом смысл? Сверху, и снизу, и со всех сторон – все едино. Мусор, отбросы, и ничего кроме.

Ива провела ладонью по лицу, размазывая грязь. Должен существовать еще какой-то выход, просто не столь очевидный. Нужно собраться, успокоиться, и тогда она найдет решение. Но вместо мыслей в голове была растекающаяся каша. Сосредоточиться никак не получалось, и от этого Ива только сильнее заводилась. Паника подступала откуда-то снизу, вместе с тошнотой, сдавившей горло, и не поддаваться ей стоило огромных трудов.

Может, развести костер и посмотреть, что из этого получится? В карманах лежали и огниво, и трут, а уж топлива под ногами валялось предостаточно… Но это была крайне сомнительная затея. Все равно что забраться на кучу сухого хвороста, облить себя керосином и поджечь. В ее планы не входило сгореть заживо или же задохнуться от ядовитого дыма. Даже если таким образом она сможет убить урбунда, в чем Ива сомневалась, цена слишком высока. К тому же он и так уже горит – она вспомнила алое пламя, полыхающее в его глазницах, значит, огонь не причинит ему вреда. Не выдержав, она закричала:

– Эй! Эй! Здесь кто-нибудь есть?

Не то чтобы она рассчитывала на ответ, но ей важно было услышать собственный голос. Пусть даже тихий, испуганный, но живой.

– Эй?

Ива замерла, прислушиваясь. Показалось или нет? Наверняка сказать нельзя, но, кажется, в глубине пещеры что-то закопошилось. Или кто-то… Может, просто мусор сдвинулся с места, а может, кто-то и в самом деле там прятался. Затаился, выжидая подходящего момента, чтобы напасть… Кто знает, какие чудовища живут внутри чудовища? От одной мысли об этом у Ивы засосало под ложечкой.

Она сжала рукоять кортика, подаренного ей лейтенантом Юстасом, и медленно вытянула клинок из ножен. Сталь тускло блеснула в странном желтоватом свете. Не то чтобы это придало ей уверенности, но Ива решила, что, если ей суждено здесь погибнуть, она погибнет с оружием в руках. Она ощерилась, как куница на лису, и взмахнула клинком, рассекая воздух. Пусть знают, что у нее есть острые зубы.

– Эй! Выходи, я тебя вижу! – Ива шагнула в сторону, где ей почудилось движение. – Можешь не прятаться, я знаю, что ты здесь!

Еще один шаг. Подумала: а что, если ей и в самом деле померещилось? Что, кроме нее, здесь никого нет и ее представление останется без зрителей? Но в тот же миг из теней показались бледные фигуры и двинулись ей навстречу.

Потерянные дети

Ива замерла, выставив перед собой кортик. Она была уверена, что в мусоре прячется кто-то один, однако же их оказалось семеро. И это были вовсе не жуткие чудища и не монстры, а всего-навсего дети. Растерянные и напуганные, с опухшими от слез глазами. Просто дети.

Тем не менее оружия Ива не опустила. Слишком уж избитый трюк – притвориться кем-то, кто выглядит слабым и беззащитным. А кто выглядит беззащитнее ребенка? Но внешность обманчива. Китайские Младенцы, которые жили на Чердаке в Доме у Матушки, тоже выглядели детьми, они даже ходить не могли, а только ползали. Но Ива не раз видела, как за общим ужином Китайские Младенцы набрасывались на еду и за считаные секунды сгрызали все без остатка, даже кости. Так что детской внешностью ее не обмануть.

– Стойте! – крикнула Ива, взмахивая кортиком. – Ни шагу больше!

И бледные дети тут же остановились, таращась на Иву темными глазами. Ива едва заметно расслабилась. Будь они хищниками, они бы не стали ее слушать. Будь они хищниками, они бы попытались взять ее в кольцо, кружили бы вокруг нее, выжидая подходящий момент, чтобы напасть. Но ничего подобного. Они сбились в кучу и испуганно жались друг к дружке.

На вид всем им было лет по пять, не больше, если судить по росту и сложению, однако лица при этом выглядели не по-детски серьезными и строгими. Одежды они не носили, так что Ива сразу поняла, что эти дети не люди, а принадлежат скорее к роду Куэ. Во всяком случае, Ива не увидела ни пупков, ни сосков.

– Кто вы? – спросила Ива, опуская кортик. Разве можно бояться того, кто при виде тебя сам дрожит от страха?

Дети переглянулись. Простой вопрос, но, похоже, он поставил их в тупик, Они не ответили, а только плотнее сбились, цепляясь друг за друга тонкими ручонками. И на Иву вдруг нахлынуло странное и незнакомое ей чувство: захотелось обнять их всех разом, прижать к груди, защитить, спрятать. И не важно, от какой угрозы. Она смутилась и растерялась.

– Кто вы? – спросила она громче. – Что вы здесь делаете?

Она уже знала ответ на свой вопрос или, по крайней мере, догадывалась, но ей важно было его услышать. Дети задрожали, как задрожала бы березовая рощица под порывом сильного ветра.

– Ты наша мать? – спросили они хором, и прозвучало это жутковато.

– Что? Нет! – Ива отступила на полшага. – Ваша мать? Нет, конечно… С чего вы взяли?

Она никак не могла понять, живы ли эти дети или только притворяются живыми. Может, они призраки или неупокоенные мертвецы? Куэ сказала, что мусорный вепрь сожрал детей ее племени, и Ива поняла это так, будто все они погибли. Но ведь урбунд проглотил и ее саму, и она до сих пор жива, так может, и дети деревьев смогли уцелеть?

– Он обещал нам найти мать, – сказали дети. – Мать, которая будет заботиться о нас и рассказывать нам сказки… Это ты? Ты знаешь сказки?

Ива сглотнула. Уж чего, а сказок она знала предостаточно, но она и подумать не могла, что когда-нибудь придется рассказывать их внутри гигантской свиньи из мусора. Да и рассказчица она так себе, не то что Матушка. Но оттого, как на нее смотрели эти бледные дети, у Ивы сжалось сердце. Да кто она такая, чтобы отказывать им в сказке?

– Кто обещал вам это? Кто обещал найти вам мать?

Дети задвигались, затоптались на месте, и на секунду Иве показалось, что сейчас они бросятся врассыпную. От страха, но куда больше – от смущения. Если они и были чудовищами, то чудовищами очень стеснительными.

– Не бойтесь, – ласково сказала Ива. Она опустилась на корточки, чтобы стать с ними приблизительно одного роста. – Не бойтесь, я вас не обижу. Кто обещал вам найти маму?

Дети переглянулись. Кто-то из них кивнул, но Ива не могла сказать, кто именно – для нее все они выглядели на одно лицо, похожие друг на друга больше, чем бывают похожими близнецы.

– Первый, – наконец сказали они. – Тот, кто позвал нас за собой и привел сюда.

– Первый? Он здесь? Среди вас?

Но дети замотали головами.

– Нет. Он прячется. Он боится.

– Что? Боится? Меня? – Мысль показалась ей глупой. Но дети смотрели на нее так, что с первого взгляда становилось понятно – они и не думали шутить. Если бы она засмеялась, то мгновенно бы растеряла те крупицы доверия, что ей удалось завоевать. А она должна увидеть загадочного первого. Раз он смог привести сюда этих детей, то, возможно, он сможет и вывести их отсюда?

– Ладно, – вздохнула Ива. – Я поняла – он боится и не хочет выходить. Но вы можете проводить меня к нему?

Дети замерли. Очевидно, над такой постановкой вопроса они не думали и теперь не понимали, как поступить.

– А ты будешь петь нам колыбельные? – наконец спросили они, чем окончательно смутили Иву. Одно дело – рассказывать сказки, а вот с пением у нее точно никогда не ладилось. Что поделаешь – дитя воронов, а у воронов не самые мелодичные песни. Однажды Ива спела одну из песенок собственного сочинения Розе, так Повариха чуть не переменилась, и кто знает, как ее пение подействует на странных детей. С другой стороны, не хотелось пугать их отказом.

– Ну, мы же пока не собираемся спать? – сказала она мягко. Дети переглянулись, такой ответ их устроил. – Тогда ведите меня к вашему первому…

Не успела она договорить, как дети разом сорвались с места, устремившись к дальнему краю пещеры. Они передвигались с поразительной быстротой и легкостью. Не столько бежали, сколько порхали, перескакивая с одной кучи мусора на другую, и Ива едва за ними поспевала, поскальзываясь через шаг. Она привыкла думать о себе как о ловкой и быстрой, но на фоне этих детей чувствовала себя неуклюжей, как лосиха на льду.

– Он здесь, здесь… – слышала Ива их голоса. – Выходи, не прячься… Она пришла, как ты и обещал, наша мама…

«Я не ваша мама!» – хотела сказать Ива, но сдержалась. Не хватало еще вспугнуть таинственного первого, кем бы он ни оказался – на этот счет у нее уже были определенные подозрения. И то, о чем она подумала, ее не обрадовало.

Наконец дети остановились перед чем-то вроде мусорного холмика высотой им по пояс. Сама по себе Ива в жизни бы не обратила на него внимания – куча мусора среди других мусорных куч. Порванные пакеты и разноцветные картонки, яблочные огрызки и битое стекло, драный зонтик с выкрученными спицами и смятая жестяная банка – самым примечательным оказалась только фигурка бородатого человека в треугольной шляпе, но при этом с оторванными руками.

– Здесь… – сказали бледные дети. – Здесь он прячется…

Они встали у мусорной кучи полукругом, смотря на Иву так, будто ждали, когда же она их похвалит. Ива заставила себя улыбнуться, но и этого оказалось достаточно: дети чуть ли не пустились в пляс.

– Выходи… – зашелестели они. – Мы привели маму, она совсем не страшная… Она будет петь нам колыбельные… Она…

Холмик всколыхнулся, немного приподнялся и опал, снова приподнялся… Но не так, как если бы кто-то попытался выбраться наружу. Куда больше это походило на то, как если бы под мусорной плотью забилось огромное сердце.

В тот же миг пол под ногами тряхнуло, и Ива и дети попадали наземь.

– Первый! Первый! – заверещали бледные дети.

Но Ива молчала. Поджав губы, она смотрела, как бьется мусорное сердце и как сгущается желтоватый свет, обращаясь в некое подобие человеческой фигуры. И только когда она окончательно сформировалась, Ива прошептала одно-единственное слово:

– Урбунд.

Сердце зверя

Он был маленький, совсем маленький, даже меньше бледных детей. Но Ива не могла сказать, сколько же ему лет. В его случае само понятие «возраст» казалось неуместным.

Когда Охотник рассказал ей про урбунда, Ива особо не задумывалась, как тот может выглядеть. Образ чудовищного вепря затмил все остальное. Из-за этого она и пропустила самое главное: то, что урбунд, – это всего лишь ребенок. Брошенный и забытый ребенок… Но он не был призраком, это Ива поняла сразу. У всех привидений есть личность или некое ее подобие. Урбунд же представлял собой скорее идею, самую суть брошенного и забытого ребенка, который никогда не жил, которому не досталось даже имени.

Его лицо было полностью лишено индивидуальных черт. Ива не могла сказать, ни какого он пола, ни какого цвета у него кожа и волосы. Как будто это и не лицо вовсе, а набросок-заготовка. Ему бы дать хотя бы капельку индивидуальности, и он бы стал кем-то, но этого его лишили.

Маленькая фигурка зависла в воздухе в полуметре над мусорной кучей. А та продолжала ритмично пульсировать, биться, как и полагается сердцу. Но сердце бьется не просто так – оно гонит кровь, оно дает жизнь… Здесь же, похоже, не было ничего, кроме бессмысленных толчков.

Впрочем, присмотревшись, Ива заметила, что урбунда связывают с мусорной кучей тонкие нити золотистого света. Не пуповина, скорее они походили на спутанное вязание Матушки или на паутину. И на каждый удар «сердца» эти нити дрожали, а вместе с ними вздрагивал и урбунд.

Ну конечно же! Как она сразу не догадалась?! Урбунд взял себе все, что мог взять, но у него ничего не было, кроме ударов материнского сердца… И, может быть, ее голоса, который пел ему колыбельные и рассказывал сказки, пока он находился в утробе. А потом его выбросили, от него отказались. Лишили не просто жизни, а всего того, что составляло его жизнь. Но сам он от этого не отказался и продолжил искать…

Ива опустилась на пол, села скрестив ноги и зажала уши ладонями. Голова раскалывалась, сердце билось в унисон с сердцем зверя. Она хотела помочь этому существу, и ему, и бледным детям, но не понимала, что ей делать. Она же не могла остаться с ними, петь им колыбельные и рассказывать сказки – этому ведь не будет конца. Как долго она протянет без еды и без воды, среди тошнотворных миазмов? А главное, что будет потом, когда ее не станет? Мусорный вепрь переварит ее и отправится на поиски новой матери?

Нет! Это неправильно. Должен существовать иной выход. Этот урбунд – он понимает, чего он хочет, но не знает, что ему нужно на самом деле. А настоящая мать дала бы ему именно то, что нужно. Не просто сказки с колыбельными, а нечто совершенно иное.

Загрузка...