Мертвый среди живых

Глава 6

К вечеру городской воздух становится грязно-мутным, влажным и удушливым, жара делается невыносимой, хмарь сгущается. Над небоскребами нависает серая пелена. Бегуны медленно трусят вокруг парка. Воорт видит, как один из них наклоняется над краем тротуара и его тошнит.

— Пока никакой ясности, — словно преодолевая какое-то свое решение, говорит Ева Воорту, когда тот залезает в передвижной командный центр департамента полиции. — Одна интуиция, да еще добрая половина моих лучших людей перепроверяет самих себя, а время не ждет. Скажите мне, — спрашивает она, — вы болельщик «Метсов»?

Вопрос звучит нехорошо из-за странного напора, с которым Ева его задает, и из-за того, что вызвала его сюда, не дав осмотреть тело. И еще — почему она ни с того ни с сего говорит о бейсболе?

Ева так миниатюрна, что может стоять во весь рост в фургоне, забитом оборудованием для связи и слежения, и вместо того чтобы выглядеть понурой, как всякий другой на ее месте, она, кажется, полна энергии. Кондиционер защищает оборудование от перегрева. «В фургоне просто ледник», — думает Воорт, чувствуя, как высыхает на шее пот.

— Хожу иногда на матчи.

— За заменой питчеров следите?

— Кого убили?

Взгляд Евы говорит: «Скажу, когда буду готова».

— «Манхэйм фо Эйгьюлэр». Что это за штука?

— Это команда малой лиги, на которую «Метсы» возлагали надежды несколько лет назад. Ни один из полевых игроков не оказался хорош. Ни один не вошел в главную лигу.

Она хмыкает и поворачивается к блоку телеэкранов, на которых виден парк снаружи, патрульные автомобили, машины детективов и медицинских экспертов, а также телефургоны — электронные стервятники преступлений. Для других машин въезд в парк закрыт. Толпа зевак растет с каждой минутой. Полицейские блокируют живую изгородь на подходе к поросшему травой холму.

— Покажите записку, шеф.

Теперь Ева кажется сердитой и одинокой в сражении со своими демонами из департамента полиции. Она подставляется в своем первом большом деле, прикрывая Воорта, и тот признателен ей за лояльность или по крайней мере весьма благодарен за то, что его не отстранили от расследования. Наконец она протягивает ему записку.

— Скажите, что это значит, Воорт?

В животе крутит, а он читает:

Воорт чувствует дрожь в руках.

— «Зип», — тихо говорит Ева.

— Перец, — произносит он. — Я всегда посыпаю перцем хот-доги — родные посмеиваются надо мной за это.

— Это мы уже узнали от ваших двоюродных братьев. Вы единственный с таким уникальным вкусом из тех, кого я встречала. Скажите, откуда автор записки знает, что вы едите?

— Хотите, чтобы я еще раз прошел детектор лжи?

— Я хочу, чтобы вы порылись в своей памяти, потому что наш писатель весьма напоминает человека, которого вы должны знать. Матч на стадионе Ши? Пари на исход игры? Я хочу, чтобы вы прошли через вон те кусты и посмотрели, в каком положении лежит тело, рассчитали угол нападения и из всего этого выделили хоть что-нибудь, что связывает труп с вашей жизнью. И сделайте это поскорее, пока не погибли еще двое.

— Может, скажете, кого убили?

— Филипп Халл.

У Воорта сосет под ложечкой. Даже если бы не было смерти Габриэль Вьера, гибель Халла непременно отметили бы в теленовостях.

— Он работает на добрую половину политиков города.

— Халла нашла собачница, — поеживаясь, говорит Ева, стоящая напротив кондиционера. — Борзая сорвалась с поводка и исчезла в кустах. Начала выть, а потом совсем одурела. К тому времени как эту гончую Баскервилей утихомирили, она несколько раз укусила труп и в клочья разорвала одежду…

— Отпечатки пальцев?

— Только хозяйки собаки.

— Следы ног?

— Трава примятая — правда, оттого, что на крик собачницы прибежали гуляющие в парке человек тридцать. — Но у нас есть свидетельница — ее откопал детектив Пол Сантини. — Лицо Воорта яснеет, но ненадолго, потому что Ева качает головой: — Оборванка, которая пьет, как мой дядя Джимми, но по крайней мере она уверена, что видела какого-то человека. Работающие со словесным портретом уже что-то везут сюда. По-моему, сейчас любая информация на пользу.

— Я был как-то с ним на одной презентации, — говорит Воорт, и лицо Евы светлеет.

— А я никогда с ним не встречалась, — сникает Ева.

В памяти Воорта, в ячейке «Настроение» оживает вестибюль музея. Джаз-банд играет на балконе рядом с новой выставкой греческих ваз. Они с Камиллой едят крекеры с копчеными устрицами, когда Воорт замечает в толпе высокого исследователя общественного мнения Халла, а тем временем оратор из общества «Спасите Гудзон» громит компанию «Корристон интернэшнл» за то, что она уже десять лет травит реку, сбрасывая в нее химические отходы.

— Добавьте немного политики, спорта — и охват станет шире, — говорит Воорт.

— Идите осмотрите тело и поразите меня неизвестными фактами, а не проблемами, которыми я занимаюсь.

13.28.

В тот миг, когда Воорт вылезает из фургона, репортеры по ту сторону полицейского оцепления начинают выкрикивать вопросы; толпа затихает, и люди слышат колоритные обвинения и опровержения. Воорт веселеет — будет что рассказать родным сегодня вечером.

— Эй, Воорт, правда, что вы втянуты в тайные сделки?

— Говорят, что вы подтасовали улики в деле Лопеса!

Он поднимается на холм, покрываясь испариной от жары и откровений Евы. Продираясь сквозь кусты, видит детективов, медицинских экспертов, фотографов.

Пол Сантини, который ведет основное расследование, разговаривает на дальнем конце поляны с другими детективами. Воорт встречался с ним лишь однажды, но знал о его репутации вдумчивого следователя, ищейки. Разумеется, Ева должна доверять Сантини, если отдала ему это дело.

Над поляной кружат вертолеты телекомпаний.

Работа останавливается, когда мимо проходит Воорт, который направляется к лежащей у подножия дуба и покрытой пластиковой пленкой груде с очертаниями человеческого тела. Он знает, что полицейские пристально смотрят на него и перешептываются. Воорт знает этот тон. Именно с такими интонациями он говорит с теми, кто облажался и подвел департамент. Воорту знакомы такие взгляды — именно так он смотрит на детективов, которых увольняет, арестовывает, понижает в должности или переводит в такие места, что о них уже никогда не услышать.

«Никогда еще мне не доводилось быть мишенью для подобных взглядов».

Молодой медицинский эксперт, с которым Воорт обычно играет в покер, одобрительно поднимает большие пальцы, и Воорт по-глупому благодарен.

Детектив постарше, из отдела по борьбе с преступлениями на сексуальной основе смотрит в упор и отворачивается. Воорту хочется хорошенько его тряхнуть, все объяснить, но что же, черт побери, он может объяснить?

— Эй, Везунчик, хорошие новости!

Мики, как управляемая ракета поддержки, идущая в сторону Воорта, останавливается одновременно с ним возле пластиковой пленки.

— Есть прибыльное дельце, Везунчик. Лейтенант Сэйто ставит три против одного, что ты облажался; два против одного — что получил взятку. Я ставлю сотню.

— Держишь пари на меня?

— После того как на прошлой неделе мои денежки пустили пузыри, я вложил деньги в тебя. Знакомьтесь. Воорт, это Фил Халл. Фил, это Воорт.

Мики откидывает пластик, и Воорт разглядывает труп. Ему довелось видеть много ран, но эти из разряда самых худших. Тот, кто убил Халла, сделал это в небывалой ярости, не прекращая наносить удары даже после смерти эксперта по общественному мнению. Снаружи и внутри размозженного черепа копошатся мухи. Левое ухо висит на лоскутке кожи. Правый глаз вытек. Левая нога переломана местах в трех, и это на первый взгляд. На месте сломанных ребер вмятины. Шея выглядит странно плоской, словно хрящи вдавили и расплющили.

Воорт заставляет себя ощупывать, осматривать раны и кончики пальцев трупа, чувствует, как остывает тело. Но другие детективы уже проделали подобное, и, в конце концов, он не обнаруживает ничего, что бы связывало труп с предыдущим убийством.

— Нашли бетонированный кусок трубы, Везунчик.

— Грубо начинает работать, — говорит Воорт. — А может, это наш клиент?

Затем Воорт рассказывает Мики о записке.

— Пара сосисок с кетчупом и перцем. Я всегда их беру. Две сосиски от Канна. И две банки пива «Бад».

— Ты когда последний раз был на игре, Воорт?

— Пару недель назад.

Два вертолета дружно крутятся над головой.

— Думаешь, он сейчас наблюдает за нами?

Воорт представляет преступника, который вышел из тюрьмы и следит за ним на бейсбольных матчах, в барах, ресторанах, супермаркете.

— Давай пробираться через толпу, — говорит он Мики.

Продравшись сквозь живые изгороди, они направляются к полицейскому оцеплению, пытаясь разглядеть позади него лица. Репортеры бросаются к ним, выкрикивая вопросы и загораживая обзор.

— Воорт, правда, что сегодняшние убийства связаны со скандальными взятками в Бронксе?

Оба полицейских отталкивают наседающих.

— Посторонитесь!

Бесполезно. Кто-то хватает Воорта. Его, как рок-звезду, осаждают папарацци. Он видит больше «никонов», чем лиц, и с каждым поворотом толпа репортеров обтекает его, видоизменяясь, как некая форма биологической жизни, стоногая амеба журналистики. Воорт мельком видит незнакомые лица — поверх голов, за микрофонами.

Разглядывающие его, раскрывшие рот люди — никого знакомого — оглядываются.

Воорт говорит, когда они пробиваются сквозь толпу:

— Мики, если он идет ко мне домой, там Камилла.

— Не переживай, я позвонил кузенам — они не оставят ее одну.

Воорт с Мики выбираются из толпы, проходят сквозь полицейское оцепление и направляются в фургон с неутешительным рапортом. Воорт приводит в порядок одежду, а Мики говорит:

— Не хочется думать об этом, но что, если ты — одна из двух мишеней, которые он запланировал? Тебе это не приходило в голову?

— Чем же ему, как он считает, я насолил?

— Везунчик, убийца, застреливший Джона Леннона, никогда не встречался с ним. Парень, который убил Алларда Ловенштейна, считал, что тот радирует ему в зубные пломбы. Психи зацикливаются на каких-то людях. Он зациклился на тебе. Ничего ты не сделал.

— Что он применит в следующий раз — огнемет?

— В день рождения асбестовый костюм здорово подойдет к твоему галстуку, — говорит Мики.

Сумки из гастронома лежат под коммутатором. Пикули в целлофановом пакете — рядом с блоком телеэкранов. Банки с охлажденным «липтоном» отпотевают рядом с полицейским наброском портрета киллера, который показывают в телеэфире и, может быть, учитывая личность последней жертвы, транслируют по всему северо-востоку Соединенных Штатов.

— Поешьте, это поможет вам думать, — говорит Ева. — Если не хотите перекусить сейчас, возьмите с собой.

Но даже упоминание о еде кажется Воорту отвратительным.

Мики ворчит, глядя на рисунок:

— Большие очки, косматые волосы. Бьюсь об заклад, это парик. Как думаешь, Везунчик, это парик?

— Понятия не имею.

— Попробуйте индейку, — говорит Ева. — По крайней мере я почувствую, что хоть что-то делаю.

Но мысли Воорта заняты бейсболом: он видит стадион Ши — толпа проталкивается через турникеты славным майским вечером, неоновое изображение питчера в желтом и зеленом, поднимающееся по внешней стене. Неоновое колено поднято, рука высоко занесена для броска. Воорт видит мужчину, открывающего банку ледяного пива «Бад», затем он наклоняет бумажный стаканчик, чтобы пена не вытекала через край. Бокс 123-J расположен так близко к полю, чтобы ему слышно, как мяч ударяет по перчатке кэтчера.

— Сенатор Райкер поднял вопрос о возможности терроризма. Вмешательство в выборы, — говорит Ева.

— Потому что убили этого эксперта? — спрашивает Мики. — Поручите это мне. Но если это терроризм, то с какого бока здесь Вьера?

— Халл работал по контракту с Белым домом, — говорит Ева, вздыхая. — ФБР хочет участвовать в следствии.

«Вот только этой политической чепухи здесь не хватает, — говорит себе Воорт. — И думать не смей, пока не разберешься со стадионом, пока не покончишь с Ши». Но ему приходит на память лишь «мистер Мет» — человек с огромной бейсбольной головой, выбегающий на поле во время разминки перед седьмым иннингом стретча с воздушной базукой, стреляя из нее сувенирной тенниской, в то время как над стадионом взрывается «Ленивая Мэри».

Ссорился ли Воорт с людьми из ближайших лож? Спорил ли с каким-нибудь человеком, который, возможно, заметил, как он посыпает перцем хот-доги, или слышал, как двоюродные братья дразнят его за это?

— Что делал Халл для Белого дома? — слышит Воорт вопрос Мики, а сам пытается мысленно восстановить именные таблички на местах вдоль его ряда. Шо Лайман, эсквайр, булочная «Геннаро бразерс», «Токио-бэнк траст». Вспоминать легко, потому что Воорт видит эти самые таблички с тех пор, как ему исполнилось четырнадцать.

— Халл работал с данными переписи, чтобы можно было рассчитать федеральную помощь штатам. Около девяноста миллионов идут в Техас — там выше рождаемость. Шестьдесят миллионов — в Коннектикут. У жителей меньше детей. Формула эта важна, потому что резервы федеральной помощи иссякают.

Мики присвистывает.

— Где мясо, там и мухи.

Воорт правильно делает, сосредоточиваясь в данный момент на одной мысли, как учил отец. Вызвать из памяти лица людей в соседних боксах дело легкое, потому что бронирование бокса на стадионе Ши равносильно сдаче квартиры внаем. Ты не делаешь этого. Владельцы боксов умирают, но их друзья, дети и партнеры по бизнесу сообщают «Метсам», что они еще живы. Каждый декабрь по всему Нью-Йорку рекламы от «Метсов», адресованные покойным, приходят по их «новым адресам», и боксы остаются в распоряжении семейства, потому и лица остаются те же самые.

«Черт побери, — думает Воорт, — Шо Лайману было около девяноста, когда я четверть века назад впервые увидал его — полуслепого юриста по разводам, пробирающегося на ощупь по проходу. Его имя все еще осталось там. Неужели убийства и впрямь связаны с бейсболом?»

А почему бы и нет? Более мелкие недовольства приводят людей к убийству. Положил на сандвич горчицу вместо лука. Назвал чьего-то сына сопляком на хоккейном матче.

— Разоряли букмекера? — внезапно спрашивает Ева. — Делали ставки на тотализаторе?

— Нет.

Взгляд Мики устремлен на телекамеры, которые дают возможность следить за толпой. «Нужно включить новые камеры наверху, потому что преступники имеют обыкновение уходить, если к ним приближаются полицейские, а иногда бродят вокруг места преступления, если думают, что никто их не видит».

— Бывшая проститутка и эксперт. Бывшую шлюху можно связать с любым, — говорит Мики. — Любой мог попасться в ее сети, и, вероятно, так оно и было.

— Нет уверенности, что она была шлюхой, — говорит Воорт. — Обвинения сняли.

— С каких это пор ты вступил в Американский союз борьбы за гражданские свободы?

— Мы проверяем связи, — говорит Ева, но в действительности хочет сказать «надеемся», а Воорт, ломая голову по поводу перца, тоже смотрит на экраны и удивляется, заметив в первом ряду зевак Джулию Воорт.

«Сейчас мне нужна только она».

Вдова одета в старомодного покроя серое весеннее платье с жакетом, который мило облегает ее стройную фигуру, что, безусловно, привносит некий сексуальный момент в общение при разговоре с одним из полицейских оцепления. Тот старается кадрить Джулию, или же она назвалась вдовой полицейского, потому что стражи порядка на месте преступления игнорируют умоляющих посторонних. Прохода нет. «Оставьте меня в покое» — вот послание, которое они излучают.

У Воорта в затылке снова возникает легкая дрожь. «Какого черта она здесь делает? И как нашла меня?»

— Какой именно год является у «Метсов» точкой отсчета? Вы уже проверили, верно?

Шесть лет назад.

— Есть идея, — говорит Воорт, сходя с ума от расстройства. — Мы с Мики едем назад в Бруклин, где я тогда работал.

— Вспомните, что делали в день рождения. Воссоздайте его. Пройдитесь по тем же адресам и постарайтесь вспомнить, что происходило. Просмотрите журнал дежурств, но начинайте с того года, на который намекает записка. Тем временем люди Пола проработают другие версии. И если не дозвонитесь мне, докладывайте ему.

— Мне надо знать, чем занимался Халл шесть лет назад, если это будет связано с тем, что я найду.

— Мы сообщим, как только выясним, — говорит Ева. — Но мы не можем получить ответы на все вопросы немедленно. — Она поднимает руку, останавливая протест Воорта. — Пол интерпретирует записку иначе, не как вы. Ему хотелось бы поговорить с вами до отъезда.

— Как еще можно интерпретировать записку?

— Это могла быть хитрость. Или, возможно, вы с кем-то поспорили, но не в тот год. Пол сосредоточился на недавно возникших аспектах.

— Мне особенно нравится вариант с терроризмом, — говорит Мики. — Может быть, «Аль-Каида» хотела путешествовать со скидками, а Габриэль отправила их по обычной стоимости на самолетах, которые они взорвали.

— Давайте сначала побываем в офисе Халла и затем вернемся в Бруклин, — упрямо говорит Воорт.

— Помните прошлогоднее дело с мечетями? — Воорт молчит, и Ева кивает: — Вы помните. Две недели угроз взорвать бомбы, и в северном Манхэттене усиливают охрану мечетей в четыре раза. Половина полиции следит за мечетями, когда груз со слитками золота взрывается в миле отсюда. Бейсбольная торговля, Воорт, — вот что у вас есть. И как только вы мне покажете, как бейсбол связан с нашим делом, я дам вам что захотите.

— А как насчет перца?

— Интересная догадка, всего лишь.

Мики отлипает от экранов, чтобы возразить:

— Наш парень нарывается. Думает, что умнее нас, что мы никогда его не достанем, вот и увеличивает ставки. Он дает нам целый год, чтобы было интересней.

Шеф Рамирес кивает, словно говоря, что такое возможно, но не является правдой.

— Прежде чем вы поедете в Бруклин, Пол хочет проверить записи в вашем полевом журнале шестилетней давности и посмотреть, не связаны ли ваши дела с тем, чем занимается он.

— Я все еще подозреваемый?

— Конечно, — хмурится Ева, устремив взгляд на экраны. — Знаю эту женщину по похоронам, — говорит Ева. — Она из вдов наших полицейских, погибших в день разрушения Всемирного торгового центра. Вы потеряли родственника, Воорт. Она к вам пришла?

Джулия ухитрилась как-то пройти за оцепление, и ее уважительно провожает к фургону полицейский.

Воорт не знает, кто или что его бесит больше: Ева, Пол, Джулия или запутанное дело.

— Да, ко мне. Я скоро вернусь.

— Я не могла не прийти, — говорит Джулия. — Не могу слышать, что говорят о тебе по телевизору. Я позвонила тебе в офис, и там сказали, что ты здесь.

«Наверное, ты сказала, что вдова полицейского. Только в этом случае они могли выдать какую-то информацию и позволить тебе пройти за оцепление».

— Я знаю, ты не сделал ничего дурного. Если тебе что-то понадобится, я здесь, — говорит она, устремив большие глаза на Воорта.

— Спасибо, но сейчас не время.

— Именно так мне и ответили, когда самолет ударил в Торговый центр и я пыталась дозвониться Донни, чтобы попросить его быть поосторожнее. Его лейтенант сказал, что сейчас не время, чтобы я позвонила попозже. «Потерпите, — сказал он. — Будьте примерной женой и ждите».

В уголках глаз блестят слезы.

«Тупица, — говорит себе Воорт. — Конечно, она пустила пыль в глаза. Конечно, опять не могла усидеть дома. А ты пытаешься ее избегать».

Джулия стоит теперь на цыпочках, прижимая холодные губы к его щеке на виду у телекамер, потом губы на мгновение двигаются к его губам. Легкое касание. Запах ее духов веет в ноздри, а во рту остается привкус корицы. Он может закрыть глаза и все еще чувствовать гибкое тело в шаге от него.

— Донни всегда уважал тебя, — говорит она.

— Это много для меня значит. Передай от меня Камилле… — говорит Воорт, зная, что та в любом случае проведает, что Джулия была здесь. Черт побери, если идет прямой эфир, она уже может знать. Или каким-то непостижимым образом с помощью разрушительной женской телепатии.

— Все, что угодно.

Просто Скарлет О'Хара.

— Скажи, что мне недостает ее.

Подобные слова — как лекарство для амнезии. Произнесите заклинание в пять слов, и любимые забудут раны, боли, обиды. Воорту хотелось бы знать, будут ли эти слова звучать так же трогательно для Камиллы, как они звучат в этот миг для него.

Блестящие губы Джулии. Она энергично кивает, раз поцелую не суждено состояться. Возможно, это ему показалось или же все-таки было что-то в рукопожатии и его слова оказались единственно верным решением.

«Ты подсказала мне мысль».

Воорт чуть отступает, наклоняется, чтобы блокировать нацеленные микрофоны, щелкает крышкой «нокии» и отворачивается, чтобы Джулия не могла его слышать. Конечно, за ним наблюдают, но не знают, что звонит телефон на Тринадцатой улице и что Камилла на том конце провода говорит, как рада слышать его, как хотела позвонить, но знала, что ему надо собраться с мыслями.

И уж конечно, им не слышно, как Воорт сейчас дает Камилле подробные инструкции.

— Я могу это сделать, — говорит она, когда Воорт замолкает. — И у меня есть идея, как отметить день рождения, когда ты поймаешь этого парня. Ты. Я. Каяки. Адирондаки.

— Сон и еда на озере. И вот что, Камилла: если получишь ответ и не сможешь до меня дозвониться, ничего не говори Мики. Даже если я буду в беде, не говори.

Но Камилла не Джулия.

— Любимый, Мики убил бы тебя, если бы ты держал его в стороне от дела, и я тоже. Не говори мне, как сообщить.

— Однажды продюсер… — улыбается Воорт.

— Кстати, Джулия исчезла и бросила здесь гостей. Думаю, она постарается увидеть тебя.

— Действительно, она здесь.

Пауза. Потом Камилла непринужденно говорит:

— Что ж, это как будто снова на работе. — Воорт не знает, о чем именно говорит Камилла, так как ее только что уволили и опозорили.

Щелчок на линии.

Когда он возвращается, Джулия говорит:

— Знаю, теперь тебе надо работать. Береги себя.

Его лицо все еще пылает в том месте, где она коснулась его губами.

Их четверка сидит в передвижном командном центре, уставившись в журнал дежурств Воорта шестилетней давности. Пол Сантини закончил обстоятельный допрос Воорта и не узнал ничего полезного. Воорт должен полностью сотрудничать с Сантини в его «параллельном расследовании».

Сантини не должен пытаться подставить Воорта.

«Если Сантини прав и бейсбольная ниточка ложная или если я неправильно ее истолковал, то конец моим шансам предотвратить еще два убийства».

— Прочтите вслух вызовы, — говорит Сантини, щегольски одетый, темноволосый, интеллигентный, спортивный, чуть кривоногий бывший рестлер колледжа, который предпочитает костюмы от «Хьюго Босс». — Может быть, нам повезет и что-то выскочит.

Читая, Воорт мысленно переводит официальные записи на простой язык.

С 8.15 до 8.35 в этот день, шесть лет назад, он ответил на ложную тревогу — ложный телефонный вызов — о женщине, взывавшей о помощи на Свидлер-стрит, 895.

— Обычно такие звонки были ежедневно, — говорит Воорт. — Это любого доведет до сумасшествия. Потом они прекратились.

С 8.50 до 9.35 он разбирался с дорожной аварией на Гранд-Арми-плаза и выписал штрафную квитанцию Ральфу М.

Еще выписал такую же квитанцию Либу из Грейт-Нека за то, что врезался в бок голубому «доджу». Нолиту Мэсси с Третьей улицы, сидевшую за рулем, увезли в больницу с переломом ноги. Воорт поставил Либу в вину пренебрежение Правилами дорожного движения и езду на красный свет.

— Не могли бы вы послать детектива проверить Либа? — спрашивает Воорт у Сантини. Воорт намекает, что неразумно им с Мики убивать два драгоценных часа на поездку в Лонг-Айленд и обратно.

— Мои парни действительно очень заняты, — говорит Сантини.

— Пол был бы рад сделать это, — произносит шеф Рамирес. — Правда, Пол?

С 9.35 до 9.45 запись «Патрулирование» сообщает Воорту, что они с Аттанасио, совершая объезд территории, продемонстрировали свое присутствие и предотвратили преступление. По крайней мере здесь было на что надеяться. Дело в том, что в тот год город заказал демографическое исследование: как отличается уровень грабежей в районах, контролируемых патрульными машинами, от уровня в районах, где работают обычные полицейские.

— Минутку. Это исследование провела компания Халла? — спрашивает Воорт.

— Буду рад проверить, — произносит Сантини, все схватывающий на лету.

В 10.25 Воорт ответил на звонок об ограблении винного магазина Паоло на бруклинской Пятой авеню, близ Флэтбуша.

— Я принял заявление, — говорит Воорт, вспоминая веселого бразильского торговца, у которого он обычно покупал орегонское пино-нуар, — маленького толстого иммигранта из Рио, несколько лет пытающегося познакомить Воорта со своей сестрой Розой. «Она сексуальна, но с характером», — имел обыкновение говорить Паоло.

Воорт понятия не имел, был ли схвачен грабитель. Он мог только надеяться, что где-то в этом параде подробностей прячется ниточка к разгадке. Отец говаривал: «Всегда смотри на изнанку. Убийство — это конец, а не начало».

— «С двенадцати до девяти минут первого», — читает Мики. — Целых десять минут на ленч, да?

— Продолжаем.

С 12.19 до 14.10, приехав по анонимному вызову, Воорт с Аттанасио арестовали Кимми Уайт, восемнадцати лет, и Патрицию Уайт, шестнадцати лет, за проституцию на Четвертой авеню близ Бергена, а потом провели полтора часа, заполняя рапорты об аресте. Воорт не помнит самих арестованных, но представляет себе взвинченных девиц, строящих из себя крутых. Два месяца на Бергене могут превратить здоровую девушку-подростка в телесную оболочку со СПИДом, которая отдается за восемь баксов — минимальная цена прописанных доктором таблеток или инъекции.

— Проверим, — сказал Сантини уже почти как родной брат.

— «От двух восемнадцати до двух пятидесяти семи — киднеппинг», — читает Воорт, но пульс остается ровным, потому что, изучив раньше этот рапорт, знает про счастливый исход. Он добрался до Гаррис-стрит, 405, лишь затем, чтобы наткнуться в коридоре на исчезнувшую девочку пяти лет. Виктория Вашингтон ушла на детскую площадку, в конце концов устала и поплелась домой.

— Время этого дня почти на исходе, — говорит Мики. — Пора Воорту спешить в Ши за своим деликатесным перцем.

— «От двух пятидесяти восьми до трех восемнадцати — патрулирование», — читает Воорт и затем произносит: — Последний звонок. Еще один ложный и срочный вызов. На этот раз насчет парня, вопящего благим матом. Пожилая дама понятия не имела, зачем мы пришли.

Мгновение мрачной тишины. Затем Сантини говорит:

— Может, случилось что-то не попавшее в журнал?

— Может, мы ошиблись насчет года, — говорит Мики.

— Нет, не ошиблись. Мы пройдемся по этим адресам. Посмотрим, может, кто-то вспомнит то, о чем я позабыл. Но у нас нет времени чересчур этим увлекаться.

— Когда это ты что-то забывал? — говорит Мики и обращается к Сантини: — Пошлите кого-нибудь смышленого проверить Либа в Грейт-Неке.

— Все, кто работает со мной, смышлены.

— И те, что со мной, — тоже, — отвечает Мики, стойко выдерживая взгляд Сантини. Воорту становится противно видеть, как идет борьба за него. И противно оттого, что день так быстро проходит. — Везунчик, захвати с собой сандвич, — говорит Мики. — Шеф права. Я поведу машину, а ты перекуси.

— Хоть кто-то здесь слушает, что я говорю, — поддерживает его Ева.

У Воорта сосет под ложечкой. Пикули в целлофане кажутся ему муляжами.

Воорт смотрит на часы — 14.45.