Пространство за стеклом окончательно сгустилось. Теперь его с полным основанием можно было назвать ночью. Я колдовал у плиты и размышлял о том, что страной овладела настоящая эпидемия. Эпидемия страха. Ни решетки на рамах, ни стальные двери не спасали от этого всепроникающего вируса. С приближением разбойного часа люди спешили отойти ко сну, чтобы не слышать и не видеть того, что будет происходить у них под окнами. Да и можно ли привыкнуть к задушенным крикам, к топоту спасающихся ног, к ожесточенным автоматным очередям?.. Кое-кто считает, что можно. В конце концов человек привыкает ко всему. Так уж безрадостно он устроен. И почему бы не привыкнуть к ужасам, если они мало-помалу превращаются в среду обитания? Лично у меня на этот счет своя точка зрения, хотя афишировать ее я не собираюсь, ибо давно сообразил, что СВОЯ точка зрения не так уж часто совпадает с общественной. Это нормально, потому что она СВОЯ, но это и ненормально, так как, отличаясь от общественной, она поневоле перечит довлеющим нормам, подставляя спину хозяина под град болезненных ударов. Что ни говорите, а общественность умеет за себя постоять и, начав бить, старается на совесть. Поэтому не раздражайте живущих, держите мысли при себе, — там они будут сохраннее. Ну а если приспичит и зачешутся кулаки, плюйте на все и деритесь. Честь вам и хвала, хотя победы вам и не одержать…
На улице хлопнул выстрел, и, вздрогнув, я просыпал в кастрюльку раза в три больше специй, чем обычно. Поглазев на булькающее варево, подумал, что бедному моему желудку придется несладко. Мало того, что его лишили нежного голубиного мяса, так теперь какой-то олух вздумал стрелять под окнами. Вместо похлебки, конечно, получится «лисий яд». Я помешал в кастрюле деревянной расписной ложкой и осторожно понюхал… Хотя что в наше время не лисий яд? Человеческие организмы научились переваривать ингредиенты, от коих любой живущий в средние века немедленно бы окочурился. Впрочем, древних поминать некорректно. Они и Мы, должно быть, два совершенно разных подвида. Да и нужно ли сравнивать? Они не дожили до наших дней и уже одним этим должны быть счастливы…
Пара горстей чечевицы, этих маленьких НЛО, довершила нехитрую кулинарию. Когда я выключал газ, в дверь негромко постучали.
Он вошел и тщательно вытер ноги о коврик. Сумрачно оглядел прихожую и только после этого протянул руку. Оказывается, я отлично помнил его ладонь, крепкую, не очень удобную для рукопожатий, заставляющую запросто похрустывать чужие пальцы. Сейчас она была неприятно вялой, и я сразу решил, что у Виктора неприятности. В самом деле, разве не по этой скучной причине мы вспоминаем друг друга спустя месяцы и годы? Нужда — верная сводница. Лишь, угодив в беду, мы начинаем лихорадочно листать телефонную книгу и старые блокноты, отыскивая забытые адреса. В молодости друзья необходимы для радости, в старости — для совместных воспоминаний. Между первым и вторым — полоса отчуждения, прерываемая мгновениями катастроф.
— Как ты попал в подъезд?
Этой теплой фразой я поприветствовал его появление.
— На ночь наружную дверь у нас всегда запирают…
— У меня подошел ключ.
Голос его тоже изменился. Звучный баритон окрасился хрипотцой, стал более интересен. Принюхавшись, он прошел на кухню и покорно расположился на предложенном табурете.
— Мебель шаткая, просьба не раскачиваться.
Честно предупредив гостя, я вернулся к своей кастрюльке. Торопить Виктора я не собирался. Что-что, а вывалить беды друг на дружку мы всегда успеем. От чечевицы он отказался, но кружку с чаем без сахара взял.
— Что это? — отхлебнув, он недоуменно скосил глаза на посудину.
— Вишневый лист и крапива.
— Ага, — он вновь потянул кружку к губам. — Ты всегда слыл за выдумщика.
Я зачерпнул себе в миску парящей чечевицы и присел за стол.
Вот так, господа присяжные! Так тоже бывает в жизни!.. Два закадычных друг встретились через восемь лет разлуки и не попытались задушить друг друга в объятиях. Я, морщась, поглощал свой «лисий яд», а Виктор невозмутимо прихлебывал из кружки. Когда с ужином было покончено, мы закурили.
Сколько я помнил Виктора, он всегда предпочитал брать быка за рога. Затянувшееся молчание доброго не сулило. Такие уж все мы ужасные хитрюги и мрачное, как правило, приберегаем на десерт.
Потрескивая дешевой папироской, гость потянулся рукой к голове, как-то неуверенно погладил ежик волос.
— Черт!.. — По губам его скользнула растерянная улыбка. — Так долго ходил в шляпе, что все кажется — сидит на макушке.
— Бывает.
Виктор искоса взглянул на меня.
— А ты по-прежнему работаешь в издательстве?
— Работал — так будет вернее. К несчастью, успел переквалифицироваться. Сторожу городскую библиотеку.
— Сторожишь, сидя на кухне?
— Не всегда. Хотя рвения особого не проявляю, тут ты прав. Дело в том, что книги сегодня мало кого интересует, так что и сторожить их особенно нечего.
— Понятно…
— Что тебе понятно?
— Все, — брови Виктора упрямо сдвинулись. Эту его мимику я помнил прекрасно. Забавно, но я узнавал его по частям, склеивая из фрагментов дорогой, полузабытый образ. Он несомненно сдал — наш великолепный Виктор. Широкие плечи опустились, на лицо паутиной легла сеть морщин. Поношенный костюм и стоптанные туфли шарма ему не прибавляли. И все же в нем ощущалась прежняя твердость, хотя еще минуту назад я был уверен, что от детских моих восторгов не осталось и следа. Вглядываясь в иссушенное временем лицо, я вдруг испытал давно забытое смущение. В юношеских наших компаниях Виктор всегда верховодил, и сейчас лишний раз мне пришлось убедиться, что лидерство не является следствием одной только силы или характера. Здесь сказывалось что-то от гипнотизма. Некая загадочная сила влекла людей к Виктору, без слов доказывая его превосходство.
— Ты не спрашиваешь, зачем я заявился к тебе?
— Жду, когда ты сам об этом поведаешь.
— Видимо, придется, — он усмехнулся. Медлительно оглядел кухоньку и как-то незаметно взглядом переключился на меня. — А ты не очень изменился.
— Старался. Жил умеренно, дешевого вина не употреблял — и вот итог! — я изобразил улыбку.
— А не скучно было?
— Отчего же?.. И это бывало.
— Бывало… — Виктор рассеянно забарабанил пальцами по краю стола. — Сколько же нам лет-то уже? А, Серега? Держишь в уме или нет?
Не отвечая, я поднялся и отнес тарелку с ложкой к раковине. Надо же!.. Тип, с которым я не виделся без малого десятилетие, умудрился взвинтить однокашника в несколько минут. Пустив горячую воду, я обернулся.
— Слушай, господин прохожий, ты ведь проходил мимо? Так какого черта заглянул сюда?
Виктор хмыкнул.
— Ты не поверишь, но я и сам представляю сие довольно смутно, — потянувшись, он ухватил меня за кисть и силой заставил опуститься на табурет. — Не ерепенься, Серега. Разговор у нас впереди еще долгий. Успеем поругаться.
— Разговор? О чем?
— Ну, во-первых, о нас с тобой. Мы ведь давненько не виделись. Найдется, наверное, что порассказать друг другу.
— А во-вторых?
— А во-вторых, у меня есть на тебя кое-какие виды. Так мне по крайней мере кажется. — Виктор озабоченно потер лоб. — Видишь ли… Завтра в этой стране произойдет что-то вроде переворота. Бескровного и внезапного…
— Перевороты всегда внезапны.
— Может быть, но грядущий переворот будет самым внезапным из всех известных.
— Ты смеешься?
— Я даже не улыбаюсь. Дело в том, что искомый переворот совершат двое: ТЫ И Я…