До чего же погожий и по-теплому прекрасный день выдался на улице. Весна в этом году теплая до безобразия, и скороспелая. Ветерок пробежался пятерней по моим волосам, нежно прошептав на ушко: «Не грусти». А ласковое кошачье солнце мягким бархатом своей лучистой лапы зажмурило мне веки, не давая досужим прохожим взглянуть в глаза, полные печали.
Его больше нет. Моего учителя, наставника и просто человека, ставшего немного больше, чем друг, для меня, что в принципе и немудрено. Я не скажу, что успел полюбить его всей душой, этого старого ворчуна, но я уважал его, уважал и принимал, за что он в ответ давал мне так необходимые слова поддержки и наставления в трудные минуты жизни.
А что теперь? Теперь ниже Касприва, городка, подпадавшего под мою руку, там, где я начал возводить новый город, там, где были надежды не только мои, но и гномов на то, чтобы обрести свой дом. Там теперь сплошной, цельной и бескрайне прекрасной гладью ширился гигантский водный разлив, наводивший на мысли о пенном море.
Как? Что? Почему? Это мне еще предстоит выяснить, пока лишь известно, что старший от строительной артели вызвал Дако из-за какой-то непонятной возни, со стороны водных жителей у дамбы. Кто такие? Да есть тут… Русалы и русалки. Сам бы не поверил, если бы не видел своими глазами.
Впрочем, чему мне удивляться? Я и так окружен со всех сторон в этом мире вампирами, оборотнями, даже призраки нет-нет да и пробегутся по моей спальне, чуть ли не по голове топчась.
Как такое возможно? Не знаю, не буду гадать. В этом мире есть понятие Се'ньер, это когда душа одного человека занимает тело другого. В принципе мой случай, лишь с некоторыми нюансами, я невольно, по странному стечению обстоятельств оказался в теле совсем еще юного паренька, начиная практически с нуля свою новую и насыщенную не всегда радостными событиями жизнь.
Позвольте представиться, барон Ульрих фон Рингмар, ну или то, что от него осталось. Тяжело вздохнув, с грустью осмотрел свое инвалидное кресло. По моему наказу, с трудом и скрипя зубами, кресло с укутанным одеялами тельцем доставили чуть ли не на руках к внезапно образовавшемуся заливу, что похоронил в своих водах столько моих трудов и мечтаний. В один миг, в один не самый паскудный, по идее, из дней весны, когда солнышко греет и радует душу, глупый рок или бессовестная вертихвостка-судьба выворачивают все наизнанку, окрашивая этот мир в серые тона сжимающей стальными тисками нутро печали.
Мой друг и наставник, старый ворчливый маг, вечно отчитывающий меня за мои промахи… Он где-то там. На дне этой гигантской водной толщи, что погребла все мигом, в одночасье лишая меня чуть ли не всего, что я делал на протяжении всех этих лет, все, во что я вкладывал свою душу и финансы. Впрочем, черт с ней с этой стройкой, с этой работой и всеми теми деньгами, что теперь покоятся в виде стройматериалов на дне. Я готов в сто раз больше отдать, лишь бы вернуть старика.
— Старшего из артели — сюда! — Эмоции переполняли меня через край, злость волнами уступала место печали, чтобы вновь вернуться назад по новой.
Гарич, в сопровождении гвардейцев, вывел из толпы людей, с ужасом взирающих на некогда гигантский котлован моей стройки, низкорослого мужичка с черной кустистой бородой и кожаной жилеткой поверх голого торса.
— Кельмит из Десса, — представил его капитан, подтолкнув ко мне поближе. — Это он вызвал мага, он и видел, что случилось дальше.
— Говори. — В глазах помутнело, видимо, от того, что перенервничал, организм вновь стал пошаливать, болезнь упорно не покидала меня.
Запинаясь и то и дело с испугом поглядывая по сторонам, как бы ища поддержки у окружающих, он приступил к своему рассказу. Дело тут вышло совершенно непонятное. С его слов — русалки и раньше любили выплывать к дамбе, ну с тех пор как ее возвели, начав выбирать землю под портовую часть, что уже, в свою очередь, вплотную прилегала к речному руслу. А в этом году, с первым теплом, как они вновь появились в реке, совсем охамели. В открытую уже не боясь людей и охрану дамбы, взбираясь на ее пологие и покатые склоны деревянного настила. Вообще они трусливы, и по пальцам можно пересчитать людей, которых бы они подпустили к себе хотя бы на метр, а тут прямо чуть ли не по головам ползают. На зиму они полностью уходят из русла Быстрой, скрываясь в неизвестном направлении. Так что неожиданно раннее их появление в этом году, плюс чуть ли не штурмом взятые и облепленные их телами стены дамбы вызвали вполне обоснованную тревогу со стороны строителей, которые и забили тревогу, посылая весть в Лисий, где их встретил маг, неожиданно заинтересовавшийся этим вопросом.
— Господин маг, он, стало быть, как прибыл, сразу туда пошел. — Мужик ткнул толстым пальцем в виднеющиеся деревянные бока створки ворот посередине земляного вала. — А энти рыбалюды словно с ума посходили, что-то пищат по-своему, руками машут, некоторые даже кидались камнями в нашу сторону.
Я перевел взгляд на деревянный остов, вокруг которого ковром плавал различный деревянный мусор, в основном блоки от строительных лесов.
— Дальше что? — Виновников бедствия как назло видно не было.
— Ну значится, господин маг подошел к ним и начал о чем-то разговаривать. — Мужик задумчиво почесал затылок. — Я не слышал, что он там говорил, токма через какое-то время вылезла гарпида со своими сестрами да как пискнет пронзительно, мы аж на землю попадали, а у Малкуна, охранника с дамбы, что вон тамоча стоял ближе всех, так вообще из ушей кровь пошла! Силища в том крике была запредельная! Чес слово, никому нельзя было устоять, вот и господин маг упал, а они его схватили и в воду утянули.
— Там у ворот? — Я устало потер ладонями лицо, стало немного дурно.
— Ага. — Кивнул мужик. — Потом, значится, и кинулись всей толпой, ну и раскрыли дамбу, ох и жуть жуткая, скажу я вам! Водища как хлынет, как хлынет! Прямо с ревом и такая вся с пеной, и крутит все, и вертит, ломая все на своем пути! Хорошо наш народ еще с утра на работы не успел выйти, а гномы камень наверху отбирали годный для своих дел, иначе бы всех там погребло, эт точно. Никому бы не спастись.
М-да уж, дела. Я кивнул Гаричу и поджидающим гвардейцам, давая понять, чтобы катили меня назад к повозке, на которой уже вернули назад в замок. Смотреть тут ровным счетом было не на что, ну а информации вряд ли я получу больше, чем уже имею сейчас. Старик сам пошел туда, рядом не было никого, ну да думаю, даже если бы и были, то тоже бы уже оказались на дне этого залива.
— Будут приказания, ваше благородие? — Гарич вскочил на лошадь, направляя ее к моей повозке.
— Да. — Я жестом показал, чтобы накинули еще одно одеяло поверх колен. — Гонца в Речную, пусть высылают всех мужиков, способных стоять на ногах, выдели им повозки и лошадей, пусть грузят неводы и сети.
— Сети? — Гарич непроизвольно оглянулся на водную гладь.
— Да, капитан. В этом году придется пораньше промысел начинать, — невесело усмехнулся я. Совсем невесело. — Плюс к Кемгербальду гонца шли, у него вроде бы на побережье есть рыболовная артель, впрочем, я письмо напишу, пусть с гонцом передадут, сам все опишу да в ножки поклонюсь.
Мой лимузин о двух пегих коняшках неспешно потрусил по дороге, подпрыгивая на ухабах и неровностях, говорить пока больше не о чем было, да и более детальный план стоит составлять на холодную голову, а не грозя неведомым небесам кулаком и разбрызгивая злобно слюни. Ведь мне даже непонятно, что именно произошло? За что погиб мой учитель? Это спланированная диверсия или экспромт? Они не поняли друг друга или целенаправленно убили, отмахнувшись от старика, как от назойливой мухи? Не знаю, пока не знаю, но черт меня подери, узнаю, и кто-то обязательно за это поплатится. Жаль, я беспомощен как младенец, сейчас хотя бы Мак был, все же полегче. Ту же заводь пробить на момент присутствия нежданных вредителей, или как там сказал старший? Гарпида? Кто это вообще такая? Что это за зверушка, что смогла опытного мага с многолетним стажем уложить лицом в грязь, да причем играючи? Да, старик был не в форме, да, он сильно в последнее время хворал, но меж тем он маг! Причем маг высочайшего уровня, до которого мне еще расти и расти, невзирая на мои махинации с, увы, пока потерянным Маком.
— Улич, родненький, ты как? — Мы въехали через какое-то время в замок, где меня обступили мои домочадцы, выпуская вперед заботливую графиню Красс. — Мы только что узнали, это непередаваемая утрата для всех нас, если тебе что-то…
— Нет, спасибо, пока ничего не надо, — совершенно неподобающим образом прервал я ее словоизлияния, показывая гвардейцам, чтобы тащили меня незамедлительно в мои покои. — Гарич!
— Да, барон! — Он спешился, передавая поводья расторопным конюхам и подходя ко мне.
— Легион тоже поднимай, пусть их капитан с офицерами прибудет ко мне под вечер.
— Будет сделано, барон. — Кивнул он и, не дождавшись других указаний, ушел по делам.
Оставшись наедине с собой, уже у себя в покоях, тупо уставился в стенку, не в силах собраться с мыслями. Голова шла кругом, все так неправильно идет в последнее время, прямо как проклятие какое надо мной. Даже не верилось, что теперь эти стены не будут наполняться такой милой сердцу руганью старого пройдохи. Вроде как вернулся домой, а он неожиданно стал пустым и каким-то не родным, что ли, холодным.
— Что-то нужно? — В комнату совершенно незаметно и бесшумно проскользнула Тина. — Ты вообще как? Держишься?
— Чай. — Я вздохнул, подбирая расхлябанные чувства в кулак. — Писчие принадлежности и графиню сюда.
— Она-то тебе зачем? — Лицо исказила легкая гримаска недовольства. — Даже сейчас без баб никуда?
— Прекрати. — Я тяжело смерил ее взглядом. — Мне совершенно не до этих склок.
— Прости, все сделаю. — Она, потупившись, кивнула, легкой тенью выходя прочь.
Дрожащими от слабости руками с горем пополам докатил свое кресло и тушку к столу, разгребая кучи документов и отчетности. Не до них сейчас, пусть мои голубки-калькуляторы пока прервут свой медовый месяц, взвалив на себя дела мирские, барон пока в ближайшее время будет немножко занят, разгребая очередную порцию гуано, преподнесенную ему небесами. Покой нам только снится.
В комнату вновь вернулась вампиресса, заботливо внеся поднос с чайными принадлежностями и укутанный в полотенца заварник, пропуская за собой широкой души графинюшку, на некоторую ширину и объем, опять же некоторой части ее тела, даже в трудные минуты жизни можно было положить глаз. Вообще, как я подозреваю, туда много чего можно положить, голову, например, или руку, можно, наверно, и кирпич между… спрятать.
— Ты хотел меня видеть, мой мальчик? — Сердобольная, она тут же принялась ухаживать за мной, болезным, поправляя одеяла на коленях и помогая разлить терпкую горечь заварного разнотравья.
— Да, госпожа Красс. — Я невольно залюбовался ею. — Мне вновь, как и прежде, нужны от вас ваши широчайшие… кхм… познания в области этого мира.
— Да, мой хороший, все, что в моих силах, только спроси. — Она также налила себе кружечку, присаживаясь напротив.
— Расскажите мне, прошу вас, о навках и, в частности, о гарпидах. — Я отпил глоток, ощущая пряную свежесть и некоторый прилив сил.
— Улич, родненький. — Она внимательно смерила меня взглядом. — Это месть? При всем трагизме ситуации я не хотела бы пачкаться в этом.
— Пока не знаю. — Я покачал головой, немного злясь на нее за эти слова. — Слишком мало информации.
— Навки, как здесь на севере их называют, или мермеиды по-научному, абсолютно разумный и полноценный вид жизни. — Она отставила кружечку, начиная свою лекцию. — Многие из-за их пугливости и замкнутости утверждают обратное, некоторые вообще причисляют им всевозможные мифологические свойства, к примеру, те же пикты, считающие их душами утопленников. Но все это ерунда. Полноценные разумные, из-за своей природы и малочисленности, встречающиеся все реже и реже в наши дни. Сложно, опираясь на какие-либо труды, достоверно о чем-то утверждать, но, суммируя общие знания, могу кое-что прояснить.
Вскрытие тел отловленных для науки экземпляров показало, что они не немые, это просто мы не в состоянии уловить большую часть звуков, воспроизводимых их речевым аппаратом. Ну да, знакомо, вскрытие показало, что чукча умер от вскрытия. Сам речевой аппарат, легкие, вообще вся система насыщения крови кислородом, все это отличается от человека, а не как многие думали, что только «попочка» другая.
Не только, судя по всему, они хладнокровные, не в состоянии самостоятельно вырабатывать тепло, из-за чего собственно их часто и видят греющимися, как тюлени, на прибрежных камнях. Ну да утверждать не возьмусь, пока сам парочку экземпляров, для науки исключительно, не разложу на операционном столе. Слишком все расплывчато. Из наблюдений выходит, что они частенько мигрируют, как правило, с северных широт на юг и с наступлением тепла обратно, возвращаясь в покинутые водоемы.
Собственно, как и мы хомо, понимаешь ли, сапиенс, навки так же бьют себя плавниками в грудь, делясь на виды, подвиды и прочие заумные вещи. К примеру, наши, северные, имеют крупную серебристую чешую и разлапистый многоперьевой хвост-плавник вертикального типа. Этакие здоровенные караси, но как вы понимаете, есть и другие. Морской подвид, обитающий в южных широтах, имеет хвост, схожий с дельфиньим, также на югах в мангровых топях существуют навки с совершенно прямым хвостом, из-за чего их путают с угрями, или же иной раз называют ошибочно — змеелюди.
— И кто же из подвидов будет гарпидой? — Я в общих чертах набрасывал на листки поступающую информацию и ряд возникающих вопросов, чтобы порыться еще в библиотеке Дако. Насколько я помню, там было с десяток хорошеньких томов бестиариев, с подробным описанием различных животин, и прочих тварей, не только земных, но и околоземной орбиты.
— А вот гарпида это не подвид. — Она нравоучительно подняла пальчик, поправляя меня. — Гарпида это королева клана, так сказать, мать всего рода. Наподобие королевы в улье у пчел или у муравьев в их домике. Кстати, как правило, единственная во всем клане, кто способен воспроизводить человеческую речь, так как у нее очень развиты модуляторы голоса, причем так развиты, что иной раз глиняные кувшины лопаются от ее голоска.
— Серьезная дама, — хмыкнул я, невольно улыбаясь.
— Не то слово, — улыбнулась она в ответ. — Особенно если учесть, что эта дама никогда не передвигается одна, вокруг нее, как правило, еще с пяток молоденьких гарпид крутится, так сказать, обучение проходят, ну и заодно роль телохранителей исполняют.
— Ясненько. — Я жестом попросил долить чаю. — Что-то еще?
— Да. — Она встала, беря заварник. — Помимо смертельного голоса, у этих дам есть и еще одно не менее смертоносное оружие, о природе которого, увы, я вам ничего сказать не могу. Этакое невидимое пламя охватывает человека, он весь сотрясается как от конвульсий и потом падает замертво. Многие утверждают, что это магия.
— Судя по вашему тону, вы в это не верите? — Я благодарно кивнул, вновь принимая наполненную кружку чая.
— Мне образование не позволяет. — Она вновь опустилась в кресло. — Зная некоторые особенности быта разных оконечностей этого света, думаю, что скорей всего у гарпид та же способность, что и у океанических скатов, способных поражать подобным же невидимым ударом добытчиков жемчуга с южных островов Падажерра. По крайней мере, описания как полученных травм, так и ожогов идентичны.
Ну что ж, похоже, графиня права, загадочный невидимый огонь не что иное, как обычный удар электротоком, честно говоря, не силен в понимании, как твари земные получили подобный подарок небес, но вполне могу себе представить все последствия подобного контакта.
Как врач и человек любознательный, в свое время почитывал от скуки труды великих эскулапов прошлого. Был такой Клавдий Гален, то ли грек, то ли римлянин, не помню уже, в принципе для того времени дядька продвинутый, так вот он описывал лечение волшебным прикладыванием «судорожной рыбы» к телу больного. Особливо, говорят, помогало рабам, если раб внезапно сказывался немощным, болел и не мог более работать, то в целях «исцеления» его помещали в бочку с водой, где само собой плавала чудо какая рыбка. Это, по всей вероятности, давало больному дополнительную мотивацию к выздоровлению и возвращению в рабочий коллектив, ну или как-то так. Хотя тому ученому эскулапу надо отдать должное, судя по трудам, дошедшим до наших дней, лечили всех, кто не мог убежать, не только рабов. Много народу в те времена получили заряд бодрости и долголетия. Говорят даже, помогало. Но думаю, им всем крупно повезло, насколько мне известно, круче всего штырит не рыба, а угорь где-то в Южной Америке. Там сила тока вроде бы вообще заходит мгновенно за грань, после которой человека еще возможно откачать. Если ничего не путаю. Ну да бог с ними, вернемся к нашим баранам.
— Скажите, графиня. — Я отставил опустевшую кружечку. — Вы наверняка уже в курсе произошедшего, на ваш взгляд, что могло послужить причиной этого конфликта? Почему произошло то, что произошло? Я так и эдак прокручиваю ситуацию и не понимаю, мы ведь, по сути, не влезали в ареал их обитания. И на моей памяти нет случаев, чтобы кто-то из моих подданных в той или иной мере каким-то боком задел их. Мы, даже заводя невод, сначала оплываем берег, крича на все голоса им, чтобы, упаси бог, никто из них не запутался.
— Я думаю, это не наши, не наши постоянные жители Быстрой. — Она нахмурила брови. — То есть пришлые. Почему так решила? Слишком нахальны, наши навки пугливы, а эти с ходу на стены полезли, да и, недолго думая, гарпида вышла. Это необычно, как правило, королева не выходит к людям, подобные случаи по пальцам можно пересчитать, а тут еще и в бой ринулась.
— Значит, это новая семья решила захватить себе в пользование немного угодий? — Я устало растер лицо. — Выходит, что у нас пытаются отобрать реку?
— Ну почему отобрать? — Она наморщила носик. — Не стоит к этому так относиться, просто они совершили ошибку, вы не подумайте, я нисколько не умаляю глубину произошедшей трагедии, просто хочу донести до вас мысль, что, возможно, еще есть, пусть и минимальный, шанс договориться и как-то прояснить ситуацию, избежав ненужной крови. В конце концов, возможно, что даже наше нынешнее предположение тоже ошибочно.
— То, что они совершили ошибку, придя сюда, это точно. — Сердце вновь вздрогнуло от воспоминаний о старике. — Большую ошибку. Это я им покажу наглядным и вполне доходчивым способом. Я это обещаю.
Понятно, что я ни в тот день, ни на следующий, и даже через неделю, ничего не стал предпринимать. Это только в кино можно вскочить на коня и с шашкой наголо ринуться в атаку на врага. Хотя можно и в жизни, но кто же вас умным после этого назовет? Куда мне скакать? Уподобиться персидскому царю Ксерксу, что приказал своим палачам высечь море за разрушенный мост? Или выйти к берегу, и подобно былинному богатырю, сложив перста рупором, огласить ширь да гладь водную криком: «Выходи, чудище поганое, биться с тобой будем за Русь-матушку!» Ага, так и сделаю, поскрипывая колесиками инвалидного кресла.
Нет уж, зайду с другого края. Пока нужен план и информация. Мои люди, что днем, что ночью не покидая постов, наблюдали за некогда милой моему сердцу стройкой, а теперь совершенно не идущем к цвету моих панталон заливом. Ну да справедливость еще восторжествует. По крайней мере я так думаю, когда наблюдаю за разлегшимися и повылазившими на остатки моей дамбы навками, в блаженной неге отогревающими свои чешуйчатые бока под лучами весеннего солнца.
— Барон, их сорок и девять на этом берегу! — Прибежал первый из гонцов ко мне.
— Барон, мы насчитали уже семьдесят рыболюдей! — Следующий посланник.
— Барон, уже за сотню!
— Барон, их уже две сотни!
— Триста десять! — Наконец к концу следующей недели подвел я итог, выводя сумму на бумаге. — Гарич, что с Речной народ?
— Все в сборе, сорок человек. — Капитан задумчиво покачал головой. — Это даже не воины!
— Воины будете вы и легионеры, кстати, сколько их? — Я вновь стал выводить закорючки на бумаге.
— Сто пятьдесят легионеров, все с арбалетами, Семьдесят третий уверяет, что все пристреляны, народ зря кашу не ел. — При, казалось бы, явно конфликтном сопоставлении интересов, два капитана относились друг к другу с неподдельным уважением.
— Отлично, думаю, этого должно хватить. — Покивал я своим мыслям. — Что Олаф? Как скоро прибудут корабли?
— Они еще не поднялись до Когдейра, думаю, недели три еще, а там где-то неделя, может две, на спуск по течению к нам. — Гарич показал несколько точек на карте. — Гонец сказал, выделено три судна по тридцать человек на борту каждого.
— Да-да. — Я покивал, извлекая из кипы бумаг пришедшее письмо от барона Кемгербальда. — Говорит, всю артель рыболовную согнал, себе в убыток. Ну да, это мы с Энтеми еще обмозгуем.
— Тут это… барон… — Гарич как-то замялся, странно поглядев куда-то за двери моего кабинета.
— Что там случилось, капитан? — Я хмуро смерил его взглядом, мне только в нагрузку еще неприятностей не хватало.
— Новый защитник, ваше благородие. — Он опустил голову.
— Уже? — Признаться, для себя я уже давно проиграл этот вариант в голове, но чтобы так быстро, что-то я не ожидал подобного. Чуть больше двух недель, и из столицы уже пригнали нового дедка? Как-то не верится, судя по картам, до нее не меньше месяца пути, а уж если учесть, что весна успела изрядно расквасить дороги, то и того больше. — Кто таков? Видел уже?
— М-да уж… — Он вроде как виновато развел руками. — Вы бы сами посмотрели.
— Успеется. — Я отмахнулся. — Дел по горло, думаю, корабли ждать не будем, начнем послезавтра.
— Может, лучше дождаться? — Гарич с опаской посмотрел на меня.
— Может, и лучше, — кивнул я. — Но начнем послезавтра, и так из-за этих водунцов все мои планы по строительству отброшены минимум на год, если не больше.
Спорить он не стал, лишь удрученно покачал головой, выходя прочь и оставляя меня в моем кабинете, где я один на один со своими мыслями сидел безвылазно уже не один день.
— Может, поешь? — Тина беззвучной тенью выскользнула из-за плеча. — Ты так себя сам своими руками в могилу загонишь.
— Тащи. — Я отмахнулся, соглашаясь, так как знал, будет нудеть, невзирая ни на какие уговоры, угрозы, и даже умолять бесполезно, пока не поем.
— И спать, — тут же попыталась она закрепиться на выигранной территории.
— Ну, это уже все границы переходит! — попытался возмутиться я.
— А-то мыться пойдем. — Тут же плотоядно ухмыльнулась она. М-да, так уж вышло, что без посторонней помощи я даже если и заберусь в ванну, то, вполне возможно, там и останусь остывающим трупом утопленника. Чем, естественно, тут же воспользовалась она, заботливо и, по моему мнению, чересчур нежно обмывая мое болезное тельце.
Нет, я не ворчу и меня так уж явно не смутить, просто мамочка-вампир излишне докучает своей заботой. Особенно если брать во внимание ее несколько иной интерес в этой истории, в которой, увы и ах, мой интерес минимален.
В мгновение ока она организовала мне стол, где моему изысканному вкусу была предоставлена наваристая ушица и богатая краюха свежего хлеба. Милое дело, от аромата даже на секундочку голова закружилась, так пахнула свежей зеленью горячая юшечка в глиняном горшочке. Тэк-с. А на второе что у нас? Грибочки, тушенные с разной травой-муравой, да икорочка щучья. Эх, под такое бы помянуть старика… да нельзя, слаб еще. Мысли вновь стали мрачными и вернулись к реальности. Что же произошло? Неужели все так тупо и обыденно? До сих пор не верилось в то, что произошло с Дако. Он всегда мне внушал своим видом и внутренним стержнем веру в собственную неуязвимость и силу. Что, кстати сказать, он не раз и демонстрировал на деле, а не только на словах. Так что же произошло? Неужели старик и вправду так вымотался, латая меня с Хенгельман на пару, что в критический момент это сыграло такую печальную роль? Как-то не верится. Да, он был истощен, да, были дни, когда даже без посторонней помощи с постели встать не мог, но дело в том, что именно «были». Медленно, но верно он вновь набирал обороты, его характер просто не позволял ему валяться безвольной куклой. День-другой — и он вновь взялся за свои заботы, наводя порядки в пусть и не по документам, но фактически своем замке. Огонь, а не человек, это про меня можно сказать, что я умудрюсь опоздать даже на свои собственные похороны, а этот просто их не утвердит, перенеся на другое, более удобное ему время. Не было и дня, чтобы он, уже поднявшись, не приходил ко мне с нравоучениями, кремень, а не человек, вот кто он был. И вдруг вот так вот закончить свой путь, просто словно обычный, совершенно бессильный старик? Я не могу себе этого представить. Не могу и не хочу.
— Так бывает… — На плечо легла успокаивающе рука Тины, видимо, заметившей опять мое хмурое настроение.
— Так бывает с другими. — Я смахнул немного грубо ее руку. — Но не с ним!
— Кто-то идет. — Поджав губы в легкой обиде, она кивнула на дверь, исполняя теперь роль Мака в отслеживании гостей.
— Барон! Вы позволите? — После стука в комнату вошел долговязый черноволосый мужчина в длинной до пят мантии, видимо служившей ему атрибутом его статуса прошедшего обучения мага. — Позвольте представиться, сэр Арнольд Жеткич, новый защитник земель Рингмар.
На вид ему было под сорок, возможно даже меньше, внешность непритязательная, можно даже сказать, неряшливая. Наспех прилизанные волосы, не совсем аккуратно выбритый подбородок, да и сама мантия, видимо, была парадным его облачением, так как четко были видны невыглаженные складки от долгого пребывания в сложенном виде. Хотя взглядом не обделен. Глаза умные и внимательно-цепкие, можно даже сказать, с какой-то непонятной толикой то ли пренебрежения, то ли надменности. Двоякое мнение можно было сложить о нем по первому взгляду, можно было ошибиться, приняв его за простачка или не совсем далекого человека, но мое сердце кольнул этот взгляд. Цепкий, острый, с вызовом. Хороший, свежий и проницательный ум прячется где-то там в этой хламиде образа, именно образа растяпы. Как говорил один мой знакомый — с таким под раздевание в шахматы играть не стоит.
— Ну что ж, прошу, присаживайтесь. — Я указал на стоящее напротив меня кресло. — В не самое лучшее время и не по самому хорошему поводу судьба свела нас с вами, но надеюсь, это знакомство будет приятным для нас обоих.
Нормально меня понял, просто кивком отдавая должное моим словам, значит, не станет дурачка играть, принимает и меня как человека разумного.
— Понимаю, что, возможно, не к месту. — Он сел в кресло, пристально меня рассматривая. — Но хотел бы предложить вам посильную помощь в решении возникшего конфликта. Правда, сутью вопроса не владею в полном объеме, так, лишь слухи и немного расспросов.
— Суть не прибавить, не отнять. — Я вновь вернулся к своей трапезе, не особо заботясь о манерах. — Убит защитник.
— Убит? — Он вскинул бровь. — Я думал, что это несчастный случай.
— Нет. — Я задумчиво повертел в руках хлебную горбушку. — Есть свидетель. Его убила гарпида.
— Стоп. — Он вскинул ладони. — Это невозможно, слишком слабый противник, к тому же навки трусливы для подобных действий.
— Никаких стоп. — Я покачал головой. — Слабый или нет, противник сделал то, что сделал, а уж верю не верю, может или нет, меня совершенно не волнуют.
— Вы уверены? — По лицу проскользнула легкая тень улыбки. — Какая-то рыба убила аттестованного мага с многолетней практикой? А позвольте спросить, кто свидетель? Не господин ли кто-нибудь со стройки?
— И что? — Тень раздражения и смущения кольнула сердце.
— Я тут уже второй день. — Он закинул ногу на ногу, вроде как устраиваясь поудобней. — Немного прошелся по окрестности, немного поговорил с людьми, был и у места трагедии…
— Не тяните, сэр Арнольд. — Я отставил опустевшую мисочку, подвигая к себе грибы. — Я не в лучшей форме и не в лучшем присутствии духа, чтобы вести продолжительные беседы на отвлеченные темы.
— Ну что ж, предпочитаете все и сразу? — Опять едва уловимая улыбка коснулась его уст. — Пожалуйста. Я думаю, кто-то из артели устроил открытие ворот, чтобы скрыть следы либо своего воровства, либо же ненадлежащего исполнения заказа, а многоуважаемый сэр Дако просто попал не в то время и не в тот час.
— Щиты Десты. — Я сузил глаза. — Старик на одних стандартах бы вышел сухим из воды.
— Вот в этом проблема. — Он поднял палец, взглядом показывая на мое инвалидное кресло. — Насколько мне известно, он был изрядно ослаблен в последнее время. Причем настолько, что пару дней был не в состоянии даже ходить.
Тонкий намек на толстые обстоятельства? Это получается, я виноват в том, что ослабил энергетический резерв старика настолько, что это привело к его гибели?
— Прошу вас только без самобичевания. — Он подался вперед, наклоняясь ко мне. — Мне описывали вас как человека разумного и проницательного, несмотря на ваши годы. Впрочем, ваши дела вполне говорят за вас, не стоит извращать обстоятельства и превратности судьбы, примеряя груз ответственности на свои плечи. Просто все сложилось так, как сложилось. Некрасиво срослись глупые мгновения жизни, когда ваш учитель был не в лучшей форме, в ненужном месте в роковой час. Чья-то вина в этом определенно есть, но поверьте, далеко не ваша.
— … ..! — Миска с недоеденными грибами полетела в стену. Я устало закрыл ладонями лицо, не желая видеть в этот момент весь белый свет. Черт бы побрал все это! Неужели все банально до такого безобразия, что сюда даже мистики не нагнать с этими неизвестно откуда взявшимися навками, чуть ли не армией собравшихся на месте моей бывшей стройки. Надо же, как может повернуться ситуация! Я сорвал целую кучу людей с места, во все это, естественно, влил пусть и немного, но денег, но самое главное — даже не попытался всесторонне рассмотреть ситуацию. Все на голых словах, даже не пытаясь задействовать тот котелок, что ношу на плечах и на который напяливаю шапку. Как же неудобно теперь будет перед Олафом! Я сорвал ему весь весенний улов, что наверняка немаленький капитал для его земель! Да и перед своими людьми как я буду выглядеть?
— Прошу вас, соберитесь. — В его голосе и вправду послышалось сочувствие. — Все еще можно поправить, опять же, похоже, виноватые должны быть, и нам предстоит их найти.
— Это уж точно. — Я откинулся на спинку, поднимая глаза в потолок. — Кто-то точно поплатится за все это.
— Громкие слова. — Опять улыбка? — Я бы вам советовал немного успокоиться и собраться с мыслями. Вот, к примеру, что уже сделано и что еще необходимо сделать?
— Признаюсь, я шел исключительно по первоначальной гипотезе, основываясь на рассказах со стройки. — Я принялся перебирать свои записи на столе. — Думал выловить гарпиду да хорошенько ее расспросить.
— Рыбу? — Он вскинул бровь. — Вы бы еще деревья походили, порасспрашивали.
Он тут же вскинул примирительно руки, видя нахлынувшую на меня злость.
— Надо будет, у меня и камни заговорят! — Хмыкнул я, кивая его словам. — А за гипотезу о диверсии на стройке благодарю, обязательно проверю.
— И все? — В его голосе прозвучало разочарование. — Я бы на вашем месте забросил все эти глупости с навками и занялся реальными версиями произошедшего.
— Ну, как будете на моем месте, так сразу и начнете. — К концу беседы я немного утомился от его заумности. Мы еще какое-то время посидели, играя в гляделки, после чего он, кивнув на прощание, вышел, вновь оставляя меня одного.
— Как думаешь, он прав? — Из соседней комнаты вышла Тина, скрывавшаяся все это время там. — Признаться, его версия больше похожа на реальность нашего мира.
Я не ответил, вцепившись взглядом в тонкий, едва уловимый силуэт девушки-призрака, истаивающий в противоположном углу комнаты. Это Адель, странно, но ее вижу только я, причем не всегда, иногда лишь ощущаю неким невидимым присутствием, словно кто-то с интересом заглядывает вам через плечо, а вы боковым зрением на границе восприятия выхватываете его контур, и когда поворачиваетесь, не обнаруживаете рядом никого.
— Ты бы все же поспал. — Она убиралась в комнате, собирая чашечки и миски, а также поднимая с пола запущенные в стену недоеденные грибы. — Гарич с Семьдесят Третьим выставляют людей, Энтеми в Касприве проверяет дела и отчеты по артелям. Правильно или нет, но ты уже все подготовил, день на отдых у тебя есть, постарайся отдохнуть хоть немного, совсем ведь себя загонишь.
Я кивнул ее словам, и вправду ощущая неимоверную тяжесть усталости на плечах. Словно котенка, она подняла меня на руки, отнесла в спальню, где, заботливо укутав одеялами, осталась рядом, пока я не засну. Приятно, черт возьми, неимоверно приятно, когда есть кому позаботиться о тебе в трудную минуту жизни.
Наверно, я самодур и полный болван. Возможно, просто стресс и усталость, а может, юношеский максимализм передался мне вместе с телом. Но я не отменил операции по отлову навок. Возможно, не стану отрицать, где-то внутри мне было стыдно признать ошибку, а может так статься, я так до конца и не поверил вполне разумным словам Арнольда. Хотя Энтеми со своей женой и получили от меня наказ «пролопатить» и поднять всю имеющуюся отчетность по артелям, задействованным на стройке нижнего города.
— Ваш благородие? — Ну и жуткая же физиономия у этого Семьдесят Третьего. Он и раньше не отличался красотой, а теперь же, когда его лицо от и до пересекал жуткий шрам, полученный при военной кампании в Когдейре, так вообще страшно было стоять рядом с этой грудой и дикой мощью бугрящихся мышц. Особенно если вспомнить о том, что это бывший заключенный, приговоренный к смертной казни наверняка за лютые делишки и марьяжи в своем прошлом.
— Давай отмашку, родной. — Я зябко поежился от еще холодного утреннего ветерка, тянувшего с водной глади залива.
Приятно было посмотреть, мой легион действовал единым целым организмом, даже немного стыдно было за разброд в частях личной гвардии под командованием Гарича. Ну да капитан мужик деятельный, он даже, смущаясь и краснея, выпросил парочку сержантов из корпуса, чтобы, так сказать, подтянуть свои ряды по форме.
Взлетели сигнальные флажки, строй слаженно и дружно разворачивался в линию, на вышках семафорили вестовые, передавая поэтапно общие команды, и хоть общей репетиции не было, каждый знал свое место, и каждый сержант был проинструктирован согласно генеральному плану.
Сейчас легионеры были в легком доспехе и большей частью вооружены лишь арбалетами и длинным копьем под багор. Моя же гвардия была чуть в стороне под седлом. Небольшой сплоченный кулак конницы, но главными во всем этом, естественно, были не первые и не вторые, и даже не я, расположившийся на небольшом пригорке, с которого открывался прекрасный вид на всю заводь. А сорок косматых, косолапых и чумазых мужичков из деревеньки Речная, что под прикрытием солдат сейчас суетились у воды, растаскивая неводы. Вот кто сегодня правит бал.
Денек обещал быть «приятственным», редкие, рванные в клочья облака, высокое, хоть еще и холодное после ночи солнышко и легкое марево ускользающего тумана над водой — все свидетельствовало о скором приходе ласкового тепла дня. Народ суетился, наполняя утреннюю атмосферу скрипом, звоном и топотом ног.
— Обоз подошел, — доложилась Тина из-за плеча, давая мне знать о подъехавших телегах из Касприва, что подвезли громадные дубовые сбитые бочки, которые еще предстояло заполнить водой. Вампиресса не захотела покидать меня, хотя наверняка уже начала испытывать боль от ожогов из-за восходящего совершенно уже почти летнего жгучего солнышка.
— Может, все же в замок вернешься? — попытался я вновь отправить ее в подземелья Лисьего, где расквартировалось их разросшееся гнездо под предводительством своего папочки.
— Только вместе с тобой. — Она суетливо достала из кармана мазь на основе воска, намазывая ею незащищенные участки кожи, на которые падали прямые солнечные лучи. — А будешь надоедать, схвачу за шкирку и утащу к себе в берлогу, где покусаю за ушко.
— Ваш благородие, вестовые говорят, мужичье готово. — Семьдесят Третий кивнул в сторону берега, где толпились крестьяне с Речной, уже успевшие закончить свои приготовления.
— Давай быков, пусть выводят лодки. — Рядом с капитаном легионеров сразу же начал давать отмашки один из вестовых. — Да, и давай сигнал на штурм дамбы.
Так получалось, что на дамбе с того злополучного дня так никто и не побывал из-за опасения плавающих в том месте в избытке навок, впрочем, и добраться то до нее теперь можно было лишь на лодках, переплыв небольшой, метров в тридцать, поясок открытой воды.
Первые лодки по плану заняли легионеры, лишь за ними неспешно грузились рыбачки-крестьяне, разделившись на две группы. Те рыбаки, что оставались на берегу, готовили троса и канаты, подводя к берегу пяток здоровенных со спиленными рогами пятнистых быков-тягачей, которым и предстоит впоследствии вытягивать невод. Остальные погрузились в лодки, неспешно выводя сеть на открытую воду, сбрасывая усиленную тонкой проволокой нить на больших деревянных буйках-поплавках. Эту сеть я приказал усилить металлической основой проволоки, из-за чего и без того тяжелый невод огрузил борта своей лодки чуть ли не под перехлест воды через борта, благо ветерок легенький сегодня, волна практически минимальна, даже не волна, а так, рябь большая по воде.
Вообще, завести сеть нелегкое дело, особенно с учетом ее протяженности. Даже отсюда, с отдаления, мне было прекрасно видно, как тяжко народ ворочал петли, спуская все на воду и следя, чтобы не получилось «нахлеста» или буи не ушли под полотно плетения, сворачивая все в большой неблаговидный и совершенно бессмысленный в данной ситуации канат.
— Ваш благородие, гости! — отрапортовал Семьдесят Третий, который следил за семафором из флажков и первым получивший информацию о приближающихся к дамбе навках.
— С восточного берега идут, — продолжал он переводить взметающиеся и идущие по эстафете флажки. — Два десятка примерно засекли из тех, кого видно над водой. На дамбе, передают, пока пусто.
— Работаем, работаем, ребята. — Покивал я, показывая, что принял информацию. — На дамбе главное — закрепиться.
Закрепились. Лодки стукнули о деревянные настилы-щиты торчащих створок из воды, и первые легионеры по двое стали взбираться на ее крутые бока, занимая места на верхушке гребня. Всего порядка пятидесяти человек с арбалетами и пиками-баграми высадилось на остатках дамбы.
— Сеть растянули, — опередил я доклад капитана легионеров. — Так, что еще? Ничего не забыли?
— Да вроде по плану, ваш благородие, все гладко идет. — Пожал плечами бывший смертничек.
— Да уж что-то слишком все гладко. — Я поправил сползшее с колен одеяло, опережая нахмурившуюся вампиршу. — Ну что ж, значит, пока ждем.
Действительно, осталось только ждать, сеть примерно под двести метров длиной, полукольцом перечеркивала вдоль берега по-над дамбой своими поплавками почти треть всей заводи, теперь же под нее должна приплыть рыбка, да не простая и, увы, не золотая, а незваная, с которой придется спрос вести, что, почем и откель везете.
— Вошли, — констатировал Семьдесят Третий, прочитав команды, подаваемые флажками. — Плывут к дамбе, барон.
— Ждем. — Отрицательно покачал головой я ожидающему команды капитану. — Все равно уже не успеют уйти, так, может, еще кто в гости пожалует.
— Твою мать! — выругался легионер, опередив меня на доли секунд.
По мокрым и влажным деревянным щитам дамбы, скользя покатыми чешуйчатыми боками, заблестели серебром тела людей-рыб. Это было невозможно, такого раньше никто не видел, но навки кинулись на штурм легиона, испуганно и оторопело замерших вояк на верхотуре, остатков того, что не смогла поглотить водная стихия. Их было много, реально много, так, с ходу, возможно за сотню, единым порывом обрез воды вскипел пенной волной, выпуская эту немую мощь поблескивающих тел.
— Пли-и! — гаркнул Семьдесят Третий, рассекая рукой воздух. Впрочем, команды не понадобилось, легионеры сработали на ура, дружно среагировав, пусть и с небольшой задержкой. Даже здесь в отдалении было слышно, как пятьдесят арбалетов мощно и басовито расправили свои дуги, с глухим стуком ударяясь тетивой по ограничителям. — Молодцом!
Первая волна самых шустрых русалок падала навзничь, окрашивая дерево настила в пунцово-алый цвет своей крови.
— Невод! Пусть заводят невод! — вскричал я, чуть не выпав из кресла от избытка эмоций, поддерживаемый и придерживаемый Тиной.
Флажки замигали цветными полотнами, унося команду к берегу, где тут же суетливо ударили весла на лодках оторопевших от кровавого зрелища рыбаков и страхующих их легионеров. Их пока не коснулось, и слава богу! Такого натиска, признаться, никто не ожидал, да и мудрено ли? Пугливые и кроткие жители водных глубин, словно с ума посходили, кидаясь на солдат, с испугом отбивающихся баграми на пиках от этой голой чешуйчатой толпы непонятных и пугающих созданий.
Вообще, конечно, это было жутковато и страшно, причем даже не столько пугал дикий напор атакующих, сколько их нелепая и мучительная смерть. Они в немом крике открывали рты, страшно сотрясаясь голыми телами, в конвульсиях и вправду извиваясь, словно рыбы, выброшенные на берег. Я оторопело глядел на это избиение младенцев, впрочем, не давая команды прекратить все это бесчинство, так как прекрасно понимал, что если даже мы остановимся, то кто остановит навок?
Мы закрыли сетью большую часть пролива, успев замкнуть смертельную ловушку. Опасно заскрипели гигантские канаты в руку толщиной, взревели быки-тягачи от натуги и кнутов погонщиков, что подгоняли их по мощным, бугрящимся мышцами спинам. Копыта проскальзывали по земле, взрывая верхний дерн, но петля пошла на затяг, медленно, но уверенно собирая добычу из толщи водных глубин. На помощь быкам на дополнительных канатах повис мой народ, дружным и звонким «Хе!» оглашая окрестности.
— И раз!
— И два!
— И три!
Невод приходилось выкачивать, так как шел он на берег неимоверно тяжко. Бедные быки, в отличие от людей, ревели в голос из-за исполосованных кнутами шкур немилосердных погонщиков. А куда деваться? Без этой скотинки все можно бросать и уходить домой, так как дел больше не будет. А меж тем на дамбе сошлись врукопашную! Толпа навок тупо продавила своими телами пики легиона, протягивая к людям свои руки, яростно цепляясь за одежду и доспех солдат.
— Давай усиление! — Легион бодро орудовал «кутласами», отсекая руки противникам, но то одного, то другого, то третьего из моих людей стягивали в воду, откуда те уже не возвращались, их тупо топили, как слепых котят. — А это еще что за хрень?
— Мамой клянусь — раки! — Семьдесят Третий принялся очерчивать себя всевозможными охранными знаками. — Да огромные-то какие!
Это и вправду было что-то новенькое, на помощь голой толпе навок по окровавленным доскам дамбы прямо из воды, на штурм легионеров тяжко выбирались три здоровенные, немного заторможенные бронированные машины по полному образу и подобию речных раков. Темная зелень корпуса, громадные антенны-усы и жуть что за клешни! Каждая из этих тварей размером не уступала моим быкам!
— Деру-у-у! — заорал я, выводя из ступора капитана. Хотя такой команды в нашей армии и не предусмотрено, поняли мы друг друга замечательно.
Все свободные лодки ринулись к дамбе, чтобы успеть с этого насеста снять еще оставшихся пока в живых людей. Вот только легиону придется несладко от нашей помощи, чтобы спуститься к причаливающим лодчонкам, им придется опрокинуть толпу рыболюдей и проскочить мимо хотя бы одного из этих жутких монстров.
Не обошлось. Никак. Пусть подплывающие дружным залпом и покосили ряды навок, пусть легионеры и слаженно спускались к лодкам, но могучие клешни просто гигантской косой за один удар располовинили двух солдат за раз! Клац! Мы с капитаном даже с отдаления услышали этот жуткий звук и крики умирающих.
У кого-то на дамбе стали сдавать нервы, от чего они сделали наиглупейший и последний ход в своей жизни, а именно попрыгали в воду, в надежде самостоятельно доплыть до своих. Глупо и бессмысленно, входя в воду, они больше не появлялись на поверхности, уносимые навками ко дну. Русалки носились вокруг лодок, то и дело пытаясь ухватиться за борта руками, впрочем, дорого за это платя, так как народ рубился остервенело и зло, просто одичав от обилия пролитой сегодня крови. Хотя, к нашей беде, две лодки им все же удалось опрокинуть, а на одну даже взобраться. Ну а меж тем на берегу показалось полотно сети и на земную твердь потянулись, как мухи в паутине, опутанные тела первых пленников.
— Ваше благородие, первые рыбки! — Семьдесят Третий поправил любовно свой «кутлас» на боку. — Разрешите к обозу?
— Давай пакуй тварей. — Кивнул я ему, наблюдая, как он припустил к берегу, жестом увлекая за собой команду обоза, где были уже приготовлены бочонки под наш улов. Будем брать живьем. Не знаю, какими правдами и неправдами, но видит бог, я разговорю этих немых, пусть знают, что это моя земля, это моя река и это мои друзья, которых никому не позволено обижать!
Ну а меж тем нас окончательно вышвырнули с дамбы, грубо, мощно, хоть и умывшись при этом собственной кровью, но навскидку получалось, что из пяти десятков солдат назад на лодках успели эвакуировать чуть больше двух десятков, остальные же все пошли на дно залива и об их дальнейшей судьбе думать не приходилось. Жуткие ракообразные монстры замерли на настиле, торчащем из воды, провожая уплывающих своими глазками-антенками и шевеля на ветру длинными усами.
Все, вот теперь мы на берегу, теперь мы люди в своей стихии, где страшней человека природа еще не видела хищника. Народ остервенело, со злостью избивал палками запутавшихся в сети навок, зачастую, как я понял, приводя их в совершенно неспортивную форму, возможно, кого-то даже сгоряча и отправляя на тот свет. Ну да мне на это было откровенно плевать, злость нахлынула на меня, затуманивая разум.
— Жуть какая! — Вампирша передернула плечами. — Такой нелепой и страшной смерти я еще не видела в своей жизни!
Первые телеги с пойманными тронулись в путь, увозя оглушенных и избитых узников прочь от родной и любимой ими стихии. Народ разошелся не на шутку, особенно после того, как толпа русалок попыталась выбраться на берег, чтобы отбить своих собратьев. Неуклюжие на берегу, они становились легкими жертвами людей, рубящих их десятками и устилающих прибой серебристыми телами этих созданий. Но должное им все же стоит отдать, чуть в стороне и выше они смогли организовать небольшой отряд, также тупо ставший теснить моих вояк прочь от воды, правда не надолго. Тут сыграл свою роль отряд гвардейцев Гарича, что вбил их отряд нападения копытами лошадей в землю, опрокинув весь их натиск в считанные секунды.
Бултых!
Оп-па! А вот и с запозданием, но тронулись танки со стороны русалок, покатые бугристые панцири этих царь-раков скрылись в водной пучине, взметнув волну с дамбы.
— Отступление! — заорал я стоящему неподалеку вестовому. — Сигналь полное отступление, пусть бросают все и уходят!
Первыми дали деру мужички из Речной, они попрыгали в телеги обоза, удаляясь прочь от воды вместе с ними, тупо бросив сеть, часть из которой мы так и не успели окончательно вывести на берег. Легионеры же прикрывали их, выстроившись фалангой и шаг за шагом удаляясь от береговой линии, жадно следя острыми болтами арбалетов за покачивающейся волной.
Раз, встали, два, встали. Легион успел отойти примерно метров на сорок от воды, когда появились неспешным образом из воды речные гиганты. Причем не одни, я сразу понял, кто наконец-то пожаловал к нам в гости.
Действительно по-королевски, царственно и неспешно из воды выходила гарпида в окружении около десятка еще молодых, ну допустим, принцесс. Красивые, статные, на многих поблескивали, видимо, недешевые браслеты и ожерелья, кое-кто сжимал в руках нечто отдаленно напоминающее гарпуны, ну а сама виновница торжества неспешно выползала на берег, сверкая каменьями в диадеме, что венчала ее прелестную женскую головку.
Стоп.
А это еще что за зверь?
По левую руку от королевы шествовал не пойми кто. Человек по образу однозначно, две ноги, две руки, только вот не пойму, он что, весь в чешуе? У него что, вместо человеческой голова рыбы на плечах?
— Что за демон? — озвучила мою мысль вампирша.
Раз, встали, два, встали. Легион пятился, отступая, в то время как гарпида со своей компанией неспешно ползла им навстречу, в сопровождении своих речных танков по бокам.
Вжих!
Молодцы, не забывая отступать, легион выпустил под сотню арбалетных болтов, слаженно спустив натянутые дуги, а следом, недолго думая, добавив из задних рядов рой жалящих пилумов, взлетевших в небо. И это могло бы стать красивым, последним аккордом отступающей армии, если бы хоть одно из выпущенных жал достигло своей цели. Но, увы, этого не произошло. Вся эта оперенная и летящая к цели стальная смерть осыпалась мусором и шелухой соломенной в каких-то метрах от ползущих по берегу навок!
— Щит Десты! — оторопело прошептал я, успев засечь взглядом сотворенное в классическом исполнении, которое мне не раз показывал Дако, магическое заклинание. — У них маг!
Дальнейшие события развивались стремительно и, увы, весьма плачевно для моих людей. Кто бы мог ожидать подобной прыти от речных людей? Принцессы сорвались с места, передвигаясь зигзагообразно по земле на хвостах, и вправду в этот момент похожие на змей, за какие-то мгновения преодолевая расстояние, разделяющее их с моими легионерами. Никто даже удивиться не успел, как утреннюю прохладу наполнил тонкий звук, своей вибрацией и децибелами сотрясший все мое нутро, и это меня пробрало, заметьте, на отдалении! Навки запели! Ох, что это была за песнь! Люди хватались за головы, пытаясь закрыть уши, люди валились ничком, кто-то мотал головой, оглушенный и стоящий на четвереньках, а в это время гарпуны речных прелестниц окрасились кровью первых мои павших солдат. Кто-то здесь думал, что русалок избивали, как беззащитных младенцев? Нет, именно сейчас началась настоящая бойня, которую устроили хозяева речных глубин. У меня сдавило дыхание, а глаза заволокло брызнувшими слезами, ощущение было, словно мне в уши с каждой из сторон вколотили разом по здоровенному раскаленному гвоздю. Безвольной куклой, словно выброшенная на берег рыба, я хватал ртом воздух, обвиснув в своем кресле и не в силах пошевелить даже пальцем. Где-то в стороне тихонько подвывала вампирша, похоже, ее тонкому слуху досталось побольше моего. Скошенной набок головой с трудом смог разглядеть часть поля, где шло убийство моих людей, к принцессам гарпидам наконец-то доползли громадные тела бронированных машин смерти, чьи клешни защелкали, добавляя криков боли в и без того жуткий ор и вой умирающих людей, стоящий над заливом.
Я был оглушен, я был раздавлен и сломлен, мое тело стали сотрясать мучительные судороги, беспомощный и беззащитный, в конце концов, и я дождался своего часа.
— Тварь-с-с-с! — Тонкий голосок к оскорблению добавил удар тупым концом гарпуна. — Пади ниц пред королевой-с-с-с!
Меня как пушинку вынесло из кресла от такой подачи, от чего мое бессильное тело покатилось по земле, безвольно мотыляя во все стороны руками. Кто-то в конце полета ухватил меня за волосы, заставляя стонать от боли и отрывая мою голову от травы, направив взгляд на стоящую в каком-то шаге от меня навку.
Хороша, она и вправду была хороша. Идеальное лицо, просто дышащее красотой и каким-то внутренним превосходством. Величие снежной королевы, острые грани скул, четкий обвод бровей с хищно раздувающимися крыльями носа, а взгляд! Что за взгляд, прямо в сердце ножом! Сколько силы, какого-то спокойствия и уверенности в своем полном праве быть выше всех.
— Ты был бы мертв, червь. — Она отвела от меня свои глаза, с прищуром глядя куда-то мне за спину. — И ты умрешь. Но не сейчас, ты совершил ошибку, напав на моих подданных! Ты увез куда-то моих слуг!
Я закашлялся, ощущая, как вместе со слюной рот наполняет медный привкус крови, все, что хотелось, это умереть, чтобы прекратить ту боль, что сковала мое тело.
— Ты должен вернуть всех, кого забрал на берег и увез к себе в земли! — Она подползла еще ближе, так что я услышал звон ее многочисленных украшений. — Срок тебе неделя! В противном случае ни один человек больше не подойдет к реке или к более или менее большому ручейку, впадающему в нее! Запомни это, человечишка! Я убью всех и каждого, отныне здесь новая королева! Не смей противиться моей воле, не тебе, червю, со мной тягаться.
— Т-ы-ы… — Это было словно камень с кулак проглотить, так тяжело мне давались слова. — Т-ы-ы уби-ла мага?
— Это того, что ли, глупого старика? — Она звонко рассмеялась. — Так вы все тут сдохли из-за старого дурака, посмевшего не преклонить голову передо мной? Да вы еще глупее, чем он! Никто не смеет противиться воли Матери Камхельт Вер'Раско, я выше всех вас, я избрана родами восьми вод верховной королевой! И не твой маг, не ты сам и не весь твой жалкий людской род не в силах мне противостоять!
— Ты-ы уби-ла? — Взгляд расплывался от слез.
— Я! — Она вновь рассмеялась. — И лучше тебе поторапливаться, червяк, если не хочешь так же, как и он, кормить раков в темных глубинах!
Замечательно. Просто замечательно было упасть лицом в землю, после того как злая рука отпустила мои волосы. Вот и все, на душе даже как-то спокойней стало. Ну что, старина? Нашел я эту курву, что тебя навернула! Все, не нужно больше глупых размышлений, вот она милая головка, что поплатится за наше с тобой расставание, старый ты пройдоха.
— А это тебе, червяк, чтобы слова не забывались! — услышал я спокойный мужской голос рядом. Похоже, это подошло то самое непонятное существо, чьи ступни я теперь разглядывал. Ха, вовсе это не чешуя его покрывает, это искусно выполненная татуировка! Одна мысль испуганной птицей забилась в сознании, вот он, вот маг навок! Вот кто позволил тварям приблизиться к моим людям! — Смотри, червячок, смотри и помни слова Матери Камхельт!
Его рука перевернула меня на спину, и я успел выхватить взглядом искусно вырезанную маску на лице мужчины в форме рыбьей головы, с крупными линзами-имитаторами подводной маски ныряльщика, за которыми прятался взгляд человека.
А потом…
Потом я больше не в силах был ни на что смотреть, меня оставили в покое, неспешно и незаметно удаляясь прочь. Оставили один на один с каким-то испуганным и удивленным взглядом, навечно застывшим на отрубленной голове моей милой телохранительницы, моей милой наседке и не состоявшейся любви…
Тина.
Прости.
Прощай.
— Честно говоря, я удивлен и обескуражен. — Сэр Арнольд составлял мне компанию, исполняя также роль лекаря, вечерами ухаживая за моим измученным телом. — Все так жутко, дико и так похоже на сказку.
Уже почти первый месяц лета на исходе, и все баронство Рингмар находится чуть ли не на осадном положении, ведя боевые действия против речного народа. Мало того что я не отпустил пленных навок по требованию их королевы, так я еще часть из них велел изрубить в гневе на куски, раскидав тела вдоль берега реки.
— И тут даже дело не в той истории, что произошла между вами и навками. — Он сменил влажный компресс у меня на голове.
Королева словами не бросалась, народ и вправду ближе чем на сто метров не мог подойти к реке, причем доставалось не только жителям баронства, непонятно пока как, но навки умудрились потопить четыре судна на подходе Быстрой к Касприву с юга, чем перекрыли мне торговлю по воде с соседями.
— Это старинная легенда, хочу я вам сказать, господин барон. — Повозившись с настоями, он подал мне ряд рюмочек с лекарственными настоями.
Гибли виновные и невиновные. Навки хватали и утягивали под воду не только взрослых мужиков, беда в том, что пропадали дети, которым милое дело летом сбегать искупаться на реку. Женщины под конвоем в спешке спускались к воде, чтобы набрать хотя бы ведро простирнуть вещи, солдаты были поделены на отряды по пятьдесят человек, круглосуточно патрулируя наиболее людные участки от деревни Дальняя до самого Касприва, часть кварталов которого, из тех, что примыкали к воде, полностью обезлюдели.
— Признаюсь, никогда в нее не верил, но как человек, родившийся у моря в более мягких и южных широтах, не раз слышал о ней. — Закончив суету, он, тяжело вздохнув, как всегда присаживался рядом.
Но я знал, что я побеждаю. Да, банально два плюс два будет четыре, пусть навки неуловимы в своей стихии, пусть они умны, способны, как показала практика, хорошенечко наподдать роду человеческому под зад. Но все это лишь отсрочит их конец. Почему? Потому что их мало, а нас больше, чем муравьев в муравейнике. Без магии и больших хитростей конный отряд на большой скорости проходит близ любого широкого плеса, обстреливая из арбалетов нежившихся на солнышке тварей и совершенно не дожидаясь подхода тяжелой гвардии противника, уходит вновь в глубь земли.
— Даже не знаю, что в ней верно, а что нет. За свою жизнь я больше десятка интерпретаций слышал про эту парочку. — Закинув ногу на ногу, он, задумчиво запрокинув голову, рассматривал потолок.
Кончилась весна, а за ней непременно кончится лето, ну а с теплом и эти твари отойдут либо южней, либо ринутся в болота, что краем выхватывают богатый кусок от моих земель. Почему в болота? Не замерзают они, то ли большое скопление сероводорода в воде, то ли где-то в глубине есть горячие источники. Старожилы охотники с тех мест все как заведенные твердят, что раньше местные навки туда уходили зимовать. Впрочем, мне пока до этого нет дела, по зиме откачаю воду с залива да сделаю земляной укрепленный вал, чтобы этим тварям весной мало не показалось. Да, кстати, рак-гиганта одного легионеры смогли убить, ну да на то мы и люди — венец творения природы. Вырыли ночью большую волчью яму, все по уму, с заостренными кольями на дне, а поутру пошли навок пострелять, дождавшись появления речного колосса, которого и заманили на его погибель. Говорят, тварь упорно не желала издыхать, продолжая злобно щелкать клешнями, даже когда его облили маслом и подожгли.
— Вот скажите, барон, вы верите в любовь? — Он постучал пальцами по спинке кресла. — А меж тем все именно на ней в этой истории и завязано.
Любовь, едрена кочерыжка! Вон Тина, та тоже любила… Любила… Господи, до чего же паршиво на душе и тоскливо. Как же так вышло-то, эх… Теряю день за днем своих друзей, теряю себя, истончаясь на глазах, даже не знаю почему до сих пор жив, я сейчас не то что в кресле передвигаться, самостоятельно нос почесать не могу. А вокруг лишь тоска смертная, как? Как прикажете, мне было объяснить уезжающей графине с баронессой, что это не я чудовище, которое истребляет из тупой жажды мести все живое вокруг себя? Да Шель де Красс и красавица Лесса покинули меня в трудную минуту. Им, видите ли, противно и мерзко смотреть на то чудовищное действие, что я затеял вокруг своей жажды мести. Кровь и смерть, вот что, с их слов, после зимней истории наполняет мою душу через край, выплескиваясь своей чернотой на окружающих.
— А меж тем, что забавно, — продолжал Арнольд, — в каждой рыбацкой деревеньке на морском побережье есть свидетели, с охотой могущие показать именно ту скалу, где повстречались два любящих сердца.
Не знаю, как насчет черноты, но уныние охватило замок, это точно. С отбытием преподавателей, естественно, отправилась домой рыжая банда девочек Кемгербальда, здесь им больше нечего было делать. Моя маленькая Ви осталась на попечении Деметры и Германа, и то, думаю, лишь потому, что тем возвращаться было некуда. Нет больше старика, нет Шель, уехала горячая южанка Лесса, рыжульки, промокнув слезы, поехали обратно в объятия любящего отца. Даже Гарич перевез своих женщин из замка в город. Мой дом буквально пустел на глазах, я вновь оставался наедине с собой в этой жизни, что не надолго, казалось бы, преподнесла мне такой сладкий подарок, как любовь близких.
Цените.
Нет, правда, цените сладкие и такие короткие минуты счастья, когда вы хоть кому-то нужны под этим сраным небом. Пардон, занесло. Видать, и вправду озлобливаюсь, вон докатился, что чуть ли не единственным моим непременным посетителем является призрак давно умершей девушки, что с завидным постоянством маячит посредине моей опустевшей опочивальни.
— Да, история банальна. На далеком, омываемом морским прибоем побережье жил себе не тужил один юноша. — Он задумчиво окинул меня взглядом.
Вообще наверно, красивая история получается, почти по Гансу, понимаешь ли, нашему Христиану Андерсену. Только наоборот. Как наоборот? Да вот так, в этой истории не русалочка влюбилась в принца, а бедный сын рыбака влюбился в русалочку, да не в простую, а тогда еще молодую и не оперившуюся принцессу Камхельт. Впрочем, молодую да раннюю, так уж вышло, что не в пример нашим северным просторам, на юге два народа, люди и навки, живут куда дружней, и общение между ними происходит куда более тесное.
Камхельт была старшей дочерью властвующей королевы, красива, перспективна для своего народа, ну и возможно, куда более сумасбродна по причине своего еще юного возраста. Ну и естественно, большой плюс был в том, что из-за особенностей своего организма она могла вполне свободно изъясняться на человеческом языке, что способствовало тесному общению двух молодых людей.
Да, молодость такая штука, когда не думаешь о границах, условностях и даже о таких вещах, как рыбий хвост у твоей подруги. Но на радость молодым, об этом думали их родители, причем если над пареньком просто подшучивали и крутили пальцем у виска, то мадам королева, маман нашей Камхельт, пошла куда дальше, в силу не только возраста, но, насколько я понимаю, и положения, которое, как правило, обязывает.
Вот и юную принцессу обязали прекратить безобразия, ну или что там надо? Строго так, обязали, прямо гарпуном в брюхо, чтобы, так сказать, четко наметить будущую линию поведения для подрастающей молодежи. Дикие люди, то есть рыбы, ну или кто они там по гороскопу? В общем, не померла наша принцесса, выжила благодаря заботам влюбленного юноши. Самостоятельно вытянул свою возлюбленную, с того света вытянул. Выходил, выкормил, плечи расправил, становясь грудями на защиту любимой, рыбки своей золотой. Как там, что там, история умалчивает, можно лишь строить предположения о мыканьях по свету двух этих сердец, наверняка пришлось хлебнуть горя. Ну да через тернии, как говорится, к звездам. Паренек прошел инициализацию в маги, вполне добропорядочно пройдя с успехом весь путь обучения, о чем свидетельствуют со слов Жеткича документы тех лет, а далее и положенный срок службы короне, причем, как вы поняли, рука об руку со своей русалкой, из-за чего они и стали легендой во плоти, которая пролетела красивой сказкой, от края и до края всей известной оконечности этого мира.
Все изменилось, теперь он уже не просто сын рыбака, теперь он сила, причем та сила, что привела в конечном итоге Камхельт к ее престолу. Долго ли, коротко, но вернулись они кривыми дорожками к морю, где начинали свой путь, и вернули гарпун в пузо маме, естественно, проконтролировав, чтобы мамочка королева не оклемалась, заняв, как и положено, ее место на троне.
Правда, Камхельт уже к тому времени этого показалось мало, суть да дело, благодаря своему возлюбленному, уже не принцесса, а новая королева покорила все кланы своего народа, становясь Матерью подводного мира.
— И жили они долго и счастливо и умерли в один день, — подвел я итог под рассказом Жеткича.
— Ну. — Он улыбнулся. — По крайней мере так считалось раньше, до тех пор пока один юный барон не встретил Мать Вер'Раско, утверждая, что к нему в гости постучалась старинная легенда.
— Вы по-прежнему не верите мне? — Я попробовал гневно пошевелить бровями.
— Ну отчего же? Верю, что какая-то навка могла выдать себя за кого-то большего, чем является на самом деле. — Он поправил компресс, который сполз мне на глаза от моих шевелений. — Но вот в том, что это действительно Вер'Раско, сомневаюсь, ну хоть режьте меня на куски.
— А человек? — Бровями больше решил не шалить. — Причем маг! Если бы вы там были, вы бы тоже это видели, классическое построение щита леди Десты!
— Увы. — Он печально развел руками. — К моему стыду, я не присутствовал, посчитав вашу затею блажью, за что корю себя. И опять же немного странно, не находите, что кроме вас никто там не видел человека?
— Я что, по-вашему, выдумываю? — Мог бы — запустил чем-нибудь в этого улыбаку.
— Но, барон, факты! — примирительным тоном продолжил он. — Помимо вас целая куча народа избежала гибели, и все как один говорят, что кроме рыболюдей, никого там больше не было!
— Был! — В глазах помутнело от накатываемой ярости. — Еще как был! Я его как вас сейчас видел, никакой он не навка, самый что ни на есть человек! Это других можно было обмануть татуированной вязью по телу в виде чешуи и глупой маской на лице, но не меня!
— Успокойтесь, барон, вам нельзя нервничать. — Он покачал головой. — Пусть даже был, вам-то что?
— Он убил Тину! — прошипел я, стиснув зубы.
— Кстати, о вашей телохранительнице. — Голос наполнился холодом. — Вы, надеюсь, отдаете себе отчет в том, что пособничество вампирам карается по закону смертной казнью? Или будете утверждать, что все это время были не в курсе этой странной особенности вашей приближенной?
— Знать не знал и слыхом не слыхивал, — отмахнулся я от него. — Это вот как раз у меня сотня свидетелей, что она была человеком, против вашего слова, что она была вампиром.
— Я осмотрел тело и в своем решении уверен. — Поджал он губы.
— А я осмотрел ту жабу и в своем решении тоже уверен. — Невесело вернул я ему улыбку. — И с навками уверен, и с магом, что сопровождал их.
— Вы бы не игрались с законом, барон. — Он устало потер лицо ладонями. — Это к добру не приведет, мой вам совет, если этот телохранитель не единичный экземпляр, срочно избавляйтесь от подобных друзей.
— Друзей много не бывает, — хмыкнул я.
— Ладно, это, я смотрю, дело темное и не моего ума. Вы мне лучше другое скажите, что дальше делать будете? Неужто так и пойдете дальше, в этой вялотекущей войне можно увязнуть не на одно десятилетие?
— Думаю, надо искать гада, — выплюнул я слова.
— Этого вашего таинственного ряженого мага? — как-то подобрался он.
— Его родимого, — согласился я. — Не думаю, что он физически может постоянно находиться рядом со своей возлюбленной рыбкой, или кто она там ему приходится. Здесь он родимый, где-то здесь среди нас простых смертных отирается, тихий, незаметный, но внимательный и предупредительный. Иначе и быть не может, уж слишком явно происходят провалы некоторых наших карательных операций, тут к гадалке ходить не нужно, где-то рядом паскудник.
— Сомнительно это все как-то. — Покачал он головой. — Опять же, даже если все вдруг срастется, вы мне предлагаете с ним вступить в схватку? Даже в своем лучшем состоянии вы навряд ли сможете что-то ему противопоставить. Понимаете ли, я хоть и уважительно отношусь к вам, но эта месть не относится ко мне.
— Это не месть. — Нахмурился я. — Это полноценный захват моих территорий!
— Ну не знаю, отпустили бы вы тех навок, не махали бы неводом в мутной воде, глядишь, и жили бы душа в душу дальше. — Он пожал плечами. — Даже сейчас думаю, прекрати вы свое кровавое преследование — и уже через пару месяцев все вновь наладится и обойдется миром.
— Ничего уже не обойдется! — Я сам вздрогнул от неожиданно громкого крика, который смог исторгнуть из себя.
— Ох-х-х, — он тяжело вздохнул, поднимаясь с кресла. — Какой же вы упрямый, сударь. Не к добру это, ох не к добру.
Дверь за ним затворилась, оставляя меня в гордом одиночестве. М-да уж, дела. Ну да чего еще я ожидал? Это не боевитый Дако, этот просчитал меня, сразу увильнув от драки в кусты, а меж тем здравое зерно в его словах есть, а именно что делать, когда найдем на свою голову вражеского мага? Вполне может статься так, что горько заплачем от своей находки, и так хорошо, что не лезет явно в разборки между простыми смертными. Что же мне делать? Сам я практически ноль без палочки, без своего Мака все, что могу, это немного подправлять свои жизненные потоки, спасибо бабулечке-некроманту, подлатывая потихонечку истощенный организм, да видеть и читать чужие узоры и плетения. Даже достопамятной монетки мне не поднять без того, чтобы я не потерял сознание от перенапряжения. Здесь я вынужден расписаться в своем бессилии, мне нужна помощь и конкретного специалиста, причем, насколько я могу судить, бабуля здесь не пройдет, ведь что такое ее искусство? Заставлять двигаться уже не живые предметы, а это, по сути, остановит классика защиты от Десты. Впрочем, могу и ошибиться, помимо умертвий есть еще и тонкие некротические материи, наподобие тех же призраков, но опять же сама бабуля вне закона, хоть и находится формально под тенью крыла сильных мира сего. Стоит ли выводить старушечку на боевую арену? Не уверен, хоть думаю, она не просто не откажет, но и с удовольствием надерет зад виновным в смерти старика, который был ей, пожалуй, даже ближе, чем мне.
А что же остается? Даже не знаю. Хотя — стоп. Есть же у меня, пусть и не в приятелях, но в знакомцах наемник-стихийник, господин Герхард Доу. Мужчинка колоритный и наверняка по довольно существенной, скорей всего, цене. Но думаю, на денежку я не поскуплюсь, вся загвоздка в его согласии, одно дело быть телохранителем при разборках местечковых князьков и совсем другое, когда тебе будет противостоять равный по силам оппонент. Так что же делать? Писать письма это ясно, одно Доу, а второе бабуле, чтобы не обиделась часом, да и подсказать всегда смогла, куда бежать, если уж совсем откровенно жареным запахнет. Решено — завтра же с утра отправлю двух гонцов.
— Рассказывай! — Дверь чуть ли не с петель слетела, когда в этот поздний час в комнату ворвалась маленькая старушенция с пылающим гневом взглядом.
Ну, что же тут сказать? Одним гонцом меньше.
— Здравствуй, бабушка Милана. — Все, что я смог, это склонить немного голову набок. — А я вот как раз о вас думал.
— Плохо думал, раз я спустя полтора месяца узнаю о Дако! — Гнев гневом, а опытные руки медика и дипломированного целителя уже запорхали над моей поверженной недугом тушкой, ловко и филигранно накрывая меня диагностической сетью заклинания, выявляющего общие повреждения организма. — Боги и демоны, мальчик, ты вообще еще почему живой?
— Из вредности и душевной пакостности. — Улыбнулся я, действительно обрадованный приездом бабули. — Иначе и объяснить невозможно.
— Ага-ага. Тэк-с. Понятненько. — Она свернула заклинание, запуская в ход другие контуры, тут же вошедшие в контакт с моим организмом, призванные стабилизировать основные жизненные процессы. — Ну, ничего так, вижу, мои уроки на пользу пошли, ковыряешься в себе потихонечку, кое-что даже подлатать успел. А кто тут накрутил тебе эту здоровенную дулю?
Она низко склонилась к моей груди, чуть ли не принюхиваясь, я прикрыл веки, погружаясь в иное зрение, тут же получая цветную картину энергетических потоков и направляя свой взор в указанном Хенгельман направлении. М-да уж. Сэр Арнольд постарался на славу, делясь со мной своей энергией, которую он малыми толиками вкачивал в меня. Такими малыми, что в моей груди скопился пульсирующий кокон, что-то вроде назревающего гнойника, только наполненного пунцово-красной энергией.
— Мальчик мой, если в эту бяку ткнуть пальцем, она прожжет у тебя в груди здоровенную такую дырочку! — Хенгельман плетение за плетением опутывала энергетический сгусток. — Думаю, не меньше будет, чем у тебя в потолке, когда ты баловался линзами.
— Не пойму, я вроде бы постоянно разгонял энергопотоки по ауре, все было нормально! — Испугался я капитально.
— А сегодня? — Она с прищуром смерила меня взглядом. — Сегодня в тебя вливали энергию?
— Хм. Наверно. — Я неуверенно поковырялся в памяти, возможно, Арнольд вливал, пока я слушал его вполуха да ковырялся в себе?
— Балбес, — констатировала она, добавив хороший щелбан по лбу, от которого у меня зеленые круги поплыли перед глазами. — Ладно, я пока в тебе кое-что подправлю, а ты рассказывай, что произошло и что дальше делать думаешь.
Пришлось умолять чуть ли не со слезами на глазах, чтобы бабуля позволила мне посмотреть на настоящее искусство дьесальфов, или темных эльфов, а именно на магию некроманта.
— Трупы есть? — как-то под вечер пришла она меня проведать.
— Если нужно — будут. — Хмыкнул я тогда.
— Я серьезно. — Она уселась рядышком, не глядя на меня. — Это запрещено, и меня сожгут на костре за это, если узнают, но за смерть Валентина я не могу не отплатить.
— Валентина?! — Я аж поперхнулся словами. — Дако звали Валентин?
— Да. — Она улыбнулась, погружаясь куда-то в свои мысли и воспоминания, открывая тихим голосом мне свою душу, свою жизнь и маленькую историю для двоих, случайным прохожим коснувшуюся моих ушей.
Он всегда был серьезным человеком. Многие примеряют к себе это слово по жизни, одевая костюмы-«тройки» и классический галстук в два пальца, а не как сейчас модно в форме собачьего уха, пытаясь с умным видом носить очки и органайзеры с дорогими ручками в комплекте, но есть единицы, для которых это мишура и тлен, не более. Люди, действительно знающие цену своему слову и тем более делу. Да, увы, зачастую, да что там говорить, как правило, человечество не следит за тем, что говорит и делает, лишь после хватаясь за голову, виновато поводя плечами, мол, извините, уж так вышло.
Валентин Дако всегда был серьезным человеком, на чье слово и чье плечо было честью опереться в трудную минуту. Как я и предполагал, он не имел от рождения титула, родился неподалеку от столицы в семье дворецкого и кухарки, хотя и получил в свое время неплохое образование. Тут вообще и смех, и грех с этим его образованием, видите ли, у некоторых знатных родов было в практике правило, запрещающее наказание для нерадивых детишек, а для наглядности использовали детей слуг. Ну, то есть молодой графчик сидит на уроке математики и козюльки из носа достает, а ремня по заднице за это получает сынишка слуги. Вот так и Валентин Дако в свое время учился грамоте, присутствуя на уроках своих господ, ну и подставляя свои нижние полушария за их шкоды и проделки. В общем, я даже вздрогнул, представив себе эту картину. Но что самое главное и поразительное, мальчик ведь выучился! Вы представьте себе, он просто стоял в уголочке, не имея ни листочка бумаги, ни права даже рот открыть, чтобы переспросить о чем-то учителя, он просто получал по заднице, стоя незаметной тенью и год за годом постигая азы наук.
Нет слов, одни эмоции. Юный Валентин, мало того что получил образование научное, так и еще неплохо поднаторел в светском деле, наблюдая из-за спины отца дворецкого за тем, что и какой вилочкой должно есть, кого и в каком порядке нужно представить и многие другие нюансы из жизни аристократии. Со слов Хенгельман, он еще и танцевал как бог, явно не чета мне, топтуну бальных залов и дамских ног.
Да уж, из таких людей гвозди бы делать, дома веками бы стояли. В тринадцать, слышите? Тринадцать лет, без единого гроша за душой, в штанах с дырками на коленях он прибыл в столицу, ища лучшей доли, ну а формально сбежав из дома, чем, насколько я понял, нарушил запрет на свободное перемещение дворовых или, кто они там по-правильному, слуг. Насколько я помню, это ему могло вылиться в травлю псами на заднем дворе, если бы поймали, ну или забили бы конюхи вожжами до смерти, это уже на усмотрение хозяина.
Правда, миновало, как я понял, его даже не спохватились, слугой меньше, слугой больше, в конце концов, кто их считает? В общем, прибыл он в столицу, где после долгих мыканий и различных подработок попал подмастерьем к целителю державшему небольшую лавку в городе. Так уж получилось, что при всем своем капитале за пареньком в наличии был большой багаж порядочности. Он не стал очередным попрошайкой или мелким воришкой, что сотнями кружили по запутанным улочкам города, не имел привычки брать чужого, предпочитая иметь за душой что-то свое, посему, а также благодаря хорошему воспитанию и образованию, его смело приютил в своем доме Отто Хенгельман, папа сами понимаете кого.
Господин Хенгельман, хоть и имел диплом мага короны, был человеком небогатым. Один дом в два этажа, первый из которых и занимала его лавка знахаря, где он продавал ряд снадобий и иногда практиковал как врач, принимая не очень сложных пациентов. Один маленький коник с повозкой, кухарка и старый слуга, который занимался маленьким садом, разбитым на заднем дворе. В принципе все. Уже в годах, вдовец, единственным сокровищем которого были две маленькие дочки Мила и Апри, ну и теперь любознательный и сообразительный парнишка, которому он потихоньку стал передавать свое нехитрое ремесло.
Нет, не подумайте, не было там ТОЙ любви. Валентин стал для девочек, которые были младше его на пару лет, старшим братом, которого у них никогда не было. Умный, статный, воспитанный и такой заботливый и добрый. Тут надо сказать, наверно, что не в пример своим нареченным сестричкам. Бабуля с сестрицей в молодости, что называется, «отжигали» по полной, доводя отца до седых волос и сердечных приступов, и хорошо, нет, даже не так, просто замечательно, что в моменты запойной юности рядом с этими бесовками был такой брат. Сколько он их вытаскивал в пьяном угаре из различных «бардаков» домой, сколько выручал в темных подворотнях, куда непослушные совали нос, этого уже, наверно, не сосчитать и не припомнить. С малых лет он встал надежным каменным плечом, скалой от всех ветров и ненастий, защитой взбалмошным девчонкам от тех бед, виновницами которых они сами и были по большей части.
Но время шло, после инициаций, которые провел для всех троих Отто Хенгельман, и после веселой студенческой жизни в магической академии, жизнь раскидала их по разным сторонам, кого куда. И так уж вышло, что сэр Дако по-прежнему оставался единственной палочкой-выручалочкой для двух сестричек, о характере которых даже догадываться не приходится. Видимо, так уж на роду им было написано, но окольными путями и Мила и Апри подпали под влияние и таинственность запретного искусства темных эльфов, что в конце концов и развело их окончательно, так как сколько Дако ни воевал с девочками, но пути назад уже не было. И если Миле еще как-то повезло войти под негласную защиту короны, приберегающую ее, так сказать, на черный день, закрывая глаза на некоторые шалости, то Апри суда не удалось избежать. Ее сожгли на костре, долго травили, долго охотились и гоняли по свету, но, как понимаете, сделали свое дело. Орден бестиаров не зря ел свой хлеб, да и Дако тоже. Да, это было, возможно, несправедливо, да, это было, наверно, чудовищно больно, но именно Дако стал тем палачом, во главе отряда бестиаров, которые и подписали смертный приговор беглянке. Так решила корона. Ты, Валентин, лучше всех знаешь темную, тебе и ловить ее.
— М-да уж. — Бабуля сидела рядышком, обхватив плечи руками. — Ему было жутко больно и стыдно после этого смотреть мне в глаза, ну да и я хороша, дура дурой, наговорила тогда ему глупостей. Он столько раз предупреждал нас, столько раз выручал и прикрывал, но, увы… мы доигрались, мы подставились сами и подвели его по полной.
Повисшую паузу я не решился нарушить своими словами, да и сказать мне было нечего по сути.
— Уже потом, с опытом, с возрастом, с запоздалым приходом хоть каких-то мозгов в голову, я пришла к нему, чтобы попросить прощения. — Она улыбнулась, проведя рукой мне по волосам. — Я даже рта не успела открыть, чтобы придумать хоть какие-то слова, как он просто заключил меня в объятья, прижимая крепко-крепко к себе, как когда-то, как раньше, когда мы еще были детьми и прибегали ночью к нему в спальню, боясь темноты.
— Может, не надо, ба? — Я сглотнул ком, подступивший к горлу. — Не будешь браться за ремесло, старик бы наверняка не разрешил тебе.
— Ну да, ну да, — рассмеялась она. — Уж он бы дал жару мне за такие дела, но только вот нет его уже, а я уже свое, считай, отжила, и так всю жизнь впустую промотала, ни детей, ни богатств, нет у меня ничего, да и терять теперь больше нечего. Так что говори, родной, где тут у тебя трупами разжиться можно?
Ну, это совсем просто оказалось. У меня уже скоро год как два орка лежат на леднике, ждут вскрытия, все никак руки не доходят, да с зимы покойничек рядышком лежит, отравитель Армус, тоже все никак земле не предам, то дела, то банально из памяти вылетит.
— Ты бы это, сынок… — Хенгельман замялась. — Ты бы мне еще Тину отдал, там материал хороший.
Отдать? Отдам. Мертвым уже все равно, Тиночку я спрятал от любопытного носа сэра Арнольда, незачем ему лазить, где не просят. Хотел сам попрощаться, прежде чем захоронят, видать, раньше придется.
А бабуля уперлась, мол, незачем тебе смотреть на меня за работой, но я так развылся, что самому себя жалко стало, разжалобил старое сердце некроманта. Даже слезу в конце пустил, все по Станиславскому.
— Демон, а не ребенок! — хмыкнула старушка, махнув на меня рукой. — Главное, не мешай.
А я что? Я ничего, я тут с краешку под одеялком полежу, посмотрю и ничего даже пальчиком не потрогаю. Потому что, блин, даже при всем своем желании не смогу!
Общие приготовления бабули заняли практически неделю. Что понадобилось? Двенадцать вампиров для подготовки рабочей площадки, так как другим подобное действие не стоило показывать. Тут нам еще подфартило, что многоуважаемый сэр Жеткич откланялся, решив произвести объезд своих новых владений, ну да флаг ему в руки и барабан на шею.
В одном из подземных залов очистили помещение, примерно квадратов на десять, может даже больше. Далее госпожа некромант, периодически отвешивая помощникам кровососам подзатыльники за нерадивость, изобразила сложноконструктивный чертеж на полу, по форме напоминающий многолучевую звезду с различными векторами длины и замкнутыми линиями вспомогательных контуров. Ну, в этом действии мне общий смысл понятен. Все эти начертания на полу не что иное, как схема разового гигантского амулета, не зря бабуля использовала для линий мелко растертые порошки-композиты из золота, серебра, других материалов и минералов, уверяя при этом, что также присутствует кость, прах и прочие вкусности отмерших организмов. Мотивируя тем, что те или иные органы и та или иная смерть способствуют накоплению своих уникальных пропорций веществ, подобрать по весу которые не представляется возможным. Но зато как факт, что элементов свинца и кальция ровно столько необходимо, сколько может скопить сорокатрехлетний мужчина в коленной чашечке. Посему вот этот мешочек и есть перетертая в пыль вышеупомянутая коленная чашечка, а вот цифры, сколько точно нужно граммов взвешивать, неизвестны, если уж припекло, легче мужику коленку выкрутить, чем все это высчитывать.
Да уж, дела. Учитесь, ребята, в школе, а то будете потом на некромантии копчики свежеупокоенным вырывать по ночам. Ну да я не стал вдаваться в нюансы, каждый раз выспрашивать, что это за смесь и что это за порошок у тебя, бабушка, в этой коробочке. Ингредиентов было много. Амулет многоуровневым получался, даже навскидку не скажу, сколько управляющих структур, что здесь ответственно за что, кто будет рассеивать энергетику, а кто собирать и строить тело заклинания. Сложно, реально и действительно сложно. Это как в детский калейдоскоп смотреть, под таким углом глянул — одно действие и одна картина, чуть сместил ракурс обзора — и уже совершенно другое панно. Весь пол был заключен в помещении в одну потрясающе сложную как по построению, так и по смыслу фигуру сверкающих линий таинственной звезды. Да, звезда тускло и завораживающе тлела во мраке мертвенно-голубовато-белым огнем, что, по словам бабули, является индикатором правильного построения схемы. Теперь же необходимы были замеры прочности и сопряжения, а также расчетная мощность звезды. Я, как и вы, наверное, решил, что понадобятся какие-то приборы, ну и в принципе не ошибался, приборы появились. Три черепа, чей-то позвоночник, заспиртованная в кувшинчике человеческая кисть, ну и еще бабушка любезно попросила предоставить ей литр свежей крови и восемь бычьих сердец.
— Эм-м-м. — Я выслушал ее просьбу, немного оторопев. — Кровь-то чья нужна?
— Ну давай хотя бы свиную. — Сморщила она смешно носик. — В идеале бы, конечно, лучше какую девку девственную порезать, ну да ладно уж, давай хрюшку замордуем невинную.
— Давай хрюшку, — поспешно согласился я, видя расстройство старушки.
Дальше было новое построение, правда уже на готовой платформе привезенной бабушкой жаровни, прошитой разными металлическими полосами и инкрустированной местами драгоценными камнями. Интересное, должен я заметить, решение! Определенный температурный режим нагрева, тесные композиты металлов и прочие тонкости в сумме дали чуть ли не смесь астролябии с телескопом Хаббл в одном флаконе. Вот тебе показатель общей энергетической нагрузки показан, вот разрыв сопряжений и линий структуры. Вот семьдесят и два луча фокуса с векторами направленного воздействия, тонкий и, главное, невообразимо точный инструмент высшей математики, тут даже учет углов и азимутов принимался во внимание, широта и долгота дня, фокус планет, ну и еще слабонервным все же не стоит на это смотреть.
Огонь горит, кровь бурлит, в ней скалятся черепа и по краям мерзко пульсируют, словно живые, кровавые куски сердечных мышц. Да, не всем стоит на это смотреть, лучше это воспринимать, как я, чисто с научной точки зрения, подгоняя все это безобразие под циферки. Хорошо хоть бабуля спец в этом деле, и повторных измерений не понадобилось, да и основная структура вышла по ее словам: «Славненько».
— Так, балбесы, ставьте столы и несите покойничков, — скомандовала она подручным вампирам. — Пошевеливайтесь, мне сегодня надо пораньше спать лечь, а то завтра день тяжелый будет.
Я молчал, наблюдая со своего лежака, как вносят покойников и мою милую Тиночку, вампира, чье сердце было отдано по странному повелению высших сил мне. Странное это чувство, видеть бездыханным того, с кем совсем еще недавно делил горести и радости, о чем-то говорил, что-то планировал совершить в будущем. И что теперь? Где это будущее? Все так зыбко и ненадежно в этой жизни, сегодня ты в королях «банкуешь» — и вдруг по щелчку пальца опускаешься ниже некуда. Тяжко, неожиданно тяжко стало проститься с этим другом, уж если терять, то как Дако, без следа, без этой пустой оболочки с восковым цветом кожи и бессмысленным укором, может упреком, стеклянных мертвых глаз.
Прости, прощай, не думал, что мы разойдемся вот так нелепо по жизни, господи, как жаль!
— Ты как? — Бабуля сурова. Серьезный такой взгляд, неужто проверяет меня на прогиб?
— Действуй. — Смерть есть смерть, и к этому ни прибавить, ни отнять. Цепляйся и будь благодарен за жизнь до последнего вздоха, ну а уж дальше что будет, того никому не дано знать, ну а тела… Будем их считать коконами, которые посбрасывали с себя, как оковы, прекрасные бабочки, возносясь после перерождения в небеса. Будем считать так, иначе лучше сразу застрелиться.
Старушка удивила. Наблюдая за ее работой, вспомнилась старинная шутка юмора, мол, дайте маньяку в руки скальпель — и он будет хирургом, а дайте хирургу в руки тесак — и он станет маньяком. Рука у Хенгельман, сразу было видно, твердая и, невзирая на года, полна профессионализма. Точные, аккуратные резы, рассечения, здесь отделила, тут отжала — и вот плоть словно сама соскакивает, оголяя белоснежно-белый во тьме каркас кости. Ух, старушка! Вся в кровище с головы до ног, груды мяса, уже частично перебрала кости по составляющим, жуть, тоже мне конструктор «лего» нашла. А между тем ведь и вправду конструктор. С ее слов, материала у нее должно с четырех трупов внатяжку хватить на двух Гончих Смерти. Что за зверь? Сильно не вникал, лишь бегло на досуге пролистал одну поучительную книжку, выданную Хенгельман, в целях ознакомления, так сказать, с техническими характеристиками эксплуатируемого в дальнейшем агрегата.
По виду должно получиться нечто отдаленно напоминающее крысу, рысь и афганскую борзую в одном лице. Серо-зеленого цвета, с гладкой кожей на обтянутых буграх туго свитых мышц на каркасе изогнутого профиля готовой к броску смертельной пружины. Все это в клыках, когтях и белых сопельках эктоплазмы, как я ее назвал, некротической слизи, до жути ядовитой, что собственно немудрено, трупный яд это вам, ребята, не фунт изюму.
Само же не божье создание исторически применялось дьесальфами всего-навсего для патрулирования военных объектов с небольшим радиусом охвата территории в определенное время. А связано это исключительно с небольшим ресурсом данной конструкции. Неимоверная скорость, маневренность, прыть, стремительность и смертельность атаки, все это, увы, требует огромных энергетических затрат и способно привести чуть ли не к мгновенному износу рабочей конструкции этого некротического организма. Общее время безопасной работы Гончей от силы четыре часа, далее необходимо тварей загонять в стазис, то есть полностью обездвиживать, вводя в сон в специальном резервуаре, заполненном, даже не скажу чем, этаким рассолом со смесью питательных веществ, где происходит восстановление стертых сухожилий, вновь набирается прочность тканей, идет заживление полученных травм. С одной стороны, вроде как суетная и неперспективная затея, но с другой — хочется прыгать до потолка и хлопать в ладошки, гадливо так хихикая.
Прежде всего, из-за узлов инициации мага, благодаря которым Гончая на автомате ломает классику защиты госпожи Десты. Да, вот такая в ней программка, контроллер, идет взлом магических структур, идет энергетический мониторинг, поиск живых существ, твари связаны друг с другом ментальной мыслесвязью, то есть что видит одна, видят все в стае. Ну и как дополнение небольшой такой фокус-покус, вокруг Гончей идет облако иллюзорной дымки тумана, в которой разглядеть серые молнии тела практически невозможно.
Грызть этих тварей крайне не рекомендуется в трезвом уме и твердой памяти, подстрелить захочешь, не увидишь, куда стрелять, ну а коли подпустил тварь к себе на расстояние броска, то даже пикнуть не успеешь, как отправишься в мир иной. Вот такие охраннички, вот такой сюрпризик ждет моих водоплавающих друзей. Да уж, песики-барбосики должны выйти статные, и это только я первые пару страничек проглядел из мануала, идущего в комплекте от бабули. Честно говоря, страшная кака, такой песик бы раскусил меня в одно касание, так как я до сих пор пользовался классикой защитных заклинаний, так и не успев заморочиться своей эксклюзивной защитой.
— Готово. — Бабуля с любовью оглядела свой труд мясника. — Завтра начнем.
Начали. За ночь все мышцы, сухожилия, органы, шкура и прочий суповой набор, подготовленный бабулей, промариновался в специальных растворах, от едкого кислотно-гнилостного запаха которых мухи на лету замертво падали. Теперь же старушка все это раскладывала по лучам звезды, опутывая каждую часть мелким плетением непонятных мне узоров заклинаний. Естественно, я не выдержал, спросил. Каждое из плетений было маячком для общей структуры, порядковым номером соединения в общей композиции, а также имело определенный резервуар толики энергии, необходимой для сращивания всего этого в конце в единое целое.
Ну и в конце пуск всей системы. Мощная энергетика заклинания буквально физически ощущалась, содрагая землю под ногами и проскакивая замысловатыми зигзагами молний в воздухе, словно при пуске трансформатора Теслы. Тьма, свет, гул, рокот, оглушающая ватная тишина — все это бешено закрутилось в водовороте творимого волшебства, задевая такие глубины и тайны мироздания, от малой унции знания которых можно навсегда лишиться разума.
— И? — Я силился подняться со своего лежака, чтобы в полумраке факелов разглядеть наконец полученный результат.
— Не шебурши, лежи смирно. — Прихрамывая и ссутулившись от усталости, ко мне неспешно подошла старушка. — Еще свалишься, мне тебя потом не поднять. Здесь они, здесь, сейчас покажу родименьких.
Прямо на грудь мне легли два маленьких сморщенных комочка, завернутых в плотную шкуру. Малюсенькие такие, слепые котята, или кутята, или крыски, совсем беззащитные, слепые еще, с нераскрывшимися глазками, они покачивались, с трудом поводя из стороны в сторону головами.
— Смотри, не трогай, маленькие, но уже ядовитые, — видя мой порыв, предупредила Хенгельман.
— И это все? — Я как-то недоверчиво оглядел помещение. — Это и есть Гончая Смерти?
— А то! Самая что ни на есть гончая самой что ни на есть смерти, — хохотнула бабуля, потыкав пальчиком в перчатке двух беспомощных, слепых малышей.
Напрасно, я отнесся скептически к мадам некроманту. Помещенные в резервуары с питательным раствором, песики за неделю превратились в здоровенных тварей, в холке не уступающих лошади. Тела напитывались, разбухали, росли и вытягивались. Пока песиков еще не выпускали из сна, под этих красотуль еще строилась тележка. Двухосная, удлиненная, с тентом, прикрывающим две большие бочки. Да, песиков придется возить, ну или по крайней мере подбирать где-то на полпути, так как действовать им предстояло в отдалении от Лисьего, из-за посторонних глаз и ушей, что могли бы донести куда не следует.
— Нет, Альва девочка умная, какое-то время, если что, прикроет, — вещала старушка, повествуя мне о, так сказать, надзирающем органе. — Мы с ней давно уже работаем.
— С бестиаром? — Вскинул я бровь. — Я думал, что зимой это был вынужденный союз по просьбе госпожи Кервье.
— Дорогой, конечно же нет. — Бабушка сменила на посту сиделки куда-то запропастившегося сэра Жеткича. — Чтобы находиться под крылышком короны, мне приходится периодически помогать этим рыцарям, отлавливать те или иные образчики темного искусства, нет-нет да и появляющиеся на этом свете.
— И часто? — Я с трудом, но вновь мог с горем пополам самостоятельно садиться в постели.
— Не очень. — Она взялась за спицы, клятвенно пообещав мне через пару недель повязать на шею шарфик. — В основном это мелочь всякая, кое-что из академии может сбежать, кое-что молодежь бесконтрольная на первых ступенях практики умудряется сотворить. Серьезное редко в последнее время выходит в мир, разве что из Дьесса, из их зверинца сбежит.
— Ба, а какой он этот Дьесс? Вы ведь туда с сестрой когда-то подались, чтобы постичь свое искусство? — Я баюкал в ладонях горячую глиняную пиалу с куриным бульоном.
— М-да уж. — Она прекратила стук спиц, задумчиво окидывая меня взглядом.
Они тогда только-только с сестрой закончили академию, обе по направлению целительства, обе с успехом получив первую степень. Времечко тогда на юге было смутным, какой-то из южных халифатов напал на соседа, тот договорился о помощи с кем-то, а потом привлекли еще кого-то, в общем, жарко было. Хотя на границе джунглей всегда неспокойно, там и без войн своих чудес хватало, рядом со скрытым городом дьесальфов. И хоть земли нашей короны не то что не граничили с ними, но и отделялись как минимум тремя государствами, в магических орденах существовала практика совать молодежь, так сказать, в горячие точки, чтобы пообтесать ее, да чтобы опыта боевого набрались.
Практику они получили замечательную, война дело такое, иной раз медикам не то что выспаться, присесть за день некогда. Но молодость прекрасна и полна сил, а также авантюризма. Две бедовые красотки, молодые горячие солдатики, южные принцы коих по традиции в халифатах хоть попой ешь — не убавится. Все это смешалось под жарким солнцем бирюзовыми волнами теплых морей, перевилось терпкой сладостью лиан и невообразимо прекрасных бутонов растений, которым и названий нет. Давая гремучую смесь коктейлю из страстей и эмоций. Дьесс, в отличие от севера, не так холоден к младшим расам, выпуская в свет своих сыновей и дочерей куда как чаще из-под опеки, посему ничего удивительного, что сестричкам вскружил голову красавец брюнет, сладкоголосый томноглазый эльф Вельдрак Прау Моргер, младший из сыновей клана Моргер, в переводе что-то вроде Желтый Птах. Они даже ссорились и тягали друг дружку за волосы, чем несказанно повеселили дьесальфа.
Но не в этом суть, суть в том, что от эльфов можно нахвататься, не подумайте, не блох, а дурных мыслей и идей в неокрепшие умы. Поганец-то и приоткрыл перед сестричками маленькую дверцу в свой мир и свое искусство магии, навсегда лишая их пути назад в свет. Хотя стоит отдать должное его таланту, учителем он был превосходным, пусть и не хватал сам верхов, но уж как говорится, месье знает толк в извращениях, коих было предостаточно. Эльф оформил, так сказать, визу для двух симпатичных дикарок, ввезя под своим патронажем девушек домой.
Что представлял собой последний город темных эльфов? Смесь восхищения и преклонения, судя по рассказу Хенгельман. Гигантский подземный лабиринт, причем, если кто-то подумал пещер, то напрасно. Ни о какой дикости речи не идет. Мрамор, золото и мириады огней. Утонченная грация ажурных мостов и переходов, подвесные хрустальные лифты, бисер кристально-чистых водопадов, витрины, арки, архитектура, достойная восхищения, и заоблачная технология. Ну да кое-что вроде эскалаторов и метро я, естественно, узнал, стала понятна прыть бабули в обращении с санузлами, введенными мною в Лисьем. Комфорта им хватало, для гостей в городе был предусмотрен свой квартальчик, в котором они прожили ни много ни мало чуть больше четырех лет, прежде чем господин Птах не переключил свое внимание на другие забавные игрушки, поменяв поднадоевших и повзрослевших сестричек на какую-то гномку, которой вскружил голову в одной из своих командировок по планете.
Нравы там и вправду более чем свободные, причем не всегда эта свобода была полноценной. Господа некроманты практиковали жертвы разумных, это у них была дань то ли жречеству, ведь эльфы были не лишены религии, то ли научным экспериментам.
— Жуткое и в то же время прекрасное место, Ульрих. — Бабуля пригладила рукой шерстяное безобразие незаконченного шарфа на коленях. — Жаль, что для этого места мы навсегда останемся чужаками.
— А потом что? — Я сам себе напомнил шкодного ребенка, превратившегося в «почемучку».
— А потом беда. — Она невесело улыбнулась. — Нельзя пропасть на четыре года, не отплатив короне долг, а потом объявиться, в надежде, что мир примет тебя с распростертыми объятиями.
Они не решились вернуться домой, справедливо опасаясь бывших собратьев гильдейцев магического цеха. И как показала практика, не напрасно. Хоть в халифатах юга народ более привычен к специфике темного искусства, там даже нет запрета на практику, но слухи быстро поползли о двух талантливых смутьянках, а уже вслед за слухами вереницей потянулись маршалы бестиаров из наказующего звена.
— Ладно, это все дела минувших дней. — Она вздрогнула, собираясь с мыслями. — Гончие уже готовы к выходу, что еще планируешь?
— Гончих с вампирами отправлю на участок между Дальней и Речной, пусть там на севере меж лесов и полей гоняют водоплавающих. — Я тоже переключился на дела насущные, не желая через силу вытягивать прошлое бабули. — Мы же должны остаться здесь и всеми правдами и неправдами найти и обезглавить эту водяную гидру, лишив их единственного, но такого существенного плюса, как собственный маг.
— Легко сказать, Улич, но сложно сделать. — Хенгельман была серьезна. — Мои тварюшки могут потягаться с магом, но, увы, не я сама, мое искусство — это работа чужими руками. Думаю, гончие не помеха аттестованному магу. Естественно, я могу еще наклепать слуг, куда более действенных, но как бы земли твои на сто верст окрест не превратились в один большой могильник.
— Думаю, больше не нужно. — Я покачал головой. — Мы и так своими наскоками порядочно задаем им жару, ну а когда им перекроют доступ выше Речной, так вообще несладко станет. Скорей всего, уже после первых опустошительных атак маг, если он не полный дурак, выйдет на арену помахать кулаками, иначе мы уничтожим, в конце концов, их полностью, либо же отбросим назад на юг.
— Ты все-таки рассчитываешь на Доу? — Бабуля видела письмо, отправляемое мной в столицу.
— Больше не на кого. — Я пожал плечами. — Разве что ты еще подбросишь пару идеек.
— Есть идейка. — Она задумчиво уставилась куда-то в сторону. — Есть такая штука, черный металл некроманта, гадость несусветная. Даже для меня. Из него делаются жертвенные серпы для темных жрецов культистов у дьесальфов.
— Плюсы, минусы? — попросил я подробностей.
— Из плюсов, подобный металл рассеивает все известные энергоконтуры любых заклинаний, ну а минус — убивает все живое, чего только ни коснется, невзирая на чины и звания, и, как ты говоришь, заслуги перед отечеством. — Улыбка пробежалась по ее лицу. — Не в перчатке, не через тряпочку, никак и ничем нельзя прикоснуться к нему.
— Как же жрецы тогда держат эти серпы? — Тут уже я улыбнулся. — Или они их делают, а потом только вокруг ходят?
— Да нет, золото блокирует металл. Рукоятка из золота вполне безопасна, правда весома, можно и другие металлы или даже древесину использовать, только тут нужно знать и высчитывать точное отдаление от этой бяки. — Интересненький получается материальчик.
— Без жертв? — Я с прищуром посмотрел на бабушку. — Изготовление, надеюсь, не требует чего-то запредельного?
— Без жертв, но с разрушениями. — Бабуля развела руками. — Мне придется вытянуть из земли кладбища, всю некротическую энергию, заключив ее в железо. Должно хорошенечко так тряхануть, наверняка плиты, надгробия пополам пойдут, может, кого из гроба земля выплюнет, всякое бывает.
— Ого. — Я задумался, прикидывая перспективы. — Такое незаметно не пройдет.
— Ну, может, ты что-нибудь придумаешь? — Она похлопала меня по коленке. — Ты же мастер в подобных делах, сынок.
— Придумаю, ба, постараюсь, — хмыкнул я.
И придумал.
Не знаю, хорошо или плохо, но народ точно повеселил, по крайней мере уж прекрасную половину жителей моих земель точно. Где самое большое кладбище у меня? В Касприве, вернее рядышком с ним, все же в городской черте нежилые кварталы здесь не додумались городить. Посему через три дня приготовлений бабуля дала команду начинать представление. А я что? Я и начал, как умел.
Говорить, думаю, не стоит, что народ в принципе за последнее время свыкся с причудами молодого хозяина, правда в этот раз, похоже, я переплюнул сам себя.
Утро в Касприве, помимо теплого солнышка, внезапно порадовало жителей грандиозным парадом. Под предводительством бессменного Гарича в город вошло три сотни солдат, рассасываясь малыми группами по пятьдесят человек на квартал, созывая весь честной народ на главную площадь перед магистратом, где горластый вестовой соизволил накричать на всю эту толпу, доводя всем и каждому мою, пусть и не царскую, но вполне весомую волю.
— Слушайте! Слушайте! И не говорите потом, что не слышали! — Да, текст писал я. — В тяжелое время для нашей родины, когда погань водяная стучится к нам в дома, забираясь на кухни!
— Что случилось?!
— Что происходит?!
— Да что же это такое-то?!
— Мы должны объединиться, встав плечом к плечу! — Хороший вестовой, с жаром так вещает, даже ножку отставил, мне из окошка магистратуры хорошо было его видно.
— Зачем нас собрали?
— Что затеял барон?
— Долго нам еще тут торчать?
— Враг не дремлет! — Ну, может, посапывает, но для хорошей речи, по-моему, прекрасный лозунг. — Все вы, честные граждане Касприва, верноподданные люди фон Рингмара, призваны в этот час, чтобы оказать посильную помощь своему господину в этом нелегком ратном деле с басурманами!
— С кем-кем?
— В каком деле?
— Опять, что ли, долг будут увеличивать?
— Улич, что бы ты ни затеял, знай, я уже против. — Бабуля испуганно выглядывала у меня из-за плеча. — Чувствует мое старое сердце, скрутишь ты сейчас непомерно опупительную дулю.
— Так-с! Сохраняем спокойствие! — Я поерзал в своем кресле на колесиках. — Тебе нужно было освободить кладбище, и чтобы никто не путался под ногами? Так вперед, за дело, народ неделю еще не оклемается после меня.
— Ну, как знаешь, сынок. — Бабуля покачала головой, поднимая заплечный рюкзак с вязанкой золотых арбалетных болтов, лишь наконечник каждого из которых разительно отличался тусклостью и серостью добротной кованой стали. — Я тогда пошла?
— Давай-давай, ба, дел у тебя невпроворот, у заднего двора будет стоять тележка, там две фигурки в плащах до пяток, это помощники тебе, думаю, с ними сама разберешься. — Я вновь вернулся к действию на улице. — Постарайся там не наследить, думаю, наш сэр Арнольд чуток опосля обязательно всунет туда нос.
— Не учи курицу, яйцо! — цыкнула бабуля, покидая меня.
Да уж, сэр Арнольд стал невыносим. А это что? А это куда? А вы знаете, что согласно пункту положения, памятуя об указе и постановлении, это низ-зя, а это противозаконно? Ай-яй-яй, господин барон, как вам не стыдно, а ну-ка прекратите мучить бедных рыболюдей, они ни в чем не виноваты. Угу, прямо сейчас все брошу и положу свои зубы на полочку, прощая всех и вся, вот, кстати, и он стоит, легок на помине, чуть в сторонке от вестового рядом с главой города. Надо же, уже успел и с ним связи наладить? Быстро работает, да не под того копает!
— Слушайте, жители Рингмара! — Вестовой широко раскинул руки. — Проклятым рыбунам помогает предатель и полюбовник рыбьей королевы!
— Чей-чей?
— Кто-кто?
— Кто там с кем?
— Да, честные жители славного Касприва, вы не ослышались! На услужении рыбьей королевы, а также у нее в мужьях ходит такой же человек, как и вы! — Надо поощрить парня — красиво горланит.
— Ух ты!
— Это же надо!
— А как это у них получается?
— Это он отворил створки ворот в наши земли! — Вестовой изгалялся, пытаясь напустить страху. — Это он, поганец, продал нас рыболюдям! Это из-за него гибнут наши честные жители и пропадают дети на реке! Из-за него вы не можете спуститься к реке без сопровождения солдат!
— У-у-у, тварь!
— Казнить его!
— Так я не понял, как они стыкуются?
— Должны ли мы простить подобное? Можно ли оправдать виновного? Должен ли подлец понести наказание? — Вестовой обводил каждого взглядом.
— Казнить!
— Повесить мерзавца!
— Да как же он русалку-то, того-этого?
— Сегодня же гвардейцы барона оцепили весь город, чтобы выловить негодяя! — стал переходить к сути вестник. — Нам доподлинно известно, что это мужик, покрытый татуировкой в виде чешуи!
— Ура!
— Ловите гада!
— А на каком месте татуировка?
— И вы, честные граждане, станете помощниками в этом нелегком деле! — Мой глашатай изобразил позу «Мать Родина зовет». — Все ли готовы прийти на помощь поимки супостата и доказать это не словом, а делом?!
— Да!
— Вперед!
— На каком месте татуировка?
— Тогда наш милостивец барон из своих запасов выделяет для всех горожан бесплатное вино! — По взмаху руки к площади стали подкатывать телеги, а также на всех крупных перекрестках и улочках одновременно стали открываться винные бочки. — Но это не все!
— Что еще?
— Работать нужно?
— За вино платить?
— Сегодня объявляется всеобщий розыск полюбовника водяной королевы! — Он немного выдержал паузу, накаляя атмосферу. — Всем мужикам в городе до самого захода солнца ходить голышом, чтобы солдаты сразу видели, есть ли на нем татуировка! А коли не будет выполнен наказ, то разрешается вязать и бить супостата, раздевать его или тащить к страже для соответствующего наказания!
— ..! ..! — Да, народ мог ожидать что угодно от барона, ну не знаю, увеличение поборов, травлю псами детей, отрубание ног встречным путникам, в конце концов кого-нибудь бы на кол посадил бы, велика новость, но не такого же! Это же немыслимо!
— Что он сказал?
— Вы это слышали?
— Ну, хоть бухнем на халяву, мужики.
— Вы с ума сошли?! — Дверь в комнату, из окошка которой я разглядывал площадь, чуть ли не с петель слетела, пропуская внутрь многоуважаемого защитника с городским главой на пару. — Вы совсем, что ли, потеряли связь с реальностью?! Вы хоть что-то еще в состоянии осмыслить, кроме своей глупой мести?
Глупой? Я задумчиво барабанил пальцами по креслу, пока сэр Арнольд метался по комнате, осыпая меня обвинениями в слабоумии. И месть ли это? Да, не стоит кривить морду лица, говоря о возмездии, справедливости, что всенепременно когда-нибудь восторжествует. Это месть, бяка, кака, глупое чувство, сжигающее тебя изнутри, но это месть, как ни крути и ни играй словами, пытаясь обелить свои действия. Как там было — око за око в Ветхом Завете, предтечи заповедей о всеобщей любви? Да, так и было, так есть и так будет, все из-за любви, кого-то к кому-то, пусть даже не как в моем конкретном случае, а допустим, в любви к деньгам или тучному стаду баранов. Не забирайте у людей любимое, не нужно, уж слишком тонка эта грань между человечностью и тем, когда уже не прощают. Очень тонка и размыта.
— Успокойтесь, сэр Жеткич. — Я наблюдал метания этого юноши со взором горящим. — К чему столько слов, когда уже поздно что-то менять? Решение принято, вы спокойно отошли в сторону, не желая оказывать мне помощь, так что же теперь-то воздух впустую сотрясать?
— Да тебя же высмеет все королевство, да что там королевство, весь известный мир! — Он остановился, переводя дух. — В конечном счете, даже если ты его найдешь, он же маг! Ты понимаешь, что он один может разметать все твое баронство со всем твоим воинством в придачу?
— Думаете? — Не удержавшись, я тихо рассмеялся, неожиданно поставив свой тихий смех аккурат точно под легкое сотрясание земли, дрожью пробежавшее по основе здания магистрата, от чего с потолка посыпалась мелкая пыль и вывалилось пару кусков штукатурки. Молодец ба. Похоже, дело сделано, я сидел, продолжая улыбаться под взглядами побледневшего главы и насторожившегося мага.
— Что это? — Он словно хитрый лис, почуявший угрозу, втянул воздух и заозирался по сторонам. — Что ты скрываешь от меня, мальчик?
— А я что-то должен скрывать? — Вроде как с ленцой, неспешно вновь вернулся к созерцанию площади. — Наверно, сэр, это женщины в городе попадали в обморок, все разом, после того как доблестные мужья оголили свое достояние для сверки на улицах города.
— Не шути со мной, барон. — Не громко. Можно даже сказать, почти шепотом, но сколько чувств в этих словах! Аж мурашки по спине пробежались. Умеет подать себя. — Не стоит этого делать.
— Послушайте меня внимательно, дорогой друг. — Скрипнули колесики коляски, которую я развернул, подкатывая вплотную к замершему магу. — Шутки кончились, когда кто-то посмел открыть створки ворот на моей дамбе. Кто-то посмел пошутить подобным образом, и вот именно этого не стоило делать! Погиб мой наставник и кое-кто еще, можете не морщить нос, сударь, этот кое-кто мне был дороже, чем вы и полсвета в придачу, вместе взятые, любезный. Ну а главное, никто не смеет мне указывать на моей земле, что мне делать, будь то маг, не маг или беленький зайчик в розовую полосочку.
— Здесь!
— Я!
— Хозяин!
Скрипнула многострадальная дверь, это, пятясь задом, выскочил перепуганный глава Касприва, оставляя нас двоих буравить друг дружку тяжелыми взглядами, от которых, казалось, даже воздух нагрелся.
— Что, мальчик, думаешь, вытянешь? — Он не улыбался больше, лишь сверлил меня своим пристальным взглядом.
— Вытяну. — Я вздернул бровь. — И очень скоро.
— Ну что там? — Мы сидели с Хенгельман в моем кабинете, принимая доклад одного из вампиров-разведчиков, что был прикомандирован к городскому кладбищу.
— Он чуть ли не на коленях уже третий час ползает по могилкам, что-то едва уловимо бурча себе под нос. — Немного грузный с виду светловолосый парень из бродяг, что присоединились к крылу графа, стоял вытянувшись, как учили в легионе. — Ближе не подходим, опасаемся, что заметит.
— И не подходите. — Кивнула бабуля. — Все на удалении, незачем нашему уважаемому защитничку о вас знать.
Я жестом отпустил вампира, возвращаясь к разглядыванию выложенных арбалетных коротких стрел из золота у меня на столе.
— Все, как надо? — Я мотнул головой в их сторону.
— А то! — Бабушка горделиво оглядела свой труд. — Кладбище старое, не копанное, как у нас у некромантов говорят, энергии валом было, так что получи, сынок, и распишись, самое смертоносное оружие во всей оконечности мира, боевые стрелы темных эльфов! Ни один маг не устоит, разве что будет в гномьей кирасе, тут уж такое дело, магию пройдут, а вот если бронька какая литая будет, стрела тупо не пробьет хорошего доспеха.
— Ну, думаю, в доспехе под водой за любимой особо не побегаешь, так что об этом нам не стоит беспокоиться, лишь бы по самонадеянности подпустил поближе. — Я аккуратненько взял за золотое оперение стрелу, разглядывая почерневшее до угольной непроглядности железо наконечника.
— Так ты все же склонен воспринимать ту легенду за правду? — Бабуля отобрала смертоносное оружие из моих рук, не забыв шлепнуть по руке.
— А почему нет? — Я пожал плечами. — Насколько мне известно из литературы, навки долгожители, они даже не старятся, как доходят видом слегка за двадцать, так и помирают потом такими же. Ну а маг так вообще, насколько я понимаю, ограничен лишь ленью и общей усталостью моральной, более ничем не лимитируемый перед смертью.
— Как же они столько лет оставались в тени? — Бабуля завернула смертельные подарочки в плотную шкуру, после чего поместила все в окованный металлической полосой сундучок.
— Да кому они нужны, чтобы их искать? — хмыкнул я. — Перед короной маг чист, отдав ей положенное, ну а то, что под водой творится, на поверхность не выходит.
— Так, а что они здесь, на севере забыли? — Хенгельман сгоряча пристукнула кулачком по столу. — Зачем нужно было все это затевать, зачем им понадобилось твое баронство?
— Вопрос выживания. — Тяжело вздохнул я. — До отъезда я успел хорошенько пообщаться с графиней. Все банально до безобразия, если изначально навки неплохо чувствовали себя на морском побережье, то год от года им все дальше и дальше приходилось уходить в морскую пучину, из-за разрастающихся человеческих городов и конкуренции с рыболовными артелями.
— Мир меняется. — Покивала старушка.
Выбор у них был: либо уходить в неизвестные морские просторы либо же заходить в реки, уходя вглубь континента. Вроде бы наипростейший вариант с открытым морем отпадал все же из-за прямой зависимости навок от берега, как бы это ни печально звучало. Не могут они без прогреваемого берега находиться постоянно в воде. Да, можно было попробовать искать острова, но просторы не маленькие, а то, что известно, уже занято людьми, да и открытая большая вода не в пример речным руслам куда как полней опасных обитателей, не всегда доброжелательно расположенных вроде как к своим повелителям.
Это был путь не в пару лет и даже не вопрос пары десятилетий, длинная дорога, что называется, в один конец, только, казалось бы, наладилось, только вроде бы живи и радуйся, но по пятам словно опухоль неимоверно быстро разрастается человечество, тесня, подвигая и понемножку, вроде даже незаметно, но вытесняя с обжитых мест этот народ.
— Я не пойму, почему нужно было приходить и начинать свой путь с убийства? — Старушка тяжело вздохнула. — Неужто нельзя было поговорить с тобой? Ты, конечно, не семи пядей во лбу, но мальчик разумный.
— Спасибо, — улыбнулся я.
— Почему все так вышло, Ульрих, хоть убей, не пойму. — Старушка, похоже, и вправду расстроена.
— Это потому, что ты темная, страшная некромантша на службе тьмы, — подбодрил я ее. — Настоящие добрые люди удавятся, но не снизойдут до унижения просить кого-то о помощи. Ты бы слышала, ба, как она со мной разговаривала, сколько в ее голосе гордости, сколько спеси и веры в собственную правоту. Она даже не понимает, наверно, почему в этот раз какой-то мальчишка брыкается на ее пути. Ни она, ни ее друг не понимают и не видят этого.
— Ну, наверняка они как-то объясняют эти твои выкрутасы. — Она повела рукой в воздухе, пытаясь материализовать, видимо, те самые мои выкрутасы. — Возможно, они думают, что ты жадина-говядина, сидящий, как собака на сене: и самому не надо и другим не даешь. Оп-па, амулетики.
— Не понял, что за амулетики? — Я встрепенулся от ее концовки.
— Бежит твой защитник прямо к тебе. — Она словно прислушивалась к чему-то. — Я в соседнюю комнату, пока незачем нам с ним встречаться.
Жеткич не заставил себя ждать, вновь наплевав на хороший тон, войдя ко мне без стука.
— Барон! — Лицо каменное, взгляд злой. — У нас на землях объявилась нечисть!
— Я в курсе, сэр. — Для полноты картины не хватало аккуратной кружечки чая, чтобы так, знаете, с оттопыренным мизинчиком сделать глоток. Ну или пенсне, на худой конец.
— Как?! И вы молчали?! — У него аж кулаки сжались.
— Не пойму вас, вы ведь тоже должны быть в курсе оккупации моих водоемов водяной нечистью, увы, из-за них мы с вами и встретились в этот недобрый час! — Определенно, мне бы пенсне, ну или надо опять попросить тросточку у графа, красивая вещица.
— Прекратите валять дурака! — Он подлетел ко мне, впиваясь взглядом. — Навки не нечисть! Они разумны, прекрасны и на целую голову выше всех нас в своем величии! Если тут кого и называть нечистью, так это нас, людей!
— Ого. — Именно так, без восклицательного знака на конце, с небольшой даже усталостью и полуулыбкой, адресованной юной прелестнице, которую вижу только я, с осуждением качающей головой. — Так ведь и подумать можно чего лишнего после таких слов, сэр Жеткич.
— Вы на что намекаете, сударь? — Его губы превратились в поджатую белую нить. — Вы в чем-то меня изволите подозревать?
— Пока только в непонятной любви к водоплавающим, но был бы не против, если бы вы изволили, достопочтимый сэр, задрать рубашку. — Нет, конечно, это не он, но позлить законопослушного гражданина, это мы завсегда.
— Ну что ж, пожалуйста! — Он с легкостью скинул свою мантию и рубашку, показывая свой довольно-таки приличный торс с неплохо развитой мускулатурой. Естественно, ни о какой чешуе речи ни шло, впрочем, это было бы слишком просто, увы, судьба не так милостива ко мне. Хоть некие потусторонние силы и пытаются намекнуть об обратном.
— Довольны, барон? — Он, похоже, вновь взял свои эмоции под контроль, так как голос стал спокойным и с расстановочкой. — Теперь вы готовы без дурачеств и глупых амбиций выслушать меня, вашего волей судьбы защитника?
— Всегда, пожалуйста, я весь внимание! — Жестом указываю на соседнее кресло.
— Не нужно только смеяться, барон, но ваше кладбище в Касприве ограбили. — Он накинул рубашку, присаживаясь по моему приглашению.
— Что украли? — Естественно, вскидываю бровь. — Оградку? Памятник? Чьего-то дедушку?
— Скажите откровенно, сударь, вас предыдущий защитник порол ремнем? — Он устало потер лицо ладонями. — Вы просто невыносимы подчас.
— Ну что значит порол? — Расплываюсь в улыбке. — В воспитательных целях, исключительно ума ради, проводился пару раз процесс установки контакта с моим сознанием через нижние седалищные полушария моего организма. Как же меня пороть-то? Я же тут вроде хозяин.
— Седалищные полушария… — Он помотал головой из стороны в сторону, видимо пытаясь осмыслить витиеватость моих слов. — Значит, так. Буду пороть без всяких там процессов и прочей хренотени, если и дальше будешь мне мозги пудрить! Имею, между прочим, полное право, согласно вердикту короны!
— Лишь бы на пользу, — кивнул я ему.
— Так вот, кладбище ограблено, с него скачали всю некротику, весь энергетический заряд распада материи. — Он нравоучительно воздел палец. — Это не шутки! Как я понимаю, вы не касались этого аспекта силы со своим учителем, так как подобные грани расставляют уже на последних курсах академии, но могу вас заверить, подобное действие может выполнить лишь маг тонкой специфики, причем не последний в своем деле, а название подобным специалистам некромант!
— Жуть какая. — Черт, не получилось поставить восклицательный знак, хорошо хоть не зевнул.
— Вы понимаете, что такое некромант? — Он даже подался от удивления назад, не находя, видимо, должной его представлению эмоциональности с моей стороны. — Это квинтэссенция зла! Это тьма и разрушение!
— Угу. — Я представил себе тьму и разрушение, что, наверно, сейчас в соседней комнате вяжет мне шарфик. — Прямо жуть жуткая.
— Юноша, вы или не понимаете всей глубины, или не владеете вопросом. — Он покачал головой. — По сравнению с тем, что может выпустить в этот мир некромант, все навки, вместе взятые, могут показаться вам детским лепетом! Земля утонет в крови и погани, что пройдет чумой, не оставляя ничего и никого в живых!
— И навок тоже? — попробовать намекнуть я.
— Сударь. — Он испуганно заозирался. — Если это очередной финт вашей мести, советую вам одуматься! Я еще могу закрыть глаза скрепя сердце на наличие в вашем обществе вампирши, но за некроманта я лично вас сопровожу на костер, причем не только благодаря указу короны, но и из личных принципов!
— Понимаю. — Нет, намекать не стоит.
— Остановитесь, барон. — Он поднялся, собираясь уходить. — Месть еще никого до добра не доводила.
— Ну что, тьма, трепещешь? — Встретил я бабулю, вновь вошедшую ко мне после ухода Жеткича. — Чувствуешь уже, как праведная длань света сомкнулась вокруг тебя?
— Ой, иди ты знаешь куда? — Фыркнула Хенгельман, берясь за чайные принадлежности. — Тебе бы все шутки шутить, ты лучше скажи, как в твоем больном сознании смогла зародиться идея оголить зад половине населения города?
— Хех, классный праздник вышел, правда? — Я искренне рассмеялся.
Да уж, на удивление народ вошел в раж! Понравилось им представление, хоть и опять обо мне всякие слушки пошли, ну да бог с ними. Вон, какой размах набрал! Хоть и значилось в моем указе до захода солнца искать полюбовника водяной королевны, но пьяные мужики в чем мать родила, считай еще половину следующего дня, под дружный хохот ходили по улицам, демонстрируя и предоставляя для сверки свои стручки и горошинки. Чем иной раз доводили местных дам до красноты или хохота, в зависимости от постановки и серьезности вопроса, ну вы сами понимаете, копье у пьяного воителя не того, затуплено, скажем так. Ну да конечно, не все так радужно, кто-то пил-гулял, кто-то веселился, ну а у кого-то по-прежнему был траур. Река по-прежнему несла угрозу и по-прежнему представляла нешуточную опасность для мирных жителей.
— Как там наши песики? Добрались? — Я благодарно кивнул старушке, протянувшей мне кружку чая. — Когда представление начнется?
— Да поди уже. — Она по-прежнему звенела блюдцами у подноса. — Десмос разговаривал со своими, они уже прибыли на место, под вечер выпустят гончих.
— Хорошо, с Семьдесят Третьим я уже переговорил, завтра пришлет толковых стрелков для инструктажа по стрелам, обещал лучших из лучших, мол, белку в глаз бьют на бегу. — Я сделал пару глотков терпкой заварной горечи. — Что бы теперь предпринять для поимки нашего господина неуловимого мага?
— Ну для начала, наверно, давай включим голову и попробуем его просчитать. — Она с кружечкой присела рядом. — Что мы знаем о нем? Мужчина, весь в татуировке, где-то должна быть еще маска, плюс маг должен, даже не так, обязан иметь с собой какой-то багаж, пусть и в минимале, рабочих инструментов. Прибыл недавно, скорей всего нелюдим, но при всем при этом должен крутиться рядом с тобой, чтобы хоть как-то предугадывать твои действия, возможно даже подталкивать тебя к тем или иным поступкам.
— Кроме тебя и Жеткича, никто ко мне так близко в окружение не входит из новых людей, — покачал я головой. — Вряд ли искать стоит в такой тесной близости, попробую людей по стройкам прошерстить, если где и есть текучка, где и набирают новеньких, то только там, опять же как вариант, господин диверсант мог получить этим доступ к устройству дамбы и свободный подход к ней.
— Возможно, ты прав, — кивнула она. — Что нам еще о нем известно? Имя есть?
— Нет. — Отставляю опустевшую кружечку. — Признаться, даже легенду эту с трудом отыскал в библиотеке старика, не такая уж она и знаменитая, эта история жива лишь в определенных рыбацких деревеньках на юге, не более.
— Есть название местности? — Она тоже отставила свою кружечку. — Может, нам удастся отследить их путь? Может, были какие-то прецеденты, столь же неприятные, на их пути?
— Наверняка и не один, — кивнул я. — Ба, ты вон тот тубус не раскатаешь по столу? Это карта, думаю, можно попробовать отследить их примерный путь по водным артериям.
Мы какое-то время молча изучали оставленное пособие по географии госпожи Шель. Не шедевр, конечно, картографии, местами даже белые пятна есть с надписями «тут живут монстры», но вполне рабочий инструмент для общего понимания.
— Что скажешь? — Она постучала пальцем по листу бумаги.
— Вот она отправная точка. — Я показал пальцем. — Граница Финора и Карпенты, графство Рангоу, вот на этом мысе, согласно книге, случилась любовь. Дальше отметаем королевство Карпенты и идем по западному побережью вот досюда. Если верить художнику, взявшемуся за этот труд, вот это разветвление и эта река пошире, тут даже какие-то островки на реке показаны.
— Да, вижу и даже знаю, — хмыкнула она. — Немна широкая река, идет, вот смотри, до самой столицы, беря начало где-то в горах Нуга, по молодости мы с Апри любили, пока учились в академии, кататься на прогулочных корабликах по ней, там даже неплохие плавучие рестораны были когда-то. Знаешь, молодые матросики такая вещь, пальчики оближешь.
— Так, спокойно, бабуля, — прервал я поток ее воспоминаний. — Матросиков потом будем готовить, под кисло-сладким соусом, сейчас давай рыбные блюда в меню посмотрим.
— Посмотрю я на тебя, когда твой хвостик, наконец, завиляет, и оживет юноша, — хмыкнула она, возвращаясь к карте. — По уму, наверно, стоит предположить, что раз наш маг проходил обучение в академии, то и его красотуля должна была где-то рядышком чешуей сверкать. Вот тут смотри, какое чудесное озеро, и совсем недалеко от столицы. Тут какие-то елки-палки торчат, видать, не сильно обжитое место, а вот с этой стороны аж три города, и бьюсь об заклад, не с одной рыболовной артелью в своем ведении.
— Согласен. Что дальше думаешь? — покивал я.
— Дальше, раз мы в конечной точке имеем север и тебя вместе с ним в придачу, думаю, было бы ошибкой проходить горные пороги на хвостах. — Она вновь повела палец по карте. — Значит, либо вот здесь свернули на восток по речке Пас, либо же дошли сюда и по западной стороне пустились в путь по притоку Нардели.
— Наверно, все же не Пас. — С сомнением покачал я головой. — Тут по всему руслу под пять десятков городов натыкано, даже если убрать половину из них, отмотав время назад, считаю слишком много для русалок. А вот Нардели, да, похоже. Русло немаленькое, города, если и есть, то с неплохим промежутком, плюс, смотри вот тут и тут, нечто похожее на солидные заводи, может, озера.
— Да, вижу. К тому же вот с этой воды можно уже попасть в твою Быструю, — хмыкнула она.
— Да-да, все верно. — Я посмотрел на нее. — Есть возможность по каким-то знакомым поспрашивать, что да как? Может быть, кто-то что-то вспомнит?
— Ну, здесь у столицы есть с кем пообщаться, а вот дальше никого. — Она грустно улыбнулась. — Нам бы сеть защитников активировать, они густо по землям сидят, да и реагируют на вопросы куда как ответственней.
— Ну да, с этим беда. — Я обернулся на закрытую дверь, за которой скрылся Жеткич. — Хотя и попробую спросить, он хоть по виду и имеет в одном месте осиновый кол на два локтя длиной, но думаю, уж в такой мелочи, как сбор информации, не откажет.
— Хорошо бы. — Кивнула она. — Пока, значит, ждем и молчим в тряпочку?
— Думаю, большего мы пока не сделаем. — Я потер переносицу. — Разве что еще материала тебе подбросить. Ты скажи, ба, из водоплавающей нечисти у тебя есть что в запасе? Тела навок собирать? Можно из них состряпать какое-нибудь блюдо?
— Ой. — Она сморщила нос. — С водяными бяками у меня плохо, они, конечно, есть и в не меньшем количестве, чем сухопутных, только вот я только кракена, пожалуй, смогла бы изобразить, и то небольшого.
— Серьезная зверушка? — с интересом повернулся я к ней.
— Слизь, сопли, щупальца и мертвая вода. — Она покачала головой. — Я как-то в бассейне наблюдала подобную гадость. Практически не транспортабелен, студенистая тушка со щупальцами, лежит на дне и либо спит, либо жрет, чем особенно неприятен, это тем, что отравляет вокруг себя воду. Нижние слои водоема вокруг него становятся вязкими, насколько я помню, он это специально делает, так как в чистой воде начинает разлагаться, так что в проточных частях нежелательно выпускать, вода будет постоянно меняться, и он сам помрет в скором времени.
— Ну а пруд загадит так, что уже никто в нем жить не сможет и тем более по доброй воле не сунется, — подвел я итог своим умозаключением.
— Ну да, черная вонючая вода и берег, усыпанный костями. — Она устало потерла глаза. — Думаю, такой радости тебе не нужно.
— А крылатых гадов, ба, можешь? — Ну а что? Раз с флотом не вышло, так может с авиацией подфартит?
— Могу. — Она расплылась в улыбке. — Только вот, милок, откуда такие амбиции? Ты вообще представляешь, что и кого просишь?
— Я тебя умоляю. — Я замахал на нее руками. — Давай хоть ты избавишь меня от этих глупостей и закатывания глаз под лоб.
— Ну, как знаешь. — Она погладила меня по голове. — Чего бы ты хотел? Гарпию, мантикору, стаю гигантских нетопырей?
— Книгу, — улыбнулся я. — Дай посмотреть, что есть.
— Ишь ты, хитрец. — Она хлопнула меня по шее. — Я тебе, значит, книгу дам, а ты мне взамен целую кучу неприятностей?
— Ба! — Я попытался изобразить обиженную гордость. — Никаких экспериментов, ты же меня знаешь!
— Вот именно, сынок, я тебя знаю! — Поджала она губы. — И ничего ты от меня не получишь!
Ну, было бы сказано, а там я получше некоторых некромантов и мертвого, что называется, уговорю. Конечно, Хенгельман сдалась и выделила литературу из своих запасников, в частности парочку томов бестиариев и хорошую вводную по тонким плетениям некротических потоков. Не хотела, упиралась, но дала. А для меня это стало как свет в конце тоннеля. Оперировать чистой энергией, как прежде, я не мог, а вот тонкие паутинки, маленькие бисеринки темной энергии — это мы пожалуйста. Обратная сторона медали, так сказать, если магия льесальфов строилась на упорядочении движения бытия, можно даже сказать, упорядочении хаоса, то господа дьесальфы брали в основу силу энтропии. То есть разрушения материи, ее распад, осадок, некое эфемерное послесловие уходящих в небытие.
Все гораздо сложней, вроде бы трудоемкость возрастает, и между тем проще. Почему? Ну как вам сказать, здесь больше думаешь, больше готовишься, собираешь материал, но в конечном итоге меньше отдаешься физико-энергетически. Ты не тратишь свой магический потенциал, ты собираешь то, что разлито вокруг тебя, то, что уже никто не может подобрать и никому не нужно.
Понятное дело, что беда тут возникает с накопителями. Если простой маг вполне без последствий может держать на себе определенный энергетический заряд, то некроманту используемый им вид энергии крайне не рекомендовалось приближать близко к телу. Чревато и весьма, можно в считанные мгновения превратиться из цветущего зайца-попрыгайца в увядшую черепашку, вернее в прокисший черепаший суп. Так как материя в лице плоти будет студенистой слизью опадать с твоих костей. Вот такая она, энтропия, бессердечная сука, не прощает своим приверженцам халатности и разгильдяйства.
Вводный томик я читал уже по четвертому кругу, причем первые два раза читал от корки до корки, не смыкая глаз и днем и ночью, за что получил пару раз нагоняй от бабули, за неоправданный подрыв своего здоровья.
Ну да в пользу дела. Мой личный ювелир привык к неожиданным и весьма специфическим заказам, потому исполнил мой каприз в виде маленького серебряного перстенька на мизинчик с вкраплением топаза буквально за день. Морока стала с зарядкой этого невзрачного амулетика, так как кладбище в городе опустело, а соваться к простому деревенскому люду не хотелось из-за непосредственной близости погостов у крестьян к деревням. Потому послесмертие пришлось изображать буквально на коленке, а именно перстенек отправился на скотобойню, что, конечно, пусть и в небольших объемах, но все равно потихоньку наполняло резервуар моей будущей мощи. Тут надо сказать, через пару дней пришлось идти на хитрость, так как крутиться постоянно на скотобойне было мне как барону не комильфо. Тот же ювелир изготовил мне уже совместно с кузнецом комплект из двух десятков ножей. Исполненных в лучших традициях черного жречества, темных эльфов с привязкой на мое колечко, разве что металл был не черным, на него тупо во всем баронстве уже некротики не хватало, зато с неимоверным радиусом действия. Я мог со своим колечком хоть в космос лететь, пока жертвенные ножи режут живую плоть, лишая жизни земных тварей, я никогда не останусь без своей капельки темной энергии. Удобно, действительно удобно, даже Хенгельман похвалила мою изворотливость, правда заявив, что ничто не ново под луной, и подобные схемы уже сто раз опробованы и используются дьесальфами не одно столетие.
Ну да она не знает моего размаха, а уж руки у меня загребущие, это точно. Что по сути из себя представляют жертвенные ножи? Правильно, один из векторов амулета, где схематично выстроена привязка, построен канал передачи и маленький накопитель-сборник. Ну а по виду все это выглядело как вязь, небольшой узорчик из композитно свитых проволочек разных металлов, которые очень даже удобно и легко можно было помещать в рукоятки тех или иных режуще-убивающих инструментов. Конечно, подобная простота вела к потерям энергии, увы, не все можно было собрать до капельки, ну да мне и не нужно. Главное начать хоть что-то собирать, кое-что со скотобоен, а вот кое-что и помощней можно хапнуть. К примеру, поместить подобные привязки в мечи моих гвардейцев и легионеров. Ну в самом деле, почему бы и нет? Все равно никому больше не нужно.
Тут, наверно, стоит все же сказать, что это не значит, что я собираюсь, так сказать, окончательно переметнуться на другую сторону силы. Нет, не собираюсь, ибо как уже говорилось — чревато, причем не только страшно за свою тушку, но еще и специфика оборотной стороны темной магии такова, что тот регулятор потоков, которым меня наградил Дако в ходе инициализации в маги, впоследствии мог переключиться только в одну плоскость, закрыв мне навсегда путь к большой энергии.
Да вот так оно обычно и происходит с некромантами, обычные маги начинают работать с некротикой, а потом хлоп и все, ты так и продолжаешь с ней работать, навсегда отрезанный уже от силы движения материи.
Не хотелось бы, нет, не хотелось. Был бы вариант и в дальнейшем использовать и тот поток и этот, то да, я бы влез в эти дебри, а так мне все же ближе движение материи, хотя кто его знает, как жизнь в дальнейшем сложится. Пока лишь буду ходить по грани, пусть это и опасно, но наука есть наука. Впрочем, все равно боязно, не суй нос, куда не следует, может быть, его и не прищемит. Это было интересно, особенно рассматривая и читая бестиарии по некромантии. Тут было на что посмотреть, военный автопром темных эльфов впечатлял, чего тут только не было! Смертоносность и неуязвимость некоторых тварей реально пугала. Даже страшно представить, что творилось в этом мире, когда эльфы разворачивали в стародавние времена друг против друга свои армии. Я даже не берусь прогнозировать, что бы случилось, столкнись, допустим, мощь дьесальфов с мощью современной человеческой армии моего мира. Тут все, прямо скажем, было бы под вопросом. У нас бронированные танки, у них бронированные шипохвосты, чей панцирь не пробивали тараны и огненные шары магов. У нас крейсеры, у них морские кракены, что способны переламывать своими щупальцами суда пополам. У нас истребители, у них твари небесные, не уступающие подчас как в скорости, так и в маневренности в небе.
Да и по поводу твари в небе, кое-что пролистав, я определился быстро, чем несказанно озадачил старушку, так как, по ее словам, за подобную тварь на меня будут охотиться не только рыцари из ордена бестиаров, но и скорей всего льесальфы с дьесальфами, которые несказанно расстроятся из-за нарушения патента и их прав на исключительное пользование подобного летного агрегата.
Драконид, именно так в самом конце толстого томика по возрастанию и сложности производства значился заказываемый мною объект. Ух, что за тварь! Иссиня черная чешуя, меленькая такая гладь угольных ромбиков, просто глыбы, а не мышцы, жгутов свиваемой плоти, костяной гребень белой кости, плоская морда варана, с рядной установкой, как у акул, челюстей, с чередой бритвенно-острых клыков. Мощь и сила, мощь безразмерная, быстрота и маневренность. Причем, как и гончие, не лишена своего магического обаяния. Тварюшки создавались когда-то давно в противовес союзникам льесальфов драконам, а так как практически для любой темной твари огонь смертелен, то дракониды получили в подарок, ни много ни мало, способность генерировать силовые разряды электротока, такие своего рода молнии, что весьма существенно могут поумерить прыть любого противника. Для маскировки же, как и гончие, использовали морок не то тумана не то облака, но все это, увы, создавало другую проблему.
— Ну и где мне прикажешь еще один узел мага брать? — Бабуля разглядывала картинку животины, в которую я тыкнул пальцем. — У тебя что, еще маги мертвые где-то валяются?
— Не-а. — Уныло покачал я головой. — Думал, может, что-то еще от старых осталось.
— Ничегошеньки от старых не осталось! — Старушка нахмурила брови. — Я даже свои личные запасы наполовину опустошила! Извини, сынок, но на подобную вещицу у нас материала никак уже не наберется.
— Тут написано, можно трансмут произвести еще живого мага. — Опять я потыкал в картинку пальчиком.
— И где ты мне предлагаешь живого мага поймать, с проблемами в голове, благодаря которым он в трезвом уме и твердой памяти согласится на подобную метоморфозу? — Она даже рассмеялась. — Редкостным кретином надо быть, чтобы на подобное согласиться, милок.
Повисла неловкая пауза.
Очень неловкая.
А потом прилетела тяжелая оплеуха.
— Даже думать об этом не смей! — Бух, следом еще одна оплеуха. — Ты совсем, что ли, из ума выжил?! Никогда и не при каких обстоятельствах!
— Ну, ба! — Я закрывался руками от ее тумаков. — Там же все ясно и четко написано, никаких последствий для мага! Просто приобретает возможность принимать форму дракоши!
— Я тебя сейчас прибью и скажу, что так и было! — Она с широко раскрытыми глазами развела руки в стороны. — Нет, ну как я сразу не догадалась, что есть на свете король идиотов, и он у меня под боком?!
— Ну, бабуль, — принялся я заискиваться тихим голоском перед ней. — Ничего же страшного, тут написано, что многие дьесальфы имеют по две, а то и три различных ипостаси, в конце концов, ты сама видела у меня оборотней, милые девчата, вполне трезвые в уме.
— Да иди ты знаешь куда? — От возмущения она притопнула ногой. — Я с живыми не работаю! Ты вообще представляешь себе, как это сложно? Да милипусичка в расхождении векторов убьет тебя, меня и пол-округи, разнеся тут все к такой-то матери на кусочки!
— Ну мы посчитаем все…
— Я тебе сейчас кочергой из камина все ребра посчитаю, если не успокоишься! — Для наглядности она даже пару шажков в направлении озаглавленного предмета сделала. — Чтобы даже думать мне об этом не смел!
— Но…
— Нет!
— Я…
— Нет!
— Вот если бы…
— Нет!
— А…
— Нет! Нет! Нет! Нет! Нет! — Замотала она из стороны в сторону головой. — И еще тысячу раз нет!
Мы замолчали, буравя друг дружку взглядами. Ну, в самом деле, что ей жалко, что ли? Ну, подумаешь, риск, так ведь и она не только вчера мир увидела, сама же профессионал экстра-класса, я когда смотрел за ее действиями в работе, просто восхищался ее знаниями и мастерством. И вообще, не надо преувеличивать, я уже примерно представлял общую структуру действия, не зря азы некромантии зубрил, да и кое-что из общей магии тут участвует. Вообще дикая смесь энергетики и структур, так как меняется не то чтобы биология, а свивается каркас, образ новой структуры, материальной основы для невиданной мощи этого стремительного тела.
С простыми оборотнями оно как? Условная форма А использует уже имеющийся материал, перетекая и уже исходя из первых габаритов и возможностей в форму Б. Здесь же первоначальная форма ну никак не набирает указанной в ипостаси массы, разве что я перед этим лихо умудрюсь проглотить минимум двух коров разом, вместе с рогами, копытами и частью забора, которую прихвачу для верности с соседского огорода. Так уж устроен наш мир, что из большего всегда можно сделать меньшее, а вот уже из меньшего приумножить объем практически непосильная задача.
Практически.
— Я ведь могу и сам попробовать, — с прищуром и угрозой произнес я.
— А я могу и голову отвернуть тебе, сопляк, за такие слова, буквально щелчком пальцев, так что ты даже и не заметишь, — с прищуром и такой же маленькой угрозой ответила она. — Еще есть варианты?
— Ну пожалу-у-у-уйста! — завыл я, пытаясь выдавить хоть миллиграмм слезинки.
— Нет! И поймаю за приготовлениями, месяц будешь лежать на спине, так задницу выдеру розгами, даже дуть на нее больно будет! — Она гневно бросилась к дверям. — Стоп!
Быстро вернувшись назад, она сграбастала свои книги, после чего опять пошла к дверям.
— Это явно не для твоего больного ума книги! — Хлопнув дверью, она оставила меня наедине с собой и девушкой-видением.
— А ты что скажешь, подруга? — Я подмигнул призраку. — Рискнем?
Ну да рискнем, не рискнем, все равно без Хенгельман мне с этим делом не справиться. Так что я, недолго думая, в ожидании вестей и действий со стороны противника, стал вновь загружать себя повседневной работой, чтобы не маяться бездельем. Я чуть ли не за месяц впервые увидел свою жену. Нона была в ударе, власть явно была ее стезей и призванием, здесь она была вне конкуренции. Моя дорогая баронесса не сидела, опустив руки, еще подготовленный зимой совместно проект по реорганизации городской стражи в полицию претворялся ею в жизнь семимильными шагами. Она сама себе пощады не давала, да и другим спуску не было. Еще бы, ведь масштабы у нее солидные, как и запросы, так как родной Когдейр ею не забывался, и как здесь, так и там, шел прогресс обустройства, реформы налоговой базы, военной машины, экономики и необычайно оживленного в этом году товарооборота между двумя землями. Естественно, она не сама все тащила на своих плечах, тут огромная заслуга также ее управляющей Нимноу и моего Энтеми. Впервые в этом году Когдейр отменил оброк, переходя по уже отработанной мною тут схеме на денежный налог. Раздутая мощь военной базы Ноны сокращалась, причем экономия денег в этой статье все равно шла на военку, так как господа пикты по-прежнему были под боком, и никакие бы договоры ими не воспринимались, если бы не реальная возможность отхватить за это по первое число. Но это далеко не все, тут такое дело, приходилось восстанавливать все золотые прииски, что кто-то порушил, пройдясь войной в тех местах.
Кто-то.
Этому кому-то пришлось даже немножко денежки из своего кармана отдать за эту разруху, чтобы ускорить процесс заживления после военной кампании данного региона. А куда деваться? Жадничать не стоит, так как чем быстрей вновь наладится золотоносный прииск, тем быстрей и масштабней пойдет общее экономическое оздоровление обоих баронств. Тут ведь какое дело, при всей своей прогрессивности хитропопости и непередаваемого обаяния, я в лице Рингмара и рядом не стоял с богатством госпожи Когдейр, хоть формально это как бы узаконено и мое.
Ну да и без этой большой политики дел по горло. Уже полтора месяца шло строительство проекта Большой Брат, хотя мертвого чуть ли не целиком, по причине моей немощности. По-прежнему строился форпост на месте Дальней, где в этом году наконец-то начнется обучение рейнджеров под тем же знаменем легиона. В самом Касприве все еще стучали молотки, ввозился камень, шла стройка, без учета даже моей головной резиденции, где я замахнулся на невиданное. Да, проект под кодовым названием Новый Нойшвантайн, или, как он будет здесь называться, Лебединый, вытягивал у меня монету со скоростью пылесоса, хоть я и планировал подобные растраты, хоть и создавал резервы, влезал в долги, а все равно масштабность стройки, сами материалы, доставка и работа в итоге стали подстегивать рост общей конечной затрачиваемой суммы. Ну что тут скажешь, плохой из меня экономист, не умею строить долгосрочные прогнозы с учетом возрастания цен в зависимости от предполагаемого спроса. А что вы хотели? Когда я считал материалы, была одна цена, а как поставщики прознали о таком долгосрочном строительстве, так решили повысить ее, деваться-то мне теперь некуда, не бросать же из-за этого все, позабыв про свои мечты, а торгаши, естественно, знают, что у других мне покупать еще накладней, потому и спекулируют на этом. Хоть садись и плачь. М-да уж. Тут ведь и радость скорая получалась немного смазанной. Следующей весной я уже буду выпускать в мир первую партию своего виски, на котором красивой вязью стояло название: «Сэр Дако. Рингмарский виски». Да, этой этикеткой я хотел отвесить благодарственный поклон старику, а получилось, что отдаю последнюю почесть. Ну да, как говорили в моей прошлой жизни: «Вздрогнем».
Моя тележка с креслом на колесиках моталась от объекта к объекту, неся мою вроде бы даже поправляющуюся тушку от одного объекта к другому, где я проводил какое-то время с объездом и осмотром того или иного производства. А еще я наконец смог дать отмашку на запуск банковской сети. Возможно, немного с запозданием, так как три небольших каменных здания, в Касприве, в Речной и Дальней, уже явно не успеют построить к зиме. Да, это будут здания банка, в каждом из которых под заказными камерами и толстыми дверями будут храниться приличные деньги для оборота. В Когдейре, кстати сказать, пришлось заказать не три, а семь подобных зданий из-за большей протяженности и большего числа крупных поселений. Вроде бы сиди, жди, ан нет, тут ведь нужно отработать курьерскую охрану караванов, патрули на дорогах за столько лет, наконец, организовать, а не как до этого было в стихийном порядке облав. Мол, пришла весть — разбойнички шалят, причем весть как минимум от трех или пяти караванщиков, тогда и едет в то место стража, и не факт, что кого-то находит, а постоянная круглосуточная патрульная служба, разъезды, охранные стоянки, где бы купцы могли стать на ночлег. Тут ведь какое дело, вроде бы всем известны эти поляночки удобные для ночевок, а толку ноль. Никто даже не почешется, кроме меня, я-то знаю, что придорожный трактир это не только денежка в мой карман, но и поток информации в мои уши, если там поставить верного человека. Ну до этого еще далеко, пока лишь охрана, денег еще и на эти стройки пока нет. Хотя просто иметь в виду, как дальнейший шаг в развитии, вполне резонно, ну или выдать кому-то ссуду на постройку, это было бы вообще идеально. Ну да мечты, мечты… Мечтать, как говорится, не вредно. Даже полезно. Причем весьма, я наконец-то смог построить первый в этом мире паровой котел. Заметьте, исключительно в мирных целях! Раньше замок хоть и имел водяное отопление, но на растопку чана уходила чуть ли не целая роща, которую приходилось за зиму вырубать на дрова, теперь же все стало гораздо проще, я даже горячую воду в краны провел! А все благодаря чему? Правильно, моей дур-машине из куска трубы и бабушкиных линз, она по-прежнему кочегарила напропалую, не останавливаясь ни на секундочку, и было бы настоящим преступлением не использовать ее по полной. Что я и сделал, заключив раскаленную трубу в водяную полость котла, который теперь круглосуточно гнал горячую воду по трубам. Но сами понимаете, нам всегда хочется большего, вот я и засел на досуге над проектом паровой машины, правда пока не смог определиться, то ли это будет колесный тарантас, то ли организовать все это дело на рельсах. А может, пароход? Может, на всякий случай рисую, черчу, описываю и проектирую все подряд, занося мысли на бумагу, мало ли что стрельнет, куда меня кривая выведет на пути моего прогрессорства.
Короче, поживем — увидим, натура я увлекающаяся, если что, дам, как говорится, джазу. Вот даже и темной магией балуюсь, по ночам. Хоть бабулечка и забрала талмуды, голову-то она мне пока не отвинтила, а в ней кое-что сохранилось, плюс мой амулет-накопитель от жертвенных ножей, что день ото дня набирал в себя крупицы мощи.
Думаете, я не попробовал эти крупицы? Еще как попробовал! Первым же делом вынес перегородку между моей спальней и кабинетом, в точности без единого изъяна воссоздав Копье Смерти Аль'Фарамута, какого-то восточного темного мага, имеющего на своем счету солидный капитал из смертельных заклинаний. Я его сразу заприметил, практически мой любимый мастер Эббуз, только с темной стороны силы. Хорошо пишет, с расчетами, с выкладками, не человек, а счетная машина, все обсчитал, даже то, что в принципе и нафиг не нужно, зато ему приятно, ученый ведь, маг, не хухры-мухры, вот и копье его не подарочек. А казус вышел исключительно из-за незнания того, сколько же успело скопиться энергии в кольце, а так я тоже такой, ну в смысле холодный, расчетливый и все-все прямо учитываю, не забывая о мелочах. Кольцо виновато, не я. Правда-правда.
— Ты что тут вообще охренел, что ли, у себя от безделья?! — Бабуля испуганно заглядывала в образовавшуюся дыру между комнатами и старалась не запачкать обувь в оседавшей медленно на пол то ли пыли, то ли прахе, который образовался после моего удара.
В общем, я и сам немного испугался, ну думал, копье да копье, чего там удивительного, а оказалось много чего. Во-первых, в первые секунды прямо в твоих руках формируется из бесновато закрученных вихрей тьмы все в сполохах тусклых голубых молний, реальный такой макет здоровенной зазубренной пики, с острым таким наконечником. Уже в этот момент хочется пищать: «Ой, мамочки!», ну а когда копье сформировывается, ложась вполне ощутимой тяжестью и лютым замогильным холодом в ладонь, ты уже с сединой на висках. Потому как когда наступает во-вторых, и тьма в твоих руках начинает шипеть, словно рассерженная змея, и истекать тьмой, словно ядом клык гадюки, уже вообще не до шуток, я его сразу же запулил от себя куда подальше, испуганно постукивая челюстью и баюкая занемевшую от холода руку.
— Ты что тут устроил, тудыть тебя растудыть?! — Бабуля принялась прощупывать у меня пульс и ладонью мерить температуру тела. — Ну, вроде живой… Ты как вообще?
— Вот это жуть! — Я повертел по сторонам головой и, поскрипывая колесиками своего кресла, подъехал к образовавшемуся проему. — Ничего себе! Вот это мощь! Я чуть в штаны не наделал от такой постановки вопроса! Это у вас, у темных, все, что ли, заклинания такие? Если да, то ничего удивительного, что вас так мало, это же смертный страх, а не заклинание, ты только глянь на эффект! Тут ведь даже не физика, похоже! Тут… Тут… Я вообще не пойму, что произошло, такое ощущение, что камень с центральной точки стал распадаться в прах по кругу, буквально опадая пылью!
— Аль'Фарамут? — Бабуля поковыряла ногтем край дыры. — У него все такое, показушник, обязательно визуальные эффекты, наверняка даже звук был?
— Угу. — Я тоже потрогал пальчиком край ровной дырищи.
— Чистое разрушение, полный распад материи. — Бабуля хмыкнула и рассмеялась. — Говорят, он это специально, так как до обморока боялся крови, потому все всегда превращает в тлен и пыль, чтоб без единого намека на кровь.
— Здорово. — По прикидкам, примерно общий диаметр под три метра.
Тут же скользнув в тонкие материи астрала, прикинул общий расход энергии, получалось, практически в ноль ушел весь запас, лишь немного оставалось, на второй заряд уже явно не наберется.
— Ба, а щиты у вас какие? Можешь научить? — Вопрос и вправду был животрепещущим.
— Щиты у нас обычно состоят из армии неупокоенных и прочих монстров. — Бабуля погрозила мне пальцем. — Темный маг никогда не лезет вперед, не его это место, а вот тебе наука впрок не идет явно.
— Ну хоть маленький щиток! — взмолился я.
— Ну разве что маленький, — рассмеялась она. — Смотри, называется Плащ Теней Аркан Дагора.
У бабули и вправду в мгновение ока сформировался, словно трепещущий плащ, развевающийся на незримом ветру, живой язык непроглядного перекатывающегося мрака.
— Аркан Дагор был полуэльфом. Папа был из дьесальфов, ну а маман из людей. — Бабуля повертелась в разных проекциях, демонстрируя мне этот отрезок из ткани ночи. — Универсальная штука, правда, затратная и требует исключительно на это плетение изготовленный амулет, ну или сразу парочку поддерживающих плетений. Вот гляди на эту пуговку, тут вязь заклинания.
Все-таки, что ни говори, а искусство дьесальфов куда как филигранней и утонченней, все минимизировано, сокрыто и практически совершенно не заметно, если специально не задаваться искать.
— А еще есть что? — Я захлопал ресничками, стараясь этим пронять старушку до глубины души.
— Есть и много, Костяной Щит, Защита Скарабея, Серая Пелена, всего и не упомнить, только тебе-то оно надо? Я вроде бы ясно тебе сказала, что, начав движение по темному пути, назад уже дороги не будет. — Она покачала головой. — Увы, назад уже дороги не будет.
Мы вообще с бабулей много общались на эту тему. Тут ведь уже не за горами академия, что называется, корячится, скоро придется выбирать свою стезю, так сказать, будущую специальность. Хоть они вроде бы и условны, все эти направления, так как общая программа практически для всех одна, лишь с некоторыми общепрофилирующими предметами. Ну понятно, что тем же стихийникам совершенно без разницы, сколько костей в убиваемом ими организме, а господам целителям совершенно без надобности метать, так сказать, гром и молнии. Опять же выслуга лет, долг короне, одно дело потом в каком-нибудь полку у границы сидеть и совершенно другой коленкор, допустим, в столичной клинике прыщи на мордах у аристократов выводить. Мне, пожалуй, как истинному герою в седьмом поколении, естественно, милее будет столичный кабинет, но при условии, что не удастся откупиться от службы, в чем я не сомневался, так как, еще со времен вступления в права на престол госпожи Кервье, все это накрылось медным тазом. Бабулька королевка сама никого не жалела и деткам своим, видать, наказ дала, чтобы держали всех в ежовых рукавицах. Ну да ладно, живы будем, не помрем.
— У нас проблема, Улич. — В один из вечеров в комнату ко мне вошла Хенгельман. — Пропали гончие вместе с вампирами при них.
— Как пропали? — Я аж подпрыгнул на своем кресле. — Это что за номер? Как может пропасть целая телега, набитая под завязку нежитью?
— Это еще не все. — Бабуля тяжело вздохнула. — Десмос связался с теми, кто был там, они говорят, что теперь действуют согласно указу нового господина. Их перехватил какой-то некромант.
— Вот еще его к нам нелегкая принесла! — Я стукнул кулаком по подлокотнику. — Я не пойму, что за баронство у меня? Не земля, а какой-то прямо проходной двор!
Двор не двор, а выходило все неприятно. Казалось бы, сколько тех некромантов осталось на душу населения? Два-три, и вот на тебе, какой-то залетный стал ошиваться на моей земле, перехватывая контроль над моими вампирами и моими песиками. Да это вообще уму непостижимо! Да и бабуля хороша, стоит, пожимает плечами, мол, я откуда знала, что так выйдет, мол, своих коллег уже почитай полвека не видела, оттого и контроль над зверушками не ставила замороченный, из-за чего собственно нашу телегу и угнали. Вот что теперь прикажете делать? Звонить в милицию? Але, у меня угнали телегу с кучей вампиров и двумя Гончими Смерти, выезжайте срочно, пока следы не остыли.
Смешно до слез.
— Ладно, впустую не будем воздух сотрясать, давай думу думать, как дальше быть. — Я стал загибать пальцы. — Во-первых, похититель не пойдет со своей находкой к властям, так как сам скорей всего вне закона, верно?
— Ну да, — согласилась она.
— Во-вторых, раз Десмос смог связаться со своими, значит, поганец где-то рядом, а не пустился с награбленным в бега, верно? — Еще один пальчик к кулачку.
— Да. — Вновь кивает она.
— Значит, либо хочет денежку с меня впоследствии поиметь, либо же трудоустроиться. — Я сжимаю всю пятерню разом, подводя итог: — Давай к графу, пусть выделяет проводника, мы с тобой отправляемся в путь-дорожку, поглядеть, что там за специалист угонщик свалился на нашу с тобой голову.
— Прибью. — Скрипнула Хенгельман зубами, выходя из комнаты.
Ну да, вроде как старалась, душу вкладывала в свое детище, а тут на тебе, кто-то молодой да ранний забирает все плоды трудов твоих, ничего удивительного, что старушка разозлилась.
Уже через пару часов, мы тряслись по дороге на моем «лимузине», запряженном двумя рабочими лошадками. Я с Хенгельман и пятерка бойцов, выделенных Семьдесят Третьим, его удалые робин гуды, с взведенными арбалетами и волшебными стрелами пока в чехлах.
Едем на разборки, залетных на место поставить. Прямо шайка-лейка какая-то, а не светоч культуры и прогрессорства в моем лице. Десмос через своих уже договорился о месте встречи, так что проводник не понадобился. Надо отдать должное наглости супостата, нас он, похоже, не боялся, вполне целенаправленно идя на контакт, что скорей всего приведет к тому, что оный супостат будет отчаянно торговаться, чем, несомненно, меня еще больше разозлит, так как на переговоры с террористами моя душа категорически отказывается идти. Ну да я думаю, бабуля и без меня негодника проучит, так как задета ее профессиональная гордость, коей у нее вагон и маленькая тележка.
— Что там твой наемник? — Бабуля даже в дороге не оставляла идеи связать шарф, мерно постукивая спицами. — Отказался?
— Угу. — Печально кивнул я, так как еще два дня назад получил весточку от Герхарда Доу, вполне любезно отказавшегося от найма.
— Что теперь? — Клац-клац, петелька за петелькой.
— Да ничего. — Пожимаю плечами. — Есть ты, есть стрелы темных эльфов, да и я, если что, на пару выстрелов сгожусь, будем искать, будем воевать, будем душить и душить, пока сами не повылазят.
Да, война идет, причем по донесениям вампиров, по вечерам уже с недельку мои песики выкашивали целые плесы с этими водоплавающими, внося в их ряды колоссальную смуту и потери. Ну да, и в копилочку про запас, кое-что для бабули складывали из покойничков из племени навок, думаю, все же сделать кракена, правда пока в бочке его держать, ну да мало ли как там дальше все сложится. В конце концов, салат из него сделаю, чем не осьминог?
Вот только на большой воде мы по-прежнему ограничивались малой кровью, причем и с нашей стороны тоже, уж очень тяжело было в местных реалиях бороться с морскими танками о двух клешнях каждый, что выступали в команде противника. Я даже не поленился, выискал их по талмудам бестиариам, животинки назывались раканы, причислялись к полуразумным созданиям, ну и, как положено с моим везением, водились только у меня на севере. Были еще крабы поменьше немного, где-то на югах, дальняя родня этого подвида, ну да их вроде бы осталось еще меньше, чем моих рачков, которых, кстати сказать, уже некоторые книги называли вымершими. Впрочем, думаю, я им помогу добиться справедливости и в конечном счете окончательно распрощаться с этим светом. Правда, пока только это все слова, на деле панцирная бригада разгоняет всю мою армию одним лишь только шевелением усов над водой. Ничего поганцев не берет! Ни арбалет, ни лук, ни копье, можно, конечно, с катапульт попробовать пострелять, только для этого надо соблюсти условие, чтобы эти ползуны-тихоходы стояли по меньшей мере неподвижно, хотя бы минут десять-пятнадцать, дожидаясь, пока мы подкатим агрегат, снарядим его, прицелимся и, возможно даже, с первого раза попадем. Только кто же нам подобное позволит? Сами навки — тьфу и растереть, вся закавыка в раканах, нам даже по сути гарпиды не страшны, если с небольшого отдаления, то всех положим из арбалетов, лишь бы близко не подпустить. Хотя даже сейчас мы уже можем смело говорить о том, что скоро выбьем их всех до единого. Это только на заводи моей бывшей стройки и возле деревни Речной они по-прежнему были в своем праве, а вот где русло сужается, там извините, ребята, вам жизни не будет.
— О чем задумался? — Хенгельман прервалась, окидывая меня взглядом.
— Скоро. — Я поднял взгляд на небо, в котором потихоньку стали появляться приглушенные тона приближающегося вечера. — Скоро мы вновь повстречаемся с нашим магом.
— Думаешь? — Она недобро прищурилась.
— Да, — киваю. — Это сейчас у навок вынужденный перекур, из-за похищения моих песиков. А как вновь дело наладится, тут уже дальше ему не отсидеться, ох, даже не представляю, ба, чем все это обернется, как бы не раскатал он нас с тобой по земле.
— Давай тогда этого субчика к себе возьмем? — Она кивнула куда-то вперед в сторону предполагаемого места рандеву с неожиданно свалившимся на наши головы некромантом. — Может, будет толк, все же мозгов хватило перехватить управление гончих, значит, уже не самоучка, кое-что знает в ремесле.
— Посмотрим. — Да, загадывать лучше не стоит.
Мы потихонечку убирали километры дороги, отмеряя пройденный путь по мерно убывающему светилу. Уже больше чем полдня тележка мерно нас подбрасывает на ухабах, поскрипывая ободами колес.
Хорошее это дело — вот так мерно под хоровод мыслей тащить свой зад куда-нибудь, пусть и не вдаль, а хотя бы вон за тот поворот. Располагает, и весьма, к успокоению души и осмыслению общего и целого. Успокоился. Расстроился. Вновь успокоился. Простился и отпустил. Видимо, так надо, так решено свыше и так упал жребий судьбы. Да, близких терять нелегко, но что я и кто я, по сути? Перекати-поле, человек без истории и прошлого, мне старый мир опостылел до зеленых чертиков, а в новом стал ли я кем-то, чем-то, как-то, чтобы характеризовало именно меня и никакой из моих образов? Не барона, не изобретателя, не горе-воителя и даже ученика мага. Не знаю, знаю лишь, что путь мой идет от потери к потере, а в сумме же получается плюс.
Кто сейчас знает и помнит, кто такой был дед Охта? Часто ли я сам вспоминаю заботливые и ласковые, натруженные руки Иши, что не спала по ночам, склоняясь надо мной, видя во мне своего единственного ребенка? Любили ли эти люди меня? Любили. Любил ли этих людей я? Любил. Да именно так и было, невзирая на ложь с моей стороны. Так и со стариком Дако мы уважали друг друга. Я думаю даже, что он больше мне делал снисхождения, чем я того заслуживал, ведь я больше чем уверен, он знал, что я се'ньер. Знал и не спрашивал, знал и молчал, не требуя слов, имея деликатность, возможно даже переступая через здравый смысл и осторожность.
А вот с Тиной мысли ровно не ложатся, тут сумбур. С женщинами всегда у меня сумбур, тяжело понимаемый это субъект мироздания женщина. Вот как с ней было? Стояла, молчала, а потом на тебе ушат холодной воды из мешанины своих чувств. Как она вообще дошла до этого? О чем молчала, о чем думала? Кто теперь скажет? И что теперь я могу сказать? Ничего, как была тайной, так и ушла неразгаданной, легким абрисом, мимолетным видением прочертив короткую полосу в моей судьбе из легкого бархата непонятных сомнений, что мягко лег на мое сердце. Чем я стал для тебя? Не знаю. Кем ты была для меня? Наверно, меньшим чем-то, на что ты рассчитывала.
Телега, натужно заскрипев, обогнула пригорочек, взбираясь вверх и останавливаясь у небольшой неприметной полянки, на границе густо растущего кустарника и невысоких деревьев. А вот и мы приехали, и, похоже, нас ждут. Меня ждет моя «уграбленная» тележка и повесившие головы вампирчики, которые должны были все это хозяйство сберечь.
— Ну, здрав будь, Уна. — Из-за их спин, покряхтывая, выбралась в первые ряды хитроглазая бабулька. — И тебе не хворать, сестрица!
Мать-перемать! Весь заготовленный накал страстей, все мои громы и молнии ухнули куда-то вниз штанов, прямо здесь и сейчас прошлое вышло ко мне лицом к лицу, с размаху и с оттягом залепив звонкую сухую пощечину по моему лицу, стирая с него всю уверенность, спесь и все эти годы другой жизни. Мне навстречу, мирно шкандыбая, вышла сухонькая старушка-знахарка из деревни Дальняя, что когда-то, кажется, тысячу лет назад, так любезно врачевала мне стертые от лопаты руки.
— Априя? — Я часто-часто заморгал, пытаясь прогнать это наваждение. — Сестрица?
Туго, со скрипом у меня в голове закрутились шестеренки, сопоставляя общую картину бытия, звено за звеном растягивая цепочку событий.
— Апри… — Я повернулся к обомлевшей Хенгельман. — Ее же сожгли?
— Апри, ты?! — Хенгельман залилась слезами, схватившись за сердце. — Это правда ты?
— Я, Мила, я… — По лицу знахарки также побежали слезы. — Я, моя хорошая, это я…
Какой же я балбесоид! Они же как две капли воды! Такие… сморщенные, маленькие, седоволосые. Ну… одинаковые, как изюмки в булочке. Сухофруктики мои ненаглядные.
Пока я подбирал отпавшую челюсть, бабульки кинулись друг дружке в объятия, рыдая в унисон и причитая в голос.
— Апри!
— Мила!
— Как же ты?
— Как ты, моя хорошая?
— Столько лет…
— Я надеялась и верила…
Уже потом, уже по темноте, под звездами и прохладный воздух ночи я слушал и молчал, не решаясь прервать скрип колес, возвращавших нас обратно, и скрип старческого голоса, тихо так и мерно ведущего свой рассказ о днях минувшей молодости.
Сколько лет? Наверно, лет пятьдесят, а может, и больше назад, разбежались в разные стороны две сестрички Хенгельман. Моя Хенгельман, та, что Мила, в это время отбывала срок в одной из тайных тюрем ордена бестиаров, постепенно проникаясь идеей сотрудничать с короной, а вот вторая сестричка, та, что Апри, вела бесконечную игру в кошки-мышки. Раз за разом меняя имена и личины, переезжая с места на место и спасаясь от идущих по пятам рыцарей и магов, не в силах найти свое место под этим небом. Ну да куда ей? Это моя бабуля была кроткого нрава, а Апри была заводилой в их компании, их гонором и их совместной спесью. Вновь и вновь она отступала, снова сбегая из-под носа властей, больно при этом огрызаясь и с завидным упорством выскальзывая из их цепких рук. Но как мы знаем, в конце концов, судьба распорядилась остановить ее. На поимку черного некроманта был отправлен сэр Дако, боевой маг и нареченный или приемный брат этой преступницы, который и положил конец ее бесчинствам.
— Что же произошло, Апри? — Мила Хенгельман держала свою сестренку за руку, боясь отпустить хоть на секундочку, чтобы не потерять ее вновь.
— Под Колдерсплеем, — заскрипела Априя, — они настигли меня на старом погосте, где я пыталась подзарядиться некротикой, чтобы хоть немного пополнить резервуары амулетов. Это не так уж далеко отсюда, ох…
Был бой, сильно взялись за нее, без шуточек и разгильдяйства, уж очень она достала власти своим поведением. Три звена бестиаров, маг в усилении, нашли быстро, блокировали, ну да бабулька так просто не далась. Помимо подчиненного гнезда вампиров, на стороне Априи был еще небольшой паноптикум собранных ею собственноручно в ходе непрекращающейся травли существ, машин смерти, слуг, рабов, рук и инструмента некромантов, что дали бой на старом кладбище. Ложась на землю, уже не поднимаясь, защищая своего хозяина и забирая вместе с собой одного за другим охотников за головами.
— Убили всех. — Бабулька поджала губы, погружаясь в свои воспоминания. — Резали, рубили, жгли. Знаешь, Мила, мне никогда, как в ту ночь, не было страшно. Я привыкла ко многому, но когда клинок бестиара прижался к моему горлу, я рыдала и молила о пощаде, готовая вылизывать их сапоги, лишь бы сделать еще один глоток воздуха, лишь бы увидеть хотя бы еще один рассвет.
— Валентин? — Мила Хенгельман успокаивающе погладила свою сестру по голове.
— Да. — Та печально улыбнулась. — Кто еще, кроме него, о нас бы позаботился?
Он убил своих. Тех рыцарей, которых сам и привел на поимку этого исчадия тьмы. Перевертыш, предатель, сволочь, называйте, как хотите, но старик Дако не сжег той ночью на костре свою сестричку, он сжег в пламени своего дара и своей мощи тех, кто посмел обидеть ее. Тех, кто посмел поднять на нее руку, тех, кто посмел измыслить недоброе в ее сторону.
Замолчали сестрички, обнявшись, молчал и я. Молчало небо, укутанное непроглядностью ночи, и лишь сверчки и колеса телеги нарушали покой. Так как и те и другие спешили, одни крутясь, везли нас домой, а другим вообще было не до чего в этом мире, им бы «оттрещать» свои положенные девяносто дней жизни да отправиться на покой. Вечный покой.
А ты будешь жить. Именно так он сказал тогда своей сестричке. Уедешь на север, заберешься в самую глухомань и никогда оттуда не выйдешь, никогда больше не видеть тебе ни сестру, ни меня, иначе быть беде. Иначе погибнешь не только сама, но и с собой заберешь на тот свет тех, кого любишь, и кто любит тебя. Вот такая история, вот такая, она жизнь. Долгая и счастливая. Вдали от любимых, ради любимых, вопреки всем, кто сказал быть тебе покойницей.
Да уж, дает пищу для размышлений, наше житие. Вот оно, какое лицо было у старика, вот так узнаешь о нем, о них об этих людям большее, чем даже измыслить мог. И каково же мое мнение? Фух, ребята, не возьмусь судить, не по моим плечам подобная задачка. Кто прав? Кто виноват? Все и всюду, в кого ни плюнь, носители своей правды, мерятели своей морали и своих принципов. Флюгер, скажете? Возможно, я успел приобрести по жизни такое качество души, как цинизм, и прекрасно понимаю, что мера весов у каждого своя, как говорил наш главврач кому-то: для счастья достаточно лампочку себе в зад ввернуть, а кто-то вновь и вновь выпрыгивает из самолета, забыв проверить, как сложен его парашют. Каждому свое, единственное, что могу сказать, что свой крест надо нести с высоко поднятой головой, ибо иначе какая же это правда? Так, баловство одно, как лампочка в одном месте.
Нет, ну это реально тяжело. Просто невыносимо. Две бабушки вокруг одного внука — это как если вас привязать между двух машин за руки и за ноги и разъехаться в разные стороны. А у меня, я вам скажу, не бабушки, а огонь! Обе дипломированные целители и каждая со своей отравой. Ой, то есть отварой, отваром в общем. Настоечки, выжимки, сеансы терапии и правка энергопотоков, все это, конечно, несказанно радовало мое бренное тело, заставляя возвращаться к жизни, но вот угнетало мой разум до невозможности.
Вы только представьте, что вас заставляют спать по ночам, кушать три раза в день, обязательно с супчиком. Постоянно моют, причесывают, дают лекарства, дергают за щечку, в общем, всячески отравляют вам жизнь до полного опупения. И это кого? Меня!
Это как в американских церквях антихристы седьмого дня, или кто они там, с песнями и плясками лупят ладошками по лбу немощным, с криком: «Встань и иди!», и те в конце концов встают и бегут, так как иначе забьют демоны до смерти.
В общем, выбора у меня особого не было, как просить помощи у сэра Жеткича, чтобы он вроде как взял шефство надо мной и хотя бы пару часов в день занимался теоретической магией, так сказать, давая азы искусства и науки, а на деле спасая меня от такой объемной и всепожирающей любви.
— Ну что, юноша? — Он помог мне, подкатив мое кресло к небольшому столику в своих апартаментах. — Чем сегодня займемся, пока ваши персональные сиделки готовят вам очередную порцию лекарств?
Друзьями мы, конечно, навряд ли с ним когда-нибудь станем, но уж по крайней мере уважение друг к дружке стоит проявлять. К тому же он небезынтересен и, как и я, имеет весьма похвальное хобби, а именно рыбалка. Причем если я использую свое увлечение как некую медитативную практику, помогающую мне, как в песне звучало: строить и жить, то господин Жеткич свою жизнь посвящает хобби, а не наоборот. Человек не просто предан подводному миру, он его изучает, понимает и весьма осведомлен в этом вопросе. Этакий ихтиолог окружающей действительности. Кстати, весьма полезные знания удалось почерпнуть от него, в частности ряд сетей и форм неводов для моей артели из крестьян Речной. Я то по простоте душевной все это авоськой считал, не заходя своими знаниями дальше ряжи усиления и карманов, в то время как Арнольд повидал немало и, что главное, поделился этим.
Вообще, несмотря на свой юный вид, человек он был начитанный, грамотный и владел многими аспектами знаний. Его апартаменты были заполнены различными трудами, привезенными им, множеством экспонатов различных тварей, небольшой химической лабораторией, вполне, хочу вам сказать, на уровне, не говоря уже о приборах, амулетах и прочей атрибутике от искусства магии.
Я, правда, не стал заострять внимание, но наш правозащитник не смог скрыть кое-что и запретное, что имел у себя в коллекции. Впрочем, не заострил я внимание лишь потому, что и сам недавно разжился подобным экспонатом, а именно кракеном. Да-да, самым что ни на есть исчадием черной некромантии, этакий студенистый спрут, состоящий из зубастой пасти, ядовитой слизи, сотни копошащихся щупалец. Хочу вам сказать, совсем не безобидная тварюшка. Своего я поместил в стеклянную амфору-резервуар, специально отлитую под эти нужды, вода в которой уже через пару часов была темней и непроглядней чернил. Звал я своего питомца Хомяк, так как новый жилец и мой питомец обладал скверной привычкой что-нибудь хватать и прятать у себя в аквариуме. То еще зрелище, вытянет свои «хваталы», пошарит по комнате и к себе в норку тащит, причем ведь нет в нем голода как такового, чистое любопытство ну и может, какое-то природное чувство жадности, что ли. И да, что самое удивительное, Хомячок совершенно не агрессивный получился, нет, мяско он трескал будь здоров, даже, со слов Милы Хенгельман, пару кошек отловил и схрумкал, не говоря уже о том, что мышей в подвале с крысами излавливал от скуки. Зато детей любит. Ой, вы не подумайте чего дурного, я ему детей не скармливал, это просто «бабульки-тарахтульки» оплошали, чисто по инерции трепались языками, совершенно позабыв про то, что за Априей хвостиком приклеилась моя Пестик — Ви. Девочка справедливо расценила, что от нее что-то скрывают, потому тенью и ходила помалкивая за Априей, в которой с ходу признала свою учительницу по травничеству, ну и забрела вместе со старушками в подвал покормить Хомячка.
Радости было — не передать. Девчонка просто влюбилась в Хомачку, как она теперь его ласково называла, и теперь каждый день бегала поухаживать за другом, то водички ему долить, то покормить, то разный мусор из аквариума, натащенный «хомячком», поубирать.
— Тварь сия необычайно злобна, коварна и опасна. — Жеткич держал свой экспонат в глиняном кувшине, куда я как-то сунул свой нос, по которому чуть и не схлопотал увесистым щупальцем. — Я ее лет десять назад отловил в болотах халифата Альбинбей, вернее даже не его персонально.
Сэр Жеткич специальной палкой стал колотить выползшие руки осьминога, загоняя его обратно в свою обитель. За что получил тут же черную струю чернил кракена, обдавшего своего хозяина черной водой с ног до головы.
— Заказ был, халиф награду выдавал тому, кто болотное чудище истребит, что перекрыло ему путь в джунгли, где он вырубку железного дерева вел. — Маг умело загонял разошедшегося кракена обратно в кувшин. — Проклятые черные маги создали эту гадину, ну или дьесальфы из своего питомника упустили, теперь уж не узнать, а вот местные племена эту дрянь выпустили в судоходное русло, там такая история вообще дурная вышла с этими местными жителями.
— Что же там такого произошло? Вы, кстати, весь в чернилах перепачкались, — поддержал я его рассказ вопросом, постаравшись откатиться как можно дальше от разбушевавшегося создания, нечаянно разбуженного мной.
— Не страшно, эта чернота только при намокании видна, как подсохнет, обесцветится, — улыбнулся он.
— Ну а история… ерунда по сути. Видите ли, местным племенам не нравилось, что халиф объявил их своими подданными и вел вырубку их лесов, в которых они вроде как себя считали полноценными хозяевами. Ну чистые дикари и варвары, халиф он ведь кто? Правильно, королек местный, а они кто? Да никто и звать их никак, бегают по куширям голозадые даже срамоту свою не прикрывают. Ни тебе денег, ни тебе городов, одни деревушки, сплошное безобразие, даже скотину никакую не держат, все охотой и собирательством себе добывают. Бунтуют только, в солдат из кустов разной гадостью кидаются, подчиниться не хотят, даже этой кракозябре поклонялись, как речному богу, который призван был великим шаманом, чтобы защитить их от злых людей, закованных в металл. Ну да на радость этим племенам мудрый халиф не поскупился мошной, звонко оплатив работу мага, который изведет нечисть.
— Ты только представь себе, — вещал Арнольд, загнав наконец буяна на место. — Плыву я на лодочке, жарища, а вода все темней и темней вокруг становится, и запах этот странный.
Да тут надо сказать, кракен пах и весьма, ну я бы не сказал, что как-то отвратно, нет, скорей надоедающе и резко. Знаете, такая смесь вроде как подгорелых кофейных зерен с такой кислинкой, что дают сушеные грибы в аромате. В общем, не каждому по вкусу придется.
— Кругом тишина, и даже птиц не слыхать, а такого в тех южных плавнях просто быть не может. — Он отставил в сторонку свой шест-колотушку, устало облокотившись на стенку и рассматривая вместилище со своим заключенным. — Сам, естественно, плыву, местных хоть батогами лупи, не в жизнь не согласятся туда соваться, мол, речной бог покарает, а мне ведь интересно, мало ли что это такое, может, вид какой неизвестный. И тут в самой черни в непроглядном омуте все как забурлит, вспенится и десятки во-о-от такенных (он развел руки), не то что сейчас, щупалец на меня поперло!
В общем, как оказалось, для мага ничего страшного, лишь повозиться пришлось, уж больно большим и злобным вырос кракен. Стандарт Десты не подпускал и вполне на уровне держал монстра в отдалении, а вот летящие лезвия Эббуза секли монстра, разрезая его плоть словно нож масло. Тварь быстро смекнула, что в этот раз из охотника превратилась в жертву и постаралась тупо залечь на дно, скрываясь под многометровой водной толщей. Ну да наивная простота, кто же ей это позволит? Уж точно не Жеткич, который тупо спроецировал кольцо Прая на дне реки, вздымая сонм всклубившегося пара от кипящей и пылающей жаром стихии. В общем, долго ли, коротко, но измордовал он кракена, не шибко расположенного, даже в своей водной стихии, к передвижению. Ну а когда стал отрубленные щупальца сжигать, разбросанные по берегу реки, одну извивающуюся лапку решил себе оставить, так сказать на память, из которой впоследствии и развился новый кракен, правда уже в уменьшенном объеме и ограниченном пространстве.
— Вижу, не с пустыми руками вы ко мне пожаловали. — Жеткич присел напротив меня, с интересом рассматривая мой презент.
Эх, давненько я не брал в руки шашку, шутка. Дело в том, что я уже давно хотел ввести в обиход этого мира такую, пусть вроде бы и мелочь, но приятственную моему сердцу игру, как шахматы. Нет, я, конечно, не гроссмейстер, и даже постеснялся в детстве на разряд сдать, но вот с дедом в свое время рубился, что называется, не на жизнь, а на смерть. В наши дни шахматы как-то незаслуженно отошли на второй план, уступая куда более интеллектуальным играм вроде «зумы» или швыряния пингвина на длинные дистанции, но мне как-то удалось через года и десятилетия, даже на свеженький смартфон, всегда заносить этот древний батл для ума. Почему с компьютером играл последние дни своей жизни? Ну… Тут, наверно, все же моя вина, прямо как в том старинном анекдоте, когда жена спрашивает у мужа: Ты чего это перестал с соседом играть? — Тот, который муж, задумчиво глядя в окошко, говорит: А ты бы стала играть с человеком, который все время мухлюет, подзуживает партнера, а проиграв, устраивает истерику? — Та, взмахнув руками: Нет, конечно, не стала бы! — Тот, который муж, потирая переносицу: Вот и он перестал.
Да, не люблю проигрывать, прямо расстраиваюсь от этого, причем в карты там или компьютерные игры совершенно, что называется, «монописуально» воспринимаю победы и поражения, а здесь прямо вскипаю. Могу даже внезапно доску захлопнуть, прихватив любопытный нос противника, за что быстро и растерял своих оппонентов. Благо здесь, я надеюсь, у меня серьезных противников пока не предвидится, ну да и с совсем не разумными играть ведь не интересно.
— Занятно. — Сэр Жеткич еще раз оглядел доску после моих объяснений правил игры. — Давайте попробуем, никогда ни о чем подобном еще не слышал. Откуда, вы говорите, знаете эту игру?
— Из книг. — Ишь ты, какой хитрован, ненавязчиво так вопросики вбрасывает. — Говорят, старинная игра, придуманная где-то в халифатах.
— Похоже на правду. — Он кивнул. — Иначе бы фигурку слона заменили, на какого-нибудь быка или медведя. Так можно? Я правильно двигаюсь?
— Конечно, можно! — Ну, ребята, не надо снисходительно хмыкать, так называемый детский «мат», я сам от деда в свое время не раз получал.
— Все, что ли? — После минутной паузы и разглядывания доски спросил он.
— Ну да, вы — покойник. — И вот так красиво домиком бровь и снисходительную улыбочку.
— Занятно. — А лицо-то каменное, чуть ли не желваки на скулах бегают. — Еще?
— Конечно, сэр! — Помогаю вновь расставлять фигурки.
Мы вновь и вновь расставляли фигурки, а я с неприязнью стал замечать, что с каждым разом партия все продолжительней и опасней. Мой оппонент рос прямо на глазах, огрызаясь не на шутку.
Хорошие денечки наступили, если не считать кровопролития, что повсеместно наполнило мои земли. Прямо сказочные деньки. Я в шахматы играю, бабки меня на пару откачивают, возвращая к жизни, народ гибнет, навки получают по полной. Даже не знаю, как все это описать. Впервые себя почувствовал на вершине пирамиды. Я вроде как знамя, вроде как решаю и при всем этом могу прекратить все это, либо же ухудшить ситуацию во сто крат. Чья это война? Из-за чего гибнут мои люди? Остыл, наверно, остыл. Простил? Нет. Не могу, правда не могу, пробовал, осмысливал, но не в силах простить гибель близких и разорвать этот порочный круг. А хочется, порой реально хочется быть выше своих страстей, отстраниться и вроде как наблюдать за собой со стороны, поступая всегда верно и правильно. Но — увы.
— Пей это, это, это и это. — Бабушка Априя вечером принесла мне ряд пузырьков с травяными настоями. — Ну и пока морщишься, кривляешься и проклинаешь меня в душе, рассказывай-ка, родненький, правду сестричкам.
В комнату вошла Мила Хенгельман со своим уже арсеналом полезностей, дожидаясь очереди, чтобы влить и свою толику заботы в меня.
— Ульрих-Уно. — Мила покачала головой. — Ты полон сюрпризов, очень интересно послушать будет.
Интересно? Ну что ж, так, значит, так. Слушайте историю мальчика, который однажды открыл глаза в дремучем лесу в забытой богом деревеньке. Слушайте, бабульки, скрывать не стану. Врать не буду, по крайней мере, вам и сейчас, здесь и сейчас я лишь познакомлю двух бабушек с двумя мальчиками. Не больше, пока не больше, кое с кем другим вам знакомиться, пожалуй, еще рановато. Да, наверно, еще рановато.
— Значит, ты не ты. — Мила сидела, слушая и постукивая спицами.
— Мало того что он не он, так он и сейчас, скорей всего, не тот, за кого себя выдает. — Хмыкнула Априя, заканчивая свои оздоровительные процедуры надо мной. — Ты только глянь на него и то, что вокруг него творится.
— Се'ньер. — Покивала Мила. — Как пить дать, душа чужая. Что молчишь, глазищами посверкиваешь своими? Ничего больше не хочешь рассказать?
— Глупости болтаете, сами не понимаете, что говорите. — Ну а что им прикажете, правду рассказать? Кто его знает, может, и стоило бы довериться, правда, страшновато. Они, конечно, и сами не ангелы, и самим есть что скрывать и чего опасаться, только вот мой секрет это мой секрет, пусть уж лучше сидят, гадают. — Заладили — се'ньер, се'ньер. Нет никакого се'ньера, нет больше мальчика Уна. Запомните, есть только барон Рингмар, и на этом закончим.
— С такими делами и заботами, как бы и барона в скором времени не стало. — Поджала губы Мила, принимая от сестрицы эстафету по оздоровлению меня любимого. — Не могу понять, что я, что покойный Валентин, теперь еще Жеткич и Апри, мы влили в тебя столько сил и стараний, что можно было бы целый полк умертвий с того света поднять на ноги, а ты словно губка все впитываешь и впитываешь, но оставаясь по-прежнему чуть ли не при смерти.
— Вот и я заметила, — всполошилась Априя. — Я ему вчера почти половину себя слила, а он к утру уже пустой был и сидел, кашлял, да в миске кашу баламутил, жрать ничего не хотел.
— Да вы меня закормили уже, — буркнул я.
— Было бы что кормить. — Покачали они на пару головами. — Ты посмотри на себя, кожа да кости. Ты словно таешь на глазах.
— Тебя словно вампир пьет, — подала голос Мила.
— Или призрак, — подняла вверх палец Априя.
— Не может быть… — Мила Хенгельман чуть ли не подлетела ко мне, хватая за грудки. — Она же ушла, она точно должна была уйти! Ульрих, ты ничего мне не хочешь рассказать?!
— Эм-м-м… — Признаться, я опешил от такого напора. — По идее, вы же некроманты, должны были почувствовать, если бы было что неладно, или я не прав?
— Ты издеваешься? — Мила округлила глаза. — Это же призрак, его так просто не почувствуешь, а этот вообще природный, его создал не мастер темной силы, его создала сама смерть!
— Стоп, о чем вы? — Априя недоуменно переводила взгляд с меня на сестрицу, так как не была еще в курсе моих зимних приключений.
Все еще недобро косясь на меня, Мила принялась повествовать о причинах, приведших к тому жалкому состоянию, в котором я сейчас пребывал. Послушать было небезынтересно, скажу я вам, стороннего рассказчика, не самым лучшим образом характеризующего твои действия. Так сказать, мотай на ус и уж в следующий раз не оплошай.
— Мила, ты меня поражаешь! — Априя вскинула руки. — Как можно было не проверить все перед отъездом? Ты же профессионал!
— А я проверила! — Топнула ногой от досады ее сестренка. — Не надо считать меня дурой! Я еще кое-что соображаю в своем деле!
— Призыв Ахнабелла? — Прищурилась Априя.
— Да! — С вызовом поглядела на нее Мила.
— Иней Аруба?
— Да!
— Сеть Анкарского Паука?
— Естественно!
— Прах Дофанара?
— Обижаешь, сестричка!
— И что, ничего не показало? — Теперь была очередь Априи удивленно глядеть на сестру.
— Ничегошеньки! — Победно вскинула бровь Мила. — Весь замок обошла, ничего нет, ни единой квинтэссенции некротической материи.
— Что же его тогда жрет? — Бабульки вперились в меня взглядом, словно удавы на кролика.
— Ты ничего не хочешь бабушкам рассказать, милок? — подала голос Мила Хенгельман. — Ты случайно ничего не прикарманил, маленький поганец, из вещей покойной?
— Ну почему сразу поганец? — Мне даже неловко стало, и я почувствовал, что заливаюсь краской. — И вообще вы некроманты, это ваша работа.
— Родной мой. — От холода тона Априи температура словно и вправду на пару градусов понизилась в комнате. — Больной должен говорить лекарю, где и что у него болит, если он ходит, корчится и молчит, лекарь не может знать, от чего он там кривляется.
— Ну, тогда, наверно, на нее мне стоит жаловаться. — Я кивнул в сторону пустого, по их мнению, угла, где испуганно глядела на меня Адель.
— Она здесь?! — хором заорали бабки, хватаясь за головы.
— Ну, она всегда здесь. — Виновато пожал я плечами.
— Да что бы тебя… и… на… в ..!
— Ты что?.. Совсем ..? … … или… на всю голову?!
Хор бабушек разразился несказанной бранью, сумбурным взмахом рук под сопровождением испуганного хлопанья моих глаз. Нет, ну а я откуда мог знать? Я вообще думал, что у меня галлюцинации из-за ослабленного здоровья и полученной ментальной травмы.
— В жизни не встречала подобного!
— Век проживи, а второго такого… ни за что больше не встретишь!
Что тут началось, словами не передать, бабки, костеря меня на чем свет стоит, носились по комнате, каждая выбегала ненадолго прочь, возвращалась назад, неся на плечах мешок за мешком какого-то хлама, не забывая вновь и вновь упомянуть мою безалаберность и еще кое-какие мои качества, которые честно-честно мне совершенно не присущи.
— Раковина слизня Патрабельда есть? — всполошилась Априя. — У меня только черные перлицы ручейника, боюсь, не хватит.
— Есть-есть, ты лучше скажи, мертвой травы запас имеется? — Мила копошилась в своих мешочках. — Хорошо бы Тропу Падших отсыпать, а то кто его знает, как естественный призрак себя поведет.
— Никто не знает. — Согласно закивала ее сестричка, также распаковывая свои вещи. — Надо бы, наверно, Большую Печать Костяного Дракона поставить.
— Надо-то надо, только где же нам столько крови найти? — Покивала вторая бабулька. — Улич, трупы навок нужны, сколько осталось? Как думаешь, Апри, подойдут их печень и аорта?
— Да кто бы знал? Что тут нет больше, что ли, нормальных человеческих покойников? — Насупилась она. — Что за замок? Что за барон? Эй, малец, покойников надо организовать, прикажи солдатом слуг рубить и сюда стаскивать.
— Вы что там совсем, что ли, опупели? — Я аж подскочил на своей кровати от подобного поворота событий.
— Хе-хе! Ты смотри, как всполошился! — закаркали старые разбойницы. — Да шутит бабушка, не боись, и так справимся.
Что ни говори, а есть что-то завораживающее в некромантии. Кое-как скособочившись на постели, с широко раскрытыми глазами наблюдал за действиями двух черных магов. В принципе действие уже не было для меня печатью за семью замками, кое-что я уже если и не понимал полностью, то по крайней мере угадывал общий функционал и предназначение некоторых малых узлов и соединений. Все повторялось, принцип некромантии: делай все не своими руками, иначе руки отвалятся. Весь энергопоток предстояло, как и с Гончими, пропускать через амулет пентаграмму, вернее в данном конкретном случае эскиз, или чертеж, первоначального начертания больше походил на концентрически расходящиеся круги с вкраплением узоров и вязи.
Сестрички взялись лихо и споро за дело, практически не переговариваясь, лишь в некоторых местах вступали в дискуссию, освежая друг у друга в памяти отдельные моменты. Это внушало уважение и пробуждало неподдельный интерес. Ну и само собой некоторое беспокойство.
— Эй, сестренки! — Я окликнул бабуль, прерывая их. — Не знаю важно это или нет, но Адель весьма недовольна!
Призрак девушки метался по комнате с непонятной смесью страха, паники и наполнял пространство перед моим взором какой-то суетой. Временами мне даже казалось, что легкий ветерок касался моего лица, когда она проплывала вблизи меня.
— Что? — Априя с прищуром осматривала комнату.
— Что она делает? — Мила Хенгельман подошла ко мне, касаясь рукой лба.
— Она что-то пытается сделать с амулетом. — Я указал рукой на рисунок, что высыпали и вычерчивали на полу старушки.
— Что именно?! — в один голос выкрикнули они, тут же кинувшись к своим кругам.
— Вон тот узел. — Я с трудом попытался повернуться, чтобы удобней было показывать. — Нет, не здесь, вон тот малый замкнутый контур в правом верхнем углу.
— Вот шельма! — выругалась Априя. — Замкнула наш переход на Цепь Рафата!
— Здесь тоже, Апри, — подала голос Мила. — Стерт переход с Луча Смерти на Око Тьмы.
— Да кто она такая?! — всплеснула руками Априя. — Где вы раздобыли такую жуть?
— Это ты не у меня спрашивай. — Мила, упав на колени, вновь отсыпала какой-то невидимый мне с моего ложа узел. — Это он ее откуда-то припер!
— Не виноватая я, он сам ко мне пришел! — на автомате выдал я.
— Что еще? Говори, Улич, — повернулась ко мне Априя.
— Вон там от стены, где угол на привязку планет, — услужливо тыкнул я пальцем, похваставшись кое-какими своими знаниями. — И вот здесь у ног, где соединяете потоки на вон ту петлю сбора.
— Да что же это такое-то? — Мила упала в кресло, безвольно опустив руки. — Я о таком даже не слышала!
— Пожалуй, и никто во всем белом свете о таком не слышал. — Рядышком присоседилась ее сестра. — Даже дьесальфы относились к естественным призракам как к вымыслу, легенде. Я просто не знаю, что и сказать.
— А я знаю! — Сердито топнула ногой Мила, подскакивая со своего места. — Она должна была уйти, так как привязка ее на того юношу исчезла! Значит, мы должны найти ее новый якорь в этом мире! Пусть не думает, что сможет нам спутать все! Ульрих, немедленно сознавайся, что у тебя от той девки осталось! Ведь знала же, старая, что за тобой нужен глаз да глаз!
— Там. — Я, устало прикрыв веки, откинулся на подушки, не желая видеть молящий взгляд девушки. — В нижнем ящике стола, за папками лежит шкатулка. Там.
Ох и взгляд у нее. Не могу, прямо душу чертовка рвет на куски. Ладно бы сторонней была, ладно бы не знал, не видел, но я там был, был в тот день и тот час, когда эту молодую, по сути еще не знавшую жизни девчушку заживо замуровали в камень. Ни за что. Просто потому что судьба и непокорность сыграли свою глупую роль.
Лишь бы не кричала.
Бабушки извлекли из стола обитую серебром шкатулку, доставая из нее тонкой замысловатой вязи красивый дамский браслет.
— Ага! — Априя даже хлопнула в ладоши.
— Ну-да, ну-да, — хмыкнула Мила. — Вот же она точка невозврата, вот она жемчужинка смертельной тьмы.
— А ну-ка если вот так сделать. — Априя сплела незримую паутинку заклинания, набрасывая на браслет. — Что скажешь, Улич?
Ей больно. Проклятие, ей больно! Я широко открытыми глазами смотрел на помутневший контур девушки, отчаянно заламывающей руки и раскрывающей рот в беззвучном крике.
Лишь бы не кричала.
Как тогда, когда ее тащили с мешком на голове к той проклятой стене. Господи, что же так херово-то на душе?! Что я вообще такое говорю? Лишь бы не кричала? Именно так про себя в тот день просил ее эту девочку ее горе-возлюбленный, наблюдая за ее последними минутами?
— Прекратите, — не столько сказал, сколько простонал я. — Немедленно перестаньте!
— Что? — Заморгала Априя. — Она тебя мучает?
— Вот зараза! — Мила тут же сплела свое заклинание, набрасывая его на браслет, от чего контур Адель стал едва-едва проглядывать.
— Перестали немедленно! — Превозмогая чудовищную слабость и боль, еле-еле поднявшись на локтях, одной рукой подхватил со стола миску с каким-то настоем, запуская ей в старушек. — Немедленно сняли свои заклинания!
— Ты с ума сошел? — Миска не долетела, но вот содержимое пошло хорошо, обдавая старушек с ног до головы.
— Ты что не понимаешь, что она убивает тебя? — Априя вытирала лицо подолом юбки.
— Да она рано или поздно высосет тебя до дна, мальчишка! — Мила Хенгельман сурово свела брови. — Это не игрушки, Ульрих, это сама смерть, не вздумай обмануться ее смазливым видом, это убийца!
— Перестали обе. — Я устало рухнул в постель. — Не трогайте ее, хватит ей уже, наумиралась на тысячу лет вперед.
— Ты точно сумасшедший! — оторопело пролепетала Априя.
— Это же всего лишь призрак, Ульрих, не дури! — Мила подошла ко мне, поглаживая по голове и пытаясь успокоить. — Она уже давно мертва, у нее нет ни эмоций, ни чувств, она это сгусток энергии для поддержания недожизни, которой требуется постоянная подпитка. Причем, дорогой, этот сгусток некротической энергии выбрал тебя, твою жизнь, для своей подпитки, она словно клещ, словно вампир, высасывает твою энергию, в конце концов, оставив от тебя лишь жалкую оболочку, хладный труп.
— Я понимаю, — с трудом вытолкнул из себя я слова. — Но все равно не трогайте ее.
— Не пойму. — Априя упрямо замотала головой. — Может быть, она как-то влияет на его сознание? Вроде болотных мороков?
— Да нет, похоже, он вполне в сознании и отдает себе отчет. — Мила проверяла пульс и сердцебиение, а также тонизировала меня малой толикой своей силы и рядом заклинаний.
— Но мы же не можем оставить на тебе этого паразита?! — рассердилась Априя. — Ты уж, малец, извини, но эту гадину опасно просто для людей оставлять в живых. Сегодня она тебя втихомолку прикончит, а завтра другого, а послезавтра может и масштаб вырасти, тут сложно что-то прогнозировать, здесь можно лишь с полной уверенностью заявлять о том, что она смертельно опасна для всех живых на этом свете.
— Понимаю. — От действий Милы мне и вправду стало легче. — Вот.
Стянув с мизинца маленькое серебряное колечко с черной бусинкой топаза посередине, протягиваю его сестричкам.
— Я читал, что жрецы дьесальфов могли привязывать некротических слуг, в том числе и призраков на подобные амулеты для охраны своей силы. — В одном из томов бабули даже напрямую рекомендовалось ставить стража на свое хранилище, чтобы защитить его от чужих посягательств. — Я знаю, что вы сможете, имея на руках привязку к нашему миру призрака, заключить его в этот амулет, где он будет получать свой необходимый заряд, выполняя волю хозяина и не причиняя ему вред.
— Ульрих, это актуально для призванных тобою лично слуг, для тех, кого ты сам создавал, в которых сам своими руками вкладывал команды, и барьеры, через которые слуга не сможет навредить хозяину. — Мила задумчиво крутила в пальцах мой амулетик. — Тут другой случай.
— Вот именно. — Покивала ее словам Априя. — Здесь и сейчас с этой субстанцией вообще невозможно предсказать, что получится. Поверь нашему опыту, это не тот зверь, которого можно приручить, этот зверь опасен для того, кто его хочет погладить.
— Попробуйте. — Я склонил голову набок, встречаясь со взглядом той, кого нет. — Попробуйте, мои хорошие, иначе хоть самому в петлю лезь.
«Спасибо».
Стояла глубокая ночь, бабушки, намучившись со мной и своей магией, давно удалились по своим комнатам и оставили меня вроде как спящего, с маленьким, но заметно потяжелевшим колечком на пальце.
Теперь она со мной. Адель, милая черноволосая девочка, порхающая, словно птичка, из стороны в сторону по комнате.
«Не за что».
Я слышу ее, я говорю с ней, я знаю теперь, что она не выдумка и не бред больного воображения, она здесь и сейчас, она здесь, она говорит мне «спасибо» и улыбается. Она жива, кто бы что ни говорил, но она жива, я чувствую это, я верю.
«Почему ты вновь спас меня?»
Шебутная птичка замерла надо мной, развевающимися крыльями, на незримом и неощутимом ветру из мешанины белого платья и черноты длинных волн ее пышных волос. А глаза-то какие! Словно омуты, если долго смотреть, можно утонуть в них.
«Вновь?»
Черт меня подери, да ради такой улыбки не жалко и умереть! Нет, не правы бабушки, это не программа, это не сумбурный сгусток какой-то энергии, ни в жизнь не поверю, что что-то или кто-то сможет сымитировать подобное.
«Я помню тебя, после страшного холода и всепожирающей жажды ты единственный, кто не бежал от меня. Ты слушал меня, ты слышал меня. Не как остальные, нет, те лишь бежали прочь!»
Ну, милая, немудрено было при прежнем твоем виде и в штаны наделать, если что. Да уж сейчас она куда милее прежнего образа с ликом смерти, что уничтожала и преследовала своих жертв.
«Я была словно скована этой жаждой, мне хотелось лишь одного — насытиться жизнью тех, кто сделал это со мной, и узнать, наконец, у НЕГО, за что он так поступил со мной».
Да уж. Узнала. Узнали мы с тобой правду, девочка, на свою голову. Ни дать ни взять, не прибавить, не отнять. Все узнали, все до самой сокровенной минуты встало перед нами, мы прожили тот день по памяти твоего возлюбленного. Я был там. Я был в тот день с тобой.
«Теперь ты свободна».
Ой ли? Как там сказали бабушки? Бери свой амулет и своего клеща и предупреди паразитку, что если еще раз начнет пить тебя, рассыплется в прах в мгновение ока. Да уж бабули поработали, постарались на славу, максимально связывая эту дикую мощь самопроизвольной силы на моем амулете. Хотя, судя по их кислым физиономиям, они и вправду не уверены в том, что смогли сделать все на совесть.
«Спасибо».
«Пожалуйста».
Всегда пожалуйста, девочка, попробуй эту жизнь на вкус вновь, попробуй радоваться солнцу и звездам, а главное улыбайся, несмотря ни на что, несмотря на то, что с тобой произошло. Попробуй. Может быть, получится.
«Прости, что пила твою жизнь».
«Прощаю».
Нет, ну а что? Закричать: возвращай мне взад? Понятно, что «пила», понятно, что меня, а кого еще? Даже не знаю, как бы все повернулось, убей она еще кого-то из моих домашних.
«Я старалась сдерживать себя. Ты хороший, я знаю, ты простишь».
«Забудь, лучше скажи, как ты себя чувствуешь сейчас?»
Да, я знатный лекарь призрачных структур, в конце концов вы же помните, что мы в ответе за тех…
«Холод ушел. Я сыта и чувствую, что переполнена энергией. Я на многое способна, благодаря твоему кольцу. Ты только попроси, а уж я попробую не остаться у тебя в долгу».
«Мой друг и подруга погибли из-за одного человека…»
«Твоя война с навками?»
Веер из юбок и волос всколыхнулся, нависая надо мной. Это было так волнительно, пугающе и завораживающе прекрасно, что ею хотелось наслаждаться, снова и снова следя взглядом, не отрывая глаз ни на секундочку.
«Да, именно моя война».
Да, девочка, ты права, это моя вина и это моя война, где я уже потерял больше, чем когда-либо в прошлом.
«Я знаю, кого ты ищешь».
«Ты мне покажешь его?»
Сердце забарабанило в груди, наполняя тело адреналином и заставляя сжиматься кулаки. Вот и все, вот она развязка, finita la comedia.
«А ты разве сам еще не понял?»
О господи, я реально ощутил прикосновение ее легкой ладони к моей щеке! Нежно, легко, словно перышко, а не ладонь проскользнула по моей щеке.
«Боюсь, что нет».
Я повернул голову в желании еще раз коснуться ее руки, но она отдернула ее, ласково улыбнувшись мне.
«Кракен, Ульрих, кракен».
При чем здесь он? Ну сидит у меня в подвале, мышей жует да иногда полголовы высовывает, чтобы милашка Ви погладила ему верхние веки, а он от удовольствия пузыри бы пускал…
«Нет, не о том думаешь».
Едрена кочерыжка, подруга, ты что, можешь мои мысли читать?
Словно перезвоном легких китайских ветряных колокольчиков наполнилась комната при звуке ее смеха. Чистого, нежного и такого волшебного.
«Не важно, Ульрих, это не важно, главное, что ты уже сам знаешь ответ на свой вопрос. Ты ведь уже знаешь, кто этот человек?»
«Думаю, да».
Кракен. А ведь действительно хорошая подсказка. Я знаю. Вот только что мне делать со своим знанием? Да уж, это уже другой вопрос.
«Ты уверен, что поступаешь правильно?»
«Нет, я уверен, что поступаю неправильно, но я обязан поступить так в память о своих друзьях».
Да именно так проще всего оправдать месть, прикрыться памятью, и я это знаю, а также прекрасно понимаю и теперь принимаю этот грех на душу. При всем своем налете цивилизованности, пусть и невсеобъемлющем, но человеколюбии и веры в светлое, я осознанно беру этот камень за пазуху, чтобы пронести его в будущем через всю свою жизнь, зная, что не простил, зная, что не смог стать выше глупых эмоций и не менее глупой ситуации.
«Не грусти, я буду рядом».
«Спасибо».
Я блаженно прикрыл веки, ощущая еле уловимые прикосновения, когда ее руки стали успокаивающе гладить меня по голове, и вправду успокаиваясь внутренне и где-то, может даже, примиряясь с самим собой в душе. И пусть я не святой, но по крайней мере переживать по этому поводу не стану.
А наутро закрутилась карусель забот и дел. Рано, еще при первых лучах солнца я, пошатываясь, самостоятельно смог слезть с осточертевшей до ужаса кровати, водружая себя на свой трон на колесиках. Вот оно сладкое чувство победы и ощущение прилива сил после долгой и затяжной болезни. Ну до полного выздоровления еще, конечно, далеко, два гвардейца спустили меня в главный зал, где я уже, казалось, тысячу лет не бывал, чтобы поприсутствовать на завтраке, на который собрались все домочадцы.
— Улич?! — Мила Хенгельман удивленно вскинула брови. — Тебе и вправду, смотрю, лучше!
— Пивет! — Малышка Ви с разгону залетела на меня, чуть не завалив на пол вместе с коляской. — Покатай мя на колесиках!
— Привет, моя хорошая. — Я чмокнул девочку, поглаживая ее по головке. Вот непоседа!
— Пестик, ну-ка сядь на место и доешь кашу! — Взвились тут же бабушки, перехватывая малявку.
— Не качу-у-у кашу-у-у! — Тут же насупилась Пестик-Ви. — Ее Пра-пра ест!
Пра-пра это Прапор, один из парочки лесных братьев енотов, что на правах, если и не полноправных, но уж точно хозяев жили в Лисьем, привезенные мною из леса во время военной кампании против Когдейра.
— Здравствуй, муж, — холодно, но с поцелуем в щечку поприветствовала меня моя жена, что уже стало целой победой в наших с ней отношениях. Да, о любви тут речи не идет, но по крайней мере уважение друг к другу мы проявляем искреннее.
— Улич, ну наконец-то тебе лучше! — Герман облапил меня, похлопывая по спине. — Рад видеть, что тебе уже лучше, того и гляди, скоро на рыбалку махнем!
— А как же, конечно, махнем! — Я тоже с удовольствием пообнимался с ним.
— Долго ты что-то! — Ко мне подошла Деметра. Ух, а девочка-то растет! Какие-то пару лет прибавили ей солидности в разных местах, ну а взглядом эта томноокая барышня никогда не была обделена. — В принципе я знала, что ты не тот человек, которого легко сломать, но даже для тебя что-то долговато ты кис да помирал.
— Иди сюда, всезнайка! — Я улыбнулся и тоже обнял ее, чем, похоже, вогнал ее немного в краску.
Ну что, Ульрих? Жизнь-то не закончилась? Есть, есть еще на свете люди, которые любят тебя и переживают о твоей судьбе. Не один ты на белом свете!
«Как мы себя, оказывается, любим!» — рассмеялась Адель, легким ветерком проносясь по комнате.
«Цыц», — улыбнулся я.
Хорошо, действительно хорошо вот так вот с утра просто позавтракать со своими домашними, болтая о всяких несуразицах и, казалось бы, никчемных мелочах. Как же много на самом деле в этом скрыто, я даже никогда раньше не задумывался об этом. Взять хотя бы простое ребячество с енотами, когда мы, зля бабушек, тайком скармливали вкусности двум мохнатым зверушкам, смешно клянчившим что-то со стола.
— Всем доброе утро! — В зал вошел Жеткич, присаживаясь за стол. — Рад видеть, что вам гораздо лучше, барон!
— И вам не кашлять, — поприветствовал я его колбаской, насаженной на вилочку. — Сегодня просто особенный день.
Я с умным видом погрузился в созерцание и жевание вкусностей на своей тарелке, вроде как подвешивая фразу в воздухе, так как сюрпризом мое дальнейшее решение станет для всех присутствующих.
— Кхм. Особенный? — Первой не выдержала, к моему удивлению, Мила Хенгельман. — И чем, по твоему мнению, этот день будет отличаться от предыдущих и последующих?
— Как, а я разве вам еще ничего не сказал?! — И так вот удивленно брови вверх, поглядите на меня, саму невинность.
Взгляд окружающих сказал мне о многом, впрочем, больше всех взглядов мне сказал сжатый кулак одной из бабушек, которым она тонко намекнула мне, чтобы я прекратил паясничать.
— Сегодня вы все собираетесь и едете в столицу! — весело и задорно попытался я донести до них радостную весть.
Вот не люблю, не люблю я такие вот немые паузы и искаженные в мыслительном процессе лица окружающих после моих слов. Неловко себя начинаешь как-то чувствовать.
— Ну, одно понятно сразу. — Мила Хенгельман потерла задумчиво переносицу. — Ты стал, как и прежде, нести всякий непонятный бред. Значит, и вправду выздоравливаешь.
— Но почему в столицу? — Деметра оглядела всех присутствующих. — Кто конкретно едет и почему?
— Едешь ты. — Я стал загибать пальцы. — Герман и бабули вместе с Ви. В общем-то, пока все. Госпожа Нона пока отправится с визитом домой в Когдейр.
— А он точно выздоравливает? — Нона уронила вилку, поворачиваясь к Миле. — Госпожа Кервье четко дала понять, что я невыездная.
— Госпожа Кервье дала понять, что ты невыездная без согласия на то мужа. — Поднял я вверх палец. — Ну а если муж не против, то почему бы и нет? Ладно-ладно, вижу, вы все удивлены, потому объясню по порядку.
— Так и так на следующий год королевский бал, куда достопочтимая де Кервье строго-настрого велела мне явиться. — Я подлил себе чаю и с любовью принялся намазывать варенье на хлеб свежей выпечки. — Месяц туда, месяц обратно, там еще неизвестно, сколько придется пробыть, смысла уезжать нет, ведь еще через год меня ждет академия.
— И это верно. — Тут же закивал Жеткич. — В принципе ты можешь пропустить первый год набора, твой юный возраст тебе позволяет, только я думаю, не стоит терять время. Кто знает, куда в дальнейшем тебя отправит корона?
— Вот и я про то. — Кивнул я ему с благодарностью. — Пришло время прощаться с этим домом, и возможно надолго. Поэтому я и решил, что вы, мои дорогие, переберетесь в столицу, где будете рядом со мной. Здесь и сейчас в Рингмаре, что ни говори, небезопасно, какая-никакая, а война, впрочем, надеюсь не надолго. Ну, а что касается госпожи Когдейр-Рингмарской, то вы, Нона, давно рвались к себе домой. Здесь вам особого смысла находиться нет. Здесь и Энтеми прекрасно справится, а вот в ваших землях реформы и порядок стоит начинать проводить побыстрей и более жестко, к тому же, не в пример начала наших отношений, я сейчас куда больше вижу в вас своего помощника и союзника, нежели ранее. Хочу выразить вам свое почтение и уважение, за время, что мы провели здесь с вами вместе, я узнал вас как прекрасного, умного и проницательного человека, на которого могу положиться в своих делах.
Конечно, я говорил не все, заставляя ее смущаться. Управленец из нее и вправду неплохой, особенно теперь, когда я показал ей немного другие правила игры, что, конечно, пусть и помогают, но меж тем и обязывают несущего власть. Нона и вправду неплоха, а главное, не в пример мне, все же не без амбиций, которых во мне явно на порядок меньше. Она любит власть, она живет ею и ей это нравится, в то время как для меня это всего лишь способ облегчить свое существование и выйти за рамки простого смертного в своих желаниях творить что-то новое. Одно только то, как она взялась за полицию, может рассказать о многом.
Госпожа баронесса не просто следила персонально за тем, как набираются люди, как их одевают, как их расставляют по своим местам и обучают новым правилам. Она самолично умудрилась обойти каждого, даже как мне доложили, не поленилась пройтись пару раз с ночным патрулем по улицам. А уж о законодательной базе даже говорить не приходится. Тут уже даже я не в силах с ней тягаться, так как у нее просто какой-то сверхъестественный дар к юриспруденции. За все это время она столько выискала нестыковок, столько перелопатила бумаги и внесла новых поправок и законов, что уже даже я терялся во всем этом документообороте. Честно скажу, умная девочка и пошла по верному курсу, а главное — своевременно. Это просто благо для всего мира, что она не осталась в своем замкнутом мирке из обмана, ненависти и страха, в котором прозябала считай всю свою жизнь. Нона обретала себя рядом со мной, из злобного Нуггета превращаясь постепенно в красивую, а главное умную и при деле женщину. Ну да и нюансы, конечно, есть кое-какие, власть властью, а весь денежный поток она, конечно, в свои руки не получит. По крайней мере, не сейчас и не весь. Энтеми получал от меня финансовый оборот двух земель, так как более детально видел, а также участвовал в создании моего бизнеса. Все суммы, превышающие определенный мною лимит трат, должны согласовываться со мной, ежели вдруг появятся сверх запланированного бюджета на год. В принципе у меня тут расписана стратегия по старой, так сказать «гасконской», на пятилетку вперед. Ну и плюс очередность новых проектов и софинансирование старой базы.
Хотя у Ноны и своего капитала, думаю, на нововведения будет предостаточно. Я же не варвар какой-то, чтобы все у нее отобрать. Будут у нее свои деньги, а как иначе? Все же честь по чести, это ее золотые рудники и ее земля Когдейр, причем, не в пример моей, богаче. Пусть оттуда и берет, а у меня свой НЗ, так сказать, будет на черный день, опять же с учетом, если я с горем пополам, но запущу наконец-то банковскую линию, что должна обогатить меня, по моим самым скромным прикидкам, просто до заоблачных высот.
— Вы мне льстите. — Улыбнулась она.
— Нисколько. — Вернул я улыбку. — Я со спокойной душой покину стены своего дома, зная, что оставляю его в надежных руках.
— Благодарю. — Кивнула она. — Надеюсь, когда мы вновь увидимся, у меня будет чем порадовать вас, мой муж.
— Нисколько не сомневаюсь, — согласился я.
— А скажи-ка бабушке, милок, кто и когда выезжает, — с прищуром вклинилась Априя.
— Вот-вот, — поддержала ее сестричка. — Что-то подсказывает мне мое сердечко, не все ты бабушкам рассказываешь.
— Ну… — протянул я. — Вы все сегодня собираетесь, а завтра, думаю, уже и в путь-дорожку двинетесь. Чего ждать-то?
— А ты, родненький, когда поедешь? — Поджала губы Мила.
— Через пару деньков. — Вот противная бабка, ну никак ее не обойти ни с какой стороны. — Напишу пару писем, кое-что подтяну в делах, объясню некоторые вещи сквайру, в общем, передам бразды правления да вас ринусь догонять.
«Адель!»
Я поманил взглядом девушку-призрака, что частично скрылась под столом и наглаживала там млеющих енотов.
«Останови бабушку! Пусть прекратит расспросы!»
«Как?» — Она с любопытством вспорхнула вверх, рассматривая то меня, то Милу Хенгельман.
«Не знаю! За нос ее ущипни там или стул из-под зада убери, но пусть она прекратит!»
В общем, объяснять дальше не понадобилось, как только бабуля вновь открыла рот, ей словно по мановению волшебной палочки туда залетел пирожок, застопорив ее поток словоизлияний.
Смешно. А главное так быстро, ловко и назидательно, что никто кроме покрасневшей как рак Хенгельман и не заметил. Ан нет, вон сестричка давится от смеха, пряча улыбочку в кулак.
— А как же ваша месть, барон? — Самым конкретным оказался Жеткич, с вниманием рассматривавший меня, слушая каждое мое слово. — Смею ли я надеяться, что она окончена? Вы, наконец, вняли голосу разума и решили прекратить эту кровавую бойню?
— Да. — Я так же внимательно и не без интереса стал разглядывать его. — В этом вы правы, пора заканчивать весь этот балаган. Уж слишком это дело затянулось, пора уже и прекратить.
— Похвально и весьма. — Кивнул он мне.
На том и закончились утренние дебаты. Народ разбежался по комнатам вещи паковать, а я до полудня просидел в кабинете с Энтеми и его женой, которые все это время строчили новые указы и постановления, а также ряд моих пожеланий. Так сказать, передача власти с горем пополам состоялась. Да уж, нелегко теперь придется голубкам, наверняка Нона потянет леди Нимноу обратно, домой в Когдейр, даже не знаю, как они теперь все это улаживать станут, ну да то теперь их дела, мне туда лезть не стоит.
Лишь уже за полдень я в своей телеге смог добраться до Касприва, постучавшись в двери личного дома госпожи Пиксквар и ее возлюбленного мужа, моего капитана Гарича.
— Барон! — У порога меня лично встречала баронесса, добродушно расцеловав мои порозовевшие щечки. — Какая неожиданность! А Гарич в Лисьем, он только вечером будет, я думала, вы вместе, или вы персонально ко мне прибыли?
— Персонально, баронесса, персонально. — Меня сгрузили сопровождающие легионеры стрелки, с которыми я теперь при выходе в свет не расставался. — У меня к вам разговор, или даже не так, просьба.
— Тогда прошу в дом. — Она принялась суетиться, собирая мне стол и подгоняя слуг. Да уж быстро она освоилась, ну или вернее сказать, вспомнила начальственный тон. Надо же, а совсем недавно буквально из лесу в прямом смысле слова вышла.
— Итак, барон, — начала она, когда мы наконец остались одни. — О чем вы хотели меня попросить?
— Мне нужна ваша помощь, баронесса, вернее Пенки и Молочка. — Я смутился, так как, хоть убей, не мог вспомнить настоящих имен ее дочерей. — Но обращаюсь не к ним, а непосредственно к вам, как к матери, ибо дело это щекотливое, а посему ваше одобрение для меня крайне важно.
Вопрос хоть и пустяковый, но не без малой толики опасности. А конкретно мне нужно было, чтобы девчонки на границе моих владений навели, что называется, «шороху», всполошив народ, который по моей задумке должен был пустить слух о страшных оборотнях, что завелись в моих землях.
Зачем? Просто нужно убрать из замка и Касприва защитника, моего многоуважаемого господина Жеткича, для проведения одной щепетильной и опасной операции. Ну в самом деле, не мне же, без пяти минут трупу, бегать по лесам выяснять, кто там чудит на границе? Попрошу сэра Арнольда быстренько съездить на место и все разузнать.
— Я не знаю, зачем вам это понадобилось, барон, — задумчиво проговорила она. — Но на помощь нашей семьи можете смело рассчитывать. Когда и как долго сестричкам нужно поозорничать на месте?
— Как доберутся, к ним подойдет мой человек. — Я задумчиво побарабанил пальцами по столешнице, еще раз прокручивая вариант связи через вампиров в голове. — Весь смысл, и это вам нужно очень хорошо донести до дочек, чтобы их след простыл к моменту приезда на место мага. Иначе, сами понимаете, их безопасность и их жизни будет угрожать серьезный противник.
— Ну, барон, они, конечно, молоды и сумасбродны. — Улыбнулась она. — Но думаю, не настолько, чтобы затевать игры с магом, к тому же я последую вашему совету и хорошенечко, что называется, накручу хвосты бесовкам, чтобы не смели нарушать наказа.
— Спасибо, баронесса. — Я склонил учтиво голову. — Буду должен.
— Не говорите глупостей, барон, — улыбнулась она. — Это мы перед вами в неоплатном долгу.
На обратном пути, уже при подъезде к Лисьему, я был остановлен бандой пенсионерок с недобрым взглядом, оккупировавших мою телегу.
— Ну что, давай рассказывай. — Милана Хенгельман пристроилась рядышком, успев поправить одеяло на коленях мне и, лизнув ладонь, пригладить пару непослушных кудрей на моей голове. — Почто бабушек усылаешь?
— Или опять пирожками отделаешься? — рассмеялась Априя, чем вогнала в краску сестру.
Разговор вышел непростой, во-первых, потому что и вправду рискованное дело затевалось, ну а во-вторых, из-за нежелания бабушек расставаться. Здесь и сейчас мне нужна будет только Априя, для негласной поддержки, ну и для блокировки гарпид, в то время как Милана должна будет ехать в столицу, чтобы прикрыть, если что, от возможной мести тех немногих, кто мне дорог. Все могло рухнуть в одно мгновение, все могло пойти не по плану, и тогда ситуация развернется самым печальным образом, из-за чего могут пострадать все мои окружающие, а я и так уже в этом деле потерял многое, больше на кон кроме своей жизни мне ставить нечего.
— Пусть будет так. — Априя обняла сестру за плечи. — За меня не беспокойся, я и так уже, почитай, сколько лет покойница, а вот дети и вправду могут пострадать, потому езжай.
— Пусть с ними Гарич поедет! — не унималась Милана.
— Если мы не одолеем его, — тяжело вздохнул я, — боюсь, Гарич не сможет защитить детей. С ними должна быть ты, просто больше некому, только ты еще худо-бедно сможешь стать щитом, прикрыть их от его гнева.
Следующие три дня я изображал из себя умирающего лебедя, подкатывал глаза, всячески кашлял на близких, стараясь как можно правдоподобней сыграть свою немощь и недуг, что в связи с продолжительной болезнью у меня получалось на ура.
— Сэр Арнольд. — Я лежал в постели, сипло дыша и прикрыв веки. — Мне нужна ваша помощь.
— Что-то серьезное, барон? — Жеткич хмурился, слушая меня и витая где-то в своих мыслях.
— Там на столе, — я дрожащей рукой указал направление, — с севера пришло донесение, на моих людей нападают оборотни.
— Оборотни? — Он не поленился дойти до стола и бегло просмотреть грамоту. — Так-с. Да, вижу, скот режут, народ с наступлением вечера из домов не выпускают.
— Прошу вас, сэр. — Я закашлялся. — Помогите хотя бы от этой напасти отбиться.
— Это далеко? — Он поднял голову вверх, что-то прикидывая для себя.
— Если неспешным ходом, то дня три, не больше. — Я жестом показал ему на кружку с чаем у изголовья. — Не думаю, что у вас это отнимет много времени. Максимум, что вас может задержать, это дорога, а уж оборотней разогнать для вас вообще не составит труда.
— Мерзкие твари. — Скривился он. — Подленькие и трусливые, скорей всего убегут еще до моего приезда, если мозгов не лишены. Впрочем, я не вправе вам отказать, мой юный друг, в этом вопросе заключается весь смысл моего статуса и моего долга перед короной. Я всенепременно буду там, причем уже завтра с утра смогу тронуться в путь, так что поправляйтесь и всецело положитесь на меня.
Задерживаться он не стал, уже через пару минут покидая меня, а мне же осталось лишь дождаться тихой тени, проскользнувшей в комнату бесшумно.
— Выдвигайтесь. — Кивнул я на немой вопрос одного из вампиров. — Глаз с него не спускать, за девочек-волчиц отвечаете головой, и давай ко мне Семьдесят Третьего.
— Завтра, родной, — тихо произнес я при появлении капитана легионеров, — рассылай гонцов, поднимай артель Кемгербальда, завтра спускаем корабли на воду.
— Можем не успеть, барон. — Семьдесят Третий задумчиво нахмурил брови.
— Надо успеть. — Хмыкнул я. — Делай, что хочешь, бей их, угрожай им, на колени становись и моли, но чтобы завтра поутру все три судна были на воде, раз. Мужики из Речной тряслись в телеге в сторону Лисьего, два. Ну и твои бойцы заняли оговоренные позиции, три.
— Разрешите выполнять? — Он вытянулся, озорно блеснув глазами.
— Разрешаю. — Я улыбнулся, смотря за тем, как его мощная спина скрывается за дверью.
Да уж, задачка не из легких. Если гонцы уже сейчас все полетели по дорогам, то боюсь, все равно минимум день будет потерян. С деревни Речной народ пригоним, думаю, к вечеру, телег и лошадей там на этот случай достаточно, а вот с артелью можем застрять капитально по времени. Дело в том, что они уже без малого три недели, что называется, сушат весла чуть выше заводи перед Речной. Прибыть-то они прибыли, да вот только уже считай прямиком в жерло кипящего вулкана, где смешались в битве мои люди и народ навок.
Люди в артели не мои, но я за них в ответе, ниже по течению их гнать смысла не было, там наши водоплавающие оппоненты крепко держали оборону на большой воде, под прикрытием своих бронированных союзников. Как мне удалось доподлинно узнать, именно раканы потопили в низовьях реки ряд купеческих кораблей, тем самым перекрыв доставку товаров и торговлю на моих землях с рядом партнеров из соседних провинций. Вот я и приказал вытаскивать на отмели суда, во избежание очередной диверсии, которая бы мне перекрыла и северный поток, особенно сейчас, когда это направление в сторону Когдейра является чуть ли не самым прибыльным и приоритетным для меня. В общем, в этом-то вся и загвоздка, корабли по земле плохо плавают, говорят, грести тяжело, особенно против волны грунта, вздымаемого носовой частью судна. Сам, конечно, грести не пробовал, но здравый смысл в этом вижу.
Вроде как небольшие, по пятнадцать весел на сторону, они меж тем были морскими судами, то есть с более высоким дутым бортом и хорошей посадкой в воду по килю, из-за чего обратное их возвращение в водную пучину может стать еще той головной болью. Тут ведь и быков подгони, и канаты растяни по берегам, да еще какие-никакие столбы повбивай по кромкам воды для лебедок, все это время и немалый физический труд. Правда, есть одна мысль, а именно своих гончих запрячь под это дело, только вот лишь бы морячки-рыбачки не разбежались по полям и весям от вида таких помощничков, лови их потом.
Но как ни тяжелы думы, это всего лишь мысли, претворять в жизнь весь набор телодвижений предстояло моим подчиненным. Мне же оставалось лишь перебраться в военный лагерь поутру и отъезду Жеткича, на середине пути от Речной до Касприва, чтобы уже оттуда получать свежие вести, да в случае чего держать руку на пульсе и координировать общий план, о котором практически никто ничего не знал. Да что говорить, я еще сам смутно представлял общую картину, больше прогнозируя да полагаясь на извечный «авось». Который, тьфу-тьфу-тьфу, меня не подведет в этот раз.
Телеги с народом, согнанным из Речной, появились еще засветло, ну а три красавца корабля из Кемгербальда мы увидели уже за полночь, принимая уставших и вымотавшихся людей в лагерь. Благо нигде не завязли и по времени успевали с хорошим запасом, давая уставшим выспаться, ну а всех остальных уматывая в мыло, так как кое-какие сюрпризы мы должны были подготовить с восходом солнца, ведь, как известно, даже самую унылую и провальную вечеринку может спасти обычный взрыв, ну или на худой конец хоть какой-нибудь пожар.
Помните нашего славного Корнея Ивановича?
А лисички
Взяли спички,
К морю синему пошли,
Море синее зажгли.
Там вообще потом настоящий «треш», угар и содомия пошли. Море блинами тушили. Все, так сказать, по фэн-шую. А я чем хуже? Думаю, ничем. К тому же в этот раз денечек обещал быть сумрачным, и возможно, с логическим завершением в мелкий, а может, и с обильной дробью крупных капель дождь.
Тихо. Без спешки и суеты народ поднимался, оживая и с опаской оглядываясь на молодого барона, что еще с первыми лучами солнца уселся на носу одного из кораблей, ожидая грядущую битву.
Пора. Я киваю, и вестовые отмашками своих флажков несут куда-то вдаль мои приказы. Заскрипели весла в уключинах, загомонили люди, по берегам выстраиваясь шеренгами. Все вздрогнуло, единым целым организмом приходя в движение, тут же нарушая девственность утренней тишины сотней тысяч всевозможных звуков.
— Ох, что-то мне боязно, мальчик. — Рядышком стояла Априя Хенгельман, с прищуром всматриваясь вдаль и кутаясь в шерстяной платок на плечах. — Здесь всего так много, а впереди что ждет, лишь богам известно.
— Ты главное помни. — Я взял ее за руку. — Ты сейчас единственная во всем этом море людей, кто обладает даром магии. Гарпиды, ба. Делай, что хочешь и что посчитаешь нужным, но мы не должны услышать их пения.
— Знаю-знаю, — проворчала она. — Всех однозначно не уберегу, но, по крайней мере, на кораблях люди точно не пострадают.
Примерно два с половиной часа у нас ушло, чтобы на кораблях сплавиться до Касприва, где еще на полтора часа встать на якоря, чтобы подождать идущий по берегам народ. Меж тем город уже действовал, вернее Гарич со своими гвардейцами. Через городские кварталы ночью провезли семь катапульт, а вместе с ними целый эшелон телег с зажигательными снарядами, представляющими собой здоровенные глиняные кувшины, где примерно в соотношении восемьдесят на двадцать были залиты масло и спирт. Этакий коктейль Молотова, только долгоиграющий, что называется. Принцип простой, масло в разы тяжелей, поэтому опускается на дно сосуда, сам сосуд каплевидной формы, из-за чего минимизируется болтанка и перемешивание веществ в нем во время полета. Фитиль, он же затычка из материи, венчает горлышко. Теперь поджигаем, запускаем и смотрим на результат. Лепота. Дальность полета моих снарядов триста метров, ну может быть с небольшим плюсом. От удара об воду такая капелька разлеталась на глиняные черепки, выбрасывая на поверхность воды литры и литры масла, которое в свою очередь ложилось пленкой на водную гладь и тут же воспламенялось от легковозгораемого спирта. Жуткое зрелище. Темно-красное пламя и смоляно-черный дым взмывали над моей бывшей стройкой до небес, уже практически полностью накрыв собой рукотворный залив, где, как мне доподлинно было известно, обосновались мои супостаты и откуда все началось.
— Говори, — крикнул я вестовому, взобравшемуся на мачту. — Что передают?
— Полчаса «обкидывают»! — прокричал он сверху. — Дважды навки шли на штурм города, чтобы отбить катапульты. Гарпид нет. Одна катапульта сгорела, снаряд лопнул при взлете!
— Давай подходящим по каспривскому берегу, — вновь закричал я вестовому. — Пусть обходят город и блокируют притоки выше!
— Есть! — гаркнул он, тут же начиная семафорить мой приказ.
— Как песики, ба? — Я повернулся к Априи.
— Там. — Она махнула рукой ниже по течению. — Уже на месте, там же и гнездо собралось вампиров, хорошо, что сегодня солнышко неколючее, нелучистое. Ты мне лучше обрисуй все это безобразие, что здесь и сейчас устроил, а то бабушка старая, все никак в толк не возьмет, что ты, внучек, чудишь здесь.
А что я чудю? Все просто. Река здесь прямая как стрела, один конец смотрит на север, другой на юг, а ровно посередине получается карман из затопленного котлована моих надежд. Сам по себе котлован в данный момент подпитывается небольшими каналами, притоками, их в свое время прокопали для подвода воды на стройку, чтобы не возить то, что и так само может прибежать на место. Гарич во главе своей гвардии душит котлован, просто и тупо покрывая его поверхность пылающей пленкой масла, а подходящие силы блокируют подводные каналы, чтобы враг не смог уйти в них, когда совсем им житья не будет в заводи. Что остается? Правильно, навки должны будут через какое-то время вновь всем своим дружным кагалом двинуться в Быструю, где им на выбор будет дано два пути. Северный, где их встретит Касприв и сети, что сейчас растягивают рыбаки из Речной под прикрытием городской стражи с небольшим согнанным ополчением, ну и южный путь. Да, именно на южное направление был мой расчет, ну и естественно, на здравость мышления русалов, которые, по моим прогнозам, даже под прикрытием раканов не должны сунуться вверх.
— Так ты, получается, просто выгоняешь их из своих владений? — Априя удивленно вскинула бровь.
— Просто, да не просто. — Тяжело вздохнул я. — Там, южней, эти водомерки поставили затор из потопленных кораблей торговцев.
Место там хоть и широкое по водной глади, да отмели большие. Мало места остается для расхода впритык двух небольших корабликов. Там-то и остановится мой противник. А что? Для них самое благоприятное место, чтобы подождать, пока глупые люди, что умудрились поджечь воду, перебесятся, чтобы вновь вернуться в удобную и глубокую гавань, утерев нос этим земляным червям. Единственное, что оно выйдет не совсем по их разумению.
— Что же ты еще задумал? — Априя хмыкнула, слушая мои рассуждения.
— А ты не видишь? — Улыбнулся я, как бы в жесте рукой охватывая рыболовную артель Олафа Кемгербальда.
— Корабли, — кивнула Хенгельман, задумавшись. — Ты пойдешь за ними на затор?
— Ха. — Я победно потер руки. — Еще как пойду! Эй, вестовой! Докладывай!
— Катапульты закрыли всю водную гладь! — Ну, это было уже и без него понятно, огромных размеров черный столб дыма уже закрывал половину неба и скрывал часть горизонта. — Гвардия докладывает: все спокойно, продолжают обстрел! Обходной маневр завершен, все каналы под контролем, навок нет!
— Пора? — Посмотрела на меня Хенгельман.
— Да, начинаем потихонечку. — Тайком я даже скрестил пальцы под одеялом на счастье. — Судно! Внимание! Начинаем! Давай малый ход!
Ход на наших судах в любом случае будет «малым», а куда деваться? Веслами работаем ведь. Заскрипели лебедки, поднимая носовые и кормовые якоря, на палубе суетливо забегали рыбаки, занимая места гребцов, хотя будут не столько грести, сколько подправлять нос корабля, чтобы не вертело по течению, скорость нам не нужна, так как не в самих кораблях суть.
Вся суть на корме свернута на барабанах. Трал. Здоровенная, огроменная морская сеть, не чета моим речным неводам. Что ни говори, а у Кемгербальда масштабы посолидней будут. Каждое судно несло в среднем от четырехсот до пятисот метров глубинного крепкого трала, способного продрать мою речку-невеличку, не то что от берега до берега, но и еще сверху донизу, выбирая даже ракушки с некрупными валунами со дна.
— Крепи!
— Табань!
— Выбирай-выбирай!
Морская артель не нуждалась в советах, здесь народ непростой, мужик тут сбитый, команды абы из кого не набирались, в кого ни плюнь, каждый сызмальства в море ходил, да, поди, не в первом поколении рыбу обучен промышлять. Тут лучше сидеть да помалкивать, сказал, что нужно в результате получить, и сиди, не мешай.
Судно одно за другим разворачивались в устье, подставляя корму течению. Узко, черт! С трудом выстраиваемся в неверную линию, с небольшим опозданием идя друг за дружкой.
— Восемь узлов! — кричит лоцман, пробивающий глубину канатом. А как же без этого? На мель никак нельзя встать, иначе потом без сторонней помощи не сойти. Промер тут банальный, человек с носа кидает канат с грузом, на котором через равный промежуток идет узел, по ним примерно и высчитывают, сколько расстояние до дна.
— Шесть узлов! — донеслось до меня с соседнего, правого корабля.
— Четыре узла! — А вот с левого края помельче, как бы беды не случилось.
— Ровнее! Ровнее! — перекрикивались капитаны с середины и левого края. — Подымай с этого борта весла! Подымай, а то поломаем!
— И-и-и-и! Раз! — скомандовал темп с правого края смотрящий, под чей крик пятнадцать пар весел дружно ударили об воду, тормозя разбег судна на течении. — И-и-и два!
— Не спим, ребята, не спим! — тут же поддержал его смотрящий с середины, где находились мы с Хенгельман, также задавая ритм своим гребцам.
— Три узла! Идем по краю! — А вот слева из-за малой воды явно отставали. — Два узла!
— Ульрих. — Априя нервно передернула плечами. — Что-то бабушке не нравится, что узелки там слева заканчиваются!
— Скажите бабушке. — Я нервно сглотнул ком, подступивший к горлу. — Нам тут всем не нравится это.
— Ждем, пропускаем! — послышался крик справа.
— Ждем, пропускаем! — также подтвердил смотрящий на нашем корабле.
— Четыре узла! — доложил левый край. — Равняемся на середину!
— Понял! Подбираемся! — по эстафете подхватили остальные, чуть смещаясь, чтобы не посадить на мель левый борт.
— Ба! — Я потормошил оцепеневшую старушку за рукав. — Ну что там вампиры?
— Пока тихо. — Она отрицательно помотала головой. — Никого у твоего затора не наблюдают.
— Значит, ждем. — Я жестом показываю капитану, чтобы не давал разбег судам на течении.
Потянулось время, самое муторное, на мой взгляд, занятие. Вот вроде все ясно, все понятно, а сиди, жди, не время еще, не сейчас. Да и напряжение нарастает, от волнения у меня даже стали мелко трястись руки. Мысли в голове бешеной чехардой заскакали, выдвигая одно предположение за другим. А ну как просчитался? А ну как что-то пропустил и не учел?
— Ну что там? — вновь я обратился к Хенгельман.
— Тишина. — Пожала она плечами.
Проклятие! Этого же просто не может быть, куда они могли подеваться?! И что теперь прикажешь делать? Их же там сотни, даже для подводных жителей такая орава не может не замеченной проскочить мимо моих дозорных! Или может?
— Ну что, барон? — Ко мне подошел старший артели, невысокого роста крепенький мужичок с темным от загара лицом. — Или начинаем или идем обратно к городу, иначе просто не успеем развернуть трал до подхода к затопленным кораблям.
Ну и как тут быть? Не могли же они сквозь землю провалиться? Не получится ли все впустую?
— Давайте. — Я махнул старшему рукой. — Возвращаться не будем, рискнем половить рыбку в мутной воде.
— Спускай направляющие! — Тут же взревел главный, передавая команду от судна к судну.
Звякнули цепи, стукнули молотки по клиньям-фиксаторам барабана. Забарабанила дробь малых поплавков по верхотуре палубы стравливаемой сетки. Процесс пошел! Не знаю, правда, с пользой или нет, но отступать мне некуда. Время, увы, его чертовски мало, до того момента как на арене появится тяжеловес от команды противника, а именно господин маг, разнеся тут все к чертовой матери на кусочки.
Чуть ли не пол команды с судна ушли на трал, помогая спустить в воду этого морского монстра, тяжело хлюпавшего петлями об воду. Время побежало за делом веселее, мы уже прошли пылающий черной смолью залив и дамбу, перечеркивая горизонт водной глади своими снастями.
— Вон они, твои красавицы! — одернула меня Априя, отвлекая от рыбаков и показывая куда-то за борт. Ниже по течению, примерно в двухстах метрах за чертой поплавков сети, вода чуть ли не вскипела под дружным всплеском нескольких сотен хвостов.
— Ага! — Я радостно хлопнул в ладоши. — Значит, стояли в верхах, не уходя от залива! Ну дорогуши, теперь-то вам хочешь не хочешь уходить ниже по течению!
— Улич. — Бабуля явно волновалась. — А если раканы нас потопить бросятся?
— А как же не бросятся? — Я даже удивился. — Обязательно бросятся, это их единственный шанс будет на нападение!
— И ты об этом так спокойно говоришь?! — Она округлила глаза.
— Рано паниковать, ба. Пока сеть в воде, ни одна тварь к нам не осмелится подойти. — Я успокаивающе взял ее за руку. — В воде эти петельки еще опасней, чем на суше. Они пристают, льнут, опутывая с ног до головы, тяня тебя и увлекая за собой, несмотря на твои размеры и богатырскую силу, так как не мы движем ее, а сама река несет непомерной мощью, от края и до края, эту смертельную западню.
— А дальше? — Она задумчиво разглядывала удирающие хвосты навок за бортом.
— А потом мы остановимся. — Я также провожал русалок взглядом. — И надеюсь, сегодняшней пощечины госпожа Камхельт нам не сможет простить.
Примерно еще два часа мы правили спускающиеся корабли вниз по течению, ведя преследование, а также с трудом правя спуск гигантской сети по течению. Ох и намаялся народ, словами не передать. Тут подтянуть, там подобрать, здесь, наоборот, все ослабить и пропустить концы. Мужикам из рыболовной артели Кемгербальда стоило аплодировать стоя за их мастерство и филигранность, а также за их нелегкое ремесло. Мои бы точно не справились, запутав все, к чертям собачьим, или загоняя на мель половину полотна, свернув всю операцию и провалив ее на ухнарь.
— Вижу мачты! — первым отозвался правый борт, идущий несколько ниже остальных судов.
— Подходим? — оживилась заскучавшая старушка.
— Да, почти на месте. — И уже громче вестовому: — Готовность?!
— Гвардия на месте! — Стал докладывать он, читая сигналы флажков с берега. — Легион на месте! Полная готовность, господин барон!
— Отлично. — Я жестом подозвал капитана корабля. — А теперь, дорогой, смотри сюда, во-о-о-н, по левому борту, видишь отмель и людей?
— Да, господин барон. — Согласно кивнул он.
— Наша задача — все три судна вогнать меж плесами вон к тому малому притоку, — стал я объяснять его дальнейшие маневры.
— А как же трал, господин барон?! — забеспокоился он.
— Жить хочешь? — Я встретился с ним взглядом, специально дожидаясь его немого кивка. — Тогда забудь пока о сети, себя и народ сейчас будем спасать.
Теперь от них понадобится еще и талант буквально впихнуть «невпихуемое», а именно расположить на узком плесе, где в реку впадает мини-речушка или суперручей, кому как угодно, три огромных корабля. С чем их стоило поздравить, подгоняемые страхом и мною, с горем пополам суда легким тычком в песчаный берег ознаменовали конец нашего плаванья.
— Давай трапы! — скомандовал я, окидывая взглядом уже приготовившихся к замене на берегу легионеров.
Длинные настилы дорожки выстроили рядами по бортам судов, причем так, чтобы не мешать друг дружке. Менялась команда на поле, артель покидала свои суда, а на их замену становились вооруженные легионеры, занимая возвышенное положение, в случае если на корабли совершат нападение. До самих судов и трапов приходилось еще метров по двадцать бежать по пояс в воде, впрочем, меня, любимого, это не коснулось, меня, коляску и бабулю перетащили на сушу на руках, причем, судя по бабуле, ей понравилось. Видимо, не одной сестричке нравились в свое время морячки под кисло-сладким соусом.
— Барон, мы готовы. — Семьдесят Третий подскочил ко мне, становясь за спину в качестве моего консультанта, ну и заодно моторчика для моей коляски. — Ждем?
— Ждем. — Кивнул я, по пути осматривая скопившийся народ в подготовленном лагере. — Вестовым и смотрящим хвосты накрутите, чтобы не пропустили гостей.
— Все под контролем, ваше благородие, — успокоил он меня. — Начало атаки никак не прозеваем.
Теперь только ждать и уповать на гордость и презрение ко всему человеческому роду от госпожи нашей королевы подводной. Решится ли? Сколько в ней спеси, а сколько благоразумия? Посмотрим, пани королевна, на что ты способна без своего мага. Вот тебе от меня толстый кукиш с размаху под нос, вот он я посреди холма сижу за столиком и изволю откушать обед. Есть в тебе гордость? Есть. Я знаю — есть, не стерпишь, ведьма водяная, не простишь, уж слишком высоко такие, как ты, задирают нос, ставя свою репутацию и вес в обществе выше любого здравого смысла.
— Мой мальчик. — Старушка, покряхтывая, присела рядышком за установленный на возвышении сервированный специально для меня столик. — Откуда в тебе столько спокойствия? Как тебе вообще кусок в горло лезет? Мы же буквально в самом центре назревающей битвы!
— Что теперь прикажешь, голодным, что ли, помирать? — усмехнулся я, уплетая еще горячий грибной супчик с красивенькой такой косточкой с отварным мяском.
— Может лучше куда-нибудь за спины твоей армии отойти? — Боязливо повела она плечами. — Что же мы с тобой как на ладони перед речкой-то?
— Вот ты, ба, не рыбак, сразу видно. — Я со смаком вцепился в сахарную косточку. — Вот попривыкли вы, некроманты, всегда за спинами прятаться, а ведь тут что сейчас происходит?
— Форменное безобразие, — фыркнула Априя.
— Не. — Я нравоучительно помахал костомахой.
— Здесь и сейчас мы с тобой уже начали битву. — Повозившись с ложкой, выловил аппетитный грибочек из тарелки. — Битву невидимую, но меж тем главную на сегодняшний день, да и пожалуй во всей этой истории. Чем больше я сейчас выкажу презрения, пренебрежения, а также полного свинского отношения к своему противнику, тем более велика вероятность, что оный супостат изволит с пеной у рта кинуться на меня с кулаками!
— А нам этого и надо? — усмехнулась она.
— Естественно! — Я запустил обглоданную косточку с холма в реку. — Ты только представь себе на минуточку, если Камхельт струсит, что тогда будет?
— Этого мы уже не узнаем, милок. — Бабуля показала пальцем мне за спину. — Ты выразил максимальное количество презрения и пренебрежения, встречай свой мордобой!
А что? И встречу! Давно пора.
Первыми, естественно, на появление навок отреагировали легионеры с кораблей, дружным залпом арбалетов нарушив нашу идиллию пикника на природе. Давайте, рыбьи морды, подходи по одному, уж в этот раз мы подготовились к вашей встрече, не в пример предыдущего нашего свидания.
— Деру, внучек! — подскочила Хенгельман.
— Стоять! — тут же остановил я ее, схватив за руку. — Какой деру, ба? Сидим, кушаем, ждем гарпид, или ты забыла, что эти девочки твоя забота?
— Жуть-то какая! — Обомлела она, пряча дрожащие руки под стол.
Да уж, нелицеприятное зрелище. Толпа дикарей в молчаливой агонии боли. Они, как и прежде, перли совершенно неорганизованно, бессмысленно, выкашиваемые моими стрелками, устилая дорогу на берег трупами своих товарищей. Ну а следом, медленно ворочая массивные бронированные тела из воды, величественно стали выползать раканы, поводя из стороны в сторону своими страшными клешнями. Неспешно, тяжело, еще бы, это не под водой вам свои килограммы поворачивать, здесь вам, ребята, ваши тела тяжко будет таскать.
Раканы, общим числом чуть более десяти единиц, тупо обступили борта кораблей, вроде как понимая, что там где-то враг, и в то же время тяжело ворочая своими извилинами, не в состоянии осознать, как до них добраться. Самим-то им с их броней никакие стрелы были не страшны.
— Внимание, ба! — Я пощелкал пальцами, отрывая старушку от кровавой бани, устроенной солдатами на берегу. — Уже скоро!
— Боги, помилуйте, — прошептала она.
Бух! Клац! Один, видимо из самых смышленых, панцирный стал выбивать и выкусывать своей громадной клешней доски из борта стоящего ближе всех на отмели судна. Сами ли, либо же по чьей-то подсказке, но раканы один за другим последовали поведению своего смышленого собрата, пытаясь добраться до засевших на верхотуре людей, которые вынужденно пока прекратили обстрел атакующих берег русалов.
— Почему прекратили стрелять?! — Бабуля от возмущения стукнула кулаком по столу.
— Чтобы не спугнуть крупную рыбку поимкой всякой мелочи, — улыбнулся я. — Народ на кораблях сейчас готовится скорым темпом рвать оттуда когти.
И вправду стали видны перекидываемые между бортами трапы, по которым солдаты от дальнего судна перебирались к кораблю, ближе всего стоящему к берегу. Вскоре же народ преспокойно начал спуск, пока бронированные страшилы остервенело рвали бока самого крайнего корабля.
Впрочем, для людей это было далеко еще не спасение, спускаться приходилось по пояс в воду, кишмя-кишевшую обозленными от крови погибших собратьев навками. Ну да на то они и солдаты, чтобы рисковать жизнью, они сами подписали себе свое будущее, их учили, и, похоже, они не зря ели свой хлеб.
Толпу нахлынувших русалок встретил дружный залп прикрытия еще стоящих наверху легионеров. Те же, кто спешно покидал судно, формировали строй из щитов и копий, замыкая контур, в который не вооруженным, но меж тем не менее опасным навкам ходу уже не было. Четко, слаженно, молодцы, только и наши водоплавающие не трусливо себя повели в данной ситуации. Просто потрясающая самоотверженность и лютая ярость по отношению к противнику. Дело в том, что даже на такой минимальной глубине эти создания развивали поистине потрясающую скорость, вылетая со щелчком хвоста из-под воды чуть ли не на два человеческих роста, тупо и банально перелетая заградительную шеренгу и обрушиваясь всей массой тела на не подозревающих о подобной прыти солдат внутри строя.
Началась «куча мала», в ход пошли кутласы тускло блестящей стали, но промедление в данной ситуации смерти подобно. Нужно уходить как можно быстрее, пока на помощь чешуйчатым не подошли их бронированные машины смерти, что пока тупо, но уже с меньшим остервенением продолжали уничтожать корабль. Вот один, вот уже второй ракан останавливается, грузно перебирая лапками и с трудом поворачивая свое покатое тело в сторону моих солдат.
— Давайте же, ребята! — с дрожью в голосе приговаривал я. — Давайте выбирайтесь оттуда!
Видно было, что бой был диким, даже отсюда видно, как вода чернильной кляксой расползалась, насыщаясь темным цветом крови. Каждый шаг горстке легионеров давался через стон и боль, а также потерю стоящего рядом товарища, но все же пошли.
Медленно. Слишком медленно, навки, не жалея живота, совершенно не оглядываясь на потери, тормозили ход людей, что в конце концов и привело к ожидаемому результату.
Клац!
Ох, что за жуткий звук! Как страшно умирали крайние, прикрывающие отход остальным, в безжалостных клешнях речного монстра. Тварь перекусывала пополам полный доспех вместе со щитом. Благо не дрогнули, благо не побежали, открывая спины, иначе бы все полегли как один, сбитые и утаскиваемые в речные глубины.
Легион вышел на берег, жалкие крохи от того, что было, но все же ушли из смертельных объятий, вливаясь в ряды уже поджидающих их товарищей, что дружно приняли на свои жала нападавших и преследующих рыболюдей.
Отход боем. Стандартный маневр, где на счет под гул свистящей стали сержант в строю дает команду на шаг назад. Человеческая масса под натиском диких навок стала уходить вглубь земли, постепенно увлекая все дальше и дальше от родной стихии все больше и больше противников.
— Молодцы, — шептал я себе под нос, искренне переживая за своих людей. — Уводим их, уводим, покажите этим гадам хвостатым, что они выигрывают!
Молодцы, все сделали красиво и по уму. Уже практически под сто метров прибрежной зоны заполонили все прибывающие и прибывающие жители реки, все так же глупой толпой бросающиеся на щиты моих солдат. Правда, и в этой толпе был плюс, она не давала и без того неповоротливым ракам-великанам доползти до моих людей, продолжающих свое неспешное отступление.
— А вот и девочки, — прокаркала Априя, поднимаясь со стульчика и извлекая из своих одежд целую перевязь различных амулетов. — Теперь и бабушка повоюет.
Неспешно, царственно, бирюзовая зелень летних речных вод выпускала из себя стройную процессию из королев подводного рода. Прекрасные создания из надменного холода и пренебрежительной массы сияющего отчуждения. Красивы, юны и прекрасны своим ликом, они неспешно выходили из воды, кривя презрительно губы при виде десятков мертвых тел своих подчиненных, раскачиваемых легкой волной реки.
— Ну, ба. — Я скрестил пальцы на удачу. — Теперь вся надежда на тебя.
— Не боись, не подкачаю, — хмыкнула она, разглядывая водяных королев. — Вон та нам нужна?
По центру шла Камхельт, увешанная гирляндой золотых украшений, а также в диадеме легкой золотой нити, замысловатым узором сходящих с висков на скулы, корона, не иначе, видно сразу — заказная вещь, не с барского, так сказать, плеча.
— Она, родимая. — У меня невольно сжались кулаки при взгляде на нее. — Ну, здравствуй, дорогая!
История повторялась, гарпиды вышли добивать отступающих, только вот в этот раз ситуация немного другая. В этот раз нет с ними перебежчика, нет с ними их мага, некому их прикрыть, а вот у меня есть, и все теперь, все будет по-другому.
Корабли, да, корабли и этот узкий плес, все это не зря и не прихоть. Слева и справа, буквально на сотню метров глубина по колено, и единственным относительно приятным выходом как раз и является то место, где сейчас, уткнувшись носом в песок, стоят суда и где меж деревянных бортов сейчас неспешно шествуют хозяева водных глубин, даже не подозревая о приготовленном для них подарке.
Хитрые, а может, трусливые. Осторожные, как я и предполагал, они не выходили из воды, пока не удостоверились в своем превосходстве. Не было их, пока шел штурм судов, не было никого и пока их подчиненные гибли, отбивая береговую черту у нас. Ну а сейчас почему бы и нет? Сейчас можно, когда люди спешно уходят, теснимые от воды прочь, теперь вышли и они, чтобы триумфаторами вырвать свой кусок славы.
— Вестовому, давай отмашку, время! — крикнул я, краем взгляда улавливая взметнувшиеся флажки, ознаменовавшие заключительную стадию операции, и вставляя в уши искусно вырезанные «беруши» из пористой, но плотной пробковой древесины, сразу же погружаясь в мир безмолвия.
Я не великий стратег, и я не храбрый полководец, я просто человек с толикой здравого смысла, а также небольшим багажом жизненного цинизма и осторожности, которые я приобрел за годы своей жизни. Прав, всецело и всеобъемлюще прав мудрец Востока, чьи слова летят и по сей день через века. Что сущность войны? Обман. Искусный должен изображать неумелость. При готовности атаковать демонстрируй подчинение. Когда ты близок — кажись далеким, но когда ты очень далеко — притворись, будто ты рядом. Да, мои дорогие, все, что было здесь на берегу, это обман. Мои люди спешно покидали корабли, неся потери, лишь для этого мига, так как не все ушли оттуда. Почти пять десятков человек сейчас пластом лежали на палубе, ожидая команды с берега от меня, и наконец она пришла. Взметнулись флаги, народ по команде подскакивал на ноги, единым дружным броском накрывая сетями проходящих между судов королев речного народа. Все теперь в моих руках все мои золотые рыбки в одном сачке, ну и главная виновница торжества, как довершение картины, так сказать, сладкая вишенка на вершине торта.
Затычки в ушах частично погасили песнь отчаяния, обиды и боли, которой огласили окрестности правители навок. Правда, даже они не помогли людям на палубах кораблей, народ там как подкошенный валился с ног, мощь и высота звуковых частот наших совсем не немых рыбок была такой ошеломляющей силы, что, похоже, даже для представителей их племени была опасна, так как близстоящие навки безвольными мешками попадали наземь.
«Адель!» — позвал я мысленно призрака.
«Я готова», — легким ветерком прилетели ко мне ее слова.
«Раканы, девочка, попробуй их на вкус».
Адель, моя умничка, теперь мощь и трепет, и мое невидимое оружие массового уничтожения. Невидимая смерть, энергетический вампир, благодаря некротике моего кольца, теперь способная за считанные мгновения превратить цветущего семнадцатилетнего юношу в семидесятилетнего старца или вообще в бездыханный труп, ринулась к тем, кто наиболее опасен в данной ситуации и еще может перевернуть чашу весов не в мою пользу. Первый ее боевой вылет, мне пока только с ее слов были известны способности моего персонального призрака и помощника.
Раканы не умирали, они замирали один за другим от прикосновения призрачной субстанции. Адель пила их жизнь, она лишала их сил, от чего речные колоссы поломанными машинами останавливались на полпути к солдатам, безвольно опуская на землю свои чудовищные оружия убийств, клешни, так и не сомкнувшиеся на телах людей.
А меж тем show must go on! Летели по порядку флажки команд, а также в работу включилась госпожа Хенгельман, пуская в ход свое искусство темных эльфов. Ажурный кокон, переливающийся всеми цветами радуги, словно мыльный пузырь окутал сети с уловом, блокируя звуковой фон, исходящий от верещавших гарпид. По команде пришли в действие упряжки коней, что стояли в отдалении, скрытые за прибрежными зарослями кустарника, натягивая присыпанный песком и скрытый до поры до времени канат-удавку, стягивающий ловчую сеть, наброшенную на королев, и, тянущий мой улов вглубь земли. Вот так, прямо по земле их потащили, опутанных в тугие путы, прочь от их дома, прочь от той стихии, что еще могла бы им дать спасение бегством. А по левому флангу, сотрясая твердь, неслась гвардия. Конным строем, сметая и опрокидывая всех успевших выбраться из воды навок, паровозом и неудержимой мощью лошадиных копыт вбивая их в грунт и окончательно ставя точку в моем плане, моей войне с этими созданиями, посмевшими замахнуться на меня, на моих друзей и на тех людей, за кого я был в ответе.
Все, пока все, это победа сегодняшнего дня и победа над одним из задолжавших мне по счетам, кои я намереваюсь все еще взыскать со всех участников этой истории. Теперь ты моя собственность, королева Камхельт! Теперь я буду говорить, и я буду решать твою судьбу, впрочем, я уже все решил давно за тебя…
Касприв бурлил, кипел и полнился слухами. Барон изловил водяную королеву! Барон разгромил русалок, усыпав их трупами весь берег реки! Война закончена! Наконец-то война закончена…
Возможно, что так. Возможно, для простых жителей этих земель она и закончилась, но, увы, пока не для меня, пока нет. А что самое главное, что, возможно, уже сегодня к вечеру не станет больше под этим небом славного Ульриха фон Рингмара.
Он идет, вернее даже не так, он летит, обуреваемый праведным гневом, маг, что по своей воле предал род человеческий, переметнувшись на сторону возлюбленной. Да, он уже в курсе, и, судя по докладу следящих за ним вампиров, это будет та еще встреча.
Скрипнув колесиками своей инвалидной коляски, я развернулся лицом к главной городской площади, на которой в спешном порядке сейчас возводилась деревянная трибуна на возвышающемся помосте. Сегодня вечером все решится.
Стучали молотки, народ шумной толпой, невзирая на запрет гвардейцев, нет-нет да и любопытно вытягивал шеи, чтобы из-за спин солдат разглядеть, что же за таинство очередное готовит им их сумасбродный барон.
А что я готовлю? Даже трудно так с ходу сказать. То ли суд, то ли возмездие, а может быть, обставляю свою собственную смерть со вкусом и помпой. Старинная французская народная забава — Echafaud. На потеху толпе, для придания огласке деяний своих… праведных ли? Ох, не знаю, что-то во мне сверлит и ворочается внутри груди, не давая насладиться пусть пока и половинчатым, но триумфом. Гаденько как-то на душе, посему и хочу, чтобы видели меня. Да, я хочу, чтобы все знали, что я собираюсь сделать, и посмотреть в глаза окружающих, чтобы понять, кто я после всего этого буду? Есть ли правда во мне? Прямо по классику, по Федор Михалычу нашему Достоевскому, сакраментальное, так сказать: «А тварь ли я дрожащая, или право имею?»
Гостя будем встречать здесь, прямо на площади посреди города. Опасно? Да, это идиотизм чистой воды, но мне нужны судьи. Игра подходит к завершению, ходы сделаны, маски сорваны, и надеюсь, что последний козырь в этой партии у меня.
— Ты уверен, внучек, что я не нужна? — Априя тоже следила за ходом возведения подмостков.
— Уверен. — Киваю. — Будешь с ней рядом, чтобы бестия даже пикнуть не смогла, подавая весточку своему красавцу.
— Он сотрет тебя в порошок, мальчик. — Печально качает она головой. — Мне кажется, что это самоубийство.
— Возможно. — Я тяжело вздохнул, переведя взгляд на легкую дрожь своих ладоней. — Все в этой ситуации будет зависеть от искренности.
— Искренности? — Априя повернулась ко мне. — О какой искренности может идти речь между ними? Что ты ждешь от них? Чувств? Не смеши меня, они друг друга стоят, сметают на своем пути все и вся, не ценя никого и ничего на этом свете!
— Не знаю, ба. — Вновь поднимаю взгляд на площадь. — Правда, не знаю, но и поступить по-другому, не посмотрев им в глаза, не могу. Просто не могу, не знать и лишь догадываться о причинах их поступков.
— Ты сумасшедший, — фыркнула она. — Но желаю тебе удачи, мальчик.
Она мне понадобится, это уж точно, хотя если взвесить здраво, моему оппоненту тоже явно не позавидуешь. Априя неспешно удалялась, оставляя меня в одиночестве. Почему в одиночестве? Да потому, что нет никого больше рядом, кого смог — спрятал, а кого не смог — потерял. Много потерял я что-то в этой жизни, хотя кривить душой не стоит, немало и приобрел, и уж если небесам угодно будет забрать сегодня меня к себе, что ж, значит, так надо. Значит, пора мне на покой. Фух, страшновато что-то.
Жестом показал гвардейцам, чтобы доставили меня на все еще строящийся помост с кривой балкой, вставшей, словно аист на одной ноге, которую как раз возводят. Именно там будет живописно, на легком вечернем ветерке колыхаться петля, красиво добавляя нотки грядущего небытия ночи и знаменуя неотступность моего рока и моего решения. Пожил, да могу так сказать, я видел жизнь и не верю в правосудие и возмездие каждому по делам его! Нет справедливости, нет и не будет, пока ты сам не возьмешься за утверждение того, где она, правда, а где ложь, и кто же в конце концов виноват. Так уж получается. Да вот так оно как-то все и получается.
— Прикажете накрывать, барон? — Словно черт из табакерки из-за плеча выскочил один из прислужников магистрата города.
— Давай, любезный. — Киваю ему. — Время поджимает.
Ну, я неоригинален, просто захотелось, если что, порадовать себя мелочью напоследок. Так сказать, приговоренному сигарета перед казнью. Да, от сигары бы не отказался, хоть и не курю, хорошей, если что, только вот еще не добрался сюда господин наш Христофор Колумб, не знают тут табака, заплутал великий путешественник, все никак не найдет свою Индию, бедолага. Так что приходится довольствоваться тем, что есть, а именно столиком на одну персону. Обязательно с белоснежным полотном скатерти и полным набором несуразной посуды, в самом-то деле — не из котелка же хлебать?
За полдень закончили эшафот, ко сроку затащили стол и мягкое кресло, водрузив на этот трон остатки былого величия фон Рингмара. Скатерть, салфетки, красота. Отсюда еще неплохой вид на город, явно преобразившийся за последние годы. Отмыл я его, чумазика, немного, посветлели маленечко личиком улочки и дороги.
— Барон! Что происходит? — У эшафота стала собираться толпа все не унимающихся городских зевак. Видать, кто-то посмелей крикнул в нетерпении.
— Честные граждане славного Касприва! — По моему кивку вперед вышел глашатай, хорошим поставленным голосом начав зачитывать мое послание людям. — Здесь и сегодня волею нашего господина Ульриха фон Рингмарского будет совершено правосудие над преступной парой: человеческого мага и водяной королевы, дабы наконец воздать по заслугам им за дела их черные!
Хорошо вещает, с расстановкой, даже не нужно было что-то от себя писать, шпарит так, что сам заслушался. Все сказал, все обрисовал, ничего и никого не забыл. И про мои потери вспомнил, и людям больно пальцем в ране поковырялся, напомнив про утрату родных и близких, о тех детях, что стали разменной монетой в этой войне глупого барона и злобных русалок. Нет, конечно, не так сказал, но вот я так почувствовал и чувствую дальше. Здесь в Касприве практически каждый дом понес потери среди близких и родных, вон она река, рядом, вон она, сияющая водная гладь артерии этих земель, вокруг которой все строилось и возводилось. Народ молчал, площадь все заполнялась и заполнялась людьми, слушавшими этого крикуна, что говорил сейчас о правде, что наконец-то восторжествовала. Ну а мне что? Мне на выбор предоставили три супа. Грибной. С какой-то отварной птицей и нечто отдаленно напоминающее свекольник.
— Так, а сейчас-то что?
— Что происходит?
— Что сейчас будет?
— Он что, кушает?
Кушает-кушает, уплетает за обе щеки. Выбрал свекольник, тут же оформив в тарелочку белый росчерк снежной чистоты в виде хорошей ложки густой сметаны.
— Слушайте, жители Касприва! — дождавшись моего кивка, вновь заголосил мой глас для народа. — Королева у нас в руках, но маг еще не схвачен и на свободе!
— Что это значит?
— Демоны преисподней!
— Так мы что, тут все его ждем?
— Спасайся!
Последний голос паники был и голосом, на мой взгляд, разума, ибо у самого поджилки трясутся при мысли о том, что может произойти, выйди из себя дипломированный маг. Толпа загудела, переговариваясь и явно редея на глазах, что в принципе было неудивительно, удивляло то, что еще достаточно много людей оставалось на местах, с интересом озираясь по сторонам и то и дело поглядывая на меня.
Все же здравомыслящих оказалось на порядок больше, так как постепенно перед трибуной остались лишь считанные единицы, а вся основная масса отхлынула в стороны, опасливо выглядывая из улочек и проулков, все же еще удерживаемые жгучим интересом.
— Давай накапай, дорогой. — Повернулся я к ожидающему учтиво слуге, что бережно кутал в полотенце последнюю память о старике, без малого трехгодичный виски в пыльной непрозрачной бутылочке.
Пару капель можно, уже можно, в конце концов, почему бы и нет, не нажираться ведь, а исключительно для дегустации. В этом мире я еще не позволял своему организму притрагиваться пока к спиртному, так что полрюмочки будет в самый раз для вкуса. Особенно если учесть, что ко вторым блюдам я уже не успею притронуться. Он здесь, он пришел непохоже, уже какое-то время стоял в толпе, буравя меня своим пристальным взглядом и выслушивая все эти обвинения в свой адрес, что зачитывали с трибуны.
— А-а-а-а! Вот и вы наконец, сэр Арнольд! — Я поднял рюмочку, как бы приветствуя его и опрокидывая в себя огненные капли моих трудов. — Хух!
М-да уж. Ядреная вещь вышла, хотя может, это с непривычки молодое тело так среагировало? В спешном порядке я стал тушить пожар во рту мочеными грибочками.
— Ну что же вы, сэр Жеткич, там стоите? — Я вновь поднял взгляд на замершего внизу мага. — Мы уже, признаться, заждались вас.
Странный, какой-то приглушенный гул и дрожь земли стали мне ответом в дополнение к недобро сузившимся глазам защитника. В магическом плане я тут же отметил целую серию заклинаний, снопом искрящихся нитей опутавших его фигуру. Он продолжал стоять как ни в чем не бывало, а прямо у его ног, вздымая камни мостовой, бурлящим потоком стали выбиваться водяные струи открывшихся родников, быстро разраставшимся пятном влаги отмечая разливающуюся по площади воду.
Ох ничего себе! Надеюсь, он не собирается затопить весь город? Впрочем, это вряд ли у него получится. Все же Касприв гораздо выше стоит уровня реки, так что вода просто будет уходить отсюда. Но решение его было другим, тугие жгуты кристально прозрачной воды опутали его контур, словно стекло, поднимая его фигурку ввысь на водяном столбе и словно гигантской рукой устанавливая его рядом со мной на постамент эшафота. М-да уж, завораживающее зрелище чужой мощи и чужого таланта.
— Где она? — без крика, без эмоций, словно неживая кукла с холодным взглядом, обратился он ко мне.
— Рядом. — Я с восхищением разглядывал его активную водяную защиту, его мокрую, движущуюся по телу живую броню, понимая, что моим черным стрелам некроманта здесь делать нечего. Увы, но вода, стремительными струями летящая практически вдоль всего его тела, скорей всего даже на скорости распрямившихся арбалетных дуг, развернет стрелы, отбрасывая их прочь от этого мага воды. — Позвольте выразить восхищение вашему искусству.
— Мальчик. — Он склонил голову набок, вцепившись своим злым взглядом в мои глаза. — Мне нужна она!
— Нам всем что-то нужно. — Я протянул руку, поднимая со стола опрокинутую убегающим слугой бутылку своего виски и наливая остатки терпкого напитка в одну из стоящих рюмочек, чтобы протянуть ее Жеткичу. — Пейте.
От его фигуры отделилась рука, словно лапа осьминога или лиана чудного растения, стремительно и безжалостно врезаясь в меня и отправляя в краткосрочный полет. Перед глазами замелькали картины, выхватываемые краем взгляда, мое кресло буквально разлетелось на куски, а я больно впечатался в основание виселицы, с трудом ловя ртом вышибленный из груди воздух.
— Не играй со мной, сопляк! — А вот и эмоции! Настоящая, ничем не прикрытая ярость и злость ушатом холодной воды резанули мне слух. — Я сотру и тебя и все твое баронство в порошок, выродок, если с ее головы хоть волосок упадет!
— Не с ее головы. — Я тяжело закашлялся, так как грудь пронзила тупая боль. — С твоей.
Повисла пауза, Жеткич стоял, видимо собираясь с мыслями, а я же тупо пытался отдышаться и хоть как-то сесть, оперевшись спиной на виселицу.
— Ты думаешь, мне нужна Камхельт? — Я рассмеялся. — Не будь дураком, она всего лишь способ добраться до тебя, Арнольд. Что и кто она без тебя? Трусливая рыба, удирающая при виде людей у воды, но вот с тобой она стала королевой! Именно ты сделал ее своими руками, и именно ты виновен в гибели Дако и Тины. Ты вел ее все эти годы, шаг за шагом, год за годом, выручая вновь и вновь от гибели ее и весь ее немногочисленный народ.
— Я убью тебя! — Его взгляд был подобен взгляду безумца.
— Нет. — Я отмахнулся от него рукой. — Сегодня не я умру. Умрешь ты. Все очень просто, Арнольд, сегодня ты заплатишь мне за мою боль и мои потери своей жизнью, чтобы спасти свою королеву.
Литры воды с характерным всплеском безвольно рухнули на деревянный помост, обдав и меня и его снопом брызг. Он безвольно опустил голову, а потом дрожащей рукой пододвинул к себе стул, бессильно падая на него.
— Это подло, барон. — Он больше не смотрел на меня. — Это мерзко, бесчестно и подло, юноша, так поступать нельзя.
— Значит, убить старика и отрезать голову моей подруге вы считаете, сударь, вполне приемлемым способом познакомиться со мной? — Я, печально склонив голову, следил за ним. — Или, может быть, я что-то неправильно понял, сэр? Может быть, тогда попытаетесь объяснить?
— Боги. — Он обхватил голову руками, взлохмачивая волосы на голове. — Все это какая-то чудовищная ошибка, все должно было пойти не так.
— Выпейте. — Я кивнул в сторону стоящей одиноко на столе рюмочки.
Он невесело хмыкнул, опрокидывая залпом стопку, после чего звонко хлопнул донышком по столу. Молодец. Не поморщился.
— Я назвал этот напиток в честь старика. — Я перевел взгляд на площадь, где с удивлением обнаружил прибывающую толпу людей. Похоже, горожане решили, что самое опасное уже позади. — Ядреная смесь, не находите?
— Давай прекратим этот балаган, барон. — Он тоже перевел взгляд на собирающуюся толпу. — Мы ведь можем все решить еще миром, ты вернешь мне Камхельт, и мы уйдем навсегда из твоих владений. Это хорошее предложение, мальчик.
— Меня это не устраивает. — Качаю головой. — Из вас двоих в моих силах покарать за дела ваши тяжкие только одного.
— Не городи ерунды, мальчик. — Он перевел на меня взгляд, поджав губы в белую черту. — Тебе нужна плата? Так назови сумму! Я даже могу вместе с Камхельт себе позволить отлить из золота в полный рост твоего учителя и твою подружку.
— А алмазами, рубинами и изумрудами можешь инкрустировать статуи? — От злости у меня сжались кулаки.
— Конечно! — Он поднялся на ноги, радостно вскидывая руки в победе, и лишь потом, видимо, осознал иронию момента. — Демоны, мальчик, ну почему ты так?!
— Suum cuique, — прошептал я. — Каждому должно воздасться по делам его. Вы перешли черту, Жеткич, я не могу простить вам своей боли. Это не просто кто-то где-то, это не просто наставник и подруга, ты ударил меня в самое сердце, и теперь там нет места прощению и пониманию. Осталась лишь боль и жгучая ярость, которая сжигает меня изнутри.
— Ты даже не представляешь, через что мы прошли! — он стал кричать, расхаживая из стороны в сторону. — Даже не годами и не десятилетиями мы, словно звери, бежим и бежим прочь, в глупой надежде просто жить под этим проклятым небом! Что ты можешь понимать, мальчишка?! Что ты можешь знать о любви, о жизни или смерти? Твоими устами тут с этой глупой сцены кричали о десятках погибших родственников, вы кричали, обвиняя нас в гибели своих детей, даже на секундочку не задумавшись о сотнях тысячах погубленных вами жизней подводного народа. Вы тысячами убиваете из года в год их, лишая пищи и жилья! Об их детях хоть кто-то подумал? Вот ты, да ты, барон! Сколько ты убил своей глупой местью за эти месяцы? А мы так живем, уже демоны знает сколько времени. Что, ты думаешь, мы тут делаем? Мы спасаем свои жизни, уходя с каждым годом все выше и выше на север от разрастающейся, словно проказа на теле больного, цивилизации!
— При чем здесь это? — перебил я его.
— При чем?! — вновь разразился он криком. — Да при том, что триста лет ты мне не снился со своим баронством! Все, что нам нужно было, это пережить пару лет в этой проклятой реке, чтобы вновь бежать прочь к морю! Что мы попросили у вас невыполнимого? Что мы у вас отняли невосполнимого, что вы умыли кровью целый народ?
— Ты ничего не забыл? — Я уцепился за его пылающий взгляд своим холодом ненависти. — Вы ничего не просили! Вы пришли на правах хозяев в чужой дом! Ты и твоя королева со своей гордыней, именно вы оба виновны в том, что произошло!
— А что ты нам предлагаешь? — Он вновь устало рухнул на стул. — На коленях ползать перед тобой, сопляком, вымаливая милости? Ты знаешь, сколько таких как ты, напыщенных родовитых ублюдков, мы повидали на своем веку? Мы не рабы, мальчишка, мы не прислуга вам, людям, мы не хотим жить дружно и носить друг другу пироги на праздники. Мы хотим, чтобы нас наконец-то оставили в покое и не лезли к нам! Не учили нас, не забирали то, что наше по праву!
Прекрасно. Просто великолепно. Гордыня! Не зря в христианстве это один из самых тяжких грехов. Да уж, именно это чувство привело по преданиям возлюбленного ангела Господня к падению в недра земные. Именно так Светоносный lucifer стал тем, кем он стал.
— Что, хочешь сказать, что ты лучше? — Он презрительно скривил губы. — Честней, умней, благородней? Ты бы наверняка сжалился над бедными сиротками, милостиво взмахом руки разрешив им постоять у тебя на пороге. Тихонечко, чтобы не шумели и не натоптали мусора, ведь так, малец? Ты думаешь, что ты другой и чем-то лучше сотни таких же, как и ты?
— Знаешь. — Я задумчиво смерил его взглядом. — Пожалуй, ты прав.
— Прав? — Он как-то оторопел от моих слов.
— Да-да. — Невесело улыбаюсь я ему. — Нет безгрешных. Не бывает таких. Но мой грех, увы, не тот, в котором ты меня обвиняешь.
— Не понял? — Он напрягся, напоминая сжатую пружину.
— Я не умею прощать. — На его немой вопрос просто пожимаю плечами. — Я понял тебя, Арнольд, нет, в самом деле, понял и даже принял твою правду. Это действительно страшно то, что мы все здесь к этому дню натворили. Но, увы, гнев во мне превыше всего.
— Что это значит? — Он медленно встал, расправляя складки на своей запыленной и промокшей мантии мага.
— Это значит, что ты сейчас полезешь в петлю, либо же к заходу солнца солдаты порубят твою красавицу на куски и скормят потом собакам. — Я похлопал ладонью по брусу виселицы, у которой сидел и опирался спиной.
— Ты что, идиот? — Он вскинул брови. — Да я же один могу убить всех, кто проживает на твоих землях! Я один могу стереть с лица земли все твои замки и города, всю твою армию и даже птиц в небе, пролетающих над этой проклятой землей!
— Вот именно поэтому я и говорил, что, к сожалению, могу лишь одного из вас покарать. — Я устало вздохнул. — На тебе я не могу даже волосок на голове поправить, а потому твоя королева у меня, и весь мой грех ляжет на кого-то одного из вас. Здесь и сейчас я даю тебе шанс спасти свою любимую и самому отправиться на виселицу. Хотя у тебя есть, что тут скажешь, прекрасная возможность остаться живым, но утратить навсегда свою половинку. Даже не знаю, Арнольд, что тебе выбрать, может быть, ты потом сможешь залить боль утраты моей кровью? Может быть, месть поможет тебе в будущем снова жить как ни в чем не бывало.
— Это жестоко. — Он стоял, с каким-то внутренним ужасом глядя на меня. — Так не должно быть. Так не бывает.
— Знаешь. — Я посмотрел ему в глаза. — Мне самому страшно от того, что я делаю, но я не могу себя остановить.
— Ты безумен! — вскричал он. — Как ты вообще дошел до этого?!
— Не знаю. — Я покачал из стороны в сторону головой. — Мне просто было очень больно, когда ты отнял у меня близких, а потом… потом пришло это решение.
Мы замолчали, каждый думая о своем, Арнольд пару раз порывался что-то сказать, но вновь замолкал, встречаясь со мной взглядом. Мне действительно в какой-то момент стало все равно, убьет он меня или нет, я словно оцепенел внутри, лишь холодным умом сквозь бойницы глаз понимая, что творю нечто невообразимо ужасное, что-то, без чего и из-за чего мне теперь никогда не будет покоя.
Из-за мокрой одежды на руках и скулах Жеткича стала проступать его вязь татуировки в виде крупной чешуи. Это чернила кракена. Именно ими он ее делал, потому и не видна была, пока на кожу не попадала вода. Фанатик. Или просто влюбленный, что в данном конкретном случае считай одно и то же, метался между, не в силах принять решения. Он то печально опускал руки и голову, то порывался подскочить ко мне, чтобы, по всей видимости, разорвать на куски. Мне же больше нечего было ему сказать, в полной тишине я наблюдал, как удлинялись тени и постепенно солнечный бег завершался, уступая место грядущей и такой неизбежной ночи.
— Арнольд, — через какое-то время все же произнес я. — Пора.
— Не надо, прошу. — У него покатились слезы по лицу.
— Пора. — Я махнул рукой в сторону горизонта. — Солнце почти скрылось.
— Будь ты проклят! — Стул опрокинулся, он заходил нервно из стороны в сторону. — Ты не человек, так нельзя поступать!
— Не тебе говорить о человечности. — Я устало прикрыл глаза. — Пора делать выбор!
— Как я могу быть уверенным, что ты ее отпустишь?! — Он упал на колени рядом со мной. — Поклянись, что не обманешь!
— Клянусь, Арнольд Жеткич, что я и пальцем не трону твою королеву. — Я отвернулся, мне было неприятно смотреть на его умоляющий взгляд. — Только один возьмет на себя грехи за двоих.
— Зови своего капитана, барон, он человек чести, пусть станет поручителем за твои слова. — Жеткич с трудом поднялся, подступаясь к тумбе-возвышению, подставке, последней ступенью к виселице. Я взмахом руки подозвал одного из гвардейцев, отдавая ему приказ позвать Гарича.
— Барон? — Гарич, с вызовом глядя на мага, взошел к нам на эшафот. — Я в вашем распоряжении.
— Гарич. — Я кивнул капитану. — Засвидетельствуй мои слова о том, что после смерти господина Жеткича я обязуюсь и клянусь отпустить королеву Камхельт, не причинив ей никакого вреда.
— Я — Гарич Ол'Рок, принимаю ваши слова и с готовностью становлюсь порукой им! — Он прижал свой громадный кулак к груди.
— Ну что ж… — Доски заскрипели под весом Арнольда Жеткича. — Так тому и быть, прощайте, и будь ты проклят, маленький ублюдок.
Он сплюнул мне под ноги, видимо даже хотел напоследок окинуть презрительным взглядом, только вот я не смотрел на него, мне это было уже неинтересно. Куда интересней было наблюдать за алыми облаками, ярко окрашенными уже практически скрывшимся солнцем.
Неужели это я? Неужели это все происходит по-настоящему? Как так получилось, что мне приходится убивать?
Скрип затих.
Арнольд часто-часто задышал, было слышно, как он то ли судорожно сглатывает, то ли пытается задавить рвущееся из груди рыдание. Еще вздох, мощный, отчаянный, знаете, словно пловец перед броском в холодную воду… толчок и хрип. Страшный, жуткий, от которого сердце замерло, я даже на мгновение забыл, как дышать. Агония, я не смотрел на него, но поскольку сидел прямо под петлей, видел, как судорожно мельтешат его ноги.
— Все, барон, — констатировал Гарич, подходя ближе к телу мага. — Его больше нет.
Я закрыл глаза, отрешаясь от бренного мира и погружаясь в астральную проекцию. Да, ошибки быть не должно, тело мага больше не являлось носителем искрящейся и бурлящей жизни. Все застыло, все замерло, нити энергетических потоков организма завершили свой бег, и более не видно пунцово-алой точки пульсирующего сердца. Нет. Его больше нет, мага, защитника, влюбленного в какую-то свою мечту. Он сделал выбор и собственноручно претворил его в жизнь. Грешный святой. Так, наверно, его стоило бы назвать? Ради своих целей, каких-то внутренних принципов и амбиций он готов был и пошел до конца, жертвуя самым ценным ради… любви? Тяжело, очень тяжело ворочались мысли в моей голове, наполняя душу и руки сумбурной дрожью из смеси страха и презрения к самому себе. Я чудовище. Боже, какое же я чудовище!
— Гарич, помоги. — Капитан поднял меня на руки, поднимая с настила и усаживая на одинокий стул посреди этой жуткой картины.
Как же тихо вокруг. Открыв глаза, я даже не поверил, что может быть такая тишина при скоплении такого количества народа на площади. Люди смотрели на меня, люди слушали нас. Вот они, те глаза, в которые я хотел посмотреть, вот они настоящие судьи сегодняшнего дня и моих дел неправедных. Что же вы молчите? Кричите, ликуйте или же осуждайте, но не молчите, молю! Скажите мне, кто я после всего этого? Кто? Но лишь гробовая тишина была мне ответом. Люди молчали, не было слышно даже шепотка или же шороха одежд, народ стоял, словно соляные фигуры, замерев в неподвижном… ужасе? Прав? Не прав?
— Слушайте, граждане Рингмара! — Не в силах более терпеть этот холод тишины, закричал я, срывая голос. — Свершилось правосудие! Здесь и сейчас преступник понес заслуженное наказание за смерти наших родных и близких!
— Замолчи, — тихим шепотом произнесла Априя, подходя из своего укрытия и кладя мне руку на плечо. — Просто замолчи, мальчик, сейчас не время для громких слов.
Трибуна оживала, наполняясь людьми, помимо Гарича и Априи, к нам подошел глава магистрата, Семьдесят Третий со своими людьми, что буквально на руках тащили связанную по рукам и ногам Камхельт. Королева, словно гигантская змея, извивалась, заламывая руки и отчаянно стуча своим разлапистым хвостом по доскам. Она рвалась к висящему телу близкого ей человека, в беззвучном крике открывая рот, так как заклинания Априи полностью блокировали звуковые децибелы, ее способность гарпиды модулировать звуковые частоты, а также способность ударить своих охранников электротоком.
— А она здесь зачем? — Гарич угрожающе качнулся в сторону легионеров. — Есть клятва, барон, теперь ее судьба не принадлежит вам!
— Он прав, мальчик, — произнесла Априя, сжимая руку у меня на плече. — Зачем ее мучить, заставляя смотреть на тело возлюбленного? Отпусти ее оплакивать свое горе.
— Семьдесят Третий! — Я повернулся к капитану легионеров, стоящему с каменным лицом, которое пересекал страшный шрам, и невозмутимо буравившего меня взглядом. — Давай, ты знаешь, что делать.
— Барон! — взревел капитан гвардии, бросаясь разъяренной машиной на солдат легиона с кулаками.
Сверкнула сталь кутласа, быстро, четко и с молниеносной грацией рассекая воздух и горло водяной королевы. Всего один удар, один взмах могучей руки с оттягом и излетом, капитана легиона отделил голову королевы от шеи, запуская ее в полет, тут же окончившийся гулким ударом об деревянный настил…
— Свершилось правосу… — еще успел выкрикнуть я, прежде чем кулак Гарича впечатался в мое лицо, выбивая из меня сознание, зубы, дух и остатки совести…
«Возвращайся, тебя ждут!» — Легкий перезвон колокольчиков сформировался в моем замутненном сознании в мелодичный голосок Адель.
«Что произошло?» — Я, словно утопающий, то поднимался откуда-то из глубин небытия, то снова проваливался в темноту и омут беспамятства.
«Площадь. Казнь. Твой капитан…» — Адель сыпала картинками событий, становясь для меня якорем между ничем, чем и где-то тут.
Солнечный лучик рассветного мягкого солнышка шкодным рыжим котенком проскочил в мою комнату, воровато оглядываясь по сторонам, пробежал по ковру, перелез через спинку кресла и лишь после этого взобрался ко мне в постель, теплой лапкой поглаживая мне лицо.
Больно. Нос не дышит. Похоже, перелом, все ноет и как-то дергает. Провожу языком во рту, с печалью недосчитываясь передних двух зубов на верхней челюсти. М-да уж, спасибо, капитан, на всю жизнь теперь красавцем беззубым оставил!
— На меня смотри, — подал голос Гарич, который, оказывается, сидел в кресле, вытянув свои ноги и сложив руки на груди. — Очухался?
— Пока не знаю. — Тело слушалось с трудом, кое-как склонив голову набок, встретился с его колючим и злым взглядом.
— Скоро три года, как я встретил тебя, кем бы ты ни был. — Поднявшись с кресла, начал он. — Не сразу, нет, не сразу мы с Энтеми поняли, что ты не тот, за кого себя выдаешь. И это было нашей ошибкой, то, что мы пошли на поводу своих мыслей, наших надежд и глупого желания быть хорошими для людей на этой земле, которой мы оба в свое время поклялись служить верой и правдой.
Он стал прогуливаться по комнате, заложив свои здоровенные руки за спину, а мне лишь оставалось внимать его словам, даже в мыслях не допуская перебить этого великана.
— Знаешь. — Он на секунду замер, поднимая голову к потолку. — Вначале я даже радовался, наблюдая за тем, что теперь здесь появился новый, умный, рачительный хозяин, пусть даже и самозваный. Что греха таить, настоящий Ульрих был хоть и молодым, но уже законченным подонком, в те дни мы со сквайром даже обрадовались вашему приходу.
Он подошел к окну, поворачиваясь ко мне своей широкой и мощной спиной, замолкая на какое-то время, видимо собираясь с мыслями.
— Твой поступок это предательство по отношению ко мне. — Он все так же стоял, не поворачиваясь. — Это неуважение всего рода Рингмар, это неуважение всего рода Ол'Рок.
— Мое бесчестие это ничто по сравнению со смертью Дако! — Я также отвернулся от него. — Мне жаль, капитан, что я вовлек вас в это дело, не подумав наперед, но хочу вам сказать, что мне совершенно наплевать на клятвы и обещания, данные преступникам! В память о старике, в память обо всех погибших я совершил то, что совершил, и поверьте, сделал бы это еще не раз и не два!
— Ты поклялся! — он перешел на крик, стремительно подходя ко мне. — Ты дал слово и нарушил его!
— Да, демоны тебя подери! — взорвался в ответ я, тоже начиная орать на него. — И горжусь этим!
— Ты предал меня и всю мою семью! — Его кулаки сжались в громадные кувалды. — Ты, жалкий идиот, обесчестил всех нас из-за своей глупой жажды мести!
М-да уж, все как всегда. Каждый стоит на своей стороне и смотрит под своим углом. Сколько раз я сам так же кричал, говоря: «Ты идиот, и вся твоя жажда глупой мести ничтожна перед здравым смыслом»? А в итоге?
— Ни дня! Слышишь? Ни дня я более не проведу у тебя на службе! — Сверкнув злостью во взгляде, он достал из-за пояса одну из своих перчаток, бросив ее мне на постель. — Я более не капитан вашей гвардии и бросаю вам вызов на дуэль! Сохрани эту перчатку, и если в тебе останется хотя бы капелька уважения к тому, что ты есть, то в день твоего совершеннолетия мы встретимся и скрестим мечи, чтобы рассудить, на чьей же стороне была правда!
Бах!
Как только дверь не слетела с петель? Я вновь остался в одиночестве, пытаясь успокоиться и прийти в себя. Как же некрасиво получилось, опять все сыпется из рук. Это же Гарич, моя правая рука, вся моя сила, мой кулак, как же теперь без него?
— Ну что, живой? — Дверь тихонечко скрипнула, пропуская внутрь старушку Априю. — Получил уже от капитана?
— Получил. — Я кивнул в сторону лежащей на кровати перчатки. — Вон лежит, ждет своего часа.
— Дела. — Она подняла перчатку, покрутила перед носом, после чего отнесла и положила на стол. — Боги милостивы к тем, кто умеет ждать, возможно, к тому времени, когда придет время ее вновь доставать, все изменится и позабудется.
— Возможно. — Я жестом позвал ее, чтобы помогла слезть с кровати и влезть в новое кресло. — Не знаю, и не буду загадывать, еще слишком много дел, а времени мало. Нам до наступления дождей следует еще много чего здесь сделать.
Да, дел было невпроворот. Один только уход Гарича был серьезным ударом мне под дых, капитана здесь знали, уважали и любили, посему найти подходящую кандидатуру на его место было делом чрезвычайной важности. Ну и нелегкой задачей, в конце концов решенной банальным переводом Семьдесят Третьего на эту должность.
Не буду утверждать, что это был наилучший выбор, но на тот момент он был чуть ли не единственно верным. При всей его темности и диковатости, этим душегубом нельзя было не восхищаться. Всего пару лет назад его вытащили грязного и вшивого из загона для рабов, буквально из петли вынули, а уже сегодня эта груда мышц прыгнула на заоблачные высоты карьерной лестницы. Признаться, даже не знаю, что именно меня в нем цепляло. Что-то в нем есть монументальное. Молчалив, исполнителен, немного язвителен, конечно, но при всем при этом потрясающая работоспособность и полное пренебрежение к человеческой жизни, причем не только к своей. Я четко помню полное отсутствие страха в его глазах во время военной кампании в Когдейре. Когда, чего уж там говорить, временами я не был уверен в собственной безопасности, не говоря уже о моих людях.
Плюс в этом назначении был. Армия в лице моей гвардии также требовала реконструкции, уж слишком большое послабление им давалось, не в пример легиону, который на данный момент, на мой взгляд, являлся самой профессиональной и наиболее подготовленной частью военной силы всего королевства. Это был плюс, что весь контингент гвардии, по большей части состоящий из кавалерийской группировки, подпадал под новые правила и новый устав несения службы. Это серьезная мощь, которая не подпадала в случае чего под юрисдикцию короны, и ее требовалось подтянуть до более высокого уровня, причем не только в плане дисциплины, но и банально влив энную сумму в звонкой монете.
В общем, приходилось вертеться как белка в колесе. При всем этом держа тупо пальцы крестиком, в надежде, что хоть Энтеми промолчит в данной ситуации и останется на своем месте. Разговора с ним я боялся чуть ли не больше смерти, встречаясь с ним каждый день и поэтапно шаг за шагом передавая свои дела и бразды правления. Но он молчал, хоть я и видел его немое неодобрение. Спасибо ему за это.
Да. Дела. Почти весь остаток лета ушел на возведение новой дамбы в месте прорыва старой навками. В этот раз делали земляной вал без всяких створок, уж слишком были все еще напуганы минувшими событиями. В спешном порядке со всего баронства собрали все помповые ручные и тягловые насосы, чтобы откачать эти неимоверные кубометры воды из котлована моего былого величия. Воду качали и днем и ночью, организуя по три смены в сутки, чтобы хоть как-то ускорить этот процесс, в конце концов, принесший свои результаты. Постепенно уровень воды стал спадать, глубина становилась все меньше и меньше, а из воды стали появляться верхние остатки строительных лесов и частично выложенных стен с огрызками фундаментных плит. Печальное зрелище, это был крах, чуть ли не начало всего с нулевого цикла.
— Бегут, — подслеповато щурясь, молвила Априя, вглядываясь, как и я, в поисковые группы, по пояс в воде среди руин рыскавшие по моему наказу вдоль всего периметра дамбы.
— Ваше благородие, ваше благородие! — Ко мне подбежал чумазый мужичок в промоченных водой портках. — Нашли, ваше благородие, сейчас принесем!
Принесли.
Это был он. Вернее то, что от него осталось. Обглоданный скелет с жалкими ошметками плоти в изодранной мантии. Мой Дако. Мой учитель и наставник. Одежда, пару украшений и амулетов, вот и все, что осталось от него.
— Здравствуй и прощай, Валентин. — По щекам старушки побежали слезы.
Мы похоронили его в последний день лета. Хороший день. Солнечный, с высоким и ясным небом. Не много было народа на прощании, саму могилку сделали в саду Лисьего рядом с пышными шапками роз, неподалеку от той лавочки, где он любил коротать деньки, поучая нерадивую молодежь и наставляя ее на путь истинный.
Спасибо тебе, старик, за твою науку, ты открыл для меня новый мир, ты один для меня сделал больше, чем бы я этого заслуживал. Спасибо тебе. Я буду, пока жив, помнить тебя и ценить все те слова, что ты успел вложить мне в голову, ты был достойным человеком, и я лишь жалею об одном, что не успел тебе сказать этих слов при жизни.
Спасибо.
Прощай.
— Ульрих, подожди. — После похорон ко мне подошла Нона, беря под руку. Невзирая на километры, она не поленилась прибыть ко мне. — Я хотела бы поговорить с тобой перед твоим отъездом.
— Что-то важное? — Я с трудом, но шел уже на своих двоих, тяжело опираясь на презент со стороны Десмоса в виде красивой черной трости.
— Не знаю. — Она потупила взор, явно смущаясь. — Реши сам.
— Говори, Нона. — Я кивком показал на одну из лавочек в саду, где мы присели рядышком.
— Я хотела бы, прежде всего, сказать тебе спасибо, — начала она, не поднимая головы. — Я много думала о том, что произошло со мной за последнее время, и должна попросить у тебя прощения за свое не слишком-то хорошее поведение.
— Не надо, Нона. — Я положил свою руку на ее. — Не надо просить прощения, я ведь понимаю, что мы оба в данной ситуации были заложниками. Увы, не все и не всегда получается в жизни так, как нам бы хотелось.
— И все же! — Она блеснула глубиной своих карих глаз. — Я вела себя недостойно по отношению к тебе! Если бы не ты, кем бы я была до сих пор? Мелким уродом, жалким огрызком человека, достойным только жалости или презрения! Я не жила по-настоящему все эти годы, я выживала, постепенно скатываясь в темную бездну своей души! Прошу, не перебивай! Я хочу, чтобы ты понял меня и принял. Лишь здесь, рядом с тобой я по-настоящему стала свободной и за долгие годы впервые и вновь стала учиться жить счастливо и с удовольствием.
— Спасибо, Нона. — Я сдержал улыбку, чтобы не блеснуть зияющей дырой во рту в том месте, где когда-то у меня были зубы. — Мне приятно слышать эти слова, и еще больше удовольствия я испытываю оттого, что мы стали с тобой друзьями. Я думаю, нам обоим это нужно будет в будущем.
— Будущем? — Она вновь опустила взгляд. — Ты ведь уезжаешь.
— Это ведь не значит, что я не вернусь. — Я тяжело вздохнул, сам понимая, что возможен и подобный исход дела. — Впрочем, и мне, наверно, в этом случае стоит сказать тебе, что я горд быть твоим, пусть и случайным, мужем. Что бы тебе ни говорили, что бы ты сама ни думала о себе, тебе стоит знать, я считаю тебя очень умной и красивой девочкой. Ты действительно молодец, ты не простой человечек, ты сильная и волевая, а еще я верю в тебя. Я верю тебе, и потому совершенно спокойно оставляю все это, всю свою землю в твоих руках.
— Спасибо, Ульрих. — Она обняла меня, приложившись мягкостью нежных губ к моей щеке. — Для меня важно было услышать твои слова.
Ну а через день все наполнилось хлопотами сборов и суеты. Барон Ульрих фон Рингмар покидал свои земли, собирая длинную вереницу телег со всевозможным своим скарбом, коего, надо сказать, было предостаточно. Еду-то ведь в столицу, да и сам по себе путь неблизкий. По самым оптимистическим прогнозам, месяц чистого пути, если успеем до осенних проливных дождей, ну а если нет, то еще путь растянется недели на три, если не больше.
Суета, правда, пока не касающаяся меня. Сижу себе тихо в саду вспоминаю, думаю, что-то даже по привычке чиркаю и записываю на будущее. Грустно, в эти последние дни мне стало как-то грустно и одиноко, я опять вынужден был покидать то место, где, казалось бы, пусть и не надолго, обрел какие-то призрачные крупицы счастья, возможно даже надуманное тепло домашнего очага, где бы меня кто-то ждал и любил. Многого хочу? Наверно.
— Смотрю, барон, вы тоже наконец-то разжились новыми ногами? — Красивый бес, что ни говори, а есть в Десмосе грация и возвышенность, что обычно люди приписывают аристократии. Он, как и я, вновь возвращался к жизни после полученных травм. Заботливый уход бабуль за этим вампиром принес долгожданные плоды, папа вампирского гнезда вновь обрел свои конечности, свою учтивость, манеры и способность подкрадываться ко мне в самый неожиданный момент, благодаря моей утрате незаменимого помощника Мака.
— На вечернюю прогулку вышли, граф? — Я ответил ему улыбкой. — Прошу, присаживайтесь, всегда рад вашему обществу.
— Благодарю, мой юный друг. — Он элегантно присел рядышком, закинув ногу на ногу. — Вы позволите, барон, затронуть некоторые аспекты последних дней и последней истории, случившейся в этих землях?
Вот чертяка языкатый, умеет же, шельма, словами играть красиво! Может, и вправду граф какой-нибудь в далеком прошлом?
— Давайте попробуем, — киваю я ему. — Потрогать эти самые ваши аспекты.
— Прежде всего, я хотел бы сказать вам, что вы правы. — Он перекинул ногу, задумчиво изучая состояние своих ногтей на правой руке. — Не должно быть преступления без наказания, и не должно быть прощения без раскаяния. Я немало пожил на этом свете, юноша, я не являюсь носителем истины или же кристально-чистой совести. Я убийца. Но!
Он многозначительно вскинул указательный палец, сознательно затягивая театрально наигранную паузу.
— Но при всем при этом, я понимаю и отдаю себе отчет в том, что нельзя, а что можно! — Он опустил руку, переведя свой взгляд куда-то вглубь сада. — Не всем и не каждому дано понимание этого. Вы были правы во всей этой ситуации, барон, когда не пошли на попятную и не побоялись огласки чужого мнения. Причем, насколько мне дано понимание вашей сущности, наперекор своей душе, своей совести и принципам.
— Это было нелегко тогда и, даже больше, мне нелегко и сейчас, — ответил я, откладывая в сторонку свои записи и так же задумчиво обозревая предосеннюю пышность сада. — Впрочем, граф, я стараюсь не бередить эту рану, пусть заживает, хватит, я и так довольно настрадался в последнее время. И да, вы правы, прощение без раскаяния будет пустым и никчемным, оно ничему не научит и ни о чем не скажет тем, кто будет жить потом после нас.
— Тем, кто будет жить потом, после нас, — повторил задумчиво он, пробуя мои слова на вкус. — Да, сударь, вы правы.
— Надеюсь мой друг, надеюсь. — Я невесело усмехнулся. — Иначе даже не знаю, как жить дальше.
Мы замолчали, более не нарушая покоя тихой поступи меркнущего дня. Завтра я уезжаю, уезжаю, возможно навсегда, из этого места, которое стало мне домом. Хотелось бы остаться? Не знаю, возможно, при других обстоятельствах, при другом раскладе и с меньшими потерями на этом отрезке жизненного пути. Но теперь… Теперь я уезжаю, и меня ничего более не ждет за спиной, я вновь иду куда-то, чтобы начать свою жизнь сначала. Так уже было, и дай мне небо сил повторить все вновь.
Повторить… все и вновь…