Месть Агонии

— Отлично! Рада, что помнишь клятву и еще больше надеюсь, что сдержишь слово.

— Только не говори, что желаешь отдать этому проходимцу свою силу? — ужаснулся вампир.

— Нет конечно! — рассмеялась рыжая. — Он желал объединить наши кланы и рассчитывал, что я стану его парой, а когда не вышло объявил на меня охоту. Вполне себе резонный ход. Возможно, я и сама поступила бы так, будь на его месте. Но…

— Да-да, помню! Ты говорила, что первородный не имеет права просто уйти, он должен оставить преемника.

Марэна покачала головой.

— Да, а ты мой ученик, а значит и ученик преемника. Ты должен знать такие вещи лучше собственных мыслей.

— Я знаю и уже поклялся тебе.

— Тогда у меня к тебе еще есть поручение. Преемника могу выбрать не только я, меня могут еще и убить, а потом провести ритуал овладевания сутью, так что сделаем так: я оставлю метку на теле преемника, если он будет выбран мной.

— И это сейчас к чему? — заломил бровь вампир. После обряда его лицо сильно осунулось, а худощавый и раньше юноша, превратился просто в щепку, поэтому подобная мимика смотрелась на его лице слишком выразительно, чтобы воспринимать ее всерьез.

Марэна улыбнулась.

— Если у преемника будет моя метка, то ты передашь ему или ей вот это, — она указала на гобелен. Думаю, не стоит говорить, зачем я прошу тебя об этом?

— Нет, не стоит, — кивнул вампир. — И так понятно, что ты не желаешь отдавать свои секреты своему убийце и вору.

— Умница.

— А что… а что, если и правда, тебя убьют? — опустив глаза и через силу спросил вампир. Ему не хотелось и думать о таком исходе, но узнать волю творца все-таки стоило.

— Тогда этот гобелен — мой тебе подарок! — ласково проговорила вамп. — Я верю, что легенды не лгут, и ты сможешь стать первородным со временем, а когда сможешь — эти книги, свитки и зелья не раз помогут тебе, только сделай все, чтобы гобелен не попал в руки первородного из нас, иначе велик риск истребления многих.

— Обещаю!

— Ну, раз ты все понял с первого раза, то пошли в подвал, — поднялась со своего места вамп.

— Что? Зачем это?

— Мрак! — закатила глаза рыжая. — Ты несносен! Не задавай вопросов, а просто иди за мной, несносный мальчишка!

— Я — не мальчишка!

— Именно, что мальчишка! Ты критикуешь тех низших, что охраняют нас, но ведь и ты звания мужчины в моих глазах еще не заслужил. Ты слишком молод и горяч для того, чтобы я перестала считать тебя юнцом. И перестань, наконец, перебивать меня и оспаривать мои решения!

Адриан промолчал, его лицо окаменело, как происходило каждый раз, когда он пытался скрыть собственный гнев. Как много в нем еще от человека, несмотря на все ритуалы и обучение! Они прошли несколько коридоров. Потом по большой лестнице с литыми перилами, затем в незаметную дверку и дальше — по узкой старой каменной лестнице. Этот ход был проложен еще в те времена, когда здесь не было особняка Антуана, а был человеческий монастырь. Здесь поклонялись богине Смерти. Жрицы здесь могли быть только девственницами, поэтому храм быстро стал монастырем. Шло время и про культ все забыли, а Антуан, видимо, посчитал смешным построить свой особняк на остатках храма.

Марэна не стала менять резиденцию клана и осталась в доме Антуана, ей нравился этот особняк, несмотря на то, что у них были совершенно разные вкусы. Она связывала свою симпатию с тем, что дом, который построил Антуан нес в себе какой-то неуловимый привкус тех далеких, уже забытых времен, когда они были страстными любовниками и клялись в вечной преданности. Они так и остались друзьями, несмотря на то, что за время течения их жизненных рек, после тех клятв, дважды обезглавливали друг друга.

Если бы ей кто-то из прорицателей в то смутное время сказал, что она станет щитом для клана своего убийцы, пусть и временного, она бы не поверила и посмеялась. А жизнь, как бы не была длинна, не лишена иронии. Она снова невольно усмехнулась. С ней такое бывало часто за последние десятилетия. Она пропадала в недрах памяти и рассуждениях. Наверно, именно такое, еле уловимое тепло и принято считать мудростью. Когда душа успокаивается, и уже ничто не может причинить боли, как в прошлом, а ты просто тепло улыбаешься своим мыслям о судьбе и незримым нитям, которые как бы случайно привели тебя к этим событиям. Странное, ни с чем не сравнимое состояние. Рыжая чувствовала в себе изменения и не могла понять на пользу они или во вред.

Марэна несколько раз чувствовала на себе встревоженный взгляд ученика, но тот ничего не говорил, что не могло не радовать. Они дошли до больших деревянных дверей в полной темноте, слушая лишь гуляющий по подземелью слабый ветерок. Оба вампира двигались совершенно бесшумно, и обоим не нужен был свет, чтобы понять куда идти. Хотя вамп сильно сомневалась, что ее ученик знает дорогу к месту для обрядов, скорее всего он просто шел за ней с важным видом.

Юноша обошел вамп и легко распахнул двери, хотя человеку такое бы не удалось так просто. И остолбенел, закрывая ей проход в зал. Изящная Агония глубоко и с болью вздохнула, как мать, которая уже и не надеется увидеть своего ребенка сильным и достойным восхищения, но все равно любит его, печалясь лишь о собственных развеянных мечтах. Многие века она видела, как старые женщины, сухонькие старушки легко поднимают с земли своих пьяных сыновей около трактира или корчмы и помогают дойти до дома. Раньше она никогда не понимала смысла подобного действия, но, благодаря ученику, стала понимать человеческую душу куда лучше. Она много раз уже жалела о том злополучном решении, когда решила послушать волю умирающего парня и сделала его своим рабом. Нужно было просто обратить его в высшего и отпустить после полусотни лет наставлений и советов. Нужно было, но время не повернешь вспять. Она любила Адриана всем, что осталось от ее сердца, но понимала, что ошиблась в выборе ученика. Он не станет воином, не уподобится Антуану или ей самой, он всегда будет слишком импульсивен и нагл.

Вамп обошла остолбеневшего вампира и протиснулась в узкую щель между ним и дверными петлями. Потом бодро зашагала к пентаграмме, уже давно активной и ждущей только ее. На гематитовом алтаре лежал серебряный клинок. Она лично его заказывала, и долго искала ювелира, готового взяться за непростой заказ. Там же стоял обычный кубок, и лежал уже родной кол, отнявший когда-то самое дорогое, а затем не раз спасавший ее саму от смерти. Она всегда держала этот кол в своем кабинете, в своем особняке, своей реальности, рядом со свернутым платьем, в котором мстила за Антуана. А еще на бархатной подушечке лежал странного вида ларец, обитый явно серебром и сделанный, кажется, из человеческих костей.

Вамп остановилась около внешнего круга пентаграммы и принялась снимать платье. Наряд был сложным, с большим количеством крючочков, завязочек и ремешков, так что процесс не на одну минуту.

— Я позвала тебя с собой, потому что, вполне возможно, ты больше никогда не увидишь подобного ритуала. Так что смотри и запоминай, на будущее. Мало- ли, что может понадобиться через тысячу лет…

— Что это такое? Я чувствую символы смерти, серебро и след первородного, но не тебя…

— Все верно. Эти знаки, — она указала кивком головы на второй круг символов, — знаки удержания первородного вампира. Используя их можно удерживать таких как я на одном месте и делать все что угодно, например: пытать, доить словно коров, ведь кровь первородного лучший эликсир для любого из вампов, не правда ли?

— Зачем они тебе? — с суеверным ужасом тихо спросил Адриан.

— Сейчас поймешь. И перестань стоять в дверях. Лучше закрой их и встань у той стены.

Молодой вампир повиновался молча, а рыжая тем временем уже успела скинуть с себя платье и решилась на первый шаг. Когда она последний раз использовала эти знаки, то металась в бреду больше трех лун — не самое длительное ее восстановление, но все же. Воспоминания были крайне неприятными. Адриан схватил ее за руку и развернул к себе лицом. Высокий и статный, с пронзительным взглядом и идеальной выправкой. Он мог бы быть богом, если бы в этом мире были такие боги. Он мог бы быть императором, если бы здесь не правили люди. Он мог бы многое, и даже сейчас, когда она знает, что это лишь видимость красивого тела, ей все равно приятно тонуть в этих пронзительно острых глазах. Из него действительно вышел бы прекрасный высший вампир.

— Я еще раз спрашиваю, зачем они тебе? — и в голосе столько едва сдерживаемой ярости, что хочется впиться в него губами, а затем вырвать сердце за немыслимое оскорбление.

Сейчас ей было не до объяснений, поэтому она просто отклонила голову чуть в сторону, обнажая длинную шею.

— Пей, милорд! — она давно приметила одну странность — ее ученик словно терял весь свой яд, когда она называла его 'милордом' и хоть она обещала себе не использовать на ученике магию, чтобы добиться желаемого — ибо внушение и естественное желание разные вещи — но этой хитростью пользовалась.

Его глаза расширились и заблестели. Он обнял ее за талию и прижал к себе, а второй рукой ухватил за шею. Два клыка впились в тонкую кожу. А Марэна расслабленно прикрыла глаза, в очередной раз ловя себя на том, что ей совершенно плевать: выпьет он ее досуха или нет. Если бы он возжелал сейчас заполучить ее силу, то она не стала бы сопротивляться. Вовсе не из-за того, что любила его так сильно, что готова отдать все или из-за того, что не смогла бы дать отпор. Просто ей, в какой-то момент, стало ясно, что Адриан еще не самый плохой вариант для ее сути и сути Антуана. И это так часто случается, когда ученик убивает учителя, что и она может побыть в этой роли. Кончики пальцев начали коченеть, а из горла вырвался стон. Вамп так и не поняла, что именно так возрадовалось долгому укусу: то ли ее душа, порядком уставшая и от ученика, и от кланов, и от одиночества, и от себя самой, или же это ее тело возбудилось, как бывало всегда при укусе.

Вампир отпрянул резко и порывисто, когда сознание стало сужаться, превращаясь в туннель — верный признак потери сознания, а у вампиров это сродни смерти. Пусть короткой, но самой настоящей смерти.

Ученик смотрел на нее совершенно безумными глазами, полными ужаса от содеянного. Вамп неуклюже пошатнулась, но устояла на ногах, все тело словно покрыло инеем, а кожа онемела. Рыжая с трудом чувствовала собственное тело.

— Как я посмел, волки меня раздери! — прошептал Адриан, наблюдая за широкой струей крови, которая бежала от прокушенной шеи на грудь, по животу и скрывалась в ложбинке между ног, дальше по внутренней стороне левого бедра и на пол. — Марэна, прости меня! Я…я… — вампир метнулся к рыжей, но она остановила его.

Вамп подняла дрожащие пальцы и, с трудом прищурившись, отправила тело ученика в короткий полет до ближайшей стены. Толика магии, капелька силы — вампир будет висеть, словно примерзший к каменной стене до конца ритуала. Она предусмотрительно запечатала ему рот, чтобы его возможные реплики не сбили ее чтение заклятья. Юношу распластало на стене. Он мычал и смотрел на нее полными ужаса глазами. Рыжую приятно удивило то, что Адриан не боялся ее гнева, а скорее стыдился своего поступка. Она ободряюще улыбнулась.

— Я не стану убивать ученика только за то, что он попытался поглотить меня, Адриан. Я вообще слабо представляю себе события, которые могут заставить меня убить тебя, так что не думай, что я стану тебя наказывать. Я просто хочу, чтобы ты не мешал ритуалу.

Она зашла в первый круг, и сияние сменило оттенок с голубого на бордовый. Каждое следующее движение буквально разрывало тело вамп на куски. Кости и мышцы корежило, позвоночник трещал, кожа словно горела, но она все равно упорно шла к алтарю. Три самых трудных шага — и она у цели. На белоснежной коже выступил кровавый пот, из носа, рта и глаз бежали алые дорожки.

Марэна прикрыла глаза и зачитала слова заклятья, через несколько минут последние слова слетели с губ, и повисла тишина. Она даже начала опасаться, что за столько веков просто забыла слова и что-то произнесла неверно, но кровь на ее теле стала меняться. Вопреки законам мира капли собирались в струи и формировали на теле сложный орнамент из знаков богини. И пусть во Вселенной, наверное, уже нет первородного, который помнил бы эту богиню, пусть нет тех из вампиров, кто вообще верил бы в ее существование, но знаки эти знакомы каждому первородному, только не каждый достигает такого уровня владения своей магией, чтобы узнать подробности ритуалов и значение символов.

Еще через минуту все обнаженное тело было раскрашено древними рисунками. Марэна взяла в правую руку серебряный клинок и срезала с левой ладони один из знаков. Просто сняла его вместе с кожей, невольно сравнив это с чисткой яблока. Кусок плоти с чавкающим звуком упал на дно кубка. Она подержала кровоточащую ладонь над кубком какое-то время, чтобы собрать достаточное количество крови, а потом принялась читать и вторую часть заклятья. Одновременно со словами она взяла покалеченной рукой осиновый кол и серебряным ножом так же сняла с него небольшую стружку, отправив пропитанное ядом дерево в кубок.

За время чтения символы из крови собрались в области груди и живота. Она с трудом смогла взять кубок в руки и поднести к губам. Где-то, совсем в другом мире, где нет столько муки мычал и вырывался ее ученик. Ядовитое пойло лавовым потоком проникло в горло и расползлось полыхающим озером в груди и животе. Хотелось потерять сознание, забыться и даже умереть. Но натренированная воля кричала о том, что ритуал нужно завершить. Она прокричала приказ, и ларец распахнулся, повинуясь голосу создателя. Черный пепел из шкатулки взвился вверх и тугим жгутом спустился вниз. Он танцевал перед глазами вамп, словно огромная черная змея. Некоторое время смотрели друг на друга, а затем стал проникать в рану на руке. Этот процесс казался бесконечным и причинял неимоверные страдания, словно в ее тело запустили цилиндр с шипами по всей длине, и теперь каждая частичка ее тела разрубалась и перемалывалась в порошок. А когда последняя крупица добралась до груди, приступ боли слился с истошным криком отчаянья и мольбы. Она не чувствовала, как кричит, не осознавала. А в следующее мгновенье свет знаков перед глазами померк, и наступила очередная смерть для первородного вампира.

Единственное, что она сумела почувствовать, так это то, что суть Антуана надежно запечатана внутри ее сути, как потайное дно в шкатулке, а за ним еще одна шкатулка, в которой и заснула суть куда более сильного первородного, чем она сама. Цель достигнута, не зря она так долго готовила ритуал. Теперь она одна в своей душе.

Рыжая вамп с тоской и щемящей болью в сердце смотрела на закат за окном. Почему-то закат казался ей особенно романтичным, хотя вот Адриану больше нравились восходы. Она любила редкие моменты одиночества, когда свита оставляла ее в покое, и она могла просто побыть с самой собой. Жаль лишь, что такие моменты год от года все реже и реже. Ее жизнь все больше походила на клетку, которую она сама себе и создала. Свита из сотворенных высших вампиров постоянно следила за всеми и за ней. Ее оставляли одну не больше чем на пол часа и то, после третьего приказа.

Адриан за считанные годы превратился в самого настоящего тирана. Это он настоял на том, чтобы она создала высших вампиров. Тогда она повиновалась, потому что думала что дюжина высших смогут удержать ученика, когда ей придет время уйти. Она надеялась, что он встретит хорошего друга среди новообращенных или любовника, и забудет о ней, хотя бы на время. Но все тщетно. Он не оставлял идеи защиты своего творца и только сильнее давил. Она слишком привязалась к этому глупцу, и слишком устала от тупости собственных творений, чтобы спорить.

Теперь она всецело понимала Антуана, который говорил, что она — его единственный друг, и ни один из его детей не стоит доверия и дружбы. Теперь она знала насколько наивны и злы ее юные дети, и насколько у нее самой мало сил, чтобы раз за разом доказывать вампирам, что стоит смотреть на мир чуть иначе. Она уже давно махнула рукой на Адриана, не обращала внимания на высших и не говорила ни с кем из них дольше положенного. Да, она любила их, но любовь эта не имела никакого отношения к уважению и настоящей дружбе, которая бывает лишь между соратниками. Среди ее творений не было души, которая могла бы стать ей другом. У нее были дети, птенцы, глупые, неопытные и невероятно сильные птенцы, которые своей яростью и импульсивностью уже даже перестали раздражать, просто жалость. У нее была ответственность и долг, но перед чем и ради чего она уже смутно понимала. Ее перестали заботить проблемы ее птенцов, планы врагов и надежды друзей. Хотя друзей у Изящной Агонии не было, а были временные союзники.

Она смирилась не только с собственным поражением, но и будущим поражением ее расы. Все вампиры во всех реальностях умрут рано или поздно, потому что первородных вампиров не рождалось со времен сотворения, а все остальные растут над собой слишком долго, чтобы их не стерли другие расы. Всему придет конец и все обратится в тлен.

Вамп отошла от окна и подошла к гобелену. Тонкие, все такие же идеальные пальчики нырнули в рисунок, словно в пену и вытащили осиновый, изрядно изуродованный после ритуала кол. Она бережно положила его на стол перед собой и принялась гладить пальцами словно любимого питомца. Яд знаков, дерево и металл не потеряли своих свойств, но вамп не причиняли никакой боли. Потребовалось почти шесть сотен лет, но она все-таки привыкла к магическому яду. У всего есть свои пределы, и у знаков на этом оружии он тоже был. Марэна с тоской подумала, что раз она теперь не восприимчива к единственному верному средству против первородных, то есть вероятность, что она просто бессмертна. Магия не даст умереть телу окончательно.

Ее тело, ее жизнь, ее решения, ее магия и умения — все казалось идеальным. Ну или таким, что кажется идеальным со стороны, только вот сердце и душа — если они вообще есть у вампиров — все стонет от тоски и усталости. Она могла бы поплакать, если бы умела это делать. Как же цикличен этот мир, да все миры, в общем-то. Раз в несколько лет кто-то из высших ее клана мечтал о главенстве над всеми прочими, начинал подготовку к истреблению людей. И все всегда заканчивалось одинаково — убивали ветвь этого высшего, и все утихало, словно не было сотен трупов людей и десятков вампиров. Раз в пять лет убивали невесту кого-то из ее птенцов и тот шел мстить, иногда все проходило хорошо, иногда ей приходилось вмешиваться, и выгрызать своего птенца клыками. Уничтожая целые города. Ее боялись и забывали, потом уважали и восхищались, а потом снова забывали и снова боялись. И как она не замечала этого раньше? Как она не понимала, что все идет по кругу раз за разом, год за годом. Меняются лишь персонажи в мире, имена и лица, но сама пьеса неизменна.

Птенцы переживали, горевали, наслаждались, воевали и умирали по сотне причин и каждый раз по-разному, но, если глянуть чуть шире, то становилось ясно: причины одни и те же, и события одни и те же. Иногда ей казалось, что она совсем перестала чувствовать что-либо. Словно где-то на поверхности сознания бушуют волны эмоций. Она может злиться, может бояться, а может упиваться экстазом, но стоит нырнуть, как увидишь, что большая часть себя в глубине омута, там, где нет волн чувств и где ничто тебя не волнует, потому что решительно ничто не имеет значения.

Вот сейчас вогнать бы этот кол себе в грудь и проверить его действие, но нельзя. Ей нельзя просто так уйти. Она не Антуан, она не может позволить себе оставить птенцов и фактически утянуть за собой всех. Антуан передал ей свою суть, и она стала матерью и защитником всем вампирам его клана, если бы не она, то все они были бы уже за гранью жизни из-за глупости их создателя. Она не может так поступить, несмотря на интерес и желание провести эксперимент.

Дверь ее покоев резко распахнулась и в залу вбежал Адриан. Он был растрепан и явно в панике, впрочем, для него это нормальное состояние. Он быстро закрыл за собой дверь и повернул магический замок. Невидимая неосведомленным руна засверкала и запечатала дверь намертво.

— Что случилось? — поинтересовалась вамп.

Адриан в три широких шага пересек залу, встал прямо напротив рыжей и заглянул в глаза. На его лице читалась такая вина, что Марэне стало немного смешно. Что такого мог натворить ее ученик, раз верит в свою вину? Она уже хотела иронично уточнить про оплошность, как вампир сдунул ей в лицо какой-то порошок со своей ладони. Она возмущенно открыла рот и ощутила, как взвесь проникает в глаза, нос и рот, заполняет внутренности. Грудь сдавило невидимым прессом. Она закашлялась и присела, а потом опустилась на одно колено.

— Что это? — прошептала она.

— Простите меня, — с тоской проговорил Адриан.

Двери покоев слетели с петель, а следом за ними на мраморном полу растянулась пара высших вампиров. Их отрубленные головы пролетели в воздухе секундой позже.

Ноздри первородной хищно затрепетали. Она любила схватки так, как наверное, их не любил никто из ее птенцов. Просто в отличии от прочих она понимала, что есть время убивать, есть время карать, а есть время забыть о злобе. В залу вбежала пятерка воинов в черных атласных мантиях. В воздухе заискрились первые формулы проклятий. А Марэна поняла, что сейчас будет иметь дело с некромантами. Вполне себе сносные маги, надо признать, и убили уже многих, как среди людей, так и среди прочих рас.

— Держите ее, она нужна господину живой! — приказал один.

Адриан загородил ему дорогу. Резко присел на колено и ударил раскрытой ладонью в пол. Мгновение — и мощный щит разделил залу на две части. С одной стороны остались новые враги, с другой вамп и ее ученик. Он быстро обернулся и снова посмотрел на свою создательницу. Та ощущала такую ярость, что могла бы легко развоплотить своего ученика, но ничего не происходило. Она вдруг с ужасом поняла, что не может выпустить свою суть на волю. Она словно не слышит потоки магии в себе. Впервые за всю свою жизнь она не ощущала в себе себя.

— Что ты со мной сделал?! — закричала она.

— Так было нужно, — виновато начал он, подходя к стене и начиная расчерчивать пентаграмму. — Если бы я не заблокировал твои силы, то ты не дала бы мне сделать кое-что.

— И что сделать?! — закипая, ласково поинтересовалась вамп.

— Вот это! — он ударил ладонью в центр рисунка, тот дрогнул. Стена поплыла, оплавляясь, как свеча, а на том месте, где были расчерчены знаки открылось окно межпространственного перехода. Марэна сразу поняла, что он хочет отправить ее в ее собственный мир, только вот нерадивый ученик открыл явно не то окно. Она протестующе подняла руку. — Тебе надо домой, здесь опасно! — с отцовской теплотой в голосе произнес он, и мягкая волна его силы буквально закинула вамп в провал.

Марэну несло по переходу достаточно долго, чтобы разорвать ее камзол в клочья. В висках заныло от давления вокруг, когда окно наконец распахнулось и выбросило из себя потрепанную вамп, словно куренка из мешка. Она рухнула на тонкий слой снега, под которым было явно что-то очень твердое. Прическа безнадежно испорчена, некоторые пряди подпалило, что особенно печально, так как после памятного ритуала ее рыжие пряди смешались с седыми, а на них обожженность особенно заметна. Камзол, некогда расшитый жемчугом, теперь больше похож на половую тряпку. Она брезгливо отбросила его в сторону, как только поднялась на ноги. Оставшись только в багряной рубашке, узких брюках и высоких сапогах на каблуке.

Вамп встревоженно прислушалась к себе, но магия, ее сила спала внутри. Между лопаток пробежал холодок. Еще никогда, за всю свою долгую жизнь она не чувствовала себя такой беспомощной. Львиная доля ее сил и возможностей оказались отрезаны, их словно вырвали из тела. Надолго ли? Этого она не знала, но поклялась самой себе, что как только вернется в замок Антуана, отыщет этого тупого ученика с манией величия и будет колотить его пустой головой обо все углы замка, пока самой природе вампиров не надоест регенерировать.

Марэна не чувствовала холода или других неудобств, но еще толком не осмотревшись поняла, что ее занесло очень далеко от родной реальности. В этом мире, лишенном всякой видимой магии, она никогда не была. Нос заполняли неизвестные ароматы, а тонкий слух резали резкие, искусственные звуки, словно сотни птиц издавали свой последний писк, и их мучения сливались в единый хор. В этом мире определенно было намного больше людей, чем в ее или Антуана, а вот других рас опытная путешественница не ощущала. Она не могла утверждать, что их не было, но, если они и были, то в таких мизерных количествах, что в людском море совершенно не ощущались.

Этот мир был стар, настолько стар, что уже не один раз проходил полное обновление, и последние разумные, которые правили балом, были люди. В общем и целом эти люди не отличались от уже знакомых. Но что-то все равно было не так. Примерно с пол часа вамп подбирала язык, чтобы говорить свободно. Все это время она оставалась на том же месте, где и открылся портал. Часть ее питала надежду на то, что Адриан откроет проход и вернет ее, но этот паршивец не сделает этого, даже если бы умел. Он слишком боится потерять своего создателя, тогда как сам все время рвется к смерти, словно обезумевший вепрь.

Наконец подсознание нашло знакомые речевые обороты и в разум вампира пробились потоки местного языка. Он был не лучше и не хуже других, разве что от него тянуло древностью, словно самой речи удалось устоять, когда его народ уже уничтожен и забыт. Такое редко, но случалось во многих мирах. Рыжая пристально осмотрела пространство вокруг. Огромные здания, со множеством окон. Она была в одном из узких закоулков между двумя маленькими двориками. В этом мире было свое очарование и она, наверное, прогулялась бы по улицам, если бы не крики. Человеческие, а точнее сказать, женские крики. Истошные, напуганные и панические.

Вамп направилась прогулочным шагом в сторону звуков, не то, чтобы ей было интересно, скорее любопытно. Она, как любой путешественник, в тайне даже от самой себя искала место, где все лучше, чем дома. Искала новый, лучший дом. Естественно она его не находила, потому что боль, страдания и разрушения — неотъемлемые части разумных в любом теле и в любом времени.

Через пару минут прогулки к женским крикам прибавились и мужские хриплые голоса. Вамп завернула за очередной поворот и застала странную картину. Под широкой аркой стоял мужчина, он прикрывал собой худую женщину в странном коротком камзоле, которая бережно прижимала к себе сверток. Напротив них стояли двое крупных мужчин. Оба держали в руках металл, но не серебро. И оба явно угрожали паре у стены. Все это слишком походило на простой грабеж, если бы не разговор, который вели мужчины. Женщина иногда всхлипывала и сильнее вжималась в стену, но в целом беседе не мешала.

— Отпустите хотя бы ее! Она ни в чем не виновата, к тому же, в чем провинился ребенок? Прошу, отпустите! — умолял мужчина, прикрывающий женщину. Его голос дрожал. Еще немного и он впадет в истерику. Об этом говорил и его пульс.

Один из нападавших от души пнул его ногой в живот. Тот ударился о стену, чудом не задев женщину, застонал и рухнул в снег.

— Я тебе говорил, что не стоит лезть?! Говорил, что ты еще пожалеешь, если продолжишь копать? Я предупреждал, что если ты пойдешь с этим хоть куда-нибудь, я прирежу всю твою семейку? А ты меня не послушал, так вот теперь тебя не буду слушать я. Сначала я прикончу твою бабу, потом твоего выродка, а после уже тебя!

Только после этих слов у вамп словно открылись глаза. Она не ощущала запаха младенца в странной плотной сумке закрепленной на груди женщины. А вот сейчас поняла, что это за аромат. Это был ее аромат. Запах от человеческого ребенка шел почти такой же, как и от нее самой, разница была столь мала, что сознание отказывалось ее улавливать. Вот почему она не почувствовала девственной крови. Вампиры не чувствуют собственного аромата, не придают ему значения. Но если у этого ребенка ее запах, означать это может только одно…

Мужчина отошел от лежавшего на два шага назад и с насмешкой направил металл на женщину. Хлопок слился с молниеносным броском рыжей через двор. Первому мужчине она просто свернула шею, второму переломила хребет. Оба тела рухнули в снег одновременно с плавно оседающей женщиной. Крик младенца был невыносим. Вамп подошла к женщине и увидела, как стремительно вокруг нее растет красное пятно на белом снегу. Вамп легко оторвала сумку, в которой держали младенца. Кусочек металла прошел в паре сантиметров от сумки.

Марэна заглянула в сумку и встретилась глазами с малышом, а точнее малышкой. Маленькая девочка моментально перестала плакать и уставилась в глаза Изящной Агонии. Вамп протянула руку к малышу, но та отпихнула ее ладонь маленьким кулачком. Девочка еще с трудом держала голову, но уже была слишком умна, чтобы просто так позволить поставить метку.

Рыжая понимающе улыбнулась:

— Это твоя судьба! — произнесла она на своем родном, первородном языке, а малышка в ответ на это нахмурила бровки.

Потом наморщила лобик, словно решая что-то для себя, через минуту чихнула и протянула маленькую пухлую ручку.

Марэна наклонила голову и нежно поцеловала крохотную ладошку. Метка первородного вампира коричневым пятном раскрылась под кожей. Боль от этого должна была быть приличной, но малышка молчала. Мрак окутал девочку лишь на мгновение, а когда дым пропал из-под зеленой шапочки выбились черные волосы, а в глазах будущей преемницы плавала сама мгла.

— Спи, — попросила вамп, и малышка прикрыла глазки. Минута — и она уже тихо сопела.

Рыжая сделала шаг к лежавшему мужчине и присела на корточки, тот морщился, хватал ртом воздух, загребал снег руками, но не мог пошевелиться. Она осмотрела его с ног до головы и вкрадчиво начала:

— У тебя сломана спина- ты не сможешь ходить. У тебя разорван от удара орган, скорее всего ты умрешь через несколько минут. Я спасу тебя, а когда придет время, ты объяснишь ей кто она.

Ливень закончился, небо прояснилось и стало бездонным, как ему и полагается быть в полнолуние. Сияние залило кабинет, и в этом свете появление прохода стало лишь украшением в переливе серебра. Широкие каблуки стукнули о плиты кабинета. Марэна, не глядя по сторонам, сразу направилась к гобелену. Вытащила с одной из полок маленький пузырек из синего стекла и прошла к своему столу. Пришлось отметить слой пыли. Значит, по меркам этого мира ее не было неделю или две, хотя в реальности будущего преемника — маленькой преемницы — она провела не больше трех часов, прежде чем магия заполнила вены. Поставила флакон на противоположенную от себя сторону столешницы и откинулась в любимом кресле. Прикрыла веки и вызвала Адриана. Вампир явился через пару минут, молча прикрыл за собой двери и встал посередине комнаты. Его лицо было непроницаемо, безэмоционально, а выправка идеальна. Он смотрел куда-то сквозь стену. Поверх головы создательницы.

— Пей! — железным тоном, не терпящим возражений приказала она.

Вампир медленно подошел к столу, проследил за ее взглядом и взял пузырек. По лицу было видно, что он хочет спросить, что это и зачем, но правила поведения вампиров не позволяли этого. Вамп с радостью отметила, что хоть чему-то смогла его научить.

Он решительно откупорил флакон, выпил единственный глоток залпом и поставил пустой пузырек на прежнее место.

Мышцы его лица вдруг расслабились, взгляд стал мутным.

— Что…? — только и успел прошептать он и рухнул, приложившись лицом о столешницу. Вамп рассмеялась — все-таки маленькая, но месть.

Пусть ему будет больно в последние секунды. И пусть последним совместным воспоминанием станет именно то, как он проломил себе череп о ее стол. Весьма символично для учителя и ученика.

Она встала, аккуратно сняла гобелен. Свернула его и положила на стол. Потом уничтожила флакон. И стала проверять, что еще нужно спрятать в гобелен. Убедившись, что все самое важное и так спрятано, кроме кола, который был в одном из ящиков стола. Она опустила оружие в ткань. А после с довольным видом победителя открыла окно перехода в родной особняк. Пусть лучше он поспит в ее клане, чем оставлять его среди врагов и птенцов Антуана. Нет, он должен дожить до прихода преемника, а более подходящего места, чем ее мир, Марэна не могла вспомнить…