Месть драконов. Закованный эльф

Обманщик

Сейчас они впустят собаку. Самую большую.

Доян всегда опасался их, этих собак. Поэтому он стал надсмотрщиком клеток, проводником собак. Он решил, что лучше быть тем, кто держит за поводок. Собак он обдурить не мог, они всегда чувствовали его страх. Он подчинил их себе с помощью ударов кнутом и шипастых ошейников, они визжали, но до них доходило.

В отличие от их хозяев. Как же он ненавидит их, этих самоуверенных землевладельцев. Они не держали рабов, а заставляли работать на себя должников. И эти бедолаги могли выплатить свой долг только в том случае, если слягут в могилу. А некоторые и того дольше! Он с ужасом думал о торговле мясом с Золотым городом. Доян поднял голову и поглядел на темные прорези, наверху, под самым потолком маленькой арены. Он был побелен, но под краской видны были пятна. Они перекрашивали его каждый раз после подобной казни. Затем Доян перевел взгляд на решетку, которая должна была вот-вот подняться. Он даже слышал, как дышит собака, вывалив язык из пасти. Их называли костедробителями. Сущие чудовища. Размером почти с коня, с клочковатой серой шерстью и небесно-голубыми глазами. Такими же голубыми, как у Ханны.

Он должен был понимать, какой опасности подвергает себя. Она была слишком яркой с этими живыми глазами, золотыми волосами и самовлюбленным поведением. Ханна не умела не высовываться. Не умела становиться невидимой. Ничто не было более противно ее существу.

Они нашли ее. И она назвала им его имя. Имя хозяина гончих. И именно этот вершитель справедливости несправедливых оказался виновным.

Доян не спускал глаз с решетки. Когда же она наконец поднимется? Он ведь уже здесь! Он чувствовал взгляды Манассэ. Эти сытые, самодовольные взгляды! Неужели питается его горем? Его сломанными ногами. Он не сможет убежать. Они разбили ему дубинками колени, большие берцовые кости и стопы. Но он ничего не сказал им. Целых три дня, пока они не устали задавать вопросы. Им так хотелось узнать, скольким он помог. Это была его месть. Пусть мучаются сомнениями, кто из тех, кого он объявил растерзанными собаками, на самом деле сбежал. Как часто он обманывал их? Что стало с теми, чья ненависть к землевладельцам не погаснет никогда? И как скоро они вернутся, чтобы отомстить?

Мысль об этих страхах, которые никогда не оставят мучителей, дала ему сил вынести пытки. Она назвала им его имя. А они заставили ее смотреть, как они его истязают. Ханна рассказала им все, даже о его страхе перед собаками. А когда нечего было добавить, она стала выдумывать истории. Лишь бы ее не били и чтобы оттянуть неизбежное. Вчера ночью они отвели ее к бассейну с крабами и привязали к колу на берегу. Ему пришлось наблюдать за тем, как гигантские клешненосцы, способные одним движением отрезать большой палец на ноге, выходили из воды. Их холили, откармливали, чтобы когда-нибудь отправить в кастрюли богачей Золотого города. Так и Ханна вернется в Золотой город, о котором всегда так мечтала. И войдет в дома богачей… За это она отдала бы все, если бы была жива. Доян с горечью рассмеялся. Нельзя было помогать ей бежать. Он должен был знать. Она не была создана для того, чтобы быть невидимой.

Где-то за решеткой нетерпеливо рыл лапами землю костедробитель. В принципе, ему повезло, что он боится собак. Костедробитель справится с ним быстро. Это будет не так, как прошлую ночь с Ханной. Когда они насытились ее криками, то перерезали голосовые связки, не горло. Как же он ненавидит их, этих жирных свиней. Он представлял себе, что сделал бы с ними. Они многому научили его в плане жестокости. Доян закрыл глаза. Последним чувством перед смертью не должна быть ненависть. Он попытался забыть о гулкой боли в ногах, которая заявляла о себе тем сильнее, чем дальше отступала ненависть. Он думал обо всех тех, кого спас, которые жили теперь в безопасности, благодаря тому что он показал хозяевам пару окровавленных, растерзанных тряпок.

Он считался одним из самых успешных проводников, которых когда-либо видела великая река. Доян улыбнулся сам себе. Особенно он любил вспоминать первую девушку, которой помог бежать. Какой она была чудесной лгуньей. И глядя на нее, он вопреки всему готов был поверить в ее ложь. Она была умна и красива. Все, что он ей когда-либо рассказывал, она впитывала в себя, как сухая губка воду. Боги даровали ей всего в избытке, что нужно для того, чтобы выжить в Золотом городе. В случае с ее старшим братом боги были не настолько щедры. Он был славным парнем, сильным для своего возраста, честным и целеустремленным. Он всегда приглядывал за Зарой, защищал ее, как мог, и даже не заметил, как часто именно она держала в руках нити их судеб.

С этих двоих и началось его дело. Он незаметно подтолкнул их к побегу, рассказывая им истории о слугах, которым удавалось сбежать. И когда брат и сестра, наконец, набрались достаточно мужества, чтобы сделать это, прикрыл их тыл. Направил других проводников по ложному следу и наконец показал разорванные, окровавленные тряпки и заявил, что видел, как их схватили речные крокодилы. Так их перестали искать.

«Такой свободы, как у мертвых, нет ни у кого», — с улыбкой подумал он.

Заскрежетав, поднялась решетка. Он услышал рычание костедробителя. Сейчас и он тоже присоединится к погибшим. К свободным!

Превращение

Манассэ с презрением наблюдал за Дояном. Немногим удавалось одурачить его. Судя по всему, этот проклятый ублюдок обманывал его уже не первый год. А теперь лежит и, когда поднялась решетка, улыбается, вместо того чтобы наделать в штаны от страха.

— Вот же мешок с дерьмом! — прошипел он.

Ханна клялась, что Доян боится собак, что он управлялся с ними только потому, что правил животными как тиран, держал их в узде, дрессировал их с помощью плетки и никогда не уступал. А теперь с улыбкой ждет от них худшего!

Сегодня он наслаждался одиночеством. Упивался тем, что не придется ни с кем делить удовольствие. Было принято приглашать хозяев соседних поместий присутствовать во время казни, как он поступил вчера, когда привязал девочку к колу. В крупных землевладениях на великой реке ничего особенного не происходило. И любое развлечение было желанным. Манассэ наклонился, чтобы лучше видеть его в прорезь под потолком арены. Из-за решетки костедробитель вышел, подозрительно принюхиваясь. Пахло кровью и плотью, которая уже начала подгнивать. Собаки любили, чтобы корм был не слишком свежим. Но что-то с костедробителем было не так. Он вышел из туннеля на негнущихся ногах, держась вплотную к стене, вместо того чтобы наброситься на Дояна. Он же должен понимать, что проводник беззащитен. Почему эта тварь поджимает хвост? Почему?..

Из туннеля, из которого только что вышел костедробитель, пополз зеленый туман. Манассэ на шаг отступил от прорези. Зеленый дух! Два раза он видел их издалека в лесах и слыхал о них сотни историй. Что бы ни случилось сейчас, это будет интересным. Он коснулся маленькой стеклянной колбы, висевшей у него на шее на кожаном шнурке. В нем содержался порошок, защищающий от духов. Нужно только бросить его в открытое пламя, и появлялся дым, который лесные духи выносить не могли. Порошок был бессовестно дорогим. Но он работал. Как-то в гостях у него побывал путешественник, которому порошок спас жизнь в глубоком лесу. Манассэ краем глаза посмотрел на факел, торчавший в стене. Здесь он в безопасности!

Задержав дыхание, он стал наблюдать за тем, что происходило на маленькой арене для собак. Дух гнал костедробителя перед собой, загонял его в угол. При этом огромная гончая визжала так жалко, словно ее схватил крокодил. А потом костедробитель вдохнул духа! Манассэ зажал нос и рот рукой. О таком он никогда прежде не слышал. Костедробитель стоял тихо-тихо. Хвост уже не был зажат между задними лапами. Он поднял голову и посмотрел на прорезь. На миг хозяину поместья показалось, что в глазах гончей сверкнул зеленый огонек. А потом животное набросилось на Дояна.

Калека перестал улыбаться, он был парализован от страха. Не в силах пошевелиться, он смотрел на собаку, которая поставила ему на грудь большие лапы и стала давить на него, пока наконец не встала на него целиком. Морда гончей приближалась все ближе к лицу Дояна. На миг ему показалось, что собака хочет поцеловать калеку, когда Зеленый дух вдруг потек у него изо рта. Часть тумана проникла в рот Дояна, который отчаянно вскрикнул.

Однако большая часть злого духа извивалась змеящимися спиралями вокруг тела собаки и Дояна. Оба тела выгнулись из-за спазмов, а потом принялись биться друг о друга. Так сильно, что их тела изогнулись, а кости словно сломались.

Манассэ ничего подобного прежде не видел. Шокированный и пораженный, он не мог отвести взгляд. Сильные лапы костедробителя подломились, его массивное тело опустилось на тело Дояна. Казалось, их подрагивающие тела любят друг друга. А потом зеленый туман засветился изнутри. От него поднялись сверкающие точечки, заплясали по арене, и обрушились на оба тела, которые…

Помещик не поверил своим глазам. Он прижался лицом к прорези, словно собираясь заползти в узкое отверстие. Этого не может быть! Плоть собаки и мужчины изменилась. Оба тела сливались друг с другом! Это уже было одно существо. Ребра Дояна раскрылись как мясистый рот и втянули собаку в раскрывшееся тело. Голова гончей упала на лицо Дояна, и словно оба потеряли твердую форму, они стали сливаться друг с другом, образовали новую, большую голову с выступающей собачьей мордой и крупными собачьими ушами.

Существо из двух тел извивалось и вытягивалось. Оно росло. Когда зеленый туман полностью исчез, чудовище, получившееся из собаки и проводника, достигало более двух с половиной шагов в высоту. У нее было тело и руки человека, хоть и заканчивались они не ладонями, а длинными лапами. Ноги выглядели худощавыми и странно искривленными. Но это были ноги для продолжительного, выносливого бега. Хотя бы голова существа выглядела человеческой. С длинными клыками в собачьей пасти — казалось, чудовище было порождением кошмарного сна.

Лишь глаза напоминали о Дояне. Большие, карие глаза, за которыми крылся мстительный разум проводника собак. Теперь они смотрели на прорезь. Принюхиваясь, бестия вытянула голову вперед. В этот миг до Манассэ дошло, что это существо, в котором продолжал жить разум Дояна, знает, что он здесь, наверху.

Чудовище обернулось и протиснулось в короткий туннель, ведущий к клеткам. Помещик в панике огляделся по сторонам. Нужно бежать! Но куда? Нельзя, чтобы его поймали на улице. Он часто видел, что творят гончие с беглыми работниками. И эти гончие были ласковыми зверюшками по сравнению с родившейся на арене тварью. Он в отчаянии поглядел на узкий засов крохотной комнатушки. Вокруг арены для собак было семь таких же комнатушек и одна комната побольше, для гостей. Засов служил лишь для того, чтобы никто не помешал, если захотелось сделать что-то отличное от наблюдения за тем, что творят собаки. Серьезного штурма он не выдержит.

Взгляд Манассэ остановился на факеле. Он спасет его. Вынимая его из бронзовой подставки, он услышал, как внизу затрещала дверь. Бестия сломала дверь в проход, ведущий сюда, наверх.

Манассэ дрожащими руками ощупывал стеклянный флакончик. Отчетливо слышал скрежет на ступеньках. Ругаясь про себя, он сорвал с шеи тонкий ремешок, когда у него не получилось открыть пробку флакончика.

Он услышал, как снаружи бестия, принюхиваясь, ходила от двери к двери. Горлышко флакончика сломалось, половина желтого порошка посыпалась на пол, и бутылочка едва не выпала из потных пальцев Манассэ. Он уже практически обезумел от страха.

У двери послышалось царапанье. Раздался низкое, гортанное рычание. Флакончик выскользнул из потных пальцев и со звоном упал на пол. Что ж, хотя бы часть порошка попала в пламя факела. Взвился густой маслянистый дым сернистого цвета.

Засов оторвался от стены. Дверь распахнулась. Бестия, брызгая слюной, слегка пригибаясь к земле, скользнула в комнатушку, вытянув вперед когтистые лапы, словно намереваясь вырвать ими сердце у Манассэ. Помещик подул на желтоватый дым, чтобы быстрее погнать его в сторону чудовища. Если бы существо наконец вдохнуло!

Огромный человекопес склонил голову набок и недоверчиво принюхался. Значит, работает! Манассэ, успокаиваясь, ткнул вперед факелом.

— Убирайся, тварь! — изо всех сил заорал он и уже начал думать о том, как можно поохотиться на бестию, когда та убежит в болотистые заливные луга. Он уже представлял себе, в каком месте дома выставит голову чудовища, когда человекопес ринулся вперед.

Один-единственный раз щелкнув челюстями, бестия откусила руку с факелом.

Химеры

По ту сторону красных ворот

Бидайн хотела получить новую кожу больше всего на свете, но ее пугало то, что она восстала против приказов Нандалее. Ей не хватало самоуверенности Ливианны, которая бесстрашно шла вперед и протискивалась сквозь толпу детей человеческих. Повсюду шептались о том, что развязалась война между империями Цапоте и Арам, где правит бессмертный Аарон. Город был словно охвачен лихорадкой. Тысячи людей двигались в направлении квартала, над которым поднимался столб темного дыма — горели сады, из которых когда-то бежали Бидайн и Ливианна. Знали бы дети человеческие, какое существо таится там, в глубине, они бы бросились бежать в противоположную сторону.

Бидайн задумалась, не поднимется ли пернатый дракон в город, чтобы пойти по их следам. Ливианна была уверена в том, что он никогда не покидал пещеры. Но ведь то, что он не делал этого до сих пор, совсем не значило, что он не может сделать этого в принципе… Она испуганно смотрела на колонны дыма и вслушивалась в крики детей человеческих. Слышны ли признаки паники? Когда она в очередной раз посмотрела, как высоко солнце, Ливианна остановилась.

— У нас наверняка еще есть время до землетрясения, о котором говорила Нандалее. Она ведь сказала, что богиня собирается с силами, — успокоила ее наставница. — Не бойся, я вытащу тебя отсюда. Но тебе придется помочь мне. Заклинание, которое нужно произнести, я не могу сплести одна. Ты произнесешь слово силы, которое дарует нам силу крови.

Бидайн кивнула, несмотря на то что по спине пробежал холодок. Она осознавала, что это означает. Если она поможет Ливианне с этим заклинанием, то это будет значить, что она выбрала темную сторону магии. Если однажды она встанет на этот путь, возврата больше не будет.

Эльфийка молча следовала за наставницей, они снова шли по вонючему городу. В темном переулке сидела маленькая, черно-белая собачка, которая жадно поглощала собственную рвоту. Юной эльфийке это показалось отличным образом для детей человеческих, которые жили в нищете. Они пришли в Нангог в надежде на то, что быстро разбогатеют, — а теперь сидят в грязи и день за днем поглощают собственную рвоту. В то время как одни утопают в роскоши, другие поедают собственные несбывшиеся мечты. День за днем, до тех пор, пока в дверь не постучит смерть.

Наконец они достигли большого дома Шелковой, и Ливианна постучала в красные ворота. Бидайн улыбнулась. Никто в доме не догадывался, что к дверям пришла смерть. Внезапно она перестала испытывать угрызения совести относительно того, что они собирались сделать. Дети человеческие и без того двигались к быстрой смерти. Раньше или позже — безразлично. А когда правнуки Шелковой увидят свет, она все еще будет молода. Глупая мысль, потому что у Шелковой, конечно же, правнуков не будет. Даже сыновей или дочерей.

В воротах открылась небольшая калитка. Обе эльфийки сняли шлемы, чтобы привратник мог их узнать. Он тут же открыл, хоть и смотрел на их воинские наряды огромными глазами.

— Госпожа полагала, что вы ушли, — ошеломленно произнес мужчина.

— Что ж, теперь мы вернулись! — легкомысленно ответила Ливианна. — Где нам найти госпожу?

Привратник пожал плечами.

— Исчезла, хотя никто не видел, как она уходила, — произнес он, судя по всему, весьма расстроенный тем, что его важная миссия из-за поведения хозяйки доведена до абсурда.

Ливианна поглядела на небо.

— Мы подождем ее. Время еще есть.

Бидайн пожалела, что не обладает спокойствием наставницы. Незаметно поглядела на сводчатый потолок сторожки, в которой они стояли. Удачное ли место для того, чтобы переждать землетрясение? Надежно ли закреплены камни на большой площади?

Слуга тщательно запер ворота и снова уселся на серый камень, на котором лежала грязноватая желтая подушка. Место, где он проводил свою жизнь в ожидании того, когда кто-нибудь постучит в дверь.

Юная служанка выглянула из-за оббитого деревом парапета на втором этаже и посмотрела на них. Бидайн знала ее. Ее задачей было хранить драгоценные шелковые платья своей хозяйки. Теперь она поспешно спускалась по лестнице. Несмотря на то что она пыталась приветливо улыбнуться, по лицу ее отчетливо читалось недовольство тем, что женщины надели одежду воинов.

— Госпожу расстроило то, что вы ушли, не попрощавшись, а ведь она была так добра по отношению к вам, — язвительно произнесла она. Она зачесала назад свои длинные волосы медового цвета и заплела их в тугую косу, спадавшую на плечо и достававшую почти до бедер.

«У нее такая чудесная белая кожа, что можно только позавидовать», — ревниво подумала Бидайн. Наверное, она обкрадывает Шелковую и втайне пользуется ее лосьонами и кремами.

— Мы хотим пить, девушка, — произнесла Ливианна тоном, не оставлявшим сомнений в том, кто здесь служанка, а кто госпожа. — Мне очень не хватало свежего персикового сока, который здесь всегда подавали. Принеси нам два бокала.

— Как пожелаете, — почтительно пробормотала девушка и побежала в сторону кухни.

Бидайн все еще была поражена внезапной переменой в поведении служанки, когда Ливианна с улыбкой обернулась к ней.

— Не переживай. Ты же знаешь, что в жару полуденного часа она почти всегда дома. Она придет. Я чувствую.

Уверенность

Зара выглянула из-за занавесок паланкина, посмотрела на стражу и негромко выругалась. Сначала она была шокирована тем, что ее запланированное пленение воинами Аркуменны сорвалось. Она была в числе немногих избранных, которым Барнаба отчетливо описал, что ожидает город, когда проснется Нангог. Когда все начнется, безопасное место будет только одно — нужно быть высоко в небе! На улицах Золотого города вопросы жизни и смерти будет решать исключительно везение.

Когда Аркуменна овладел ею, как какой-то служанкой, оцепенение спало с нее. Она совершенно сознательно вела себя как прислуга. Ей было все равно, смотрит ли кто-то, как ею овладевают. Даже если это происходит у грязной стены. Бывало и хуже.

Она совершенно осознанно делала вид, что сломлена. Аркуменна ее больше не интересовал. Она хотела убраться отсюда. Ее место там, куда судьба приведет Барнабу и всех остальных верующих. Она надеялась, что Аркуменна поймет, что своим поступком унизил не только ее, но и в первую очередь себя. Надеялась, что он утратит всяческий интерес к апатичной сломленной женщине. Вместо этого он велел ее искупать, одеть в это царапающее кожу платье и отдал на произвол служанки, которая, наверное, уже представляет себе, как займет ее место в постели Аркуменны. Зара рассмеялась. Звук получился резким и безрадостным. Затем она снова выглянула на улицу.

Они как раз миновали портал у подножия длинной лестницы, которая вела наверх, ко дворцу наместника ишкуцайя. До ее городского дома было уже недалеко. Это был один из лучших кварталов. Дома были высокими, выстроенными из камня. Она представила себе, как рушатся стены. Времени оставалось мало, и она не знала, куда идти. Но это тоже уже не ее забота. Не ей решать, куда пойти. В эскорте ее паланкина было пятеро воинов из лейб-гвардии Аркуменны, под предводительством одноглазого капитана Горациуса. Вояка обладал самой скудной фантазией из всех капитанов наместника. Его она соблазнить не сможет. Он не отойдет от нее, пока они не вернутся во дворец наместника. Возможно, других она могла бы склонить к тому, чтобы зажечь вместе с ней. Но этого человека не интересовали женщины и вино. Его интересовало только оружие и истории о сражениях. Он не понял, что в жизни главное.

Зара снова выглянула из-за занавески. Время поджимало. Нужно уходить с улицы. Это худшее место, где можно переждать предстоящее землетрясение. Она раздраженно стала подгонять носильщиков, чтобы те не плелись, как немощные мулы. Нужно добраться до дома!

Зара подумала о подвале со сводчатым потолком, в котором она хранила вино. Это крепкое помещение наверняка устоит под натиском падающего камня. Она снова приказала носильщикам бежать быстрее. Уже недалеко.

Нужно добраться до дома, и она будет в безопасности!

Чувствую запах крови

Гонвалон обвел взглядом толпу людей перед Золотыми вратами. Вместе с Нандалее, Нодоном и Элеборном он стоял на ступеньках храма Создателей, в котором у всех девантаров был собственный алтарь. Отсюда было видно лучше всего, несмотря на то что он не верил в то, что они сумеют найти здесь Ливианну и Бидайн. Что бы ни заставило их бросить товарищей, это наверняка повело их обратно в город. Но куда?

Гонвалон поглядел на Нандалее. Она была совершенной охотницей. Она не замечала, что он наблюдает за ней — настолько сильно она была сосредоточена на просеивании взглядом большой площади в поисках потерявшихся спутниц. Возможно, она просто не подает виду, что чувствует его взгляды. Он знал, что она осталась вопреки собственному убеждению — ради него. Она изменилась здесь, в Нангоге. Стала суровее, научилась лучше справляться с собственными чувствами. Стала сожалеть о том, что давным-давно в приступе отчаяния и ярости убила принца троллей, который отнял у нее охотничью добычу. Она старалась быть сдержанной и избежать неверных решений. Ему так хотелось остаться с Нандалее наедине. Он хотел поговорить с ней. От других она не потерпит критики. Если она хочет быть драконницей, то основой для ее решений не должно быть то, чего ждут от нее другие. Она одна — мера всему, потому что именно ей предстоит жить с последствиями собственных поступков. Поняла ли она это, когда приняла решение искать Ливианну и Бидайн? Эльф сомневался в этом.

— Кажется, я знаю, где они, — сдавленным голосом произнес Нодон.

Нандалее обернулась к нему.

— Где?

— Я не уверен, — поспешил добавить Нодон. — Просто я все время пытаюсь найти смысл в том, что они делают. Некоторое время назад я слышал, как они говорили о коже Бидайн. О шрамах. Ливианна обещала помочь ей…

— И?

— Шелковая, — выдавил из себя Гонвалон. Еще в день их прибытия в Золотой город он заметил, как восхищалась Бидайн красотой хозяйки дома.

— Они ведь не станут делать этого… — произнесла Нандалее. — Мы были ее гостями. Она помогла нам… — Юная эльфийка покачала головой. — Должна быть иная причина!

Гонвалон прекрасно представлял себе, что Ливианна убьет их хозяйку. Для нее жизнь человеческая ничего не стоит. Он накрыл ладонь Нандалее своей.

Она в отчаянии посмотрела на него.

— Пойдем к дому Шелковой, — решила она. — Другого следа у нас все равно нет.

Никто не стал возражать. Нандалее повела их через спутанные улочки и переулки, в которых Гонвалон никогда прежде не бывал. Он удивился, насколько хорошо она знает этот огромный город. Они добрались до дома с красными воротами быстрее, чем он предполагал.

— Ливианна! — крикнула на всю улицу Нандалее.

Ответа не было. Нодон обнажил меч.

— Я чувствую запах крови, — негромко произнес он.

Гонвалон чувствовал только запах горелого мяса и овощей. Полуденный час был уже близко. В одном из домов скоро будет сытный обед. Он увидел напряжение Нодона и решил довериться обостренным чувствам опытного мечника. Положил руку на рукоять меча.

— Давайте войдем внутрь, — решила Нандалее, сняла с плеча лук и натянула тетиву.

Гонвалон оказался у ворот первым. Выбил их плечом. За ним встала Нандалее, прикрывая его со стрелой на тетиве.

В проходе под воротами сидел старик, испуганно поднявший руки.

— Не делайте со мной ничего! Пожалуйста, не делайте мне ничего! Я не имею к этому отношения. Я… — Когда он понял, кто они, то бросился на землю и закрыл голову руками.

Нандалее отошла в сторону и оглядела двор, слегка натянув тетиву лука. Скользнула взглядом по галерее, где находились двери, ведущие в помещения второго этажа. Двор словно вымер. Только в центре лежала, вытянувшись, красная фигура.

Гонвалону потребовался один удар сердца, чтобы понять, что он видит перед собой — настолько непривычным был вид: перед ним лежала женщина, с которой содрали кожу! Все ее тело представляло собой обнаженную, красную плоть, покрытую сетью артерий.

— Ради всех альвов, — пролепетал стоявший рядом Элеборн. — Она еще жива!

Теперь и Гонвалон увидел, что губы женщины шевелятся. Ее большие зеленые, лишенные век глаза были устремлены на него. Он не мог понять, что она говорит, в глазах читалась только мука. Он не верил в то, что это сделали Ливианна и Бидайн.

Присоединившийся к ним Нодон поднял что-то кончиком меча. Оно было прозрачным, как пергамент. Хорошо был виден витиеватый узор.

— Бидайн тоже лишилась кожи.

Гонвалон услышал, как за его спиной стошнило Элеборна. Мастеру меча показалось, что земля ушла у него из-под ног. Как Ливианна могла быть настолько жестокой! Как… Тут оказалось, что колебания земли — не просто кажущееся чувство. Земля под его ногами вздыбилась. Из глубины донесся глухой звук — словно что-то сломалось. Потом послышались тысячи отголосков. По стене дома напротив него пробежала широкая трещина. Часть галереи накренилась.

Нандалее схватила его и потащила в сводчатый проход под воротами. На дом посыпались камни. Нодон все еще был там. Его меч описал сверкающую дугу. Кожа, которую он нанизал на него, отлетела в сторону. Его клинок опустился и пронзил сердце умирающей. Ее дрожащие губы замерли, когда во двор обрушилась целая стена дома. Взвилась пыль и словно вторая кожа опустилась на поруганное тело. К воротам покатились кирпичи. Но ни один из них не коснулся погибшей.

Землетрясение закончилось так же внезапно, как и началось. Посреди обломков лежал разбитый сундук. Шелковая шаль тысячи оттенков красного скользнула каскадом искрящихся красок. Словно яркие цветы, уносимые весенним ветром, летели по двору платья Шелковой. Шарф лег на шею погибшей и закрыл ей глаза, смотревшие на облачный корабль, паривший в облаках.

В небе

— Смотрите, братья и сестры, как Нангог карает город, собиравшийся облечь нас на погибель! — крикнул Барнаба, и голос его прозвучал настолько мощно, что донесся до второго поднебесного корабля, скользившего по небу рядом с ними.

Проповедник обвел взглядом город, лежавший далеко внизу. Все было именно так, как показывала ему в видениях Нангог. Словно под ударами невидимых молотков рушились дворцы и высокие жилые дома, словно они — не более чем длинные травинки, которые хлещут лозой воинственные мальчишки. Бурыми облаками поднималась над городом пыль. Грохот отдавался в ушах даже здесь, высоко в небе.

— Заткнись, проповедник, или я заставлю тебя жрать собственные зубы! — набросился на него капитан стражников, которые поднялись на борт вместе с ними, в качестве надсмотрщиков. Он оказался высоким приземистым парнем, у которого была настолько короткая шея, словно голова росла прямо из туловища. Короткая угловатая борода подчеркивала широкий подбородок, череп был обрит налысо.

«Достаточно бросить на него один взгляд, и сразу становится ясно, что он жестокий человек, — подумал Барнаба, — но даже у него должен быть шанс быть спасенным».

Священнослужитель протянул к капитану руки, настолько туго смотанные пеньковой веревкой, что врезались глубоко в кожу Барнабы.

— Освободи меня, и ты сможешь стать одним из нас, просветленным мудростью великой богини, всегда находиться под ее защитой. Посмотри вниз, воин! Смотри, как рушится твой мир! Следуй за мной к новым берегам! Узри…

Воин обнажил меч, длинный, убийственно острый бронзовый клинок, взмахнул им и нанес Барнабе удар плашмя по ребрам, прямо под сердцем.

На глаза Барнабы выступили слезы, когда воздух со свистом вышел из легких. Он рухнул на колени и молча проклял свою плоть, которая настолько слаба. По толпе верующих пробежал испуганный шепоток. Они хотели помочь ему, но теперь и остальные воины из их эскорта обнажили мечи.

— Прошу, друзья мои… — тяжело дыша, выдавил из себя Барнаба. — Со мной все в порядке. Мы…

— С тобой все в порядке, смутьян? — За этими словами последовал пинок в живот Барнабе. — Мне, конечно, нельзя убивать тебя, но Аркуменна недвусмысленно заявил, что я могу в любой момент вытрясти из тебя дерьмо, — воин схватил Барнабу за волосы и запрокинул ему голову. — Если с тобой все в порядке, жрец, то я не выполнил свои обязанности.

Капитан указал вниз, на Золотой город. Слышались крики десятков тысяч людей. Грохот рушащихся стен сменился жалобными причитаниями. В переулках вились густые тучи пыли. Повсюду разгорались пожары.

— Ты знал об этом и не предупредил их, жрец? — Удар мечом, снова плашмя, обрушился на бедро Барнабы. — Уже только за это тебя следовало бы забить насмерть, мешок ты с дерьмом этакий. Проповедуешь мир, а сам позволяешь погибать тысячам людей, когда мог помочь!

— Они не хотели слушать… — тяжело дыша, выдавил из себя Барнаба.

Капитан выпустил его только для того, чтобы снова нанести удар в живот, от которого тот сложился пополам. Дрожа всем телом, он лежал на палубе, его тошнило. Он жалел, что не погиб.

Над ним извивались щупальца собирателя облаков, который нес корабль с пленными. Отвратительное сплетение покрытых слизью щупалец. Барнаба тяжело вздохнул. Рот наполнился желчью.

— Пора прекращать бить его. Еще два-три удара, и ему конец, — эти слова произнес сильный низкий голос с отчетливым друснийским акцентом.

— Кто ты? — в ярости накинулся на него капитан. При этом он просунул ногу под тело Барнабы и заставил его перевернуться на бок.

Жрец чувствовал себя лишь безвольной плотью. Он совершенно утратил способность сопротивляться. Сейчас он видел своего заступника. Им оказался высоченный воин в хороших доспехах, на голове у которого был шлем с белым плюмажем. Судя по всему, он был не из числа свиты капитана.

Незнакомец замялся, судя по всему, не собираясь отвечать.

— Ну же, давай, говори! Кто ты? — раздраженно набросился на него капитан. — Говори, или я прикажу вышвырнуть тебя за борт!

Великан поднял руки, словно пытаясь успокоить капитана, но когда он заговорил, голос его звучал нисколько не испуганно:

— Я всего лишь наемник, обладающий некоторым опытом в том, чтобы забивать людей до смерти. И я говорю тебе, что твой жрец много не вытерпит. Еще два-три удара, и все.

— А я говорю тебе, что могу заставить эту свинью покорячиться еще некоторое время, прежде чем он подохнет, — с этими словами капитан поставил подошву кованых сандалий на правую руку Барнабы и медленно начал усиливать давление. — А теперь ты снимешь свой шлем. Я хочу видеть твое лицо.

Великан рассмеялся.

— Большинство радуется, когда не видят его, — с этими словами он снял шлем и открыл отвратительное, изуродованное страшными мясистыми шрамами лицо. Нос представлял собой бесформенную массу, от одного уха остался лишь странный бесформенный комочек. Бровей у него не было. Голова тоже была обрита налысо. — Меня называют Коля, — произнес он и улыбнулся, от чего его лицо стало выглядеть еще страшнее. — Не хотел вмешиваться, капитан. Как я уже говорил, у меня есть некоторый опыт в отношении того, чтобы забивать людей насмерть. Когда-то я был кулачным бойцом. И говорю тебе, твой жрец скоро того. Разве ты не должен доставить его живым?

— Я ведь уже сказал, пусть еще немного повизжит, — и с этими словами капитан надавил еще сильнее. Барнаба услышал, как хрустнули кости в руке, и громко застонал.

— Помогите этому умнику вернуться в Золотой город! — Командующий подал знак своим людям схватить Колю. — Отправьте его коротким путем.

Великан обнажил роскошный, сверкающий серебром меч. Казалось, он нисколько не встревожился. Барнаба пожалел, что не обладает таким хладнокровием.

Капитан тоже поднял меч и поглядел на верующих.

— Видите руку своего жреца? Вы столько болтаете о мире и гармонии. Но кто из вас хоть пальцем пошевелил, чтобы предотвратить несчастье в Золотом городе? Я презираю вас. Для меня вы всего лишь подхалимы! — Он яростно сверкал глазами, глядя на Барнабу. — Твои руки нужны там, внизу, где сейчас пригодится любая помощь. Мне кажется, ты в долгу перед городом.

Барнаба не мог ни говорить, ни шевелиться. С каждым вдохом в его грудь словно вонзались раскаленные кинжалы. Он увидел высоко поднятый меч, который вот-вот должен был отрезать ему правую руку, но перешел на другую сторону страха. Казалось, словно он смотрит на какого-то незнакомца. Его уже ничто не трогало. Он слишком много пережил.

Меч опустился вниз, но боль не пришла. Рассудок Барнабы заполонил сильный, незнакомый голос. Не богини… Меч капитана вошел в доски верхней палубы прямо рядом с рукой Барнабы. Капитан издал странный булькающий звук и взлетел.

Барнаба заморгал, но в первый миг не поверил собственным глазам. Его мучителя подняли в воздух. Из груди у него торчал длинный шип. Его пронзило щупальце с костяным наконечником.

— Я защищу тебя, Барнаба, — снова раздался голос в голове. — Я Ветер, дующий от наливающегося дождем горизонта в рассветных весенних лучах над Зеленым морем, собиратель облаков, несущий этот корабль. Все твои страдания закончатся.

Стражники капитана отпустили уродливого великана, вместо этого потрясенно уставившись на парящего в воздухе командира.

Внезапно щупальца обвились вокруг Барнабы. Его тоже подняли вверх. Его приверженцы разразились взволнованными криками. Некоторые из более мужественных, вроде флейтиста Артикноса или Мероб, Первой матери, протиснулись мимо стражников, пытаясь схватить его за руки. Но его поднимали вверх слишком быстро.

Капавшая с щупалец собирателя облаков слизь была приятной на ощупь и заглушала боль в ранах. Кроме того, дышать становилось легче.

— Опустите оружие, — дрожащим голосом приказал он воинам. — Ветер, дующий от наливающегося дождем горизонта в рассветных весенних лучах над Зеленым морем, не потерпит насилия над моими последователями.

И словно для того, чтобы подчеркнуть его слова, щупальце, на котором висел еще подрагивающий капитан, вылетело далеко за поручни и сбросило умирающего с костяного клинка, и тот упал вниз.

Барнаба поглядел на лоцмана облачного корабля, невысокого худощавого мужчину, немного напоминавшего ему паука.

— Мы полетим курсом на юго-запад. Ветер, дующий от наливающегося дождем горизонта в рассветных весенних лучах над Зеленым морем, и его брат знают курс. Следуй их указаниям.

От разговоров он ужасно устал. Голова упала на грудь. У него не осталось сил даже на то, чтобы чувствовать отвращение от объятий щупалец. Они крепко держали его и медленно поднимали к надутому телу собирателя облаков.

В лесу колышущихся щупалец в теле существа открылась широкая щель. Пасть? На Барнабу закапала желчь, потекла по лицу теплыми вязкими потоками. Посреди пасти он увидел белесый свет, и при виде этого душа заполнилась глубоким спокойствием. С уверенностью умирающего он понял, что там его будет ждать ксана Икушка.

Улыбка еще играла на его губах, когда тело исчезло внутри собирателя облаков.

В чужой коже

Кашляя, Бидайн выбралась из-под наполовину обрушившейся арки ворот. С тревогой оглядела порезы на руках. После грохота падающих строений стало как-то даже слишком тихо. Слышалось лишь негромкое причитание. Где-то неподалеку все более пронзительным лаем заливалась собака. Воздух покраснел от красной кирпичной пыли, словно на улицах повис густой туман. Там, где от улиц еще что-то осталось…

Там, где еще только что находилась лестница шириной в пятнадцать шагов, плавно поднимавшаяся к следующей террасе города, теперь простиралась осыпь. Лестница полностью исчезла под грудами красного кирпича и фрагментами мраморной облицовки. Между ними торчали куски стен, которые, несмотря на то что улица обрушилась, все еще образовывали кирпичную кладку. Из-под обломков поднимались капители колонн и одна-единственная голова из серого камня.

Пыль царапала горло Бидайн. Во рту пересохло. Перед ней стояла какая-то пыльная фигура — Ливианна. Глаза казались неестественно большими на фоне красной маски, ставшей ее лицом.

— Нам повезло, — хриплым голосом произнесла она. Потом с сомнением поглядела на Бидайн. — С тобой все в порядке?

Бидайн подняла руки. Кровь из порезов вперемешку с красной пылью образовала вязкую кашицу.

— Не переживай. Теперь это твоя кожа. Все заживет, и шрамов не останется. А теперь идем, до Золотых врат уже недалеко.

Бидайн огляделась по сторонам. Она совершенно потерялась в пространстве. Все выглядело совсем иначе, чем еще несколько мгновений тому назад. Подумала о людях, которые только что были на улице. Чуть впереди из-под обломков наискось торчали оббитые золотом жерди паланкина. Носильщиков видно не было. Девушка последовала за Ливианной, которая решительно поднималась по осыпи из обломков. Каждый шаг нужно было делать осторожно. В этом мире не осталось ничего надежного. Даже обломки все еще двигались. Камни проседали. За их спинами на улицу обрушилась целая стена дома, и по склону поползла новая туча пыли.

Бидайн наступила на что-то мягкое. Она посмотрела под ноги и увидела под кирпичами изящную руку с серебряными кольцами на пальцах. Она не шевелилась. Белая кожа напомнила эльфийке о том, что она сделала перед землетрясением. Это было ее решение. Ливианна лишь предложила ей такую возможность. Если бы она не согласилась с наставницей, то ничего бы не произошло. Бидайн осторожно провела ладонью по своей обнаженной руке. Шрамов больше не было! Она с ужасом думала о случившемся. О том, как она произнесла слово силы, связавшее ее с дочерью человеческой. Они лежали рядом, обнаженные, держась за руки. А потом кожа пришла в движение… волнами, словно под ней что-то было. Она ожила, поползла по пальцам, покидая дочь человеческую. Одновременно с этим она сама начала лишаться кожи, как змея, только там, где отступала ее кожа, на несколько бесконечных, мучительных мгновений оставалось лишь обнаженное мясо, пока на него не наползала человеческая кожа и не прирастала к телу. А дочь человеческую они оставили обнаженной, жалкой, лишенной кожи. Еще живой, но обреченной на гибель.

Новая кожа полностью приспособилась к ее телу. Бидайн не чувствовала никакой разницы с прежней, несмотря на то что Ливианна предупреждала ее. Возможно, кожа дочери человеческой через несколько лет начнет стареть. Впрочем, уверена она не была. И даже если через некоторое время эта проблема возникнет, она сделает это снова. Ведь детей человеческих более чем достаточно, а она теперь знает, как сплести это заклинание. Снова провела ладонью по руке. Как же приятно быть без ожогов! Больше она не будет видеть сочувствующих взглядов, которыми ее награждали из-за шрамов. Наконец-то она сможет показаться мужчинам. Ей очень хотелось оказаться в чьих-то сильных объятиях, почувствовать чужое дыхание на своей коже, прочесть желание во взглядах, которые будут смотреть на ее обнаженное тело. Наконец-то она будет целостной! То, что забрала у нее Нангог, она вернула себе в Нангоге. Она была вправе поступить так!

Сначала они услышали крик. Он звучал иначе, чем причитания раненых и стенания тех, кто отчаянно искал выживших среди обломков. В этих криках слышалась паника и желание выжить любой ценой, чего бы это ни стоило. А потом они оказались на краю большой площади у Золотых ворот. Упавшая причальная башня обрушила на площадь целую стену камня. От складов, когда-то обрамлявших площадь, на мостовую вытянулись языки из кирпича и раздробленных балок. В руинах мародеры искали сокровища, решив воспользоваться моментом и неожиданно вернуться домой богачами.

Огромные толпы двигались к магическим вратам. Безжалостно избивали друг друга, топтали тела упавших, кричали и убивали исподтишка, чтобы прорваться к вратам, поскольку все поняли, что безопасно может быть лишь по ту сторону Золотых врат.

В тот миг, когда Бидайн увидела толпу, она поняла, что они с Ливианной никогда не пройдут на другую сторону площади целые и невредимые. Даже если бы они были готовы применять силу. Там оказалось слишком много людей, и из руин города постоянно прибывали все новые и новые. Она видела кипящую пучину плоти, и она поглощала больше тел, чем выплевывала.

— Ты должна сделать это снова, — сказала Ливианна.

Бидайн не поняла, что имеет в виду наставница.

— Тогда, когда ты заработала шрамы, ты изменила для себя течение времени. Ты двигалась настолько быстро, что казалось, будто все вокруг застыли. Ты рассказывала мне об этом. Ты должна сделать это снова, иначе нам не выбраться из этого города.

Бидайн решительно покачала головой. Это было как раз то самое заклинание, за которое она заплатила шрамами. Магическая сеть, которой она манипулировала слишком сильно, обернулась против нее. Если она допустит эту ошибку во второй раз, то все окажется напрасным. Она не хотела испытать эту боль снова, не хотела снова стать отверженной.

— Я не могу сделать этого… — бесцветным голосом произнесла она. — Я…

— Мы умрем, если немедленно не сбежим отсюда, — не отставала Ливианна. — Придут девантары, чтобы посмотреть, что произошло. Они очень быстро поймут, что Нангог помогли. Как думаешь, что они с нами сделают? — Ливианна провела ладонью по рукояти меча, висевшего у нее на боку. — Я лучше перережу себе горло, чем живой дамся девантарам. Впрочем, я предпочла бы все же уйти. Покажи мне, что нужно делать!

Бидайн колебалась. Затем вспомнила о жутком человеке-вепре. Ливианна права, у них нет выбора. Но она не выдаст заклинание, в котором опережает свою наставницу. Закрыла глаза и потянулась к сети силовых линий, пронизывавших все. Отчетливо почувствовала тропы, ведущие к звезде альвов. Сильные пульсирующие линии, отчетливо выделявшиеся на фоне матрицы Нангога. Золотая сеть была навязана этому миру, а не являлась частью его естества.

Бидайн открыла Незримое око и изучила сеть силовых линий, окружавшую ее. Ярко вспыхивали ауры людей цветами гнева и страха. Она потянулась к магии чужого мира и подчинила ее своей воле, сплела поток сил, пока движения детей человеческих не стали замедляться все сильнее и сильнее и, наконец, не замерли совсем. Бидайн знала, что это обманчиво. Изменилось лишь ее восприятие. Вокруг ничего не замедлилось. Она стала быстрее — настолько быстрее, словно мир вокруг остановился. Она чувствовала, как восстает магическая сеть против того, чтобы ей навязывали противоестественное положение. На этот раз она была готова. Она зачерпнула силы троп альвов, пересекавшихся у Золотых врат. Из нее сплела сеть, окружившую ее и Ливианну и сделавшую их неприкосновенными для сил Нангога.

Она открыла глаза. Ливианна стояла напротив, словно высеченная из камня. Бидайн подняла наставницу и положила ее себе на плечо. Эльфийка была неподвижна, не шевелился ни один мускул. Бидайн ловко протиснулась между бегущими людьми, застывшими на бегу. Это был безмолвный мир, из которого исчезли все звуки, кроме звука ее дыхания. Казалось, будто они вошли в картину. Все нарисованные фигуры были обречены на неизменность поз. Двигаться могла только она.

Вскоре толпа стала слишком густой, чтобы продвигаться вперед. Она наступила на передние лапы споткнувшегося верблюда, подсадила Ливианну перед собой в грузовое седло, с которого свисали мешки с рисом. Вскочив в седло, она снова взвалила наставницу на плечо и пошла оттуда по головам и плечам людей. Дети человеческие стояли почти как статуи, она могла уверенно переставлять ноги, не покачнувшись ни разу.

Она чувствовала, как магическая сеть мира восстает против нее, стягивается сильнее, хочет уничтожить ее, но защитное заклинание на этот раз ее не подвело. Бидайн звонко расхохоталась. Давно она не чувствовала себя так хорошо, с тех пор как во время первого путешествия в Нангог она выбежала из кристаллической пещеры и обезоружила детей человеческих, которые осадили их снаружи. Все сомнения в себе были отброшены в сторону.

Внезапно она заметила движение. Это же невозможно! Кто, кроме нее?.. Серебряный лев девантаров вскочил на человеческие тела и быстрыми прыжками понесся прямо на нее. Головы, на которые он наступал, лопались под его весом, словно яичные скорлупки. Он двигался немного медленнее, чем она, но сомнений не было — он тоже владеет ее заклинанием. Он распахнул пасть, стали видны длинные, словно кинжалы, зубы. В серебряной гриве стали видны брызги крови, когда он, несясь к ней, почти на каждом шагу лишал кого-то жизни.

Бидайн вдруг осознала, что она целиком и полностью предоставлена самой себе. Никто не сможет помочь ей, более того, не будет никого, кто увидел бы, что происходит. С тех пор, как она сплела заклинание, прошло меньше времени, чем нужно камню, чтобы выпасть из ладони и долететь до земли. Дети человеческие просто найдут двух мертвых демониц в конце просеки из тел. И никто не будет знать, как и почему это произошло. Хуже того: она может убить Ливианну! Ее необдуманный поступок будет стоить жизни ее наставнице.

Бидайн сбросила Ливианну с плеча и обнажила меч. Одновременно сосредоточилась на том, чтобы еще больше замедлить время. Магическая сеть Нангога еще сильнее воспротивилась противоестественному заклинанию. Ощущение было такое, словно она оказалась внутри ореховой скорлупы, на которую давят все сильнее и сильнее. Сколько еще продержится ее защитное заклинание?

Она ускорилась, но серебряный лев не отставал! Всего еще один миг, и он доберется до нее… Эльфийка подняла меч, с трудом увернулась от удара лапой, но сила удара отбросила ее назад. Лев поспешно последовал за ней. Бидайн, борясь с нарастающей паникой, поднялась и побежала прочь ото льва. Теперь она снова немного ускорилась. Расстояние увеличивалось, но он все время держался между ней и Золотыми вратами, стараясь отрезать ей путь к отступлению. Она поняла, что придется сразиться с ним.

Бидайн попыталась вспомнить танец с мечами, которому учил Гонвалон. Все те утренние часы тренировок, во время которых она должна была научиться сохранять равновесие и оборачивать силу противника против него самого. Она остановилась на плечах бородатого старика и обернулась, чтобы встретиться с преследователем лицом к лицу. Она может быть быстрее серебряного льва! Она знает это!

Она решительно понеслась ему навстречу, и хищник действительно побежал медленнее. Она нанесла ему удар по носу, но ее клинок практически не причинил вреда сверкающему металлу. Она увернулась и едва успела уйти от очередного удара лапой. Теперь он снова так же быстр, как она. Стоило ей вложить в заклинание больше сил, как он нагонял ее, словно они были связаны друг с другом.

Бидайн слегка отступила и споткнулась, соскользнув с чьего-то плеча. Серебряный лев тут же оказался рядом. Эльфийка откинулась назад, и удар лапы, предназначавшийся ей, снес голову молодому носильщику. Оглушенная, она чувствовала жар силовых линий, все туже и туже стягивавшийся вокруг нее, словно рыбацкая сеть, в которую она умудрилась попасться. Магическое переплетение линий все решительнее противилось искажению времени. Долго заклинание защищать ее не сможет.

Она протиснулась между телами людей, в поисках укрытия, хотя еще совсем недавно думала об атаке. При этом она осознанно все дальше и дальше отодвигалась от Ливианны. Серебряный лев шел за ней, разъяренными ударами сметая в сторону детей человеческих.

Бидайн пригнулась и нырнула под верблюда, на спине которого была разбита небольшая палатка, которая как раз начала съезжать набок из-за всеобщей паники. Из-за зелено-белых занавесок выглядывала стройная женщина с закрытым вуалью лицом. Но, как и все на этой большой площади, эта сцена застыла во времени — настолько быстро двигалась девушка. Бидайн еще больше увеличила темп, и ее захлестнуло чувство, словно ее поймали в раскаленную сеть. От туники под доспехом пошел пар. Пот испарялся, и уже скоро силовые линии врежутся в ее плоть.

Удар лапы угодил в тело верблюда. Бидайн отчетливо увидела куски мяса между когтями льва, которые съежились, изжарились, а затем обуглились, в то время как с лапы размером почти с человеческую голову испарялась кровь. Эльфийка вскрикнула — настолько близко пришелся удар лапы. Она чувствовала удушающий жар, исходивший от металла, он ощущался почти как настоящее прикосновение.

Страх окрылил ее. Была забыта опасность, исходящая от магической сети. Лев был гораздо страшнее, и ему понадобится совсем немного времени, чтобы нагнать ее. За верблюдом Бидайн протиснулась между двумя носильщиками, добежала до окруженного лейб-гвардией сановника, схватила его за густую бороду, поставила ногу на его выступающее брюхо, которое еще больше подчеркивал широкий кушак, вскочила на плечи мужчины. Вокруг нее возвышался шлифованный вал копий его лейб-гвардейцев.

Лев появился между носильщиками. Но его движения казались неуклюжими, из пасти валил темный дым. Он пытался зарычать, но вместо дикого крика, который он издавал совсем недавно, из горла его вырвался только звук трения металла.

Неужели она сумеет выиграть гонку с ним? Бидайн все отчетливее ощущала жар магической сети, восстававшей против нее. Бросила мимолетный взгляд на кожу. Кожа начала краснеть, словно от солнечного ожога. Она соскочила с плеч сановника, протолкалась в толпу между копьями. Наступила ногой на лицо пожилой женщины, не находя опоры. Соскользнула, вцепилась в растрепанные волосы своей жертвы, пошатнулась и наступила на голову поразительно низкорослого мужчины, который уже начал лысеть с затылка, и лысина казалась островком загорелой кожи посреди моря покрытых пылью локонов.

Похоже, льву было трудно двигаться, словно его удерживала невидимая сила. Бидайн балансировала на одной ноге на голове низкорослого мужчины, другую поставила на плечо старика, а левой держалась за торчащее копье. Она удивленно смотрела на животное. Его лапы зарывались в мостовую. Он наклонился вперед, но не мог сдвинуться с места. От него все сильнее валил дым. Он валил изо всех щелей, между пластинок, из которых было сделано его тело. По его серебряному телу бежали линии яркого, раскаленного света, становились гуще и ярче. Они образовывали узор, какой был у нее.

Только теперь Бидайн осознала, что именно видит. В отличие от нее, льва не ограждало защитное заклинание. Он запутался в магической сети Нангог, которая уничтожала все, что слишком сильно вмешивалось в порядок, некогда установленный великаншей.

Бидайн вздохнула с облегчением и шагнула вперед во времени. Не слишком сильно, лишь для того, чтобы слегка смягчить давление на ее защитное заклинание. Конец серебряному льву пришел быстро. Линии сияющего света прожгли металл и разделили льва на тысячи жестяных ромбиков, равно как и его внутренности из странных зубчатых колесиков, катушек с металлическими нитками и зеленых кристаллов. Выглядело это так, словно он угодил в одну из убийственных ловушек, которые расставили в своих туннелях карлики Глубокого города. Разрезанный тяжелыми ножами, изуродованный до неузнаваемости.

Бидайн устало пошла по кровавому следу, оставленному львом. Разве его сделали не затем, чтобы защищать детей человеческих? Похоже, их жизни мало значат для их богов.

Она нашла Ливианну, которая все еще падала, но опустилась не больше чем на две пяди — так мало времени прошло. Вздохнув, она снова взвалила свою наставницу на плечо и вошла в Золотые врата. Она проникла глубоко в магическую сеть путей, выбрала ответвление, чтобы стереть свой след, а затем прошла через звезду альвов, которая находилась в том месте, где было пересечение трех миров.

Новая жизнь

Открыв глаза, Зара не увидела ничего, кроме красной пыли. Оглушенная, попыталась вспомнить, что произошло. Что-то тяжело давило на тело. Она пошевелилась, камни со стуком ударились друг о друга. Во рту было полно пыли, горло напоминало пустыню, а каждый вдох давался с трудом. Она попыталась проглотить слюну, но это не принесло облегчения. Нужно попить! Она не помнила, чтобы ей когда-либо в жизни так хотелось пить. Заморгав, сумела разглядеть занавески своего паланкина. Но он стоял под наклоном, словно нижние жерди были задраны к стене дома. На ногах лежали кирпичи. Зара снова шевельнулась. Левую лодыжку пронзила жгучая боль. А с болью вернулись и воспоминания. Горациус, капитан ее эскорта, что-то крикнул. Стена! После этого все воспоминания были стерты.

Зара ощупала голову. Висок опух. Что-то ударило ее. Застонав, она принялась освобождать паланкин от камней и выползла между занавесками. От увиденного у нее перехватило дыхание. Она знала, что произойдет. Барнаба красочно описал землетрясение, с помощью которого Нангог хотела стряхнуть прогнивший город с Устья мира, но облик улицы ее потряс.

Рядом с паланкином лежали двое мужчин из ее эскорта. Горациус, судя по всему, был еще жив, по крайней мере, грудь его поднималась и опускалась. Остальные стражи исчезли. За паланкином лежала капитель колонны. Она и приподняла паланкин. Зара увидела, что из-под обломков капители торчат руки, и с ужасом отвернулась. Остальные двое носильщиков, судя по всему, сбежали.

Она стояла посреди руин. Кое-где возвышались стены домов, между ними вздымалась красная пыль. Из-под обломков слышались отдельные крики, всхлипывания и мольбы о помощи. Чей-то старый прерывистый голос просил воды, но Зара не могла разобрать, откуда он доносится.

Постепенно она начинала понимать, что значит эта катастрофа для нее. Она может уйти от Аркуменны! Сбежать от всего и оставить прошлое позади. Она получила в подарок новую жизнь. Испытывая противоречивые чувства, она поглядела на Горациуса. Нужно взять камень и разбить ему голову. Капитан был настолько предан службе, что будет искать ее, если не найдет ее тела в паланкине. Не сбежит, в отличие от остальных носильщиков и стражей.

Зара подняла тяжелый кирпич и присела на корточки рядом с воином. Пара ударов — и ей больше не придется думать о Горациусе. Посреди такой катастрофы никто не будет задумываться об убитом среди кирпичей.

Она выпустила кирпич из рук. Не хотелось начинать новую жизнь с убийства. Негромко помолилась Великой матери, чтобы она в будущем оградила ее от таких людей, как Горациус. Потом она взяла сломанное копье, чтобы воспользоваться им в качестве посоха, и похромала прочь. Ориентироваться было тяжело — настолько сильно все изменилось. Каждый третий дом обрушился, улицы исчезли под грудами камней, в небо вздымался дым множества пожаров.

Оставалось надеяться, что ее дом разрушен не полностью. В подвале, там, где хранились амфоры с вином, она спрятала несколько драгоценных камней и золотых монет. Достаточно для того, чтобы никогда в жизни больше не нуждаться, куда бы она ни пошла.

Зара поглядела на небо, казавшееся странным за тучами пыли и полосами дыма. Нужно будет найти место на собирателе облаков. Она знала, куда нужно идти и где она всегда будет в безопасности.

Золотые каскады

Наконец земля под ногами Нандалее успокоилась и перестала пытаться сбросить с себя город, возникший на склонах Устья мира вопреки воле Нангог и сточные воды которого превратили Великую реку в клоаку. Она крепко сжимала руку Гонвалона, сидевшего рядом с ней. То, что он находился рядом, давало ей, вопреки рассудку, уверенность в том, что они переживут катастрофу. Даже когда кирпичная пыль от падающих домов едва не задушила их в узком проходе сторожки, он сохранял такое спокойствие и уверенность, что Нандалее тоже сумела победить свой страх.

Он мягко убрал залепленный пылью платок от ее губ и поцеловал, не обращая внимания на то, что могут подумать Элеборн и Нодон. Закрыв глаза, она наслаждалась его нежностью и мечтала о том, чтобы отправиться вместе с ним на продолжительную охоту в саванну по ту сторону сада Ядэ. Не иметь больше никаких обязательств, снова стать одним целым с природой и уйти от войны между небесными змеями и девантарами.

Нодон откашлялся и разрушил грезы. Пока еще она не выполнила своих обязательств. Она должна отвести своих товарищей обратно в Альвенмарк. Ливианна и Бидайн решили идти собственным путем. Теперь нужно было заботиться только о Нодоне, Элеборне и Гонвалоне. Они вернутся домой, а по возвращении в Альвенмарк нужно будет представить небесным змеям отчет о том, что произошло.

— Скоро, — прошептал Гонвалон и не стал удерживать ее, когда она высвободилась из его объятий.

Нандалее почувствовала, как к щекам прилила кровь, когда на нее посмотрели Нодон с Элеборном.

— Не надейтесь, — весело заявил у нее за спиной Гонвалон. — Она целует только меня. Вам никогда не узнать, каково это: стоять обеими ногами на земле и, тем не менее, парить в облаках.

— Мне кажется, сегодня во время землетрясения мы это испытали, — сухо возразил Нодон. — Ну что, идем?

Слова Гонвалона еще сильнее смутили Нандалее. Она вышла в засыпанный пылью внутренний двор. Судя по всему, дом Зары от землетрясения почти не пострадал, не считая одной обрушившейся стены. Привратник, сидевший вместе с ними под воротами, тоже выжил, однако разумом, судя по всему, повредился. Он все время дрожал, то ли от землетрясения, то ли от того, что сделали Ливианна и Бидайн.

— Нам не стоит возвращаться к Золотым вратам, — решила Нандалее. — Если придут девантары, то именно оттуда. Там нам появляться опасно. Они очень скоро поймут, что здесь были эльфы. И как бы хорошо мы ни маскировались, если они будут смотреть на мир Незримым оком, мы будем бросаться в глаза, как дыни среди гороха.

Никто не стал ей возражать, поэтому они вышли на улицу через красные деревянные ворота. Створки заклинило из-за камней, но удалось открыть их ровно настолько, чтобы протиснуться наружу. При виде того, что открылось ей за воротами, Нандалее лишилась дара речи. Она не ожидала, что Нангог настолько сильно разрушит город. Ведь богиня обещала, что не станет сметать Золотой город со склонов Устья мира. То, что видела Нандалее, плохо вязалось с ее обещанием. Нангог обманула ее… Или, может быть, дело в том, что представления обычной дочери альвов и богини-творца просто могут не совпадать. Но если это было лишь легкое землетрясение, то что же ждет детей человеческих, когда Нангог даст волю своему гневу?

Они молча пробирались по осыпям камней и через руины домов, поднимаясь все выше и выше. У Нандалее возникло ощущение, что кварталы богачей и храмовые постройки пострадали сильнее, поскольку, когда они добрались до тростниковых и деревянных хижин неподалеку от реки, то разрушений увидели меньше. Здесь тоже полыхали пожары, но, судя по всему, дети человеческие справлялись с обрушившимися на них несчастьями.

Земля снова вздыбилась под ногами. Дети человеческие, которые только что сражались с огнем, таская воду кожаными ведрами, махнули на пожары рукой и бросились бежать в безопасные места — на широкие улицы и рыночные площади. Отдельные проповедники собирали вокруг себя группы людей и призывали испуганных людей молить богов о помощи. Одновременно с этим они вещали, что случившееся несчастье — это расплата за грехи Золотого города. Догадываются ли они, насколько их утверждения близки к истине?

С оглушительным грохотом чуть выше по склону обрушился ряд каменных складов. Из-под фундаментов складов что-то хлынуло сверкающим бледно-золотистым каскадом через край террасы выше рыбацкого квартала. Нандалее показалось, что вдалеке слышны ликующие крики. Толпа вокруг ближайшего проповедника перестала слушать слова о грехе и искуплении. Они подняли головы, и внезапно рыжеволосый мужчина с покрытым оспинами лицом закричал:

— Это склады пальмового масла! — Толпа тут же рассыпалась. Проповедник обрушил на детей человеческих грязные ругательства.

— Идем дальше, — мягко произнес Гонвалон и потащил ее за собой.

«Нет, мне никогда не понять детей человеческих, — подумала Нандалее. — Как они могут ликовать только из-за того, что можно собрать масло с грязных улиц?»

Эльфы нырнули в лабиринт построенных на сваях рыбацких хижин. Под домами лежали груды всяческих отбросов. Разбитые кувшины, прохудившиеся лодки, порванные сети. Нандалее увидела, как одноглазый пес с желтой шерстью жадно пьет из узкого потока пальмового масла, который прокладывал себе дорогу по грязи.

Повсюду бегали мужчины с мисками, плошками и горшками, чтобы спасти как можно больше драгоценного продукта. Нандалее увидела голого старика, сидевшего посреди лужи и натиравшего себя смесью красной грязи и масла. Заметив ее взгляд, он одарил ее беззубой улыбкой.

— Полезно для кожи! — заявил он и принялся обеими руками наносить жижу на впалую грудь, из которой торчали ребра, словно каркас выброшенной на берег лодки.

Над ним на сотнях тоненьких веревочек вялились маленькие рыбки длиной в палец, которые теперь полностью покрылись красной пылью. Их иссушенные тела плясали, как листья на ветру.

— Сюда! — крикнул Нодон, торговавшийся на причале с костлявым сыном человеческим. Наконец он вложил мужчине в руку весь свой кошель и махнул им рукой, подзывая к примитивной лодке. Она была изготовлена из толстых, связанных между собой веревками, пучков тростника. На носу и на корме вязанки торчали вверх и были окрашены красной краской. Эльфам пришлось сесть на лодку верхом, словно на ствол дерева. Ноги свисали в воду.

Нодон протянул всем весла и оттолкнул лодку от причала. Вода вокруг играла всеми цветами радуги — из-за пальмового масла, которое плыло по ней, словно пестрый коврик.

— Скорее! — крикнул Нодон, опуская весло в воду. — Ск…

Над водой разнесся низкий, глухой звук. Нандалее оглянулась через плечо на город. Над складами в небо взметнулась стена пламени. Из руин валил густой черный дым, ветер гнал его вниз, к расположенным ниже террасам, где он черным покрывалом устилал бедняцкие кварталы. В дыму Нандалее увидела, как пламя лижет потоки пальмового масла.

Эльфийка поглядела на воду. Лодку окружали яркие потоки масла.

— Вверх по течению! — крикнула она. — Нужно убраться подальше от масла!

Жар огня теплым дыханием лежал над водами Великой реки. Они молча гребли, сражаясь за собственную жизнь. Опускали в воду широкие лопасти весел, вкладывали всю свою силу и быстро нашли подходящий ритм. Тростниковая лодка была легкой. Она высоко сидела в воде и скользила по грязной воде, как на крыльях. Другие корабли на реке ложились в дрейф. Дым застилал небо. Словно стайки светлячков, летали над водой искры. Во рту у Нандалее прочно поселился неприятный маслянистый привкус.

Теперь их лодку окружали лишь отдельные пятна масла. Они добрались до безопасных вод и стали грести медленнее. Нандалее отважилась оглянуться назад. Теперь на воде плясало пламя, словно огромная огненная змея ползла вниз по течению реки. Два корабля с горящими парусами пытались выйти из одного из грузовых портов. Отовсюду к городу спешили маленькие рыбацкие лодки. На лицах людей, отчаянно старавшихся грести против течения, отражались ужас, отчаяние и решимость разыскать в этом аду своих друзей и родных, несмотря ни на что.

Нандалее видела, как окутанные пламенем люди выбегают из густого дыма и падают в воду. Над рекой неслись пронзительные крики, сопровождаемые ревом пламени, пожиравшего бедняцкие кварталы.

Там, где вид на склон не загораживали черные полосы дыма, был виден полный масштаб разрушения — в руинах лежали сотни домов. По террасам к великой реке тянулись широкие просеки осыпей. Не устояла почти ни одна из высоких причальных башен. Повсюду полыхали пожары. Из сломанных акведуков на город проливались потоки воды. И в то же время, были и целые кварталы, которые практически не пострадали. Вероятнее всего, там, где дома были не настолько высокими.

Гонвалон положил руку ей на плечо. От его прикосновения Нандалее стало приятнее. И она была рада, что он ничего не сказал. Ни одно слово не могло притупить испытываемую ей боль. Это ее рук дело! Нангог встряхнула землю, но именно она, Нандалее из клана Бегущих с ветром, освободила Нангог от пут. Если бы она не вернула скованной богине половину сердца, всего этого не произошло бы.

Проклятый дом

Уже целый час Талавайн сидел под аркой ворот, ведущей к улице, где жили торговцы пряностями. Краем глаза он внимательно поглядывал за происходящим на улице. Стороннему наблюдателю могло показаться, что он просто дремлет, как многие другие в этот жаркий час. По его одежде было отчетливо видно, что он проделал долгий путь. Подол его бесшовной юбки был грязным и потрепанным. Длинная туника утратила свой ярко-красный цвет. На нем была широкополая соломенная шляпа, из-под которой на плечи спадали его выкрашенные в черный цвет волосы. Он неуверенно ощупал щеки, проверяя свою фальшивую бороду из козьей шерсти, которую сплел сам. Мужчина без бороды и с золотыми волосами сильно бросался в глаза. С тех пор, как он покинул равнину Куш, он не произнес ни единого заклинания. Слишком большой казалась ему опасность, что Ишта обратит на него внимание. Длинный путь в Угару он прошел пешком. Милю за милей, пока почти не перестал чувствовать ноги. Прошел через всю Лувию. Через горы и пустыни. Поначалу он выдавал себя за воина, возвращающегося домой, но в этой роли ему задавали слишком много вопросов о битве на равнине Куш. Потом он превратился в нищего. Но в этой маске он тоже привлекал к себе слишком много внимания. Никакой нищий не ходит широким шагом, не способен идти часами. Наконец ему пришло в голову переодеться в торговца пряностями. Он приобрел несколько фунтов шафрана, что отлично подходило для цели его путешествия. Он направлялся к Ниллану. Тот был одним из двух шпионов Голубого чертога, которых он знал в Лувии. К Ровайну, резчику по кости, он идти не осмеливался. Тот жил в Изатами, древнем храмовом городе, где раз в год праздновали Небесную свадьбу.

Талавайн познакомился с обоими эльфами в библиотеке Голубого чертога. Он наткнулся на них потому, что они читали тексты об Иште. Отчеты прежних шпионов и саги в пересказе детей человеческих. Как и оба остальных, он тоже пытался лучше изучить характер капризной богини и понять, что именно произошло, когда Ишта обнаружила, что Пурпурный и ее сестра Анату полюбили друг друга. Ночи напролет беседовали они втроем о том, что могло произойти. Неужели Ишта в одиночку одолела небесного змея? И почему Анату не бросилась на помощь своему возлюбленному? Ведь вдвоем они должны были быть сильнее Ишты. Что сделали девантары с Анату? Где кости Пурпурного? Может быть, он еще жив и является пленником Желтой башни? Или верна история, которую рассказывают дети человеческие, и девантары сотворили из черепа Пурпурного темницу для своей сестры Анату?

Они встречались в Голубом чертоге еще трижды, вели дискуссии. Ровайн был полностью одержим идеей найти загадочную гору Лума, где, по слухам, Анату построила дворец из лунного света. Талавайн и Ниллан всегда считали это сказкой, но Ровайн настаивал на том, что в каждой сказке есть зерно истины.

За пределами Голубого чертога они не встречались. То, что Талавайн знал, в каких городах живут оба эльфа и какими профессиями они занимаются под маской людей, уже само по себе было грубым нарушением правил Голубого чертога. Чтобы обеспечить безопасность шпионов, они не должны были общаться друг с другом. Таким образом, если девантары возьмут кого-то в плен и будут пытать, никто не сможет выдать других драконников.

То, что он собирался сейчас навестить Ниллана в его магазинчике, было еще более грубым нарушением правил безопасности, чем знать друг друга, быть в курсе, где они живут, но Талавайну нужна была помощь, которую он мог получить только от друга. Он не сумел ничего узнать о том монастыре, в который отвозили принцесс после Небесной свадьбы с бессмертным. Истории об этом месте пересказывал каждый лувиец, но никто не знал, где оно находится. И если кто-то утверждал, что это ему известно, мнимое знание оборачивалось наглой ложью. Всякий раз выяснялось, будто бы монастырь кроется в ближайших горах или холмах.

Талавайн взял посох, стоявший прислоненным к стене неподалеку, и поднялся. Он просидел под аркой ворот достаточно долго. Был уверен, что за ним никто не наблюдает. Эльф медленно побрел мимо открытых лавок, в витринах которых были выставлены сушеные цветы, молотые пряности сочных землистых цветов, странные корешки и смолы. Талавайн наслаждался головокружительными ароматами, которые с каждым шагом изменяли оттенки, пленники пестрых тентов, висевших низко над узкой улочкой, охраняя ее от ветра и дождя. Стены домов были белыми, двери — разукрашены яркими красками. Это место взывало ко всем чувствам. Ниллану наверняка нравилось жить здесь.

Угара была умно выбранным местом для того, чтобы собирать информацию. Здесь пересекалось множество торговых путей. Из порта отправлялась часть лувийского Оловянного флота, держа курс к островам в Морском легком далеко на западе. Возвращаясь, корабли привозили янтарь, мед, дорогие меха и в первую очередь олово, без которого невозможно было отлить бронзу. С востока и юга в Угару приходили караваны пряностей, а ишкуцайя на северо-востоке привозили шелка. Если Ниллан поддерживал хорошие связи с проводниками караванов и моряками, то наверняка слыхал истории со всего мира.

Талавайн вспоминал о дворце бессмертного Аарона. Ему не хватало обязанностей гофмейстера, ощущения того, что ничто в империи не происходит без его ведома. Он многие годы правил Арамом почти в одиночку, пока Аарон предавался своим извращенным развлечениям. А теперь, когда бессмертного как подменили, и в империи столь многое пошло по-новому, ему пришлось бежать! А сколько всего он мог сделать для детей человеческих? Арам мог стать страной, где правит справедливость. Этого хотел новый Аарон. Интересно, как продвигается земельная реформа?

Талавайн печально глядел на уличную пыль. Это уже не его заботы. Не стоит тратить время на подобные размышления. Он заставил себя идти прямо, гордо подняв голову. Арам уже позади. Все, что он может сделать для Аарона, это найти Шайю. Поэтому он и прибыл сюда.

Он прошел всю улицу до конца, заглянул во все открытые магазины, не обнаружив Ниллана. Удивленно повернул назад. На этот раз он ненадолго останавливался у каждого прилавка. Фронтоны домов открывались на улицу, поэтому они напоминали прилавки, только задняя стена у них была каменной, а на втором этаже уже находились квартиры владельцев. Почти в самом центре улицы стоял большой дом, фронтон которого был забит досками. Талавайн заглянул внутрь сквозь щели. В темноте видно было не много.

— Ищешь Лиллуму, чужеземец? — раздался за его спиной суровый женский голос.

Эльф обернулся. Лиллума — это было человеческое имя, которое взял себе Ниллан. Мысли Талавайна спутались. Что произошло? Неужели Ниллан закрыл магазин? Или открылось, что он дитя демонов? Если это так, то на улице нельзя верить никому. Все они будут следить за тем, кто приходит в гости к Лиллуме.

С другой стороны улицы перегнулась через стоявшие в магазине мешки с кориандром женщина с костлявым лицом. Длинные волосы были заплетены в две косы. На ней была широкая туника, висевшая на ее худощавом теле.

— Кто такой Лиллума? — невинным тоном поинтересовался Талавайн.

— Несчастный парень, который последним владел этим магазином. Чего глядишь в щели между досками? Там смотреть не на что.

— Магазин продается?

Она подняла брови и окинула его недоверчивым взглядом. Он не был похож на человека, который может позволить себе купить магазин на базаре.

— Я не советовала бы тебе открывать там дело, — она склонила голову набок и сплюнула через левое плечо. — Проклят он, дом этот. До сих пор никому еще из тех, кто в нем селился, счастья не принес.

Талавайн еще раз поглядел на дом с заколоченными окнами. Затем приветливо кивнул торговке.

— Спасибо за предупреждение, — и с этими словами пошел дальше. Может быть, дочь человеческая хотела помешать тому, чтобы в переулке поселился еще один торговец пряностями, и затруднит торговлю. Если она говорит правду, то в других местах он узнает о доме еще больше.

Он ушел с базара торговцев пряностями и принялся бесцельно бродить по улицам города, пока не наткнулся на трактир, по человеческим меркам выглядевший довольно чисто. Он выбрал место спиной к стене, откуда открывался хороший вид на город, а сам он оставался в тени тента. Не считая одного моряка, уснувшего положив голову на руки, в трактире, состоявшем из двух узких столиков и маленькой жаровни, больше не было ни души.

— Хлеба, сыра и твоего самого лучшего вина, — с улыбкой потребовал Талавайн, кладя на стол три медных монеты, демонстрируя, что способен заплатить.

Хозяин мельком посмотрел на него, взял две медные монеты, поставил перед ним на стол кувшин и красивый, покрытый красной глазурью бокал. Затем отошел ненадолго, чтобы принести хлеб и сыр.

— Недавно здесь? — вернувшись, спросил он, впрочем, без особого интереса.

— Меня брат послал. Говорили, будто на рынке пряностей освободилась лавка, — Талавайн отломил кусок хлеба и принялся есть. — Нужно выяснить, почему дом пустует и хорошая ли у него слава.

— Хорошая слава? — Трактирщик фыркнул так, что его двойной подбородок заколыхался. — Все в квартале знают этот дом. Его предыдущий владелец продал его очень дешево, потому что в нем водились привидения.

Талавайн судорожно сглотнул.

— Привидения?

— Живые тени, — загадочно пробормотал трактирщик и осенил себя знаком защитного рога. — Владелец практически обезумел от страха и был рад и счастлив, что нашелся чужак, который захотел купить у него дом.

Талавайн вполне представлял себе, что сделал Ниллан, чтобы купить дом по дешевке. Впрочем, он удивился, что эльф настолько осмелел, что воспользовался своим чародейским даром.

— Этот Лиллума был странным парнем. Купил дом, который не хотел покупать никто во всей округе. У него золота было — как у нас грязи под ногами. Все, к чему он ни притрагивался, делало его богаче. Вскоре он стал для торговцев-старожилов бельмом в глазу, — трактирщик хрюкнул, принес себе еще один бокал, сел за столик и, не спрашивая разрешения, налил себе вина из кувшина Талавайна. — Лиллума как никто умел наслаждаться жизнью. Ночами с какими-то капитанами или пришлыми торговцами ходил по кабакам, но к рассвету всегда возвращался в свой магазин и становился за свои мешки с пряностями. У него всегда был самый лучший товар, — трактирщик хлопнул себя ладонью по щеке. — Посмотри на меня. Я тоже каждую ночь не закрываю допоздна. Эти чертовы гребцы с галер. Когда они сходят на берег, то пьют, как в бездонную бочку льют. Когда-то я был красивым стройным парнем, — он снова хлопнул себя по обвисшим щекам. — От того ничего не осталось. Под глазами круги, как у старой шлюхи, щеки как у свиньи и пузо, как таран. А этот Лиллума, клянусь тебе, за все эти годы не постарел ни на день. У меня за это время выпали все волосы, а у торговца пряностями не было ни единого седого волоска. Выглядел все так же, как нежный мальчик.

Талавайн вздохнул про себя. Если верно то, что рассказывает трактирщик, то Ниллан не упустил ни одной ошибки, от которых их предостерегали во время обучения в Голубом чертоге. Как он мог быть настолько чертовски легкомысленным! Им постоянно внушали, что нужно быть незаметным и создавать впечатление, что они тоже стареют.

Трактирщик налил себе второй бокал, тем самым осушив кувшин.

— Знаешь, — прошептал он, настолько сильно перегибаясь через стол, что Талавайн почувствовал его дыхание на своем лице. — Некоторые поговаривают, что Лиллума заключил пакт с этими живыми тенями, которые прогнали предыдущего владельца дома. Продал им душу, — трактирщик снова осенил себя знаком отвращающего рога. — И за это получил успех и вечную молодость. Пока не настала ночь, когда ему пришлось заплатить свою цену. Говорят, его крики слышала вся улица торговцев пряностями. И будто бы звучали они очень странно. Больше похоже на свиной визг, чем на крики живого человека. Когда люди осмелились сунуться в дом — а тогда уже миновал полдень — они нашли его висящим вниз головой под потолочной балкой. Его выпотрошили, как мясник скотину. Пальцы на руках, ногах, нос, уши… Ему отрезали все, что можно — кто бы там ни приходил к нему среди ночи. Стены были сверху донизу забрызганы кровью. Его пряности, мебель и одежду — торговцы с базара сожгли все далеко за пределами города. Вместе с его бренными останками. А пепел развеяли над морем. Если тебе дорог брат, не позволяй ему покупать этот дом. Нехорошее место…

Слушая описание тела, Талавайн думал о Кацуми. Он вполне представлял себе, кто явился к Ниллану.

— Когда это произошло?

— Да всего пару недель назад, — трактирщик поднялся, чтобы уделить время новому клиенту.

— Случайно не в то время, когда произошла битва на равнине Куш?

— Вполне может быть. А может быть, чуть раньше.

Глубоко задумавшись, Талавайн отрезал себе сыру. Он был кислым и старым, но эльф почти не чувствовал вкуса. Пришла ли к Ниллану Ишта, или же это его соседи решили устранить излишне удачливого купца? Не умер ли Ниллан как раз в ту ночь, когда Ишта приходила к Кацуми? Скольких же шпионов Голубого чертога обнаружили девантары?

Он отодвинул хлеб и сыр в сторону. Аппетит куда-то пропал. Разумнее всего было бы просто вернуться в Голубой чертог, вместо того чтобы без поручения отправляться вершить справедливость ради бессмертного Аарона. Но может ли он просто забыть о Шайе и предоставить ее своей судьбе? Спасти ее означало бы искупить убийство Айи, которую он когда-то столкнул в яму со львами во дворце Акшу. Айя… Шайя… Странными путями ходит судьба. Как же похожи их имена. Обе они любили Аарона. Он должен спасти для него хотя бы Шайю.

Он знал, что если не идти в Альвенмарк, то из тех, кто мог бы помочь ему, остается только Ровайн. И вот обязательно ему было селиться прямо в Изатами. Древний город храмов, пожалуй, был самым опасным местом в Лувии — наряду с дворцом бессмертного. В городе священнослужителям регулярно являлась Ишта. И именно им Ровайн поставлял свои чудесные картинки на костях.

Талавайн помахал на прощание болтливому трактирщику, который целиком и полностью погрузился в разговор с новым клиентом. Путь до Изатами предстоял долгий. И ему снова придется идти по дорогам. На то, чтобы пользоваться тропами альвов, ему не хватало мужества.

Вспомнилась последняя встреча с Ровайном. Они столкнулись в зале для фехтования в Голубом чертоге. Там были дюжины других эльфов. Все — лазутчики, призвание которых стало для них жизнью. Не то место, где они оба могли признать, что втайне сдружились. Ровайн улыбнулся ему, словно только что выиграл большой фехтовальный турнир.

— Море прячет все тайны, — прошептал он ему на ухо. Талавайн не понял, что он имел в виду. Изатами находился на расстоянии более тысячи миль от моря.

Кто, если не он

Артакс стоял на террасе дворца наместника. Под ним простирался разрушенный город. От того, что он видел, сердце обливалось кровью. Его собственный дворец сильно пострадал от землетрясения. Тронный зал рухнул, равно как и жилые комнаты и конюшни. Впрочем, судя по всему, никто не погиб. Поэтому всех слуг и воинов, которые пережили нападение на храмовые сады Цапоте целыми и невредимыми, он отправил помогать на улицах. Руководил ими Ашот. Артакс был уверен, что под присмотром этого хладнокровного человека все пройдет как должно.

На просторном дворе дворца, под террасой и в неповрежденных строениях подготовили временное жилье. Всем придется потесниться. Он приказал отдать все, что есть здесь, и еще доставить припасы из Арама. Конечно, он хотел быть внизу, в городе. Ему было неприятно стоять и ничего не делать, только размышлять. Но глядя на разрушенный город, он видел будущее. Это только начало. Пережить настоящую катастрофу им еще предстоит. И по сравнению с тем, что последует, разрушение Золотого города — лишь мелочь.

Постукивание дерева по камню оторвало Артакса от мрачных размышлений. На террасу вышел Володи в сопровождении своей жрицы из Цапоте. Наемник тяжело опирался на костыль и был очень бледен. Но он широко улыбался, как поступал всегда, какое бы несчастье ни обрушилось на его голову. За ними обоими следовал Матаан. Ему тоже для ходьбы требовалась палка. Ему никогда больше не быть воином. Такова оказалась цена, которую ему пришлось заплатить за то, чтобы спасти жизнь своему правителю в Каменном гнезде. С тех пор Матаан взял на себя обязанности гофмейстера Датамеса. Он ругался на гору глиняных дощечек, становившуюся выше и выше с каждым днем, на мелочных писарей и придворных, превращавших самые простые вещи в непонятные государственные акты. Он нашел новое поле сражения, и, несмотря на то что там ему не блистать никогда, как блистал Датамес, он занимался этим делом с полной отдачей, и то, что делал, делал хорошо и с педантичной точностью.

Артакс долго смотрел на Володи. Ему будет не хватать длинноволосого друснийца.

— Ты больше не можешь оставаться у меня при дворе, — без экивоков начал он.

Улыбка замерла на губах Володи.

— Что я плохо сделать?

— Здесь ты в опасности, друг мой, — с горечью произнес Артакс. — На горизонте сгущаются тучи. У моего нападения на Цапоте будут последствия, и я не хочу, чтобы ты попался на глаза тем, кто захочет получить мою голову.

— Я есть капитан лейб-гвардия. Есть мой цель — стоять между тобой и люди, которые хотеть получит твоя голова.

Артакс невольно рассмеялся.

— Ты ранен. Тебе довелось немало пережить… — Он поглядел на священнослужительницу. Бессмертный не мог понять, что свело вместе этих двоих, но, несмотря на то что Кветцалли стояла над Володи с жертвенным ножом в руке, похоже, она его любит. — И мне кажется, есть кто-то еще, кого ты должен защищать. Боюсь, цапотцы углядят в ней предательницу. Ей тоже здесь оставаться небезопасно.

— Я мочь защищать двоих, — уперся Володи. — У меня есть широкая грудь и крепкая рука. Мочь хорошо защищать.

— Я знаю. Однако же может настать миг, когда в твоих силах будет помочь только одному из нас. Я не хочу, чтобы тебе довелось делать такой выбор. Уходи как можно дальше от моего королевства. Настанут лучшие времена — я пошлю за тобой. Ты ведь знаешь, для тебя всегда будет место рядом со мной.

Володи недоуменно покачал головой.

— Если капитан лейб-гвардия не есть рядом с король в тяжелый час, то когда же?

— Если нельзя выиграть бой, Володи, то нужно отойти и дождаться лучшего дня, чтобы сразиться за свое дело. Давай разойдемся по-хорошему. Я не стану спорить с тобой по поводу этого приказа. Так нужно.

Друсниец повесил голову на грудь. В этот миг Артакс ненавидел себя, но в глубине души знал, что отослать его было правильным решением.

— Матаан, ты не проводишь Володи к Золотым вратам? Мне хотелось бы, чтобы он покинул город сей же час. Он и его спутница могут идти, куда им вздумается.

— Как прикажешь, бессмертный Аарон, — коротко ответил рыбацкий князь. Он не был другом друснийца, но было очевидно, что он не согласен с тем, каким образом удаляют капитана от дворца. Но Матаан тоже понимал, что так нужно. Скоро начнут искать виновных в катастрофе, которая обрушилась на Золотой город, и тогда лучше Володи не попадаться на глаза самопровозглашенных праведников.

Артакс остался на террасе один. Стоял, устремив взгляд вдаль. Над поместьями и маленькими деревеньками у Великой реки тоже стояли столбы дыма. Интересно, насколько далеко чувствовалось землетрясение? Было ли это нечто большее, чем просто землетрясение? Дайе нужен Нангог. Им нужно зерно этого мира. Если караваны с продуктами питания перестанут приходить на Дайю, начнется голод. Датамес хорошо подготовил Арам к тяжелым временам. В каждом городе, даже в каждой деревне были заложены хранилища припасов. Такого голода, какой был знаком Артаксу по детству, не было уже на протяжении многих лет. Он помнил детей, которые не переживали зиму в Бельбеке. И стариков со впалыми животами, которые слишком давно не видели еды. Если караваны перестанут ходить через Золотые врата, то все, что произошло сегодня, будет лишь прелюдией к еще большей катастрофе. На каждого погибшего в городе придется сотня в семи королевствах.

В бессильной ярости Артакс сжал кулаки. Его народ ждет от него защиты и мудрого правления. Не должно быть больше таких войн, как против Муватты. Да и жестокие обычаи цапотцев нужно запретить. Неужели же нет разума в этом мире?

Почти до самого заката ждал он гостя. Львиноголовый просто появился на террасе. Артакс не видел, как он вошел. Он возник рядом с ним словно из ниоткуда.

— Жаль, что ты не приходишь ко мне, когда я молю тебя о помощи, — вместо приветствия произнес Артакс. Он не мог вести себя иначе, девантар разочаровал его.

— И поэтому тебе пришло в голову провернуть подобное? — ответил Львиноголовый настолько резко, что у Артакса волосы на затылке встали дыбом, а по спине пробежала струйка холодного пота.

— Не понимаю, о чем ты, великий.

Девантар обвел жестом город.

— Весьма впечатляющий способ позвать нас.

— Это не моих рук дело.

— Нет? А многие мои братья и сестры считают иначе, и мне стоило некоторых усилий удержать Великого Ягуара от того, чтобы прийти сюда и оторвать тебе голову.

— Добро пожаловать к живым мертвецам, — прошептал голос у него в голове.

— Я не знаю…

— Не верю, — прорычал Львиноголовый. — Все эти годы я защищал тебя. Видел в тебе нечто особенное, а тут ты устраиваешь такое! Штурмуешь храмовые сады Цапоте, чтобы вернуть с алтаря какого-то наемника. Что дальше? Зарежешь бессмертного Лабарну и освободишь Шайю?

— Я не нарушаю божественных законов, — натянуто произнес Артакс. — Я презираю то, что было сделано с принцессой. Но я не буду освобождать ее.

Раскосые золотые львиные глаза пристально смотрели на него.

— Я тебя не понимаю, Артакс, — уже спокойнее произнес он. — Ты накликаешь на себя божественный гнев, чтобы спасти наемника, но женщину, которую ты любишь, готов бросить на произвол судьбы?

— Ее отдал замуж за Муватту собственный отец. Был заключен брачный договор. Сва… — Голос бессмертного прервался. — То, что произошло в Изатами, было частью древнего ритуала. Равно как и судьба, которая ожидает ее. А Володи похитили. Его шантажировали, чтобы заставить пройти под Белыми вратами.

Львиноголовый долго смотрел на него.

— И это все? Или, может быть, ты полез туда потому, что не можешь спасти Шайю? Прожил то, чего лишен со своей возлюбленной?

— Нет! — решительно произнес он, но почувствовал неуверенность, ведь Львиноголовый мог заглянуть на самое дно его души, которое оставалось сокрыто от него самого.

— Как бы там ни было, бессмертный Аарон, очень скоро твое желание исполнится, и я отнесу тебя на Желтую башню. Там соберутся все девантары. Но они придут не для того, чтобы выслушать твои мечты о лучшем мире. Ты предстанешь перед трибуналом.

Старые друзья

Амаласвинта вылезла из люка угря и сделала глубокий вдох. После спертого воздуха в угре даже прохладный влажный воздух моря Черных улиток был бальзамом для легких.

— Нет, я, конечно, люблю заглядывать под юбки, женщина, но может быть, ты все же вылезешь? Мне тоже хочется размять ноги, — раздался снизу голос одного из этих неотесанных чурбанов, с которыми она уже не первую неделю сидела у коленвала, с помощью которого приводилась в движение маленькая подводная лодка.

Мгновение карлица колебалась, не поскользнуться ли ей «невзначай» на железной лестнице и не ударить ли этого типа каблуком в нос. Но потом предпочла вылезти из этой проклятой лодки как можно скорее. Путешествие с самого первого дня было унизительным. В крохотном угре не было никакого личного пространства. Когда ей нужно было облегчиться, то это происходило у всех на глазах. Несмотря на то что Эйкин, Старец в Глубине Железных чертогов, изгнал ее в подводную башню совершенно неожиданно, здесь может быть только лучше.

Башня Гламира, место, куда они прибыли, было засекречено. Ребята на борту угря практически ничего не знали об этом месте, где она и трое ее спутников должны быть в безопасности. Здесь добывали черный краситель, но, похоже, этот промысел был лишь прикрытием. Мореходы каждый день рассказывали разные истории о башне. Мол, Гламир ищет там сокровище, или делает доспехи из драконьей чешуи, которая делает неуязвимой, или ищет эликсир, который дарует бессмертие Эйкину.

«Все это чушь», — думала Амаласвинта.

Даже Галар, Хорнбори и Нир, которые уже один раз побывали здесь, не знали, что происходит в башне. Или же просто не хотели говорить ей, чего от этой троицы стоило ожидать.

Она прошла последний отрезок по качающемуся корпусу угря и спрыгнула на выложенный камнями причал, к железным кольцам которого была пришвартована лодка. До покрытой зеленой патиной двери оставалось лишь несколько шагов. Амаласвинту слегка качало. Отвыкла от твердой земли под ногами.

Два факела справа и слева от башни были единственными источниками света на много миль вокруг. Она заметила нескольких арбалетчиков, которые с заряженным оружием нервно вглядывались в темную воду. Кто, ради всего на свете, может атаковать их здесь? Башня Гламира находится на скалистом острове, затерянном где-то в море Черных улиток, глубоко под землей.

Амаласвинта поглядела на покрытую темными водорослями стену. Башня — сильно преувеличенное название для этого приземистого строения, возвышавшегося на рифе и через пару шагов сливавшегося со сводом пещеры. Карлица улыбнулась. Умеет же ее народ подбирать для маленьких вещей большие названия.

Она решительно вошла в дверь и удивленно остановилась. Она оказалась в шахте колодца! Чуть ниже ее в свете факелов поблескивала черная вода. Вдоль внутренней стены шахты узкая лестница вела наверх. Кольца сушеных водорослей отмечали уровень воды в прошлом. Завершал видимое пространство изогнутый купол. На нем тоже виднелись остатки водорослей.

Амаласвинта с ужасом осознала, что внутренняя часть башни регулярно полностью уходит под воду. И тогда отсюда не выйти! Она поспешно преодолела последние ступеньки до люка в конце лестницы и с неприятным чувством вошла под тяжелый медный купол, который можно было опустить над проходом, чтобы потом закрыть на несколько засовов. С потолка над проходом свисали смазанные цепи.

— Кто, черт побери, впустил сюда эту каргу? — проревел низкий голос.

Между грудами корзин, сетей и бочонков ее ждал самый отвратительный карлик, которого когда-либо видела Амаласвинта: седобородый старик, тяжело опиравшийся на костыль. У него не было правой руки и правой ноги. Даже правого глаза не было. По крайней мере, его закрывала повязка, на которой был вышит золотыми нитками сияющий глаз. Правая половина лица была изуродована шрамами.

— Тот, кому пришла в голову идея прислать нам бабу, наверное, лишился остатков мозгов! Проклятье, хватайте эту гору юбок и засуньте ее обратно в угорь, из которого она вылезла, — с этими словами он ткнул в нее своим обрубком длиной всего в несколько дюймов. — Давайте, убирайте ее с глаз моих долой.

— Я с удовольствием передам Эйкину, Старцу в Глубине Железных чертогов, твое послание насчет того, что он лишился остатков мозгов! Мне действительно любопытно, как он это воспримет, Гламир. А моих товарищей, Грайдмара, Фундина и Онара, и их ребенка, мне тоже забрать обратно? Они здесь так же по приказу Эйкина, как и я. Однако я поражена, что слово Старца в Глубине в этой башне ничего не значит.

Гламир нахмурил брови.

— Думаешь, можешь шантажировать меня, дамочка? Ты хоть представляешь себе, куда попала? У меня здесь, в башне, почти пятьдесят мужчин. Большинство не видели бабу больше года. Воспользуйся своим мозгом для того, чтобы подумать, и тебе станет ясно, что ты совершенно не хочешь здесь находиться, — он бросил яростный взгляд на лестницу, на которой как раз появились ее товарищи по изгнанию. — Словоохотливый пердун, нянька и склочник. Клянусь альвами! Что я сделал такого, что они снова оказались на моей шее?

— Эйкин хочет, чтобы мы помогли тебе в работе, — дерзко заявил кузнец Галар. — Судя по всему, вы все-таки занимаетесь чем-то большим, чем ловом улиток.

Гламир побагровел. На виске у него вздулась толстая голубая жилка.

— Ты… — Он поднял изувеченную руку. — Ты…

Фрар, маленький мучитель, которого Нир целыми днями держал на руках, заныл. Он невероятно часто хотел есть, и кормить его было постоянной проблемой. Молока никогда не было, приходилось постоянно импровизировать, и мальчик никогда по-настоящему не наедался.

Галар снова бросил на Амаласвинту один из своих мрачных взглядов. Она не виновата, что не нянька! Каждый раз, когда она видела на руках у Нира это жалкое существо, карлица понимала, что не захочет иметь детей никогда.

— Разве у вас нет козы, которая давала бы молоко? — возмущенно спросил стрелок.

— В моей башне по-прежнему нет лугов, нянька! — раздраженно зашипел на него Гламир.

— Прошу вас, прошу вас, друзья мои, — вмешался Хорнбори. — Мы все оказались в одной лодке. Давайте попытаемся найти способ выносить друг друга. Мы здесь не для того, чтобы проверять на прочность твое терпение, Гламир. Не хочу тебя обидеть, но мне кажется, что могу с уверенностью утверждать, что мы гораздо меньше рады решению Эйкина, чем ты, потому что мы…

— Заткнись уже, пердун словоохотливый! — прикрикнул на него Гламир, затем махнул рукой одному из своих работников. — Отведи этих оборванцев в туже самую кам… э, комнату, в которой они жили в прошлый раз.

— Я протестую против такого…

— Мятежников я сбрасываю со скалы, — прошипел Гламир, обращаясь к Хорнбори. — Так что думай, что говоришь, или в скором времени будешь спорить с морскими змеями в воде.

«Все лучше, чем еще одна ночь в угре», — подумала Амаласвинта, но ее радость длилась ровно до тех пор, пока она не увидела комнату, в которой им предстояло жить. Это была влажная пещера, выбитая в скале, без нормальных кроватей и с вонючим ведром в углу, чтобы справлять нужду. Дверь за ними закрылась, заскрежетал засов. Они были пленниками Гламира.

— Он уморит нас голодом, — проворчал Нир, сунувший Фрару в рот большой палец, что, судя по всему, успокоило мальчика.

— Нет, он не станет так рисковать, — слабо возразил Хорнбори.

— С него станется! — решительно заявил Галар, и карлики погрузились в удрученное молчание. Всего несколько лун тому назад эти трое были героями, которые завалили огромного белого дракона. Однако из-за мести небесных змеев они стали ответственными за гибель Глубокого города. Потому что драконы не удовлетворились тем, чтобы искать убийц. Они убили сразу всех, причем — какая ирония — именно те три карлика, которые действительно пролили драконью кровь, пережили резню.

Эйкин, Старец в Глубине Железных чертогов, восхищался Галаром, Хорнбори и Ниром за то, что они сделали. Но он никоим образом не хотел иметь их в своем городе и таким образом, возможно, навлечь на себя гнев небесных змеев. Поэтому их изгнали сюда, в башню Гламира. Здесь их ни один дракон не найдет.

— Думаю, вам стоит сказать Гламиру, кто вы на самом деле. Возможно, он тоже ваш почитатель, — вдруг сказала Амаласвинта.

— Задница он, вот и все, — злобно проворчал Галар.

— Не, только ползадницы, — заявил Нир. — Больше у него не осталось.

— Мне кажется, Амаласвинта права. Нужно дипломатично все…

— Заткнись, пердун словоохотливый, — прикрикнул на Хорнбори Галар. — Тебя он хотя бы с первого взгляда раскусил.

Амаласвинта улеглась на грязное ложе. Несмотря на то что мешок, на котором она лежала, был наполнен вонючей соломой, все же это было лучше, чем то, что было в угре на протяжении последних недель. Она радовалась тому, что эта безумная поездка по подземным рекам и морям наконец-то закончилась. Они прибыли в башню Гламира с небольшим конвоем. В первую очередь, грузовые лодки должны были обеспечить его всем, что ему нужно для того, чтобы пережить осень — то время, когда вода поднимается настолько высоко, что башня полностью погружается в море Черных улиток и к ней не может причалить ни один угорь.

Амаласвинта отвлеклась от спора своих товарищей по несчастью, закрыла глаза и стала наслаждаться тем, что можно наконец-то вытянуть усталые ноги. «С Гламиром я справлюсь», — с самоуверенной улыбкой подумала она. Она уже знала, что будет делать. Самое большее два дня — и этот негодяй будет есть из ее рук как послушный ягненок.

Глядеть в камень

Когда Амаласвинта очнулась от глубокого сна без сновидений, в первый миг она не могла понять, где находится. Вокруг ужасно воняло, было влажно и темно — как на протяжении последних недель. Но не хватало противного звука вращающегося коленвала, равно как и легкого покачивания угря.

— Что это у Фрара такое?

Это сказал Хорнбори. Амаласвинта предпочла не открывать глаз, чтобы не быть вынужденной разговаривать с тремя нежеланными соседями.

— Это молоток, — сонно ответил Нир.

— Молоток? Откуда у ребенка молоток? Как можно давать ребенку молоток? Еще ударит себя по голове и…

— Это всего лишь маленький молоточек, — раздраженно пробормотал Нир. — И должна же у него быть хоть какая-то игрушка.

— Молоток, — недоуменно произнес Хорнбори. — Это же…

— Откуда взялся молоток? — вмешался уже и Галар.

— Я его взял с собой. То есть когда стало ясно, что нам придется отправляться в эту мокрую камеру, я подумал, что наш полухозяин заслужил, чтобы я слегка обокрал его.

— А полезного ты ничего не украл? — спросил Галар.

— Фрар любит свой молоток, — обиженно заявил Нир. — Вы же помните, как сильно он любит звук ударов молота. Для него это как колыбельная. Когда он вырастет, то наверняка станет кузнецом. А когда он облизывает его рукоятку, то успокаивается.

— Малыш сосет грязную рукоятку какого-то старого молотка, — возмутился Хорнбори.

— Он же пережил сосание грязного пальца Нира, — возразил Галар. — Немного грязи еще ни одному ребенку не повредило.

Амаласвинта попыталась отрешиться от голосов и разбудить свой особый дар. На пороге между сном и бодрствованием она отпустила свой дух. Она вгляделась в камень, покинула узкую камеру и стала исследовать башню и скалу, в которой она была расположена. Короткий каменный обрубок на утесе подземного моря был лишь крохотной частью комплекса. Гламир и его люди вгрызлись глубоко в скалу под сводом пещеры. Комплекс был странным. Казалось, здесь были разнообразные кузницы и мастерские. Отчетливее всего она видела жилы ушедшей руды. Несмотря на то что волшебное зрение позволяло ей видеть в скале пустоты, что именно делали в пустотах, она не видела. Она не видела ни устройств, ни могла сказать, находится ли там кто-то или что-то. Она видела только металл инструментов и его приблизительную форму.

Особенно странным был довольно широкий туннель длиной почти в целую милю, ведущий в никуда. Амаласвинта не могла объяснить, какой от него может быть прок. Должно быть, стоило немало сил прорубить его в скале, и она сомневалась в том, что несколько человек Гламира могли проделать эту работу. При постройке этот туннель потребовал бы дополнительной рабочей силы. Она устремила взгляд наверх, пронзила все слои камня, пока не добралась до скатанных обломков пород, гумуса и кореньев. Башня была хорошо продумана. Дымоходы кузниц выходили в большую естественную пещеру, так что на поверхности никто не видел дыма из ложной кроличьей норы в лесном грунте. Был здесь тонкий угольный пласт, который уже обнаружили еще при постройке и теперь разрабатывали, чтобы обеспечить кузни и несколько печей отопления. Металла в камне почти не было. Пара вкраплений железной руды — вот и все, что они смогли обнаружить.

Теперь Амаласвинта обратила внимание на формации камня в глубине. Шахта колодца пронзала утес, торчавший над темной пропастью. Она никогда не думала, что море может быть настолько глубоким. Башня Гламира возвышалась над расщелиной, которая, казалось, доходила до самого сердца мира. Впервые карлица ощутила беспокойство. Всю свою жизнь она провела в пещерах. Она привыкла к мысли, что над ней возвышаются горы и скалы, толщиной во много сотен шагов. И она никогда не переживала по этому поводу! Напротив, глубоко под землей она чувствовала себя в безопасности. Но здесь все было иначе. Башня Гламира парила над подземной пропастью. Камни, над которыми она была выстроена, были пористыми. Вода проникла глубоко под утес. Они практически парили в пустоте.

Амаласвинта почувствовала, что сердце ее забилось быстрее, и ее вот-вот должна была захлестнуть паника. Возраст утеса — тысячи лет. Сам он не сломается — но если что-то произойдет, заявил панический голос, то вода проникнет на нижние этажи башни, и они окажутся в клетке, как крысы в ловушке. Она хотела проснуться, прервать транс и просто поглядеть на прочные влажные стены своей темницы, послушать разговоры грех безумных товарищей. Хотела, чтобы ее мир стал таким же маленьким, чтобы ее самой большой заботой была мысль о том, разумно ли позволять ребенку сосать грязную рукоятку молотка.

И тут взгляд ее упал на край пропасти. Там было нечто такое, чего она никогда прежде не видела. Оно было огромным, чужим, не поддавалось никаким разумным объяснениям.

И не могло быть никаких сомнений в том, что именно это и есть причиной того, что Гламир устроил свою башню на этом висящем в пустоте утесе.

Как кузнец с кузнецом

Галар был сам немного поражен тем, что его отвели к Гламиру. Он точно не знал, что нашептала Амаласвинта стражникам, но это оказалось настолько убедительно, что его тут же отвели к уродливому кузнецу.

В комнате Гламира воняло нестираной одеждой и заплесневелыми остатками еды. Она была поразительно маленькой и чуть менее влажной, чем та темница, в которой заперли их. Судя по всему, старый карлик не особенно ценил роскошь.

Гламир сидел в массивном кресле с высокой спинкой и потрепанной кожаной обивкой. На нем были только кожаные штаны. Кровать за его спиной была в беспорядке, волосы растрепаны, словно он только что встал. Галар уже понятия не имел, какое сейчас время суток. Чувство времени совершенно вышло из-под контроля после путешествия в угре и трех дней в темнице.

— Значит, ты знаешь мою тайну, — резко перешел к делу Гламир. — Давай-ка послушаем, — он наклонился вперед и почесал обрубок ноги.

Амаласвинта все точно рассказала Галару. Поначалу он не хотел верить в эту историю с ее даром, пока она не заговорила о маленьком туннеле, который он втайне подсоединил к своему колодцу в Глубоком городе. Об этом не знал никто! Впрочем, он все еще чувствовал неуверенность по поводу истории, которую она ему в итоге рассказала. Это звучало слишком невероятно.

— Я слушаю! — неприветливо проворчал Гламир, не сводя с него взгляда оставшегося глаза.

— Ты здесь из-за металлической стены, — протянул Галар.

Похоже, сказанное им не произвело на Гламира особого впечатления, поэтому Галар быстро продолжил:

— Эта стена огромна. Она уходит в глубину больше чем на милю, а в ширину и того больше. Толщиной она более пяти шагов. Небольшой ее кусок видно в пропасти под шахтой колодца. Ты пытаешься пробурить стену, чтобы выяснить, что находится за ней. Но там ничего. Там нет пещер, нет тайн. Стена сама по себе — это тайна.

— Вот как, — иронично произнес Гламир. — Вот теперь я по-настоящему встревожен. Вам дали на ужин испорченных грибов? Нужно срочно поговорить с поваром. Ему не стоит скармливать вам все кухонные отходы без разбора.

Галар растерялся. Судя по всему, рассказанное им не произвело на Гламира ни малейшего впечатления. Может быть, Амаласвинта действительно рассказала какую-то чушь? Но откуда тогда она узнала о потайном туннеле у шахты колодца?

— А ты не скажешь мне, что такого в странном туннеле, который прямой как стрела и на целую милю уходит в скалу, чтобы ничем не закончиться?

Гламир насмешливо усмехнулся.

— Странные у тебя истории. Это все или ты хочешь развлечь меня еще какими-нибудь сказочками?

Галар пришел в отчаяние. Гламира ничем не проймешь. Теперь ему осталось выложить последнюю карту. Амаласвинта настойчиво советовала ему открыть кузнецу, кто они на самом деле. Если Гламира ничто не зацепит, то, может быть, хоть дракон впечатлит, которого они уложили.

— Мы со спутниками обманули тебя, — в принципе ему не нравилась идея набиваться в друзья к Гламиру. Он никогда в жизни так не поступал. Нужно было послать Хорнбори, но, возможно, его приятеля-лизоблюда к Гламиру даже не пропустили бы. Между ними лежала пропасть.

— Значит, вы лгуны, — голос Гламира стал резче, во взгляде кузнеца появилось какое-то подозрение, когда он добавил: — Вы обманули и Старца в Глубине?

Внезапно Галар почувствовал уверенность в том, что этот тип уже приказал бы утопить их, если бы они не были под защитой князя карликов.

— Он знает; кто мы. Поэтому он и прислал нас сюда. Он не сообщил тебе, какие гости оказались под твоей крышей? — Намеком на то, что его князь сообщил Гламиру не все, Галар гордился. Таких шуток он раньше не отпускал. Это все общение с Хорнбори.

Гламир негромко выругался и снова почесал обрубок ноги.

— Ты знаешь, каково это, когда чешутся пальцы на ноге, хотя у тебя их нет?

— Нет.

— Тогда расскажи мне, кто же ты сегодня.

Галар проглотил раздражение, но почувствовал, что не может удержаться и краснеет от гнева. Лучше бы этому калеке не зарываться!

— Я Галар, кузнец из Глубокого города. Моих товарищей зовут Хорнбори и Нир. Мы убили обоих драконов.

Гламир взял плитку жевательного табака со стола рядом с собой и откусил кусочек. Пожевал немного, а потом наконец кивнул.

— Теперь я понимаю, почему Эйкин не захотел держать вас в Железных чертогах и отослал обратно сюда.

Сплюнул коричневатый кусок и едва не промахнулся мимо горшка, который стоял рядом с ним на полу.

— Ну и каково это — жить с тем, что ты в ответе за гибель целого города, в котором вырос? Со смертью всех тех, кто помог тебе стать тем, кем ты являешься?

Старик словно воткнул ему между глаз раскаленную железную палку, только что из горна.

— Вот дерьмо… — Галар отступил на несколько шагов.

— Совершенно верно, парень. Ты по уши в дерьме. Навеки, куда бы ты ни пошел. Все восхищаются убийцами драконов, но никто не хочет, чтобы вы жили в их городе. Думаешь, это хорошее убежище? Это всего лишь жалкие влажные пещеры. Башня превращает в больного каждого, кто проводит здесь дольше пары недель. Мне повезло, что я оставил в колодце больше половины костей. Так меня меньше мучает ревматизм, — Гламир рассмеялся хриплым, безрадостным смехом, перешедшим в сухой кашель. — Значит, теперь ты у меня на шее, и тебе нравится совать свой нос в мои дела. Болтаешь об огромных металлических стенах и туннелях, которые ведут в никуда. Пытаешься понять, почему я здесь, и не можешь смириться с правдой, что ты просто оказался в грязной мокрой башне в заднице мира, где ловят улиток, чтобы давить их ради небольшого количества краски. Тебе нужно что-то великое и таинственное, верно? Тебе нужно что-то, что оправдает все те смерти. Этого ты здесь не найдешь. И нигде в другом месте! Так что заруби себе это на носу.

Галар никогда не говорил с другими по поводу гибели города. Он сбежал от своей вины, равно как и Нир и Хорнбори.

— Знаешь, кем ты являешься для меня? — безжалостно произнес Гламир. — Ребенком, который пошел поиграть с друзьями на горном пастбище. Нашел несколько камешков, а на опушке наткнулся на овцебыка. Большого быка с рогами размером почти с тебя. Ты представлял себе, как все будут восхищаться тобой, если ты получишь этот трофей. А потом ты пошел на него со своими камешками. Вот только их не хватило на то, чтобы разделаться с овцебыком. Хватило только на то, чтобы разозлить его. А когда он бросился на тебя, забрался на ближайшее дерево. А у остальных не получилось, и ты из своего укрытия наблюдал за тем, как они погибают, — Гламир сплюнул еще сгусток коричневой слюны. И на этот раз не промахнулся.

— Если хочешь послушать совет старика, подумай о погибших. Дальше, чем сюда, тебе не сбежать. А теперь убирайся в свою пещеру. Я с тобой закончил.

Наконечник стрелы

Галар побрел прочь, как побитая собака.

«На этот раз я отшил кузнеца, но это ненадолго», — встревоженно подумал Гламир. Нужно найти другой способ.

Он схватил наконечник стрелы, лежавший между свитками пергамента и запасами жевательного табака на его большом рабочем столе. Он казался неприметным, но был в силах перевернуть мир. Он заплатил за этот наконечник своим телом. И жизнью семерых своих товарищей. На вид он был сделан из обычной стали, но металл был из шахты колодца.

Гламир вспомнил историю об огромной металлической стене, которую рассказал ему Галар. Безумие! Металлическая стена длиной больше чем в милю! Кто же мог такое создать? Альвы? Не в их духе. Должно быть, Галар обезумел, если верит в это. Да, в камнях утеса была пропасть, и в ней, собирая улиток, они наткнулись на металлическую стену. Но это и все. Она была встроена в камень, что, следовало признать, было несколько странно, потому что смысла в этой стене он не видел. Ничто не давало повода предположить, что она какой-то необычайной величины. Нужно было заползти в скальную нишу, чтобы добраться до нее. Оттуда и была сталь наконечника. Но отхватить кусок металла было тяжело. Горстка опилок — вот и все, что приносил каждый заплыв. Металл был почти неуязвим. Они царапали металлическую пластину алмазом, а с помощью магнита собирали крохотные опилки, которые удавалось сошкрябать. К счастью, чужеродный металл плавился не тяжелее обычной стали.

Гламир взвесил наконечник в руке. Столько крови и времени отдали они ради него. А нужно изготовить по меньшей мере две дюжины таких наконечников, прежде чем можно будет подумать о том, чтобы воспользоваться ими. Гламир сплюнул струйку табачной жвачки в горшок рядом с креслом. Ему уже не увидеть, как изменится мир. Но это не играет роли, потому что первый шаг уже сделан.

Это не будет забыто. Терпения карликам не занимать. День, когда они рассчитаются с небесными змеями, настанет!

Гламир уставился на дверь, за которой исчез кузнец. Они не так уж непохожи. Но на одной навозной куче двум червякам не ужиться. Нужно избавиться от него, и он уже даже придумал, каким образом. Любопытство и низкая самооценка станут для Галара роковыми.

«Нельзя больше ждать, нужно избавляться от предводителя драконоборцев», — подумал Галар. Чем раньше этот забияка пропадет, тем лучше.

Не на жизнь, а на смерть

Дыхание Ночи занял свое место в пещере под базальтовым утесом. Широкая ниша в скале на другой стороне зала была пуста. Там обычно сидел Небесный, когда они собирались, чтобы посоветоваться или выслушать отчеты вернувшихся драконников. Уже вторая ниша опустела. Напоминание о том, что и их можно победить.

Он прислушался к шагам на лестнице и открыл свои мысли братьям. Они пришли послушать, что произошло, хоть в принципе все уже знали — пробуждение Нангог не прошло незамеченным во всех мирах. То, что она потянулась к магической сети, прошло волной по творению. Маленькие птички в саду Ядэ на миг перестали петь, когда проснулась Нангог. Наверняка не все существа ощутили, что история трех миров приняла в тот миг новый поворот, но самые чувствительные сознавали, что что-то произошло, хоть суть случившегося и ускользала от их понимания.

Он чувствовал тревогу своих братьев по гнезду. Только Золотому, похоже, не терпелось выслушать отчет драконников. Он знает больше, чем они? Дыхание Ночи снова прислушался к шагам. Их слишком мало! По лестнице спускалось лишь двое эльфов! А вот и они: Ливианна и Бидайн. Где же остальные? Почему здесь нет Нандалее?

Совладать с собственным нетерпением оказалось непросто. Пришлось заставить себя слушать отчет о событиях и задавать вопросы. В центр вышла Ливианна и начала рассказ о миссии в Нангоге. Наставница Белого чертога не жаловалась на Нандалее, но за ее словами отчетливо проступало то, что она считает молодую эльфийку слишком неопытной. Она поведала о безрезультатных поисках в Золотом городе. О том, как каждый пошел своим путем, вместо того, чтобы быть ведомым. Она подчеркнула, что на человека они наткнулись в камне по чистой случайности.

Дыхание Ночи чувствовал неудовольствие своих братьев по гнезду, когда Ливианна заговорила о Манавейне. Все они надеялись, что эта история никогда не всплывет. Они считали Манавейна, как и всех эльфов его миссии, погибшим. Это была бесславная глава в истории драконников. Они послали основателей и первых наставников Белого чертога в Нангог, чтобы выяснить, что происходит в Устье мира. И лучшие воины потерпели поражение в первой же миссии. Поэтому они пустили слух о том, что первые наставники живут в уединении, чтобы вернуться в тягчайший для Альвенмарка час.

— Вы сохраните это в тайне! — Мысли Красного были подобны потоку пламени, от которого на миг содрогнулась даже Ливианна.

Конечно же, обе эльфийки будут молчать. Они и сами поняли, что означает их открытие для Белого чертога. Несмотря на то что школы убийц больше не существует. Послушники и наставники не вернулись с тех пор, как небесные змеи отослали их после атаки на Голубой чертог. И они наверняка еще долго не будут собираться в уединенной долине, где располагался Белый чертог. Они больше никогда не появятся там. Это слишком привлекательная цель для ответного удара девантаров — а он последует, в этом Дыхание Ночи и его братья были совершенно уверены.

Каким образом Нангог заполучила обратно половинку своего сердца, Ливианна рассказать не могла. Это вопрос к Нандалее, которая, к удивлению Ливианны, не вернулась. Наставница рассказала, как она и Бидайн отделились от остальных, чтобы как можно скорее попасть к Золотым вратам. Она призналась, что поставила на кон жизнь их обеих, чтобы подарить Бидайн новую кожу. Дыхание Ночи почувствовал, что эти подробности почти не интересуют его братьев по гнезду. Миссия увенчалась успехом, важно было только это, а то, что не обойтись без жертв, — ясно было с самого начала.

Ливианна ярко живописала землетрясение, разрушившее Золотой город, и сообщила, что ее послушница Бидайн одолела одного из Серебряных львов девантаров.

— В ситуации величайшей опасности Бидайн сохранила мужество и хладнокровие. Будучи ее наставницей, я хотела бы предложить принять ее в ряды драконников. Судя по ее поступкам в Нангоге, она, вне всякого сомнения, переросла ранг послушницы, — завершила она свой отчет.

Редко бывало, чтобы на таком собрании предлагали возвести послушника в ранг драконника. Обычно этот вопрос решали наставники Белого чертога. Однако Темный почувствовал, что его братья склоняются к тому, чтобы согласиться.

— Прошу, объясните еще раз, при каких обстоятельствах вы расстались со своими спутниками, госпожа Ливианна? — Дыхание Ночи догадывался, что Ливианна рассказала не все, и ему стоило немалых усилий не спросить о Нандалее напрямую. Во всех вариантах будущего, которые он просматривал, она должна была вернуться из Нангога живой. Что же произошло?

Ливианна с неохотой призналась, что бросила своих товарищей, не спросив разрешения Нандалее. Они с Бидайн воспользовались столпотворением вокруг Золотых врат, чтобы уйти незамеченными. Наставница сообщила, что прежде у нее тоже возникали разногласия с Нандалее, например, она настояла на том, чтобы исцелить бессмертного Аарона от слепоты.

— Вы вернули зрение одному из наших заклятых врагов? — вспыхнул Пламенный и высунулся из просторной ниши, служившей ему ложем. — Бессмертные — первые слуги девантаров среди детей человеческих. Как вы могли спасти его? Это предательство!

— Я не спасала, а выведала у него его тайны, — ответила Ливианна, совершенно не испугавшись жгучего гнева Пламенного. — Теперь я знаю, где находится вторая половина сердца Нангог. Девантары прячут его в уединенной долине в Араме, всего в дне пути от медного рудника Ум эль-Амад. На страже там всегда находится один девантар. На этом посту они сменяют друг друга.

Темный почувствовал, какую безудержную ярость вызвало известие об этом у его братьев по гнезду. Они хотели забрать половинку сердца себе, и жажда их не знала границ.

— Спокойно, — мысленно обратился он к ним. Присутствующие дети альвов не должны были слышать его слова. — Сейчас будет неразумно наносить девантарам еще один удар.

— Мы разоружим их, — вскипел Пламенный.

— Если у нас будет сердце, то мы сможем диктовать им условия мира, — мысленно произнес Золотой. — Мы должны получить его!

— Сохраняйте достоинство на глазах у двух детей альвов, — напомнил Приносящий весну. — Не нужно так явно демонстрировать свою несдержанность.

Дыхание Ночи был недоволен поворотом, который принимал разговор. Настало время направить его в нужное русло.

— Что мы выигрываем, если заберем вторую половинку сердца Нангог? — начал он. — Разве на самом деле мы хотим вернуть ей былую силу? Отблагодарит ли она нас? Мы ведь в числе тех, кто одурачил ее! Кто может поручиться, что по отношению к нам великанша будет настроена миролюбиво? Пробудив ее полностью, мы создадим третью силу. Между нами и девантарами есть равновесие. Если проснется Нангог, с этим будет покончено. Тот, кто перетянет ее на свою сторону, может убить другого. А каков будет ее следующий шаг? Сумеет ли она устоять перед искушением уничтожить последнего из своих мучителей?

— Если мы захватим недостающую часть сердца, именно мы будем решать, когда Нангог получит сердце и получит ли его вообще, — пылко возразил Золотой. — Я выступаю за то, чтобы забрать его у девантаров.

«Мой брат по гнезду ведет себя с самоуверенностью, граничащей с дерзостью», — удовлетворенно подумал Дыхание Ночи. Пусть сияет сколько угодно, братьев по гнезду этим не ослепить.

— Что мы выигрываем, кроме новой ноши? — Хвост Приносящего Весну взволнованно хлестнул по гранитному полу. Он не давал себе труда скрыть свое волнение. — Мы должны продумать все возможные последствия. Поэтому я спрашиваю еще раз: что мы выигрываем? Стоит ли нам опасаться, что девантары вручат великанше вторую половинку сердца? Вряд ли, потому что они не могут позволить себе лишиться мира Нангог. Нангог для них — это кладовая перенаселенного мира. Они изо всех сил будут пытаться снова удержать великаншу в узде. А теперь предположим, что у нас есть сердце. Стоит ли нам тогда возвращать Нангог всю ее силу? Нет! И неужели вы думаете, что девантары не знают этого, братья? Если мы хотим отомстить за своего брата, Небесного, и уничтожить девантаров, то должны сделать это сами! Надеяться на то, что Нангог сделает это за нас, неразумно. Единственная альтернатива уничтожению будет серьезное предложение мира. Если мы хотим пойти этим путем, то должны сделать это быстро. Думаю, девантары уже в этот час мечтают о мести. В дальнейшем нам не следует собираться всем в одном месте. Не стоит недооценивать девантаров. Они творцы мира, они уже убили двух наших братьев. Я уверен, что им достало бы сил уничтожить всех нас, если бы они знали, где они могут нас застать. Если же мы выберем войну, то обязаны опередить их. Мы должны нанести удар первыми. Предстоящая война будет другой, чем те, которые мы вели до сих пор. Не будет победителей и проигравших. Будут лишь выжившие и те, кто уйдет в историю. Поражение будет равносильно полному уничтожению.

Дыхание Ночи был поражен тем, что именно от него слышит такие речи. Приносящий Весну обычно вел себя спокойно и рассудительно.

— Так как же нам разделаться с девантарами? — спросил Пламенный.

Дыхание Ночи видел в глазах брата жажду крови. Он знал, что Иссиня-черный, который больше всех из них был хищником, выберет путь войны.

— Что бы мы ни сделали, нужно подумать как следует. Я не против уничтожения девантаров, но это нужно сделать с первой попытки. Второй у нас не будет.

Эти слова произнес Красный. Он был капризным и страстным. Любил принимать облик эльфа, смешиваться с ними и встречаться с красивыми женщинами. Эта привычка не раз вызывала насмешки со стороны братьев. Он был так страстен с эльфийками и мог быть таким же безжалостным в ипостаси воина. Вполне в его духе — упрощать все до крайностей.

— Девантары не будут готовы, если мы быстро нанесем еще один удар, — произнес Золотой. — Это нарушает всю картину нашего противостояния. До сих пор всегда были удары и ответы на них. Давайте удивим их, когда они будут думать, что сейчас их ход! Гнев и жажда мести сделают их неосторожными. Они не поверят, что мы решимся ударить столь стремительно. Но я за то, чтобы довести эту войну до конца, сейчас. Давайте уничтожим их прежде, чем им придет в голову, что они могут уничтожить нас. После того, что случилось в Нангоге, возврата к миру больше нет. А теперь все дело за тем, кто первым нанесет решительный удар.

— А когда мы будем обсуждать наши планы с альвами? — вставил Дыхание Ночи. — Они наши создатели. Мы стоим на страже их мира. Мы их воины. Я всегда гордился тем, что являюсь именно таким. Но воин, который начинает сражение без приказа своего полководца — мятежник. А я не хочу быть мятежником.

— Если ждать их приказа, то может сразу подставить девантарам горло? — прошипел Пламенный. — Что с тобой, брат? Тебе не хватает мужества сражаться?

Дыхание Ночи пришел в ужас от их одержимости предстоящей битвой не на жизнь, а на смерть.

— Я сражался достаточно часто и отлично знаю, что тот, кто лучше знает своего противника, обычно побеждает. Я против того, чтобы просто необдуманно напасть. И я против того, чтобы строить планы войны перед лицом детей альвов.

— Они не понимают нас, — заметил Иссиня-черный.

— Но по нам видно, что мы не можем прийти к согласию, — резко ответил Дыхание Ночи.

— Мы можем сожрать их, — Иссиня-черный облизнул зубы. С его массивных челюстей потекла слюна, и Дыхание Ночи не был уверен в том, что его брат всего лишь шутит.

— И это будет платой за то, что они хорошо послужили нам? — Золотой высунулся из ниши, отводя голову назад, словно собираясь в следующий миг нанести удар, как змея.

— Госпожа Бидайн! — Дыхание Ночи проник в мысли обоих детей альвов. — Мы решили, что вас нужно возвести в сан драконницы. Кого из нас вы хотите выбрать в качестве будущего повелителя?

Эльфийка, не колеблясь, подошла к Золотому.

— Моя жизнь должна принадлежать ему. Ему я хочу служить до тех пор, пока не погибну, — с этими словами она опустилась на колени перед Золотым, который, судя по всему, оценил это подобострастие.

— Поднимитесь, госпожа Бидайн. С этого момента вы моя, — торжественно произнес Золотой. — Вы знаете, какое испытание вам нужно пройти. Да хранят вас альвы в глуши Байнне Тир. Теперь вы можете идти. Пусть ваша наставница, госпожа Ливианна, поможет вам подготовиться к этому путешествию. Если счастье будет на вашей стороне, мы увидимся в саду Ядэ, госпожа Бидайн.

Родина

Володи был счастлив. Дышал глубоко, наслаждаясь ароматом, какой наполняет леса в конце лета. Скоро опадет первая листва. Как же ему не хватало запаха дубов, сухого стука дятлов вдалеке! Это его родина! Как же давно он здесь не был. Хороший день. Над дорогой возвышались дубы и буки, образуя густую листву, через которую проникали лишь отдельные солнечные копья, окутывая лес в волшебный свет.

Снежнокрылы, крупные белые бабочки, парившие летом над сочными коровьими пастбищами, густыми стайками плясали в колоннах золотистого света. Им не пережить первые холодные ночи, которые уже не за горами.

Кветцалли шла рядом с ним. Не отрывая взгляда, она всматривалась в каждое движение в густом подлеске. Она дала ему понять, что у нее на родине лес съедает неосторожных. Судя по всему, она не доверяла лесу Друсны, несмотря на все его уверения, что здесь все иначе. Ей было холодно, несмотря на то что еще даже не настала осень.

«Зима будет тяжелой для нее», — подумал Володи. Судя по всему, Цапоте — страна теплая. Он не сумел объяснить ей, что такое снег. Придется как следует присматривать за ней. На ней было красивое платье из красного льна. Нужно подобрать для нее шерстяное платье или хотя бы шерстяной плащ.

Володи нравилось просто смотреть на Кветцалли. Она снова обрела гордый вид, шла плавной походкой, свидетельствующей о том, что она родом из семьи, которая привыкла править. Матаан проявил поразительную щедрость, оснастив их обоих для путешествия в Друсну. Князь рыбаков удивил Володи. Ему все время казалось, что Матаан недолюбливает наемников. Что ж, он ошибся в нем.

На Кветцалли были широкие золотые браслеты и цепочка из обрамленного золотом жадеита. Она казалась похожей на княгиню. Володи предвкушал, как будут ей дивиться при дворе отца. Скоро она выучит его язык, и он представлял себе, как она будет пугать служанок угрозами вырезать сердце. Он весело усмехнулся.

— Ты есть счастливый? — тихо спросила Кветцалли.

— Я счастлив от того, что нахожусь здесь, с тобой. Мой отец здорово удивится, когда увидит, что его младший сын, от которого он ждал только неприятностей, возвращается домой с принцессой.

— Я не есть принцесса, — серьезно ответила она.

Володи широко усмехнулся.

— Но ведь другие этого не знают. Они поверят, чтобы мы им ни сказали.

— Я не есть принцесса, — повторила Кветцалли.

— Даже если бы ты была простой служанкой, я все равно гордился бы тем, что ты — моя жена. Ты самое лучшее, что встречалось мне в жизни.

Судя по выражению лица Кветцалли, ей хотелось что-то сказать, но верных слов она подобрать не могла. Это чувство было ему прекрасно знакомо. В Араме он был идиотом, не способным связать двух слов. Часто чувствовал непонимание. Володи крепко обнял Кветцалли.

— Я читаю в твоей душе, красавица моя. Нам не понадобятся слова.

Внезапно он осознал, что изо всех сил прижимает Кветцалли к своей бронзовой кирасе. Он ослабил объятия. Девушка засияла. Володи смущенно улыбнулся. Никогда еще он не был настолько счастлив.

Его Матаан тоже щедро одарил на прощание. На нем был роскошный бронзовый нагрудник с изображением льва Арама. Глаза бестии были из янтаря, с раскосыми зрачками из оникса. Это был доспех полководца. Две узких, оббитых золотом перевязи из красной кожи пересекались на его груди. Рукоятки оружия — два лувийских клинка — торчали из-за плеч. К поясу был привязан красивый шлем с белым плюмажем из конского волоса, а ноги защищали тонко сработанные поножи, над коленями заканчивавшиеся львиными головами. Его брат побледнеет от зависти, когда увидит доспех и оружие.

Нужно будет подарить ему один из мечей.

Они достигли опушки леса, и Володи окинул взглядом поля на широкой поляне. Большая часть зерна была уже собрана. Виднелось лишь несколько полевых работников. В некотором отдалении, с любопытством глядя на них, юная девушка гнала на луг стаю гусей. Посреди полей, на небольшом холме, возвышался длинный дом его отца, окруженный деревянным палисадом. Чертог, покрытый золотистой соломой, окружали конюшни и дома для прислуги. Судя по всему, крышу меняли только этим летом. На полях рядом с резиденцией правителя было поразительно мало скота. Может, опять проблемы с какими-нибудь разбойниками?

— Это мой дом, — гордо объявил Володи.

Кветцалли не спешила, вбирая в себя широкую полянку и все, что на ней находилось. Затем опустилась на колени, вырвала пучок травы, понюхала, потерла между пальцами черную землю, свисавшую с тонких белых корешков.

— Земля есть хороший, — наконец произнесла она.

Ему нравилась ее непосредственность.

— Да, земля действительно хорошая, — с улыбкой произнес он. — Здесь отменно растут зерно и дети.

Теперь улыбнулась и она.

Володи увидел, что их заметили у господского дома. У входа в палисад собралась небольшая группка рабочих и челяди. Должно быть, времена действительно неспокойные. Когда он уходил, люди его отца не были настолько недоверчивыми.

Уверенным шагом Володи пошел навстречу мужчинам и женщинам. Ранение стрелой хорошо зажило и практически не болело. Кветцалли держалась слегка позади него. От нее не укрылось, что что-то не так.

— Кто ты? — крикнул невысокий черноволосый мужчина, бывший предводителем в группе. Володи хорошо помнил его. Это был Вадим, колесничий его отца.

— Что, Вадим, жена все еще поколачивает тебя, если не в духе? Тебе столько раз настучали по голове, что ты уже не узнаешь сына своего господина, который стоит перед тобой?

Вадим женился на крупной склочной женщине, и с тех пор над ним то насмехались, то жалели. Она всю жизнь командовала им, но, похоже, это его устраивало. Во всяком случае, он никогда не возмущался. Даже когда время от времени показывался на службе у отца с подбитым глазом.

— Ты Володи? — недоверчиво оглядел его мужчина. — У тебя кожа потемнела. И ты выше, чем сын нашего господина.

— Может быть, это ты стал ниже, Вадим. Ты забыл, что тебе приходится смотреть на меня снизу вверх с тех пор, как мне стукнуло тринадцать? — Он обернулся к массивному щитоносцу отца, стоявшему за спиной Вадима. — А ты, Гриша? Тоже не узнаешь меня? Как твоя нога? Весной, когда я уходил, тебя ранил на охоте вепрь, и ты хромал, как старик. А ты, Мила? Выросли твои близнецы? Когда мы виделись в прошлый раз, ты жаловалась, что они кусаются, когда пьют твое молоко.

— Это и правда он, — низким басом крикнул Гриша. Оттеснил колесничего Вадима в сторону и обхватил Володи своими мощными руками. — Мальчик… — Он всхлипнул. — Хорошо, что ты вернулся. У нас были тяжелые времена.

Теперь и другие подошли поближе, стали хлопать его по плечам, восхищаться его доспехом и оружием.

— Стал богатым человеком, — проворчал Гриша. — Хорошая была плата, да?

— Я был капитаном лейб-гвардии бессмертного Аарона, — с гордостью заявил Володи. — В битве на равнине Куш командовал тремястами колесницами. Бывал я и в Нангоге, летал на корабле по небу.

— Хорошо, что ты разбогател. Герой нам здесь тоже бы пригодился, — выругался Вадим.

— Вот именно, герой, — рассмеялся Володи. Вадим нисколько не изменился. Перед женой тушуется, а к другим задирается. — Двух героев в одном длинном доме будет многовато, — он огляделся по сторонам. — А куда подевался Бозидар?

Все умолкли, вдруг потупив взгляд.

— Что стряслось?

— Ты не слыхал? — начал Вадим.

— Что вы сбились в кучу, как курицы? Работы больше нет?

Этот суровый старый голос Володи узнал бы из тысячи. Все детство он пугал его. Даже сейчас при его звуках у него по спине пробежал холодок. Это был его отец — Илья, правитель этой опушки и лесов на расстоянии дня пути. Он был суровым человеком, никогда не скрывавшим того, что сердце его принадлежит первенцу, Бозидару. Чего бы ни добивался Володи, с братом ему было не сравниться никогда. Для отца он стоил не больше, чем грязь под ногтями.

Челядь и старые соратники его отца расступились в стороны, чтобы он мог увидеть старика. Он стоял в дверях длинного дома, высокий мужчина с массивной белой бородой, разделявшей его лицо на две половинки. Возраст лишил его всех мускул. Он был сухощавым, морщинистая кожа загрубела на ветру. Старик казался несгибаемым, словно годы лишь делали его все более и более суровым.

— Подойди ближе, воин! — приказал он.

Хорошо ли, что отец еще не узнал его? Володи пошел ему навстречу, Кветцалли не отставала. Чувствует ли она его напряжение? Он никогда не рассказывал ей об отце. О том, как всегда разочаровывал его.

— Володи, — казалось, он нисколько не удивлен. Голос звучал странно.

— Отец, — коротко ответил он. — Ты хорошо сохранился.

Щеки Ильи дрогнули. Это и раньше было дурным знаком. Вот опять он рассердил отца, и, как обычно, он понятия не имел, чем.

— Значит, на чужбине тебе жилось хорошо, — Илья смерил доспех презрительным взглядом. — Что это за зверь с кошачьими глазами?

— Лев.

— Это как понимать? Забыл откуда родом? Носить кошку в качестве знака… — Он сплюнул ему под ноги. — Кем ты являешься? Воином, которого можно погладить, раз сравниваешь себя с кошкой.

«Ничего не изменилось», — с горечью подумал Володи.

— Лев — это символ Арама. У девантара этой империи львиная голова. Львы — гордые и сильные хищники.

— Ты стал сыном Арама? Ты поэтому так долго не показывался? Забыл, что мы служим старому медведю? Ему не понравится, коль ты будешь бегать по его лесам в таком доспехе. Нужно было оставить его там, откуда пришел, — он бросил презрительный взгляд на Кветцалли. — А эта шлюха что здесь делает? Взял в постель рабыню ишкуцайя? Я не удивлен. Настоящие женщины смеются над мужчинами, которые ценят кошек.

— Злой старик! — взволнованно произнесла Кветцалли, так яростно засверкав глазами, словно готова была вырвать сердце у него из груди. А потом плюнула ему под ноги.

Отец на миг лишился дара речи. Володи поймал его руку на лету и поразился, насколько легко оказалось отвести сжатую в кулак руку отца.

— Кветцалли была жрицей высокого ранга среди своего народа. В Цапоте она принцесса. Ты будешь вести себя с ней, как полагается, всего на одну ночь. Потом мы уйдем.

— Что, опять хвост поджимаешь? — прорычал отец. — Ты всегда так поступал.

— Я же вижу, как сильно радует тебя то, что я приехал погостить. Я все понял. Ты хранишь свое кресло для Бозидара. Не буду мешать вам обоим. Пусть правит дюжиной коров и стариков.

— Ты ничего не знаешь о своем брате?

— А что я должен о нем знать? Что он твой любимчик? Я понял, что за все годы ничего не изменилось.

Илья отошел в сторону и поманил его за собой в чертог.

— Поздоровайся с братом.

На миг Володи задумался, не отказать ли отцу. Пусть Бозидар сам к нему выйдет! И вообще, почему брат не показывается? И только потому, что он редко ссорился с Бозидаром, воин сдался и вошел в дом. Брат всегда страдал из-за того, что отец относится к ним настолько по-разному.

В большом зале без света ничего не изменилось. Глинобитный пол, в центре — длинная жаровня, высокий потолок, почерневший от копоти. В воздухе витал крепкий запах свежескошенного сена, которое, должно быть, положили в лежанки. Там, где скат крыши встречался с глиняным полом, с помощью балок и шерстяных одеял были отделены маленькие ниши, где спала отцовская свита. В конце зала, там, где на невысоком помосте стоял высокий резной стул со спинкой, принадлежавший Илье, находились спальные ниши семьи.

— Чувствую запах смерти здесь, — очень тихо произнесла Кветцалли.

Володи ничего необычного не ощущал. Наряду с запахом сена воняло дымом, остывшим жиром и пролитым медовым вином. Как обычно. В зале было темно. Единственный луч света падал через широкую двустворчатую дверь и дымоход под козырьком крыши. Все как всегда.

Илья со стоном остановился рядом с одной из ниш и отодвинул в сторону занавеску. В сене за занавеской лежал старик. Глаза его закатились, были видны только белки. Из уголка рта по длинной светло-русой щетине текла слюна. Казалось, он состоит только из морщинистой кожи и костей.

Володи никогда прежде не видел этого мужчину.

— Кто это?

— Бозидар, — срывающимся голосом произнес Илья. — Это Бозидар.

Володи никогда не понимал мрачных шуточек отца. Но эта была самой пошлой, которую когда-либо позволял себе отец.

— Довольно! Я ухожу!

Кветцалли провела рукой по голове старика в нише.

— Коснуться темнота, — огорченно произнесла она. — Не уходить Воль Оди.

Он уже ничего не понимал в происходящем.

— Что значит «коснуться темнота»? — явно взволнованно переспросил отец.

Кветцалли боролась со словами.

— Прийти издалека… украсть жизнь, — наконец произнесла она.

— Проклятье, твоя шлюха что, не может говорить нормально? — выругался отец. — Это еще что такое? Я ничего не понимаю.

Володи поглядел на старца, который будто бы являлся его братом, но выглядел при этом по меньшей мере лет на десять старше отца.

— Ты действительно веришь, что это Бозидар?

— Это он! Он отправился в рощу духов, чтобы избавиться от душ убитых. Там что-то произошло… Когда он был еще в здравом уме, то временами говорил о прекрасной женщине, которую будто бы встретил там. Должно быть, она была ведьмой! Она его в это и превратила, — с болью и отчаянием вздохнул князь. — У него такие же шрамы, как у твоего брата. Сколь невероятным ни казалось бы случившееся, это правда, — он поглядел на старый деревянный трон. — Ты должен остаться, мальчик. После меня не остается никого, кроме тебя, кто мог бы править Тремя дубами.

— И теперь я должен остаться? — Воин недоуменно покачал головой. — После такого-то приема.

— Я не собираюсь умолять тебя, упрямый засранец. Ты мой сын, мой наследник. Сделай хоть раз так, как велит твой долг! Ты всегда и все портил. Поступи верно хоть раз!

Володи не поверил своим ушам.

— Я все портил? Я никогда не мог угодить тебе. Почему ты считаешь, что сейчас должно получиться лучше?

— У тебя нет выбора. Твой король прогнал тебя и эту шлюху со своего двора. Я все верно понял?

— Еще раз попробуешь назвать Кветцалли шлюхой — и в жизни меня больше не увидишь. Она моя жена, и ты будешь относиться к ней с должным уважением.

— Некуда идти вам обоим. Зачем бы ты вернулся спустя столько лет? Вряд ли потому, что скучал по мне. Так что не рассказывай мне сказки. Ты и своему кошачьему королю не угодил. Как обычно.

Володи с трудом сдерживался, чтобы не наброситься на отца с кулаками.

— Идем, Кветцалли. Это не наш дом. Я ошибся. Пойдем отсюда.

Кветцалли мягко накрыла его ладонь своей и покачала головой.

— Ну вот, — возликовал отец. — Шл… твоя жена поняла, что для вас нет другого места. Бабы сразу чуют, где их место.

— Это ты не понимаешь, отец. На чужбине я сделал себе имя. Я — Володи, Идущий над орлами, капитан оловянных. Меня примет ко двору любой бессмертный, — он поглядел на трон. — Я давно уже бросил мечтать о том, чтобы когда-нибудь сесть на этот трон. Он для меня ничего не значит.

Илья со стоном поднялся и вдруг хлопнул его ладонью по бронзовому нагруднику.

— Послушайся своего сердца, которое бьется под этой проклятой кошачьей мордой. Оно точно знает, где твое место, упрямый ты осел. Тебе следовало бы сражаться здесь, а не за кошачьего короля на чужбине. У нас каждый меч был на счету. Две войны у нас было с проклятыми валесийцами. Леон, этот проклятый трурийский полководец бессмертного Ансура, задал нам такую трепку… Чтоб он подох в придорожной канаве, где дворняги порвут ему кишки! Свел в могилу половину наших молодых ребят. Мы в такой заднице! Мы потеряли лучшие земли на западе. А чтобы его орды не бродили по нашим лесам и не разоряли рощи наших предков, мы платим валесийцам дань. Десять ящиков золота, каждые три луны! У нас мир, но эти собаки до сих пор не прекращают пускать кровь нашей земле. Ты должен был сражаться здесь, проклятье. А теперь скажи мне еще раз, как зовут твою жену, чтобы я мог обращаться к ней по имени.

— Кветцалли.

— Что? Что это за имя такое? Кетц… Кеца… Проклятье, мой старый язык не произнесет этого, — он поглядел на Кветцалли сверху вниз. — Я буду называть тебя Алли. Этого должно быть довольно.

— Мы остаемся. Правила! — ответила Кветцалли, не обращая внимания на то, как исковеркал ее имя его отец. — Один. Мы спать под отдельной крышей. Два. Я не есть служанка. Три. Ты уважать Володи. Если не годится, мы уходить.

— Ни одна баба не указывала мне под моей же крышей, как мне себя вести! — зарычал отец.

— Значит, сегодня начать! — решительно произнесла она и вышла из зала.

За Друсну

Володи тяжело оперся на цеп и с трудом перевел дух. Он весь выкупался в поту, тело покрылось золотой пшеничной пылью. Они собрали последнее зерно с полей, и уже целое утро он стоял на току, сильными ударами выколачивая зерно из колосьев. Он участвовал в обмолоте и раньше, но не припоминал, чтобы когда-либо чувствовал себя настолько усталым. Да и рана от стрелы в груди теперь разболелась сильнее. Разумно было бы дать себе отдохнуть, но зима в лесах приходила быстро, и в Трех Дубах нужны были любые способные помочь руки.

— Ну что, великий воин, уже отвык от повседневного труда, — Гриша тоже решил сделать перерыв. Старый щитоносец отца сделал глубокий глоток из своего кожаного бурдюка, брызнул немного воды на покрытую седыми волосами грудь, на которой блестели золотистые усики и обломки ножек.

— Тяжелая работа, — несколько запыхавшись, ответил Володи.

Гриша бросил ему кожаный бурдюк.

— Попей немного, помогает. Ты же знаешь, как говорят: будешь валяться после гумна на спине, не будет радости ни тебе, ни жене, — старик широко усмехнулся. — А завтра будет еще хуже. Проснешься — будет казаться, что ты не можешь пошевелить ни рукой, ни ногой.

Володи вытер пот рукавом со лба. Несколько дней назад он был в роще духов, слушал голоса предков и оставлял за спиной души убитых. Слишком давно он не очищался. Слишком многих убитых нужно было забыть. Священнослужители убеждали его, что ему придется приходить ни один раз, чтобы полностью искупить свою вину перед убитыми. А путь к роще духов был тяжел сам по себе. Два дня он спорил по этому поводу с отцом. Старик боялся, что с ним произойдет то же самое, что с Бозидаром. Демоница напала на брата на обратном пути из рощи духов и украла у него жизнь.

«Илья просто не может осознать, что я не Бозидар, — с легким раздражением подумал Володи. — У меня иная судьба, нежели у брата. Приходится сталкиваться с совсем другими искушениями».

Он оглядел небольшую хижину, в которой поселился с Кветцалли. Она, закутавшись в шерстяное платье и одеяло, сидела на солнце. Несмотря на то что на ней была простая одежда, расставаться с украшениями она не хотела. Она поняла, что большинство друснийцев считают ее рабыней из кочевого народа ишкуцайя. О Цапоте здесь никто раньше не слышал. Их империя находилась просто слишком далеко.

Возможно, Кветцалли своими браслетами просто хотела показать, что она не рабыня. Ни одна рабыня не носит золото. Казалось, она почувствовала его взгляд. Она вдруг подняла голову, улыбнулась и помахала ему рукой. Один ее вид придал новых сил. К жизни здесь можно привыкнуть.

— Ты не оставишь нас наедине ненадолго, Гриша? — прозвучал за спиной голос отца.

Старый щитоносец поглядел на Володи умоляюще, прося не начинать новую ссору с отцом. А затем удалился в тень длинного дома.

— Мне нужно с тобой поговорить, мальчик.

Володи со вздохом повернулся. Под глазами у отца были темные круги. Его тоже иссушали их ссоры.

— Твоя жена… она пугает людей.

Володи насмешливо скривился.

— Значит, она похожа на тебя.

— Не переводи все в шутку. Одно дело если я на кого-нибудь накричу или заставлю плясать под дубинками, если нужно. А твоя жена — дело другое…

— Я прекрасно помню, как ты приказал повесить на воротах молодого Степана. Лишь за то, что он украл кувшин пшеницы для своей старой матери.

— Этот ублюдок не оставил мне выбора, — взвился отец. — Одно дело украсть четверик зерна во время уборки урожая, а другое — в начале весны, когда все голодают. Вот сядешь в мое кресло, станешь хозяином Трех Дубов, лучше станешь понимать, что я имею в виду.

— Переходи к делу. Что тебе не нравится в Кветцалли?

— Мне не нравится, что она нездешняя. Но это к делу не относится, — он снизил голос до шепота, чего обычно не делал, осенил себя знаком защитного рога. — Сегодня утром Мила видела ее. Как она зарезала этого проклятого черного петуха. Это было жутко.

— Зарезать петуха? Только потому, что он черный? — Володи громко расхохотался. — С каких пор тебя пугает суеверная болтовня баб? Что такого в том, чтобы отрубить петуху голову на рассвете?

— Если бы она так и сделала, то ничего такого. Но по рассказу Милы, она присела на корточки перед петухом и стала ждать, пока он не пришел к ней, потом вырвала сердце у него из груди и сожгла в маленькой медной жаровне за вашим домом. Мила сочла ее ведьмой и уже разнесла везде эту историю. Тяжело вам будет здесь обосноваться. Почему эта шл… твоя жена так поступает?

Володи не был уверен.

— Возможно, это для Пернатого змея…

— Змей с перьями? Это еще что такое?

— Ее девантар, — ему вспомнилось, как он лежал на алтаре, а из кровавого озера вылезло ужасное существо. — Я поговорю с ней. Пусть тщательно следит за тем, чтобы никто не видел ее ритуала, — внезапно Володи улыбнулся. Решение было гораздо проще. — Кроме того, у нас ведь был всего один черный петух. Так что больше такого не повторится.

— Великому медведю не нравится, когда в его лесах поклоняются каким-то змеям, — холодно заметил Илья. — Пусть твоя жена уразумеет это и… — На опушке леса показался отряд всадников. Отец выругался.

— Кто это такие? — Всадники направлялись прямо к хутору.

— Воины по поручению бессмертного Ивара, нашего возлюбленного правителя. И с ними Альба, сын подзаборной суки. Он советник сборщика податей нашего бессмертного. Он вносит предложения, что нужно, в какой форме собирать подати, насколько они должны быть высоки. Конечно, это лишь предложения. Он не крадет коров, не сует рук в сундуки. Это делают люди бессмертного Ивара. Они делают вид, что наш правитель собирает подати, которые мы должны платить Валесии после последнего поражения. Так соблюдается видимость.

А на самом деле все решения принимает Альба. И, несмотря на то, что он рядится в белые одежды, душа у него черная. Ему доставляет удовольствие мучить нас. Оба его сына погибли в боях за Друсну. Он не упускает ни единой возможности заставить нас расплачиваться за это. Я поговорю с ним. А ты держись от него подальше, Володи. Он мерзкий парень.

Володи даже не думал об этом.

— Есть куча людей, которые и про меня говорят, будто я — мерзкий парень. Встретиться с Альбой будет интересно.

— Говорить буду я! — решительно произнес Илья. — А ты будешь стоять рядом и держать рот на замке. Попытайся быть хоть немного похожим на своего брата, Бозидара.

«Я должен быть похожим на пускающего слюни старика», — подумал Володи и тут же устыдился. Бозидар ведь не виноват в том, что их старый отец все равно видит в нем любимчика.

Илья пошел к воротам палисада впереди него. Всадники уже въехали на территорию хутора до того, как он успел преградить им путь. Альбу сопровождали трое воинов, каждый из них вел в поводу вьючную лошадь.

«Мародеры», — была первая мысль Володи.

Таких людей он посылал, чтобы обеспечить своих людей провиантом во время налета на тайные кузни Лувии. В стене щитов они не постоят за соседа. Они хитры, сражаются только тогда, когда чувствуют себя сильнее или могут застать противника врасплох, а если натыкаются на серьезное сопротивление, очень быстро уходят. Эти трое были одеты в пластинчатые бронзовые доспехи. Ухаживали за доспехами плохо. Между отдельными бронзовыми пластинками виднелась патина и грязь. Пугать детей и стариков — самое то. На него они впечатления не произвели.

— Приветствую тебя, Илья, князь этой навозной кучи, — Альба приподнял руку для приветствия. Когда-то он был воином, в этом Володи был уверен. Старик, предводитель над сборщиками податей, хорошо держался в седле. На боку у него висел длинный меч. Володи показалось, что клинок железный.

— Я тоже приветствую тебя, князь ничего, — ответил его отец, и в этот миг Володи впервые после возвращения гордился стариком.

Оскорбление Альба принял с улыбкой.

— Хотя бы мне хватает мозгов не бросать вызов человеку, который будет определять размер подати бессмертному Ивару. Стоит ли гордый миг того, чтобы твои люди голодали следующей весной? — Он обвел жестом сжатые поля. — И это несмотря на то, что вы так старательно потрудились, собирая урожай?

Маленькая свита Ильи собралась перед воротами длинного дома. Они с недоверием и испугом следили за происходящим. Кветцалли тоже покинула свое место перед хижиной. Она подошла к Володи и схватила его за руку. Чувствовать ее прикосновение было приятно.

Володи попытался получить представление о душе человека, который пришел их грабить. У него были седые волосы до плеч, которые поддерживал серебряный обруч. Он был гладко выбрит, на узком лице выделялись светло-зеленые глаза. Над узкими губами, уголки которых указывали вниз, выступал слегка загнутый нос, словно он давным-давно разучился улыбаться от чистого сердца. Это было суровое лицо, и Володи решил, что раздражать этого человека неразумно. Альба только и ждал повода проявить жестокость.

Теперь он повернулся в седле и огляделся по сторонам.

— Ты погнал своих коров пастись в лесу, Илья. Думаешь, я не знаю твоих уловок? Это так утомительно — каждый день видеть, как маленькие князьки делают одно и то же и при этом считают себя умными. Думаешь, вы умные, Илья?

— Разве умно было бы отвечать на это? — ответил Илья со слащавостью, которой Володи от своего отца не ожидал.

Альба усмехнулся.

— Ты дашь мне десять коров и сотню ведер пшеницы. И немного своих сокровищ. Я вернусь еще раз, в канун зимнего солнцестояния, — валесиец развернул коня и поглядел на Кветцалли.

— А ты богаче, чем я думал, Илья. Такой бабы я еще никогда не видел. Это конкубина с Шелковой реки? Тебе следовало бы одевать ее получше, Илья. Так ведь ее прелесть не видна.

Володи потянул руку за плечо, но меча там не оказалось.

— Я все же побуду еще немного, Илья. Где же у князя навозной кучи стоит постель?

— Я не могу передать ее тебе, Альба. Она не моя. Это супруга путешественника.

Володи не поверил своим ушам. Это еще что такое? Илья бросил на него умоляющий взгляд, упрашивая молчать.

— Путешественника? — насмешливо повторил валесиец. — И где же этот добрый путешественник, который суется на столь отдаленные от важнейших дороги, которые ведут через проклятые леса? Опять уехал? Не рассказывай мне сказки, Илья. Я знаю, какие глупости одолевают стариков, я ведь сам такой. Взять себе в постель молодую бабу — в этом нет ничего необычного. Примечателен только твой выбор. Что это на ней такое? Золото? — Валесиец спешился.

— Прошу, заклинаю тебя, Альба. Путешественник отправился на охоту. Он может вернуться в любой момент. А он не тот человек, который стерпит, если кто-то обижает его жену.

Альба прищелкнул пальцами, и его эскорт тоже спешился. Один из воинов схватил Илью.

— А теперь слушай меня внимательно, старый хрыч. Во-первых, мирный договор, который ты заключил с бессмертным Иваром, предписывает вам делиться с нами своими сокровищами. Так что я могу взять здесь все, что пожелаю, — он поднял правую руку, на среднем пальце которой красовалось большое кольцо с печаткой. — Я ношу печать Ивара. Я уполномочен от его имени требовать дань, которая причитается моему народу. И эта баба будет частью этой дани. И во-вторых, драгоценный Илья, пожалуйста, не нужно считать меня глупцом. Нет никакого путешественника, потому что жена гостя вряд ли провела бы утро, ощипывая черного петуха. Думаешь, я не видел перьев на ее платье?

— Тебе не следует делать этого, — спокойно вмешался Володи. — Бери наших коров, наше зерно и уходи, или… — На Володи оказались направлены острия двух копий. — Или будешь кормить траву для наших коров и наше зерно — своим гниющим трупом под их корнями.

— Заколите его и…

Володи ринулся вперед. Левой рукой нанес валесийцу удар, одновременно выхватив его меч за рукоять. Когда Альба попятился назад, клинок вышел из ножен. Володи проткнул ближайшему копьеносцу внутреннюю сторону бедра, там, где находилась главная артерия. Одновременно он свободной рукой схватил Альбу и притянул его к себе.

Оба оставшихся в живых стражника отпрянули из страха ранить своего господина. Володи пошел за ними, подталкивая Альбу вперед, и вонзил одному из воинов железный меч в горло. Второй схватил своего коня за гриву и вскочил в седло.

Володи отпустил Альбу, обхватил рукоять меча обеими руками и изо всех сил рубанул оружием по морде коня. Он услышал, как захрустели кости и зубы; кровь потекла из ноздрей рыжего, который пронзительно заржал, встал на дыбы и сбросил всадника. Володи поставил ему ногу на грудь и вонзил меч в рот, когда тот принялся молить о пощаде. Клинок скользнул через затылок и вонзился глубоко в мягкую землю. Телохранитель еще дергался, когда Володи обернулся к Альбе.

— Я богатый человек, — принялся молить валесиец. — Оставь меня в живых, и все еще можно будет решить полюбовно. Я никогда больше не вернусь, не буду требовать с Ильи подати.

— Верно, — резко произнес Володи, схватил обеими руками голову валесийца и рывком развернул ее в сторону, так что у него сломался позвоночник.

Толпа, лишившись дара речи, стояла над убитыми. Вадим, колесничий его отца, схватил раненую лошадь за поводья и принялся успокаивать ее. Сражение продлилось не более двадцати вдохов.

— Да ты демон, — недоуменно произнес Илья. — Это не работа обычного человека. Что ты наделал? Нас всех повесят за это! Думаешь, Альба был один? В любой момент из леса может выйти целая колонна вьючных лошадей, сопровождаемая дюжиной воинов.

— Кветцалли, — спокойно произнес Володи. — Принеси мои доспехи и оружие. Собери пару одеял и что-нибудь поесть. Мы уходим в леса.

— И это все? — набросился на него отец.

Володи ударил старика, так что тот рухнул наземь с разбитой губой.

— Ты попытался уладить ссору, затеянную чужим воином с Альбой. Я был здесь лишь гостем и, убив этих людей, бежал в леса, — он оглядел собравшихся. — Всем понятно? Это не сын Ильи убивал здесь направо и налево, а какой-то заезжий наемник. Вы пытались предотвратить это. В самой лучшей лжи всегда содержится зернышко правды. Скажите, что он возжелал мою жену. Я уверен, что она не первая, кого он захотел. Люди из его свиты наверняка хорошо знают его. Они поверят.

Отец поднялся с земли.

— Наконец-то ты сражаешься за Друсну, — произнес он, сплевывая кровь. А потом обнял его. Впервые с тех пор, как сын вернулся домой.

Одна

Больше всего Нандалее хотелось заорать на всю саванну, но эльфийка знала, что это не ослабит ни гнева, ни разочарования. Она чувствовала себя преданной. Тяжело дыша, пыталась взять себя в руки. Все уже случилось, изменить ничего нельзя, что бы она ни делала. Закрыла глаза, заставляя себя успокоиться. Сердце ей подсказало, что это Гонвалон поднялся по невысокому холму и остановился на расстоянии вытянутой руки у нее за спиной. Он не проронил ни слова, не прикоснулся, просто стоял и ждал, сознавая, что Нандалее ощущает его присутствие. Он так хорошо знает ее. Он никогда ее не разочарует. Уверенность в этом помогала снова обрести покой.

— Все уже в порядке.

В голосе у нее все еще звучал гнев, обличая ее слова во лжи.

— Я мог бы побыть с тобой еще пару дней, — произнес Гонвалон таким тоном, словно не знал, как обстоят дела на самом деле. Она обернулась к нему и улыбнулась. Эта улыбка была первой с тех пор, как она вернулась в сад Ядэ и узнала о том, что Гонвалона, Нодона, Элеборна и ее не вызовут на совет небесных змеев, чтобы выслушать их рассказ о выполнении миссии. Ливианна и Бидайн уже сделали это. Из-за предательства этих двоих Нандалее совершенно вышла из себя. Гонвалон пытался успокоить ее, объясняя, что они обе просто вернулись раньше, а небесные змеи хотели как поскорее выслушать отчет.

Рассудком Нандалее даже могла это понять. Но то, что драконы не позвали ее, было все равно неприятно. С ней встретился только Дыхание Ночи, которого интересовала реакция Нангог. Казалось, он совершенно не удивлен тем, что великанша не проявила благодарности по отношению к своим освободителям. Не удивило дракона и то, что Нандалее рассказала о размерах богини, впрочем, задавал много вопросов о зеленых кристаллах.

— Что скажешь по поводу жаркого из газели на костре под полной луной?

Нандалее с благодарностью поглядела на Гонвалона. Ему снова удалось оторвать ее от мрачных размышлений.

— Не пытайся понять небесных змеев, — с грустью глядя на нее, произнес он. — Я давно уже бросил это гиблое дело. Разве ты думаешь о стреле, спустив ее с тетивы? Так и мы для них. Мы их стрелы. Ты когда-нибудь благодарила стрелу, убившую одного из твоих врагов?

— Об этом стоит подумать, — с улыбкой произнесла она.

— Так как насчет романтической ночи у костра?

— Разве мы только что говорили не о романтическом ужине?

Он хитро улыбнулся.

— Просто у меня далеко идущие планы.

Нандалее решительно покачала головой.

— Не получится, и ты это знаешь. Я должна выдержать это последнее испытание одна. Тебе нельзя быть здесь. Это испортит все.

Гонвалон нахмурил лоб.

— Никто из тех, кто знает меня, не может всерьез заподозрить в том, что я могу помочь, когда нужно обуздать дикого пегаса, — он поглядел на Ночнокрыла, который пасся неподалеку. Вороной поднял голову и поглядел на него. Конь был слишком далеко, чтобы услышать их, но он чувствовал, что говорят о нем. Считалось, что если драконник найдет себе правильного пегаса, слов уже не нужно. Мысли всадника и скакуна были едины. Они понимали друг друга без взглядов, приказов или жестов.

— Мне потребовалось три луны, чтобы вернуться с Ночнокрылом. Больше времени, чем большинству…

— И, несмотря на это, я вынуждена отказаться от твоей помощи, — с любовью произнесла Нандалее. — Я должна сделать это одна.

Гонвалон вздохнул.

— А я должен был спросить тебя, — он обнял ее. — Пожалуйста, сделай это лучше, чем я. Мне не вынести без тебя три луны…

— Мне нужно некоторое время побыть одной. Ты же знаешь, я люблю бывать в глуши… Но слишком долго без тебя я тоже не хочу, — какое жалкое объяснение в любви, огорченно подумала она, едва слова сорвались с ее губ. Она сказала правду, но почему-то звучало не слишком романтично. — Я люблю тебя, — добавила она и поцеловала его.

Эльф крепко обнял ее, ответил на поцелуй с такой страстью, что ей захотелось, чтобы он остался с ней еще на одну ночь.

Когда Гонвалон наконец отпустил ее, то посмотрел на нее таким взглядом, который она так сильно любила — самоуверенно и немного хитро.

— Когда я встретил тебя впервые — ты голая бежала через заснеженный лес, преследуемая целым войском троллей — я еще тогда заподозрил, что ты довольно-таки дикая девушка. Желаю тебе удачи на охоте. Возвращайся скорее в сад Ядэ! Я буду ждать тебя.

С этими словами он отвернулся и пошел прочь. А Нандалее, которая очень любила продолжительные вылазки на охоту, вдруг почувствовала себя одиноко.

Ей хотелось крикнуть ему вслед. Что-то столь же пронзительное, как его последние слова. Что скажет об их любви… Но в голову ничего не приходило. Одна пустота.

— Я люблю тебя, Гонвалон, — прошептала она.

«А у него красивая задница», — подумала эльфийка.

Только это вряд ли сойдет за прощальные слова. Почему так трудно вести себя непосредственно? Для Гонвалона, казалось, делать ей комплименты было так же естественно, как дышать.

«Если он еще раз обернется и помашет мне рукой, все будет хорошо», — подумала девушка и тут же мысленно обругала себя за то, что готова верить в такую ерунду.

Он вскочил в седло, вставил ступни в кожаные петли и поднял длинные поводья. Ночнокрыл сорвался с места, понесся, взмахивая крыльями, против ветра и поднялся в бескрайнее синее небо. Гонвалон сделал еще один круг и помахал ей рукой.

«Слишком поздно», — подумала она. Нужно было сделать это прежде, чем вскочить в седло. Это плохое предзнаменование.

— Я люблю тебя! — во все горло заорала она, чтобы прогнать дурацкие мысли. Он ее уже не услышал. Не обернулся.

Нандалее смотрела ему вслед, пока он не превратился в крохотную точку в бескрайнем синем небе над саванной, а затем не исчез совсем. Затем подняла свои вещи. Кожаную сумку с небольшим количеством вина, риса, бобов и сухого хлеба. Узкое кожаное седло, необходимое для того, чтобы ехать на пегасе, стоя верхом, а также одеяло, скатанное в валик, стрелы, лук и ее меч, Смертоносный. Она долго размышляла, стоит ли брать с собой оружие. Большую часть времени это будет только мешать. Но если красноспин, который уничтожал пегасов, еще раз встанет у нее на пути, оружие не помешает. Она осознавала, что вторгается на его территорию. Нужно будет вести себя осторожно. Обычно драконы не охотятся на эльфов, но этот — ее враг. Он не будет действовать так, как считается нормальным. Бросив последний взгляд на небо, она взвалила ношу на плечо. У нее слишком много вещей, и эльфийка понимала это. Охотясь в лесах Карандамона, она никогда не таскала с собой такой груз.

Как же приятно снова оказаться одной в глуши. Вскоре она уже шла по высокой степной траве, которая после сухого лета приобрела насыщенный золотой оттенок. Видела она лишь на несколько шагов вперед. На родине она привыкла видеть далеко. Даже в темных хвойных лесах обзор был шире, чем здесь!

Ветер колыхал траву, она негромко шуршала. Этот звук позволял ей передвигаться почти бесшумно. Когда ветер стихал, она тоже останавливалась. Она знала, что здесь охотятся львы, гиены ищут падаль, водятся песчаные гадюки и скорпионы. Все ее чувства были напряжены до предела. Родник, где на пегасов напал красноспин, находился на расстоянии всего трех миль, но она шла по широкой дуге, чтобы двигаться против ветра и не дать хищникам учуять ее. Она то и дело поглядывала на небо. Ни пегасов, ни дракона.

В месте, где пересеклись следы газелей и небольшого стада буйволов, оставившего в высокой траве широкую просеку, эльфийка остановилась и оглядела окрестности Незримым оком. Взгляд на магический мир открыл совсем другую картину. Трава не застилала обзор. Она видела силовые линии, пронизывавшие прерию, ауры животных. В полумиле у заброшенного термитника она обнаружила группу львов. Сытые, они сонно дремали на солнце. От них не исходила опасность. Но что-то было не так. Некоторые силовые линии вибрировали, как струны инструмента, на котором только что играли. Кем-то плелись чары, нарушавшие естественный порядок вещей. Мог ли это быть красноспин? Обладает ли он вообще способностью плести заклинания?

Нандалее осторожно пошла вперед. У водопоя дичи не было. Но неподалеку от кустов, где они с Гонвалоном прятались, эльфийка нашла заброшенную стоянку. Кто бы ни был здесь, он был один. Она нашла узкий, довольно мелкий отпечаток стопы. Эльфийка?

Нандалее увидела вырытый в земле очаг. Угли погасли давно — стоянка была брошена по меньшей мере один день назад. Место для костра было выбрано неудачно. Несмотря на яму, отблески пламени могли быть видны далеко. Всего в паре шагов была ложбинка, где устроить стоянку было бы гораздо лучше.

Нандалее положила седло, одеяло и сумку с провиантом, затем пошла по следу, который вел к водопою. Тот, кто устроил здесь стоянку, либо мастерски замел следы, либо спускался к воде всего один раз. Охотница остановилась. Солнце поцеловало горизонт. Стемнеет быстро. Поскольку следы в грязи читались легко, Нандалее приняла решение сначала обойти стоянку по большой дуге, а потом уже поискать другие следы.

Единственный обнаруженный ею след вел с востока. Нандалее знала, что примерно в десяти милях находится большая звезда альвов. Должно быть, другой охотник пришел оттуда.

В последних лучах зари Нандалее вернулась обратно к водопою. Прибрежный ил был весь в следах различных животных. Приблизилось стадо гну, но решило держаться на расстоянии, и только вожак внимательно наблюдал за ней. Они ждали, когда странное двуногое отойдет от воды.

Нандалее нашла отпечатки копыт стада пегасов. Из лагеря следы неизвестного вели в середину истоптанного лошадьми места, словно тот, кто бы ни приходил сюда, прошел через ряды пегасов и просто оседлал одного из них. Озадаченная эльфийка воспользовалась своим магическим зрением. Отчетливо увидела изогнутые силовые линии вокруг. Здесь было сплетено заклинание, восставшее против структуры Альвенмарка!

И теперь Нандалее поняла, кто пришел к водопою до нее. Она рассказывала Бидайн о своей встрече с пегасами и красноспином. Она знала, что подруга выбрала Золотого и должна была стать драконницей. Нужно было только поймать свое ездовое животное. Вероятно, сегодня Бидайн уже отправилась к саду Ядэ. Они могли встретиться, когда подлетали сюда с Гонвалоном. Последним заданием на экзамене было преодолеть зачарованную пустыню, окружавшую сад Ядэ. Если лететь верхом на пегасе, это легко. Но горе тому, кто решит пересечь пустыню пешком…

Нандалее представила себе, как в этот самый миг подругу радостно встречают в саду Ядэ. И обрадовалась, что ее там нет или что они с Бидайн не встретились здесь, в глуши. То, что она сделала в Золотом городе на вилле Шелковой, всегда будет стоять между ними. Что стало с той робкой юной эльфийкой, с которой она когда-то повстречалась в пещере Парящего наставника? Той Бидайн, которая боялась Белого дракона и была влюблена в Сайна, так и не сказав ни слова наглому красавчику? Неужели именно таких из них должен был сделать Белый чертог? Существ с совершенно извращенным сознанием, лишенных какой бы то ни было морали? Убийц, не ведающих сомнений.

«Нет, я не стану такой», — поклялась себе Нандалее и вернулась обратно в лощину, находившуюся за оставленной Бидайн стоянкой.

Она разожгла небольшой костер, сварила в небольшом котелке немного риса и бобов, поглядела на звезды, начавшие свой путь по небосклону. Могли пройти дни, прежде чем стадо пегасов вернется. Она попыталась представить себе, как испугались животные. Она знала, что сделала Бидайн: она сплела заклинание, которое позволило ей стать быстрее. Она внезапно оказалась в центре стада и забралась на спину животного, которое, возможно, было уже даже оседлано. Всадницу, которая манипулирует течением времени, сбросить нельзя. Для нее все прыжки и недовольство пегаса были настолько медленными, что она спокойно могла сохранять равновесие. Интересно, сколько продлилась эта неравная битва?

То, что сделала Бидайн, не являлось нарушением правил экзамена, но противоречило его духу.

«Я поступлю иначе», — решила Нандалее. Но сколько придется ждать, прежде чем стадо вернется к водопою? Она снова поглядела на звезды и подумала о Гонвалоне. О том, что он так поздно к ней обернулся.

Это было плохое предзнаменование. Ее охота на пегасов продлится долго.

Зореокий

В сумерках девятого дня пегасы вернулись. Сначала прилетел только один жеребец, который так храбро сражался с драконом. Он долго кружил над водопоем, пока наконец не повернул на юг. Нандалее сплела себе маскировочную сетку из травы, делавшую ее почти невидимкой. Она сидела под ней неподвижно, в двадцати шагах от водопоя, в траве. В руках она держала крепкую пеньковую веревку, из которой связала широкий аркан.

Она понятия не имела, как ловят пегасов. Все драконники, с которыми она говорила до сих пор, делали большую тайну из того, как они заполучили свое ездовое животное. Поэтому она попытается действовать как при ловле диких лошадей. С помощью лассо.

Нандалее напряженно ждала прилета стада. Они словно спустились с солнца. С неба, которое из ярко-оранжевого и бледно-розового переходило в нежный серо-голубой. Теперь над водопоем кружили четыре жеребца. Тот вороной, которого она мысленно окрестила Зореоким, был первым из приземлившихся. Он понесся вдоль берега, грациозно сложил большие крылья и принюхался. Звонкое ржание было знаком остальным, что можно садиться. Постепенно приземлялось все стадо. Последними — молодняк.

На протяжении последних трех дней Нандалее размышляла, как поймать дичь, которая может запросто улететь. Думала изготовить одну из этих странных метательных веревок, которые использовали ягуары в Нангоге. В принципе, если умело метнуть, она может сбить добычу с ног. Но насколько велика опасность того, что пегас, которого она хотела поймать, поранится, упав? Поэтому нужно было лассо. Она изучила следы у водопоя и обнаружила, кто некоторые жеребцы стоят на страже, на некотором расстоянии от стада.

Неподалеку от одного из таких мест она и устроила засаду. Вымылась, а потом натерлась буйволиным пометом, чтобы ее не выдал запах тела. Все, что ей сейчас было нужно, это терпение и немного везения. Она не знала, подойдет ли к месту засады ее жеребец. Она хотела поймать не кого иного, как вороного с пятном в форме звезды на лбу. Зореокий — вот кто должен стать ее пегасом, гордое, мужественное животное, которое не боится врагов, даже если они очень могущественны.

Вскоре стадо напилось. Некоторые жеребята принялись резвиться в воде, в то время как остальные паслись. Внимание жеребцов не ослабевало ни на миг. Они стояли на вершинах холмов и наблюдали за безбрежным пастбищем, следили за подозрительными движениями в высокой буйволиной траве. К Нандалее подошел рыжий с длинными выпуклыми шрамами на боку. Похоже, тоже драконоборец.

Крылатых коней отличала не только красота, но и бойцовские качества. Нандалее слышала бесчисленное множество историй о легендарных сражениях и победах, которые рассказывали в Белом чертоге и в пещере Парящего наставника. Истории о том, как пегасы спасали жизнь своим наездникам, как сильными ударами копыт пробивали нападающим головы, заставляя их лопаться, как спелые дыни. Иногда связь между пегасом и его всадником была настолько крепкой, что даже тогда, когда хозяин уже пал в бою, крылатый конь не отступал. Они сторожили умерших, пока не приходили другие драконники или не умирали сами.

Рыжий жеребец подошел к Нандалее настолько близко, что она могла коснуться его передних ног вытянутой рукой. Она старалась не дышать, глядела на массивные копыта и думала о том, какой ущерб они могут нанести.

Казалось, прошла целая вечность, прежде чем жеребец снова спустился с холма. Тем временем стемнело. В источнике отражался свет звезд. Стали улетать первые пегасы. Нандалее расстроилась. Сколько же придется ждать, пока стадо вернется снова? Куда они полетят потом? Идти за ними пешком — безнадежное предприятие. Она знала, что ей не остается ничего иного, кроме как ждать их возвращения.

Животные постепенно покидали водопой. Под конец остался только Зореокий.

«Он первым приходит и уходит последним», — подумала она. Воин. Она впервые задумалась над тем, что может означать для стада потеря такого жеребца, если она заберет его себе.

Зореокий в последний раз обошел источник, затем медленно побежал вверх по ее холму.

«Подойди ближе, — молила Нандалее. — Еще немножечко!»

Это ее единственный шанс. Нельзя вскочить слишком рано.

«Давай, — мысленно подстегивала она его. — Еще чуть-чуть!»

Он шел прямиком на нее, временами останавливался, щипал немного травы и шел дальше. Наконец он встал прямо перед ней. Нандалее снова задержала дыхание. Руки крепче сжались вокруг пеньковой веревки, с помощью которой она собиралась его ловить.

Зореокий наклонился вперед и принялся щипать сухую траву ее маскировочной сетки. Почему он не ест свежую траву, которой вокруг полно? Неужели он…

Жеребец ухватил сеть и энергичным движением отбросил ее в сторону. Нандалее откатилась в сторону от его копыт. Он все это время знал, что она там!

Одним прыжком вскочила на ноги. Жеребец слегка отскочил от нее. Казалось, он совсем не боится — он был настороже, но агрессии не было. Зореокий мог втоптать ее в землю еще в укрытии, пока она полагалась на то, что маскировка прячет ее от его взглядов. Как он обнаружил ее? Ведь не мог же учуять.

Они стояли друг напротив друга, меряя друг друга взглядами. Нандалее не знала, что делать. Сейчас самое время воспользоваться лассо. Вместо этого она отбросила аркан на землю. Ей показалось слишком грязным лишать свободы того, кто пришел к ней, исполненный любопытства. Когда Зореокий осторожно толкнул ее ноздрями в грудь, Нандалее погладила его по шее. Она оказалась шершавой и пыльной. Он негромко фыркнул. Никогда прежде не видела она, чтобы дикое животное было настолько доверчивым. Неужели он ждал ее? Нет, это совершенно абсурдная мысль!

Она подняла руку и коснулась пятна в форме звезды, которое красовалось у него на лбу. Если бы она могла читать его мысли! Остальные пегасы исчезли на фоне ночного неба. Но, похоже, он не торопился следовать за ними.

— Ты разрешишь прокатиться на тебе? — негромко спросила она.

Зореокий склонил голову набок и негромко фыркнул. Это показалось ей похожим на ответ. Рискнуть? Можно воспользоваться лассо в качестве удила, а седло, лежавшее в укрытии в ложбинке, нужно будет надеть между крыльями, чтобы удержаться, стоя у него на спине.

Нандалее медленно наклонилась и схватила пеньковую веревку. Растянула петлю пошире, осторожно подняла ее. Зореокий не отпрянул, когда она набросила лассо ему на шею. С такой же осторожностью она взяла седло, состоявшее из широкого кожаного пояса, только поверхность для сидения была удлинена и сделана почти ровной. В таком седле не сидят, драконники стоят на спине своих пегасов. Благодаря нескольким нашитым петлям ноги можно было поставить удобно и в разные необходимые позиции. Внутренняя сторона была подбита мягкой тканью, чтобы пегасу было удобно нести седло.

Нандалее осознавала, что принять такой непривычный груз и позволить затянуть на себе кожаный ремень стоит животному немалых усилий. Но Зореокий лишь один раз фыркнул и ударил передним копытом по пыльной земле. Он все еще стоял спокойно и глядел на эльфийку умными глазами.

Нандалее положила ладошку на его пятно и приготовилась вскочить на пегаса. Она дождалась, пока ее дыхание придет в тот же ритм, что и его. Она нашла связь с его силовыми линиями и поняла, что он совершенно не напряжен. Он знал, что она придет и что уйти с ней — такова его судьба. Для того, что происходило между ними, слова были не нужны. Его чувства пронизывали ее. Она знала о его жизни, о его боях. Во время нападения дракона он потерял свою кобылку и своего жеребенка. Его жизнь, которую он вел прежде, была разрушена. Он был готов уйти с ней.

— Я всегда буду хорошо присматривать за тобой, Зореокий.

Ему понравилось имя, которое она выбрала для него, и он прижался теплыми ноздрями к ее шее. Договор был заключен. Навеки.

Она вскочила ему на спину, поставила ноги в петли, почувствовала, как движутся под кожей его мышцы. Нандалее слегка наклонилась вперед, затем Зореокий взбежал на холм против ветра, пробежал по неглубокой воде неподалеку от берега. Все чаще билось его сердце, в унисон ему ускорялось и ее сердцебиение. Вода тысячами сверкающих жемчужин брызгала на нее в лунном свете, орошая лицо.

Затем они оторвались от земли и полетели навстречу звездам.

Колодец

Гламир отодвинул засов и вошел в комнату, выделенную нежеланным гостям. Десять дней он оттягивал свой визит. Маленькая комнатка была поразительно чистой. Хоть и пахло использованными пеленками, но слегка чувствовался здесь и запах духов. Он слишком хорошо знал этот тяжелый мускусный аромат. Амаласвинта всегда душилась им, когда выходила на прогулку. Сводила с ума всех карликов в башне. Запах некоторое время еще витал в воздухе даже после того, как она уходила. Гламир видел, как его люди бросали работу, когда она шла мимо, и еще долго мечтали с закрытыми глазами. Как Эйкин мог с ним так поступить? Думал ли Старец в Глубине, прежде чем послать им женщину?

Гламир почувствовал, что между бедрами зачесалось. Даже у него она вызывала давно забытые чувства. Нехорошо, что она здесь. Рано или поздно из-за Амаласвинты начнутся ссоры. Нужно заковать ее в цепи и утопить в колодце. Возможно, его ожидает та же судьба. Эта девка дала понять, что Старец в Глубине ценит ее. Но разве тогда он послал бы ее с драконоборцами? Может быть, это у Эйкина такая идея — заковать эту женщину в цепи и утопить в колодце.

— Мы польщены визитом хозяина башни, — хриплым голосом, от которого в животе приятно защекотало, произнесла она. Ей удавалось говорить одновременно мило и иронично, в то время как остальные карлики встретили его ледяным молчанием.

Гламиру было тяжело оторвать от нее взгляд. Если бы он не оказался здесь, в этой башне в конце света, чтобы выполнить миссию, которая требует от него всех сил и полной отдачи, она могла бы стать женщиной его мечты. С другой стороны, больше нигде она не удостоила бы взглядом полумужа, которого изуродовали изумрудные пауки. А ведь самый главный его орган еще как полноценен!

Амаласвинта была пышной, но не толстой. Лицо точеное, с чувственными полными губами. Темно-зеленые глаза прятались в тени кустистых бровей, от чего ее лицо приобретало какие-то животные черты. На ней было обтягивающее красное платье, полностью неуместное в этой темнице. Глубокое декольте открывало грудь и пробуждало в Гламире желание засунуть ей туда оставшуюся руку.

— У тебя все в порядке, князь мой? — кокетливо спросила она, играя при этом прядью своих длинных, черных, как вороново крыло, волос. Судя по всему, она прекрасно осознавала, что ему грезится.

А почему бы не воспользоваться своим положением, чтобы немного поразвлечься с ней? Он такой же пленник этой башни, как и она. У него квартира ничем не лучше, чем у его ребят, он получает ту же негодную жратву, что и они. Он никогда не пользовался своим положением, чтобы устроить себе какое-то послабление. Почему бы не сделать этого сейчас?

Гламир откашлялся. Нужно взять себя в руки, если он будет пользоваться этой женщиной один, это нарушит хрупкий мир в башне. Скоро, когда башня полностью погрузится в пучину вод, они на много недель окажутся отрезанными от внешнего мира. В прошлом ссоры возникали и из-за меньших пустяков. Одно дело несколько лун сидеть в глубине горы, откуда есть несколько путей на улицу. И если захочется, можно в любое время прогуляться наверх. Но совсем другое дело быть запертым здесь, внизу. Они со Старцем в Глубине недооценили эту проблему. Во время последнего затопления ссора возникла из-за того, что один из его кузнецов будто бы брал каждый раз себе к супу больше тонкого сала, чем остальные.

Вероятно, это была просто случайность. Случайность, которая, в конце концов, стоила кузнецу жизни. Кто-то подкараулил его в дальней штольне и хладнокровно зарезал. Кто совершил это кровавое злодеяние, выяснить так и не удалось. После этого началась ожесточенная борьба между друзьями погибшего и теми, кто упрекал его в том, что он крадет сало. Команда башни раскололась на два лагеря всего за два дня. Каждому пришлось выбрать одну из сторон. Произошло несколько жестоких драк, и, если бы вода не опустилась и не бросил якорь прибывший угорь, наверняка были бы еще смерти. На протяжении нескольких недель после того Гламиру пришлось поменять половину команды башни, чтобы восстановить мир.

Взгляд его снова переместился на грудь Амаласвинты. Какое искушение по сравнению с жалким куском тонкого сала.

— Я был бы рад пригласить тебя на небольшой перекус, — вопреки рассудку произнес он. Но сегодня вечером будет повод праздновать. А потом он будет воздерживаться. Только один ужин!

— Галар, если ты достаточно мужественен, чтобы спуститься в колодец, то идем со мной. Сегодня мне нужен мужественный спутник, — он поднял обрубок руки. — Да еще чтобы он мог пользоваться обеими руками. Я покажу тебе, где мы добываем металл, благодаря которому эта башня становится настолько особенной.

— Вы спускаетесь к металлической стене в скале? — с любопытством поинтересовалась Амаласвинта.

Гламир покачал головой.

— Нет никакой металлической стены! Всего кусок металла в скале.

— Но выглядит это совсем не так, как жила руды, верно?

— Да, верно, — неохотно согласился он. — Но она точно не длиной в милю и не шириной в фут!

— Если ты так считаешь, мой князь, — она снова заговорила этим тоном, который звучал отчасти иронично, отчасти мило.

«Если она будет продолжать в том же духе, ужин не доставит мне удовольствия», — кисло подумал он.

— Ну, так что, Галар, что там с твоим мужеством?

— Все в лучшем виде, — вызывающе заявил Галар. — Равно как и с моим рассудком. А он велит мне не ходить с тобой. Почему ты так долго не показывался? И, в первую очередь, откуда эта внезапная перемена в настроении?

Гламир решил попробовать невинно улыбнуться.

— Несколько дней никто так глубоко не спускался. Чертовы пауки вели себя агрессивно. А теперь все выглядит довольно спокойно. Конечно, одно дело выстрелить в дракона с расстояния в полумилю, и совсем другое — опуститься в воду, словно камень, а там из темноты могут появиться пауки.

— Ты хочешь сказать, что мы все трусы? — возмущенно воскликнул Нир.

— Нет, просто он хочет, чтобы Галар принял решение, не пользуясь рассудком, — вмешался Хорнбори. — И, насколько я знаю нашего друга, у него это получится.

— Займись своим собственным дерьмом, пердун словоохотливый, — фыркнул Галар, поднимаясь со своего ложа. — Вспомни, что меня не удалось убить даже драконам.

— В чем ты меня подозреваешь! — возмутился Гламир. — Ты находишься под защитой Старца в Глубине. Я никогда бы не поднял на тебя руку, — произнося эти слова, он торжественно прижал левую руку к сердцу. — Клянусь тебе бородой своих предков.

— У тебя все равно ничего бы не получилось, — самоуверенно заявил Галар. — Так что идем. Жду не дождусь, как бы выбраться из этой засранной камеры.

«Тебя погубит собственная наглость, мне почти ничего не придется делать», — подумал Гламир, а вслух произнес:

— Идем, конечно.

Он повел кузнеца вниз, в комнату над колодцем. Там уже были подготовлены для них два костюма-бочонка. Гламир терпеть не мог, чтобы ему помогали надевать костюм-бочку, но поскольку он был калекой, ему нужен был кто-то, кто поддерживал бы его, пока второй карлик затягивал кожаные язычки.

Он весело наблюдал за тем, как Галар рассматривает свой костюм-бочку со смесью любопытства и недоверия. Нужно быть ненормальным, чтобы залезть в такую штуку и погрузиться в темный колодец. Но ведь Галар безумец! Судя по историям, которые Гламир слышал о кузнеце из Глубокого города, он был в этом совершенно уверен. Конечно, они в некоторой степени даже похожи. И именно поэтому от него нужно избавиться.

— Что это за штука? — скептично поинтересовался Галар, рассматривая бочонок с пришитыми к нему кожаными штанами и толстыми кожаными рукавами, торчавшими из боков.

— Это В-7, — ответил Гламир, наслаждаясь вопросительным выражением лица кузнеца.

— Костюм-бочонок, вариант 7. Лучшее, что мы можем предложить в данный момент. Утяжеленная свинцовая гиря, смотровое стекло побольше, защищенное стальной решеткой, два отверстия для отработанного воздуха, а кроме того, бочонок никогда не использовался для хранения продуктов, содержащих алкоголь. Все опыты последних лет вылились в создание В-7. Если бы на мне был такой костюм, когда произошел тот несчастный случай, то, возможно, я сохранил бы свои конечности.

Посмотри, к примеру, туда, вперед, под смотровое окно. Там янтарин, встроенный в полусферу из полированного стекла. Таким образом, его свет фокусируется и дает более сильный луч, светящий вперед, туда, куда ты смотришь. И если понадобится быстро оказаться в темноте, можно опустить на него заслонку.

— А зачем это надо? — Галар наморщил лоб, но в бочонок залез и попросил, чтобы ему помогли справиться с кожаными штанами.

— Изумрудные пауки идут на свет, когда тебя поднимают. Если света нет, то шансы уйти от них выше.

— Мой бочонок воняет рыбой, — проворчал Галар.

— Значит, в нем хранили селедку. Но поверь мне, это лучше, чем бочонок из-под самогона, которые мы брали поначалу. Алкоголь слишком сильно впитывается в дерево. В бочонке может стать очень жарко, ты начнешь потеть, алкоголь будет испаряться из древесины. А вдруг оказаться пьяным в колодце на глубине в пятьдесят шагов — в этом нет ничего хорошего. Я потерял троих славных ребят, пока мы поняли, в чем дело. Запах селедки — гораздо лучше!

Гламир просунул левую руку в расположенный сбоку рукав из буйволиной кожи. На запястье и на плече затянули ремни, чтобы внутрь бочонка не попала вода. Вместо правой руки был протез, в который вмонтировано специальное приспособление, позволяющее выстрелить гарпуном. Но Галару знать об этом не обязательно.

Гламир наблюдал за кузнецом через большое выгнутое стекло, вставленное в передней стороне бочонка. Его собственный бочонок имел еще ряд особенностей. Справа и слева на уровне головы были врезаны два дополнительных стекла, чтобы улучшить обзор. Единственное, что было хорошего в изумрудных пауках, так это окружавший их странный фосфоресцирующий свет. В отличие от мурен или морских змеев их можно было увидеть издалека.

— А что это за рычаги внутри? — проворчал Галар, из-за бочонка голос его звучал глухо. — Что за безмозглый карлик это выдумал? Как я должен ими пользоваться, если руки у меня в кожаных рукавах снаружи бочонка?

— Очень просто, ты берешь в зубы деревянную рукоять и поворачиваешь голову в сторону. Голубой рычаг высвобождает обратный клапан. Ничего сложного.

— Клапан? — недоуменно уставился на него Галар сквозь стекло своего костюма-бочки. — Зачем мне открывать дырку в бочонке?

— Это обратный клапан! — с наслаждением усмехаясь, ответил Гламир. — Вода внутрь не идет, по крайней мере, если все в порядке. Он выпускает воздух, если давление в бочонке становится слишком высоким, — он указал на насосы в дальней части пещеры, выглядевшие словно огромные кузнечные мехи, над которыми возвышались два деревянных рычага. — Из жидкой крови деревьев мы изготовили шланги. Изнутри они армированы проволокой. Через шланг в бочку нагнетается воздух. И если давление внутри становится слишком высоким, ты просто открываешь клапан.

— А как я это пойму?

— У тебя заболят уши. Станет легче, если открыть рот. Но лучше открыть клапан. Тогда воздух выйдет и давление выровняется. Если этого не сделать, давление будет повышаться и в какой-то момент шланг над тобой может лопнуть.

— Который сделан из крови деревьев, — несколько недоуменно произнес Галар.

— Эластичная смола. Не переживай по этому поводу.

— А красный деревянный рычаг слева?

— Им ты перекроешь отверстие для шланга наверху бочонка, если вдруг шланг порвется, чтобы внутрь не попала вода. У тебя в бочонке останется еще достаточно воздуха, пока тебя поднимут. Бочонок висит на тяжелой стальной цепи, которая крепится к медной петле в крышке бочонка. Мы поднимаем всех. Так что не бойся.

— Я не боюсь, — раздраженно прорычал Галар.

— Страх поможет тебе выжить там, внизу, парень. Так что лучше не быть излишне мужественным. Бесстрашные погибают первыми.

— Мы ведь не на битву идем.

На это Гламир ничего не сказал. Парень и так поймет, во что ввязался.

— Слева от себя увидишь канат. Если резко дернуть за него три раза, это будет сигналом к тому, чтобы тебя быстро втащили. Дернешь один раз — значит, стрелу крана, на котором ты висишь, нужно повернуть вправо, два — влево, четыре раза — вытравят больше цепи, чтобы ты мог спуститься поглубже. Впереди бочонка есть кожаные сумки для инструментов. Кирка, стамеска, молоток и в первую очередь сильный магнит. Тебе удастся отделить от того странного железа там, внизу, лишь несколько стружек. Тяжелой кожаной рукавицей ты их не ухватишь, и магнит поможет тебе собрать их.

Галар кивнул.

— Еще вопросы есть?

— Свинец в бочонке служит для того, чтобы мы опускались вниз быстрее, верно?

— Он дает нам возможность вообще спуститься, — пояснил Гламир. — Без свинца бочонки плавают на поверхности.

— Почему не сделано так, чтобы его можно было просто сбросить? Тогда бочонок мог бы сам подняться наверх?

«А он неглуп», — подумал Гламир. Поначалу они это тоже пробовали.

— Если бочонок поднимется вверх слишком быстро, с легкими что-то происходит. Мы точно не знаем что. Но может случиться, что из носа и рта у тебя пойдет кровь и ты подохнешь. Нехорошо подниматься слишком быстро. По крайней мере, если находишься на глубине пятьдесят шагов под водой. Еще вопросы? Это последняя возможность их задать. Когда медную крышку бочонка закрутят, поговорить уже не удастся.

— Довольно болтать! Давай спускаться, — кичливо заявил Галар.

Гламир снова почувствовал, что парень напоминает ему самого себя, когда у него еще все конечности были на месте.

— Хорошо. Внизу я подам тебе световой сигнал, когда мы опустимся до того места, где в нише в скале находится металлическая стена. Ты войдешь туда, а я буду прикрывать твою спину. В нише слишком узко, работать может только один.

— Хорошо, так и сделаем. Я подниму наверх хороший кусок металла.

«Ну, конечно, — подумал Гламир. — За все эти луны мы наскребли металла всего на один наконечник, а ты поднимешься сразу с целым куском. Вот ты удивишься, когда твоя кирка отскочит от той проклятой стены, а тебе покажется, что воздуха в бочонке не хватает».

— Закрывайте бочонки, — крикнул он ожидавшим команды рабочим.

Тяжелая выпуклая крышка закрылась с глухим звуком. Гламир услышал, как затянули болты. Неудивительно, что ему показалось, будто над ним захлопнулась крышка гроба. Тот, кто спускался в колодец, должен был разобраться с миром и самим собой. Слишком многие не вернулись оттуда живыми.

Он услышал, как к крышке прикрепили тяжелую цепь, и подал рукой знак, что он готов. Зазвенела цепь, и его подняли вверх. Стрела крана, на которой он висел, качалась над отверстием под выпуклым куполом, закрывавшим колодец. Оно было достаточно широким — одновременно можно было спустить четверых карликов в костюмах-бочках. Темная вода в колодце стояла высоко. Еще полтора шага — и она поднимется до выпуклого купола. Тогда нужно будет окончательно перекрыть колодец тяжелой медной заслонкой. Возможности спуститься в глубину уже не будет. И потекут недели ожидания, на протяжении которых все они будут заперты в башне.

Старый карлик, прищурившись, вглядывался в воду, искал предательский блеск изумрудных пауков, но ничего не видел. Они появятся, он это знал, но пока еще время есть. Когда рядом с ним в костюме-бочке появился Галар, он подал знак опускать их. Было видно, что Галар напряжен. Стекло его бочонка уже запотело. Признак того, насколько сильно он переживает.

Они рывками опускались навстречу воде. Гламир опустил руку на фонарь с янтарином. Он собирался открыть его как можно позднее. Не только пауков видно издалека благодаря свету, их он тоже выдает.

Нога опустилась в воду. Он интуитивно задержал дыхание. То, чем они здесь занимаются, — безумие. Столько возможностей погибнуть в этих проклятых бочонках. Стекло может прохудиться, откроется течь — а еще там полно всяких существ, которых порождает тьма. Когда вода сомкнулась над ним, он нащупал кирку в кожаном чехле на поясе.

— Я вернусь обратно, — поклялся он себе. — Все будет хорошо.

Старый кузнец принялся негромко считать. В темноте колодца время текло медленнее. Мгновения тянулись бесконечно. Он почувствовал легкое давление в ушах и ухватился зубами за голубой рычаг рядом с головой. Осторожно открыл клапан для спертого воздуха. Через маленькое боковое окошко он видел, как в воде поднимаются серебристые пузырьки воздуха. Пока еще воду освещал свет из шахты колодца. Он видел стены с широкими лестницами. На стенной кладке обнаружил черную улитку. Нужно послать вниз парочку ребят, чтобы собрать их, как только вернется обратно. Драгоценный черный краситель, который добывали из улиток, был их маскировкой, официальной причиной существования этой башни. Краска была нужна. Ценилась на вес золота. Она никогда не выцветала. Все важные документы, которые не вытесывали в камне, записывались такими чернилами. А одежда, которую ими красили, никогда не теряла насыщенного черного цвета.

Окно в его костюме-бочонке начало запотевать. Гламир выругался. Как будто и без того недостаточно плохо видно. Сейчас он почти достиг границы вечной тьмы. Стен шахты колодца уже не было видно. Его рука потянулась к фонарику с заслонкой, прикрепленному к бочонку. «Пока нет! — напомнил он себе. — Еще рано».

Он забыл, что нужно считать! Дерьмо! Интересно, насколько глубоко они опустились? Сумерки сменились темнотой. Железная цепь, на которой он висел, была с отметками. Как только опустится на пятьдесят шагов, ребята наверху остановят лебедку. Но правильнее параллельно считать, чтобы иметь представление, сколько еще погружаться.

Галар тоже еще не открыл фонарик.

«Дисциплинированный», — подумал Галар.

Немногим во время первого погружения удавалось устоять перед искушением и не бросить хотя бы короткий взгляд на шахту колодца. Только чтобы знать, что она еще там и что их не окружает бездонная темнота, словно ты упал с одной из Золотых троп в Ничто, в бескрайнюю тьму между мирами.

Он снова подумал об Амаласвинте и о том, что было бы ошибкой ужинать с ней, но один раз «ошибиться» он может себе позволить. В любом другом месте его наказали бы презрением, но здесь он хозяин. Правитель башни. Разве аморально воспользоваться такой возможностью? В конце концов, он ни к чему ее не принуждает. Он просто примет то, что ему предложат. Гламир закрыл глаза и начал предаваться фантазиям. Давно уже он не спал с женщиной.

Внезапный рывок оторвал его от мечтаний. Должно быть, они достигли отметки в пятьдесят шагов. Гламир нащупал фонарик и отодвинул заслонку. Темноту прорезал теплый желтый свет. Он был не очень ярким, но его было достаточно для того, чтобы видеть на расстоянии нескольких шагов. Они оставили позади высверленное отверстие в выступе скалы, на котором была возведена башня. Перед ними нечетко маячила стена подземной скалы, на которой росли гнезда мясистых нитей. Над ними виднелся нижний край шахты колодца.

Галар уже дернул за веревку. Мгновение спустя он мягко подплыл к скале. Гламир тоже приказал поднести его ближе к стене. Теперь в свете фонаря отчетливо виднелась ниша в скале. Галар уже был возле нее. Они висели низковато. Он воспользовался киркой, чтобы взобраться по склону, а затем скрылся в пещере. Она уходила не слишком глубоко в камень. Пожалуй, шага на три-четыре.

Гламир увидел, как на длинных лапах побежал прочь от света фонарика белый краб. Кузнец вздохнул. То, что нужно было сделать, ему не нравилось, но Галар представлял опасность для башни. Уже все знали о том, кто он такой. Ребята не знали его, но уважали то, что он сделал вместе с двумя другими чужаками. Они драконоборцы! Сбили с неба одного из огромных тиранов! Какую глупость они совершили, эти трое не осознавали. Своим поступком они уничтожили свой родной город.

Гламир обернулся к пропасти, бесконечной темноте, из которой возвышался утес. Свет его фонарика прорезал в темноте лишь узенькую дорожку, но видно ее будет далеко. Он ждал.

За спиной слышался глухой стук кирки Галара. Кузнец мучился с железной стеной. Пусть работает, пока не устанет. Конец будет легче, если он не сможет сопротивляться. Глубоко в темноте показался бледно-зеленый фосфоресцирующий свет. Они приближались.

Гламир решил немного выждать, прежде чем трижды дернуть за сигнальный шнур. Он хотел быть совершенно уверенным в том, что пауки заберутся в пещеру, несмотря на то что наверняка их привлек стук кирки. При виде изумрудных убийц заболели старые шрамы. Карлику стало плохо.

— Так нужно! — твердым голосом произнес он, но это не помогло. В жизни своей он перепробовал много ролей. Но сегодня он впервые стал предателем.

Изумрудные пауки

Галар изо всех сил ударил по металлической стене, спрятанной в скале. Затем в матово-желтом свете фонаря принялся исследовать металл. Ему удалось оставить на нем лишь маленькую царапинку. Похоже, даже крохотного осколка не откололось. Он отчетливо видел следы труда тех, кто был здесь до него. Почувствовал уважение к мужчинам. Чтобы оставить хоть какой-то след, нужно было бить довольно сильно.

Инструмент, который ему дали, был бесполезен для этого занятия. Возможно, можно будет собрать парочку осколков с помощью алмаза? Странно, что Гламир до этого еще не додумался. Возможно, у них просто нет алмазов, которые можно приспособить к инструментам. А поскольку вскоре башня будет отрезана от мира, еще долго нельзя будет получить нужных материалов.

Галар снова изо всех сил ударил киркой по стене. Она не завибрировала, ни капельки не шелохнулась — как бы он по ней ни колотил. Должно быть, она все же толстая и уж точно не заканчивается близко справа или слева от скалы, в которой она находилась. Кузнец вспомнил о том, что рассказывала Амаласвинта. Откуда настолько огромная металлическая стена посреди скалы? А если да, то какой от нее прок? И кто ее сделал?

Вместо того чтобы продолжать лупить в стену, он посветил в сторону и принялся осматривать скалу, в которой она исчезала. Камень был пористым. Он поднял кирку. После первого же удара ему удалось отделить кусок величиной с кулак. Вниз покатилось еще несколько камешков. Может быть, не такая уж это хорошая идея — ломать камень, не укрепив предварительно по-хорошему свод и стены пещеры. В принципе, он-то должен знать, как это бывает. Его легкомыслие не… В том месте, где он отколол кусок камня, покатилось еще больше камешков. Скала угрожающе заскрипела. Теперь и сверху покатились мелкие обломки камня, заплясав в кругу света его фонарика.

Галар слегка отпрянул. Он не горный мастер и практически понятия не имел о горной инженерии. И лучше бы он туда не лез! Проклятое любопытство однажды убьет его.

Он отошел еще на шаг. Обвал закончился, гора снова успокоилась. Карлик с облегчением вздохнул. Голова болела. Ощущение было такое, словно кто-то сунул пальцы ему в уши и теперь пытается выдавить мозг. Клапан! Он совершенно о нем забыл!

Какой там был рычаг? Синий или красный? Решил начать с синего. Вцепился зубами в деревянную рукоятку. Нет, точно, эти костюмы-бочонки еще незрелые. Давление стало ниже. Он заморгал и оглядел металлическую стенку. Если ему удастся принести наверх парочку крохотных стружек, то можно-будет радоваться. Надо, чтобы на это посмотрел Нир. Он умница, и уже самое время ему подумать о чем-нибудь другом, кроме маленького засранца. Фрар держался поразительно хорошо. Он был крупным для своего возраста. Драконья кровь и разжеванные сардины не убили его. Парень продержится пару часов и без Нира.

Галар обернулся в скальной нише. У выхода больше не было света. Гламир исчез. Может, старик решил собрать парочку этих мерзких улиток?

Галар отошел к краю пещеры и поглядел наверх. Там не было ничего. Ни света, ни даже отверстия в куполообразном своде. Может, внизу? Пришлось сильно наклониться, чтобы заглянуть в пропасть. По склону бежали тени, окутанные неровным зеленым светом. Гламира и след простыл. Старик улизнул, а его бросил! Галар ухватился за аварийный канат, резко дернул. Никакого сопротивления. Что?.. Отрезанный конец каната опустился в луче света от его фонарика.

И тут до кузнеца дошло, зачем Гламир взял его с собой к стене. Он хотел убрать его с дороги. Но он не собирается так просто подыхать! Галар отступил обратно в нишу в скале. Ведь проклятые пауки могут атаковать его только спереди. Он драконоборец! Он не позволит так просто убить себя!

Он обнажил нож, торчавший в одной из петель костюма. Вместе с короткой киркой это было лучшее оружие, чтобы обороняться от пауков. По крайней мере, карлик на это надеялся. Его опыт в общении с пауками ограничивался теми, которых можно было без труда прихлопнуть ладонью.

— Идите уже! — крикнул он так громко, что в тесном пространстве бочонка у него загудело в ушах. — Я с вами расправлюсь!

При виде первого паука, который влез в нишу, у него захватило дух. Не должны эти твари быть настолько огромными! На длинных тонких ногах покачивалось массивное тело. На земле паук мог просто переступить через него, и брюшко его даже не коснулось бы. Обе передние лапы заканчивались острыми шипами. Под пастью росли две лапки поменьше, заканчивавшиеся клешнями размером с мечи. Ярко-зеленые глаза смотрели на него из-под темного панциря. Паука окружал призрачный зеленый свет.

Галар осознал, что при выборе оружия допустил ошибку. С помощью ломика, возможно, удалось бы сломать одну из бронированных лап паука, а вот с киркой можно было рассчитывать только на удачу. Жаль, что с собой у него нет секиры!

Одна из передних лап ринулась вперед. Он отступил в сторону. В проклятой скальной нише места было немного. Вперед тут же ринулась вторая лапа. Огромный навозный жук просто пытался насадить его на шип!

— Нет, меня не так-то легко убить! — яростно закричал карлик и бросился на морского паука.

Клешня попыталась схватить руку, в которой он держал нож. Он отпрянул. Клешня сомкнулась на острие клинка и перерезала его с такой легкостью, словно это была не первоклассная сталь производства карликов, а какая-то тонкая веточка. Внезапно Галар ярко представил себе, каким образом Гламир лишился своих конечностей. Вторая клешня потянулась к одной из его ног. Он изо всех сил обрушил кирку на толстый роговой панцирь. Острие вошло в клешню, и после этого оружие вырвали у него из рук, когда паук одернул лапку.

Галар потянулся за висевшей за поясом стамеской, когда лапы, заканчивавшиеся шипами, снова устремились вперед. В неуклюжем костюме-бочонке он не мог увернуться достаточно быстро. Один из шипов полоснул дерево. Послышался треск. Галара отбросило назад, в лицо брызнула ледяная струя воды.

«Мне конец», — была его первая мысль. Он нанес удар по паучьим лапам изуродованным ножом, но урона не нанес. Шипастые ноги снова принялись наносить удары.

Он рухнул на колени. Одна из лап царапнула рядом с ним по металлической стене и оставила глубокую царапину.

«Теперь я знаю, как справиться с этой стеной, — в отчаянии подумал Галар, — но подохну, прежде чем успею кому-либо рассказать об этом».

Ледяная вода в костюме-бочонке доходила уже до грудины. Он вспомнил, как когда-то штурман угря рассказывал ему о том, что подводные лодки никогда не заливаются водой полностью, если нет второго отверстия. В самом высоком месте всегда образуется воздушный пузырь.

Галар закусил второй рычаг, с помощью которого можно было двигать заслонку для шланга в верхней части бочонка. Повернул голову и услышал, как над ним что-то щелкнуло. Вода все еще брызгала ему в лицо. Тут бедро пронзила жгучая боль. Он вспомнил об отрезанной ноге Гламира и опустил голову, но выпуклый бочонок закрывал обзор. В кругу света фонарика всплыла тучка крови.

«Это конец», — с горечью подумал он.

Подохнуть в колодце в жопе мира, после того как его колодец спас ему жизнь в Глубоком городе! У судьбы бывают странные шутки.

Изумрудный паук слегка отодвинулся. Он знал, что сражение позади, жертве уже не сбежать. Паука-убийцу окружили его сородичи. Они взволнованно поднимали передние лапки и махали ими. Казалось, они из-за чего-то ссорятся. Возможно, из-за того, каким образом нужно разделить добычу.

— Мои ноги, угощайтесь, — вяло пробормотал Галар. — От источаемого ими запаха даже мухи дохнут. Но, думаю, с этим у вас проблем не возникнет.

Он смотрел на облачко крови, кружась проплывавшее в кругу света. В мыслях перед ним проносилась вся жизнь. Все упущенные возможности, когда ему мешали гордость и упрямство, немногие славные моменты. Среди них была смерть обоих драконов и день, когда он завершил полный ловушек туннель для Глубокого города.

Он снова перевел взгляд на пауков. Почему они так долго исполняют свой странный танец? Тут ведь и делить особо нечего. Вода доставала ему уже до подбородка, но толстая струя, которая еще только что била ему в лицо, стала совсем узенькой.

«Что ж, хоть не утону», — с облегчением подумал он. Лучше быть растерзанным морскими чудовищами, быстрая смерть.

Галар поднял нож с отрезанным острием, хотя с ним он был способен лишь на весьма символическое сопротивление. Его внимание привлекло что-то сверкающее, лежавшее в камнях. Сначала он принял это за обломок своего ножа, но у находки форма была иной. Предмет был слишком узким. Потянулся к нему неуклюжей перчаткой, но ухватить не сумел. Может быть, все дело в том, что холод слишком глубоко въелся в кости. Зубы застучали. Вода в костюме-бочонке была по-настоящему ледяной.

Из кожаной петельки на бочонке он достал магнит и провел им в сторону осколка металла. Его притянуло, и он прилип к серому камню. В то же миг паук снова заполз в нишу. Его лапы-клешни потянулись к его сапогам. Его оттащили от металлической стены, и вскоре он оказался в лесу из паучьих лапок. Вода в костюме накрыла его с головой. Он попытался снова сесть, чтобы голова осталась в верхней пятой части бочонка. Его дважды снова возвращали на пол, но потом пауки все же разрешили ему сесть. Хищники заползали друг на друга, толкали его передними лапами и щипали его клешнями. Но серьезных ран не наносили. Казалось, его просто с любопытством исследовали.

Когда его вытащили на край ниши, он смог поглядеть вниз. Весь склон был в пауках, их было, пожалуй, больше сотни. И некоторые из них были еще больше, чем та тварь, которая напала на него первой.

Тем временем Галар уже не мог унять дрожь. Вместе с кровью из его тела утекали остатки тепла. Он сцепил зубы, но все равно не мог унять их стук. Жизнь уходила из него. Кружилась голова. Он положил магнит в сумку на поясе, затем обеими руками оперся о пол пещеры, чтобы не опрокинуться на бок. Даже несмотря на то что дышал он глубоко, ему постоянно казалось, что воздуха недостаточно. Впрочем, он слишком устал, чтобы впадать в панику по этому поводу. Почему они просто не порвут его на куски, тогда все закончилось бы быстрее?

Один из больших пауков поднял его. В его клешнях бочонок казался не больше ореха в щипцах. Легкое нажатие — и тонкая дубовая оболочка треснет, и тогда все закончится. Галар с трудом переводил дух, словно он долго бежал. Сознание начало затуманиваться. Ощущение было такое, словно его несет по реке из мерцающего зеленого света.

Внезапно воздух в бочонке стал лучше. Он лежал на земле. Вода с бульканьем вытекала через сломанный клапан. Одна из бочарных клепок была сломана, внутрь входил свежий воздух. Жадно, как страждущий пьет воду, карлик хватал ртом воздух. Он был слишком слаб, чтобы сесть. Зубы все еще выбивали дробь. Он слышал голоса, увидел седую бороду через стекло в бочонке. Кто-то занялся раненой ногой. Затем в резьбе заскрежетали болты, удерживавшие медную крышку. Едва была снята крышка, сильные руки подняли его и вытащили из бочонка.

— У него сильное переохлаждение. Нужно раздеть его и положить в теплую воду, — произнес кто-то за его спиной.

— Лучше положить его в теплую постель с хорошенькой бабой. Ничто так быстро не пробуждает жизненные силы, как красивая ласковая девушка.

— Идиот! — выругался первый голос.

Галар был так счастлив, что снова может нормально дышать. Он очень отчетливо чувствовал все «ароматы» вокруг. Воняло рыбой, застарелым потом от одежды карликов, маслом на железных цепях, дымом.

Над ним появилось лицо Гламира. По лицу его нельзя было сказать, разочарован ли он, увидев его живым.

— Ты поразительно крепкий, — с уважением произнес он.

— А ты редкостный засранец.

Все разговоры умолкли.

— Наверное, еще не совсем пришел в себя, — с улыбкой отмахнулся Гламир, но во взгляде его читалась сплошная ненависть. — Нам хотелось бы знать, что ты сделал с пауками. Обычно они жрут карликов, а тебя они принесли сюда на спинах… как будто ты их король. Что в тебе такого особенного? Тебя не выносят даже пауки?

Галар понятия не имел, почему пауки пощадили его, но не признался бы в этом ни за что на свете.

— Верно, я их король, — слабым голосом пробормотал он. — На магните мой подарок по случаю коронации.

Краем глаза он увидел, как из кожаного чехла достали магнит с осколком металла. Над ним тут же нависли зеваки.

— Это больше, чем мы до сих пор достали все вместе! — взволнованно крикнул кто-то. Раненый почувствовал, что они не стали любить его за это сильнее.

— Я могу повторить это, — нагло заявил Галар.

Он слабо махнул Гламиру рукой, прося наклониться к нему.

— Ты посвятишь меня во все тайны башни, — из последних сил пробормотал он. — Тогда я не скажу твоим людям, что ты убийца.

— Ты и так ничего не скажешь, — прошептал ему на ухо Гламир, — потому что не оправишься от серьезных ран. Здесь все видели, что ты скорее мертв, чем жив. Мы запомним тебя героем.

По глазам карлика Галар понял, что угроза нешуточная.

— Я помогу тебе добыть больше металлических осколков. Тебе не придется ждать годы, прежде чем…

Силы были на исходе. Он еще хотел сказать Гламиру, что ему не придется больше терять людей. Галар был убежден, что пауки ничего ему не сделают. Но больше кузнец не сказал ни слова. Зубы снова застучали. Он не мог больше сдерживаться, все тело била дрожь.

— Он умрет! — воскликнул кто-то.

Лица карликов расплылись перед глазами Галара.

— Я останусь с ним, — голос нельзя было спутать ни с чьим. — Унесите его отсюда. Я позабочусь о нем.

Галар хотел возмутиться, но смог только захрипеть.

Нельзя оставаться наедине с Гламиром!

Высокомерие

Нандалее проснулась с первыми лучами солнца, в лагере неподалеку от водопоя. Еще мгновение она вспоминала последнюю ночь, полет на пегасе. Эльфийка огляделась по сторонам. Большой черный жеребец исчез. Тут же проснувшись окончательно, девушка села. У края стоянки еще виднелись следы копыт.

Она доверилась ему! Как можно было повести себя настолько глупо! Зореокий — дитя природы. Вчера она думала, не надеть ли на него легкие путы, чтобы он мог попастись, но не мог убежать или улететь. Не сделала этого потому, что это показалось ей грязным. Он пришел к ней добровольно. Он выбрал ее, так же как она выбрала его из всех жеребцов его стада.

Веселое ржание заставило ее поднять голову. Над ней кружил Зореокий, затем стал опускаться по широкой дуге и, наконец, приземлился неподалеку от водопоя. Нандалее устыдилась своего недоверия. А потом подошел к лагерю и, источая хорошее настроение, с любопытством наблюдал, как она пакует свои немногие вещи и скатывает одеяло. Оседлав коня, она в последний раз спустилась к водопою и наполнила водой флягу. До сада Ядэ лететь недолго.

Зореокий, не брыкаясь, позволил приторочить себе на спину скатку одеяла и привязанное к ней оружие. С любопытством повернул голову назад и попытался увидеть, что она делает. Наконец она вскочила ему на спину, и, пробежав немного по холму, они взлетели.

Нандалее испытывала некоторую неуверенность относительно того, каким образом заставить жеребца лететь к цели. Можно было попытаться заставить его повернуть в определенную сторону с помощью веревки, но такая идея ей не нравилась. Гонвалон как-то рассказывал ей, что Ночнокрыл лучше всего летит, если предоставить его собственной воле. Особенно в воздушном бою.

К сожалению, она не спросила Гонвалона о том, как ему удается дать Ночнокрылу понять, куда нужно лететь. Вчера Нандалее мысленно представила себе водопой и понадеялась на то, что Зореокий почувствует ее мысли. Через некоторое время он действительно полетел туда, но, возможно, он сделал это только потому, что они оттуда взлетели.

Нандалее представила обрывистый скальный массив, который возвышался посреди пустыни и скрывал в сердце своем сад-оазис, ставший для нее родиной.

Через некоторое время Зореокий изменил направление полета. Теперь он действительно держал курс на сад Ядэ, который пока еще скрывался за горизонтом. Случайность? Или он знает, что все драконники летят туда? Он умен, в этом Нандалее была уверена. Ведь он ждал ее.

Почти два часа летели они на расстоянии шагов ста над просторной саванной. Нандалее видела, как пробегают большие стада, заполняющие широкую равнину от горизонта до горизонта. Они двигались на запад, туда, где еще была вода. Земля под ними становилась все более пустынной. Акации, и без того росшие лишь кое-где в море травы, исчезли совершенно. Вскоре красные термитники стали единственными возвышениями, которые она видела. Красно-бурые монолиты, строившиеся десятилетиями и превратившиеся под раскаленным летним солнцем в твердые, словно каменные, крепости.

Трава стала ниже. Она была бледно-желтого цвета. Теперь саванну лизали широкие песчаные языки. Изредка Нандалее видела более крупных животных. Одного-единственного буйвола и худощавую дикую лошадь. Они приближались к смертельной зоне, полосе пустыни вокруг сада Ядэ шириной в шестьдесят миль, на которую драконы наложили заклинание, обращавшееся против каждого, кто пытался ее пересечь. Только тот, кто умел летать или открыть врата в Золотую сеть, мог достичь сада Ядэ. Туда мог вернуться только послушник, выдержавший последнее испытание, поймавший и обуздавший пегаса.

Вскоре под ними остался только песок, из которого торчали отдельные бледные формации скал.

«Это было так просто», — подумала Нандалее. Нужно было просто дождаться возвращения стада. В чем тогда смысл экзамена? Если сейчас она вернется домой, то это будет значить, что она обманула всех остальных, кто так долго пытался оседлать пегаса.

Пусть Бидайн получила право быть драконницей с помощью магического трюка, Нандалее так поступать не собиралась. Такие поступки выхолащивают статус драконника. Она поступит иначе. Примирительно оглядела мертвый ландшафт, тянувшийся под ними. Затем открыла Незримое око. Сеть силовых линий была здесь необычайно густой. Но ничто не указывало на то, что естественный порядок был существенно нарушен. Небесные змеи были мастерами искусства плетения чар, возможно, их магия была слишком утонченной, чтобы она могла понять, что здесь было сделано. Или же история о зачарованной пустыне просто является мифом. Нандалее улыбнулась. Этого она вполне готова была ожидать от небесных змеев: что они полностью положились на силу слов, благодаря которым заклинания иногда становились излишними.

— Приземляйся, Зореокий! — крикнула она против ветра.

Пегас не послушался. Он упрямо летел дальше. Сначала Нандалее слегка потянула за веревку, но Зореокий не отреагировал и на это.

Она представила себе, что они с конем идут по желтому песку. Зореокий отчаянно помотал головой, из-за чего качнулся влево-вправо. Нандалее с трудом удержалась на спине. Наконец он все же приземлился и посмотрел на нее красноречивее всяких слов. Было совершенно очевидно, что он боится пустыни. Нервно раздувались ноздри. Голова без устали моталась из стороны в сторону. Неужели чувствует что-то, что не в силах воспринять Нандалее?

Она сняла с его спины одну лишь флягу. Все, что ей нужно. По ее подсчетам, до сада Ядэ было не больше дня пути.

— Ты знаешь, возвращение в сад Ядэ должно быть испытанием. Выдающимся достижением. А я не сделала ничего выдающегося. Я пройду последний отрезок пути пешком. Жди меня в ущелье, которое ведет в сад небесных змеев. К сумеркам я должна быть там.

Зореокий покачал головой. Понял ли он ее слова? Вряд ли.

«Что за чушь лезет в голову», — отругала себя Нандалее.

Он просто нервничает. Она представила себе образ ущелья.

— Там, — тихо и настойчиво произнесла она, — ты будешь ждать.

Похоже, жеребец понял, что для нее это очень серьезно. Он сердито фыркнул, затем разбежался и, взмахивая крыльями, стал подниматься в небо. Некоторое время он еще описывал над нею широкие круги, а затем полетел в сторону сада Ядэ.

Ориентируясь по солнцу, Нандалее шла размашистым шагом. Совсем скоро ее начала донимать сухая жара. Она было потянулась за флягой, но тут же опустила ее. До времени, когда должна наступить самая сильная жара, оставалось еще не меньше двух часов. Это было первое из выбранных ею самостоятельно испытаний: до полудня к фляге не прикасаться. Она оторвала широкую полоску от подола своей бледно-зеленой охотничьей рубашки и обмотала нос и рот. Таким образом слизистая будет пересыхать меньше. Совсем скоро ткань стала влажной от дыхания.

Прошло, должно быть, полчаса, она заметила — начинается что-то непонятное. Песок у нее под ногами завибрировал. Он двигался, несмотря на то что на просторной равнине не чувствовалось ни малейшего дуновения ветерка. Нандалее опустилась на колени, чтобы повнимательнее рассмотреть феномен. Песчинки танцевали, словно лежали на жестянке, по которой кто-то колотил барабанной палочкой.

Нандалее открыла Незримое око. Узор силовых линий сильно изменился! Это была уже не широкая сеть, она стала напоминать лучи, направленные все в одну точку. На нее! Что-то нашло ее. Нандалее ускорила шаг, чтобы уйти из центра линий, но ничего не вышло даже после того, как она побежала. Она почувствовала, что все мощнее и мощнее нарастает сила, но понятия не имела, каким образом она обернется против нее. Она не могла сплести защитного заклинания, не зная, каким образом ее будут атаковать.

Чуть впереди из песка торчал бледный, как кость, камень. Не помешает иметь под ногами твердую почву. У нее было такое чувство, что песок под каждым ее шагом подается все сильнее и сильнее. Внезапно ей представилось, что под ней образуется водоворот из песка, чтобы поглотить ее навечно.

Тяжело дыша, она добралась до невысокого утеса, взобралась на него. За минувшие тысячелетия песок отполировал камень. Ухватиться было почти не за что — только там, где скала треснула от жары и холода. На вершине она села и поглядела на море песка. Сад Ядэ еще не появился на горизонте. Ничто не шевелилось. Даже птиц в небе не было видно. Она сидела в центре смертельной зоны, всего с одной флягой воды и убийственным высокомерием. Никому не придет в голову искать ее здесь. Могут пройти недели, прежде чем удастся поймать пегаса. Ничего необычного в этом нет. Поэтому никто не будет за нее тревожиться. Все будут думать, что она где-то в саванне, где много воды и дичи. Некоторое время Нандалее ругала себя, а потом прагматизм победил. Нужно собственными силами выбраться из этой ситуации. Нандалее открыла Незримое око и поглядела на море песка. Бег силовых линий снова изменился. Они вернулись к естественному узору. Может быть, песок — ключ к заклинанию? Может быть, магия земли оборачивается против нее, как только она почувствует ее?

Прошло примерно полчаса — и от заклинания не осталось и следа. Нандалее поглядела ближайший скалистый утес, возвышавшийся над песком. Он находился примерно в миле от этого, и, если идти туда, она на несколько градусов отклонится от курса, будет удаляться прочь от сада Ядэ. Она помнила, что вокруг оазиса не было ничего, кроме песчаной пустыни. Последний отрезок пути, прилегающий к смертельной зоне, тянулся не менее десяти миль. Там больше не будет спасительных скалистых островков, на которых можно было бы спрятаться.

Но по этому поводу она будет волноваться потом, когда дойдет туда. Не исключено, что заклинание туда не достает. Пока же есть возможность перебегать от скалы к скале.

Нандалее задумчиво поглядела на флягу с водой. Если придется так часто пережидать, пока песок успокоится, то сегодня она до своей цели уже не дойдет. Лучше подождать с первым глотком как можно дольше, пока горло полностью не пересохнет.

Воительница

«Мне конец», — думала Нандалее, из последних сил пытаясь противостоять силе бури. Она сплела невидимый кокон, щит из магических силовых линий, чтобы защититься от бушующего песка. Но силы таяли с каждым шагом. Кокон становился все тоньше, песок подбирался все ближе.

Отдельные песчинки пробивали возведенный ею щит, вонзались в кожу и глаза, словно крохотные стрелы. Она почти ослепла и шаталась от слабости. То и дело принималась хихикать. Это был безумный, безрадостный смех, рождавшийся из глубины души. Ей совершенно не нужно было находиться здесь! Она могла уже лежать в объятиях Гонвалона! Сейчас, перед лицом смерти, она наконец-то поняла, в чем состояло настоящее испытание. Дело было на самом деле не в пегасе, а исключительно в ней. Нужно было преодолеть свое высокомерие! Нужно было смириться с тем, что кое-что может быть совсем простым.

Вместо этого она устроила себе ненужное испытание. Интересно, каждый ли драконник сталкивается с тайными слабостями? С чем внутри себя боролся Гонвалон? С досадой из-за того, что рядом нет красивой эльфийки? У нее снова вырвалось безрадостное хихиканье. Она опустилась на колени. Зачем сражаться? Она не знала, сколько времени уже бредет вперед. Больше одного дня? Настала ли ночь? Небо потемнело настолько, что определить было невозможно. В принципе, она уже должна быть в конце пути. Но, возможно, она ходит по кругу. Бушующая буря мешала видеть, не давала сориентироваться. Незримое око тоже не помогало. Если она открывала его, ее ослеплял настолько яркий свет, словно она смотрела на солнце в безоблачном небе пустыни.

Все силовые линии вокруг нее сияли смертоносно белым светом. Они были искажены, вибрировали, сражаясь за то, чтобы снова принять естественное положение, смыкаясь вокруг нее широким кругом. Ее энергия оживляла песок. Каждая песчинка была ее врагом и атаковала ее. Она шла сквозь бурю, вызываемую одним ее присутствием. Пустыня должна была уничтожить ее, прежде земля не успокоится.

Защитный кокон сжался еще сильнее. Скоро песок начнет безжалостно шлифовать ее кожу, унося ее прочь, как и мясо, пока не останется ничего, кроме отполированного, ослепительно белого скелета. Такие скелеты она встречала по пути; похоже, высокомерие — нередкий порок начинающих драконников.

Нандалее поднялась на ноги. Сжала потрескавшиеся, иссохшие губы. Высокомерие было и причиной того, что она сражается до последнего. Поражение неизбежно, но она не сдастся, пока в теле остается еще хотя бы искорка силы.

Песок больно хлестнул по руке. Защитный кокон разрушился. Нандалее в последний раз встала. Внутренние резервы были почти исчерпаны. Она чувствовала, что связь с магической сетью начала растворяться. Значит, вот как ощущается уход из жизни. Она заморгала, пытаясь стряхнуть корку из песка и крови, слепившую веки, чтобы посмотреть на свою руку. Тыльная сторона ладони представляла собой сплошную открытую рану, воспаленную и окровавленную. Но боли она почти не чувствовала. Сил не было даже на это. Всю свою волю она вложила в одну-единственную последнюю цель: брести вперед, пока еще получается.

Песок уходил из-под ног, заставлял спотыкаться, но она снова и снова вставала на ноги, часто лишь для того, чтобы сделать шаг и опять упасть. Она отказывалась умирать.

Безжалостный песок шлифовал лицо, трепал одежду, пытался прижать ее к земле. Наклонившись вперед, она восставала против силы стихий. Еще один шаг, и еще один…

Она дошла до края боли. Песок уже не мучил ее. Казалось, он ласкает тело, приносит охлаждение, спасая от пустынного жара.

Еще один шаг…

Ее окружила темнота. Еще немного, и все будет кончено.

Еще один шаг…

Она упала, но встать уже не смогла. Голова опустилась на песок. Глаза слиплись настолько, что она уже не могла открыть их. Даже для того, чтобы дышать, приходилось делать над собой усилие. Она сохранила для себя последний глоток воды. Опухший язык коснулся лопнувших губ. Она хотела попить, еще немного оттянуть прощание, но руки отказались служить ей. Они свисали вдоль тела, словно отмершие ветви, отрекшиеся от ее воли.

«Добро пожаловать, тьма! — подумала она. — Я хочу снова найти тебя, Гонвалон. Береги себя. Моя душа снова облачится в плоть. Она будет искать тебя. Ты единственный. Береги себя!»

Три шага

Что-то мокрое прошлось по лицу Нандалее. Снова и снова. Это было неприятно. Она хотела что-то сказать, но в горле пересохло, и она сумела издать лишь хриплый звук. Веки слиплись. Она не могла открыть глаза. Лишь когда мокрую тряпку дважды приложили к ее левому глазу, она смогла открыть хотя бы его.

Небо оказалось серебристой шерстью.

Эльфийка заморгала, не в силах понять, что именно видит. Тряпка снова прошлась по лицу. Теплая, влажная, настойчивая. Она вспомнила, как упала на песок и стала ждать смерти. Судя по всему, придется еще пожить.

Все тело болело. Она шевельнула левой рукой. Тело снова слушалось ее, но сил было немного. Значит, надо полагать, она еще в пустыне. Но кто вытирает ей лицо? Должно быть, сознание шутит.

Эльфийка снова открыла левый глаз. Ее щеку лизал большой бледно-розовый язык. Она снова увидела серебристую шерсть, янтарный глаз с вертикальным зрачком. Девушка издала испуганный стон, хотела отпрянуть, но тело словно пригвоздили к земле. У нее просто не было сил. Над ней стоял сребролев!

Она задержала дыхание, борясь с подступающей паникой, снова заставила себя взглянуть в глаз, находившийся на расстоянии пяди от ее лица. Если бы сребролев хотел съесть ее, он бы уже давно приступил к трапезе. А не стал бы вылизывать ей лицо, чтобы потом перегрызть горло.

Она вспомнила о среброльве, которому помогла выбраться из наполовину засыпанной пещеры после землетрясения в саду Ядэ. Это ее знакомец? Она повернула голову в сторону и бросила взгляд на горизонт, мимо массивной хищной кошки. Пустыня. Воздух плясал от давящего жара. Над горячим песком плыли серебряные полосы, показывая легковерному наблюдателю кристально-чистые озера там, где были лишь пыль и жажда. Над иллюзорными озерами вздымались скалы. Оценить расстояние до них было невозможно. Пять миль или, может быть, десять? Ясно было одно: с такой слабостью, как у нее, она своими силами туда не доберется.

Сребролев лизнул лопнувшие губы. Как же приятно чувствовать влагу. Нандалее вспомнила про свою флягу с водой, последний глоток, который она себе оставила. Потянулась к бедру. Надежда наполнить рот застоявшейся водой придала сил. Она поднесла флягу к губам, открутила крышку. Но воды больше не было! Девушка недоуменно переворачивала и вертела в руках кожаный пузырь. Один шов лопнул. Влага просочилась в сухой песок пустыни.

Эльфийка всхлипнула. Ощущение было такое, словно по сухому горлу провели скребком. Она отчаянно провела опухшим языком по губам, которые только что смочил сребролев.

Большая хищная кошка внимательно смотрела на нее.

«Интересно, что происходит в этой голове?» — подумала Нандалее и перевела взгляд на горло среброльва. Если бы можно было быстро перерезать хищнику горло… кровь. Нандалее показалось, что она чувствует ее вкус. Это спасет ее. Она потянулась к охотничьему ножу. Его не было. Потеряла, где-то посреди той страшной бури.

Снова перевела взгляд на горло хищной кошки. Ей показалось, что она видит, как под серебристой шерстью пульсирует крупная артерия. Сребролев отпрянул от нее. Всего на один маленький шаг, но она уже не могла достать его.

Мысль о крови придала Нандалее сил. Она поднялась и поглядела на горизонт. Снова попыталась прикинуть, насколько далеко горы сада Ядэ. Мерцающий воздух искажал действительность.

«Не десять миль», — уговаривала себя Нандалее, однако в глубине души понимала, что при таких условиях оценить расстояние невозможно.

Оглянулась назад в пустыню, лежащую за спиной. Море бледно-желтого песка. Три следа вели к месту, где лежала она. За ними следов не было. Песок образовывал легкие волнистые линии, похожие на легкую рябь на воде. Постепенно до нее начало доходить, что именно она видит. Она на три шага отошла от смертоносной зоны, последним усилием воли оставила позади зачарованный круг, который драконы очертили в пустыне. Там, прямо за тремя плоскими лунками в песке, проходила невидимая граница, за которой заканчивалось заклинание.

Она выбралась из смертоносной ловушки небесных змеев! Она не имеет права просто так подохнуть в пустыне, как скотина. Снова поглядела на горло хищной кошки. До спасения было рукой подать. Она сделала первый робкий шаг, и у нее тут же закружилась голова. Пустой желудок возмутился, гулкая боль застучала во лбу. Нандалее закрыла глаза и собралась. Сделала еще один неуверенный шаг.

Она ощупала корку застывшей крови и песка, залепившую ее правый глаз. Осторожно потерла израненную кожу и сделала следующий шаг. Когда она открыла глаза, то увидела, что сребролев отошел от нее еще немного. Расстояние между ними не сократилось ни на дюйм. Знает ли он, чего она хочет? Как же его приманить? На миг задумалась, не опуститься ли на колени, чтобы выглядеть меньше и менее угрожающей, но испугалась, что не сможет снова подняться. О боги, она может быть опасна для среброльва!

Что привело его к ней? Может быть, увидел с утесов сада Ядэ крохотную неподвижную точку в пустыне. Добыча? Но ведь он не стервятник. Может быть, между ними установилась связь с того момента, как она спасла ему жизнь, как когда-то протянулась ниточка между ней и маленькой дерябой Пипом? Птицей, которую она растила в Белом чертоге, над чем так часто смеялись другие послушники. Но именно деряба привела к ней Гонвалона, когда Нандалее потерялась.

Она не хотела знать, существует ли между ними связь. Он — ее добыча. Его жизнь обеспечит ее жизнь, вот и все, что связывает их между собой! Не сводя с него взгляда, Нандалее сделала шаг вперед. Он отпрянул. Она хотела приманить его, сказать ему что-то приветливое или хотя бы назвать его кисой, но горло пересохло. Она захрипела, как стервятник.

Если она вдруг сорвется с места и побежит, то, может быть, сумеет поймать его. Она представила себе, как обвивает руками ее шею, валит на бок и прокусывает горло. Это придется сделать. У нее нет ножа, а в этой проклятой пустыне нет даже шанса найти камень или кусок дерева. Здесь нет ничего, кроме песка. Долго она не продержится. Нужно сделать это быстро. Все было не в ее пользу. Имея клыки и лапы, сребролев был лучше приспособлен для битвы. И, вне сомнения, он был сильнее и быстрее. Ей надо застать его врасплох, это ее единственная надежда. И он не должен суметь повернуться, когда они будут кататься по земле, а она будет держать его за горло. В противном случае задними лапами он вытащит из нее кишки.

Нандалее сделала несколько шагов вперед, он отступил. Она выругалась про себя, но ярость придала ей сил идти дальше. Сумеет ли она одолеть его с помощью заклинания? Одно слово силы, которое заставит его застыть, сделает беспомощным? Она снова попыталась заговорить, но снова сумела лишь захрипеть. Она чувствовала себя старым ослом, которому под нос сунули морковку, чтобы он сам тянул повозку.

Она подумала о трех шагах, которые решили вопрос жизни и смерти, и побрела дальше. Солнце поднялось выше. Оно безжалостно выжигало пустыню, превращая воздух в жидкое стекло, с каждым вздохом опалявшее Нандалее горло. Она тащилась вперед, не сводя взгляда с серебристой шерсти льва. Она давно уже не думала больше ни о чем, отказалась от всех надежд, просто продолжая идти. Еще один шаг, и еще один, пока не вступила в нору пустынной мыши, не подвернула ногу и не упала. Она с трудом поднялась снова, пошла дальше, пока опять не подкосились ноги, на этот раз от слабости.

Солнце стояло в зените. Обжигало лицо Нандалее. Она поползла дальше на четвереньках. Нельзя прекращать движение. Важен каждый шаг. Из песка показались первые тонкие кустики травы. Может быть, здесь есть какой-то родник. В траве она увидела следы птиц. Здесь есть жизнь. Нельзя сдаваться.

«Три шага могут решить вопрос жизни и смерти», — напоминала она себе, подгоняя свое тело, пока не сдались руки и она не рухнула на живот.

Она поползла дальше на животе. Пробираясь по раскаленному песку, пока не кончились силы. Куда подевался сребролев?

«Он бросил меня», — подумала Нандалее, прекрасно осознавая, что, не будь его, она не добралась бы даже сюда. Интересно, сколько она прошла? Одну милю? Две?

Уже неважно. Она слишком далеко от сада Ядэ, чтобы ее случайно обнаружили. Никто не покидает спасительный оазис, чтобы сразиться с безжалостным зноем пустыни. Здесь нет ничего, что стоило бы подобных усилий.

Левая щека на песке, сбившиеся в пряди волосы упали на лицо — она лежала так, не в силах пошевелиться. Так ее и найдут. Она обвела взглядом раскаленную равнину. Что-то темное двигалось в ее сторону. Видела она нечетко. Оно медленно приближалось. Исчезало в колышущихся полосках воздуха, внезапно появлялось снова, а потом опять пряталось. В душе зародилась надежда, пока темная точечка внезапно не приобрела контуры и не стала видна отчетливо: это был большой черный жук, кативший шарик темного навоза. Задняя часть тела блестела металлическим зеленым цветом, шейный щиток был черным. Торчащие из его головы усики ближе к кончикам становились толще и напоминали крохотные дубинки.

Перед внутренним взором Нандалее всплыл жук-навозник, за которым она наблюдала целую вечность тому назад в пещере белого дракона, ее первого наставника. Как он, вместо того чтобы идти по желобку в узоре на полу пещеры, переползал через боковые стенки параллельных желобков. Он не хотел подчиняться предопределенному пути, шел своим собственным.

Эльфийка вспомнила слова Парящего наставника о том жуке: «Видите ли, он ест экскременты. И справляется с этим наилучшим образом. Он собирает их и для своих потомков. Скатывает их в шарик, многократно превышающий его собственный вес. В него самочки откладывают яйца, и малыши рождаются в мир, где из-за экскрементов не видят света. Вся их жизнь вращается вокруг дерьма! Немного напоминает вашу жизнь в данный момент, не так ли? Но знаете, что самое восхитительное? Самцы катят способные раздавить их шары из навоза задними лапками. При этом они смотрят вперед, на солнце. Они устроили свою жизнь настолько хорошо, насколько это возможно. Учитесь у них. Если вы уже не можете избавиться от дерьма в собственной жизни, то хотя бы держите его позади, чтобы оно не закрывало вам будущие перспективы».

Нандалее задумалась, не открыть ли рот, чтобы заманить жука в фальшивую пещеру. Интересно, сколько жидкости содержится в жуке-навознике? Но потом сдвинулась вперед и решила ничего не делать жуку.

«Несколько шагов я еще смогу отвоевать у смерти», — решительно подумала она.

Она еще не была готова уйти.

Красная жажда

Нандалее плыла в куче красных лепестков посреди волнующегося моря. Кожу ласкала приятная прохлада. Она дышала водой. В горле наконец-то снова было влажно. Глубоко под собой в море она видела двух массивных змееподобных драконов, соединившихся друг с другом на фоне огромного диска из кованого серебра. Может быть, они любят друг друга? Или сражаются? Определить это было невозможно. Один был черный, как ночь, второй — серебристый, как диск, на фоне которого они исполняли свой страстный танец.

Нандалее ударило хвостом и отбросило в сторону. В горле тут же снова пересохло. Все тело представляло собой одну сплошную, глухую боль. Она заморгала, увидела, что перед ней в лунном свете раскинулась бесконечная черная равнина пустыни. К ней приближалось жутковатое существо. Голова газели, рывками подходившая к ней на собственных рогах.

Сначала эльфийка подумала, что ей это снится, когда она разглядела голову среброльва. Его клыки были погружены в горло газели. Лапы животного подрагивали в песке. Он бросил умирающее животное перед Нандалее, и она тут же набросилась на разорванное горло, напилась теплой крови, а когда первая жажда утихла, она оторвала от умирающей газели зубами кусок мяса.

Массивными когтями сребролев порвал тело животного и тоже принялся есть. Нандалее снова и снова зарывалась зубами в мясо, чувствовала, как подрагивает мертвое тело, когда лев берет свою часть добычи. Они лежали нос к носу, словно щенки из одного помета.

Когда Нандалее утолила голод и жажду, она уснула, поддавшись усталости. Проснулась с первыми лучами солнца, набравшись сил. Сребролев сидел рядом с ней, словно сторожил ее. Охотница нашла в себе силы подняться. Во рту чувствовался неприятный привкус. На труп газели она старалась не смотреть. Случившееся вчера ночью она забудет. Она жива, только это и важно.

Она устремилась к видневшимся на горизонте горам. Вскоре почувствовала, что слабость возвращается. Два дня в пустыне истощили ее. Она не могла идти ровно упругим шагом, как когда-то бороздила ледяные просторы Карандамона и Снайвамарка.

Серебряный лев сопровождал ее. Он постоянно оставался в поле зрения, то уходил немного вперед, то снова отставал. Перед ними вырастали скалы, а когда белый жар полуденного солнца снова превратил пещеру в раскаленную печь, они достигли ближних отрогов гор. Нандалее спряталась в тень узкого ущелья и нашла воду. Она была затхлой, на поверхности плавала ряска. Тем не менее, она стала пить. Пришлось взять себя в руки, чтобы не проглотить слишком много теплого бульона. Утолив первую жажду, она разделась и смыла с себя кровь и пыль.

Поцарапанная рука болела. Рана воспалилась. Напившись и почувствовав сонливость, она легла на скалу и опять уснула. Когда эльфийка проснулась, уже снова наступила ночь. Сребролев исчез. Она подождала немного, но он не вернулся к ней. Она вышла из ущелья одна и стала искать узкую теснину, которая вела к оазису сквозь кольцо скал.

Ночь не принесла Нандалее облегчения. Ощущение было такое, словно в ней продолжал гореть огонь пустыни. Силы оставляли ее. Все чаще и чаще ей приходилось останавливаться и устало прислоняться к камням. Все дольше становились перерывы. Эльфийка была вынуждена остановиться. Ощупала лоб и увидела, что пальцы залиты холодным потом. Ее истощенное тело трясла лихорадка. Она услышала шорох крыльев, а потом ей показалось, что она чувствует аромат роз. Может быть, она снова спит?

Ущипнула себя. Что-то влажное ткнулось ей в лицо. На нее уставился большой черный глаз. Размытым зрением увидела пятно на черной шерсти. Зореокий! Должно быть, она дошла до ущелья, ведущего к саду Ядэ. Он ждал ее.

Она из последних сил взобралась ему на спину и вцепилась пальцами в кожаные петельки продолговатого седла. Нандалее подумала о пирамиде в сердце сада. Зореокий фыркнул в знак того, что он ее понял.

Полет был недолгим. Нандалее отчаянно держалась за кожаные петли на седле. Она боялась потерять сознание и упасть с неба. Разумнее всего было бы велеть пегасу побежать по теснине до потаенной долины. Но ни один драконник, обретший свое ездовое животное, никогда не пользовался этим путем. Нужно полететь и приземлиться перед пирамидой, если она не хочет потерять лицо.

В ее сознание вторглась мягкая барабанная дробь и мелодия флейты. Она едва не перешагнула границу сна. Под собой она увидела обширный сад Дыхания Ночи. Извилистые дорожки освещали факелы. На одной из полянок неподалеку от пирамиды были разбиты шатры. Нандалее прикусила потрескавшиеся губы, чтобы боль прогнала оцепенение. Лихорадка крепко держала ее. Она попыталась сесть, но ног коснулись маховые перья пегаса. Она нарушит его полет, если не будет прочно стоять в седле, как положено наезднику пегаса, но сил встать не было. Она все еще лежала у него на спине, цепляясь за седельные петли, и надеялась, что все пройдет хорошо…

Немного в стороне, в тени цветущих лириодендронов стоял самый большой, темно-красный шатер. Ткань его была украшена дорогой золотой вышивкой с изображением летящих змееподобных драконов.

«Должно быть, там можно найти Дыхание Ночи», — подумала Нандалее и попыталась поделиться своими мыслями с Зореоким. Ее пегас тут же сделал широкий разворот и медленно-медленно скользнул ниже. Для нее было загадкой, как он читает ее мысли, ведь это не удается сделать даже небесным змеям.

Должно быть, Зореокий почувствовал, что она очень неуверенно висит в седле, и испугался, что она может упасть, если он развернется слишком лихо, поэтому двигался он бесконечно мягко. Прямо над лужайкой он расправил крылья, чтобы приземлиться осторожнее. Большие копыта ударили о землю, густо, как снег, усеянную красными лепестками. Взлетели травинки. Шагов через тридцать он остановился.

Нандалее скорее вывалилась из седла, чем спешилась. На миг прислонилась к Зореокому, затем заставила себя встать прямо. Музыка в лагере стихла. Ей навстречу бросились кобольды с факелами в руках. В сторону отбросили полог большого красного шатра. Тьму прорезал широкий луч света. И посреди луча света появился высокий златовласый, ослепительно прекрасный эльф.

— Мне очень жаль видеть вас в таком состоянии, госпожа Нандалее, — при звуках голоса эльфа сердце забилось быстрее. Он манил. От одного только звука боль утихла. Если она войдет в этот шатер, то будущее будет ослепительным, как фигура, стоящая перед ней и с улыбкой приветствовавшая ее.

Пока что у нее еще был выбор. Самый последний миг. Она поглядела за откинутый полог, увидела, кто сидит внутри. Бидайн и Ливианна.

Она стояла перед лагерем Золотого, принявшего облик эльфа.

— Хотите войти, госпожа Нандалее, и оставить все муки позади? — Он отошел немного в сторону и указал на шатер, освещенный морем огней. На львиной шкуре лежала Бидайн, обнаженная, вся спина ее была залита кровью и яркими красками. Она получала татуировку, скреплявшую союз с Золотым, своего собственного дракона. Пока что был завершен лишь набросок. Массивная, крылатая фигура змея, тянущая сеть, внутри которой лежал шар.

Бидайн помахала ей рукой и улыбнулась, совсем как тогда, когда они вместе учились в Белом чертоге и она иногда пробиралась ночами в комнату Нандалее. Лицо подруги стало уже, тверже. У нее были чувственные губы и большая тяжелая грудь, белая, почти как молоко. Нандалее невольно вспомнила, откуда у нее эта кожа. Ничего не будет как раньше. Бидайн выбрала свой путь.

— Вы не войдете в этот шатер, госпожа Нандалее, равно как и не уйдете с Гонвалоном, — голос, словно нож, пронзил ее мысли. Между лириодендронами показалась фигура эльфа, за которым, казалось, следовала по пятам ночная тьма. Рядом с ним меркнул свет и, несмотря на то что он вышел из тени деревьев, темнота словно сама шла за ним. Дыхание Ночи, ее наставник, нашел ее. Его глаза цвета льда лучились недовольством.

— Как вы могли прийти сюда в таком виде, госпожа моя? Вы моя, и если вы появляетесь на празднике драконов оборванной и раненой, то тень этого падает и на меня. Я кажусь слабым, если вы сами — отражение слабости. Вы выглядите не как драконница, а как побитый кобольд!

Впрочем, внешне Дыхание Ночи свой гнев не проявлял. На его губах играла холодная улыбка, когда все услышали его низкий, звучный голос.

— Мне кажется, у вас был трудный бой, госпожа Нандалее. Я ошибаюсь, или же вас окружает запах крови.

— Крови газели, — хриплым голосом произнесла она. Она снова мучилась от жажды и опасалась, что в любой момент упадет на землю от слабости. То, что она рассердила Дыхание Ночи, до глубины души взволновало ее. Все, чего она хотела, это нравиться ему. При виде его она забыла обо всем остальном. Краешком рассудка она понимала, что эти чувства связаны с окружающими небесных змеев чарами. Их почитали все создания Альвенмарка. Встретиться с ними и не полюбить их было невозможно, даже если они появлялись лишь в облике эльфов и скрывали свое драконье тело.

— Мне даже кажется, что госпожа Нандалее искупалась в крови газели — судя по интенсивности окружающего ее запаха, — Золотой лениво обвел языком губы. — Поздравляю вас с выбором аромата, госпожа моя. Он вам идет. С ним вы желанны. Вас прямо хочется проглотить. Вы знаете, как сильно мой брат любит сырое мясо? Вам следует дважды подумать, стоит ли душиться этим ароматом, идя к нему в гости. Иногда он может быть поразительно безудержным.

Нандалее слегка пошатывалась, цепляясь взглядом за Темного. Про себя она просто попросила его взять ее с собой и увести отсюда. Сейчас ей была нужна его сила. Она готова была упасть в любой миг, и ей не хотелось снова огорчать его. Он был таким красивым, когда принимал облик эльфа. Увидев его впервые, она восхитилась его серьезным лицом с полными губами и энергичным, слегка широковатым подбородком. Он носил черные, слегка волнистые волосы до плеч. Они спадали на его нагрудник из синевато-черных пластинок, напоминавший его собственную чешую в облике дракона. Несмотря на теплый вечер, он был одет в белые брюки из мягкой, свободно спадающей ткани, заправленные в высокие, до колен, сапоги. Широкие золотые браслеты украшали его бледные руки. Он источал силу и уверенность в себе. При виде его Нандалее постоянно вспоминала, насколько она незначительна.

Как назвал их Гонвалон? Драконники всего лишь стрелы, выпущенные из луков драконами. Сколько бы труда ни вложил охотник в изготовление стрелы, она все равно утрачивала значение, когда ее выпускали в бою.

— Пойдем! — резко произнес Темный, протягивая ей руку.

Нандалее пришлось вложить все остатки сил в эти последние шаги, но едва дракон в облике эльфа коснулся ее, девушку пронизали новая сила и приятное ощущение, заставившее ее непроизвольно вздохнуть.

— Этой же ночью ты станешь полностью моей, — многообещающе произнес он и повел Нандалее ко входу в пирамиду.

Отмеченная

Темный провел ее вниз, в тот самый просторный затопленный зал, где он слушал газал, своих видящих. Когда они вошли, их постоянное бормотание стихло.

Нандалее почувствовала на себе их взгляды. Будут ли эти существа, наполовину газели, наполовину эльфы, которых способность видеть будущее лишила надежды на нормальную жизнь, смотреть на то, что последует теперь? Темный что-то произнес на языке, которого она не поняла. Его слова жутко отразились от стен.

Все газалы поклонились. Это было грациозное движение, исполненное в то же время странной одновременности, словно все они были единым организмом. Они вышли из просторного чертога.

— Раздевайтесь, госпожа Нандалее.

До сих пор ей никогда не казалось неловким показываться обнаженной, но во взгляде вертикальных зрачков дракона было что-то такое, от чего она содрогнулась. Не в силах пошевелиться, она просто смотрела на него. Он медленно, нежно провел рукой по ее щеке. Она увидела, как ноготь среднего пальца превратился в коготь.

Рука скользнула ниже. Она услышала, как затрещала ткань. Полоску за полоской снимал он с ее тела порванную одежду. При этом не отводил взгляда от ее глаз, словно ее нагота была совершенно второстепенной, и все, что его интересовало, можно было найти в ее взгляде.

Он опустился перед ней на колени в неглубокую воду пещеры, все еще не отводя взгляда от ее глаз. Коготь царапнул кожу ее сапог, и Нандалее представила себе, с какой легкостью он может разорвать ее кожу.

Вернулись две газалы и подошли к ней. У одной была неглубокая тарелка с чистой водой, на дне которой была нарисована цветущая вишня, у второй на руках висели шелковые полотенца.

Темный взял одно из белоснежных полотенец, обмакнул его в воду и осторожно принялся протирать ее кожу. Вода была приятной и прохладной, с легким анисовым ароматом.

— Ваша кожа должна быть абсолютно чистой, госпожа Нандалее. Я нанесу вам раны, когда буду накалывать на вашей коже изображение, которое сделает вас драконницей. Если в раны попадет грязь, они могут воспалиться, — он промокнул ее грудь, и в животе разлилось приятное теплое ощущение. Ее соски встали торчком, но он не смотрел на них. Как и прежде, он смотрел только на лицо, словно во всем мире существовали только ее глаза, а все остальное не имело значения.

— Я причиню вам боль, госпожа Нандалее, она — часть ритуала. Она будет долгой. Изображение будет большим, несмотря на то что я еще не знаю, как оно будет выглядеть. Оно наверняка заполнит собой вашу спину, возможно, также части рук и ног. Вы выйдете отсюда только тогда, когда оно будет закончено. А уходя отсюда, госпожа моя, вы будете иной, как внешне, так и внутренне.

Произнося эти слова, он продолжал промокать ее тело. Грязные шелковые полотенца, не глядя, отбрасывал в сторону. Они плавали вокруг ее лодыжек, словно потерявшиеся цветы.

— Я не могу вам сказать, что произойдет. Каждый раз все по-другому. Боль будет накатывать на вашу душу словно волны. Она затронет все ваши органы чувств. Ваши глаза могут показывать вам миражи, возможно, вы вдруг почувствуете невыносимый голод. Отдайтесь своим чувствам полностью. Газалы всегда будут поблизости. Они исполнят каждое ваше желание, госпожа моя, кроме одного. Боль закончится только тогда, когда будет закончено изображение. А когда она отступит, придет время, когда вы затоскуете по ней, ибо ничто из того, что вам когда-либо доведется пережить, не будет таким, как несколько последующих дней. Если вы отпустите себя и поплывете по течению боли, наступит время, когда она причинит вам доселе неведомое удовольствие.

Темный взял ее за подбородок и повернул его в сторону. Наконец-то его кристально-голубые глаза отпустили ее. Сизый дым плыл над водой, сплетая вуаль, из-за которой просторная пещера казалась нереальной. По воде плыли хрустальные чаши, в которых горели маленькие свечи, источая желтый свет, который, отражаясь от темной воды, рисовал под сводами пещеры пляшущий желтый узор.

Плоский остров, поднимавшийся из воды в центре пещеры, был устлан тяжелыми коврами и подушками. Неподалеку от воды в медных жаровнях горели благовония. Тяжелый смолистый запах царапал горло Нандалее, одновременно с этим лаская ее обоняние. В нем был запах мускуса и слегка перезрелого манго, затем он снова перерождался в аромат померанцевой травы, растертой между пальцами.

Темный взял ее за руку и повел к островку. Газалы принесли фрукты на блюдах из тончайшей керамики. Вишни, тяжелые спелые виноградины, золотые яблоки, темно-красные ягоды и странные, усеянные иглами плоды, каких она никогда прежде не видела. На других блюдах она обнаружила выпечку. Запах пряного мяса смешался с ароматами, витавшими б воздухе.

— Ложитесь, госпожа моя, — мягко произнес Темный. Он уложил ее голову на твердый валик. За спиной Нандалее на колени опустилась газала, которая взяла ее сбившиеся в пряди волосы и запустила в них свои изящные пальцы.

— Вам нравится запах ванили, госпожа моя? — спросил он, расстегивая кожаные пряжки своего пластинчатого доспеха.

— Да.

Темный мягко улыбнулся.

— Мне тоже, — сказал он, снял доспех, сбросил тунику, которую надевал под низ. Его светлая кожа блестела, словно слегка смазанная маслом.

Теплая вода намочила волосы Нандалее. Газала мягко массировала кожу ее головы кончиками пальцев, и каждое ее прикосновение сопровождалось приятной дрожью в спине. Потом газала вымыла над миской Нандалее волосы. Она добавила в воду масло ванили, запах которого на миг перекрыл все остальные ароматы.

Другие газалы принесли белое полотенце, на котором лежали бамбуковые палочки, напоминавшие кисточки, только вместо волосяного пучка к ним тонкой шелковой нитью было примотано по пять-шесть стальных игл длиной в полдюйма. Наряду с иглами для татуировки были здесь и обычные кисточки толщиной примерно с мизинец Нандалее, из красного волоса. Газалы молча принесли дюжины белых мисок, в которых сверкали всевозможные краски. Расставили их вокруг Нандалее широким полукругом.

Теперь Темный тоже был обнажен. Он завязал волосы на затылке, затем встал рядом с ней на колени.

— Вы позволите мне исцелить раны на вашей коже, нанесенные солнцем пустыни?

Как можно возражать этому мягкому, низкому голосу? Она согласилась бы со всем, что бы он от нее ни потребовал. Теперь он всеми органами чувств был с ней, это она прочла в его глазах. Газалы, обширный грот, дым — всего этого не существовало. Лишь одна она в этот миг имела значение для этого дракона, старого как мир.

Нандалее кивнула. Она опасалась, что ее хриплый голос оскорбит его слух, а ей ничего не хотелось, кроме как понравиться ему.

Кончики его пальцев мягко коснулись ее кожи. Коготь, который разорвал ее одежду, исчез. Его прикосновение было нежным, как дуновение ветерка. По коже побежали мурашки. Она увидела, как исчезают покраснения, как заживают ранки на коже. Когда его пальцы коснулись ее губ, она прикоснулась к ним кончиком языка. Вертикальные зрачки дракона сузились.

«Как я могла так поступить, — испугалась Нандалее. — Он подумает, что я совсем бесстыжая, ведь знает, что мы с Гонвалоном вместе».

Она пристыженно опустила взгляд, но кончик языка снова скользнул по губам, которых только что касался Темный. Они были мягкими и податливыми, словно никогда не пробовали жаркое дыхание пустыни.

Где-то вдалеке от пирамиды зазвучала музыка, негромкие удары гонга, завибрировавшие глубоко в животе, сопровождаемые игрой на струнных и меланхоличной флейте. Мелодия была ненавязчивой и приглашала закрыть веки и провалиться в сон.

— Вы будете лежать на животе, пока я буду работать над картиной, и вы не сможете видеть, что я делаю, поэтому слушайте внимательно, — Темный потянулся за бамбуковой палочкой с иголками для татуировки. — Дайте мне руку, госпожа моя.

Нандалее села. По спине побежала теплая вода. Газала осушила ее волосы мягким полотенцем.

Когда Темный взял ее за руку, на ней все тонкие волоски встали дыбом, и в животе снова образовалось теплое, приятное ощущение. Она попыталась думать о Гонвалоне, о его нежных поцелуях. О том, как он просто молча находился рядом, когда ни одно слово не могло утолить ее вселенскую боль. Нужно полностью принадлежать ему, а прикосновения Темного воспринимать лишь как часть последнего неприятного испытания. Но все было не так. Нандалее переполнял восторг от происходящего.

— Вот этим я сначала нанесу линии, а затем заполню пространство между ними краской. Иглы вонзятся в вашу кожу много тысяч раз, госпожа моя, — с этими словами он воткнул в тыльную сторону ее ладони иглу. Снова, и снова, и снова. Движение было заученное, неспешное, уверенное. Когда он выпустил ее руку, от указательного пальца к запястью протянулась извилистая кроваво-красная линия. По большому пальцу скатилась одна-единственная капля крови и упала на ковер, на котором она сидела.

Боль была не интенсивной. Она вынесла ее, не моргнув и глазом. Она воительница!

— Не обманывайтесь, госпожа моя, — настойчиво произнес Темный, словно угадав ее мысли. — Боль будет идти по восходящей, подобно тому, как нарастает лавина, в конце концов, унося с собой все, что встает у нее на пути. Вы должны течь вместе с болью, в противном случае вы не устоите перед ней, когда я буду час за часом вонзать эти иглы в вашу нежную кожу. Я не имею права быть излишне осторожным, потому что если я сделаю недостаточно глубокий прокол, то изображение померкнет, а потом и совсем пропадет. А если проколю слишком глубоко, и у вас пойдет кровь, кровь вымоет краску из раны, и мне придется начинать все сначала, когда заживет рана.

Он взял одну из кисточек, обмакнул в ярко-красную краску, зажал под средним пальцем своей вытянутой левой руки, затем плавным движением провел короткой бамбуковой палочкой с иголками по кисточке с краской, чтобы Нандалее могла все хорошо видеть.

— Вот так я набираю краску. Это происходит быстро, несмотря на то что мне приходится мочить иглы много тысяч раз. Теперь вы знаете, что я буду с вами делать, госпожа моя. Готовы ли вы встретить это последнее испытание?

Нандалее кивнула, не колеблясь, лишь испытывая небольшие угрызения совести.

— Гонвалон… — негромко произнесла она.

— Я послал к нему гонца. Его известили, что вы вернулись целой и невредимой, госпожа моя.

Нандалее показалось, что она слышит в его словах некоторое недовольство.

— Он знает, что мы здесь делаем. Он тоже когда-то был драконником, и он прошел этот путь. А теперь поворачивайтесь, ложитесь на живот, слушайте музыку и откройтесь головокружительным ароматам, которые будут ласкать вас. Мы должны привести свои души в состояние гармонии, чтобы найти то единственное изображение, в котором отразимся мы оба.

Нандалее повиновалась. Она чувствовала легкое оцепенение. Все дело в температуре или же это дым благовоний изменил ее восприятие? Все происходило медленнее. Каждое ощущение было глубже. Темный мягко провел рукой по ее спине. Его тонкие руки ласкали ее плечи, разминали маленькие узелки в мышцах. Вскоре ощущение стало таким, словно его руки понимают ее тело и играют на нем, как музыкант на хорошо знакомом инструменте. Он знал, где его прикосновения вызовут бархатистую боль, а где доставят ей удовольствие. Она двигалась, прижималась телом к его рукам и негромко стонала. Между бедрами колыхалась влажная жара. Его руки спускались по позвоночнику. Глубже и глубже… Он легко поцеловал ее в затылок.

— Я вижу ее, — негромко произнес он.

Его руки ушли, оставили ее наедине с всколыхнувшимися чувствами. А потом пришла боль. Первый укол прямо рядом с позвоночником. Она вздрогнула, скорее от неожиданности, чем от боли. Следующие уколы последовали быстро, прерываемые лишь изредка, когда он проводил краской по иглам, чтобы взять новый цвет.

Боль перемещалась по дуге к лопатке. Она старалась не бороться с ней. Все происходило именно так, как пророчил Темный, боль нарастала, становилась все более невыносимой с каждой новой линией. Судорожно сжавшись, она сопротивлялась, хотя и понимала, что это неправильно. Лавина поглотит ее, если она не поплывет вместе с ней, и несмотря на это, она не могла сдаться. Бороться — это ее природа, она скорее погибнет, чем покорится. По щекам покатились слезы, но она стиснула зубы и решила не всхлипывать. Вздрагивание плеч могло нарушить ход кровавых линий, которые вонзались в ее плоть. Она продолжала сражаться, утомилась, чувствовала гложущий голод и странное желание наброситься на Темного и укусить его.

Но что-то в дыму подтачивало ее волю, зарождало желание сдаться. Негромкая музыка пробуждала желание подчиниться. Она хотела просто слушаться, сродниться с болью, сделать ее частью себя и сладострастно наслаждаться ею. И в этот миг на грани истощения Темный отложил иглы в сторону, а его умелые руки стали ощупывать потаенные места ее тела. И ее противостояние было сломлено. Она отдалась ему и испытала неведомое доселе наслаждение от того, что просто отдается, что стала лишь телом. Никогда прежде не была она настолько свободной.

Чувственный дурман

Неужели Темный дал ей наркотик? Может быть, она околдована? Нандалее отдавалась ему с такой страстью, на которую не считала себя способной. Казалось, все ее чувства обострились от боли. Когда она пробовала фрукт, то он казался ей вкуснее всего, что когда-либо попадало ей в рот. Легкое красное вино опьяняло ее, словно проникало прямо в кровь. Цветистое, с послевкусием лесных ягод солнечной осени; второго такого вина не существовало, никогда она прежде подобного не пила. Светлый хлеб был поджаристым, хрустел на зубах, мясо и соусы были неповторимыми.

Она кутила часами, лежа на животе, в то время как ее новый наставник накалывал изображение ей на спине. Он был так же одержим, как и она. Почти не давал себе отдыха. Только когда они любили друг друга, он откладывал кисточки и иглы в сторону. Иногда он набрасывался на нее, как голодный зверь, брал так, как хотел он, не думая о ней. Затем снова становился идеальным любовником, нежным, предупредительным, думающим только о том, чтобы довести ее до неведомого прежде экстаза. При этом она была совершенно пассивной, позволяла ему все, полностью подчинялась ему. И чувствовала, что, несмотря на всю страсть, он очень четко следил за тем, чтобы не коснуться свежих ран и не нарушить картинку, возникающую у нее на спине. Она охотно отдавалась, наслаждаясь его страстью, пока, наконец, устав, не засыпала в его объятиях.

Каждый раз, когда она просыпалась, боль от игл была уже с ней. Она сопровождала каждую радость, пока Нандалее втайне не начала опасаться, что, возможно, с этого момента перестанет что-либо воспринимать без боли. Она не могла сказать, сколько длился этот дурман. Время утратило значение. Сон, боль, страсть — все преумножилось, казалось бесконечным. Он не давал ей смотреть на всю картинку. Она видела, что по ее левому плечу вился черно-синий драконий хвост.

Он начал накалывать изображение на ее правом бедре, когда лишил ее зрения. Это была внезапная новая боль. Такое ощущение, словно одна из игл вонзилась глубоко в голову, и вдруг она перестала видеть вообще что бы то ни было. Ее захлестнула паника. Она хотела бежать, но он безжалостно прижал ее к ковру, уже пропитавшемуся краской с его кистей. Она чувствовала только шелковые платки, которыми он промокал краску, и свою кровь, которая бежала по ноге. Он то и дело останавливался, чтобы оглядеть картинку критическим взглядом.

— Что… что с моими глазами? — после долгого молчания испуганно спросила она.

— Вы не должны видеть работу, пока она не будет завершена, госпожа Нандалее. Окажите мне полное доверие, отдайтесь мне слепо. Работа почти завершена, госпожа моя.

Она изменилась. Всего несколько дней назад она возмутилась бы. Как он может так поступать! Но сейчас все было иначе. Она принадлежала ему. И он тоже открылся ей за прошедшие дни. Она была почти уверена в том, что он хочет ее не только потому, что сейчас ему нужно удовлетворить страсть. Он уважал ее. Она почувствовала его одиночество и то, как сильно ему хочется разделить с ней все. Но она уйдет. Даже если ему кажется, что он любит ее, они никогда не встретятся на равных.

Нандалее принимала то, что есть, плыла на волнах лихорадки и экстаза. Он лишь временами работал над ее правой ногой, временами заполнял поверхности на спине краской. Она чувствовала его беспокойство. Его тревожило что-то, о чем он не хотел с ней говорить.

В какой-то момент она проснулась, и тихая музыка, сопровождавшая ее на протяжении всех этих дней, смолкла. Темного не было рядом, она почувствовала это так же, как поняла, что снова сможет видеть, если откроет глаза. Она оттягивала этот момент, лежала неподвижно и, вопреки всему, надеялась, что он придет еще раз. Что будет прощание, последний час вместе.

Она ждала долго. Но Темный не вернулся. Наконец она заморгала и огляделась по сторонам. Она лежала среди тонких шелковых платков, которыми он вытирал кровь и краску с ее кожи. Они были повсюду, на ровном камне, который был ее островком вдали от мира, в темной теплой воде, скрывавшей пол пещеры. Тайное убежище Темного выглядело как цветущая яблоневая роща, на которую налетела яростная весенняя буря и безупречную роскошь которой терзал ветер, забрасывая грязью.

Нандалее повернула голову, насколько это было возможно, и попыталась увидеть картинку на спине. Но все, что удавалось отчетливо разглядеть, это был черный драконий коготь на левом плече и кончик хвоста на левом предплечье. Затем взгляд ее упал на правую ногу. Вокруг ее бедра извивался длинный хвост второго змееподобного дракона. Он доставал ей до колена. У Нандалее вырвался крик. Неужели у нее на спине два дракона? Такого, насколько ей было известно, никогда прежде не было?

Эльфийка присела между почти пустыми цветными мисками краски, съела немного холодной куриной грудки, которая уже не была на вкус настолько незабываемой, как во время дурмана. Что изображено у нее на спине?

Она поднялась, в последний раз огляделась. В хрустальных мисочках по темной воде все еще плавали свечки, сплетая на своде пещеры сетки из золотого света. Без газал и, в первую очередь, без Темного подземное убежище казалось угрюмым. Куда он мог уйти? Склонившись над кувшином с прекрасным вином, Нандалее увидела какой-то золотой блеск между шелковыми простынями. Она отодвинула платки в сторону и ее взору открылось белое платье, скроенное, как те длинные одежды, которые носили наставники Белого чертога. Нандалее долго держала его в руках, проводя рукой по тонкой льняной ткани и золотой вышивке на подоле. Внезапно почувствовала комок в горле. Она драконница!

Она пожалела, что сейчас здесь нет Гонвалона или Айлин, мастера борьбы без оружия из Белого чертога. Или Куллайна, молчаливого охотника с изуродованным лицом, который вместе со своим товарищем, красавчиком Тилвитом, бродил по просторам Снайвамарка. Были ли они оба в Голубом чертоге, когда его атаковали девантары?

Нужно думать обо всех, кто сопровождал ее на пути сюда, к этому таинственному убежищу. О кобольдах Белого чертога, которые страдали от перемен ее настроения, о Сате, кобольдше с «Голубой звезды», поднебесного корабля, принадлежавшего альву, которого все называли Певцом. Сата заботилась о ней по-своему, грубо, но сердечно, когда она, наполовину окоченевшая, появилась на борту летающего корабля.

Думала она и об Элеборне, который после ее возвращения из Нангога покинул сад Ядэ, чтобы навестить свою семью в Аркадии и погоревать там о погибшем наставнике, Небесном. Наверняка он одарил бы ее одной из своих чудесных скульптур из воды и света, если бы был здесь. Погруженная в меланхоличные размышления, Нандалее надела платье.

Оно было сшито точно на нее. Интересно, кто это сделал? Газалы? Она застегнула крючок на груди и твердом стоячем воротничке, достававшем ей почти до самого подбородка. Затем внезапно крепко обхватила себя руками, хотела чувствовать себя и, несмотря на это, прекрасно осознавала, что теперь что-то потеряно навеки. Оно растворилось, как та завеса головокружительного сизого дыма, который еще несколько часов назад висел в пещере. Она уже не послушница, а часть ордена убийц, основанного небесными змеями. Она приняла решение и навеки покинула тропу невинности. Теперь она принадлежит Темному!

«Но у меня осталась совесть», — с вызовом решила она.

Став наставницей, она не будет менее мятежной, чем когда была ученицей Белого чертога. Нандалее подобрала подол своего нового платья, разрезанного почти до бедер, чтобы перейти воду. Из пещеры она вышла тем путем, в поисках которого провела немало времени, будучи здесь пленницей. Совсем немного углубилась в туннель, который должен был вывести ее на свободу, когда в освещенной нише нашла свой меч, Смертоносный. Массивный двуручник был в новых ножнах из коричневой кожи, с оббитым латунью ремнем, позволяющим носить меч на спине. Рядом стояли ее лук и новый колчан, тоже из коричневой кожи, туго набитый стрелами.

Почему Темный одаривает ее, но не показывается?

Нандалее надела оружие. Снова держать лук в руках было приятно. Если Темный принес его сюда, значит, он разрешает ей использовать это оружие. Она хорошо помнила, какое неприятие встретила в Белом чертоге. Наставники считали нечестным убивать врага с большого расстояния, не глядя ему в глаза. Нандалее это всегда казалось лживым. Почти ни одно создание Альвенмарка не могло сравниться с мечником Белого чертога. Тот, кто вступал в схватку с драконником, которого послали небесные змеи, был обречен. От их клинков нельзя было уйти так же, как и от хорошо нацеленной стрелы.

Она твердым шагом покинула пирамиду и вышла из древних каменных стен в ясную звездную ночь. Гонвалон стоял на лужайке, с которой убрали шатры. За его спиной паслись Зореокий и Ночнокрыл.

Он больше не носил одежду наставника Белого чертога. Сейчас на нем был длинный мундир сизого цвета. По рукавам вились причудливые завитки красного, почти пурпурного цвета, доставая ему почти до локтей. Оружия у него не было. Увидев его таким, Нандалее почувствовала боль. Его лицо, обрамленное золотыми волосами, казалось уже. Он тоже изменился.

Нандалее вспомнила о том дурмане, в котором жила с Темным, и пристыженно опустила взгляд.

— Я… — нерешительно начала она, но Гонвалон мягко закрыл ей рот ладонью.

— Прошу, не говори ничего. Я тоже когда-то был драконником. Я знаю, что произошло. Перед ними невозможно устоять, — он улыбнулся, на этот раз без меланхоличного взгляда, которым так часто смотрел на нее. Его глаза сияли. — Важно лишь то, что теперь ты здесь. Ты не осталась с ним. Я знал, что ты вернешься. Они лишь дурман. Мы не можем долго быть с ними, мы погибнем, как мотыльки, летящие на пламя.

Нандалее испытала невыразимое облегчение. На миг задумалась над тем, что он пережил с Золотым, а потом отбросила эту мысль прочь. Это тоже неважно для них обоих. Внезапно на его губах заиграла та дерзкая улыбка, которая так запомнилась ей при первой встрече, когда она, совершенно неодетая, бежала по глуши от войска троллей, а он пришел спасать ее.

— Я знаю, что волнует тебя в данный момент больше всего.

Она вопросительно поглядела на него.

— Ты хочешь знать, как выглядит твоя татуировка, я угадал?

— Тебе так хочется увидеть меня голой?

Его дерзкая улыбка стала еще шире.

— Всегда, хорошая моя. И, несмотря на это, в первую очередь я хочу помочь тебе, хоть и не совсем без задней мысли.

— Тебе придется свернуть мне шею, чтобы я смогла увидеть собственную спину, — хитро ответила она.

— С удовольствием, но есть и другой способ. Если, конечно, ты не отказалась от своего невыносимого любопытства и не превратилась в мудрую, далекую от всего мирского драконницу. Заранее прошу прощения за то, что подкатываю к вам с такими банальностями, наставница.

Нандалее расстегнула перевязь и сняла колчан.

— Давай, покажи мне, как это делается.

Гонвалон подошел к Ночнокрылу и снял со спины пегаса большую седельную сумку. Внутри что-то негромко зазвенело, когда он вернулся к ней.

Нандалее подождала, пока он снова встанет перед ней, затем расстегнула крючки на платье и сбросила его наземь. Она наслаждалась его взглядами. Она знала, что он любил многих женщин, но смотрел на нее так, словно она была единственной, идеальной, той, кого он искал всю свою жизнь.

Она тоже не была неопытной в любви, когда впервые встретилась с Гонвалоном, но с ним все было иначе, чем с остальными. Она чувствовала себя прекрасной, когда он смотрел на нее вот так, при этом самой себе она казалась излишне худой и не очень женственной. Гонвалон уничтожал эти ее сомнения в себе и не уставал снова и снова изучать ее тело всеми органами чувств — словно она была чудесной загадкой, цели разгадать которую он с удовольствием готов был посвятить всю свою жизнь.

— Можно подумать, что ты никогда прежде не видел женщин, — пошутила она, вдоволь насладившись его взглядами.

— Такой как ты — никогда, — ответил он с такой страстью, которая изгоняла любую мысль о том, что это может быть лишь учтивость. Он положил седельную сумку на пол и достал несколько фонарей с заслонкой.

— Ты знал, что я вернусь ночью?

Он с улыбкой покачал головой.

— Я не сомневался, что ты вернешься. Вот и все. Я запасся терпением, сознавая, что придется подождать некоторое время. Я многое о тебе знаю. И главное — ты редко поступаешь так, как от тебя ожидают.

Он произнес это без упрека, с такой сердечностью, что Нандалее не удержалась, опустилась на колени рядом с ним и страстно поцеловала его. Поцелуй получился долгим. Гонвалон обнял ее так крепко, словно они расставались на века. Наконец она высвободилась из его объятий. Ей было любопытно наконец-то увидеть татуировку на своей спине.

— Как давно ты меня ждешь?

Он пожал плечами, словно это не имело значения.

— Два дня. Здесь были и другие. Нодон и другие драконники из горной крепости. Ты долго спала после того, как ушел Дыхание Ночи.

На языке вертелся вопрос, куда подевался небесный змей, но она опасалась задеть Гонвалона.

— Сколько я пробыла в пирамиде?

— Одиннадцать дней, — коротко произнес Гонвалон, и на этот раз в его голосе прозвучала горечь. Он не смотрел на нее, а принялся зажигать фонари. Затем поставил их на массивные валуны, вывалившиеся из боковой стены пирамиды.

Нандалее думала, что пробыла у Темного еще больше времени. Они разделили столь многое. Всего одиннадцать дней…

— Пойдем! — Гонвалон помахал ей рукой и вытащил из седельной сумки что-то, завернутое в толстое красное шерстяное одеяло. Осторожно убрал в сторону ткань; внутри оказалось зеркало высотой почти в целый шаг.

— Где ты его взял? — Нандалее покрутилась перед ним, пытаясь увидеть хотя бы часть изображения на спине.

Гонвалон достал из седельной сумки небольшое зеркало.

— Возьми это. Воспользуйся им, чтобы поймать отражение своей спины в большом зеркале, — эльф рассмеялся. — У меня есть некоторый опыт в этом деле, так можно увидеть картинку целиком. Кстати, зеркала эти — почтенного мастера меча Нодона. Он благороднее, чем я думал. Он притащил их сюда, сопроводив свой добрый поступок страшными угрозами, что вырвет мне руки и ноги, если найдет на зеркальце хоть одну царапинку.

Нандалее почти не слушала его. Она взяла маленькое зеркальце и повернула его, чтобы увидеть свою спину во втором зеркале. Там были вытатуированы два дракона. Они были похожи на тот ее бред, который привиделся ей в пустыне. Серебряный и черный. Змеи боролись — или любили друг друга? На заднем фоне виднелся серебряный диск. Перед ним, острием вниз, стоял ее меч, Смертоносный.

— Что это может значить? — спросила она Гонвалона.

Мастер меча покачал головой.

— Не знаю. Меч стоит между драконами, но, похоже, он не мешает им нападать друг на друга. Серебряный диск?.. Загадка. Может быть, это луна? Почему два дракона?.. Черный может быть Дыханием Ночи. Но серебряный?.. Небесного змея такого цвета никогда не было. Любая татуировка — это отражение твоей судьбы. Моя изображала связь с Золотым и мечом. Долгое время я был его избранником, его мастером меча, первым среди его убийц. Ты помогла мне найти иной путь. Но теперь Золотой угрожает мне. Несмотря на то что он лишил меня татуировки, я уверен, что однажды я погибну либо от его руки, либо от меча. Обе эти силы определяют мою жизнь.

— Ты хочешь сказать, что мою жизнь тоже определяет меч?

Гонвалон удивленно поглядел на нее.

— Ты драконница. Ты выбрала путь меча. Я не знаю, символизирует ли меч тебя. Надеюсь, что нет, потому что стоять между двумя драконами — это опасно.

Нандалее долго разглядывала татуировку в зеркале.

— Это всего лишь картинка, — наконец произнесла она. — Свой жизненный путь выбираю я сама. Ничего не предопределено!

Гонвалон был достаточно умен, чтобы не возражать ей, но по его лицу она видела, что он считает иначе.

— Тебе кажется, что татуировка уродует меня?

Казалось, он удивился, потому что долго смотрел на нее.

— Я люблю тебя, Нандалее. Для меня ты всегда будешь красивой. Неважно, порвешь ли ты тело газели, будешь с забрызганным кровью лицом и руками, по самые локти вымазанными чьими-то внутренностями, или же чистой, только что искупавшейся в озере. Ты единственная. И так будет всегда.

Она испытала настолько невероятное облегчение, пыталась подыскать слова, и у нее снова не получилось облечь свою любовь в слова. Но, похоже, Гонвалон ничего и не ждал. Он снова забрал маленькое зеркальце, завернул большое зеркало в шерстяное одеяло и погасил фонари.

— Я обнаружил здесь небольшую потайную долину в горах. Там есть парочка деревьев, небольшой родник и несколько валунов, дающих отличный материал для бюстов. Можешь посмотреть, как в перерывах я пробую свои силы в качестве скульптора.

— В перерывах?

Гонвалон хитро улыбнулся.

— Ты действительно думаешь, что в перерывах будешь заниматься чем-то кроме того, чтобы лежать на спине и тяжело дышать, старик?

Он подошел к Ночнокрылу и прикрепил большие седельные сумки.

— Хочешь проверить?

— Другие, наверное, сначала явились бы в скальный замок. Нодон и остальные драконники Темного наверняка хотят поприветствовать меня.

— Н-да, другие ужасно скучные и предсказуемые, — протянул Гонвалон, а потом вызывающе добавил: — Но некоторых ритуал изменяет в корне.

— Почему-то я действительно чувствую себя совершенно иначе, — негромко произнесла она, опустилась на колени и замотала оружие в новое платье.

— Что ты задумала? — несколько удивленно поинтересовался Гонвалон.

— Когда ты спас от меня троллей, мне пришлось прокатиться верхом на пегасе голой. В страшный мороз. Мне всегда хотелось повторить этот опыт при более приятной температуре.

Широко усмехаясь, она прошла мимо него. Зореокий побежал ей навстречу и, фыркнув, поздоровался с ней. Она погладила его ноздри.

— Мне кажется, что, если я появлюсь на небольшом празднике Нодона в таком виде, об этом еще долгое время будут говорить, — она обернулась через плечо, наслаждаясь выражением лица Гонвалона.

Внезапно он расстегнул ремень и принялся снимать свой серый мундир.

— Это еще что такое?

— Поскольку ты уже решила вопрос одежды на этот вечер, то у меня, пожалуй, нет иного выбора, кроме как…

— Ты правда поверил, что я предпочту бы быть там, а не с тобой наедине, любимый?

Гонвалон хитро улыбнулся.

— Я не думал, что ты захочешь остаться там дольше, чем это необходимо для того, чтобы спровоцировать скандал. А с учетом выбора твоего вечернего гардероба это не заняло бы больше нескольких мгновений. Мгновений, которые я ни за что в жизни не хотел бы пропустить.

— Ты действительно думаешь, что я бы…

Гонвалон кивнул с очень серьезным выражением лица.

— Конечно. Тебе очень это идет. Я ни капли не сомневался.

— Ты думаешь, что я…

Он рассмеялся и покачал головой.

— Давай забудем про эту чушь. Просто пойдем со мной. Давай исчезнем. Если мы будем нужны им, они найдут нас. Давай убежим от этого мира, пока это еще возможно. Подари мне себя! Сердце разрывается от тоски по тебе, и только ты можешь исцелить его, — с этими словами он вскочил на спину Ночнокрыла, схватил поводья, и крылатый конь помчался прочь. Он не оборачивался, словно был совершенно уверен в том, что она последует за ним. И он был прав. Быть с ним — вот и все, чего она хотела.

С легким сердцем Нандалее вскочила на спину своего пегаса, тот понесся безумным галопом следом за Ночнокрылом. Зореокий разбежался против мягкого бриза, скользившего над лужайкой, и вскоре уже они поднялись и, тяжело взмахивая крыльями, понеслись над садом Ядэ на восток.

«Гонвалон еще любит меня», — подумала Нандалее, испытывая невероятное облегчение. Ритуал с Дыханием Ночи ничего не изменил.

Они, весело ликуя, летели по небу. За угловатой тенью гор показалась нежная полоска серебряного света. Впервые за долгое время она была счастлива.

Город в облаках

Барнаба стоял на носу облачного корабля. Под ними тянулись низко висящие облака, шагах в двадцати слева от них возвышалась вертикальная стена из красного камня. Ветер и непогода оставили в камнях глубокие раны, в которых росли изуродованные деревья.

Барнаба обвел взглядом палубу облачного корабля. Его приверженцы сидели под деревом, росшим в черной земле посреди корпуса. Они молились Нангог. Время от времени один из них отваживался поднять голову и посмотреть на странное существо, сидевшее на поручнях рядом с ними: наполовину орел, наполовину женщина. Вместо рук из женского тела росли широкие крылья. Нос и рот превратились в загнутый клюв, остальные черты лица все еще оставались почти человеческими. Ноги ниже колен превратились в покрытые роговыми пластинами птичьи лапы, заканчивающиеся острыми, как ножи, когтями. Барнаба сумел убедить существо носить вокруг бедер повязку, чтобы давать меньше поводов для недовольства своим сторонникам. Чудовище позволяло ему прикасаться к себе, но больше никого к себе не подпускало.

Во время своего пребывания в животе собирателя облаков он видел сон о том, что случилось в мире. Как создания Нангог слились с людьми и родились тела Зеленых духов. По обширным лесам бродили тысячи новых чудовищ, и они приняли сотни различных форм. Все они были одержимы ненавистью ко вторгшимся в их мир людям, впрочем, одновременно чувствовали тех, кто нашел свой путь к Великой богине. Горе тем, кто не отрекся от девантаров! Во время своего первого визита существо втащило одного из корабельщиков на такелаж и сбросило вниз. После этого его некоторое время не было видно. Барнаба не сомневался в том, что птицеподобная женщина как следует попировала над разбитым телом несчастного.

Испуганный шепот неофитов оторвал его от размышлений, и он обернулся. По правому борту концы рей едва не царапали скалу. Вот уже несколько часов они пролетали между высоких, до неба, столовых гор, возвышавшихся из огромных джунглей, похожих на сломанные колонны огромного дворца. Они были настолько близко, что Барнаба отчетливо видел ползущую по скале ящерицу, размером с собаку.

— Мы все в руках Великой богини, — громко произнес он. — Не бойтесь, друзья мои, наша новая родина близко.

Барнаба оглянулся назад. Они уже больше часа тому назад потеряли из виду второй облачный корабль, который бежал вместе с ними из Золотого города во время землетрясения. Священнослужитель провел рукой по мелким корешкам, которые расщепили древесину поручней. Корабельное древо проникло повсюду. Его корни пронзили все палубы, а ветки уходили глубоко в тело собирателя облаков по имени Ветер, дующий от наливающегося дождем горизонта в рассветных весенних лучах над Зеленым морем. Дерево превратило корабль и огромное существо с щупальцами в единое целое. Подобно нервным путям, ветви и корни соединялись с конструкцией из мертвой древесины. Лоцманы в своих стеклянных кабинках под корпусом могли передавать свои мысли собирателю облаков посредством дерева. По крайней мере, обычно. Барнаба сомневался, что на всем Нангоге есть второй человек, который понимает это небесное существо так, как он. Он разделил сны с Ветром, дующим от наливающегося дождем горизонта в рассветных весенних лучах над Зеленым морем, нырнул в запутанные мысли семи мозгов собирателя облаков. Он знал, что это огромное существо сочиняет стихи о снежинках, знал, возле каких деревьев-гигантов оно особенно любит бросать якорь и разделил воспоминание о том, как юного собирателя облаков тяжело ранил орел. Ветру, дующему от наливающегося дождем горизонта в рассветных весенних лучах над Зеленым морем, не нравилось существо, сидевшее на поручнях. Несмотря на то что оно было таким гротескным, оно все еще напоминало ему того орла и вызывало боевое настроение.

Из люка на палубу выбрался Коля и направился к нему. Приближаясь к женщине-птице, покрытый шрамами воин не опускал руки с рукояти меча. Барнаба знал, кем был наемник. Собиратель облаков предупреждал его относительно Кровавой руки, то есть Коли.

— Веччио так громко ругается, что его слышно по всему кораблю, — крикнул Коля Барнабе. Он остановился на некотором расстоянии от него, не спуская взгляда с женщины-птицы. — Недавно его кабину едва не оторвало о скальный уступ, внезапно возникший из облаков.

— Скажи лоцману, что мы доберемся до цели не позднее чем через полчаса. Боюсь, последний маневр будет стоить ему нервов.

Наемник посмотрел на него с таким удивлением, что Барнаба невольно усмехнулся.

— Я святой человек. Мне известно все, что происходит на этом корабле, равно как и то, что Веччио послал тебя, чтобы спросить об этом.

Коля недовольно смерил его взглядом. Барнаба почувствовал, что воин-великан не верит ему. Но он говорил правду: Ветер, дующий от наливающегося дождем горизонта, информировал его обо всем происходящем на борту. Барнабе достаточно было прикоснуться к корешку, чтобы установить с ним связь.

— Сказать Веччио и про последний маневр?

— Ты боишься, что он от страху нассыт в стеклянную кабину?

Коля покачал изуродованной головой.

— Он уже.

— Сам решай, что ему сказать.

Великан хрюкнул и вернулся обратно к люку, из которого вылез. Ему придется спуститься на десять палуб вниз, до самой стеклянной кабины лоцмана, висящей под корпусом корабля. Только оттуда открывался вид во все стороны, кроме верха.

Было очевидно, что Коле не нравится играть в мальчика на побегушках. Кровавая рука — отличное имя для него. В облачном городе, среди небесных пиратов Таркона Железноязыкого он наверняка будет чувствовать себя лучше, чем здесь, с ними.

Ветер, дующий от наливающегося дождем горизонта, немного потерял высоту и нырнул в облачную гряду. В свете солнца облака выглядели очень красиво, словно их вырезали из козьего сыра. Но когда корабль пересекал их, все очарование развеивалось, и оставался только очень густой, прохладный туман.

Женщина-птица издала каркающий звук и нервно переступила с ноги на ногу. Может быть, чувствует, куда они направляются? Есть ли остатки рассудка в этой голове? Барнаба вспомнил время, проведенное в теле собирателя облаков. Долгий сон об этом новом мире, давший ему ответ на болезненно-жгучий вопрос. Здесь, в Нангоге, поход ради вожделенной мести мог зажечь факел свободы. Мщение приобрело бы высший смысл. Пожертвовать собой из личных побуждений — это одно, а принести себя в жертву ради свободы мира, у которого есть шанс стать непохожим на его родину — совсем другое. Барнаба нащупал висевший на поясе кинжал. Оружие, которое он не позволил уничтожить и которое прольет кровь бессмертного Аарона.

Он уверенно вглядывался в туман. Будущее было открыто ему. Он изменит этот мир. Процесс уже начался, но то, что произошло до сих пор, было ничто по сравнению с тем, чего можно будет добиться, если однажды он добудет лед мечты. Нангог явилась к нему во сне в теле собирателя облаков и пообещала ему, что можно изменить с помощью льда мечты.

Туман поредел. Они пронзили покров облаков и летели прямо к скале, в которой находилось огромное отверстие, словно пробитое молотом разгневанного бога. Оно напомнило Барнабе ворота, достаточно большие для того, чтобы в них мог пролететь даже самый массивный собиратель облаков. Но шагах в ста внутри ворот колебалась серебристая завеса, мешавшая увидеть происходящее внутри горы. В этом отверстии росли деревья и папоротники высотой в человеческий рост. Когда они приблизились к отверстию в скале, навстречу им вспорхнула стая больших красных птиц.

Женщина-птица поднялась в воздух и полетела рядом с собирателем облаков, широко раскинув крылья. Внезапно Барнабу захлестнули сомнения. Может быть, он переоценил себя? Достаточно ли велик проход? Его сторонники стояли на коленях на палубе и смотрели на него. Священнослужитель вскинул руки.

— Все будет хорошо! — громовым голосом произнес он, прекрасно осознавая, что говорит, превозмогая собственный страх. — Мы в руках Нангог. Она ведет и защищает нас.

Облачный корабль находился уже шагах в ста от ворот. Надутое тело Ветра, дующего от наливающегося дождем горизонта, издавало шипящие и булькающие звуки. Щупальца нервно хлестали воздух. Самые сильные из них ощупывали красную каменную твердь, некоторые хватались за скалу. Они втащили корабль глубже в пещеру, стало темнее, в лица им ударил прохладный бриз, несший с собой мелкие капельки воды.

Птицы, жившие на корабельном древе, нервно щебетали. Теперь начал молиться и Барнаба. Он молча взывал к Великой богине, прося защитить их всех. От серебряной пелены к ним теперь доносился лишь громкий шум. За большой дырой в скале притаился водопад, и Ветер, дующий от наливающегося дождем горизонта, летел прямо на бушующую пену!

Корабль содрогнулся, когда тело собирателя облаков ударилось о свод из красного камня. Корабль накренился на правый борт, с громким треском сломалась правая часть реи вверху грот-мачты. Молитвы его сторонников стали громче и отчаяннее. Щупальца устремились вперед и потащили судно навстречу водопаду. Грохот воды был оглушительным. Тело собирателя облаков прикрывало корабль подобно огромному зонту. Несмотря на то что вокруг все грохотало так, словно мир вот-вот должен был рухнуть, на палубу летели лишь некоторые брызги, когда их полностью укутала серебряная пелена водопада.

Внезапно женщина-птица вернулась. Мокрая, с растрепанными перьями, она приземлилась на палубу рядом с Барнабой. Он провел рукой по длинным черным волосам. Она издавала какие-то хнычущие звуки, словно давно уже не ощущала прикосновения милосердной руки. Интересно, кем она была в прошлой жизни? Пока он размышлял об этом, тело собирателя облаков полностью прошло через водопад, и они нырнули в широкий поток золотистого света.

Барнаба задержал дыхание… они влетели в пещеру, размером пять-шесть миль! Казалось, целую столовую гору, внутри которой они находились, вычистили изнутри. Тьму пронзали копья света. Он поспешил к поручням и перегнулся далеко вперед, чтобы поглядеть на свод пещеры мимо тела Ветра, дующего от наливающегося дождем горизонта. Он весь был пронизан отверстиями размером с городские ворота. Там виднелись сплетения корней и темно-зеленых усиков. На фоне неба виднелись листья деревьев. Скорее всего, эти шахты не было видно сверху, тому, кто пролетал над столовой горой — несмотря на размеры. Таркон нашел идеальное убежище! Теперь Барнаба не удивлялся, что небесного пирата так долго разыскивали бессмертные. На это место можно было выйти только с помощью предателя.

Жрец догадывался, что сейчас будет. На широком уступе скалы, в противоположном конце пещеры было устроено поселение. С полдюжины построек окружали деревянные бараки и пещеры. Единственное, что там выглядело солидно, это три якорные башни, к которым были пришвартованы два небольших собирателя облаков. Еще издалека Барнаба увидел, что в поселении царит бурное оживление. На плоских крышах каменных построек засели лучники, в то время как мужчины торопливо забирались на облачные корабли. Он услышал, как изменился шум водопада. Их второй корабль вошел в пещеру. Только сейчас он заметил, что пол пещеры полностью занимает озеро. Ниже поселения виднелись мостки, к которым было привязано несколько маленьких лодок.

На узких террасах вдоль стен пещеры росли деревья, а в одном месте были заложены даже рисовые поля. Вероятно, этим нельзя было прокормить даже людей Таркона. Князь пиратов будет не в восторге, если в легендарном Облачном городе будут искать пристанища несколько сотен верующих, почитающих Великую богиню.

Коля вылез из люка посреди палубы. Наемник удивленно огляделся по сторонам, а затем бросился к Барнабе.

— Подготовить корабль к сражению?

Священнослужитель покачал головой.

— Мы пришли с мирными намерениями.

— Тогда будем надеяться, что их лучники это знают.

— Великая богиня защитит нас. Не беспокойся, друг мой.

— Я предпочел бы хороший щит, — негромко проворчал Коля.

— Пойдем со мной на нос, мы примем князя пиратов.

— Это кажется мне неудачной идеей, жрец. Я служил во флоте, когда под командованием бессмертного Аарона и Шайи, принцессы ишкуцайя, мы заманили князя пиратов в ловушку. Мне кажется, что Таркон помнит меня. К сожалению, мое лицо так просто не забудешь. Особенно если получаешь от меня мечом в живот и чудом остаешься жив.

Барнаба не поверил своим ушам.

— Ты что сделал?

— Заколол этого парня, — без малейших признаков раскаяния произнес Коля. — Он пытался убить бессмертного Аарона, а я был в его лейб-гвардии, — великан пожал плечами. — Я просто выполнял свой долг.

Барнаба вздохнул.

— Есть ли хоть одна война, в которой ты не принимал участия?

— За последние десять лет — очень мало, — усмехнулся Коля. — Так что я пошел в трюм, пока Таркон меня не увидел. Просто хотел спросить, все ли ясно.

Жрец, нахмурившись, смотрел вслед наемнику. Этот парень начинает вести себя так, будто это он командует кораблем. Спросить, все ли ясно… Нужно охладить пыл Коли. Барнаба улыбнулся про себя. Он уже знал, где это произойдет — при условии, конечно, что Таркон не найдет друснийца раньше.

По-прежнему улыбаясь, Барнаба пошел один на корму и принялся наблюдать за тем, как от якорной башни отделяется один из небольших облачных кораблей.

— Идите под палубу, — крикнул он своим приверженцам. Вдруг пираты все же встретят нас градом стрел.

Собиратель облаков, летевший им навстречу, быстро набирал высоту. Барнаба увидел, как один-единственный человек взобрался на поручни и стал смотреть на него. Вскоре до него уже можно было докричаться.

— Я предлагаю вам мир, — крикнул Барнаба тренированным голосом проповедника. Ответом ему был лишь смех.

Внезапно мужчину на поручнях схватило щупальце его корабля, обвилось вокруг его тела и перенесло его через пропасть к Ветру, дующему от наливающегося дождем горизонта. Над палубой щупальце разжалось, и воин, слегка спружинив, приземлился на доски шагах в десяти от Барнабы.

— Мы пришли с миром, — решительно произнес жрец, поднимая руки, чтобы пират видел, что он безоружен.

— Тем лучше для вас, — самоуверенно произнес незнакомец. У него был низкий, приятный голос. — Значит, вы тот самый проповедник.

Барнаба несколько растерялся.

— Вы меня знаете?

— Ты Барнаба, когда-то был правой рукой Абира Аташа, верховного жреца Арама, распространявшего обо мне немало грязных слухов. И мне кажется, ты уже догадываешься, кто я, — пират улыбнулся. У него было красивое узкое лицо, на котором много места занимали большие темные глаза. Красная повязка удерживала его длинные до плеч седеющие волосы. Он говорил на языке Арама почти без акцента и казался образованным человеком, несмотря на некоторую дикость. Только теперь Барнаба заметил, что его собеседник безоружен.

— Великая богиня послала мне сны и известила о твоем прибытии, жрец, — он поглядел на массивного собирателя облаков. — Впрочем, она упустила некоторые подробности… вроде того, как именно ты появишься. Признаю, что появление этих кораблей несколько встревожило меня и моих людей.

«Мне Нангог тоже открыла не все», — подумал Барнаба и поглядел на жалкое поселение пиратов. Он представлял себе Облачный город более роскошным.

— Полагаю, передо мной Таркон Железноязыкий, — с некоторым изумлением произнес проповедник. То, что пират тоже стал доверенным лицом Великой богини, удивило его. Конечно, без ее защиты он бы так долго не прожил. Но то, что она посылает ему сны и видения… Это должно быть прерогативой жрецов! Он ведь не претендует на то, чтобы сражаться за богиню с оружием в руках. Но может быть, Таркон не осознает, какое предпочтение ему оказывают. Он оценивающе разглядывал высокого худощавого мужчину. Таркон был безбородым, что необычно для воина. Интересно, из какого он народа?

Князь пиратов не сводил с него взгляда своих черных глаз.

— Ты, жрец, весь в шрамах, как старый мул. Когда я отдыхал внутри своего собирателя облаков, меня восстановили полностью. Похоже, твой гигант тебя не любит.

— Я попросил его сохранить мне шрамы, — раздраженно ответил Барнаба. — Каждый из них напоминает мне о том, какие ужасы остались неотмщенными.

Таркон внезапно посерьезнел.

— Судя по всему, не стоит иметь тебя среди врагов. Поэтому давай начистоту. Мы оба на одной стороне. Но я не совсем понимаю, почему ты пришел сюда. Этого мне Нангог в снах тоже не открыла. И скажи мне, за что ты сражаешься. Начистоту и без всяких напыщенных фраз.

— Я хочу увидеть мертвым тирана Аарона. А еще я хочу, чтобы Нангог стал свободным миром, где нет власти у бессмертных и даже девантаров.

Таркон страстно обхватил его за плечи, притянул к себе и обнял так, что Барнабе стало нечем дышать.

— Ты мне нравишься, жрец. Это и мой бой тоже.

Барнаба испытал облегчение и одновременно разочарование. Он искал здесь убежище для своих неофитов и союзника. Он ожидал встретить более могущественного человека, чем тот, кто стоял перед ним. Повсюду рассказывали, что Таркон ставит каждого пленника перед выбором — отречься от своего старого господина и стать свободным человеком или же умереть в облаках. Судя по всему, это было одной из многих сказок о поднебесном пирате. В поселении на утесе жило пять-шесть сотен человек. Барнаба же надеялся найти здесь две-три тысячи пиратов. И мощную крепость, которую обороняет целое войско, вставшее на защиту свободы.

— Хорошо, что у нас одинаковые цели, — произнес жрец, высвобождаясь из объятий Таркона. В его голосе отчетливо слышалось разочарование. — Я помогу тебе построить здесь по-настоящему большую общину. Впрочем, сначала мне нужно предпринять одно путешествие, но когда я вернусь, я полностью посвящу себя твоему делу. И не беспокойся: наши корабли загружены зерном и солониной. Мы прокормим себя сами. В моей свите также много женщин. Это хорошо для морали. Если весть об этом разнесется по миру, на твою сторону перебегут больше мужчин с кораблей, которые ты берешь на абордаж. Вот увидишь, со временем мы построим небольшое королевство. Я твой жрец, а ты будешь править.

Поначалу улыбка Таркона становилась шире и шире, но на последних словах мгновенно померкла.

— Ты все-таки ничего не понял, жрец. Не может быть нашей целью заменить одного тирана на другого. А всякий правитель рано или поздно становится тираном. Я не хочу корону, и ты не можешь подарить мне королевство. Давным-давно уже существует царство свободных людей, скрытое от глаз бессмертных. А я — щит, который его защищает.

Барнаба судорожно сглотнул. Он посмотрел на маленькое поселение, затем снова перевел взгляд на Таркона. Судя по всему, князь пиратов утратил связь с реальностью. Жрец серьезно кивнул головой.

— Щит свободных людей. Это хорошо.

— Откуда столько иронии?

Барнаба поднял руки, словно бы защищаясь.

— Я ничего такого не имел в виду. Прошу прощения, если тебе так показалось. Вы ведь построили красивый город. Наверняка было нелегко сделать это здесь, в пещере, практически без средств.

Таркон нужен ему. Нельзя злить его, хоть он, судя по всему, безумен.

Пират прищурился и недоверчиво поглядел на него.

— Ты называешь это городом? — Произнося эти слова, он кивнул в сторону поселения. — Это грязь. Большего банда головорезов, которые берут вместе со мной суда на абордаж, сделать не смогла. Это не крестьяне и не ремесленники, чтоб ты знал. Скажи-ка… эта тварь… — Он кивнул головой в сторону женщины-птицы, сидевшей на палубе неподалеку от них. — Она может драться?

— Она сбросила корабельщика с реи.

Барнаба подошел к несчастному созданию и мягко погладил ее по волосам. Таркон должен видеть, что он обладает властью над новыми творениями Нангог. По крайней мере, Барнаба надеялся, что и другие существа, которые показывала ему в видениях Нангог, будут вести себя послушно.

Таркон тоже попытался прикоснуться к существу, но женщина-птица тут же попыталась клюнуть его. Пират поспешно отошел на два шага назад.

Барнаба заговорил с ней успокаивающим голосом, затем снова обернулся к пирату.

— Судя по всему, этой бестии понравилась человечина. Она наверняка поможет нам. Но вернемся к главному. Примешь ли и защитишь ли ты моих сторонников здесь, в этой пещере?

— Здесь? — Таркон удивился. — Не думаю, что это… — Внезапно глаза его стали шире. А потом он засмеялся. — Ты не знаешь! Она не показала тебе, верно?

— О чем ты говоришь?

— Они все полые, эти столовые горы. Все, мимо которых ты пролетал. Колонны Великой богини, они были созданы для ее детей. Детей, которые должны были стать венцом ее творений. Те незавершенные тела, чьи души превратились в Зеленых духов. Она подарила эти колонны нам! Мы же основали семь городов и сорок три деревни. В потайных убежищах нашли пристанище тридцать тысяч человек свободных людей. Я специально распространял истории об Облачном городе, чтобы сбить с толку наших врагов. Они никогда не станут искать внутри гор.

Здесь возник поистине новый мир! Мир без самовлюбленных сатрапов, жирных торгашей и жестоких помещиков. Здесь женщины рожают детей. Здесь все начинают без прошлого. Все равны, будь ты хоть сыном князя, хоть нищего. Здесь важен сам человек. Здесь не дрожала земля. Здесь не появились подобные страшные существа, как эта твоя женщина-птица. И всех нас защищает Нангог.

Барнаба лишился дара речи. Это то, о чем он мечтал, и даже больше. В то же время он все еще испытывал недоверие. То, что он видел в этой горе, не вписывалось в рассказ пирата. Может быть, он все же безумен.

— Почему ты разбил здесь свой лагерь? Почему не рядом с одним из городов?

На лице Таркона он прочел разочарование.

— Ты мне не веришь? Жрец без веры, — пират покачал головой. — Это единственная гора, в которую могут влететь собиратели облаков. Оглянись по сторонам! — Он развел руки. — Ты видишь здесь место, где можно было бы построить город? Отвесные склоны, глубокое озеро. Где бы ты построил город?

Поскольку я мог спрятать свои поднебесные корабли здесь, в горе, меня так и не смогли разыскать ищейки бессмертных. Бывали времена, когда за мной посылали более шестидесяти кораблей во все стороны света. Подходы к другим городам слишком узкие. Они прячутся в джунглях или недоступных долинах. Ты хочешь увидеть один из таких городов? Пойдем. Ближайший находится в трех днях пути. А до самого красивого нашего города лететь семь дней. Тебе стоит увидеть его, жрец, он действительно…

Барнаба поднял руки, словно защищаясь.

— Я верю тебе.

В данный момент было неважно, существует ли царство свободных людей только в голове у Таркона или оно есть в действительности. Во всяком случае, мечта красивая. Но пока еще Барнаба не мог разделить ее с пиратом. Не сейчас!

— Уже завтра на этом корабле я покину твою гавань. Я буду искать то, с помощью чего мы сможем завоевать небеса и окончательно победить тиранов. Если я найду это, то свободным людям не придется больше прятаться в пещерах. Это изменит мир! Это сделает свободным всех. Нангог избрала меня для поисков льда мечты.

Барнаба вспомнил обо всех видениях, посетивших его внутри тела собирателя облаков, когда исцелялись его раны, а Великая богиня была рядом. Он видел ледяную равнину от горизонта до горизонта. Им придется много дней лететь надо льдом, пока они достигнут того места, где таится величайшее сокровище Нангог.

— Я отправлюсь в вечные льды, Таркон. Туда, где ночью в небе пляшут зеленые полотна света. Это место суровой красоты. Место для богов и тайн.

Таркон серьезно посмотрел на него.

— Ты собираешься туда, где мечты превращаются в лед? Это неразумно. Там ты найдешь только одно — смерть.

Слишком много войн

— Ты уверен, что справишься? Это очень опасно, Ламги, — внезапно Артакса захлестнули сомнения, стоит ли посылать долговязого парня с гладко выбритой головой на столь рискованное задание. Ламги храбро сражался на равнине Куш, стал одним из командиров отряда в его новой лейб-гвардии. Но то, что предстояло ему совершить сейчас, было на грани самоубийства.

Воин-крестьянин уверенно кивнул.

— Говорят, Таркон ставит пленников перед выбором: присоединиться к нему или умереть в облаках. Никто не удивится, если я выберу жизнь, правитель всех черноголовых.

— Но ты знаешь и то, что еще никто и никогда не мог сбежать из укрытия Таркона. Я не хочу тебя уговаривать…

— Все всегда бывает впервые, — поразительно уверенно заявил Ламги. — Я не разочарую вас, великий.

— Твое необычайное мужество должно быть вознаграждено столь же необычайно. Когда вернешься, Ламги, я исполню любое твое желание. Если благодаря тебе я смогу победить Таркона Железноязыкого, ты спасешь многих людей.

Ламги низко поклонился. Он двигался поразительно ловко для такого высокого и костлявого парня.

— Не хочу показаться дерзким, избранный, но если вы позволите, то я уже сейчас знаю, чего мне хотелось бы.

— Говори.

— Когда я вернусь, сделайте меня одним из капитанов кушитов, правитель всех черноголовых. Мое величайшее желание — служить вам и всегда быть рядом с вами.

— Твое желание будет исполнено, Ламги. И желаю тебе удачи при выполнении этой трудной задачи. Возвращайся поскорее.

Воин-крестьянин поклонился и вышел из небольшого шатра, стоявшего посреди обломков квартала горшечников. Ашот, который все это время молча стоял у входа в шатер, сплюнул, когда Ламги скрылся.

— Не доверяю я этому парню. Не подпускайте его к себе, великий. Что-то тут не так.

— Что он сделал, что ты так сильно его презираешь?

— В битве он стоял у вас за спиной, господин. Как Нарек. Он должен был видеть, кто убил Нарека — но утверждает, что ничего не видел.

Артакс вздохнул.

— И это все? Ты сам сражался в той битве. Ты знаешь, как это было. Смотришь только на врагов, к тому же еще этот кошмарный страх смерти. Мне не кажется подозрительным, что он не видел, как умер Нарек, — Артакс почувствовал, что в горле встал комок. Так много всего случилось с тех пор, как он вернул своего погибшего друга в Бельбек. Времени погоревать о Нареке у него не было. Рана, которую нанесла его смерть, еще не успела затянуться.

— В тот день рядом со мной погибло много храбрых ребят, — с горечью произнес он. — Большинство я уже и не помню.

— Он мне не нравится, — упорствовал Ашот. — Есть в нем что-то… — Он бессильно развел руками. — Такое ощущение, что его там не было. Несмотря на всю свою броскость, появляясь среди людей, он исчезает. Он не пьет, не ругается, у него нет пороков. Когда он приходит на праздник, никто не может вспомнить, действительно ли он был там, потому что он ни с кем не разговаривал. Он просто стоит в тенистом уголке и наблюдает. Он словно призрак. Нельзя назначать такого человека капитаном вашей лейб-гвардии, бессмертный.

— Судя по твоему описанию, он — то, что нужно для этой миссии, — Артакс поглядел на стол, заваленный глиняными дощечками, которых не становилось меньше, сколько бы он ни работал. — После большого землетрясения Таркон захватил три корабля с зерном. Ты же знаешь, что зима принесет голод в семь королевств. Мы единодушны во мнении с бессмертным Лабарной, Акуменной, наместником Валесии, принцем Субаи, наместником Ишкуцы. Мы должны выяснить, где находится укрытие Таркона и раз и навсегда покончить с угрозой со стороны пиратов. Все они ищут его и все предоставят войска и поднебесные корабли для атаки на логово пиратов.

Ашот подавленно опустил голову.

— Что не так? — раздраженно спросил Артакс.

— Вы ведете слишком много войн, господин. Равнина Куш, Бессос и Элеазар, сражение с цапотцами… Неужели никогда не будет мира?

Артакс направился ко входу в шатер и указал на разоренный город.

— Ты видишь это, Ашот? Тысячи людей там, внизу, голодают. У них нет больше крыши над головой. Они потеряли все. Один из кораблей, которые ограбил Таркон, должен был привезти продукты питания для голодающих этого города. Могу ли я снести это, Ашот? В лазаретах есть люди, которым не хватает лишь горсти зерна для того, чтобы прожить еще один день. Что я буду за правитель, если буду это терпеть?

Ашот вздохнул.

— Я ведь не говорю, что тому нет причин…

— Идем, друг мой. Нужно многое сделать. Другие ждут нас. Нельзя так надолго уходить с собрания. Иначе покажется, что мы избегаем ответственности.

Артакс вышел из шатра и пошел по деревянным мосткам, которые вели через руины храма Мелких богов. До землетрясения здесь были алтари святых из всех регионов Дайи. В конце мостков была лишь одна дорожка из узких досок, проложенная через обломки. Под одной-единственной оставшейся аркой стены акведука в этом квартале была установлена деревянная платформа на сваях. На ветру, который дул со стороны Великой реки вверх по склону Устья мира, трепетали знамена бессмертных.

Сюда приходили все: просители, люди, чьи дома превратились в руины; архитекторы, созванные со всех стран Дайи и старавшиеся снова навести порядок в наполовину разрушенном городе; добровольные помощники, которых тут же распределяли в отряды, начавшие систематически разбирать завалы. Эта платформа стала сердцем Золотого города. Все важные решения принимались здесь.

Подойдя ближе, Артакс увидел Лабарну, бессмертного Лувии, возвышавшегося над всеми. На правителе была только простая коричневая туника. Руки исцарапаны. Он не боялся закатать рукава, когда нужно было сдвинуть с места тяжелые валуны. Заметив Артакса, он взволнованно помахал рукой.

— Случилось чудо!

Артакс взобрался по лестнице на платформу, за ним следовал Ашот. Лабарна пошел им навстречу. Бессмертный весь был покрыт красной пылью от разбитых кирпичей.

— Мы нашли еще троих выживших. Рядом с площадью Тысячи языков. Их засыпало в комнате. Там была вода и немного еды. Они очень отощали и слишком слабы, чтобы стоять на ногах, но они живы. И это спустя двадцать три дня после землетрясения. Просто невероятно! Чудо!

— Это хорошо, — восхищенно откликнулся Артакс. — Действительно хорошо! Нашему городу нужны чудеса. Они дают всем силы и новую надежду, — краем глаза Артакс увидел установленную за акведуком виселицу. Ему нравилось не все, что делал Лабарна. По отношению к мародерам лувиец был безжалостен. Их приводили сюда и вешали. Впрочем, доводилось Артаксу видеть и такое, что в случае сомнений Лабарна принимал решение в пользу обвиняемого.

Артакс огляделся по сторонам. На платформе стояли некоторые сановники и капитаны, писари и два архитектора, задачей которых было решить, какие здания еще можно спасти, а какие лучше снести для всеобщей безопасности.

— Куда подевался Аркуменна?

Лабарна презрительно фыркнул.

— Отдыхает от груза ответственности. Как обычно в самые жаркие часы. Ну, хоть его люди работают.

Артакс вздохнул. Он пытался уговорить всех бессмертных показать пример и всеми средствами помочь жителям Золотого города. Его послушал лишь Лабарна. Воины, которые лишь несколько недель тому назад были смертельными врагами на равнине Куш, теперь работали бок о бок. Мадьяс, бессмертный, который правил народом ишкуцайя, велел помочь им своему сыну, принцу Субаи, его наместнику в Нангоге. Но тот предпочитал ходить на охоту с орлами в леса. Если бы он хотя бы преследовал демонов, о которых они получали все больше и больше докладов. Артакс с содроганием вспомнил человека-крокодила, тело которого ему показали несколько дней тому назад. Может быть, удастся воззвать к гордости принца и убедить его охотиться на эту опасную дичь. До сих пор лишь немногие люди из его свиты помогали восстанавливать город. Иногда Субаи гордо расхаживал по руинам и отдавал более или менее разумные приказы.

Аркуменна, ларис Трурии и наместник в Нангоге, представлял бессмертного Ансура из Валесии. Он оказывал посильную помощь. Если было не слишком жарко… Его правитель не пожелал выделить ни одного рабочего из Зелинунта, Белого города, который он строил в своем королевстве. Его мечтой было возвести самый красивый город на Дайе. Ивар, бессмертный Друсны, хоть и не располагал ни средствами, ни припасами, но прислал пятьсот сильных дровосеков, при условии, что остальные позаботятся об их пропитании и будут им платить.

Цапотцы отказались от какого бы то ни было сотрудничества с ним.

«Возможно, из-за нападения на храм между нами начнется война, — с горечью подумал Артакс. — Ашот прав: я обречен на то, чтобы переходить с одного поля битвы на другое».

Наместник Плавучих островов тоже пошел собственным путем. Он организовал восстановление порта и помогал там — не договариваясь ни с кем из остальных. Но как бы там ни было, с островов поступали продукты и рабочие.

Лабарна подошел к Артаксу. Рядом с лувийцем он всякий раз чувствовал себя карликом. Лабарна был самым высоким мужчиной в войске Муватты. Вооруженный огромной булавой, он был так же неудержим в бою, как боевой слон. Они вместе глядели на руины, простиравшиеся вниз по склону к Великой реке. Иногда посреди руин виднелось одно-единственное здание. Некоторые кварталы, что было странно, землетрясение пощадило почти полностью. Все уцелевшие дома наместники конфисковали, чтобы разместить там бездомных и беженцев, которые каждый день прибывали в разрушенный город.

— Я знаю, о чем ты думаешь, Аарон, — произнес Лабарна, все еще восхищенный чудом спасшихся людей с площади Тысячи языков. — Это выше человеческих сил. Кажется, будто мы не справимся никогда. Иногда я тоже прихожу в отчаяние. Три дня назад мы отдали приказ перестать искать засыпанных людей, потому что находили только погибших. Казалось невозможным, чтобы кто-то выжил спустя такое время. Но бывают чудеса. Мы сразимся в этом бою вместе, Аарон. Мы возродим Золотой город, он будет больше и роскошнее, чем прежде! Мы…

Лабарна умолк. Внезапно люди вокруг опустились на колени и униженно склонили головы. Все разговоры стихли. Артакс почувствовал, что мелкие волоски на затылке встали дыбом. Он медленно повернулся. Посреди насыпи камней стояла фигура со львиной головой.

— Аарон, бессмертный Арама, правитель всех черноголовых, мои братья и сестры прислали меня в качестве посланника, — громовым голосом произнес девантар. — Первому среди людей тебе оказывают милость попасть в Желтую башню. Они выслушают тебя, как и обещали.

По рядам собравшихся пробежал негромкий шепоток.

Аарон почувствовал, что все взгляды устремились на него.

— Не надейся, — раздался у него в голове голос девантара. — Ты предстанешь перед трибуналом. Ишта жаждет твоей крови. Они ждут нас. Сей же час!

Среди богов

Словно тысячей игл впился ледяной ветер ему в лицо. Львиноголовый провел Артакса через Золотые врата. Они прошли лишь пару шагов по зачарованной тропе между мирами. И теперь стояли на уступе скалы, обдуваемом всеми ветрами, высоко в горах. Ветер приносил мелкие снежинки. Перед ними лежала крутая тропа, ведущая наверх. Артакс запрокинул голову назад, а потом увидел ее, башню, о которой впервые услышал в детстве. Желтая твердыня богов! Она сливалась с темными тучами.

— Пойдем! — поторопил его Львиноголовый. — Мои братья и сестры нетерпеливы.

Артакс последовал за девантаром, торопливо поднимавшимся по засыпанной снегом тропе. Вскоре Артакс уже с трудом переводил дух. Все было так же, как тогда, на облачном корабле, который поднимался все выше и выше в небо. Он хрипло хватал ртом воздух, дышал все быстрее и быстрее, и, несмотря на это, его не оставляло ощущение, что его медленно душат.

Вскоре ему пришлось отдыхать каждые пару шагов.

Львиноголовый вернулся, раздраженный.

— Вы, люди, слишком слабы, — прорычал он, положил свою массивную ладонь на горло Артакса, а затем медленно опустил ее на грудь, пока она не легла ему на сердце. При этом он издал целую серию низких, рокочущих звуков, от которых Артакса пробрало до мозга костей. Никогда прежде он не слышал ничего подобного. Если это был язык, то он был придуман для того, чтобы находить самые темные провалы души.

Внезапно у него возникло чувство, словно что-то дерет ему горло. Резкая боль оттолкнулась от горла, перешла в легкие, настолько интенсивно, что на глаза у него выступили слезы. Она продолжалась один удар сердца, а потом Артакс снова смог дышать свободно.

— Теперь нормально?

— Да. Спасибо, — Артакс думал, что говорить будет тяжело или по меньшей мере голос будет хриплым, но ни того, ни другого не произошло. Он снова смог дышать, чувство удушья исчезло.

— Пойдем, — торопил Львиноголовый и снова побежал вперед.

Подъем длился еще добрых полчаса, затем они дошли до арки ворот высотой с кедр. С дуги свисали сосульки высотой в человеческий рост, напоминая Артаксу пасть хищного зверя. Обвевая сосульки, ветер производил странные звуки. Они напоминали негромкое всхлипывание раненого зверя. За воротами оказался зал без окон, терявшийся в тени. Эхо шагов отдавалось от далеких стен.

Львиноголовый повел его к лестнице, ступеньки которой были настолько высокими, что подниматься по ним было неприятно. Артакс казался себе маленьким ребенком. Поистине, эту башню строили не для людей. Они сошли с лестницы и пересекли второй зал. Здесь было светлее, но вскоре Артакс пожалел, что там не так темно, как у входа. С этой комнатой что-то было не так. Они направились к большим дверям, рядом с которыми стоял прислоненный к стене огромный звериный череп. Каждый раз, как они почти доходили до двери, казалось, она отдаляется от них. Артакс озадаченно оглянулся назад. Лестница была почти за спиной, но они все шли и шли, не в силах приблизиться. Потолок поддерживал большой крестовый свод. Зал разделяли два ряда колонн. Каждый раз при взгляде на потолок у него возникало чувство, что где-то на краю поля зрения сползают опоры зала. От этого ему становилось тошно.

Внезапно они оказались перед черепом, словно совершили огромный прыжок через весь зал. В этой костяной темнице что-то было. Что-то двигалось в тени. Артаксу показалось на миг, что он видит чью-то фигуру. Или это был мираж? Когда он вгляделся повнимательнее, там были уже только тени.

— Не будь таким любопытным, — предупредил Львиноголовый. — Бывает знание, способное навеки лишить тебя душевного спокойствия. Стремиться к нему неразумно. А теперь следуй за мной, — и, словно по мановению невидимой руки, дверь распахнулась. Перед ними простирался большой зал, по которому бродили колонны теней. Они напомнили Артаксу широкие полотна света во дворце Акшу, которые в солнечные дни падали в его мрачный тронный зал через узкие окна в крыше. Но здесь свет и тень поменялись местами. В просторном зале было светло, хотя не было ни единого окна. А на свету двигались колонны теней, непостоянные, изменчивые, иногда они даже начинали трепетать и меркнуть, чтобы потом снова появиться в другом месте. Странные взаимоотношения света и тени не давали Артаксу возможности сказать, насколько велик зал. Кроме того, он не мог определить, сколько девантаров здесь собралось. Тридцать? Сорок? Некоторые стояли маленькими группками, другие отдельно, и некоторые то и дело исчезали в пляшущих тенях, чтобы в мгновение ока оказаться в другом месте зала.

Едва он переступил порог за высокой дверью, за его спиной раздалось негромкое всхлипывание, которое он уже слышал, когда вошел в башню. Звук был совершенно безнадежным. Голос безумия.

Дверь закрылась за ним с громким звоном, и стоявший рядом Львиноголовый заговорил:

— Здесь все мои братья и сестры, кроме одной, Артакс, которого я сделал бессмертным Аароном. Мы собрались, чтобы вершить над тобой суд.

— Он украл то, что принадлежало змею, — послышалось шипение из темноты. Артаксу удалось на миг бросить взгляд на змееподобное тело, обвившееся вокруг серой колонны. На спине существа росли массивные крылья, вертикальные зрачки гневно смотрели на него.

Артакс обрадовался, когда существо поглотила милосердная тьма.

— Он нарушил мир храма, убил жрецов и лишил алтаря избранника. Я требую, чтобы его сердце принесли в жертву Пернатому змею.

Артакс собрал в кулак все свое мужество, твердо поглядел на сотканную из тьмы колонну, поглотившую змея, и ответил:

— Тот, кто выходит на ринг и первым поднимает руки, тому не пристало жаловаться, если он падет от руки другого.

В одном из дальних уголков зала зазвучал смех.

— Хорошо сказано, человек, — крикнул звонкий голос.

— Володи из Друсны, капитан моей лейб-гвардии, был похищен после битвы на высокогорной равнине Куш, людьми, которых я считал союзниками. Перед Белыми вратами храмового квартала ему открыли, что женщина, которую он любит, умрет жестокой смертью, если он не признает, что является избранным. Он переступил порог храмового квартала не добровольно! Служащие храма Цапоте позволили себе украсть у меня человека, который посвятил свою жизнь мне. И поэтому я позволил себе вернуть себе то, что принадлежит мне по праву. Ради людей, которые посвящают свою жизнь мне, я обязан не более и не менее, как рискнуть своей жизнью. Если это не отвечает вашим представлениям о добродетели правителя, я подчинюсь вашему приговору. Однако я со своей стороны никогда не поступлю иначе, как уже поступил ради Володи.

Из тени вышел огромный черный медведь. Один его глаз был налит кровью, нос изуродован шрамами, полученными во множестве сражений. Перед Аароном он встал на задние лапы. Медведь был выше его на три головы.

— Ты человек в моем вкусе, Аарон Арамский, — ворчливым басом произнес он.

Артакс не был уверен в том, что это — комплимент или же эти слова следует понимать совсем иначе.

— Такими как ты должны быть все наши бессмертные.

— Ты хочешь, чтобы наши правители были двуличными интриганами? — поинтересовался хорошо модулированный голос. Из кочующей тени вышла высокая женщина в небесно-голубом платье, обрамленном филигранным серебряным бортом. Ее точеное лицо обрамляли черные волосы, а над плечами возвышались черные крылья. Ишта!

— Слова дешевы, сестра моя, — проревел Львиноголовый, стоявший рядом с Артаксом. — Какие у тебя есть доказательства против Аарона?

Ишта обернулась к собравшимся божественным сущностям.

— Многие из вас сопровождали меня, когда я спускалась к гробнице великанши, чтобы проверить ее путы. Вы все видели мертвого эльфа, одетого в доспех лейб-гвардии бессмертного Аарона. Но сделали ли вы верные выводы из того, что увидели?

Это Аарон провел туда эльфов. Он открыл им путь в Нангог. Они воспользовались его атакой, чтобы спуститься в потаенный храм. Если бы ворвалось не целое войско, люди-ягуары легко остановили бы его. И даже если бы это было не так, наши жрецы тут же попросили бы о помощи моего брата, Пернатого змея. Происходящее там не осталось бы тайной. Мы бросились бы на помощь цапотцам, так же, как в прошлый раз, когда эльфы осмелились спуститься в Устье мира.

Но Аарон пустил их под свое крылышко. По собственной глупости стал их послушным слугой. В том, что Нангог была практически освобождена, что наши города были разрушены волнами потопа, землетрясениями и пожарами. В том, что в наши королевства придет голод. В том, что равновесие между тремя мирами будет нарушено навеки — во всем этом виноват один-единственный человек: Аарон! Никогда прежде не бывало человека, который причинил бы столько вреда. Я требую его смерти. Это должна быть медленная, жестокая смерть. И свидетелями нашего приговора должны быть многие люди, чтобы неповадно было!

Артакс был потрясен. Он вспомнил убитых людей-ягуаров у входа в Пасть змея. Его стражи рассказывали историю о том, что среди наемников Коли был маленький отряд мечников, который проучил воинов Цапоте. Те Колины ребята исчезли после сражения, равно как и покрытый шрамами друсниец. Теперь среди кушитов и оловянных они были тайными героями сражения в храмовом квартале. Артаксу никогда не пришло бы в голову, что за него сражались демоны. Его воинам частенько удавалось то, что все считали невозможным.

— Что ты скажешь на эти обвинения? — пролаял крупный белый волк.

— Я потрясен, — произнес он, и это было правдой. — Так же, как и вы, я узнал лишь сейчас, что меня обманули дети демонов. И я не сомневаюсь в том, что слова Ишты правдивы. Теперь многое становится ясным.

— Хочешь сказать, что не знал этого? — расхохоталась Ишта. — Ты много лет терпел у себя при дворе, в ближайших советниках эльфа. Человека без бороды и с золотыми волосами среди бородатых, черноволосых мужчин. Ты всерьез собираешься утверждать, что не заметил его инаковости?

По лицам девантаров — если это были не непроницаемые морды зверей — Артакс прочел, что его дело проиграно. Все же Ишта добилась своей цели. Она получит его голову. Но уверенность в этом подарила ему свободу. Терять уже больше нечего, можно только выиграть — что бы он ни сказал. Не нужно больше подчиняться правилам вежливости.

— Значит, инаковость — это повод сразу же подозревать худшее? — Он обвел взглядом лица собравшихся. — Мне удивительно слышать это от тех, кто так старается ни в чем не походить на своих братьев и сестер.

— Разорвите этого нахала! — потребовала фигура, закутанная в бушующее пламя, но не излучавшая света.

— Да, признаю, — продолжал Артакс. — Возможно, я был беспечен. Я никогда не оценивал своего гофмейстера Датамеса по внешности. Для меня была важна только его работа. И даже если он был демоном, его заслуги перед Арамом отрицать невозможно. Он реформировал управление. Даже сейчас, когда его нет, мои писари и чиновники по-прежнему работают лучше, чем до него. Я не знал, что он шпион, и не поэтому я, в конце концов, изгнал его прочь, — Артакс вызывающе поглядел на Ишту. — В шатре Датамеса было совершено убийство, настолько жестокое, что потрясло даже моих ветеранов. Жертвой стала юная девушка из Шелковых городов. И все поверили в то, что это был Датамес. А я знаю, что это не так. В лагерь моего войска пришла Ишта, чтобы уничтожить с помощью этого злодеяния Датамеса, которого не застала в шатре. А теперь, небесная покровительница Лувии, ответь мне на два вопроса. Почему ты не пришла ко мне, не сказала, кто скрывается под маской гофмейстера? И давно ли ты знаешь его тайну?

— Как ты смеешь?

Гнев богини хлестнул Артакса подобно раскаленному пламени. Словно ее всепожирающая ненависть стала осязаемой. Он отступил на шаг, но взгляда не опустил.

— Ответить вместо тебя, всемогущая Ишта? Ты молчала из-за мелочных интриг. Ты хотела уничтожить меня, когда я предстану перед девантарами в Желтой башне, чтобы рассказать вам о своем видении лучшего мира. Ты хотела, чтобы мои планы остались невысказанными и чтобы я не вознесся над твоим смертным, Муваттой, — Артакс обернулся к стоящим на свету и в тени фигурам. — Вы знаете свою сестру. Вы знаете, что я говорю правду. Я виноват лишь в том, что не дорос до интриг богини, ибо я лишь смертный, и не в моем характере думать лишь о собственной выгоде.

— Ты… — Ишта попыталась вцепиться ему в горло, но Львиноголовый и медведь заслонили его собой.

— И каковы же твои планы, сын человеческий? — спросила красивая женщина с волосами из извивающихся змей.

Артакс удивился, что ему задали вопрос. Он был твердо уверен в том, что теперь окажется во власти произвола Ишты, но, похоже, у богини даже среди братьев и сестер были не только друзья.

— Оглядываясь на то короткое время, в течение которого мне была оказана честь быть бессмертным Арама, у меня возникает чувство, что нас осаждают. Я занял место бессмертного потому, что демоница напала на моего предшественника в небесах Нангога, на его собственном корабле-дворце, и убила его. Сам я встречался с ними в лесах Нангога. Только что я узнал, что невольно поспособствовал тому, что Нангогу и всем нашим королевствам был нанесен серьезный ущерб. А еще мне открылось, что мой ближайший советник был демоном. У меня возникает ощущение, что меня осаждают в крепости. Крепости, где, возможно, внутри собственных стен есть предатели, — произнося эти слова, он поглядел на Ишту и увидел, что богиня вскипела от ярости. — Мне также стало известно, что, по крайней мере, один из вас знал о предателе, но ничего не сказал мне. Почему? Сколько вреда можно было предотвратить, если бы я раньше узнал о змее, которую пригрел на груди! Сколько еще осталось шпионов? Почему вы не доверяете детям своим, нам, людям? Дайте нам в руки оружие, которое позволит нам убивать демонов, и вы увидите, что мы тоже можем сражаться.

Я думаю, для вас не секрет, что в душе я — простой крестьянин. Но даже я знаю, что тот, кто не рискует на войне ничем, тот, кто всегда предоставляет остальным право выбирать время и место сражения, погибнет. Давайте покончим с осадой! Давайте атаковать! Давайте возьмем мечи в руки, прогоним демонов обратно в их мир и защитим все ворота, чтобы они никогда больше не могли к нам попасть.

На высокогорной равнине Куш я выступил против воинов бессмертного Муватты с войском, состоящим из крестьян. Все люди Муватты были отменными воинами, и оружие у них было лучше. И, несмотря на это, я победил. У нас тоже может получиться, когда мы выступим против демонов. Давайте сомкнем ряды, забудем о вчерашней мелочной вражде! Давайте говорить в один голос! Пусть наши войска будут подобны огромному мечу, поднятому одной-единственной рукой, и мы победим!

— Ты точно в моем вкусе, — прорычал медведь.

— Прошу, брат, — настаивала Ишта, — давай не будем забывать за этими красивыми словами о том, что он наделал. Он провел эльфов в Нангог! Он корень всего зла, с которым нам приходится бороться!

— Ты его с собой не перепутала, сестра? — Львиноголовый сделал шаг в сторону крылатой богини. — Не твой ли был совет атаковать Голубой чертог? И не были ли события в Нангоге ответом на наш поступок?

Ответом на этот вопрос было молчание, но по лицам некоторых девантаров Артакс заключил, что они продолжают разговаривать друг с другом, возможно, мысленно или еще как-то. Возможно, боги сочли бы его ощущение дерзким, но его злило то, что он остался в изоляции. В происходящем в башне отражалась одна из основополагающих проблем: бессмертные были для девантаров как дети. Они не принимали участия в их решениях, они были лишь исполнителями. Однако он не осмелился произнести ни слова.

Девантары вселяли ужас, каждый из них был подобен стихии. И они были так же неорганизованны и непредсказуемы, как стихии.

«Если бы соединить их силы», — думал Артакс. Они наверняка сумели бы достичь всего! Вместо этого они враждуют, облегчая задачу демонам.

— Мои братья и сестры спорят о том, как оценивать предыдущие события, — вдруг произнес Львиноголовый негромким низким голосом. Неужели девантар прочел его мысли? За прошедшие луны Артакс много думал о том, что случилось. Он откашлялся. Внезапно он показался сам себе мелким и незначительным. Ему потребовалась вся сила, чтобы суметь произнести хоть слово.

— В том, что произошло, я вижу замысел, — он уставился в пол, чтобы не отвлекаться на пристальные взгляды богов и яснее выражать собственные мысли. — Мне кажется, что убийство моего предшественника было попыткой выяснить, насколько смертны мы, бессмертные, и что произойдет, если один из нас падет от меча демона. После этого они, похоже, послали лазутчиков в Нангог. Они проводили разведку мира. После этого начались катастрофы. Выстроенный нами порядок потрясен в своей основе. Нашим королевствам угрожает этой зимой голод, поскольку все мы зависим от зерна из Нангога. Следует ожидать голодных бунтов, — Артакс сделал небольшую паузу, чтобы придать своим следующим словам больший вес. — Они ослабили нас разными способами. Ясно же, что последует дальше: вторжение в Нангог. Все, что происходило до сих пор, ведет именно к этому.

Теперь Артакс поднял взгляд и то, что он увидел, испугало его до глубины души. Его слова вызвали недоумение! Неужели же боги настолько погрузились в интриги, что не видят, что происходит? Или они просто испугались его глупости. Неужели он что-то пропустил? Он тоже осознавал, что не все элементы мозаики складываются в нарисованную им картинку. Женщина, которая ему помогла, когда он ослеп, должно быть, была демоницей. Почему она так поступила? Если они хотят сеять хаос, то слепой бессмертный был бы им скорее на руку.

— Не говорит ли за тебя лишь трусливое сердце? — прошипела Пернатая змея. — До чего дошло, братья и сестры, мы слушаем фантазии пугливого мужика! Разве нам не лучше известно, что произошло? Нам известна причина, зачем небесные змеи послали своих эльфов в Нангог. Если теперь мы сохраним мир, то больше боев не будет. Давайте наведем порядок в собственном доме! Накажем этого осквернителя храмов, который помог эльфам причинить столько вреда. Я требую его сердце! Он должен умереть на алтаре того храма, который осквернил!

— Наша сестра права! — согласился с ней девантар с орлиной головой. — Не будем слушать труса! Довольно и того, что мы унизились настолько, что позволили ему говорить здесь. Его слова напоминают мне лепет слепца, который пытается описать цвета.

Артакс почувствовал, что настроение снова переменилось и обратилось против него. Если он не завоюет богов, ему конец.

— Вторжение уже началось! — твердым голосом произнес он.

— О чем ты говоришь? — набросился на него человек-вепрь, с которым он уже однажды встречался в жуткой пещере неподалеку от медного рудника Ум эль-Амад.

— О том, что мне доложили три дня назад: демон, наполовину человек, наполовину крокодил! Он нападал на рыбаков на Великой реке, разрывал их лодки и утаскивал несчастных жертв в пучину. Он был не меньше вас, божественные. На него охотились две недели. А когда мои воины, наконец, поймали его, он убил пятерых из них, а семерых тяжело ранил. Каждый день поступают новые доклады о демонах. Брошены целые деревни, поскольку люди боятся. Мне рассказывали о крылатых женщинах, которые с помощью орлиных когтей разрывают крестьян на полях, о человекопсах, живых деревьях и даже о мертвецах, которые восстают из могил. Я говорю не о страхах. То, что вторжение началось, — уже свершившийся факт!

Снова воцарилось продолжительное молчание, и Артакс мог лишь догадываться, что девантары мысленно общаются между собой. Кроме того, ему показалось, что они разделились на два лагеря. Боги зашевелились, танец колонн теней стал быстрее, даже стены и сводчатый потолок над ним, казалось, растеклись и сформировались снова. В комнате все стало непостоянным. Ее архитектура была такой же переменчивой, как и создавшие ее боги.

— Ты не умрешь, — прошептал ему Львиноголовый. — Но у тебя есть могущественные враги, которые теперь только и будут ждать твоей ошибки.

Необычайно уродливый девантар с очень длинными мускулистыми руками отделился от группы богов и подошел к Артаксу.

— Что тебе нужно, чтобы успешнее побеждать демонов?

— Единство, — без колебаний ответил он. — Все бессмертные должны собраться вместе. Нужно отбросить все разногласия. Мы должны узнать друг друга, научиться понимать и доверять друг другу. Мы… — Он запнулся. Он прекрасно осознавал, что бессмертный Цапоте вряд ли сядет с ним за один стол. — Вы, боги, должны присутствовать при этом. Все до единого! Будет спор, уладить который сможете только вы.

Стоявший рядом с Артаксом медведь расхохотался низким утробным смехом. Неужели так наивно полагать, что девантары заключат мир и вместе пойдут к одной цели?

— Такую встречу мы подготовим, — заговорил бог с орлиной головой. — Бессмертным потребуется время. У нас на пороге голодная зима. До весны встреча невозможна. Я поддерживаю предложение Аарона Арамского. Давайте назначим день праздника Жертвы в начале весны. И соберемся в Зелинунте. К тому времени новая столица бессмертного Ансура будет закончена. Пусть это будет праздник людей и богов. Праздник, который возвестит начало новой эпохи, — закончил он, и в его голосе прозвучала эйфория, заставившая Артакса забыть обо всех предшествовавших неприятностях.

У него получилось! Мир изменится к лучшему.

Молнии Руссы

Талавайн шагал по бульвару с выложенными голубым кирпичом стенами, дорога вела к большому зиккурату Изатами. К храму, опираясь на посохи, шли дюжины таких же, как и он, оборванцев.

Эльф вставил в свой поношенный плащ черные перья пилигрима. Он выдавал себя за одного из бесчисленных паломников, которые стекались к величайшей святыне богини Ишты, чтобы попросить об исцелении от болезни, хорошем урожае или просто счастливом изменении судьбы. Но целью его был не роскошный храм. Краем глаза он оглядывал дома, находившиеся за голубой стеной, пока, наконец, не заметил тот, на котором поблекшей красной краской на осыпающейся штукатурке был нарисован лик богини. Отсюда уже было недалеко до магазина Ровайна. Талавайну оставалось повернуть в ближайший переулок слева, и через несколько шагов он окажется перед магазином резчика по кости.

Эльф поглядел на храм. Селиться так близко от главной святыни Ишты в Лувии было безрассудно отважным поступком. Он помнил, как упрекал Ровайна в простодушии, после чего его друг расхохотался и упрекнул его в том, что он стал гофмейстером во дворце бессмертного — и крыть стало нечем. Ровайн был прав — в конечном итоге все закончилось плохо.

Он свернул с широкого бульвара и оказался в переулке, вдоль которого были выстроены небольшие магазины. Товары их были похожи: яркие глиняные дощечки с изображением Ишты, и другие, на которых были написаны благословения, широкополые шляпы для пилигримов, сандалии, кожаные сумки, а также различные амулеты. Талавайн нашел даже маленькие копии зиккурата и картины с изображением бессмертного во время Небесной свадьбы. Эльф в недоумении остановился. Как можно продавать изображения бога во время любовного акта!

«Никогда я не пойму детей человеческих до конца», — расстроенно подумал он.

— Ну что, красавчик, тебе нравится то, что ты видишь? — Юная девушка лет шестнадцати-семнадцати склонилась над прилавком и одарила Талавайна очаровательной улыбкой. — Это бессмертный Муватта, — она провела ладонью по обнаженному божеству, но Талавайна уже захватило не изображение, а ее ярко-зеленые глаза. Они были подведены сажей, из-за чего казались еще больше и загадочней.

— Он отмечает Небесную свадьбу с принцессой варваров, Шайей, — пояснила девушка и заговорщицким тоном продолжала: — У дикарей за принцесс нужно бороться, прежде чем ты сможешь взять ее в жены. Шайя убила больше дюжины несчастных женихов. Но Муватта сумел победить ее. Он повалил ее, связал собственным поясом и привел сюда.

— Прямо в храм?

Продавщица рассмеялась.

— Нет, конечно. Я ведь сказала, что Шайя была принцессой варваров. Сначала ее нужно было отдраить в ванной, потому что дикари никогда не моются, представляешь, — она глупо захихикала. — Готова спорить, что ты после ванной будешь выглядеть еще лучше.

— Ничего не имею против, — улыбнулся в ответ Талавайн. У продавщицы были высокие скулы и узкие, красиво изогнутые губы. Глаза немного широковато расставлены. На первый взгляд — не классическая красавица, но ее улыбка и сияющие глаза быстро заставляли забыть об этом. Наверняка дела у нее идут хорошо.

— Ты что-то ищешь в моем магазине или в моих глазах, прекрасный незнакомец?

Талавайн смущенно откашлялся.

— Честно говоря, я искал другой магазин. Мой брат приезжал сюда на Небесную свадьбу и заказывал резчику по кости изображение Ишты с пламенным мечом. Он сказал, что в начале осени работа будет закончена и можно будет…

— Надеюсь, твой брат не заплатил резчику вперед, — перебила его торговка.

— Почему?

— Потому что он никогда больше не увидит своих монет, — она указала на дом, стоявший чуть дальше по переулку, над окнами которого в кладке виднелись черные языки сажи. — Там был магазин Зиданцы. Единственного резчика по кости в этом переулке. Там больше нечего забирать, и никто не вернет тебе монеты твоего брата. Не повезло тебе, прекрасный незнакомец. Но я могла бы помочь тебе.

Талавайн уже почти не слушал. В мыслях всплыли воспоминания о Ровайне. Он почти слышал его озорной смех. Он был таким беспечным и веселым! Что же случилось?

— Как он умер?

— Если ты ищешь собеседника, незнакомец, то иди на зерновой рынок, там их всегда полно. А у меня магазин.

Талавайн беспомощно смотрел на прилавок. Что делать с этим хламом, он понятия не имел.

— Вот именно то, что тебе нужно, — заявила продавщица, снова улыбаясь, взяла с прилавка маленький кожаный мешочек, висевший на плетеном красном шнурке, и вложила в руку Талавайну.

— Что это такое? — На ощупь в мешочке было что-то мягкое.

— Один из самых могущественных талисманов, который можно купить в городе. Помогает от зубной костоеды, подагры, весеннего томления и родовой боли, — голос ее понизился до шепота. — В этом мешочке земля, на которую ступала богиня Ишта. Святая земля! Если рассыпать эту землю по полю, то в следующем году урожай будет вдвое выше. Только пепел невесты, которую сжигают, если она не понесла после Небесной свадьбы, обладает большей магической силой.

Талавайн не поверил своим ушам. Этот мешочек грязи должен приносить удачу?

— А где сжигают этих принцесс?

— В поле перед Домом Неба, — теперь она смотрела на него с недоверием. — Но ни одному нормальному смертному ни за что не найти это место. Это тебе любой ребенок скажет. Откуда ты взялся, незнакомец, что не знаешь таких простых вещей?

— Из Арама.

— Ах, вот оно что… — Она закатила свои прекрасные глаза, словно это объясняло все, поскольку все жители Арама поголовно глупцы.

— И сколько мне будет стоить этот талисман?

Она оценивающе оглядела его.

— Серебряк, — наконец произнесла она.

Торговаться не хотелось. Он потянулся к кошелю и выудил из него отрезанный кусок серебряного свитка. Кусок, толщиной и размером с верхний сустав его мизинца.

— Этого должно хватить, — произнес Талавайн тоном, не оставлявшим сомнений в том, что больше он давать не намерен.

Продавщица взяла кусочек слитка в руку. Затем кивнула.

— С тобой можно иметь дело, незнакомец из Арама.

Талавайн схватил ее за руку, прежде чем она успела спрятать серебро.

— А теперь ты скажешь мне, что случилось с резчиком по кости. Если я вернусь в деревню без хорошей истории, мой брат подумает, что я промотал его деньги, вместо того чтобы выполнить его поручение. История будет частью нашей сделки.

— Есть вещи, о которых лучше не говорить, незнакомец. Страшные вещи, которые, если коснуться их словами, обретают силу и могут…

Левой рукой Талавайн протянул ей маленький кожаный кошель.

— У меня ведь есть сильный талисман. Так что рассказывай, со мной ничего не случится!

Она нервно оглядела улочку, затем бросила взгляд на небо, словно опасаясь, что на нее вот-вот набросятся обезумевшие духи.

— Зиданца прогневил мелких богов. Он всегда вырезал из кости только Ишту. Просто идеально! Его амулеты и рельефы, а также маленькие статуэтки славились далеко за пределами нашего города. Он мог бы брать за свою работу вдвое дороже, чем остальные резчики. За пару дней до его смерти пришел богатый караванщик из Гарагума и захотел заказать статуэтку размером с ладонь, изображающую Руссу Громовержца, горного бога его родины. В мастерской Зиданцы завязался ожесточенный спор. Окна были открыты, поскольку день был жарким и солнечным. Даже не прислушиваясь, я слышала, о чем они разговаривали. Варвар настаивал на том, чтобы получить образ Руссы. Он утверждал, что его послал сам бог, чтобы принести одно из произведений искусства от мастера Зиданцы, которое должно было занять почетное место в его храме. Незнакомец собирался заплатить куском золота размером с кулак. Ты только представь себе! Столько золота! Я ни на миг не стала бы колебаться и взяла бы заказ, бросив всю остальную работу. Но мастер Зиданца был другим. Он вышвырнул караванщика прочь и громко заявил, что его искусство принадлежит только Иште. После этого чужак проклял его! Его слов я не разобрала. Должно быть, он говорил на языке варваров Гарагума, но тон голоса был однозначным.

Торговка говорила шепотом. Она снова оглянулась по сторонам.

— Три дня ничего не происходило, и я уже начала думать, что проклятия, произнесенные от имени других богов, не имеют силы в городе Ишты. Я ошиблась, — она нащупала амулет богини, который носила на шее. — На третью ночь после ссоры я проснулась от страшных криков. Я ночую здесь, в магазине, чтоб ты знал. Когда я открыла дверь, то едва не ослепла. От магазина Зиданцы в небо взмыла ослепительная белая молния. Потом в его магазине полыхнуло еще несколько молний. Запах был очень странный. Можешь и других торговцев спросить. Все видели! Мы рискнули сунуться в магазин Зиданцы только тогда, когда пришел жрец.

Теперь ее ладонь крепко сомкнулась вокруг амулета, и в глазах отразился ужас, словно она вновь переживала кошмары той ночи.

— Там, в магазине, все было покрыто тонким маслянистым слоем сажи — потолок, стены, красивые резные работы, его инструменты, абсолютно все. Посреди комнаты стояли его сандалии. Они были обожжены и посыпаны мелким белым пеплом. Его украшения лежали рядом с сандалиями. Жрец нашел в пепле и зубы. Вот и все, что осталось от мастера Зиданцы, — левой рукой она осенила себя знаком отвращающего рога. — Вместо того, чтобы стать богатым человеком, он навлек на себя смерть.

— Когда это случилось? — спросил Талавайн, хотя был уже почти уверен в том, какой ответ получит.

— Примерно в то время, когда ваш бессмертный, Кровавый король, который убивает невинных женщин и детей, украл у нас победу на равнине Куш.

Испытывая странное чувство, Талавайн поглядел на зиккурат поверх крыш домов. Он был уверен в том, что это дело рук не какого-то там горного бога. Ровайна убила Ишта, равно как и Ниллана в Угаре, и Кацуми, которую обнаружила в его шатре в лагере на высокогорной равнине Куш. Она убила всех, кто с ним общался. Или все еще хуже? Может быть, девантары обнаружили работу Голубого чертога и начали охоту на эльфов-шпионов?

Талавайн запустил руку в кошель и вложил торговке в руку пару медяков.

— Это поистине впечатляющая история. С ней можно возвращаться домой. Но скажи, можно ли заглянуть в мастерскую Зиданцы? Может быть, он уже закончил работу для моего брата?

— Лучше не ходи в тот дом. Я ведь уже сказала, там осталось что-то темное. Дух Зиданцы… Да и не найдешь ты там ничего. Пришли жрецы и забрали все законченные произведения мастера Зиданцы во славу богини. Раздарили храмам по всей стране. Двери и окна запечатаны священной печатью. Тот, кто сломает ее, навлечет на себя гнев богини… Все, что ты там найдешь — это беду на свою голову.

Слова еще звучали в ушах. Нужно отступиться. Неподалеку от города есть крупная звезда альвов. Меньше чем через час он может быть в безопасности. Эльф снова поглядел на зиккурат. Возможно, он единственный, кто еще может спасти жизнь Шайи. Но для этого он должен выяснить, где находится этот проклятый монастырь. Если и есть где-то указание на загадочный Дом Неба, то это здесь, в Изатами, городе храмов и жрецов. Городе, который сторожит сама Ишта. Но как можно здесь выжить?

— Благодарю тебя за помощь, — вежливо сказал он торговке.

— Избегай того дома, чужеземец! — еще раз предупредила она. — Это проклятое место. Мы все здесь страдаем из-за этого, потому что на эту улицу стараются не заходить с тех пор, как Зиданца умер такой странной смертью. Теперь намного меньше клиентов. Тот, кто может себе это позволить, бросает магазин и открывает в городе новый.

— Мне очень жаль, — пробормотал Талавайн и пошел прочь. Он слишком долго и настойчиво общался с девушкой. Она не скоро забудет его, а это ему совсем не нужно. Он должен оставаться незаметным.

Он медленно прошел мимо дома, где умер Ровайн. На двери и окна были нанесены печати из высохшей глины. Эльф интуитивно открыл Незримое око. Умным назвать этот поступок было нельзя. Каждое сплетенное им заклинание слегка изменяло магическую сеть. Словно бросал камешек в озеро, над которым дует легкий ветерок. Наряду с мягкими волнами поднимались другие, разбегавшиеся от точки падения камня. Они были почти неразличимы, но тот, кто настороже, заметит их.

Печати сияли матовым золотистым светом. Талавайн отвел взгляд. Пошел дальше по улице, надеясь, что на него не обратили внимания. Здесь поработали не только жрецы. Должно быть, это заклинание сплела сама Ишта или другой девантар, и нити от него тянулись к зиккурату. Если бы он сломал одну из печатей, в храме заметили бы это. Ишта расставила ему ловушку.

— Море скрывает все тайны, — прошептал ему когда-то на ухо Ровайн. Он может узнать значение этих слов в этом доме, а может и не узнать. Если он попытается проникнуть внутрь, то наверняка выдаст собственное местонахождение своим врагам.

Все, что ты там найдешь, — это беду на свою голову, — так сказала торговка.

Талавайн свернул на другую улицу. Он поставил все на встречу с Ровайном. Теперь вся надежда для Шайи была в том, встретит ли он болтливого жреца, который скажет ему, как найти Дом Неба.

«Возможно, легче будет найти говорящую собаку», — подавленно подумал Талавайн.

Но сдаваться он не собирался!

Тайна Гламира

Галар почувствовал, что кто-то дернул за тонкую сигнальную веревку. Негромко выругался. Времени было слишком мало.

Ему потребовалось две недели, чтобы оправиться от ран и быть в состоянии снова надеть костюм-бочонок. С тех пор он нырял много раз. Им повезло, что начало осени в горах было на редкость засушливым. Уровень воды в море Черных улиток поднимался очень медленно, но когда сегодня он спускался в колодец, вода не доставала до большого медного люка лишь на несколько дюймов. Скоро единственный вход в башню Гламира будет закрыт окончательно.

Галар наклонился вперед и поднес магнит к самому полу, чтобы собрать каждую унцию драгоценного металла. Большой изумрудный паук, помогавший ему обрабатывать стену своими шипастыми лапами, почувствовал, что он собирается уходить, и выполз из ниши в подземном камне. Карлик поднял последнюю длинную металлическую щепку, положил ее в маленькую корзинку, висевшую на поясе его костюма-бочки, и тоже выбрался из ниши. Дернуть коротко три раза — таков был знак того, что он готов к подъему.

Паук наблюдал за ним своими светящимися зелеными глазами. Галар не знал, почему его щадят глубоководные чудовища. Для всех остальных карликов, спускавшихся в колодец, спуск по-прежнему был опасен. Для всех, кроме него. На протяжении последних десяти дней пауки даже помогали ему работать с загадочной металлической стеной. Какое-то время Галар наивно надеялся, что ему удастся проломить в стене дыру и увидеть, что скрывается за ней. Но она была слишком толстой, как и говорила Амаласвинта. Несмотря на то что до сих пор все ее слова по поводу металлической стены оказались правдой, Галару просто не верилось, что за стеной нет ничего, кроме глухого камня. Никто не будет строить такой бастион, если ничего за ним не прятать!

Цепь на его костюме-бочке натянулась, его начали поднимать наверх. Галар вцепился зубами в рычаг, открывавший вентиль в боковой стороне бочонка, и выпустил немного воздуха. Он тут же почувствовал, что давление в бочонке стало ниже. Он воспользуется временем, пока они будут пленниками башни, чтобы вместе с Ниром построить новый костюм-бочонок. Для улучшения этого неуклюжего монстра есть еще множество возможностей.

Галар наклонился вперед. Стекло в бочонке открывало слишком ограниченный обзор. Это тоже нужно исправить. Он мельком увидел паука, окруженного неровным зеленоватым светом. Он все еще сидел в нише в скале, и Галару казалось, что гигант смотрит ему вслед. Может быть, он им нравится, потому что они убили драконов? Что еще отличает его от остальных карликов Гламира? Наверное, эту тайну ему не раскрыть никогда. Казалось, прошла целая вечность, прежде чем его, наконец, втащили в люк под сводчатым потолком над колодцем. До края люка осталось уже всего два пальца — пока он нырял, вода поднялась еще выше! Он еще качался в своем костюме-бочонке на стреле крана над полом, когда карлики закрыли отверстие люком и начали закручивать его толстыми болтами толщиной в палец.

Потом Галара поставили на землю. Он прижал к бокам руки, спрятанные в кожаные рукава, торчащие из бочонка. Так к нему было проще подойти рабочим, которые расстегивали его подводный костюм. Каждый раз Галар наслаждался возможностью вдохнуть свежий воздух. Даже воняющий морскими водорослями, гнилой рыбой, потом и нестираной одеждой воздух башни был чудесен по сравнению с ароматом, наполнявшим костюм-бочонок. Едва с него сняли крышку, как Гламир постучал по бочонку клюкой.

— Ты приносил и больше, малыш, — старый кузнец уже забрал магнит и коробок с металлическими осколками.

Галар собрался было фыркнуть и напомнить ему о том, что одна эта ходка принесла в три раза больше драгоценного металл, чем Гламир и его ребята собирали за год. Но он слишком устал, чтобы спорить. Как и после каждого погружения, в висках стучала тупая боль. Во рту стоял противный вкус эластичной смолы, из которой был сделан дыхательный шланг. Галар послушно дал вытащить себя из бочонка и с благодарностью кивнул, когда один из ребят Гламира протянул ему кружку пива. Галар осушил ее одним жадным глотком.

— Ты хорошо поработал, мальчик, — весело заявил Гламир. — Тебе хватит сил пойти со мной на небольшую прогулку? Я хотел бы кое-что тебе показать. Ты действительно заслужил это.

Галар устало поднялся, ему хотелось выпить еще пива, но Гламир был мужиком капризным. Уже в следующий миг он мог передумать. Вот уже три недели Галар дожидался, когда же старый кузнец, наконец, расскажет ему, что он собирается делать с металлом из колодца. В целом Гламир стал немного разговорчивее. Теперь он часто ужинал с Амаласвинтой, и одним альвам ведомо, чем еще они занимались. Хорнбори утверждал, что карлица стала любовницей Гламира, но Галар не мог себе представить, чтобы эта заносчивая баба стала спать с калекой.

Впрочем, полностью игнорировать предположение Хорнбори не стоило. Словоохотливый пердун проявлял серьезные признаки ревности. Нужно будет вправить ему мозги, пока не дошло до беды. Здесь, в своей башне, Гламир обладал безграничной властью, и если восстать против него, ничем хорошим это не закончится. Если только, конечно, старик не зайдет с Амаласвинтой слишком далеко. Его собственным ребятам тоже не нравилось, что кузнец все больше и больше времени проводит с карлицей. Одна-единственная женщина, запертая с сорока семью карликами в башне, из которой нельзя выйти на протяжении многих недель — ничего хорошего не выйдет, если один будет развлекаться с ней, а остальные — нет. Галар удивлялся, что Гламир этого не понимает.

Все еще изможденный, он поплелся за кузнецом, хромавшим впереди, тяжело опираясь на костыль. Старик повел его по узким лестницам, по туннелю наверх к потайным комнатам, выбитым глубоко в скале. В этой части башни Галар никогда еще не бывал. Тяжелые двери, часто со стражей, перекрывали путь. Но сегодня они ни на кого не наткнулись. Шли молча. Тишину нарушало лишь постукивание костыля и иногда — сопение Гламира.

Наконец они добрались до оббитой широкими железными полосками дубовой двери, в центре которой находились три расположенных рядом замочных скважины. Гламир снял с пояса тяжелую связку ключей. Когда он повернул ключи в замках, послышался резкий металлический щелчок и негромкий звук хорошо смазанных шестеренок. Галар подошел немного ближе. Он хорошо разбирался в замках. Он с удовольствием приставил бы ухо к замочной скважине, чтобы послушать потайной механизм, приведенный в действие поворотом ключа. Наконец послышался негромкий звук трения, словно в стороны уходили тяжелые засовы.

— Хороший замок. Я долго с ним ковырялся, — с самодовольной улыбкой заявил Гламир и убрал ключи. — В этой комнате прячется величайшая тайна моей башни. Это открытие подарит народам карликов свободу от тиранов неба… Хотя я уверен, что ты не поймешь сути даже тогда, когда окажешься прямо перед ней, — он насмешливо хмыкнул и повернулся к Галару. — Глотай обиду. Я прекрасно знаю, что ты считаешь меня старым засранцем, и только желание узнать, что на самом деле происходит в этой башне, заставляет тебя держать рот на замке.

— Хватит болтать, пошли внутрь, — ответил Галар. Он действительно уже с трудом выносил высокомерие старика. Лучше уже покончить с этим.

Гламир толкнул дверь. На столе в комнате горела одна-единственная масляная лампа, но не могла разогнать темноту. Рядом со столом на массивных деревянных треногах были установлены два арбалета. Оружие было нацелено в темноту.

— Я знаю, что об этом туннеле тебе рассказала Амаласвинта, Галар, так что не утруждайся, напуская на себя удивленный вид. Сюрпризом станет то, чего не знает наша маленькая ведьмочка. Это тир.

Особого впечатления на Галара его слова не произвели. Он сразу догадался, что находится в тире, — едва увидел арбалеты.

Похоже, Гламир заметил, что его откровение не произвело желаемого эффекта. Он взял со стола масляную лампу и вручил ее Галару.

— Пройдись немного вперед. Тем временем я заряжу оба арбалета. Обещаю тебе, что то, что ты увидишь, произведет на тебя огромное впечатление.

Галару не понравилась идея пройтись на линии огня двух арбалетов, которые как раз заряжают. Несчастный случай в тире… Почему бы и нет. Может быть, это вторая попытка избавиться от него, после того как он выжил во время несчастного случая под водой? С масляной лампой в руке его невозможно будет не заметить в туннеле. А управляться с крепко установленным на треноге арбалетом без труда может и однорукий.

— Какие-то проблемы? — поинтересовался Гламир.

«Кузнец наверняка знает, о чем я сейчас думаю, — подумал Галар. — И наслаждается, это точно». Галар решил, что предпочитает подохнуть, нежели предстать трусом.

— Если у кого-то из нас и есть проблемы с прогулкой, то точно не у меня, — с этими словами он взял лампу и пошел вглубь туннеля. Он был всего шага четыре в ширину, но если верно то, что говорила Амаласвинта, то тянулся он дальше, чем на милю. Что еще она говорила? Прямой, как стрела. Она действительно хорошо умеет предсказывать.

За спиной Галар услышал металлический щелчок лебедки, с помощью которой взводили оба арбалета. От этого звука волосы на затылке встали дыбом. Интересно, Гламир хорошо стреляет?

Галар решил пойти немного быстрее. Но в узком туннеле это вряд ли поможет. Он представляет собой первоклассную цель! Слева от себя он обнаружил бочонок, потом еще один и еще… Что это такое? Они были выставлены в ряд друг за другом. На передней стороне первого бочонка он заметил дыру. Дерево по краям дырки не треснуло. Он хотел было сдвинуть бочонок, чтобы рассмотреть его внимательнее, но это ему не удалось.

— Они наполнены пустой породой из туннеля, — крикнул за его спиной Гламир. В следующий миг лебедка перестала щелкать. Один из арбалетов был заряжен.

Галар представил себе, как старый кузнец вкладывает болт и нацеливает оружие. По спине побежала струйка холодного пота. Он проклял собственную гордость. Не нужно было подставляться под арбалет. Насколько трудно будет придумать правдоподобную отговорку? Он оглянулся. Гламир не зажигал вторую лампу, и видно его не было.

Снова послышались щелчки лебедки. Значит, кузнец заряжает второе оружие.

«Пойду обратно, — решил Галар. — Медленно, не проявляя поспешности!»

Он заставил себя плестись, словно идя по огромному оружейному рынку, который всегда проводили в начале зимы в Мраморном чертоге Глубокого города. На рынок приезжали мастера-оружейники из ближних и дальних городов и предлагали свои лучшие изделия. Галар полностью погрузился в воспоминания.

— Поставь лампу на первый бочонок и оставайся на одной линии с ней, если собрался возвращаться, — прозвучал из темноты неприветливый голос Гламира.

Это еще что такое? Галар поставил лампу, абсолютный пленник собственного желания не быть трусом.

— Давай уже! Поспеши! Я даже без костыля и то быстрее бегаю, чем ты!

Галар не собирался позволять загнать себя. Вот теперь он пошел по-настоящему медленно.

Пощелкивание второго арбалета смолкло. Раздался тихий скрежет, словно кто-то наводил тяжелое оружие. Вспыхнул второй огонек. Значит, лампы еще есть. Галар отчетливо увидел силуэт кузнеца, прислонившегося к одной из треног.

— Давай, бери ноги в руки.

Галар пошел еще медленнее, не обращая внимания на ругань, которой осыпал его карлик. Наконец он дошел до кузнеца.

— Иди к левому арбалету, — скомандовал старый кузнец. — Я сдвинул его на дюйм в сторону. Только не меняй прицел! Все подготовлено идеально. Ты попадешь в бочонок прямо рядом с первой дыркой. Красный болт на направляющей — с наконечником из паучьей стали, мой — из обычной. А теперь нажимай на курок. Ты попадешь в первый бочонок.

Галар склонился над направляющей. Он отчетливо видел масляную лампу на первом бочонке. Вопросов задавать не стал, прекрасно зная, что Гламир ответит только в том случае, если ему будет удобно.

Стальной лук арбалета со звоном выпрямился. Галар услышал удар болта. За ним последовал странный продолжительный звук, определить который он оказался не в силах. Тем временем Гламир выпустил и свой болт. Он целился не в бочонки. Галар даже представить себе не мог, куда еще здесь можно было стрелять.

— А теперь давай пройдемся, — весело заявил кузнец. Было очевидно, что он от души наслаждается своей игрой. — Оба болта были одинакового веса. Натяжение оружия тоже одинаковое. Дальность стрельбы составляет чуть больше двухсот пятидесяти шагов.

Кузнец взял вторую масляную лампу и похромал вперед, опираясь на костыль.

— И что? — нервно поинтересовался Галар. — О чем это свидетельствует?

— Спокойствие, парень. Еще двести пятьдесят шагов — и все ответы будут в буквальном смысле слова перед тобой.

По пути Галар подхватил масляную лампу, которую поставил на бочонок. Путь казался бесконечным, а проклятый старик не раскрывал рта. Наконец они дошли до конца ряда бочонков.

Гламир нашел свой болт. Он лежал на голом полу скалы. Нервно покачал лампой из стороны в сторону.

— Некоторая неопределенность остается всегда, — проворчал он. — Но это ничего не значит. Это… а, вот! Вот он! Посмотри туда, вперед. Чуть дальше. Там лежит красный болт!

Галар не поверил своим глазам. Красная краска почти полностью стерлась, деревянное оперение, которое должно было стабилизировать полет, исчезло. Галар поднял болт и оглядел его со всех сторон.

— Это тот, который ты выпустил, — ликующим тоном заявил кузнец.

«Это невозможно», — подумал Галар. Он вернулся к последнему бочонку. Средняя клепка была пробита в двух местах.

— Он прошел через все бочонки, парень! Так и есть. Ты понимаешь, что это означает?

Галар повертел снаряд в руках. На металлическом наконечнике болта не было ни единого шрама. Он осторожно ощупал наконечник. Несмотря на то что он практически не коснулся его, по пальцам потекла кровь.

— Он все еще страшно острый, скажи? Пробивает все, Галар. Я пробовал дюжины раз. Его ничто не останавливает. И при этом он даже не замедляется. Летит на то же расстояние, что и болт, который пробивает только воздух, — с каждым словом голос старика становился все более и более пронзительным. — Ты понимаешь, что это означает?

— Это болты для драконов, — взволнованно произнес Галар. Если бы у него были такие стрелы во время защиты Глубокого города…

— С его помощью ты можешь пробить дырку в мозгу небесного змея, даже выпустив его из обычного арбалета. С ними мы достанем божественных драконов с неба! Ты опытный охотник на драконов, а я сделаю для тебя снаряды, Галар. Того количества металла, который ты добыл, хватит на триста арбалетных болтов и по меньшей мере тридцать наконечников для копий, если мы захотим строить еще и копьеметы.

Галар выронил болт и обнял старика. Он готов был вот-вот расплакаться. Он не предполагал, что когда-либо появится возможность отомстить за гибель Глубокого города.

— Вместе мы сметем крылатых тиранов с неба. Нам нужно только, чтобы они собрались в одном месте. А мы были при оружии, а они ничего не заподозрили. Нужно предложить им себя в качестве наемников, — Галар уже представлял себе, как болты пробивают небесных змеев, как они падают на землю, как ломаются тонкие кости их крыльев, как они дергаются в предсмертных судорогах. — Мы отомстим за погибших!

Воспоминания об утраченном детстве

Повстанческая армия

Володи поднял лук и прицелился в молоденькую косулю. Стрелком он был не ахти, но промахнуться было нельзя. Кветцалли удавалось каждый день ловить форель. От голода они не страдали, но смотреть на рыбу Володи уже не мог. Настало время зажарить над очагом в шалаше настоящее мясо.

После того как он убил Альбу, они бежали в леса. Поначалу это было очень романтично. Но слишком большое количество форели и затяжные дожди последних дней лишили приключение шарма. Кветцалли мерзла, несмотря на то что ночью закутывалась в оба одеяла, а Володи спал в одежде. Что же будет зимой! Нужно срочно найти укрытие получше, чем шалаш из веток. Ну почему он не подумал о том, чтобы, убегая из дому, взять с собой топор! И пару овечьих шкур для Кветцалли. Почему, почему, почему… У нее будет шкура косули!

Он решительно поднял лук, когда где-то за спиной его фыркнула лошадь. Косуля подняла голову от травы. Володи выстрелил в тот же миг, когда его добыча широким прыжком скрылась в зарослях ельника.

Володи выругался про себя и спрятался поглубже в куст, где несколько часов ждал, пока косуля сунется на поляну. Всадник в этой части леса не может значить ничего хорошего. Это место было слишком далеко от всех дорог. Случайно сюда никто не забредет. Возможно, за его голову назначена награда. Воин осторожно положил лук на мягкий лесной грунт и обнажил нож. Лучше доверить свою жизнь клинку, чем своим умениям лучника.

Между елями показалась неброская фигура, ведущая в поводу лошадь. Старую рыжую лошадь с прогнувшейся спиной. Настоящая кляча.

В левой руке незнакомца был большой топор. Володи улыбнулся. Боги его любят. Теперь он сможет построить для Кветцалли дом из тяжелых бревен.

Пригнувшись, он шел по кустам, потом по высоким папоротникам на поляне. Чужак оставался в тени елей. Если он и дальше будет идти в ту сторону, то через пару сотен шагов наткнется на их лагерь.

Володи нашел трухлявую ветку. Решительно взял ее в руку и швырнул через всю поляну, где она с треском исчезла в зарослях ежевики.

Чужак остановился и недоверчиво уставился на куст. Володи обошел его по дуге и оказался за спиной проклятого охотника за головами. Он почти подобрался к мужику, когда рыжая кобыла фыркнула. Чертова кляча оказалась внимательнее, чем ее хозяин. Володи ткнул ее кинжалом в заднюю ногу. Лошадь прыгнула вперед и лягнула удивленного парня с топором, который рухнул на землю.

Володи тут же оказался сверху, схватил за запястье руку, сжимавшую топор, и вдавил ее в мягкий лесной грунт. Собираясь перерезать парню горло, он наклонился вперед и увидел безбородое лицо. Он напал на мальчишку, которому было самое большее лет пятнадцать. Тот смотрел на него большими синими глазами из-под сбившихся в пряди белокурых волос.

— Ты Володи из Трех Дубов! — восхищенно воскликнул мальчик, вместо того чтобы смертельно испугаться, как положено любому нормальному человеку, на которого воин направил обнаженный нож.

— Никогда не слышал об этом парне, — пробормотал Володи.

Парень рассмеялся.

— Но это же ты. Воин с железным оружием. Идущий над орлами. Тот, который не проиграл ни одного сражения и зарезал проклятых сборщиков податей из Валесии.

— А золотые яйца он не несет, этот Володи?

Теперь парень все же растерялся.

— Ты кто?

— Всего лишь наемник, которому осточертело рисковать своей шкурой ради чужих господ, — Володи вложил нож в ножны. — А ты кто?

— А я Федор из Медвежьего Брода, предводитель войска повстанцев, которое прогонит проклятых валесийцев из лесов. Я так давно тебя ищу!

Володи встал, протянул парню руку и помог ему подняться. Из лопнувшей губы Федора шла кровь.

— Значит, ты полководец. Довольно юный…

— Хочешь сказать, что я вру?

Володи поднял руки, словно защищаясь.

— Нет, конечно, в конце концов, я же не собираюсь с тобой драться.

Федор наморщил лоб.

— Ты меня разыгрываешь?

— Это тоже закончится дуэлью, верно? — Володи покачал головой. — Ты слишком горяч, парень. И нет, я тебя не разыгрываю, — он улыбнулся. — Я же тебе не нянька.

Федор поднял топор.

— Ты опять!

— Прошу прощения, — произнося эти слова, Володи униженно склонил голову. Увидев краем глаза, что парень расслабился, он ударил его кулаком в живот, схватил топор, вывернул его из обессилевших пальцев Федора.

— Это было… — с трудом перевел дыхание парень, — подло.

— Подло было бы перерезать тебе горло и ограбить. Большинство наемников, которых я знаю, давно бы так поступили. Эти ребята не слишком терпеливы, когда к ним навстречу выходит кто-то с топором, — Володи взвесил оружие в руке. Топор был сделан из бронзы. Железный лучше подошел бы для того, чтобы валить деревья. Но все равно лучше, чем ничего. — Я оставлю топор себе. Он будет моей платой за то, что сегодня я милый и терпеливый и оставлю тебя в живых.

— Ты не имеешь права, — расстроился Федор. — Это…

— Ты собрался назвать меня вором? — холодно поинтересовался Володи.

— Я… — Мальчик боролся с собой. Наконец покачал головой.

— Умница, — Володи взвалил топор на плечо и собрался уже вернуться к своему луку, когда за спиной снова раздался голос мальчишки.

— Ты все же Володи из Трех Дубов.

— Я же сказал… — В этот миг Володи увидел Кветцалли. Она стояла на другом конце поляны в наброшенном на плечи одеяле и держала в руках двух лососей. Похоже, она еще не заметила парня, наполовину скрытого в тени елей, смотрела только на него, гордо шествовавшего через поляну с топором на плече.

— Володи женился на принцессе степных варваров. Это ты!

Теперь Кветцалли тоже увидела чужака, на миг замерла, но когда поняла, что ее тоже заметили, пошла навстречу. Володи не стал оборачиваться к Федору. Он обнял Кветцалли.

— Значит, снова рыба, — с улыбкой произнес он.

— Кто человек?

Парень пошел за ним и, услышав вопрос, поклонился.

— Я Федор из Медвежьего Брода, предводитель повстанческой армии, которая прогонит валесийцев. Мы надеемся, что Володи присоединится к нам. С таким героем мы не можем проиграть.

Володи посмотрел на Кветцалли и закатил глаза. Он видел смерть слишком многих героев, чтобы ценить подобные фразы.

— Мальчик слишком привязчивый, — раздраженно произнес он.

— Ты есть рыбу?

Федор усиленно закивал головой.

— Мы есть, потом говорить.

Володи достаточно хорошо знал Кветцалли и не стал возражать. Федор взял свою лошадь, и они вместе пошли к лагерю, где Кветцалли стала готовить рыбу, а Володи уселся на берегу неглубокой реки. По лениво бегущей воде плыли золотистые листья. Он принялся бросать в них камешки, когда рядом с ним уселся Федор.

— Красивое здесь место! — начал парень.

— Мы не можем провести здесь зиму. Моя жена родом из очень теплой страны, — произнес Володи, с ужасом думая о долгих зимних лунах. Кроме того, у них недостаточно припасов, чтобы перезимовать. Где-то нужно найти продукты, небольшую сковороду, соль… У них не было почти ничего.

— Я знаю один охотничий домик. Расположен уединенно. Нужно подлатать крышу, но потом там вполне можно будет зимовать.

— Значит, собираешься предложить мне сделку? — Володи смерил Федора презрительным взглядом. — Если бы я действительно был твоим героем, ты показал бы мне домик просто так.

— Но ты нужен нам в борьбе! Без тебя нам не справиться! У меня нет выбора, — казалось, Федор по-настоящему расстроен. — Обычно я не такой. Не люблю торговаться.

— О какой борьбе ты говоришь?

Глаза мальчишки расширились.

— Значит, ты все же думаешь об этом! — Он хлопнул себя по бедрам. — Я знал. Ты не упустишь возможности пнуть под зад проклятых валесийцев. Ты ведь знаешь Зимний камень? Площадь, где проводится народное собрание.

Володи застонал. Конечно, он знал площадь, где дважды в год собирались князья региона, чтобы уладить разногласия между крупными кланами и отдельными княжествами. Среди просторных лугов возвышался одинокий меловой валун. У его подножия проводились собрания. Слышал Володи и о том, что находится у подножия Зимнего камня сейчас.

— Ты спятил, малыш. Если ты хочешь убить себя, то просто возьми веревку.

— Есть! — крикнула Кветцалли.

Володи встал и вместе с Федором направился к маленькому шалашу, перед которым они сделали очаг. Кветцалли сняла с огня рыбу, разделала ее на плоском камне. Затем завернула горячую рыбу в большие кленовые листья и протянула каждому по порции. Деревянных мисок или тарелок у них не было.

Федор тут же принялся есть.

— Вкусно! — восхищенно произнес он, выплюнув пару косточек. А потом начал рассказывать про лесной домик.

Кветцалли смотрела на Володи взглядом, который он знал слишком хорошо. Она приняла решение.

— Ты идти! Вернуться до снега.

— Я же не могу… — начал Володи.

— Я не девочка! — решительно перебила она его и поглядела на Федора, который в виде исключения оказался достаточно умен, чтобы промолчать. — Володи хорошо сражаться. Ты дать хороший дом.

— Очень хороший дом! Он действительно…

— Хижина с прохудившейся крышей, — прорычал Володи. — За одно это я ничего не буду делать. Я получу еще столько припасов, сколько не увезет один мул. Два мешка зерна, маленький бочонок соли, мешок яблок, сало и что мне еще в голову придет.

Федор успокаивающе поднял руки.

— У нас будет достаточно добычи. Это не проблема.

— Я не знаю… идти на войну с этим парнем — плохая идея.

— Ты идти! — настаивала Кветцалли. — Вернуться до снега.

В ее карих глазах он увидел страх. Она справится сама. Она не боялась волков или медведей, ее до смерти пугало то, что она до сих пор слышала о зиме в Друсне. Она уже сейчас мерзла, а ведь температура была еще довольно приятной. Зима была ее врагом, которого она не могла оценить. И Володи знал, что, если он не найдет места получше, она не доживет до наступления весны. Она не вынесет долгих ясных морозных ночей, когда становится так холодно, что даже в уютном крепком доме дыхание оседало инеем на бороде, стоило отойти от очага на пару шагов. Нельзя было привозить ее сюда!

— Ну, хорошо, парень. Одна битва. Ты слышал, до первого снега мы должны поселиться в охотничьей хижине, о которой ты говорил.

Федор торжественно положил руку на сердце.

— Это легко, — с юношеским задором объявил он.

После обеда Володи оседлал коня погибшего сборщика податей, Альбы. Предчувствия у него были нехорошие. Кветцалли одарила его страстным поцелуем. Было очевидно, что ей не хватает слов, чтобы выразить свои чувства. Она держала его за обе руки.

— Хорошо возвращаться.

— Обещаю, — сдавленным голосом произнес он, убирая прядь волос с ее узкого лица.

Еще один легкий поцелуй в губы, а потом она ушла в шалаш. Он знал: она так же ненавидит прощаться, как и он сам.

Два дня ехал он с Федором по лесу. Погода стояла дождливая, ветер швырял им в лицо мокрые осенние листья. Почти все время Володи думал о Кветцалли. Нельзя было уходить. Особенно с этим молодым парнем, который понятия не имеет о войне.

Наконец они добрались до стоянки в светлой дубовой роще. Под деревом, массивным, как башня, стояла дюжина стреноженных коней. У костра меж корней сидела группа молодых мужчин. Володи слишком хорошо знал подобных людей. Молокососы с горящими глазами, без какого бы то ни было опыта.

Он спешился, наслаждаясь тем, как на него смотрят.

— Значит, вы и есть разведчики Федорова войска.

— Это Володи? — спросил рыжий. — Говорили же, что он великан.

Федор тем временем тоже спешился.

— Это он, можете мне поверить. Я видел, как он дерется.

Володи поглядел на коней. Все они были старыми, плохо ухоженными.

— По коням, парни. Поехали в лагерь вашего войска.

— О чем это он? — поинтересовался рыжий. — Есть еще какое-то войско?

— Еще пара ребят не вернулись, они тебя ищут, — пояснил Федор.

— Это и есть твое войско? — Володи недоуменно оглядел отряд мокрых, жалких ребят.

— Не задавайся, старик, — рыжий угрожающе приблизился к Володи. Он был высоким и сильным. — Я Радик с Вороньей Горы, я уже опытный боец. Мы все здесь бывали в боях, — он указал на кучку костей неподалеку от костра. — Только на прошлой неделе отбили у валесийских наемников двух жирных свиней. А ты какой бой выиграл на прошлой неделе, задавака?

— Радик, это действительно… — Федор попытался остановить товарища.

Володи увидел достаточно. Краем глаза он увидел, как двое недорослей потянулись к копьям. Очевидно, они поняли, что Радик вот-вот договорится до того, что это будет стоить ему жизни.

— Что я сделал на прошлой неделе? — протянул он, поглаживая бороду. — Велел жене готовить, упустил всех косуль в лесах, с которыми довелось пересечься. Ах да, и один раз посрал не очень хорошо. Проблемы стариков, видишь ли. Так что я пошел. Думаю, ваши игры не для меня.

— Нет, мы не можем позволить тебе уйти, — произнес Федор с решимостью, которую Володи у парня прежде не видел. В тот же миг остальные парни схватили копья.

Свет свободы

— Давай, старик, скоро стемнеет, торопись, — и чтобы придать своим словам вес, Федор ткнул Володи в спину тупым концом копья.

Один из всадников, которые эскортировали их вот уже некоторое время, захихикал.

— По рассказам о нем я представлял его себе повыше.

Их спутники были откормленными воинами на сильных лошадях. У них были нагрудники из плотных кожаных пластинок и высокие бронзовые шлемы. Тот, что ехал позади, время от времени развлекался тем, что тоже тыкал в Володи копьем.

Друсниец поднимался по крутой дороге со связанными за спиной руками. Дождь лил как из ведра, земля под копытами множества копыт и колес повозок превратилась в вязкое месиво. После каждого удара приходилось стараться не упасть в грязь лицом. Кровь текла из разбитых губ, смешиваясь с дождем, лившимся по лицу.

Наконец они достигли вершины холма, и Володи оглядел огромное пастбище, значительную часть которого занимала земляная крепость: неровный квадрат, каждая сторона самое меньшее пять сотен шагов в длину. Земляные валы венчались бруствером и переплетенными между собой ветвями. Лагерь окружал широкий ров, полный грязной воды. Туда вела одна-единственная дорога, упирающаяся в широкие ворота. Над ними возвышалась деревянная башня.

Слева от ворот располагался загон для скота, где толпились сотни быков. За ним красовался длинный деревянный сарай, служивший, видимо, складом и казармой. Насколько Володи было известно, в крепости у Зимнего камня было по меньшей мере пять сотен валесийцев. Да еще сборщики податей бессмертного Ивара.

Здесь собирали добычу из всех княжеств в радиусе более сотни миль. Каждые две недели на запад отправлялся тяжело вооруженный караван — большую часть припасов как будто бы переправляли в Зелинунт, чтобы прокормить рабочих, которые строили новую столицу из мрамора для бессмертного Ансура.

— Мы поедем вперед и возвестим о высочайшем визите, — заявил первый из всадников. — Ты произведешь в лагере некоторый переполох, парень, — с этими словами они понеслись вниз по холму.

Володи обернулся. За ними по грязной дороге, ведущей к вершине холма, с трудом поднималась двухколесная повозка. Далеко на востоке из леса выскочил вооруженный копьями патруль.

— Давай покончим с этим, — Федор говорил сдавленным голосом. В нем отчетливо слышалось напряжение.

Володи пошел вниз по холму. Они как раз прошли мимо тяжело груженного каравана мулов. Оба всадника протиснулись мимо него в ворота и исчезли из поля зрения Володи.

Когда они с Федором дошли до ворот, уже почти стемнело. Над ними, на платформе башни в жаровне полыхало пламя, у которого грелись стражи. Обоим воинам внизу, у запертых ворот, было не так хорошо. Они стояли, опершись на копья, и мерзли в мокрой одежде. Тот, что был пониже, изможденный светловолосый воин, обратился к Федору.

— Оставь его здесь и убирайся, парень. Если потребуешь награду, тебе же хуже. Они заберут у тебя твои драгоценные мечи, а может, и того больше.

— Не болтай, Женя, — вмешался второй. — Ты получишь то, что заслуживаешь. Не слушай этого пессимиста. Не переживай.

Ворота открылись. В проходе стояли двое мужчин с факелами. По тому, как они двигались, по их взглядам Володи опознал в них ветеранов. Несмотря на то что опасаться было нечего, они были начеку, смотрели на повозку, спускавшуюся по холму, и пристально вглядывались в лицо Федора.

К ним подошел пятый, прошел в ворота. Он был худым, как скелет, не особенно высоким, но одет в роскошный бронзовый нагрудник, на котором расправлял крылья красиво нарисованный орел. Волосы у него были соломенного цвета, он слегка горбился, но глаза у него были молодыми.

— Значит, ты тот самый проклятый друсниец, который заколол Альбу.

Володи гордо поднял голову.

— Мне понравилось.

Ответом старика была звонкая пощечина.

— К сожалению, у меня приказ отвести тебя к бессмертному Ансуру. Будь моя воля, тебя просто приколотили бы к воротам. Встреча с бессмертным — слишком большая честь для такого куска дерьма, как ты.

Краем глаза Володи поглядел на Федора. Мальчик дрожал. Это было для него слишком. Лучше бы сюда привел его Радик. Рыжий был слишком глуп, чтобы бояться.

Комендант лагеря обернулся к Федору.

— Покажи-ка мне те мечи, что у тебя за спиной.

Володи был твердо уверен в том, что они захотят посмотреть оружие. Теперь старик стоял прямо перед Федором, его телохранители с факелами стояли прямо за его спиной. Оба привратника стояли сбоку от Володи, тоже жаждали увидеть драгоценные железные мечи.

— Наверное, собираешься ограбить паренька, вместо того чтобы наградить, а, валесиец? Убьешь малого, а своему правителю скажешь, что это ты взял меня в плен, будет тебе за это слава и почет. Разве не так?

Ответом стала вторая пощечина.

Володи попятился, упал и высвободил из слабо завязанных пут левую руку. Федор обнажил один из мечей, как и хотел старик.

Глаза валесийца жадно сверкнули.

— Дай мне меч, парень. Это оружие полководца, а не козопаса. Предлагаю тебе пять серебряков за каждый клинок. Я не вор. И это весьма щедрое предложение.

— Мечи стоят в сто раз больше, — произнес Федор, не отступив ни на шаг. Он держал оружие всего двумя пальцами, а потом осторожно поднял его, чтобы никто не заподозрил, что он собирается атаковать. — Полагаю, что в твое предложение также входят моя жизнь и право свободно уйти.

— Умный мальчик, — старый валесиец улыбнулся и потянулся к висевшему на поясе кошельку. — Ты мог бы стать одним из моих сборщиков податей.

Федор бросил меч Володи.

Володи поймал его на лету, ударил левой плашмя коменданта в висок, плавным движением перерезал горло одному из телохранителей.

Второй ветеран попытался ткнуть его факелом в лицо. Володи пригнулся, пламя лизнуло волосы. Прямо с корточек он ударил нападавшего под дых и вонзил клинок в его внутренности. Его меч вошел слишком глубоко в тело умирающего, чтобы его можно было быстро высвободить. Он схватил факел, выпавший из руки воина и обернулся, как раз вовремя, чтобы блокировать удар копья привратника. Володи, все еще стоявший согнувшись, поднырнул под острие копья, вскочил и ударил нападавшего факелом в подбородок. Борода воина тут же загорелась ярким пламенем. Закричав, он выронил копье и принялся хлопать по горящим волосам, в этот момент Володи ударил его кулаком в живот.

Стражник сложился пополам.

Второй копьеносец, тот, который предупреждал Федора, бросил оружие.

— Я друсниец. Они заставили меня служить!

Федор уставился на Володи с открытым ртом. Мальчишка еще даже меч не обнажил.

— Убери тела под арку ворот, — резко приказал Володи. — Быстро! — С этими словами он схватил старика, перетащил его в сухое место и еще раз ударил по голове, чтобы он не пришел в себя раньше времени.

— Что это там, внизу, происходит? — Между зубцами надвратной башни показалась чья-то голова. Было слишком темно, чтобы разглядеть под таким дождем что-то, кроме теней. Драка продлилась не дольше десяти ударов сердца и была почти бесшумной. Почти… Володи выругался про себя. Про стражей на башне он не подумал, когда составлял план набега.

— Схватили этого Володи и выколачивают из него дерьмо. Хочешь спуститься и поучаствовать? — быстро сообразил друснийский стражник.

— Ты предлагаешь мне бросить свой пост, когда рядом стоит старик? Ни за что, Женя! Тогда я буду следующим в очереди на трепку, — и с этими словами стражник скрылся за зубцами.

— Спасибо, — прошептал Володи, убирая второго телохранителя под арку ворот.

Женя схватил своего потерявшего сознание товарища и тоже спрятал его под воротами.

— Возьмите меня с собой. Здесь я уже не могу оставаться.

— Добро пожаловать в войско Федора, — Володи пожал ему руку и бросил взгляд на мальчишку, который все еще стоял как громом пораженный от удивления. — Когда на руках твоих вдруг появляется кровь, это немножко отличается от саг про героев.

— Ты… ты убил четверых.

Володи покачал головой.

— Нет, убил только двоих, — он пнул ногой потерявшего сознание коменданта крепости. — Этого мы заберем с собой. За него получим неплохой выкуп. А если нет, то его всегда можно будет повесить на каком-нибудь дубе. Мне показалось, он любит, когда вешают.

По холму неслись всадники. В наступающей ночи под широкими плащами они были похожи на летящие тени.

— Получается! — ликовал Федор. — Получается.

— Не стоит делить шкуру неубитого медведя, — проворчал Володи. Он поглядел на лагерь через ворота. Погода была на их стороне. Под таким дождем все, кому не выпало нести службу, попрятались в бараках. Кроме того, он не давал разгореться кострам, и получалось так, что в темноте не было видно почти ни единого огонька.

Всадники достигли ворот. Они взяли лошадей в повод. Радик, командовавший отрядом, нагло помахал стражникам на надвратной башне. Затем шагом ввел свой отряд в крепость.

Повозка с холма тоже приближалась к воротам. На грязной дороге она двигалась мучительно медленно. Володи поднял щит мертвого телохранителя и продел руку в кожаные петли. Затем вытащил свой меч из убитого.

Из загона за воротами послышалось беспокойное мычание. Радик и его ребята начали свою работу.

Володи осенил себя знаком отвращающего рога. Сейчас начнется пляска.

— Бери второй щит, Федор, — прошептал он. Нервно оглянулся на повозку. Судя по виду, она застряла. Оба кучера соскочили с козел и принялись возиться с большими колесами. — Если все пойдет не так, как планировалось, возможно, нам придется держать ворота, чтобы остальные могли уйти.

Федор взял второй щит и встал рядом с Володи. Он слышал, как тяжело дышит парень. Друсниец прекрасно знал, насколько тяжело подавить страх перед битвой. В крепости стояли лагерем пятьсот воинов. Если поднимется тревога, то для ребят из войска Федора, насчитывавшего двадцать три человека, не будет надежды уйти живыми.

— Эй, что вы делаете там, внизу? — крикнул хриплый голос со сторожевой башни.

Ответа из загона не последовало. Володи видел лишь снующие тени. А потом вдруг мимо него пронесся бык.

Наверху, на башне, зазвучал рог. Володи обернулся и поглядел на повозку. Она все еще торчала в грязи. Если они не сдвинут ее с места, им конец!

— Федор, Женя, помогите вытащить повозку. Я пойду, устрою небольшой переполох.

Теперь через ворота крепости пробегало все больше и больше быков. У Радика был приказ открыть как можно больше загонов и выгнать скот. Со стадом в качестве добычи они были подвижнее, чем с повозкой или тяжело груженными мулами.

Володи оттолкнул щитом в сторону большую пеструю корову и протиснулся в просторный двор крепости. Скот уже столпился перед воротами. Животные нервничали, лягались, шум нарастал с каждым мгновением.

С башни послышался сторожевой рог.

— Тревога! Нас атакуют, — проливной дождь заглушал все звуки, но пройдет совсем немного времени, и кто-нибудь в бараках услышит сигнал.

В толпе Володи нашел Радика.

— Довольно! — крикнул он молодому воину. — Забирай своих ребят и вон отсюда!

Все больше быков и коров толпились перед воротами, когда открылась дверь самого первого барака. Матовая полоска света позолотила пелену дождя перед входом, и в дверях показался чернобородый воин.

— Что там происходит? — звучным голосом крикнул он.

— Скот сходит с ума от такой погоды! — Володи пошел ему навстречу, успокаивающе размахивая руками. Он надеялся, что воин, еще ослепленный светом в комнате, плохо видит в темноте и не разглядит, что происходит. — Быки сломали ограду, но мы уже загоняем их обратно. Понятия не имею, о чем думал стражник, когда поднял такой шум, — едва Володи произнес эти слова, как снова раздался звук рога.

Чернобородый выругался и схватил висевший у двери плащ.

— Я заставлю его замолчать. Проклятый идиот. Разбудит весь гарнизон.

Открылись двери еще двух бараков. На улицу вышло больше вооруженных людей.

«Ну, вот и все, — подумал Володи. — В любой момент они заметят, что что-то не так».

Он оглянулся назад. Ему тоже было видно немного.

Стражник что-то крикнул, но его слова потонули в шуме дождя. Снова прозвучал рог. Открывалось все больше и больше дверей бараков. Люди выбегали на улицу, чтобы ловить скот, разбежавшийся по всей обширной территории крепости. Судя по всему, пока еще никто не верил в нападение. Мужчины ловили быков. В собственной крепости, за валом и рвом, после всех побед, которые они одержали над друснийцами, они считали себя непобедимыми.

Володи поспешно отступил к воротам. Теперь появился проход, поскольку Радик и его ребята прогнали всех быков, которых не могли взять с собой, в земляную крепость между бараками. Пробка перед воротами рассосалась.

— Отступаем! — негромко проговорил Володи, перебегая от всадника к всаднику. — Отступаем!

Молодые воины слушались его. На протяжении последних дней он то и дело внушал им, что ключом к победе является дисциплина. Они выполняли приказы, не ворча и не споря. Володи последним побежал в сторону ворот, когда за его спиной поднялся шум. Кто-то увидел, что ворота открыты.

В его сторону поспешили тени.

Федор и кучеры перегородили повозкой проход под башней. Володи пришлось пролезть под колесами, чтобы пройти. Едва проделав этот маневр, он вскочил и ударил мечом по узкому месту оси, видневшемуся между грузовой платформой и колесом.

С другой стороны ворот на повозку бросились валесийцы.

— Поджигайте, — приказал Володи, нанося второй удар по оси.

На грузовой платформе повозки стоял горшок с раскаленными угольями. Володи услышал угрожающее шипение масла, вливаемого в угли.

Еще один удар по оси. В тот же миг вспыхнуло яркое пламя, зажигая навес повозки. Володи опалил жар. Последний удар меча. Ось треснула, повозка накренилась.

Огонь находил все больше и больше пищи. Володи поспешно отступил назад. Они загрузили в повозку кучу горючего: жир, снопы хвороста, ламповое масло, маленький бочонок с рыбьим жиром. Теперь огонь блокировал единственный выход из крепости валесийцев. И если им повезет, загорится еще и деревянная надвратная башня.

«Нужно надеяться, что они совершат ошибку и пойдут за водой тушить горящий жир, — подумал Володи. — Так они еще больше распалят огонь».

Федор с лошадью ждал его у ворот.

— Мы украли у них более пятисот быков, — восхищенно воскликнул он, перекрикивая рев пламени. Площадь перед воротами погрузилась в неровный пляшущий свет.

— Мы…

Стрела оборвала его на полуслове. Она вошла в его грудь почти до самого черного оперенья. Володи подхватил поводья коня Федора и потащил его за собой, прочь от крепости и лучников на башне, под защиту спасительной темноты.

Володи осмелился остановиться лишь добравшись до холма. Федор склонился к самой гриве своей кобылы. Друсниец спешился и снял парня с седла. По губам у него текла кровь. Стрела пробила легкое.

— Я…

— Не разговаривай, тебе понадобятся силы, чтобы выжить.

Глаза Федора расширились, так же, как в день их первой встречи, когда он узнал в нем своего героя.

— Это была… большая победа? — превозмогая боль, произнес он.

— Повсюду в Друсне будут говорить о Федоре из Медвежьего Брода и его храбрых витязях, которые победили валесийцев, отобрали у них добычу и заперли их в собственной крепости.

Глаза Федора, не мигая, смотрели на дождь. Он уже не слышал Володи.

За ними ярким пламенем вспыхнула башня крепости.

— Ты зажег факел восстания, — хриплым голосом произнес Володи. — Он будет пылать во всей Друсне.

В поисках моря

— Поистине, ты рисуешь самые красивые изображения богов в городе, мастер Шутарна! — Первый писарь восхищенно вложил свиток пергамента в кожаный футляр. Он был довольно молодым человеком, на котором уже начала оставлять следы хорошая жизнь в храме. Бедра располнели, отчетливо проявлялись первые признаки двойного подбородка. Одетый в черные одежды писарь храма внушал почтение. Из красного футляра на поясе торчали два красных грифеля — знак его должности Первого писаря храма Ишты.

— Изображение Крылатой займет почетное место, — восхищенно продолжал он.

Талавайн поклонился.

— Вы льстите моему скромному дару, Первый писарь. Я лишь рука, которая держит кисточку; я уверен, что сама богиня вложила красоту в работу, если вам она так понравилась.

— Ты слишком скромен, Шутарна. То, что ты решил поселиться здесь, — выгодно нашему городу, — смотритель канцелярии храма Ишты снизил голос до шепота. — Вот только плохой тебе дали совет, раз ты поселился прямо рядом с домом проклятого. Разве никто не рассказывал тебе о странных обстоятельствах смерти резчика по кости?

— Я услышал об этом уже после того, как купил дом.

Первый писарь хмыкнул, что должно было выражать неодобрение.

— Надеюсь, ты заплатил не слишком высокую цену. Дела на этой улице идут уже не так хорошо, как прежде.

— Боюсь, горшечник оказался дельцом получше, чем я.

— Впрочем, горшечником он был не ахти каким, — нахмурившись, произнес его собеседник. — С вами, художниками, вечно одно и то же. Если вы действительно талантливы, то в деловых вопросах наивны как дети.

— Буду считать это комплиментом, — смиренно произнес Талавайн.

— Это и имелось в виду, — он похлопал по кожаному футляру. — Завтра утром я покажу эту картину коллегии священнослужителей. Мы все еще подбираем подарок для бессмертного Ансура, правителя Валесии.

Талавайн удивленно поднял голову.

— Это очень далеко отсюда.

Первый писарь самоуверенно улыбнулся.

— В весенний праздник Жертвы я отправлюсь туда вместе с самыми главными жрецами. Бессмертный Ансур устраивает праздник по поводу открытия Белого Зелинунта. Праздник, какого еще не видывал наш мир. Там соберутся все бессмертные, будут присутствовать даже боги, праздновать вместе с нами. Двор бессмертного Лабарны уже начал приготовления к путешествию. В середине зимы меня вызовут ко двору, помочь в меру моих скромных сил. Но вернемся к картине. Я велю, чтобы тебе принесли большую шкуру животного. На ней ты нарисуешь Ишту и девантара Валесии с орлиной головой, самыми лучшими своими красками, — он снова похлопал по кожаному свитку. — Я уверен, что это маленькое произведение искусства дает тебе право выполнить такую работу. И кто знает, возможно, бессмертный заинтересуется твоим талантом, ибо Лабарна будет лично осматривать каждый подарок, который мы повезем в Зелинунт.

Талавайн с трудом скрыл волнение. Праздник, на котором будут присутствовать все боги и все семь королей. Такого действительно еще не бывало. Это может означать лишь одно: там будет заключен пакт, и он может быть направлен только против Альвенмарка!

Эльф проводил писаря до двери и долго смотрел ему вслед, пока тот в конце переулка не свернул на бульвар, ведущий к храму Ишты. Нужно как можно скорее попасть в Альвенмарк. Но если он появится в Голубом чертоге, его уже не отпустят. Небесный наверняка не поймет необходимости отправляться на самоубийственную миссию, чтобы спасти возлюбленную бессмертного. Возможно, он даже расценит это как предательство. Даже если небесный змей будет настроен благосклонно по отношению к нему, он больше не отпустит его.

Возможно, это самая важная информация, которую он добыл за все годы шпионажа. И она далась ему так просто…

Час был уже поздний. По небу тянулись темные облака. Зима в Изатами приносила с собой много дождей. Талавайн заметил, что торговка, просвещавшая его насчет судьбы Ровайна, смотрит на него. У Шутарны было мало общего с оборванным пилигримом, который к ней приходил. Сейчас у него была ухоженная черная борода и — по крайней мере, по масштабам торговцев этой улицы — хорошая одежда.

Талавайн вышел на улицу, закрыл тяжелые деревянные ставни на большом окне, тщательно запер входную дверь и направился в заднюю часть своего магазина, где он и жил. Он слыл здесь чудаком, ни с кем не общался, да и не любили его особенно.

Некоторое время он задумчиво смотрел на собственную кровать. Вообще-то сегодня должен быть великий день. А может быть, день его гибели… Но сейчас все изменилось, в течение всего одного часа. Если он ошибся и своими поступками привлек к себе внимание Ишты, ему уже точно не уйти. Возможно, он — единственный эльф, которому известно о встрече правителей. Он знал день и место. Нельзя больше здесь оставаться!

И, тем не менее… Он решительно отодвинул кровать в сторону, а затем большую, сплетенную из тростника миску, скрывавшую дыру в глинобитном полу. Пять недель копал он туннель в соседний дом. На полу точно нет печати Ишты, успокаивал он себя. Можно рискнуть!

Он протиснулся в узкий туннель. Он был восемь шагов длиной и настолько низкий, что приходилось двигаться на четвереньках. Он рассыпал красную глину, которую выкопал из туннеля, по всему своему маленькому дому. В конце туннеля он зажег масляную лампу. Рядом стояла прислоненная к земляной стене оббитая латунью пал ка, которой он дюйм за дюймом раскапывал неподатливую глину. Она была похожа на копье со сломанным древком, была чуть длиннее его предплечья, а на конце был узкий наконечник.

Некоторое время Талавайн сидел в конце туннеля, прислушиваясь к шорохам. Считалось, что после того, как священнослужители опечатали лавку Ровайна, там никто не бывал, но никогда нельзя знать наверняка. Под землей было настолько тихо, что слышно было, как шумит в ушах кровь.

Наконец он взял палку и воткнул ее в глиняный потолок. В туннель посыпались комки глины. От мелкой пыли у Талавайна заслезились глаза.

Он снова и снова тыкал палкой в потолок, пока, наконец, не наткнулся на пустоту, и в туннель не полетели покрытые сажей комья земли.

Талавайн взял в руку комок земли. Значит, торговка сказала правду. Ровайн сгорел. Немного сажи — вот и все, что осталось от его друга.

Он выпустил комок из рук. Энергичными движениями расширил отверстие, пока, наконец, не сумел протиснуться в него. Как и его дом, лавка Ровайна состояла из одной-единственной комнаты. Мрачное место! Все было покрыто маслянистой сажей. Красивый стол, за которым он работал. Инструменты для резьбы, которые, наверное, лежали так же, как их оставил Ровайн. Изогнутый нож, различные напильники, маленькое сверло.

Под столом на полу лежали обломки костей.

Талавайн открыл Незримое око. Тут же стало ясно, что внутри магических печатей нет. Впрочем, сохранились отзвуки могущественного заклинания. Силовые линии, разделявшие комнату, все еще вибрировали.

— Море скрывает все тайны, — негромко произнес Талавайн. Что хотел этим сказать Ровайн? Не дерзко ли надеяться найти что-то, что пропустила Ишта? Ровайн наверняка не маскировал свой тайник с помощью чар.

Талавайн прошелся по комнате взад и вперед. Осветил все уголки, отодвинул кровать в сторону, исследовал нижнюю часть стола. Ничего! Только сажа.

Он начал осматривать комнату повторно. На этот раз медленнее и тщательнее. Ощупывал руками стены. В спальной нише он кое-что нашел: к стене был приклеен лист тончайшего пергамента. Он почернел от сажи так же, как и все остальное. Нужно было коснуться его пальцами, чтобы заметить отличие от глиняных стен.

Талавайн осторожно провел рукой по стене. Сажа пачкалась, но не показывала, что скрывается под ней. Эльф нетерпеливо направился к столу, на котором лежали инструменты, взял один из ножей для резьбы и с его помощью отделил от стены кусочек пергамента размером с ладонь. Под ним оказалась лишь глина, как и на остальных стенах. Он перевернул пергамент. На обратной стороне ничего не было. Послание, если таковое и было, скрывалось под сажей!

Он торопливо вернулся по туннелю в собственный магазин, поставил на рабочий стол несколько ламп, чтобы было достаточно света, затем принес флягу из козьей шкуры с самогоном. Осторожно налил немного в неглубокую миску, нашел пару тряпок и принялся промакивать пергамент пропитанной алкоголем тряпочкой.

И, наконец, черная пелена разошлась. Талавайн нашел стилизованную волну, красиво нарисованную различными оттенками синего цвета. Море он нашел. Но где же тайны, которые оно скрывает?

Спрятанная земля

До рассвета Талавайн нашел еще шесть кусочков пергамента, принес в свою мастерскую и почистил. Он надеялся, что в общей картинке откроется указание. Он изучал узор волн, считал их количество и пытался вывести из него буквы. В двух местах он осторожно стер тушь с рисунка, чтобы увидеть, не скрывается ли под ней еще что-нибудь. Все тщетно! Море Ровайна не хотело открывать тайны.

Наконец он поднес кусочки пергамента к пламени масляных ламп, чтобы поискать тайну, которая, возможно, становится видимой при нагревании или другом свете. Это тоже ничего не дало. Незримое око тоже ничего не открыло. Эльф был в отчаянии.

В первых рассветных лучах обессилевший Талавайн опустился на ложе. Семь недель готовился он к этой ночи, а теперь похоже на то, что все было ошибкой. Он прислушался к звукам, доносившимся с улицы. Открывались деревянные ставни прилавков, торговцы обменивались новейшими сплетнями. Утренний булочник расхваливал свой товар.

Талавайн погрузился в тревожный сон. Ему снилась Ишта, шагающая по волнам волнующегося моря и насмехающаяся над ним. Она была вооружена копьем и щитом. Вызывающе колотила древком копья по щиту, от чего раздавался страшный грохот. Внезапно она швырнула в него оружие.

Вскрикнув, Талавайн проснулся. Он весь искупался в поту. Сердце колотилось, словно обезумевшее. А грохот все еще слышался. Эльф озадаченно огляделся по сторонам. Дверь… кто-то колотит в дверь.

— Минутку, я уже иду, — он поспешно собрал пергаментные фрагменты картинки и спрятал их под одеялом. Все еще не придя в себя окончательно, он открыл дверь, за которой его ждал Первый писарь.

— Кажется, ты используешь ночь не для того, чтобы спать, Шутарна. Ишта не любит, когда нарушают установленный ею распорядок, — строго произнес он вместо приветствия. — Однако богиня была снисходительна к тебе. Коллегия священнослужителей почти единогласно выбрала тебя. Мы хотели бы получить одну из твоих работ в качестве подарка для бессмертного Ансура.

Талавайн поклонился.

— Нижайше благодарю вас, Первый писарь. Я знаю, что обязан этой милостью исключительно вам. Я с удовольствием проявил бы свою благодарность. Я давно уже хочу сделать подарок служительницам Дома Неба, поскольку испытываю глубочайшее уважение перед их службой богине в таком уединении. Скажите, известно ли вам, каким образом можно было бы передать им одну из моих картин? — Это была последняя неуклюжая попытка найти монастырь, в котором держат Шайю, Талавайн знал это, но после неудачи прошлой ночи он был в отчаянии.

Священнослужитель наморщил лоб.

— Местонахождение Дома Неба — тайна. Лишь немногие избранные знают путь туда. Говорят, чтобы попасть туда, нужно пройти между мирами. Но если ты дашь мне картину для тамошних жриц, я наверняка найду возможность передать ее им.

— До которого дня я должен закончить картину, чтобы принцесса-варвар увидела ее до принесения в жертву? Думаю, впечатляющее изображение богини могло бы помочь ей понять, сколь велика честь пролить кровь за Ишту и нашу страну.

Первый писарь рассмеялся.

— Какая благородная мысль, Шутарна, однако боюсь, что варвары настолько странны, что все благородное им чуждо. Ты можешь нарисовать картину, и жрицы наверняка оценят ее, но сердце варварской принцессы она точно не тронет. Мне недавно рассказывали, что эта принцесса предпочла прожить несколько недель с козами, нежели в монастыре. Ее казнят в начале весны, причем в Доме Неба, расположенном высоко в горах, есть довольно странный обычай решать, когда именно наступит первый день весны. В саду монастыря стоит большая вишня. Когда распустятся ее первые цветы, принцесса-варвар умрет. В это время по всему королевству цветки вишни уже давно облетают.

— Но ведь ее приносят в жертву, чтобы даровать стране плодородие. И это происходит, когда плодовые деревья повсюду уже отцвели, а зерно уже поднялось над землей? — удивленно переспросил Талавайн.

Первый писарь задумчиво провел рукой по бороде.

— Да, есть некоторая неувязка, — наконец согласился он. — Но это не наша забота. Готовься начинать работу над картиной для храма в ближайшие дни, а когда дар для Дома Неба будет закончен, я позабочусь о том, чтобы его передали жрицам, — с этими словами Первый писарь развернулся и ушел, а Талавайн тщательно запер дверь своего магазина. Сегодня он больше не хотел видеть клиентов.

За скудной трапезой, состоявшей из черствого хлеба и козьего сыра, он продолжал размышлять над загадкой картины Ровайна. Наконец он решил еще раз проникнуть в дом своего погибшего друга днем. Хоть он и не смел открыть одно из окон, но через щели в деревянных ставнях будет проникать достаточно света, чтобы видеть лучше, чем ночью.

Он снова прополз по туннелю. Высунув голову из дыры в полу, он удивился. Из-за копоти на стенах комната выглядела так же мрачно и неприглядно, как и ночью. Лишь три узких луча света, в которых плясали золотые пылинки, пробили себе путь в комнату. Один луч падал прямо в спальную нишу. Талавайн, не особо любивший знамения, воспринял это как знак. Он еще раз подошел к стене. На красной глине светилась точка. Он простучал стенку вокруг луча света, в надежде найти скрытую полость. Но ничего такого не было. Напротив, эта стена казалась особенно толстой.

Эльф удивился. Зачем одна стена должна быть плотнее других? Он вышел из ниши и постучал по отрезку стены рядом. Глина звучала глуше.

Талавайн взял с рабочего стола один из ножей и встал на колени на кровати Ровайна. Он осторожно начал царапать клинком глину. Вот уже откололся кусок, а под ним показалась более светлая и плотная штукатурка. На том отрезке, который он освободил от глины, была изображена стилизованная пальма на охристом фоне.

Талавайн взволнованно поддел ножом место слома и отковырял от стены еще больше глины. Показалась пунктирная линия, ведущая по охре. Он пошел вдоль линии, пока не показалась группа домов, окруженных стеной. Рядом с ним на штукатурку была нанесена черная надпись: Алалах.

Название города Талавайну было знакомо. Он находился неподалеку от границы с Арамом, на плодородной равнине. Он обнаружил тайну Ровайна!

Эльф задумчиво разглядывал стену, пытаясь угадать, где под красной штукатуркой он найдет Изатами, если карта изображена в масштабе. В поисках ему может помочь только точная карта. Он поднес клинок к стене в трех локтях слева и сверху от Алалаха и вскоре процарапал дыру в глине. Сначала он нашел только холмы, на которых были нарисованы одинокие кедры, затем снова наткнулся на пунктирную линию, наверняка обозначающую караванную тропу. Он последовал по ней и открыл группу красных домов, в центре которых возвышался зиккурат, большая ступенчатая пирамида, занимавшая большую часть Изатами.

Талавайн работал не один час, открывая все новые части карты. Он понятия не имел, где искать Дом Неба. Неподалеку от границы с Друсной была нарисована гора Лума. Та гора, на которой когда-то возвела дворец из лунного света девантар Анату. Талавайн всегда считал это одной из множества легенд об Иште, поскольку та одолела Анату в бою и заперла в Желтой башне. Но если Ровайн нанес гору на свою карту в определенном месте, значит, он нашел доказательства того, что этот дворец действительно существует.

Карта Ровайна была настоящим сокровищем! На ней были изображены даже залежи руды, торговые маршруты, тайные поселения кузнецов, где изготавливалось драгоценное железное оружие для лувийского войска. А там, где позволяло место, были нарисованы даже соседние империи. Так, была видна часть северного Арама, до крупного рудника Ум эль-Амад, неподалеку от которой находилась охраняемая девантарами Темная долина — это место также попало на карту Ровайна.

Стояла глубокая ночь, когда Талавайн нашел Дом Неба. Он находился в гряде остроконечных гор далеко на севере Лувии, неподалеку от границы с Ишкуцей. Семилучевая золотая звезда свидетельствовала о том, что в долине находится крупная звезда альвов.

«Но этим путем я не смогу воспользоваться никогда», — подумал Талавайн.

Он устало улегся на целиком покрытую кусками глины кровать своего погибшего друга. Наконец-то его поиски подошли к концу. До цветения вишен в горах пройдет еще много лун, ведь зима еще даже не начиналась.

«Нужно скопировать карту», — подумал Талавайн.

Спрятанная под штукатуркой страна была трудом всей жизни Ровайна. Он погиб, не успев передать свою тайну. Талавайн обязан позаботиться, чтобы это знание не пропало. Кроме того, сообщить Небесному о празднике богов, который состоится следующей весной в Зелинунте. Но как сделать так, чтобы небесный змей отпустил его обратно? Для большого дракона Шайя не значит ничего.

Слишком взволнованный для того, чтобы уснуть, и слишком уставший, чтобы возвращаться по туннелю в собственную мастерскую, он размышлял о собственном будущем, и решил осуществить давнюю мечту.

Герой одной зимы

Дружеский визит

Аркуменна прекрасно чувствовал исполненные ненависти взгляды, следовавшие за ним по пятам. И был благодарен за то, что бессмертный Ансур выделил ему эскорт из собственной дворцовой гвардии. Слишком много валесийцев были подло убиты в Друсне на протяжении последних недель, и Аркуменна не хотел стать частью списка, в начале которого был заслуженный ларис Альба.

Подкованные подошвы его сапог стучали в ногу с сапогами его телохранителей, когда они пересекли грязный зал длинного дома, который бессмертный Ивар называл дворцом. Единственное, что отличало зал от тех вонючих клоповников, в которых жили его подданные, это была его величина и расточительно раззолоченная обстановка. Так, к примеру, дубовые колонны, на которых покоились потолочные балки, были оббиты листовым золотом. Нужно быть варваром, чтобы думать, что обильное использование золота сделает благородным любое здание. Как непохож на это Белый Зелинунт, который строил его правитель, бессмертный Ансур. Еще всего несколько недель — и город будет завершен. Мечта великого правителя, воплощенная в камне.

Они остановились перед дверью цвета зеленого яблока, расположенной в конце зала. Там, опершись на тяжелые двусторонние секиры, стояли два друснийца с неухоженными бородами. От одного их вида Аркуменна налился желчью. Они не на страже стоят, а бездельничают. А от левого из них еще и несет дешевым пойлом. Здесь, в Друсне, все грязное и опустившееся. Как же он ненавидит эту империю!

— Я Аркуменна, ларис Трурии, посланник бессмертного Ансура Валесийского. Я привез важное известие для вашего господина, бессмертного Ивара.

— Ивар сейчас занят, — пренебрежительно усмехаясь, ответил тот из парней, от которого несло вином. — Тебе придется зайти попозже, балабол.

— Пожалуй, я мог бы сделать это, но мудро ли будет рисковать прогневить сразу двух бессмертных только потому, что ты не хочешь ненадолго зайти к своему повелителю, чтобы попросить его уделить мне мгновение по очень срочному делу? Я не знаю, как у твоего повелителя с терпеливостью, храбрый витязь с ароматом прокисшего винограда, но бессмертный Ансур обычно отрубает голову своим подданным и за меньшие прегрешения.

Друсниец уставился на него маленькими голубыми глазками. Его щеки покраснели, а между бровей образовалась сердитая складка.

— А? Что ты сказал? Не можешь говорить нормально?

— Балабол хотел сказать, что Ивар будет на нас орать, если мы не отведем его к нашему правителю.

— Но…

Второй стражник махнул рукой и отошел в сторону.

— Пусть сам с Иваром дерется, — и с этими словами он открыл дверь. — Твои телохранители останутся здесь. Там они тебе не понадобятся. Мы ведь все здесь друзья.

Аркуменне не понравилась ирония стражника. Он запомнил лицо этого человека, у которого под глазом красовался маленький красный шрам. Если преставится возможность, нужно будет позаботиться об его устранении. Этот воин умен и строптив. Таких людей вокруг Ивара быть не должно, в будущем от таких будут одни неприятности.

Воин провел его по небольшому коридору, заканчивавшемуся перед красной дверью. Энергично постучал. Изнутри послышался какой-то непроизносимый звук, который воин, судя по всему, расценил как приглашение открыть дверь.

— Тебя ждут, — с насмешливой улыбкой произнес он и отворил дверь.

Едва Аркуменна переступил порог, как рядом с ним о стену со звоном разбился кувшин с вином.

— Я сказал, чтобы мне не мешали! — проревел кто-то пьяным басом. — Прочь отсюда!

На стуле с высокой спинкой сидел чернобородый парень, массивный, как медведь. За его спиной стояли две упитанные светловолосые женщины. Одна почесывала его волнистые волосы, другая скорее без энтузиазма дергала за них.

Аркуменна опустился на колени перед бессмертным Иваром.

— Мой повелитель, бессмертный Ансур прислал меня со срочным посланием, великий. Прошу вас выслушать меня.

Ивар заморгал, словно с трудом узнавая его. Очевидно, бессмертный снова напился до беспамятства. Аркуменна не припоминал, чтобы когда-либо видел правителя Друсны трезвым. Неудивительно, что королевство загибается.

— Можешь остаться, — проворчал Ивар.

— Прошу прощения, что доставляю вам беспокойство, однако дела, которые нам нужно обсудить, требуют некоторой секретности, — Аркуменна любил говорить на языке варваров с максимумом формальностей. Таким образом каждый раз удавалось вызвать смущение. Его грамматика и произношение были совершенны, но ни один друсниец не выражался так, как он.

Ивар на миг уставился на него, словно перебирая в уме услышанные слова, чтобы уяснить их смысл.

— Уйдите, — вдруг набросился он на женщин, которые поспешно покинули комнату.

На плечо Аркуменны легла тяжелая рука.

— Твой меч и кинжал, балабол. Тебе не понадобится клинок, когда будешь разговаривать с моим правителем. Твоего ядовитого языка в качестве оружия вполне достаточно.

Валесиец поднялся, расстегнул перевязь и вложил ее в руку телохранителю. Воин тут же вышел из комнаты и закрыл за собой дверь.

— Выкладывай, балабол.

Аркуменна с трудом сдержал гнев. То, что даже бессмертный называл его прозвищем, которым обращались к нему во всей Друсне, было непростительным оскорблением. Но насмешка — это все, что осталось у друснийцев, все остальное у них отняли, думал полководец, и настроение тут же улучшилось.

— Бессмертный Ансур огорчен недопониманием, возникшим между твоим народом и его людьми.

Ивар рассмеялся. Смех получился громким, безрадостным.

— Недопониманием? Называй вещи своими именами: были зарезаны дюжины ваших воинов. Моих сборщиков податей вешали, если они совались в леса с эскортом меньше чем в сотню всадников. Внешние посты сожжены, украдены сотни груженых мулов с собранными налогами. Недопонимание… нет, это слово весьма неверно описывает настроение в моем королевстве!

— Но с тех пор, как этот Володи пропал, все снова немного успокоилось, — заметил Аркуменна, прекрасно знакомый с положением дел в Друсне. Две недели тому назад его отозвали из Золотого города. С тех пор он провел множество часов, изучая отчеты о восстании в Друсне, разговаривая с воинами, которые были свидетелями нападений.

— Этот парень вернется снова, — Ивар поднялся со стула и, слегка покачиваясь, направился к небольшому столику рядом с разворошенной постелью и налил себе бокал вина. — Хочешь тоже? Хорошее вино, с Эгильских островов.

Как ни любил Аркуменна густое красное вино с Эгил, сейчас он решил с благодарностью отказаться. Во время этой миссии необходимо было сохранять трезвую голову.

— Бессмертный Ансур не хочет ждать, пока бандиту заблагорассудится вернуться. Он был бы очень рад, если бы вы бросили все силы на его поиски, великий Ивар.

— Сейчас, когда началась зима? — Бессмертный со стуком поставил кувшин на стол. — Ты хоть представляешь, о чем просишь?

— Прошу прощения, это не я прошу вас, а бессмертный Ансур.

— Человека, который зимой забрался в леса, не разыскать, — Ивар неопределенно махнул рукой в сторону закрытого окна. — У этого Володи там друзей больше, чем у меня. Никто не скажет, куда он делся. Если мне придет в голову что-то с ним сделать, это будет стоить мне трона.

— Но, но… — Аркуменна успокаивающе поднял руки. — Кто же говорит, что вы должны что-то сделать с этим мятежником. Бессмертный Ансур прекрасно понимает затруднительное положение, в котором вы находитесь. Вам не нужно наказывать Володи. Совсем напротив. Похвалите его во всеуслышание за то, что он сделал. А потом назначите его командующим своей лейб-гвардии. Пригласите его явиться сюда, ко двору, поклянитесь перед вашими жрецами, что вы будете защищать его ценой своей жизни, если валесийцы попытаются пролить кровь Володи.

Ивар уставился на него, очевидно, не веря своим ушам.

— Конечно, мы перед всем миром будем протестовать против этих почестей, но, поверьте мне, это ничего не будет значить. Таково настоятельное желание бессмертного Ансура, чтобы вы призвали Володи к своему двору и отнеслись к нему как к лучшему другу.

— А зачем мне это надо? — недоверчиво поинтересовался правитель.

— Ваш народ полюбит вас за это. Но, вынужден признать, это лишь второстепенный вопрос… Важно то, что командующий лейб-гвардии будет сопровождать вас на праздник богов в Белый Зелинунт. Там он и его жрица из Цапоте исчезнут навеки. Бессмертный Ансур уже показал мне могилу, предназначенную для них обоих. Полость в фундаменте храма мелких богов. Никто никогда их там не найдет. Конечно, в сагах своего народа Володи будет бессмертен. Они выдумают кучу глупостей, как обычно бывает, когда кто-то просто исчезает. А если его не станет, мятеж быстро затухнет сам собой.

— Я должен убить его? — В голосе пьяницы послышались плаксивые нотки.

— Скажем так, его крови на твоих руках не будет.

О чести

Талавайн наслаждался быстрой ездой по осеннему лесу. Деревья оделись в лучистое золото. В воздухе витал пряный аромат гниющей листвы, напоминая о том, что роскошь негустого леса — лишь прелюдия к сну смерти зимой. Внезапный порыв ветра засыпал теснину пеленой кружащихся листьев.

Талавайн пригнулся к шее жеребца. Ветер играл распущенными волосами эльфа. Щеку ласкала теплая кожа. Он чувствовал ток крови под шелковистыми волосками, безумное сердцебиение жеребца, так же наслаждающегося разудалой скачкой, как и он. Узкая лесная дорожка вывела его на поляну, на которой возвышался роскошный особняк. Но здесь природу обуздали. На подстриженной траве, казавшейся слишком зеленой для этого времени года, не было ни единого золотого листка. Но, возможно, он слишком много времени провел в королевствах, где безжалостное солнце слишком быстро заставляло пожелтеть любую зелень.

Неподалеку от дома стояли вишни в цвету. Теперь Талавайн отчетливо ощутил множество заклинаний, сплетенных для того, чтобы подчинить естественное течение времени желанию хозяина дома. Он едва не забыл о том, как сильно его отец любит игры, как много для него значит возможность подчинять себе все вокруг. Это было одной из причин того, почему больше века тому назад он сбежал в Голубой чертог. Тогда он хотел убежать от тирании. А теперь это было единственным местом в Альвенмарке, куда он мог пойти. В любом другом месте его схватят. И именно его отец-тиран, тень, лежавшая на всем его детстве, утратил эту власть над ним навеки. Поэтому он и приехал сюда. Талавайн не знал, поможет ли ему Солайн. Он был уверен лишь в том, что надеть на него путы князь не сможет.

Из-под копыт жеребца брызнула мелкая белая галька, заставляя перейти на более спокойный бег. Под колоннадой левого крыла имения показались два силена — козлоногие бездельники с густыми бородами и зелеными, как лес, глазами с хитрыми искорками. Один из них бросился к усыпанной галькой дорожке, чтобы принять поводья его вороного.

— Позволишь поставить твоего коня в стойло, господин?

Талавайн невольно усмехнулся. Называть его господином и при этом обращаться к нему на «ты» было необычайно деликатно для силена. Должно быть, таково влияние отца, который, без сомнения, так же навязал свою волю обоим забиякам, как и природе окружавшей дом поляны. Когда он был здесь в последний раз, оба они еще не состояли у отца на службе. Это было, пожалуй… лет четырнадцать назад.

«Да, именно столько времени я здесь не бывал», — ошеломленно подумал он. Время пролетело незаметно.

— Вытри его насухо и дай немного овса, — приказал Талавайн, спешиваясь. Он вошел под колоннаду и махнул рукой второму силену. — Отведи меня к князю Солайну.

Козлоногий смерил его мрачным взглядом.

— Думаю, князь не в настроении принимать чужаков. Он уединился. А просителей он будет принимать завтра.

— Доложи, что к нему на прием явился его сын Талавайн, возможно, он смилостивится.

Силен сдвинул кустистые брови и подозрительно оглядел его с ног до головы.

— Ты не умер?

Талавайн улыбнулся, оглядывая себя.

— Судя по всему, нет.

— Но все… — Силен запнулся, мгновение боролся с собой, а затем продолжил: — Конечно, твой отец примет тебя, молодой господин.

Он развернулся и, стуча копытами, побежал в южное крыло. Там он открыл дверь, ведущую в длинный коридор, и остановился.

— Ты найдешь отца в маленькой библиотеке за танцевальным залом. В это время дня он всегда там, смотрит на море. Возможно, лучше будет, если ты сам пойдешь к нему, молодой господин. Скорее всего, он не поверит мне, если я сообщу о твоем прибытии.

Похоже, отец стал еще худшим тираном, раз силен так его боится. Козлоногий слуга поклонился, и Талавайн вошел в коридор. Залитый светом коридор, тянувшийся почти вдоль всего южного крыла, насчитывал почти тридцать шагов в длину. В стенных нишах стояли статуи, работы лучших мастеров Аркадии. Талавайн обнаружил две новых статуи, добавившиеся с его прошлого визита. Одна изображала согнувшегося атлета, растягивавшего мышцы на ногах. Вторая — охотника с опущенным луком. Оба — обнаженные мужчины.

Усмехнувшись, он вспомнил комментарии двух своих младших сестер по поводу обнаженных мужчин. Как они хихикали и краснели. В детстве они часто играли здесь в прятки и при этом прятались за постаменты статуй. Как-то раз его младший брат случайно отломал палец мраморному кобольду. В наказание за это их отец, Солайн, на три дня запер его без света в фамильном склепе. Все просьбы и мольбы не могли заставить его изменить решение. Когда Асфахаль отсидел наказание, его было не узнать. В тот же день он нарочно отрубил руку одной из самых любимых статуй отца. После этого украл коня и навеки ушел из дома. Ему было всего семнадцать. Еще совсем ребенок, поскольку обычно эльфы покидали отчий дом примерно после пятидесяти, чтобы начать собственный путь.

Талавайн ускорил шаг. Внезапно всплывающие воспоминания стали ему неприятны. Он старался забыть о столь многом. Более десяти лет не думал об отце, братьях и сестрах. А теперь пришел, поскольку хотел попросить об услуге, которую ему никто больше не окажет. Провел рукой по тубусу с картой, которую нес за спиной, как колчан.

Дойдя до двери в маленькую библиотеку, он открыл ее, не постучавшись. Отец стоял у одного из больших окон, выходивших на море, со скрещенными на груди руками. Он не обернулся, хотя наверняка слышал, что кто-то вошел в комнату. Его длинные серебристые волосы до плеч поддерживал безыскусный золотой обруч. На нем был длинный халат прямого покроя из тонкой ткани цвета бутылочного стекла, выглядевший в точности так же, как помнилось Талавайну в детстве.

— Рад видеть вас в добром здравии, — торжественно произнес Талавайн. Сердечных приветствий отец не любил.

Солайн медленно обернулся к нему. Левая бровь слегка приподнялась. Сказать, что это означает — удивление или же недовольство — Талавайн не мог.

— Вижу, ты пропустил собственную смерть, сын мой, — он мягко кивнул, на его бледных губах мелькнула тень улыбки. — Отрадно.

Чувства, которое должно было выражать это слово, в голосе Солайна не слышалось.

С момента их последней встречи лицо отца стало уже. На мраморно-белой коже отчетливо проявлялись его высокие скулы. Когда-то Асфахаль сказал, что отец сам похож на одну из своих статуй, только сердце его еще тверже, чем камень.

— Боюсь, не совсем понимаю, что вы имеете в виду, когда говорите, что я пропустил собственную смерть, отец.

— Значит, ты только вернулся, — рассудительно, не вдаваясь в дальнейшие объяснения, заявил отец. — На ваши дерзкие колкости ответили разрушительным ударом.

— О чем ты говоришь?

— О беде, которую накликали на нас эльфы Голубого чертога! — Он перешел на тот же тон, которым когда-то объявил Асфахалю то, что запрет его в фамильном склепе. — Из-за того, что вы раздразнили их, девантары перешли последнюю черту. Они явились в Альвенмарк и уничтожили Голубой чертог! Все те глупцы, с которыми ты связался, мертвы. Девантары убили даже Небесного. И судя по тому, что я слышал, они тщательно зачистили территорию от шпионов, которые отправились на Дайю и в своем безумии наивно полагали, будто укрылись от девантаров.

Талавайну показалось, что земля ушла из-под ног. Он отступил на шаг, оперся на один из книжных шкафов.

— Этого не может быть… — пробормотал он. И, тем не менее, это объясняло все. — Небесный…

— Его погребло в одном из ваших подземных чертогов, под горой камня, — безжалостно продолжал отец. — Твои небесные змеи страдают высокомерием. Только потому, что альвы предоставили им одним заботиться о делах собственного творения, они еще далеко не боги, в отличие от девантаров. Это все равно как если бы мой привратник вдруг возомнил себя строителем и вообще главным во всем дворце только потому, что я передал ему на хранение ключи.

Талавайн умоляюще поднял руки.

— Оставьте это, отец. Довольно! У меня погибло много добрых друзей. Избавьте меня от вашего сарказма. Я не хочу… — Голос его прервался.

Голубой чертог разрушен! Он просто не мог себе этого вообразить. Они были глазами и ушами небесных змеев. Как они могли не заметить, что девантары задумали уничтожить их! Неужели отец прав? Неужели они стали чересчур тщеславными и самоуверенными, чтобы обращать внимание на опасности, которые накликали собственными поступками?

— Сядь, — отец указал на кресло у камина. — Ты выглядишь очень усталым. Может быть, велеть принести тебе что-нибудь выпить? — Тон его голоса по-прежнему был холодным и отстраненным, но это были самые сочувственные слова, которые ему когда-либо доводилось слышать от отца.

Талавайн опустился на мягкую кожу. Уставился в камин, на сметенный пепел, пытаясь снова выстроить мир, где было потеряно все, ради чего он жил на протяжении последних десятилетий.

— Ты собираешься уйти снова, верно?

Талавайн смотрел в суровое, изможденное лицо старого эльфа. Лишь теперь он увидел царившую в нем печаль: морщины, горечь и желание ни в коем случае не выдавать собственных чувств.

— Да, я снова уйду. Я здесь потому, что мне нужна ваша помощь. Потому что вы единственный, кому я могу сейчас доверять.

На губах Солайна снова мелькнула слабая улыбка.

— Никогда не думал, что услышу подобные слова из твоих уст. Что я единственный, кому ты можешь доверять. Как будто у тебя так же мало друзей, как и у меня.

— Мои друзья мертвы. А те, кто жив, не отпустят меня обратно на Дайю. Однако же я должен исполнить последний долг. Это дело чести.

— Дело чести?

Вот он снова, этот саркастический тон, отравлявший детство Талавайну, его братьям и сестрам.

— Не пойми меня превратно, мальчик. Я не стану задерживать тебя. Я просто хочу понять, почему ты уходишь. Все ушли, а твоих братьев и сестер я не успел спросить, чем я их напугал.

Талавайн вспомнил, как отец стоял у окна, когда он вошел. Солайн воссоздавал в памяти путь, который привел его к одиночеству. Может быть, хотел пройти его в обратную сторону? Или просто понять? Что ж, пусть отец узнает хотя бы о его жизни. Он должен сделать это. А вскоре он останется последним, кто его знал. Талавайн прекрасно осознавал, насколько малы его шансы вернуться живым из путешествия к Дому Неба.

Поэтому он рассказал о своей жизни, своих миссиях по поручению Голубого чертога, о долгих годах, на протяжении которых он был гофмейстером бессмертного Аарона и оказывал решающее влияние на судьбу империи, во много раз превосходившей размерами Аркадию. Он рассказал и о Голубом чертоге, своих тамошних друзьях, о великодушии и мудрости Небесного. Это был отчет всей его жизни.

За окнами давно стемнело. Отец разжег огонь в камине и принес еще одно кресло, когда устал стоять. Он ни разу не перебил сына, словно боялся, что одно неверное слово может пресечь поток речи его сына.

Когда Талавайн закончил свой рассказ, они еще долго сидели молча и глядели на огонь. Молчание было приятным, наполненным пониманием. Такая тишина, которая оставляет всем пространство для размышления.

— У тебя была более насыщенная жизнь, чем у меня, — наконец произнес отец. — Хоть я и не люблю крылатых тиранов, я приду к одному из небесных змеев и передам ему копию карты Ровайна и твое сообщение по поводу предстоящего собрания девантаров и бессмертных.

— Спасибо.

— Но у меня тоже есть к тебе просьба. Хорошенько подумай, почему ты уходишь!

— Это дело чести, — ответил, насторожившись, Талавайн. Вечер получился хорошим. Неужели отец все же испортит все в самый последний момент?

— Честь! — насмешливо произнес тот. — Честь — это просто вуаль, скрывающая темные чувства. Не пойми меня превратно, мальчик, я уважаю твое мужество, мне кажется, что в нем есть все. Кроме понимания.

Талавайн вздохнул и поднялся. Как можно было надеяться, что отец изменился? Пожалуй, ему действительно не хватает понимания!

— Уже поздно, я пойду отдыхать.

Солайн схватил его за руку, пытаясь удержать.

— Останься. Я… Прошу, прости меня, ты же знаешь мой резкий характер. Но сегодня все не должно закончиться вот так. Мне просто хотелось, чтобы ты осознавал свои истинные чувства, когда отправишься на свой последний бой в мир детей человеческих. Это сделает тебя сильнее.

— А вам что-то известно о моих чувствах, отец?

— Поверь мне, мальчик, у меня было очень много времени для того, чтобы поразмыслить о ложном чувстве чести и пожалеть о многих вещах, которые я совершил в жизни. Честь — понятие еще более неуловимое, чем любовь. Каждый понимает под ним что-то свое. Честь женщины может быть разрушена одной-единственной ночью любви. Но о мужчине я никогда ничего подобного не слышал. В худшем случае несколько страдает его доброе имя, если он пускается в любовную авантюру. Но если мужчина уклонится от сражения, с его честью будет покончено. А если это будет женщина — даже воительница — ее поймут. И как часто, когда сражаются будто бы за честь, на самом деле прикрывают ей темные чувства? Раненую гордость, желание отомстить или что-то еще… Тот, кто стоит за что-то благородное, не должен прикрываться честью, он должен назвать причину по имени.

В первый миг Талавайн разозлился и хотел уже уйти, но тут же осознал, что это было бы бегством. На этот раз он не станет убегать от ответа, которого потребовал отец, и от резких манер Солайна.

Он сидел и думал. Почему так трудно ответить? Действительно ли он делает это для бессмертного Аарона? Он будет лучшим правителем, если рядом с ним будет Шайя. Или он хочет таким образом отомстить, перечеркнув планы Ишты?

— Думаю, я делаю это потому, что жизнь Шайи не должна угаснуть, а я — единственный, кто может это предотвратить.

Отец кивнул.

— Но куда идти принцессе, если ты спасешь ее? Она никогда не сможет вернуться к бессмертному, потому что, если ее узнают, ей конец, и этот король Аарон тоже окажется в непростой ситуации. Ты хорошо все обдумал? Захочет ли она иметь жизнь, которую ты ей подаришь?

— Да, — конечно, он прекрасно осознавал все эти трудности. Много ночей лежал без сна и размышлял об этом. И способ решения этой дилеммы был лишь один.

Он рассказал о нем отцу.

Солайн потрясенно глядел на него. Никогда прежде не видел Талавайн слез в глазах отца. Старый эльф притянул его к себе, обнял и не хотел отпускать.

— Ты гораздо лучше меня, сын мой. Я горжусь тобой и в то же время прихожу в отчаяние от того, что ты собираешься сделать.

Последний бой

Золотой описал крутую дугу, пролетел над самыми волнами бушующего моря в сторону большой бухты, черные утесы которой возвышались перед ним, похожие на каменных стражей. Пена обрызгивала расправленные крылья и скатывалась с его покрытого чешуей тела. Его трепали сильные порывы ветра, словно пытаясь увести прочь от цели — входа в пещеру, зиявшего в скале чуть выше линии прибоя. В последний момент он сложил крылья и, вытянув когти, приземлился на мокрый базальт. Слегка заскользил и наконец остановился.

Скалы дрожали под бушующими ударами волн, налетавших на отвесные утесы. Это был самый сильный шторм этой зимы. День, который будет помниться еще долго. Благодаря множеству причин…

Золотой заполз еще глубже в пещеру, вниз к тому просторному гроту, в котором он так часто собирался со своими братьями по гнезду. Заняв свою нишу и обведя взглядом собравшихся, он заметил, что пришел последним. Здесь был даже Дыхание Ночи, который так часто пропускал собрания.

— У тебя наверняка были причины так настойчиво созывать нас, — начал разговор Приносящий Весну. Он был вежлив и прагматичен, как обычно. Золотой видел, что не все его братья столь терпеливы. Некоторые из них весьма неохотно покидали свои убежища зимой. Конечно, они могли оградить себя от зимней непогоды. Одного слова силы было достаточно, чтобы прогнать холод. Но от укоренившегося глубоко в душе желания прятаться зимой под скалами не помогали никакие чары.

— Мастер Голубого чертога, Талавайн, сумел избежать преследования девантаров и передать нам важное послание, прежде чем вернуться на Дайю, где он продолжает выполнять свою миссию, — хотя Золотой понятия не имел, зачем Талавайн вернулся на Дайю, он не сумел прочесть этого в сумбурных мыслях Солайна, но признание в том, что он понятия не имеет, что там делает эльф, будет выглядеть плохо. Нужно представить его героем. — Во время праздника Жертвы, весной, в городе Зелинунт королевства Валесия состоится встреча всех бессмертных и девантаров. Уникальное событие в истории детей человеческих. И возможность, подобной которой не будет. Мы можем уничтожить их всех и начать эпоху вечного мира!

— Или же эпоху братоубийственных войн, — заговорил Изумрудно-зеленый. — Мы не имеем права уничтожать девантаров и их бессмертных. Любой силе в трех мирах нужна сила, которую ей можно противопоставить. Иначе равновесия не будет. Если исчезнут девантары, настанет день, когда мы вцепимся в глотки друг другу. Мы хищники. Нам нужен враг, иначе мы растерзаем друг друга.

— Это что еще за странная философия? — возмутился Пламенный. Он настолько пылал гневом, что Золотой отчетливо чувствовал, как потеплело в пещере совета. Несмотря на то что Пламенный высказывался в его пользу, его мысли сопровождались таким количеством негативных чувств, что слышать его голос внутри себя было неприятно. Он был совсем не таким, как Изумрудно-зеленый, который, может быть, и не от мира сего, но пронизан гармонией, благодаря которой слушать его мысли приятно.

Хвост Пламенного резко щелкнул по камням просторной ниши, в которой он сидел.

— Как вы думаете, зачем собираются бессмертные и девантары? Они планируют нанести по нам удар невиданной силы. И мы позволим себе упустить возможность сразиться с ними, братья? Вы все слышали отчет Ливианны и Бидайн. Вы знаете, что происходит в Нангоге. И теперь собираетесь ждать, пока то же самое или даже худшее, случится в Альвенмарке? Без меня! Альвы поставили нас защищать этот мир. Я выполню свой долг!

— Для меня есть большая разница между тем, несем ли мы войну в Нангог посредством своих драконников, где, по давнему правилу, не должны жить ни дети альвов, ни дети человеческие, или атакуем непосредственно Дайю, — высказался Красный.

Золотой поразился, что его брат по гнезду ведет себя так сдержанно, ведь он слыл безжалостным бойцом.

— Позвольте мне с помощью метафоры представить свое видение ситуации, — спокойно произнес Золотой. Нужно направить дебаты обратно в верное русло, прежде чем любители мира получат большинство. — Представьте, что благодаря счастливой случайности вы узнали, что ваши враги куют мощное боевое копье. Оружие, способное пробить любой доспех. Вы можете разрушить оружие, пока оно не закончено, или отвернуться и надеяться на то, что это копье никогда не пробьет вашу спину. Что вы станете делать? Разумно ли закрывать глаза на опасность и надеяться на то, что наш враг не воспользуется оружием?

— Не делай из нас полных дурачков, — зашипел Иссиня-черный, обнажая зубы. Золотой был начеку и повернулся к нему. Его одетый в темно-синюю чешую брат был весь покрыт шрамами, вынесенными из множества сражений. Он был единственный среди его братьев по гнезду, от которого он готов был ожидать, что мысленный спор в любой момент может смениться поединком на когтях и клыках. — Не кажется ли вам странным, братья, что это известие достигло нас, несмотря на то что все лазутчики Голубого чертога были истреблены? Кто передал его? Почему этот посланник не стоит здесь, перед нами, чтобы мы могли прочесть его мысли? Может быть, девантары хотят заманить нас в ловушку? Или ты собираешься сделать нас своим копьем, которое мы вонзим в спину девантаров, пока они зализывают раны? — поинтересовался Иссиня-черный, не спуская с него взгляда.

— Это известие передал Солайн, отец Талавайна, бывший мастером в Голубом чертоге, который долгие годы рисковал жизнью, служа при дворе бессмертного Аарона. Талавайн выше всяческих сомнений, братья, — заверил Золотой.

— А почему он тогда не здесь? — не отставал Иссиня-черный.

— Насколько я понял старого эльфа, Талавайн враждует с девантаром Иштой. Он хочет сделать что-то, что нанесет ей ущерб. Он вернулся на Дайю. Мы уже не можем связаться с ним. В его поступке, попытке передать нам известие я вижу доказательство его лояльности. Он пошел на риск быть обнаруженным девантарами, когда отправился к своему отцу Золотыми тропами, — Золотой чувствовал, что его загоняют все дальше и дальше в угол, с каждым словом все больше и больше злясь на Иссиня-черного. Он знал, что должен сохранять спокойствие, но больше всего ему хотелось вцепиться брату в глотку.

— Почему он не предстал перед нами? — упирался Иссиня-черный. — Ему есть что скрывать?

— Нет! — подал голос Дыхание Ночи. Он был почти невидим в тени своей ниши, где ярко светились лишь его небесно-голубые глаза. — Ясно же, что он опасался, что мы не отпустим его, если он придет к нам сам. Он последний оставшийся в живых мастер Голубого чертога. Последний посвященный в тайны, которые навеки утрачены. Талавайн не обманет нас. Впрочем, возможно, что девантары сделали его своим невольным посланником, потому что хотят расставить для нас ловушку. Их идея собраться за пределами Желтой башни кажется мне легкомысленной.

— В данный момент они не ощущают опасности, — произнес Изумрудно-зеленый, показавшийся вдруг расстроенным.

Золотой почувствовал, что его брат по гнезду, хоть и не хотел этой атаки, но чувствовал себя обязанным поделиться своими чувствами со всеми.

— Наше противостояние давно уже идет по одной и той же схеме, — продолжал Изумрудно-зеленый. — Сначала одна сторона наносит удар. Затем другая наносит контрудар. Атаки перемежаются. Последний удар нанесли мы. Теперь они готовят свой, тут я должен согласиться со своим пламенным братом. Кажется, они собираются нанести удар невиданной доселе силы. Удар, который закончит наш спор, поскольку будет ужасающе разрушителен.

— Вы слышите, братья, даже самый мирный из нас понял, чего стоит ожидать, — возликовал Пламенный.

— Наше положение очень простое, — теперь нужно выиграть голосование, подумал Золотой, не стараясь скрывать свои мысли от братьев. — Благодаря счастливой случайности у нас есть необычайная возможность уничтожить врагов. Врагов, которые, как мы знаем, собираются с целью подготовить наше уничтожение. Если мы не нанесем удар, то дадим им возможность нанести Альвенмарку невиданный ущерб. Давайте ударим таким образом, чтобы не подставиться, если это окажется ловушкой. Давайте откроем драконью тропу в Зелинунт, где нет звезды альвов. И пошлем на город и девантаров разрушительную струю пламени.

Мысли братьев смешались. За слова «разрушительная струя пламени» он получил кучу насмешек. Молчал только Пламенный. Золотой знал, что это не просто так, и насладился концертом их чувств, когда он пояснил, что имел в виду:

— Эту мысль зародил во мне способ плетения девантарами своих великих заклинаний. Вы знаете, что сила магии девантаров многократно приумножается, вносит новые нити в переплетение заклинаний. Возможно усилить и наше драконье дыхание, более того, превратить его во что-то совершенно иное, нежели мы знали до сих пор. Пламенный поддержал меня во время эксперимента. Результаты были поразительны! Если мы все свяжем свое пламя с помощью магии в один-единственный луч, это разрушит Зелинунт. Более того, возможно создать такое заклинание, которое позволит нам на века отравить долину, там останется холодное пламя, которое дети человеческие сначала не почувствуют, которое будет обжигать их кожу, как солнечные лучи, и наконец убьет, если они будут находиться под ним слишком долго. И даже тот, кто проведет лишь немного времени в месте, где действует в качестве невидимой силы холодное пламя, в будущем будет нести в себе яд, который медленно убьет его.

— Какой нам прок от такой вероломной смерти? — Приносящий Весну был в ужасе, и Золотой почувствовал, что кроме Иссиня-черного и Пламенного все братья не поддерживают такую идею.

— Братья, думайте о будущем! Мы создадим место причудливой красоты, место, равного которому не будет во всем мире детей человеческих. И это будет место, где погибли их боги. Я не хочу, чтобы там устроили место паломничества, где будут почитать мучеников. Место, где они будут черпать новые силы. Долина должна быть проклята. Ее должны избегать. Так и боги быстрее будут забыты, — Золотой почувствовал, что после этого последнего аргумента сопротивление его братьев стало ослабевать.

— А что мы будем делать, если девантаров там не будет? — спросил Дыхание Ночи. Против него теперь были только он и Приносящий Весну.

— Ты же знаешь, брат, если все девантары соберутся в одном месте, мы почувствуем это, — его план был безупречен. Золотой размышлял над ним не один день, взвешивал все возможности. — Если девантаров не будет в Зелинунте, мы тут же снова закроем драконью тропу. Мы ведь не хотим, чтобы они узнали о нашем оружии прежде срока.

— Но ты ведь знаешь, насколько смутно это чувство, брат! — резко заметил Дыхание Ночи. — В первую очередь, когда нас разделяет пропасть между мирами. Они могут находиться в любом месте в радиусе нескольких миль. Вряд ли разрушительный луч пламени сможет сохранить свою силу на большом расстоянии.

— Они должны находиться в радиусе ста шагов, — согласился Золотой. — Иначе луч пламени вряд ли убьет их. Нам придется послать драконника, который отметит для нас цель или подаст знак отступить, если девантары не придут.

— Полагаю, это тоже уже продумано, — в мыслях Дыхания Ночи отчетливо ощущалось недовольство. Зато остальные братья просто слушали его. Он почти убедил их.

— Не просто продумано. Я зачаровал плащ. Наш драконник должен отнести его в место, где соберутся бессмертные и девантары. Достаточно будет, если он приблизится к нему на сотню шагов. Если он наденет его красной шерстяной стороной вверх, значит, наши враги там. Если же мы увидим небесно-голубую подкладку, атаковать не будем. Мое заклинание сплетено так, что драконья тропа откроется прямо над плащом.

— Значит, избранный эльф тоже погибнет в пламени, — заметил Изумрудно-зеленый.

— Разве мы не идем на этот риск, посылая своих убийц на миссии? — отчужденно поинтересовался Золотой. Почему мы должны размышлять о судьбе одного-единственного эльфа? Ведь для этой цели мы и создавали драконников. Они должны были убивать и умирать на службе.

— И кого же из наших воинов ты обрек на погибель? — поинтересовался Красный.

Золотой чувствовал тревогу братьев. Никто не хотел приносить драконника в жертву ради миссии, выжить в которой у него не было ни малейшего шанса.

— Я думал о Гонвалоне. Он предал меня. Он первый драконник, обернувшийся против своего небесного змея. Он заслуживает смерти. Он не должен стать примером для остальных, — теперь Золотой почувствовал всеобщее одобрение. Как же все-таки предсказуемы братья. Лишь Дыхание Ночи смотрел на него с раздражением.

— Гонвалон уже не драконник, — заметил перворожденный. — Он не обязан идти, если мы пошлем его. Однажды он уже обернулся против тебя, брат, и я согласен, что это заслуживает сурового наказания. Но почему он должен подчиниться, когда ты уже не наставник ему?

— Поэтому мы дадим поручение Нандалее. Он пойдет за ней, как послушная собачка. Он пойдет за ней повсюду, куда бы она ни отправилась. И ты прекрасно знаешь, брат, что она — сущий яд для драконников. Она пробудила в Гонвалоне желание восстать. Благодаря Бидайн и Ливианне мне известно, что она ставит под вопрос наши приказы и…

— И, тем не менее, до сих пор она выполняла все наши приказы, — перебил ее Дыхание Ночи.

— Хочешь дождаться, пока она снова собьет с пути других? — спокойно поинтересовался Золотой, зная, что все остальные драконы на его стороне. — Мы пригрели на груди змею. Серебряная чаша открыла мне, что настанет день, когда она захочет твоей смерти, брат. А позволив ей выбрать Смертоносного, ты дал ей меч, опасный даже для нас.

Дыхание Ночи утратил самообладание. Он оскалился.

— Ты же знаешь, что серебряная чаша показывает лишь мрачные стороны будущего. Мы не имеем права доверять показанным в ней видениям.

Золотой почувствовал, что братья окончательно отвернулись от Дыхания Ночи.

— В наших силах позаботиться о том, чтобы это мрачное будущее никогда не настало. В этом случае это действительно просто. Давайте пошлем Гонвалона и Нандалее в качестве смертников и уничтожим девантаров.

Все согласились с этим предложением. Кроме Дыхания Ночи.

В тени Бычьих голов

Талавайн выпрямил спину, выходя из низкой стойки мечника, поклонился вымышленному противнику и плавным движением вложил меч в ножны. Он прекрасно сознавал, насколько смешно его боевое искусство по сравнению с драконниками, однако битва на равнине Куш показала, что он по-прежнему страшный противник для детей человеческих. Для его планов будет лучше, если он сумеет пробиться к Шайе, не проливая крови. Но Талавайн хотел быть готов ко всему.

Он провел рукой по рукоятке клинка. Оружие было первоклассным. Прощальный подарок отца. Он выпрямился и поглядел на север, на Бычьи головы. Странное название для высокой горной цепи, отделявшей восток Лувии от просторных степей Ишкуцы. Он прошел через звезду альвов далеко отсюда и долго двигался по одинокой равнине, изо всех сил стараясь избегать детей человеческих.

Карта Ровайна помогла ему найти дорогу. Талавайн изучал ее до тех пор, пока не научился воссоздавать ее перед мысленным взором, со всеми бесчисленными деталями, которые нарисовал его друг. Должно быть, Ровайн много путешествовал. Об этом он никогда не рассказывал.

Три дня тому назад Талавайн наткнулся на брошенную пастушью хижину и поселился там. Тяжело было идти по глубокому снегу. А ведь он не преодолел даже предгорий Бычьих голов. Он медленно переводил взгляд от вершины к вершине изломанной горной цепи и остановился на горе, своими отвесными склонами отдаленно напоминавшей башню. В тени ее находилась долина, где укрывался Дом Неба. Одинокий, почти недосягаемый.

Подъем туда будет трудным. Талавайн улыбнулся. Проведенные во дворце годы разнежили его. Нужно будет воспользоваться одиночеством, чтобы закалить свое тело и подготовить свою душу к тому, что будет ждать его там, высоко в горах. Времени еще предостаточно.

Иногда он думал о Первом писаре. Священнослужитель принес ему большую, хорошо выделанную звериную шкуру, чтобы, как они и договаривались, нарисовать на ней изображение божества. Но вместо этого Талавайн скопировал на нее карту Ровайна и бежал из Изатами. Туннель, ведущий в дом Ровайна, он тщательно засыпал землей, а в ночь бегства устроил в собственной лавке пожар, чтобы стереть все следы. Не было ли у Первого писаря неприятностей из-за того, что он поверил чужому художнику? Пергамент таких размеров и такого качества наверняка на вес золота. Но храм богат. Наверняка массивный Первый писарь уже сидит в каком-нибудь трактире в Зелинунте, уже найдя какой-нибудь другой подарок.

Праздник Жертвы приближался. Уже через шесть дней состоится собрание бессмертных и богов. Талавайн отбросил эти размышления прочь. Это уже не его бой. В душе снова возникли воспоминания о дворце Аарона в Акшу. О красивом домике с маленьким садиком, где он прожил так долго. Интересно, зацвела ли уже там вишня? На плодородных равнинах Арама климат гораздо мягче. Там уже наверняка настала весна. Но здесь, в горах, зима еще не скоро уступит свои права. Только вчера снег валил на протяжении нескольких часов.

Пока там, в долине, неподалеку от похожей на башню скалы, настанет весна и зацветет вишня, пройдут недели. У него будет еще много времени, чтобы подготовиться к освобождению Шайи.

Легкая задана

Нандалее уверенным шагом шла по пружинящему стволу березы, переброшенному через маленький горный ручей. Из-за таяния снегов воды было так много, что клокочущий белый поток доставал почти до ствола.

Спрыгнув с него, эльфийка оказалась на другом берегу. Оглянулась на Гонвалона, который пересек импровизированный мостик с такой же легкостью. Те почти шесть лун, проведенные с ним в горах сада Ядэ, развеяли ее предубеждения относительно эльфов, выросших во дворцах. По крайней мере, в отношении него. Он удивлял ее почти каждый день. Он умел приготовить очень вкусный ужин в глуши, имея в своем распоряжении лишь самые скромные продукты, знал, какие корешки и травы вкусны и где в горах их можно найти. Он был крепким и выносливым, так же, как и она. Она превосходила его только в качестве охотницы, несмотря на его почти пугающий талант подкрадываться незаметно.

Но в первую очередь он был внимательным спутником. Нандалее лишалась дара речи, думая о том, насколько хорошо он ее знает, как он с улыбкой встречает ее причуды и не устает разговаривать с ней у костра всю ночь напролет. Он столько всего повидал. Знал столько историй. Она отчетливо ощутила, с каким удовольствием он рассказывает о том времени, когда он был драконником. Сбрасывая с души груз своих мрачных поступков. Она никогда не выносила оценок, просто слушала. И лишь одно иногда задевало ее. Он был слишком хорошим любовником. Когда она спала с ним, то наслаждалась этим, а когда после этого иногда не могла уснуть и долго глядела в звездное небо, эльфийка то и дело спрашивала себя, сколько же женщин у него было до нее. На этот счет он молчал или же непринужденно отвечал, что она единственная, сумевшая довести его поиски идеальной любви до счастливого завершения.

Гонвалон уверенно перешел бурный ручей и вызывающе улыбнулся ей.

— Ты думала, у меня будет незапланированное купание, а ты предстанешь в качестве моей спасительницы, — как же хорошо он ее знает!

Вместе они продолжали путь. Нандалее наслаждалась прохладным чистым горным воздухом. Как же приятно было вдыхать его после сухой жары, царившей в саду Ядэ. Он напоминал о местах, где она провела детство. Густой ельник, росший слева на склоне, мог бы находиться и в Карандамоне. В тени, там, куда не проникало солнце, еще лежал снег.

В первый день в горах он построила для Гонвалона небольшой снежный домик, как часто поступала во время охоты. Они находились высоко в горах, на расстоянии более семидесяти миль от Зелинунта, где вышли из одной из мелких звезд альвов, чтобы не привлекать к себе внимания. Гонвалон провел ночь в домике, стуча зубами, практически без сна. При этом внутри было гораздо теплее, чем на склоне горы. Температура в снежном домике была вряд ли ниже точки замерзания, они были хорошо защищены от ветра. В ту ночь он все же проявил себя как настоящий неженка. Вспомнив об этом, Нандалее невольно улыбнулась. Еще долго можно будет дразнить его тем, как он мерз.

Они прошли мимо заброшенной стоянки. Один-единственный взгляд на пепел и уголья, черневшие внутри небольшого круга камней, сообщил Нандалее, что эту стоянку бросили еще до наступления зимы. В горах часто бывали дровосеки. Но в отличие от Нангога, они вели себя разумно и вырубали лишь примерно пятую часть деревьев. Не уничтожали целые площади, валили лишь отдельные деревья. Поэтому здесь оставалось достаточно корней, чтобы удержать землю, которую в противном случае непременно вымывал бы дождь и тающий снег, пока не остались бы лишь голые скалы. Значит, дети человеческие все же знают, как мудро обходиться с сокровищами природы.

— Оттуда, с гребня горы, должно быть видно и Зелинунт, — заявил Гонвалон, едва они добрались до края еловой рощи. — Поспорим, что дворцовый неженка окажется наверху быстрее, чем ты?

— Может быть, лет через пятьсот, если я преждевременно состарюсь и буду ходить с клюкой! — Она поглядела на склон. Он был довольно отвесным. Яркая весенняя трава, еще влажная от утренней росы, затруднит подъем. — Если я выиграю, ты будешь таскать мое одеяло, маленький котелок и припасы на протяжении двух следующих дней.

— Ты же знаешь, что мы, дворцовые неженки, очень плохие вьючные животные? В конце концов, ты сама захочешь забрать вещи, чтобы я мог выдерживать твой темп.

— Неужели я кажусь снисходительной? — с усмешкой поинтересовалась она. — И, кстати, если ты собираешься со мной спорить в таком деле, ты все же осел, — и с этими словами она бросилась бежать.

— Так нечестно! — крикнул он у нее за спиной, поспешно нагоняя ее.

В конце концов он выиграл гонку, опередив ее на десять шагов. Казалось, он летит над травой — настолько легко он взбегал по склону. Вздохнув, Нандалее села рядом с ним. Они отдыхали в нескольких шагах ниже по склону, чтобы их силуэты не были видны на фоне ясного утреннего неба.

Лодыжки горели, она с трудом переводила дух. Сегодня она просто не в форме. Ей было нехорошо уже сразу после подъема. Может быть, плохо переварилась какая-то травка, которыми они приправляли ужин.

— Осел совершенно забыл спросить, что ставила ты.

— Придумай что-нибудь, — пробормотала она, все еще тяжело дыша.

Что с ней такое — такая короткая пробежка так вывела ее из строя?

— После пяти дней, во время которых мы изучили все рецепты рагу из кролика — готовое, недоваренное, подгорелое, с парой еловых иголок или травок, которые не съест ни одна коза — я был бы рад, если бы сегодня мы поужинали чем-то, из чего не будут торчать кроличьи уши, — произнес Гонвалон, весело разглядывая ее.

— Что тебе не нравится в кроличьих ушах?

— Боюсь, нужно быть дворцовым неженкой, чтобы понять это, — он поцеловал ее в лоб. — Должно же быть что-то еще, что может подстрелить моя великая охотница.

«Легко ему говорить, — подумала она. — Он ведь не ходит на охоту».

В отношении дичи дети человеческие поступили не так умно, как с деревьями. Она ведь искала, но следов коз или каменных козлов, волков или медведей не находила. Не выжил никто крупнее кролика. Да и тех найти было тяжело.

— А дворцовые неженки едят белок?

— Подойдет все, что угодно — лишь бы без кроличьих ушей, — весело ответил он.

Она подумала, не поймать ли зайца и не отрезать ли ему просто уши, когда будет потрошить его. Нандалее была практически уверена в том, что Гонвалон не заметит разницы, если она будет жарить мелко нарезанное мясо.

— Ладно, давай посмотрим на город, — Гонвалон преодолел последний отрезок до вершины.

Она хотела последовать за ним, когда ее скрутила судорога. Ощущение было такое, словно что-то вцепилось в нее. Она прижала обе руки к животу, пыталась дышать поверхностно и побороть боль, когда она исчезла так же внезапно, как и появилась.

Нандалее вся покрылась холодным потом. Что это было?

— Все в порядке? — Гонвалон, пригнувшись, вернулся к ней. — Что стряслось?

— Ногу судорогой свело, — выдавила она. — Сейчас пройдет.

Он опустился на колени рядом с ней.

— Какая нога?

— Левая.

Он привычным движением помог ей вытянуть мышцы, помассировал лодыжку.

— Лучше?

Она кивнула, расстроившись из-за того, что обманула его. Он бы так никогда не поступил.

— Пойдем, он действительно красив, — он поддержал ее, и вместе они преодолели последний отрезок склона и спрятались, чтобы остаться невидимыми для возможных наблюдателей из долины.

Вид открывался головокружительный. Зелинунт поистине заслужил название «Белый город». Все здания были выстроены из мрамора: дворцы, храмы, жилые дома, акведук — абсолютно все. Город раскинулся в долине, сверкающий, как недавно выпавший снег. Здесь не было простых безыскусных домов, только роскошные строения. Между ними вились улицы, похожие на больших черных змей, словно гранитные плиты, из которых они были выложены, отполировали. Однако одна улица отличалась от всех остальных. Она, как и стены дворцов, была выложена белым мрамором. Наверняка эта дорога была предназначена только для правителей.

Куда бы ни бросила взгляд Нандалее, все, что попадало в ее поле зрения, было совершенной формы. Даже на тех немногих крышах, которые были сделаны не так роскошно — вместо мрамора были выложены черепицей теплого оранжевого цвета, фронтоны сверкали золотом. Эльфийка увидела золото не только там. На некоторых площадях и рядом с колодцами, питаемыми от акведука, возвышались огромные статуи из благородного металла, изображавшие правителей, боевые сцены, а также морских животных и нимф.

— Действительно красиво для людей, — признала она. — Возможно, они запретят нам входить в город в таких грязных сапогах.

— В качестве охотников мы наверняка не будем выделяться, — Гонвалон указал на длинные ряды палаток, разбитых к западу от города. За ними расположились огороженные выгоны, где стоял скот. — Там завтра будут готовить еду.

Нандалее задумалась, каким путем лучше всего попасть в город. Повсюду патрулировали стражники в бронзовых доспехах, с белыми плюмажами на шлемах и в длинных белых плащах. Такие оборванцы, как они оба, наверняка будут нежеланными гостями на завтрашнем празднике Жертвы.

— В красивом плаще, который дал мне Дыхание Ночи, меня наверняка не пропустят, — поразительно безэмоциональным голосом произнес Гонвалон.

— Они примут тебя за вора, в таком-то виде. Не понимаю, зачем он дал мне тебя в провожатые. Мы оделись в такие оборванные одежды, а потом у тебя в рюкзаке находится плащ, который среди детей человеческих достойны носить принцы. В этом нет смысла. Лучше просто выбрось его.

— Я бы с удовольствием, — он казался подавленным. — Но пренебрегать подарками небесных змеев — плохая идея. Особенно когда они и так тебя не жалуют.

Нандалее решила не развивать эту тему. Ведь плащ надежно спрятан в его рюкзаке. Никаких неприятностей не будет.

— Спустимся, поглядим на город поближе? — Она указала на склон за их спиной. — Кажется, там, внизу, проходит дорога, которой пользовались в прошлом году охотники и дровосеки, — она оглянулась на мирный горный пейзаж, раскинувшийся за их спиной. Ни один возведенный город не мог сравниться с красотой первозданной природы. Нандалее была рада, что Дыхание Ночи поручил им такую легкую миссию и что Гонвалону разрешили сопровождать ее, несмотря на то что он больше не драконник. Наконец-то ей дали задание, не связанное со смертью и уничтожением.

Она снова поползла по склону, а затем выпрямилась. Гонвалон последовал за ней. Внезапно он притянул ее к себе и поцеловал.

— Я люблю тебя! — произнес он, переводя дух и отпуская ее. Он говорил с такой страстью, что при других обстоятельствах это прозвучало бы похоже на отчаянные слова прощания.

Завещание Шайи

Едва она вошла, как по лицу матери матерей Шайя поняла, что на душе у той лежит какой-то камень. Титул верховной жрицы в Доме Неба не очень подходил юной священнослужительнице, стоявшей перед ней. Кара старалась не смотреть ей в глаза.

— Пришло известие от бессмертного Лабарны, — тихо произнесла она. — Речь идет о… — Она отступила на шаг. — Речь идет о твоем убийстве.

Несмотря на такую тему разговора, Шайя невольно улыбнулась.

— Моем убийстве? Кажется, тебе не хватает внутреннего настроя для того, чтобы командовать этим монастырем. Я приношу себя в жертву стране. Это… — Теперь голос прервался и у нее. Она подчинилась своей судьбе, приняла отсутствие выхода. Но говорить об этом в открытую — это совсем другое дело.

Она потянула длинную золотую цепь, мешавшую ей покинуть комнату, погладила звенья. Было что-то успокаивающее в том, чтобы почувствовать холодный гладкий металл.

— Это моя вина, — произнесла молодая толстощекая женщина. — Я не отнеслась всерьез к письмам храмового писаря из Изатами. Он постоянно рассуждал о том, как необдуманно выбрано время для ритуала жертвоприношения. Я никогда не думала, что это может на что-то повлиять! Лабарна очень чтит традиции. Он не станет изменять так просто древний ритуал.

Шайя ничего не понимала.

— О чем ты говоришь?

— Твое жертвоприношение. Этот день настал бы тогда, когда зацвела бы вишня в нашем саду. Так было всегда, если принцесса не понесла ребенка после Небесной свадьбы. Но этот жрец решил, что это слишком поздно для ритуала плодородия, поскольку к тому моменту, как цветение начнется у нас, почти во всем королевстве оно уже закончится. Я игнорировала его, не отвечала на глиняные таблички, которые он присылал… — Кара не могла говорить. По щекам у нее бежали слезы.

— Да что случилось-то?

— Этот храмовый писарь, должно быть, обратился к Лабарне. Час назад посланник передал мне приказ бессмертного. С этого года и вовеки мы больше не будем руководствоваться цветением нашего дерева. У меня приказ передать тебя в руки твоей судьбы в полуденный час в день праздника Жертвы. Он прислал с посланником воинов, которые должны убедиться в том, что его приказ выполнен.

Шайя подошла к окну, открыла его и оглядела большой монастырский сад. Утро было холодным. В живых изгородях гнездился иней, еще даже не весь снег растаял. Шайя отчетливо видела большую вишню. Пройдет еще не одна неделя, прежде чем она зацветет.

— Когда же праздник Жертвы?

Мать матерей ответила настолько тихо, что Шайя не услышала ее.

— Когда?

— Завтра, — слово было произнесено шепотом, но Шайю оно поразило, как удар грома.

Завтра! Она думала, что готова к смерти, но то, что от того краткого отрезка жизни, который ей оставался, украли несколько недель, наполнило ее жгучим гневом. И одновременно лишило сил.

— Завтра, — громко произнесла она, словно произнося его, могла лишить это слово ужаса. С тех пор, как отец призвал ее к Кочующему двору, чтобы выдать замуж, жизнь ее была наполнена вопиющей несправедливостью. Этот последний удар отлично вписывался в длинный перечень жестокостей, которыми одарила ее судьба. Она выпрямила спину, встала прямо, борясь с подступившим к горлу комком. Она воительница, это единственное, что у нее нельзя было отнять. Она не станет плакать и жаловаться. Она примет свою судьбу.

— Пусть принесут влажные глиняные дощечки, Кара.

— Ты хочешь продолжить работу? В свой последний день?

— Мы не сможем закончить книгу, но, по крайней мере, я смогу объяснить тебе все самое важное по поводу мандрагоры. Это сильное целебное растение. Нужно закончить хотя бы эту главу. И еще кое-что. Мне хотелось бы, чтобы мое имя не было связано с этой книгой.

— Так не пойдет, — Кара казалась расстроенной. — Ведь в ней практически полностью твои знания…

— Нет, — перебила ее Шайя. — Я не работала над ними так, как ты над своими знаниями о травах и целительстве. Это был подарок. И поэтому теперь это мой подарок тебе. Кроме того, ты должна мыслить прагматично. Какой ценностью будет обладать подобная книга, вышедшая из-под грифеля принцессы-варвара? Жрецы засмеют ее. Никто не станет копировать и распространять ее. Через пару лет она будет забыта. Но если же книга будет написана матерью матерей, то станет священной книгой, пронизанной благословенной мудростью, — Шайя негромко, почти радостно рассмеялась. — Давай сыграем с узколобыми жрецами и целителями такую шутку. Заставим их изучать завещание принцессы из Ишкуцы.

Кара скептично посмотрела на нее. Шайя знала, что она слишком честна для каких бы то ни было обманов, поэтому быстро продолжила:

— Умолчать о чем-то — это не ложь, подруга моя. И помни о том, что именно ты все это записала. Так что это действительно твоя книга. Таково мое последнее желание. Ты ведь не откажешь в последней просьбе обреченной на смерть?

Глаза жрицы наполнились слезами. Наконец она кивнула.

— Я принесу дощечки, — тихо сказала она и вышла из комнаты.

Шайя снова подошла к окну. Ей нравилось смотреть на большую долину. На протяжении последних недель этот вид успокаивал ее. Она глубоко вдыхала обжигающе холодный воздух отступающей зимы. Смотрела на отвесную скалу, возвышавшуюся над долиной, словно огромная башня. Ветер поднимал у вершины вихри. Она думала о Шен И Мяо Шоу, целителе с Шелковой реки, которого ее отец призвал почти год тому назад к Кочующему двору, чтобы восстановить ее девственность. В ночь своей смерти он подарил ей свои знания о целительстве. То была зачарованная ночь, и до сегодняшнего дня она не могла объяснить себе, каким образом это произошло. Да она и не хотела точно знать это, ибо каждая открытая тайна лишала этот мир еще толики очарования.

В коридоре послышались шаги Кары. Она внесла поднос, на котором лежало несколько глиняных дощечек, и поставила его на стол в центре комнаты.

— Ты готова?

Мать матерей вынула из висевшего у нее на поясе футляра один из двух лежавших там грифелей из слоновьей кости.

— Давай закончим твое завещание.

Ее торжественность тронула Шайю. Она не могла смотреть на нее, в противном случае заразилась бы печалью, против которой жрица, ставшая ее подругой, даже не пыталась бороться.

Шайя отвернулась, поглядела на далекую вершину, вокруг которой бушевали ветра, и негромко заговорила.

— Корень мандрагоры пронизан магией и обладает большой целительной силой. По форме он похож на человеческое тело. Листья неприметные. Он произрастает лишь в тенистых местах лесов. Чтобы найти его, нужно идти днем, но собирать его лучше всего в яркую лунную ночь. Тот, кто обнаружит корень мандрагоры днем, должен обвязать его красной ниткой. Нитка свяжет его магию. Если не сделать этого, корень уползет и ночью его будет уже не найти.

«Жаль, что я не корень мандрагоры, — подумала Шайя, — и не могу просто уползти прочь».

Руки ее сжали подоконник. С трудом поборола сладкую боль в груди.

«Что за детские мысли», — обругала она себя.

А затем спокойно продолжила рассказ о мандрагоре, которая, если ее правильно применять, может одолеть столь многие болезни.

Бокал вина

Ивар не выносил эти чертовы горы. И терпеть не мог ходить через пропасть между мирами. Он был бессмертным Друсны, и вот теперь именно он оказался в Валесии, стране, правители которой лишили его остатков гордости. Здесь все об этом знают! Если бы было возможно, он даже не показывался бы перед своим шатром и не подставлялся бы под их язвительные взгляды.

Всякий раз, мысленно возвращаясь назад, он не мог толком сказать, когда началась его беда. Может быть, он позволил спровоцировать себя на войну? На границе между Валесией и Друсной всегда бывали стычки: угон скота, мелкие разбои и потасовки. И правила этой игры изменил Аркуменна. В сражения втягивалось все больше и больше воинов, и Аркуменна всегда побеждал. Раньше такого не бывало. Наконец у Ивара не осталось выбора, кроме как согласиться на мир, во время которого его империю грабили еще безжалостнее, чем во время военных походов. Он кормил рабочих, строивших этот проклятый Белый город, в котором завтра у них должен быть праздник. Он не хотел приезжать сюда, но пришлось. Великий медведь, его девантар, был совершенно категоричен в вопросе присутствия на празднике.

Пальцы Ивара барабанили по маленькой стеклянной бутылочке, которую только что принес ему Аркуменна. Теперь он должен отравить самого популярного человека в королевстве, капитана его лейб-гвардии, Володи из Трех Дубов. Имя Володи знал каждый друсниец, стар и млад. Он первым за многие годы победил валесийцев.

«Но он не ходил против Аркуменны», — кисло подумал Ивар.

Победы Володи не считаются! Проклятый, мнимый герой. Бессмертному уже надоело видеть его рядом каждый день. Смотреть на то, как он становится светочем для всех при дворе.

Ивар провел рукой по камзолу. Он растолстел, это верно. Но знал, как согнать жирок. Нужно уйти в леса, когда все это закончится. Просто жить. Охотиться, разговаривать с людьми в полях. Он знает, что понравится его подданным. Только сначала должен исчезнуть Володи. Он украл в их сердцах место, которое должно принадлежать только ему, бессмертному.

Ивар откупорил бутылочку и вылил ее в кувшин с вином, в котором помещался один бокал вина. С любопытством принюхался к вину. Хорошее, тягучее вино с Эгильских островов. Пахнет фруктами. Ничего необычного. Аркуменна объяснял ему, что яд подействует только через несколько часов. Володи спокойно уснет, а эту проклятую ведьму из Цапоте задушат. Потом, ночью, Аркуменна уберет оба трупа.

Поскольку валесийцы тоже жаждали смерти Володи, после его смерти они будут собирать вдвое меньше дани. Ивар может считать это успехом. Его подданные снова полюбят его, потому что каждому будет легче, если его избавят от части ноши. Тогда этого проклятого Володи и его ведьму скоро забудут.

Он еще раз качнул кувшин. Аркуменна сказал, что яд достаточно силен, чтобы с его помощью убить двух быков. Этого должно хватить.

— Стража! — громко крикнул он. — Позовите мне капитана. Мне нужно кое-что с ним обсудить.

Ивар поставил бокал на стол, а рядом — золотой кубок, такой же, каким пользовался сам, наполнил его из кувшина. Этому недоумку Володи наверняка будет лестно выпить из такого же золотого бокала, как и его бессмертный. Затем взял свой собственный бокал для вина, поставил его в самом конце длинного стола, занимавшего большую часть шатра. Далеко-далеко от бокала с ядом.

— Великий? — Володи просто вошел в шатер. Любой другой подождал бы снаружи, пока его не позовут. Как же он ненавидел этого негодяя! Иметь его рядом с собой при дворе целую половину зимы было сущей мукой!

По шатру промчался порыв ледяного ветра. Нужно было проводить собрание летом. Ивар опустился в свое большое деревянное кресло с высокой спинкой. Он слегка заскрипел под его весом. Раньше такого не бывало.

— Господин?

Совершенно в духе Володи — приставать к нему! К нему, к бессмертному.

— Цапотцы уже прибыли?

— Нет, великий. Только что прибыл бессмертный с Плавучих островов, вместе со свитой. Цапотцев все еще нет. Но завтра они наверняка будут здесь.

— Что вселяет в тебя такую уверенность, Володи?

— Боги хотели, чтобы мы собрались здесь, великий. Никто не осмелится бросить вызов богам. Даже чертовы слуги змей.

— Твоя жена ведь тоже из этого отродья жрецов, не так ли?

Лицо Володи омрачилось. Взгляд посуровел.

— Она другая, — решительно произнес он.

— Мне донесли, что она убивает черных кур.

— Черных петухов, господин.

Ивар прищелкнул языком.

— М-да, женщины и их причуды. Без них мир был бы более скучным и тихим, — он потянулся к своему бокалу. Тяжелое золото приятно холодило руку. — Выпей со мной, Володи. За женщин.

По лицу капитана он видел, что у того нет желания пировать с ним. Но не сделать этого стало бы большим оскорблением.

— За женщин! — Володи торжественно поднял бокал и залпом осушил до дна.

Достаточно ли этого? Лучше больше. Володи парень крепкий. Он не должен пережить это ни в коем случае.

— Ты ни разу не проиграл битву, верно? Ты можешь победить Аркуменну?

— Если будет достаточно ребят — наверняка!

Омерзительно, какое самомнение.

— Ты пошел бы ради меня в битву против Аркуменны?

— Я только этого и хочу, великий, — восхищенно заявил капитан. — Настало время сбросить валесийское иго!

— Летом, Володи. Летом! Выпьем за это. За свободу Друсны!

— За свободу Друсны! — воодушевленно подхватил тост Володи. И на этот раз осушил бокал до дна.

«Хорошо, — подумал Ивар. — Очень хорошо!»

— Не буду больше отвлекать тебя от обязанностей, капитан. Прошу немедленно известить меня, как только появятся цапотцы. Я хотел бы на это посмотреть.

Капитан неуклюже поклонился и вышел из шатра.

— Прощай, глупец, — негромко произнес Ивар и расхохотался. — Вот опять великий человек стал жертвой вина, — он представил себе, как этой ночью Володи просто уснет и не проснется. Какой жалкий конец для великого воина.

Справедливость бессмертного

Аарон вышел из большого красного шатра и окинул взглядом роскошный лагерь, простиравшийся вдоль реки больше чем на милю. У берега стояли сотни лодок, и постоянно причаливали новые. Только час назад прибыл бессмертный Плавучих островов, с целым флотом сверкающих катамаранов. Над каждой двухкорпусной лодкой на обоих форштевнях возвышались две звериные головы. Серые цапли, пара акул, различные ящерицы, которых Аарон никогда прежде не видел, — ни одна лодка не походила на другую.

Теперь островитяне разбивали лагерь. Они сооружали хижины из тростниковых циновок, которые привезли с собой. Несколько высоких воинов смотрели на него. Похоже, заметили его взгляды. У них были татуированные лица. На орехово-коричневой коже красовались темно-синие узоры.

Аарон помахал им рукой. Выглядели они устрашающе. Во время завтрашнего большого парада они наверняка вызовут немалый переполох.

— Бессмертный, на два слова!

Аарон узнал бы этот голос из сотни, сильный, но несколько резковатый. Голос его совести, постоянно напоминавший ему о том, что он старался отодвинуть подальше. И принадлежал он Матаану. Вздохнув, Артакс обернулся. Матаан оправился за зиму. Однако по-прежнему оставался тенью прежнего себя. Статный воин превратился в худощавого мужчину. В бороде появились седые пряди, глаза глубоко ввалились в темные глазницы. Лоб избороздили глубокие морщины.

— Нам нужно поговорить о некоторых происшествиях в лагере. Какой-то глупый конюший накормил лошадей мокрым клевером. Теперь у половины из них колики. Ты бы их видел! Жалкое зрелище. Они бросаются на землю и извиваются от боли, некоторые пытаются лягнуть себя в живот. Нам придется отказаться от многих колесниц, предназначенных для завтрашнего парада. Что сделать с конюшим? Он нанес тяжкий ущерб репутации Арама! Нужно зашить его в мешок и бросить в реку.

Артакс вздохнул. Он очень редко подписывал смертный приговор.

— А что насчет шталмейстеров? Разве на них не лежит часть вины? Почему они не проследили, какой корм дают лошадям?

— Они тоже совершили ошибку, — согласился Матаан. — Какое наказание ты предлагаешь?

— Разве недостаточно им того, что теперь приходится заботиться о больных лошадях?

Матаан закатил газа.

— Так не пойдет! У совершенных ошибок должны быть последствия, иначе никто не будет ничего делать.

— Но разве не лучше награждать за успехи, нежели карать за ошибки? — Они уже спорили на эту тему. У Матаана была склонность скорее наказывать, нежели награждать. Может быть, потому что он чувствовал себя наказанным жизнью после тяжелого ранения.

Приближалась боевая колесница, на передке которой красовался большой золотой орел с расправленными крыльями. Должно быть, это Ансур Валесийский, их хозяин. Артакс просил его съездить с ним в Белый город, чтобы осмотреть место, где завтра соберутся бессмертные. До сих пор правитель еще не пускал гостей в новый город, отговариваясь необходимостью завершить последние приготовления.

Артакс знал, что Долгорукий, божественный кузнец, прибыл в город, чтобы лично подготовить зал, где соберутся бессмертные. Артакс хотел знать, что его ждет. Ему не нравилась вся эта таинственность.

Он еще раз обернулся к Матаану.

— Конюший получит десять ударов розгами по пяткам, а каждый шталмейстер по пять, потому что они пренебрегли своими обязанностями. Если подобное повторится, один из них будет брошен в яму со львами при дворце Акшу, — он говорил не совсем всерьез. С тех пор, как он стал правителем, подобных казней не бывало. Только один несчастный случай, когда обитательница его гарема, Айя, совершила самоубийство, прыгнув в яму со львами. Вспомнив о ее гибели, Артакс загрустил. Айя была одной из тех, кто разделил с ним первую ночь после того, как он стал бессмертным. Возможно, она надеялась стать после того одной из фавориток. Но он оттолкнул ее и поэтому отчасти чувствовал себя виноватым в ее смерти.

— Вы слишком мягкосердечны, бессмертный, — с досадой проворчал Матаан. — Без наказаний не будет никакого порядка. Вот увидите.

— Я подумаю о твоем упреке, Матаан. А теперь пусть исполнят приговор, который мы с тобой обсудили, — Артакс помахал рукой колеснице, которую велел запрячь, и сел в нее.

Насколько ему было известно, им предстояла езда по узкой дороге, выбитой в отвесной скале. Он взял в руки короткую плеть, торчавшую сбоку колесницы в колчане, и щелкнул ею по головам обоих белых жеребцов. Колесница рывком тронулась с места. Бессмертный радовался возможности на пару часов улизнуть из лагеря у реки. Пока еще правители семи великих империй были далеки от того, чтобы совершать поступки вместе. Палаточный городок был скорее место, где интриги и предательство чувствовали себя гораздо лучше, чем дружба.

Любовь последнего дня

Гонвалону приходилось сдерживаться, чтобы не слишком пялиться на нее. Она была так прекрасна, даже в этой оборванной одежде. Ее манера двигаться, ее кошачья грация, легкая насмешливая улыбка, всегда игравшая на ее губах. Он так хорошо ее знал. За удар сердца до того, как она делала это, он знал, что сейчас она запрокинет голову, чтобы убрать с лица непокорные волосы. Ей стоило бы заплетать их, носить обруч или вообще отрезать. Ничего подобного она не делала. Она любила свои длинные волосы, в которых играл ветер. И никому не позволяла обуздать себя. Даже волосам.

— Почему ты так на меня смотришь?

Он знал, что отговорки не пройдут. И, несмотря на это, указал на стоявшее у нее за спиной большое, поддерживаемое колоннами здание.

— Интересно выглядит, правда? Интересно, что это такое? Еще один храм?

— Ты смотрел совсем не туда. Ты смотрел на меня.

Он улыбнулся открыто, решив насладиться мгновением.

— Да, — признался он. — В принципе, все эти дворцы и храмы меня не интересуют. Я мог бы смотреть на тебя вечно, до скончания дней.

— Я запомню! — В глазах ее сверкнула хитрая искорка. — Через век или два я тебе об этом напомню. Тебе следовало бы думать, прежде чем говорить такие вещи.

— А вот и нет, — ответил он, мысленно хлопнув себя по губам. Что он говорит! Нельзя, чтобы она заметила! С тех пор, как за три дня до отъезда, его вызвал к себе Темный, чтобы сказать ему, что произойдет, он притворялся. Гонвалон старался вести себя как можно более непринужденно, пытался наслаждаться каждым мигом, при этом прекрасно зная, что совсем скоро упадет последняя песчинка в горлышко песочных часов. — Мне не нужно думать об этом, я это знаю. Я ни капли не сомневаюсь в том, что моя любовь будет принадлежать тебе до скончания дней.

Гонвалон почувствовал, что она начинает подозревать. Ее взгляд изменился, стал вопросительным.

— Ты переживаешь из-за того, кто мы, Гонвалон? Потому что наша работа — пляска со смертью? Ты не уверен, что мы будем живы через двести лет.

— Я каждый день проживаю с тобой, как последний, — он поглядел на небо. Им потребовалось много времени, чтобы спуститься в долину. Полдень давно миновал. Завтра в это время… Он отбросил эту мысль прочь.

Нандалее бросила на него расстроенный взгляд.

— Почему так мрачно?

— Да нет же. Просто ты разгадала мой рецепт, как можно сделать любовь бессмертной. Ей неведомо слово завтра. Она живет от мгновения к мгновению. Самодостаточна и не несет ни груза прошлого, ни будущего. Это любовь последнего дня. Она обладает особой сладостью, как последние виноградинки, которые собирают с ветвей осенью.

Нандалее покачала головой.

— И особой меланхолией. Так любовь жить не может. Прекрати это! Понял? С завтрашнего дня будут действовать другие правила!

Гонвалон торжественно положил руку на сердце.

— Обещаю, красавица моя, — какое же облегчение — наконец покончить с враньем.

За их спинами раздался звук рога. По широкой красивой улице неслись всадники, разгоняя немногих зевак. Гонвалон оттащил Нандалее в сторону.

— Давай уйдем, — прошептал он. Но та лишь покачала головой. Иногда она слишком любопытна! Разумнее было бы прийти только после заката, когда даже белый Зелинунт погружается в тени, и они привлекут к себе меньше внимания. Но он не сумел переспорить сгоравшую от нетерпения Нандалее. Да какая здесь может быть опасность? Впрочем, есть одна: быть выброшенными за ворота, как чернь.

Пробраться сюда было тяжело, но когда они оказались в городе, на них никто не обращал внимания. Повсюду проводились последние работы, развешивались гирлянды цветов или завершали мелкий ремонт. Никто не обращал внимания на двух светловолосых охотников, бродивших по городу. Несмотря на то что все дороги к городу строго охранялись, в самом Зелинунте воинов почти не было.

Гонвалону доводилось слышать, что лагерь, где сейчас расположились бессмертные, находится в нескольких милях от города, на реке. Только завтра они войдут в город, во время большого парада. Перед воротами города собралась и дворцовая гвардия. Этого места лучше избегать в любом случае. И как только они выяснят, где завтра встречаются боги и бессмертные, они покинут Зелинунт. Он хотел побыть наедине с Нандалее. В последний раз.

Мимо проскакала группа воинов в белых и золотистых одеждах. Один из них снова протрубил в рог. Это был протяжный торжественный тон, сопровождаемый резким металлическим стуком копыт о мраморные плиты, которыми был выложен бульвар. Из-под копыт летели искры. Воины мрачно оглядывались по сторонам, трое обратили внимание на них одновременно. Они развернули коней и медленно стали приближаться к ним.

Гонвалон догадывался, в чем дело. Они вдвоем были единственными вооруженными людьми в округе, несмотря на то что тетивы с луков были сняты, а само оружие висело за плечами.

— Что вы здесь делаете? — В голосе всадника слышалось презрение. Светлая угловатая борода придавала его лицу суровости. Глаза были скрыты в тени бронзового шлема, на котором развевались длинные белые перья.

— Осматриваем красивый город, — Нандалее умела заставить свой голос звучать совершенно невинно. Тот, кто видел и слышал ее, никогда бы не заподозрил, что перед ним стоит убийца, способная прикончить трех воинов, рассматривавших ее, в течение шести ударов сердца.

— Это ведь не запрещено, правда? — не менее невинно поинтересовался Гонвалон.

Воин покачал головой, увидев подобное проявление глупости.

— Сейчас вы уберетесь отсюда. А если завтра решите прийти сюда снова, то будете чистыми и опрятно одетыми людьми. Таких оборванцев, как вы, бессмертный Ансур в Белом городе не потерпит. Вы…

С ближайшей крыши зазвучали звонкие фанфары, и в конце бульвара показались шесть колесниц. Две первые были оббиты золотом, колесничие — одеты в белые и пурпурные одежды. За ними возвышались золотые штандарты. Орел с расправленными крыльями и крылатый солнечный диск.

— Нам нужно уходить, немедленно! — настойчиво произнес Гонвалон. Почему оба бессмертных приехали уже сегодня? Они должны были появиться только завтра. А там, где бессмертные, и девантары недалеко. С одеждой они явно просчитались. Но кто мог знать, какие здесь царят порядки. В любом другом городе Дайи на улицах было полно таких оборванцев, как они, многие выглядели даже хуже. Там они просто затерялись бы в толпе.

Нандалее удержала его.

— Давай посмотрим, куда они направятся. Они приведут нас к месту, которое мы ищем. Ты тоже узнал мужчину под крылатым солнцем?

Конечно же, он узнал воинственного короля с окладистой черной бородой. Они ведь уже дважды встречались с Аароном, бессмертным Арама, хоть он оба раза и был одет не так торжественно, как сегодня. Он и второй бессмертный проехали на колесницах всего в пяти шагах от них. Гонвалон опустил голову, чтобы его не узнали. Нандалее поспешно поступила так же, но оба правителя лишь на миг поглядели в их сторону.

Бессмертные направлялись к тому зданию, которое приметил Гонвалон. Круглое, с золотым куполом на мраморных колоннах высотой в двадцать шагов, — оно возвышалось над всеми остальными окрестными зданиями. Крышу поддерживал настоящий лес колонн, закрывая обзор внутренних помещений. Гонвалон прикинул, что строение насчитывает шагов сто в диаметре. В принципе, он видел в городе дворцы и храмы побольше, но только это строение было круглым.

— Кто это? И куда они направляются? — спросила Нандалее воина, по-прежнему глядевшего на них с раздражением. Гонвалон вздохнул про себя. Нужно было убираться немедленно. Он знал, что она притворяется, чтобы получить последнее подтверждение, что там, впереди, соберутся бессмертные, но сейчас им нельзя было здесь больше находиться. Только не на виду у бессмертных. Существовала лишь горстка детей человеческих, способных их опознать, и именно один из них объявился уже сегодня! Вот же не повезло!

— Вы не знаете собственного правителя? — ответил на вопрос Нандалее воин. — Слева вы видите Ансура, бессмертного Валесии, а рядом с ним едет Аарон, бессмертный Арама, — всадник произнес это с таким волнением, словно те были живыми богами, не узнать которых было сущим кощунством.

Правители придержали скакунов, спешились с колесниц и стали подниматься по ступеням круглого здания.

— А это чертог бессмертных, — гордо продолжал всадник. — Место, где завтра в полдень люди и боги заключат пакт, чтобы победить демонов, которые принесли в наш мир столько несчастья. А теперь убирайтесь. И помните о том, что я сказал. Не думаю, что вы еще когда-либо увидите двух бессмертных настолько близко.

— Спасибо, господин, — почтительно произнес Гонвалон, чтобы закончить разговор, и потащил Нандалее за собой. — Давай поскорее убираться отсюда, — прошипел он, как только всадник оказался за пределами слышимости. — Туда, в боковую улицу, живо.

— Аарон не мог нас узнать, — Нандалее сохраняла полное спокойствие. Ему казалось, что она слишком расслаблена. Нельзя будить подозрение бессмертных. Только не сегодня! Она ведь не знает, о чем идет речь.

— В Нангоге у нас были шлемы, когда мы проходили мимо Аарона. Он нас не вспомнит.

— А в кристаллической пещере? — напомнил Гонвалон. — Тогда на нас не было шлемов. И ты отрубила руку одному из его телохранителей. Такое не забывается. Он был на расстоянии шагов пяти от нас и смотрел в нашу сторону!

Наполовину спрятавшись в колоннаде, у входа в боковую улицу, Гонвалон бросил последний взгляд на обоих правителей, остановившихся на верхней ступени перед Чертогом бессмертных. У эльфа возникло чувство, что Ансур смотрит ему прямо в глаза. Только что, когда они проезжали мимо на колеснице, правитель бросил на них с Нандалее полный ненависти взгляд.

Ансур был стройным, не слишком высоким мужчиной с узким лицом. Его черные волосы густо пронизывало серебро, но серые глаза горели юношеским задором. Не считая этих глаз, самым приметным признаком была выпуклая черная родинка прямо над верхней губой. Его лицо могло бы быть лицом ученого, если бы не этот взгляд. Этот человек способен идти по трупам, добиваясь своих целей.

И они навлекли на себя его гнев.

План богов

Артакс заметил, что Ансур смотрит на двух оборванцев, которые и ему бросились в глаза по пути к Чертогу бессмертных.

— Что-то не так, друг мой?

— Этих двоих не должно было быть здесь.

В голосе Ансура слышался гнев, показавшийся Артаксу неуместным. Ведь ничего нет странного в том, что на тебя смотрят. Ему самому безбородый охотник с длинными светлыми волосами, опустивший голову последним, показался поразительно знакомым. Он чем-то напомнил ему Датамеса, хоть лицо было совсем другим.

Ансур подозвал одного из стражей, стоявших у подножия лестницы.

— Там, сзади… — Он запнулся. Фигуры исчезли. — Там, сзади, стояли два бродяги, оборванца. Возьми парочку людей, разыщи их и позаботься о том, чтобы им больше никогда не пришло в голову войти в Зелинунт.

Воин отдал честь, бросился вниз по лестнице, сел на коня.

— А что не так с теми двумя?

— Тот, кто входит в Белый город, должен одеться как подобает. Я не потерплю здесь оборванцев! Это место совершенства. Для меня загадка, как они вообще сумели сюда пробраться, — внезапно Ансур снова улыбнулся. — Извини. Иногда я слишком увлекаюсь деталями, друг мой. Я хотел рассказать тебе о тайнах Зелинунта. Мне повезло, и я сумел увлечь своими планами Долгорукого. Он давал мне советы по строительству и помогал по-всякому. Смотри, при всей красоте долины, в ней есть тайный изъян. Иногда скала дрожит.

— Что? — Артакс недоуменно уставился на бессмертного. Перед глазами тут же встал разрушенный Золотой город. — Ты должен был сказать мне раньше…

— Не тревожься, брат, — Ансур успокаивающе поднял руки. — Зелинунт безопасен, ибо здесь есть второй, потайной город. Поскольку вода в здешних горных источниках горька, мы используем акведук только для того, чтобы питать фонтаны. А питьевую воду собираем в огромные резервуары. На них выстроен весь город. Вместо обычных фундаментов здания стоят на массивных сваях, поднимающихся из воды. Они защищены от землетрясения. Ты наверняка заметил, что некоторые кварталы Золотого города меньше пострадали от катастрофы, чем другие. Они тоже были возведены над резервуарами.

Артакс пожалел, что Ансур не приехал в Золотой город, чтобы рассказать об этом. Восстановление продолжалось вот уже почти полгода. Подобное знание могло бы многое изменить. Пришлось взять себя в руки, чтобы не проявить гнев. Этот наглец не нравился ему.

— Следуй за мной, Аарон! Ты сам хотел испортить завтрашний сюрприз. Ты должен увидеть чертог героев.

Дорога по широкой спирали вела их меж колонн, пока они не попали в святилище, в честь семерых девантаров. Вдоль стен круглого храма на высоких пьедесталах стояли семь золотых статуй. В центре открывалась широкая лестница. Ансур снял со стены факел и пошел вниз по лестнице, не удостоив статуи ни единым взглядом.

Двадцать ступеней — и лестница влилась в туннель, вившийся спиралью, как и колоннада наверху. Ансур шел так быстро, что Артакс не успевал рассмотреть дорогостоящие фрески на стенах. Он пошел немного медленнее. Пусть Ансур вспомнит о законах гостеприимства! Вообще-то правитель Зелинунта должен был бы потратить время и показать ему все как следует. На фресках Аарон узнал сначала Нангог, Золотой город на склоне Устья мира, чуть позже по нарисованному роскошно голубым небу полетели собиратели облаков. Картины были преисполнены мира и гармонии. Но по мере спуска все менялось. Появились изображения девантаров, сопровождаемых мужчинами с серебряными лицами, все они выглядели одинаково. А потом появились драконы. Они заполнили небо, словно стая птиц, борясь с целым флотом собирателей облаков. Нет!..

Артакс остановился, и Ансур, наконец, замедлил шаг, вернулся, посветил ему факелом, чтобы он мог лучше разглядеть сцену. Артакс задержал дыхание: на этих фресках собиратели облаков сражались друг с другом! Меж поднебесных кораблей сновали всадники на крылатых конях. Одного из собирателей облаков пожирало яркое пламя. Корабль, который он нес, наполовину выскользнул из его щупалец. Сотни воинов и корабельщиков падали навстречу смерти.

— Таким боги представляют себе наше будущее, — серьезно произнес Ансур. — Они хотят, чтобы мы, собираясь здесь, каждый раз видели это. Долгорукий убежден в том, что демоны придут в Нангог. Он даст нам оружие, чтобы одолеть их. А мы — первые, кого он одарит. Пойдем!

Через несколько шагов туннель закончился широким залом с куполообразным сводом, большую часть которого занимал большой круглый стол. На нем лежали семь мечей остриями внутрь, выложенные подобно спицам колеса. Вокруг стола стояли семь массивных стульев с низкими спинками. А за каждым стулом стоял страж. Совершенно неподвижно.

Дары богов

— Испугался? — На этот раз голос Ансура звучал не высокомерно, а поразительно сочувственно. — Я испытал то же самое, оказавшись здесь впервые. То, что ты видишь — это наши новые доспехи. А за этим столом мы отныне будем собираться каждый праздник Жертвы. Он круглый, чтобы не было споров. Никто не будет обладать здесь более почетным местом. Мы все равны. А теперь посмотри доспехи. Их изготовил сам Долгорукий.

Артакс нерешительно подошел к ближайшей стойке с доспехом. Все доспехи — не считая шлемов — были белыми. Он оглядел нагрудник из толстой кожи, на которой красовалась львиная голова, и невольно усмехнулся. Судя по всему, он сразу нашел свой доспех. Нагрудник закрывал рубашку с длинными рукавами, похожую на ту, что была у него сейчас. Но то, что на первый взгляд выглядело как тонкая кожа, представляло собой совершенно беспримерный доспех. Если по коже наносился удар, она затвердевала в том месте. Ни один клинок, выкованный человеческой рукой, не мог пробить его. Когда Львиноголовый принес ему доспех в прошлый раз, он пообещал ему, что большинство орудий демонов не могут ничего сделать с этой броней.

Завершали доспех юбка, расшитая золочеными кожаными полосками, и кожаные штаны, заправленные в высокие сапоги. К погонам две золотые броши с изображением львиных голов крепили длинный белый плащ. И только шлем, являющий частью доспеха, Артаксу не понравился. Это был шлем-маска, как и тот шлем в форме львиной головы, который был у него сейчас. Но на этом было человеческое лицо. Артакс оглядел все доспехи. Все шлемы были похожи друг на друга.

— Почему они все одинаковые?

— Разве это не очевидно? — спросил Ансур. — Боги хотят, чтобы в бою демонам было труднее убить кого-то из нас целенаправленно.

— А почему они все одинакового размера? Мне кажется, что Ивару с учетом его комплекции будет трудно втиснуться в один из этих доспехов.

— Долгорукий наложил на них чары. Они подстраиваются под любого хозяина. Мне кажется, это мера предосторожности, если одного из нас постигнет судьба Муватты. Доспех можно просто использовать дальше, и неважно, кто будет носить его.

Эта идея Артаксу не понравилась. Девантары в очередной раз подчеркнули, что в любой момент могут заменить каждого из них. Он обошел стол, оглядел каждый доспех. Они действительно отличались лишь украшением на нагруднике. Орел Валесии, медведь Друсны. На третьем доспехе красовалась голова вепря.

Стоявший за спиной Ансур рассмеялся.

— Так выглядят шутки богов. Этот доспех для нашего друга из Цапоте. Для этого народа свинья — нечистое животное. Мне кажется, что Долгорукий не очень любит своего брата, Пернатого змея.

— Ты уже понимаешь, что произойдет? — Он недоуменно рассматривал голову вепря. Вести бессмертных в одну сторону и без того будет непросто. Они правители и поэтому не привыкли подчиняться другим. Не считая уже давней вражды, царящей между ними.

Ансур махнул рукой.

— Он должен лишь надеть его — и на нагруднике появится эта отвратительная змея.

— Но он не сделает этого! Он даже не прикоснется к доспеху.

— О, почему же, — Ансур лучился уверенностью, совершенно неоправданной с учетом столь гротескной шутки. Бессмертный громко хлопнул в ладоши и воскликнул: — Покажись! — Он поднял факел, и Артакс, глаза которого уже успели привыкнуть к полумраку, увидел, что в подземный зал под куполом ведут еще несколько других коридоров.

Где-то в темноте послышался грохот, похожий на удары молота по скале. За ним еще один, и еще. Звук приближался, постепенно наращивая ритм. Вскоре Артакс почувствовал, что под каждым ударом дрожит скала. Рука опустилась на рукоять меча.

— Что это?

— Особый подарок для тебя, — с многозначительной улыбкой ответил Ансур.

Лев

Артакс обнажил меч. Зачарованный клинок окружило бледно-зеленое сияние. Он оглянулся назад в туннель, через который они вошли. Приготовился бежать. Жуткий звук отражался от всех стен.

Прозвучал последний удар. В полумраке зала под куполом появилось массивное существо из золота и серебра — серебряный лев с золотой гривой, из спины которого росли широкие золотые крылья. Лев был более трех шагов в высоту.

Глаза его сверкали ярко-голубым. Металлическое лицо выглядело благородно. Это была не морда агрессивного хищника.

— Что это такое? — воскликнул Артакс, одновременно напуганный и восхищенный этим существом. Он напоминал серебряных львов, открывавших для бессмертных магические врата на Золотые тропы. Только этот лев был гораздо больше, и у него были крылья.

— Я твой боевой скакун, Аарон, бессмертный Арама, — ответила бестия и поглядела на него сверху вниз.

Металлический монстр умеет говорить! Его голос сопровождался странным пощелкиванием и гудением. Крылатый лев говорил медленно и неторопливо.

Артаксу стало любопытно, и он решил присмотреться повнимательнее. Он обошел льва, который повернул голову и стал следить за его движениями. Металлическое чудовище было под седлом. С правого бока свисала маленькая серебряная лесенка. Для того, чтобы сесть на него, как на коня, с помощью одного лишь стремени, лев был просто слишком велик. Артакс удивленно оглядел крылья. Каждое перышко было отлито отдельно и вставлено в крыло. Сколько же часов работал Долгорукий над этим удивительным существом? Или же божественный кузнец способен создать подобное одной только силой мысли?

— Каждый из нас получит завтра такого крылатого льва, — оторвал его от размышлений голос бессмертного Ансура. — А теперь пойдем. И прошу, не говори никому о том, что ты здесь видел. Долгорукий хотел, чтобы посвятили только тебя. Для остальных наших братьев это должно стать завтра сюрпризом.

Артакс провел рукой по мелкой серебристой чешуе, из которой состояло тело льва.

— Я буду рад летать на тебе по небу.

Лев бросил на него взгляд сверкающих синих глаз.

— Я не разочарую тебя, повелитель. Я знаю, что ты великий воин. Я понесу тебя к новой славе.

Артакс посмотрел на него и вспомнил фрески с ужасными сражениями в небесах Нангога, украшавшие стены туннеля. Пожалел, что не сможет просто летать на льве. Новой славы воина он не желал. Он хотел мира.

В подавленном настроении он последовал за Ансуром, который повел его обратно в храм. Оказавшись наверху, они молча пересекли лес колонн. Над долиной собрались темные тучи. Приближалась гроза. Порывистый ветер трепал плащи воинов, державших в поводу своих боевых коней. Животные тревожно били копытами. Чувствовали надвигающуюся непогоду.

Артакс окинул взглядом широкий роскошный бульвар, посмотрел туда, где чуть раньше стояли оба охотника. И замер, как громом пораженный. Теперь он понял, почему то лицо показалось ему настолько знакомым. Став правителем Арама, он научился хорошо запоминать лица. Имена он забывал по-прежнему легко. Но лица — очень редко. Там был не охотник. Это был даже не мужчина и вообще не человек. Там стояла демоница, с которой он встречался в кристаллической пещере в Нангоге!

Исполненный мрачных предчувствий, он вскочил на колесницу, выхватил из колчана на боку колесницы плеть и щелкнул ею по головам испуганных жеребцов. Воины отпрыгнули в сторону, а затем копыта лошадей принялись выбивать искры из мраморных плит, когда он понесся по улице.

Нужно предупредить девантаров!

Последняя ошибка

Если Ивар и не мог чего-то терпеть, так это если кто-то считал, что может отдавать ему приказы. Валесийцы победили его на поле боя, но хотя бы по большей части вели себя вежливо, пытались соблюсти этикет и осмеливались лишь высказывать пожелания. А этот Аарон Арамский просто отправил к нему посланника и срочно вызвал его в шатер у подножия горы. Что этот парень себе возомнил? Он слышал, что Аарон говорил перед богами в Желтой башне. И что, теперь он лучше всех? Что он там делал? Если бы он, Ивар, решил попросить о подобном, боги наверняка тоже приняли бы его.

Он налил себе в бокал вина и выпил. Вот уже некоторое время его одолевали сильные головные боли, а в кишках урчало. После обеда он выпил кувшин белого валесийского вина. Ошибка! Вино должно быть красным. Чертово пойло! Как он мог подумать, что в Валесии делают что-то хорошее.

Зато красное оказалось вкусным. Он выпил еще один бокал и тут же почувствовал себя лучше.

— Великий!

Ивар вздрогнул. Володи снова просто вошел в его шатер, не попросив прежде разрешения. Может, собирается застукать его на ночном горшке, со спущенными штанами?

— Господин, бессмертный Аарон нижайше просит поскорее прибыть в шатер для собрания. Без вашего драгоценного мнения решение не может быть принято.

Ивар усмехнулся.

— Значит, этот арамский мешок с дерьмом все же вспомнил, как следует вести себя, — голова немного кружилась, но, не считая этого, он был весьма доволен. Значит, он нужен им. Хорошо, раз уж он в веселом настроении, то пойдет. Но это его решение. Сегодня он склонен почтить их своим присутствием.

Ивар схватил красный плащ, висевший на спинке резного кресла-трона. Было уже темно и поразительно холодно для этого времени года. Глупо было разбивать лагерь так близко от реки. Какому идиоту только пришла в голову эта мысль. При пробуждении у Ивара каждое утро болело все тело. Это все от проклятого холода, поднимающегося от реки.

Володи откинул полог шатра, чтобы выпустить его. И, конечно же, этот идиот забыл поклониться, как положено. Ну да ладно, недолго еще осталось терпеть капитана лейб-гвардии. Он остановился прямо перед ним и уставился прямо в лицо. Бледноват, под глазами темные круги. Дрожит? В этом Ивар не был уверен.

— Про этого Аарона я слыхал, будто он приказал убить женщин и детей своих врагов. Целые семьи вырезал. Всех слуг и рабов. Это аморально.

— Вам солгали, бессмертный.

Ивар бросил на Володи презрительный взгляд.

— Я бы тоже так сказал, если бы присутствовал при этом. Детоубийца.

— Это не…

— Можешь заткнуться, капитан, и просто проводить меня в шатер для собраний.

Они молча прошли через лагерь. Ивар немного запыхался. В животе опять заурчало. Проклятое валесийское белое! Ему казалось, что рядом с ним, кроме Володи, есть кто-то еще. Конечно, в лагере полно людей. Все снуют, что-то делают. Некоторые бездельники смотрят вслед. Но это не то. Один раз ему даже показалось, что он чувствует теплое дыхание у себя на щеке. Поспешно обернулся. Никого. Может, духи?

Наконец он увидел шатер. Он превосходил его собственный более чем в два раза. Вполне в духе Ансура. Этот шикарный шатер наверняка принадлежит бессмертному Валесии. Этот козел не упускает ни единого шанса выставить его нищим. Он указал на крылатого мраморного льва почти в пять шагов высотой, возвышавшегося рядом с шатром и вместе с близнецом такого же размера отмечавшего начало перевала.

— Совершенно в духе валесийцев. Слишком велик! Спесь и чванство! Да еще и крылья у этой твари! — Он говорил так громко, что его наверняка было слышно в шатре. Но ему было все равно. — Лев с крыльями! Смешно! Впечатляет так же, как свинья с крыльями!

Когда Ивар вошел в шатер, там было тихо. Все смотрели на него.

— Хорошо, что ты наконец пришел, — холодно приветствовал его Аарон, и Ивар догадался, что подобострастного приглашения никто не присылал. Володи солгал ему, чтобы заманить сюда. Он бросил на капитана мрачный взгляд.

— Как я уже говорил, — продолжал Аарон, — я совершенно уверен, что сегодня видел на улице Зелинунта демоницу, с которой уже встречался в Нангоге. А это значит, что они знают о нашем собрании! Это возможно лишь в том случае, если среди нас по-прежнему есть шпионы и…

Ивар обвел взглядом шатер. Кроме бессмертных, здесь присутствовали и девантары. Их присутствие всегда сопровождалось тревожным ощущением, и он был рад, что стоит рядом с выходом.

Больше всего ему хотелось присесть. Он чувствовал себя слабым и немного нездоровым. По щеке потекло что-то теплое. Как слезы… Он коснулся рукой, посмотрел на собственную ладонь. На кончиках пальцев осталась кровь!

Ивар на миг закрыл глаза. Этого не может быть! Но он чувствовал, как что-то капает из глаз. И из носа. Капли текли по бороде, по губам.

Никто в шатре не обращал на него внимания. Все смотрели на Аарона, продолжавшего что-то говорить. Похоже, это важно. Он уже не мог уследить за словами бессмертного. Головная боль отступила. Может быть, кровь из носа помогает.

Ноги Ивара подкосились. Он рухнул вперед, но о пол не ударился. Отчетливо увидел, как в воздухе перед ним повисли две капли крови. Все замерло. Все звуки стихли.

— Я могу изменять ход времени, — раздался голос в его голове, которого он не слышал уже давно. Великий медведь! — Я растянул крохотный миг, пока капли крови не упадут на пол, чтобы можно было поговорить с тобой еще немного. Ты разочаровал меня, Ивар. Но как любящий отец никогда не перестает надеяться на сына, я не мог ничего с тобой сделать. Я даже мог понять тебя. Я был ошеломлен, наблюдая за сражениями, когда мужество не значило уже ничего. Видеть, как наших воинов режут, а война превращается в задачу на счетной линейке. И тебе пришлось заключить мир, поскольку Друсна потеряла слишком много сыновей. Ты хотел как лучше для своей страны. Так должен мыслить бессмертный.

Ивар хотел что-то ответить на это. Он знал, что все сделал неправильно. Знал и то, что Великий Медведь еще может спасти его даже сейчас. Но губы не шевелились. Словно замерзли. Работал только рассудок. Он отчетливо слышал голос девантара.

— Я был в твоей комнате, когда ты заключил сделку с Аркуменной. Даже тогда я не переставал надеяться. Я думал, что общение с Володи изменит тебя, вселит в тебя мужество и покажет тебе, что еще не все потеряно. Вы оба могли прогнать валесийцев из страны. Даже сегодня я еще надеялся… Я думал, что ты не воспользуешься ядом. Потом стал надеяться, что ты в последний миг подменишь кубок Володи. Я был тем холодным порывом ветра, который ты чувствовал. Так же, как и сейчас, я вышел из потока времени, когда ты хотел его отравить. Я подменил бокалы. Володи — величайшая надежда Друсны. Он не должен умереть. Он мог бы помочь и тебе снова стать героем. Разбудил бы в тебе человека, которым ты когда-то был, Ивар. Но ты принял иное решение.

Ивар рухнул лицом вперед на деревянный пол шатра. Боли он не чувствовал. Теперь он услышал крики. Остальные бессмертные обратили на него внимание. Кто-то схватил его за плечо и повернул к себе. Володи!

Он посмотрел на него. Увидел ужас в глазах…

Кровь залила глаза Ивара, и мир исчез за красной пеленой.

О разуме

Володи стоял на коленях рядом с бессмертным, не зная, что делать. Кровь текла из глаз Ивара. Так же, как у бессмертного Аарона у пирамиды цапотцев. Белок глаз совершенно покраснел. Вот кровь потекла уже и из уголков губ Ивара.

— Его отравили, — низкий бас заполнил шатер. Словно из ниоткуда появился Великий Медведь, девантар Друсны.

Володи поглядел на огромную звериную фигуру. Медведь стоял на задних лапах, настолько близко, что мог бы ударом лапы снести голову с плеч.

«И наверняка он вскоре так и поступит, — подумал Володи. — Ведь я капитан лейб-гвардии бессмертного. Я должен был предотвратить это!»

— Здесь, в шатре, находится человек, который принес Ивару яд. А рядом с ним стоит бессмертный, который поручил ему это.

В шатре воцарилась мертвенная тишина. Правители Дайи и немногие избранные, сопровождавшие их, недоверчиво переглядывались. Володи ни капли не сомневался в том, кто убийца. Но доказательств у него не было. Пришлось удовлетвориться тем, чтобы бросить обвиняющий взгляд в сторону Ансура.

— Я не буду начинать вражды с убийцами Ивара, но им не стоит думать, что я простил, — теперь Великий Медведь тоже смотрел на Ансура и Аркуменну. — Исключительно разум заставляет меня отказаться от того, что велит мне сердце. И бессмертный Аарон прав. В этот час мы должны держаться вместе, ибо в Нангоге атаковали всех нас, и то, что в Зелинунте видели демоницу, может означать лишь одно: для наших врагов война еще не окончена.

Володи уже не слушал их. Это его уже не касается. Он пришел ко двору бессмертного только потому, что это было хорошим местом для зимовки. И хотя никогда не любил Ивара, кончина бессмертного печалила его. Он не заслужил такой смерти. Его гибель была настолько бессмысленной, что даже мести не будет. Даже самый мелкий князь Друсны мог рассчитывать на то, что его семья отомстит за него, если он погибнет вот так. У Ивара не было семьи. Детей, которые рожали его любовницы, он собственноручно убивал. Так что он наверняка заслужил плохой конец…

Володи закрыл веки правителю, вытер краем накидки кровь с лица. Затем накрыл его плащом и поднял голову. Они все еще продолжали говорить. На Ивара никто внимания не обращал.

Это ненормально! Ивар был негодяем, и Володи ненавидел службу у него. Но став капитаном его лейб-гвардии, он поклялся ему в верности. Это значит больше, чем симпатия. Предотвратить случившееся здесь было его задачей. И он не сумел сделать этого. Но, по крайней мере, может отомстить. Он поглядел на Ансура. На бессмертном не было доспеха, который подарили ему боги. Володи вспомнил, как погиб Муватта. Нет, они не бессмертны, эти великие правители. Они не боги. Все, что нужно, это хороший меч и решимость. И того, и другого у него было достаточно.

Он встал.

— Оставь это! — прозвучал в его мыслях сильный голос. — Когда-нибудь мы отомстим за него, как положено, но сейчас не время и не место заниматься этим.

Володи опустил руку, потянувшуюся к мечу.

— Так не пойдет, — заявил собравшимся Великий Медведь. — Нам нужен седьмой бессмертный, чтобы провести голосование. Так же, как моя сестра Ишта в час гибели Муватты сделала его преемником самого великого воина, так поступлю и я. Володи из Трех Дубов, теперь ты будешь управлять судьбами Друсны. Народ верит в тебя. С этой зимы твое имя у всех на устах. Ты изменишь судьбу Друсны.

Володи недоуменно уставился на медведя.

— Закрой рот, проклятье. Это плохо выглядит. И не думай, что можешь оспорить это решение!

— Теперь твое слово станет решающим в отношении того, что будет завтра, — Аарон обратился напрямую к нему. В его глазах Володи прочел радость по поводу решения Великого медведя.

— Э… А что… — Теперь все смотрели на него. А он не слушал. И даже не знал, по поводу чего голосуют.

— Бессмертный Аарон внес дельное предложение относительно хода завтрашнего праздника. Ансур против, поскольку это нарушает его планы торжественного открытия Зелинунта. Этот князек из Цапоте не пользуется собственным мозгом и соглашается с Ансуром, поскольку после происшествия в храмовом квартале жаждет гибели Аарона. Кстати, он не оставил надежды однажды принести тебя в жертву Пернатому змею. Это татуированное чудовище, бессмертный Плавучих островов, соглашается с цапотцами, потому что они союзники. Мадьяс, бессмертный Ишкуцы, поддерживает Аарона лишь потому, что он предпочитает пировать в шатрах, нежели в домах. И только Лабарна видит суть дела. Он поддерживает Аарона, потому что считает, что это верное решение. Теперь твой голос будет решающим, Володи. Не удивительно ли, сколь малую роль играет разум при принятии первого совместного решения всеми семерыми бессмертными?

Володи поглядел на высокомерного правителя Валесии. Он унизил Друсну и убил Ивара. Теперь у него есть возможность отомстить за И вара и Друсну.

— Я, э… — Ему не составляло труда выступать перед целым войском головорезов, громким голосом отдавать приказы на поле битвы. Но здесь все было иначе. Говорить перед бессмертными и богами… Он пожалел, что у него нет вина, чтобы немного промочить горло. Как они все на него смотрят… Проклятье! Нужно сделать это.

— Итак, от имени Друсны я поддерживаю бессмертного Аарона, ибо приведенные им доводы довольно весомы.

Хоть он и не слышал, что предлагал Аарон, но, судя по всему, хорошие аргументы и разум все равно играют менее важную роль, когда решается судьба мира. И, если быть до конца честным, он больше думал о Кветцалли, нежели о судьбе Дайи. Интересно, как она к этому отнесется? Воин усмехнулся. В любом случае больше мерзнуть в друснийскую зиму она не будет. Только не во дворце бессмертного!

Прощание принцессы

Мать матерей предложила ей выпить настойку валерианы, чтобы легче заснуть в последнюю ночь.

Кара слишком добра, чтобы руководить этим монастырем. Шайя переживала по поводу дальнейшей судьбы молодой жрицы. Старая Табита гораздо лучше подходила для организации казни принцесс. Оставалось надеяться лишь на то, что бессмертный Лабарна пойдет новым путем. Во время разговора с ним ей показалось, что ему тоже не нравится ритуал Небесной свадьбы. Однако еще живя при дворе отца, она поняла, что сохранение древних традиций — тоже часть фундамента правления.

Шайя улыбнулась самой себе. Она сидит на постели, прикованная тяжелой золотой цепью, манжет которой за зиму натер на лодыжке кровавые раны, и тревожится о дальнейшей судьбе своей тюремщицы.

Скрежет заставил ее поднять голову. Снаружи кто-то открыл ставню, и в комнату тихо пробралась стройная фигура. Комнату освещало лишь крохотное пламя масляной лампы. Однако глаза ее привыкли к слабому свету. Она отчетливо видела ночного гостя. Это был молодой человек с длинными светлыми волосами. Меч у него был за спиной, как любили носить пираты, служившие в лейб-гвардии Аарона.

Аарон… Значит, он не забыл о ней. Но она не может уйти с незнакомцем. Ее бегство уничтожит Аарона. Для них обоих надежды нет. Такова ее судьба — погибнуть завтра с перерезанным горлом и быть сожженной на костре. Однако видеть воина было приятно. Она ошиблась насчет Аарона, вопреки рассудку он не отказался от нее. Теперь ее очередь быть рассудительной.

— Принцесса Шайя? — прошептал нежданный гость. — Прошу, не пугайтесь, я друг Аарона. Вы в безопасности. Я пришел, чтобы спасти вас.

— Я не сплю. Я вижу тебя, а жить мне осталось слишком мало, чтобы бояться чего бы то ни было. Я рада, что ты пришел, но я не пойду с тобой. Скажи Аарону, что я люблю его. А поскольку это так, у меня нет иного выхода, кроме как остаться здесь, — она опустила голову. Последние слова эхом звучали в собственных ушах. Нет, не эти слова должны быть последними, которые передадут от нее Аарону. Она гордо выпятила подбородок. — Забудь об этом… Просто скажи ему, пожалуйста, что я люблю его.

Незнакомец бросил на нее странный взгляд, и, несмотря на то что он был безбородым юнцом, глаза его в этот миг выглядели так, словно уже повидали все ужасы и чудеса этого мира.

— Теперь я понимаю, почему он любит вас. И не оставляйте надежду. Я спасу вас, принцесса, ибо я не тот, кем кажусь вам.

Она повернула фитилек масляной лампы, чтобы увеличить пламя, и пристально вгляделась в его лицо. Но надеяться отказалась. Никто не может спасти ее. Впрочем, одно было странно.

— Откуда ты узнал, что меня казнят уже завтра?

— Я не знал. Думаю, нам обоим повезло, — он улыбнулся, но глаза его оставались печальны. — Нам просто было предначертано найти друг друга вовремя. Вообще-то я собирался прийти незадолго до начала цветения вишен. Я провел конец зимы в хижине, в трех днях пути отсюда. Когда погода улучшилась, я решил, что будет разумно разведать путь в монастырь заранее. Найдя потаенную долину, я увидел, что за садом складывают большой костер. За много недель до цветения. И я понял, что такова моя судьба — найти вас вовремя, принцесса Шайя.

Она снова почувствовала ту же сладкую боль в груди, как в тот час, когда Кара открыла ей, что она умрет раньше. Что это? Обманутая надежда? Отчаянная любовь?

— Я не могу уйти с тобой, — теперь ей было тяжелее сохранять твердость, хотя она прекрасно знала, какое несчастье навлечет ее побег.

— Посмотрите внимательно сюда, — он отбросил волосы назад, чтобы стало видно его причудливым образом деформированное ухо. Оно было слишком длинным, слишком узким и с острым кончиком, как звериное. — Я тот, кого вы, дети человеческие, называете демоном. А мы сами зовем себя эльфами.

Шайя резко вздохнула. Такому уху может быть множество объяснений. Ей вспомнились демоны, против которых она сражалась в лесах Нангога. Он немного похож на них, без бороды, стройный. А затем решительно покачала головой. Его утверждения абсурдны!

— Аарон никогда не послал бы демона меня спасать.

— Это верно, госпожа моя. Я много лет верой и правдой служил ему, и, тем не менее, он так и не понял, кто я на самом деле. Я был его гофмейстером, Датамесом.

Совсем безумие! Она не верила ни единому его слову. В этой истории нет никакого смысла. Демоны — враги людей, а гофмейстер Датамес хорошо служил Аарону.

— Вижу, что должен привести более убедительные доводы, госпожа моя. Прошу, посмотрите внимательно на мой нос. Он всегда казался мне слишком острым и длинным, — он поднес руки к лицу, пробормотал что-то невразумительное и при этом, казалось, помассировал нос. Когда он отнял руки, Шайя поверила ему. Его нос стал меньше и круглее, почти как у нее.

— Это же… — Она протянула руку, однако не осмелилась коснуться его.

— Это решит все проблемы, принцесса, ибо сегодня та, кем вы были, просто растворится в воздухе. Принцесса Шайя навеки исчезнет из этого мира.

— Ты хочешь изменить мое лицо? — Она недоверчиво уставилась на демона. Может быть, его подослала Ишта? Может быть, это ловушка? Но какой смысл устраивать ловушку за день до ее смерти?

— Можете мне доверять, принцесса.

Его голос звучал так тепло и приветливо, что она была склонна согласиться. Но разве это не козни демонов? Они мастера интриг. И не дают ничего, не потребовав темную плату.

— А что должна буду сделать, если ты изменишь мое лицо и спасешь меня? Может быть, я должна оставить тебе в залог свою душу?

Несколько ударов сердца он смотрел на нее с недоумением. А потом вдруг негромко рассмеялся.

— Да, я знаю истории, которые вы, дети человеческие, рассказываете про нас. Неужели я действительно похож на посланника сил зла?

Шайя смотрела на него с ничего не выражающим лицом. Конечно, не похож… Именно это и вызывает подозрения! Демоны великие обманщики. Они не те, за кого себя выдают. Он кажется безобидным и мирным. Нет… Она перевела взгляд на его меч. Не выглядит он совсем безобидным.

— Нужно решаться, принцесса Шайя. Что вам терять? Если останетесь, вы умрете. Пойдете со мной — для вас начнется новая жизнь, — он снова улыбнулся. — И я еще раз обещаю вам, что не стану красть вашу душу.

Если она и разозлила его, то виду он не подал. Почти целый год боги и бессмертные управляли ее жизнью. Она перестала быть хозяйкой собственных решений, и всякий раз, подчиняясь, она делала еще один шаг к гибели. Может быть, ей всю жизнь лгали? Может быть, девантары — это тьма, а демоны — свет? И действительно, что ей терять? Все равно завтра умирать…

Она нерешительно кивнула.

— Благодарю за предложение. Я пойду с тобой. Прошу, измени мое лицо, — на его лице она прочла облегчение. В нем не было хитрости. Он действительно хотел помочь ей.

— Вы сделали верный выбор, госпожа. Давайте начнем. Кроме того, вы должны выбрать другой цвет волос. Одно это уже сильно изменит вашу внешность. Начнем! Скажите, как вы хотите выглядеть?

— Нос побольше — вот было бы здорово, — все еще нерешительно ответила она, но сердце забилось, как сумасшедшее. Она думала, что с жизнью покончено, а теперь значит, все же удастся избежать гибели! — А еще мне хотелось бы глаза побольше и покруглее, как у западных женщин, — кокетливо произнесла она. — А скулы…

— Должен вас предупредить, принцесса, что эти изменения болезненны. Нужно действовать осторожно. Слишком сильные изменения — это и плохо, и в них нет необходимости.

— Почему? — разочарованно спросила она, думая, что ей хотелось бы быть немного повыше. Чуть-чуть. Всего на дюйм или два. У нее слишком короткие и кривые ноги, потому что она много времени провела в седле.

— Вас окружает аура, которую способны видеть магические существа, вроде девантаров. Каждое сплетенное мной заклинание оставляет след. По крайней мере, на то время, пока ваша измененная внешность не станет вашей второй натурой. Через луну или две даже боги не увидят, кем вы были прежде.

Шайя помедлила, но все же решила послушаться его. Ему наверняка лучше знать, чем ей. От изменения цвета волос кожу на голове слегка покалывало. С носом все было совсем иначе. Ощущение было такое, словно его сломали. Она боролась с болью, но удержать выступившие на глаза слезы не сумела. Когда были изменены ее глаза, она отказалась от дальнейших заклинаний. И пожалела, что под рукой нет зеркала. Ей очень хотелось увидеть свое новое лицо.

— Вы все еще очень красивы, — произнес демон, словно читая ее мысли. Он был очень чутким и предупредительным. Такого человека, как он, она еще никогда не встречала. В нем было что-то почти женственное. И тут он еще и опустился перед ней на колени!

Он снова что-то пробормотал себе под нос, и оковы спали с ноги. Он осторожно перевязал раны на лодыжке, затем с улыбкой поднял голову.

— А теперь нужно переодеться, принцесса, и можете бежать из этой темницы.

— А как же ты?

— Я подожду здесь ваших убийц, принцесса. А когда они придут за вами, я устрою им танец, который они нескоро забудут. Кровь и колдовство убедят их, что здесь был настоящий демон, он проглотил вас, а потом возжаждал еще человечины.

— Ты скажешь им, что проглотил меня?

— Не так приветливо, как только что описал вам, принцесса. Поверьте мне, я умею быть очень убедительным. А нам нужно объяснение того, что с вами стало. Найдите надежное укрытие где-нибудь в скалах, и смотрите, как я попрощаюсь с монастырем, — голос его стал тихим. Меланхоличным. — А потом встретимся в моем убежище в горах.

Он описал ей дорогу к пастушьей хижине, в которой прожил последние несколько недель. Она должна была укрыться там и ждать его. Когда Шайя надевала одежду, которую он принес для нее, он вежливо отвернулся. А потом вложил ей в руки меч.

— Возьмите это, принцесса. Я знаю, что вы умеете ловко с ним управляться. Это хороший бронзовый клинок. Ничего особенного, но надежный. Как только будет возможность, обменяйте его на кинжал. Женщина с мечом привлекает к себе много внимания.

— Но как ты собираешься сражаться без оружия? Лабарна послал нескольких своих людей, чтобы они проследили за жертвоприношением. Это опытные воины!

— А я демон, — решительно произнес он, и глаза его стали жестче. — Вы действительно думаете, что горстка людей может задержать меня?

В этот миг он совершенно перестал казаться женственным, и она обрадовалась, что он ей не враг. Вспомнилась кристаллическая пещера в Нангоге, где она сражалась с демонами. Он прав, ему не понадобится меч, чтобы одолеть людей Лабарны.

— Я буду уходить из этой долины иным путем, нежели вы, принцесса. Наши преследователи не должны видеть нас вместе. Поэтому мы встретимся только у пастушьей хижины, — он сжал ее ладонь. — Для меня было честью познакомиться с вами. Вы настоящая принцесса среди дочерей человеческих.

Несмотря на то что он помог ей, она рада была избавиться от его общества. Он снова показался ей жутким, когда на один удар сердца на его по-женски вежливом лице проступила твердость. Он помог ей, но оставался демоном. Не стоит слишком доверять ему. Она коротко поклонилась.

— Спасибо тебе, — коротко произнесла она, а затем с гулко бьющимся сердцем выбралась из окна в ясную звездную ночь. С севера в долину налетел ледяной ветер. Все ее чувства были напряжены, как во время прошлого побега, который она устроила. Теперь ей не нужно бояться навредить Аарону. Принцесса Шайя перестала существовать. А для нее начиналась новая жизнь.

Предательство Гонвалона

Нандалее вслушивалась в шорохи ночи. Она почти не спала. Шел дождь. Негромкий стук капель по камням и листьям, да порывы ветра, время от времени завывавшего в скалах, были единственными звуками, которые доносились до нее.

Гонвалон неподвижно лежал рядом, прижавшись к ней. Он дышал ровно. Неужели спит? Нандалее все еще проклинала себя за то, что повела себя в городе так неосторожно. Но туда нужно было пойти! Они должны были выяснить, где соберутся люди и боги, такова была их миссия. Странное задание… Им потребуется не один день, чтобы вернуться в Альвенмарк. Какой прок потом от этого знания? Может быть, будут атаковать последующие собрания.

Что это за звук? Она задержала дыхание. Нет, ничего. Только ветер и дождь. От всадников, которые преследовали их поначалу, они легко сбежали. Но в вечерних сумерках пришли другие существа. Их искали сами девантары! Они спрятались в расщелине в густом кустарнике. В темноте такое укрытие разыскать было невозможно. Только если воспользоваться Незримым оком. Нандалее прекрасно осознавала, насколько предательски выглядит ее аура. У нее есть способности к магии. Ее аура в корне отличается от всех остальных существ на мили вокруг. Поэтому Гонвалон приказал ей забраться как можно глубже в расщелину, а потом накрыл ее сверху собой, чтобы его аура перекрыла ее.

Сейчас все было спокойно. Еще час или два, и наступит рассвет. После этого девантары наверняка займутся защитой города и перестанут охотиться в окрестных горах.

Она почувствовала, как шевельнулся Гонвалон. Он высвободился из ее объятий, повернулся к ней и поцеловал. В слабом свете она почти не видела его. Его лицо скрывалось в тени. Правой рукой он нежно провел по ее шее.

— Что бы ни случилось, я люблю тебя, — прошептал он, и в тот же миг надавил на точку ниже затылка. Жгучая боль пронзила ее до кончиков пальцев. Что он… Она знала, что он сделал, хоть и не верила.

Этому приему обучала Айлин, наставница по бою без оружия, которая безжалостно избила ее деревянным мечом в первый день в Белом чертоге. Но не учеников. Лишь немногие избранные наставники знали нервные точки, даже легкое нажатие на которые могло вызвать невыносимую боль или паралич.

— Мне очень жаль, Нандалее. Я знаю, что тебе это покажется предательством. Но скоро ты поймешь, что этот поступок был рожден любовью. Сегодняшнее поручение я должен выполнить сам. Я боюсь, что небесные змеи предали нас. После всего, что мне довелось пережить с Золотым, я ему больше не верю. Если я ошибаюсь, то вернусь еще до заката и вытерплю твой гнев. А если нет… — Он запнулся, подыскивая слова. — А если я не вернусь, то уж лучше так.

Она почувствовала его отчаяние. Ярости не ощущала. Она просто хотела удержать его, не дать совершить глупость.

— Не бойся за меня. Из-за того, что сделала Махта Нат, я уже не магическое существо. Один-единственный раз это должно стать моим преимуществом. В отличие от тебя, девантары не распознают меня, если воспользуются Незримым оком, — это прозвучало так, словно он пытался подбодрить ее своими словами.

Гонвалон выполз из укрытия, нашел на склоне горы несколько валунов размером с голову и уложил их у входа в расщелину, чтобы замаскировать укрытие за кустом. Еще раз вернулся к ней и поцеловал. А затем ушел. На небе гасли звезды.

Смерть Шайи

Должно быть, что-то пошло не так. Вот уже не один час Шайя лежала, спрятавшись среди камней, и наблюдала за долиной. Было очевидно, что этот день не похож на все остальные в Доме Неба. Все жрицы надели оранжевые парадные одежды. Благодаря этому цвету они выглядели так, словно пытались силой призвать такое по-прежнему далекое лето.

Шайя глядела на костер, уложенный неподалеку от алтаря из простого серого камня. Все утро жрицы украшали деревья и кусты в саду пестрыми шелковыми ленточками. Три раза они гуськом обходили монастырь, читая молитвы, и жгли при этом длинные палочки благовоний, чтобы прогнать духов зимы. Внезапно раздался настолько громкий удар гонга, что он был слышен даже в скалах. От Кары Шайя узнала, что он означает начало церемонии. Как они могут начинать? Они же должны были давным-давно обнаружить демона в ее покоях! Что там случилось? Эта церемония не может состояться!

Внизу, под аркой ворот храма, показалась процессия, возглавляемая Карой, матерью матерей. За ней шли воины Лабарны в бронзовых доспехах, в которых отражалось яркое солнце. На шлемах развевались яркие перья. Они были вооружены копьями, в руках держали большие щиты из коровьих шкур. Между ними, одетая в белое, на голову ниже своих стражей, шла женщина, казавшаяся потерянной. У Шайи захватило дух. Там, внизу, шла она! Демон принял ее облик!

Он обманул ее! Должно быть, таков был его план с самого начала — взойти на алтарь вместо нее.

— Принцесса Шайя исчезнет из этого мира навеки, — так он сказал. Это было правдой, хотя она восприняла значение его слов иначе.

Она не станет невидимой, и он изначально не собирался рассказывать сказку о демоне, который пожирает принцесс. Ее исчезновение из мира произойдет на глазах у сотен свидетелей. Она судорожно сглотнула, борясь со слезами. Менять что бы то ни было уже слишком поздно. Даже если она выберется из укрытия и побежит вниз по усыпанному валунами склону, она не успеет прибежать вниз до жертвоприношения.

Демон пришел подарить ей жизнь! Если Шайя умрет на глазах у множества свидетелей, вопросов никогда не возникнет. Он все спланировал. Никто не видел, как пришел демон. Никто не видел, как она вылезла из окна. Все расскажут одну и ту же историю: что принцесса-воин взошла на алтарь с гордо поднятой головой, без малейших признаков страха.

Кара подошла ко мнимой Шайе, обняла ее и попрощалась с ней. Затем демон улегся на жертвенник. Подошли воины Лабарны, стали держать ее за руки и за ноги, хотя она не оказывала ни малейших признаков сопротивления.

Каре торжественно вручили жертвенный нож. Она подошла к алтарю. Она трижды поднимала золотой клинок и трижды опускала его. Она не могла заставить себя сделать это. От группы гостей отделился мужчина средних лет, одетый в торжественные одежды жрецов Ишты, судя по всему, прибывший вместе с воинами Лабарны. Он взял у матери матерей нож, поднял его к небу, и очевидно, произнес несколько торжественных слов. А затем опустил его. Одним движением перерезал горло «принцессе». Брызнула кровь, окропляя белое платье.

По щекам Шайи побежали слезы. Не в силах отвести взгляд, она смотрела, как умирает Датамес. Тело ее сотрясали рыдания.

Кровь потекла по желобку, закапала в золотой котел, стоявший у нижнего края алтаря. Воины по-прежнему держали эльфа.

«Я никогда больше не буду использовать слово „демон“, — поклялась себе Шайя. Демоны — это порождения ночи. Бездушные создания, способные творить лишь зло. Там, внизу, светлое существо отдало за нее свою жизнь, просто ради надежды на то, что мир станет лучше, если она поживет еще».

— Спасибо, Датамес, — прошептала она, и тут осознала, что даже не знала его истинного имени. — У тебя была великая душа.

На лицо умершей лег белый шелковый платок. Жрицы подняли тело с алтаря и перенесли его на костер.

Священнослужитель Ишты взял горящий факел и понес к костру. Подошла Кара, заговорила с ним и наконец, судя по всему, против его желания, забрала у него факел. Из храма прибежала жрица. В руках она несла доску, устланную холстом. Шайя сразу узнала ее. Должно быть, это глиняные дощечки, на которых Кара вчера записывала ее рассказ о целительных возможностях мандрагоры.

Мать матерей осторожно уложила дощечки на грудь трупа. Они будут обожжены на погребальном костре. Снова раздался громкий звук гонга. Кара поднесла факел к пропитанному маслом хворосту, и вот уже тело окутали яркие языки пламени. Ветер трепал их, взметая к облакам яркие искры.

Шайя перестала плакать. На душе воцарился мир, возникло чувство неведомой доселе свободы. Больше ничего и никому она в этом мире не должна и впервые в жизни могла поступать так, как хочется.

Группа свидетелей жертвоприношения начала рассасываться. Первым ушел жрец Ишты. И только Кара оставалась еще долго после полудня. Наконец с помощью палок вынула из угольев глиняные дощечки и положила их остывать на алтарь. Шайя ждала до наступления темноты, проследила за тем, как угас последний уголек костра. Затем вышла из укрытия и по горному хребту направилась к новой жизни.

Последняя война

Постепенно в толпе перед Чертогом бессмертных поднималось беспокойство. Шепот тысяч голосов становился все громче и громче. Некоторые находились на площади уже не один час, как и Гонвалон. Время от времени принимался идти дождь. Солнце в этот день вообще не показывалось.

Сегодня эльфу не прошлось пробираться в город тайком. На нем была белая туника, красные сандалии, на плечах — накидка, данная Темным. Тревожили его собственные волосы. Он только утром покрасил их черным. Дождь скоро смоет краску и пропитает ей плечи туники и плащ. От сырости в какой-то момент начнет отклеиваться и фальшивая борода. Никто из видевших его вчера не узнает его сегодня. Но если дождь будет продолжать свое разрушительное воздействие, то обман вскроется.

— Скоро увидишь богов, — попыталась успокоить нервничающую дочь молодая мать. Светловолосой девчушке было не больше семи, и она хныкала, что ничего не видит.

— Лишь немногим людям доводится видеть живых богов. Это приносит удачу! Над твоей жизнью будет сиять счастливая звезда, и ты будешь жить счастливо.

Гонвалон поглядел на небо. Над долиной плыли густые сизые облака. Солнца видно не было. Уже сейчас было темно, как в сумерки. Эльф представил себе, с каким нетерпением небесные змеи ждут от него знака.

Внезапно между колоннами величественного чертога показалась группа воинов. Они поднесли к губам серебряные фанфары и протрубили приветствие, заставив умолкнуть все разговоры на большой площади.

Между воинами показался Ансур, спустился на несколько ступеней по роскошной лестнице.

Гонвалон протолкался вперед. Он не хотел упустить ни единого слова сына человеческого. Эльф не обращал внимания на тычки и проклятия мужчин и женщин, мимо которых он протискивался. Наконец он оказался на расстоянии всего пяти шагов от Ансура, когда тот раскинул руки и заговорил.

— Граждане Валесии! — У сына человеческого был сильный голос. Даже по первым словам Гонвалон заметил, что правитель был умелым оратором и обладал звучным, хорошо поставленным голосом.

— Боги среди вас! — Ансур сделал паузу, наслаждаясь гулом толпы.

— Еще ночью бессмертные и небожители собрались в чертоге, с которого вы не сводите глаз. Как вы знаете, демоны Альвенмарка принесли в Нангог беду, обрекли нас на голодную зиму, — он оглядел толпу. — Я вижу ваши изможденные лица, вижу исхудавших детей. Я знаю, как сильно вы страдали.

«Что-то изменилось со вчерашнего дня», — думал Гонвалон.

Правда, вчерашнюю речь Ансура он не слышал, но этот теплый и приветливый голос совершенно не вязался с наполненными ненавистью взглядами, которые он бросал на них вчера. Кроме того, ему показалось, что черты лица слегка изменились. Но броская родинка над верхней губой была на месте.

— Мы начнем войну против демонов! — крикнул он. — Мы изгоним их с Нангога! А затем с мечом в руках войдем в их мир, — голос оратора сорвался. Его слова и жесты становились все более страстными. — Пусть и они почувствуют, каково это — терпеть нужду. Они тоже должны узнать, каково это — укачивать ребенка, у которого сводит живот от голода. А когда мы заставим их принять последний бой, мы не будем знать пощады. Не мы, а они развязали войну. Мы — дети мира. Но они пробудили наш гнев, а если мы что-то начинаем, то доводим это до конца. Это мы закончим эту войну. А закончим мы ее только тогда, когда на поле решающей битвы переступим через труп последнего демона.

Площадь возликовала. Толпа ринулась вперед, и стражники у подножия лестницы с трудом удержали валесийцев. Ансур спустился еще на пару ступеней вниз. Он махал руками своим подданным. Теперь Гонвалон видел его совершенно отчетливо. Родинка… Нужно подойти ближе! Он протиснулся в толпу впереди.

— Да здравствует Ансур, победитель демонов! — изо всех сил заорал он и замахал руками, чтобы привлечь к себе внимание правителя. — Отомсти за наших погибших детей!

Ансур посмотрел на него. И в этот миг Гонвалон увидел это совершенно отчетливо. Родинка была не выпуклой. Она была просто нарисована. Это актер, который должен сыграть правителя перед народом!

Ансур отвернулся, немного поднялся по ступенькам широкой мраморной лестницы и махнул рукой дувшим в фанфары воинам. Они быстро поднесли инструменты к губам, и снова зазвучал туш.

Шум на площади стих.

— Боги и правители совещаются по поводу последней войны, и пока мы еще не решили, каким образом победить демонов. Военный совет продлится до вечера. А после этого бессмертные и боги плечом к плечу встанут на этих ступенях, и вы, мои валесийцы, станете первыми свидетелями этого союза. Потерпите еще несколько часов. Об этом дне будут говорить еще сотни сотен лет спустя. И вы когда-нибудь будете с гордостью рассказывать своим внукам: я был там, когда военный совет богов и бессмертных принял решение, каким образом будут уничтожены враги человечества!

Когда, произнеся эти слова, мнимый Ансур отвернулся, поднялся по ступенькам и исчез среди колонн, на площади поднялось ликование.

Гонвалон вышел из толпы. Эти слова взволновали его. Даже если там стоял не Ансур, он не сомневался в том, что оратор сказал то, о чем думал бессмертный. Эта война не должна начаться!

Когда Темный рассказал ему о плане небесных змеев, предполагавшем уничтожение всех девантаров и бессмертных одним махом, он счел его хорошо обдуманным. Решение казалось единственно верным. Но сегодня сделать это не получится. Гонвалон был уверен в том, что боги и правители держат совет по поводу войны не в этом чертоге. Они ушли в другое, потайное место. Нужно подать небесным змеям знак не начинать атаку!

Он огляделся по сторонам, а затем пошел на север. Толпа людей толкала его в противоположную сторону, к шатрам, где бесплатно раздавали еду и питье.

Разложить плащ на одной из крыш, как предлагал Темный, не получится. Повсюду стоят воины. Незаметно пробраться мимо них на крышу не получится. Но сегодня утром он видел небольшую площадь неподалеку от колоннады, чуть выше по склону. Там он подаст небесным змеям знак не атаковать.

Темный будет разочарован. Он был так уверен, что сегодня сумеет уничтожить девантаров. Он неоднократно втолковывал Гонвалону, что сигналом к атаке является голубая подкладка, ее нужно повернуть к небу. Если атаки быть не должно, плащ нужно положить красной стороной вверх. Гонвалон дважды переспросил, верно ли он все понял. Выбор цвета, означавший атаку, показался ему странным. Если бы он получил приказ от Золотого, наверняка оказалось бы, что сигналом к атаке является цвет крови, с него должно начаться уничтожение. Но два брата по гнезду разнятся, как день и ночь. Вполне закономерно, что у Темного иные представления о цветах.

Снова пошел дождь. Гонвалон торопился. Через два-три часа он снова доберется до Нандалее. Встреча будет безрадостной. Насколько он ее знает, пройдет несколько дней, прежде чем она простит ему то, что он сделал. И не отстанет до тех пор, пока он не покажет ей, где находится нервный узел, который может парализовать эльфа.

Он укрылся от дождя под колоннадой на рыночной площади. Несколько торговцев расставили свои лотки в сухом месте и продавали украшения и изысканные ткани. Гонвалон спросил себя, как этот город собирается жить. До сих пор он не видел ни единого крестьянина, который продавал бы фрукты или овощи. Каким бы прекрасным ни казался Зелинунт на первый взгляд, этот город лишь не что иное, как воплощенное в камне высокомерие.

Гонвалон снял с плеч промокший плащ. Дождь не утихнет. Лучше поскорее покончить с этим делом, не ждать больше. Он поспешно вышел на небольшую площадь и одним взмахом расстелил свой плащ так, чтобы он указывал красной стороной вверх. Он не совсем понимал, каким образом небесные змеи увидят, что он сделал. Он с сомнением поглядел на серое небо, затем укрылся от дождя под колоннадой.

— Разве не проще было отнести плащ прачке? — спросил его золотых дел мастер, удивленно наблюдавший за его действиями.

— Я скуп, — коротко ответил Гонвалон. У него не было желания быть вовлеченным в разговор. С другой стороны… Он оглядел товары, которые торговец разложил на темно-синей ткани. Можно попробовать настроить Нандалее на миролюбивый лад с помощью украшения. Эльф улыбнулся. Наконец-то судьба даровала ему счастливую любовь. Город не погибнет, а ему была дарована жизнь. Он вернется к Нандалее. И он не хотел приходить к ней с пустыми руками.

— Вы только посмотрите! Боги разгоняют тучи с небес! — раздался звенящий от благоговения голос. Несмотря на дождь, некоторые торговцы покинули колоннаду и поглядели на небо.

Немного помедлив, Гонвалон тоже вышел на небольшую площадь, чтобы лучше видеть странный феномен. В облаках открылась брешь, напоминавшая длинный туннель, прямо над ними. Гонвалон подумал, что это все равно, что оказаться в центре бури. Вдоль внутренней стороны туннеля вспыхивали молнии, их разветвленные щупальца вырывались оттуда в свинцово-серые тучи. Никогда прежде не доводилось эльфу наблюдать подобного феномена. Из туннеля на небольшую площадь подул теплый ветер. Он принес с собой знакомый запах. Запах драконов.

Этого не может быть! Он ведь дал знак не атаковать! В самом конце туннеля показался свет, и на миг всем показалось, что на Зелинунт смотрит большой белый глаз. Гонвалон отвернулся. Он побежал, как не бегал никогда в жизни, чтобы спрятаться под колоннадой, когда с неба ударил луч света, настолько яркий, что все утонуло в его сиянии.

Пакт бессмертных

По крыше шатра для переговоров барабанил дождь. От реки, протекавшей неподалеку, по палаточному городку ползли полосы тумана. Царило подавленное настроение, и в шатре на протяжении последних нескольких часов лишь спорили.

«Мы никогда не договоримся», — подавленно размышлял Артакс.

Девантаров он сумел убедить в своей идее, а бессмертных — не сможет. Его мечта, чтобы все они действовали как один, умерла в это утро в шатре переговоров.

— С чего ты взял, что один твой похожий на кошку воин стоит столько же, как десять моих всадников? — Мадьяс, бессмертный огромных степей, раскраснелся от гнева.

— Твои коноводы не умеют сражаться, — пренебрежительно заявил бессмертный Цапоте. Он, как и его ягуары, носил шлем, и лицо его оставалось скрыто в тени за звериными клыками. — Ты знаешь, скольких всадников одолели мои воины на песчаной равнине?

— Ты имеешь в виду высокогорную равнину Куш? — расхохотался Мадьяс. — Там не было моих всадников, кошачьи мозги!

— Нет никакой разницы, волокутся ли воины за лошадьми или сидят на них верхом, — дерзко улыбаясь, заметил цапотец. — Люди, которые сражаются вместе с конями, ничего не стоят!

— Хотелось бы посмотреть на это! Пусть десять моих всадников сразятся с одной из твоих кошек. Мы увидим…

Белый свет лишился мира красок. Артакс закрыл глаза руками. Повсюду в лагере закричали люди. Шатры встряхнул внезапный порыв ветра. Заржали кони. Полопались шесты в шатрах.

Артакс бросился наземь, боясь, что ветер унесет его за собой. Заморгал, открыл глаза. Смотреть было больно, видел он расплывчато. Над ними пролетела тень. Что-то хлестнуло его по лицу. Шатер! Ветер унес его прочь!

Со стороны перевала донеслось шипение, словно с неба рухнуло целое войско змей. Мадьяс звал своего коня.

После вспышки к Артаксу постепенно возвращалось зрение. Он стал видеть немного отчетливее. Все девантары, которые еще только что были здесь, — кто скучал, кто забавлялся, кто злился из-за спора бессмертных — исчезли.

Почти все шатры военного лагеря сорвало. Люди и животные прижались к земле, чтобы устоять перед натиском стихии. Ветер по-прежнему был очень сильный. Он дул по перевалу в сторону Зелинунта, и на миг Артаксу вдруг померещилось, что в Белом городе сидит огромный зверь, и этот ветер — его дыхание.

Нижняя часть темных облаков за горами окрасилась подрагивающим красным светом.

— Зелинунт горит! — выходя из себя, закричал Ансур. — Мой город объят пламенем! Я должен подняться на перевал. Я должен…

Словно из ниоткуда появился девантар с орлиной головой и схватил правителя.

— Ты не пойдешь туда, — он оглядел всех по очереди. — Никто из вас не пойдет. На Зелинунт обрушился огонь небесных змеев. Там не осталось никого. Город прекратил свое существование. А если бы мы были там, то погибли бы вместе с вами, — его птичьи глаза глядели на Артакса. — Благодарю тебя за сомнения, бессмертный Артакс. Ты спас всех нас.

— Но ведь мы должны потушить огонь, — возмутился Ансур. — Должны спасти то, что еще можно спасти, чтобы снова отстроить…

— Там уже нечего спасать! — Слова девантара пылали гневом. — Расплавились даже камни. А в огне — яд, который я не могу определить. В этой долине никогда больше не будет города, и могут пройти века, прежде чем яд выветрится.

На деревянном помосте — все, что осталось от роскошного шатра для собраний, — один за другим появлялись девантары. На их лицах читались ужас и гнев, если только нечеловеческие лица способны выражать эти чувства.

Артакс поднялся. Глядя на пылающий горизонт, он не мог подобрать слов. Всего полгода назад был уничтожен Золотой город. Теперь вот Зелинунт…

— Такой удар они могут нанести по любому из наших городов, — произнес высоченный Лабарна, и Артакс с удивлением отметил, что в глазах правителя Лувии стоят слезы. — Если они смогли прийти сюда, то могут попасть в любое место.

— Если такой огонь обрушится на леса Друсны, пожар уничтожит все на много миль, — пробормотал Володи.

— Мы больше не можем править в одиночку, — заговорил Артакс. — В мире отныне нет безопасного места. Если мы, наконец, не откажемся от мелочных склок, то погибнем, — он торжественно положил руку на грудь. — Все распри должны утихнуть, пока мы не уничтожим змеев неба, и в этом я клянусь всем сердцем.

Один за другим бессмертные повторили эту клятву. Затем стало тихо.

«Должен был сгореть Зелинунт, чтобы мы смогли договориться», — взволнованно подумал Артакс.

Оставалось надеяться лишь на то, что это был последний город, уничтоженный демонами Альвенмарка. Он снова вспомнил о картинах, которые видел в туннеле, ведущем в зал под куполом.

Битву в небе Нангога.

Он знал, что желание его не исполнится.

Время покажет

Город было не узнать.

Три дня потребовалось Нандалее, чтобы оправиться от оцепенения. И чем больше времени проходило, тем большей уверенностью она проникалась: случилось что-то ужасное. Еще вечером того же дня, когда ушел Гонвалон, поднялся ужасающий ветер и вырвал с корнем часть куста у ее укрытия. Два дня отблески огня окрашивали низ тяжелых серых дождевых туч красным. Обреченная на неподвижность, она была вынуждена оставаться в укрытии и едва не сошла с ума. Где Гонвалон? Почему он не возвращается? Чем чаще она задавала себе этот вопрос, тем больше боялась узнать ответ.

Когда она, наконец, снова смогла шевелиться, то побежала к городу, ни разу не остановившись.

Но сейчас она не знала, куда идти. Беспомощно оглядывалась по сторонам, не в силах узнать ни одно здание. Погибших она нашла только за пределами города. Здесь не было ничего. Улица, по которой она шла, превратилась в черное стекло. И, несмотря на сплетенное ею защитное заклинание, эльфийка даже сквозь подошвы сапог чувствовала жару. Кожу покалывало, словно по ней бегали мелкие муравьи. Глаза слезились.

Она оглядела остатки белой колонны, к которой прилипли капли расплавленного камня. Она была похожа на огромную согнутую свечу.

— Гонвалон! — изо всех сил крикнула она, зная, что ответа не будет. Она поглядела на Зелинунт Незримым оком. Там больше не было жизни.

Спины коснулся теплый ветерок. Знакомый аромат. Она обернулась. За ней, между наполовину оплавившимися стенами домов, окна которых глядели на нее пустыми глазницами, стоял Темный. Он принял облик эльфа.

— Этого не должно было произойти, — подавленно произнес он. — Я пытался предотвратить это… Я был так уверен, что они встретятся здесь. Я солгал Гонвалону в отношении того, какую сторону плаща он должен показать нам, потому что я хотел, чтобы этого не случилось. Я был так уверен в том, что они здесь…

Нандалее не поняла ни слова из его объяснений.

— При чем тут плащ Гонвалона?

— На совете мои братья договорились, что с помощью плаща он подаст сигнал, атаковать или нет. Если наверху будет красная сторона — это сигнал к атаке. А я солгал Гонвалону. От меня он услышал, что сигналом к атаке будет синий. Я сделал это потому, что был уверен: бессмертные и девантары будут здесь. Я не хотел, чтобы город был разрушен. Я хотел найти другой способ. И не хотел, чтобы ты… — Он пристально поглядел на нее.

Этот взгляд был неприятен Нандалее.

— Где Гонвалон?

Темный кивком показал — здесь.

— Он был здесь, когда город накрыло пламя, — безо всякого сочувствия произнес он. Затем огляделся по сторонам и наконец указал на квадрат из колонн на склоне. — Там, рядом с рынком, он разложил плащ. Он не мог далеко уйти, госпожа Нандалее. Прекращайте поиски. Вы не найдете его.

Но Нандалее уже бежала по улице из черного стекла. Она дважды спотыкалась, падала, поднималась, не позволяя Темному прикоснуться к себе. Она вышла туда, где когда-то, судя по всему, находилась небольшая площадь, переступила через упавшие колонны, слившиеся с мостовой, огляделась по сторонам.

Темный не отходил от нее.

— Вы здесь ничего не найдете. Не осталось даже пепла. Пойдемте со мной, госпожа Нандалее. Это опасное место.

Нандалее не хотела слушать его. Отказывалась принимать то, что, судя по всему, должно было быть правдой. Она то и дело качала головой, а взгляд ее беспокойно метался по руинам. Здесь не было обугленных балок, не было пыли, не было пепла. Только расплавленные камни.

Не мог ведь он умереть вот так. Просто испариться. Гонвалон, мастер меча Золотого, лучший фехтовальщик Альвенмарка. Исчез, без следа…

Взгляд ее остановился. Вот, темное пятно. Тень. Только на одной этой колонне. Все остальные были безупречно белы. Она пошла по ступеням, растекшимся, как воск. У тени была форма. Чем дольше она смотрела на нее, тем отчетливее видела в ней стройного мужчину. Он был такого же роста, как Гонвалон. Она протянула руку. Колонна все еще была горячей. На ней не было сажи. Тень впечаталась в камень! Навечно!

— Мы никогда не узнаем, он ли это, — умоляюще произнес за ее спиной голос Темного.

Нандалее крепко прижала руки к колонне. Она знала! Жар обжигал руки, но она чувствовала его сквозь боль. Он стоял возле колонны, когда на него обрушился огонь.

— Вам нельзя здесь больше оставаться, госпожа Нандалее. Здесь яд, повсюду. Вы его не чувствуете, но он уже начал вредить вам. И не только вам. Вы беременны.

Она отняла руку от колонны. На ладони вздулись кровавые пузыри. Но она ничего не чувствовала. Боль, бушевавшая в ее сердце, стирала все ощущения.

— Пойдемте! — Темный взял ее за руку и повел прочь.

Глаза Нандалее наполнились слезами. Она уже ничего не видела, у нее не осталось сил. Хорошо, что Темный пришел. Не будь его, она рухнула бы у колонны. Но нужно думать о ребенке.

Не в силах пошевелиться, она через некоторое время, в расщелине, испытала неведомое доселе спокойствие. Прислушалась к себе. Постигла себя с совершенно иной стороны. Она сосредоточилась на том, как бьется сердце, как бежит по жилам кровь. А потом почувствовала новую жизнь, росшую в ней. Движение внутри себя.

Темный произнес слово силы, и ей показалось, что их затягивает в пропасть. Земля ушла из-под ног. Она падала. Целый удар сердца. А затем снова оказалось, что твердо стоит на ногах.

Ее окружал сухой теплый воздух. Нандалее заморгала, прогоняя слезы. Они были в саду Ядэ. Дыхание Ночи открыл драконью тропу. Один из тех непостоянных путей, которые силой прокладывали через пространство и редко держались больше мгновения.

Она поглядела на горы, окружавшие сад Ядэ. За последние луны они вместе с Гонвалоном исследовали каждую вершину и долину. Там она была счастлива. Она не останется здесь, внизу, в саду. Если уж она не может быть с ним, то хотела, по крайней мере, быть в месте, где они жили вдвоем. Там навсегда осталась живая частичка любимого. Хотя бы для нее.

Дыхание Ночи положил руку на ее живот.

Она оттолкнула его.

— Ты не имеешь на это права! — зашипела она. — Это ребенок Гонвалона. Ты никогда не прикоснешься к нему.

— У вас под сердцем два ребенка, госпожа Нандалее, — холодно ответил он. Зрачки его небесно-синих глаз сузились, стали вертикальными. — Это могут быть и мои дети.

Она знала, что он прав. И осознавать это было невыносимо. Она была не в себе, когда отдалась Дыханию Ночи. Дым и боль опьянили ее, словно все происходило и не с ней. Он воспользовался этим. И то, что когда-то предсказывал красноспин в саванне, стало правдой — она предала Гонвалона.

— Как эльфийка может забеременеть от небесного змея, — набросилась она на него. — Это дети Гонвалона. Иначе и быть не может.

— Время покажет, — стараясь держать себя в руках, произнес он.

И она почувствовала, что он что-то от нее скрывает.

Неужели он сознательно послал Гонвалона на смерть?

Несмотря на то что Дыхание Ночи стоял перед ней в облике эльфа, она видела в нем лишь чудовище. И впервые поняла, что вполне способна предать и его.