Глава 7

7

Довольно пожилой мужчина, представился старшим следователем Самаровым Ильей Михайловичем, и произнес.

- В связи с отсутствием доказательств, противоправных действий с вашей стороны, Михаил Иванович, с вас сняты все обвинения в незаконной деятельности. Но, в связи с тем, что вы утратили свои документы, до момента подтверждения вашей личности, вы лишаетесь, права свободного передвижения, по городу, так как в городе имеется несколько производств оборонного значения. Исходя из вышесказанного, принято следующее решение. В виду того, что вам уже исполнилось восемнадцать лет, вы с этого момента, призываетесь на службу в Вооруженные Силы Советского Союза, согласно закона, о воинской повинности. По вашему прошлому месту жительства будет отправлен запрос для подтверждения вашей личности, и в случае положительного ответа, по окончанию вами службы в армии, вы сможете восстановить утраченные документы, в рабочем порядке. Вам все ясно?

- Да, но…

- Никаких но. В противном случае, на вас будет заведено дело о бродяжничестве согласно статьи ст. 209 УК РСФСР "за систематическое занятие бродяжничеством или попрошайничеством" предполагающей лишение свободы до двух лет или исправительные работы от 6 до 12 месяцев. Выбор за вами.

- Но ведь это сотрудники милиции, утратили мои документы и деньги.

- Вы можете это доказать?

- А разве не следствие должно доказывать вину подозреваемого.

- Вы правы – следствие. Мы, разумеется, разберемся с этим вопросом, как только получим подтверждение с вашего прошлого места жительства. А в армию вы, значит, идти отказываетесь? Что ж, в таком случае вступает в силу статья №13 УК РСФСР которая гласит следующее:

Уклонение военнообязанного от несения обязанностей военной службы путём причинения себе какого-либо повреждения (членовредительство) или путём симуляции болезни, подлога документов или иного обмана, а равно отказ от несения обязанностей военной службы, — наказывается лишением свободы на срок от трёх до семи лет.

В вашем случае, явный подлог, или утеря документов, что в принципе равнозначно. Так каким будет ваше решение?

И я выбрал армию.

Стоило мне произнести заветные слова, как все тут же изменилось. Во-первых, из камеры, доставили мой чемоданчик, мне вернули отобранный у меня хьюмидор с гильотинкой и свежей, недавно купленной сигарой «Корона».

- Окурок, сигары был выброшен, поэтому в качестве компенсации – целая сигара. Кури на здоровье. - Произнес следователь с сарказмом.

Так же были вручены тридцать пять рублей и сорок две копейки изъятых у меня денег. На мое возмущение о том, что изъяли большую сумму, следователь показал бумагу, заверенную тремя подписями свидетелей изъятия у меня денежных средств, и говорящую о том, что изъятая сумма была такова, которую мне и вручили.

- Можете жаловаться, но раз вы не в состоянии этого доказать, следовательно, вы лжете. Два свидетеля бывших при изъятии денег и понятая, говорят именно об этой сумме. Надеюсь, больше претензий не имеется.

- И как же мне добраться до военкомата.

- Можете не беспокоиться, вас довезут до места, и официально передадут военному комиссару.

«Тепло» попрощавшись, мы расстались «совершеннейшими друзьями», меня вновь посадили в черный воронок, и выгрузили уже на территории Военного комиссариата Омской области. И хотя облвоенкомат, представлял собой довольно большую территорию, огороженную забором и часовыми на выходе, всюду меня сопровождал выделенный для этого прапорщик. Бежать отсюда не собирался, но прапор всю дорогу был начеку, и не спускал с меня глаз. Да и маршруты движения выбирал лично он, лишь однажды согласившись дойти со мною до табачного киоска, где я купил блок болгарских сигарет «Родопи» и десяток коробков спичек.

В остальном тоже не затягивали. Быстро, буквально в течении получаса прогнали меня через медицинскую комиссию, признали годным по всем статьям, и зачислили в команду направляющуюся в Балтийск для службы в Военном Морском Флоте СССР. В тот же день ближе к вечеру, в сопровождении капитана и двух прапорщиков, которые на проверку оказались мичманами, и очень обижались, буквально до синяков у пары призывников, за неверное обозначение звания, меня и еще девятнадцать человек посадили в автобус и отвезли на аэродром какой-то воинской части, где накормили ужином, дали перекурить, а затем посадив в транспортный самолет, отправили к месту будущей службы. В тот момент, я даже не предполагал, что вместо двух лет, мне уготована участь служить целых три года. Но было уже поздно…

Хотя меня и призвали во флот, но военные корабли, я видел пока только через окна воинской части. Правда из-за бесконечных тренировок разглядывать их совершенно не было времени. Да и после, как поделился с нами один из старшин, командовавших нашим взводом, нас готовят к исполнению обязанностей связистов. Правда при этом многие из нас будут нести службу на берегу, и лишь некоторые попадут на военные корабли. Но независимо от того, где именно будет проходить служба, на берегу или в море, все мы служим в ВМФ СССР, и следовательно срок службы три года. И кто знает, что лучше? Конечно служба на кораблях интереснее в том смысле, что существует крохотная вероятность того, что судно отправится в плавание. Об этом постоянно ходят слухи, и все мечтают попасть служить именно туда. Вот только по словам того же старшины, это происходит довольно редко. За время его службы, от сюда не один корабль, не ходил дальше Ростока, а это хоть и заграница, но как говорится: «Курица не птица - ГДР не заграница», да и не особенно там забалуешь. Как рассказывали ходившие туда морячки, если кого и отпускали на берег, то только для посещения местных достопримечательностей и под руководством командира. То есть не в одиночку, а группой. Служащие там, разумеется, ходят в увольнение на других условиях, но тут принято именно так.

Первые недели пронеслись как один день. Я фактически не вылезал с плаца, где как минимум четыре часа в день отрабатывал приемы строевой подготовки. Еще пару часов, заставляли зубрить уставы, а остальное время наводили порядок в казарме и прилегающей территории. О каких либо занятиях непосредственно по будущей специальности речи вообще не шло. Как-то спросил об этом командира, оказалось, что после распределения по местам службы меня научат всему, что мне положено тзнать. И далеко не факт, что я буду служить именно в связи. Все будет зависеть от решения командира. Затем приняли присягу, и нас стали распределять по будущим местам службы.

Нас, всех недавно принявших присягу морячков построили на плацу, и капитан, командующий нашим учебным взводом, зачитывал список, по которому из строя выходили названные товарищи, и под командованием уже совсем других офицеров и мичманов расходились в разные стороны, отправляясь к будущим местам службы. В строю оставалось все меньше и меньше народу, когда вдруг неподалеку от командира разразился небольшой скандал. Причем произошел он, на глазах у всех оставшихся морячков, находящихся в строю, и ожидающих своей горькой участи. Прямо на глазах у всех какой-то капитан первого ранга, распекал стоящего перед строем капитана, который до сих пор командовал нами в учебном подразделении. Как оказалось, у каперанга имелся некий список морячков, которые должны были отправиться для службы именно в его подразделение. Но при этом двоих из них, по каким-то причинам, вдруг уже забрали в другую часть.

- И, что прикажешь мне теперь делать, где я тебе найду людей знающих иностранный язык, среди этих недоумков искать прикажешь?

Здесь во флоте, не стеснялись в выборе выражений. Азиатов, не стесняясь называли чурками, их место жительство Чуркестаном, а попробовал как-то один из них возмутиться, так его тут же законопатили на хлеб и воду на губу, после которой он вышел спустя десять дней, тихий, спокойный, и готовый отзываться на любое прозвище и выполнять все, что ему приказывали, только бы не попасть туда вновь. И при этом, что с ним происходило там, он никому не говорил, а сразу же замолкал. Поэтому уже сейчас, на это мало кто обращал внимание, горячих азиатских парней, среди которых я почему-то оказался, в то время, когда все кто прибыл со мною из Омска, уже оказались распределены по кораблям, здесь быстро приводили в чувство.

- Ну, что я мог поделать товарищ капитан первого ранга? Мне сунули под нос бумажку, я зачитал имена и все. Все списки утверждаются в штабе, и я к этому не имею никакого отношения. Никто не спрашивал ни моего совета, нечего другого.

- Ладно капитан, не обижайся, попробую поискать здесь, если не найду, будем что-то думать. – Произнес мужчина, и выйдя перед строем воскликнул.

- Мне в роту связи требуются два человека, со знанием иностранного языка. Немецкого или английского. Если таковые найдутся, гарантирую тихую спокойную службу, пусть не на корабле флота, но зато и не в головном полку. При службе без залетов, обещаю десятидневный отпуск с выездом на Родину, через полтора года службы. – Затем оглядев строй добавил. – Но знание языка, должно быть хорошим.

Почему бы и нет, подумал я, все же сидеть на радиостанции в теплом помещении гораздо лучше, чем сидеть в стальной коробке корабля или подлодки. Тем более, что меня уже просветили о том, что подлодка худшее место для службы какое только вообще можно вообразить. Может на атомоходах и все иначе, но их здесь нет, а дизель это вообще, что-то с чем-то. При температуре за бортом в минус тридцать, что на балтике зимой происходит довольно часто, в отсеках температура порой опускается до, плюс пяти градусов. На стенках и переборках появляется изморозь, а в воздухе избыток углекислоты. Да и иллюминаторов в подводной лодке не предполагается, все же это военный корабль, а не прогулочная яхта. Может на кораблях и чуть получше условия, но боюсь и там тоже свои заморочки. Уж лучше на берегу. Пусть в крепости, но зато на твердой земле.

Кроме меня таких рук было еще как минимум пять. То есть конкуренция все же присутствовала. Капитан первого ранга, приказал всем поднявшим руку выйти из строя, и устроил нам маленький экзамен на знание языка. Подходя поочередно к каждому из нас, он произносил пару фраз и ожидал реакции на них от стоящего напротив него солдата. Большинство из них, путаясь в произношении, кое-как отвечали, на его вопрос. С каждым новым ответом, подполковник становился все более угрюмым, и судя по его виду, готов был отказаться от своей попытки, и направиться в штаб, чтобы прояснить ситуацию с отданными кандидатами в другие воинские части. Я предвидя нечто подобное, не стал дожидаться его вопроса, а едва он дошел до меня, встал по стойке смирно и рявкнул во все горло:

- Genosse der Kapitän zur See, der Seemann Michail Potapov. Ich stelle mir eine Art Prüfung der Fremdsprachenkenntnisse vor. (Товарищ капитан первого ранга, матрос Михаил Потапов. Представляюсь по поводу проверки знания иностранного языка).

Похоже, офицер не ожидал такого от меня, поэтому слегка отшатнулся. Впрочем, довольно быстро пришел в себя, и дальше, мы говорили уже только по-немецки.

- Откуда такое знание языка, матрос.

- Мама преподавала немецкий язык в школе, и часто говорили на нем дома. Пришлось выучить.

Честно говоря, в своей прошлой жизни я не однажды посещал немецкие земли. У нас это было гораздо проще чем здесь, да и действительно мои родители прекрасно знали не только немецкий но и французский языки. Правда если немецкий я знал достаточно хорошо, то по-французски мог разве что объясниться в магазине, или кого-то обругать, на большее моих знаний недоставало. Как оказалось, немецкого для моей будущей службы оказалось вполне достаточно.

В штабе оформили все достаточно быстро, правда пришлось выслушать долгий инструктаж местного «молчи-молчи», и подписать как минимум четыре бумажки, о неразглашении военной тайны и допуска к специальному оборудованию связи. Вдобавок ко всему, меня, и еще троих отобранных кандидатов посадили на катер, и перевезли в аэропорт, находящийся на косе за Балтийским проливом. Там посадили на военный борт транспортного самолета, и ни слова не говоря мы, поднялись в воздух. Куда именно направлялся самолет, было непонятно, но лететь пришлось недолго и вскоре, самолет приземлился на каком-то военном аэродроме.

Здесь, нас быстро направили на вещевой склад, где переодели в форму сухопутных войск с эмблемами связи. И с этого момента, приказали в общении между собой на нашим непосредственным руководством придерживаться армейских воинских званий. То есть в одночасье из матроса, я превратился в рядового, а командир роты, который, кстати, тоже вскоре появился в армейской форме, стал полковником.

Как оказалось, часть, в которой я буду служить, относится к органам государственной безопасности, поэтому мы хоть и были переодеты в общевойсковую форму, но по всем документам, и записи в военном билете, продолжали числиться матросами. При этом местом приписки значился штаб ВМФ города Росток ГДР. С этого момента, даже письма домой, мы должны были отдавать в незапечатанных конвертах, а в качестве обратного адреса, указывать: «Rostok. Ribnitzer Str.17/4452» То есть, вначале, наши письма будут отправляться в особый отдел, там перлюстрироваться, а после отправляться по указанному нами адресу в Союзе. Тоже самое, будет происходить и при ответе. Вначале письма попадут в особый отдел, а уж после проверки дойдут до адресата. При этом срок службы остается в пределах все тех же трех лет. Вот и получается, вроде и моряк, но моря, как бы и не видел ни разу.

Кстати, оказалось, что в моем личном деле имеется некая отметка о неблагонадежности. Меня тут же вызвали в особый отдел и пару часов задавали каверзные вопросы о ее появлении. Я разумеется рассказал, как меня приняли за другого, из-за того, что арестовавший меня лейтенант был пьян и посадили в изолятор. А по дороге в него пропали все мои документы. Потом, якобы отправили запрос по месту моего жительства, а меня отправили в армию. Мол вернешься со службы и восстановишь паспорт, а в армии он тебе не понадобится. Разумеется все это было проверено, и похоже нашло свое подтверждение. Во всяком случае меня не отстранили от будущей службы и направили туда, куда и ожидалось.

Воинская часть, где мне предстояло нести службу, располагалась в небольшой старой крепости, носящей название Домиц, и расположенной буквально на самой границе с Западной Германией. Срочнослужащие вообще любят все считать. Ближе к демобилизации производятся подсчеты съеденных макарон в метрах, масла в граммах, сахара в чайных ложках, хлеба в буханках, дней до приказа и всего остального. Все эти цифры и подсчеты, в обязательном порядке отмечаются в дембельских альбомах, которые начинают готовить с первого дня службы, собирая для этого фотографии, складывая их в чемоданы, и которые вклеивают в купленные альбомы, сразу же после приказа о том, что до дембеля остается полгода. Раньше нельзя. Вот объявили тебя дедом, осталось тебе полгода службы, тогда, пожалуйста. А до этого момента, собирай материалы, но альбом ни-ни. Альбомы обшиваются бархатом, или какой другой тканью, в них рисуют сценки из жизни, вклеивают фотографии, пишут заметки, стихи и разумеется армейские анекдоты. Опять же это касается обычных армейских и флотских частей, а нам запрещено даже это. В какой-то степени это правильно, тем более что числимся мы во флоте, а одеты в общевойсковую форму, и фотографии сразу же выявят нестыковку. Но все же обидно, отслужить три года и не привезти ни единой фотографии. Правда говорят, что если отпускают в отпуск, то опять же в морской форме, и фотографируйся в ней хоть по посинения, но только вне части, в которой служишь. Но есть и радостные моменты. Если всем в месяц выплачивают семь рублей, нам платят от пятнадцати. И вдобавок ко всему в немецких марках, потому как в Дёмице все расчеты происходят только в них.

В союзе, помимо этого перешивают форму, добавляя к ней разного рода украшения, в виде галунов, кисточек на погоны и обшивки карманов и швов освобожденной от алюминиевого провода белой полиэтиленовой изоляцией. Считается, что так выглядит красивее, и явно указывает на то, что владелец этой формы, бравый дембель. Каждому своё. Здесь тоже бы не отказались от подобного, но учитывая то, что перед дембелем все проходят проверку в головном полку, мы служим за границей союза, в очень секретном батальоне, или роте, до сих пор путаюсь в названиях, подобное просто невозможно. К тому же, говорят, что на дембель нас вновь переоденут в морскую форму.

Хотя говорят и встречаются особенно ушлые товарищи, которые умудряются как-то обходить подобные проверки и выезжать в Союз,пусть не в форме «швейно-стрелковых войск», но очень близкой к этому понятию. Но вернемся к цифрам. Например, уже сейчас было точно подсчитано, что от поста дневального в казарме личного состава и до государственной границы с Федеративной Республикой Германии всего на всего четыреста восемьдесят два метра и двадцать два сантиметра.

В принципе, подобное и не скрывалось, хотя бы потому, что можно было выйти на стену крепости, взять бинокль, и спокойно рассматривать, чем левый берег Эльбы, отличается от правого. В принципе, особо разглядывать было и нечего, те же поля перелески, а ближайший городок на той стороне, находится довольно далеко, и его не увидишь, если бы не одно но. Дело в том, что почти напротив городского пляжа, на другом берегу Эльбы, в Западной Германии, находился тоже пляж, правда нудистский. То есть там, не особенно кого-то, стесняясь, загорала западная молодежь, в совершенно обнаженном виде. И хотя, учитывая то, что ширина русла реки превышала двести метров, что-то конкретное разглядеть было довольно сложно, а заполучить в свое распоряжение бинокль, еще сложнее. Но это иногда все же происходило, и тогда находящиеся в увольнении военнослужащие, большую часть свободного времени занимались разглядыванием того, что происходит на том берегу, так сказать, приобщаясь к западным ценностям, нежели ища для себя, какие-то другие развлечения. Но даже если рассмотреть подробности не удавалось, собственное воображение дорисовывало их до мельчайших подробностей.

Здесь, с этой стороны реки, ничего подобного не наблюдалось, хотя местная молодёжь и выходила позагорать на пляж, но все было пристойно и скромно. В принципе не возбранялись те же действия и советским военнослужащим. Тем более, что городок расположенный неподалеку от крепости, был небольшим. В нем, хоть и имелся кинотеатр, но фильмы демонстрировались там исключительно на немецком языке. Разумеется, для некоторой части роты, это не являлось препятствием, но большинство солдат все же его не знали. Можно было пройтись по местным лавкам, заглянуть в гаштет, или какой-нибудь бар, если конечно не боишься того, что уже через полчаса, о твоих похождениях, будет известно начальству. Местные жители, хоть и относились к советским воинам вполне доброжелательно, но стучали как те дятлы в осеннем лесу. Стоило только сделать глоток пива в местной забегаловке, и тут же в кабинете особиста раздавался телефонный звонок и местный «молчи-молчи» уже досконально знал, где, почем, сколько, чего именно и в какой компании было употреблено.

Тоже самое касалось и местных особ женского пола. Знакомство с ними, даже приветствовалось, но скорее со стороны местных жителей, и до определенного момента, но стоило перейти некоторую черту, и тут же вновь звонил телефон в кабинете особого отдела, и ему предъявляли жалобу, о недостойном поведении солдата. При этом, преследовалась единственная цель, выйти замуж и уехать в СССР. Все же, что ни говори, а в Восточной Германии, было несколько голодно. Не сказать, чтобы прямо голодомор, но и роскошества тоже не наблюдалось. Зато пообщавшись с солдатиками, все поголовно мечтали о том, чтобы переехать в СССР, и уж там развернуться во всю ивановскую. Правда, хоть иногда это когда-то и удавалось, во всяком случае, слухи о том, что: «вот совсем недавно, буквально на прошлой неделе Хелена Шольц из Ростока, окрутила целого, грузина из Тбилиси, и ей удалось выйти за него замуж и уехать к нему на родину!». Все это, разумеется, оставалось только на уровне слухов, потому что стоило кому-то хоть на миллиметр переступить черту, как его тут же отправляли в Советский Союз, дослуживать оставшееся время, в каком-нибудь пустынном стройбате, а о знакомстве с немкой тут же забывалось. Но надежды умирают последними, поэтому очень многие немецкие девушки, мечтали о том, что вот им-то точно повезет.

Усиленная рота, куда меня определили на службу, состояла из двух неравных частей. Большая ее часть состоявшая в основном из выходцев Среднеазиатских республик, занимала третий этаж казармы, и несла службу по охране крепости, ее обслуживанию и снабжению. Именно о них и говорила поговорка: «Через день на ремень, а через два на тумбочку». Больше они ни к чему иному не привлекались. В роте, кроме них имелся еще и взвод связи, в который и попал ваш покорный слуга. Располагался этот взвод на втором этаже казармы в четырех кубриках, в каждом из которых размещалось по одному отделению. Всего во взводе было четыре отделения, по восемь человек в каждом. Эти же восемь человек и составляли особый, двенадцатичасовой караул, в который тоже приходилось заступать через день, а точнее через тридцать шесть часов.

Мои обязанности состояли в том, что заступив в наряд, я в течении двенадцати часов, практически без перерыва, был обязан слушать радио на определенных волнах, закрепленных именно за мною. То есть находясь в бункере, я сидел на достаточно удобном стуле, у стола с включенной радиостанцией и крутил верньер в строго определенном диапазоне, прислушиваясь к тому, о чем именно в этом диапазоне вещается. Антенны, при этом были направлены строго на запад. Вот и приходилось слушать западные радиопередачи, иногда музыку, а чаще пустую болтовню между теми же полицейскими или военными. Хотя иногда до нас доносились и весьма интересные сведения. Если такое происходило, моей обязанностью было тут же включить магнитофон на запись разговора, и привлечь внимание дежурного офицера, находящегося неподалеку. Лейтенант, тут же оказывался возле меня, какое-то время слушал происходящий на волне разговор, или сообщение, после чего выносил решение, продолжать запись, или же все это ничего не значащая пустая болтовня.

Первый месяц, после дежурств, ужасно болела голова. Еще бы, ведь нужно было без перерыва сидеть, вслушиваясь в эфир. И улавливать среди шумов, помех и прочих звуков осмысленную речь, и пытаться понять, о чем там говорят. Но уже через месяц, я к этому достаточно привык, да и до меня дошло самое главное правило, которое определяло быт любого срочнослужащего: «Даже когда солдат спит, служба все равно идет». Другими словами, хотя от меня и требуют прослушивание эфира, но та же музыка, раздающаяся в нем, тоже является эфиром, который нужно слушать. В итоге пройдясь по своему диапазону, я мог задержаться, на какой-то понравившейся мне мелодии, послушать детскую сказку, передаваемую по радио, очередную главу какой-нибудь книги, что тоже встречалось здесь довольно часто, а в паузе еще разок пройтись повверенному мне диапазону. А заодно как минимум пару раз за смену, привлечь к себе внимание дежурного офицера. И не важно, что с первых слов было понятно, обсуждают какую-то ерунду, главное показать рвение, а офицер сам пусть решает, стоит этот разговор учесть, или же нет. Зато и в ежедневном рапорте будет отметка о том, что рядовой Потапов, не просто отбывает время, а действительно работает.

А подобные рапорта, укладываются один на другой, и в итоге, я получил лишнюю возможность выйти в город, вроде, как и делать там особенно нечего, но все лучше, чем прозябать в казарме.

Загрузка...