Месть под острым соусом

Глава 1

Лето 2014 г.

Николай

- Папа, что в моих словах тебе непонятно? Я сказал, что не буду работать у тебя в банке, мне это неинтересно! Это значит, что я там работать не буду.

- И чем же ты будешь заниматься? – отец ехидно усмехается.

Он по-прежнему не воспринимает меня всерьёз, чем неимоверно злит. Интересно, ко всем младшим сыновьям в семьях такое отношение?

- Открою свой бизнес.

- Ты? На какие шиши? И что ты можешь такого придумать, чего не придумали до тебя? Что ты вообще можешь? Бегать, плавать да педали крутить? Ты ни дня в жизни не занимался ничем серьёзным. Диплом у тебя липовый. Напомнить тебе, сколько стоили твои сессии? Учти, я не дам тебе ни копейки, потому что ты всё спустишь в трубу. Либо ты в семейном деле, либо идёшь на все четыре стороны и разгребаешь свои проблемы сам. Мне надоело решать твои проблемы! Потому что ты – неблагодарный!

Бесит! Как же он меня бесит! Почему я должен каждый раз выслушивать это?

- А я не просил за меня ничего решать, это была твоя личная инициатива, – огрызаюсь, терпение на исходе. – Не беспокойся, у меня есть деньги. Если не хватит, возьму кредит.

- Смешно! Да ты хоть представляешь, какие суммы нужны, чтобы открыть своё дело? Отдавать кредит чем будешь? Снова задницей вилять перед камерой и позорить меня?

- Отчего же позорить? Работа как работа. И заметь – раньше тебя всё устраивало.

- Раньше было раньше! Ты был чемпионом! Я гордился тобой! И потому терпел все эти твои съёмки, – он сделал паузу, набрал в грудь побольше воздуха. – Я понимал, что реклама – это вынужденный побочный эффект большого спорта. А теперь что? Бегать не можешь, так телом торговать будешь? Для этого я столько бабок выкинул на твоё лечение? Срамота!

- Ну извини, пап, что я больше не чемпион…

Отец прерывает меня и не даёт даже закончить фразу.

- Потому что стараешься мало! У всех бывают травмы! И нормальные спортсмены, падая, встают, отряхиваются и карабкаются на олимп дальше. А ты сдался! Что ты за мужик такой, если, как девчонка, нюни распустил и лапки сложил?

- Да что ты вообще знаешь, чтобы так говорить?

Этот разговор в последние месяцы происходит с завидным постоянством. Едва сдерживаюсь, чтобы не послать родителя и не хлопнуть дверью. Отец никак не может мне простить, что я не смог вернуться после травмы в большой спорт. Считает, что у меня были все шансы, но я испугался, дал слабину, сдался и, как результат, провалил отбор на чемпионат.

Знал бы он, чего мне стоило дойти до этого отбора! Каково это – жить с постоянной болью, на грани безумия, каждую тренировку превозмогая себя, закидываясь обезболивающими, которые почти перестали действовать.

И да, я сдался! Потому что мне уже двадцать восемь. Даже без травмы в этом возрасте в спину дышат молодые. И не только дышат, но и обгоняют по многим позициям. А я из-за травмы выпал из спорта почти на год и вернуться на былые позиции не смог – поезд ушёл.

Отбор показал, что шансов у меня нет, выше головы не прыгнуть. Сколько ещё я должен себя истязать, чтобы отец это тоже осознал?

Мне двадцать восемь – самое время открыть своё дело. И вне спорта может быть полноценная жизнь! У меня есть сбережения. В основном это, естественно, заработок от рекламы, который так бесит отца. А что в нём такого? Многие спортсмены живут за счёт выступлений в форме определённой фирмы или съёмок для рекламы спортивных товаров. Это – не ворованные деньги, они получены и задекларированы честно, кстати, в отличие от части отцовских доходов.

- Я заплатил эскулапам огромные деньги, – папин голос выдёргивает меня из размышлений, – чтобы они поставили тебя на ноги и вернули в спорт. От тебя требовалось совсем немного – тренироваться, тренироваться и ещё раз тренироваться. А ты что? Как был в детстве капризным ребёнком и слабаком, так им и остался!

- Я тренировался, но выше головы прыгнуть невозможно! Когда ты поймёшь, что всё, я вышел в тираж? Я очень благодарен тебе за то, что ты для меня сделал. За врачей, клиники, операции, за возможность вести нормальный образ жизни и не чувствовать себя ущербным. Хочешь, я постепенно верну тебе деньги, когда раскручусь?

Едва сдерживаю желание хлопнуть дверью. Но понимаю, что проблему это не решит. Не хочу ссориться с отцом – я и вправду ему очень благодарен, но не собираюсь плясать под его дудку. А потому раз за разом продолжаю отстаивать свою независимость.

- Да не в деньгах дело! – папа успокаивается и как-то резко сникает. – Хорошо, я готов смириться с твоим уходом из большого спорта, хотя мне кажется, что если бы ты проявил характер, то смог бы добиться вершин. Но давай поговорим, наконец, как взрослые люди, как мужчины.

- Пап, ну у тебя же есть Влад. Ему нравится заниматься семейным бизнесом. У него нормальное образование, а не купленный диплом, большой опыт успешной работы. Идеальный преемник! Зачем я тебе нужен? Я ещё запорю тебе что-то и вгоню в убытки.

Я вовсе не так безнадёжен, как думает отец. Но не пытаюсь его разубедить, потому что так он скорее отстанет от меня с банком и идеей непременно втянуть меня в семейное дело.

- Я вчера встречался с Кантемировым. Он считает, что вам с Оксаной пора определиться с датой свадьбы. Сколько можно тянуть?

Глава 2

Маша

Жизнь в женской колонии похожа на день сурка. В шесть утра подъем. На зарядку, утренний туалет, сборы и завтрак даётся час. Приходится постоянно торопиться, и привыкнуть к этому темпу очень тяжело. В семь нужно уже стоять у промзоны. А потом шить, шить, шить… Полчаса перерыв на обед, и снова за швейную машинку.

Начальство в колонии постоянно берёт "левые" заказы, из-за чего наше рабочее время увеличивается, а отдых сокращается. Иногда отпускают ночью поспать всего на несколько часов, а потом снова возвращают в цех.

Когда дополнительных заказов нет, во второй половине дня заключённых отправляют на уборку участка и хозяйственные работы. Лишь в конце дня дают немного личного времени. Некоторые женщины, привыкшие к физическому труду, приноравливаются, а мне никак не удаётся. Каждый день – как на грани.

За невыполнение плана – наказание. Если не от начальства, то от своих. Вообще, отношение к заключённым ужасное. Оскорбления и побои тут считаются нормальным явлением. Каждую минуту приходится быть настороже, рискуя нарваться на гнев надзирательницы или оказаться крайней в разборках сокамерниц.

Если не выполняет план одна заключённая, то наказывают всю бригаду. Например, нас выводят на улицу стоять – и неважно, какая погода и как мы одеты. Могут заставить стоять полураздетыми на лютом морозе в тоненьких тапочках. За это старшие потом вовсю срывают свой гнев на виновнице или виновницах. Чаще всего достаётся новеньким или больным.

В самом начале и я несколько раз попадала под раздачу, даже мама Люба не могла меня защитить. А однажды разборки показательно "застукало" начальство – и меня отправили в карцер. Из-за этого теперь у меня нет даже шанса на условно-досрочное освобождение, о котором я так мечтала с первого дня пребывания здесь.

За работу нам платят сущие копейки. Получив зарплату, женщины ходят в местный магазин и покупают какие-то радости. Я не могу себе этого позволить, поскольку часть суммы ежемесячно перечисляю на счёт пострадавшего. Материальная компенсация, которую меня обязал выплатить суд, настолько велика, что вряд ли при жизни мне удастся погасить долг.

Я много думаю об этом мужчине, постоянно мысленно прошу у него прощения. Просила маму узнать, как его состояние, но ей не удалось – информация о состоянии здоровья граждан у нас охраняется, как государственная тайна. Жив ли он? Какие у него перспективы? Помогло ли лечение, на которое я дисциплинированно перечисляю деньги? Страшно существовать с мыслью о том, что сломала чью-то жизнь.

На улице стоит невыносимая жара, в цеху кондиционеры не предусмотрены. Женщины постарше нередко падают в обморок. Их поливают водой, приводят в себя и заставляют продолжать работу. Часть отшитой продукции мы сдаём на склад. Это то, что мы шьём официально. За другой частью обычно приходит кто-то из начальства, и за качеством изделий придирчиво следят. Это – левые заказы. Чаще всего мы шьём униформу и спецодежду. Но бывают и повседневные вещи и даже платья.

Как-то я не удержалась и померила одно из них. До зуда хотелось вспомнить, что я – женщина, а не бесполый робот. Когда надзирательница это увидела, то обругала меня последними словами и толкнула так, что я отлетела метра на полтора и больно ударилась о стол. Привыкнуть к такому обращению невозможно, сколько бы ни старалась.

Как-то мы выполняли огромный левый заказ. До кроватей удавалось доползти лишь часа в два ночи, а в шесть – снова подъём и с семи – опять за машинки. Невыносимая жара сбивала с ног.

Тамара, пятидесятилетняя женщина из моей бригады, в те дни часто жаловалась на плохое самочувствие. Все очень любили и уважали её, а потому старались помогать с нормой и прикрывать от надзирательниц. Несколько раз она обращалась к медсестре, но та обвинила её в симуляции и даже угрожала наказанием. А потом у Тамары во время работы случился инсульт. Её отнесли в санчасть, где сотрудники просто положили на кушетку и ушли. Никто не торопился вызывать "скорую" и везти её в больницу. Когда же наконец её доставили в реанимацию, она почти сразу умерла.

Известие о смерти женщины всколыхнуло заключённых и спровоцировало бунт. Было так страшно! Для укрощения восставших прислали войска, и они открыли по нам огонь. Активисты начали отступать, в узком коридоре возникла давка. Статистики убитых, раненых и арестованных никто не знает, но когда всё улеглось, в колонии установился настоящий террор.

Со вчерашнего дня надзирательницы неожиданно притихли. Нас, на удивление, отпустили из цеха после обеда и заставили драить территорию. Пополз слух, что ожидается приезд комиссии. По рассказам старожилов, обычно проверяющие осматривают организованные к их появлению "потёмкинские деревни" и уезжают. Ничего другого мы не ждём и на сей раз.

Заключённые – не люди, мы совершенно бесправны и нужны начальству лишь как бесплатная рабочая сила. Никому нет дела до реальных условий, в которых нас содержат. Когда попадаешь в колонию, теряешь всё – и свободу, и гражданские права. Остаются и приумножаются только обязанности.

Неожиданно в разгар работы надзирательница зачитывает фамилии трёх молодых женщин, которых срочно вызывают к начальству. Переглядываемся, пытаясь понять, в чём мы провинились…

Ищу глазами маму Любу в поисках хотя бы моральной поддержки. За два года, проведённые здесь, я так и не научилась быть сильной и отважной. Люба – моя поддержка, защита, жилетка и вообще как вторая мама. Она всегда стоит за меня горой. Но скоро у неё заканчивается срок – и мне придётся самой отстаивать себя и свои интересы. Думаю об этом времени с ужасом.

Глава 3

Зима 2012 г., за два с половиной года до событий предыдущих глав

Маша

- Дима, Дима, тормози…

С трудом вырываюсь из плена его губ, чтобы сделать глубокий вдох. Одной рукой парень прижимает меня к себе за талию, другая хозяйничает под свитером и шарит рукой по спине, пытаясь расстегнуть застёжку бюстгальтера.

- Машенька, девочка моя, любимая…

- Дима, сюда может кто-то войти и увидеть нас…

- Не войдут. Они же не дураки, прекрасно понимают, чем мы тут занимаемся, – это мне совсем не нравится. Не хочется, чтобы подружки придумывали о нас то, чего нет, и распускали сплетни.

- Дима, слышишь какой-то шум? Давай пойдём к ним… Новый год всё-таки, нехорошо так надолго оставлять ребят.

В дверь настойчиво стучат.

- Сиди тихо. Они поймут, что мешают нам, и оставят в покое.

Но Димины предположения не сбываются – дверь распахивается и вваливается Вовчик.

- Хватит зажиматься! Ещё успеете, вся ночь впереди. Давайте вниз, пора петарды запускать!

Дима неохотно встаёт, помогает мне поправить одежду. В доме тихо, все уже на улице. Накидываем куртки и выходим на крыльцо. Ребята копошатся с коробками, девочки сбились в кучку, что-то активно обсуждают и хихикают.

Перед Новым годом навалило много снега. Ветра нет, и снежинки уютно обосновались на поверхностях. Деревья, кусты, крыши домов – всё белое. Каждая, даже самая тоненькая веточка, накрыта белым пухом. Красота!

Ребята наконец отбегают в сторону, и почти сразу начинают вылетать яркие ракеты. Зрелище завораживает красотой и придаёт особое восторженное настроение празднику. Все прыгают и кричат: "Урааа!".

Впервые провожу новогоднюю ночь за городом с друзьями. Родители свято верят, что это – семейный праздник и все обязательно должны в полночь собраться дома за торжественным столом перед телевизором. Мама и на сей раз пыталась меня оставить возле своей юбки, но Димке удалось как-то охмурить её и уговорить отпустить с ним на дачу.

Его родители благосклонно предоставили свой дом для нашей многочисленной компании, а сами ушли к кому-то в гости.

Я в восторге, тут так весело и по-настоящему празднично! Ещё и петарды – никогда раньше не видела, как их запускают. В соседнем доме тоже вечеринка. Только заканчивают стрелять наши ракеты, как соседи запускают свои. Грохот и свист стоит на всю округу, мы с подружками скачем и визжим. Как классно!

Спустя час празднование постепенно переходит на новый уровень. Кто-то забивается в уголок и тихонько дремлет, кто-то устраивается подальше от динамиков и ведёт философские беседы о любви и смысле жизни. Некоторые парочки разбрелись по комнатам, но большинство гостей выплясывают под громкую музыку в холле, будто в ночном клубе.

Выношу в гостиную утку с яблоками, зову друзей за стол, но почти никто не реагирует – все успели утолить голод закусками и салатами.

- Машуль, хватит суетиться, – Дима обхватывает меня сзади за талию и усаживает к себе на колени. – Расслабься и получай от праздника удовольствие.

- Ммм, и что ты предлагаешь?

- Ну, например, вернуться в мою комнату. Мы там ещё не всё исследовали. Можем начать с того, на чём остановились, – щекочет ухо тёплым дыханием.

- Какой-то ты сегодня шибко борзый. Надеюсь, помнишь, что моей маме пообещал?

Я пока не уверена, что готова к отношениям на новом уровне, и мамино требование вести себя прилично как нельзя кстати. Но обниматься и целоваться мне очень даже нравится, поэтому в Димину комнату отправляюсь без задних мыслей.

- Помню, но ещё я помню, что ты уже полгода совершеннолетняя и сама за себя принимаешь решения. И мама тебе не указ, – его рука ложится мне на ягодицу и подталкивает вверх, чтобы ускорить подъём по ступенькам.

- Можно подумать, ты свою маму не слушаешься!

Знаю, что он – послушный сын и редко конфликтует с родителями, а слово отца для него – закон.

Входя в комнату, свет не зажигаем. Пытаюсь протестовать, но парень шепчет:

- Темнота – друг молодёжи, – вжимает меня в стену и тянет наверх свитер.

- Дима, ну могут же войти! – даже подумать страшно, что там девчонки о нас сплетничают. Потом месяц будут обсуждать, кто с кем и как надолго закрывался в спальнях.

- Не войдут, я запер дверь.

- Какой ты предусмотрительный…

Сегодня и впрямь он излишне борзый и настойчивый. Его ласки становятся всё горячее и вынуждают нервничать.

- Дима, притормози, пожалуйста, – наивно полагаю, что могу управлять ситуацией и остановлю его в любой момент.

- Нет, маленькая, и не проси… Сегодня Новый год – самый подходящий момент начать взрослую жизнь. Подари мне себя, пожалуйста.

- Дима, не надо, я сегодня не готова. И мама...

- Сейчас, погоди, я тебя подготовлю, – тянет меня на кровать.

На мне уже почти нет одежды. Трудно описать свои ощущения. Любопытно, горячо, волнительно. И где-то там, внизу живота щекотно. Но очень страшно. И в глубине души плещется сомнение. Мы давно встречаемся и любим друг друга. В мыслях я уже примеряю свадебное платье, с нетерпением жду окончания университета, когда мы сможем пожениться. Но до этого ещё так далеко! Совершенно очевидно, что держать Диму на расстоянии так долго невозможно. Вдруг он найдёт себе кого-то посговорчивее и порешительнее? Я этого не переживу!

Глава 4

Маша

До выходных многократно прокручиваю в голове сцену, проговаривая речь, в которой я сообщу Диме о том, что мы с ним скоро станем родителями. Почему-то я абсолютно уверена, что он обрадуется. Он ведь любит меня, а малыш – плод нашей любви.

Немного волнуюсь, как справлюсь с беременностью и ребёнком. А вдруг из-за токсикоза не смогу ходить в университет? Или с утра нужно будет сдавать анализы и придётся опаздывать на первую пару – как на это посмотрят преподаватели?

Получается, у нас будет брак по залёту. Все говорят, что такие союзы недолговечны, потому что мужчин нельзя принуждать к женитьбе. А вдруг и у нас так получится? Отгоняю от себя эту крамольную мысль. Глупости! Когда двое женятся по любви, то какая разница, ждут они ребёнка или нет? Но червячок сомнения сидит во мне и периодически шевелится, напоминая о своём существовании.

Всё время витаю в облаках. Очень волнуюсь, как всё пройдёт, что Дима скажет, как отреагируют на новость его родители, поэтому не могу сосредоточиться на лекциях и постоянно получаю замечания. Кажется, выходные никогда не наступят. Но календарь движется неумолимо, и Дима с родителями возвращаются.

Встречать их в аэропорт мама меня не пускает. На улице снова намело снега, движение по дорогам затруднено.

- Мам, ну мне очень надо. Мне не терпится с Димой поговорить.

- Успеешь. Тебе сейчас вредно мотаться по заснеженной трассе. Мало ли что! Тем более, вечер, темно уже.

- Ну почему ты меня не понимаешь? – я в отчаянии!

- Понимаю, доченька, но стараюсь быть благоразумной. Молодые-горячие часто делают глупости, о которых потом всю жизнь жалеют.

- Мамуль, я его так люблю, так люблю! Я еле дожила до сегодняшнего дня!

- Знаю, моя хорошая. Но всё равно потерпи до завтра.

Сержусь на маму, но на рожон не лезу. В чём-то она права – темно, холодно, снежно. Такси наверняка возьмёт двойной тариф, а у нас с деньгами всё хуже.

Дима прилетает, они удачно добираются до городской квартиры, присылает сообщение, и мы договариваемся встретиться на следующий день на занятиях в университете. Не могу решить, дотерпеть до конца пар и сообщить ему наедине в спокойной обстановке или сказать сразу при встрече?

Утром долго кручусь перед зеркалом, навожу красоту. Сегодня я должна быть сногсшибательной! Потому что… потому что есть шанс, что, узнав о ребёнке, Дима сразу сделает мне предложение. Или не сегодня?

- Да красивая, красивая уже! Поторопись, а то опоздаешь!

Как у мамы всё просто. Жизнь – будто бухгалтерия. Дебет, кредит, приход, расход, налоги. Шаг в сторону приравнивается к побегу. Иногда мне кажется, что в голове у неё компьютер вместо обычного мозга, и он непрерывно выполняет какие-то вычислительные действия. А что у неё вместо души, я никак не могу определить. Порой она кажется такой живой и эмоциональной, но в другие моменты превращается в рациональную вредину. Разве у такой может быть сердце и душа?

Наконец выбираюсь из дома. Автобус, будто назло, едва плетётся. Нервничаю. Вдруг я приеду поздно и мы не успеем до пары уединиться в укромном уголке и поздороваться, как следует? Права была мама – надо было меньше перед зеркалом крутиться, а лучше выйти заранее. Снег-то почистили абы как, вдоль дороги сугробы, движение по одной полосе в каждую сторону.

Влетаю в корпус за минуту до звонка. Дима стоит в вестибюле с ребятами и что-то увлечённо им рассказывает. Заметив меня, прерывается и, расплываясь в улыбке, идёт навстречу. Я тут же бросаюсь ему на шею. Как же я соскучилась! Никогда больше не отпущу его так надолго!

Дима касается моих губ – сначала слегка, затем настойчивее. И всё тут же отступает на второй план. Я даже звонок на пару не слышу.

- Хватит лизаться уже! – голос вахтёрши тёти Люды доносится будто издали и возвращает меня в реальность. – Идите уже на занятия. Совсем стыд потеряли.

Мы хохочем и бежим на второй этаж на лекцию. Как можно незаметнее проскальзываем к своему месту. Нестеров что-то усиленно выводит на доске, не глядя на студентов, а затем поворачивается и выдаёт:

- Иванова, как я вижу, объект ваших мечтаний соблаговолил почтить нас своим присутствием, – в аудитории раздаются тихие смешки. – Надеюсь, вы тоже мыслями вернётесь к нам?

Да уж, этот старикан всё запоминает и замечает. Неужели у него и на затылке глаза есть? Какой-то сверхчеловек, а не профессор.

Держимся с Димой под партой руками. Мы так соскучились друг по другу, что теперь едва сдерживаем эмоции, чтобы не наброситься. Нестеров что-то бубнит себе под нос, а я ни слова понять не могу. Как можно слушать эту ересь, когда на кону стоит моё счастье?

 - Димка, давай сбежим, – заговорщицки шепчу на ухо, когда раздаётся наконец заветный звонок.

- Да ты что? Я и так неделю пропустил. Декан опять будет звонить и стучать папе, а я ему слово дал, что этот семестр закончу без троек. Предки обещали мне за хорошую учёбу на день рождения бэху подарить.

Я вовсе не обижаюсь. Разве ж можно прогуливать пары, когда такая машина стоит на кону? Приходится отсиживать ещё целых три часа. Мне словно на стул иголки насыпали – кручусь, не могу найти удобное положение. Чем ближе окончание занятий и предстоящий разговор, тем нетерпеливее становлюсь.

Глава 5

Маша

- Ну, и что ты решила? – Эльвира Аркадьевна смотрит на меня строго, всем своим видом показывая крайнее недовольство.

Я уже в курсе, что в её глазах я – нищебродка, которая намеренно залетела, чтобы окрутить её мальчика и влезть в их семью. Услышала это совершенно случайно. Она вошла к Диме в комнату, когда мы с ним болтали по телефону. Он, видимо, плохо нажал на кнопку сброса звонка – и я стала невольной свидетельницей их разговора.

Диме говорить ничего не стала, чтобы он не подумал, что я пытаюсь поссорить его с матерью. Но первые дни после этого была сама не своя, рвала и метала, не могла успокоиться от возмущения.

С «нищебродкой» спорить бесполезно – мы и вправду за короткий срок спустили на папино лечение все наши сбережения, и это далеко не конец – деньги нужны по-прежнему, только брать их теперь неоткуда. К роли Золушки я постепенно привыкаю, но не вижу в этом статусе ничего криминального. Никто не знает, что с ним случится завтра.

А вот на «намеренно залетела, чтобы окрутить» я обиделась не на шутку. И особенно рассердилась, что Дима не вступился за меня. Уж он-то знает, что сам виноват в моём нынешнем положении!

За три недели мы с ним так и не определились с нашим будущим. Несколько раз я ему намекала, что время идёт, но он уверял в ответ, что такие решения должны приниматься взвешенно и неторопливо. И вот сегодня его мама неожиданно нагрянула ко мне домой.

- Разве у меня есть выбор? Убивать своего ребёнка я не собираюсь, так что буду рожать.

Я не намерена унижаться или просить милостыню, я себя не на помойке нашла. Мы с мамой всё уже решили. Даже если они посчитают нас недостойными и не захотят меня и моего малыша, то мы и без них как-то обойдёмся. Хотя, положа руку на сердце, я надеюсь, что до таких крайностей не дойдёт.

- Тебе всего восемнадцать, какая из тебя мать?

- К родам мне уже исполнится девятнадцать. Это, конечно, рано, учитывая, что я планировала сначала окончить университет. Но и не шестнадцать!

Меня задевает сама ситуация – почему мы это обсуждаем с Эльвирой Аркадьевной, а не с Димой? Не должен парень в восемнадцать лет быть настолько несамостоятельным!

- И как ты его собираешься растить? Насколько я понимаю, отец твой уже несколько месяцев не работает. Он болеет, причём требует постоянного ухода и дорогостоящего лечения. На что вы живёте? Кто за ним ухаживает? – она крутит головой по сторонам, пытаясь оценить уровень нашего благосостояния. Дом и обстановка у нас хорошие, ей не к чему придраться.

Не понимаю, к чему она клонит. Хочет сказать, что они даже деньгами не станут мне помогать? Или будет настаивать, чтобы я избавилась от ребёнка? Как же мне неприятна эта красивая ухоженная женщина с колючими ледяными глазами и поджатыми губами!

- Мама работает, она – главный бухгалтер в фирме, у неё неплохая зарплата. И я собираюсь устроиться на работу и работать до родов, – намеренно опускаю разговор об уходе за папой, её это не касается.

- То есть вместо того, чтобы беречь себя, побольше гулять и нормально питаться, чтобы ребёнок родился здоровым, ты планируешь загонять себя работой? И чем же ты собираешься заниматься, учитывая твой юный возраст и отсутствие каких-либо профессиональных навыков? А что будет с твоей учёбой?

- Не волнуйтесь, я найду работу, которая не будет мешать ни учёбе, ни ребёнку. А потом, вероятно, возьму академический отпуск, так все делают.

- Вот что, милочка, – она не говорит, а шипит как змея. И без того узкие губы превращаются в безобразные нитки. – Твою позицию я поняла. Если надеешься за наш счёт решить свои проблемы, то ты сделала неправильную ставку. Наша семья – не благотворительная организация. У Димы своего дохода нет, содержать твоего ребёнка ему не на что.

Меня накрывает такой лавиной, что я даже не могу разобрать, что чувствую сильнее: ярость, бешенство, обиду, отчаяние, разочарование или просто боль. Как же права была моя мама! В который раз убеждаюсь, что она каким-то дивным образом умеет читать недоступное мне между строк и просчитывать ситуации наперёд.

Откуда у меня берутся силы и решимость? Встаю, тем самым демонстрируя, что наш разговор окончен и Эльвире Аркадьевне пора уходить.

- Не волнуйтесь, мне от вашей семьи ничего не надо, а с Димой мы как-нибудь сами разберёмся.

Я всё ещё надеюсь, что у него окажется иное мнение, чем у матери? В том, что это глупо, я убеждаюсь уже через час, когда Дима звонит мне и сходу набрасывается с упрёками.

- Маша, что ты наговорила моей матери? У неё сердечный приступ, мы ждём «скорую»! Как ты могла? Зачем? Я пытаюсь отстоять перед родителями тебя и наши отношения. Ты решила безвозвратно похоронить всё, что я для нас делаю?

В первый момент я по привычке хочу начать оправдываться. А потом какая-то вожжа попадает под хвост, и я меняю настрой.

- Ты ошибся адресом. Это твоя мама, несмотря на то, что мне вредно волноваться, облила меня и мою семью грязью и наговорила мне всяких гадостей! Я не намерена выслушивать претензии, основанные на больных фантазиях. Ты тоже считаешь меня недостойной себя?

Он молчит. Видимо, не ожидал от меня такого напора.

- Ну же, скажи!

Глава 6

Маша

- Валюш, прикинь, мне Димка предложение сделал! – едва добираюсь до дома, как тут же хватаюсь за телефон. 

- Судя по твоему довольному визгу, ты согласилась?

- Ну конечно! Считаешь, стоило его помучить? А вдруг он передумал бы? У меня срок уже почти три месяца – куда дальше тянуть?

- Всё правильно. Он и так слишком долго думал. И если созрел, то надо брать быка за рога.

- Угу. Интересно, что об этом думают его родители. Сомневаюсь, что он хоть один свой шаг не согласовывает с ними.

Этот вопрос сверлит голову с того момента, как Дима позвал меня замуж, но спросить у него напрямую я не рискнула.

- Так понятно, что. Его ж папа попёрся в политику! Не знаешь разве?

- Ой, нет, я от этого бесконечно далека.

- Я вообще-то тоже, но видела его по телику. Толкал красивую пафосную речь о семейных ценностях и бла-бла-бла. А теперь представь, что в разгар предвыборной кампании вдруг всплывёт, что его сынок бросил беременную девушку. И как это вяжется со сказками, которыми он кормит избирателей? Так что пока он карабкается на политический олимп, ты можешь урвать себе кусочек счастья. И кто знает, как оно дальше сложится? Димон, при всех своих недостатках, тебя любит. Станешь частью их семьи, ребёночка родишь – глядишь, и примут тебя, и нормально жить будете. Только мой тебе совет: с первого дня уходите от родителей. Хоть квартиру снимайте, но живите отдельно.

До последнего не верю своему счастью. Даже когда отдаём в ЗАГСе заявление и, согласовав дату и время, выходим на улицу.

- Ну что, моя теперь уже официальная невеста, в университет возвращаемся или поедем ко мне?

- У нас английский. Если прогуляем, надо будет потом идти на отработку.

Меня это совершенно не устраивает, потому что каждый день после занятий я еду на работу и времени отрабатывать нет. Но я так соскучилась по Димке, что соглашаюсь, а потом даже опаздываю за посылкой и остаюсь из-за этого без чаевых.

Летаю, как на крыльях. Даже затянувшийся токсикоз практически отступает перед моим счастьем. Мама относится к предсвадебной суете настороженно, тем более, что всей организацией и финансированием занимается моя будущая свекровь.

Вечером после работы направляюсь к Диме домой. Сегодня его родители пригласили меня к себе на ужин для обсуждения каких-то свадебных нюансов. Мы с его мамой не виделись с того злополучного дня, когда она приходила ко мне домой. И хотя Дима уверяет, что она рада нашему решению пожениться и готова принять меня в семью с распростёртыми объятиями, почему-то кажется, что всё это неискренне. Не будь предвыборной кампании её мужа, она бы меня и на порог не пустила.

Прежде, чем выйти из машины, прихорашиваюсь. Хочется произвести впечатление и показать, что мне удаётся успешно совмещать беременность, учёбу, работу, и при этом не выглядеть, как лахудра.

Эльвира Аркадьевна при встрече изображает улыбку, но напряжённые ниточки губ выдают её истинные эмоции. Мне даже немного жаль эту женщину. Она ведь уверена, что я её сыну – не пара. А теперь ради политической карьеры мужа она фактически вынуждена пожертвовать воображаемым счастьем сына, заставляя его жениться на Золушке, которая обманным путём залетела от него. Впрочем, спасибо, что не гонят делать тест на отцовство – с них станется.

Дима от этих рассуждений отмахивается, уверяя, что и без выборов дожал бы своих родителей, что в конечном итоге они одобрили бы наш брак. Но я не исключаю, что он просто пытается мне пустить пыль в глаза и повысить свою значимость. Какой же всё-таки он ещё ребёнок!

Ужин проходит с виду доброжелательно, но напряжение в воздухе можно резать ножом. Мне тут некомфортно. Может, если бы Валя не рассказала о предвыборных понтах, я бы думала, что они искренне согласились на наш брак и собираются со временем смириться с моим присутствием в их семье. Но поскольку я знаю об истинных мотивах, смотреть на неискренние лица и фальшивые улыбки свёкров мне тяжело. Один Дима кажется расслабленным и довольным, и это даёт мне силы высидеть до конца. Как ни крути, а замуж я выхожу за него, а не за его родителей.

Два часа пролетают быстро. На улице темно, пора ехать домой. Хотя пробки уже рассосались, до дома не меньше сорока минут. Вежливо прощаюсь. Мы с Эльвирой Аркадьевной изображаем даже какое-то подобие объятий. Не покидает ощущение, что за углом где-то прячется фоторепортёр, который снимает всё происходящее.

Чувствую себя неважно – слишком длинный и насыщенный сегодня день, устала, хочу прилечь и не шевелиться. А лучше завалиться спать до утра. Но мне ещё готовиться к контрольной на завтра. Слегка кружится голова и подташнивает, это моё нормальное беременное состояние.

Говорю об этом Диме, в глубине души надеясь, что он предложит отвезти меня домой или вызовет такси. Но он молчит. Поглядывает на часы – скоро начинается футбольный матч, а они с друзьями договорились его смотреть вместе в спортивном баре. Вспоминаю, сколько денег у меня есть в кошельке, и понимаю, что расплатиться по счётчику не смогу.

Впервые за последнее время неуверенно сажусь за руль. В сидячем положении голова немного отпускает, я успокаиваюсь и набираю скорость.

Проехав примерно половину, чувствую, что становится совсем нехорошо. Это состояние мне знакомо, и я умею им управлять. Иногда даже кажется, что сейчас в обморок упаду. Но смотрю прямо перед собой и дышу, нагружая голову какими-то вычислениями, чтобы не отключиться. Сбрасываю скорость ниже разрешённой. Пусть сзади мне сигналят. Я еду в правом ряду, левый свободен для обгона, машин мало.

Глава 7

Маша

Через неделю меня выписывают. Врачи уверяют, что угроза миновала и можно возвращаться к привычным занятиям. Только моё самочувствие не столь оптимистично. Боль от ушибов не отпускает, преследует слабость, всё время клонит ко сну. Возможно, все беременные так себя чувствуют.

В университете я всё-таки появляюсь. Дима не отходит от меня ни на шаг, опекает, как маленькую. Это безумно приятно. Наши отношения выходят на совершенно новый уровень, полный нежности и заботы. Таким любимый нравится мне ещё больше. И я бы могла с уверенностью сказать, что абсолютно счастлива, если бы не переживания за человека, которого сбила.

Информация о его состоянии весьма скудная. Димин отец объясняет это тем, что он – сын крупного бизнесмена, да и мама его тоже известна в кругах бизнес-элиты. Такие люди не любят публичности, поэтому нет ничего удивительного в том, что о здоровье сына они не трубят на каждом углу. Правда, напрягает, что меня тоже никак не информируют, а ведь именно от того, насколько сильно он пострадал и какими будут последствия травм, зависит наказание.

Меня неоднократно вызывает следователь, по сотому разу задаёт одни и те же вопросы. Я понимаю, что им надо всё выяснить, чтобы максимально объективно оценить степень моей вины, а потому снова и снова пересказываю одно и то же. Мне нечего скрывать, я ничего не нарушила, скорость была ниже допустимой. Разве что не пропустила пешехода. Но я его не видела из-за обморока!

- Мы нашли свидетелей, сняли записи с камер наблюдения и навигаторов, так что, в целом, картина ДТП ясна. Дело простое, можно передавать в суд, – следователь бубнит себе под нос, листая папку с бумагами.

- А как… себя чувствует пострадавший? – всякий раз боюсь задавать этот вопрос.

- Он жив. Но состояние по-прежнему тяжёлое. Насколько мне известно, родственники нашли западную клинику, в которой его могут спасти. Повезло, что они люди богатые и в состоянии оплатить лечение.

Знаю я… Мама пыталась с ними поговорить, хотела предложить деньги, но над суммой, которую мы можем взять в кредит под квартиру, они лишь посмеялись. Говорят, что только конструкции для крепления костей стоили дороже.

Я бы очень хотела повидаться с ним и попросить прощения, но к нему никого не пускают. Он жив – и это главное. Значит, меня не посадят…

Время движется незаметно. Приготовления к свадьбе идут полным ходом. Мы со свекровью выбираем платье, остаётся подогнать его по фигуре, предусмотрев небольшой припуск на возможный живот. Его пока почти не видно, но теперь с каждой неделей он становится всё больше и больше. Малыш растёт.

На УЗИ нам сделали его первую фотографию. И хотя там мало что можно разобрать, сам факт, что на этой картинке изображён мой ребёнок, вызывает трепет и умиление. Беременность делает меня очень сентиментальной и плаксивой, я постоянно плачу по любому поводу. 

И кажется, ничто не способно омрачить мою радость, но однажды…

 - Слушай, Маш, тут такое дело. Мои предки считают, что нам надо отложить пока свадьбу, – Дима в глаза не смотрит, отводит взгляд. Значит, сам знает, что неправ.

- Как это отложить? Почему? На сколько времени?

- Пока следствие идёт. Мало ли чем всё закончится.

- Дима, а какое отношение это имеет к нашей свадьбе? Я не понимаю, зачем откладывать. У меня уже вот-вот живот будет огромный, я в платье не влезу! Ты же знаешь, что я не виновата, у меня случился обморок, есть медицинское заключение.

- Вот и прекрасно. Если тебя оправдают, мы сразу после суда поженимся. Справка из консультации на руках, нас зарегистрируют по ускоренной процедуре.

- Погоди. А если не оправдают?

- Не знаю даже. Понимаешь же, что отец – не последний человек. Как на него посмотрят, если тебе срок дадут, пусть даже условный, а я женюсь на тебе? Получится, что невестка Рогозина – уголовница? Как он это избирателям объяснять будет? Да и сам факт, что ты сбила человека. Кто там будет разбираться, обморок у тебя был или передоз наркоты? Знаешь же, какие журналисты ушлые – разнесут сплетни, потом не отмыться.

- Дима, если мы поженимся, то судья не рискнёт идти против твоей семьи и учтёт все смягчающие обстоятельства!

- Маша, ну что я могу сделать? Отец сказал: нет, только если тебя оправдают. Иначе грозится денег не дать. А как свадьбу играть без денег? Жить потом как? У меня-то своих денег ещё нет, – он выглядит виноватым. Мне даже жаль его – родители вынуждают его делать то, чего он не хочет. Но мне никак не удаётся подобрать нужные слова и аргументы, чтобы он решился принять в этом споре мою сторону.

- Да как-то справимся! В конце концов, необязательно пышную свадьбу делать, можно просто расписаться. И потом, мы с тобой будем работать.

- Да какое там работать? Тебе рожать через несколько месяцев. Знаешь, сколько денег понадобится? Твои вряд ли нам чем-то помогут.

- Это да… Но как-то прорвёмся! Ребёнок же в любом случае родится, его никак не отменить и не перенести!

- Отец сказал, что если тебя посадят, то после родов мы заберём малого к себе. Дома ему наверняка будет лучше, чем с тобой в тюрьме.

Киваю, как китайский болванчик. Не верю, что меня признают виновной, это просто не укладывается в голове. Мужчина, которого я сбила, жив, у его родственников есть деньги на хорошее лечение, не сомневаюсь, что врачи сделают всё возможное. У меня смягчающие обстоятельства. Разве ж судья – не человек? Должен войти в положение.