Месяц в Уэлене

= День двадцать восьмой =

Утром к берегу принесло разбухший труп негра в военной форме. Море аккуратно выложило добычу на гальку и отступило. На нашивке на английском было написано: «us customs and border protection». Весть моментально разлетелась по Уэлену. До границы с США было всего сто километров. Этот мертвец сказал жителям поселка гораздо больше, чем бредни повесившегося два дня назад Олега. Медузы не медузы, а раз это добралось до соседнего континента — значит старого мира больше нет.

Лев Васильевич в своей церковной речи заговорил о том, что настал судный день, и уцелеют лишь праведники. Огромный крест, вырезанный из кости кита, он держал в твердой не по возрасту руке. Зато губы дрожали от волнения. Поголубевшие глаза сверкали верой.

Те, кто не бросил за четыре недели эти встречи, мутировавшие в проповеди, стояли на коленях в грязи и слушали пастыря, кивая и повторяя за ним. Пятнадцать человек. Почти четверть оставшегося населения Уэлена. Они даже жили теперь отдельно, мрачно глядя на всех, кто игнорирует ежедневные молитвы. И никогда не удерживали тех, кого призывало море. Потому что только грешные души уходили в пучину.

— Звери выйдут из моря! — говорил Лев Васильевич.

— Из моря… — продолжала толпа.

— И настанет последний день!

— Последний день…

— Спасутся только узревшие Господа.

— Узревшие Господа…

— Что вы творите? — не выдержал это старый морзверолов Иннокентий. Все свое время он проводил в косторезной мастерской, считая, что если Бог и призовет его, то пусть так и будет. Но терпеть из страха перед Ним задыхающуюся в страхе компанию из школы или же жить среди фанатиков детского сада — увольте. Каждый вечер Иннокентий плотно-плотно закрывал двери и окна. А на собрания Льва старик приходил просто, чтобы послушать. Сначала с надеждой. Потом с интересом — риторика менялась. Менялись люди.

Лев Васильевич осекся. Кто-то из прихожан новой веры поднялся с колен.

— Это ты виноват, — сказал проповедник. — Ты и твое безбожие призвали море.

— Да иди ты на хер, — ответил Иннокентий. — Чист я перед Богом.

Люди вставали, и лица их кривились от ярости на святотатство.

— Закрой рот, еретик, — услышал морзверолов справа от себя. Увидел парня из своей бригады. Сашка. Тот наморщил нос, как атакующий пес. — Закрой рот.

— Еретик?! Саша?!

— Ты нужен морю, — сказал Лев Васильевич. — Оно очистит тебя.

Иннокентий опешил. Его подхватили за руки, потащили к берегу. Старик попытался вырваться, попытался закричать, но рот ему заткнула мозолистая рука Сашки. Молодой морзверолов держал старшего товарища под водой, пока Лев Васильевич не кивнул ему, мол, довольно.

Труп старика забрал отлив.