V

ТЕТКА С УТРА обрядилась в шелковое, расшитое розами платье, надушилась, подрумянила щеки и губы, взбила волосы и удалилась в бакалейную лавку за свечами и мылом. Габриэль ходила от окна к окну, ломала пальцы, подбирала смятые газеты, дружно поносившие убийцу Марата, и перечитывала сообщения о ходе расследования преступления.

Первый раз Мари, которую теперь все называли Шарлоттой, допросили прямо в доме Марата, потом в тюрьме аббатства, а со вчера допрашивали в тюрьме Консьержери. Сообщников преступления искали с невероятным упорством. Все эти пламенные революционеры затрепетали и возмутились, узнав, что среди их противников нашелся убежденный, бесстрашный и самоотверженный мститель, готовый отдать жизнь в борьбе с якобинской тиранией. А еще больше напугало, что этим мстителем оказалась молодая девственница, к тому же правнучка великого драматурга Франции Пьера Корнеля. Это появление второй Жанны дʼАрк словно выносило над якобинцами приговор истории. Трибуналу во что бы то ни стало требовалось доказать, что героиня была всего лишь орудием злобного заговора врагов народа.

И Мари дрогнула. Она называла имена, а следователи немедленно арестовывали всех, с кем она встретилась или беседовала: члена Конвента Дюперре, перед которым она хлопотала за эмигрировавшую канониссу епископа Фуше, хозяйку ее гостиницы, мальчика, с которым Корде посылала Марату просьбы о встрече. Допросили даже кучера фиакра.

Не пожалев себя, Корде не жалела уже никого. Без утайки сообщала суду все, что знала о жирондистах. Хладнокровно заявила, что бежавшие в Кан депутаты считают Робеспьера, Дантона и Марата подстрекателями, намеревающимися развязать гражданскую войну. А ведь эти сведения приговаривали перечисленных ею беглецов. Судьба жирондистов Габриэль не волновала: такие же республиканцы, как и нынешние якобинцы, лишь более робкие. Но что будет с ней самой, если Корде и ее упомянет?

Третий день она ждала появления жандармов. Она бы сбежала, только до Кана через посты и заставы не добраться, а больше бежать ей некуда. Постоянно прислушивалась, от каждых шагов на лестнице покрывалась холодным потом. Думала, как выгородить тетку. Но никто не приходил. Это означало, что до сих пор Шарлотта ее имени не упомянула. Однако завтра Корде предстоит суд. Неизвестно, что спросят обвиняемую на нем, что она ответит и какие там выступят свидетели. Боже мой, как это ужасно – бояться за себя, когда несчастную Мари ждет гильотина! Но Габриэль даже на улицу не решалась выйти, потому что парижане завалили Революционный трибунал доносами на предполагаемых соучастников преступления. А вдруг кто-нибудь вспомнит, что видел карательницу Марата в Пале-Рояле с другой девицей, и ее опознают? Нет, это, конечно, чрезмерные страхи! Кроме двух петиметров с лорнетами и месье Ворне, на них никто и внимания не обратил.

Кстати, молодой Ворне. Он-то зачем следил за ней? Что ему от нее нужно? Соседи, разумеется, вовсе не те, за кого себя выдают. Такие же коммерсанты из Нормандии, как сама мадемуазель Бланшар – Парижская Богоматерь. Старший не имеет ни малейшего понятия о происходящем в Кане, младший выслеживает ее, а в ломбарде пригрозил санкюлотке Революционным трибуналом! Тогда она решила, что он просто пугал хамку. А теперь не знала, что и думать. Вчера вечером из распахнутых окон доносились голоса соседей. Габриэль едва наружу не вывалилась в попытках расслышать их беседу, но ничего не поняла, потому что говорили они на каком-то незнакомом наречии. В Версале Габриэль часто слышала испанский и немецкий, ее грум Джонсон говорил по-английски, и сама она немного понимала итальянский. Но соседи беседовали между собой на каком-то странном, неведомом языке.

На днях Ворне наняли Жанетту стряпать, сегодня с утра она пропадала у них. Габриэль сразу решила воспользоваться возможностью разузнать о них побольше. По словам кухарки, молодой Ворне в очереди за хлебом обворожил всех хозяек прихода. Простушку Жанетту полностью покорил своими шуточками и комплиментами. Теперь, после казни Нодье, шармантный ловелас будет вынужден искать себе обожательниц в других лавках. А что если он слышал, как пекарь требовал у служанки уплатить долги ее хозяек? Что он о своих соседках подумает? Ну что там с Жанеттой? Куда она провалилась?

Наконец дверь черного хода приоткрылась, кухарка поманила Габриэль:

– Идемте, мадемуазель. Сейчас там никого: молоденький еще с утра в Конвент поскакал, а старик не очень-то хотел меня одну оставлять, но я так на кухне начадила, что он покрутился, покрутился, обрядился в допотопный камзол, нацепил дурацкую шапку и тоже куда-то убрел.

Обе выскользнули на лестницу. Дверь в кухню Ворне приоткрылась со скрипом, от которого окатило потной горячей волной. Внутри в самом деле воняло рыбой и дымом. В гостиной сухо щелкал маятник напольных часов красного дерева. Габриэль глубоко вздохнула и заставила себя шагнуть в чужой дом.

– Вы только поторопитесь, мадемуазель, старикан далеко не утопает. – Жанетта скрылась на кухне.

Монахини, учившие Габриэль вести себя благородно и в соответствии с правилами приличия и чести, забыли предупредить, что наступит революция и аристократов будут преследовать и казнить. Извините, настоятельница бенедиктинского монастыря Святой Троицы мадам де Бельзенс де Кастельморон, но мадемуазель де Бланшар пришлось превратиться в гражданку Бланшар, и та твердо намерена остаться в живых. Слишком деликатные аристократки великодушно прощают своего палача и покорно ложатся в общий ров на кладбище Мадлен, а отважные вроде Корде закалывают тиранов и поднимаются на эшафот. Но Габриэль не позволит ни хорошим манерам, ни героическим примерам погубить себя. Все дозволено тому, кого преследуют и кто спасает свою жизнь. К тому же соседи первыми начали шпионить за ней.

Судя по батистовой сорочке, небрежно брошенной на криво заправленную кровать, первая комната оказалась спальней Александра. На комоде валялись запонки, одежная щетка, расческа с запутавшимися в ней светлыми волосами. Ни одна гризетка не могла пройти мимо, не обернувшись на этого широкоплечего и длинноногого красавца. Габриэль подняла фуляровый платок, не удержалась, поднесла к лицу – от ткани повеяло смесью свежего бергамота и едкой сосны. От этого сухого, терпкого, почти неуловимого мужского запаха лоб покрылся испариной. Отбросила платок, решительно огляделась, открыла крышку незапертого секретера. Внутри лежало начатое письмо: «Привет и братство, депутат Национального Конвента Ромм! Я ищу с тобой встречи по рекомендации твоего воспитанника и друга. Моя цель – быть полезным человечеству». Дальше многое было вымарано и вычеркнуто, видимо, в потугах описать конкретнее, чем именно Александр Ворне мог бы пригодиться человечеству.

В ящиках секретера обнаружилась пустая склянка, оторванные пуговицы и нательный крест на цепочке с непонятными буквами на тыльной стороне. В нижнем потайном отделении оказалась тонкая пачка писем, перевязанная розовой ленточкой. Письма источали аромат нежной пудры. Габриэль с досадой убедилась, что все они на неизвестном языке. Но запах и мелкий почерк с хвостиками и завитушками могли принадлежать только женщине. Впрочем, до этого ей не было никакого дела. Захлопнула секретер. У кровати валялась книга с золотым тиснением на обложке – «Любовные похождения кавалера Фоблаза». Габриэль покраснела. О гривуазном романе она еще в монастыре наслышалась.

Пошарила под одеждой на верхней полке стенной ниши. Так и есть! Люди всегда прячут все самое ценное под бельем. Выудила тетрадь в сафьяновом переплете. Это оказался дневник. К сожалению, все записи тоже были на непонятном языке, только там и сям попадались французские фразы «Свобода, Равенство, Братство или смерть!», «Аристократов на фонарь!» и «Да здравствует Республика! Да здравствует Конвент!». На одной из последних страниц Ворне выписал слова революционной марсельской песни. Несомненно, учтивый молодой человек – восторженный якобинец. Предпоследняя длинная запись была помечена тринадцатым июля, по ней фразы по-французски были рассыпаны особенно густо: «Марат убит!»; «Любовь к свободе и ненависть к тиранам»; «Эти несчастные люди требуют моей смерти. Они должны воздвигнуть мне алтарь, я спасла их от чудовища!»; «Добрые патриоты, ее нельзя убивать, пока мы не раскроем весь заговор!» Все это могло относиться только к аресту Мари. Да, бесспорно, месье Ворне описывал арест Шарлотты Корде! Но все эти подробности стали известны из газет только на следующий день – четырнадцатого июля. А он описал их еще под тринадцатым числом, причем, судя по французским выражениям и точным цитатам, он сам все это слышал. Значит, он был на месте убийства. Может, в Пале-Рояле он вовсе не за Габриэль следил, а за Шарлоттой? И видел их вдвоем!

Из дневника вывалилась сложенная записка. Внутри чуть выцветшими чернилами было начертано: «Прошу оказать подателю сего всю необходимую помощь. Он послан мною, дабы наше дело восторжествовало». И подпись: «Виконт де Ла Файет, генерал-майор». Так вот кто прислал в Париж гражданина Ворне! «Новый Кромвель», генерал Лафайет, зачинщик революции, сначала предавший короля, а потом и революционеров, год назад бежавший из республиканской армии в Австрию и, по слухам, заключенный там в тюрьму.

Габриэль вложила письмо обратно, засунула тетрадь на прежнее место и поспешила в спальню Базиля Ворне. В этой комнате царили порядок и слегка затхлый старческий дух. Рыться в вещах пожилого человека было еще более стыдно, чем в комнате молодого повесы. Но что делать? Она обязана узнать, кто эти люди, потому что в их руках ее жизнь. В углу стоял запертый на большой замок и окованный железом неподъемный сундук. На прикроватном столике лежало письмо. По-французски! Аллилуйя!

Легкий стук в дверь и отчаянный шепот Жанетты перебили чтение:

– Мадемуазель Бланшар, старик обратно прется! Уже по двору идет!

«…преслужник Тизон и его жена бдительна слидят за королевой и доносят… из-за таво что в Тампле идут строительные работы…» Судя по правописанию и корявому почерку, письмо вряд ли писал сам месье Ворне.

– Мадемуазель!

Габриэль выхватывала отдельные фразы, стараясь уяснить хотя бы общий смысл: «…караульный сминяются в 11 утра, в 5 часов вечера и в полночь… Каждый день в семь часов под их окнами нанятый крикун громко саабщает новости…»

– Мадемуазель Бланшар! – отчаянно прошипела Жанетта.

Габриэль бросила письмо и понеслась к черному ходу.

Уже на темной лестнице прижалась к стене, перевела дыхание, вытерла лоб. Проникнуть в чужой дом, рыться в чужих вещах и письмах – поступок, конечно, совершенно неприличный. Тетка ужаснулась бы. Зато она узнала самое главное: Ворне – иностранцы, а раз их прислал находящийся в Австрии Лафайет, то, видимо, они прибыли сюда с какой-то тайной австрийской миссией. Они собирают сведения об условиях заключения и охраны Марии-Антуанетты, молодой Ворне присутствовал при убийстве Марата и навязывает свои услуги якобинцу Ромму. Похоже, у соседей полно собственных веских причин опасаться разоблачения. Теперь у нее тоже есть управа на них, достаточно будет намекнуть, что для них выгоднее держать язык за зубами. А вдруг, испугавшись, они сдадут ее первыми? Боже, до чего она докатилась! Нет-нет. Все дозволено тому, кого преследуют.


ВЕЧЕРОМ С НАИГРАННЫМ равнодушием сообщила тетке, что соседи – иностранные шпионы, которые зачем-то следят за королевой. У мадам де Турдонне выпал из рук столовый нож. Тут же пристала к Габриэль так, что пришлось ей все рассказать в подробностях.

– Вы тайком залезли к ним в дом?

– Мадам, оставьте. В сегодняшнем мире нет места благовоспитанным девицам.

Тетка от нравоучений воздержалась. Даже промолчала, когда Габриэль корочкой подтерла со дна тарелки остатки чечевичного супа.

– Раз у них рекомендательное письмо от Лафайета, то, вероятнее всего, они выполняют какое-то поручение австрийского двора.

– Между собой они говорят не по-немецки. Я никогда такого языка не слышала. Немножко похож на португальский, но ни единого слова не понять. И дневник свой молодой Ворне пишет так, что я даже буквы не узнаю.

– Они могут быть и мадьярами, и чехами, и кем угодно. Но если их прислала Вена, то не с благородными намерениями. Я доподлинно знаю, что австрийские родственники не собираются спасать ее величество.

– Откуда вы это знаете?

Франсуаза дернула плечом:

– Уж столько раз самые преданные королеве люди молили императора о помощи, просили хотя бы денег. Франц Второй и пальцем ради родной тетки не шевельнул, у Вены свои планы на французский престол. Все забыли дочь Марии-Терезии, даже собственная семья. Я иногда подозреваю, прости господи, что австрийский император заинтересован в гибели ее величества.

Тетка просто свихнулась на несчастьях Марии-Антуанетты.

– Мадам, умоляю вас, держитесь от королевы подальше. Ей уже ничем не поможешь, а нас еще можно погубить.

– Вы думаете, Ворне нас в чем-то подозревают?

– Похоже на то. Этот Александр за мной следит. Я уже несколько раз замечала его за собой.

Франсуаза усмехнулась, бросила насмешливый взгляд на Габриэль. Глаза у виконтессы были маленькие, но такие озорные и выразительные, что, глядя на нее, легко было поверить, что именно маленькие глазки – эталон привлекательности.

– За вами, душа моя, только слепой не следил бы. Вот если бы они за мной следить начали, тогда бы я встревожилась.

– Почему, мадам? Что вы такого делаете?

Тетка вместо ответа наполнила бокалы кислым пикетом из виноградных выжимок. Она что-то скрывала. Впрочем, Габриэль тоже утаила от нее свою встречу с Мари Корде. Бедняжка Франсуаза и так ночами не спала. Похоже, теперь у всех имелись тайны, в которые лучше не посвящать никого, даже самых близких.

Загрузка...