6. НОРАЛА

Мы увидели красавицу, какой, я думаю, мир не видел со времен троянской Елены. Прежде всего заметны были ее глаза, чистые, как промытое дождем апрельское небо, хрустально прозрачные, как тайный источник, посвященный богине Луны Диане. Радужная оболочка испещрена золотисто-янтарными и сапфировыми точками, сверкавшими, как звездочки.

И тут с удивлением я заметил, что эти созвездия не только в радужной оболочке, но и в зрачках, глубоко внутри них, как далекие звезды в глубине бархатного полуночного неба.

Откуда же исходил тот блеск, более страшный, более угрожающий в своем холодном спокойствии, чем горячее пламя гнева? Глаза эти не угрожают, нет. Они спокойны и неподвижны, и в них мелькает тень заинтересованности, призрак дружеской улыбки.

А над ними ровные, тонко прорисованные бронзовые брови. Губы ярко-алые и – спящие. Сладкие губы… такие мог увидеть в своей мечте великий художник и изобразить, как самую суть женской привлекательности, но губы спящие и не стремящиеся проснуться.

Гордый прямой нос; широкий низкий лоб, и над ним – масса прядей-щупалец, рыжевато-коричневых, роскошно топазовых, металлических. Как тонкая медная проволока; и туманных, как облака, которые Сультзе, богиня сна, посылает на рассвете, чтобы поймать блуждающие сны влюбленных.

Под этим удивительным лицом круглое горло, переходящее в изысканную линию плеч и груди, полуприкрытых покровом.

Но на этом лице, в этих глазах, на этих алых губах и на груди что-то неземное.

Что-то пришедшее прямо из загадочных глубин заполненного звездами пространства; из упорядоченного, спокойного, безграничного космоса.

Бесстрастный дух, спокойно глядящий на человеческие страсти, в ее губах, в каждой линии ее спящего тела – и этот дух не дает ей проснуться.

Сумерки спокойствия, опускающиеся на горное озеро. Иштар, без сновидений спящая в Нирване.

Что-то в ней не от нашего мира, что-то грандиозное, как космос по сравнению с летним ветром, океан – с волной, молния – со светлячком.

– Она не… человек, – услышал я шепот Вентнора. – Посмотрите ей в глаза, на ее кожу…

Кожа у нее белая, как жемчужное молоко, тонкая и нежная, как паутина, шелковая и мягкая; прозрачная, будто сквозь нее пробивается неяркий свет. Рядом с ней Руфь с ее прекрасной кожей казалась прожженной солнцем деревенской девчонкой по сравнению с Титанией.

Женщина рассматривала нас, будто впервые в жизни видела людей. Заговорила – голос у нее какой-то отдаленный и в то же время сладкий и звонкий, как звуки маленьких золотых колокольчиков; он полон спокойствием, это часть наполняющего ее духа, золотые колокольчики звучат из тишины, говорят за нее, от ее имени. Говорила она запинаясь, как будто губы ее не привыкли к звукам человеческой речи.

И говорила на персидском языке, на чистейшем древнеперсидском.

– Я Норала, – прозвенел ее золотой голос. – Я Норала.

Она нетерпеливо покачала головой. Из-под покрова показалась рука, стройная, с длинными пальцами, с ногтями, как розовые жемчужины; на запястье свернулся золотой дракон со злобными маленькими алыми глазками. Стройная белая рука коснулась головы Руфи, повернула ее, так что эти странные, испещренные огненными точками глаза посмотрели прямо в глубину голубых глаз Руфи.

Долго смотрела она. Потом та, что назвалась Норалой, коснулась пальцем слезы, висевшей на длинных ресницах Руфи, удивленно посмотрела на нее. Какое-то воспоминание проснулось в ней.

– Ты… боишься? – запинаясь, спросила она.

Руфь покачала головой.

– Они… тебя пугают?

Она указала на разбросанные по долине груды. И тут я увидел, откуда исходит блеск этих странных глаз. Маленькие лазурные и золотые звездочки побледнели, задрожали, потом вспыхнули, как далекие галактики серебряных солнц.

Руфь испуганно отшатнулась от этого странного блеска.

– Нет… нет… – выдохнула она. – Я плачу – из-за него.

И она указала на Чу Минга – коричневое пятно на краю пространства, усеянного частями тел.

– Из-за него? – В голосе слышалось удивление. – Почему?

Она взглянула на тело Чу Минга, и я знал, что она не видит в нем ничего человеческого, ничего родственного себе. В глазах ее выражение легкого удивления, но когда она посмотрела на нас, странного свечения в них не было. Она долго разглядывала нас.

– Что-то давно спавшее пробуждается во мне, – наконец нарушила она молчание. – И требует, чтобы я взяла вас с собой. Идемте!

Неожиданно она отвернулась и направилась к расселине. Мы переглянулись, думая, как поступить.

– Чу Минг, – заговорил Дрейк. – Мы не можем бросить его так. По крайней мере прикроем от стервятников.

– Идемте. – Женщина стояла у входа в расселину.

– Я боюсь! Мартин, мне страшно. – Руфь протянула дрожащую руку к своему рослому брату.

– Идемте! – снова позвала Норала. Голос ее прозвучал резко, повелительно, безапелляционно.

Вентнор пожал плечами.

– Что ж, идемте, – сказал он.

Бросив последний взгляд на китайца – стервятники уже подбирались к нему, – мы пошли к расселине. Норала молча ждала, пока мы не прошли мимо нее; потом последовала за нами.

Не прошли мы и десяти шагов, как я понял, что это не расселина. Туннель, проход, вырубленный людьми, и на стенах изображения драконов, а потолок – голая скала.

Женщина быстро скользила вперед. Мы следовали за ней. Далеко, далеко впереди показался тусклый свет. Он дрожал, мерцал, этот световой занавес на расстоянии не менее мили от нас.

Но вот он приблизился; мы прошли сквозь него и вышли из туннеля. Перед нами тянулось узкое ущелье, как разрезанное мечом тело каменного гиганта, у ног которого проходил туннель. Высоко над головой виднелась неширокая полоска неба.

Два каменных монолита охраняли вход в туннель; гигантские каменные блоки наклонились, растрескались. От входа расходились трещины, как морщины в скале: давление слоев давно пыталось закрыть это отверстие.

– Стойте! – неожиданно послышался золотой голос Норалы. И снова я увидел вспышку белого звездного света в ее глазах.

– Может, лучше… – она рассуждала сама с собой. – Может, лучше закрыть этот проход. Он не нужен…

Снова прозвенел ее голос, дрожащий, вызывающий странное беспокойство, гармоничный. Вначале это было бормочущее пение, ритмичное и низкое; звуки, их тоны, их последовательности были мне совершенно незнакомы; незнакомые, резкие, чуждые темы, которые все время повторялись, падали хрустально-чистые жемчужины звуков, упорядоченные, математические, геометрические, как движения фигур – маленьких в руинах, огромных в долине.

Но что это? Я понял – это движение, трансформированное в звуки!

У входа в туннель что-то шевельнулось. Движения стали быстрее, как будто следуя ритму песни Норалы. В темноте показались слабые вспышки. Они возникали и исчезали, как будто просыпались мягкие огоньки, гигантские светляки: вспышки дымчатого янтаря, блеск розового, искры бриллиантов, опалов, изумрудов и рубинов – все более яркие, ослепляющие.

Их окутал дрожащий туман, быстрый, колеблющийся. Он сгустился, его пронизали тонкие линии, светящиеся полоски, паутинки.

Их становилось все больше, они переплетались, пульсировали, сливались – и все это мгновенно, в десятую часть того времени, какое требуется на рассказ об этом.

Из светящегося тумана сверкнули молнии. Они охватили всю поверхность скалы водопадом зеленого пламени. Трещины стали шире, монолиты задрожали, рухнули.

И как будто после абсолютной тьмы блеснул свет. Я раскрыл ослепленные глаза; медленно возвращалась способность видеть. Скала еще слабо светилась. И в этом свечении я увидел, что вход в туннель исчез, был запечатан, на его месте виднелись тонны каменных обломков.

Мимо нас пронеслись большие тела, задели меня за руку, я почувствовал прикосновение теплого металла, но металла, полного жизни. Промелькнули, и снова все стихло.

– Идемте! – Норала склонила голову, ее фигура слабо светилась в темноте. Мы быстро пошли за ней. Рядом со мной шла Руфь, она схватила меня за руку.

– Уолтер, – прошептала она. – Уолтер, она не человек!

– Вздор! – ответил я. – Вздор, Руфь. А кто же она – богиня, дух Гималаев? Она человек, как вы и я.

– Нет. – Даже в темноте я видел, как она вздрогнула. – Не совсем человек. Иначе почему ее слушаются эти штуки? Как могла бы она вызвать молнии и запечатать вход в туннель? А ее кожа и волосы… они удивительные, Уолтер.

– При взгляде на нее я кажусь себе… шероховатой. И в ней живет какой-то свет, благодаря ему мы идем здесь. А когда она коснулась меня… я… я тоже вся засветилась, изнутри.

– Человек, да, но в ней есть еще что-то… что-то сильнее человечности, что-то… заставляющее человеческое в ней спать, – с удивлением закончила она.

Поверхность, по которой мы шли, ровная, как танцевальная площадка. Мы следовали за загадочным светом, который, казалось, испускает Норала. Полоска неба над головой исчезла, ее, казалось, затянуло тучами, потому что звезд я не видел.

В темноте я снова ощутил слабое движение, что-то мягко шевелилось рядом с нами. У меня было ощущение, что по обе стороны от нас движется невидимое войско.

– Что-то движется рядом с нами, идет рядом, – высказала мою мысль Руфь.

– Это ветер, – ответил я и замолк: ветра не было.

В темноте послышалось странное глухое щелканье. Свечение, окутывавшее Норалу, усилилось, четче выделялось на темном фоне.

– Переходите!

Она указала в пустоту впереди; и, когда мы шагнули вперед, протянула руку и остановила Руфь. Дрейк и Вентнор, встревоженные, приблизились к ним. А я сделал шаг вперед, вышел из сияния.

Передо мной виднелись два куба; размеры одного в неустойчивом свете я оценил в шесть футов, другой показался мне вдвое меньше. Они испускали бледный фосфоресцирующий луч, разрезавший темноту. Впереди меньший, затем большой, они очень напоминали лестницу из кубиков, построенную ребенком.

И тут в этом луче я увидел непрерывную линию кубов, не изогнутую, как мост в комнате с драконами, а плоскую; она пересекала пропасть, начинавшуюся у самых моих ног. Не менее ста футов в длину, эта линия шла над темными неведомыми глубинами. Далеко, далеко внизу слышался шум потока.

Я остановился. Из этих кубов состояло тело чудовища в долине. То самое существо, которое убийственно играло вооруженными людьми.

И теперь они сложились в стройный неподвижный мост.

– Не бойся, – мягко, как с ребенком, заговорила женщина. – Поднимайся. Переходи. Они повинуются мне.

Я встал на первый блок, поднялся на второй. Передо мной тонкая линия, с резкими краями, гладкая, и только тонкие светящиеся полоски показывают, где один куб примыкает к другому.

Я пошел, вначале медленно, потом со все растущей уверенностью, потому что от линии исходила сила, она вела и поддерживала меня, как целым лесом маленьких невидимых рук; при их поддержке я шел устойчиво, уверенно. Посмотрел вниз: на меня смотрели мириады светящихся точек. Они меня околдовали; я почувствовал, что замедляю шаг; и тут же ощутил головокружение. Решительно отвел взгляд и зашагал дальше.

Теперь из глубины яснее слышался шум воды. Передо мной всего несколько футов моста. Я добрался до конца, ступил на меньший куб, спустился на камень.

По мосту пошел Вентнор. Он вел за собой пони. Глаза животного были завязаны, чтобы оно не видело узкой полоски. Дальше, ободрительно похлопывая пони по корпусу, шагал Дрейк. На ходу он беззаботно раскачивался. Маленькое вьючное животное шло спокойно и уверенно, как все представители его породы в горах; темнота его не смущала.

Потом, рука об руку с Руфью, переплыла Норала. Вот она уже рядом с нами, отпустила Руфь, скользнула мимо нас. Мы прошли больше ста ярдов, и Норала свернула к невидимой стене каньона.

Стояла, закрывая нас. Послышался звонкий золотой зов.

Я оглянулся в темноте. Сзади поднималось что-то похожее на огромный, тускло светящийся стержень. Он поднимался все выше и выше. И вот стоит вертикально, стройная колонна, гигантская тонкая фигура с заостренным концом, не менее ста футов высотой.

Потом она медленно наклонилась к нам, все ближе и ближе к поверхности; коснулась и на мгновение застыла. И вдруг исчезла.

Но я хорошо понял, что видел. Мост, через который мы прошли, поднялся, как крошечный мост в развалинах крепости; перенесся через пропасть и на противоположной стороне рассыпался на отдельные кубы; теперь они следуют за нами.

Металлический мост, который сам может собираться – и разбираться. Думающий, сознательный металлический мост! Металлический мост, обладающий волей, мозгом, разумом, и он движется за нами.

Сзади послышался негромкий сдержанный шелест, он быстро приближался. Рядом остановилась призрачно сверкающая фигура. Похоже на застывшую змею, вырезанную из гигантского прямоугольного стержня холодной синеватой стали.

Голова пирамидальная, тетраэдр; задняя часть тела исчезала в темноте. Голова приподнялась, кубы, образовавшие шею чудовища, раздвинулись, теперь они соединялись углами, и все это напоминало гигантскую копию раскрашенных фантастических маленьких ящеров, каких японские мастера вырезают из дерева.

Казалось, чудовище рассматривает нас – насмешливо. Заостренная голова опустилась, мимо нас потекло тело. На нем держались другие пирамиды, как зубцы, украшающие спины кошмарных бронтозавров. Показался конец – на хвосте другая пирамида, такая же, как в голове.

Змея проскользнула мимо – весело; исчезла.

Мне казалось, что мост через пропасть, чтобы следовать за нами, должен был распасться, однако ему это не понадобилось. Он способен двигаться не только отдельными блоками, но и как единое целое. Двигаться разумно, сознательно, как двигался Разрушитель.

– Идемте! – Приказ Норалы прервал мои мысли. Мы пошли за нею. Подняв голову, я увидел дружеское мерцание звезды, и понял, что ущелье расширяется.

Звезд становилось больше. Мы вышли в долину, небольшую, как та, из которой бежали; и точно так же окруженную касающимися неба вершинами. Мне все хорошо было видно. Все долина проникнута мягким свечением, как будто далекие звезды льют в нее свой свет, заполняют, как чашу, до краев своим бледным пламенем.

Светло, как зимой в арктическую ночь в долинах Аляски; атабаски верят, что ночи освещаются отблесками охотящихся богов. Стены долины, казалось, отступили в бесконечность.

Мерцающая дымка, окружавшая Норалу, рассеялась или смешалась с свечением, стала его частью.

Я смотрел на Норалу, стараясь прояснить свои мысли, подтвердить догадку, что же в ней нечеловеческого, не от нашего мира. Но это убеждение происходило не от окутывавшего ее света и не потому, что она призывала молнии; и даже не потому, что ей подчинялись эти… существа, уничтожившие солдат и перебросившиеся мостом через пропасть.

Все это, я был уверен, в пределах объяснимого, все это можно понять, если установить фундаментальные факты, лежащие в основе.

И неожиданно я понял. Бок о бок в этой женщине рядом с человеческим жило сознание, чуждое земле, бесстрастное, по крайней мере в нашем понимании страстей, упорядоченное, математическое – проявление вечного закона, которому подчинены движения звезд.

Вот что было в жестах, пробудивших молнии. Вот что звучало в песне, когда звуки трансформировались в движения. И это нечто большее, чем знает и воспринимает мое сознание.

Что-то делит ее сознание, нет, правит им, спокойное и безмятежное, что-то абсолютно недоступное, немыслимое, космически слепое ко всем человеческим эмоциям; оно, подобно вуали, покрывает все ее сознание, штампует – странное слово, почему я вспомнил его? – штампует мысли, что-то отпечаталось на ней, как… как гигантский след на поле синих маков, маленький отпечаток в комнате с драконами.

Я попытался сдержать поток фантастических мыслей; принялся внимательно наблюдать за Норалой, чтобы вернуться к нормальному состоянию.

Покров соскользнул с нее, обнажив шею, руки, правое плечо. На груди пряжка тусклого золота соединяла прозрачные складки светло-янтарного шелка, покрывавшего ее высокие груди, не скрывая в то же время их божественных очертаний.

Широкий золотой пояс перехватывал талию. На длинных стройных ногах золотые сандалии, до круглых колен ноги опоясаны ремнем.

Сверкающее сквозь янтарные складки, светящееся чудо ее тела.

Оживший замысел великого скульптора. Богиня молодости земли, возрожденная в Гималаях.

Она подняла взгляд, нарушила долгое молчание.

– Вы пробуждаете во мне старые мысли, – сонно сказала она, – старую мудрость, старые вопросы – все, что я забыла, и считала – навсегда…

Золотой голос смолк – говорившая исчезла, как будто растаял призрак, как будто порвалась кинолента.

Вспышка пронеслась по небу, еще и еще. Яркий зеленый луч, похожий на прожекторный, устремился к зениту, постоял мгновение и ушел. Вверх устремились копья и стрелы зари; все быстрее и быстрее, одно за другим, радужные, синие, дымчато-красные.

Вся долина стала видна.

Я чувствовал, как Вентнор сжимает мне руку. Посмотрел, куда он показывает. В долину справа вдавался отрог, в полумиле от нас, высотой футов в пятьдесят.

На его вершине стояла – Норала!

Руки ее были подняты к сверкающему небу. Огни зари поднимались и опадали, двигались и застывали – и вместе с ними шевелились пряди волос Норалы. И в них и сквозь них весело проходили маленькие светящиеся точки.

Все ее обнаженное тело было ярко освещено, оно сверкало и пульсировало светом, свет наполнял ее, как сосуд, она купалась в нем. Схватила руками пламенеющие локоны, подняла их вверх. Начала медленно, ритмично раскачиваться; как далекое эхо, послышались золотые звуки ее пения.

И вдруг вокруг нее, окружая ее на скале, засверкали мириады огоньков. Бледные изумруды, пламенные рубины, блестящие сапфиры, радужное сверкание, мерцающий блеск. Некоторое время они вились, потом из них одна за другой ударили молнии; молнии стремились к ней, ударялись в прекрасное тело, опадали, плясали вокруг нее.

Молнии омывали ее – она купалась в них.

Небо быстро затягивалось дымкой. Заря погасла.

Долина заполнилась снова мягким свечением, оно опустилось на нее, как вуаль, скрывая все под собой. И скрыло в своих сверкающих складках Норалу.

Загрузка...