«Кола — городишко убогий, — неказисто прилеплен на голых камнях между рек Туломы и Колы. Жители, душ пятьсот, держатся в нем ловлей рыбы и торговлишкой с лопарями, беззащитным народцем. Торговля, как ты знаешь, основана на священном принципе: «Не обманешь — не продашь». Пьют здесь так, что даже мне страшно стало, бросаю пить. Хотя норвежский ром, это — вещь. Все же прочее вместе с жителями — чепуха и никому не нужно». Так в 1930 г. Алексей Максимович Горький в рассказе «На краю земли», словами вымышленного приятеля — доктора А. Н. Алексина, охарактеризовал маленький городок Колу, расположенный за северным полярным кругом в 12 км к югу от Мурманска[838] (рис. 1; 2).
Теперь Кола — районный центр. У нее своя история. Связанная через Кольскую губу и Кольский залив с Баренцевым морем и Северным Ледовитым океаном, она является одним из древнейших поселений Кольского полуострова. В конце XVI в. — начале XVIII в. это поселение было настоящим пограничным форпостом Русского государства, имевшим свои деревянные военно-оборонительные сооружения.
К сожалению, наши представления о деревянных крепостях древней Руси очень ограничены, ибо ни один из памятников русского деревянного оборонного зодчества не сохранился до наших дней полностью. Только незначительные, сильно искаженные временем остатки деревянных острогов в Якутске, Илимске, Братске и Бельске да надвратная башня Николо-Карельского монастыря, перевезенная из Архангельской области в музей подмосковного села Коломенского, совместно с письменными источниками, а также немногочисленными, зачастую очень условными, а подчас и совсем неверными изображениями у А. Олеария, А. Мейерберга и других иностранных путешественников, посетивших «Московию» в XVII в., — служат основой для изучения древнерусской деревянной крепостной архитектуры[839]. Достаточно указать хотя бы на то, что при характеристике конструктивного устройства русских деревянных крепостей XVII в. исследователи почти всегда ссылаются на единственный древний разрез стены и башни крепости города Торжка, имеющийся в альбоме Э. Пальмквиста[840].
Однако все эти источники, равно как и сохранившиеся фрагменты, не дают возможности полностью охарактеризовать древнерусский деревянный «город»; они не позволяют представить его плановую структуру, конструкцию его стен и башен и вскрыть их особенности. Поэтому даже такие сооружения, как Якутский острог или кремль Свияжска, которым исследователи уделили наибольшее внимание, иллюстрируются в литературе лишь схемами планов, а их облик реконструируется только описательно, без подкрепления конкретными графическими материалами[841].
Между тем установление плановой структуры деревянных крепостей, выяснение конструктивного устройства их стен и башен и воссоздание их архитектурного облика весьма существенно для истории русской культуры; немаловажное значение это имеет, в частности, при решении вопросов, связанных с историей древнерусского военно-инженерного искусства, а также с историей древнерусского градостроительства и архитектуры. Ведь в древней Руси не было города без оборонительных сооружений. Населенный пункт только тогда начинал называться городом, когда он приобретал оборонительную ограду: «все то, что окружено стеною, укреплено тыном или огорожено другим способом, они называют город», — записал в начале XVI в. С. Герберштейн русское определение термина «город», существовавшее на Руси испокон веков[842]. Большинство же древнерусских городов имело деревянные укрепления; стены и башни играли существенную роль в их формировании.
В связи с этим большой интерес для науки представляет не существующий теперь и совершенно несправедливо забытый деревянный «город» Колы. В настоящее время удается восстановить его планировку, конструктивное устройство и архитектурный облик. Одновременно представляется возможность решить некоторые вопросы, связанные с историей русского оборонного зодчества, а также получить дополнительный материал и для реконструкции древнерусских деревянных оборонительных сооружений, остатки которых вскрываются при археологических раскопках, и для реставрации последних представителей деревянной крепостной архитектуры Руси — острожных башен Якутска, Илимска, Братска, Бельска и перевезенной в Коломенское, но до сих пор не собранной башни Сумского острога.
Первое известие о Коле[843] относится к XIII в.; в грамоте 1263 г. направленной новгородцами великому князю Ярославу Ярославичу тверскому, упоминается новгородская волость «Коло»[844], которая через Кандалакшу соединяла Мурманской берег Кольского полуострова с центральными областями Руси. Сама же Кола была основана несколько раньше; в норвежских источниках она упоминается уже в 1210 г.[845], а в литературе говорится о ее возникновении якобы в Х в.[846]
К сожалению, время построения в Коле первых военно-оборонительных сооружений точно не известно. Одни авторы сообщают, что «крепкий острог» существовал в ней уже в 1500 г.[847], а другие говорят об ее укреплении или названии острогом в 1550 г.[848] Между тем народное предание о «Валитовом городище», которое было обложено «каменьем в 12 стен» и существовало в Коле еще в середине XVI в.[849], позволяет считать, что первые укрепления она получила значительно раньше 1500 г. Правда, это предание, записанное со слов лапландских старожилов в 1592 г. московскими послами, ехавшими в Данию через Колу, является, скорее всего, вымыслом[850]. Однако Валит, поставленный Новгородом во главе Карелии, упомянут в летописи: в 1337 г., когда шведы, нарушив Ореховский мир (1323 г.), снова подступили к городу Кореле, был «в городе тогда воевода Валит корелянин»[851].
Более определенное представление об укреплениях Колы можно составить с XVI в. В это время Московское государство, готовясь к борьбе за выход к Балтийскому морю, обращает серьезное внимание на север: северный путь давал ему возможность расширить торговые связи с европейскими странами. В связи с этим побережья Ледовитого океана и Белого моря, а также область «Коло», прочно вошедшая вместе с новгородскими землями в состав Русского государства, переживают период экономического подъема. Здесь быстро развиваются морские промыслы, расширяется рыболовство, увеличивается торговля, появляются новые поселения.
Большое внимание уделяется в это время и Коле. Удобно расположенная у незамерзающего Студеного (Баренцева) моря, которое в XVII в. иностранцы (в частности французы) называли Московским («Меr de Moscovie»)[852], и с давних пор служившая русским поморам отправным пунктом при плавании на Грумант (Шпицберген) и Новую землю, она быстро становится важным торговым пунктом Мурманского побережья[853]. Особенно значение Колы возрастает в середине XVI в. Связанная с Новгородом и Москвой[854], она начинает в это время играть крупную роль в транзитной торговле Русского государства и быстро превращается в морскую гавань страны. Через нее вывозят свои товары в Дортрехт, Антверпен и Париж сольвычегодские купцы Строгановы, в нее поступает продукция внутренних областей Московского государства[855] и прибывают корабли различных иностранных держав — преимущественно голландские, норвежские, датские[856].
Одновременно увеличиваются и размеры Колы. Состоявшая сперва всего лишь из 4 дворов[857], она во второй половине XVI в. получает много новых жилых построек; в 1532 г. здесь появляется церковь[858], в 1565 г. — монастырь, а в 1582 г. — гостиный двор[859].
В конце XVI в. Кола приобретает и деревянные военно-оборонительные сооружения.
Голландский купец Симон ван Салинген[860], неоднократно посещавший русский Север в 1566–1588 гг. и хорошо знавший его, указывал, что первый острог в Мальмусе (Коле) был построен в 1583 г. Максакой Федоровичем[861]. Эта дата подтверждается грамотой Ивана Грозного от 17 декабря 1583 г. Выданная самому строителю — приказному человеку Кольской волости Максаке Федоровичу Судимантову — она говорит о проведении острожных работ в Коле в 1583 г. и свидетельствует, что к Кольскому «острожному делу» были привлечены стрельцы и посошные люди, набранные М. Ф. Судимантовым из вотчин Соловецкого монастыря — поморских угодий в Керети, Порьегубе, Умбе, Кандалакше и Коле, — без согласия на то монастырских «богомольцев»[862].
Из содержания грамоты можно понять, что она написана в то время когда постройка Кольского острога либо близилась к концу, либо была еще в самом разгаре. Поэтому начало работ по его возведению должно быть отнесено к началу 1583 г. Правда, некоторые авторы постройку острога в Коле относят к 1582 г.[863], считая, по-видимому, этот год временем его закладки. Между тем эта дата не может быть принята за начало строительства, так как М. Ф. Судимантов стал Кольским воеводой лишь в 1583 г., сменив другого воеводу (Аверкия Палина), присланного в Колу московским правительством в 1582 г.[864].
М. Ф. Судимантов стал Кольским воеводой в год постройки острога и пробыл в Коле всего лишь 2 года (в январе 1585 г. в ней воеводой был уже Андреян Григорьевич Ярцев)[865]. Видимо, для укрепления Колы он был специально направлен московским правительством: «Государь наш, — писал Судимантов, — в свою отчину в Колу волость прислал меня, воеводу своего, для своего дела»[866].
Укрепление Колы было делом важным и ответственным. Как известно, через Колу в 1576 г. выехал из Москвы немецкий шпион Генрих Штаден, представивший германскому императору Рудольфу II «план обращения Московии в имперскую провинцию». Этот план, составленный Штаденом в 1577–1578 гг. на основе изучения наиболее слабых мест обороны Русского государства, выдвигал проект вторжения в русские пределы через северные приморские границы. В нем было обращено внимание и на Колу — ее местоположение и возможность укрепления. «Кола сама по себе защищена, ибо она лежит между двумя реками»; ее «можно взять и укрепить с отрядом в 800 человек»[867]. Вполне возможно поэтому, что постройка острога в Коле в 1583 г. была одним из контрмероприятий, вызванных штаденовским планом, каким-то образом ставшим известным московскому правительству[868].
В результате создания Кольского острога небольшое заполярное поселение, служившее сезонным пристанищем для поморов, превратилось в хорошо укрепленный пункт. Не имевшее еще предместий, это поселение стало вскоре именоваться уже «большим» и быстро превратилось в административный центр края[869].
Какова же была конструкция Кольского острога? М. В. Судимантов, отвечая 5 июля 1584 г. капитану Томасу Норману де Лановету[870], выразившему «удивление по поводу постройки крепости в Коле», объяснил ему, что «частокол поставлен вокруг Колы для защиты от морских разбойников»[871]. Следовательно, укрепления Колы 1583 г. представляли «стоячий острог», т. е. ограду из вертикальных, вплотную поставленных и заостренных вверху бревен[872]. Эта ограда была достаточно прочной; в августе 1591 г. шведские военные корабли вошли в Тулому и напали на Колу, но не смотря на то, что их моряки «приступили к острогу с приметом» и даже «зажгли две башни, Егорьевскую башню да Покровскую», они не смогли овладеть Кольской крепостью и вынуждены были убраться во свояси[873].
Более наглядное представление об укреплениях Колы, — правда, уже после того, как она выдержала первое вражеское нападение, — дает гравированная карта острова Кильдина и части Кольского полуострова, иллюстрирующая книгу Геррита де Вера, изданную в Амстердаме в 1598 г.[874] На ней Кольский острог изображен в виде прямоугольника с 4 квадратными башнями на углах и густой застройкой внутри (рис. 3). Вертикальные линии стен указывают, что он, действительно, состоял из бревен-кольев.
Очень существенно, что расположенный на острове против городского острога монастырь изображен на гравюре также в виде четырехугольной крепости-острога. Монастырские укрепления играли, несомненно, немаловажную роль, исключая возможность высадки противника на острове и ликвидируя опасный плацдарм.
Через 10 лет после выхода в свет книги Геррита де Вера Кольские оборонительные сооружения были уже иными. Писцовая книга 1608–1611 гг. письма и дозора московского писца Алая Ивановича Михалкова указывает, что 3 стены крепости в Коле были острожными, а одна городовой[875], т. е. имела уже иную конструкцию. Эта стена была, по-видимому, рублена городнями. Опись А. И. Михалкова говорит даже об отводных городнях: «… на городовой стене в отводной огородне…» или «в отводной огород не в подошвенном бою…». Городовая стена была выстроена, скорее всего, после 1590 г., когда царь Федор Иванович, в ответ на челобитную Кольских поморов о защите их от разбойничьих набегов шведов, дал им, за успешное отражение вражеского нападения, льготную грамоту, освобождавшую их от податей и разного рода повинностей сроком на 3 года[876].
Расположение Кольского острога на мысу между устьями рек Колы и Туломы было на редкость выгодным. Это подчеркивает Книга Большому Чертежу: «… а в проливу пала река Кола да река Тулома вместе устьями. А промеж тех рек на устье город Кола от моря 60 верст»[877].
Книга Алая Михалкова сообщает довольно подробные данные об остроге Колы. Его четырёхугольник имел размеры 70 X 50 сажен. Главной — лобовой — стеной острога была, несомненно, стена городовая, рубленая городнями; с нее начал описание А. И. Михалков. Обращенная, по-видимому, к Кольской губе, эта стена являлась важным звеном в системе его обороны. Остальные стены были острожными — частокольными. Одна из них, находившаяся непосредственно на берегу Колы, ежегодно подмывалась водой в половодье.
По углам острога стояли башни. Две из них — Егорьевская, около которой «на городовой стене» существовала упомянутая выше «отводная огородня», и Никольская — были проезжими, а две другие — глухими[878]. Глухой была и «середняя» башня, стоявшая в центре одной из стен.
Кроме 5 основных башен, острог Колы имел еще 2 маленькие башенки на береговой стене: одну — «отводную», а другую — «на тайнике» у Водяных ворот.
У угловых и «средней» башен острога было по 3 яруса боя — верхний, средний и нижний (подошвенный). Подошвенными бойницами была снабжена также и «отводная огородня» у Егорьевской башни. Окна нижнего и верхнего боя имела и городовая стена. В острожных стенах боевых отверстий, видимо, не было; упоминания о них нет в описи А. И. Михалкова.
Все основные башни Кольского острога были вооружены пищалями. Пять пищалей стояло также на городовой стене, а одна — в отводной башенке подмываемой стены. Общее количество пищалей доходило до 17. К некоторым из них были приписаны пушкари. В казне острога хранилось большое количество пороха, свинца и разного рода ядер[879].
Так выглядели острожные укрепления Колы в самом начале XVII в. Описанные А. И. Михалковым в 1608–1611 гг., они являлись в основном острогом 1583 г., который за четверть века существования был, видимо, частично реконструирован и усилен новой приступной стеной.
В начале XVII в. внутри Кольского острога, помимо «анбаров» и «чюланов», возвышались 2 деревянные церкви — теплая клетская Николая Чудотворца с трапезного и «студеная» шатровая Георгия с колокольницей «мирского строения». У Никольских ворот стояла сторожевая изба, а у Егорьевских, наряду со сторожевой избой, — и тюрьма в виде заостренной тыновой ограды[880].
За пределами острога существовало 2 посада — Верхний и Нижний. Оба они были застроены дворами посадских и тяглых людей. Посадские и тяглые дворы стояли также за рекой Колой, т. е. на правом ее берегу. «И всего в Коле в остроге и на обеих посадах и за рекою за Колою посацких и стрелецких тяглых и с монастырским» было в это время 94 двора, «а людей в них посацких» 150 человек[881], «да 13 человек стрельцов, да бобылей и с теми, что в стрелецкой слободе, 43 человека. Да 6 мест дворов старых и новых»[882]. Естественно, что среди столь редкой посадской застройки деревянная крепость, занимавшая площадь в 3500 кв. сажен, с ее двумя храмами, выделялась как основное сооружение Колы.
В дальнейшем, почти на протяжении всего XVII столетия, мы не имеем сведений о Кольском остроге. П. М. де Ламартирьер[883], посетивший Колу в феврале 1653 г. и оставивший в своих записках краткое ее описание, не только ничего не говорит о ее оборонительных сооружениях, но и не отмечает даже их наличия. Он сообщает лишь о том, что Кола — это «небольшой городок, скорее пригород, очень захолустный, построенный между горами на берегу небольшой речки». В нем только «одна улица», все дома на которой деревянные и «очень низенькие». Крыши этих домов «очень чисто сделаны из рыбьих костей» и имеют «наверху спереди… отверстие», через которое внутрь «проникает свет»[884].
Нет упоминания о Кольских укреплениях и в более поздних источниках XVII в.[885] Однако это не значит, что во второй и третьей четвертях XVII в. укреплений в Коле не существовало. Указание на то, что в промежуток времени между 1611 и 1619 гг. кольский деревянный «город» сгорел[886], ничем не подтверждено и весьма сомнительно. Наличие в это время в Коле гарнизона, состоявшего из 300 стрельцов, присланных перед войной 1623 г. и оставленных в ней после ее окончания[887], показывает, что в первой половине XVII в. Кола оставалась пограничной крепостью Русского государства. Определение в нее в 1664 г. ста стрельцов и назначение воеводы[888], а также данные о сменах воевод и стрелецких сотников в 1666–1669 гг.[889] показывают, что в связи с русско-шведской войной, закончившейся заключением мира в 1695 г.[890], Коле придавалось большое значение. Недаром в конце XVII в. — начале XVIII в. она числилась в числе 188 старинных русских городов, имевших каменные, деревянные или земляные военно-оборонительные сооружения[891].
Некоторое представление об укреплениях Колы того времени дают источники конца XVII в. — начала XVIII в. Книга, составленная в 1699 г. при приеме Кольского острога воеводой Григорием Никитичем Козловым, свидетельствует, что «город Колской острог» был деревянным с рублеными башнями, между которыми «в стенах» стоял «острог стоячей»[892]. Священник Кольской Воскресенской церкви указывал в 1701 г., что «в Коле острог древяной стоячей», что «у того острога пять башен и в трех башнях проезжие ворота» и что внутри этого острога, кроме соборной церкви, воеводского двора и хлебных амбаров, «иного жилья нет»[893]. Капитан Григорий Животовский, приехавший «исКолского острогу на Двину» 23 февраля 1701 г., в описных книгах, присланных впоследствии в Москву, написал: «Город Колской острог деревянной стоячей, а на нем 5 башен рубленые, меж башнями в стенах торасы рубленые ж, а позаде торасов острог стоячей в две стены кругом города мерою опричь башен 97 сажен с полусаженью ветхи, да 4 тораса, да 2 тайника»[894].
Таким образом, упоминание о рубленых тарасах и стоячем остроге показывают, что в конце XVII в. Кольская деревянная крепость, так же как и в начале столетия, имела стены разной конструкции. Однако если раньше тыновые стены сочетались со стеной из городней, то теперь — со стеной из тарас. Это связано, вероятно, с перестройкой укреплений, которая могла произойти в XVII в. — позже составления описи А. И. Михалковым.
Росписи острожного наряда 1681–1699 гг. позволяют охарактеризовать и башни Кольского острога конца XVII в. Две из них — Угловая, стоявшая «за воеводским двором», и Ерзовская[895] — были трехъярусными. Трехъярусными были также и две другие башни — Никольская и Георгиевская (Егорьевская). Правда, в росписях говорится только о их нижних и верхних боях, но здесь речь идет о средних и верхних ярусах этих башен, тогда как в нижних располагались проезды. Упоминание Кольского священника о третьей воротной башне является, видимо, ошибкой. Водяная же башня была двухъярусной[896].
Все 5 Кольских башен были оснащены простыми и дробовыми пушками больших и малых размеров. Пушки стояли на колесных станках, лисицах и колодах у бойниц башен. Наибольшее количество огнестрельных орудий на Никольской и Георгиевской башнях показывает, что они были основными в системе обороны Кольского деревянного «города».
В течение последних 19 лет XVII в. общее количество пушек на Кольских башнях и их поярусное расположение были неизменными — 39 стволов. Постоянным было число орудий и в зелейном погребе, который находился внутри «города». В нем в то время хранилось 9 затинных и 6 малых пушек. Только на исходе столетия положение изменилось: роспись 1699 г. свидетельствует об отсутствии одной пушки на среднем ярусе Ерзовской башни[897].
Артиллерийская прислуга Кольского острога в последние годы XVII в. состояла из 8 пушкарей. Именной список Кольских стрельцов свидетельствует о наличии в Коле в это время 500 служилых людей, объединенных в сотни[898]. Положение не изменилось и в начале следующего столетия; в 1701 г. в Кольском остроге было 2 подьячих, 5 капитанов, 500 стрельцов, 8 пушкарей и 29 посадских людей[899].
Однако техническое состояние Кольской крепости, несмотря на ее хорошее артиллерийское вооружение, было тогда плохим. Еще в 1699 г. при приеме Кольских укреплений Григорием Никитичем Козловым было отмечено, что между башнями «стоячего острога с одну сторону от реки вывалилось 14 сажен»[900]. В 1701 г. священник Воскресенской церкви также заметил, что Кольский деревянный стоячий острог «обветшалой»[901].
Впрочем, в начале Северной войны (1700–1721 гг.) состояние Кольской деревянной крепости резко изменилось. В этой войне Кола, хотя и находившаяся довольно далеко от театра военных действий[902], должна была сыграть большую роль; она становилась центром обороны Кольского полуострова и северной части Карелии. Поэтому, для того, чтобы «не допустить воинских воровских кораблей» в Колу с моря, было решено «на корабельном ходу, от Кольского острогу за 5 верст, среди Кольской губы, против Аврамовой пахты[903] на Корге» построить крепость или шанец,[904] посадить против этого шанца «на горе и в иных крепких местах где пристойно» вооруженных служилых людей[905] и создать дополнительную крепость в самой Коле[906]. Последняя должна была вести пушечную стрельбу «в отпорность» по «водной стремнине», где имелось «прохождение судам»[907].
Не был забыт тогда и старый Кольский острог. В 1700 г. Кольскому воеводе Г. Н. Козлову было направлено распоряжение Петра I «город в которых местех попорчен… починить, а где починить не мощно и в тех местех сделать вновь градскими и уездными людми в тот час»[908].
В результате этого в Коле развернулись большие военно-инженерные работы. О ходе этих работ рассказывают источники начала XVIII в.[909] В 1700 г. Кольские стрельцы на берегу р. Колы под стеной острога выстроили бревенчатый обруб с перерубами, подходивший к воротам Егорьевской башни и имевший в длину 10 сажен, а в ширину 2 сажени, укрепили этот обруб камнями и хрящем и перенесли на него 3 казенные житницы, поставив их взамен городовой стены «в полое место»[910]. В 1701 г., опасаясь появления шведов в районе Колы, те же стрельцы восстановили старый, обвалившийся тайник у западной (Ерзовской) башни; выкопали колодец у воеводского двора на случай осады; разобрали старую городовую стену с летней стороны; у Георгиевской (Егорьевской) башни, со стороны р. Колы, на протяжении 3 сажен построили крепостную стену с воротами, мостом и «тарасом»; засыпали ее хрящем; сделали вновь мосты и перила на старых стенах; устроили на эти стены лестничные всходы и завалили даже старый пивной погреб, находившийся близ крепости. Одновременно они привели в порядок и городовую артиллерию — сделали к пушечным станкам оси и колеса и отковали для этих колес оковки[911].
На этом работы остановились; хотя они и не были завершены полностью, однако, несмотря на это, старое «острожное строение» XVII в. было в какой-то степени «исправлено починкою»[912] и более или менее приведено в оборонительное состояние. Однако 23 сентября 1701 г., т. е. через 3 месяца после безуспешного нападения шведской военной эскадры на новопостроенную Новодвинскую крепость[913], Г. Н. Козлов получил приказ Петра I возобновить восстановительное строительство. В приказе, между прочим, было сказано и о цели работ: «Чтоб в военный случай в том городе в осаде сидеть было надежно»[914]. Одновременно из Новгородского приказа Г. Н. Козлову указали на необходимость построить «тот город вскоре, до приходу неприятельских людей», к 18 декабря, и что лес «на то городовое строение и на башни и на обруб» надлежит готовить Кольским бурмистрам[915].
На основе этого Г. Н. Козлов снова развернул строительные работы и в 1702 г. «с летнюю сторону городовую стену» (т. е. ту, которую разобрали в 1701 г.) построил вновь»[916]. Одновременно посадские люди и уездные крестьяне срубили новую Егорьевскую башню[917], а стрельцы построили шестистенную Ерзовскую башню[918] с чердаками и мостами; покрыли эту башню в два теса, укрепив его на гвоздях; засыпали пространство в ее стенах хрящем; во рву около этой башни из 200 бревен поставили стоячий обруб длиной 25 сажен; между Водяной и Георгиевской (Егорьевской) башнями со стороны р. Колы в 1,5 саженях от крепостной стены сделали другой обруб с перерубами длиной 30 сажен и шириной 1,5 сажени[919], не доведя его до Георгиевской башни «за полдевять сажени»[920]; укрепили этот обруб камнями и хрящем и построили внутри крепости у Георгиевских ворот новую сторожню[921].
В результате работ 1702 г. деревянная Кольская крепость XVII в. изменила свой архитектурный облик. Впрочем, было сделано не так уж много; в Коле «городового дела постройки только две башни, да промеж старых башен городовой стены одно прясло самое меншое», — подвел итог строительству в мае 1703 г. Дмитрий Иванович Унковский, сменивший Г. Н. Козлова в декабре 1702 г.[922]
Но в 1702 г. строительные работы не закончились; после некоторой задержки из-за отсутствия леса[923] они были вскоре продолжены. С 21 июля по 16 ноября 1703 г., как сообщал Петру I Д. И. Унковский, «строен город Кольский острог к прежнему новому строению»[924]. Однако это не было завершение строительства; за указанные 4 месяца посадские люди и уездные крестьяне возвели только стену от Егорьевской до Водяной башни, разобрав предварительно стоявшую между ними городовую стену старого острога[925]. Остальные же части крепости оставались еще в прежнем виде: «А осталось… еще непостроеного того Кольского острога городовой стены три башни, да меж тех башен три прясла, да ров, да два тайника вылазы к воде к реке Коле, башня с тайником, с колодцем»[926].
Дальше работы продвинулись в сентябре — ноябре 1704 г., когда была построена новая стена от Ерзовской башни до Чепучинной мерой в 60 сажен[927]. Впрочем, эта стена не была закончена тогда полностью; во всяком случае, в декабре 1704 г. новый Кольский воевода Михаил Григорьевич Срезнев сообщил в Москву, что до его приезда в Колу несколько человек начали рубить четвертую стену с «западную сторону мерою 50 сажен треаршинных» и что «ныне у них лесных припасов» имеется на это «самое малое число бревен». Одновременно он указал и на все недоделки: «Не достроено меж башен… стены с восточную сторону 20 сажен треаршинных, да три башни, да обруб от Колы реки меж башен же». Понимая опасность такого положения, М. Г. Срезнев ставил Петра I в известность, что «такими малыми лесными припасы и работными людьми то городовое строение и во многие времена отделать невозможно»[928].
Одновременно с этим М. Г. Срезнев принял меры и к завершению работ; он потребовал, чтобы Кольские бурмистры, посадские люди и Кольские стрельцы выделили на строительство «города» по 30 плотников, чтобы работы велись ими совместно, чтобы перед «летнею привоскою» они (во избежание прекращения работ из-за отсутствия материалов) заготовили для стройки «лесных припасов многое число нынешним зимним путем» и, наконец, чтобы «то городовое строение» было «кончено к вешним дням в предбудущий 1705 год в отделке»[929]. Но, несмотря на это, плотники не были присланы, а лес не был заготовлен[930].
В дальнейшем мы не имеем сведений о возобновлении строительства. В литературе вообще указывается, что деревянная Кольская крепость была «вновь» построена «на месте и по образцу старого укрепления» в 1704 г.[931] Однако это указание, хотя и базирующееся на данных Атласа Архангельской губернии 1797 г.[932], является все же ошибочным. Известно, что с 1703 г. по 1706 г. лопари Нотозерского и Соньелского погостов Кольского уезда платили «пятиалтынные… гривенные и подымные денги» в приказную и земскую избы Кольского острога «в корабелное и в городовое дело»[933], а это убедительно говорит о проведении работ и после 1704 г. Когда они возобновились, как проходили и когда закончились, — сказать трудно. Во всяком случае, можно считать, что несколько лет спустя старый Кольский острог XVII в. в результате работ начала XVIII в. был полностью или почти полностью заменен новым деревянным «городом».
Во второй половине первой четверти XVIII в. этот «город» был наверняка в хорошем состоянии; недаром в марте 1731 г. его, наравне с некоторыми другими русскими крепостями, было велено снова «починкою исправить»[934], а в ноябре 1736 г. прапорщик Степан Хвостов, сообщая о своей работе в Коле, указал и на то, что Кольская деревянная крепость «ветхости… никакой не имеет»[935]. Однако такое состояние было недолгим; в середине XVIII в. Кольский «город» уже не удовлетворял военным требованиям: «А в Кольском остроге, — писал в сентябре 1745 г. артиллерии поручик Данила Чюровской, — как не безызвестно, есть крепость деревянная и самая малая и ветхая, полы и переводины безнадежны и от идущего человека трясутся, а в иных башнях и обломались». Из этой крепости не только невозможно палить из пушек, которые «из-за обширности колес толстоту стен дулами не проходят», но и находиться в ней нельзя, так как «везде от птиц и ветра нанесено сена, моху и всякого хворосту, в чем состоит самая от пожарного времени опасность»[936]. Впрочем, в данном сообщении плохое техническое состояние Кольского «города» несколько преувеличено, так как в марте 1747 г. тот же Д. Чюровской, указывая, что стоящая внутри его «колокольня весьма ветха и наклонилась», предложил колокола с этой колокольни «утвердить на которой либо башне»[937]. Следовательно, несмотря на то, что в некоторых башнях «полы и переводины обломались», они были все же крепкими и на них можно было повесить массивные колокола.
Более существенным являлось несоответствие Кольской крепости применявшейся тогда артиллерии. В связи с этим в конце XVIII в. крепость была разоружена[938], а Кола исключена из числа укрепленных пунктов Русского государства[939]. Однако ее деревянные стены и башни продолжали существовать в Коле на всем протяжении первой половины XIX в. Может быть, крепость сохранилась бы и до наших дней, если бы англичане не сожгли ее вместе с подавляющим большинством городских построек во время бомбардировки Колы со своих кораблей в 1854 г.[940]
До настоящего времени единственным изображением Кольских деревянных укреплений являлась литография И. Селезнева «Фасад древнего деревянного замка в г. Коле»[941] (рис. 4). Сделанная в то время, когда крепость в Коле еще существовала, эта литография безоговорочно использовалась историками архитектуры[942]. Между тем весьма крупный размер бревен изображенной на ней стены, вогнутая форма дощатой кровли одной из башен и очень близкое расположение рядов бойниц на ее гранях, не позволяющее представить за ними необходимую высоту внутренних ярусов, — все это заставляет сомневаться в правдивости селезневского изображения и отказаться от его использования для характеристики Кольской крепости.
Немного дают и скупые упоминания о Кольской крепости в литературе первой половины XIX в., т. е. того времени, когда она была еще цела, хотя и утратила свое военное значение[943]. Из этих упоминаний мы узнаем, что старая крепость Колы имела четырехуголный план. Стены ее были сложены «в три бревна с промежутками». Каждая из них достигала 60 сажен длины. Высота стен колебалась от 1,5 до 2,5 сажени, а ширина — от 8 до 12 футов (1,1–1,7 сажени). На углах крепости возвышалось 4 шестиугольных башни. Пятая башня стояла «по средине фасада, обращенного к заливу». Высота башен достигала 4–5 сажен. С внешней стороны крепости проходил ров[944].
Естественно, что эти упоминания дают об укреплениях Колы самое поверхностное представление. Драгоценными источниками для их полной характеристики являются чертежи, хранящиеся в ЦГВИА и его Ленинградском филиале. Судя по характеру исполнения, бумаге и водяным знакам, эти чертежи сделаны в XVIII в.
Самый ранний из них — «Чертеж Колского острога»[945] (рис. 5). Снабженный масштабом и схематично выполненный еще в приемах графики конца XVII в., этот чертеж датирован 26 марта 1719 г. и является копией с более древнего немецкого чертежа. На нем Кола, объявленная в 1708 г. городом[946], еще названа Кольским острогом. Она состоит из 2 частей[947], отделенных друг от друга деревянным «городом». Стержнем этих частей является «улица на посаде». Она проходит с севера на юг и упирается в небольшую «крепость», расположенную на стрелке Кольского мыса (на чертеже эта крепость обозначена буквой Н). Это, очевидно, укрепление, построенное в Коле в 1702 г.
Деревянный «город», стоявший на левом берегу Колы, на чертеже 1719 г. изображен четырёхугольным с 5 башнями и водяным рвом вокруг (рис. 6). Судя по подходам к нему улиц и мостам через ров, береговые наугольные Георгиевская и Никольская башни были проезжими, а Чепучинная, Ерзовская и Водяная — глухими. Внутри «города» стоят церковь и несколько других построек. На острове против «города» расположен монастырь, окруженный четырёхугольной оградой.
Полнее характеризуют Кольскую крепость два других чертежа — «План городу Коле с показанием во оном форштата и вокруг онаго какия реки и горы»[948] (рис. 7) и «План Кольскому острогу с показанием во оном строение тож и вокруг онаго обывательского строения и какия реки и горы»[949] (рис. 8). К сожалению, эти чертежи не имеют даты, но, судя по технике исполнения, они сделаны позже 1719 г. «План городу Коле» менее точен, чем «План Кольскому острогу»; по-видимому, первый является глазомерной съемкой, а второй — инструментальным.
На этих чертежах Кола также состоит из «города», монастыря и 2 посадов; однако крепостцы на стрелке мыса уже нет, но к западу от «города» показаны «рогатки» — ряды надолб, «для защищения прежде сего от шветов».
На «Плане городу Коле» деревянный «город» изображен в виде равнобокой трапеции (рис. 9). Его восточная береговая стена имеет небольшой излом в центре в сторону реки. Она состоит из тарас — двух параллельных стен, пространство между которыми разделено перегородками на 19 отсеков. Каждый отсек имеет самостоятельный вход и представляет собой изолированное помещение, связанное лишь с внутренним пространством крепости. По-видимому, это и есть та самая городовая стена, о которой Г. Животовский глухо упомянул при описании острожных укреплений Колы в феврале 1701 г.[950]
Остальные стены «города» — иной структуры; изображенные также двойными, они уже не разбиты на отсеки. Видимо, эти стены состояли из двух параллельных тыновых оград: в источниках 1699 и 1701 гг. говорилось о стенах, в которых стоял стоячий острог, о стоячем остроге и о двустенном стоячем остроге.
«Город» на плане изображен с 5 башнями: четыре — в углах и одна — в центре восточной стены. Все они шестигранные. Две угловые башни, стоящие на берегу реки, имеют сквозные проезды с мостами через ров. Между мостами, под восточной стеной крепости берег Колы покрыт бревенчатыми клетками, заполненными камнями. Клетки укрепляли береговой откос и предохраняли стену «города» от подмыва; они составляли своеобразную набережную, являвшуюся усовершенствованным вариантом деревянных обшивок земляных валов, на которых стояли многие русские укрепления XIV–XV вв.[951]. Возможно, что эта набережная и названа «обрубом» в источниках начала XVIII в.
Примерно также выглядит Кольский деревянный «город» и на «Плане Кольскому острогу». Однако здесь четырёхугольник крепости приближается к параллелограмму, а плотность ее внутренней застройки несколько больше (рис. 10). Глухие башни стоят здесь также иначе; одна их грань, как и у проезжих башен, выступает внутрь «города». Существенно, кроме того, что в отличие от «Плана городу Коле» резкий излом береговой стены обращен здесь внутрь крепости и имеет в середине разрыв, а стоящая тут башня располагается на некотором расстоянии от восточной стены. Возможно, что такое несоответствие двух чертежей объясняется не столько неточностью первого из них, сколько перестройкой стены в связи с ее подмывом рекой во время разливов. Наконец, в отличие от предыдущего чертежа на «Плане Кольскому острогу» рядом со средней башней восточной стены показаны «Водяные ворота», а в южной, близ глухой юго-западной угловой башни, — «потаенный выход из крепости за город» для вылазок, являющийся, вероятно, одним из двух тайников, о которых в феврале 1701 г. упомянул капитан Г. Животовский.
Таким образом, все 3 рассмотренных чертежа дополняют друг друга. На них изображена одна и та же деревянная Кольская крепость. Сравнивая эту крепость с описаниями, сделанными выше, не трудно установить, что перед нами — в основном «острог» Колы конца XVII в.; наряду с 5 рублеными башнями он также имеет одну городовую стену, рубленную тарасами, и 3 двойных острожных стены, сделанных в виде тыновой ограды. Поскольку эти чертежи являются копиями, можно предположить, что подлинники были сделаны ранее 1701 г., когда перестройка Кольского острога еще только началась. Отсутствие на них колодца, вырытого у воеводского двора в 1701 г., подтверждает это.
На других чертежах деревянные военно-оборонительные сооружения Колы существенно отличаются от острога на 3 рассмотренных чертежах.
На «Плане Колы»[952] (рис. 11) все стены крепости, в противоположность предыдущим чертежам, — одинаковой конструкции; экспликация поясняет, что «разделенные на части», они имеют «вырубленые анбары». Средняя башня стоит уже на значительном расстоянии от восточной стены; вынесенная в воду, она соединена с ней переходом. С его южной стороны в стене изображены «Водяные ворота», соединяющие крепость с «отрубом» (рис. 12). Экспликация чертежа указывает на наличие пушек во всех 5 крепостных башнях и поясняет, что пространство между стенами и рвом — это «ход подле стены». Внутри крепости, наряду с большим количеством построек, показаны Воскресенская церковь, Благовещенский храм и теплая Спасская церковь. Двух последних не было на предшествующих чертежах[953].
Отличие этой крепости от крепости предыдущих чертежей показывает, что здесь изображен уже не острог конца XVII в., а сменивший его «город» начала XVIII в. Однако этот «город» явно сохранил особенности старого острога; он также четырёхуголен, стоит на его месте и занимает центральное положение в общей планировке Колы.
Впрочем, чертеж «План Колы» дает представление только о структуре Кольской крепости, выстроенной в начале XVIII в. Конструкцию ее стен и башен фиксируют 3 других чертежа. Основным из них является генеральный план города — «Кола с ситуацией»[954] (рис. 13). Дата на оборотной стороне относит его к 1740 г., однако она поставлена позже его изготовления. Два других, не датированных чертежа, дополняют этот генеральный план.
Одним из них — «План города Кола»[955], с планом деревянной Кольской крепости (рис. 14) снабжен экспликацией — «пояснением литер». В его левом верхнем углу помещен разрез стены и рва перед ней. Надпись внизу справа (под рамкой) указывает, что этот чертеж «копировал инженерного корпуса ученик Алексей Поспелов». Вторая, расположенная несколько выше, надпись свидетельствует, что копия соответствует оригиналу.
Другой чертеж с планами и разрезами Кольских башен (рис. 15) снабжен лишь экспликацией, поясняющей их названия[956]. Эти названия соответствуют названиям на чертежах «План города Кола» и «Кола с ситуацией», но несколько отличаются от названий на плане 1719 г.
Все 3 упомянутых чертежа выполнены, несомненно, одновременно. Характер их графики позволяет утверждать, что они исполнены одним автором, — очевидно, Алексеем Поспеловым. По-видимому, эти чертежи сделаны в 1737–1738 гг. под руководством кондуктора Федора Неелова по обмерам, выполненным им и инженер-прапорщиком Степаном Хвостовым между 1732 и 1736 гг.[957]
На чертежах Ф. Неелова и А. Поспелова конфигурация Кольской крепости та же, что и на чертеже «План Колы» (ср. рис. 12; 14). Размеры ее невелики; кондуктор Гантвич в рапорте от 8 июня 1732 г. писал «имеющаяся здесь [т. е. в Коле] деревянная крепость зело мала и оная имеет только 64 сажени 2 фута 3 цолота длиною, а ширины не более как 41 сажень 1 фут 9 цолотов»[958]. Это соответствует данным и на «Плане города Колы».
Конструкция крепости была необычной для русской деревянной военной архитектуры. Кольский воевода Д. И. Унковский, давая описание северо-восточной стены, выстроенной в 1703 г. между Егорьевской и Водяной башнями, особо подчеркнул, что под ее мостом «вместо Тарасов или быков» сделаны «амбары»[959]. Экспликация чертежа «План города Колы» также говорит об амбарах в городовой стене, занятых различными припасами. Следовательно, основу всех стен Кольского деревянного «города» начала XVIII в. составляли складские помещения, поверх которых был настлан мост боевого хода.
Амбары были высотой до 1,5 сажени и имели деревянный, дощатый пол. Они состояли из прямоугольных, подчас почти квадратных клетей, соединенных с внешней стороны одной общей стеной (рис. 16). В юго-западной стене[960] амбары были в основном одиночными, т. е. состояли из одной клети; в других же стенах были амбары, имевшие от 2 до 7 делений. Снабженные дверями внутрь крепости, клети между собой не сообщались. Разрывы между одиночными амбарами и амбарами из нескольких секций не превышали размеров одной клети. Одиночный амбар был простым срубом. Ячейки больших амбаров не были самостоятельными срубами, плотно примыкавшими друг к другу (это было бы изображено на чертеже); они являлись лишь отсеками, образованными поперечными перегородками, врубленными в длинные бревенчатые стены.
Таким образом, Кольские городовые стены начала XVIII в., построенные «амбарами», состояли как бы из отдельных городней и отрезков тарас. Сочетание этих двух конструкций было, по-видимому, индивидуальной особенностью Кольского «города». Он строился значительно позже Олонецкого, Сумского и Якутского острогов XVII в., стены которых были целиком рублены тарасами[961]. Кольские же строители использовали оба традиционных типа деревянных крепостных оград. Однако городни и тарасы они оставили полыми, без засыпки, превратив их во внутренние помещения для хранения припасов или товаров[962]. Это было не новостью, а традицией. Под склады были отведены, например, нижние этажи стен Кирилло-Белозерского монастыря 1653–1682 гг., состоявшие из отдельных, изолированных квадратных помещений, снабженных на случай осады пушечными бойницами. Такое использование крепостных стен было началом отмирания боевой роли военно-оборонительных сооружений и как бы перерождением их в гостиные дворы.
Внешние стены крепости, к которым изнутри примыкали амбары, состояли из двух параллельных бревенчатых стенок с промежутком в ¾ сажени (см. рис. 16). «Передняя стена рублена с промежутки двойная в перерубах», — так охарактеризовал эту конструкцию в 1745 г. артиллерии поручик Данила Чюровской[963]. Пространство между этими стенками было заполнено на ⅓ высоты камнями и землей (рис. 17).
Двойная конструкция городовых стен с заполнением широко бытовала в русской деревянной крепостной архитектуре. Аналогичное устройство имели, например, стены Сумского острога[964]; в 2 стены «до кровли» был сделан «город рубленой» в Опочке, стены и башни которого строились в 1654 г. взамен сгоревшего в 1648 г. острога[965]. В «две стены» был срублен и сосновый кремль Мурома, частично существовавший еще в первой половине XVIII в.[966] Применялась такая конструкция стен и в деревянной промышленной архитектуре древней Руси. Примером этого могут служить соляные склады XVII в., стоявшие на берегу Камы близ города Усолье Пермской области[967]. Однако в них подобное устройство не имело заполнения и предназначалось для погашения силы распора, который образовывался во время загрузки складов.
Выше засыпки передние стены амбаров Кольского «города» были снабжены боевыми окнами, прорезанными через каждую сажень и имевшими вид горизонтальных щелей[968]. По-видимому, эти окна напоминали собой прорези в стенах Николо-Карельского монастыря (1691–1692 гг.) и предназначались для мушкетной стрельбы.
Над амбарами на мостовом настиле шел боевой ход высотой в 1 сажень, прикрытый с наружной стороны той же двойной стеной (см. рис. 17). Над ней нависали обламы, державшиеся, по-видимому, на кронштейнах из бревен, выпущенных из толщи двойной стены. При ширине всей крепостной стены в 2 сажени размер боевого хода в сажень с аршином был вполне достаточным для того, чтобы защитники «города» могли свободно размещаться на стенах и не мешать друг другу при стрельбе через обламы. Очевидно, на этом ярусе стен должна была сосредоточиваться большая часть защитников Колы. Поверх него шла сплошная, слегка нависавшая с обеих сторон двускатная кровля, прикрывавшая боевой ход от дождя и снега. Конек кровли был поднят над уровнем земли внутри крепости почти на 3,5 сажени.
Дополнить характеристику стен Кольского «города» дает возможность подробное описание прясла северо-восточной стены между Егорьевской и Водяной башнями, сделанное Д. И. Унковским сразу же после ее постройки в 1703 г. «А рублена та городовая стена, — писал он, — в две стены. А мера той стены длиною меж башен с речную сторону в таможенную трехаршинную сажень, 39 сажен 2 аршина вышиною. У Егорьевской башни от слани до обламов 2 сажени с аршином и четвертью аршина, а на число до обламов 17 рядов. Обламы до кровли 5 рядов, а мерою 2 аршина без пяти верхов. А у Водяной башни вышина от слани до обламов 2 сажени с аршином и со штью верхами. А на число до обламов 18 рядов. Обламы таковы ж, что у Егорьевской башни… В тои во всеи стене построено 33 бойницы мушкетерных. В городе та стена по мере длиною 59 сажен, вышина до кровли 3 сажени без четверти аршина. А на число вверх бревен 22 ряду. А под стеною положено еланью старого прежнего острогу. А в городе от стены под стенным мостом построено вместо тарасов или быков 12 анбаров. В анбарах на мосты положен прежней острожной лес, на стены в мосты положен новый лес. А прежнего острожного мосту положено два прясла мерою 4 сажени без полуторных аршин. Крыта та стена в два тесу. Да для взходу на стену сделано две лествицы. А шырина на стене по мосту промеж стенами сажень с аршином»[969].
Примечательно, что длина этой стены, отмеченная в приведенном описании и указанная самими строителями[970], почти точно соответствует длине этой стены на чертеже «План города Кола». Подобное соответствие характерно и для юго-западной стены, построенной в 1704 г. между Ерзовской и Чепучинной башнями[971]. Это еще раз говорит о том, что на чертежах Ф. Неелова и А. Поспелова изображена крепость, выстроенная в Коле в начале XVIII в. взамен прежнего острога.
Башни Кольской крепости были рублены неправильными шестериками и так же, как амбары стен, имели двойные стенки. При этом в 2 стены были срублены только наружные грани шестериков; грани, обращенные внутрь крепости, двойных стенок не имели[972] (см. рис. 15). Исключение составляла лишь Никольская башня восточного угла «города», целиком рубленная в одну стену (рис. 18). Возможно, что она осталась еще от деревянного острога XVII в. как наиболее крепкая.
Егорьевская угловая проезжая башня, построенная в 1702 г. (рис. 19) на самом берегу реки, являлась основной в системе укреплений Кольской крепости. Обращенная в сторону наиболее населенного Нижнего посада, она была и важным элементом города в целом; на нее ориентировалась главная «улица на посаде».
Архитектура Егорьевской башни, типичная и для других башен Колы, была очень проста. В ней не было ничего лишнего. Над ее нижним, рубленным с 5 сторон в 2 стены мощным шестериком нависали одностенные обламы. Они держались (как и в башнях города Торжка) на консолях — балках междуэтажного перекрытия, выпущенных из стен. Над башней возвышался высокий шатер с рубленой смотровой вышкой, увенчанной двуглавым орлом. Высота шатра (вместе с вышкой и ее покрытием) равнялась высоте основного объема башни. Это было характерно для деревянной крепостной архитектуры древней Руси. Таким же было, например, соотношение шатра с башней в городе Олонце[973]. Обыкновенно шатры, как и сами башни, были венчатыми и крылись тесом. Пологий шатер Егорьевской башни, не имевший опорных стоек, был, очевидно, стропильным.
Упиравшиеся в верхний венец обламов и стянутые нижним венцом дозорной вышки, стропильные ноги этого шатра образовывали конструктивную систему, обладавшую пространственной жесткостью. По ней и была уложена двуслойная дощатая кровля. Примерно такой же пространственной жесткостью обладают шатер надвратной башни Николо-Карельского монастыря[974], а также шатры башен в Борисоглебском монастыре близ Ростова; впрочем, последние снабжены еще и мачтами, стоящими вертикально по их осям[975].
Существует мнение, что шатры крепостных башен почти всегда имели полицы[976], а простые скатные покрытия с далеко выступающими и нависающими над отверстиями бойниц крышами якобы были неудобны для стрельбы[977]. Однако шатры Егорьевской и других Кольских башен не имели полиц. Не имели их и покрытия башен города Торжка, а также башен внешней и внутренней оград острога в Якутске[978]. Поэтому нет оснований считать полицы обязательным, а простые нависающие кровли неудобными. В те времена, когда городовая оборона велась без применения огнестрельного оружия, свес кровли не мог мешать стрельбе из лука, ибо эта стрельба велась сверху вниз, т. е. по противнику, который находился вблизи башни. Не изменилось положение и во времена применения огнестрельного оружия, когда появилась возможность наносить поражение врагу и на довольно большом расстоянии. В это время, благодаря большой высоте башни, свес скатов кровли прикрывал отверстия бойниц от лучей солнца, мешавших точности прицеливания. Чертежи Кольских башен говорят о том, что такие покрытия были приемлемы даже в начале XVIII в.
Внутри Егорьевская башня делилась плоскими перекрытиями на 5 ярусов. Обычно такие перекрытия («мосты») делались из сплошного бревенчатого наката, как, например, в башнях Кирилло-Белозерского монастыря 1653–1682 гг. В Егорьевской башне дощатый пол был настлан по деревянным балкам. В нижнем шестерике балки проходили сквозь внутренние стены и врубались в наружные. Балки перекрытия в шатре были врублены в его стропильные ноги[979]. Проезд башни был вымощен досками, лежавшими на лагах.
Грани шестерика Егорьевской башни были прорезаны боевыми отверстиями; в в XVII в. они делались либо «опускными», либо «валовыми»[980], т. е. «волоковыми» проемами, типа «волоковых окон» старых деревенских изб. Наличие на башнях пушек[981] показывает, что эти бойницы имели крупные размеры.
Боевые отверстия третьего яруса башни были прорезаны непосредственно в обламах. Сквозные окна имелись даже в наклонных плоскостях шатра дозорной вышки, но здесь они служили, несомненно, для выхода дыма и пороховых газов. Четвертый же ярус не был боевым; он имел меньшую высоту и был темным, без боевых окон. Возможно, что здесь сосредоточивалось подсобное хозяйство башни.
Ярусы Егорьевской башни сообщались лестницами, приставленными к люкам в мостах; лестницы доходили только до смотровой вышки; на ее же чердак можно было попасть через люк, к которому приставлялась откидная лестница. Расположение люков в мостах и установка лестниц на некотором расстоянии от стен обеспечивали правильную «работу» ярусов башни во время боя. С боевым ходом стен башня не была связана.
Егорьевская башня была типичной для Кольского «города». Такими же были и две другие угловые башни — Пытальная (Ерзовская), выстроенная в 1702 г., и Чепучинная (рис. 20). Обе они также были рублены шестериками с внешними двойными стенами, имели обламы с бойницами и завершались шатрами со смотровыми чердаками. Эти башни были глухими, и их вторые этажи непосредственно сообщались с боевым ходом примыкавших к ним стен, чего не было ни в Егорьевской, ни в Никольской башнях.
По сообщению Кольских стрельцов, строивших Ерзовскую башню, она была рублена «до напусков [т. е. до обламов] в две стены и насыпана до середнего мосту каменьем и хрящем». Стоила она 130 рублей. Пошло на ее постройку 1200 бревен, 650 тесин и 3500 гвоздей[982]. Из них на двуслойное дощатое покрытие башни ушло 500 тесин и 3000 гвоздей[983].
Иной была только Водяная башня стоявшая на небольшом, возможно, искусственном островке, неподалеку от северо-восточной стены крепости. Рубленная так же, как и другие башни, в две стены, она была двухъярусной, а ее шестерик, снабженный обламами, был покрыт пологим шатром без караульни (рис. 21). Со стеной крепости Водяная башня соединялась широким, крытым на 2 ската, двухэтажным переходом, частично стоявшим на сваях. Так же как и башни, переход имел двойные рубленые стены.
Внутри Водяной башни существовал колодец, который, как и колодец у воеводского двора, снабжал «город» водой во время осады. В мирное время колодцем Водяной башни, видимо, не пользовались и брали воду из реки. Для этого в стене, рядом с Водяной башней, существовали Водяные ворота, через которые можно было по небольшой вымостке выйти на «плотину». В отличие от более раннего бревенчатого «обруба», укреплявшего берег реки у северо-восточной стены крепости, «плотина» была земляной с каменным откосом. Последний был снабжен небольшим выступом, отбрасывавшим от берега лед во время ледоходов. Специальный ледорез был устроен также у выложенного камнем островка, на котором стояла Водяная башня. Очевидно, именно об этой башне как о непостроенной говорил в 1703 г. Д. И. Унковский.
Хорошо прикрытая почти незамерзающими водами Колы и Туломы[984], деревянная Кольская крепость имела, однако, и ров, окружавший ее с 3 сторон. Соединенный когда-то с рекой, этот ров во время изготовления чертежа «План города Кола» был уже сухим; об этом говорят 2 земляные перемычки, изображенные в местах соединения его с рекой, неподалеку от мостов, перекинутых через него у Егорьевской и Никольской башен. Во избежание оползания края рва были укреплены сваями (см. рис. 17). Врытые с некоторым наклоном, они закреплялись положенными через определенные интервалы горизонтальными бревенчатыми затяжками. Это, по-видимому, и был тот самый «стоячий обруб», 25 сажен которого было выстроено в 1702 г. во рву около Ерзовской башни. Оплывшие следы рва, а также участки земляного вала, отмечавшие место расположения и габариты деревянных укреплений, существовали в Коле еще в конце XIX в. — начале XX в.[985] (рис. 22). В 1935 г. археологической разведкой вала здесь были обнаружены бревна, оставшиеся от крепости[986].
За рвом находилось свободное и незастроенное пространство, которое вместе со рвом отделяло стены и башни «города» от построек посадов. Это пространство обеспечивало фланговый прострел стен с башен, затрудняло подготовку неприятельских штурмов и предохраняло крепость от огня, перебрасывавшегося в случае пожара с горящих посадских строений.
Таким был деревянный «город» Колы, построенный в начале XVIII в. и обновленный в соответствии с приказом 1731 г.
Основными монументальными зданиями в этом «городе» были церкви. Среди них особое место занимал деревянный Воскресенский собор, стоявший близ северо-восточной стены, неподалеку от Водяной башни.
Воскресенский собор был срублен в конце XVII в.; надпись на доске, висевшей на его апсиде, относила его постройку к 1681 г., а клировые ведомости — к 1684 г.[987] Cтроителем этого собора, как рассказывали в середине XIX в. местные сторожилы, был мастер, срубивший в Поморье много других деревянных храмов. При этом Кольский собор был якобы последним произведением этого безымянного зодчего; желая, чтобы созданное им сооружение осталось единственным и неповторимым в своем роде, он, окончив его постройку, выбросил свой топор в реку и после этого уже больше ничего не строил[988].
Так же как и Кольская крепость, Воскресенский собор не дожил до наших дней; вместе с крепостными стенами, башнями и другими постройками он был сожжен англичанами во время обстрела Колы сто с лишним лет тому назад[989].
Существуют 3 рисунка Воскресенского собора. Сделанные академиком архитектуры А. Т. Жуковским в 60-х годах XIX в. с оригиналов, доставленных ему С. В. Максимовым, который посетил Колу в 1856 г., они дают представление о плане памятника, а также о его западном и южном фасадах[990]. Каковы были оригиналы, послужившие основой для изготовления этих копий, — не известно; А. Т. Жуковский сообщает только, что они были довольно старыми и на листе бумаги, на котором они были наклеены, существовала сделанная местным краеведом надпись, характеризующая как сам памятник, так и его историю[991].
Мы воспроизводим здесь лишь одну из этих копий (рис. 23), а вместо двух других публикуем иллюминированный чертеж «Кольский Воскресенский собор (XVII в.)», принадлежащий архитектору П. Д. Барановскому[992] (рис. 24). Судя по графике, манере исполнения и характеру раскраски, этот чертеж сделан в середине прошлого столетия. Как и на двух рисунках А. Т. Жуковского, на нем изображены план и южный фасад здания[993].
Воскресенский собор принадлежал к числу лучших и наиболее своеобразных памятников русского деревянного зодчества. Напоминавший знаменитую двадцатидвухглавую Преображенскую церковь 1714 г. в Кижском погосте[994], он, несмотря на иную структуру плана, был как бы одним из ее предшественников. Достигавший высоты более 36 м сложный и живописный храм с его многоярусной, расчлененной композицией и 18 главами был главным зданием Кольского крепостного ансамбля.
Собору вторила, стоявшая рядом высокая деревянная колокольня[995]. Она напоминала сторожевую башню и была сходна с более поздней шатровой колокольней 1874 г. того же Кижского погоста. Так же как и последняя, она была рублена восьмериком на четверике и покрыта высоким шатром, увенчанным небольшой главкой. Ее колокола, которые Д. Чюровской в 1747 г. предложил перевесить на одну из крепостных башен, висели под шатром колокольни, имевшей, несомненно, вверху пролеты звона.
Остальные чертежи Колы[996] большого интереса не представляют. На одном из них Кола имеет ту же планировку, что и на чертеже «План Колы», а на двух других город уже расчленен на прямоугольные кварталы прямыми улицами. Изображение же крепости точно соответствует ее плану на чертеже «Кола с ситуацией».
Более интересен лист с рисунками в «Атласе Архангельской губернии», дополняющий сделанный одновременно план 1797 г.[997] Здесь Кола изображена с 3 сторон.
На одном из рисунков — «Вид города Колы с северо-восточной стороны» (рис. 25) — представлен и старый деревянный кремль (рис. 26), который, несмотря на крайнее обветшание, сохранял свой суровый воинский облик и производил сильное впечатление. Его связанные широким поясом стены, кряжистые, могучие башни вместе со сложной громадой собора и столпом колокольни господствовали над мелкими строениями посадов, делая силуэт Колы живописным (рис. 27), выделяя ее центр и придавая облику города монументальный характер.
Изучение строительной «биографии» военно-оборонительных сооружений Колы, ознакомление с ними по древним описям и не известным ранее чертежам и выявление основных этапов развития Кольских деревянных укреплений — все это позволяет на примере Колы за весьма короткий промежуток времени (немного более ста лет) проследить последовательность архитектурно-конструктивного изменения русских деревянных крепостей XVI–XVIII вв., многие формы которых являлись в свою очередь традиционными, восходящими к формам оборонительных сооружений еще более глубокой древности, и сделать следующие выводы:
1. Деревянный «город» Колы начала XVIII в. был интереснейшим памятником древнерусского военно-инженерного искусства и архитектуры. Постройка его была обусловлена Северной войной, которая вызвала укрепление приморских окраин Русского государства и Колы в частности.
2. Кольская крепость XVIII в. была результатом постепенного изменения самых первых военно-оборонительных сооружений Колы. За сто с лишним лет эти сооружения прошли все стадии развития, характерные для древнерусского деревянного оборонного зодчества. Сначала, в конце XVI в. это был только частокольный острог; потом, в начале XVII в. — тыновая ограда с башнями и одной «городовой» стеной, рубленной городнями; затем, в конце XVII в., — тыновая ограда с башнями, но снабженная уже одной стеной из тарас, и, наконец, в начале XVIII в. — «город», все стены которого состояли из «амбаров» с двойными, как и у башен, наружными стенками. Этим определялась сила традиции в строительстве укреплений Колы.
3. Хотя «город» Колы строился в начале XVIII в. по существу заново, он в основном сохранил структуру острога XVII в. Его особенности определялись сочетанием в нем двух функций — пограничной крепости и торгово-промыслового комплекса.
4. Не осуществленный замысел укрепления ближайших подступов к Коле и сооружение на стрелке Кольского мыса небольшой, оснащенной артиллерией земляной крепости показывают, что в общей системе оборонительных сооружений района, Кольский деревянный «город», сочетавший черты крепости и гостиного двора, должен был играть своеобразную роль укрепленной торговой фактории на побережье «Студеного моря» и служить убежищем населению, с его пожитками, на случай военной опасности.
5. Сочетание в деревянном «городе» Колы военно-оборонительных и торгово-хозяйственных функций показывает, что уже в XVII в. начался процесс постепенного перерождения крепостей в сооружения, обслуживавшие хозяйственно-бытовые нужды парода. Этому содействовал другой процесс — смена крепостей с башнями крепостями с бастионами (так называемой «вобановской» системы).
6. Хотя в русском оборонном зодчестве XVII в. наметились, а в начале XVIII в. уже разграничились две основные линии развития, одна из которых, приблизившись к чисто инженерному строительству, привела к появлению новой отрасли военного искусства — долговременной фортификации, а другая, сомкнувшись с архитектурно-строительным искусством, завершилась созданием обширных, чисто гражданских зданий — гостиных дворов и торговых рядов, — деревянный «город» Колы начала XVIII в. показывает, что в практике северных мастеров-плотников были еще живучи древние строительные приемы и принципы. Это еще раз подтверждает положение о многовековой устойчивости и живучести древних традиций русского деревянного зодчества.
ЦГАДА, ф. 137, Городовые и боярские книги, № 2.
(В сносках приведены разночтения: а) по росписи, составленной в феврале 1681 г. при приеме острога Василием Ивановичем Эверлаковым у воеводы Павла Григорьевича Чирикова (находится там же, лл. 2–5 об.); б) по росписи, составленной в марте 1688 г. при приеме острога Иваном Петровичем Одинцовым у воеводы Ивана Григорьевича Чертенского (находится там же, лл. 95–98 об.); и в) по росписи, составленной в августе 1699 г. при приеме острога Григорием Никитичем Козловым у стрелецкого головы Осипа Деревецкого (находится там, же № 1, лл. 1–3 об.).
|л. 51 об.| На Николской башни в нижнем бою пять пушек железных на колесных станкех в одном станку гвоздя нет[998]. Да пушка железная дробовая на лисице. Да пушка ж лоде[999] дробовая ж[1000] железная. На той же башни в верхнем бое две пушки железных на колесных станкех[1001], да пушка медная[1002].
У медной|л. 52 | пушки в станку дву петель да дву гвоздей нет[1003]. На Угловой башни, что за воевоцким двором в нижнем бое три пушки железных на колесных станкех[1004], пушка железная на лисице[1005]. На той же башни в середнем бою пушка железная на колесном станку. На той же башни в верхнем бое две пушки железных на колесных станинех.
|л. 52 об.| На Ерзовской башни в нижнем бое три пушки железных на колесных станкех, в в станку дву гвоздей нет[1006]. На той же башни в середнем бое пушка железная на колесном станку, да пушка железная ж[1007] на лисице малая. На той же башни в верхнем бое две пушки железных на колесных станкех. На Георгиевской[1008] башни в нижнем бое четыре пушки же|л. 53|лезных на колесных станкех. Пушка дробовая железная на колоде, пушка железная на лисице малая. На той же башни в верхнем бое пушка медная да две пушки железных на колесных станкех. У медной пушки в станку трех гвоздей да петли нет[1009]. На Водяной башни в нижнем бое две пушки железных на колесных станкех, в станкех[1010] дву гвоздей|л. 53 об.| нет. Да пушка железная на лисице. На той же башни в верхнем бое две пушки железных на колесных станкех пушка железная на лисице. На зелейном погребе[1011] девять пушек железных[1012] затинных да шесть пушек малых в колодах по пол третьи пяди[1013].
И всего во всех пяти башнях и на зелейном погребе|л. 54 | железных и медных болших и малых и затинных пятдесят четыре пушки и в том числе тулского литья из дву пушек стрелять нельзя потому что затравок насквозь не вылито[1014].
ЦГАДА, ф. 137, Городовые и боярские книги, № 2.
|л. 16 | Великому г-рю ц. и в. к. Петру Алексеевичу всеа Великия и Малыя и Белыя России самодержцу холоп твой Димитрей Унковской челом бьет. В прошлом г-рь 1700-ом и 1701-ом и 1702-ом годех присланы твои виликаго г-ря ц. и в. к. Петра Алексеевича всеа Великия и Малыя и Белыя России самодержца многие грамоты. А от города Архангельского твой великого г-ря указ за приписью дьяка Михайла Радостамова в Кольской острог к бывшему воеводе к Григорью Козлову. И после его Григорью на ево ж Григорьево имя твоя великаго г-ря грамота прислана ко мне холопу твоему. Да из Московской ратуши твой великаго г-ря указ. Послушная память в Кольской острог к земских бурмистром о строении города Кольского острога и крепостей. И по твоему великаго г-ря указу я холоп твой приехал в Кольской острог 1702 году в декабре месяце и его Григорья переменил. А что построено того городового дела и вновь крепостей при нем Григорье и о том к тебе великому г-рю к Москве в Новгороцкой приказ я холоп твой писал. И в росписных списках о том строенье имяно написано. И те росписные списки к Москве присланы. А того г-рь городового дела постройки только две башни, да промеж старых башен городовой стены одно прясло самое меншое. Да построено близ посаду меж рек Туломы и Колы реки в наволоке крепости стены только на 15 пушек бою. А не достроено против твоего великого г-ря указу в той крепости пушечных 10 боев. И та крепость против твоего великаго г-ря указа ничем не утвержена полисату и шанец неустроено. И что той стены и боев и устроено и то не покрыто и к приходу воинских людей ненадежна. А которая г-рь крепость велено учинить от Кольскаго острога за 7 верст к морю, что словет Аврамова Пахта и на той, г-рь Аврамовой Пахте никакому делу и началу|л. 16 об.| не бывало и к той г-рь крепости что угодно на строенье в готовности ни малаго ничего нет. И при мне холопе твоем декабря месяца от перваго числа и по се число майя по 13 того городового дела ничего не делают. И делать не исчего лесных припасов нет. А в земскую г-рь избу твоим великаго г-ря указом после послушных из Ратуши памятей я холоп твой ис приказной избы к Кольским земским бурмистрам о том городовом деле и крепостей многие памяти посылал и по многожды им и по се число непрестанно говорю. И они бурмистры приходя ко мне и говорят мне холопу твоему, что у них к городовому и крепостей строенью припасов лесу нет и делать неисчего. А сказали, что де подрядили лесу рубить под 1000 под 250 дерев. И тот де лес поставят они в Кольском остроге к ильину дни нынешняго 1703 году в июле месяце. И того г-рь лесу в городовое дело малое число, разве на одну башню. И таким г-рь нерадением не токмо быть построенным около города рву или отхожим крепостям не будет построен и город во многие годы. И в нынешнее г-рь время в том городовом строенье и крепостей деле мне холопу твоему они бурмистры во всем отказали и не делают. А бес постройки г-рь города и крепостей в приход воинских неприятельских людей быть невозможно. И я холоп твой усмотрев то их к тому городовому делу и крепостей нераденье по твоим великаго г-ря указам посылал в Кольской уезд для ведомости твоего великаго г-ря указу о том городовом деле. И уездные г-рь люди из двух волостей из ближних ис Ковденской, да ис Кандалакшинской в Кольском остроге в земскую избу бурмистром дают з дворов деньги. А иные уездные люди дали скаски посыльным людем. А Соловецского г-рь да Воскресенского монастырей приказные старцы и прикащики и выборные крестьяне к тому городовому и ни к какому строенью преж сего и до ныне не бывали и во всем в том|л. 17 | в том строенье отказали и с посыльными людьми скаски прислали. И Соловецкого, г-рь, монастыря Керецкой волости скаску преж сего послал к тебе великому г-рю к Москве в Новогороцкой приказ я, холоп твой, с отпискою. А Воскресенского монастыря крестьян и Кольского уезду волостных людей скаски послал к тебе великому г-рю я, холоп твой, с сею отпискою к Москве. И впредь мне холопу своему о том городовом строенье и о крепостях что ты великий г-рь укажешь. А отписку, г-рь, и скаски велел я холоп твой подать в Новогороцком приказе боярину Федору Алексеевичю Головину с товарищи.
ЦГАДА, ф. 137, Городовые и боярские книги, № 2.
|л. 68 об.| Державнейший царь г-рь милостивейший, в прошлом, г-рь 1700-ом году построили мы в Кольском остроге пятюстами человеки под стеною Кольского острога от Колы реки обруб в длину 10 сажен, в глубину двух сажен и с переобрубьем и каменьем и хрящем окрепили да перенесли и поставили на тот обруб твои великого г-ря житницы в 7 дней. Да в прошлом же 1701-ом году мы ж починили тайник у западной нижной башни, да в городе у воеводского двора выкопали колодец ради воды глубиною трех сажен, да старую городовую стену от летную сторону ломали. И меж новопостроенную городовую стену сыпали хрящ 5 дней. Да у Туломы реки около окрепы обсыпали обрубы каменьем в 2 дни. Да мы же, бояся скораго нашествия под Кольский острог неприятельских свеских людей ратью, подрядили из найму людей добыть из лесу от Кольского острога от Колы реки за 50 верст 1200 дерев и ис тех дерев мы ж построили к Кольскому острогу угловую башную двоестенную рубленную с чердаками и мостами от запада против Протопопова двора, и меж стены насыпали хрящем и покрыли тесом и гвоздьем окрепили своим, а положено в тое кровлю 500 тесниц, да 3000 гвоздья. И около тое башни во рву устроили обруб стоячей в длину 25 сажен. Да у Георгиевской башни от Колы реки построили городовую стену с воротами и с мостом и с торасом в длину трех сажен, и на городовые стены лествицы. А пошло на тое постройку нашего лесу 130 дерев. Да в прошлом 1702-ом году мы же построили от Колы|л. 69 | реки под городовою стеною от водяные башни к Георгиевской башни обруб длиною 30 сажен, а в глубину и с передобрубьем полторы сажени и каменьем и хрящем окрепили в 9 дней пятюстами человеки. Да к пушечным станкам припасли оси и колеса и у тех станков и у колес окавываючись в молотниках и за мехами в работниках. Да мы ж в городе у Георгиевских ворот построили сторожню новую и покрыли тесом и около перила где ружью и знаменам и барабанам быть. А пошло в тое постройку полтора ста дерев да 50 тесниц наших же. И от того мы обдолжали великими долгами, потому что в те годы мы ис Кольского острог не отъезжали ни на малое время. Жили и ныне живем в великом опасении и осторожности. В Кольском остроге на стенных и на береговых и во все стороны от Кольского острога на отъезжых караулах и в посылках на Свейской и на Дацкой рубежи ради проведыванья вестей, чтоб свейския неприятельские люди безвестно под Кольской острог и в Поморские волости ратью не пришли и разорения бы какова не учинили. И ездим за твоим великого г-ря денежными и провожатых и ефимочными казнами и с отписками к Москве и на Двину и по воевоцким памятям на всякие россылки. А по твоему великого г-ря указу и по грамотам велено припасать на городовое строенье и на всякие окрепы дерева и тес и гвоздье. И что понадобится Кольского острога земским бурмистрам и посадцким и уездным и монастырским крестьяном и лопарям. И нам того ничего в те постройки припасать не велено. И Кольские посадские бурмистры Михайло Молвистой с товарищем и посадские|л. 69 об.| люди в тое вышеписанную башню и в иные городовые постройки, что мы строили, и что на число своего деревья и тесу и гвоздья положили не припасли. И твоему великого г-ря указу и грамотам учинились в том непослушны. Всемилостивейший г-рь, просим вашего величества, вели г-рь им бурмистрам Михайлу Молвистого с товарищем и Кольским посадцким людем за те наши деревье, и за тес, и за гвоздье, что мы положили в городовую постройку, нам заплатить деньгами, а работою о тое постройки счестись с ними. И вели, г-рь, сию нашу челобитную в Кольском остроге в приказной избы стольнику и воеводе Дмитрею Ивановичю Унковскому принять и к тебе, великому г-рю под отпискою послать к Москве. Вашего величества нижайшие рабы Кольского острога пятидесятники стрелецкие Никула Сивериков с товарищи и десятники и все стрельцы. 1703 году июля в 19 день. Вместо пятидесятников Никулы Сиверикова да Дмитрея Фокина по их веленью и за себя Иван Дреев руку приложил. Вместо пятидесятника Петра Кутемавина по его веленью Кольской стрелец Алексей Семнов руку приложил. Пятидесятник Влас Кандалов руку приложил.
ЦГАДА, ф. 137, Городовые и боярские книги, № 2.
|л. 92 | Великому г-рю и в. к. Петру Алексеевичу всеа великия и малыя и белыя России самодержцу холоп твой Дмитрей Унковской челом бьет. По твоему великого г-ря указу и по грамотам из Новгородцкого приказу в нынешнем 1703-м году июля с 21 числа да ноября по 16 число строен город Кольской острог к прежнему новому строению, а построено вновь от Егорьевской башни до водяной башни возле Колы реки построена та городовая стена на том же месте, где была прежняя городовая стена острожная. А рублена та городовая стена в две стены. А мера той стены длиною меж башен с речную сторону в таможенную треаршинную сажень, 39 сажен 2 аршина вышыною. У Егорьевской башни от слани до обламов 2 сажени с аршином и четвертью аршина, а на число до обламов 17 рядов. Обламы до кровли 5 рядов, а мерою 2 аршина без 5 верхов. А у Водяной башни вышына от слани до обламов 2 сажени с аршыном и со штью верхами. А на число до обламов 18 рядов. Обламы таковы ж, что у Егорьевской башни от реки Колы по обрубу до стены у водяной башни 3 сажени. Обруб построен преж в прошлом 1702-ом году недошед за полдевять сажени до Егорьевской башни. Стены от обрубу полторы сажени. В тои во всеи стене построено 33 бойницы мушкетерных.|л. 92 об.| В городе та стена по мере длиною 59 сажен, вышина до кровли 3 сажени без четверти аршина. А на число вверх бревен 22 ряду. А под стеною положено еланью старого прежнего острогу. А в городе от стены под стенным мостом построено вместо Тарасов или быков 12 анбаров. В анбарах на мосты положен прежней острожной лес, на стены в мосты положен новой лес. А прежнего острожного мосту положено два прясла мерою 4 сажени без полуторных аршин. Крыта та стена в два тесу. Да для взходу на стену сделано две лествицы. А шырина на стене по мосту промеж стенами сажень с аршыном. А на то городовое строенье в ту стену лес припасали земские бурмистры колянин Аникей Кощеев да Кандалашской волости крестьянин Хотей Харитонов. А ис каких доходов припасали лес и плотников нанимали и про то мне холопу твоему, ведать не почему, потому что оне бурмистры во всем чинятца непослушны и ведомости ни о чем не чинят. И о том их непослушании преж сего я, холоп твой, к тебе великому г-рю писал и посыльных людей скаски с отписками послал А осталось г-рь еще непостроеного того Кольского острога городовой стены 3 башни, да меж тех башен 3 прясла стены, да ров, да 2 тайника вылазы к воде к Коле реке, башня с тайником, с колодезем, да две крепости, одна не построена, а другой почину не было. И строить неисчего. А каковы, г-рь, в нынешнем 1703 году в ноябре да в декабре месяцах посылние стрельцы в Кольском остроге в приказной избе подали мне холопу твоему скаски и с тех ска|л. 96|зок списки за своею рукою я холоп твой послал к тебе великому г-рь ц. и в. к. Петру Алексеевичю всея Великия и Малыя и Белыя России самодержцу к Москве с сею отпискою, а подлинные скаски оставил до твоего великого г-ря указу в Колском остроге в приказной избе.
ЦГАДА, ф. 137, Городовые и боярские книги, № 2.
|л. 216 | 1704-году ноября в 1 день в Кольском остроге в приказной избе перед воеводою Михаилом Григорьевичем Срезневым Кольского острога земских дел бурмистры нынешнего 704-го году Максим Суслов да Григорей Миронов, да прошлого 703-го году бурмистры Аникей Кощеев с товарищем, да прошлого 702-м году бурмистры Михаило Молвистого и Кольской земской староста Констянтин Шлыков и посадцкие люди сказали. В прошлом 701-м и 702-м годех присланы великого г-ря указы памяти из ратуши за закрепами бургомистров в Кольской острог в земскую избу к нам земских дел бурмистром. А в тех великого г-ря указех в памятех написано велено Кольской острог починить, а где починить не мочно внов построить. И на Кольской губе у Аврамовой пахты или где пристойно построить крепости до приходу неприятельских людей заранее. Коляны посадцкими людми и Кольскими стрельцами и уездными государевыми волостными и монастырскими крестьяны и лопарями кто в том городе и уезде живет всем безопходно. И тому городовому к строению сколько понадобитца каких лесных всяких и иных припасов и ту всю постройку и росходы держать нам вопче. А того в указех великого г-ря в памятех не написано, что бурмистром леса припасать оп-ричь их Кольских капитанов и стрельцов и подъячих или им стрельцом строить из готового. И по тем великого г-ря указом при бытности воеводы Григория Козлова в прошлом 702-м году мы коляна посадцкие и уездные крестьяна и лопари на то градцкое строение леса добывать подряжали Кольских стрельцов. И построили мы посадцкие и уездные крестьяна новую Егорьевскую башню, да меж реками Колою и Туломою в наволоке крепость древяную в две стены на 15 пушек. И от той башни и от крепости у нас посадцких и уездных крестьян лесов осталось.
И ис тех наших осталых лесов|л. 216 об.| Кольские стрельцы построили от Колы реки обруб от Егорьевской башни до водяной башни мерою 30 сажен с аршином. Да оне же стрельцы в том же 702-м году на то градцкое строение леса добывали сами на себя. И построили Ерзовскую башню. И от той башни у них стрельцов лесов осталось. А в прошлом 703-м году прислан великого г-ря указ память из ратушы о городовом строении в Кольской острог в земскую избу к нам земских дел бурмистром Аникию Кощееву с товарищем. И Кольского острога стольник и воевода Дмитрей Унковской тот великого г-ря указ в приказной избе задержал неведомо ради какова умысла и в земскую избу к нам не выслал. И тот указ в приказной избе и доныне. А в земскую избу к нам бурмистром Аникию Кощееву с товарищем послал за своею печатью и за справою подъячего Алексея Рекунова память. А в той памяти написано велено Кольской острог строить и леса припасать нам бурмистром и уездным крестьяном. А против великого г-ря указов воопщее строение подъячих и стрельцов и капитанов в тои памяти неименовал. И мы прошлого 703-го году бурмистры и посадцкие и уездные крестьяна и лопари подрядили лесов добывать их же Кольских стрельцов дорогою ценою, потому что нас посацких малое число и сами собою добывать лесов невозможно, а уездные крестьяна от Кольского острога в дальном растоянии, а остановить того градцкого строения не смели. И приготовили к тому строению лесу 2000 дерев, да тесу полторы тысячи тесниц. А построили тем лесом города Кольского острога стену от Егорьевской башни до водяной башни мерою 39 сажен с полусаженью и покрыли и от той стены|л. 217 | у нас бурмистров и у посадцких и уездных крестьян лесов осталось. А в нынешнем 704-м году в генваре и феврале месяцех мы земские бурмистры и посацкие и уездные крестьяна и лопари подрядили их же Кольских стрельцов добывать лесов. И приготовили мы к тому градцкому строению 1700 дерев, да тесу 900 тесниц. И тем новым и осталым лесом, который остался от строения прошлого 703-го году строили ныне в сентябре, и октябре, и в ноябре месяцах того Кольского острога стену новую от Ерзовской башни до Чепучинной башни мерою 60 сажен нанятыми плотники ими ж Кольскими стрельцы, а в нас посадцких плотников нет. А они Кольского острога подьячие и капитаны и стрельцы к тому градцкому строению в прошлой 703-й и нынешней 704-й годы с нами лесов не припасали и города не строили, и в наши лесные подряды денег нам не давали. А мы посадцкие их Кольских стрельцов от градцкого строения не отказывали и стольнику и воеводе Дмитрию Унковскому на них не били челом. А на Москве великому г-рю на них стрельцов в челобитье своем возвещали, что оне с нами в прошлом 703-м году города не строили и лесов не подряжали. И ныне мы бурмистры и посацкие их стрельцов от строения не отказываем и лесов добывать не запрещаем. А в нынешнем 704-м году по лету у них стрельцов добыто лесов про себя и на продажу многое число. И прежние их осталые леса от прошлого 702-го году лежат у них и доныне не в постройки, и мочно им стрельцом город строить и своими вышеписанными лесами опроче наших лесов. А плотников нам послать ко грацкому строению и посадцких 30 человек|л. 217 об.| не ис кого, потому что нас посадцких малое число только 29 дворшиков и в том числе вдовьи и сироцкие. И половина нас посадцких людей в службах, в бурмистрах, и в таможне, и у бани в целовальниках, и на почтах. А из уезду за дальностию добыть людей невозможно. И против твоей воеводцкой памяти в скоропостижное малое время с нынешнего вышеписанного числа и в предбудущему 705-му году лесов добыть и город построить совсем на готово невозможно. А купить нам лесов у стрельцов ныне нечим, потому что на нынешней 704-год лежат на нас великого г-ря многие подати. И сщитатца нам с ними с подъячими и капитанами и со стрельцами и с пушкарями в том градцком строении не в чем потому что деньгами оне с нами в то градцкое строение не складывались. А прежней Кольской острог в прежние годы строили Кольские стрельцы с посадцкими и уездными людьми третью деньгою. А после того градцкого строения ров строили оне стрельцы с нами половиною. И тогда нас колян посадцких людей было многое число и люди прожиточные, а ныне нас посадцких меньши прежнего и оскудели зело, потому что морские промыслы в нынешние годы оскудели и посадцкие измерли, а иные выстали в стрельцы. А пахотной земли в Кольском остроге нет и торговых промыслов у нас посадцких за скудостию и ремесленных людей и кузнецов и серебреников нет. А торгуют в Кольском остроге и промышляют и ремесло имеют подьячие и капитаны и отставные стрельцы и нас посадцких торговыми промыслами опромышливают. И ныне оне подьячие и капитаны и стрельцы в то градское строение в склад полагают себя с нами четвертою деньгою, а нас в три денги. И о том, что|л. 218 | великий г-рь укажет. И ныне до указу великого г-ря с ними в том градцком строении и теми деньгами считатца невозможно. И ныне мы бурмист[ры] и посадцкие по присланным великого г-ря указом город строили. И впредь леса припасать в удобное время и город строить будем, елико мочь наша сяжет. И в том мы земские бурмистры и посадцкие Кольского острога воеводе Михаилу Григорьевичю Срезневу простив их подьячих и капитанов и стрельцов челобитья скаску дали. Подлинную скаску писал по веленью бурмистров и посадцких людей Кольской земской подьячей Семен Белозеров у подлинной скаски пишет. К сей сказки вместо земских дел бурмистра Максима Суслова по ево веленью и за себя колянин Семен Сорихин руку приложил, бурмистр Григорей Миронов руку приложил. К сей скаски вместо Савы Колмакова да Дмитрия Бензина, да Осипа Спирова, да Никиты Вензина ж колянин Дмитрей Дьяконов и за себя руку приложил. К сей скаски вместо бурмистров прошлого 703-го году Аникия Кощеева, до Фотия Голодных и вместо земского старосты Констянтина Шлыкова, да посадцкого Никиты Шлыкова, да Михаила Москвина по их веленью колянин Петр Прудаков руку приложил. Вместо бурмистра прошлого 702-го году Михаила Молвистого и за себя колянин Михаило Меньшего брат ево Михаило Иконников руку приложил.
ЦГАДА, ф. 137, Городовые и боярские книги, № 2.
|л. 220 | 1704-го году ноябре в[1015] день в Кольском остроге в приказной избе перед воеводою перед Михаилом Григорьевичем Срезневым Кольского острога пятидесятники стрелецкие Иван Сокерин с товарищи и десятники и рядовые стрельцы сказали в прошлых в 700-м и в 701-м и в 702-м годех присланы великого г-ря указы многие грамоты из Новгороцкого приказу в Кольской острог к воеводе Григорью Никитичю Козлову велено Кольской острог починить, а которых мест починить не мочно, и те построить вновь. Кольского острога посацкими людьми и уездными и волостными и монастырскими крестьяны и лопарями и Кольского острога служилыми людьми и приезжими иногородными торговыми и промышленными людьми всеми безобходно. А на то городовое строение и вновь на крепости велено леса припасать Кольского острогу земских дел бурмистром и коляном посацким людем. И по приказу Кольского острога воеводы Григорья Никитича Козлова строили мы городового строения и иного что нам велено. И покупали на свои деньги. В прошлом в 700-м году у Егорьевской башни у ворот от Колы реки построили обруб из бревен. Бревна и то положены Печенского монастыря, а иное мелкие бревна наши. Длиною тот|л. 220 об.| обруб 10 сажен, а глубиною две сажени. И в тот обруб каменьем наклали и окрепили да перенесли и поставили на тот обруб вместо городовой стены в полое место великого г-ря 3 житницы. А работали 14 дней по 50 человек на день. А за работу, которые сами работали и которые наимовали дано по 10 денег человеку на ден итого 35 рублев. Да в том же 700-м году у Егорьевской башни от Колы реки построили городовые стены и с воротами и с мостом и с торасом в длину 3 сажени. А положено на ту постройку наших 130 бревен, цена тем бревнам 9 рублев. А работали 5 дней по 50 человек, за работу по 10 денег человеку на день, итого 12 рублев 16 алтын 4 деньги. Да в том же 700-м году у Ерзовской башни земляной старой тайник, которой обвалился землю выносили и починили осенью в морозы. Работали 2 дни по 50 человек, за работу по 10 денег на день человеку, итого 5 рублев. Да на старых городовых стенах построили лествицы, и на стенах мосты вновь вставливали и перила новые клали и лес свой. Работали 2 дни по 50 человек, итого 5 рублев|л. 221 | за работу, да за лес 3 рубли. Да в прошлом 701-м году для осадного времени в городе у воевоцкого двора зимою выкопали колодец для воды в глубину в 3 сажени треаршинник. Работали 9 дней по 50 человек на ден, итого за работу 22 рубля 16 алтын 4 денги. Да за городом близ города прежней пивной погреб пустой засыпали а землю и каменье носили издали. Два дни работали по 50 человек, за работу 5 рублев да перенесли из города в наволок меж дву рек ко крепы великого г-ря житницу и в кучы склали у окрепы и у двора ковдянина Григорья Миронова. За работу рубль. Да старую городовую стену розбирали и лес той стены розносили. Работали 5 дней по 100 человек на ден, итого за работу 25 рублев. Да меж новую городовую стену хрящем насыпали 3 дни по 50 человек на день, итого за работу 7 рублев 16 алтын 4 деньги. Да у Туломы реки около крепости окрепили обруб каменьем. Работали 2 дни по 50 человек, итого за работу 50 рублев. Да мы ж к пушечным станкам коляса и оси из лесу добывали. Для той работы ходили в лес по 20 человек|л. 221 об.| 3 дни, итого за работу 3 рубли. Да у оковки тех колес работали у кузнецов и за мехами дули и молотничали 10 дней по 20 человек, итого за работу 10 рублев. Да в прошлом 702-ом году мы ж добывали из лесу 1200 бревен. И ис тех бревен построили Ерзовскую башню рубленую о шти стенах с чердаками и с мостами и покрыли в 2 тесу и тес гвоздьми окрепили. Пошло на тое башню 650 тесниц да 3500 гвоздья. Рублена та башня до напусков в две стены и насыпана до середнего мосту каменьем и хрящем. Ценою стала та башня во 130 рублев. Да во рву около той башни построили обруб стоячей длиною 25 сажен. А пошло в тот обруб 200 бревен, цена тем бревнам 14 рублев. Да мы ж построили от Колы реки под городовою стеною от водяной башни к Егорьевской башни обруб длиною 30 сажен, глубиною сажень 2 аршина. А лес в тот обруб положен колян посацких людей. А иной старых башен и каменьем окрепили и хрящ наклали. Работали 9 дней по 100 человек на день, по 10 денег за работу человеку на день|л. 222 | итого 45 рублев. Да у Егорьевских ворот построили сторожню новую. Пошло в ту сторожню 150 бревен да 50 тесниц. Цена бревнам и тесу 11 рублев 16 алтын 4 деньги. Да от строения дано 5 рублев 16 алтын 4 деньги. Да в нынешнем 704-ом году построили в житницы великого г-ря в анбаре мост каменной, а на верх тес положен. Работали день 100 человек, за работу человеку по 2 алтына по 4 деньги, итого 8 рублев, да за тес 26 алтын 4 деньги. А в прошлом 704-ом году в генваре и в феврале месяцех по указом великого г-ря и по грамотам Кольского острога стольник и воевода Дмитрей Иванович Унковский посылал в Кольский уезд во все волости и в лопские погосты нарочных посыльщиков для высылки уездных крестьян и лопарей в Кольской острог к городовому и вновь крепостей к строениям для выбору плотников и работных людей. И тем посыльщиком волостныя и уездные крестьяна и лопари дали скаски за руками. А в скасках написали Кольского острога земские бурмистры, к городовому и вновь крепостей к строениям в Кольской острог нам уездным крестьянам быть не велели для того, что де берут|л 222 об.| с нас крестьян и лопарей оне Кольские бурмистры на городовое строение по 7 гривен з двора по вся годы. И в том же прошлом 703-м году в сентябре месяце в первых числех по приказу стольника и воеводы Дмитрея Ивановича Унковского велено нам быть для работы у городового строения. А Кольского острогу земских дел бурмистры Аникей Кощеев с товарыщем при стольнике и воеводе при Дмитрей Ивановиче Унковском да провиянского приказу при подьячем при Филипе Кудрине нас от городового строения отказали. И лесов на то городовое строение нам не дали. И били челом великому г-рю на Москве оне бурмистры Аникей Кощеев с товарыщем на нас ложно бутто мы ослушны и городового строения и вновь крепостей не строим. А в нынешнем 704-м годе в сентябре месяце в первых же числех в Кольском остроге в приказную избу сыщик голова салдацкой Михаило Ларионович Исаев призывал нас и Кольских земских бурмистров Григорья Мироновича с товарыщем и колян посацких людей для городового строения. И оне земские бурмистры с Григорей Миронов с товарыщем и коляна посацкие люди нас|л. 223 | от того городового строения отказали в приказной избе при сыщике голове салдацком при Михаиле Ларионовиче Исаеве и при писарях его при Андрее Перфильеве да при Иване Коркунове. И на то городовое строение лесов нам не дали, и к строению нас не припустили. И в прежнем нашем вышеписанном строении с нами не щетаютца, что мы стрельцы построили городового строения и иного, что нам было велено. И в нынешнем 704-м году октября в[1016] день били челом великому г-рю и подали челобитную в Кольском остроге в приказной избе воеводе Михаилу Григорьевичу Срезневу мы Кольские стрельцы. О допросе тех вышеписанных Кольского острога земских бурмистров Аникея Кощеева да Григорья Миронова с товарыщи для чего оне земские бурмистры нас от городового строения отказывают и к строению не припускают. И лесов нам на городовое строение не дают, и для чего оне в прежнем нашем вышеписанном городовом строении с нами не щетаются. И чтоб нам стрельцом по указом великого г-ря и по грамотам с ними коляны посацкими людьми и уездными волостными и монастырскими крестьяны и с лопарями городовое строение строить всем вопче из их гото|л. 223 об.|вых лесов. И Кольского острога воевода Михаило Григорьевич Срезнев по указом великого г-ря и по грамотам ис приказной избы послал в земскую избу к ним бурмистрам паметь, чтоб им земским бурмистром и коляном посацким людем и уездным и волостным и монастырским крестьяном в нынешнем 704-ом году в ноябре месяце прислать к тому городовому строению 30 человек плотников, без всякого отлагательства. А из нас стрельцов быть к тому ж городовому строению 30 ж человек плотников, чтоб тому городовому строению замедления не было. И оне вышеписанные земские бурмистры и коляна посацкие люди ему воеводе Михаилу Григорьевичу Срезневу подали скаску за руками. А в той своей скаски написали. У нас де колян у посацких людей ремесленных плотников и кузнецов нет, торговых и промышленых людей за скудостию. И то оне написали ложно, потому что у них в посацких и в уездных крестьянех торговых, промышленных и ремесленых людей плотников и кузнецов много и торгуют оне посацкие и уездные крестьяна на многех городех великими торгами и промышляют многими|л. 224 | промыслами рыбными семежъими и морскими, тресковыми, и горними зверными, и владеют всякими угодьями озерами, и реками и тонями. А тем торговым и ремесленым людем коляном посацким и уездным крестьяном под сею скаскою росписи. И мочно им посацким людем по указом великого г-ря и по грамотам к тому городовому строению и вновь на крепости леса припасать во вся годы, потому что оне земские бурмистры и коляна посацкие люди на городовое строение на лесные и на всякие припасы с уездных и волостных и манастырских крестьян и с лопарей берут по 7 гривен з двора по вся годы. А плотников и работных людей к тому городовому строению и уездных крестьян не берут не ведомо ради чего. А по указом великого г-ря и по грамотам к городовому строению и вновь крепостей мы стрельцы с ними коляны посацким и людьми и уездными волостными и монастырскими крестьяны и с лопарями ныне и впредь строить готовы из их готовых лесов. То наша скаска. Подлинную скаску писал по велению пятидесятников и десятников и рядовых стрельцов пятисотной стрелецкий Иван Попов.
ЦГАДА, ф. 137, Городовые и боярские книги, № 2.
|л. 214 | Великому г-рю ц. и в. к. Петру Алексеевичю всеа великия и малыя и белыя Росии самодержцу холоп твой Михаило Срезнев челом бьет. В прошлых г-рь в 701, и в 702, и в 703 годех присланы твои великого г-ря многие грамоты в Кольской острог к прежним воеводам к Григорью Козлову да к Дмитрею Унковскому. А в тех твоих великого г-ря грамотах написано: велено город Кольский острог починить, а где починить не мочно, построить вновь коляном посадцким людем и Кольским стрельцам и всяких чинов жилецким людем и Кольского уезда крестьяном и лопарям всем безобводно так же и на Кольской губе на Корге или где пристойно и к обороне и ко отпору от неприятельских приходов способнее велено теми ж вышеписанными людьми зделать вновь крепость земляную, связывая деревянными связьми и окладывая около и в середине дерном накрепко, чтоб та крепость была впредь крепка и надежна и от дождей не розваливалась. И около той крепости зделать ров каков шириною и глубиною пристойно ис которово рва вынашивать и высыпать землю около тое ж крепости в средине связей и дерну. А величиною та крепость или шанец, чтоб в ней мочно|л. 214 об.| было сидеть двум стам или трем стам человеком с пушками и пушечными припасы и хлебными запасы, и посадить в тое крепость служилых людей 100 человек с ружьем и с хлебными запасы. И поставить в той крепости пушки с порохом и с ядрами сколько пристойно и учинив бойницы да и против той крепости на горе или в ыных крепких местех, где пристойной посадить служилых же людей с ружьем же. И радеть бы им о том и промышлять всякими мерами, чтоб теми крепостьми, и из них отпром с моря и из ыных мест к Кольскому острогу и в уезды неприятельских людей не пропускать. А на то городовое строение и крепости на дело лес велено готовить кольским бурмистром и посадцким и уездным людем чтоб кончено то все зделано было до приходу неприятельских людей заранее. А что учинено будет и им о том к тебе великому г-рю к Москве велено писать. А отписку велено подать в Новгородцком приказе ближнему боярину Федору Алексеевичю Головину с товарищы. И в прошлых, г-рь, годех по твоим великого г-ря указом и по грамотам при прежнем воеводе Григорье Козлове построено города с летняю сторону первая стена новая, да две башни новых же. Да при воеводе ж Дмитрее Унковском с восточную сторону от реки Колы построена другая стена меж башен. А не достроено меж башен тоже стены с восточную сторону 20 сажен треаршинных, да 3 башни, да обруб от Колы реки меж башен же. А до моево, холопа твоего приезду начата строить четвертая стена з западную сторону, мерою 59 сажен треаршинных.
А строят ту стену коляна посадцкие люди и уездные крестьяне малолюдством десятую человеки. А ныне у них лесных припасов на то городовое строение привезено к городовой стене самое малое число бревен. И такими малыми лесными припасы и работными людьми то городовое строение и во многие времена|л.215 | отделать невозможно. И в нынешнем, г-рь, 704-ом году октября в[1017] день по вышеписанным твоим великого г-ря указом и по грамотам послал я, холоп твой, в Кольском остроге в земскую избу земских дел к бурмистром к Максиму Суслову с товарищем память. А в памяти им написал, чтоб им бурмистром и всем посадцким людем по твоим великого г-ря указом и по грамотам то городовое строение строить с Кольскими стрельцами вместе. И перед нынешнюю привоскою на то городовое строение изготовить бы им лесных припасов многое число. Нынешним зимним путем, чтоб тому городовому строению за лесными припасы остановки не учинить, чтоб то городовое строение кончено к вешним дням в предбудущей 705 год в отделке было. И для того городового строения прислать им бурмистром ис посадцких людей 30 человек плотников. А ис Кольских стрельцов для тово ж строения послать 30 же человек плотников. А в прежнем городовом строении им посадцким людем со стрельцами во всем меж себя счесца. И оне бурмистры и посадцкие люди в городовых и денежных расходех с ними стрельцами не считались. И для того городового строения в прибавку плотников не прислали и лесу вновь перед прежнею привоскою не готовят. А в Кольском остроге посадцких и уездных крестьян и лопарей по переписным книгам 186 году окроме стрельцов и пушкарей 546 дворов да 129 веж лопских, а Кольских стрельцов 500 человек. Да оне ж посадцкие люди и стрельцы подали мне, холопу твоему, скаски за руками. И я, холоп твой, с тех сказок велел списать списки и те списки за своею рукою с сею отпискою послал к тебе великому г-рю ц. и в. к. Петру Алексеевичу всеа Великия и Малыя и Белыя России самодержцу к Москве по почте чрез Архангельской город. А на Москве велел подать в Новгородцком приказе ближнему боярину Федору Алексеевичу Головину с товарищи. А на Кольской губе у Аврамовой пахты на Корге никакой крепости и по се число не построено. А построено при прежнем воеводе при Григорье Козлове в наволоке меж дву рек крепость. И та ко отпору неприятельских людей ненадежна и з дворами жителей в одной связи. И о том строении и о лесных припасех и о работных людех и на то городовое строение денежных розходы держать Кольским стрельцам с ними посацкими людьми вопчем. И в прежнем городовом строении о счете в денежных же розсходех о том, что ты великий г-рь укажешь.