Миф о правах человека

III. Этический релятивизм

Это касается морали в целом. Объективной морали не существует. Если бы она существовала, то все люди в мире приняли бы её, поразмыслив над ней хоть немного. Все в мире подчиняются законам силы притяжения. Всем известно, что два плюс два равно четырём33; по крайней мере, никто не может сделать, чтобы равнялось пяти. Вы не можете нарушать законы природы, если подразумеваются научные законы. Но вы можете нарушать естественное право, если оно означает естественный нравственный закон.34 Ньютоновские законы тяготения не говорят: «Не сходи с утёса».35 Они только предсказывают, что произойдёт, если вы это сделаете.36 Поскольку естественное право не имеет эмпирической основы, «как блудница, оно доступно каждому. Нет такой идеологии, в защиту которой нельзя было бы апеллировать к законам природы».37 Ранние греческие натурфилософы были детерминистами, но они ссылались на научные «принципы», а не научные «законы».38 В эпоху Возрождения, в XVI и начале XVII века, настоящими учёными, такими как Галилей и Кеплер, это обдуманное словоупотребление продолжилось. Самая ранняя ссылка на физический закон – которая путала его с естественным правом – была сделана Рене Декартом в 1630 году. Научные законы Галилея, Кеплера и Ньютона носили описательный, а не предписывающий характер.39

Нравственные законы проявляются или изобретаются, а не открываются.40 Конечно, они могут принести временную общественную пользу, но как писал Ницше:

У понятия морали больше недостатков, чем у меня времени их идентифицировать. Моралей существует множество, и они обычно противоречат друг другу. Но у них есть как минимум одна общая черта. Мораль внушает вам делать то, что вы не хотите делать. И запрещает делать то, что вы хотите. Как выразился социолог Эмиль Дюркгейм, «специфическое свойство обязанности состоит в том, чтобы в известной мере совершать насилие над желанием».42 Философ Курт Байер писал, что «характерной чертой морали является требование существенных жертв».43 Шарль Фурье высказывался о «гневе моралистов, яростных врагов наслаждения».44

Итак, вся суть морали – не допустить, чтобы вы были счастливы. И у неё это получается очень хорошо. Что меня озадачивает, так это то, почему мораль настолько популярна.45 Возможно, она и не так уж популярна. Это объясняет, почему она так часто игнорируется. По словам К. С. Льюиса, в мораль верят все – в одну и ту же мораль (которую он называет Законом Природы), хотя «никто из нас по-настоящему не следует Закону Природы».46 Неповиновение морали – это, как писал Жан Бодрийяр, отличительный знак свободы.47 Но, возможно, свобода не так популярна, как мне бы хотелось. По словам Теодора Адорно, «люди отказывались от свободы так долго, что теперь её значение снизилось, и людям она больше не нравится».48

Универсального консенсуса в отношении нравственных ценностей не существует. Чем больше я изучаю историю и чем больше я изучаю антропологию незападных обществ, тем больше нахожу разнообразия моралей. Процитирую философа Джона Локка:

Его современник Блез Паскаль, который ни в чём не соглашался с Локком, согласился с ним в этом: «Три градуса широты переворачивают всю юриспруденцию, истина зависит от меридиана… Разумеется, естественные законы существуют, но этот хвалёный разум, сам извращённый, извратил и всё вокруг».50

Если это было очевидно для евроцентричных белых гетеронормативных христианских буржуазных философов-мужчин в XVII веке, то насколько это очевидно сейчас! И всё же отказ от догмы морали широко считается ересью даже радикалами, которые не должны верить в ересь. В XIX веке Пьер-Жозеф Прудон возмутил европейских мыслителей, во-первых, объявив, что собственность является кражей, а во-вторых, став первым человеком в истории, назвавшим себя анархистом.51

Но он также писал: «кто осмелился бы напасть на мораль?»52 Упразднить государство – ну, конечно. Упразднить собственность? Чёрт, почему бы и нет? Но – упразднить мораль? Как ты смеешь! Как писал Ницше: «достаточно послушать, к примеру, хотя бы наших анархистов: уж как морально они говорят, чтобы склонить на свою сторону!»53

Такой подход сохраняется и по сей день. Во время интервью с Ноамом Хомским, мнимым анархистом, интервьюер упомянул, что «существует по крайней мере несколько довольно очевидных фактов касательно нашей нравственной сути». Хомский ответил: «Ну, если кто-то как минимум не согласен с этим, тогда им [так!] следует иметь совесть заткнуться и ничего не говорить».54 Хомский публично поддержал права на свободу слова ревизионистов Холокоста.55 Это подкинуло ему определённые проблемы. Но он не верит в свободу слова для еретиков от морали. Я считаю Хомского моралистом на уровне редактора газеты или баптистского проповедника.56

В отношении моральных ценностей нет универсального консенсуса. Всякий раз, когда кажется, что он найден, эти ценности описываются настолько абстрактным образом, что представляются бессодержательными.57 Они недостаточно конкретны для того, чтобы определять поступки. Простите меня, если я разжёвываю одно и то же по кругу, но это действительно есть единственный аргумент моралистов. Американский философ-юрист отметил, что «когда философ естественного права предлагает свои идеальные решения, он снова и снова возвращается к действующему праву своей родины».58 Действующее право в данном случае относится к «закону» – закону, который реально применяется в повседневности.59

Согласно К. С. Льюису, оксфордскому преподавателю и христианскому апологету, есть люди, утверждающие, что «в разные века различные цивилизации придерживались совершенно несхожих взглядов на мораль. Но это неверно. Различия между взглядами на мораль действительно существовали, но они всегда касались лишь частностей».60 Разумеется, «человеческая идея о приличном поведении очевидна для каждого».61 Крестовые походы явились всего лишь неким недоразумением, которое такие истинные джентльмены как Саладин и Ричард Львиное Сердце должны были уладить за хересом и сигарами, разве что мусульмане не пьют херес (одна из тех частностей, отличающих нормы исламской морали). В наших сердцах все мы, во все времена и во всех местах разумеем как категорический императив одно сияющее правило: будь Достойным Парнем.62

Представим, что «не убий» – это объективная моральная ценность. Убийство является повсеместным. Запрет на убийство – нет. Смертная казнь – социально признанное убийство – является общекультурным универсальным явлением: она применяется во всех культурах и обществах.63 Я не знаю ни одного общества, где люди не убивают друг друга. Я также не знаю ни одного общества, которое полагало бы, что никто никогда не должен кого-либо убивать.64 Возможно, джайны в Индии или квакеры верят в это. Но не существует никаких обществ джайнов или квакеров, хотя квакеры называют себя Обществом Друзей. Джайны и квакеры живут в обществах, где другие люди убивают за них, так же как амиши используют других людей для вождения автомобиля. Вы не можете вывести моральный консенсус из верований нескольких культов или мнений уединённых моралистов, которые на улицу редко выходят, типа К. С. Льюиса. Его христианская апологетика более фантастична, чем его детские книги про Нарнию, но она не такая увлекательная или правдоподобная.

Наиболее амбициозная претензия последнего времени на научное обоснование моральных универсалий принадлежит «нейропсихологу» Марку Д. Хаузеру.65 Хаузер с самого начала сошёл с рельсов, по которым несётся вагонетка (см. ниже). Его универсальная моральная грамматика построена по образцу универсальной грамматики Ноама Хомского.66 Хаузер не подозревал, что универсальная лингвистика Хомского может и не быть общепризнана как наука. Она и не признана.67 Хомский, по непонятным причинам, считает, что человеческому мозгу присуща языковая способность, т.е. там есть целый языковой орган, который содержит все реальные и возможные языки. Дети на самом деле не учат язык, они «усваивают» его, когда, услышав язык, «языковой орган» «активируется» и маленький ребёнок постигает один из тысяч языков, которые он уже знает. Скажете, это звучит безумно? Конечно! Излишне говорить, что учёные, исследующие мозг, никогда не находили область мозга, посвящённую исключительно языку. И никогда не найдут.

Если языковой орган нелеп, то моральный орган нелеп ещё больше. Его местоположение остаётся неуловимым, также как и местоположение Эльдорадо. Хаузер не исследовал людей. Все его исследования посвящены другим приматам, и ни одно из них не поддерживает его теорию моральных универсалий. Вместо этого он полагается на множество других исследований человеческой психологии, которые также не поддерживают его теорию.68 Нет никаких оснований полагать, что задействована выделенная область мозга.69

Когда я объясню методологию Хаузера, читатель будет подозревать, что я выбрал простой пример для опровержения, но на самом деле он вполне уважаем с научной точки зрения. Его отправной точкой является «проблема вагонетки», изобретённая философом Филиппой Фут в 1967 году.70 С тех пор она использовалась другими философами этики.71 Основная проблема заключается в том, является ли моральным жертвовать – предумышленно – невинной жизнью дабы предотвратить непреднамеренную, но неизбежную смерть других невинных людей? Без сомнения, об этом стоит хорошенько подумать.

Хаузер, однако, этого не делает. Для философов проблемы вагонетки – это мысленные эксперименты. Хаузер полагал, что они могут быть экспериментами настоящими. Поезд, вагонетка, спускается по колее, где путь расходится на две части. На одном ответвлении к трассе привязан человек. На другом привязано пять человек. Испытуемому говорят, что он просто случайно оказался в том месте, где он может нажать переключатель, дабы направить тележку в одну или другую сторону. Должен ли этот испытуемый нажать переключатель, чтобы спасти человека?

Выбор представлен как не зависящий от контекста вопрос «да» или «нет». Эта ситуация могла возникнуть разве что в старых мультфильмах вроде «Моряка Попая». Как и почти во всех психологических исследованиях в США, в данном случае испытуемые являлись студентами колледжей, которые должны были выступать в качестве экспериментальных животных, что требовалось для прохождения начального курса психологии. Студенты в основном решали, что лучше нажать переключатель и спасти большее количество людей. Для них это была просто головоломка, которую нужно решить, несущественная игра, а не повод для самоанализа.72

Когда антрополог Морис Блох поставил эту проблему перед жителями малагасийской деревни,

Мораль не может быть отделена от культурной или, как выразился Дюркгейм, социальной составляющей.74 Но именно это делает Хаузер.

Большинство американских студентов ответили: нажать переключатель таким образом, чтобы спасти пять человек и пожертвовать одним. Хаузеру нравится этот результат. Но экспериментаторы (это был не его эксперимент) продолжали спрашивать – а как насчёт десяти человек? Как насчёт двадцати? Как студенты преуспевают в колледже? Предоставляя ответы, которые хотят услышать их учителя. Хаузеру, который не может выполнить этот эксперимент на обезьянах, и в голову не приходит, что, когда ученикам предоставляется вторая ситуация – спасти одного и пожертвовать десятью? – или третья ситуация – спасти одного и пожертвовать двадцатью? – они поймут о чём речь. Студенты знают, что тесты имеют правильные ответы. Очевидно, учитель в какой-то момент говорит им, что правильный ответ – пожертвовать одним невинным, чтобы спасти многих других. Студенты говорят «учёному» то, что, по их мнению, он хочет услышать. Это ничего не доказывает о всеобщих моральных ценностях.

Рассмотрим эту проблему вагонетки. Индийский брамин – как всегда, без видимой на то причины – оказался рядом с переключателем железнодорожных путей. Он замечает, что на одном пути есть корова. На другом пять неприкасаемых: парии. Коровы священны. Парии нет. Брамин спасёт корову.75 Для него, как и для малагасийских жителей, вопрос не в человеческих ценностях, а в ценности людей. Вопрос в том, как люди оценивают.

Первоначальная проблема вагонетки, которая предшествовала вагонеткам, возможно, была выдвинута философом-анархистом Уильямом Годвином в 1793 году. Он был прагматиком. Предположим, что случился пожар во «дворце» «прославленного архиепископа Фенелона». И можно спасти только одного человека: архиепископа или его горничную.

Почему Годвин – атеист и бывший священник-кальвинист – предпочитает спасти архиепископа? Потому что Фенелон (1651—1715) написал «Приключения Телемака», некогда популярный, но невыносимо унылый дидактический трактат по этике под видом романа. Он послужил одним из образцов для «Эмиля» Руссо.77 Если это сочинение Фенелона и повлияло на мораль, то лишь убавлением наибольшего счастья наибольшего числа людей.

Что бы сделал даос? Он ничего бы не сделал, независимо от того, кто привязан к железнодорожным путям. Безмятежное нестремление есть дао.

Человеческая природа не есть объект для эксперимента. Сам Руссо писал:

Согласно Хаузеру, мы все запрограммированы на мораль. Но его собственная мораль короткозамкнутая.79 В 2011 году Хаузер – до этого профессор Гарварда – подал в отставку, будучи признанным виновным по восьми пунктам обвинения в академических проступках за фабрикацию или фальсификацию результатов своих исследований.80 Хаузер также украл главную тему своего исследования, и даже все его специфические подтасовки с ситуациями с вагонетками оказались взяты из докторской диссертации Джона Михаэля от 2000 года.81

Моральный консенсус, пусть даже стихийный, не доказывает ничего, кроме универсальности оценивания.82 Это всего лишь вопрос того, что есть, а не того, что должно быть. Как только человек сходит с высоких уровней абстракции в характеристике убийства, женитьбы, совместного пользования вещами и т. д., с точки зрения моральных предписаний, обнаруживается огромное разнообразие содержания норм.83 Норма без содержания похожа на пустую оболочку. Как писал Ницше: «Не мог бы жить ни один народ, не умея сперва оценивать; но если хочет он сохранить себя, он не должен оценивать так, как оценивает сосед. Многое, что у одного народа называлось добром, у другого называлось посмешищем и позором – так нашёл я».84

А как насчёт «не укради»? Очевидно: то, что считается воровством, сильно различается от места к месту. Что является собственностью в одном обществе, то есть кража в другом. Это из Прудона! Существуют общества, где «кража и прелюбодеяние упоминаются как уважаемые добродетели, если человек не будет пойман на месте и выполнит задуманное до конца».85 Я не стану подробно доказывать, что такое табу как инцест не имеет всеобщего значения. В некоторых обществах вам запрещено вступать в брак с двоюродными братьями-сёстрами, но в соседней долине вы будете должны это сделать.86 В американском законодательстве некоторые штаты разрешают, а другие запрещают брак с кузенами. Ветхий Завет прощает инцест отца и дочери (в случае с Ноем). Брак между братьями-сёстрами имел место в династии Птолемея в Египте, в королевских семьях Гавайских островов87 и в других местах.88 В первые три века нашей эры в римском Египте брак между братом и сестрой был обычным явлением.89 Действительно, как писал Блез Паскаль, – в XVII веке! – «воровство, кровосмешение, детоубийство и отцеубийство – всё числилось среди поступков добродетельных».90

Вероятно, культура аборигенов Маркизских островов похожа на культуру яномамо и на многие другие: инцест действительно имел там место, но «хотя и не одобрялся, не рассматривался как серьёзный проступок».91 Как писал зоолог Марстон Бейтс, «возможно, всеобщее табу на инцест существует главным образом в умах социологов».92