Мифы древности - Ближний Восток

Горем был сокрушен Карату [2], правитель Дитану,

Был в плену у печали Илу любезный служитель.

Дом дотла уничтожен, восемь братьев погибли,

Нет у него и супруги, верной мужу в несчастье,

Родичей пятерых поразил болезнью Рашап,

Шестеро поглощены волнами гневного Йаммы.

Плакал Карату, и вопли его небеса наполняли.

Слезы катились из глаз непрерывным потоком,

Падали слезы на землю, словно блестящие сикли.

Тяжким забылся он сном, слезы мешая со стоном [3],

И явился к нему в сновиденьи пророческом Илу.

— Что ты рыдаешь, о царь? — бог обратился к Карату,

Что тебя в горе твоем может, скажи мне, утешить?

Может быть, власть над людьми, какою лишь я обладаю,

Может богатство, а может быть что-то иное?

Плакать довольно. Возьми серебро и желтое злато [4],

Вместе с ларцом, и рабов заодно с их потомством,

Богу на это ответил, упав на колени Карату:

— Мне ни к чему серебро или желтое злато.

Что мне делать с богатством, когда сыновей не имею?

Родичей нет у меня, кому бы его я оставил.

И на эти слова возразил ему Илу могучий:

— Толку в слезах не найдешь. Скорей отправляйся походом,

Чтобы невесту добыть себе в царстве Удумми [5].

Эту страну разори и потребуй Хурритянку-деву [6],

Прелесть её от Анат, неземная краса от Астарты,

Очи её — словно чаши из алебастра,

И ожерелье на шее из ляпис-лазури.

Только её забери и с нею одной возвращайся.

И возродится твой род от этой девы прекрасной.

И пробудился Карату совсем другим человеком.

Руки омыл от плечей он до самых кончиков пальцев

И совершил он богам возлияние жертвенной кровью,

В жертву принес он козленка им и ягненка,

Также и птиц быстрокрылых, какие бессмертным любезны,

Вылил вино на огонь из серебряных кубков.

Это все совершив — так, как бог повелел в сновиденьи,

Он на стену поднялся, взывая к богам об успехе.

А затем со стены он спустился, чтоб войско созвать для похода,

Хлебом наполнил телеги — запас на полгода для войска.

Было войско Карату небесному ливню подобно.

Ратников в нем под копьем находилось тысяч под триста,

А рабов без числа, земледельцев же вовсе без счета.

Дом свой закрыл холостяк, несли на носилках больного,

Хроменький ковылял, еле плелся слепец по дороге,

Взятый на деньги вдовы, шагал с рядом наемник,

И новобрачный, дома оставив жену молодую,

Брел вслед за ними, о ложе своем сокрушаясь [7].

Шли они день и другой, и третий также шагали.

Храма достигли они Асират, богини великой,

Что украшает собой страну сидонийцев и тирян [8].

Дал в этом храме обет Карату великой богине:

Он обещал серебра весом ровно в две трети

Веса хурритянки, золота в треть её веса,

Если прибудет она в его подворье женою [9].

И четвертый шли они день, пятый, шестой шагали.

Как саранча, опустились на поле с пшеницей [10],

И подвергли они город царский набегу,

Также селения все, что вокруг него находились.

Жертвами стали и жены, что возвращались с водою,

И жнецы на полях, и люди, несущие хворост.

Стоны, ржанье и лай, и вой, и мычанье

Мощные стены дворца в эту ночь проникали.

Царь Удумми Пабелли, сон и покой потерявший,

Утром к Карату послов отправляет с дарами

С золотом желтым в ларце своем драгоценном

И с серебром, и с рабами, до смерти в неволе живущим [11].

И обратились послы к Карату с низким поклоном:

— Слово тебе от Пабелли царя, принесли мы, владыка!

Землю мою ты покинь, оставь мой город Удумми.

Вот тебе выкуп за это — золото и колесницы,

И серебро, и рабы, и иное богатство.

— Твой не нужен мне выкуп, — послам отвечает Карату.

Деву хочу я Хурритянку, дочь, рожденную первой.

Прелесть её от Анат, неземная краса от Астарты,

Очи её — словно чаши из алебастра,

И ожерелье на шее из ляпис-лазури.

О её красоте мне поведал Илу владыка.

И возвратившись, предстали послы пред Пабелли.

Был сокрушен царь Удумми ответом Карату,

И он снова к Карату послов отправляет.

Слово царя Карату послы передали.

— Как я отдам тебе дочь, какую ты просишь,

Если к голодному руку она простирает,

Жаждущим чашу с водой родниковой подносит?

Ты её заберешь, а они устремятся за нею.

Будет стенать и рыдать осиротевшее царство

Так, как корова во хлеве ревет, потерявши теленка.

Эти слова не смягчили жестокого сердца Карату

Вновь потребовал он для себя Хурритянку-деву.

Отдал в жены её несчастный Пабелли,

И стенала страна его, словно корова ревела

В хлеве своем опустевшем об уведенном теленке.

И привел победитель царевну в чертоги златые,

На подворье доставил он молодую супругу.

И на свадьбу к нему все собираются боги

Прибыл Илу-отец, и могучий Баал, и Йариху,

И к отцу всех богов Баал обратился со словом:

— Дай, отец мой, благословенье и силы Карату.

Поднял Илу, отец всех живущих, кубок десницей,

Слово он молвил, которое трижды желанно:

— Вот, Карату, жену ты в свои доставил чертоги,

Девой юной привел к себе на подворье,

И родит она семерых сыновей тебе славных,

А после них ещё и восьмого добавит.

Грудь свою Анат им сосать предложит,

Асират молоком их своим напоит,

Возвеличен ты будешь среди рапаитов,

Вознесен в собрании знати Дитаму.

А потом восьмерых дочерей ты получишь,

И они среди всех рапаитов тебя возвеличат.

Слово свое завершая, кубок бог допивает.

И не спеша по жилищам своим расходятся боги.

Только они исчезли, только скрылись из виду,

Деву царь призывает на свое высокое ложе.

Что ни год, сыновья у Карату обильно рождались,

Зачинала и вновь рожала Хурритянка-дева.

И вознесен был Карату средь мужей рапаитских.

Между тем Асират свое сердце наполнила гневом,

Вспомнив обет Карату, она возвысила голос:

— Слово нарушил Карату, больше нет ему веры.

Хворь, от какой нет спасенья, она на царя напустила.

Месяц болен Карату, два месяца он в постели,

Третий месяц более, а на четвертый месяц

Страшась приближения Мута, зовет он Хурритянку-деву:

— Слушай, жена! Теленка зарежь пожирнее [12],

Кувшины с вином откупорь [13] и призови на застолье,

Оруженосцев мне верных, сколько б их ни было дюжин.

И появились все разом и жирного ели теленка,

Сладким вином запивали, молили богов о Карату,

Их ублажали дарами, и слезы они проливали,

Сердцем своим сокрушаясь, и в горе пальцы ломали.

Но не были приняты жертвы, мольбы не услышали боги.

И вновь Хурритянка-дева дружину в дом призывает,

И вновь она поит и кормит верных оруженосцев.

И над своим господином рыдают они, как над мертвым:

— Горе нам без Карату. Уйдет он в страну Заката,

Жену он свою покинет, оставит свою дружину,

Оруженосцев оставит он на юнца Йаццибу!

Но не были приняты жертвы, мольбы не услышали боги.

Толда Хурритянка магов к себе на пир приглашает:

— Ешьте и пейте, о маги! Свое покажите искусство,

Чтобы справиться с хворью, какая царя одолела.

Пили и насыщались маги в покоях Карату,

Стрелы метали в воздух [14], словно быки, ревели.

Но было все понапрасну. Хворь искусства сильнее.

Во сне о болезни Карату принесло сновиденье

Сыну его Илихау. Так возвестил ему голос:

— Хворь на отца напустили, страдает он тяжкой болезнью.

К Илу явись с мольбою, может быть, он услышит,

Жертвой насытишь владыку, может быть, он поможет.

И зарыдал Илихау, заскрежетал он зубами.

— Неужто ты нас покинешь? Тебя мы считали вечным,

Чья сила была нам в радость? Останемся мы без владыки,

Будем бродить по подворью, подобно бездомным собакам [15],

Видя, как достоянье отца жена расточает

И как пустеют амбары. Тебя оплакивать будут

Вечные горы Баала, Цапану священное поле.

Слезы ронять все будут, друг друга в беде вопрошая:

— Правда ль скончался Карату, служитель великого Илу?

Сын поспешил в покои, чтобы с больным проститься.

Родитель вскинул десницу и прекратил причитанья:

— Слезы твои бесполезны, душу они иссушают,

Нутро они надрывают. Деву, сестру Восьмую [16]

Ты призови, чей голос всех голосов сильнее.

Пусть Восьмая рыдает, пусть поля оглашает,

Своды небес тревожит болью, идущей от сердца.

Жди появления Шапаш с воинством звезд на небе.

Выйди навстречу богине вместе с сестрой Восьмою.

Пусть узнает богиня о горе, меня постигшем,

Ведать должна, что Илу жертву приносит Карату.

В левой руке пусть держит громкозвучащий бубен [17],

В правой руке пусть держит приношенье за мертвых.

Тотчас отца покинул праведный сын Илихау

С елеем в руках и с плодами деревьев,

Что в жертву богам предназначил.

Отроки черпали воду из пруда на участке сестрицы.

Вышла она из покоев, увидела милого брата,

Узрела в руках Илихау она приношенье за мертвых.

Ноги её подкосились, она задрожала всем телом.

— Что-то стряслось дурное? — она у брата спросила.

— Болен отец наш, болен, занемог наш родитель,

Жертвы он Илу приносит, готовит пир погребальный.

— Зачем ты меня волнуешь? — с плачем она вопрошает.

Как это все случилось, мне расскажи скорее.

— Вот уже третий месяц, как наш родитель болеет,

Месяц четвертый отец наш покоев не покидает,

Буду я строить гробницу с камерой погребальной,

Тебе её должно украсить [18]. И зарыдала Восьмая,

Заскрежетала зубами и к небесам возопила:

— Неужто он нас покинет, кого мы считали вечным,

Чья сила была нам в радость? Останемся мы без владыки,

Будем бродить по подворью, подобно бездомным собакам,

Видя, как достоянье наша мать расточает,

И как пустеют амбары. Тебя оплакивать будут

Горы Баала, отец мой, Цапану священное поле

Слезы ронять — святыня, что шире земных пределов.

Она поспешила к покоям, чтобы отца увидеть,

Чтобы с отцом проститься.

Оставив отца, Восьмая покинула страждущий город.

Она удалилась в пустыню, чтоб снова отца оплакать.

Елей захватив, Илихау вышел в соседнее поле.

Елей выливая на землю, к природе он всей обратился

К водам, земле и небу, к Баалу, что громом владеет:

— Пролейтесь дожди на пашню, которая засыхает,

Пусть в борозды льется влага и поднимается полба

Пусть зеленеет пшеница, пахарь пусть возликует,

Пусть все твари земные увидят милость Дагана.

Хлебом пусть он наполняет наши пустые амбары,

Меха — вином золотистым и маслом прозрачным — кувшины.

Пусть от владений Карату Мут кровавый изыдет!

Услышал эту молитву в покоях великий Илу.

Богов он призвал и к детям с вопросом таким обратился:

— Скажите, богини и боги, кто Карату излечит.

Семь раз повторил вопрос он. Никто ему не ответил.

— Идите, — сказал богам он, — на ваши вельможные троны,

Сам я займусь леченьем любезного мне Карату.

Сам изгоню из тела ту хворь, что в нем поселилась.

И вот в руке его глина, добрая глина в деснице,

Вылепил он фигуру, похожую на человека.

Назвав её Шатикату, он к ней обратился со словом:

— Лети, Шатикату, не медля, в чертоги царя Карату!

Минуй города незаметно, скрытно пройди селенья.

Выгони хворь из тела, которая в нем засела,

На лоб наложи алтею [19], от пота омой ему шею,

И накорми его сразу хлебом и бычьим мясом

Изыдет вместе с болезнью враг его Мут кровавый.

И сделала все, как велели, и одолела Мута.

Исчезла в небесных высях. Карату к жене обратился:

— Дай мне, Хурритянка-дева, мяса и хлеба побольше.

Заколи поскорее ягненка, и следом за ним — барана!

Занял трон свой Карату, словно и не был болен.

Рады все — один лишь Йаццибу, его первенец, недоволен [20].

Сотрапезники, окружив его, на отца поднять голос требуют:

— Ты иди к отцу и скажи ему, повтори ему слово твердое

Что насильник он из насильников, не решает он дел убогого,

О сиротах он не заботится, защищать вдовицу не хочет он,

Как сестра ему — ложе хворого, как жена ему — ложе смертное.

И от трона пусть он отступится, пусть его передаст здоровому.

И подходит сын к трону царскому, повторяет слова нечестивые:

— Ты насильник, отец, из насильников, не решаешь ты дел убогого,

О сиротах ты не заботишься, защищать вдовицу не хочешь ты,

Как сестра тебе — ложе хворого, как жена тебе — ложе смертное.

Отступиться от царства должен ты, и на трон посадить здорового.

И Карату ответил дерзкому: — Пусть Харан пробьет тебе голову!

Пусть Астарта, слава Баала, копьем твое темя расколет!

В грязь с вершины падешь за нечестие! [21]