Мифы финно-угров

Мифы двух групп мордвы — эрзи и мокши — в целом близки. По-разному именуются некоторые боги и герои. Так, у мокши верховный бог-творец носит имя Шкай («Творец»), Шкай-пас, Шкабаваз (пас или паз — «бог»), Вярдя-Шкай. У эрзи он именуется родственным именем Нишке (от ни — «великий» и шке — «творец»), Чи-паз или Чам-паз («Высший бог»). Мифы мордвы собрал и литературно обработал в XIX в. русский писатель П.И. Мельников-Печерский, религию исследовал в начале XX в. финский ученый Уно Хольмберг (Харва).

Птица-демиург и Мировое древо

Миф о птице-творце сохранился и в мордовском фольклоре. Великая птица Ине Нармонь сносит яйцо: из желтка возникает земля, из скорлупы — подземная и небесная твердь. По другому мифу, птица высиживает три яйца на Мировом древе — березе или дубе — посреди земли. Из одного яйца вылупляется жаворонок — птица, символизирующая начало весенних полевых работ, покровитель земледелия; из другого — соловей, символизирующий дом и домашнее хозяйство; из третьего — лесная птица кукушка. Миф, согласно которому из трех яиц выводятся три «матери» — хозяйки плодородия (поля), ветра и леса, — будет изложен ниже.

О Мировом древе рассказывается и в мифе, где бог Чи-паз творит Вселенную. После творения он отдыхает не один день (как библейский Бог), а тридцать лет спит богатырским сном на земле под Мировым древом. За это время Мировое древо так вырастает, что корни его достигают подземных вод и заполняют овраги и ямы, которые становятся озерами. Крона древа загораживает солнце, а место, где спал бог, также заполняется водой, превращаясь в реку Суру (приток Волги). Бог не мог спать дальше на сырой земле — он перебрался на Мировое древо, где проспал еще тридцать лет, пока у него не заболел сустав правой ноги: бог расправил ногу и раздавил яйцо, снесенное птицей на Мировом древе. И тогда из него появилась богиня плодородия Анге-патяй.

Как Бог и Шайтан творили мир

Эрзянский дуалистический миф о творении записал еще в 1853 г. священник Федор Шаверский (в этих мифах уже совершенно отчетливо прослеживается влияние христианской апокрифической литературы).

Когда на свете не было ничего, кроме воды, Чам-паз плыл на камне по океану. Он размышлял о том, как ему сотворить мир, чтобы им управлять. Бог посетовал, что нет у него ни брата, ни товарища, с которым он мог бы посоветоваться о деле творения, и с досады плюнул в море. Тут он увидел, что слюна превратилась в какой-то бугор (в другом варианте мифа — в скалу), плывущий за ним. Бог ударил бугор волшебным жезлом, чтобы уничтожить его, но оттуда выскочил Шайтан (имя этого помощника и одновременно противника верховного бога — Сатаны — было заимствовано мордвой, как и удмуртами, у соседей-мусульман). Он и напросился к богу в братья и товарищи. Чам-паз обрадовался нежданному товарищу и, хотя и отказался признать в нем брата, стал спрашивать Шайтана, как достать землю. Тот не знал, как поступить, мудрый же Чам-паз велел ему нырять на дно океана и достать песку, да при этом помянуть его — божье — имя. Шайтан дважды нырял на дно, но вместо имени Чам-паза произносил свое, поэтому песок его обжигал. На третий раз бог пригрозил Шайтану, что если он не помянет божьего имени, песок сожжет его совсем. Испуганный Шайтан набрал в рот песку и вынырнул, да отдал Чам-пазу не весь песок, желая сотворить собственную землю. Между тем бог стал посыпать песком море, и земля стала разрастаться на водах. Стала расти и утаенная земля во рту у Шайтана, да так, что голова его раздулась в огромную гору, а сам неудачливый творец завопил от боли. Пришлось Чам-пазу ударить Шайтана жезлом по голове, чтобы тот смог выплюнуть песок и исцелиться. Этот песок с такой силой низвергнулся на еще нетвердую землю, что в ней появились ямы и овраги, а выплюнутый песок взял да и обратился в холмы и горы.

Шайтан принялся вредить богу во всех делах творения, и Чам-пазу пришлось все исправлять. На чистый небосвод Шайтан напустил темные тучи, но бог вложил в них плодородный дождь; на гладкую поверхность вод Шайтан выпустил ветры, но бог построил лодку, сшил парус — так люди научились судостроению. В горы бог поместил драгоценные металлы и камни, а из накиданных Шайтаном камней научил людей делать мельничные жернова. Овраги он наполнил водой, и оттуда потекли речки. Чам-паз засадил землю прекрасными деревьями, но Шайтан создал бурю и повалил их. Расчищенные от деревьев места бог превратил в пашни и луга, научив людей землепашеству и сенокошению. Наконец, Чам-паз проклял Шайтана за злобу и гордыню и навсегда заточил его под дно морское, чтобы он вечно мучился там от пламени.

Рассказывают также, что Шайтан в своей гордыне сказал Чам-пазу: «Ты уже стар, пора тебе на покой, а миром буду управлять я!». За это бог проклял сатану и сбросил его в пропасть.

Затем Чам-паз создал себе истинную помощницу — богиню плодородия Анге-патяй (патяй — «женщина, тетка»).

Согласно преданиям мокши, Шкай, также лишившийся помощника, создал некоего Солтана (Султана), почитаемого на земле как Султан-Керемет, по другим мифам — богиню плодородия Норов-аву. Однажды она не поспела вовремя на небо, потому что раздавала хлеб голодным; дело было в пятницу, и Шкай, вместо того, чтобы наказать богиню, сделал этот день праздничным (здесь сказалось влияние ислама). В пятницу запрещалось работать: особо строгим был запрет на женские работы. Рассказывают, что одна женщина замесила хлеб в пятницу, и Шкай чуть не поднял ее за это на солнце в свое жилище (обычно так людей наказывала луна); женщина спаслась только благодаря тому, что бог пожалел ее детей.

В другом мифе о сотворении мира у мокши Шкай также был единственным обитателем Мирового океана. Он сидел на камне (или в лодке) посреди вод и из своего плевка сотворил помощника — Шайтана — в виде птицы. Шайтан (так же, как в мифах эрзя) испортил землю, сотворенную из поднятого со дна песка. Рассерженный Шкай проклял Шайтана, а тот принялся дальше вредить богу в деле творения: послал тучи на небо, но бог вложил в них плодородный дождь, в созданные Шайтаном горы Шкай поместил драгоценные металлы. Шкай сотворил скот, Шайтан — хищных зверей.

Каменная лодка, в которой плавает творец по водам первичного океана, — типичный мотив дуалистических легенд у финских народов, восходящий к христианским апокрифам. Дуализм — равноправие двух творцов мира — еще более очевиден в тех вариантах мифа, где шайтан не создан из плевка, а плавает в виде утки по водам Мирового океана. Плевок, из которого возникает Шайтан в рассказанных мифах, напоминает о происхождении нечистых тварей из плевка Сюэтар в карельской и финской мифологии. В христианской традиции плевать через левое плечо — значит плевать на притаившегося там дьявола.

Чам-паз оказывается не только творцом мира, но и культурным героем: подобно Вяйнямёйнену, он делает первую настоящую, а не каменную лодку.

Из камней бог сотворил звезды, в том числе Млечный путь, который опоясывает Землю. По Млечному пути проверяют свой полет перелетные птицы.

Загробный мир, преисподняя, по верованиям мордвы, — область тьмы, где заря отделяется от звезд, куда не заглядывает солнце и куда Нишке не посылает ветров.

Образ птицы-демиурга, ныряющей на дно океана за землей, неизвестен мордовским мифам. Зато у эрзи сохранилось почитание утки как чудесной птицы, посланницы высшего бога — Вере-паза (или птицы хозяйки леса Вирь-авы): охотник, не послушавший мольбы чудесной утки и убивший ее, с ужасом видит, что от ее голоса загудело небо, лощины наполнились ее кровью. Перья покрыли всю землю. Когда алчный охотник приходит домой, то находит всех своих домашних мертвыми.

Сотворение человека

В некоторых мордовских (эрзянских) мифах именно Шайтан хочет сотворить человека. Он даже собрал из 77 стран мира глину, песок и землю и принялся за дело, стремясь создать человека по образу божьему, но вместо человека у него выходили то свинья, то собака, то гады. Тогда Шайтан создал птичку-мышь и велел ей лететь на небо к Чам-пазу и свить там гнездо в полотенце бога. Полотенце упало на землю, и Шайтан обтер им свое творение — тогда оно и приняло облик божий (вспомним о ветошке, из которой был сотворен человек в мифе, рассказанном волхвами русскому воеводе). Стал Шайтан силиться, чтобы оживить человека, — но такой силы у него не было. Тогда Чам-паз велел ему убираться в преисподнюю — бог сам хотел завершить творение. Шайтан, в свою очередь, принялся попрекать бога — ведь это он создал тело человека, и творение должно принадлежать ему. Порешили, наконец, что душа будет принадлежать вдохнувшему ее богу, а тело — Шайтану. С тех пор тело после смерти обречено разлагаться в земле, теряя божий облик. Птичка-мышь была наказана за помощь Шайтану — бог отнял у нее крылья и дал хвост и лапы, такие же, как у самого злого духа.

По другому мифу, известному коми и марийцам, Чам-паз слепил человека из глины, но еще не вдохнул в него душу: за душой бог отправился на небо, оставив собаку сторожить творение. На собаке же не было шерсти, и Шайтан напустил сильный мороз (еще одно негативное творение), чтобы заморозить сторожа. За обещанную Шайтаном шкуру собака подпустила сатану к недвижной твари, и Шайтан оплевал человека. От этой слюны произошли болезни человеческого тела, Шайтан же стал вдыхать в творение свое злое дыхание. На счастье, бог вернулся с небес и прогнал сатану: собака, одетая в шкуру, стала нечистым животным, человека же бог вынужден был вывернуть наизнанку, так что все болезни остались у него внутри. Чам-паз вдохнул в человека свое доброе дыхание — с тех пор в человеке совмещаются добрые и дурные наклонности. Шайтан по-прежнему желал овладеть творением и потребовал, чтобы люди были поделены поровну между ним и богом. Тогда бог вложил в людей разум, чтобы они могли различать добро и зло и не поддавались Шайтану. Обозленный сатана сотворил множество злых духов, и среди них — духов болезней, демонов, насылающих вредителей на поля и губящих пчел (они могут превращаться в медведя и разрушать ульи), зловредные ветры и вихри и т. п.

Согласно мокшанскому мифу, сначала Шкай создал великанов ростом в 99 аршинов: этих чудовищных людей пришлось истребить, наслав великий потоп. Когда Шкай создал человека, он всего его покрыл роговой оболочкой и поставил собаку охранять свое творение, но Шайтан оплевал его, и оболочка осталась только на концах пальцев. Вместе с болезнями Шайтан вселил в человека злобу, корысть и зависть. Шкай заключил со своим противником договор о том, что живые люди будут принадлежать богу, а мертвецы — Шайтану. Тогда Шайтан создал смерть, и все люди стали попадать к нему. Шкай подослал к нему своего помощника, и тот выкрал договор, спрятанный Шайтаном на дне моря в камне: так бог стал распоряжаться судьбами людей и после смерти.

Когда люди размножились, Чам-паз разделил их на 77 народов и языков (священное число, общее для народов Поволжья), дав каждому свою веру. Считалось, что все веры угодны богу, и переходить из одной в другую — грешно.

Богу нужны были помощники, и он стал создавать их, ударяя камнем о камень. Шайтан и тут стал подражать богу и творить злых духов, но Шкай произнес заклятие, и вместо духов у Шайтана стали получаться искры — так был сотворен огонь. Наконец, Шкаю удалось запереть злых духов в лесном шалаше, но случайный прохожий из любопытства выпустил их, и они рассеялись по всей земле.

Человек, сотворенный из пня

Иной древний миф сохранился в мордовском предании о первом человеке. Рассказывают, что когда Бог ходил по земле, где-то существовал некий чудесный пенек, напоминавший человека, но не имевший ни рук, ни ног, ни глаз. Так и стоял он тридцать лет, пока Бог не обратил на него внимания. Творец попросил у пня воды, но тот ответил, что не может дать Богу напиться — ведь он не умеет ходить, и у него нет рук. Тогда Бог велел ему встать. Тут пенек зашевелился, у него выросли руки и ноги, он протер глаза — и те стали видеть.

Читателя уже не должно удивлять это происхождение человека из пня: вспомним, что в виде коряги плавал в водах первичного океана сам Вяйнямёйнен; в карельских рунах из расколовшегося пня появились два брата, Каллерво и Унтамо. Более того, само наличие пня в мифе о происхождении человека свидетельствует о том, что мир уже пребывал в культурном состоянии — ведь дерево нужно было срубить, а рубили деревья для будущей распашки. Многие мифы повествуют о людях, сделанных из дерева наподобие Буратино; в удмуртской сказке бездетный старик хочет сделать себе сына из полена, чтобы тот пахал и кормил своего творца. С точно такой же целью сотворил первого человека и Бог мордовского мифа.

Интересное наблюдение сделала фольклорист Н.А. Криничная. То, что первый человек сидел первые тридцать лет как пень, напоминает об изначальной неподвижности богатырей — в первую очередь, всем известный мотив былины об Илье Муромце. Богатырским сном по десять или тридцать лет спят и богатыри у коми. Эпический герой напоминает первого человека, которого пробуждает к жизни, как богатыря к подвигам, божество-творец.

Бог Нишке и его небесная семья

Чам-паз, иногда отождествляемый с богом солнца Чи-пазом, считается в некоторых мифах отцом Нишке. Его почитают и поминают при молениях, но отдельного культа у Чам-паза нет: он относится к богам, удалившимся от дел (вроде обско-угорского Корс-Торума). Нишке выступает как демиург и глава небесной семьи. В представлениях эрзи сохранился и несколько иной миф о творении, также восходящий к христианским апокрифам. Бог Нишке или Нишке-паз, Вере-паз («Высший бог») создал небо и землю, пустил в Мировой океан трех рыб, на которых держится земля: севрюга обитает на востоке, осетр — в центре Вселенной, белуга — на западе. Бог насадил леса, сотворил человеческий род (эрзян), повелел мужчинам заниматься земледелием, женщинам — домашней работой. Когда Нишке зажигает свою свечу, заря озаряет землю светом. У мордвы запрещается закрывать солнечный луч, иначе можно поломать ногу божеству, нельзя и плыть через отражение солнца в воде — веслами можно задеть бороду бога. Месяц — лодка Нишке. Сам бог может превращаться в голубя, лебедя, орла, ласточку, волка, быка, коня, зайца, медведя. Лебедь — его любимая птица, посланец неба.

В эрзянской песне поется о том, что лебедь видит жизнь богача, который не молится Нишке, и жизнь бедняка. Тогда он поднимается к богу и рассказывает о том, что на земле нет правды, потому что праведник живет бедно…

Нишке — глава целого пантеона (иногда насчитывающего 7 богов): он собирает всех богов на пир под яблоней или березой — Мировым древом. У Нишке две (иногда три) дочери — Кастарго и Вецорго, которых призывают к заступничеству в заговорах от болезней, — и жена Нишке-ава (Нишке-матушка).

Красавица Кастарго, лицо которой в мордовской народной поэзии сравнивают с красивым яблоком, — покровительница девушек, особенно тех, кто умер до замужества: в причитаниях по умершей девушке ее просят записать покойницу в книгу, чтобы она попала к праведникам на небо.

Согласно одному из мифов, Нишке женит сына (иногда — громовника Пурьгине-паза) на земной женщине (Азравке), он поднимает невесту на небо в серебряной люльке. Рассказывают, что он живет в небесной деревне — Веле (так называют созвездие Плеяд), где у него хрустальный дворец. На небе у Нишке есть семь амбаров (напоминающие семь миров мифологической Вселенной). В одном — дед Мороз (Мороз-атя), в другом — дед Мякина, в третьем — пятница, в четвертом — воскресенье (дни недели, связанные с особыми запретами на работу и почитаемые у мусульман и христиан), в пятом — зима, в шестом — лето. В седьмом, который не велено открывать Азравке, видна земля с родителями невестки Нишке.

Здесь Нишке напоминает Морозко из русской сказки и жениха-медведя из сказки саамской.

В народных песнях христианизированной мордвы он предстает сидящим на дубе вместе с богом плодородия Норов-пазом и Миколой (Николай Угодник) и раздающим людям счастье (правда, богачам оно дается полным ковшом, кто победнее — чаркой, а беднякам — на кончике медной ложки). Нишке молили об урожае, о здоровье людей и скота, поминали в заговорах.

Рассказывают, что вначале люди и пчелы не имели собственных покровителей: беззащитного человека при распределении покровителей оттеснили прочие твари, пчела же в это время собирала мед. Тогда им стал покровительствовать сам Нишке: он кормит людей пчелиным медом. Пчела, как и человек, имеет душу, что отличает ее от прочего животного мира.

Богиня плодородия Анге-патяй и ее дети

Богиня-мать Анге-патяй в мифах эрзи, пересказанных Мельниковым-Печерским, была сотворена Чам-пазом. Она является богиней плодородия: ее небесный дом, скрытый за тучами, полон семян растений, зародышей домашних и диких животных, душ неродившихся младенцев. Из своего дома богиня посылает жизнь на землю вместе с росой, дождем, молоком (от него у коров становится больше молока), снегом, зарницей. Зарница — Белая заря — считается особенно плодородной, способной проникать в глубины земли, в жилище ее хозяина — Мастор-паза. В своем небесном доме богиня обитает в образе прекрасной девы (здесь сказалось влияние христианского культа Богородицы), на земле же появляется в виде старухи-богатырши, под чьей поступью прогибается земля; даже на камнях остаются ее следы. Иногда богиню видели в образе большой птицы с золотым хвостом и клювом — из него просыпались на землю семена — или в образе голубки, которая бросала цветы пчелам, чтобы те собирали мед, и хлебные крошки курам — ее любимым птицам. Из животных богиня любит больше других овцу и свинью — они наиболее плодовиты. Поэтому в жертву богине, наряду с курами и яичницей, приносят летом белую овцу, зимой — свинью, а также кашу и пиво — символы растительного плодородия (в пиво не кладут хмеля — ведь это растение Шайтана).

Анге-патяй — покровительница родов и рожениц. Ее молят, чтобы она почаще покидала свой небесный золотой дом — утешала земных внуков и детей, посылала побольше потомства, молока матерям, спасала от дурного глаза и колдунов, а девушки просят о женихах. Анге-патяй — покровительница женских работ, она и сама прядет пряжу на небе — на серебряном гребне, золотым веретеном. Летающая в осенние ясные дни паутина считается ее пряжей. Среди растений Анге-патяй больше прочих любит просо и лен, потому что они дают много семян. Богиня сама собирает лен с каждой десятины, а с белых овец выщипывает по шерстинке и прядет из них рубашки богам. Радуга — подол рубашки Нишке, сотканной небесной богиней. Своим новорожденным любимцам она также посылает рубашки — о них говорят, что они «в рубашке родились»: эту рубашку (послед) всю жизнь хранили в ладанке как талисман.

Прядение — одна из основных женских работ — не случайно связано с символикой рождения и наделения судьбой: греческие мойры, скандинавские норны, упомянутые волшебные девы эстонского фольклора — все они пряхи, прядущие нити судьбы. Сама Богородица, с которой отождествляла Анге-патяй христианская мордва, тоже пряла, когда к ней вдруг явился ангел с Благовещением.

Сначала — во времена творения — Анге-патяй заставляла все живое плодоносить ежедневно, но земля скоро переполнилась, роженицы не переставали жаловаться на родовые муки. Тогда богиня повелела всем существам рожать раз в год; чаще должны были рожать только куры, кукушки и муравьи — поэтому они живут и питаются возле людей. Считается, что муравьиное молоко слаще пчелиного, но, по наущению Шайтана, они стали прятать его под землю: тогда Анге-патяй велела им жить и плодиться в муравьиных кучах. Людям же мед стали приносить пчелы. Куриные яйца, крашеные в красный цвет и зовущиеся золотыми, — символ богини: их хранили, бросали в огонь при пожаре, клали возле пчелиных бортей, чтобы привлекать пчел, кормили ими цыплят, ели их и женщины, бездетные или те, у которых дети умирали в младенчестве. Шайтан и здесь не оставил своих козней: он подослал злых духов к курице, но петух склевал их, как зерна, — с тех пор злые духи боятся крика петуха.

Рассказывают, что в начале времен больше всех жаловалась на тяжелую долю матери кукушка, которую подбил на это Шайтан. Анге-патяй хотела сделать ее домашней птицей, но рассердилась, выгнала из человеческого жилья в лес и запретила вить гнезда. А птицу и ее яйца сделала пестрыми. С тех пор кукушка кладет свои яйца в чужие гнезда и жалуется на свою горькую долю.

Посланцы Анге-патяй — добрые духи озксы (буквально — «моление»), которых она высекла из огнива, подаренного Чам-пазом или Нишке, чтобы противостоять злым духам Шайтана.

Анге-патяй считается иногда матерью Нишке и других богов. Среди ее сыновей называют также Велень-паза, бога, управляющего земным миром, в том числе лесами и бортничеством. Другое его имя — Вирь-Нешке, т. е. «Лесной пчельник»). Еще один сын Анге-патай — Назаром-паз (или Назаром-Нешке — «Темный пчельник») — бог зимы, ночи и луны. Он судит умерших — хороших посылает к Нишке-пазу, дурных — к Шайтану. Наконец, четвертым сыном считается Волцы-пас, бог-покровитель животных (помогает также охотникам и рыболовам).

Анге-патяй родила и богинь, старшая из которых — Нишкенде-тейтерь («девка Нишке» — сестра верховного бога). Она покровительница пчеловодства и имеет богатый пчельник на земле. Нишкенде-тейтерь также является богиней судьбы: Анге-патяй велит ей определить судьбу каждого новорожденного. Сама она, по некоторым представлениям, родила громовника Пурьгине-паза.

Вторая дочь матери богов — Норов-ава («Мать земледелия»). Она и Чи-паз считаются родителями Мастор-паза, бога земли, обитающего в почве и дающего земле силу (он же — бог преисподней). Норов-аву призывали во время земледельческих работ: жнецы приглашали ее к обеду, просили о помощи при жатве — чтобы руки не болели, чтобы не пораниться серпом. Ей (или «Богине пашен» — Пакся-аве, Пакся-патяй) оставляли в жертву несжатую полоску, кусочки хлеба, посыпанные солью. Норов-ава почиталась и как покровительница чадородия. Перед первым кормлением новорожденного устраивали моление над хлебом: на стол ставили каравай, кашу, яйца, а повитуха или свекровь роженицы поднимала каравай над столом и просила Норов-аву, чтобы ребенок жил столько, сколько крупинок в горшке с кашей, и вырос на такую высоту, на которую поднят каравай.

Третья дочь богини плодородия — Пакся-патяй; она считается богиней пашен (пакся), лугов и огородов. Пакся-патяй родила бога вод Ведь-паза или Ведь-Мастор-паза («Бога всех вод, текущих на земле»), Наконец, четвертая дочь — Вирь-патяй, богиня лесов, рощ и деревьев. Ее сыном считается Варма-паз, бог ветров и воздуха.

У мокши пантеон менее развит (или менее изучен). Помимо Солтана и Мастор-паза, созданных Шкаем, мокша почитали богинь-матерей (ава), старшей из которых считалась Азор-ава, что означает «Госпожа (Хозяйка) — мать». Мельников-Печерский приписывает ее браку с Солтаном рождение других матерей: Юртазор-авы, покровительницы усадьбы, Кудазор-авы, покровительницы жилища (дома — куд) и скота, Паксяазор-авы — покровительницы полей и урожая и прочих. Мы продолжим разговор о духах-матерях.

Духи-хранители, созданные из искр, и моления-озксы

Кроме рожденных ею богов Анге-патяй сотворила озксов — духов из искр, высеченных огнивом Нишке. Это были покровительницы детей, помогающие женщинам при родах; именовались они так же, как сама богиня — Анге-озкс (покровительницей рожениц считалась и «Мать воды» Ведь-ава). В каждом доме появился покровитель домашнего хозяйства — Кардаз-сярко-озкс, т. е. домовой, сохраняющий мир и изобилие в доме; считалось, что он обитает в яме во дворе под священным камнем. Этому покровителю помогали Юрт-озкс, охраняющий усадьбу (юрт — тюркское заимствование), и Кёляда-озкс («березовый дух»), покровитель домашнего скота, особенно излюбленных животных Анге-патяй — овец, свиней и кур. Под началом домового были духи, покровительствующие отдельным породам животных: Айгор — дух жеребцов, Тауньсяй — дух свиней.

Из искр были созданы также духи Нешке-озксы, покровители пчел и бортничества, подчиненные Нишкенде-тейтерь. Норов-аве подчинялись сонмы духов-покровителей: Совавтома — покровитель скотоводства и пашен (так называется моление в честь первого выгона скота), Паст или Пакся («поле») — охранитель посевов от вредителей, Кереть («плуг») — охранитель сельскохозяйственных орудий. Ведь-пазу подчинялся Акшо-кал, покровитель рыболовства. У Вирь-патяй была масса духов-покровителей отдельных деревьев — березы, дуба, липы, сосны, а также покровители бревен и даже луба, но почитанием пользовалась прежде всего Вирь-ава — «мать леса».

Мордовские моления (моляны) — озксы — соответствовали циклам сельскохозяйственных работ. Весенне-летний цикл начинался с ливтема-совавтома озкса — моления при первом выгоне скота (ливтемс — выпустить, совавтомс — впустить): на выгон (окраину деревни) пригоняли скот, в домах огонь заливали водой, а на месте моления трением деревянных брусков добывали новый огонь и разводили костер. От этого костра каждый хозяин брал себе в горшок новый огонь, который должен был поддерживать до следующего моления. Затем устраивали помост, на котором размещали новый огонь, и под ним трижды прогоняли скот, очищая его от зла.

Перед севом устраивали кереть-озкс — моление плугу. От каждой семьи приносили в жертву петуха или селезня, на месте моления стелили белую скатерть, на которую ставили хлеб-соль и вареную птицу. Старейшина, обратившись на восток, молил Шкая послать урожай хлеба, «дождичка, теплую росицу, долгий светлый день, скоту размножения, нескончаемого богатства».

Золотой век

Под влиянием христианства у мордвы возникли свои представления о святом семействе: боге-отце Чам-пазе, богине-матери Анге-патяй и их сыне Нишке. Чам-паз послал Нишке на землю, чтобы он покровительствовал людям и пчелам (иногда верховный бог Нишке отождествляется с покровителем пчел Нешке-пазом). Когда Нишке жил на земле, был Золотой век — ведь бог выполнял все просьбы людей, кормил их медом, лечил, посылал дождь или вёдро. Поля не требовали удобрений, а урожаи были сам-тысячные; на каждом дереве в лесу висели борти с пчелами, все люди владели равным богатством. Сам Нишке ходил из деревни в деревню и учил людей добру и мастерству. Но Шайтан явился к некоему старику и подучил его посадить хмель, а из муки научил курить вино. Так на земле начались пьянство, драки и убийства. Напрасно Нишке пытался остановить людей — Шайтан уверил их, что он — не сын божий и хочет лишить их веселой жизни. Тогда люди убили Нишке и только тут увидели, что он — действительно сын бога, ибо после смерти Нишке на крыльях вознесся на небо.

На земле же солнце стало светить и греть в семь раз меньше, зима стала в семь раз суровее, земля перестала родить, скот стал пропадать. Чам-паз попустительствовал тому, что Шайтан создал злых духов, хоть и посадил их в болота и омуты. Он дозволяет Шайтану делать зло людям, которые прогневали бога, но человеку, обратившемуся к нему с мольбой, Чам-паз помогает, и не дает Шайтану покинуть преисподнюю (или воду). Чам-паз послал на землю царей и князей, чтобы они наказывали непослушный народ.

Громовержец Пурьгине-паз

Среди прочих богов особой силой у эрзи наделяется громовник Пурьгине-паз (другие имена — Мельказ, Мельседэй), приемный сын или зять Нишке (муж Вецорго). Имя и образ Пурьгине-паза возникли под влиянием балтийского громовника Перкунаса (под воздействием христианства он приобрел некоторые атрибуты Ильи-пророка). Громовержец разъезжает по небу на колеснице, запряженной тремя огненными конями, колеса колесницы высекают молнии (иногда молнию представляли в виде самостоятельного божества — Ендол-паза). В левой руке Пурьгине-паза — гром, в правой — дождь. Громом и молнией он поражает змей, чертей и прочую нечисть, гнездящуюся на земле.

По одной из легенд, Пурьгине-паз обитает в дупле тысячелетнего дуба в образе молодого человека и соглашается стать вождем мордвы. Его белые кони превращаются в вихри и ливневые грозы, громят врагов мордвы.

Вера в то, что громовник покровительствует мордве, была сильна еще во время восстания во главе с Кузьмой Алексеевым («Кузькой — мордовским богом») в 1808–1809 гг. Объявивший себя пророком (наподобие волхвов, поднявших восстание в XI в.) недавно крещеный Кузьма устраивал моления у большого многовекового дуба, обращаясь к пророку Давиду и громовнику Мельказу с призывом спуститься с небес огненным столбом и враз поразить всех врагов мордвы и мордовской веры.

В мордовской сказке говорится, как Пурьгине-паз опьянел на свадьбе собственной дочери (финские и прочие громовники обычно бесчинствуют в семейной жизни) и поразил молниями некие клади из сырого дуба. Под ними оказался семижильный дракон Сисемкаряз, которого громовник спалил вместе с дровами.

Вспомним, что имя Пурьгине напоминает имя балтийского громовника Перкунаса. Символом Перкунаса был дуб — Мировое древо, в корнях которого притаился змей — главный противник небесного бога.

У мордвы-мокши громовник — Атям, Атямшкай («Старик» — часто встречающееся наименование громовника; вспомним эстонского Эйке и др.). Вооруженный луком-радугой (по другим мифам радуга — его дорога) и каменными стрелами, он преследует шайтанов, которые его передразнивают. В одном из мифов злой дух подражал грому, спрятавшись в дупле дерева; проходивший мимо охотник заметил змея и убил его: после этого разразилась гроза, а охотник добыл много дичи.

Небесные боги и их земные невесты

В одном из мордовских мифов Пурьгине-паз оказывается сыном бога Чам-паза и богини Анге-патяй. Он рождается хромым на правую ногу; когда он спотыкается о тучи — гремит гром. Боги сбрасывают его (подобно греческому Гефесту) на землю. Как молния, он падает в Волгу и остается на земле. Здесь ему приглянулась земная девушка Сыржа (чье имя означает Заря), и он приехал к ней свататься. Родители отдали девушку за незнакомца, глаза которого горели как огонь. Веселясь на свадьбе, тот принялся плясать прямо по чашкам и ложкам, скача по лавкам и столу, крики его все более напоминали гром. Наконец он сверкнул глазами так, что вспыхнула молния, гости попадали замертво, изба загорелась, а молодые исчезли. Пурьгине-паз вместе с невестой вернулся на небо. Когда начинается гроза, Пурьгине-паз «играет», т. е. вступает в брачную связь со своей женой — так считает мордва (вспомним о громких ссорах финского Укко с его женой Рауни). Если громовник слишком расходится, люди выходят на улицу и напоминают ему о свойстве, прося его греметь потише.

По-иному складывается судьба героини со сходным именем — Сырява — в историческом предании. Эту девушку-мокшанку хватают в городе Сызрань и ведут в дом русского воеводы. Там «главный поп» хочет окрестить язычницу, но та отказывается принять христианство. Тогда девушку везут подальше, велят закопать в землю по плечи, а сверху прогнать табун коней. Сырява же обращается с мольбой к своему возлюбленному Пургасу, чтобы он поднялся с востока, разрушил дом воеводы, а попа закопал по плечи в снег. И происходит чудо: табун лошадей останавливается перед девушкой, с востока же подул буран, занесший снегом попа. Испуганный воевода вынужден был отпустить девушку.

Имя Пургас напоминает имя Пурьгине-паса (любопытно, что так звался мордовский князь XIII в., который сопротивлялся русскому завоеванию и христианизации). Небесное имя его невесты, означающее зарю, возможно, свидетельствует о том, что изначально этот сюжет передавал знакомый нам миф о небесной свадьбе.

В другом мифе людям пришлось отдать в жены громовнику девушку-жницу, чтобы он не посылал гроз и позволил завершить уборку урожая. Бог поднимает понравившуюся ему девушку Литову на небо в серебряной люльке на цепи (так поднимают к себе земных девушек Солнце, Луна и все остальные небожители).

Сохранился и такой сюжет: Литову полюбил другой небесный бог — сам Нишке-пас или Вере-пас, также наделенные функциями громовника. Родители держали девушку в горнице, не выпуская ее даже гулять с подругами, но от божественной любви не скроешься. Однажды девушка все-таки вышла к подругам, стала качаться на качелях, и тут поднялась «страшная буря, тронулась страшная туча, прогремел страшный гром, сверкнула страшная молния». Когда гроза миновала, девушка исчезла. Ее взял на небо «вышний бог», свекровью стал страшный ветер, свекром — страшный гром, мужем — страшная молния. Но скоро Литова стала тосковать, и муж смилостивился над ней — отпустил на два часа к родителям. На небесной тройке (или в птичьем оперенье, как шаманский дух) плачущая Литова отправляется на землю (при этом на расстоянии семи дней пути слышен грохот громовой колесницы). Вся деревня на коленях с плачем встречала небесную вестницу, но она ждала встречи с родителями. Старики же не успели на короткое свидание — вновь поднялась буря, и Литова исчезла…

Существует и другое объяснение несостоявшегося свидания — нелюбовь земных родителей к Литове (или другой дочери). Понять, чем девушка вызвала такое отношение, помогает эрзянская песня, повествующая о том, что родители хотели отдать дочь… за ее брата. Этот мотив нам уже знаком: в удмуртской сказке сестра приводит братьям невест из потустороннего мира, чтобы не нарушать запрета на брачные связи с кровными родичами. Мордовская невеста нашла другой выход: она умолила небесного бога — Нишке, Шкабаваза, Вере-паса — спустить к ней серебряную люльку и поднять на небо. Бог берет ее в невесты своему сыну. Эрзянская песня сохранила древний миф о первой семье, которой негде было взять жениха для дочери, и о происхождении экзогамии. Замечательно, что само похищение невесты небесным богом воспроизводит древний обычай умыкания — похищения невесты из чужого рода.

Мокшанская песня о девушке Васальге рассказывает о том, как престарелые родители молят высшего бога Шкабаваза, чтобы у них, наконец, родилась дочь — к тому времени у них было семеро сыновей (опять это знакомое священное число!). Родившаяся девочка оказалась беспокойной и капризной (как подменыши, принесенные нечистой силой), ей не нравились даже серебряные серьги, купленные родителями. В сердцах мать призывает бога успокоить ребенка и обещает отдать ее тому, кому это удастся сделать, хоть собаке, хоть свинье… Тогда сам Шкабаваз является к ребенку в образе собаки и успокаивает девочку. Опомнившиеся родители надеются, что взрослые сыновья защитят сестру, но когда приходит время и девочка становится невестой, Шкабаваз в грозовой туче похищает ее — берет в невесты своему сыну.

В мордовском песенном фольклоре сохранился фрагмент странного мифа. В одной из песен Литова обнаруживает, что беременна. Подозрительные женщины настаивают, что ее беременность — «от колдовства-порчи» земного парня, но девушка рассказывает им удивительную историю о том, что ее «болезнь — от бога». У ее отца были гуси, которых Литова зачем-то поместила в сундук для белья, отнесла на реку и пустила плавать. Сама же девушка уснула. Тут над ней пролетел рой пчел, и старая пчела ужалила спящую: девушка «распухла» от укуса пчелы. В мордовской мифологии известен пчелиный бог Нешке-пас — его имя может быть добавлено в список небесных мужей земных девушек. Однако сам миф обнаруживает, вероятно, более древние индоевропейские истоки: в болгарской сказке волшебник прячет невесту героя среди множества похожих на нее девушек, и герой узнает ее благодаря тому, что его помощница пчела указывает на настоящую невесту. Наконец, в мифе хеттов, древнего индоевропейского народа, проживавшего в Малой Азии во II тыс. до н. э., рассказывается, как бог плодородия Телепинус, первенец громовержца, разгневался на прочих богов, удалился в дикие места, где уснул на краю водоема, опутанный водяными лилиями. На земле началась засуха, люди и боги стали умирать от голода. Бог солнца послал орла на поиски Телепинуса, но птица не отыскала бога; безуспешными оказались поиски и самого громовержца. Наконец, мать-богиня посылает на поиски пчелу: та находит и жалит уснувшего бога. Поначалу укушенный Телепинус приходит в еще большее неистовство и гремит, как гром, но богиня Камрусепа, чье имя означает «Дух пчелиного роя», успокаивает грозного бога, принимая на себя всю его ярость. Вспомним карело-финского героя Лемминкяйнена, которого пчела, принесшая волшебное медовое зелье, пробудила от смертного сна. В карельском любовном заговоре («присушке») девушка отправляет пчелу за девять морей, чтобы та принесла ей любовный напиток — приворожить парня.

Так или иначе, укус пчелы пробуждает плодородие и даже самую жизнь у людей земли, а залогом этого плодородия служит брак небесного бога и земной женщины, в истории религий именуемый священным браком. Недаром похищение земной невесты небесным богом сопровождается грозой и ливнем: небо оплодотворяет землю небесным дождем. Неслучайно и то, что девушка в этот момент качается на качелях: этот обряд, свойственный и финно-уграм, и славянам, связан с весенними календарными праздниками — качели поднимают от земли к небу (наподобие серебряной люльки, которую спускает за невестой небесный бог).

Другой невестой Пурьгине-паса, согласно мордовской сказке, оказывается красавица Дамая. Здесь бог именуется инязоро, что означает «государь», «царь»: он живет в богатом доме, владеет обширными землями и реками, через которые переброшены железные мосты на каменных сваях (это напоминает нам Пурьгине-паза — Гефеста, сброшенного на землю). Когда кони громовника, из ноздрей которых валит дым, а глаза излучают огонь, бегут, то земля «дрожмя дрожит, небо звеня звенит» Копыта их высекают искры-молнии. Когда они скачут, медведи и волки прячутся в лесу, змеи цепенеют на земле, ястребы прячутся за облака. Пурьгине-паз испепеляет молниями семиглавого змея, а прах его развеивает страшным вихрем.

Духи-матери

Гигантская птица высидела на березе — Мировом древе с тремя ветвями и тремя корнями — три яйца. Из них вылупились три духа-матери (ава). Первая — Норов-ава, хозяйка полей, охраняющая посевы (в том числе и от хозяйки ветров Варма-авы). Вторая — Вирь-ава, хозяйка леса, пастушка медведей, волков и других диких животных, страшный демон, о котором еще пойдет речь. Третья — мать ветров Варма-ава: она может принести тучи с плодородным дождем, но может и повалить созревший хлеб и даже раздуть пожар вместе с хозяйкой огня Тол-авой. У нее четыре сына, которые сидят в бочках по четырем сторонам света; когда Варма-ава открывает бочку, оттуда вырывается ветер. Варма-ава считалась также разносчицей болезней — поветрий.

У всех явлений природы были свои «матери»: Чи-вав (Ши-вав) — «Мать солнца», Ков-ава — «Мать луны», Ведь-ава — «Мать воды», Мода-ава или Мастор-ава — «Мать земли», Пакся-ава — «Мать полей», хранительница плодородия, Нар-ава — «Мать лугов», Розь-ава — «Мать ржи» и т. д. Отдельные «матери» покровительствовали и домашнему хозяйству: Кардаз-ава, Калдаз-ава (у мокши) или Юрт-ава — «Мать двора» и покровительница домашнего скота, Куд-ава — «Мать жилища», Утом-ава — «Мать амбара», Вель-ава — «Мать деревни», Бань-ава — «Мать бани», даже Пянакуд-ава — «Мать печи», кормилица. Сходные духи имелись у всех финно-угорских народов.

Особым почитанием пользовалась Мастор-ава или Мода-ава. После жертвоприношений к ней обращались с мольбой: «Мастор-ава, матушка, тяжесть земли держащая, вот пришли — собрались, твое имя вспоминаем, посмотри на наши поклоны. Что просим — дай, что скажем — сделай. Просим хорошего урожая, дай хорошего здоровья, Мастор-ава, матушка, что бросаем на тебя, что сеем на тебя — подними, вырасти, наполни, помоги». Даже при падении на землю считалось необходимым просить у кормилицы Мастор-авы прощения: ведь упавший вполне мог «ушибить» землю.

Мордовский фольклор включает баллады о строительной жертве, известной многим народам мира. Чтобы построить город (по преданиям, так были основаны Казань, Симбирск, Алатырь), мельницу или даже церковь, нужно принести хозяйке (или хозяину) земли искупительную жертву: человека, замурованного в фундамент, как правило, девушку, которую указала Мода-ава или избрал сход. Иногда старейшины пытаются заменить человеческую жертву мотком ниток (вспомним о связи нитей с человеческой судьбой) или животным — лошадью, петухом, коровой, собакой, змеей (только не хлебом, чтобы не навлечь гнева Норов-авы). Но хозяйка земли неумолима — она требует страшного выкупа за землю, использованную под строительство.

Даже если решаются бросать жребий, жребий падает на избранную хозяйкой земли жертву. Девушку ведут на жертвоприношение как на венчание — после обрядовой бани, надев перстень на палец, ее венчают со строящимся городом. В эрзянской песне несчастную девушку разрубают на четыре части — как принято было поступать со строительной жертвой, чтобы прочными были все четыре угла строения.

Эти баллады, содержащие международный фольклорный сюжет, никоим образом не свидетельствуют о реальности человеческих жертвоприношений у языческой мордвы.

К богам и духам-покровителям обращались во время молений-озксов, совпадавших с календарными праздниками. Накануне Нового года хозяйка брала каравай хлеба и, поднимая его над головой, просила Пакся-аву, чтобы уродился хлеб, потом брала чашку с орехами и просила Вирь-аву об урожае орехов. Наконец, хозяйка поднимала жареного поросенка и просила Юрт-аву о плодородии скота. Когда созревали хлеба, просили Варма-аву не губить урожай, не пускать «своего ветра на созревшие хлеба во время уборки сена, во время уборки соломы».

В мифологии мордвы известны были и духи-отцы — атя или кирди, «хозяева»: Ведь-атя — «отец воды», Вирь-атя — «отец леса», Варма-атя - «отец ветра», Тол-атя — «отец огня», Мода-атя — «отец земли», Кардаз-сярко, домовой (оборотень, который может явиться в облике кошки или зайца), Велень кирди — хозяин села.

Ведь-ава

Ведь-ава, водная богиня, была покровительницей плодородия: весной отправлялись к источникам молить Ведь-азор-аву о ниспослании плодородного дождя, опрыскивали все водой, магически имитируя ливень. Одновременно она считалась покровительницей чадородия и рыболовства и опасным духом. Образ Ведь-азор-авы или Ведень-кирди («Хозяйки воды») иногда особо выделялся среди многочисленных водяных «матерей» — ведь-ав, в том числе и по внешнему виду. Она обитает в океане, одета в серебристое платье, иногда имеет рыбий хвост: о своем появлении извещает других ведь-ав нежным звоном маленького колокольчика.

Ведь-ава могла появляться на берегу в виде голой женщины с длинными белыми волосами, которые она расчесывает, как и седобородый Ведь-атя, или в виде безобразной старухи; могла превращаться в разных животных и рыб, заманивать купающихся на глубокое место. Те, кому удавалось выплыть, избавившись от водяных, приносили жертвы — мелкие деньги, пшено для еды и хмель для пива. Каждый водоем имел свою хозяйку: Рав-ава («Хозяйка Волги»); Сур-ава («хозяйка Суры») и т. д.

Ведь-ава была покровительницей деторождения, и молодую после свадьбы выводили к воде — реке или ручью, представляя ее Ведь-аве. Считалось, что она посылает потомство: в архаических обществах всегда предпочитали мальчиков — работников, остающихся в собственном роду, поэтому о новорожденном мальчике говорили: «Ведь-ава подарила», а о девочке — «Ведь-ава бросила». После родов роженицу водили в баню, где повитуха молилась Ведь-аве и Баня-аве (покровительнице бани), испрашивая здоровья для матери и младенца. Но «от воды» женщина могла и заболеть, т. е. или совсем не иметь детей, или рожать мертвых. В таком случае следовало «украсть» новорожденного у Ведь-авы: повитуха в бане заворачивала младенца в тряпки, которыми затыкали дымовое окно, и передавала его другой женщине. В жертву Ведь-аве нужно было принести пшена, соли, хмеля, трижды поцеловать воду.

Рассказывают, что однажды Тол-ава позвала Ведь-аву и ее мужа на праздник по случаю рождения ребенка. Выпив браги, хозяйки стихий поссорились — каждая из них считала себя сильнее. Наконец, Ведь-ава загнала хозяйку огня за камень, и та сдалась: Ведь-ава строго наказала ей не жечь имущества бедных.

В сказке Ведь-ава останавливает лодку, вцепившись в весла, и требует у рыболова, семь лет ловившего в ее водах рыбу, в качестве дани того, чего он не знает в своем доме. Рыболов обнаруживает, что у него дома вырос сын, которого он и должен отдать водяной. В песнях Ведь-ава иногда наказывает рыболова за то, что он хотел поймать в Волге осетра — заповедную рыбу (на трех осетрах держится весь мир).

Ведь-аве устраивали моления как покровительнице рыболовства, воплощением которой была «белая рыба» (Акшо-кал-озкс). Специальные песни исполнялись в ее честь и во время ледохода.

Мордовские эпические песни сохранили память о живой воде (эрике ведь), которая возвращает мертвых к жизни. Добыть ее можно, лишь проникнув в преисподнюю в образе птицы (это напоминает шаманские мифы). За живой водой посылает падчерицу и злая мачеха, чтобы спасти своего ребенка: падчерица жалуется на свою судьбу умершей матери, и мать укладывает ее в свою могилу, сама же идет в загробный мир за живой водой. Падчерица выполняет трудную задачу, спасая дитя, — все это напоминает сюжеты карельских рун, повествующих о путешествии в загробный мир и Похьелу матери Лемминкяйнена и самого Вяйнямёйнена.

Ребенку со всех сторон угрожала порча — ведун в облике чудовищной птицы или огненного змея мог проникнуть в полночь через дымоход, пожрать кожу и кровь младенца; считалось, что от этой болезни помогает парная баня и ее хозяева.

Домовые духи

Мордве был известен также бог — покровитель плотников: Керень шочконь-паз, бог «строительных материалов», луба и бревен. Но особо почитались домовые духи — Куд-ава, покровительница дома, Юрт-ава и Вель-ава. Они считались родственницами Пакся-авы: ведь все эти духи покровительствовали культурному, возделанному людьми пространству. Главные семейные обряды — родины, свадьба и похороны — начинались с обращения (или причитаний) к богу Шкаю (Шкабавазу) или Нишке, хранительнице двора Юрт-аве или Куд-аве и умершим предкам. После первого купания новорожденного в бане повитуха просила домовых духов взять нового члена рода под свое покровительство. Чтобы Куд-ава охраняла ребенка, его трижды опускали в подполье — считалось, что там обитает «мать дома».

Перед свадьбой мать жениха просила, чтобы домовые духи помогли высватать невесту. К Юрт-аве и Куд-аве обращалась сваха, когда приходила в дом за невестой:

Все участники свадебного поезда совершают моление Куд-аве:

Невеста же должна прощаться с Куд-авой (или Кардаз-сярко), Ведь-авой, к которой она ходила за водой, и Вель-авой:

Специальное моление — юртава-озкс — совершали осенью по окончании полевых работ, когда возвращались к работам домашним. Тогда резали овцу, варили брагу, а хозяйка дома обращалась к Шкаю: «Шкай пас, кормилец! Тебе молимся со светлой свечой, с разной стряпней. Вот сварили горшок каши. Сколько в нем крупинок, соли, столько дай нам для жизни добра, нескончаемого имущества, урожая хлеба, размножающегося скота, детей. Храни нас, великий Шкай пас, на всяком месте».

Вирь-ава и злые духи

Лес был одновременно и почитаемым, и страшным пространством. Его хозяйка, как и всякие лешие, редко показывалась людям — чаще слышали ее громкий хохот; она могла изменять свой облик и нрав. Она показывалась в виде обнаженной женщины, иногда одноногой (признак злого духа), или с тремя когтями на каждой ноге, с длинными грудями, переброшенными через плечи; как и злой дух албасты в верованиях тюркских народов, она любила расчесывать свои длинные волосы. Вирь-ава меняла свой рост — в лесу была вровень с деревьями, в поле — с травой. Она была способна прийти в село в виде кошки, собаки, а то и волка. Вирь-ава могла вывести заблудившегося из лесу, а могла и погубить, защекотать до смерти. Уйти от нее можно, только пятясь задом — тогда она не разберет, куда ведут следы.

После христианизации мордвы появилась легенда о том, что Вирь-ава появилась отнюдь не из яйца, снесенного на Мировом древе: лесными духами стали люди, проклятые Богом, — их не принимали после смерти ни земля, ни небо. Бог запер их в лесной избушке, а случайный прохожий открыл дверь в жилище проклятых, чтобы укрыться от непогоды. Те потянулись было из избы, да прохожий вовремя заметил злых духов и захлопнул дверь — не то они заполонили бы весь мир. Среди них оказалось 30 сестер-лихорадок и вирь-авы, которых в старину было много, потому что повсюду росли леса.

Христианский апокрифический источник этого рассказа очевиден: у русских были популярны рассказы о лихорадках — дочерях царя Ирода. Тридцать (иногда — 77, сакральное число, известное и по финно-угорским заговорам) разряженных царских дочерей шли купаться и встретили Иоанна Предтечу, одетого в шкуру. Царевны принялись насмехаться над ним. Иоанн проклял их, вселив в них лихорадку, и заклял, предрекши, что они будут жить до скончания века, невидимо ходить меж людей и мучить их.

Лесные духи размножились, и у вирь-ав появились мужские партнеры: вирь-атя уводили в лес женщин и девиц, сами же вирь-авы заманивали мужчин и могли прижить с ними детей. К вирь-атя обращались за помощью в мужской работе: заготовке дров, лыка; женщины просили вирь-аву показать грибные и ягодные места. В мордовских сказках вирь-ава со временем превратилась в бабу-ягу.

Священные урочища и Султан-Керемет

Мордва, как и прочие финские и тюркские народы Поволжья, почитала священные урочища — керемет или кереметь. Кереметами назывались не только рощи, но и кладбища (как и у соседних чувашей). В лесу огораживали тыном четырехугольный участок для священной рощи; туда вело трое ворот. Люди заходили через южные ворота, через восточные ворота вводили жертвенный скот, через северные ворота приносили воду, чтобы варить жертвенное мясо. У восточных ворот ставили три столба. К одному привязывали жертвенных лошадей, к другому — быков, к третьему — овец; там же вывешивались шкуры жертвенных животных. У трех столбов, врытых с западной стороны, в жертву божествам приносили животных. С южной стороны располагалась поварня, где варились жертвенное мясо, пиво и был приготовлен стол для трапезы. Кровь жертв (и всех забиваемых животных) должна была стекать в специальную яму: ее запрещалось проливать на землю; когда животное забивали на усадьбе, кровь считалась жертвой домовому Кардаз-сярко.

Моление происходило у священного дерева; забравшись на него, жрец призывал всех собравшихся на молитву. Христианизированная мордва поминала в молении не только языческих богов, но и Богородицу (которая, впрочем, отождествлялась с Анге-патяй). Затем жрец спускался с дерева, подходил к яствам, наливал в ковш пива, туда же клал мясо жертвенного животного, поднимал ковш к небу и призывал богов принять жертву. Молящиеся, обратясь к востоку, где стоял жрец, поднимали руки к небу, призывая богов. Мясо, хлеб, соль и пиво бросали также в жертвенный огонь. Один из жрецов, набрав пива в рот, брызгал им в народ: это — жертва Мастор-пазу, чтобы уродился хлеб. Затем призывали всех богов, начиная с высшего: Чам-паз, Нишке-паз и Свет-Вирь-Нешке-Велень-паз, видимо, воплощали у христианизированной мордвы Троицу, ибо затем (в описании Мельникова-Печерского) молящиеся просили Анге-Патяй-паз, Пресвятую Богородицу, послать на хлеб белую зарницу и теплую росу. Далее следовали мольбы к низшим божествам: «Мастор-паз, есть хотим, Ведь-мастор-паз (божество воды), пить хотим, Норова-парочи, уроди хлеба… Ведь-Мастор-паз, давай дождя, Варма-паз, давай тихие ветра» и т. д. Далее поминались низшие божества, и пиво лили к корням священных деревьев, раздавалось жертвенное мясо, а навар разбрызгивался в жертву божествам — покровителям скотоводства. Затем наступал черед яичницы и пирогов, развешанных на священном дереве, — молили богов о детях и домашней птице. Наконец, приступали к общему пиру. Шкуры, рога и копыта жертвенных животных сжигали на костре или зарывали в керемети.

Известно также описание молян у огромного дуба на косогоре: перед ним расстилались полотняные пологи, размещались яства и питье. Старейшины в белых одеяниях, указывая на яства, молили Керемета: «Белы ноги, Керемет, по лесу ходя, Керемет, по полю ходя, Керемет, мы тебя чтим, а ты нас оберегай». Затем кусочки трапезы зарывали в землю и складывали в дупло дуба, туда же клали монеты; к дубу женщины прикладывали холсты, которые приобретали целебную силу; из них шили и одеяния жрецов — озкс-атя.

Самым знаменитым священным урочищем был Султан-Керемет, почитавшийся и мордвой, и марийцами. Титул султана носили в средние века правители Казанского ханства. Мордва и марийцы, однако, устраивали в керемете моления осенью, во время календарных праздников, и поминали там погибших на войне. Название святилища превратилось в имя божества, созданного Шкаем в преданиях мокши.

Смерть и поминки: баня и свеча для предков

Отношение к умершим и предкам было очень сходным у всех поволжских финнов.

Странный на первый взгляд ритуал совершает самый старший в мордовском доме после смерти больного. Он берет нож, водит им по шее и груди покойного и машет им вокруг. Затем этот нож втыкают в лавку около умершего или в дверь дома, чтобы никто больше не умирал. Старейшина выступает здесь в роли «ангела смерти», как воплощающий смерть старик мордовского фольклора, который носил с собой нож и кувшин, наполненный кровью (как и марийский Азырен), и одновременно отгонял смерть, ибо нож и топор — обереги против злых духов. На кладбище в могилу бросали соскобленную с монет стружку в жертву Калмо-ава, «матери кладбища» (или кирди — его хозяйке), с приговором: «Вот тебе, Калмонь кирди, пуд меди, пуд серебра, прими хоронимого». Когда проводившие умершего в последний путь возвращались с кладбища, остававшаяся в доме женщина бросала к их ногам большой нож — отгоняла смерть. Возвращающиеся должны были переступить через нож, топор или пояс (воплощение жизненной силы).

На поминках умершего должен представлять кто-нибудь из старших родственников, одетых в одежду покойника. Он садится по левую сторону стола, где умерший испустил дух, принимает почести от живых и поминальную трапезу — целую гору блинов и баранины, которую складывают перед ним, а также вино и брагу. После застолья участники поминок валятся в ноги «умершему», испрашивая у него благословения, счастья в торговле, на дорогах, в доме, здоровья себе, детям и скоту. «Покойник» наставляет их на праведную жизнь. Затем совершался странный обряд вопрошания «покойника» о его нуждах: тот не нуждался ни в одежде, ни в пище — ему был нужен лес. Тогда его с почестями выносили на гумно, где втыкали в землю ветвь, которую «покойник» срубал, и его с «лесом» вновь вносили в избу. Там у ветки разжигали небольшой огонь, через который трижды проходили участники поминок: считалось, что в этом огне сгорала сама смерть, угрожавшая живым.

Ветвь как центральный символ обряда напоминает нам о Мировом древе, которое в погребальных церемониях исполняло роль дороги на тот свет.

Наконец, наступает время проводов «покойника» на кладбище: на телеге его везут к могиле, где обязательно усаживают вместе со всей изобильной поминальной пищей.

Предков приглашали с того света в баню и на поминальное пиршество во время календарных праздников, на зимние «святки» и весеннюю Страстную неделю, в Великий четверг. При этом живые старались помыться побыстрее, при этом приговаривая: «Раньше сорок и ворон, раньше змей и лягушек я искупаюсь».

Читатель уже знает, что сороки и вороны, и, тем более, змеи и лягушки — это «гады», хтонические существа, связанные с преисподней. Они и отождествлялись с предками — ведь они тоже были выходцами с того света (тона чи, или тона ши у мокши) и покоились в земле.

Перед поминками у мордвы, как и у марийцев, зажигают большую свечу. Старейшина приглашает предков на пир: «Прадеды, прабабки! Услышьте нас, стряхните с себя земную пыль (могильную землю), приходите к нам на праздник. На ваше имя мы блины пекли, брагу варили; соберите своих родных и приходите; может быть, между вас есть безродные, которых некому пригласить, вы их возьмите с собой, чтобы они не остались без праздника, у нас всего вдоволь — всем хватит, вот для отдыха место вам приготовили, после обеда отдыхайте тут… Благословите нас на хорошее житье, урожай, на размножение скота. Храните нас от всякого зла и на ходу, и при лежании, и при вставании. Против злодея поднимите свои руки, протяните свои правые полы» (правая сторона воплощала доброе начало, а левая — злое).

Как правило, среди поминающих находилась старая женщина, которая была наделена способностью видеть умерших: она сидит у порога и наблюдает за душами, которые приходят в дом. Потом она рассказывает о том, кто из умерших сидел за столом и о чем они разговаривали. За поминальным столом присутствовал и человек, изображающий последнего умершего и облаченный в его одежду. Во время трапезы он рассказывает о своей жизни и жизни всех родных на том свете: иной занимается извозом и держит хороших лошадей, иной совсем промотался, иной занимается пчеловодством, а другой пьянствует; кто-то из неженатых женился и взял себе красивую жену…

У мордвы был известен обычай хоронить девушку как невесту — в подвенечном уборе. При этом выбиралась ее «заместительница» среди подруг и ее «жених», а похоронная процессия сопровождалась не похоронными, а свадебными причитаниями. Вернувшихся после похорон родители умершей встречали, как вернувшихся с венчания: при входе в избу вернувшиеся пели и плясали, и лишь за поминальным столом начинались настоящие поминки.

После окончания поминальных торжеств перед заходом солнца провожали предков на кладбище, угощались в последний раз и говорили: «Ну, идите теперь, прадеды, прабабки на свои места. Где угодили вам, где нет — не пеняйте. Соберите и вновь умерших, они не найдут дороги. Ты, старший дед, сам постарайся».

Проклятые мертвецы

Проклятие, особенно родительское, было страшным наказанием в архаическом обществе, которое основывалось на почитании старших. Проклятие могло коснуться не только человека, но и животного — лошади, и даже одежды или обуви. Проклятый исчезал из мира, но не находил покоя на том свете и появлялся среди живых в полночь в виде человека-оборотня или животного, пугая всех вокруг. Самоубийцы и проклятые дети превращаются в злых духов болезней или лешачих — вирь-ав.

Страшная легенда сохранилась у мордвы о лихом атамане Стеньке Разине, который был казнен — умер неестественной смертью, и, значит, должен был превратиться в проклятого мертвеца. Он не умер, а лежит в лесу, в недоступном никому месте: атамана проклял Бог, земля его не принимает, Бог же не принимает его души. Он лежит на боку (как вампир у саамов) в каменистой земле (которая не может «быть пухом»). Только сядет солнце, как к нему собираются из леса змеи, лягушки, ящерицы и всякие гады и начинают его высасывать. С восходом солнца от него остаются душа да кости, все гады уползают, лишь один змей остается у его сердца и сосет день и ночь. Днем же на Стеньке вновь нарастает тело: так он и будет маяться до конца света.

Легенда о казачьем атамане напоминает другую — средневековую легенду о знаменитом короле бургундов, который был также захвачен в плен врагами — гуннами. Это был Гуннар, герой скандинавских песен о Нифлунгах-Нибелунгах. Гунны бросили его связанным в змеиный ров, но сестра успела положить герою арфу: пальцами ног тот принялся перебирать струны, усыпляя змей. Но злобная колдунья — мать самого Аттилы — превратилась в змею и убила героя своим ядом.

В мордовской сказке рассказывается, как мачеха-царица прокляла свою падчерицу, и та превратилась в утку. Она рассказывает охотнику, который хочет застрелить утку, о своей судьбе, и охотник спасает царскую дочь.

Отношение к покойникам и предкам было, как мы видим, двойственным. От них зависело благополучие живых, урожай и размножение скота — ведь они пребывали на том свете, в преисподней — земле, от которой зависело плодородие (недаром в карело-финской мифологии именно на том свете, в Похьеле, первоначально пребывали светила и мельница сампо). Поэтому общие поминальные торжества приходились на главные календарные праздники, призванные обеспечить плодородие. При этом предки оставались опасными выходцами с того света — могли забрать с собой живых (вспомним отношение к духам вожо у удмуртов). Особенно опасными были колдуны (у марийцев их могилы окружались изгородями), проклятые родителями и покойники, умершие неестественной смертью и не избывшие своего жизненного срока: они доживали свой срок, скитаясь по земле и нанося вред живым. Умерших неженатыми приходилось женить после смерти. Так или иначе, почитаемых предков выпроваживали из мира живых и просили их указать путь на тот свет недавно умершим.

Старик и смерть

Как и у других народов, у мордвы есть сказка о хитреце, который не желал умирать. Как-то Атякш Ега (Егор Петух) пустил ночевать двух путников, и те дали ему волшебное кольцо, исполняющее желание. Когда к старику пришла смерть — кулома (слово, общее для финно-угров) — старик приковал ее кольцом к лавке, и отпустил лишь после того, как смерть обещала ему еще три года жизни. Конечно, когда смерть пришла к хитрецу вновь, ему уже не удалось отвертеться, и он попал в ад. Но и там он ввязался в карточную игру с чертями и выиграл все души. Старик вывел души в рай, но сам все мечтал о земной жизни — рай не место для хитреца.

В мордовской эпической песне смерть приходит за молодым парнем, единственным сыном у матери. Он умоляет смерть пощадить его молодую душу, но та неумолима… и мать делает для сына новый дом — гроб — и выстилает его берестой. Является смерть и требует, чтобы сын скорее умирал. Хитрый парень говорит, что не умеет умирать, и просит смерть показать ему, что нужно делать. Смерть ложится в гроб — тут-то ее и накрывают крышкой. Перед нами не столько подвиг Ильмаринена, заманившего смерть в сундук, сколько сказочное деяние маленького хитреца, который перехитрил бабу-ягу: вспомним сказку, где Иванушка просит ягу показать ему, как садиться на лопату, чтобы отправиться в печь. Мордовский парень не собирается выпускать смерть до тех пор, пока не побелеют ее волосы и не пожелтеют зубы.

Пахарь-богатырь Тюштян

Когда Нишке создал землю, леса, луга, то увидел, что поваленные деревья в лесу остаются неубранными, а луга некошеными. Тогда он и создал народ эрзю. Но эрзяне сильно умножились — возникло целых семь селений — и стали они спорить из-за земли: не могут разделить лес, не могут косить луга. Пахарь-богатырь Тюштян (Тюштень, Тюштя), который мог пахать на двадцати четырех лошадях семью плугами, на совете семи старейшин эрзи был избран эрзянь кирди («правителем эрзи») или инязоро (ине — «великий»; азор — «хозяин, господин»; это слово восходит к индоиранскому божественному титулу асура, ахура). Он согласился поделить угодья, если получит священный знак: сухая палка, воткнутая в землю, должна зазеленеть во время его пахоты. Тюштян стал справедливым правителем; при помощи колдовства и богатырской силы он одолевал врагов мордвы, мог заставить расступиться волны моря, взмахнув палкой или платком. Время его правления — Золотой век («век Тюштяна»), когда рождались одни мальчики, народ свой он поил медом.

Зацветшая ветвь в руках правителя — широко распространенный символ «священного царя» (такой «Золотой ветви» посвятил свой знаменитый труд Дж. Фрэзер). Власть священного царя благословлена свыше и простирается не только на людей, но и на силы природы, плодородие. На мордовский миф явно повлиял библейский рассказ о жезле Моисея, которым он заставил расступиться волны Чермного моря, и жезле Аарона. Когда нужно было выбрать первосвященника из представителей двенадцати колен, все они оставили свои жезлы в Скинии Завета: наутро оказалось, что жезл Аарона зацвел. Замечательно, что эта библейская традиция нашла продолжение не только в мордовском мифе, но и в славянской — чешской — легенде о призвании правителя Пшемысла: когда чехи решили избрать себе князя, они обратились к пахарю Пшемыслу. Палка, которой он погонял своих волов, зацвела, что и стало знаком его избранности.

Когда Тюштян стал чувствовать приближение смерти, он обратился к сородичам за советом: умирать ли ему при всем народе, или уйти, скрыв свою смерть. Народ не хотел видеть смерти правителя, и Тюштян ушел, оставив народу медную трубу: ветер заставлял трубу издавать звуки, которые должны были свидетельствовать о том, что вождь жив и дух его — с народом.

По другому преданию, Тюштян возгордился, пируя со знатью и богачами, а тем временем русский царь захватил мордовскую землю. Вещие птицы — ласточки бьются в окна палаты Тюштяна и сообщают ему роковую весть. Но гордец не верит в поражение: скорее щука, приготовленная к его столу, будет вновь плавать, а жареный петух запоет. Тут и происходит чудо: щука пускается плавать в меду, а жареный петух захлопал крыльями и закукарекал…

Тем временем происходит другое чудо: семидесятилетняя бедная вдова рожает младенца с каменным теменем, серебряными пятками, на лбу у него солнце, на затылке — светлый месяц, на концах волос — звезды. Мать качает его в колыбели и хочет, чтобы он обладал умом правителя — Тюштяна. Об этом рождении узнает старый Тюштян от своей вещей вороны с железным клювом. Он покупает младенца у бедной вдовы, замуровывает его в бочку и пускает ее по волнам. Но бочку прибивает к берегу, и царь в чужой стране усыновляет младенца. Тот вырастает и идет войной на Тюштяна. Старый правитель вынужден бежать за море.

Оба предания об уходе Тюштяна напоминают уход карело-финского культурного героя Вяйнямёйнена. В «Калевале» Леннрота есть даже эпизод, где Вяйнямёйнен оставляет народу свое кантеле, как Тюштян — трубу.

У мокши Тюштень-оцязор (оцю — «большой», азор — «хозяин»; каназор — от тюркского «хан») обитает на восходе солнца на вершине (характерный образ священного царя на Мировой горе, близкий образу обско-угорского Нуми-Торума), в серебряных палатах в золотой одежде. Он руководит собраниями народа, строит города (в некоторых песнях — даже столицу современной Мордовии Саранск). Однако ему пришлось покинуть землю, когда враги (ногайцы) одолели его: подобно шаману, он поднялся на большое дерево и оттуда вознесся на небо. Согласно другим легендам, он ушел со своими людьми за море, которое расступилось от взмаха его платка или жезла, как перед библейским Моисеем.

По поверьям мордвы, Тюштян может послать неурожай и стихийное бедствие; если он вновь выступит против своих врагов, начнется последняя война, которая погубит мир. Языческая мордва устраивала специальные пиры — братчины, называемые тюштянами, и зажигала обрядовую свечу, которая также именовалась тюштян, поминая древнего правителя.

Тюштян — культурный герой, фигура, переходная от мифологии к истории. В рукописном сборнике XVII в. сохранилось русское предание о начальной истории мордвы. В устье Оки, где ныне стоит Нижний Новгород, жил знатный и могущественный мордвин по имени Скворец. Его товарищем был другой могучий мордвин — Соловей: с ним сражался сам Илья Муромец. У Скворца было восемнадцать жен, которые родили ему семьдесят сыновей (это число — библейское число народов). Они пасли свои стада и водили их на водопой к Оке, где в пещере обитал чародей Дятел. Его и спросил Скворец о судьбе своих детей. Дятел ответил, что сыновья его будут долго владеть мордовскими землями, если будут жить в мире; если же они поссорятся, то будут покорены русскими, которые построят здесь город-камень. Дятел умер в глубокой старости и был похоронен с почестями на том месте, которое с тех пор стало именоваться Дятловы горы. Умер и Скворец, завещав сыновьям жить в мире. Те блюли заветы отца, но их потомки, размножившись, стали враждовать. Тогда их прогнал со своих земель русский князь Андрей Боголюбский, князь же Юрий Всеволодович в 1221 г. основал на Дятловых горах Нижний Новгород.

Странные птичьи имена средневековых мордовских героев отражают реальный и древний мордовский обычай: у некрещеной мордвы был обычай давать подобные имена — Торай (Гусь), Тырпыр (Дикий голубь) — восходящий к тотемической древности. Вспомним хитрого Егора Петуха, победившего смерть, воршудные имена у удмуртов и т. п.

Последний волхв: Кузька — мордовский бог

Христианизированная мордва восприняла и переиначила в фольклоре многие мотивы христианской мифологии: уже говорилось о мордовской троице — Нишке, Николе (Никола-паз, который отождествлялся с Мастор-пазом, богом земли) и Норов-пазе, сидящих на Мировом древе и раздающих долю-счастье. Иконы именовались в мордовской традиции паз-ава — «божья матерь». Богиня Анге-патяй отождествлялась то с самой Богородицей, матерью Нишке, то с повивальной бабкой — апокрифической Саломеей, которая помогала ей при родах.

Эта синкретическая вера и породила последнего волхва. Недавно принявший христианство крепостной Кузьма Алексеев в 1808 г. объявил себя пророком, согласно доносу властей, собрал вокруг себя «богомерзких женок», новокрещеную мордву и стал совершать моления в лесу. Он пророчил грядущий конец света, запрещал пахать и сеять, а также платить помещикам оброк. Пророк, прозванный «Кузька — мордовский бог», провозгласил конец христианской веры и возвращение веры мордовской: судья придет не с востока, а с запада, и молиться надо на запад на старых мольбищах — кереметях. С запада будет восходить солнце. Два года длилось движение, возглавленное последним волхвом.

Кузьма был арестован присланной военной командой и отдан под суд. Следствие показало, что Кузьма не был сведущ ни в христианской, ни в традиционной мордовской вере — он знал имена двух-трех богов. «Пророк» был признан опасным преступником, бит кнутом, ему вырвали ноздри и отправили на вечную каторгу.

События начала XIX в. живо напоминают то, что произошло в Верхнем Поволжье в XI в.: Кузьма, с точки зрения православных властей, призывал поклоняться Антихристу, как и волхвы, ибо его бог должен был придти с запада, с «адской» стороны. Пророчество о том, что солнце будет восходить с запада, также находило соответствие в прорицаниях волхвов, но уже не на Волге, а в Киеве, где другой древнерусский «пророк» предсказывал, что реки потекут вспять, а земля Русская поменяется местами с землей Греческой. И расправа с Кузьмой напоминала о пытках, которым подверг схваченных волхвов Янь Вышатич. Христианизация языческого населения порождала сходные явления, хоть они и были разделены столетиями.