Мифы, предания и легенды острова Пасхи

ПРЕДИСЛОВИЕ

Остров Пасхи (Рапа-Нуи), снискавший себе славу одного из самых загадочных островов земли, был отрыт в апреле 1722 г. (в первый день праздника Пасхи) голландским мореплавателем Я. Роггевеном. От Роггввена и члена его экипажа К. Беренса были получены первые сведения об о-ве Пасхи, его (жителях, об их языке, обычаях, о каменных статуях, увенчанных «корзинами» [Роггевен, 1908, .12-40, 109—110].

Но вскоре об о-ве Пасхи забыли, и только сорок восемь лет спустя к берегам его подошли два испанских военных корабля под командованием Ф. Гонсалеса, который назвал его в честь своего короля Сан-Карлосом и присоединил к испанским владениям. Церемония присоединения происходила на северо-востоке острова (Поике), около горы с тремя холмами (Рано-Рараку), в присутствии восьмисот рапануйцев и команды Гонсалеса. Под обращением к королю Испании, Карлу III, несколько островитян поставили свои подписи в виде птицы, головы лангуста и различных значков [Гонсалес, 1908, 47—49].

В 1774 г. в течение трех дней (15—17 марта) около о-ва Пасхи стояли на якоре корабли английского мореплавателя Дж. Кука. Еще не оправившись после недавней болезни, Кук не мог сойти на берег- Сведения о Рапа-Нуи и его жителях он получил от Пикерсгилла, направленного в глубь острова с несколькими членами команды. У англичан создалось впечатление, что остров беден, а состояние островитян плачевно. Рапануйцы смогли предоставить им лишь немного ямса, сахарного тростника и батата. Кур было немного, и они были маленькими [Кук, 1964, 295—313].

B 1786 г. о-в Пасхи посетила французская экспедиция Лаперуза. Остров произвел на французов более приятное впечатление, чем на Кука и его команду. Экспедиция Де Лангля, отравленная на берег, должна была осмотреть остров и посадить несколько культурных растений, семена которых привез Лаперуз. Французы оставили на острове также и домашних животных, которые вскоре были съедены рапануйцамм [Лаперуз, 1797, т. 2, 82].

На острове дважды добывали русские моряки. В 1804 г. у острова бросили якорь корабли Ю. Ф. Лисянского, составившего краткое описание острова и жизни рапануйцев [Лисянский, 1947, 76—80]. Лисянский и его спутники пришли «в крайнее восхищение» при виде берегов, покрытых богатой растительностью, хороших жилищ, недалеко от которых находились плантация банановых деревьев и сахарного тростника. На юго-западе они видели статуи, описанные Лаперузом.

Спустя двенадцать лет на о-ве Пасхи останавливался русский мореплаватель О. Е. Коцебу. Сопоставив показания Кука, Лаперуза и Лисянского, Коцебу и члены его экспедиции пришли к выводу, что состояние островитян улучшилось и население острова увеличилось. Судя по веселому нраву жителей, можно было думать, что они не испытывают нужды. Русским морякам они приносили бананы, ямс, батат, сахарный тростник. Однако вместо статуй, которые видели Кук и Лаперуз, Коцебу нашел только кучу камней [Коцебу, 1821, 1, 47—51; 1823, 3. 284-086].

В течение первой половины XIX в. на о-в Пасхи несколько раз заходили корабли различных государств.

В 1862 г. остров постигло большое бедствие: перуанские работорговцы захватили около пяти тысяч рапануйцев и увезли их в Каллао и на о-ва Чинча разрабатывать и грузить гуано. В результате протеста епископа о-ва Таити несколько оставшихся в живых рапануйцев были возвращены на родину. Но они занесли эпидемию оспы, что привело к сильному сокращению численности населения о-ва Пасхи. Из пяти тысяч жителей в живых осталось около шестисот.

В 1864 г. на о-в Пасхи прибыл миссионер Э. Эйро. Вскоре приехали и другие миссионеры, и к 1868 г. все население было обращено в христианство. От миссионеров были получены новые сведения о самобытной культуре рапануйцев, которая к этому времени уже пришла в упадок.

Э. Эйро обнаружил на о-ве Пасхи дощечки кохау ронгоронго с иероглифическими письменами. Однако он же и настоял на том, чтобы дощечки с языческими письменами были преданы огню [Жоссан, 1893, 12]. Уцелело случайно лишь немногим более двадцати кохау ронгоронго. Миссионером Русселем был составлен первый рапануйсхий словарь [Руссель, 1908, 159— 254]. В 1868 г. епископ Жоссан, живший на Таити, получил от Русселя пять кохау ронгоронго. На Таити Жоссану удалось найти рапануйца по имени Меторо Тау а Уре, который когда-то обучался чтению иероглифических дощечек. На основе чтений Меторо Жоосан составил свод рапануйских иероглифических знаков [Жоссан, 1893, 21—-23].

В 1868 г. на о-в Пасхи приехал некий Дютру-Борнье, бывший капитан французского торгового флота, с целью развести там скот (через год он стал компаньоном богатого английского коммерсанта с о-ва Таити Брандера). Он поселился в Матавери, построив себе дом из плавника, и женился на жене одного из вождей, которую он, видимо, привез с Таити [Вильнев, 1878, 827]. В 1866 г. в возрасте двенадцати лет умер последний законный правитель острова Грегорио, сын верховного вождя Маурата, и династия «рапануйских королей» прекратила свое существование. Поэтому Дютру-Борнье и его супруга чувствовали себя полновластными хозяевами о-ва Пасхи. Вокруг их дома стояло тридцать хижин, в которых жили рапануйцы — их батраки, работавшие на виноградниках и плантациях сахарного тростника и ухаживавшие за лошадьми, крупным рогатым скотом и овцами, которых привез Дютру-Борнье. В Ханга-Пико он построил небольшую пристань, где стояла его шхуна.

В 1870 г. между грубым и деспотичным Дютру-Борнье и миссионером Русселем вспыхнула непримиримая вражда, сопровождавшаяся вооруженными столкновениями. Католическая миссия приняла решение переселить рапануйцев на о-в Мангареву. Вскоре после этого Руссель вместе с пятьюдесятью обращенными в христианство рапануйцами покинул о-в Пасхи и уехал на Мангареву. Другая часть населения отправилась с Брандером на Таити. На о-ве Пасхи в подчинении у Дютру-Борнье осталось всего сто одиннадцать человек [Шове, 1936, 13].

В 1879 г. Дютру-Борнье в компании Дютру-Борнье — Брандер заменил А. Салмон, полутаитянин-полуангличанин, проживший на о-ве Пасхи до 1888 г.

В последней трети XIX в. у берегов о-ва Пасхи бросали якоря многие иностранные корабли, члены команд которых собрали интересные сведения о жизни горсточки рапануйцев, оставшихся там, а также вывезли в Европу и Америку предметы рапануйского искусства и иероглифические таблицы.

В 1870 г. команда учебного корвета «О'Хиггинс» составила первую подробную карту о-ва Пасхи. В нюне 1871 г. у о-ва Пасхи останавливался русский корвет «Витязь», на борту которого находился ученый и путешественник Н. Н. Миклухо-Маклай, направлявшийся на Новую Гвинею. Видя полное запустение, он не сошел на берег, а отправился дальше. В Папеэте (Таити) Миклухо-Маклай встретился с Жоссаном и получил от него в дар дощечку с рапануйскимн письменами, которая хранится ныне в Ленинградском Музее антропологии и этнографии им. Петра Великого.

В 1872 г. у берегов о-ва Пасхи бросил якорь французский корвет «Ла Флор», на борту которого находился известный писатель П. Лоти. Он сделал интересные и яркие наброски жизни рапануйцев, оставшихся на острове, зарисовал их аху и статуи, вывез каменную голову, находящуюся ныне в Музее человека в Париже [Лоти, 1873, 65—68, 81—84].

В 1882 г. на о-в Пасхи заходило немецкое судно «Гиена». Капитан Гейзелер и кассир Вейсер осмотрели интересные, с точки зрения археологии, постройки Оронго, описали ряд петроглифов и рисунков, обнаруженных ими в каменных хижинах Оронго. Как и Лоти, они вывезли в немецкие музеи много различных предметов с о-ва Пасхи.

В 1886 г. на острове побывал американский военный корабль «Могикан»; кассир корабля У. Томсон в течение одиннадцатидневной стоянки имел возможность собрать с помощью А. Салмона интересные сведения о природе острова, о материальной и духовной культуре рапануйцев, впервые записал несколько образцов их устного творчества. Подробный отчет Томсона о его исследованиях в этом районе был опубликован в 1891 г. Это была первая серьезная работа, посвященная о-ву Пасхи [Томсон, 1891].

В 1888 г. капитан чилийского корабля «Аугамос» П. Торо [Шове, 1935. 13] присоединил о-в Пасхи к владениям Чили, сдав землю в аренду английской компании Вильямсон. Незадолго до этого снова стал вопрос о власти на острове: епископ Жоссан, заинтересованный в том, чтобы здесь был представитель католической миссии, сделал вождем рапануйца Атаму те Кена Маурата. Он умер в 1890 г., а верховным вождем (арики) стал Риророко. В 1898 г. Риророко отправился в Чили с жалобой на злоупотребления чилийских властей и через несколько дней умер в Вальпараисо (вероятно, отравившись алкоголем). С тех пор на о-ве Пасхи верховных арики не было [Метро, 1940, 92].

На о-ве Пасхи побывало несколько научных экспедиций, каждая из которых внесла большой вклад а развитие океанистики.

С марта 1914 г. по август 1915 г. на острове работала экспедиция английской исследовательницы К. С. Раутледж, которая уделила особое внимание изучению каменных погребальных площадок аху и каменных статуй моаи. Она собрала также ценные материалы, относящиеся к культу птиц и выборам тангата ману, записала со слов рапануйцев ряд версий и вариантов старинных легенд [Раутледж, 1917; 1919]. К сожалению, многие материалы экспедиции после смерти исследовательницы были утеряны.

В 1934—1935 гг. о-в Пасхи посетила франко-бельгийская экспедиция, в составе которой были такие видные ученые, как А. Метро и А. Лавашери. В 1940 г. на основе своих полевых материалов и ранних источников Метро издал книгу «Ethnotogy of Easter Island» [Метро, 1940], которая является одним на лучших исследований материальной и духовной культуры рапануйцев. Ценные полевые материалы, собранные А. Лавашери, опубликованы им в ряде работ и в его двухтомном труде, посвященном наскальным изображениям о-ва Пасхи [Лавашери, 1939].

В I960 г. на о-ве Пасхи работала экспедиция Чилийского университета, в составе которой были У. Мэллой и С. Фигероа. Благодаря усилиям экспедиции полностью восстановлены алтари Аху-Ваитека и Аху-Акиви и на них вновь установлены каменные статуи моаи.

В 1965 г. на острове побывала французская экспедиция Ф. Мазьера, участники которой в течение нескольких месяцев вели раскопки в разных районах острова (на Оронго, Рано-Рараку, на плато Поике). Экспедиции удалось найти много неизвестных ранее статуй моаи, датируемых разным временем [Мазьер, 1966; 1970].

Большой вклад в изучение этнографии, языка и фольклора о-ва Пасхи внес С. Энглерт, тридцать четыре года проживший среди рапануйцев. В течение всех этих лет он собирал и записывал их мифы, легенды, генеалогии, пытаясь найти в них разгадку происхождения аборигенов. Часть собранных им текстов была опубликована в 1939 г., а в 1948 г. вышла большая интересная работа С. Энглерта (Энглерт, 1948), в которой на основе фольклорных материалов изложена история и этнография о-ва Пасхи. В этой же книге впервые был дан анализ грамматики современного рапануйского языка. Последняя работа, изданная уже после смерти ученого [Энглерт, 1970]. также посвящена этнографии о-ва Пасхи. Рассматривая различные предположения относительно заселения острова и Полинезии в целом, Энглерт справедливо отмечает, что острова Полинезии некогда представляли собой место встречи иммигрантов, двигавшихся как с востока, от берегов Америки, так и с запада, из Юго-Восточной Азии. В работе приводятся также новые фольклорные версии.

До недавнего времени о-в Пасхи был в ведении военно-морских сил Чили; здесь была чилийская военно-морская база, овцеводческое хозяйство под контролем военно-морского флота Чили, американская военно-воздушная база. Долгие годы рапануйцы влачили жалкое существование, постоянна борясь с нуждой, болезнями, притеснениями чилийских властей. Рапануйцы жили в деревне Ханга-Роа, представлявшей собой полинезийский тип резервации, выйти из которой можно было лишь по особому пропуску [Мазьер, 1970, 18; Марков, 1959, 531].

В 1965 г. о-в Пасхи, объявленный за три десятилетия до этого национальным парком, стал муниципальной территорией столицы Республики Чили Сантьяго.

Большое значение для дальнейшего развития хозяйства о-ва Пасхи имело расторжение правительством Чили договора, по которому здесь размещалась военно-воздушная база США. Все ее сооружения перешли в руки местных жителей [Волков, 1972].

Вскоре после прихода к власти в Чили правительства Народного единства (1970) условия жизни рапануйцев заметно улучшились. В конце 1971 г. на о-ве Пасхи была создана коммунистическая ячейка, первым секретарем которой стал Виктор Акунья [Чернышев, 1972]. Комитет народного единства о-ва Пасхи и крестьянский профсоюз «Ваитеа» уделяли большое внимание проведению в жизнь мер по улучшению положения рапануйцев. Был принят шестилетний план развития острова, разработанный по инициативе правительства Народного единства Чили. В составлении его приняли участие чилийские экономисты, социологи, этнографы, археологи и историки.

На о-ве Пасхи был установлен радиотелефон для постоянной связи с Сантьяго, начала работать собственная радиостанция «Манукена». Чилийское правительство приняло решение о строительстве на о-ве Пасхи первой больницы, о снабжении жителей медикаментами; увеличилось число рапануйцев — государственных стипендиатов в высших учебных заведениях, готовилось издание первого школьного учебника на родном, рапануйском языке, успешно решались проблемы снабжения острова питьевой водой, мясом, овощами, маслом, а также товарами массового потребления.

В 1973 г. в Чили был совершен переворот и установлена фашистская диктатура Пиночета. Все демократические завоевания чилийского народа сведены на нет, фашисты преследуют коммунистов, прогрессивных деятелей, народ живет в условиях нищеты и полного бесправия. Приход фашистской хунты к власти приостановил свершение важных мероприятий по преобразованию жизни на о-ве Пасхи, которые были разработаны правительством Народного единства.

В наши дни на о-ве Пасхи живет менее полутора тысяч аборигенов, потомков тех ста одиннадцати человек, которые в конце 1870 г. остались на острове. Древняя культура рапануйцев исчезла более ста лет назад, поэтому представление о ней мы можем сейчас составить, лишь изучая редкие музейные экспонаты, дневники и путевые записи первых путешественников, труды этнографов и археологов, побывавших на о-ве Пасхи. Огромный интерес для исследователей разных специальностей представляют также и фольклорные памятники, особенно повествовательное творчество рапануйцев: сквозь призму их преданий и легенд могут особенно ярко заиграть отдельные грани самобытной культуры о-ва Пасхи.

Общее количество памятников рапануйского фольклора, известных исследователям-океанистам, незначительно. В силу особых исторических условий (разные волны переселенцев, двигавшихся с запада, вероятно с Мангаревы и Маркизских о-вов, взаимные контакты между Полинезией и Южной Америкой, уничтожение старой рапануйской культуры и письма миссионерами, гибель в Перу на разработках гуано рапануйских жрецов, хранителей древних мифов и легенд, маори — знатоков письма, вымирание в последней трети XIX в. почти всего населения острова) фольклор о-ва Пасхи представляет собой в настоящее время набор немногих разрозненных версий. К тому же все дошедшие до нас варианты и версии невелики по объему и представляют собой зачастую лишь короткие отрывки (и даже обрывки) древних памятников или краткие (конспективные) записи их. С течением времени многие ранние версии древних мифов и преданий, связанных со жреческой сакральной традицией, забывались и заменялись новыми; на древние сюжеты напластовывались новые слоя; имена, встречающиеся в некоторых мифах и легендах, изменялись до неузнаваемости. Изучение небольшого фольклорного наследия рапануйцев невозможно поэтому без привлечения аналогичных образцов творчества других народов Полинезии. К тому же правильно понять и оценить фольклорное произведение можно лишь на основе сопоставления всех вариантов и версий [Путилов, 1976, 191—196].

Исследователи записывали памятники рапануйского фольклора начиная с конца XIX в. со слов разных информаторов или со слов одного и того же информатора, но в разное время. Информаторы неизменно вносили что-то свое в старинные версии, придавая новые оттенки их толкованию; поэтому мы располагаем большим количеством вариантов и версий (порой взаимоисключающих) одних и тех же памятников.

Однако ни анализом фольклора в целом, ни изучением отдельных его жанров, за исключением загадок (Бартель, 1961а), никто из ученых не занимался. Нет даже специальных работ, целиком посвященных публикация памятников рапануйского фольклора. Тексты, чаще в переводах на английский, испанский, немецкий, французский языки, приводятся в работах и статьях ряда исследователей [Томсон, 1891; Раутледж, 1019; Кяохе, 1912; 1935; 1939; Метро, 1937; 1940; Энглерт, 1948; 1970; Фельдбермайер, 1948; Бартель. 1957 и др.] в качестве подтверждения того или иного этнографического факта или исторического события и фольклористическим анализом не сопровождаются.

Первые памятники рапануйского фольклора были опубликованы Томсоном в 1891 г. Информатором его был старик Уре Вае Ико, который в молодости состоял поваром при верховном арики Нгааре (вожде-«меценате») и знал «чтение» нескольких рапануйских иероглифов. Тексты были сразу же переведены А. Салмоном, очень интересовавшимся полинезийской культурой, но мало что знавшим, к сожалению, о рапануйцах и их прошлом. Поэтому версии, опубликованные Томсоном, хотя и интересны тем, что это самые первые по времени записи, изобилуют (особенно «Апаи») огромным количеством ошибок в тексте и переводе.

Большим знатоком рапануйской старины и древних преданий был Хуан Тепано, родившийся около 1670 г., главный информатор ряда исследователей первой трети XX в. — Брауна, Кнохе, Раутледж, Метро, записи которых представляют особый интерес. Метро записывал легенды и со слов Симона Риророко. последнего представителя верховных вождей рапануйцев. Некогорые «старики», как их называли рапануйцы, помнили в 30-х годах нашего века многие легенды, которые они слышали в молодые годы от знатоков фольклора — маори, но зато о больших исторических событиях они могли рассказать мало — лишь фрагменты преданий. Многих стариков, хранивших традиции рапануйской старины, знал и С. Энглерт. Его информатором был, в частности, Артур Теао, родившийся в 1895 г. Находясь с молодых лет в лепрозории со стариками, знавшими много преданий, он сам стал большим знатоком их. С его слов Энглерт записал ряд версии, опубликованных им в 1939 и в 1948 гг.[1]. Ряд легендарных версий и вариантов записан Энглертом со слов братьев Веривери (Херевери), Матео и Габриэля.

Информатор Энглерта, старик Матео Веривери, рассказывал легенды своего народа и французу Мазьеру, побывавшему на о-ве Пасхи в 1963 г. и записавшему с помощью своей жены, таитянки Тилы, большое количество версий. К сожалению, в популярное издание 1965 г. вошли лишь две — три короткие версии.

В 1948 г. была опубликована небольшая работа Фельбермайера «Истории и легенды острова Пасхи», в которой собраны отдельные мифы, предания и легенды в весьма вольной литературной обработке автора. Записаны они со слов разных рапануйцев — М. Веривери, Л. Хоту, К. Ики, Т. Пакарати, А. Теао, X. Теао, Р. Хаоа, М. Пате и др. и посвящены разным периодам истории о-ва Пасхи. Позднее в журналах Фельбермайером было опубликовано еще несколько поздних текстов на рапануйской и немецком языках.

Т. Хейердал, норвежский ученый и путешественник, возглавивший в 1956 г. американо-норвежскую экспедицию в Восточную Полинезию, обнаружил на о-ве Пасхи четыре рукописных тетради. В 1962 г. он передал фотокопии этих рукописей в Ленинградское отделение Института этнографии с правом публикации. Позднее факсимиле этих рукописей были опубликованы Хейердалом в его издании трудов экспедиции в сопровождении статей немецкого ученого Бартеля и трех советских авторов [Хейердал, Фердон, 1965. 387—416].

Тетради, привезенные с о-ва Пасхи, известны под именами их владельцев: тетради Эстевана Атана, Элиаса Пакарати, Хуана Хаоа и Арона Пакарати. В двух рукописях, А. и Э. Пакарати, приводится лишь копии с каталога знаков, составленного в конце XIX в. Жоссаном, епископом Таити. В рукописи Э. Атана приводятся как копии с каталога Жоссана, так и тексты (главным образом дидактического характер). В рукописи X. Хаоа записаны в основном версии мифов и легенд рапануйцев. Составлена она, как гласит надпись в тексте, в июне 1936 г. Для авторов рукописей Э. Атана и X. Хаоа характерно стремление восстановить и записать ранние фольклорные версии. Переводы некоторых текстов из этих двух тетрадей частично уже опубликованы автором данной работы [Федорова, 1965, 1972].

Многие тексты из рукописей Атана и Хаоа с трудом поддаются не только связному переводу (отдельные места пока не переводятся вообще), но и пониманию, так как они носят фрагментарный характер и воспроизводят отдельные отрывки древних памятников, относящихся к периоду заеления и ранней истории острова, в искаженном виде. Понимание текстов затруднено тем, что они зачастую неправильно разбиты на слова, в них иногда отсутствуют целые страницы. Тем не менее тексты представляют большой интерес Исследователи о-ва Пасхи располагают столь незначительным количеством материалов для изучения языка, фольклора и этнографии рапануйцев, что каждая новая фольклорная версия, каждая новая находка требует самого тщательного изучения.

Именно поэтому в данной работе автором впервые сделана попытка собрать воедино все известные нам версии фольклора о-ва Пасхи, которые помогут исследователям более подробно изучить рапануйскую мифологию и легендарную историю острова.

В настоящий сборник включены как древние мифы и исторические предания, так и поздние версии, записанные Кнохе, Метро, Дроз-Тиксеном (на европейских языках), и даже сильно беллетризованные, литературно обработанные легенды из публикации Фельбермайера 1948 г. (в текст записей им иногда вводятся гипотезы и исторические сведения, приводимые в работах, посвященных о-ву Пасхи). Среди публикуемых текстов приводятся и записи, сделанные Блишеном в 1972 г., язык которых испытал сильное влияние испанского языка. В переводах автор работы попытался сохранить характер и стиль записей, особенности их лексики, в том числе такие не характерные для рапануйцев слова, как король, советник, резиденция, кабальеро, сеньора, которые отражают современное состояние фольклора испаноязычных ныне жителей о-ва Пасхи.

В работе приводятся все тексты из тетрадей Хейердала, которые считались практически непереводимыми. В заключительном разделе работы приводится и текст «Апаи» (72.1), записанный в 1886 г. Трмсоном; он представляет собой, вероятно, «собрание» нескольких древних мифов и преданий (или их отрывков). Текст пока не поддается переводу, (перевести удается (и то с большим трудом) лишь некоторые словосочетания. Текст, однако, разбивается на абзацы или части (их восемь), рассказывающие об исполнителе какого-то религиозного, обряда, о боге Танга Роа, о божестве Ера Нуку и его жене Манане Таке, о Хеке. Фольклорной записью иероглифического текста, как склонны считать некоторые ученые [Бартель, 19586; Хейне-Гельдерн, 1938], «Апаи» не является.

В своей работе автор сознательно отходит от чисто фольклористического анализа материала (проблем жанра, стиля, системы образов рапануйского фольклора и т. п.). Это вызвано прежде всего его «аморфностью», жанровой неполнотой и отрывочностью, а также тем, что автора интересуют главным образом вопросы заселения о-ва Пасхи, история войн между отдельными группами населения, различные неясные вопросы рапануйской культуры, проникнуть в тайны которой должны помочь памятники повествовательного фольклора рапануйцев, и прежде всего их исторические предания. Историческая память полинезийцев удивительно богата и емка, и, безусловно, прав известный советский фольклорист Е. М. Мелетинский [1970, 30], утверждая, что исторические предания народов Полинезии могут быть (добавим —- и должны быть!) использованы в качестве исторического источника. Исторические предания жителей Маркизских островов, например, подтверждаются археологическими раскопками и сами, а свою очередь, помогают ученым интерпретировать археологические находки (Саггс, 19616, 104).

Анализ фольклорных текстов вскрывает этногенетические связи рапануйского фольклора с фольклором других полинезийцев. В связи с ходом исторических событий мы можем отметить в фольклоре рапануйцев три различные линии. Первая фольклорная линия представлена ранними памятниками устного творчества первых переселенцев, прибывших, очевидно, с Маркизских островов (1; 2; 3; 4; 7). Устное творчество другой волны переселенцев, ханау еепе (возможно, членов союза ареоев или их потомков), почти не сохранилось. Уничтожение ханау еепе восставшими ханау момоко, предки которых открыли остров, повлекло за собой полное замалчивание «ареойского» творчества.

Возможно, правда, что первая половина легенды об Орои (9.1—9.3), мстящем роду Хоту Матуа, была сложена во время господства ханау еепе, чтобы прославить их «деяния». К периоду господства ханау еепе восходят и три генеалогии арики [Бартель, 1959], в число которых были включены, очевидно, жрецы-правители ханау еепе.

В рамках этих двух фольклорных линий, помимо официальной традиции, создавались легенды на бытовые темы, анекдоты, сказки, песни, загадки.

С введением христианства на о-ве Пасхи в рапануйском фольклоре наметилась еще одна линия, для которой было характерно включение не только в поздние, но и в ранние памятники мотивов библейских легенд. Это зачастую затрудняет анализ приводимых ниже мифов и легенд рапануйцев.

В рапануйском фольклоре представлены следующие жанры (дифференцируются они, правда, нечетко):

мифы о сотворении мира и человека;

тексты этиологического характера;

исторические предания о заселении острова (см. об атом: Кнорозов, 1963), о верховных вождях, о вождях отдельных мата, о войнах и столкновениях между мата;

легенды-«былички»;

легенды (поздние) о жизни души;

дидактические тексты;

загадки.

Сопоставление имеющихся в нашем распоряжении версий и отрывков фольклорных памятников рапануйцев с известными нам мифами и легендами других народов Полинезии показывает, что рапануйская мифология носит чисто полинезийский характер. Судя по имеющимся фольклорным версиям, можно предполагать, что некогда мифология рапануйцев была представлена следующими циклами:

1) о начале космогонического процесса и возникновении великих богов.

2) о сотворении мира;

3) о Мауи и его подвигах;

4) о Макемаке;

5) об Уоке (Увоке);

6) о Танга Роа;

7) О Хиро;

8) о прародителе людей Тики и о других божествах и духах акуаку.

Фольклорных памятников, посвященных периоду хаоса и тьмы, рождению великих богов, так широко представленных в мифология остальных полинезийцев, на о-ве Пасхи нет.

Согласно древним космогоническим представлениям аборигенов различных островов Полинезии (кроме Самоа и Тонга), мир некогда был хаосом (Коре) и тьмой (По). В наиболее полной, и притом древней, версии миф о возникновении мироздания сохранился у маори Новой Зеландии. У Ранги (Неба-Отца) и Папы (Матери-Земли) родились дети (семьдесят сыновей и дочерей) — будущие боги маори. Долгое время они пребывали в темном и тесном пространстве между телами прильнувших друг к другу родителей. Наконец Ронго ма Тане, Танга Роа, Хаумиа, Тикитики, Тума-туенга попытались оттолкнуть Ранги от Папы, однако все усилия их были тщетны. Но вот распрямил могучую спину Тане, уперся руками в Небо-Отца и оттолкнул ногами землю. Небо было отброшено высоко вверх и укреплено на четырех столбах токо [Бест, 1924, II, 97; Те Ранги Хироа, 1959. 209-211; Андерсен, 1969. 100—110].

Некоторые из детей Ранги и Папы стали главными божествами маори и других полинезийцев. Представление о едином боге — творце мира (у жителей Мангаревы и таитян — Танга Роа, у маори — Ио, у туамотян — Атеа, Тане или Кихо) появляется поздно: в связи с зарождением классов и проникновением христианства древние мифы и предания Полинезии трансформируются, приводятся в соответствие с новыми взглядами [Те Ранги Хироа, 1959, 210; Эмори, 1939, 28—86; Монберг, 1966].

Большую роль в мироздании, по мнению полинезийцев, играл осьминог. Согласно поздним мифам таитян [Хенри, 1928, 336—-338], Таароа (Танга Роа), создатель мира, творец богов и человека долгое время просидел в раковине Румиа. Кругом была тьма, густой мрак. Таароа был один в раковине. У него не было ни отца, ни матери, ни старшего брата, ни сестры. Не было ни людей, ни животных, ни птиц, ни собак. Но был Таароа, и он был один. Наконец, он сломал раковину и вышел на свободу. Внутренняя оболочка раковины была превращена им в скалы и землю, а внешняя — в небесный свод, низко нависший над землей. Затем небесный свод был поднят на столбы, пространство под ним получило название «атеа».

После того как был создан мир и установлен порядок, небо поддерживал большой осьминог Туму Раи Фенуа («основание неба и земли»); одно щупальце осьминога тянулось к югу, другое — к северу, третье указывало на восток, четвертое — на запад. Созданы были первые боги, родились демиург Мауи и его братья, сотворены были прародители людей. Дед Мауи, Ру, поднял небеса и положил их на листья растений пиа (арроурута), теве (Amopphophallus carapanulatus) и дерева ауарин роу (TerminaUa ар.).

Один из его внуков, Мауи Тиитии, попытался убрать столбы, на которых лежал небесный свод, и разорвать щупальце великого осьминога, державшего небо. Он вступил в борьбу с небом, поднял его и привязал веревками к высоким горным вершинам. Потом он обратился за помощью к Тане, который жил на десятом небе. Тане отделил небо и подбросил его высоко вверх [Хенри, 1928, 336—338; Те Ранги Хироа, 1959, 65—68, Эмори, 1939, 23—26].

По другому мифу таитян (тоже позднему), Руа Тупуа Нуи своими заклинаниями убил великого осьминога Туму Раи Фенуа, Этот большой пятнистый осьминог прилип к небу, а дух его вошел в тот вид осьминогов, который до сих пор живет в глубинах океана [Хенри, 1928, 404—405].

В одном из рапануйских фольклорный текстов — «Апаи» (фактически непереводимом) содержатся, вероятно, отрывки каких-то древних мифов и легенд. В этом тексте, наряду с другими именами, упоминается божество Хеке, что по-рапануйски означает «осьминог, спрут». В «переводе» Апаи, сделанном Салмоном, есть такой отрывок: «Кофейные деревья росли вдоль дорог так близко друг к другу, что они встречались наверху и ветви их переплетались. Хеке был строителем этих дорог; сидел он на почетном месте, в самом центре, откуда дороги расходятся во все стороны. Эта дороги были так ловко устроены, что напоминали паутину серо-черного паука, и никто не мог обнаружить начало или конец их» [Томсон, 1891, 519]. Приведенный отрывок явно говорит о том, что осьминог мог играть сходную роль как в мифологии полинезийцев Самоа, Тонга, Маркизских островов, так и в мифах о-ва Пасхи.

Не последнюю роль в космогоническом процессе, по представлению полинезийцев, сыграл Мауи, получеловек-полубожество, известный по всей Полинезии шутник и проказник, открыватель новых земель, свершивший много разных подвигов.

Согласно мифологии маори, маркизцев, мангаревцев и других полинезийцев, Мауи вылавливает удочкой острова — например, огромную рыбу-остров, ставший Северным. островом Новой Зеландии [Вест, 1924, 1, 142— 149; Те Ранги Хироа. 1959, 125, 136, 168, 212; Лаваль, 1938. 2—3; Томсон, 1891, 520].

В рапануйской мифологии имя Мауи не зарегистрировано; мифы о его подвигах не дошли до нас (об эволюции этого образа на о-ве Пасхи см. ниже)[2]. Не исключено, однако, что именно эпизод с вылавливанием рыбы-земли приводится в последнем отрывке «Апаи», переведенном Салмоном: «Где же наша древняя королева? Известно, что она превратилась в рыбу и была наконец поймана в тихих водах. Рыба, которую связали веревкой, чтобы пленить. Прочь, прочь, если вы не можете назвать имя этой рыбы, той прекрасной рыбы, которая была принесена в пищу нашему великому королю на блюде (dish), которое легло скалой на этой дороге и на той дороге. Оно образовало потом угол той каменистой тропы, что ведет к дому великого арики». [Томсон, 1891, 520].

Отрывок это безусловно перекликается с тем, что рассказывается в поздней фольклорной версии рапануйцев. о Хине Хаумара, жене божества перьев Хена Наку. Эти персонажи упоминаются и в самом тексте «Апаи» [Томсон, 1891, 516-518]: Хина Хаумара приплыла на остров в образе большой рыбы, но, ступив на берег, обернулась красивой женщиной. Она многому научила рапануйских женщин. Но однажды она попалась на крючок молодому рыболову, а тот преподнес красивую рыбу арики Туу Махеке. Арики взял рыбу, приказал сварить ее и съел. Только наутро узнал он, кем была эта рыба. С тех пор арики запрещено было плавать в море и ловить рыбу (5.1, 25-30). О наложенном в связи с этим табу мы узнаем и из текста «Апаи».

Среди -мифов о сотворения мира и человека (раздел I) наибольший интерес представляет собой текст «Сотворение мира», или «Атуа Матарири» (1.1), записанный со слов Уре Вае Ико и переведенный Салмоном. Текст этот, впервые опубликованный Томсоном [1891, 520—522], рассказывает о том, как на земле появились различные растения, животные, птицы, предки людей. Впоследствии Метро [1940, 320—324] внес правку в запись Томсона со слов своих рапануйских информаторов, откорректирован был и перевод, хотя кое-что было взято на веру. В третий раз текст был опубликован Стимсоном [1953; 1958].

Полностью отвлекаясь от толкований, данных Метро, Стимсон переводит текст, основываясь не только на рапануйских значениях слов или их параллелях в других полинезийских языках, но восстанавливая во многих случаях праполинезийские формы. Несмотря на весьма интересный и скрупулезный анализ, многое в тексте остается неясным или кажется слишком усложненным. Некоторые нагромождения явно излишни.

Текст «Сотворение мира», хотя и весьма труден для понимания, поддается, однако, переводу в основной своей части, если привлечь данные по языку и фольклору рапануйцев и некоторых близких им по языку полинезийцев (маори, таитян, самоанцев, тонганцев и др.). Песнопение это повествует о том, как различные божества соединяются друг с другом или с какими-либо предметами и явлениями природы и производят траву, растения, деревья, птиц, рыб, людей и т. д. Большая часть божеств характерна лишь для рапануйской мифологии, но ряд имен (Рехеу, Хау, Атуа Метуа, Руануку, Тики те Хату) несомненно, напоминают таитянских богов: Рехуа, ьрата Тане, Хау, бога мира, бога Мангаревы Ату Мотуа, бога Туамоту и Мангаревы Руануку, бога маркизцев Тики. Вторая из известных версий о сотворении мира (1.2) относится к записям XX в. и научной ценности не имеет. Версия 1.3 записана в наши дни Е. Гаэто (адвокатом с о-ва Пасхи), но представляет собой запись древнего текста, бытующего до сих пор в устной традиции.

Пантеон богов полинезийцев богат именами: здесь и всесильные боги Тане (Кане), Ронго (Ро'о, Лоно), Танга Роа (Таароа, Тангалоа, Тагалоа, Каналоа), Ту (Ку), Хиро (Уиро), Хина (Сина) и менее могущественные боги и божества.

По представлениям полинезийцев, божества их имеют антропоморфный образ На скалах островов аборигены высекали более или менее стилизованные человеческие «личины», изображавшие верховные божества. Вспомним хотя бы «мата комое» — антропоморфные изображении Тане на Маркизских островах [Саггс, 1961б, 74]. На о-ве Пасхи изображения этого бога в виде человеческих личин сосредоточены в разных районах: около грота Хеу и на юго-западе, в районе Оронго и Моту-Нуи. В большинстве случаев это или глаза (разной величины) в виде концентрических линий, иногда с точкой-зрачком посередине, или сильно стилизованное лицо с глазами, вписанными в более или менее правильный круг, очерчивающий линию скул и надбровных дуг; нос дан двумя почти параллельными или несколько расходящимися книзу линиями. Вполне возможно, что эти личины являются изображениями человеческого черепа (сосредоточены они главным образом в Хеу и Ханга-о-Тео). Личины, сконцентрированные и Оронго и Моту-Нуи, безусловно, передают человеческое лицо (в большинстве случаев без линии скул, характерной для первой группы личин). Глаза, зрачок которых передается точкой или концентрической линией, каждый раз придают лицу особое выражение. Линии носа образуют, расширяясь книзу, ноздри; рот, правда, обрисован не всегда; иногда изображены длинные уши [Федорова, 19706, 126—128].

У полинезийцев те или иные животные, растения, камни, гром, звезды, солнце, радуга, ветер, туман, роса, дым, огонь и т. д. (Те Ранги Хироа, 1935; Хенди. 1927, 121—132; 1968) считались священными — детьми или воплощениями (ата, ариа, кино лау) какого-либо божества. Так, на Таити священной птицей Тане считалась крачка — пирае теа и пирае ури, а тропические птицы мауроа хопе уо и мауроа хопе ура — священными птицами Танга Роа [Хенри, 1928, 387—388]. Священной птицей бога Макемаке на о-ве Пасхи тоже была морская крачка манутара (Sterna lunata, Sterna fuscata), с прилетом которой связывалась церемония избрания тангата ману. Красочные изображения этих птиц сохранились на стенах Пещеры Людоедов (Ана-Каи-Тангата).

Священное животное (растение и т. д.), образ которого могло принимать божество, оберегают, к нему взывают в случае опасности. В этом отчетливо видны следы тотемизма (развитой и строгой системы его в Полинезии нет): у гавайцев, например, совы (Asio flammeus sandwichensis), ата или кино лау бога Кане, ястреб ио (Buteo solitaris), воплощение Ку, имели тотемическое значение и считались покровителями отдельных семей [Хенди, 1968, 45, 49].

Почти по всей Полинезии верховным богом считается Тане, бог-творец, воплощение мужского начала в космогоническом процессе и в природе. У маори Новой Зеландии Тане — сын Матери-Земли (Папы) и Неба-Отца (Ранги), у таитян он — сын Атеа. Согласно маорийским мифам, он создал мир, отделив небо от земли и подбросив его высоко вверх: он создал звезды, океан и «живую воду» (Ваи opа Тане), в которой каждый месяц обновляется Луна. У многих полинезийцев Тане — бог света и жизни; на Гавайских островах, например, дома были обращены фасадом на восток в честь бога Тане; на Мангареве он символ солнечного тепла и огня. Символом Тане был красный цвет. На Таити его изображали в виде отдельных красных перьев или пучков их [Моренху, 1837, 474].

Тане — начало всех растений и животных; в Новой Зеландия деревья считаются детьми Тане, бога леса: создание деревьев, растущих на груди Матери-Земли, — его главное деяние. Ему подчиняются различные низшие божества леса — Пахико, Параури, Хулу, Пепе, Хеке и др. Как бог леса Тане — покровитель всех живых существ и предметов, сделанных из дерева. На островах Тонга у Тане появилась новая функция — там он стал покровителем ремесленников-плотников. Тане — прародитель человека (на всех полинезийских языках tane означает «мужской, мужчина, муж»). Из красной земли он создает фигуру первой женщины. Вот как рассказывают об этом маори.

Тане сочетался с разными женскими божествами и произвел различные породы деревьев, птиц, животных. Он все время стремился к тому, чтобы создать женщину, но это ему не удавалось. В одной из версий маорийского мифа Мать-Земля, Папа, узнав о желании Тане, посылает его к Муму Ханго, которую он и берет в жены. Однако та родила ему тростник тотора, а не женщину, но намекнула, что объект его желаний может быть найден в Кураваке. Отправившись туда, Тане сделал из земли женщину и вдохнул в нее жизнь. Созданная им женщина получила имя Хина Аху Оне. Она стала женой Тане и родила ему дочь [Рид, 1963, 68—70].

На некоторых островах Полинезии (Туамоту, Мангарева) творцом вселенной является Тики, он же создает из песка первую женщину (Маркизские острова, Мангарева, Туамоту) [Хенди, 1927, 99]. Существует, однако, мнение, обоснованное данными мифологии и фольклора, что Тики — олицетворение созидательной, производящей силы Тане [Хенди, 1927, 99, 107].

В генеалогиях Гавайских, Маркизских островов, Туамоту место Тане в качестве прародителя занимает Атеа (atea — маор. «светлый», таит. «светлый, открытый»). На о-ве Мангаиа функции Тане — бога света узурпировал тот же бог Ватеа (Атеа), но в древних песнопениях Тане назван отцом всего живого. Хенди полагает, что первоначально «атеа» было эпитетом бога Тане, а затем уже стало именем особого божества [Хенди, 1927, 104].

В старом полинезийском пантеоне (у маори, например) могучий Ту был богом войны, ему посвящались войны и сражения. В Новой Зеландии Ту — тот из детей Неба-Отца и Матери-Земли, который посоветовал братьям-богам уничтожить родителей и пробиться к свету. Но боги вняли совету разумного Тане и разъединили их бесформенные тела. После отделения Ранги именно Ту один сумел выдержать натиск разгневанного этим бога бурь Тауири Матеа. На Гавайских островах Ту — один из главных богов пантеона, входящих в триаду Кане — Ку — Лоно. Бог земледелия, рыболовства, войны, покровитель верховных вождей и жрецов, он был известен под разными именами: Ку Маана — Ку гор; Ку Пулупулу — Ку подлеска; Ку Олоно Вао — Ку дремучего леса, Ку Хулухулу Ману — Ку птичьих перьев, Ку Нуи Акеа — Ку великий; Ку Ула — Ку красный; Ку Ка О-о — Ку палки-копалки и т. д. (Беквит, 1970, 12—20].

На Мангареве Ту — бог плодородия и хлебных растений; на Таити он — покровитель различных ремесел и искусств [Хенди, 1927, 114].

Во многих районах Полинезии богом дождя и земледелия считался Ронго.

В маорийской мифологии Ронго Ма Тане был богом кумары, садоводства и мира. Некогда он вместе со своими братьями восстал против Ранги, чтобы дать свету доступ к Матери-Земле. А когда бог бурь выступил в защиту родителей, то Ронго вместе с Хаумиа, богом дикорастущих растений, спасся от бури, спрятавшись в лоне Матери-Земли.

На Гавайских островах Лоно (Ронго) — бог небес. В заклинаниях гавайцев гром, молнии, тучи, дождь, ветер, радуга, землетрясение — все это ассоциируется с именем могучего бога, входящего вместе с Кане и Каналоа в могущественную триаду. Как бог плодородия он почитался во время празднества Нового года макахики, когда наступал дождливый зимний сезон [Беквит, 1970, 31—32],

На Мангареве Ронго — всемогущий бог, его символ — радуга. Некоторые авторы возводят к Ронго таитянского бога войны Оро, ставшего покровителем союза ареоев. Красный цвет — символ первородства и сильной маны — был посвящен этому богу [Хенди, 1927, 131]. По мнению Те Ранги Хироа, культ Оро был создан таитянскими жрецами довольно поздно [Те Ранги Хироа, 1969, 66].

В одном ряду с богами Ту, Ронго, Тане стоят и Танга Роа, бог ветров, морей и владыка всех обитателей морских пучин. На Маркизских, Гавайских островах, у жителей Новой Зеландии, Туамоту Танга Роа — отец рыб [Хенди, 1927, 115—118]. У маркизцев и маори он одновременно и покровитель рыболовов. Согласно, мифам маори, Танга Роа, принявший вместе с братьями участие в отделении Неба от Земли, был настигнут богом бури и вынужден искать спасения в океане. Над океаном отныне его мана, он воплощается в различных морских животных — тюленя, кита, черепаху, осьминога и др. [Хенри, 1928, 509; Шефран, 1965, 231]. На Мангареве Танга Роа и Ронго — два брата-близнеца. Так как Ронго опередил Танга Роа и родился первым, то он получил почти всю вселенную [Метро, 1840, 311], Танга Роа досталась на земле и в океане меньшая часть — лишь то, что было красным (красное таро, красная рыба и т. д.). Все светловолосые считались детьми Танга Роа, темноволосые — детьми Ронго. Такой раздел не понравился Танга Роа, и он отплыл в неизвестном направлении, предоставив остров в распоряжение своего брата Ронго.

На островах Тонга Тагалоа (Танга Роа) — верховное божество, которое живет на небе и посылает оттуда на землю громы и молнии. Одновременно он покровитель плотников, ремесел и искусств. Отправившись однажды далеко в океан удить рыбу, он выловил острова Тонга, подняв их из морских глубин.

На Таити он — создатель легендарной страны Гавайки, прародитель полинезийцев, творец богов и людей.

Приведенные выше представления полинезийцев разных островов показывают, что Танга Роа (как и Ронго) выступает в роли культурного героя и предка людей; он учит людей обрабатывать землю, строить жилища, лодки [Мелетинский, 1970, 30].

Хтоническим божеством, властелином тьмы и подземного мира По, был бог Хиро (Уиро). На о-ве Мангаиа Иро (Хиро) стал патроном воров [Хенди, 1927, 118].

Лишь одно женское божество занимало почетное место среди богов полинезийского Олимпа — это Хина (Сина), богиня луны. На некоторых островах Полинезии она выступает как покровительница рожениц и новой жизни. По представлениям жителей о-ва Раротонга, Хина спускается с неба и обучает женщин плетению сетей, изготовлению одежды из тапы. играм [Хенди. 1927. 118].

Выступая в 1966 г. на XI Тихоокеанском научном конгрессе в Токио, Т. Хейердал отметил в своем докладе, что жители о-ва Пасхи не поклонялись могущественным полинезийским богам Танга Роа, Тане, Тики или не считали их божествами. По его мнению главным богом рапануйцев был неполинезийский бог Макемаке, а также бог Хауа и большое число низших божеств, известных под общим именем акуаку [Хейердал 1966]. Этой же точки зрения Хейердал придерживается и в своей последней работе, посвященной искусству о-ва Пасхи [1976. 248]. Т. Хейердал считает, что в наследство рапануйцам неполинезийские боги достались от носителей другой культуры на самом острове. В Полинезии нет божеств, носящих имена божеств, почитавшихся на о-ве Пасхи [Хейердал, 1969, 154—155].

Согласиться с этим положением довольно трудно, так как фольклорные сведения, хотя и отрывочные, показывают, что главные боги полинезийцев присутствовали и в пантеоне рапануйцев. Действительно, верховным богом рапануйцев был бог Макемаке, не обладающий, впрочем, никакими неполинезийокими чертами и весьма напоминающий своими функциями главного бога полинезийцев Тане.

Тексты о Макемаке и других богах о-ва Пасхи представлены во II разделе. Макемаке, верховный бог рапануйцев, как и Тане, создает землю, солнце, луну, звезды, а также первые живые существа — прародителей людей: Тиве, Рараи а Хоа, старицу Аранги Котеке (2.1, 2.2). Атрибутом Макемаке является молния; гнев свой он выражает громом. Ему поклоняются, его боятся; в жертву ему рапануйцы приносят пищу, одежду и даже людей. На скалах Оронго Макемаке изображают в виде человеческих личин и морских птиц.

Э. Фердон, участник археологической экспедиции Т. Хейердала на о-ве Пасхи, считает, что в представлениях рапануйцев Макемаке, солнце и символический огонь некогда были тесно связаны [Хейердал, Фердон, 1961, 251].Недаром аху, каменные погребальные площадки раннего периода истории острова, были обращены в сторону солнца в моменты солнцестояния и равноденствия. Оронго, где совершались церемонии, связанные с культом бога Макемаке. было одновременно и местом наблюдения за солнцем, обсерваторией древних рапануйцев [Хейердал, Фердон, 1961, 250—254]. Красный цвет был. видимо, символом Макемаке (2.14).

Сходство Макемаке с общеполинезийским богом Taне вполне очевидно [Метро, 1940. 114]. Однако в памяти жителей о-ва Пасхи в силу каких-то причин сохранилось не имя Тане, а эпитет Макемаке, что означает, видимо, «свет, светлый, ясный» (в языке о-ва Мангаиа и в раротонганском языке слово «макемаке» имеет именно такое значение). На островах Самоа у Тане был эпитет Марама, т. е. «свет» или «ясный»[3]. Имя Макемаке зарегистрировано также в фольклоре маркизцев [Хенди, 1968, 24].

Имя Хауа — дух или божество, упоминаемое в рапануйском фольклоре всегда вместе с Макемаке, — известно и маори Новой Зеландии.

Согласно Гейзелеру [1883, 16], у бога Макемаке было еще одно имя — На ману тара, которое восходит, думается, к более раннему — Тангата на ману тара (человек, или хозяин, ману тара). Именно Макемаке вместе с Хауа гонит птиц на о-в Пасхи, чтобы они начали гнездиться там, причем главенствующая роль принадлежит или ему (2.11, 14—18), или Хауа (2.10, 6—7), или же они действуют наравне (2.9). Согласно версии (2.11, 16), Хауа —это дух, в обязанности которого входило к заботиться о птицах о-ва Сала-и-Гомес (ср. дух Руа Хауа в версии о Матаке Роа — 14.2, 8).

Можно предполагать, что во второй период истории о-ва Пасхи здесь появились новые переселенцы, поклонявшиеся богу Оро, известному жителям островов Таити и Мангаревы. Священной птицей его считался фрегат — отахе (Fregata minor). Легенд, посвященных Оро, на о-ве Пасхи не сохранилось, но имя его упоминается в версиях легенды о войне между ханау момоко и ханау еепе (10.1—10.9). Вполне возможно, что Оро и бог Ореоорео, имя которого (правда, без комментария) приводится у Гейзелера и Метро [Гейзелер, 1883, 16; Метро, 1940, 316], — один и тот же мифологический образ.

Археологические и этнографические данные показывают, что для среднего периода истории о-ва Пасхи было характерно переплетение культа Макемаке и его священной птицы манутара и культа бога Оро, священной птицей которого и здесь считался, видимо, фрегат. Являясь изображениями Макемаке и Оро, петроглифы тангата ману (человека-птицы), высеченные на скалах Оронго, отражали особенности этого двойного культа[4] [Федорова, 1970].

В восточной части Оронго (комплекс В) Гейзелер обнаружил плиту с изображением, выполненным белой, красной и черной красками. По словам рапануйцев, сопровождавших Гейзелера, это изображение бога Ореоорео. Любопытно, что изображение по своему стилю отличается от остальных известных нам петроглифов. В рапануйском языке слово «Ореоорео» не зарегистрировано; но в маорийском языке есть термин «реорео», которым обозначается одни из буревестников (Garrodia nereis). Возможно, что в рапануйском языке некогда было слово «ореоорео» (близкое по значению к маорийскому «реорео»), которое обозначало буревестника или сходного с ним по образу жизни фрегата. Если бы это подтвердилось, то явилось бы еще одним доказательством того, что петроглиф, приводимый Гейзелером, изображает бога Оро и что Оронго было местом культа двух богов — Макемаке (Тане) и Оро.

Антиподом бога-творца Макемаке является Уоке (Увоке), бог-разрушитель. Согласно всем фольклорным версиям, он развлекался тем, что разрушал землю, поднимая и опуская ее с помощью палки-копалки или рычага (в поздних версиях), пока от нее не остался один о-в Рапа-Нуи. У других полинезийцев такого божества нет. Бартель полагает, однако, что Уоке— это бог Маркизских островов Ваки, который фигурирует в космогонической части генеалогии вождей Хива-Оа: Папа Ова, Папа Копу Нуи, Тани, Атеа, По, Меама, Хухи, Оата, Воки [Бартель, 1960а, 235]. Можно, правда, возражать против соответствия имени Воки (Воке), представленного одной морфемой, имени рапануйского бога Уоке, распадающегося на У (уа)[5] и Оке[6].

Судя по некоторым данным рапануйского фольклора, Уоке и Теко — Длинные Ноги (брат Танга Роа по версии 4.4, 11) — один и тот же мифологический персонаж. Возможно, что это локальные имена полинезийского бога Ронго (см. об этом ниже).

С именем Танга Роа на о-ве Пасхи связаны экзотические версии мифов и легенд. В одной из них (4.4) рассказывается о том, как Танга Роа в образе тюленя с человеческим лицом отправился искать страну, владыкой которой он мог бы стать. Он приплыл к о-ву Пасхи и был пойман рыболовами. Этот мотив отчасти перекликается с мифологией о-ва Мангаревы, откуда, как утверждали информаторы Метро [1940, 310] Симон Риророко и Хуан Тепано, Танга Роа и приплыл. В начале мифа он назван Танга Роа Меа (Танга Роа Красный) — именем одного из главных богов Мангаревы (Метро, правда, считает аналогию между именами поздним заимствованием рапануйцев).

Согласно указанной выше рапануйской версии, Танга Роа Меа имел над океаном особую силу (мана); брату его, который получил в легенде прозвище Теко[7] Длинные Ноги, принадлежала мана над сушей.

В версии «Танга Роа — тюлень» есть такой отрывок: «Теко поднял ногу над Пуку-Пухипухи, которое получило название „Место, где Теко воткнул свою палку-копалку"». Этот отрывок, несомненно, перекликается с легендой об Уоке; так, в версии 3.2, 4 читаем: «В Пуку-Пухипухи сломалась палка-[копалка] Уоке». Это дает возможность предположить, что Теко и Уоке (Увоке) на о-ве Пасхи — имена брата Танга Роа — общеполинезийского бога-громовержца и покровителя земледелия Ронго.

В версии, записанной Фельбермайером (4.3, 5), упоминается бог со странным именем Меа Кахи. Вполне очевидно, что в данном случае речь идет о боге Танга Роа, полное имя которого у рапануйцев могло звучать так: Танга Роа Меа Кахи — «Красный Танга Роа — тунец». По представлениям разных групп полинезийцев, как отмечалось выше, Танга Роа мог воплощаться в то или иное морское животное, считавшееся его ата. На о-ве Пасхи таким животным был, очевидно, тунец — кахи (Thynnus Pellamys), который в большом количестве водится в прибрежных водах. В приведенной выше рапануйской легенде Танга Роа принимает образ тюленя, что объясняется, видимо, либо влиянием фольклорных традиций других полинезийцев, либо некоторыми неточностями перевода[8].

Фольклорных памятников, посвященных богу Ронго, на о-ве Пасхи нет. Имя его, однако, фигурирует в одной из генеалогий верховных вождей [Метро, 1940, 127], возводящей их к богу Танга Роа и его сыну Ронгоронго а Танга Роа[9]. (Ронго посвящены также две ночи лунного месяца.)

Мифы, рассказывающие о боге Хиро, на о-ве Пасхи не зарегистрированы. Тем не менее это божество было известно рапануйцам. Метро [1940, 310] предполагает, что и на о-ве Пасхи Хиро считался покровителем воров. Однако здесь у него появилась еще одна функция — он стал богом дождя. Сохранился короткий отрывок из песнопения-заклинания, с которым аборигены обращались к богу Хиро, моля его послать на землю дождь: «Е te ua mata vai roa a Hiro e...»—«О дождь, длинные слезы Хиро» [Метро, 1940, 330].

На юго-западе, (в селении Оронго) и на о-ве Мото-Нуи зарегистрированы изображения этого «плачущего» бога. Одно из них (обнаружено Лавашери) выполнено минеральной краской на потолке пещеры о-ва Моту-Нуи. Это лицо божества с круглыми скорбными глазами, вниз от которых идут линии, имитирующие слезы; на голове божества головной убор из перьев [Лавашери, 1939; Федорова, 19706, табл. II, 9]. Мотив «плачущий глаз», характерный для Оронго, где жрецы вызывали дождь, по мнению Хейердала, символизирует бога дождя Хиро, но связан с древней культурой Южной Америки: нигде более в Океании он не встречается [Хейердал, Фердон, 1961, 253', Хейердал, 1976, 69, 248]. В позднее время бог Хиро был забыт, а функции его были приписаны рапануйцами духу (акуаку) Хива Каре Рере (5.2).

Итак, изложенное выше показывает, что рапануйцам издавна были известны верховные боги полинезийцев; отдельные мотивы, присущие мифам и легендам о-ва Пасхи, имена некоторых мифических героев (например, Тики, Хина Попоиа, Хина Оиои и др.) указывают на связь рапануйской мифологии с мифологией Маркизских островов и о-ва Мангаревы [Федорова 1970а].

Ряду памятников повествовательного фольклора о-ва Пасхи присущи этиологические мотивы. (Тексты такого рода в основном составляют IV раздел) Из различных версий (17.1—17.1) мы узнаем, например, о том, как один из сыновей Короу о Ронго изготовил острый наконечник матаа из вулканического стекла (обсидиана)[10]; это привело к тому, что войны с тех пор стали более кровопролитными. Легенды рассказывают и о возникновении маленьких рывок нануе (21.1—21.4), о желтой краске ренга (19.1), о некоторых сортах ямса (20.1—20.2) и т. п. Возникновение каннибализма рапануйцы связывают с именем великана Ратоки (25.1) из мата тупахоту, который учил своих соплеменников есть людей. Согласно одной из легенд (23.1), о-в Маротири находился когда-то рядом с островками Моту-Нуи, Моту-Ити и Моту-Каокао, но однажды между островами началась битва; Маротири, спасаясь бегством, утвердился в Пуи, на северо-востоке о-ва Пасхи. Одна из поздних записей (явно таитянского происхождения) рассказывает о том, как жена одного ревнивого и жестокого человеке полетела вместе со своими детьми на небо и они превратились там в созвездие Плеяд (24.1)[11].

Появление письма тау фольклор связывает с именем Марамы.

Как уже отмечалось выше (см. с. 13), имя любимого героя полинезийцев Мауи в рапануйском фольклоре не зарегистрировано, тем не менее он был известен рапануйцам издавна, еще до того, как они покинули свою прародину. Однако на о-ве Пасхи Мауи из героя мифологического эпоса превратился в культурного героя, чудака и озорника, хитроумного Уре в Ваи а Нухе. Уре не просто шутник и трюкач на манер знаменитого Мауи, как считают Блишен [1973, 4] и Бартель [1974, 705]; это сам Мауи в иной, поздней ипостаси. На других островах Полинезии он в такой роли не встречается.

В рапануйском цикле об Уре и в мифах других полинезийцев о Мауи можно найти сходные эпизоды. Так, Мауи когда-то научил своих братьев делать бородку на крючках, и их уловы стали богаче; Мауи сделал из челюсти своей бабки Мури Ранга Фенуа крючок, обладавший большой магической силой; однажды он, сделавшись маленьким, спрятался в лодке своих братьев, которые не хотели брать его на рыбную ловлю, и выловил огромную рыбу-землю [Андерсен, 1969, 198—203]. Уре (18.1) делает крючок из кости своего предка Тиракока и поражает товарищей удивительно богатым уловом тунцов. Уре легко превращается в крючок, в маленькую рыбку, в цветок пуа, затем снова становится человеком, что очень напоминает чудесные превращения Мауи.

Само имя Уре (сын волн, сын качающей[ся] воды)[12] указывает на его связь с образом Мауи, о первых днях жизни которого одно маорийское предание рассказывает следующее: «Далеко, далеко, посреди океана, качался на волнах клубок морских водорослей. Над ним, пронзительно крича, кружились птицы. В колыбели из водорослей лежало дитя, туго запеленутое в волосы матери, защищавшие его от птиц и страшилищ, морских глубин. Это был Мауи, маленький Мауи, завернутый в волосы своей матери Таранги. Это был пятый сын, Мауи нежеланный, которого бросили в море». [Рид, 1960, 26].

Исторические предания о-ва Пасхи представлены несколькими большими циклами:

1) об открытии и заселении острова;

2) о войне между ханау момоко и ханау еепе;

3) о войне между туу и хоту ити;

4) о войнах периода хури моаи (третьего, позднего, периода в истории острова);

5) об арики.

Версии о заселении о-ва Пасхи (раздел III) сходны с подобными версиями других полинезийцев (маори, таитян, гавайцев и др.). Пользуясь своими быстроходными лодками с балансиром, или двойными лодками, отличавшимися большой грузоподъемностью, народы Океании, двигаясь с запада на восток, открывали в Тихом океане один остров за другим. Дальше других продвинулись на восток полинезийцы. Причина и цели их плаваний были разные — то были плавания с чисто разведывательной целью (жажда открытия новых земель всегда влекла океанийцев в открытый океан) или плавания с целью заселения новых необитаемых еще островов (переселение вызывалось военным поражением, перенаселенностью, плохими условиями жизни на родине или стихийными бедствиями); наконец, плавания служили средствам общения между жителям разбросанных в Тихом океане островов. Как показали исследования финского этнографа А. Коскинена в области топонимики, между различными островами Полинезии — Таити, Тонга, Туамоту, Гавайскими островами, Маркизскими островами, Мангаревой, Новой Зеландией — существовали тесные контакты [Коскинен, 1963, 11].

До наших дней полинезийцы сохранили легенды, в поэтической форме рассказывающие о Мауи, который плавал по Великому океану в разных направлениях, об открытии новых земель их знаменитыми мореплавателями Ратой и Хиро, о Купе, достигшем берегов Новой Зеландии, о Ру, открывшем о-в Аитутуки и обосновавшемся там со своими соплеменниками.

Вождь Рата, великий путешественник таитян, известный также на Гавайских островах, о-вах Кука, у маори Новой Зеландии и в других местах Полинезии, прославился своими морскими путешествиями и борьбой с силами природы — Гигантским моллюском, Морским чудовищем кораллового острова, Длинной волной и Короткой волной и т. д. Отправившись на поиски своего отца, Рата, как рассказывают жители о-ва Аитутуки, открыл (видимо, далеко на востоке) о-в Ити-Те-Марама — Остров рождающегося света [Те Ранги Хироа, 1959. 80—83; Штейнен, 1934, 326—330].

Сказания о морских плаваниях другого полинезийского мореплавателя, Хиро, Те Ранги Хироа относит к более позднему времени, хотя прототип его мог существовать и свершать свои деяния намного ранее [Те Ранги Хироа, 1959, 91].

Как рассказывают таитяне [Хенри, 1928, 537—552], на Хиве, в Ранатеа, жил вождь по имени Pay May Рири, жена которого родила ему сына-великана. Назвали его Хиро (ловкач, обманщик) по имени бога воров Хиро, ставшего покровителем мальчика. Мальчик вырос и решил стать вором; сначала он воровал плоды хлебных деревьев и кокосовые орехи у соседей а затем стал посещать другие острова. У него появилась страсть к морским плаваниям. Он начал делать долбленки, а затем стал первым в Полинезии строителем больших лодок из досок. Назвал он их пахи. Однажды с помощью своих друзей он построил большую лодку пахи и наполнил ее бананами, таро, молодыми побегами бамбука, калебасами с водой. Снизу к корме прикрепили бамбуковые сети, в которых в воду была спущена живая рыба. В лодку положили песок и камни, чтобы во время плавания разводить очаг. Хиро был готов, чтобы отплыть к далеким островам. Он стал капитаном пахи; в команде его были опытные люди, которые могли ориентироваться в океане по небесным светилам, зная время их захода и восхода. Женщины и дети сопровождали своих мужей и отцов, отправившихся в далекое путешествие. С попутным ветром лодка отчалила от берега. Собравшиеся на берегу видели, как лодка Хиро отплыла в океан и исчезла за горизонтом, чтобы никогда больше не возвращаться к берегам Таити.

В легендах маори рассказывается о том, что Хиро побывал на далеких островах Отеа, Вавау, магическими заклинаниями он мог заставить свою ладью идти с очень большой скоростью [Треджир, 1891, 625].

Согласно преданиям, о-в Пасхи был открыт и заселен переселенцами, прибывшими с далеких островов во главе с вождем Хоту Матуа.

Большинство версий сходится на том, что легендарный Хоту Матуа и его спутники прибыли с запада. Только версия Томсона, очевидно ошибочно, сообщает, что предки рапануйцев прибыли из страны восходящего солнца (7.1,1), т. е. от берегов Америки. Хоту Матуа покинул родину после смерти своего отца Рири ка Атеа (7.2,2)[13], потерпев поражение в борьбе со своим братом — по одним версиям Орои (9.3, 14; 8.7, 39), по другим — Ира ка Атеа (7.2,2). По версии Томсона (7.1,4), Орои был могущественным вождем соседнего племени. Возлюбленная Орои обманула его и бежала с братом Хоту Матуа. Брат Хоту Матуа и его невеста в сопровождении шести спутников покинули родину. Через два месяца, снарядив две ладьи, покинул родной остров н Хоту Матуа, так как оскорбленный Орои поклялся метать всему его роду. Почти все версии совпадают в том, что Хоту Матуа покинул родину, потерпев поражение в междоусобной борьбе. Возможно, что эта борьба действительно началась из-за брата Хоту Матуа Ира ка Атеа (история с девушкой)[14], поэтому некоторые версии и сообщают о вражде двух братьев.

Поздние версии (Энглерта, Мазьера, 8.6,52; 8.0.4) сообщают о том, что Хоту Матуа покинул родной остров вследствие того, что суша стала опускаться и море начало затоплять берега; созданы они явно под влиянием библейского сказания о потопе и гипотезы М. Брауна, считавшего, что о-в Пасхи — это вершина затонувшего континента [Браун, 1924].

Для всех версий характерен эпизод с разведчиками (в версия Томсона — 7.1 — в качестве разведчиков выступают брат Хоту Матуа и его спутники). Хоту Матуа посылает их на поиски острова, который приснился во сне жрецу или мудрецу Хау Мака (согласно поздней записи 7.6, Хау Мака — слуга верховного арики рапануйцев).

Руководил разведчиками — по одним версиям (8.1,1; 8.4,1; 8.5,4), их было шестеро, по другим (8.6,1; 8.7,12; 8.8,7) семеро — Ира. Возможно, что Ира-разведчик и Ира ка Атеа — одно и то же лицо.

Согласно другой поздней записи (тетрадь Э. Атана, 8.2), Хау Мака побывал на о-ве Пасхи и встретился там с первыми поселенцами Нгата Ваке и Охиро (упоминаемыми в приводимой ранее версии мифа об Уоке). Те встретили его сначала недружелюбно, но потом мир был восстановлен, и все трое вместе с прибывшими (затем) разведчиками Хоту Матуа стали искать удобное место для подхода лодок арики. Как видно из версии X. Хаоа (8.3), Хоту Матуа тоже встретился с ними и узнал от Нга Таваке, что о-в Пасха — это все, что осталось от земли, которую переносил Уоке. По всей видимости, эти версии возникли как воспоминание о тех миграционных волнах, которые захлестывали о-в Пасхи и оказывали влияние на своеобразное развитие культуры рапануйцев. Здесь мы снова видим, как рапануйский фольклор смыкается с общеполннезийским: Нгата Ваке (по другим версиям, Tea Вака или Ратаваке) и Охиро напоминают нам известных полинезийских мореплавателей Рату и Хиро. Вспомним, что именно Охиро (3.2,8) произносит магическое заклинание, которое заставляет волны отступить, и тем самым спасает остров от затопления.

Предание, сходное с рапануйской версией о переселении Хоту Матуа, записано и у маори Новой Зеландия [Рид, 1963, 39—40]: «Вождь Каху и его люди разбиты врагами; они бежали в глубь острова и скрылись в необжитой местности. Много сил предстояло потратить им, чтобы обосноваться на новом месте. Но вот однажды Каху увидел сон; во сне он побывал в одной прекрасной стране. Проснувшись, вождь рассказал своим людям о том, что он увидел во сне. Приняв сон за указание богов, они покинули временное поселение и отправились к реке Рангитикеи. Там они построили ладью и двинулись по тому маршруту, которому следовал Каху во время сна. Спустя несколько дней они добрались до о-ва Ваитанги; там и живут потомки Каху, вдали от других маори».

Не только отдаленное прошлое, но и сравнительно недавние исторические события, имевшие место уже после открытия о-ва Пасхи европейцами (или незадолго до этого), известны мало; до нас дошли лишь скупые фольклорные сведения да весьма противоречивые данные рапануйцев-информаторов.

Исторические предания о войнах и столкновениях между мата включены в раздел IV. Согласно фольклорным версиям, записанным разными исследователями (10.1—10.10), на о-ве Пасхи некогда произошло восстание так называемых коротеоухих (потомков Хоту Матуа ханау момоко) против длинноухих (хану еепе)[15]. Согласно фольклорным памятникам, ханау еепе прибыли или одновременно, или после прибытия ханау момоко. Как сообщил семидесятилетний рапануец (10.3), «длинноухие и короткоухие прибыли в лодках; длинноухие возводили статуи, короткоухие — платформы [для статуй]. У длинноухих не было короля; у короткоухих был король по имени Поеу Маренго, т. е. Лысая голова»[16]. Приведем в «хронологической» последовательности имеющиеся в рапануйском фольклоре упоминания о ханау еепе и тех исторических событиях, которые связаны с пребыванием их на острове. По версия Томсона (10.2,1) известно, что спустя много лет после смерти Хоту Матуа остров был поделен почти поровну между его потомками и длинноухой расой. Согласно другой версии (10.4,1), ханау момоко и ханау еепе жили, смешавшись между собой, по всему острову. По версии Фельбермайера (10.7, 1—3), длинноухие жили в той части острова, которая тянется от Ханга-Нуи до Поике и от Поике до Анакены. Короткоухие владели остальной частью острова: Ханга-о-Тоо, Тепеу, Ханга-Роа, Матавери, Винапу, Ваиху, Вулкан Рано-Арои в центре острова служил границей между владениями короткоухих и длинноухих. Ханау еепе в отличие от ханау момоко не имели арики. Они прибыли без женщин и поэтому женились на местных островитянках. Ханау еепе были создателями украшенных статуями больших аху, в которых они хоронили умерших. Сначала ханау еепе было немного, и они, очевидно, должны были придерживаться обычаев островитян-рапануйцев, но затем число их увеличилось, и они стали стремиться к тому, чтобы стать полновластными хозяевами острова. Ханау еепе стали требовать, чтобы ханау момоко строили для них большие аху и возводили статуи. Они заставляли также ханау момоко очищать землю от камней и носить их на берег моря (10.1, 1—5), хотя камни на этом безлесном островке предохраняли почву от высыхания и выветривания.

Огромное количество камней на берегу было необходимо для постройки аху и для того, чтобы поднять на платформу каменного гиганта. Строительство аху, высекание статуй, перетаскивание их к берегу моря и водружение на аху стоило островитянам больших усилий. Чтобы уменьшить трение, под статую, которую спускали со склона Рано-Рараку, подкладывали клубни вареного ямса [Энглерт, 1948, 91—97, 103, 111—113], что также вызывало, видимо, недовольство земледельцев ханау момоко.

Однажды ханау момоко, недовольные тем, что их отрывают от земледельческих работ, отказались выполнять приказания ханау еепе и восстали против их господства. Поводом к восстанию послужило следующее: один из длинноухих по имени Ита, живший в Оронго, держал в своем доме тридцать трупов детей, чтобы съесть их (фольклорные версии приписывают ханау еепе склонность к каннибализму). Среди жертв Иты было семеро детей одного ханау момоко по имени Пепи. Несчастный отец сошел с ума, а его братья расправились с ханау еепе в Винапу и Оронго (10.4, 2—7). К братьям Пепи присоединились остальные ханау момоко. Ханау еепе, бежавшие на Поике, решили отомстить ханау момоко: ханау еепе, во главе которых был Ико, заполнили длинный ров сухими ветками и травой; они хотели развести костер, загнать ханау момоко в пылающий ров и там всех их сжечь. Один из ханау еепе по имени Тои, женатый на женщине ханау момоко, в нужный момент должен был зажечь костер. Но его жена, узнав случайно об этих планах, рассказала своим о заговоре. По версии, записанной Метро (10.1) на рапануйском языке со слов Хуана Тепано, одна женщина ханау момоко, жившая в Поту-те-Ранги, узнала от мужа, ханау еепе, для чего вырыт ров, и предупредила своих об опасности. Ночью она помогла ханау момоко зайти в тыл к ханау еепе. Ханау момоко загнали своих врагов в ров и там сожгли их. Ров длиной в 5—10 м и шириной в 15 м (10.10,3) получил в легендах название «Ко те уму о те ханау еепе» (Земляная печь ханау еепе) или «Ко те ава о Ико» (Ров Ико). Спаслось лишь двое ханау еепе (по версии Энглерта — 10.5,24 — трое), которые успели скрыться в пещере Ана-Ваи, около Анакены. Ханау момоко настигла их в пещере и стали колоть заостренной палкой. Один из ханау еепе, по имени Оророине, кричал: «Орро, орро, орро!» По другим версиям, ханау еепе кричал «оророине» или «ороини». Слово это распадается на две части: oro (oro-ro — неполное удвоение морфемы oro) и ine (?). Морфемы ine, ini в рапануйском языке отсутствуют. В данном случае мы, видимо, сталкиваемся с неправильной записью какой-либо другой морфемы (например, ina или ino). Одним из толкований слова «оророине» будет, возможно, Оро (поверженный)[17]. Последнего ханау еепе, которого оставили в живых (для продления рода) и который отрекся от верховного бога ареоев Оро, так и прозвали «Оророине». От него, согласно данным Энглерта, ведут свое происхождение те островитяне, которые считают себя «длинноухими» [Энглерт, 1948, 125—127].

Борьба с ханау еепе, поклонявшимися воинственному Орои, нашла отражение и в предании об Орои (9.1—9,3), освещающем события в ретроспективном плане. Ханау момоко после истребления ханау еепе составили и трансформировали предание об Орои, чтобы создать вокруг Хоту Матуа ореол борца со злейшим врагом рапануйцев. На то, что «Битва с Орои» создана позднее других исторических преданий, указывает язык текста, который близок к современному. Как и в поздних текстах (из тетрадей Хейердала)., здесь наблюдается постановка подлежащего с артиклем ko на первое место в предложении, артикль подлежащего е (е Орои), глагольная форма ka . . . , ka . . . no для обозначения действия в настоящем времени, наречия тина «i roto ki», «ki haho е» вместо «классической» рамочной конструкции «i roto i, ki haho ki» и т. д.

Хейердал, основываясь на археологических данных экспедиции 1956 г., относит эту войну к концу XVII в. [Хейердал, Фердон, 1961, 250]. Если учесть сведения из путевых дневников и отчетов ранних путешественников, а также генеалогию потомков одного из оставшихся в живых ханау еепе — легендарного Оророине, то можно несколько уточнить дату этой войны. Произошла она, очевидно, незадолго до путешествия Гонсалеса [Федорова, 1966, 80].

Во рву Поике не были, однако, обнаружены обугленные кости ханау еепе. Экспедиция Мазьера нашла там лишь остатки горевших (не раз в сухой сезон) трав, корней, веточек (Мазьер, 1970, 88-89). Конец войны мог быть иным (если, конечно, она вообще имела место в истории острова); ханау еепе, как сообщил Мазьеру один из потомков длинноухих, был съедены во время трапезы в честь победы [Мазьер, 1970, 89].

Итогом войны было падение власти ханау еепе, разрушение многих статуй их некрополя, пересмотр генеалогий верховных вождей и фольклорных памятников, созданных в период их господства.

Наступивший после войны между ханау момоко и ханау еепе период хури моаи («разрушения статуй», столь ненавистных для победителей) не привел, однако, к восстановлению мира, а сменился новой и притом длительной войной, втянувшей все мата острова. Известна она под названием «война между туу и хоту ити»; мата миру и их союзники, населявшие северо-запад острова, вели долгую кровопролитную войну с тупахоту и их союзниками, жившими на северо-востоке (союз хоту ити).

Предание, рассказывающее об этой войне, представлено несколькими версиями (записи Томсона, Раутледж, Метро, Энглерта, Фельбермайера), причем одна из них (Метро) опубликована как на английском, так и на рапануйском языке (11.1). Фактически предание «О войне между туу и хоту ити» состоит, как отмечали Метро [1940, 84] и Энглерт [.1948, 140— 141], из двух фольклорных памятников, объединенных образом Каинги. Первая часть предания (эпизод, связанный с Макитой и Роке Ауа), несомненно, представляет собой своего рода преамбулу, составленную и включенную позже, уже после христианизации острова и знакомства с библейскими легендами[18]. Рассказ о ссоре Каинги и двух молодых людей приводится лишь в трех из шести известных нам версий (11.1, 11.3 11,4). В версии Томсона самой ранней записи его нет (см. 11,2).

Остановимся кратко на этой части легенды о войне туу и хоту ити. Двое молодых людей, Макита и Роке Ауа, пришли к хоту ити, в дом к Каинге, который жил в Ханга-Нуи. Каинга решил угостить своих гостей куриными потрохами, но те отказались от поданного угощения и потребовали человеческих внутренностей. Тогда Каинга убил своего приемного сына и приготовил кушанье, которое требовали гости. Те же пришли в ужас и бросились бежать. Оскорбленный Каинга отправился в погоню. Жители Анакены, Кура, Ханга-Тео, Ваи-Мата, Маитаки-те-Мао, Охау, Аху-Тепеу, Моту-Таутара, Аху-Кихи-Рау-Меа, Аху-Моко-Пики и других мест, где жили люди миру и их соседи, укрылись около Оронго. Среди них были Макита и Роке Ауа. Каинга построил лодку, настиг молодых людей на о-ве Моту-Нуи и убил одного из них. Рассказ об этом был включен в текст легенды о войне туу и хоту ити, видимо, для того, чтобы оправдать победу хоту ити. В версии, записанной Раутледж, говорится о том, что хоту ити победили согласно пророческим словам Хоту Матуа: умирая, верховный арики благословил своего младшего сына хоту ити и сказал, что его народ в будущем будет процветать (см 8.13,9).

Вторая часть легенды начинается с описания войны между двумя частями острова. Северо-западные мата (миру, хаумоана, марама, хамеа, раа) под предводительством Поие (Поиа, Поио) сражаются с юго-восточными мата (коро оронго, тупахоту, уреохеи, нгауре). Во главе последних стоял Каинга, вождь тупахоту (знатный человек из Тонга-Рики). Миру поднялись против тупахоту, чтобы отомстить за смерть Хото Ари (по некоторым версиям, Тоари — стяженная форма имени Хото Ари), который был убит сыном Каинги. Тупахоту бегут, направляясь к Поике, и скрываются в пещере Ана-те-Ава-Нуи и на о-ве Маротири.

Отец Хото Ари, Ваха, который был другом и помощником Каинги во всех его делах, изменяет своему вождю и переправляет своих соплеменников в Ана-Хавеа или Тонгарики под предлогом перевода их в безопасное место, а затем выдает их вождю миру Поио. Тысячи и тысячи тупахоту и их союзников — мужчины, женщины, дети, — как гласит предание, были убиты воинами Поие. Миру торжествовали победу, но преждевременно. Вскоре произошла ссора между Поио и одним из его воинов по имени Охо Такаторе; они не поделили между собой одну из своих жертв. Охо отказался от дальнейшего участия в войне и ушел к своей дочери. Это позволило Моа, зятю Охо, который был родом хоту ити, но не принимал до сих пор участия в войне, видимо, из уважения к жене и ее отцу, пересмотреть свое отношение к соплеменникам. Моа решает отомстить врагам хоту ити и обидчикам Охо. Он оказывает большую помощь тем, кто скрылся в пещере Ана-те-Ава-Нуи. При помощи крючков, сделанных по совету Моа, узникам удалось выбраться из пещеры и разбить своих врагов. Тем временем Каинга, который находился с частью своих воинов на островке Маротири, расправился с коварным изменником Ваха, убившим сына Каинги Хури Аваи и погубившим столько людей тупахоту. Соединив свои силы, оба отряда настигают миру врасплох и обращают их в бегство. Воины Каинги убивают мужчин миру, а женщин забирают себе в жены. Так заканчивается первый период войны. Поио и его пятеро братьев скрываются. Каинга, потерявший всех своих сыновей, хотя и жаждет мщенья, но временно отказывается от мысли убить Поио: он слишком истощен и измучен, чтобы продолжать борьбу. Наступает несколько спокойных лет, двадцатилетний, возможно, мирный период. Территория острова была поделена между мата-победителями; воины тупахоту женились на женщинах миру и их союзников, у них появились дети. Дети выросли и пополнили ряды воинов.

Начинается второй этап войны. К счастью, война возобновляется ненадолго. Каинга, все годы не оставлявший мысли отомстить главному своему врагу Поие, поднял своих воинов против миру. Поие и его братья попытались спастись бегством, но им это не удалось. Отряд Каинги настиг их на скалах Оронго. Поие и его четверо братьев были убиты воинами Каинги. Спасся лишь младший брат Поие по имени Такухау Ури. Затем хоту ити двинулись дальше вдоль северо-западного побережья острова, убивая и грабя миру и их союзников. Вскоре они торжествовали окончательную победу над туу. Предание о борьбе Каинги и Поие, миру и туу имеет, несомненно, историческую подоплеку. Капиера, информатор Раутледж [1919, 289], считает, что действие легенды относится ко времени правления деда арики Нгаары (т. е. к XVIII в.) по имени Туу ко Иху. События, положенные в основу легенды, могли произойти, по мнению Метpo, и раньше, в период заселения острова при другом арики с таким же именем Туу ко Иху, который прибыл на остров вместе с Хоту Матуа. Ключа к хронологии, как заключает Метро, в легенде нет [Метро, 1940, 74]. Приходится согласиться с мнением Метро: ключа к хронологии в тексте легенды действительно нет, хотя, вероятнее всего, война между миру и тупахоту произошла уже после открытия острова Пасхи европейцами и после установления контактов с ними. В одной из версий легенды (11.1 — записи Метро на рапануйском языке) говорится, например, о мужественных воинах по имени Хихо о Пирато и Векевеке о Пирато. Прозвище «пирато» (пират) могло появиться в рапануйском языке и фольклоре лишь после знакомства с испанцами и англичанами. Неологизмы разного рода свойственны лишь поздним текстам с о-ва Пасхи: см., например, запись XX в. «Хе охонга ки Таити», опубликованную Энглертом [1948, 385—407].

Ключ к хронологии имеется, однако, в иных записях и памятниках с о-ва Пасхи. Обратимся к генеалогиям, вернее, к тем частям их, которые отражают, по нашему мнению, события, связанные с войной между туу и хоту ити. Можно сказать более или менее точно: война эта произошла в период между правлениями арики Хетуке и арики Туу ко Иху, деда Нгаары. Согласно сведениям, полученным Метро [1940, 91] от Те Хаха, слуги Нгаары, Нгаара умер незадолго до 1862 г. Отцом Нгаары был Каимакои, попавший ошибочно в генеалогиях (кроме записи Томсона) в число потомков Нгаары [Бартель, 1959]. В пяти из известных нам генеалогий между именами Хетуке и Туу ко Иху идет вставка, имеющая, несомненно, прямое отношение к рассматриваемой войне.

Запись Метро:

19 Те Хетуке,

20 Туу ко те Мата Нуи,

21 Хоту Ити ко те Мата Ити,

22 Хонга,

23 Текена,

24 Туукоиху,

25 Каимакои,

26 Нгаара.

Под номерами 20, 21, 22, 23 в генеалогии Метро идут не имена верховных правителей острова, а названия двух объединений мата — мата туу ко те мата нуи «туу — великие мата» и хоту ити ко те мата ити «хоту ити — малые мата», а также этнонимы Хонга и Те Кена.

В манускрипте Э. Атана эта вставка дана полнее (с указанием «имени отца»):

21 Хетуке а те Раварава,

22 Туу ко те Мата Нуи а Хетуке,

23 Хоту Ити ко те Мата Нуи а Туу,

24 Хонга а Хоту Ити,

25 Текена а Хонга,

26 Те Титаанга Хенуа а те Кена.

В этой генеалогии добавлен еще один термин, якобы имя арики, — Те Титаанга Хенуа а те Кена. Как и четыре предыдущих, этот термин не является именем верховного арики. Переводится он примерно так: «демаркационная линия» и представляет собой разъяснение терминов Хонга и Те Кена, стоящих перед ними. Можно предположить, исходя из генеалогий, что после правления Хетуке (или при нем) началась междоусобица, которая привела к разделу острова на две части и к созданию двух союзов мата. Власть арики стала, видимо, номинальной, а правили вождя то одного союза мата, то другого. Этим и объясняется появление в генеалогиях названий союзов мата (вместо имен верховных арики). Демаркационная линия, разделявшая владения двух союзов, проходила, как видно из одной генеалогии (список Э. Атана), по территории кланов Хонга и Те Кена.

Метро [1940, 333] и Энглерт [1948, 172—176] отмечали, что религиозная церемония избрания тангата ману (человека-птицы) в XIX в. носила социально-религиозную окраску. По всей видимости, именно война между туу и хоту ити привела к тому, что власть верховного арики была фактически упразднена, а остров поделен на две части. Районы острова, связанные с церемонией избрания тангата ману, тоже были поделены на разные части. Остров Моту-Нуи был поделен на две части: на одной его половине искали яйца манутара представители туу, на другой — хоту ити; жрецы туу и хоту ити, ожидая прилета птиц, находились в разных хижинах деревни Оронго — одни на западе, около скал Рано-Као, обрывающихся в океан, другие — в восточной части Оронго. После того как было найдено первое яйцо манутара, в разных местах Рано-Као (в зависимости от того, кто победил) разжигали огонь [Метро, 1940, 335; Хейне-Гельдерн, 1960, 250; см. также примеч. II, 27].

Изменения, возникшие в характере и проведении религиозной церемонии избрания тангата ману, можно отнести, вероятно, к первому этапу войны между туу и хоту ити. На это указывает и список 86 имен тангата ману, составленный Раутледж (к сожалению, он не сохранился) [Метро, 1940, 338].

Итак, следует еще раз подчеркнуть, что война между двумя союзами мата — туу и хоту ити — началась в конце XVIII в., вскоре после войны между ханау момоко и ханау еепе. Начало ее относится к годам правления верховного арики Хетуке (или сразу после него); война привела к разделу острова на две части. Фактическими правителями острова стали тангата ману — выразители интересов арики, знатных людей мата и воинов мата тоа.

Заключительные события предания о войне между туу и хоту ити происходят, вероятно, спустя примерно двадцать лет после первых жестоких столкновений.

Кровопролитная война между туу и хоту ити не положила конец многолетней вражде мата. Столкновения между ними наблюдалась и позднее — в первой половине XIX в. О борьбе миру против тупахоту и их союзников рассказывается в более поздних версиях: «Хетереки», «Кауаха», «Матака Роа», «Туу ко Иху и плащ из тапы», «Хамеа и Раа» (12; 13.1; 14.1; 14.5). Предания эти, несомненно, воспроизводят в той или иной форме действительные исторические события, имевшие место до прихода европейцев. Так, действие предания «Кауаха» (13,1) относится к середине XIX в.: Тори, сын те Каху Меа — это прадед К. Тори, умершей в 1940 г. Имена их приводятся в генеалогии, записанной Энглертом [1948, 59]. О Каху Меа рассказывается и в тексте (13.2), записанном в манускрипте Хаоа.

К этому же периоду относится и предание о верховном арики Нгааре (16,1). Согласно представлениям рапануйцев, их верховные вожди обладали сильной мана — особой таинственной силой. Горе, однако, если она оказывалась чрезмерной: это грозило гибелью всему народу (16.1,7—12). Хижина верховного арики, его еда, все, чем он пользовался, было табу для всех. Видеть верховного арики, входить к нему в дом разрешалось лишь слугам, а ими могли быть знатные — арики мата [Метро, 1937, 49]; об обязанностях их мы узнаем из одной короткой фольклорной версии (16.2).

Помимо исторических преданий в сборник включены различные легенды рапануйцев — былички, легенды об акуаку и о жизни души.

Интересную группу легенд составляют записи о деревянных и каменных моаи (раздел VI). Согласно различным версиям (15.1—15.5), первые деревянные фигурки, изображающие мужских и женских духов — акуаку, были вырезаны арики Туу ко Иху, который прибыл вместе с Хоту Матуа.

Любимая каменная статуя Хоту Матуа, называвшаяся Тауто (27.1), осталась на родине; переселенцы стали заново познавать искусство ваяния уже здесь, на о-ве Пасхи, но не сразу все мата научились делать хорошие каменные статуя моаи миро. На вопрос о том, кто был создателем знаменитых статуй, рапануйский фольклор ответа не дает.

Несмотря на эксперимент, проведенный Хейердалом, все же остается загадкой, как рапануйцы перетаскивали статуи к каменным алтарям аху, как устанавливали их, не имея ни специальной техники, ни большого количества рабочих рук, как водружали на них каменные цилиндры. В рапануйском фольклоре об этом ничего не говорится. Из нескольких версий мы узнаем лишь о том, что каменные колоссы передвигались благодаря мане старухи-колдуньи, стряпухи резчиков, или колдуна (27.2—27.10).

Рапануйскнй фольклор, складывавшийся в период разложения первобытного общества и зарождения классов, сознательно умалчивает, почему и кем были сброшены статуи. Стремясь завуалировать протест рапануйцев против власти и гнета ненавистных правителей, версии упорно передают одно и то же: статуи на аху были сброшены силой мана колдуна или колдуньи, которые не получили положенной им порции жареного лангуста или куриных головок[19].

Многие фольклорные записи (раздел VII) посвящены различным случаям из жизни отдельных людей или семей островитян (некоторые из них явно отражают действительные события): женщина Рере Ао, не имеющая детей, крадет чужого ребенка (46.1); девушка Кава Комари приносит на праздник жареных мясных крыс киоре и ест их, не обращая внимания на смех и шутки подруг (39.1); жена уходит от мужа, и тот умирает от горя (46.1—45 2); муж убивает любовника жены (45.3); кровосмешение (инцест) карается смертью (43.1).

А вот веселая история о том, как Уре Поои подшутил однажды над девушками из Ханга-Хону, которые любили красить свое лицо яркой краской: девушки собирались рано утром идти в Винапу на праздник. Уре Поои проснулся в полночь, вышел из дома и ударил несколько раз руками по бедрам, подражая шуму крыльев птиц. Птицы проснулись и запели; запели и петухи. Девушки тоже проснулись и, решив, что наступило утро, покрасили лица и поспешили в Винапу. Но там еще никого не было, и им пришлось долго ждать, когда соберется народ. Краска осыпалась, и они должны были снова покрасить лицо (38.1).

Многие легенды (28—37) рассказывают о мести сыновей, отца, брата за убийство своих близких; месть зачастую приводила к долгим кровопролитным войнам между мата.

На о-ве Пасхи некогда существовали, видимо, тайные союзы, наподобие тех, что действовали во всей Океании. Раутледж [1919, 165] отмечала, что юноши из Тоатоа имели обыкновение покрывать лицо красной, белой и черной красками; они объявляли себя божествами, ходили ночью по домам, выпрашивая еду. Об этом рассказывается в трех приводимым в сборнике версиях (42.1—42,3).

В один из разделов (VIII) включены далеко не равноценные тексты, рассказывающие о духах акуаку и о жизни души. Согласно представлениям рапануйцев, остров их был населен акуаку, среди которых были и божества, и духи — добрые и злые. Акуаку могли быть существами мужского или женского пола, могли вселяться в птиц (64.1), в рыб, хищных животных, мстящих людям, в растения (59.1,44; 59.2,41—47, 50—54; 59.4), различные предметы (59, 1,37—41; 59.2,30—38) и явления природы; по мнению островитян, акуаку играли большую роль в их жизни [Метро, 1940, 316—320]. За каждым акуаку (имена многих из них записаны исследователями) на о-ве Пасхи закреплено определенное место, где он обитает [Метро, 1940, 318; Энглерт, 1948, 168—169].

В рапануйском фольклоре акуаку делятся на добрых и злых: добрые духи, например, помогают мальчику Моко Аранги Роа, которого отец оставил одного в Анакене (61.1), наказывают за зло (63.1; 64.1), за добра платят добром (59.2); добрый дух Ахива Карарере с помощью трех других акуаку — Меху с Ханга-о-Хону, Мата Варавара Аху Рахаи и Паепае а Тари Вера — вырыл из могилы воина и спас его душу, которая была украдена злым акуаку из хоту ити (67.2). Но есть и злые акуаку, которые несут людям смерть. Один из них — Хити Капура; он превратил маленького мальчика в красную рыбу нануе. Даже после смерти злой дух опасен для людей, о чем рассказывается в тексте «Злой дух Раерае Хоу и добрый дух Мата мата Пеа» (60.2, ср. также 60.1).

О злых духах Кавакава Аро (Кава Аро) и Кавакава Атуа (Кава Туа), которые похитили молодого человека, рассказывается в версиях легенды об Уре а Охо Вехи (58.1—68.5).

Много злых духов — Хуки Аверороа, Кео, Титеве Моко, Ареро, Ему, Нга Хева Нуи, Нга Хева Ити — было убито, как рассказывают рапануйцы, смелым Рараку (62.1). Там, где раньше жили духи, поселились люди.

Ряд версий — «Дерево на могиле» (65.1), «Плывущее дерево» (65.2), «Черепаха Вери Пупура Ваиа а Пакиа» (66.1) — посвящен жизни души человека после смерти. Это, скорее, легенды религиозного содержания, созданные рапануйцами после их знакомства с библейскими легендами о пророках и духах, об иной жизни человека после смерти.

Интересную группу памятников рапануйского фольклора составляют так называемые дидактические тексты (раздел X), в которых излагаются сведений о звездах, сезонах, месяцах; о земледелии, о дожде, об истории острова, о верховных арики, т. е. такие представления и сведения, которые передаются от поколения к поколению. Немногие из этих текстов сохранились в памяти рапануйцев, однако все они даны не только в пересказе, но и в записи (латиницей) на рапануйском языке.

Самая ранняя запись подобных текстов относится к 1886 г. Томсон во время своего пребывания на о-ве Пасхи записал интересный текст «О могуществе арики» (74.1), в котором повествуется о том, что верховный арики является творцом всего живого на острове; благодаря арики живут рыбы, черепахи, насекомые; арики делает благосклонными небеса, солнце, луну.

Большая часть известных нам текстов дидактического характера приводится в манускриптах Э. Атана и X. Хаоа. Сюда относятся прежде, всего следующие тексты: о месяцах и днях лунного месяца, о сезонах, дождях, о подношении верховному арики плодов нового урожая и первого улова, после чего он разрешал собирать урожай и ловить рыбу (см. 75.1— 77.1).

В качестве своеобразных дидактических текстов можно рассматривать и списки растений (бананов маика, кумары и сахарного тростника), которые приводятся автором рукописи Э. Атана [Хейердал, Фердон, 1965, фиг. 131]. К ним примыкают по содержанию тексты «Хе хату» и «Ко Тарахаи те Марама» (не переводимые, к сожалению, полностью), которые рассказывают о посадках бананов, кумары, о подношениях верховному вождю.

В манускрипте Э. Атана приводится еще один текст явно дидактического характера — «Арики Хопеа» (78,1). Составлен он уже после 1868 г. и представляет собой рассказ о событиях, предшествовавших полной христианизации населения острова, и о последних (после смерти законного верховного арики, малолетнего Григорио в 1866 г.) правителях рапануйцев. В тексте речь идет о прибытии миссионеров, об отъезде большой труппы рапануйцев, недовольных безобразиями, чинимыми Дютру-Борнье, на о-в Мангареву вместе с миссионером Русселем, о назначении миссионерами верховных вождей острова.

Большой интерес представляет собой и текст «Хе тимо» (73.1), относящийся, несомненно, к той же группе памятников.

Во время своего пребывания на острове Раутледж обращалась ко многим рапануйцам, претендовавшим на знание иероглифических текстов, с просьбой пропеть некоторые из них, запечатленные на ее фотографиях. Половина из ее информаторов, держа перед собой разные фотографии, «зачитывала» нараспев один и тот же текст, начинавшийся словами «Хе тимо те акоако». Отвечая на недоуменные вопросы исследовательницы, старик Уре Вае Ико разъяснил, что этот текст был записан на одной древней дощечке и представляет собой нечто вроде алфавита.

Раутледж [1919, 249] и Энглерт [1948, 382] относят его к числу непереводимых, вроде английских детских стихов. Действительно, пока что удается понять лишь первую половину текста.

По всей видимости, это действительно отрывок из какой-то записи текста (или разных текстов), содержавшей сведения о названиях знаков и их расположении (на дощечке, возможно, была представлена «касса» знаков рапануйского письма). Однако текст «Хе тимо те акоако» нельзя считать древним: подобная иероглифическая запись могла быть сделана лить после посещения о-ва Пасхи французским мореплавателем Лаперузом, который привез на остров первых коз, овец и свиней. Рапануйцы, пораженные видом диковинных для них животных, сразу же придумали им свои названия: овец они назвали «ману вае еха» («птица на четырех ногах»), свиней — «ману вае пунака». Эти названия и фигурируют в тексте «Хе тимо те акоако».

Песни рапануйцев (военные, лирические, плачи и другие, кроме песнопений дидактического характера), а также загадки в данную публикацию не включены. Сказок в рапануйском фольклоре мало; в работе приводится всего несколько их, не представляющих, впрочем, особого интереса.

* * *

Публикуемые в настоящем сборнике тексты сгруппированы по жанрам в несколько циклов, вводимых римскими цифрами. Тематически все тексты объединены в группы (1, 2, 3 и т. д.), варианты и версии их имеют свой порядковый номер и расположены в хронологическом порядке их записи. Тексты на рапануйском языке даются в начале каждой группы, независимо от времени их записи. Тексты разбиты на фрагменты. К каждому циклу даны комментарии.

В рапануйском тексте по возможности сохраняются особенности записи того или иного исследователя, однако некоторые изменения все же внесены (даны самые необходимые для понимания знаки препинания, велярный звук [ŋ] всюду передан буквой «g», в ряде случаев дано членение оплошного текста на слова). Имена собственные и географические названия в большинстве случаев оставлены без изменения.

Всякого рода пояснения заключены в круглые скобки. В квадратных скобках приводятся слова, вставленные в перевод автором работы, и восстановления в рапануйском тексте. Не поддающиеся переводу места помечены многоточием и также заключены в квадратные скобки.

Таблицы с прорисовками наскальных изображений выполнены художником А. С. Фатеевым. Карта о-ва Пасхи заимствована из монографии Метро, 1940.

И. Федорова