Душа моя — Элизиум теней.
Видениями заселенный дом,
Моя, растущая, как башня, память!
В ее саду, над тинистым прудом,
Застыв, стоит вечеровое пламя;
В ее аллеях прежние мечты
На цоколях недвижны, меди статуй,
И старых тигров чуткие четы
Сквозь дрему лижут мрамор Апостату.
Как же ты
Вошла в мой сад и бродишь между статуй?
Суровы ярусы многоэтажной башни,—
Стекло, сталь и порфир.
Где, в зале округленной, прежде пир
Пьянел, что день, отважней, бесшабашней,
Вливая скрипки в хмель античных лир,—
В померкшей зале темной башни
Тишь теперь.
На бархатном престоле зоркий зверь,
Привычный председатель оргий,
Глаза прищуря, дремлет, пресыщен:
Окончив спор, лишь тень — Сократ и Горгий;
Вдоль стен, у шелковых завес, еще
На ложах никнут голые гетеры,
Но — призраки, навек сомкнувшие уста;
И лишь часы в тиши бьют ровно, не устав
Качаньем маятника двигать эры.
Зачем же ты,
Как сон и новый и всегдашний,
Вошла в мой сад и бродишь возле башни?
Там выше,
По этажам, к недовершенной крыше,
В заветных кельях — облики: глаза
Целованные, милых губ рубины,
Опалявшие мне плечи волоса,—
И комнат замкнутых глубины
Дрожат под крыльями произнесенных слов…
Их, вещих птиц, в года не унесло!
Их пепел фениксов, как радуги,
Вычерчивая веера дуги,
Слепит меня опять, опять
И, волю воском растопя,
Невозвратимостью минут тревожит.
Чего же
Тебе искать в незавершенной башне,
Где слишком жуток сон вчерашний!
В саду,
Где памятники с тиграми в ладу,
Где вечности и влажности венчанье,—
В саду — молчанье,
Свой мед кадят нарциссы Апостату,
Над бронзой Данте черен кипарис,
И, в меди неизменных риз,
Недвижим строй в века идущих статуй.
Но все же роз кричащий запах,
Но все ж в огне зальденном запад —
Пьяны разгромом грозовым,
Страшись, чтоб, на росе ночуя,
Но шаг непризнанный ночуя,
Тигр пробужденный не завыл!
Видениями заселенный мир,—
Сад и растущая, как башня, память!
На меди торсов, сталь, стекло, порфир
Льет воск и кровь вечеровое пламя;
Горят венцы, волна к волне, в пруду;
Пылая, к статуям деревья льнут в бреду;
По травам блекнущим раскиданы статеры
Вовек не умирающей росы,
И лишь из башни ровно бьют часы,
Не уставая двигать эры.
Зачем же ты,
Как сон и новый и всегдашний,
Вошла в мой сад и бродишь возле башни,
Где слишком жутки чуткие мечты?
Иль ночь напрасно краски отымала?
Иль цоколям свободным статуй мало
И может с медью спорить парос,
Чтоб кровь по мрамору текла?
Иль должно к башне из стекла
Прибавить куполоподобный ярус,
Где все сиянья старины,
Умножены, повторены,
Над жизнью, как пустым провалом,
Зажгутся солнцем небывалым,
Во все, сквозь временный ущерб,
Вжигая свой победный герб!
17 апреля 1921
Синарет погружен в рассматривание рукописи.
Раб показывается в дверях. Потом Филон.
Господин, прости…
Тебя просил я,
Товарищ, так меня не называть…
Прости, но там пришел Филон.
Так что же!
Пусть он войдет.
Раб удаляется.
(входя)
Привет тебе во имя
Учителя.
Мой милый друг, ты здесь!
Давно ль вернулся из Афин?
Сегодня,
Сейчас, и тотчас поспешил к тебе.
Благодарю. Тебя обнять я рад.
Надеюсь, путешествие твое
Прошло недаром: многое ты видел,
Беседовал, конечно, с мудрецами
Различных стран, у них учился, думал
И книги, вероятно, собирал.
Да, кое-что в скитаньях я узнал.
Я расскажу тебе потом о многом,
Особо о Солоне, — о, мудрец!
Но, впрочем, мне далеко до удачи
Такой же, как твоя, когда привез ты
Нам из Египта письмена атлантов.
А, кстати, вижу свиток на столе:
По-прежнему ты только им и занят?
По-прежнему, мой друг. Подумай только,
Учитель наш, сам дивный Пифагор
Учился у египетских жрецов.
Египет же всей мудростью своей
Кому обязан? — им, атлантам! — той
Погибшей Атлантиде, из которой
Впервые миру воссиял свет знаний!
И вот мне посчастливилось найти
Древнейший свиток, рукопись атлантов!
О, друг! быть может, в этом свитке древнем
Есть тайна тайн, решенье всех загадок!
(Показывает свиток и вновь вглядывается в него.)
О, странные, таинственные знаки,
Вы, символы неведомого! Я
Отдам все силы, но в ваш смысл проникну!
И, верю, этим окажу услугу
Великую — всей общине, всем людям!
По-прежнему ты склонен увлекаться.
Нет. Жизнь я посвящаю этой цели
Не ради славы, ради блага всех!
Не будем спорить. Я пришел сюда,
Чтоб сообщить тебе одно известье:
Со мной на корабле приехал в город
Кто, угадай, — великий тавматург.
Кто? кто?
Ареомах, кого прозвали
Второй учитель.
Боги! и он — здесь!
Бежим скорей, хочу его увидеть.
Я шел, чтоб это предложить тебе.
Он поселился в доме у Прогноста.
Тогда идем!
Идем.
Эгин, мой плащ!
Раб входит, подает плащ.
И если кто придет, скажи — я скоро
Вернусь назад, проси пообождать.
Синарет и Филон уходят.
Раб один. Потом Прогност и Горгий.
(один)
Да, скоро! Жди! До полночи, наверно,
Не возвратятся. Что ж, пускай покутят;
Не все ж над книгами глаза трудить.
(Стук.)
Э, кто там?
(Уходит, за сценой.)
Господина дома нет.
(за сценой)
Ну, ничего, мы подождем его.
Прогност и Горгий входят.
Куда он мог уйти? мне странно.
Он днями целыми сидит один.
Ах, Горгий, этот юноша — на диво
Прилежен; многое он обещает,
Мудр, как старик, и, как мудрец, учен.
Немного увлекается, но это
Пройдет с летами. Дни и ночи он
Все учится, все размышляет; сделал
Уже он в математике немало
Открытий, а ты помнишь, что сказал
Сам…
Помню! Помню! Он-то и нашел…
Да, Синарет, назад тому два года,
В Египет путешествие свершил
И там в каком-то храме малом, в хламе,
Открыл сокровище, атлантский свиток.
Да, полно, подлинно ль из Атлантиды
Та рукопись? не ловкая ль подделка?
Нет, нет, я сам рассматривал ее.
(Замечает свиток на столе.)
Да, вот она!
Неосторожный! Как же
Возможно драгоценности такие
Не убирать?
Ну, кто ж сюда войдет?
Лишь наши братья.
(Берет свиток и рассматривает его.)
Да, то — свиток древний,
И я таких не видывал ни разу.
Что за таинственные письмена!
Ареомах их прочитает.
(Продолжает изучать свиток.)
Это
Папирус — не папирус. Что такое?
Особое растенье Атлантиды.
И что за знак здесь на шнурке висит?
Печать? Но из чего она? Не медь,
Не золото, — металл, мне неизвестный.
То — орихалк, металл из Атлантиды.
Да, свиток подлинный, теперь я вижу,
Но, кажется, твой Синарет вернулся.
Те же; Синарет и Филон входят.
Приветствую я вас, друзья, во имя
Учителя.
Привет и вам.
(Указывая на Горгия.)
Вот это —
Товарищ Горгий из Милета, он
С Ареомахом вместе прибыл нынче.
(приветствуя)
Мы познакомились на корабле.
Я очень счастлив видеть у себя
Столь славного товарища. Недавно
Мне сообщил Филон, что в город наш
Ареомах с друзьями прибыл. Тотчас
Я поспешил, чтоб увидать его…
Но по пути узнали мы, что он
Так утомлен с дороги, что не может
Принять нас; поспешили мы назад.
Но сам Ареомах к тебе послал нас.
Возможно ли? Он слышал обо мне!
Какая честь!
Да, наш учитель знает,
Что посчастливилось тебе однажды
Найти в Египте, как бы диво, свиток
Атлантов.
Верно, я открыл его.
Узнай же честь, которая тебе
На долю выпала: Ареомах,
Узнав об этом свитке, хочет сам
Заняться изучением его.
Ареомах…
Да, он! мудрец великий!
Он твоему открытию придаст
Бессмертное значение, — быть может,
Такое, что основы укрепит
Всей общины.
Он?
Да, Ареомах.
Но почему ж то сделаю… не я?
Послушай, Синарет! Высоко ценим
Мы знания твои, твой ум и рвенье;
Но ты ведь ученик еще, ты ищешь,
Ты — лишь в преддверии заветных тайн,
А он, Ареомах, давно прошел
Все степени уставных посвящений
И с тайнами стоит лицом к лицу.
Он сорок лет пытливой мыслью ищет
Проникнуть в тайну символов атлантских.
Ты должен радоваться, что ему
Свой драгоценный свиток передашь.
Отдать мой свиток?
Да, отдать, конечно.
Что значит «твой»? иль ты, член общины
Священной Пифагора, ты, прошедший
Ступени посвящений две, не знаешь,
Что своего у нас нет ничего!
Принадлежит не нам, что мы имеем,
А общине! Ведь это — наша альфа.
Отдать мой свиток…
Милый друг, опомнись!
(Тихо.)
Ты можешь сделать список, по нему
Ты будешь изученье продолжать,
И, может быть, скорей Ареомаха…
Список?.. Немыслимо все эти знаки,
Для пас таинственные, передать!
Упустишь там черту одну, там точку,
К все разрушится… Нет, невозможно.
И, наконец, и самый древний дух,
Что веет от папируса… печать
Из орихалка… Нет! нет! не могу!
Не ожидал я детских возражений!
Как! ты, член общины, намерен что-то
Считать своим имуществом особым?
Но я на благо общины хочу
Трудиться над разбором этих знаков!
Я жизнь отдать для общины готов.
Ложь! самообольщенье! Ныне вижу,
Что недостоин был ты посвящений.
Так внемли, юноша! Я, посвященный
Четвертой степени, повелеваю
Тебе: немедленно отдай «твой» свиток
Нам. Мы его снесем Ареомаху.
Иль не намерен ты повиноваться?
(Делает мистический знак.)
Учитель, повинуюсь… вот папирус…
(Подает свиток.)
Ты этим только выполнил свой долг.
Прощай, да просвятит тебя сам, дивный.
Идем же, Горгий.
(Прогност, унося свиток, и Горгий уходят.)
Синарет и Филон. Потом Прогност.
Что со мной? слабею…
Утратив рукопись, я все утратил.
К чему мне жить теперь!.. Ох, сердце!
(Падает и умирает.)
Друг, что с тобой? Ответь!
(Слушает сердце Синарета.)
Он умер, боги!
(возвращается)
Но я хочу добавить, Синарет…
Тс, тише! Синарета нет. Он умер.
Умер?
(Подумав.)
Я почитал его достойней.
Да будет милостив к нему суд Ада.