Мила'я любовь (СИ)

- Вы любите его?

- Кого? Жданова? Э... Не знаю. Вернее... раньше думала, что люблю. А сейчас... Я

запуталась.

Тут я не лгала. Я действительно запуталась. В своих чувствах к Темному и к

Арсению Валерьевичу. В собственном вранье. Во всем.

- А он знает о ребенке?

- Нет.

- Но вы же скажете ему?

Я живо представила себе эту картину: я говорю Темному, что беременна, он

какое-то время ошалело смотрит на меня, а затем начинает дико ржать. Я едва

удержалась, чтобы не фыркнуть.

- Вряд ли Темный захочет его, - произнесла я как можно печальнее.

- Мало ли что он хочет! - голос Арсения Валерьевича звенел от еле сдерживаемой

ярости. - Надо было думать, когда...

Он замолчал. Ему явно было неловко говорить на столь щекотливую тему, как и

мне - участвовать во всем этом.

- Мила, неужели вы не знали, что нужно... предохраняться? Судя по тому, что...

выпало у вас тогда из рюкзака, я смею заключить, что вам известны кое-какие...

способы контрацепции.

Не выдержав, я прыснула.

- Вам интересно узнать, как это произошло? - спросила я, взглянув на него, и

впервые в жизни увидела, как краснеет мужчина.

- Э... Нет. Я имел в виду, что... с этим нужно быть очень осторожными. Ребенок -

это очень серьезно. Вы даже не представляете как. Вам свыше доверили воспитать

маленького, беззащитного человечка, который уже с младенчества имеет

способность впитывать все, как губка. Глазом не моргнете, как он начнет

копировать ваши жесты, мимику, ваши мышление, слова, поведение. Каждое ваше

действие он будет воспринимать, как единственно правильное. Вы... готовы к

этому? - заглянул он мне в глаза.

Сглотнув, я слегка отстранилась. Никогда не размышляла о ребенке в подобном

ключе. Да и вряд ли кто-либо из забеременевших девушек задумывается об этом

всерьез. Ну залетела, ну родила, а дальше что? Ясли, няньки, бабушки с

дедушками. А сами с утра до вечера на работе - обеспечивать же как-то нужно,

чтобы ребенок ни в чем не нуждался и ни в коем случае не отличался от других

детей. Иначе что скажут их родители, соседи, друзья? Что я - плохая мать и не могу

дать ребенку самого необходимого? Мало кто думает об эмоциональных

потребностях ребенка, о его воспитании. И редко кто воспринимает ребенка, как

личность. Поел, поспал, в школу сходил, домашние задания сделал - и все. А что у

ребенка в душе, в сердце - разве это кого-то интересует? Разве что детских

психологов. И то постольку поскольку.

Да. Мне было о чем подумать.

- Мила? - тихо позвал меня Арсений Валерьевич. - Надеюсь, я не слишком

загрузил вас нравоучениями?

- Нет. Вовсе нет. Я думала над тем, что вы сказали. И знаете... вы - удивительно

тонко чувствующий человек. Ваши принципы, ценности... Мне до них далеко...

- Вы это серьезно? - сдвинул брови учитель. - Мне жаль вас разочаровывать,

Мила, но я далеко неидеальный. Я учусь быть справедливым, добрым, чутким, но

порой... я опускаю руки. В такие минуты вы вряд ли бы узнали меня, - добавил он с

горькой усмешкой.

- Хотела бы я посмотреть на это хоть одним глазком, - улыбнулась я. - Вы даже

представить себе не можете, как угнетает мысль, что ты хуже всех и в тебе нет

ничего... достойного внимания. Только не смотрите на меня так! - засмеялась я,

встретившись с внимательным взглядом учителя. - Все не так ужасно, как вы себе

только что вообразили. Мама не бьет меня и никто с детства не внушал мне, что я

ничтожество. Просто... я часто ловлю себя на мысли, что делаю что-то...

неправильное, абсурдное, глупое до безобразия...

- Мы приехали, - произнес Арсений Валерьевич, выглянув в окно. - Давайте я

помогу.

Он вылез из машины, открыл дверцу с той стороны, где я сидела, и подставил мне

руку, чтобы я оперлась о нее. Близость учителя странно нервировала и

одновременно волновала. Засмотревшись на четкую линию его подбородка,

поросшего короткой бородкой, я споткнулась о что-то и, пошатнувшись, точно

упала бы, если бы учитель не подхватил меня своей твердой рукой. Я нервно

захихикала, вцепившись ногтями в его рукав. Не хватало еще растянуться на земле

- на потеху прохожим.

- Мила, вы ведь пили сегодня? - неожиданно задал вопрос учитель.

Я закусила губу. Похоже, меня выведут на чистую воду быстрее, чем я думала.

- Угу, - кивнула я, пряча глаза.

- Это недопустимо в вашем положении. Я понимаю, что таким образом вы

пытались снять стресс. Но это не выход. Поверьте.

- Вы правы. Больше такого не повторится. Обещаю.

Фух! Кажется, пронесло.

Мы поднялись на девятый этаж. Арсений Валерьевич открыл дверь ключом и

завел меня в прихожую. Через секунду зажегся свет, и я оторопело уставилась на

огромного плюшевого медведя, достававшего мне практически до груди.

- Не обращайте внимание, - улыбнулся Арсений Валерьевич. - Не смог пройти

мимо него в магазине игрушек, тут же купил. Видели бы вы счастливые глаза

Маши и Саши! Они прыгали чуть ли не до потолка. Но заведующая не разрешила

им оставить его у себя - сказала, что другие дети могут завидовать, да и места у них

в комнате не так много. Теперь вот, как видите, он живет у меня.

Я не удержалась и погладила мишку между ушей. И зажмурилась, сдерживая

подступившие слезы. В детстве у меня был такой же - папа привез из Парижа. Я

обозвала его Круассаном и каждое утро целовала в мохнатую щечку. А порой и

засыпала, свернувшись калачиком в его плюшевых объятиях...

Блин! Что-то совсем расквасилась. Нужно немедленно заканчивать с этим.

- Э... Мне сюда... наверное, - смущенно показала я на дверь в ванную.

- Да, пожалуйста.

Арсений Валерьевич пропустил меня вперед, по ходу объяснять что где лежит:

- Полотенце вон в том в шкафчике над стиральной машинкой, шампунь и гель

для душа на полке в душевой кабине, там же мыло и зубная паста. Новая зубная

щетка в шкафчике над раковиной. Что-то еще?

- А... есть у вас во что-нибудь переодеться?

Арсений Валерьевич потер подбородок.

- Там халат мой висит... если хотите...

- Здорово. Спасибо.

И я поспешно скрылась в ванной комнате, заперев дверь на щеколду. Посидела

минут пять на крышке унитаза - в надежде образумить свое внутреннее "я", по

вине которого я, кстати сказать, и оказалась в этой дурацкой ситуации (хуже не

придумаешь просто!). Но после тщетных попыток уговорить себя во всем

признаться Арсению Валерьевичу, я решила оставить эту головоломку и подумать

об этом завтра, на свежую и - что немаловажно! - трезвую голову. И, скинув с себя

одежду, встала под горячие струи воды.

Через пятнадцать минут, облаченная в халат Арсения Валерьевича, я чистила

зубы, изучая свое отражение в запотевшем зеркале.

Странно, но вот такая - без косметики и с влажными, разбросанными по спине и

плечам волосами, - я нравилась себе больше.

Хотя... какая разница, как я сейчас выгляжу?! Там, за дверью, меня ждет Арсений

Валерьевич. Учитель по литературе. Подумать только! И он думает, что я

беременна! Нет, я точно сошла с ума. Или схожу постепенно. Как у меня язык

повернулся ляпнуть такое? Да еще в присутствии его девушки... Или она ему вовсе

не девушка?

Окей. Это я сейчас и выясню. А еще узнаю у него, какого черта он забыл в этой

новой школе, в которую собрался переходить с нового года.

Ой! Чуть не забыла.

Пошарив в недрах школьного рюкзака, вытащила айфон и засунула его в карман

халата - на случай, если это все же произойдет, и Арсений Валерьевич меня

поцелует. Снимки я вряд ли смогу сделать, запишу все на диктофон. Ну не совсем

все, конечно же. Думаю, пары слов, сказанных голосом учителя, и звука поцелуя

будет достаточно.

Хм. А если он целуется беззвучно? Без всяких там причмокиваний... Ладно. Там

будет видно.

8

Я высунула голову из ванной комнаты и огляделась.

Не совсем стандартная двушка. Совмещенный санузел, крохотная,

нашпигованная всякой техникой, кухонька, плавно переходящая в небольшую

гостиную. Дверь в спальню была прикрыта. Но судя по тому, что я успела увидеть -

расставленные повсюду какие-то старые диковинные вещицы, африканские

статуэтки, подушки всех цветов и оттенков, очаровательный плед из лоскутков,

потрескивающий огонь в чугунном камине - интерьер спальни должен быть

впечатляющим. М-да. А у учителя нашего неплохой вкус.

- Чаю? - вопросительно вздернул брови Арсений Валерьевич, протягивая мне

кружку с зеленоватой жидкостью.

- Спасибо, - поблагодарила я, усаживаясь на диван цвета шоколада.

- Кроме зеленого чая с мятой у меня, к сожалению, ничего нет, - виновато

улыбнулся Арсений Валерьевич.

- А кофе вы пьете?

- Да, кофе я люблю, - оживился он. - Но только по утрам и сваренный в турке

собственноручно. И не больше двух чашек в неделю.

- А как обстоит дело с алкоголем? - поинтересовалась я, прихлебывая довольно

приятный на вкус чаек. - Вы кажется любите "мартини"...

- Предпочитаю хорошее виски. - Он сделал глоток из своей кружки. - А "мартини"

я брал для Светланы и ее подруги.

- Так там еще и подруга была? - поперхнулась я чаем.

- И мой друг, Олег.

Так вот оно что! Ужас. Я, похоже, испортила вечер не только ему, но и...

- А как же...

- Не берите в голову. Я уже позвонил Олегу. Он все уладит. И скоро будет здесь.

- Что?

Черт. Как такое может быть?

- О... Я тогда пойду. Не буду вам мешать.

- Не беспокойтесь об этом. Он лишь завезет мне кое-что и тут же уедет.

- А... Светлана... У вас с ней... серьезно?

Арсений Валерьевич кинул на меня подозрительный взгляд. Я тут же опустила

голову и сделала вид, что рассматриваю плавающие в кружке листочки мяты.

- Это допрос? К чему эти расспросы, Мила?

- Так... просто. Любопытства ради.

- Точно? Или вы что-то пытаетесь узнать обо мне? Вас интересует моя личная

жизнь?

- Ну... обо мне вы знаете практически все, а я...

- Мила, давайте расставим все точки над "i", хорошо? Несмотря на то, что вы

находитесь сейчас в моей квартире, и мне известно о... вашем положении, я по-

прежнему ваш учитель, а вы - моя ученица. Ничего не изменилось, понимаете?

Поэтому вам незачем знать об моих отношениях со Светланой. И закроем эту тему.

Я закусила губу. Хм. А он крепкий орешек. Упрямый и неподступный. Прям как я.

Позвонили в дверь. Извинившись, Арсений Валерьевич пошел открывать, а я

включила диктофон - другого удобного случая я уже вряд ли дождусь. И времени у

меня не так много. Необходимо действовать. Чихать я хотела на его представления

об отношениях между учителем и ученицей. Женщина всегда чувствует, когда

нравится. А я нравилась Арсению Валерьевичу, что бы он там не говорил и как бы

не пытался отрицать очевидное. Когда он смотрел на меня, я...

- Познакомьтесь, Мила, это Олег.

Я вздрогнула, расплескав чай, вскочила на ноги и в смятении уставилась на

вошедшего гостя.

Хм. Длинные, чуть ли не до лопаток, волосы, жидкая бородка, глаза темные, а в

них - смешинка. Любопытный экземпляр, однако.

- Олег, это...

- Мила, не так ли? - мужчина взял протянутую руку и, наклонившись, прижался к

ней губами. - Очень рад.

- Э... Я тоже... рада познакомиться.

Я кинула удивленный взгляд на Арсения Валерьевича - по его обычно

непроницаемому лицу пробежала легкая тень раздражения.

- Олег, не смущай, пожалуйста, девушку. Если тебе так уж срочно нужно

поговорить, давай пройдем в спальню. Вы не возражаете, Мила?

- Нет, - улыбнулась я. - Общайтесь столько, сколько потребуется. Я подожду.

- Вы так великодушны, мадам, - склонился в шутовском поклоне Олег.

Этот Олег мне определенно нравился.

Они прошли в спальню, а я отключила диктофон и, взяв с огромного деревянного

блюда яблоко, жадно вонзила в него зубы.

Эх, кажется сегодня в отношении учителя мне ничего не светит. Ни поцелуя, ни

откровений, ни даже... булочки с кокосом или шоколадного торта.

Так. Что-то мне есть захотелось. От яблока желудок жалобно заурчал, требуя

чего-нибудь более существенного, и, прошмыгнув на кухню, я тихонечко заглянула

в холодильник. А там - мышь повесилась.

Ну конечно. Как же я могла забыть! Это же квартира одинокого холостого

мужчины, да еще учителя к тому же, который по вечерам вместо того, чтобы

изучать азы кулинарии, тетрадки проверяет, да книжки серьезные читает.

- Вы проголодались, Мила? - услышала я за спиной голос Арсения Валерьевича.

Черт. К чему было так долго разглядывать внутренности пустого холодильника?

Теперь меня застали на месте преступления.

- Э... Нет. Все в порядке. - Я вновь уселась с ногами на диван и пробежалась

глазами по содержимому того же деревянного блюда. - Я это... бананом

подкреплюсь, - хихикнула я, хватая фрукт и принимаясь его поспешно очищать.

- Я закажу пиццу, - произнес Арсений Валерьевич, доставая мобильник и набирая

номер.

- Не нужно, - замахала я руками. - Я вовсе не...

- Нет, нужно. Вы забыли? Теперь вам нужно есть за двоих...

Он осекся и бросил быстрый взгляд на Олега, развалившегося в кресле напротив

меня и без всякого стеснения изучавшего мое лицо - после слов учителя в миг

заалевшее.

Черт бы побрал этого Арсения Валерьевича! Кто его только за язык тянул?

- Мила, вы... беременны? - вскинул брови отчего-то повеселевший друг учителя. -

Сеня, так ты... станешь отцом? Поздравляю, дружище! Рад за тебя... за вас обоих.

И он бросился обнимать опешившего Арсения Валерьевича, а затем наступила

очередь и потерявшей дар речи меня.

- Ты не так понял, Олег, - попытался объяснить ему все Арсений Валерьевич. -

Мила беременна...

- О, спасибо! - заверещала я, перекрывая его голос. - Мы вообще-то пока

собирались держать это в тайне. Но раз уж вы узнали... Сеня, дорогой, ты уже

заказал пиццу? Мне "Маргариту", пожалуйста. А вы какую любите? - участливо

поинтересовалась я у Олега.

- Мне тоже "Маргариту". И колы закажи, дружище. Да побольше. Мы будем

праздновать!

Честно сказать, мне было страшно смотреть в сторону Арсения Валерьевича и

поэтому я просто глупо улыбалась его другу, смеясь над очередной его шуточкой и

подкалывая в ответ, словно мы старые добрые друзья.

- Мила, можно вас на минутку? - раздался над самым моим ухом голос Арсения

Валерьевича.

- Э... Да, конечно.

Пока мы в шли в спальню, я вновь незаметно включила диктофон. А вдруг он

захочет меня убить. Хоть какая-то улика будет. Олег этот не в счет - он же друг. И

вряд ли он вступится за меня, когда узнает о моем вранье.

Едва за нами захлопнулась дверь, Арсений Валерьевич схватил меня за плечи и

слегка встряхнул.

- Мила, объясните мне, пожалуйста, что, черт возьми, происходит? Я чего-то не

понимаю или вы пытаетесь всеми способами отравить мою жизнь? Какого х...

какого черта вам понадобилось врать, что ребенок от меня? Вы хоть понимаете, что

ставите меня в затруднительное положение?

- Простите. Но это вы поставили меня в неловкое положение, заявив при своем

друге, что я беременна!

- Я лишь сказал...

- Да, вы заявили, что мне нужно есть за двоих. Можно подумать, ваш друг не

смекнул, что к чему.

- Это получилось случайно. Я не хотел...

- Не хотели, но вы сказали это. И что мог подумать обо мне Олег? Я лишь...

пыталась защитить себя.

- Защитить? От чего?

- От презрения. От гребаного сочувствия. От фраз типа "Ах, бедное дитя. И как ее

только угораздило? Такая молодая, а уже с пузом..." Вам продолжать?

Арсений Валерьевич, стиснув зубы, какое-то время молча смотрел на меня.

Постепенно его черты стали разглаживаться. Он устало потер лоб.

- Я действительно не подумал о том, что... В общем, я был не прав. Простите.

- И вы простите меня. Я не собиралась... врать вашему другу. Это получилось

спонтанно.

- Ладно. Разберемся.

Когда мы вышли из спальни, Олега в квартире уже не было.

- Тактичный у вас друг, - улыбнулась я, лукаво посмотрев на учителя.

Арсений Валерьевич поморщился.

- Тактичный, но болтливый. - Он вынул из кармана мобильник. - Я вызову вам

такси.

- Как? - удивленно вскинула я голову. - Уже?

- Вообще-то на часах без десяти двенадцать, Мила. Как вы собираетесь объяснять

матери, где пропадали столько времени?

- Мне не привыкать. Я частенько у кого-нибудь ночую.

- У вас же нет близких друзей, - сощурил глаза Арсений Валерьевич. - Опять

врете?

- Ладно, - вздохнула я. - Только обещайте, что никому ничего не расскажете.

Даже, если вас будут пытать, загоняя вам под ногти иголки.

- Обещаю, - не удержался от улыбки учитель.

- Это я маме говорю, что ночую у подружки. А на самом деле... я провожу ночь в

гараже.

- В гараже?

- Ну... Это не совсем гараж. Что-то вроде студии. Там очень тепло и есть удобный

диван. И мольберт с красками. Я там рисую, - пояснила я, краснея.

- Рисуете?

- Да. У меня папа был художником. Он и "подсадил" меня на это дело.

- Не знал, - задумчиво пробормотал учитель. - Женя... Женя тоже рисовала.

- Женя? Девушка, которая умерла от рака?

- Да.

- А у вас есть ее картины? - возбужденно произнесла я.

- Немного.

- Ух! Здорово! - обрадовалась я. - А я могу на них взглянуть?

- Мила! - улыбнулся учитель. - Вы ищите повод, чтобы остаться?

Я закусила губу.

- Я все равно домой не поеду. Если хотите, чтобы я ушла - я уйду. Переночую в

гараже...

Арсений Валерьевич о чем-то минуту думал, затем ушел в спальню и через минут

пять вышел оттуда с коробкой в руках. Он поставил ее на столик возле дивана и

отошел в сторону, взглядом приглашая меня подойти.

Едва я раскрыла коробку и увидела ее содержимое, и по моей щеке поползла

слеза. Это было какое-то дежа вю. Точно так же пять лет назад я изучала

оставшиеся после отца вещи, которые поместились в точно такую же коробку.

- Все в порядке, Мила? - обеспокоенно склонился ко мне Арсений Валерьевич.

- Да, - шмыгнула я носом. - Я просто... вспомнила папу. Когда он умер, мне

разрешили забрать его вещи... Я до сих пор храню их в гараже...

- А мне вещи Жени не отдали, - глухо произнес Арсений Валерьевич,

присаживаясь на диван. - В этой коробке хранится все, что она мне дарила когда-

то, или случайно оставила у меня...

- Вот как? - смахнув слезы, я присела на диван рядом с ним. - А ее родители... Они

одобряли ваши отношения?

- Не совсем, - ответил он после короткой паузы. - Их понять можно. В то время я

учился на педагогическом, подрабатывал барменом в ночном клубе, денег особо не

было... Они желали лучшего для своей дочери. Женя была удивительно

талантлива. Свои работы она продавала в Интернете - за них платили

баснословные деньги. К тому же... на момент нашего знакомства ей было всего

четырнадцать, а мне девятнадцать. Нас разница в возрасте нисколько не смущала.

Нам было хорошо вместе. И то, что скажут другие, нас не волновало. Но это не

давало покоя жениным родителям. Наверное, они считали, что я педофил, - горько

усмехнулся Арсений Валерьевич. - Они всячески препятствовали нашим встречам,

запирали Женю в комнате... Однажды они заплатили каким-то парням, чтобы

меня избили... После того, как меня выписали из больницы, Женя сбежала из дома

и поселилась у меня - я жил тогда с родителями. А потом она... заболела... Когда

она впервые упала в обморок, я... я думал, что сойду с ума от отчаянии и

охватившей меня паники. Я дежурил возле ее постели день и ночь, пока не

пришли ее родители. Они винили меня в ее болезни. Да я и сам так считал...

Возможно, если бы мы не встретились и она не пережила столько стрессов из-за

меня...

- Замолчите! - не выдержала я, в сердцах схватив его за руку. - Вы ни в чем не

виноваты. Как вам вообще могло прийти такое в голову?! Это же абсурд! Я думаю -

нет, я уверена! - что не будь вас рядом, Жене было бы в сто, в тысячу раз тяжелее.

Вы ведь так любили ее. И она это чувствовала, я уверена. Если бы мой папа знал,

как сильно я его люблю... Но в тот день, когда он скончался из-за травм в

больнице, я была в гребаном лагере и даже не смогла с ним попрощаться. Вы же

сделали все, что было в ваших силах. Вы не должны винить себя.

- Спасибо, Мила, - накрыл он своей ладонью мою руку. - Вы умеете утешить.

- Учитель хороший был, - улыбнулась я ему. - Ну так что... Вы отвезете меня к

гаражу?

Арсений Валерьевич пристально посмотрел на меня.

- Нет, - сказал он, вставая. - Оставайтесь лучше у меня. Но никому ни слова,

понятно?

- Понятно.

Я вынула из коробки палитру с красками, огромный альбом и карандаши. Хм...

- Арсений Валерьевич?

- Да, Мила? - уже с кухни донесся до меня голос учителя.

- А вы когда-нибудь позировали Жене?

- Да, а что? - насторожился он.

- Мне нужно потренироваться в пропорциях мужского тела... - смущенно начала

я.

- Кхм... чего?

- В пропорциях мужского...

- Это я слышал, - перебил он меня. - Вы хотите, чтобы я позировал вам? И как вы

это себе представляете?

- Ну... Вы могли бы лечь на диван, а я...

- Нет! - отрезал он, отняв у меня альбом с карандашами. - Тренируйтесь на своем

Жданове.

- Да он крутиться вечно, - обиженно поджала я губу. - И... тело у него не такое

натренированное...

- Что? - опешил от моего нахальства учитель. - Так вы собирались меня...

обнаженным что ли рисовать?

- Э... Ну... Не совсем. Вы могли бы прикрыться чем-нибудь...

- Нет. И даже не думайте об этом.

Позвонили в домофон.

- Кажется, пиццу доставили, - хихикнула я. - Прощай, плоский животик!

Через пятнадцать минут мы уже во всю поглощали "Маргариту", запивая ее колой

и болтая ни о чем.

Тема с позированием была закрыта.

9

После такого спонтанного, но очень вкусного ужина Арсений Валерьевич отдал в

мое распоряжение спальню, а сам лег на диване в гостиной.

Лежа в кровати, я прислушивалась к размеренному дыханию учителя и в какой-

то момент мне вдруг жутко захотелось, чтобы он был рядом. Желание коснуться

его кожи, ощутить вкус его губ было настолько острым, что я застонала и засунула

голову под подушку.

Идиотка. Кретинка! Попалась в собственные сети. Хотела соблазнить учитель, а в

итоге втюрилась в него по уши. И что мне теперь с этим делать? Попытаться

разлюбить? Но с каждым днем учитель завораживал меня все сильнее. А сегодня я

и вовсе узнала его с совершенно иной стороны, о которой в школе вряд ли кто-

либо догадывался. А этот его взгляд... его улыбка...

Черт! Мила, не сходи с ума! Тебе нельзя влюбляться в учителя. Да и Арсений

Валерьевич вряд ли захочет дважды вступать в одну и ту же реку. Потому что если

о наших отношениях станет известно маме, не сносить головы ни мне, ни ему. Да и

кто вообще говорит об отношениях? Арсений Валерьевич никогда не полюбит

такую, как я. Мало того, что характер скверный, в чем я не раз предоставляла ему

возможность убедиться, так еще и фигурой не вышла и на лицо - мышь убогая.

Возможно, он никогда не скажет мне об этом в глаза - воспитан как-никак, но

подумает - а это еще хуже.

Я снова застонала и едва не подскочила на кровати, когда на мое плечо легла чья-

то рука. Вернее, чья это рука я примерно догадывалась. Но что ему понадобилось

от меня посреди ночи?!

- Мила? - услышала я сонный голос учителя. - Вы в порядке? Вы стонали, и я

подумал...

- Э... Нет-нет. Все хорошо. Мне просто... кошмары снились...

- Точно все в порядке? Может воды? Или еще чего?

- Нет. Если только...

- Да?

- Вы не могли бы полежать со мной рядом... пока я не усну?

- Мила, я...

- Я не принуждаю вас. Если вы считаете это неприемлемым, я пойму.

Я видела, как блестят в темноте его глаза, как бурно вздымается грудь под белой

футболкой. Наконец, он вздохнул, также молча развернулся и вышел из комнаты.

Да уж. Кажется, я вконец обнаглела. О чем я вообще думала, ляпнув подобную

чушь? "Не могли бы вы полежать со мной рядом?" Ты серьезно, Мила?

Я села в постели, обхватив колени руками, и уже собиралась всласть себя

обругать, когда услышала легкий скрип половиц, а через пару секунд в комнату

вошел Арсений Валерьевич с подушкой и пледом в руках.

- Двигайтесь, - произнес он как ни в чем не бывало.

Я послушно отодвинула свою подушку к противоположному краю и с

замирающим сердцем принялась наблюдать, как Арсений Валерьевич положил

свою подушку на соседнюю сторону, а затем растянулся на постели во весь свой

немаленький рост, в нескольких сантиметрах от меня. Кажется, в ту минуту я даже

забыла как дышать. Так с отвисшей челюстью и глазела на повернувшегося ко мне

спиной учителя, пока не услышала насмешливое:

- Как же вы собирались рисовать меня обнаженным, если так реагируете на мое

присутствие?

Он еще смеет издеваться надо мной?

Я вернула нижнюю челюсть обратно и легла на бок, едва не касаясь грудью

широкой спины учителя. Я легонько подула на его шею и ощутила, как напряглись

мышцы его спины. Арсений Валерьевич резко втянул в себя воздух.

- Мила, соблюдайте, пожалуйста, дистанцию, - хрипло произнес Арсений

Валерьевич спустя какое-то время. - Иначе я уйду.

- Я смущаю вас? - придвинувшись ближе, шепнула я ему на ухо.

- Меня смущают ваши действия, - раздраженно бросил он и сел на постели. -

Ответьте мне на один вопрос, Мила. Почему вы из кожи вон лезете, чтобы казаться

плохой? Вы ведь не такая на самом деле.

- А какая я? - с вызовом посмотрела я на него снизу вверх.

- Знаете, кого я вижу, смотря на вас? Маленькую заблудившуюся девочку,

одинокую и беззащитную, истосковавшуюся по любви и просто немыслимо

нуждающуюся в нежности и ласке. Но я не тот, Мила, кто сможет дать вам все это.

Однажды вы встретите мужчину, который сможет разглядеть в вас то, что вижу я.

Только с таким человеком вы сможете быть счастливы...

Он говорил еще что-то, но я уже не слушала. Соскочила с кровати и бросилась в

ванную комнату. Там меня снова вырвало. Опустившись на пол возле унитаза,

обхватила голову руками.

Разве мог учитель знать, какую боль причинял своими словами, лишая надежды

и обнажая давно похороненные чувства? Значит он пытался помочь... Как

психиатр душевно больному человеку. Да кто я, собственно, для него? Лишь

девчонка, в которую он имел неосторожность вселить надежду... Нет, я с самого

начала понимала, что возможность того, что учитель полюбит меня, была

слишком... ну просто ничтожно мала. Но мне почему-то казалось (или же я просто

хотела в это верить?), что он видит во мне не только девочку, у которой умер отец и

которой необходима его помощь. Потому что именно так думали все остальные:

многочисленные психологи, по которым таскала меня мама после смерти отца,

учителя, жалость которых - неприкрытая, едва ли не выставленная на показ -

заставляла меня из кожи вон лезть, чтобы сочувствие в их глазах сменилось чем

угодно, пусть даже злостью или презрением. А ведь я действительно думала, что

наконец-то встретила человека, который рассмотрел во мне личность...

Какая же я дура! Почему мне нужно обязательно что-либо доказывать? Учителю -

что я вовсе не маленькая девочка, матери - что самостоятельная и что рисовать -

мое призвание, Темному - что я не девушка на одну ночь, Катьке Перовой - что я

все-таки могу соблазнить учителя... Ну и чего я добьюсь, доказав им все это?

Можно подумать, им не плевать на меня! Если бы хоть кто-то из них ценил меня и

любил по-настоящему, тогда был бы хоть какой-то смысл во всем этом. А так, я

лишь растрачиваю себя понапрасну.

К черту деньги! К черту независимость! К черту Арсения Валерьевичу и его тягу к

маленьким несчастным девочкам!

Ненавижу. Ненавижу их всех!

Шатаясь, я поднялась на ноги, сполоснула лицо в раковине, прополоскала рот и

насухо вытерлась махровым полотенцем.

Видеть Арсения Валерьевича я не хотела. Но как игнорировать человека, когда

находишься в его квартире и спишь в его постели? И зачем я только наврала ему

про беременность? Все итак сложно, а тут еще это. Я вообще когда-нибудь

поумнею?

Учителя я обнаружила, едва выйдя из ванной комнаты - он стоял напротив двери,

прислонившись плечом к косяку, с понуро опущенной головой. Увидев меня, он

довольно напряженно оглядел меня с ног до голову (наверное, боялся, что я

собираюсь с собой что-то сделать), затем преодолел в два шага разделявшее нас

расстояние и оказался совсем близко, так, что я могла коснуться его - если бы

захотела.

- Мила, я обидел вас, не так ли? - тихо спросил он.

Я покачала головой, устало оперевшись спиной о дверь ванной. Но Арсений

Валерьевич - на мою беду - оказался слишком проницательным.

- Простите меня... Я не должен был говорить вам все это. Мне постоянно кажется,

что я обязан что-то донести до вас. Что-то очень важное. Но я даже не подумал

узнать... нуждаетесь ли вы в этом...

- Арсений Валерьевич, вызовите мне, пожалуйста, такси, - прошептала я, опуская

голову.

- Мила, вам незачем...

- Вызовите. Мне. Такси, - сжала я с силой кулаки. - Я хочу домой.

- Вы уверены? Что вы скажете матери?

- Не важно. Что-нибудь придумаю.

- Тогда я поеду с вами...

- Нет! - вскинула я голову. - Я поеду одна.

- Я поеду с вами, Мила. Возражения не принимаются.

Я зажмурилась, пытаясь удержать рвущиеся из груди рыдания.

- Арсений Валерьевич...

- Да, Мила? - услышала я его приглушенный голос.

Открыв глаза, я встретила его внимательный взгляд и после короткой паузы чуть

слышно прошептала:

- Поцелуйте меня... Пожалуйста...

Арсений Валерьевич какое-то время пристально смотрел на меня (на губы мои он

даже не взглянул... может боялся искушения?), затем отвернулся, и я услышала

сдавленное:

- Я не могу, Мила. Прости...

Прости? И все?

Я попыталась улыбнуться, две слезинки самовольно сбежали по щекам.

- Понимаю, - пробормотала я, изо всех сил стараясь не шмыгать носом. - Я опять

сморозила глупость. С какой стати вам целовать меня? Вы все еще любите ее, а я...

я такая дура. Бестолочь просто. Вы совершенно правильно поступили. Вы учитель,

а я - кто? Безмозглая неврастеничка, похуже этой вашей Карениной наверное...

Всю жизнь я только и делаю, что все порчу. Вот вас решила соблазнить... (в этот

момент учитель бросил на меня недоверчивый взгляд, который я не смогла

выдержать и опустила глаза) Я поспорила на вас. С Перовой. Вот видите - вы меня

совсем не знаете. Я гнусная, подлая, беспринципная. Я не заслуживаю, чтобы

меня...

Я не договорила, так как Арсений Валерьевич подошел ко мне вплотную и, сжав

мое лицо в ладонях, начал медленно склоняться к моим губам.

О нет. Неужели он меня сейчас поцелует? Вот так сразу? То есть... Он

действительно хочет меня поцеловать? Или это просто... из жалости? В таком

случае, он рано или поздно пожалеет об этом и... начнет избегать меня. А я буду

чувствовать себя виноватой. Ведь фактически это я принудила его к этому.

Изначально он не собирался меня целовать. Судя по всему, у него и в мыслях этого

не было. Он возненавидит меня, а потом и себя.

Я не могу. Не могу допустить этого...

И едва губы учителя коснулись моих, я резко отняла его руки от своего лица и,

увернувшись, отбежала в сторону, бледная и дрожащая.

Поначалу мне не хватало духу поднять глаза. Когда я все же осмелилась взглянуть

на Арсения Валерьевича, мое сердце болезненно сжалось. Отчаяние охватило

меня.

Учитель тяжело дышал, руки его безвольно висели вдоль тела, а темно-карие,

поддернутые туманом глаза в упор смотрели на меня и такое у них было

выражение, что я едва удержалась, чтобы не броситься к нему и не продолжить

этот... запретный поцелуй.

- Арсений Валерьевич, простите, простите меня, - затараторила я, прижав руки к

груди в умоляющем жесте. - Вы ведь не хотите этого. Я заставила вас. Черт. Я

совершенно не дружу с головой. Давайте забудем об этом, хорошо? Как будто

ничего не было. Ни моей просьбы, ни ваших... ни ваших действий. Это я во всем

виновата. Я была расстроена и... наговорила вам черт знает что. А вы хотели меня

утешить и...

Не знаю, как так получилось, но в следующую секунду я вновь оказалась в

объятьях Арсения Валерьевича, прижатая к его твердой груди. А его теплые,

нежные губы накрыли мои, осторожно их приоткрывая. Я задрожала, прикрыв от

блаженства глаза - чувства мои в этот момент балансировали между изумлением и

восторгом.

Его руки скользнули по моей спине, задержались на талии и сжали ее, притянув к

себе. А я, выгнувшись всем телом и привстав на цыпочки, обняла учителя за шею.

Мои пальцы принялись перебирать темные пряди его волос.

Хотя опыта у меня было не так много, но целовался Арсений Валерьевич

божественно.

Но все когда-нибудь заканчивается. И наш поцелуй прервался так же

неожиданно, как и начался.

Арсений Валерьевич отпустил мою талию и отстранился. Какое-то время мы

молча смотрели друг на друга, стараясь выровнять дыхание. Лично у меня сердце

готово было вырваться из груди, на ладошках выступили капли пота.

Я судорожно сглотнула и произнесла первое, что пришло в голову:

- Я... пойду... пожалуй. Спокойной ночи, Арсений Валерьевич.

- Спокойной ночи, Мила, - ответил учитель, не спуская с меня потемневших глаз.

10

Первое, что я увидела, открыв глаза утром, было улыбающееся лицо Арсения

Валерьевича.

Хм...

Я зажмурилась, на всякий случай потерла глаза кулачками и вновь распахнула их.

Напротив меня располагался огромный, практически во всю стену, коллаж,

состоящий из полароидных снимков. На них были запечатлены - вдвоем или в

одиночку - Арсений Валерьевич и очаровательная пухленькая девушка с копной

удивительно красивых почти оранжевых волос, с очаровательными веснушками на

курносом носике и прямо-таки обезоруживающей улыбкой.

Женя...

Догадка настолько поразила меня, я сползла с постели и, словно завороженная,

приблизилась к стене, пытаясь вобрать в себя каждую эмоцию, каждое

мгновение...

На одном из снимков они улыбались друг другу, поедая мороженное в вафельных

рожках... Вот он держит ее на руках, а она смеется чему-то, запрокинув голову

назад... Она бежит по маковому полю, раскинув руки в стороны и подставив солнцу

улыбающееся лицо... Он сидит за учебниками, наморщив лоб, с карандашным

огрызком за ухом, покусывая кончик ручки... Она, одетая в мужскую рубашку, с

распущенными по спине всклокоченными волосами, рисует натюрморт,

сосредоточенная и серьезная... Вот они играют в шахматы и, судя по ее

возмущенному лицу и загадочной улыбке Арсения Валерьевича, он побеждает...

Танцуют в на крыше в лучах заходящего солнца... Он целует ее, обхватив ее лицо

руками...

Этот снимок я рассматривала дольше остальных - с неистово бьющимся сердцем,

задержав дыхание, в смятении прижав руки к груди.

Во время поцелуя глаза Арсения Валерьевича были открыты - в них была

нежность... любовь... и боль... Да-да, именно боль. Возможно, от осознания того,

что она умирает. Или же ему была невыносима сама мысль, что когда-нибудь ее не

станет и этот мир перестанет также существовать и для него. Он так пристально

смотрел на нее, словно пытался запомнить малейшую черточку на ее смешливом

лице, ее глаза, нос, губы, ее улыбку, которая была ее неизменной спутницей - в

этом я успела убедиться, разглядывая эти многочисленные снимки.

Почему-то я была убеждена, что этот коллаж был подарком ему от нее...

- Мила? - услышала я приглушенный голос учителя по ту сторону двери. - Вы

проснулись? Простите, мне нужно уходить. И я хотел...

Я распахнула дверь. Арсений Валерьевич умолк, уставившись на мое бледное

лицо.

- Что-то случилось, Мила? - сглотнув, произнес он. - Вы... хорошо себя чувствуете?

- Да. Я в порядке. И... ребенок тоже, - добавила я зачем-то.

- Я рад, - улыбнулся он одними губами. - Позвольте, я покажу вам, что где лежит.

Я прошлепала за ним на кухню, где на барной стойке уже стояли тарелка с

золотистыми тостами, вазочка с джемом, хромированные масленка и сахарница.

- Я обычно жарю себе тосты, - показал в направлении стойки Арсений

Валерьевич, - здесь же джем, масло. В холодильнике - апельсиновый сок, сливки.

Кофе - на плите в турке. Если предпочитаете чай, он в френч-прессе на столе.

Ешьте, не стесняйтесь. Посуду я помою сам, когда вернусь.

- А вы? - подняла я вопросительно брови.

- Я уже позавтракал. Что-то еще?

Я задумчиво закусила губу, плавным движением намазывая на тост масло.

- А когда вы вернетесь? - деловито поинтересовалась я.

- В половине двенадцатого.

- Понят... Ух ты! - не сдержавшись, воскликнула я, откусив кусочек от тонкого в

меру зажаристого тоста. - Это... это просто... Я в жизни не ела ничего более

вкусного!

- Я рад, что вам понравилось, - губы учителя тронула долгожданная улыбка. - Не

думал, что вас можно удивить каким-то банальным тостом.

- Если бы вы каждое утро на протяжении почти семнадцати лет ели овсяную

кашу, этот тост не показался бы вам банальным.

- Понимаю, - склонил учитель голову на бок, с улыбкой наблюдая, как я с

жадностью поедаю очередной - уже наверное четвертый - тост, перед этим густо

намазав его толстым слоем масла и джема из черной смородины. - Мне нужно

идти, Мила, а вы завтракайте, не торопитесь. Ключ оставите у консьержки,

хорошо? И позвоните матери. Скажите, что заночевали у подруги.

"Ключ оставите у консьержки"? То есть перевести это можно примерно так:

"Чтобы, когда я вернусь, ноги вашей здесь больше не было"? Так что ли?

- Ха! - язвительно произнесла я, стараясь не думать над тем, как хитро он

пытается избавиться от меня. - И это мне говорит учитель? А как же "врать - не

хорошо" и все такое прочее?

Слегка изломленная правая бровь была ответом на мое ершистое замечание.

- Что? - невозмутимо поинтересовалась я, подливая в чашку кофе. - Или я

ошибаюсь?

- Нет проблем, Мила. Скажите, что считаете нужным. Я не против, если это будет

правда. Скажите, что беременны, что отец ребенка Артем Жданов, и что вы

напились в стельку, празднуя столь радостное для вас событие. А затем вас

вырвало на учителя литературы, и он отвез вас к себе домой, где вы и провели эту

ночь. Я... что-то упустил? - криво усмехнулся он.

- Идите вы знаете куда! - вскочила я, разъяренная, на ноги. - Можно подумать, у

вас жизнь удалась, и вам нечего скрывать от других! К вашему сведению, я не

просила вас помогать мне. Если вы не заметили, там в баре был Артем. Он бы и

позаботился обо мне. И - да, мы целовались! В отличии от вас, его не нужно

просить об этом. И вообще - я не желаю вас больше видеть! Понятно вам?

И я пулей рванула в ванную, чтобы вволю там нареветься или разбить что-нибудь

или... Но меня перехватили, развернули и несколько раз встряхнули, чего я никак

не ожидала.

- Мила, дурочка вы этакая, когда вы поймете, что Жданов этот лишь использует

вас? Думаете, он любит вас? Ему нужен только...

Он осекся, какое-то время напряженно вглядывался в мое лицо, затем резко

отпустил и, развернувшись, вышел из квартиры.

Запихав в рот оставшийся кусочек тоста, я аккуратно стряхнула с халата крошки,

убрала со стола, вымыла посуду, вернула масленку и сливочник в холодильник, на

треть заполненный продуктами, которых еще вчера - я это точно помню - там не

было. Ночью что ли в супермаркет наведался? Или заказал еду по телефону?

Когда на кухне все сверкало, я плюхнулась на диван и, откинувшись на подушки,

задумалась.

Значит, Арсений Валерьевич убежден, что Темный использует меня в не очень

благородных целях? Что ж, я это и без него знаю. Потому и избегаю усиленно и...

Чееерт! Кажется, я его вчера поцеловала... Да еще на глазах у Арсения

Валерьевича.

Вот же кретинка!

Теперь Темный точно не отстанет от меня. Ну почему я такая глупая? Знала же,

что мне нельзя пить. В прошлый раз, находясь под действием алкоголя, я

предложила Темному сыграть моего возлюбленного. Вот так просто! А он взял и

согласился, словно давно ждал этого. Черт бы побрал этого Темного!

Так..

Я обхватила голову руками и попыталась принять хоть какое-то мало-мальски

разумное решение, но перед глазами то и дело возникало лицо учителя, медленно

склоняющееся к моим губам.

Вчерашний поцелуй я помнила вплоть до мельчайшей детали: нежные руки,

обнимающие меня, скользящие вдоль спины, на мгновение задержавшиеся на

ягодицах, отчаянно сжимающие талию, вновь осторожно обхватившие лицо...

твердые, жадно приникшие губы... пряный мужской запах... упругая кожа...

дыхание, которое я бы пила и пила...

- Привет!

Сказать, что сердце бухнуло в пятки, не сказать ничего. Меня едва удар не хватил

- так я испугалась, подскочив на месте и прижав руку к груди.

- Напугал, да? - извиняющимся тоном произнес это невозможный человек,

упавший словно снег на голову. - Простите...

- А вы как думали? - сдвинула я брови. - Вас что, никто не учил стучаться?

- А зачем? У меня же ключ, - помахал он связкой перед моим носом.

- Все равно! - не унималась я (мне необходимо было выпустить пар, Олег же - а

это был именно он - попался под горячую руку, и я нисколечко об этом не

сожалела). - А вдруг мы здесь... ну это самое... сами понимаете, - загадочно

приподняла я правую бровь.

- Это самое? - задумался Олег. - Так вы что... собирались по дому голой ходить?

Зачем?

Я закатила глаза.

- Не важно, - буркнула я в итоге. - Пойду переоденусь.

- Будьте, как дома! - насмешливо крикнул он мне вдогонку.

Засранец! И как я могла раньше находить его милым?

В спальне я скинула халат, натянула свою одежду, а футболку, которая этой

ночью служила мне ночнушкой, аккуратно сложила на кровати и повернулась к

зеркалу.

Да уж - видок тот еще. И с таким вот лицом я пыталась - пусть подспудно -

очаровать Арсения Валерьевича?

О чем ты думала, Мила?!

Я быстренько собрала волосы в хвост, вбила в кожу тональный крем, замазала

консилером круги под и без того большими глазами и воспользовалась

бесцветным блеском, который идеально смотрелся на моих средней пухлости

губах.

Ну вот. Другое дело!

- Не прошло и часа, а вы вернулись! - шутливо заметил Олег, окинув меня с ног до

головы оценивающим взглядом. - Неплохо! Это ваша одежда?

- Что?

- Это точно ваша одежда? По мне, так вам больше подошли бы джинсы и кеды - в

вас столько мужской энергетики.

Сомнительный комплимент, однако. Что он имел в виду?

- Что ж... Всего хорошего!

И я направилась к двери, силясь скрыть сожаление, что приходится уходить вот

так, даже вдоволь не надышавшись запахом учителя, не рассмотрев толком те

фотографии на стене...

- Так что насчет кофе, Мила? - услышала я насмешливое за спиной.

- Что? - резко обернулась я.

- Без кофе я с утра не функционирую, - улыбнулся Олег. - Не составите мне

компанию?

Думала я секунд пять, не больше.

А почему бы и нет, собственно?

- Вы любите черный или... - направилась я было к плите.

- Тут кофейня недалеко, - остановил меня Олег, взяв за локоть. - Там делают

божественный капуччино. Пойдем? - заглянул он мне в глаза.

- Пойдем, - улыбнувшись, кивнула я.

11

Капуччино был действительно бесподобный - идеальная температура,

безупречная пышная пенка, на которой бариста профессионально изобразил

плюшевого мишку.

При виде рисунка я вдруг вспомнила Сашку и его обреченное:

"Он усол. Как мама..."

Как же отчаянно мне хотелось увидеть их - Сашу и Машу, - их выпачканные в

сахарной пудре мордашки, услышать их радостный смех и ощутить рядом

надежное плечо Арсения Валерьевича...

Я сделала глоток кофе, облизала губы и посмотрела на Олега - он задумчиво

наблюдал за мной.

- Что-то не так? - насмешливо поинтересовалась я - быть воинственной как-то

поднадоело, да и спутник мой - несмотря на все мое желание злиться - по мере

того, как мы общались, вызывал во мне лишь симпатию.

- Вы любите его? - спросил он абсолютно серьезно.

Я опешила, чуть не подавившись печенюшкой, и произнесла уже набившее

оскомину:

- Что?

С чего он взял?

- Я видел, как вы смотрите на него, - усмехнулся зрящий в корень друг учителя.

- Подумаешь! - махнула я небрежно рукой и отпила еще кофе, отчаянно надеясь,

что в этот раз щеки не предадут меня. Но увы - не только они, но и уши мои

запылали пуще прежнего.

Я заметила, как Олег многозначительно приподнял брови - "мол, вы все еще

пытаетесь строить из себя невинность?"

Черт!

- Да, я люблю его, - выпалила я, вздернув подбородок. - И что с того?

- А он? - не унимался этот коварный тип.

- Что он? Ну что он? Ваш друг - черствый бесчувственный чурбан. Ему плевать на

то, что я чувствую. Ему вообще на всех плевать! Кроме этой его... кроме Жени, -

нехотя добавила я, угощаясь очередным шоколадным печеньем.

- И? - склонился ко мне Олег. - Как вы решили действовать?

- Действовать? - вновь подавилась я печенькой и отодвинула ее от греха

подальше. - Что вы имеете в виду?

- Ну вы же хотите заполучить его - раз любите?

- Разве это не бессмысленно? Он все равно никогда не посмотрит на меня, как...

как на женщину.

- С чего вы это взяли?

- Да как же... Он всегда такой... правильный, уравновешенный. И он все еще

любит ее...

- Но он же не железный, - по доброму усмехнулся Олег. - Между вами ведь что-то

было, не правда ли?

- Да как вы смеете! - вспылила я. - Я бы никогда... Арсений Валерьевич, он... Он -

мой преподаватель и...

- И что с того? - удивился он. - Или... вас смущает его возраст?

- Дело не в этом... Неужели вы не понимаете? Арсений Валерьевич никогда не

сможет полюбить такую, как я.

- Почему? Что в вас не так? Вроде бы все на месте, - насмешливо заметил он,

скользнув взглядом по моей груди, и я невольно прыснула.

- Вам кто-нибудь говорил, что вы невозможны? - с улыбкой поинтересовалась я.

- И не раз, - улыбнулся он мне в ответ. - Ну так в чем загвоздка?

- Я же говорю, он - мой учитель, и он по-прежнему любит Женю. У меня нет

никаких шансов.

- А вы пытались?

- Да, - нехотя ответила я.

- Ну и...?

- Он поцеловал меня, - произнесла я, розовея от смущения. - Вернее... это я его об

этом попросила. Арсений Валерьевич... по началу он отказался, а потом...

- Окей. Вы целовались, - как бы подытожил мое невразумительное повествование

Олег. - И что дальше?

- Ничего.

- Что значит "ничего"? - недоверчиво поглядел он на меня.

- А то и значит, что я пошла спать, а он... он тоже наверное...

- А утром вы говорили с ним на эту тему?

- Нет. Он приготовил завтрак и ушел. А еще... мы немного поругались...

- Отлично! - неожиданно приободрился Олег. - И часто вы это делаете?

- Что именно? Ругаемся?

- Ну да.

- Да не так уж и часто. Просто... он вечно сует нос туда, куда не нужно. Учит меня

уму-разуму, наставляет, словно я цыпленок неоперившийся. Пытается стать для

меня папочкой, а я хочу, чтобы он... чтобы...

- Любил, да? - подмигнул мне Олег.

При виде его хитрой ухмылочки я расхохоталась.

- Все-то вы знаете! И где таких, интересно, проницательных друзей продают?

- Там уже висит табличка "распродано", - подыграл мне он.

- Понятно, - улыбнулась я.

- Вы еще что-нибудь предпринимали, кроме того, что попросили себя

поцеловать? - вновь принялся допрашивать меня Олег.

И тут меня словно прорвало. Я рассказала ему о пари и о Темном, о наших

занятиях с Арсением Валерьевиче, о его желании помочь мне и о моем нежелании

эту помощь принимать, о беременности, о поцелуе. В общем, обо всем. Почти.

После того, как я закончила говорить, было такое ощущение, что я пробежала

марафон. Волосы на лбу взмокли от пота, руки дрожали, пульс участился вдвое.

Олег какое-то время пристально наблюдал за мной, как я нервно верчу в руках

айфон и кусаю губы, пытаясь унять учащенное сердцебиение. Наконец, он

заговорил:

- Все намного сложнее, чем я думал. С беременностью вы, конечно, переборщили.

Но я думаю, мы справимся.

- Мы? - округлила я глаза. - Вы хотите сказать, что...

- Я помогу вам. Мы вместе придумаем, как сделать так, чтобы Арсений влюбился

в вас - окончательно и бесповоротно. И чтобы больше никто и ничто не стояло у

вас на пути: ни ваша память об умершем отце, ни отношения с матерью, ни этот

ваш Темный, ни беременность.

- Но зачем вам это?

- Начнем с того, что Сеня - мой друг. Даже больше. Он мне как брат. И меня

достало, что такой клевый парень, имеющий столько возможностей, вдруг решил,

что его жизнь кончена и что правильнее всего просто плыть по течению...

- Он считает, что его жизнь кончена? - прошептала я ошарашено. - Но он говорил,

что дети помогли ему по другому взглянуть на... то, что с ним произошло...

- Вы про Машу с Сашей? - без тени улыбки спросил Олег.

Я кивнула.

- Странно, - задумчиво потер он подбородок. - Я думал, что об этой стороне его

жизни знаю только я. Но раз так, значит... он доверяет вам. Это хорошо. И то, что

он поцеловал вас, говорит о многом.

- Ни о чем это не говорит. Он просто пожалел меня. Или боялся оскорбить... В

общем, им двигало что угодно, только не... - Я закусила губу. Продолжить фразу я

не смогла.

- Ладно, - бросил Олег, подзывая официанта. - Разберемся.

- И что вы собираетесь делать? - не смогла я унять своего любопытства.

- Я? Вы имели в виду нас с вами? Потому что один я мало что смогу. Мне нужна

ваша помощь.

- Нет, я, конечно, помогу вам. Но... как?

- Поговорим об этом позже, - произнес Олег, помогая мне выбраться из-за

столика. - Сколько времени в нашем распоряжении?

- Вообще-то сегодня выходной. Я полностью свободна.

- Отлично. Тогда для начала займемся шопингом. Потому что то, надето на вас

сейчас, никуда не годится.

- Почему? - обижено надула я губы. - Так все девочки ходят.

- Все, но не вы. У вас ведь другой стиль или я ошибаюсь? Так как в этой юбке вы

выглядите, как... нескладный подросток, стащивший вещи у матери.

- Я сама это покупала. Но вы действительно правы - юбки я практически не ношу.

Мой стиль - это джинсы, майки, кеды.

- Вот и купим вам пару вещичек в вашем стиле. А еще нам нужно вечернее платье.

- Платье? Вечернее? Зачем?

- Всему свое время, Мила, - загадочно ухмыльнулся он.

- Кто-то говорил, что это не мой стиль, - сердито проворчала я на ухо своему лже-

кавалеру.

- А что именно тебя не устраивает? - ухмыльнулся Олег мне в волосы. - Платье

или каблуки?

- И то и другое. Если я не сломаю шею и не запутаюсь в подоле, будем считать, что

вечер удался, - процедила я сквозь зубы, нацепив на лицо милейшую из улыбок.

- Все претензии к хозяйке вечеринки. Я тут ни при чем. Сам едва дышу в этой

удавке.

Мельком взглянув на его затянутую в смокинг фигуру и зачесанные назад волосы,

я захихикала.

- Ничего смешного, - криво усмехнулся он. - Терпеть не могу весь этот

выпендреж!

- Ой, да ладно, - похлопала я его по руке. - А мне нравится. Здесь так мииило, -

протянула я на манер гламурных красоток.

- Эй! Ты заканчивай с этим.

Я расхохоталась.

- Да шучу я, шучу. Я так же, как и ты, чувствую себя здесь не в своей тарелке. И

где же хозяйка вечера? - повертела я головой по сторонам. - Ой! - вырвалось у

меня, когда, заглядевшись, я наступила на подол шествующей впереди нас

дамочки. - Простите, - пискнула я, удостоившись недовольно-высокомерного

взгляда.

- Смотри под ноги, - посоветовал Олег, пряча улыбку. - Пока не подскользнулась

или не оторвала чей-нибудь шлейф.

- А по какому поводу собирушка? - поинтересовалась я, глотнув из своего бокала

минералки, которую Олег налил мне, предварительно выплеснув из бокала

шампанское.

- Кхм... Помолвка.

- Правда? - восхитилась я. - Кто-то из твоих друзей?

- Да, - нехотя ответил Олег.

- А кто невеста? Это ведь ее родители раскошелились на этот раут?

- Она учится на юридическом. Работает волонтером.

- Ух ты! Ты меня с ней познакомишь? Волонтерство - это, наверное, так

интересно.

- Ага, - как-то странно усмехнулся Олег.

Я видела, что он не особенно хочет говорить на эту тему, поэтому перестала его

расспрашивать. Захочет, сам расскажет. Не клешнями же вытаскивать, в самом

деле.

Мы медленно продвигались вдоль многочисленных парочек, облаченных так же,

как и мы, в смокинги и длинные, в пол, вечерние платья. Вечеринка обещала быть

скучной, и я украдкой позевывала в ладошку, когда мой взгляд упал на Светлану -

ту самую, из дома ребенка - с бокалом шампанского в руках. Рядом с ней стоял

Арсений Валерьевич - одна его рука покоилась на ее бедре.

При виде учителя я застыла на месте, не в силах сделать хотя бы шаг. Просто

стояла и пожирала его глазами.

Какой же он красивый! И как ему идет этот черный смокинг с галстуком-

бабочкой! А эта его широкая улыбка, искрящиеся весельем темно-карие глаза,

высокая стройная фигура...

Я вспомнила его, растянувшегося рядом со мной на постели, в белой футболке и

пижамных штанах... его мускулистые плечи, плоский живот, длинные ноги... Мое

тело покрылось мурашками.

- Что они здесь делают? - прохрипела я, ощущая странную слабость во всем теле.

Странно. Ведь я даже не пила.

- Светлана - и есть та самая невеста, - с невозмутимым видом ответил мне Олег.

- А где жених? - вновь завертела я головой. - Он же должен быть где-то

поблизости...

- Он стоит рядом с ней, - произнес Олег, сжав челюсти.

- Что? - простонала я, не веря своим ушам.

Я перевела взгляд на Арсения Валерьевича и его спутницу. Они о чем-то мило

беседовали. В какой-то момент учитель взял ее руку и прижался к ней губами,

затем наклонился и что-то шепнул на ухо. Девушка смущенно улыбнулась.

Не в силах выносить это, я отвернулась. Так паршиво я еще никогда себя не

чувствовала.

Это что, получается, что я влезла в это идиотское платье и надела жутко

неудобные высоченные каблуки, по вине которых всю дорогу сюда боялась

переломать себе ноги, ради того, чтобы наблюдать, как эти голубки мило воркуют

у меня на глазах? Или может быть, чтобы порадоваться за них и пожелать им

счастья? И ради этого Олег притащил меня сюда? Вот же...

- Какого черта?! - зашипела я, вонзив ногти в рукав Олега. - Это что, шутка такая?

- Нет, - стиснул зубы Олег.

- Тогда... - Я сглотнула и попыталась выровнять дыхание. - Тогда зачем я здесь?

Чего ты хотел этим добиться?

- Я хочу помешать их помолвке.

- Что?

- Он не любит ее, - проговорил он тихо.

Да кто он такой, чтобы судить, кто кого любит?! Он что, Господь Бог?

- Я не желаю участвовать в этом, понятно тебе? С меня хватит всего этого дерьма.

Я собралась уходить, когда Олег грубо схватил меня за локоть и буквально

оттащил в сторону, зажав в каком-то углу. Его глаза гневно сверкали.

- С тебя хватит? - прорычал он, схватив меня за плечи и грубо встряхнув. - Да ты

же еще ни черта не делала! Ты думаешь, я вырядился в этот дурацкий смокинг и

привел тебя сюда, чтобы просто повеселиться? Я хочу расстроить помолвку друга -

вот почему мы здесь. Я не хочу, чтобы человек, которого я люблю больше, чем

брата, больше себя самого, совершил самую чудовищную ошибку в своей жизни и

женился на нелюбимой... Он не любит ее, Мила. Поверь мне, я знаю о чем говорю.

Думаешь, я не заметил, как он смотрел на тебя тогда в баре - ты как раз в тот

момент целовалась с этим Темным - или как его там? Будь его воля, он бы

испепелил этого парня взглядом. Видела бы ты его тогда - на нем лица не было. Я

ничего не имею против самой Светланы. Она - хорошая девушка, умная, добрая.

Но любит-то он тебя, Мила. Неужели ты этого не замечаешь? Он же бредит тобой...

- Не говори так, - всхлипнула я. - Ты вселяешь в меня надежду, а это неправильно.

Разве это возможно? Он же сам воздвиг стену между нами. То и дело твердит, что

наши отношения лишь сугубо профессиональные, что я для него ученица и только.

- Мила, иногда мы говорим одно, а чувствуем совершенно противоположное.

- Но я не понимаю... Почему он отталкивал меня? Почему заставлял думать, что я

ему безразлична? Из-за возраста? В этом все дело?

- Он боится...

- Чего? - прошептала я.

- Он боится любить, Мила. Боится, что...

- Что я умру? - внезапно дошло до меня. - Он боится потерять меня... как Женю?

Но я не собираюсь умирать! - воскликнула я, внезапно оживляясь. - У меня нет

рака. Я здорова, как бык. Я даже простудой редко болею.

- Я думаю, дело не только в этом. Понимаешь... ведь он до сих пор винит себя в

смерти Жени... Да, он из кожи вон лезет, убеждая других, что общение с сиротами

помогло ему все забыть и почувствовать себя нужным. Но все это чушь! Боль

никуда не ушла. Ему практически каждую ночь снятся кошмары, из-за которых он

просыпается весь в поту. Все это время он был один. Пока... пока не увидел в доме

ребенка двух очаровательных малышей, без которых уже не мог представить своей

жизни. Он сразу же захотел их усыновить, но детям нужна мама. Сеня понимал это

как никто другой - когда ему было четыре, его мать умерла, отец растил его в

одиночку. А тут он познакомился со Светланой, которая обожает детей и даже

подрабатывает волонтерам, чтобы этим детям помогать. И тогда он решил, что

она-то и станет матерью его детей, а остальное не важно.

- Значит, все это делается ради детей?

- В большей степени да, из-за них.

- Тогда я тем более не имею права вмешиваться. Посмотри на меня. Какая из меня

мать? Я же сама еще ребенок. Что я смогу дать этим детям?

- А кто говорит, что ты должна стать матерью этим детям? Ты любишь его, а

значит, должна стать прежде всего его женой. А со временем нарожать ему детей, о

которых он так мечтает.

- А что будет с Сашей и Машей?

- Их усыновит кто-нибудь другой.

Я задумалась.

Если я соглашусь помочь Олегу и каким-то непонятным образом помешаю

помолвке Арсения Валерьевича и Светланы, то эти дети потеряют возможность

вновь обрести семью. Хочу ли я этого? Смогу ли я жить с этой ношей на сердце? Да

и с чего он вообще взял, что учитель любит меня? Возможно, я нравлюсь ему - и

это немудрено, ведь мы столько времени провели вместе. А что, если у поступков

Олега иные мотивы? Может он любит Светлану и пытается таким образом отбить

девушку у друга? А тут я, вся такая несовершеннолетняя и по уши влюбленная в

учителя, и он решил использовать меня в своих целях, а на последствия ему

плевать...

Я все еще ломала голову над тем, как поступить, когда услышала смех Арсения

Валерьевича, а затем и приятный женский голос, принадлежащий, вероятно,

Светлане. Они были где-то поблизости. Я почти ощущала их присутствие.

- Ну? - вопросительно вскинул брови Олег. - Что ты решила, Мила?

- Я не могу...

- Что? - недоверчиво сузил он глаза.

- Я не могу поставить свое собственное счастье выше счастья этих детей. Им

нужны родители.

- Какая же ты все-таки идиотка, Мила! - прорычал Олег и, стиснув меня в

стальном кольце своих рук, самовольно прильнул к моим губам. Глаза мои

расширились, сердце неистово забилось в груди. Я попыталась вырваться, но

мужчина проявил изумительное упорство, удерживая меня. Тогда я сжала губы,

изо всех сил противясь поцелую. Хмыкнув, Олег продолжил целовать мои

сомкнутые губы, не делая никаких попыток разжечь во мне ответные чувства.

- Не вырывайся, Мила, - неожиданно выдохнул он мне в губы, по-прежнему

страстно сжимая меня в объятьях. - Я не хочу делать тебе больно. Пожалуйста...

позволь меня тебя поцеловать…

12

Я зажмурилась и попыталась расслабиться. Но меня словно сковали цепями. Я

едва могла двигаться, тело одеревенело, а вся моя сущность была наполнена

отвращением к себе и к этому по сути незнакомому мне мужчине.

Тогда я открыла глаза и увидела Арсения Валерьевича. Он стоял в нескольких

метрах от нас - странно напряженный, с стиснутыми кулаками. Его взгляд

прожигал меня насквозь, ноздри нервно раздувались.

- Олег! - услышала я его стальной голос, вздрогнув, словно от удара. - Что, черт

возьми, ты творишь?

Не спеша, Олег оторвался от моих губ и, подмигнув мне, выпустил из объятий.

- А, дружище! - обернулся он к другу как ни в чем не бывало, улыбаясь во все

тридцать три зуба. - Не ожидал тебя здесь увидеть.

Арсений Валерьевич пропустил эту шутку мимо ушей и перевел взгляд на

смущенную меня.

- Мила, что вы здесь делаете?

- Я...

- Она со мной, - приобнял меня за талию Олег. - Надеюсь, ты не против?

На скулах учителя задвигались желваки.

- Олег, могу я переговорить с тобой? - произнес он сурово. - Наедине, - добавил

он, едва взглянув на меня.

- Мила, ты не против? - прикоснулся Олег к моей щеке.

Я покачала головой, говорить не было сил.

Они направились по направлению к какому-то кабинету, а я в изнеможении

прислонилась спиной к стене, едва не падая на подкашивающихся ногах.

В сумочке запиликал айфон.

- Мила, ты где пропадаешь? - раздался в трубке суровый голос матери.

- Э... Я... у друзей...

- Где именно? Я могу приехать за тобой.

- Не нужно, мам, - произнесла я слегка дрожащим голосом. - В этом нет

необходимости.

- Ты уверена? У тебя есть деньги на такси?

- Да. Я скоро буду. Не беспокойся.

- У тебя все хорошо? - встревоженно поинтересовалась мама. - Ты как-то странно

говоришь.

- Мама, я в порядке. Устала немного. Меня друзья подвезут.

- Ну смотри, Мила. Я полагаюсь на твое благоразумие.

Я тупо посмотрела на экран, оповещавший мне, что "звонок завершен", затем

уставилась на размытое - из-за пелены слез - отражение в висевшем напротив

зеркале.

Хрупкая фигурка в длинном, цвета спелой черешни, струящемся шелковом

платье, абсолютно закрытом спереди и обнажавшим красивый - что уж

скромничать? - изгиб спины сзади. Бледное лицо, обрамленное распущенными

каштановыми волосами, потускневший взгляд и грустные карие глаза, в которых

по-прежнему стояли слезы.

Идиотка! Какого черта я сюда притащилась? О чем только думала, наряжаясь в

это дурацкое платье? Чего я ждала? Что Арсений Валерьевич тут же упадет к моим

ногам, сраженный моей неземной красотой? Или может быть надеялась, что он все

еще помнит тот поцелуй и что ему просто нужно время, чтобы понять как сильно

он меня любит? До каких пор я буду наступать на одни и те же грабли? Ведь жизнь

неоднократно доказывала мне, что я недостойна счастья, что все, кого я люблю,

равно или поздно оставят меня...

- Мила?

Я вздрогнула, открыв глаза. Из зеркала на меня смотрело два отражения. Мои

сверкающие от слез глаза встретились со странно потемневшими глазами учителя.

- Позвольте, я отвезу вас домой, - произнес он, когда я обернулась, и мы оказались

лицом друг к другу. - Я вижу, вы устали. В вашем положении нельзя

перетруждаться...

В моем положение?

Черт. Он же думает, что я беременна.

Так значит, вся эта забота, жалость - все это из-за мнимой беременности? То есть

сама я ничего не значу для него? Он по-прежнему видит во мне провинившуюся

девчонку, которая нуждается в наставлении и покровительстве...

И тут я рассвирепела.

Да сколько можно бегать от собственного "я"?! До каких пор мы будем играть в

эти дурацкие игры под названием "у кого лучше получится скрыть свои истинные

мотивы и чувства"? Разве мы не взрослые люди, которые обязаны отвечать за свои

поступки, говорить то, что думают, и прислушиваться - хотя бы изредка - к голосу

совести и рассудка?

Все! Устала! Достало меня это притворство! Не хочу строить из себя ту, кем я не

являюсь на самом деле!

- Я не беременна, - произнесла я, высоко задрав голову. - Я выдумала это, чтобы

насолить вашей невесте. Между мной и Темным ничего не было. Я девственница,

понятно вам? А сюда я пришла, чтобы... сказать, что люблю вас. Но я ни в коей

мере не претендую на ваше сердце. Разве могу я конкурировать с мертвой

девушкой? Ведь она была и будет вашей единственной любовью, не так ли? Мне

лишь остается... пожелать вам счастья, вам и вашей очаровательной невесте, и

попросить... Позаботьтесь, пожалуйста, о Маше и Саше, станьте для них такими

родителями, о которых они могли только мечтать, любите их, как родных, пусть

они ни в чем не будут нуждаться...

- Что-то еще? - спросил он, в упор глядя на меня. Каменное лицо, непроницаемый

взгляд.

У меня закружилась голова, стало больно дышать.

И это все, что он может сказать? "Что-то еще?"

Мне захотелось топнуть ногой, наорать, залепить ему пощечину, послать его куда

подальше... Но я лишь глубоко вздохнула, выдержала короткую паузу и

произнесла еле слышно:

- Да, есть еще кое-что...

И шагнув ему навстречу, я в неудержимом порыве обхватила его лицо ледяными

руками и прильнула к его губам, закрыв глаза и задержав дыхание. Арсений

Валерьевич молча стоял, не делая никаких попыток обнять меня. На поцелуй он

так и не ответил.

- Простите меня, - прошептала я, оторвавшись от его губ. - За все.

А потом я подхватила подол чертова платья и выбежала из холла - прямо на

улицу.

- Уверена, что это нужно? - спросила мама, протягивая список необходимой мне

литературы.

- Уверена, - решительно кивнула я, забираясь с ногами на постель и углубляясь в

чтение.

Последние две недели были насыщенными на события.

После вечера в честь помолвки Арсения Валерьевича и Светланы Александровны

я, зареванная и продрогшая, в одних туфельках, без пальто и головного убора,

заявилась в свой гараж-студию и всю ночь рисовала мрачные, депрессивные

картины. От скорого сумасшествия и более плачевных последствий шатаний

полуголой в пятнадцатиградусный мороз меня спас Ромка, который был

единственным, кто знал адрес моего тайного укрытия. Сначала он - чисто по-

дружески - отхлестал меня по щекам, дабы привести в чувства и прекратить

довольно-таки затянувшуюся истерику, затем укутал в старый теплый плед,

вызвал такси и отвез слабую и безвольную меня к своему старшему брату, Андрею,

терапевту по образованию.

Диагноз Андрея был малоутешающим - подозрение на воспаление легких. Ромка

тут же сообщил о моем состоянии маме, она приехала, и меня отвезли в больницу.

Куча анализов, бронхоскопия, рентген, после подтверждения диагноза - курс

лечения антибиотиками. Плюс постельный режим.

И вот лежу я в кровати, ем перетертую в пюре морковку с яблоком и пытаюсь не

отставать от школьной программы. Пару раз в неделю со мной приходят

заниматься репетиторы, а оставшееся время я учусь сама - как могу.

- Снова звонил Арсений Валерьевич... - начала мама, присаживаясь на краешек

кресла.

- Ммм... - опустила я ниже голову, делая самый что ни на есть сосредоточенный

вид.

- Он... хотел увидеться с тобой - перед тем, как...

- Мам, я же сказала, что не хочу никого видеть. Ни-ко-го. Понимаешь?

- Мила, Арсений Валерьевич... да и другие учителя и твои одноклассники

беспокоятся о тебе, переживают, интересуются твоим здоровьем. Почему ты

упрямишься? Может... ты что-то не договариваешь?

- Мама! - закатила я глаза. - У меня ЕНТ на носу, экзамены, выпускной.

Единственное, чего я хочу на данный момент - это сосредоточиться и вникнуть в

этот чертов список! Разве я о многом прошу?

- Ты все о нашем договоре беспокоишься? - не унималась мама. - Если дело

только в этом, то я подпишу его прямо сейчас. Я не хочу, чтобы моя дочь из-за

какой-то учебы вогнала себя в гроб.

- Нет, мама, дело не в договоре. Я просто хочу довести начатое до конца. И,

пожалуйста, давай закроем эту тему. Если ты не желаешь участвовать в этом, я

попрошу Ромку. Он будет приносить мне задания и нужную литературу...

- Нет уж! - гордо выпрямилась Алла Викторовна. - Я сама. Роману тоже

необходимо учиться.

Она вышла из комнаты, через пол часа вернувшись за сумкой, которую забыла

возле кресла.

- Я в магазин, - сообщила мама, поправляя перед зеркалом макияж. - Тебе что-

нибудь нужно?

- Возьми, пожалуйста, йогурт и... шоколад. Да побольше. Для мозгов, - добавила

я, заметив подозрительный взгляд Аллы Викторовны. - Ученые доказали, что

горький шоколад способствует расширению сосудов и лучшему снабжению их

кровью и кислородом. При переутомлениях и недосыпаниях кусочек шоколада -

то, что доктор прописал, - с выражением закончила я, погрозив в воздухе

указательным пальцем.

- Ох, Мила, неужели это так пневмония на тебя подействовала? - сокрушенно

произнесла мама, с беспокойством изучая мое осунувшееся лицо. - Ты совершенно

другой стала. Жданов цветами, подарками тебя завалил, а тебе все равно. А любила

ведь как... Дня не могла прожить без него. С детства сладкому всегда предпочитала

кусок пирога или пиццы, а тут шоколад ей подавай. Раньше на учебу было плевать,

а теперь вот головы не поднимаешь от учебников. Все учишь, зубришь, пишешь

что-то... Мила, с тобой действительно все в порядке? Может, к психологу

обратиться?

- Ага, - криво усмехнулась я. - Только психолога мне и не хватало. Тебе не надоело

меня по врачам таскать? Я в порядке, слышишь? Со мной все хорошо. Просто...

благодаря дополнительным занятиям я распробовала вкус знаний, поняла что к

чему и решила не сходить с дистанции. Не терять форму, так сказать. Отстать от

процесса ведь так просто - на собственном опыте убедилась. А я хочу быть в курсе

всего. Хочу знать, чем живет школа и быть частью ее. Неужели это так плохо?

- Прости, дорогая, - вздохнула мама, убирая с моего лба прядь немытых волос. -

Ты права. Закроем эту тему. Так тебе какой шоколад - молочный, горький, с

орехами, с...

- Горький, - улыбнулась я. - Самый горький, какой только найдешь.

13

Фух! Наконец-то она ушла.

После того, как из прихожей до меня донесся звук захлопываемой двери, я со

вздохом облегчения откинулась на подушки и тут же всхлипнула, уткнувшись

носом в сгиб локтя.

Последнее время я только и делала, что ревела - тихо, практически беззвучно,

кусая губы или зажимая рот ладонью. Меня словно прорвало. Стоило кому-либо в

моем присутствии произнести имя учителя, и ком подкатывал к горлу, дыхание

сбивалось, к глазам подступали слезы. Помня о былой договоренности насчет

соплей и рыданий, я изо всех сил крепилась и глушила эти самые рыдания при

помощи неимоверных, просто титанических усилий. Но наступал момент, когда

никакие уговоры и напоминания не действовали, и я давала волю слезам, которые

могли литься часами, а потом страдала от мигрени и рези в опухших глазах.

Вот и сейчас я едва сдерживалась, чтобы не разрыдаться - кусала до крови губы,

делала дыхательную гимнастику, плескала в лицо холодной воды. Но все ни

почем. Несмотря на все усилия, слезы упрямо вырвались из-под сомкнутых век и

заструились по щекам, увлажняя рассыпавшиеся по подушке волосы.

Чееерт!

До каких пор я буду прокручивать в голове нашу последнюю встречу с учителем,

это дурацкое признание, его напряженный взгляд, холодное, непроницаемое

лицо? Это пытка, честное слово. Как вообще вынести все это? Как смотреть

учителю в глаза после всего, что я ему тогда наговорила? Арсений Валерьевич,

конечно, делает вид, что ничего не было, постоянно интересуется моим здоровье -

у мамы, само собой, - передает через Ромку книги - одну интереснее другой. Уж

лучше бы он меня игнорировал, ненавидел... Было бы намного проще. Ведь я так

мерзко с ним поступила! Ради денег пыталась соблазнить, обманула насчет

беременности и наших отношений с Темным, ввела в заблуждение, появившись на

вечеринке в обществе его лучшего друга, да еще плюс ко всему "самозабвенно"

целовалась с этим самым другом у него на глазах и на глазах у примерно сотни

приглашенных гостей (да уж, если гости в таком же количестве заявятся на

свадьбу, плакал семейный бюджет молодоженов). И чего этим добивался Олег? Он

что, думал, что Арсений Валерьевич настолько влюблен в меня, что увидев меня в

объятьях другого, тут же отменит помолвку, отметелит самого Олега и, подхватив

меня на руки, умчится в заоблачные дали, на белом коне, в рыцарских доспехах и с

единственным желанием сделать МЕНЯ своей женой?

Какой бред! С чего Олег вообще взял, что Арсений Валерьевич любит меня? Мало

ли, как он на меня смотрит! Может, у него косоглазие или соринка в глаз попала

или еще что-то в этом роде. Да я же собственными глазами видела, как он

флиртовал со Светланой. Вот на нее он смотрел по-особенному. А я... Ну что я?! Я -

всего лишь ученица, которая практически заставила его заниматься с собой, вечно

его третировала, пыталась вывести из себя, спорила на него, поцеловать себя

попросила... Когда же это произошло, смалодушничала и трусливо сбежала. А на

утро злилась, увидев его такого любимого и такого далекого, деликатно

намекающего "а не убраться бы вам, мадемуазель, из моей квартиры?".

Хлопнула входная дверь. Я услышала голос мамы, и едва не свалилась с кровати,

когда на ее вопрос "чаю с нами попьете?" ей ответили голосом Арсения

Валерьевича "с удовольствием".

ОН здесь!

Как такое может быть? Это невозможно! Нет. Нет! Что, черт возьми, он здесь

делает? Книги его я все прочитала и вернула в том же виде, в каком они попали в

мои руки (некоторые вот даже подклеила, а одну разобрала на цитаты и методично

переписала все в тетрадку). Может в какой гербарий забыла, и он пришел, чтобы

вернуть мне его?

- Мила? Можно к вам?

Я так ошалела, что с трудом соображала, что делаю. Стремительно соскользнув с

постели, я запуталась в одеяле, грохнулась на пол, тут же вскочила на ноги,

испуганно озираясь по сторонам.

"Нет, - мысленно взмолилась я. - Только не входи. Прошу тебя, не входи. Я же

серая, всклокоченная, с грязной головой, и на мне идиотская пижама в розочку...

И я... я сейчас разревусь..."

Но мои мольбы не были услышаны. Предварительно тактично постучав, Арсений

Валерьевич вошел в комнату и замер - при виде растерянной и растрепанной меня,

а в следующее мгновение я увидела, как его губы - прежде неумолимо сжатые -

медленно растягиваются в насмешливой улыбке. Темно-карие глаза лихорадочно

блестели на осунувшемся лице.

И в этот момент я вдруг остро ощутила, как сильно я его люблю, как мучительно

долго не видела и потому скучала - по этим его морщинкам в уголках глаз, по его

чудесной улыбке, по умным, все понимающим глазам... И предательские слезы не

заставили себя долго ждать и рванули по щекам с новой силой.

- Мила, я... - кинулся было ко мне учитель, но я остановила его движением руки.

Вытерла слезы, пошмыгала немного носом, облизала сухие губы и вздернула нос -

высоко и гордо.

- Чем обязана? - произнесла я как можно непринужденее.

Мне бы скипетр в руки - и вылитая королева.

- Я пришел, чтобы попрощаться.

Мои глаза расширились. Я судорожно сглотнула.

- Вы... уходите?

- Да. И я хотел...

- Сказать "пока" своей самой взбалмошной и тупой ученице? - Я и не

предполагала, что во мне столько сарказма. И пофигизма.

- Зачем вы так, Мила? - грустно улыбнулся Арсений Валерьевич. - Я никогда не

считал вас тупой...

- Ах, значит, то, что я взбалмошная, вы не отрицаете?

- Этого я тоже не говорил.

- Окей. Не хотите признаваться, что действительно думаете обо мне? Тогда я сама

угадаю. Вы считаете меня выскочкой, не так ли? А еще подлой вруньей,

развратной девкой, неуравновешенной маленькой девочкой, обиженной на всех и

вся, остро нуждающейся в добром зрелом наставнике, который бы вправил мне

мозги, научил как правильно жить, любить и прочее. Ладно. Не парьтесь. Я знаю,

зачем вы пришли. Вам не дает покоя мысль, что я заболела ровно после того, как

побывала на вашей помолвке, я права? Вас мучают угрызения совести. Вам жаль,

что все так вышло и бла-бла-бла. Так вот знайте: я заболела, потому что заболела.

Никакого подтекста тут нет. Вы думаете, я люблю вас? Опасаетесь, что буду

преследовать вас, донимать любовными посланиями, в общем помешаю вашей

семейной идиллии с несравненной Светланой, не так ли? А мне все равно! Мне

плевать на вас и на вашу женитьбу и на вашу белобрысую невесту и это ваше

чертово желание всем и всюду помогать... И на поцелуй тот мне тоже плевать...

Я сама не понимала, что несу. Говорила и говорила, пытаясь выплеснуть на него

всю ту боль, что съедала меня изнутри все эти дни. И ведь осознавала, что это

полная чушь. И он наверняка знал это. Но стоял и слушал. И ни разу не перебил. И

глаз не отвел - смотрел пристально, в упор, словно я говорю действительно что-то

дельное и для него важное. Однако наступил момент, когда глаза его сузились, и

он резко вскинул руку, прерывая этот словарный понос.

- Благодарю, Мила. Я услышал вас. Теперь вы послушайте меня. То, что я думаю о

вас или о ком-либо еще, согласитесь, могу знать я - и только я. Ваши

предположения на этот счет в корне неверны. Я никогда не считал вас ни тупой, ни

развратной. И у меня и в мыслях не было становится для вас наставником. У вас

своя голова на плечах - и довольно умная, кстати. Да, я пытался помочь вам

взглянуть на себя и жизнь в целом по-другому, но потерпел в этом неудачу и... рад

этому. Потому что иначе вы бы уже проживали мою жизнь, не были бы самой

собой, а это неправильно. Вы - удивительная, Мила. В вас столько намешано...

Чтобы разобраться в вашей сущности, не достаточно трех-четырех часов в неделю.

А ведь я пытался... пытался узнать вас... Но так и не смог. Вы настолько яркая,

необычная, искрометная, что рядом с вами все вокруг, сама жизнь окрашиваются в

новые, необычные оттенки. Это что касается моего мнения о вас. Теперь

поговорим о нашей последней встрече и о том, что вы сказали мне тогда.

Возможно, я слишком наивен (учитель горько усмехнулся, устало потер

переносицу) - в мои-то годы! - черт, я сам в шоке и... об этом смешно вспоминать,

но я действительно не знал, что можно так далеко зайти и лгать практически на

каждом шагу... Однако правду я узнал не от вас. На тот момент я уже был в курсе и

вашего с Перовой пари, знал и об отсутствии у вас какого-либо сексуального

опыта, а следовательно и о том, что вы ни капельки не беременны...

- Арсений Валерьевич, позвольте я...

- Мила, - учитель оказался совсем рядом, так что его горячее дыхание обжигало

мое пылающее от стыда лицо, - ответьте мне на один вопрос: неужели все, что

было между нами... все это было ложью? - Учитель на какое-то время замолчал,

по-прежнему не спуская с меня напряженного взгляда, затем хрипло рассмеялся,

прикрыв глаза. - Черт! Какой же я дурак. Я по-прежнему жду, что вы скажете мне

правду. А ведь ее нет, этой правды, не так ли, Мила? Впрочем... какая теперь

разница! Мы оба запутались. Оба искали ответы на свои вопросы. А в итоге не

нашли ни одного и запутались еще больше. Ведь я тоже не был до конца

откровенен с вами.

Он снова замолчал. Я задержала дыхание. Он протянул руку и коснулся моей

щеки. Его взгляд скользнул по моему лицу, задержался на губах.

- Все эти дни, что ты болела... когда я не знал, что с тобой, и боялся самого

страшного... я вдруг осознал, насколько ты стала дорога мне... Я так боялся, что из-

за меня ты... Черт, я с ума сходил от желания увидеть тебя - пусть и в последний

раз. Но ты не желала меня видеть. Теперь я понимаю почему, - усмехнулся он,

убрав руку от моего лица. - Тебе просто-напросто наплевать...

- Нет-нет, - отчаянно замотала я головой, пытаясь унять рвущиеся из груди

рыдания. - Все не так. Я... была в отчаянии и сама не знала, что говорю. На самом

деле я...

- Мила, - улыбнулся учитель одними губами, - я думаю, все и так ясно. Мы оба

совершили ошибку, решив пойти на поводу у чувств. Ни вам ни мне это не нужно.

У вас скоро сдача ЕНТ, выпускной, у меня - новое место работы, новый коллектив,

свадьба...

- Свадьба? - ошарашенно прошептала я, пропуская мимо ушей остальные его

слова. - Так вы женитесь?

- Да, - ответил он без тени улыбки, - в конце июня мы со Светланой поженимся, а

в августе планируем подать документы на усыновление.

- Значит, у вас все хорошо? - спросила я, уже не скрывая слез, стремительными

ручейками скатывающихся по моим щекам. - Вы счастливы?

- Да, я счастлив, - неожиданно резко произнес он. - Светлана - прекрасная

девушка. Она любит меня и…

- А вы... - перебила я его, - вы любите ее?

Арсений Валерьевич нахмурился.

В дверь тактично постучали.

- Арсений Валерьевич, - заглянула в комнату мама, - чайник закипел. Пойдемте

на кухню.

Учитель отвел от меня взгляд, улыбнулся.

- Спасибо, Алла Викторовна. Я, пожалуй, пойду. Завтра - мой последний день в

школе. Нужно разобраться со всеми хвостами.

Мама нахмурилась.

- Понимаю, - кивнула она без особого энтузиазма. - Я вас провожу.

Они вышли в коридор, а я упала на кровать и, уткнувшись лицом в подушку,

разрыдалась.

***

В конце января я возобновила учебу в школе. Вместо Арсения Валерьевича

литературу у нас теперь преподавала Екатерина Сергеевна - строгая, но

справедливая, прекрасно справляющаяся с нашим сумасшедшим классом. И все

же предмет этот уже не вызывал во мне столько трепета и восторга. Я училась

вдумчиво, старательно, но все чаще ловила себя на мысли, что без учителя жизнь

моя лишилась прежних красок, я практически перестала улыбаться и получать от

чего-то удовольствие. Я лишь плыла по течению, делала, что от меня требовалось -

и все. Я даже картины перестала писать, а мечта стать художницей не была столь

желанной, как раньше. Себе-то я могла признаться - без Арсения Валерьевича я не

жила - я существовала. И существование это было безрадостным, а в какие-то

моменты - даже тягостным.

Кто только не пытался вывести меня из этого состояния. Темный каждый день

искал со мной встреч, заваливал цветами и конфетами, Ромка звал прогуляться,

даже пытался устроить совместный отдых в Питере, который, как он знал, я просто

обожала. Но цветы с конфетами летели в мусорную корзину или передаривались, а

предложения Ромки неизменно отклонялись. Весело проводить время не было

настроения, да и не до этого как-то. Все мои мысли занимала учеба. Если, конечно,

я не думала об учителе, что, собственно, я запретила себе делать.

Однажды, вернувшись домой после школы, я обнаружила в своей комнате Олега -

как он там оказался, для меня до сих пор оставалось загадкой. В руках он держал

огромный букет бордовых роз.

- С чего ты взял, что я люблю розы? - спросила я вместо приветствия.

- Все женщины любят розы, - усмехнулся Олег.

Я бросила рюкзак под кровать и плюхнулась на кровать.

- Все, но не я, - бросила я резко. - Проваливай.

- Мила, я хотел извиниться...

- Принимается. А теперь проваливай.

- Я не уйду, пока не скажу тебе все, что собирался сказать.

- Ха! А мне чихать на то, что ты хочешь там сказать. Мне уроки делать нужно, -

добавила я, доставая из рюкзака дневник с тетрадками.

- Не глупи, Мила. Я знаю, тебе хреново, но...

- Ничего ты не знаешь, - прошипела я, сжимая кулаки. - Если сейчас же не

уберешься, я тебя поколочу.

- Ну и поделом мне, - склонил голову Олег. - Я заслужил это, Мила. Из-за меня ты

теперь вот на учебе зациклилась, света белого не видишь, а лучший друг совсем

свихнулся...

- Не хочу ничего слышать, - перебила я его и в подтверждение слов прикрыла уши

ладонями. - Я ничего не слышу. Ла-ла-ла... - пропела я, зажмурившись.

А в следующую секунду почувствовала, как меня схватили за плечи и легонько

встряхнули. Распахнула широко глаза и уставилась на хмурое лицо Олега - его

умоляющий взгляд заставил меня отнять руки от ушей.

- Что тебе от меня нужно? - процедила я сквозь зубы, отталкивая его от себя.

- Мила, ты нужна мне. Без тебя мне ни за что не переубедить этого упертого осла,

что любовь, настоящая взаимная любовь, дарована нам свыше. Мы просто не

имеем права этим пренебрегать.

- О, да ты романтик, Олег, - с сарказмом произнесла я. - Откуда столько иллюзий?

Ты хоть любил?

- Да, любил. И люблю. И поверь: отказываться от нее не собираюсь ни за какие

сокровища мира.

- А ради детей?

- Мила, - Олег мягко заглянул мне в глаза, - семья - это не родители и дети, это

муж и жена, мужчина и женщина. Дети - как птенцы - со временем вырастают и

улетают из гнезда, а жизнь до старости мы проживаем с человеком, которого

любим. Должны любить, - добавил он с горькой усмешкой, - иначе это не

продлится долго, понимаешь?

- А вот Арсений Валерьевич думает по-другому, - грустно улыбнулась я. - Да и с

чего ты взял, что он не любит Светлану? Любовь порой возникает из ничего. Со

временем обычная симпатия или привязанность может перерасти в сильное

чувство. Дай им время.

- А ты? Что будет с тобой?

Хороший вопрос. Без учителя моя жизнь теряла всякий смысл.

Но Олегу незачем об этом знать.

Я взяла лежащий на столике букет роз и окунула в него улыбающееся лицо,

вдохнула опьяняющий аромат. Две предательские слезы скатились по щекам,

задержавшись дрожащими росинками на лепестках роз.

- Я? Я буду счастлива, Олег. Вот увидишь!

14

Дни летели один за другим.

Я училась, зубрила, ревела - все чаще, рисовала - все реже, предавалась

воспоминаниям и зарекалась думать вообще.

Неожиданно решилась проблема с пари - оказалось, что Катька давно уже про

него забыла и вместо учителя переключила свое внимание на Темного. Я пожелала

ей успехов в этом нелегком деле и засела за учебники, попутно ломая голову над

дилеммой: уже с третьего класса я мечтала стать художницей, в десятом решила,

что буду учиться в студии Марининой и с тех пор шла к этому упорно и

целенаправленно. Но после встречи с Арсением Валерьевичем мои мечты и

ценности как-то незаметно переменились. Теперь я четко понимала, что писать

картины - это мое хобби, а будущее свое я вижу... среди детей. Да, я хотела стать

учителем. Причем преподавать я хотела именно в Детском доме или Доме ребенка.

Но о планах своих я пока помалкивала - прекрасно осознавая, какое впечатление

они произведут на Аллу Викторовну.

***

Неумолимо приближался последний звонок, а потом и выпускной не за горами.

Мама наседала с витаминами, пичкая мое тщедушное тельце овощами и

фруктами, а по вечерам выгуливала меня в парке - так как, по ее словам, от

прежней Милы остались только огромные глазищи и выпирающие ключицы, и я

попросту утону в платье, которое мы с ней купили еще в середине зимы на

выпускной вечер. Я послушно глотала какие-то огромные пилюли, лопала яблоки

с огурцами и петрушкой, а ночью допоздна засиживалась за учебниками или

думала об учителе, гадая, как он там и по-прежнему ли я для него заноза в

заднице...

***

Весна со скоростью "Красной стрелы" промчалась мимо, и незаметно пожаловало

Лето. Сочная зеленая травка слегка пожухла, сирень отцвела, а я по-прежнему

безвылазно сидела дома - не считая вечернего моциона в парке под ручку с мамой.

Наконец-то наступил долгожданный последний звонок. Школа гудела с самого

утра. Облаченная, как идиотка, в коротенькую форму и белый кружевной

передник, с бантиками на отросших волосах, я плюс ко всему еще - каким-то

непонятным образом! - дала Ромке уговорить себя станцевать с ним школьный

вальс. Ромка-то с детства танцует и имеет звание лауреата какой-то там премии, а я

кроме как идиотски топтаться на месте ничего не умею. Но Ромка кого угодно

уговорит, и я сдалась.

Ромка - надо отдать ему должное - вальсировал, как настоящий профессионал, я

же пару раз едва не свалила его с ног и вечно забывала смотреть в нужную сторону,

из-за чего Ромка чуть не заработал косоглазие, незаметно для других направляя

мой мечущийся взгляд.

Аплодисменты послужили нам наградой за все эти мучения. И все же я зареклась

в будущем танцевать с Ромкой: выставлять себя в столь невыгодном свете -

сомнительное удовольствие.

После довольно сентиментального концерта и слезливых обнимашек в конце него

все мои одноклассники разбрелись по школе - в алчном желании заполучить самое

крутое селфи, фотографируясь разве что не со скелетом в кабинете биологии. Я же

участвовать в селфи-марафоне отказалась и тихонечко прошмыгнула в кабинет

литературы.

Прошлась вдоль распахнутых настежь окон, коснулась пальцами корешков

старых потертых книг и остановилась напротив портрета Антона Павловича

Чехова. Вспомнился разговор с Арсением Валерьевичем на тему отношений Сони и

Астрова из "Дяди Вани". Я рьяно ругала доктора за то, что тот не разглядел за

ничем примечательной внешностью Сони ее красивую и добрую душу, а был

банально увлечен праздной и бездушной Еленой Андреевной.

- Мила, - терпеливо улыбнулся учитель, - давайте сначала. В чем суть данного

произведения?

- Типа терпение и труд - все перетрут? - кисло произнесла я.

- Да, вы правы, - с одобрением кивнул учитель. - А если более развернуто...

- Если честно, то мне не понятна идея этой пьесы. Окей. Труд - это хорошо, он

облагораживает и прочая-прочая. С этим я согласна. Но почему всегда любят

красавиц? Это так несправедливо!

- Понимаю вас, - как-то загадочно склонил голову учитель. - А кем вы больше

восхищаетесь: пеликаном или лебедем?

- Так нечестно, - сдвинула я брови. - У пеликана нет души, нет чувств, он

руководствуется инстинктами. А вот взять хотя бы Соню - да, она дурнушка, но

ведь она такая добрая, кроткая, трудолюбивая... И все-таки это несправедливо. Я, к

примеру, тоже не красотка. Неужели я так и умру старой девой - в наш-то век

силиконовых губ и грудей, когда на первое место ставится смазливая мордашка и

накачанные ягодицы?

- Уж вам-то, Мила, умереть старой девой не грозит, - весело улыбнулся учитель. -

За вами уже выстроилась очередь из потенциальных женихов.

- Вы о Жданове, что ли? - скривилась я. - Этот вряд ли замуж позовет. Ему

только... Ну... То есть... В общем, я не рассматриваю его, как будущего мужа.

Вернемся все-таки к Чехову. Так вы согласны с тем, что если ты красив, то перед

тобой открываются все двери? Считаете это справедливым?

- А кто говорит о справедливости, Мила? - без тени улыбки произнес Арсений

Валерьевич. На его обычно гладком лбу я заметила задумчивые складочки. - Мир в

целом несправедлив...

Он еще что-то говорил, а я даже сейчас отчетливо помнила, что в тот момент

ощутила практически тоже самое, что и Соня после разговора с Астровым:

"...Душа и сердце его все еще скрыты от меня, но отчего же я чувствую себя такою

счастливою?.. Голос его дрожит, ласкает... вот я чувствую его в воздухе... О, как это

ужасно, что я некрасива! Как ужасно! А я знаю, что я некрасива, знаю, знаю..."

/цитата из "Дяди Вани" А.П. Чехова/

А потом я вспомнила слова Арсения Валерьевича - в ту нашу последнюю встречу:

"Все эти дни, что ты болела... когда я не знал, что с тобой, и боялся самого

страшного... я вдруг осознал, насколько ты стала дорога мне... Я так боялся, что из-

за меня ты... Черт, я с ума сходил от желания увидеть тебя - пусть и последний

раз..."

"...Мы оба совершили ошибку, решив пойти на поводу у чувств. Ни вам ни мне это

не нужно..."

Я закусила губу и с силой сжала кулаки.

Как же мне его не хватало. Я скучала по этим нашим бессмысленным - как мне

тогда казалось - размышлизмам, по его обаятельнейшей улыбке, доброму, все

понимающему взгляду...

- Говорят: в конце концов правда восторжествует, - услышала я позади себя голос,

при звуке которого мое бедное сердце забилось сильнее, - но это неправда. /цитата

принадлежит А.П. Чехову/

Я обернулась, задержав дыхание - прислонившись бедром к парте, в нескольких

шагах от меня стоял Арсений Валерьевич, в легких льняных брюках и белой

футболке. Его глаза лукаво искрились на загорелом лице, в руках он держал букет

ромашек.

- Я слышал, ты не любишь розы, - улыбнулся он, протягивая их мне.

Передавая цветы, он случайно задел пальцами мою руку, и я ощутила, как кровь в

миг прилила к щекам, стало трудно дышать.

- Спасибо, - пролепетала я, не узнавая свой сиплый голос, пряча счастливую

улыбку в цветах. - Каким ветром?

- Решил увидеть собственными глазами, как танцует вальс самая красивая из

известных мне девушек - и по совместительству моя бывшая ученица, - добавил он,

насмешливо вздернув бровь.

- Очень смешно, - криво усмехнулась я.

- Надеюсь, Роман будет ходить? - сдерживая улыбку, спросил Арсений

Валерьевич.

- После того, как я "в красках" (я изобразила в воздухе кавычки) объяснила ему до

чего подло с его стороны было приглашать на танец столь неуклюжую меня, то

вряд ли. Теперь до конца жизни будет передвигаться строго на костылях.

- Сочувствую, - улыбнулся учитель.

- Не стоит! - пренебрежительно махнула я рукой. - Переживет. Это мне

сочувствовать нужно. Кто, думаете, будет ухаживать за этим засранцем и возить его

по больницам...

Неожиданно Арсений Валерьевич перестал улыбаться и шагнул мне навстречу.

Его руки обхватили меня за талию и нежно привлекли к себе. Я почувствовала, как

он коснулся губами моих волос, а затем уперся подбородком в мою макушку и

заговорил - тихо и страстно:

- Прости меня, моя маленькая добрая девочка... Я думал, что поступаю

правильно... Внушил себе, что все это не по-настоящему, что у нас нет ничего

общего и какие-либо отношения между нами невозможны... Я почти поверил в

это, а потом... ты попросила себя поцеловать... Тот поцелуй перевернул все с ног на

голову. Я вдруг понял, что моя жизнь только тогда имеет смысл, когда в ней есть

ты... когда я вижу твою улыбку, слышу твой игривый смех, когда могу коснуться

тебя... А позже я увидел тебя целующейся с Олегом, и мир вокруг рухнул в

одночасье. Я едва не убил друга. А ведь я никогда не прибегал к насилию и в

любых обстоятельствах предпочитал решать дело с помощью слов... Когда же мне

сказали, что ты заболела, я... я думал, что сойду с ума... Я уже чувствовал это

раньше... Это не передать словами... Я рвался к тебе, Мила, был готов на все, лишь

бы увидеть тебя вновь... Мне так много нужно было тебе сказать... А когда увидел,

наговорил черт знает что... Идиот! - скрипнул он зубами. - Родная, простишь ты

меня когда-нибудь? - вновь нежно поцеловал он меня в макушку.

Сердце билось, как ошалелое, а в голове взрывались фейерверком его слова: "Я

вдруг понял, что моя жизнь только тогда имеет смысл, когда в ней есть ты... когда

я вижу твою улыбку, слышу твой игривый смех, когда могу коснуться тебя..."

Неужели он любит меня? А как же Светлана? А Маша с Сашей? Как же свадьба и

прочее? Неужели из-за меня он откажется от всего этого? А если да, то что я смогу

дать ему взамен? Себя, этакую неуравновешенную, неадекватную девицу, которая,

кроме как трепать нервы и закатывать истерики, ни на что больше не способна?

Нет уж! Арсений Валерьевич достоин большего. Он итак слишком много страдал,

чтобы жениться на столь незрелой и психованной балбеске. Зачем я ему? Пройдет

время, чувства охладеют, и тогда он обнаружит, что рядом с ним не та женщина, о

которой он мечтал. А что если он откажется от Маши и Саши, а я не смогу родить

ему ребенка, которого он так хочет? Что тогда?

Нет, я не смогу этого вынести! Ни за что. Нет.

Я слишком люблю его, чтобы позволить так опрометчиво распорядиться своей

судьбой.

Слушая его сердце, бьющееся в унисон с моим собственным, вдыхая такой

родной, до боли знакомый запах и понимая, что он все еще ждет от меня ответа, я

глубоко вдохнула и, отстранившись, выпалила практически на одном дыхании:

- Нет, не простила. И никогда не прощу! С чего вы взяли, что по-прежнему нужны

мне? Я давно выкинула вас из головы. Вы были правы, когда сказали, что мы оба

ошибались, решив пойти на поводу у чувств, что ни вам ни мне это не нужно. Это

действительно так. Вы, уверена, будете счастливы со Светланой. А я... выйду замуж

за Темного или вообще буду жить одна, в свое удовольствие, как в фильме

"Девчата", помните?

Арсений Валерьевич, чье лицо все это время было странно напряженным, вдруг

хрипло расхохотался, слегка закинув голову назад.

- Браво, Мила! - усмехнулся он, когда закончил смеяться. - Вы, как всегда,

неподражаемы. Вам бы в театре играть. Или в кино сниматься. Но я понял суть.

Уговаривать не стану. Надеюсь, выбор вы сделали осознанный и о последствиях не

пожалеете.

На самом деле, я уже жалела о своих словах и была бы счастлива не произносить

всего этого. И вновь нежиться в его объятьях, наслаждаясь такой долгожданной

близостью.

Черт! Бедовая моя голова.

Но не могла же я забрать свои слова обратно - тогда уж точно все это будет

выглядеть по-детски.

И я промолчала. А ведь так хотелось закричать о том, как сильно я его люблю и

как отчаянно мечтаю быть рядом с ним - всегда, всю вечность.

Когда он уходил, я до крови кусала губы, игнорируя безудержным потоком

льющиеся слезы.

Браво, Мила. Теперь он точно не вернется. Никогда…

15

После фотосессий с учителями, скелетами и прочей школьной атрибутикой

одноклассники веселой жизнерадостной гурьбой отправились в парк - на новый

селфи-марафон, а я села в электричку и достала айфон.

Вдруг жутко захотелось вновь услышать голос учителя, но вряд ли он захочет со

мной говорить - после всего, что я ему наплела. Похоже, он сразу смекнул, что я

блефую, и теперь думает обо мне черт знает что.

- Алло? - вдруг раздался из трубки знакомый голос, и я ужасом осознала, что

набрала номер Олега - по ошибке.

Блин. И что мне ему сказать?

- Мила? Ты?

- Э... Да, я. Как... поживаешь? - бодро осведомилась я, приклеив к лицу одну из

своих незаменимых улыбочек а-ля Мэри Поппинс.

- Черт возьми, Мила! - почему-то обрадовались на том конце провода. - Где вы

сейчас? Ты с Сеней? Вот мерзавец! Он же признался тебе, да? Ты счастлива?

Слезы заструились по щекам, и я стала поспешно смахивать их с подбородка,

чтобы они не замочили чертов передник, который мама одолжила у бывшей

выпускницы. Потом шумно зашмыгала носом, давая понять, что я далеко не

счастлива, а наоборот - в полном раздрае.

- Милка! - рассмеялся Олег (вот же бесчувственный чурбан!). - Перестань

разводить влажность. Тебе не плакать, а смеяться нужно! Так вы сейчас где? Он

повел тебя в свою любимую пиццерию, да? Надеюсь, ты любишь пиццу? Он хоть

спросил тебя об этом? Погоди... Так ты поэтому плачешь? Ты терпеть не можешь

пиццу и не знаешь, как ему об этом сказать?

Вот же черт!

- Да не в какой мы не пиццерии! - заревела я, размазывая по лицу слезы

вперемешку с соплями. - И ни в чем он мне не признавался! Я отшила его,

понимаешь? Я сказала, что выйду за Темного или вообще останусь одна, как Тося

из "Девчат", а он пусть женится на Светлане, потому что... потому что так будет

лучше...

Последовала долгая пауза, в течении которой я продолжала бороться за

пристойный вид фартука, на котором слезы вперемешку с тушью могли оставить

безобразные разводы или пятна.

- Лучше? - наконец-то услышала я вибрирующий от с трудом сдерживаемой

злости голос Олега. - Лучше, Мила? Для кого? Ты хоть понимаешь, что натворила?

Он же любит тебя, тупая твоя башка! Он был готов отказаться от всего ради тебя.

Переступить через себя, запихнув подальше чертов здравый смысл, который так

долго держал его на расстоянии от тебя. И ты... взяла... и отшила его? Мила, где в

тот момент была твоя голова? Какого черта ты... Теперь ты понимаешь, что все

кончено? Другого шанса у тебя не будет...

- З-знааю, - зарыдала я еще сильнее. - Я с-сглупила, да. Я... я думала, что н-

недостойна его... что не заслуживаю такого, как он, п-понимаешь?

- А ты ведь действительно его не заслуживаешь, Мила, - "утешил" меня Олег. - Я

знал это с самого начала. Но я также знал, что он любит тебя, а значит он

разглядел в тебе то, что не могут видеть другие.

- Н-неправда! - прорыдала я в трубку. - Ему просто п-понравилось, как я целуюсь.

На том конце провода расхохотались.

- Черт, Милка! Да ты кого угодно сведешь с ума! И что нам теперь с тобой делать?

Ты же хочешь вернуть его, я правильно понимаю?

- Д-да.

- Скажи, Мила, только честно, ты действительно любишь его? Или это все

подростковые гормоны?

- Гормоны, наверное, - пролепетала я, прислонившись мокрой щекой к

прохладному оконному стеклу.

- Понятно, - фыркнул Олег. - Значит, любишь. А платье вечернее у тебя есть?

План Олега был гениально прост и в то же время комичен. Я, вся такая стройная

и утонченная, в элегантном вечернем платье, заявляюсь на мальчишник Арсения

Валерьевича и... все! Дальше я действую по обстоятельствам.

Хм... Страшно подумать, куда меня заведут эти обстоятельства.

Платье, которое мы купили с мамой на выпускной, сложно было назвать

вечерним. Это было неоново-желтое нечто, со слегка расклешенной короткой

юбкой. К нему я купила неоново-розовые туфли на высоченной шпильке, и это

должно было послужить мне на руку - таким образом я не буду выглядеть среди

друзей Арсения Валерьевича этакой малолеткой. У меня вполне

сформировавшаяся фигура. Грудь, конечно, могла бы быть побольше, а бедра

покруче, но меня все устраивало - на данный момент.

Окей. С нарядом разобрались. Теперь прическа и макияж!

Волосы я собрала на затылке в высокий хвост, наклеила накладные ресницы,

прошлась по губам ярко-розовой помадой и воткнула в уши золотые серьги-

обручи.

Взыскательный взгляд в зеркало...

Мамочки!

Я выгляжу, как... как... Да я сногсшибательна! У Светланы этой нет никаких

шансов - зуб даю!

Восхищенный взгляд Олега послужил тому подтверждением.

- Ты обалденно... потрясающе выглядишь! - почти выдохнул он, пожирая меня

глазами. - Уверена, что любишь этого остолопа? Может, мы с тобой... ну это... -

кокетливо поиграл он бровями.

- Кто-то однажды пафосно заявил, что ни за что и никогда не оставит свою

единственную возлюбленную, - напомнила я, принимая его руку.

- Уже и пошутить нельзя, - якобы обиженно буркнул парень и усадил меня в

такси.

- Куда едим? - с нарастающим волнением поинтересовалась я, чувствуя себя

направляющейся на бал Золушкой.

- Скоро увидишь! - загадочно сообщил Олег и протянул мне приглашение. - Без

него тебя не пропустят, - пояснил он в ответ на мои округлившиеся глаза.

- Ладно, - я взяла приглашение и сунула его в сумку-клатч такого же неоново-

розового цвета, что и туфли. Хм. Надеюсь, я не переборщила с неоновыми

оттенками.

По дороге в неизвестность я узнала от Олега много чего интересного. С учителем