Милая пленница

Глава 17

«Бог мой, до чего же хороша эта женщина», — думал ошеломленный Хоуксворт. Ее волосы светились на солнце, как горячая бронза, проливаясь на сочную зелень платья. Александра в этом туалете выглядела во сто крат прекраснее, чем его жена.

Герцог нахмурился, пытаясь найти различия между этими двумя женщинами. Может быть, все дело было в естественной грации Александры и ее оживленности? Изабель всегда была холодной и сдержанной, и ее гордость уступала разве что ее самомнению. Но пылкость натуры Александры не имела никакого отношения к ее состоянию или общественному, положению, решил Хоук; все дело в силе ума и самообладании.

Да, они являли собой полную противоположность, как огонь и лед, подумал он, не в силах оторвать глаз от представшего перед ним зрелища. Он жадно всматривался в нежные плечи и лиф. И чуть заметно улыбнулся при виде полоски кружев, скромно прикрывших грудь. «Очаровательно, — подумал Хоук, — невероятно очаровательно. И какая жизненная сила горит в ее аквамариновых глазах…»

Внезапно вернувшись к действительности, Хоук кивнул, отпуская дворецкого.

— Спасибо, Шедвелл. Я позвоню, если нам что-нибудь понадобится.

Хоук заметил, что взгляд Александры пробежал по книжным полкам и письменному столу, заваленному бумагами.

Легкий ветерок проникал в тихий кабинет; зеленокрылая бабочка влетела в раскрытое окно, сверкнув в косом луче солнца. Она бесцельно кружилась по комнате, а потом вдруг села на протянутую руку Александры. Изящные крылышки, потрепетав мгновение, сложились.

У Хоука перехватило дыхание. Неужели он ошибается, задерживая девушку в Хоуксвише? Ведь он погубил ее своей безрассудностью, и этого уже не изменить… Но без него, без его защиты она станет легкой добычей для Телфорда.

«А здесь, — спросил вдруг насмешливый голос, — здесь она разве не находится в еще большей опасности?»

Снаружи, с лужайки, послышался резкий крик, и на пол кабинета легла круглая тень. Александра подошла поближе к окну, но остановилась достаточно далеко от неподвижного мужчины, внимательно смотрящего на нее. Она даже ощущала легкое покалывание кожи от его испытующего взгляда. Она и не догадывалась прежде, что есть такие мужчины — такие сильные и тревожащие… Он раздражал ее. Он смущал ее… «Помни, что он с тобой сделал, — с горечью подумала Александра. — Помни, что он изнасиловал тебя и готов это повторить…»

На лужайке она увидела павлина, распустившего сверкающий яркими красками хвост.

— Мне бы следовало догадаться, что у вас есть павлины, — натянутым голосом произнесла она, следя за бабочкой, слетевшей с ее руки и выскользнувшей на свободу.

— Боюсь, ты возлагаешь на меня чужую вину. Эти чертовы твари — единственный вклад Изабель в Хоуксвиш, и они дьявольски шумят днем и ночью. Я пытался от них избавиться, но они никому не нужны.

Его глаза светились, когда он оценивающе разглядывал Александру. Девушка почувствовала, что ее щеки начинают розоветь под его пристальным взглядом.

— Вы, как я вижу, переделали платье. Очень жаль.

«Держи себя в руках», — приказала себе Александра, отворачиваясь от окна. Она принялась рассматривать золотистую комнату, играющую мягкими оттенками старого дерева и блестящей кожи. На полу лежал огромный абиссинский ковер, его узоры переливались цветами спелого абрикоса и дымчатой малины, перемежавшимися с золотом. Александра подошла к огромному деревянному глобусу, потом — к письменному столу красного дерева на когтистых лапах и взяла тонкий томик в кожаном переплете, лежавший между бумагами.

Едва она открыла книгу, как ее глаза потемнели, и она резко захлопнула том.

— Вы интересуетесь восстанием в Веллуру? — резко спросила Александра. — Почему?

Хоук чуть насмешливо изогнул брови.

— Я интересуюсь многим, в том числе и индийскими делами. Не знал, что это преступление. — Он подошел к столу, взял книгу из ее онемевших пальцев. — «Следствие по делу о мятеже в Веллуру, с дополнением о странных обычаях индийских сипаев», — медленно прочел он. — Но, возможно, ты расскажешь мне больше, чем эта книга? Лицо Александры окаменело.

— Возможно, только вас это не заинтересует.

— И почему же?

— Потому что грубая, неприукрашенная правда редко доставляет такое же удовольствие, как сказки, рассказанные лупоглазыми путешественниками.

— Вы меня интригуете, мисс Мэйфилд. А какое положение твой отец занимает в этой стране?

— Занимал, — с горечью уточнила Александра. — Он умер. — Волна воспоминаний накатилась на нее, и девушка отвернулась, не желая, чтобы герцог видел ее чувства. — И я не желаю об этом говорить. — Пытаясь успокоиться, она вытащила толстый том с ближайшей к письменному столу полки.

— О, я был бы рад услышать твое мнение об этой книге, — шелковым тоном произнес Хоук.

Александра открыла книгу, и через несколько секунд ее лицо густо залилось краской.

— Но это… здесь нарисовано… — пробормотала она.

— Грешки одного из моих дедов. Это работа неизвестного итальянского гения, так мне говорили. Очень редкая вещь. И стоит теперь целого состояния. — Серебристые глаза герцога весело следили за Александрой, запихивавшей книгу на место. — Да, за эти гравюры мне предлагали кучу денег, — задумчиво добавил он. — Но я никогда их не продам. Кто знает, возможно, они когда-то окажутся… полезными.

— У вас что, совсем нет стыда, ваша светлость?

— Мой отец говорил, что стыд — это для простых смертных, мисс Мэйфилд, — сказал Хоук негромко и неожиданно серьезно. — А герцоги могут считать себя свободными от подобных условностей.

— Я вижу, вы поставили себе целью быть невыносимым. Наверное, было бы лучше, если бы я пообедала в спальне.

— Ну, неужели мне нельзя говорить правду? — сказал Хоук, и его глаза сверкнули странным светом. — Без вас вечер показался бы мне слишком длинным. В компании всегда веселее. А сейчас, пожалуй, я предложу вам выпить что-нибудь. — Он подошел к небольшому шкафчику, в котором выстроились хрустальные графины. — Чего бы вам хотелось перед обедом? Может быть, херес? Жаль, что бренди осталось слишком мало, так что я не могу предложить его вам, — сухо добавил он.

— Все это вас ужасно развлекает, не так ли?

Герцог резко обернулся, в его глазах вспыхнул гнев.

— Напротив, мисс Мэйфилд, я просто стараюсь хоть как-то улучшить эту чертову ситуацию. И полагаю, тебе тоже стоит приложить к этому усилия.

Александра напряженно выпрямилась.

— Я, пожалуй, поостерегусь пить, ваша светлость. Боюсь, как бы снова не оказаться одурманенной.

— Даю тебе слово джентльмена, в спиртном ничего нет.

— Слово вельможи, пожалуй. Но джентльмена?.. — Ее голос вопросительно замер.

— Я вызывал мужчин на дуэль и за меньшие оскорбления, — сказал Хоуксворт. — И если бы я подумал, что ты… но тебе незачем меня бояться, — чуть насмешливо закончил он.

— А я вас и не боюсь!

— Тогда, должно быть, ты боишься самой себя. — Он налил в хрустальный стакан янтарной жидкости. И с вызывающим видом демонстративно отпил несколько глотков.

Как он и предполагал, Александра попалась на удочку. На ее щеках выступили розовые пятна.

— Пожалуй, я не отказалась бы от глотка хереса, ваша светлость, — дерзко бросила она, протягивая руку.

Хоук приподнял брови.

— Но лучше тебе пить не спеша. Старые вина весьма коварны.

Он наполнил стакан и подал его Александре. Она тут же выпила все до дна.

— Итак, мисс Мэйфилд, будем стреляться на рассвете? — спросил Хоук, снова наполняя ее стакан.

— Я бы предпочла мечи, ваша светлость. Очень острые мечи.

— Однако ты знаешь, что мы можем поискать и другой путь, чтобы уладить наши разногласия.

— Сомневаюсь. — Показалось ли Александре, что серебристые глаза прищурились на мгновение? Черт бы побрал этого человека! Пропади он пропадом, думала она, во второй раз осушая стакан.

— Лгунья, — мягко произнес Хоук.

— Отпустите меня, — потребовала она. — И все разногласия исчезнут.

— Это невозможно.

— Я уеду туда, где этот ваш Телфорд меня не найдет, — на север, может быть, в Шотландию.

— У тебя есть там родные? — небрежно поинтересовался Хоук.

— Нет, но…

— Тогда на что ты будешь жить?

— А вам-то какое дело? — спросила Александра, вертя в руках пустой стакан.

— Ну, ты поневоле стала моим делом, нравится тебе это или нет. Так как же ты намерена содержать себя? Или ты предпочитаешь не говорить вслух о своих замыслах? — цинично произнес он.

— Я стану гувернанткой! Это вполне достойное занятие… впрочем, что вы можете знать о таких вещах?

— Вот этим-то ты как раз и не сможешь заняться, дорогая! Во всяком случае, сейчас.

— Это почему же не смогу? — вспыхнула Александра. — Я дочь джентльмена, получила хорошее образование. Я могу стать отличной гувернанткой, потому что я гораздо взрослее, чем большинство женщин в моем возрасте, и я повидала мир.

Хоук лениво и многозначительно оглядел ее.

— К несчастью, твои знания и умения никого не будут интересовать. А вот твоя красота — и то, что твое имя свяжут со мной, — это помешает тебе найти место гувернантки или компаньонки. Я хочу сказать, в приличном доме.

Александра удивленно моргнула.

— А почему мое имя должны связывать с вашим? Никто, кроме Пенни и вашей прислуги… — Она умолкла.

— Так что же, мисс Мэйфилд? Прошу, продолжай. Никто — что? Не знает, что я похитил тебя, опоив наркотиком, — он вдруг заговорил жестко и резко, — что я с тобой переспал, будучи уверен, что ты моя вероломная супруга?

— Но ведь они не станут рассказывать об этом, — прошептала Александра.

— Ты забыла, что есть еще некто, владеющий этой тайной. Джеймс Телфорд, человек, который ничего не упускает. Единственное существо в мире, которое отличается еще большей подлостью, чем моя жена.

— Но зачем…

— Я никому не рассказывал о тех годах… — Серебристые глаза Хоука всмотрелись в лицо Александры, и герцог, похоже, на что-то решился. Он вдруг повернулся и беспокойно зашагал по комнате, держа в руке наполовину полный стакан. — Вообще-то это длинная история, но я постараюсь изложить ее коротко. Это было в Испании, в Ла-Корунье, в 1808 году… тебе не приходилось об этом слышать? Это был кошмар. Мы застряли высоко в горах, на перевале, в снегах. И между Асторгой и морем погибло шесть тысяч человек. Думаю, воспоминания об этом будут мучить меня всю жизнь. И наверное, лишь из-за этого я согласился стать неофициальным советчиком для военного министерства, когда мы вернулись с Пиренейского полуострова. И в этом качестве я нередко получал сообщения чрезвычайно важные, о нашей стратегии… К сожалению, в то время мои мысли были заняты еще одним предметом, и я оказался не так бдителен, как мне бы следовало, — добавил герцог, и в его голосе прозвучало горькое самоосуждение.

— Этим «другим предметом», я полагаю, была Изабель…

И тут вдруг Александре стало очень многое понятно в душе Хоука… даже его одержимость Изабель… Хоук иронично изогнул бровь.

— Поздравляю, дорогая. Ты весьма проницательна. Да, меня в тот момент медленно затягивало в ее паутину, а Телфорд воспользовался тем, что получил доступ в мой дом, и украл кое-какие бумаги военного министерства, которые продал французам. — Лицо Хоука потемнело, на нем резко обозначились морщины, и он бессознательно то и дело сжимал кулаки. — Когда я понял, что он сделал, я чуть не убил его. В общем, он, наверное, чувствовал себя не слишком хорошо в последующие шесть месяцев… я избил его так, что он очень долго поправлялся. — При этом воспоминании глаза Хоука удовлетворенно блеснули. — Но, похоже, ты до сих пор не поняла? Вижу по твоим глазам. Джеймс Телфорд — брат Изабель. Он уже дважды пытался меня убить, и он не остановится, пока не добьется своего. Видишь ли, я стал его манией. — Губы Хоука изогнулись в насмешливой улыбке, и он поднял свой стакан. — Так что давай-ка выпьем, мисс Мэйфилд, за перемирие и за то, чтобы начать все сначала. За то, чтобы ты долго и счастливо жила в моем доме. И, возможно, за то, чтобы в свое время вмешательство Телфорда в нашу жизнь прекратилось.

— Да, я выпью, — сказала Александра после долгой паузы, смущенная услышанной историей, — но только никаких перемирий. — Чуть дрожащей рукой она подняла свой стакан и выпила херес, с опаской поглядывая на Хоука.

— Ну, а теперь давай сядем, и ты расскажешь мне об Индии. Насколько я понимаю, это стоит немалого — увидеть хоть раз, как солнце встает над Гималаями. — За долю секунды настроение Хоука переменилось, и он уже снова был вежливым, любезным хозяином дома.

Насторожившись, Александра пристроилась в золоченом кресле, обтянутом спитфилдским шелком абрикосового цвета. Она рассеянно вертела в пальцах стакан, разглядывая его содержимое.

— Индия — это сочные краски. Яркий свет. Да, это захватывает дух, — заговорила она наконец. — Все это нелегко забыть — так же, как зрелище голода и нищеты на улицах городов. Но люди там всегда сохраняют достоинство, они спокойно принимают свою судьбу.

— А твои родители?

— Они оба умерли, — ровным голосом ответила Александра, продолжая всматриваться в стакан.

— Мне очень жаль.

Александра боялась поднять глаза, потому что герцог мог увидеть ее боль… Пальцы девушки яростно сжались на тонком хрустале, и вдруг раздался серебристый звон — и стакан разлетелся у нее в руках.

Александра молча смотрела на капли крови, падающие на золотистые цветы ковра. Осколки хрусталя сверкали в косых лучах послеполуденного солнца.

Потом она почувствовала, как герцог забирает остатки стакана из ее руки. Его дыхание коснулось ее волос, длинные пальцы приподняли ее ладонь, губы герцога коснулись капель крови…

«Какие теплые губы», — с горечью подумала она. Губы ее врага…

Она вдруг коротко, приглушенно вскрикнула и попыталась отскочить в сторону, но Хоук задержал ее и через мгновение, достав из кармана белоснежный носовой платок, приложил к пораненному пальцу.

— К счастью, ты не слишком сильно поранилась.

«Как же ты мало знаешь, — подумала Александра. — Вся моя жизнь — сплошная рана, и ее никогда не залечить… Потеряв отца, я потеряла все самое дорогое в мире, он был моим лучшим другом…»

Она выдернула руку.

— Почему бы вам не предложить мне еще немножко хереса, ваша светлость? — Да, алкоголь может прояснить ее путаные мысли и поможет ей воспрянуть духом для предстоящей схватки. Потому что им предстоит схватка, в этом Александра не сомневалась. Он не отпустит ее без борьбы.

Мгновение-другое Хоук не трогался с места. «Понимает ли эта маленькая дурочка, что делает?» — гадал он. Но, встретив ее настойчивый взгляд, подал ей новый стакан. Александра одним глотком выпила половину, наслаждаясь приятным теплом, разлившимся внутри.

— А где ты жила в Индии?

— Везде… и нигде, — ответила Александра, не желая слишком много говорить о себе. — Мы часто переезжали с места на место. Потом осели на юге, там жили долго. Я и сейчас иной раз просыпаюсь по ночам и прислушиваюсь — не закричат ли попугаи в саду… Но их не слышно, и я… — Александра резко умолкла, рассердившись на себя за то, что слишком разговорилась.

Хоук стоял перед холодным камином, одной ногой опершись о решетку, и задумчиво смотрел на девушку.

— Тебе всего этого отчаянно не хватает. — Это не было вопросом, это было утверждение.

Александра покачала головой с досадой на него: он слишком много видит и понимает.

— Все это было давно. Теперь кажется — то совсем другая жизнь, другое рождение. Вы, наверное, знаете, что индийцы верят: мы рождаемся много раз, совершенствуя наши души. Может быть, это и правда, может быть, для того, чтобы достичь совершенства, нужно прожить не одну жизнь…

Проницательные глаза герцога скользнули по лицу Александры.

— Да, я слышал об этом. И мне это кажется странной верой. Но я полагаю, все мы должны искать собственные пути…

Александра невольно почувствовала интерес к своему врагу. Он слишком быстро менялся… то был холодным хищником, то любезным хозяином дома, то остроумным собеседником. Он задавал точные вопросы, пробуждая воспоминания… Его внимание было лестным и даже казалось искренним, недоуменно думала Александра. И может быть, именно поэтому она продолжала говорить куда больше, чем намеревалась.

Александра, не успев осознать, что делает, осушила третий стакан, и комната засветилась перед ней туманным золотом.

— Ваш кабинет неплох, — заявила она, — хотя в нем и не хватает мальчиков с опахалами, веранды… да и попугаи были бы не лишними. Да, тут вполне прилично, — решила Александра, наслаждаясь окутавшим ее теплом и стараясь не думать о том, что находится здесь не по своей воле.

Неожиданно Хоук пересек комнату и, забрав у нее пустой стакан, поставил его на поднос. Его лицо прорезали морщины, когда он сверху вниз посмотрел на девушку.

— И ты более чем неплоха, — сказал он с прежним напряжением в голосе.

— Зато вы, как мы оба слишком хорошо знаем, негодяй без стыда и совести, — заметила Александра, которую сидевший в ней чертик подбивал подразнить герцога, помучить его, как он мучил ее. Сказав это, Александра вдруг поняла, что у нее нет никакого оружия для сражения в той странной молчаливой войне, что разразилась между ними. Она видела, как стиснул зубы ее тюремщик, как огонь сверкнул в его дымчатых глазах.

— Ваши глаза вас выдают, — насмешливо произнесла она, в упор глядя на его крепко сжатые губы. — И ваш рот тоже, хотя верхняя губа у вас неплоха. Все дело в нижней губе, она выдает ваш подлинный характер — высокомерный и чувственный, — да еще и эта непокорная прядь волос, что все время падает на лоб… Да, сразу виден дурной характер, — закончила она язвительно.

На щеке Хоука отчетливо дернулся мускул.

— Ну, раз уж я негодяй, так я и раскаиваться не стану в том, что намерен сделать, мисс Мэйфилд.

Александра застыла на месте, потерявшись в его пылающих глазах, полных неприкрытой страсти, и осознавая, что линия фронта слегка переместилась…

От двери донеслось деликатное покашливание. Там стоял Шедвелл. А давно ли он там стоял, — Александра понятия не имела.

— Обед подан, ваша светлость.

Этот обед был долгим, неторопливым. Миссис Бэрроуз явно превзошла саму себя — так хороши были и фазан, и седло барашка, и рагу с трюфелями, и воздушное суфле… Но в какой-то момент блюда начали расплываться перед глазами Александры, и ей пришлось отчаянно сосредоточиться, чтобы отвечать на вопросы герцога. И она едва прикасалась к роскошным блюдам.

Десерт был под стать всему остальному и самому герцогу. На столе появились меренги с клубникой, груши, плавающие в красном вине и политые густыми сливками. Александра как-то рассеянно удивилась, не понимая, откуда все это взялось в такое время года.

И все блюда орошались винами — здесь были бургундское, рейнвейн и кларет. А потом появились сладкие, с насыщенным ароматом десертные напитки — бренди, портвейн и мускат. Герцог ничуть не возражал, когда Александра пила бокал за бокалом. А когда его темные брови вопросительно изгибались, Александру это лишь подстегивало — она хотела доказать ему, что не боится… ни его, ни себя.

«Нет, — мысленно убеждала себя Александра, — ему не выиграть эту войну!» Ей нередко случалось пить вина и послеобеденные ликеры в компании отца, которому доставляло удовольствие обсуждать со своей сообразительной дочерью правительственные дела. Вот только на этот раз она не учла, что почти не притронулась к изысканному обеду, что уже проглотила спиртного больше, чем когда-либо в жизни, и что она находится в обществе не своего отца, а чужого мужчины и даже врага.

Хоуксворт, глядя на нее через стол, хмурился. Что с ней происходит? Весь вечер пьет стакан за стаканом, и все в ответ на его вызов. Неужели она всерьез думает, что алкоголь на нее не подействует?

Его глаза сузились, когда Александра одарила сияющей улыбкой ливрейного лакея, предложившего ей меренги. Хоук, развеселившись, смотрел, как бедняга залился краской.

Да и кто бы не смутился, видя такую ослепительную красоту, такую прозрачную кожу?.. Да, думал Хоук, эта девушка — редкостный цветок, и ни один мужчина не смог бы устоять перед ее очарованием. На свой лад она так же опасна, как Изабель.

— И что же вы сделали с тем медведем, ваша светлость? — спросила Александра, прерывая размышления герцога и возвращая его к начатому рассказу.

— Привел его в класс, само собой. Он был ничуть не глупее многих школьников. Но, к несчастью, учитель посмотрел на дело иначе, и меня исключили до конца семестра.

— Уверена, ваш отец предостерегал вас от многих ошибок в жизни.

— Я не слишком вслушивался в его предостережения. Но он использовал тот перерыв, чтобы ввести меня в курс дел по имению, так что не слишком рассердился на мою выходку. Однако мне кажется, я уже наскучил тебе своей болтовней. Идем-ка, я тебе кое-что покажу.

Александра, продолжая улыбаться, поднялась из-за стола. Но тут же обнаружила, что ноги ей почему-то не повинуются. Сильно покачнувшись, девушка нахмурилась, когда стоявший за ее стулом лакей поддержал ее.

Герцог мгновенно очутился рядом, обхватил ее за талию и взял за локоть.

— Ну, чтоб ей! — сказала Александра. — Меня это просто бесит. Почему эта лодыжка подворачивается не вовремя?

Хоук обеспокоенно посмотрел на нее.

— Что, очень болит?

— Да нет, просто не слушается. Но все равно, спасибо за помощь. — Говоря это, Александра попыталась отодвинуться от герцога. И ее сердце тревожно заколотилось, когда Хоук не сразу отпустил ее. — Я вообще-то не уверена, что просила вас мне помогать, — холодно произнесла девушка.

Хоук лишь крепче сжал ее руку.

— Вы пьяны, мисс Мэйфилд, — мягко сказал он.

— Не говорите редунды! — огрызнулась она. — Вы, сэр, лжец! И полдец! Отпустите сейчас же!

— А иначе ты меня снова двинешь по черепу? Или на этот раз просто разгромишь мою столовую?

— Как быстро вы вернулись к своей истинной сущности!

— А чего еще ты ожидала от подлеца?

— Ничего. Вообще-то я даже предпочитаю, чтобы вы оставались самим собой — бездушным и невоспитанным; так легче разговаривать с вами в том тоне, которого вы заслуживаете.

Почти все слуги к этому времени уже покинули столовую, кроме одного или двух лакеев.

— Что за тон, Александра? — тихо спросил Хоук.

— Тот, которым говорят с преступниками!

— Должен быть повешен на потеху толпы? Ты бы такому порадовалась, да, маленькая разбойница?

— Черв… чвер… чрезвычайно!

— Могу предложить тебе другой источник радости.

— Нет, пока я жива! — резко бросила Александра. Она лишь теперь сообразила, что герцог притягивает ее все ближе к себе, и завертелась, изо всех сил отталкиваясь от его груди. Но перед глазами у нее все как-то странно расплывалось, и внезапно она увидела перед собой два ухмыляющихся лица вместо одного.

Хоук без малейших усилий поймал ее за руки.

— Ты еще только начинаешь жить, прелестная Александра. И я мог бы научить тебя вещам, от которых у тебя просто захватит дух!

— Отпустите меня! — неуверенно произнесла девушка, зачарованная серебристым светом его глаз и тенями, игравшими на его точеном лице…

Но он по-прежнему удерживал ее возле себя.

— А с кем ты тогда будешь цапаться?

— Отличный вопрос! Трудновато будет найти такого же отвратительного человека, как вы.

— Ты всегда так груба?

— А вы всегда так боитесь правды? — поинтересовалась она. — Да, вообще-то я давно заметила: мужчины не любят прямоты. И это стоило мне многих поклонников в Индии, но я была только рада от них избавиться. Их интересовало лишь мое… — Внезапно она умолкла и раздраженно скривила губы. — Чтоб им пусто было!

— Так что же их интересовало, дорогая? Твое изумительное тело? Твоя пылкость? — Хоуксворт не мог отвести глаз от ее прелестного лица. И, сам того не сознавая, крепче сжал пальцами ее руку. — Если не это, то они просто дураки! — пробормотал он низким, хрипловатым голосом.

В его глазах безумно плясали серебряные огоньки… Александра, видя их, гадала, в самом ли деле она выпила слишком много. Сердце ее билось сильно и неровно, но она подумала об этом с непонятной ей самой отстраненностью.

— Не глупее вас! — возразила она и вдруг забыла, о чем, собственно, они говорили.

— Возможно, я и дурак. — Его пальцы неожиданно ослабели; он мягко подтолкнул Александру к двери. — Идем, я же собирался тебе кое-что показать.

— Еще какие-нибудь непристойные картинки? Спасибо, не хочется.

Хоук окинул ее серьезным взглядом.

— Ты увидишь красоту… красоту, почти равную твоей собственной.

— Я вам не верю, ваша светлость.

— Хоук, — прошептал он. — Зови меня Хоуком.

— Очень подходящее имя для такого, как вы… короткое и жесткое. Хищник.

Александра заметила, что темная прядь волос снова упала на его лоб. И что-то было в исходящем от него запахе… Александра нахмурилась, пытаясь сосредоточиться. Что это такое? Пряное мыло и старая кожа. Свежий запах сена. Смутная сладость вина. Александра бессознательно вздохнула поглубже, наполняя легкие этим необычным ароматом…

— Ну так что же, мисс Мэйфилд? Похоже, ты боишься, что под воздействием спиртного вырвутся наружу твои истинные чувства?

— А вам бы понравилось, если бы я разорвала вас в клочья?

Он усмехнулся.

— Сварливая баба!

— Куда вы меня тащите? — резко спросила Александра, встревоженная интимностью его тона. Он вел ее по длинному узкому коридору в ту часть дома, где она еще ни разу не бывала.

— Сама увидишь!

Хоук толчком распахнул дверь и увлек девушку в темный двор. Она ничего не видела вокруг. Потом в темноте скрипнула дверь, и на Александру хлынула волна теплого, влажного воздуха, насыщенного ароматом цветов.

А через мгновение у нее захватило дух… Она увидела высокий стеклянный свод, освещенный сотнями свечей. Вокруг все было зеленым — это была безумная путаница, буйство деревьев, кустов, цветов…

— Оранжерея, — пояснил Хоук. — Мы здесь выращиваем овощи, цветы, деревья, так что почти круглый год у меня есть свежая зелень. И ландыши для твоей ванны тоже выросли здесь. — И он провел девушку вдоль длинного ряда деревьев к большой скамье, уставленной кадками с ландышами.

— Какая прелесть! — воскликнула Александра, наклоняясь к цветам и вдыхая их аромат. Но внезапно у нее закружилась голова. А когда она выпрямилась, Хоук стоял совсем рядом, и его взгляд, казалось, проникал сквозь ее шелковое платье… Александра медленно, как во сне, повернулась. Свечи начали качаться и множиться, сотни превратились в тысячи… у девушки пересохло в горле.

— Что… что вы делаете?..

— То, что мне весь вечер хотелось сделать, — ответил Хоук низким, настойчивым шепотом. Он очень осторожно положил ладони на ее пылающие щеки и большими пальцами погладил нежную кожу.

Александра искренне хотела сопротивляться… она даже сжала руки в кулачки и подняла их к груди Хоука… Но почему-то они перестали ее слушаться, почему-то все плыло перед ее глазами и в голове тоже. Она как бы раздвоилась и стала двумя женщинами: одна была гордой и отстраненной, а другая тянулась к губам герцога, страстно желая ощутить их прикосновение…

С бесконечной нежностью Хоук привлек ее к себе, прижал к мускулистому телу, давая девушке почувствовать свое возбуждение.

— Боже, как я хочу тебя! — проговорил он, осторожно проводя пальцем по ее дрожащим губам. — Мне не забыть вкуса этих губ. Мне не забыть теплой тяжести твоей груди в моих ладонях…

Глаза Хоука сверкали, когда он наклонился и поцеловал Александру, не скрывая ни своей силы, ни своего еле сдерживаемого желания.

«Он подлец! — предостерегал Александру неясно слышимый голос. — Ударь его!» Но Александра не обратила на это внимания. Все ее существо сосредоточилось на ласкающем бархате губ Хоука… он дразнил ее языком, пока она не застонала тихонько.

Но тут мир резко повернулся вокруг своей оси, и Александра упала бы, если бы Хоук не поддержал ее твердой рукой.

— Ты постоянно твердишь о своей честности, — сказал он. — Так признайся же честно, что ты сейчас чувствуешь?

Огромные глаза Александры светились, отражая пламя свечей. А когда она заговорила, ее голос прозвучал едва слышно.

— Похоже, я и вправду пьяна. — Она облизнула пересохшие губы и тут же увидела, как вспыхнули его глаза от невольной соблазнительности ее жеста. — Ну, может быть, не то чтобы пьяна… Боюсь, я слишком мало ела за обедом. Наверное, если бы я…

Хоук медленно провел пальцем по ее пухлой нижней губе, наслаждаясь ее изгибом.

— Только скажи, и я заставлю тебя забыть о голоде.

Вокруг плясали и кружили свечи, густые ароматы наполняли легкие Александры… Взволнованная, ослабевшая, томная, она закрыла глаза.

— А если я не скажу? — неуверенно поинтересовалась она, боясь и его ответа, и самой себя.

— Ты ведь уже говорила, что я подлец. А подлец не станет колебаться, если ему хочется погрузиться в сладостные глубины.

У Александры перехватило дыхание. И она сама не заметила, как ее руки скользнули к шее Хоука и запутались в темных густых волосах, падающих на воротник.

И через мгновение она уже была в его сокрушающих объятиях. Хоук выругался, споткнувшись обо что-то, и губы Александры изогнулись в чувственной улыбке — ее радовало его безрассудное желание, она прекрасно понимала, что сама вызвала его…

Знойная, душная ночь, насыщенная роскошными запахами цветов и зелени, стояла вокруг… а герцог нес Александру в дальний конец оранжереи. Сквозь стеклянную стену она мельком увидела серебряный полумесяц, повисший над самым горизонтом, а потом заметила плетеное кресло, окруженное апельсиновыми деревьями в кадках…

Хоук осторожно опустил девушку на мягкие подушки и встал перед ней на колени; глаза его, отражая лунный свет, сверкали серебром.

Девушка чуть прищурилась; у нее кружилась голова. Она чувствовала проникающую откуда-то прохладную струйку воздуха, ощущала теплое дыхание Хоука на своей груди…

— И об этом тоже я думал весь вечер, — пробормотал Хоук, зубами отрывая кружевную полоску, прикрывавшую глубокий вырез платья. Ее пышная грудь, посеребренная луной, вздымалась и опадала…

— Как ты прекрасна! — тихо сказал он, гладя ее атласную кожу, сквозь платье касаясь сосков… а потом он потянул пальцами за край декольте, выпуская на свободу безупречные округлости, и его губы оказались там, где только что была рука, и Александра застонала от яростного желания, охватившего все ее тело.

— Перестаньте, пожалуйста! — прохныкала она. — У меня голова кружится! Я в обморок упаду!

Хоук расхохотался и придвинул ее ближе к себе, дразня зубами напряженный сосок. Александра вздохнула и откинулась на спинку кресла.

Хоук вскочил и принялся нетерпеливо стягивать сюртук. В оранжерее постоянно топили печи, даже весной, — чтобы защитить от холода особо чувствительные растения, и Хоуку было ужасно жарко. Выругавшись, он вытер со лба пот и швырнул сюртук на пол.

— Я и вправду заставлю тебя потерять сознание, вот увидишь!

Ответом ему было молчание.

— Александра?..

Она прерывисто вздохнула. Ее бронзовые ресницы затрепетали и плотно закрылись.

— Александра! — резко повторил он. На этот раз ресницы не шелохнулись.

— Черт побери! — пробормотал Хоуксворт в крайнем изумлении, не в силах поверить собственным глазам.

Но вино отлично сделало свое дело. Его нахальная пленница спала крепким сном!