Я проснулась от… чужого дыхания, щекотавшего щёку моей собственной волосинкой. Досадливо махнув по щеке, приоткрыла один глаз… и второй распахнулся самостоятельно. Моя голова очень естественно покоится на обнажённой, плавно вздымающейся и опускающейся груди Константинидиса. Его руки опутывают меня, а наши ноги вообще переплетены, как корни деревьев-близнецов… Настолько «вросли» друг в друга после первой же совместной ночи?! Мои шевеление и чересчур активное хлопанье глазами разбудили благоверного. Он вздохнул глубже, улыбнулся, не открывая глаз, и, крепче прижав к себе, чмокнул меня в макушку. Я лишь слабо трепыхнулась — вот она, супружеская жизнь, во всей красе… А Константинидис наконец разомкнув веки, тут же нашёл меня взглядом и, улыбнувшись ещё лучистее, заявил:
— Я не хочу разводиться.
— Н-неожиданное приветствие, — слегка запинаясь, выдала я и откашлялась — голос прозвучал хрипловато.
— Последствия караоке? — вскинул брови Константинидис и, подтянув к себе, очень легко коснулся губами моих губ. — Как спала?
— Наконец-то фраза, которую ожидаешь услышать утром!
— «Утром»! Уже наверняка полдень! Или ещё позже.
— Какая ночь — такое и утро, — рассудила я. — Но «вступление» всё равно побило все рекорды!
— Почему? Просто хотел сказать это, пока ещё могу связно мыслить… — взяв в ладони моё лицо, он снова потянулся к моим губам. — Пока ты не начала целовать меня, как ночью, окончательно лишив разума… или пока опять не потащила на пляж…
— «Потащила»! Что-то не припомню, чтобы ты сопротивлялся!
Наша первая совместная ночь прошла… так же безумно, как проходили совместные дни! И забыть её нам обоим точно не грозит! Став, наконец, «настоящими молодожёнами» и немного обессилев в процессе, мы ненадолго забылись сном, а, проснувшись ещё до рассвета, зверски захотели есть. Сияющий, как новенькая ланкийская рупия, супруг заказал в «люкс» сильно поздний ужин, плавно переходящий в очень ранний завтрак. Но поедать его мы выбрались к бассейну — чтобы параллельно насладиться красотой нашей первой брачной ночи, по словам сизигоса, так непростительно запоздавшей «из-за моего упрямства». А потом окончательно спятившего от супружеского счастья Константинидиса потянуло на подвиги. Вспомнив о нашей «совсем первой» ночи, когда я привязала его к кровати, чтобы он не пошёл купаться, благоверный предложил поплавать в бассейне сейчас, при свете луны. А я, не желая отставать в дерзости затей, внесла встречное предложение: если уж плавать, то в океане, а не в каком-то бассейне! На самом деле просто хотела его поддразнить, но Константинидис с жаром поддержал идею. И вот наследник миллионов и его теперь уже «полноценная» кириа, как два слегка задержавшихся в развитии подростка, хихикая и подталкивая друг друга, пробрались к океану. На пляже — ни души, только белые «барашки» волн. И мы с разбега влетели в воду. Хохоча и ныряя, только начали набирать скорость, как вдруг супруг, вынырнув в очередной раз, застыл в воде, напряжённо вглядываясь в темноту за моей спиной.
— Что там? Дельфин?! — ужаснулась я.
— Не знаю… — на всякий случай он подтянул меня к себе. — Как будто… бревно. Видишь там, на фоне пены?
Я тоже присмотрелась.
— Правда похоже на бревно. Но плывёт не к берегу, а…
— К нам? — подсказал Константинидис.
— Кажется, да. Если б это был не океан, точно подумала бы, что… Да нет, не может быть!
— Что? — озадачился супруг.
— Похоже на…
Пока мы строили предположения, «бревно» уже приблизилось настолько, что его очертания стали довольно различимы даже в темноте, и мы Константинидисом одновременно завопили:
— Крокодил!!!
Как эта тварь попала в океан, домысливать не стали. Просто развернулись и, вовсю работая «ластами», бросились к берегу. А крокодил, вероятно, не прочь «посостязаться», не менее шустро выбрался на берег за нами.
— Господи, какой огромный… — ужаснулась я.
— Может, это мамаша того головастика, которого ты скинула в речку? — предположил супруг.
— Вот и делай после этого добро ближним! Не скинь я его в речку, он бы тебе ещё не один палец погрыз!
— Христос! Он… она и правда ползёт за нами! — охнул Константинидис.
Крокодил действительно резко дёрнул хвостом, распахнул пасть и завилял бёдрами в нашем направлении.
— Бежим! — вцепился в моё запястье супруг.
— Ничего не напоминает? — сгибаясь от смеха, выдохнула я.
Но Константинидис уже подхватил меня в охапку и помчался прочь от пляжа. Когда мы вернулись в нашу виллу, я настояла на том, чтобы позвонить на стойку регистрации и сообщить о «нарушителе». Против ожиданий, поднявший трубку администратор не стал интересоваться, зачем нас понесло на пляж ночью, а воспринял всё очень серьёзно — оказалось, крокодилы заплывали на пляж уже не в первый раз. Пообещал, что администрация немедленно позаботится о непрошенном госте, а нам, в качестве компенсации за причинённые неудобства, пришлют подарок от отеля. Подарком оказалась бутылка шампанского и корзина фруктов, доставленные в «люкс» почти сразу после окончания разговора. Но Константинидис, закрыв за «посыльным» дверь, с томлением посмотрел на меня:
— Может… отпразднуем спасение от крокодила потом?
И, не успела я кивнуть, как оказалась в его объятиях… в которых и проснулась этим «утром» ближе к полудню…
— Интересно, крокодила всё-таки поймали? — пробормотала я между поцелуями супруга.
— Тебе какая разница? — проронил он.
— Ну, если соберёмся на пляж…
Константинидис чуть отстранился и лукаво прищурил глаза.
— А что, если мы не пойдём сегодня на пляж? И… вообще никуда не пойдём?
— Как «настоящие новобрачные»? — улыбнулась я. — Но хотя бы перерывы на еду будут?
— Конечно! — заверил он. — Силы-то понадобятся!
— Как насчёт подкрепить их сейчас?
— Сам хотел это предложить, — чмокнув меня в очередной раз, сизигос резво поднялся с кровати и кивнул в сторону ванной. — Но сначала в душ?
— Хочешь показать, чем чуть не занялся там с Эвелиной? — хмыкнула я.
Константинидис расхохотался.
— Не думал, что когда-нибудь это скажу, но, кажется, я ей благодарен! Если бы не её идиотская выходка, сколько бы ещё я накалывался на шипы, пытаясь сблизиться с тобой, маленькая колючка!
— У тебя очень интересный способ искать «подходы», — покачала я головой. — Завтракать с «Агашками», демонстрировать спину, удаляясь под руку с бывшей невестой…
— Неужели не понимаешь, почему я это делал?
Глаза супруга так и искрились от задора — разговор его явно веселил. Наклонившись, он легко потянул за простыню, которой я прикрывалась, притягивая меня к себе, и выдал:
— Чтобы заставить тебя ревновать, глупышка…
Я демонстративно выпустила край простыни.
— И после этого называешь глупой меня?
— Ну, ты же называла меня идиотом и не раз!
— Ты это заслужил!
— Ты тоже, — Константинидис умильно улыбнулся. — Давно ведь «поплыла», а сопротивлялась до последнего. Меня вконец измучила — уже правда не знал, с какой стороны к тебе подступиться… С Агашкой… или как её мне просто шах и мат поставила. «Наша новая конфетка» — надо же додуматься! Был готов к чему угодно, но не к этому! А с Эвелиной… — его лицо вдруг стало серьёзным. — С ней я ушёл просто потому, что не мог видеть, как тебя обхаживает официант… и как ты на него смотришь…
— Никак я на него не смотрела, — я ласково коснулась ладонью щеки супруга, и он, мгновенно повеселев, просиял счастливой улыбкой.
— Знаю! Был у него после того, как выгнал Эвелину!
— Чт… — оторопело начала я.
Но Константинидис уже подхватил меня с кровати. Явно переходящим в привычку жестом перекинул через плечо и, не обращая внимания на моё возмущённое болтание ногами, поволок в ванную. Однако оставлять эту тему без дальнейших пояснений я не собиралась. Вернулась к ней сразу же за обедо-ужином, когда ещё мокрые и слегка встрёпанные после совместного принятия душа, мы расположились возле бассейна перед накрытым столом.
— Так что там с Тео? — невинно поинтересовалась, подхватив с ближайшей тарелки треугольный пирожок-самосу.
Константинидис закатил глаза:
— Знал, что так просто это не оставишь!
— И поэтому ждал моего вопроса, а не просто рассказал всё сам?
— Там и рассказывать нечего, — супруг вздохнул. — Я не мог тебя найти, очень злился… И звонить не хотел — был уверен, всё равно не ответишь. Подумал, ты с ним. Выяснил, в каком он номере… — ещё один вздох.
— И? — подсказала я.
— И… мы немного повздорили.
— Подрались, — догадалась я.
— Немного. Я его ударил… — нехотя признался супруг. — Не смотри так! На мой стук он ответил: «Заходи, Клио, я знал, что ты придёшь»!
— Конечно, разве такое простишь? — съязвила я.
Константинидис развёл руками, как бы в подтверждение, что выбора у него не было совсем, и продолжил изливать душу:
— Из последовавшей за тем перепалки понял, что ты его отвергла, и очень обрадовался. Но ненадолго…
— Вспомнил об Алексе, — снова проявила я догадливость.
Константинидис неприязненно поморщился.
— На самом деле Алекс повёл себя, как твой истинный друг, — проговорила я.
— Он же влип в тебя по уши! — не выдержал Константинидис. — Как будто я не вижу, как он на тебя таращится! И сейчас уже звонил несколько раз и послал с десяток сообщений, не придушил ли я тебя!
— Так и написал? — прыснула я от смеха.
— Это совсем не смешно! — разозлился супруг. — Если бы он умел жевать взглядом, на тебе бы места живого не было! И это ты называешь «истинным другом»?!
— Дальше взглядов дело не пошло, — я успокаивающе погладила разбушевавшегося сизигоса по руке, и тот стиснул мою ладонь в своей. — Он просто подозревал, что с нашей свадьбой не всё чисто, но, как только понял, что я… — и запнулась, вспомнив, как быстро Алекс «разглядел» моё неравнодушие к супругу.
— Что? — тут же заинтересовался Константинидис.
Но ещё неготовая к признаниям, я выкрутилась:
— Он сказал, что никогда не попытается отбить жену у друга. Я ему верю и не хочу, чтобы ты лишился его дружбы из-за меня. Позвони ему.
Константинидис только раздражённо фыркнул. Но я, приподнявшись, легко чмокнула его в щёку, и он, рассмеявшись, тут же подставил мне другую. А когда я «отметилась» и там, милостиво протянул:
— Ладно, подумаю… А сейчас, может, всё-таки поедим? Давай не будем говорить сегодня ни о чём таком, хорошо?
Я задумчиво дожевала пирожок… Ещё одна тема не давала мне покоя, и я решила всё же её затронуть:
— Рано или поздно придётся ведь поговорить и об Эвелине.
Супруг шумно выдохнул и бросил на меня укоризненный взгляд.
— Неужели не хочешь наказать эту стерву по-настоящему?! — не выдержала я. — И её, и этого омерзительного «дядюшку»! Мало того что она ложилась под каждого встречного, подлила тебе капель на праздновании вашей помолвки…
— Капель? — растерялся супруг.
— Да! Потому ты тогда ничего и не помнил! — возмущённо продолжала я. — Из-за её интриг тебя выставили из дома — я же видела, как сильно тебя это задело. И теперь…
— Клио, Клио… — Константинидис легко сжал мои плечи и с улыбкой заглянул в глаза. — Я всё это знаю — благодаря тебе. Но, пожалуйста, не будем говорить ни об Эвелине, ни о её «дядюшке», ни о моём отце хотя бы эти дни… Я хочу просто побыть с тобой, моей женой, в наш медовый месяц… Согласна?
И я сдалась. А Константинидис, легко притянув к себе, чмокнул меня в губы и шепнул:
— Люблю! — но тут же, отодвинувшись, скосил на меня слегка обиженный взгляд. — Что люблю тебя, уже повторил не раз, а от тебя ни одного ответного признания не услышал!
— Ещё услышишь, — заверила я.
— Когда?
— Как только позвонишь Алексу.
— Ну что за… — возмущённо начал супруг, но, увидев моё лицо, сузил глаза. — Дразнишь меня? Что ж, сама напросилась!
Я тихонько пискнула, когда он дёрнулся ко мне, чуть не опрокинув столик. Попыталась «спастись бегством», но Константинидис уже оплёл меня руками и, наклоняясь к лицу, заявил:
— Как насчёт: не отпущу тебя, пока не скажешь то, что хочу услышать?
— Как насчёт, всё равно придётся отпустить, когда по-настоящему захочешь есть? — парировала я.
— Это я могу и так! — фыркнул Константинидис.
Дурачась, потянулся к торчавшему из корзинки уголку пирожка ротти. Но я тут же попыталась вырваться, он попытался меня удержать… и мы, хохоча, ухнули на землю, задев столик и опрокинув на себя оба стакана с соками.
— Весь душ попусту! — возмутилась я.
— Можем повторить! — тут же с готовностью предложил Константинидис.
Но до душа мы не дошли, «задержавшись» по дороге — в спальне. Потом заменили душ бассейном, а после… фраза «счастливые часов не наблюдают» приобрела новый смысл. Совершенно не придерживаясь заведённого распорядка, мы просто болтали, отвлекались на еду, плескались в душе или бассейне… И, глядя в сияющие глаза супруга, я ловила себя на мысли, что тоже ещё ни разу не чувствовала себя настолько зашкаливающе счастливой. Сумерки, ночь, утро, день… Кажется, прошли ещё сутки — я едва обратила на это внимание. Но когда снова начало смеркаться, Константинидис, таинственно поблёскивая глазами, заявил:
— У меня для тебя сюрприз, — и, скользнув глазами по моему полуобнажённому телу, добавил:
— Можешь немного одеться — мы выйдем за пределы виллы. Но не перестарайся!
— Довольно странное напутствие, — недоумённо сдвинула я брови.
— А что тут странного? Оденься, но не слишком — чтобы…
— …в случае надобности всё было легко снять? — догадалась я.
Он ответил обожающей улыбкой. Заинтригованная, я украсила запястье браслетом из лунного камня и оделась в лёгкое бледно-голубое платьице с вырезом, при виде которого Константинидис одобрительно хмыкнул.
— Доволен? — и оценивающе оглядела его. — Я тоже!
— Хвала Небесам! — съехидничал Константинидис и, подтянув к себе, обвил руку вокруг моей талии.
По забавному совпадению, на нём была бледно-голубая рубашка — словно под цвет моему платью. А на запястье тоже красовался браслет из лунного камня.
— Так куда мы всё-таки направляемся?
— Скоро увидишь. Думаю, тебе понравится.
— Посмотрим, — сузила я глаза.
Но когда, миновав территорию отеля, мы вышли к цели нашей «прогулки», вскинула на супруга восторженный взгляд.
— Ты прав, мне нравится!
Сизигос расплылся в самодовольной улыбке.
— Тогда прошу, кириа Константинидис!
То, куда мы пришли, было тихой бухточкой, с трёх сторон окружённой пальмами. У самого моря так, что волны набегали на деревянные ножки, стояли накрытый стол и два стула. Песок был усеян маленькими свечами, а вокруг стола, воткнутые в песок, полыхали факелы.
— Настоящий ужин при свечах и факелах? — восхитилась я, усаживаясь на отодвинутый супругом стул.
— Когда узнал, что они такое предлагают, не смог удержаться, — Константинидис сел напротив. — У нас ведь ещё не было ни одного нормального свидания!
— Зато было столько всего другого… и не всегда нормального! А со свиданиями начать никогда не поздно.
— Тоже так думаю! Вообще, нам предстоит ещё многое наверстать!
— Минусы брака с «первой встречной».
Константинидис только фыркнул:
— Почему «минусы»? Лично мне не терпится узнать тебя получше! И когда просил рассказать о себе в самолёте, мне было на самом деле интересно.
— По-моему, никакой пересказ биографии не выдержит сравнения с пари и штрафными бокалами шампанского! — рассмеялась я.
Но Константинидис только неопределённо повёл плечами и вдруг признался:
— На самом деле такой уж «первой встречной» ты не была.
— Вот как? Ты втайне выяснил обо мне всё, кроме имени?
— Нет, конечно, — сизигос шутливо толкнул меня коленом под столом. — Но думал о тебе гораздо чаще, чем позволительно тому, кто собирается жениться через две недели. Поначалу вроде бы безобидно: всего-то злился, как ты могла так пренебрежительно отозваться о нашей совместной ночи, и даже имени своего не назвала! Обычно мне и спрашивать не приходилось… — и, на мгновение запнувшись под моим насмешливым взглядом, немного заискивающе продолжил:
— Ну а что? Так и есть! Я ожидал, ты будешь что-то от меня требовать, хотя бы номер моего сотового попытаешься выяснить. А ты как будто дождаться не могла, чтобы от меня отделаться!
— Так и было, — поддакнула я.
— Я понял, ты ничуть этого не скрывала, — обиженно хмыкнул Константинидис. — А когда увидел тебя в том ресторане, себя не помнил от ярости! И только потом понял: скорее, это было что-то сродни перевёрнутому, ненормальному ликованию, что ты всё-таки попыталась меня найти.
— Чего я, вообще-то, не делала.
— Да, это было следующим ударом, — вздохнул супруг. — А потом появился этот официант, и ты наплела ему невесть что. Да ещё и за столик к Эвелине подсела…
— Тогда и узнала о её порно-общении на стороне.
— И окончательно нарушила моё психическое равновесие! Об Эвелине в тот вечер я думал меньше всего, — потянувшись через стол, Константинидис сжал мою ладонь. — А когда убедился в её изменах, захотелось просто с кем-то поговорить… И ты была первой, о ком я подумал. Забавно, но так, как с тобой, я не могу говорить ни с кем. Так… открыто, искренне, зная, что меня поймут. Идея вести тебя под венец пришла уже на Крите, но теперь уверен: иначе и быть не могло. А когда ты так упрямо отказывалась и не реагировала на мои цветы и просьбы позвонить, я постоянно ловил себя на мысли, что на самом деле хочу, чтобы ты согласилась. И уже не только из-за мести Эвелине и остальным. Но всё-таки… — он сильнее стиснул мою ладонь. — Почему ты согласилась?
Высвободив руку, я опёрлась локтями о стол и наклонилась к нему.
— Совсем не догадываешься?
— Нет, — Константинидис тоже наклонился, почти касаясь губами моих губ. — Что не была влюблена в меня, как думал вначале, я уже понял! Это ведь произошло гораздо позже?
— И когда же?
— Не знаю точно, — он сузил глаза. — Когда бросилась на атаковавшего меня варана? Или когда подарила мне маску? Когда выбирали друг другу браслеты, уже точно!
Он повертел запястьем.
— Кстати, у меня для тебя кое-что есть. Отказываться не вздумай — меня это сильно обидит! — и протянул мне маленький бархатный футляр. — Открой!
В футляре оказалась золотая цепочка и невероятно красивый кулон с крупным серебристо-голубым камнем. Вокруг него восьмёркой «обвилось» кольцо бесконечности из маленьких переливающихся, как звёздная пыль, камешков.
— Это бриллианты и голубой лунный камень — ведь здесь, на Шри-Ланке, самое большое их месторождение, — пояснил Константинидис, не сводя с меня испытующего взгляда. — Хотел, чтобы у тебя осталась память о нашем медовом месяце…
Я подняла на него глаза, даже не пытаясь скрыть, насколько меня это тронуло.
— Когда ты успел…
— Ты же умудрилась приобрести наркотик за моей спиной! А я бы не смог выбрать тебе подарок? — подмигнул он. — Нравится?
Молча поднявшись из-за стола, я подошла к супругу и присела ему на колени.
— Поможешь надеть? — чувствуя, как мгновенно участился его пульс, протянула ему украшение.
Константинидис слегка посопел, но справился с замочком довольно быстро и заглянул мне в глаза.
— Буду носить его всегда, — улыбнулась я. — Но наш медовый месяц запомнила бы и без этого.
Дыхание супруга стало прерывистым, он потянулся ладонями к моему лицу. И я, легко порхнув губами по его губам, тихо призналась:
— Тоже люблю тебя, кирье Константинидис… хотя до сих пор не понимаю, как и когда меня так угораздило…