15 июля
Полицейский участок
7:15
Джо Харпер оставила свой белый «фиат-пунто» на подземной парковке. Других машин почти не было: тут и там припаркованы несколько гражданских, у дальней стены замерли, выстроившись в ряд, патрульные. Прохладный утренний воздух спустился на парковку следом за «фиатом», облизнул голые коленки и локти Харпер, и она, поплотнее обхватив себя руками, поспешила к дверям. Ранним утром ее выбор одежды мог показаться несколько опрометчивым, но она знала, что к полудню, мотаясь по вызовам под палящим солнцем, не раз скажет себе спасибо за хлопковую юбку до колен и рубашку с коротким рукавом.
Зайдя в лифт, она ввела четырехзначный код безопасности. Система, как обычно, среагировала не сразу, пришлось подождать. В воздухе стоял запах ее солнцезащитного крема и маслянистая гаражная вонь парковки. Наконец раздался длинный сигнал, двери лифта захлопнулись, и уже в следующую секунду она шагнула в участок.
Дежурный сержант за стойкой поднял глаза:
– Доброе утро, Харпер. Я смотрю, опять заявилась спозаранку.
– Не «заявилась спозаранку», – ответила Джо, едва заметно улыбнувшись, – а проявила усердие и профессионализм, Грегсон. И ты как-нибудь попробуй.
– Ха-ха. Я ведь тоже уже на месте, нет?
– Ну а как иначе? Что бы мы без тебя делали? Пришлось бы как минимум поставить автоматическую дверь.
Филу Грегсону было около пятидесяти, но годы его не пощадили. Или, может, это он сам себя не щадил. В любом случае он был старше Харпер всего лет на десять или двенадцать, но внешне легко мог сойти за ее отца.
– А это еще что такое, прости господи? – Он перегнулся через стойку и указал на обувку Харпер.
Она пошевелила пальцами ног.
– Кроссовки.
– Какие ж это кроссовки? Это перчатки. Резиновые перчатки для ног. Ничего чуднее в жизни не видел.
– Они классные. В них удобнее бегать, нога двигается свободно, видишь? – Она снова пошевелила пальцами.
– Фу, прекрати. Если Трапп это увидит – надает по шее.
Харпер поджала губы. Она понимала, что кроссовки с пальцами немного не вписываются в полицейский дресс-код, и захватила с собой еще одну пару обуви, чтобы переобуться перед тем, как придет начальник. Но пока была возможность, ей хотелось походить «босиком». Считалось, что это улучшает технику бега: через пару недель она собиралась участвовать в соревнованиях по триатлону – половинная дистанция «Железного человека», семьдесят миль.
– В них, между прочим, и плавать можно.
– Подумать только, как интересно, – сказал Грег-сон и нарочито зевнул.
Время, проведенное на открытом воздухе, без сомнения, добавило лицу Джо Харпер морщин, но тело ее оставалось стройным и сильным, в отличие от Грегсона, который, казалось, постепенно прирастал к своему креслу на колесиках. Генетика, конечно, тоже сыграла свою роль: от матери Харпер унаследовала красивые высокие скулы, от отца – волосы, которые отказывались седеть. В те времена, когда она еще думала, что ей нравятся только мужчины, вполне могла переспать и с кем-нибудь постарше и поседее Грегсона, но сам Грегсон вызывал в ней лишь приступы дочерней нежности: хотелось его подстричь, накормить салатом и напоить мятным чаем, взять с собой на прогулку, а после убедиться, что он вовремя лег спать. Узнай он обо всем этом, наверняка бы страшно обиделся. Бедный старый Грегсон с его медленно расползающейся талией, которую сдерживал лишь широкий полицейский ремень, с его лысиной, на которую он стыдливо зачесывал волосы, специально для этой цели отпущенные до мочек ушей. Рубашки бы ему носить на размер побольше. Может, даже на два.
Харпер налила себе мерзкого кофе в кружку с дурацкой шуточкой про собак, дно которой, разумеется, тут же пристало к липкой столешнице. Кухонька была одна на весь участок, и кроме Харпер ею пользовались еще сто с лишним полицейских, ни один из которых, похоже, не догадывался, зачем существуют кухонные тряпки. Кружка резко дернулась, отлепившись от стола, и кофе плеснул через край, ошпарив Харпер руку. Она чертыхалась вслух всю дорогу до рабочего стола, но ее никто не слышал – в такую рань в участке еще было пусто, стояла тишина, которая ей так нравилась. Она отхлебнула кофе и скривилась – слишком горячо, затем включила компьютер и принялась, как обычно, просматривать ночные происшествия. Строго говоря, в ее обязанности это не входило, зато вошло в привычку – вроде как способ поотлынивать от обычной работы, но не просто так, а с пользой: иногда ей попадалось что-нибудь эдакое, интересный случай, вносивший разнообразие в поток рутины, которую спихивало на нее руководство.
Список происшествий за прошлую ночь выглядел как обычно. Между двумя и тремя часами ночи дважды звонили пожаловаться на шумных соседей. Трижды звонили пьяные: один хотел вызвать такси, но перепутал номер, второй потерял приятелей в ночном клубе и без поисково-спасательного отряда ну никак не мог их отыскать, но вот третий, набравшийся почти до невменяемости, действительно обратился с экстренным вызовом: на друга напали, он упал на землю и, кажется, перестал дышать. В таких случаях очень многое зависит от диспетчера: когда звонят пьяные, бывает ужасно сложно отличить ложный вызов от настоящего. Кроме пьяниц, как всегда, звонили всякие идиоты (иногда еще и под градусом – что не упрощало диспетчеру жизнь). Кто-то позвонил сообщить, что кот не вернулся домой, еще кто-то пожаловался, что его вынудили заваривать чай самому, хотя очередь была не его.
Некоторые обращения были смешными, но большинство – вполне серьезными. Обычный человек с ходу и не расшифровал бы этот список – колонки текста на невнятном полицейском жаргоне, испещренные кодами происшествий, датами, цифрами. Но у Харпер глаз был наметан выхватывать из череды дурацких звонков настоящие человеческие трагедии: безжизненные, казенные слепки моментов, когда люди осознают, что у них недостанет сил справиться с тем, что на них надвигается. Настоящие крики о помощи.
Ее внимание привлекла запись вверху самой последней страницы. Рано утром из Королевской больницы поступил звонок с мобильного телефона. Обращению присвоили четвертый, самый низкий приоритет – посчитали, что вызов ложный, но в описании говорилось, что речь идет о «попытке похищения детей», поэтому Харпер открыла файл. Чем дальше она читала, тем сильнее учащалось ее дыхание.
Время: 04:29.
Форма обращения: 999 звонок с мобильного телефона
Данные заявителя: Лорен Трантер, адрес (не удалось получить информацию)
Детали происшествия: зарег. инф. о незаконном проникновении на территорию род. отделения Королевской больницы, нападение с причинением вреда здоровью, попытка похищения новорожд. близнецов. Заявитель укрывается в санузле, дети с заявителем, злоумышленник совершает попытки взлома двери.
Классификация обращения при поступлении: 1 (экстренное)
Действие: охрана больницы оповещена о происшествии по телефону
Действие: на место происшествия направлена патрульная машина (ожидаемое время в пути 16 минут)
Время: 04:44: звонок от охраны больницы: ложный вызов: передан в СПП
Действие: патруль отозван по рации
Классификация обращения: 4 (никаких действий не требуется)
СПП – это служба психиатрической помощи. Выходит, обратившейся женщине, матери близнецов, что-то померещилось. Люди с психическими нарушениями нередко звонят в полицию, и почти всегда их обращения оказываются «переданы в СПП». Как будто бы все в порядке. Да, наверное, диспетчер правильно присвоил четвертый приоритет. Харпер вернулась на главный экран, пролистала список до конца: пьяницы, идиоты, ДТП. Ее внимания больше ничего не привлекло. Она навела мышь на красный крестик в углу окна. Ей еще тренинг сегодня вести, пора бы уже взяться за презентацию.
Но она не закрыла страницу с происшествиями и не открыла PowerPoint, как должна была. Звонок из больницы не давал покоя. Тяжелый сгусток страха осел где-то в желудке и никуда не девался, как она ни старалась отмахнуться от этой истории, убедить себя, что все это ерунда. Между строк на экране она считывала животный ужас матери, ее непоколебимую уверенность в том, что кто-то хочет похитить детей, навсегда разлучить ее с ними, и при мысли об этом никак не могла унять собственную тревогу. Она машинально дотронулась до низа живота, где кожа так до конца и не подтянулась, несмотря на накачанный пресс.
Пожалуй, стоит просто самой убедиться, что там ничего страшного, и можно будет наконец забыть об этом и взяться за работу. Один звонок, и душа спокойна. Харпер набрала номер больничной охраны.
Когда она представилась, парень на другом конце провода явно занервничал.
– Нет-нет, ничего страшного, мэм. Та женщина в ванной в родильном? Да она просто трипанула неудачно.
– Она что, была на галлюциногенных препаратах? – спросила Харпер, напустив строгости.
– Да нет! Нет-нет! Она просто это… ну как сказать… немножко кровлей отъехала.
– Она немножко… что?
Это короткое «что» она произнесла негромко, но с нарочитым непониманием, ясно давая понять охраннику – звали его Дейв, – что лучше бы сию минуту очистить свою речь от дурацких, устаревших и оскорбительных фразочек и по-человечески объяснить, что все-таки произошло. Она умела втиснуть поразительно много смысла в одно коротенькое слово и, честно говоря, была в тот момент весьма довольна собой.
– Послушайте, офицер… э-э-э… мэм, я ваще-то не особо понял, что случилось.
Дейв затараторил: мол, «ваши» позвонили, сообщили, что кто-то проник в палату, пришлось туда рвануть по-быстрому.
– Я не понял, как кто-то мог проникнуть, там ведь дверь запертая, и по камерам я никого не видел. Я со всех ног дернул, это от моего кабинета милю бежать или типа того. Добежал за пять минут.
Пять минут. Триатлонист внутри Харпер не мог не отметить, что результат неплохой, если, конечно, правда, – но что ж теперь, может, еще медаль ему вручить? К тому же уверения Дейва, будто он ничего не видел по камерам, Харпер не слишком впечатлили. Он явно был на нервах, заметно дергался. Так и тянет предположить, что на самом деле он сладко спал, когда поступил звонок от диспетчера, хотя его работа – быть наготове на случай таких вот происшествий.
Добежав до места, Дейв ничего не обнаружил. Просто «какая-то сумасшедшая тетка заперлась в ванной». Никаких тебе злоумышленников.
– Тогда я перезвонил вашим и сказал, что делать тут нечего, пусть психиатры разбираются. Мне сказали, вам передадут и вызов отменят. Не передали, что ли?
– Все передали. Я просто хотела уточнить кое-какие подробности, – сказала Харпер.
Она попросила Дейва сохранить записи с камер видеонаблюдения на диск и пообещала заехать за ними в течение дня.
– Блин, у меня смена заканчивается через час, я уже почти уходить собирался…
– Дейв, я прошу по-хорошему. Пожалуйста.
Просить по-хорошему она тоже всегда умела. Дейв неохотно капитулировал.
Итак, охранник утверждает, что ничего не случилось. Никто никуда не проникал и не пытался похитить ничьих детей. Тем не менее тревога, засевшая внутри, никуда не делась. Если уж ехать в больницу за диском, то, может, заодно поговорить там с кем-нибудь? Ну, не прямо сейчас, конечно. Куда спешить? Можно подождать до обеденного перерыва.
Харпер взглянула на стопку материалов, которые подготовила для тренинга, затем снова на отчет, все еще открытый на экране. С другой стороны, подумала она, когда, если не сейчас?
Встав из-за стола, за которым успела просидеть от силы минут пятнадцать, Харпер направилась к выходу. Мерзкий и невыносимо горячий кофе в нелепой кружке так и остался стыть в одиночестве – к ее возвращению он определенно успеет стать невыносимо холодным.
– Что, Харпер, уже наработалась? Не очень-то надолго хватило твоего усердия, – сказал Грегсон, нажимая на кнопку, чтобы выпустить ее из здания.
– Ой, отвали, Грегсон.
Он подмигнул, она в ответ изобразила рвотные позывы. В лифте, как и в первый раз, пришлось подождать – тот же длинный сигнал, двери закрылись, двери открылись, – и вот она снова на парковке.