Милый ангел

Суббота

6 февраля 1960 года

Разбей себе башку об стену, Харриет Перселл, может, хоть думать научишься. Ну ты и балда! Дурища!

Сегодня мы с Пэппи с утра вооружились авоськами и кошельками и отправились за покупками. На Дарлингхерст-роуд в субботу утром ни души не увидишь, но в Кроссе все по-другому. По дороге нам попалась ослепительная красотка с пуделем абрикосового цвета на ремешке с блестящими камешками, с ног до головы разодетая в абрикосовый шелк и такую же лайку. Волосы у нее были точно такого же оттенка, что и шерсть у пуделя.

– Ого! – не удержалась я, глядя ей вслед.

– Он сексапильный, да? – Пэппи усмехнулась.

– Он?

– В миру леди Ричард. Трансвестит.

– Ты хочешь сказать – гомик? – озадачилась я.

– Он помешан на тряпках, потому асексуален, а вообще многие трансвеститы – гетеросексуалы. Просто любят женскую одежду.

Так и начался этот разговор. В Доме мы с Пэппи почти не виделись, но часто встречались на работе, и я уже думала, что хорошо знаю ее. А оказалось, не знаю совсем.

Пэппи заявила, что пора мне уже закрутить роман, и я охотно согласилась с ней. Но, как оказалось, Норм из полиции нравов целуется паршиво – чуть не утопил меня в слюне. Выпив пива, мы расстались друзьями, но, по-моему, оба поняли, что продолжения не будет. А Тоби Эванс уже занят, хотя об этом Пэппи я пока не сказала. Жаль. Меня к нему тянет, и он, кажется, знает, что делать в постели. Мы шли по улице, а Пэппи втолковывала, что бесчувственных сухарей и невежественных мужланов мне и даром не надо.

– Твой первый мужчина должен быть опытным, внимательным и нежным, – объяснила она.

Меня разобрал смех.

– Тоже мне специалистка! – фыркнула я.

И тут выяснилось, что я попала в точку.

– Харриет, – с досадой сказала она, – ты не задумывалась, почему в выходные меня не было дома?

Я считала, что в выходные Пэппи зарывается в книги. Так и сказала ей.

– Ну и глупая же ты, Харриет! – воскликнула Пэппи. – В свободные дни у меня секс. С мужчинами.

– С мужчинами? – изумилась я.

– Именно.

– Их что, много?

– Много.

Ну и что мне оставалось? Пока я придумывала, что сказать, мы свернули на Виктория-стрит.

– Зачем?

– Чтобы найти.

– Идеального любовника?

Пэппи замотала головой так яростно, словно хотела встряхнуть меня.

– Нет, нет, нет! Секс ни при чем, это духовный поиск. Понимаешь, я ищу родственную душу.

Я чуть не ляпнула, что ее родственная душа сейчас мажет краской холсты на чердаке, но вовремя придержала язык. Когда мы вернулись, на крыльце уже ждал какой-то молодой парень. Пэппи виновато улыбнулась мне, он поднялся, и я поспешила уйти в свою розовую квартирку, где сразу села и задумалась. Так вот что имел в виду Норм из полиции нравов, когда сказал, что Пэппи здесь как белая ворона! Наверное, она и с ним переспала.

Пора во всем разобраться, Харриет Перселл. Еще немного – и от твоих привычных представлений не останется и следа. Пэппи никак нельзя назвать порядочной девушкой, но лучше ее я никогда не встречала. Но порядочные девушки не отдаются кому попало. Так поступают шлюхи. Пэппи – шлюха?! Нет, ни в коем случае! В нашей компании из Бронте, а потом из Бонди и Уэверли только у меня одной не было ни единого романа, и при этом Мерл, к примеру, вовсе не считает себя шлюхой. Ух, какие эмоциональные бури я переживала вместе с Мерл, когда она влюблялась в очередной раз! Восторги, припадки бешенства, сомнения и, наконец, разочарования. А эти жуткие дни, когда Мерл ждала припозднившихся месячных! Когда они начинались, я представляла себя на ее месте и остро ощущала ее облегчение. Если нас что-нибудь и сдерживало, так лишь боязнь беременности. Аборты в наше время делают только вязальными спицами, единственная альтернатива – запятнанная репутация. Обычно дальше следует внезапное исчезновение месяца на четыре или неприлично поспешная свадьба и «недоношенный» ребенок. Но в любом случае, если девушка решает посидеть дома до родов, а потом отдать ребенка на усыновление или выходит замуж за первого встречного, ей перемывают косточки до конца ее дней. «Надо было выйти замуж!» или «Шила в мешке не утаишь: сначала она ходила как в воду опущенная, а этого парня и след простыл, потом пополнела в талии и вдруг на несколько месяцев укатила к бабушке в Западную Австралию! Нет, нас не проведешь!»

В таких пересудах я никогда не участвовала, но знала, что в этом деле лучше не зарекаться. И вот теперь поняла, что моя дорогая Пэппи играет с огнем напропалую – рискует и забеременеть, и подхватить венерическую болячку, и стать изгоем. Это надо же – заниматься сексом, чтобы найти родственную душу! Да разве так ее ищут? Беда в том, что я не знала, как надо искать. И понимала только одно: Пэппи не упала в моих глазах. Бедняга Тоби! Ему-то каково! Может, она и с ним была близка? Или такие ей не по вкусу? Не знаю, почему я так подумала, но, похоже, не ошиблась.

Я никак не могла успокоиться, поэтому решила пройтись, побродить среди пестрых толп, наводняющих Кросс. Но в прихожей я столкнулась с миссис Дельвеккио-Шварц, которая подметала пол. Точнее, делала вид, что подметает. Жесткая и редкая щетка только поднимала клубы пыли, которая снова оседала на пол. У меня на языке уже вертелся вопрос, не попробовать ли ей сначала посыпать пол мокрой заваркой, но задать его я не рискнула.

– А, красуля! – просияла она. – Идем ко мне, глотнем бренди.

– Впервые вижу вас с тех пор, как переселилась, – сказала я, поднимаясь по лестнице следом за ней.

– Незачем мешать человеку, когда у него полно хлопот, принцесса, – объяснила она, плюхаясь на свой стул на балконе и разливая бренди по стеклянным стаканчикам из-под сливочного сыра «Крафт». Фло, которая до сих пор цеплялась за материнскую юбку, теперь забралась ко мне на колени и улеглась, глядя на меня печальными янтарными глазами и в то же время улыбаясь.

Я пригубила мерзкий напиток, но так и не поняла, в чем его прелесть.

– Фло совсем не слышно, – продолжала я. – Она говорит?

– Без умолку, принцесса, – ответила миссис Дельвеккио-Шварц.

Она извлекла откуда-то колоду больших карт, устремила на меня рентгеновский взгляд и отложила карты.

– Что тебя тревожит? – спросила она.

– Пэппи говорит, что постоянно меняет мужчин.

– Так и есть.

– А вы как к этому относитесь? Я думала, хозяйки дома не разрешают девушкам водить к себе мужчин. Мне говорили, что из-за этого вы не стали сдавать квартиру по фасаду на первом этаже.

– Если женщине нравится спать с мужчинами, это еще не значит, что она порочна, – разъяснила она, сделав большой глоток. – Любить мужчин так же естественно и нормально, как справлять большую и малую нужду. А если речь о Пэппи, о чем тут думать? Секс – ее способ странствовать в этом мире. – Она еще раз пронзила меня рентгеновским взглядом. – А у тебя другой, верно?

Мне стало неловко, я заерзала.

– Вообще-то да, – подтвердила я и отпила еще глоток. На этот раз любимое пойло Уилли мне почти понравилось.

– Вы с Пэппи – противоположности, – сказала миссис Дельвеккио-Шварц. – Для Пэппи без прикосновений нет любви. Она Королева, или Владычица Мечей, к тому же Весы, а такое сочетание сильным не назовешь. В сущности, из-за Марса. Его аспект слишком слаб. И у Юпитера в гороскопе Пэппи тоже. Луна в Близнецах в квадрате с Сатурном.

Кажется, я ничего не перепутала.

– А у меня? – спросила я.

– Сначала скажи, когда ты родилась, принцесса.

– Одиннадцатого ноября в тридцать восьмом году.

– А-а, так я и знала! Скорпионша! Очень сильный знак. Где это было?

– В больнице Винни.

– Совсем рядом с Кроссом! В какое время?

Я задумалась.

– Кажется, днем. В одиннадцать часов одну минуту.

– Одиннадцать, одиннадцать… Вот оно как, красуля! – Она шумно выдохнула и заскрипела стулом, откидываясь на спинку и закрывая глаза. – Итак, детка… твой асцендент – Водолей, очень, очень хорошо!

Я не успела опомниться, как она уже стояла на четвереньках у низкого шкафа и выволакивала из нижнего ящика потрепанную, распадающуюся на страницы книгу, несколько листов бумаги и дешевый пластмассовый транспортир. Один лист она сунула мне вместе с карандашом.

– Записывай все, что я тебе скажу, – велела она и обратилась к Фло: – Ангеленок, принеси свои цветные мелки.

Фло соскользнула с моих колен и затопотала в гостиную, откуда вернулась с пригоршней разноцветных мелков.

– Все, что мне нужно, я держу в голове – привыкла уже за столько лет, – продолжала миссис Дельвеккио-Шварц, заглядывая в потрепанную книгу и делая загадочные пометки на листе, на котором уже было начерчено что-то вроде круглого пирога, разделенного на двенадцать равных ломтиков. – Так-так, еще интереснее. Пиши, Харриет, не зевай! Три оппозиции, все очень сильные – Солнце с Ураном, Марс с Сатурном, Уран с Серединой неба. Все напряжение устраняют квадраты – повезло, да?

Она не диктовала, а говорила в привычном темпе, а я держала на руках Фло и кое-как записывала.

– Юпитер в первом доме в Водолее, твоем асценденте, – ух, сколько силы! Тебя ждет счастливая жизнь, Харриет Перселл. Солнце в десятом доме, значит, всю жизнь ты будешь делать карьеру.

Меня аж подбросило. Я нахмурилась.

– Ну уж нет! Провалиться мне на этом месте, если я соглашусь до самой пенсии торчать в рентгенологии! Сорок лет таскать на плечах свинцовый фартук и каждый месяц сдавать кровь! Дудки!

– Карьеры бывают разные, – усмехнулась она. – Венера тоже в десятом доме, а твоя Луна – в Раке. Сатурн на куспиде между вторым и третьим домами, значит, тебе предстоит всегда присматривать за теми, кто не может сам позаботиться о себе. – Она вздохнула. – Тут еще много всякой всячины, но ничто и в подметки не годится твоему идеальному квинкунксу Луны и Меркурия!

– Квинкунксу? – Это слово мне ничего не говорило.

– Мне достаточно и этого аспекта, – продолжала она, с довольным видом потирая руки. – Можно долго изучать гороскоп, но так и не понять, в чем влияние квинкункса, и тем не менее жизнь зависит от него с самого рождения. – Еще раз просветив меня рентгеновским взглядом, она тяжело поднялась, ушла в комнату и открыла холодильник. Вскоре она вернулась с блюдом какой-то странной еды, похожей на кусочки разрезанной поперек змеи. – Вот, попробуй, принцесса. Это копченый угорь. Полезно для мозгов. Друг Клауса Лернер Чусович сам ловит и коптит их.

Копченый угорь на вкус был божественным, и я охотно принялась за угощение.

– Вы разбираетесь в астрологии, – дожевав, заметила я.

– Еще бы мне не разбираться в ней! Ведь я прорицательница, – ответила она.

Вдруг я вспомнила крашеную даму из Северного предместья, а потом еще нескольких, которых я видела в прихожей, и все стало на свои места.

– А эти богатые дамы – ваши клиентки? – уточнила я.

– А как же, красуля! – Меня еще раз просветили холодными лучами. – Ты веришь в предначертания?

Я ответила не сразу:

– Отчасти. Трудно верить в то, что промысел Божий справедлив и разумен, когда работаешь в больнице.

– Бог тут ни при чем, мы говорим о предначертаниях.

Я ответила, что и в них мне верится с трудом.

– А для меня это работа, – продолжала миссис Дельвеккио-Шварц. – Я составляю гороскопы, гадаю на картах, вглядываюсь в Хрустальный Шар… – так она и сказала, с больших букв, – …вызываю мертвых.

– Как?

– Понятия не имею, принцесса! – жизнерадостно отозвалась она. – Я вообще не знала, что способна на такое, пока мне не стукнуло тридцать.

Фло влезла ей на колени и запросила молока, но мать решительно ссадила ее на пол.

– Не сейчас, ангеленок, мы с Харриет разговариваем.

Миссис Дельвеккио-Шварц снова сходила к шкафу, принесла какой-то тяжелый предмет, накрытый грязно-розовым шелком, и водрузила на стол. Затем протянула мне колоду карт. Я перевернула их, ожидая увидеть привычные масти, но на этих картах были рисунки. На верхней карте обнаженную женщину обвивала радужная гирлянда.

– Это Мир, или Вселенная, – пояснила миссис Дельвеккио-Шварц.

На следующей карте рука держала кубок, из которого тонкими струйками выливалась жидкость. Голубь с чем-то маленьким и круглым в клюве парил вниз головой над кубком, на котором виднелось что-то вроде буквы W.

– Туз Кубков, – сказала прорицательница.

Я осторожно отложила колоду.

– Что это?

– Карты Таро, принцесса. Они помогают мне во всем. Если хочешь, я прочитаю по ним твою судьбу. Задай мне вопрос о своем будущем, и я на него отвечу. Я могу целыми днями не выходить из комнаты, раскладывать карты, как цыганка, и знать все, что творится в Доме, за жильцами которого я приглядываю. У карт есть голоса. Они говорят.

– Вы слышите их, а я нет. – Меня вдруг пробила дрожь.

Она продолжала, точно не услышала меня:

– А это Шар. – И она сдернула грязно-розовый шелковый лоскут с тяжелого предмета. Потом она взяла меня за руку и приложила ее к прохладной поверхности красивого шара. Стоящая рядом Фло вдруг ахнула и юркнула за спину матери, а когда снова выглянула, то уставилась на Шар широко раскрытыми глазами.

– Он из стекла? – спросила я. Как зачарованная я разглядывала перевернутое отражение хозяйки, балкона и платана.

– Нет, он самый настоящий, хрустальный. Ему тысяча лет. Этот Шар все видит и знает. Я редко им пользуюсь: заглянешь в него, а потом кажется, будто у тебя белка.

– Белка?

Сколько еще вопросов мне предстоит задать?

– Белая горячка – ну, помешательство. Смотришь в Шар – и никогда не знаешь, что прилипнет к стеклу изнутри. Нет, уж лучше карты. А когда приходят дамы, мне помогает Фло.

Как только прозвучало имя малышки, я поняла, почему мне рассказывают все это. По какой-то неизвестной мне причине миссис Дельвеккио-Шварц решила посвятить меня в свою тайную жизнь. И я задала еще один вопрос:

– Фло?

– Ага, она. Фло – мой медиум. Она просто знает ответы на вопросы, которые задают дамочки. Мне дар достался не от рождения, просто прорезался, когда мне были нужны деньги – ох как нужны! Скажу честно, поначалу я ничего не предсказывала, просто жульничала. Только потом оказалось, что у меня дар. А Фло родилась такой. Знаешь, иногда она пугает меня до полусмерти.

Да, и меня эта девочка порой пугала, хотя отвращения не вызывала. Я сразу поверила ее матери: Фло выглядела существом из другого мира, поэтому я без труда верила, что с тем миром она поддерживает связь. Может, там ее место. Или она просто душевнобольная. Такое случается и с детьми. Узнав обо всем, я еще больше полюбила Фло. Мне стало ясно, откуда в ее глазах такая скорбь. Как много она, должно быть, видит и чувствует! И это происходит само собой.

После выпитого стаканчика бренди я с трудом спустилась по лестнице, но не рухнула в постель сразу же: мне хотелось все записать, пока еще свежа память. Сидя с ручкой в руке, я гадала, почему не возмутилась, почему мне даже в голову не пришло отругать миссис Дельвеккио-Шварц за эксплуатацию малолетней дочери. Я смогла бы – язык у меня подвешен как надо. Но случившееся выходило за рамки моих знаний и понимания; всего за несколько дней в Доме я как будто повзрослела. По крайней мере мне так казалось. Я изменилась, стала совсем другой. Обаятельное чудовище по имени миссис Дельвеккио-Шварц мне нравится, а ее дочь я люблю. А от упреков я удержалась лишь потому, что осознала: есть многое на свете, друг Горацио, что не вписывается в мировоззрение жителей Бронте. Отныне путь туда мне закрыт. В Бронте мне уже никогда не вернуться.

Фло – медиум. Ее мать дала мне понять, что с помощью Хрустального Шара общалась с мертвыми, но ни словом не обмолвилась о том, что с ними говорит и Фло. Девочка просто знает ответы на вопросы, которые задают «дамочки». Мне вспомнились все эти «дамочки», и я поняла, что они не из тех, кто жаждет встреч с дорогими усопшими. Все они выглядели по-разному, но ни одна не казалась убитой горем. До меня дошло: причины, которые привели их к миссис Дельвеккио-Шварц, связаны с нашим миром, а не с потусторонним. Хотя Фло – существо из другого мира.

Должно быть, в самом начале, когда миссис Дельвеккио-Шварц еще приходилось мошенничать, чтобы заработать, она ценила деньги. На них она приобрела Дом. Но почему сейчас в ее комнатах так пусто и уныло? Очевидно, миссис Дельвеккио-Шварц нет никакого дела до уюта, и Фло тоже. Где бы они ни жили, им не нужны нарядные платья и удобные диваны. Я даже поняла, почему мать до сих пор кормит Фло грудью: девочка нуждается в этих узах с ней. Ах, Фло! Ангеленок… Твоя мать для тебя – целый мир, его начало и конец. Она твоя опора и прибежище. Спасибо, что ты и меня одарила вниманием, ангеленок. Я признательна тебе.