Глава 2. Послание

В Стране бушевала буря. Стонали, раскачиваясь кряжистые дубы долголетия. В печные трубы домов с воем вползали дымные змеи, и их тела развевались на ветру серыми флагами. Ледяными, звенящими розгами по крышам бил дождь, размазывая о закрытые ставни диких Шурунов, то и дело менявшихся и менявших все вокруг. Шуруны пытались собраться в то, что уловили – багровое чудище с фиолетовыми провалами вместо глаз. Огромная масса, клубящаяся и постоянно перетекающая из одной формы в другую. В подобии тела возникала и пропадала блуждающая голова, с которой, как маски, одна за другой спадали лица. Голова была живая. Чудище тоже было живое. Как будто живое. Шуруны очень правдоподобно передавали то, что происходило далеко отсюда, в замке Мэл- Карта, и являлось отражением этой далекой сцены.

У личного Демона Мэл- Карта, действительно закончилось терпение. И что еще вероятнее, Демон уже оттяпал себе большую часть жизненной силы Правителя. Сначала он заселил в его сознании только звуки, затем мысли, а потом и вовсе вознамерился расположиться в нем, как в гамаке. Демон принялся диктовать, требовать, а не как прежде исподволь внушать, нашептывать и проникать в уши со звуком дудок. И вот в один роковой для Мэл- Карта момент, Демон вышел из берегов прежних очертаний и, высосав все эмоции своего носителя, приобрел способность к трансформации.

Он полностью вошел в сознание Мэл- Карта в виде запаха жареных Чепух, а надо сказать, что Чепух есть не полагалось. Они считаются священными. Священными и разумными. Хотя удостовериться в их разуме никому пока не посчастливилось. Народ Страны свято верит в то, что у Чепух есть разум и он какой-то свой, собственный, очень отличающийся от общепринятого, а потому не считывается людьми. Конечно, Мэл – Карт знал о этих верованиях, знал и даже пару раз проводил открытую церемонию по задабриванию всемирного Духа Чепух, разрисовывая вместе с отобранными для этого случая детьми их панцири. Чепухи не возражали. Медленно поднимали свои морщинистые головы обозревая окружающих и медленно, словно в их реальности время текло сквозь вязкий кисель, с чувством полного удовлетворения и внутреннего достоинства, перемалывали беззубыми челюстями сочные молодые листья – подношения почитателей.

Народ ликовал, воодушевлялся. Особенно ему, этому народу, нравилось, что его незатейливые представления о жизни разделяет их Правитель. И Мэл- Карт действительно разделял. Разделял свою жизнь и себя на несколько частей. Эти части всегда были разными, впрочем, как и его принципы и верования. Как говорится, в зависимости от обстоятельств. А на этот раз, обстоятельства были такими – он нестерпимо, со всей возможной страстью, захотел отведать мяса жаренных Чепух. Или что-то в нем захотело. А чего хочет Правитель – того хочет Рок. Кажется, так говорят про людей, которые хотят чего-то несмотря ни на что, вопреки сложившемуся.

Сложившаяся вера в священность Чепух была древней и имела многовековой вес. В связи с этим пришлось уволить повара, помощника повара, семь служанок, парочку посудомоек и закупщика продуктов, так как они наотрез отказывалась принимать участие в приготовлении деликатеса. Готовкой занялся глухой и подслеповатый хранитель ключей подземелья, в которое прямиком и направились непокорные служители вкуса отбывать наказание за неповиновение, а главное – за сомнение в сильных решениях своего Правителя.

Запах жаренных Чепух вполз в ноздри Правителя, разжигая во всем теле зверский аппетит. Запах стал катализатором необратимых процессов.

– Вкус жизни! – вопил Демон, встраиваясь в кровь Мэл- Карта мельчайшими частицами. – Еды! Мяса! – буянил Демон, и из его пасти, вернее изо рта Мэл- Карта, капали на мраморный пол липкие, зеленые слюни. При соприкосновении с твердой поверхностью слюни шипели, взрывались фонтанами огненных искр, оставляя после себя обугленные отверстия. Стена из оцифрованных Шурунов вздымалась стальными холодными волнами, как море во время шторма. Окна дребезжали и лопались, словно яичные скорлупки. Стены, пол и все, что находилось в торжественном зале для награждений, буквально выворачивалось наизнанку. Реальность вело в разные стороны, как старого пьянчужку. Приплющивало, растягивало, а вместе с ней приплющивало и растягивало все вокруг.

Мощным порывом ветра обслуживающий персонал замка смело в огромный ком из человеческих тел.

В первую же минуту трансформации Демона ком, подпрыгивая и визжа, скатился по ступеням мраморной парадной лестницы и, унесся на улицу, так и не сумев распасться на отдельные фрагменты. Люди были словно связаны между собой, склеены намертво не только физически, но и мысленно. Тайное знание скрепляло их мертвой хваткой в огромный шар, который оставлял после себя стойкий навозный шлейф. Они знали, кто на самом деле их Правитель. Знали, что он тот «кто потерял свое лицо». Знали, что он носит чужие оболочки, созданные Великим Кутюрье. Знали многое такое, о чем безопаснее было молчать. И они молчали и катились, катились, катились. По инерции. Туда, откуда очень сложно будет выбраться.

– Мяса! – продолжал требовать Демон в теле Мэл- Карта, растопырив руки в стороны и задрав голову кверху, будто именно оттуда и должно было снизойти вожделенное блюдо. А вокруг застывшего в центре зала тела Правителя, с бешенной скоростью носилось то, что могло носиться и то, что носиться не могло: стулья, битое стекло, бумажки, фрукты, тумбы, доспехи, кинжалы, горшки и Крэгир. Его швыряло от стены к стене, как мяч для гандбола.

Первый Военный Советник и лучший Охотник за Мирами с ситуацией не справлялся, чего нельзя было сказать про Славика – Великого Кутюрье и не менее Великого Режиссера. За какое-то мгновение до трансформации Правителя у Славика нестерпимо зачесались руки, так сильно и безапелляционно, что ему ничего не оставалось делать, как сдаться этому требованию собственного тела и вырастить вместо рук… крючья, которыми он благополучно зацепился за лиану, бывшую минуту назад мраморной колонной. «Нет, я все-таки везунчик! – думал Славик, болтаясь на ветру вместе с лианной, обхватив ее всеми четырьмя конечностями. – Гениальное чутье меня и здесь не подвело. Как вовремя я превратился в нечто цепкое».

– Мяса-а-а! – дебоширил Демон, и кожа трескалась на теле Мэл- Карта, не вмещая в себя его яростную энергию.

Шлеп, бум, бац!

Рядом со Славиком, ударившись о стену, приземлилась коричневая, увесистая лепешка. Славик зажмурился. «Хорошо, что мимо», – успела проскочить мысль облегчения. Он приоткрыл один глаз и опознал в лепешке Крэгира. Вид у Охотника за Мирами был не ахти какой. Всегдашний бравый, уверенный образ слетел с него как листва с дуба-долголетия по осени. Осталась только кора. Скукоженное в ужасе лицо под кустистыми совиными бровями вращающиеся бусины глаз. Крэгир пытался удержать равновесие, нелепо растопырив руки-крылья, ноги его разъезжались в разные стороны, и все это сопровождалось звуками очень напоминающими куриное кудахтанье.

«То же мне, Охотник Ночи, Свирепый Филин. Посмотрел бы на себя сейчас, какой-то петух недощипанный», – подумал Славик и лучезарно улыбнулся Крэгиру, пролетая на лиане над его головой. Но вдруг Крэгир изловчился, и подпрыгнув, откуда только в нем такая прыгучесть образовалась, уцепился за спасительную лиану Славика. Под его весом лиана заскрипела и приземлилась, а вместе с ней на Крэгира приземлился и сам Великий Кутюрье. Крэгир застонал, а в Славике проскочили доселе неизвестные ему нотки сочувствия к Охотнику, но сразу же испарились, как только Крэгир начал орать дурным, не своим голосом, пытаясь перекричать бурю, вызванную Демоном.

– Ах ты пиявка никчемная! Звероящер безмозглый! Сделай что-нибудь, упырь ржавый! Иждивенец паршивый! – и все это было обращено к нему, Великому Кутюрье и Режиссеру, непревзойденному таланту. «Неуважительно как-то» – решил Славик. Самое обидное во всем этом было, конечно, «ржавый». Славик провел огромную работу и решил, что больше не будет скрывать свой природный образ за защитными оболочками, как умеет каждый Мимикрик, а будет вступать в эту жизнь как есть, без прикрас, в естественном обаянии, так сказать. А естество его было широколицее, веснушчатое, зеленоглазое в обрамлении рыжих спиралей, которые сейчас вздымались над его головой солнечным нимбом.

– Гаденыш! Пропыпут болотный! – не унимался Охотник за Мирами, с трудом выползая из придавившего его Кутюрье. – Давай! Маши своими культяпками, царевна-лебедь! Создавай Мир!

«Ага, – подумал Славик, – щас! Вы тут все как один Бурю создаете, а я значит вам для Мира понадобился? Нет уж, насладитесь сполна тем, что имеете. Посмотрите, так сказать, правде в глаза». Но вслух он ничего не сказал. Вздохнул глубоко. Потом еще раз вздохнул, потому как Крэгир, со всего размаха влепил Славику пощечину. У него аж дух перехватило от возмущения и неожиданности.

«Дух перехватило! Точно! Я же Шаман! Шаман-Режиссер! Я могу управлять Духами! Да, про то, что я посвящен в Шаманы знают немногие, но я-то знаю», – со сверхзвуковой скоростью понеслись мысли Славика.

Тайное имя посвящения Славик никому не говорил. Его и так все при дворе Мэл- Карта ошибкой природы считали. Мужчины не могли рождать Миры, а Славик мог. Он и по снам мог ходить и предчувствие у него было такое сверхчувствительное, любой Ушист позавидовал бы. Короче, Славик был ценным кадром. Ценным для Мэл- Карта, поскольку исполнял его прихоти легко и с фантазией. Однако, Славик давно понял, что всего Правителю знать не обязательно. Должны остаться у Великого Кутюрье и Режиссера еще козыри в рукаве, на случай внезапного изменения событий. То, что Славик был посвящен в Шаманы, знал только Славик, семейство исчезнувших Мимикриков и… ешкин-кошкин, еще Эва знала. Ну и Дед-Пчела, разумеется, его симбиотический спутник. У всех Шаманов такой есть. У Славика – Дед-Пчела.

«Если я начну Духов вызывать, они тут с этим Демоном разборки устроят и тогда пиши пропало. Мэл- Карт и Крэгир точно меня в оборот возьмут и про хождение по снам вспомнят. А я все сделал, чтобы они про это забыли… забыли…» – экстренно соображал Славик, вновь взлетая вместе с лианой, подхваченный порывом ураганного ветра.

Щлеп, бум, бац!

Крэгир опять превратился в лепешку. Самостоятельно, без Славикиных стараний. Просто он не имел таких замечательных цеплятельных устройств, как Славик, и уже давно подрастерял свою былую форму воина и атлета. В настоящем, Крэгир носил личину, тяготившую его. Пытался быть прежним бравым воякой, но дело в том, что нынешняя суть вообще не соответствовала его воспоминаниям о себе прежнем. Да, ему иногда удавались прыжки, наподобие того, что он недавно продемонстрировал, но это было скорее исключением, остатками мышечной памяти, а не легкостью тренированного тела. «Короче, роль атлета, непревзойденного Охотника за Мирами, не для него», – решил Славик Режиссер. А потом решил, что разберется со всей этой неразберихой и несоответствием позже, поскольку Демон в теле Мэл- Карта опять начал требовать мяса и пускать зеленые слюни.

И тогда Славик принял решение больше не думать и активизировать Деда-Пчелу. Вернее, пчелиный рой. Ведь каждому рожденному Шаманом известно, что симбиотический помощник может быть в разных формах и в разных числах. У Славика был пчелиный рой или Дед-Пчела. Ему и напрягаться-то не пришлось, – в миг, через оскалившееся стеклянными клыками, изуродованное окно, влетела гудящая туча. Это было хорошее решение. Пчелы как бы сами по себе, никто и не догадается, что ими руководит Великий Кутюрье и такой же не менее Великий Режиссер. Славик поймал Поток, отдался ему, а пчелы уловили руководящее начало и понеслись на Демона, разинув рот. А чего удивляться? Эти пчелы были как Шуруны, тоже могли складываться в различные формы. И то, что неслось на беснующегося Мэл- Карта, имело длинную, вытянутую морду и широко открытый рот, ну хорошо не рот – пасть!


– Белиам, просыпайся! Белиам! Да что за дрянь такая? Пошли, пошли вон! Разлетались тут! – Феюс чуть из гнезда не выпал, отмахиваясь от чего-то мелкого и назойливого.

– Уберите с меня это! – верещала на соседней ветке Нэнси. – Мама, мама, они жужжат и царапаются.

– Белиам! Ты нам нужен со всеми своими Дарами. Да проснись ты, пропыпут болотный! – не терял надежды разбудить брата Феюс, срывая с себя жужжащие колючки. Однако меньше их не становилось.

– Феюс, пожалуйста, можно не выражаться? Это все-таки твой брат! – урезонила первого из сыновей Лали. Она осторожно попыталась стряхнут с руки ползающих и гудящих насекомых. – Я и без Белиама могу сказать кто это. Пчелы. Это пчелы, поэтому не делайте резких движений, иначе укусят.

– А-а-а-а-а! – закричал Феюс, хватаясь за нос. – Она меня укусила! Укусила!

– Пчелы не нападают первыми, – раздался умиротворенный голос Белиама из соседнего гнезда, а потом появилось его улыбающееся лицо с живыми волосами. Волосы жужжали. Белиам с нескрываемым интересом и даже с каким-то восторгом наблюдал, как его шевелюра увеличивалась в объеме и становилась длиннее.

– Так, Рапунцель, давай-ка поговори с ними! Это уже не смешно! – вновь заволновался Феюс, размахивая руками, как ветряная мельница.

– Кто такой Рапунцель? – поднял ясные глаза на брата Белиам.

– Не знаю. Просто Поток уловил, – сказал Феюс, с трудом сменив тон, чувствуя, как мать все еще сверлит его взглядом. – Что-то сказочное, видимо. С длинными волосами. Не суть. Поговори с этими тварями, я уже чешусь весь!

– Мамочка, я боюсь, боюсь, – жалобно заскулила Нэнси.

– Демон тебя побери! – вновь не выдержал Феюс, пытаясь вытащить пчел из ноздрей. – Белиам, где твои Дары? Твои умения общаться с этими, этими… гадами.

– Так, все! Успокоились все! – стальной паутиной опустила слова на головы детей Лали- Рэй. – У вас тоже есть Дары, Феюс, которые ты по всей видимости Дарами не считаешь. Разум и речь. Слова кристаллизуют вокруг тебя реальность, а разум помогает увидеть ситуацию такой, какова она есть на самом деле. Ваша ведущая эмоция – страх! В страхе – мучение. Мучение, которое порой бывает больше, чем физическое страдание, Феюс. Тебя еще никто не укусил, а ты уже горланишь, как поющая кувшинка, которой стебель прищемили. И ты, Нэнси, вернись к нам из своих горестных фантазий. Пчелки по нам ползают и их много, это правда, но ни одна из них тебя не поцарапала. Может быть тебе щекотно? Вот это возможно. И вообще, Белиам прав – пчелы первыми не нападают, только в случаи опасности. Сейчас все успокаиваемся, все успокаиваемся, Феюс прекрати махать руками!

– Да они мне в нос и уши лезут! Я что, дупло? – возмутился первый из сыновей.

– Им страшно и холодно. Они хотят спрятаться, – прислушиваясь к пчелиному гулу в своей голове, заметил Белиам.

– Холодно? – переспросила Лали. – О чем ты, малыш? Здесь жарко, дышать нечем… Постой, постой… так, замолчите все!

– Мам, ты чего? Мы и так все уже молчим, – шепотом проговорила Нэнси вопросительно и возмущенно одновременно.

Мать Клана внимательно всмотрелась в пчел, ползающих по ее рукам. Затем так же внимательно рассмотрела детей. У Белиама пчелы облюбовали голову. У Нэнси – область сердца. У Феюса пчелы пытались забраться в нос и уши. По всему выходило, что они выбирали те участки тела, где скопление энергии было максимальным. Феюс, Управитель Потоков Логуса, мог улавливать различные Потоки слов, написанные, высказанные, подуманные. Он вдыхал Поток вместе с воздухом и слышал, различая никому не слышимые языки и звуки. Нэнси, открывая свое сердце, сращивала в нем временные линии для переноса из одного измерения в другое. У Белиама понимание всего живого возникало в голове, автоматически, стоило ему только посмотреть или представить. А она, Лали, направляя энергию в руки, могла творить все что угодно, от пирога до целого Мира, при определенных условиях и достаточном количестве ресурса. Это были не просто пчелы, они являлись персонализированными посланиями. Кто-то пытался достучаться до них и Мать Клана уже знала, кто это.

Загрузка...