Мир Деревьев

Часть вторая Курсант

По лесной тропинке полз муравей. Со стороны могло показаться, что это был обычный представитель семейства стебельчатобрюхих отряда перепончатокрылых, одно из множества снующих вокруг точно таких же насекомых. И все-таки что-то в его поведении было не так. Вместо того, чтобы деловито мчаться по своим делам он ни с того ни с сего вдруг свернул с протоптанной множеством муравьиных ног дорожки и, совсем по-человечески усевшись на одно из бревен-травинок, о чем-то задумался. Если бы кто-то из людей мог видеть столь странное насекомое, он наверняка бы подумал, что эта особь – какой-нибудь муравьиный философ, размышляющий о смысле жизни. В статичной позе роденовского «Мыслителя» насекомое находилось минут пять, затем встрепенулось, соскочило с травинки и, удивленно вращая головой из стороны в сторону, словно вдруг осознало всю глубину и великолепие окружающего мира, двинуло обратно к ближайшему входу в свой родной муравейник.

Такое поведение обыкновенной рабочей особи было весьма нетипично, поскольку этот муравьишка только-только покинул стены родной обители и, подчиняясь неумолимому инстинкту, должен был со всех ног мчаться к дохлому дождевому червю с целью набить брюхо восхитительным мясом и лишь после этого вернуться в муравейник, накормить полупереваренной отрыжкой кого-либо из соплеменников. Именно такое задание он получил от своей царицы в виде информационного пакета феромонов – специальных пахучих веществ, выделяемых всякой муравьиной особью и служащих для взаимного обмена информацией. Дело заключается вовсе не в желании или нежелании всякого представителя этого вида насекомых подчиняться указаниям своей царицы, поскольку сами понятия «желание» или «нежелание» для высокоорганизованных коллективных существ, коими являются муравьи, не существует. Муравей хоть и самый близкий родственник осы, отличается от этого своенравного насекомого железной дисциплиной, основанной на жесткой кастовой иерархии. Поэтому было вдвойне странно наблюдать за тем, как один из представителей муравьиного сообщества, нарушив приказ своей повелительницы, направляется обратно к темному зеву своего многоуровневого обиталища.

Однако не стоит голословно обвинять муравья в нарушении «приказа», поскольку (повторимся еще раз), сделать этого по собственной воле он не мог. В таком случае, что же произошло? А случилось то, что управление этой особью перехватило некое двуногое существо, сидящее с закрытыми глазами в позе лотоса на удалении десятка метров от муравейника. Если бы муравей был способен удивляться, он непременно изумился своему странному состоянию. С одной стороны, неумолимый инстинкт приказывал ему следовать к дождевому червю, с другой – чья-то железная воля поработила его сознание и заставила действовать вопреки любым инстинктам. Случись в данный момент в муравейнике какая-нибудь катастрофа: пожар, например, или визит непрошенного гостя, жаждущего полакомиться муравьями и их окуклившимися личинками, он не сможет двинуть лапой, дабы принять посильное участие в спасательных мероприятиях. Но способностью удивляться, так же, как и способностью к логическому мышлению, к счастью, эти трудолюбивые насекомые не обладают. А если бы обладали, муравьишка попросту сошел бы с ума и валялся бы сейчас под листом подорожника или мать-и-мачехи, навсегда потеряв возможность адекватно воспринимать действительность. Опять же к счастью для муравьиного племени, эти создания не могут сходить с ума, поэтому овладевшая его сознанием воля высшего существа не стала чужеродным фактором – просто в мозгу появился другой императив – топать прямиком к царице, а первоначальное задание под кодовым названием «обеспечение населения муравейника продуктами питания» до поры до времени отошло на задний план.

Между тем сознание двуногого существа, управлявшего поведением насекомого, подвергалось значительно большему стрессу, нежели сознание его подопечного. Весьма сложно быть муравьем или какой другой тварью, оставаясь при этом человеком. Однако контактёр на то и контактёр, чтобы без ущерба для собственной психики вступать в контакт с братьями меньшими, дабы, выражаясь мудреным языком дипломатии, принудить их к участию в переговорном процессе или, попросту, заставить поступать так, как это нужно людям.

Не удивляясь ни чему, насекомое подбиралось к темному зеву своего дома-крепости. Сколько раз вместилище процветающей колонии подвергалось разного рода смертельным опасностям, на вскидку и не сосчитать. К его стенам подступали орды рыжих муравьев – заклятых врагов черных лесных. Сюда наведывались бурые медведи – большие охотники до окуклившихся личинок, которые некоторые люди ошибочно принимают за муравьиные яйца. Однажды муравейник едва не погиб от какой-то непонятной эпидемии. Беспощадная болезнь, будто косой косила муравьишек. От первоначального населения муравейника уцелело едва ли пятая часть. Однако справились и с этой напастью: выбросили зараженные тела соплеменников, продезинфицировали коридоры, кладовые и прочие помещения, восстановили численность популяции.

До спасительного входа оставалось не более двух десятков муравьиных шагов, как над головой нашего героя раздался тревожный зудящий звук, это на охоту вылетел один из их самых заклятых врагов после прожорливых пауков – хищная муха-ктырь. На его счастье, совсем неподалеку стоял гигант-воин, вооруженный страшными челюстями. Боец подпрыгнул, ловко извернулся, в результате чего его мощные челюсти сомкнулись на мягком брюшке охотника. Дополнительная порция муравьиного яда, впрыснутого в кровь мухи, мгновенно убила крылатую бестию. Муравей не стал любопытствовать, каким образом распорядится законной добычей его собрат воин, он преспокойно направился к спасительному входу, поскольку доминирующая часть его сознания настоятельно требовала, чтобы он побыстрее добрался до материнской особи и передал послание, от содержания которого, без всякого преувеличения, зависит дальнейшая судьба всей муравьиной колонии.

Контактёру, управлявшему сознанием муравья, до сегодняшнего дня ни разу не доводилось внедряться в какое-либо насекомое. Одно дело побывать в шкуре чешуйчатого волчары, медведя, даже крайне непредсказуемого и упрямого носорога – эти животные всего на пару-тройку ступеней ниже человека на эволюционной лестнице. Другое дело внедриться в сознание насекомого, с которым у дюдей практически нет ничего общего, ибо сотни миллионов лет назад эти твари произошли от ластоногих ракообразных, а предками гомо сапиенс были кистеперые рыбы, которые если имели что-либо общее с ракообразными, то где-нибудь миллиардом лет раньше на стадии амебы, инфузории туфельки или еще какого примитивного организма. Если на волчару или того же саблезуба можно воздействовать, опираясь на некие общие для всех млекопитающих фундаментальные уложения: голод, инстинкт продолжения рода, чувство опасности, насекомое в этом плане более чужеродная сущность. Чтобы взять под контроль самого примитивного паучка, термита или муравья мало блокировать его основные инстинкты, нужно научиться заменять его текущие цели, совершенно новыми, обозначать их как приоритетные. Если у вас это получится сразу, считайте себя контактёром от бога. Именно такой человек и вел в данный момент нашего муравьишку к вполне определенной цели.

Тем временем муравей очутился в уютном полумраке своего родного муравейника. Пока его подопечный, ориентируясь в большей степени по запаху, не сбавляя скорости, мчался по подземным галереям чудесного сооружения, контактёр успевал любоваться всякими диковинами. Несмотря на то, что солнечный свет никогда не освещал эти подземные коридоры, здесь вовсе не было темно – многочисленные гроздья светящихся грибов увешивали сложенные из древесных остатков и комочков почвы стены. Кроме того, повсюду взад-вперед сновали какие-то источающие свет букашки – паразиты или симбионты муравьев, а может быть, и то и другое одновременно, во всяком случае, местные хозяева не воспринимали их как нечто чужеродное. Еще на полу, стенах и потолке выделялись бесформенные кучи, над которыми заботливо хлопотали рабочие муравьи. Вполне возможно, это были предназначенные для сбора грибные тела, а может быть нечто другое, абсолютно не поддающееся объяснению с точки зрения человеческой логики. Впрочем, само понятие «потолок и стены» было чисто условным – вопреки всем законам гравитации муравьи и прочие существа непрерывно сновали взад-вперед по потолку и стенам также ловко как по полу.

Неожиданно внимание муравья привлекла парочка его соплеменников. Одна особь срыгивала неприятного вида кашицу прямо в широко распахнутую пасть другой. При виде подобной картины муравей едва не зашелся дрожью, испытав весьма острое чувство голода. Если бы его волей в данный момент не управляло чужое сознание, он непременно попросил кого-либо из соплеменников поделиться едой. Контактёра же едва не вывернуло наизнанку от омерзения, и ему с превеликими трудами удалось сохранить контроль над подопечным.

Проплутав довольно долгое время по сумрачным коридорам, муравей наконец-то оказался в просторном помещении, где собственно и совершалось таинство рождения муравьиного племени. Вообще-то из-за груды шевелящихся тел рассмотреть саму царицу было практически невозможно. Ее огромную тушу облепили со всех сторон крылатые самцы, а также рабочие муравьи, которые кормили, чистили свою богиню и непрерывно принимали оплодотворенные или неоплодотворенные (в зависимости от нужд колонии) яйца, которые немедленно уносили в специальные инкубаторы. Там из них вылупятся либо рабочие особи, либо воины, либо самцы-трутни, либо новые царицы. Беспорядочное на первый взгляд копошение и мельтешение, царящее вокруг, на самом деле имело глубокий, можно сказать, даже сакральный смысл, поскольку ни одно насекомое не совершало ни единого лишнего телодвижения. Всем здесь управлял весьма сложный компьютер, название которому «коллективный интеллект».

Этот отлаженный за миллионы лет эволюции «инструмент» в принципе не мог допустить бестолковой суеты или каких-либо иных негативных факторов, способных хоть как-то повредить слаженной работе, как отдельных служб, так и муравейника в целом. Отметим, что появление непрошенного гостя в святая святых – личных покоях монаршей особы было воспринято этим «компьютером» как негативный фактор. Откуда ни возьмись, в поле зрения нашего муравьишки возникли несколько могучих фигур муравьев-воинов, готовых по команде своей царицы разорвать в клочья его беззащитное тельце. Однако наш герой был, по всей видимости, полностью готов к такому повороту событий – многочисленные железы, расположенные на его теле, выдали сложный букет феромонов. Смысл этого послания на человеческом языке означал бы примерно: «Прошу прощения, Ваше Величество, не велите казнить, велите выслушать вашего покорного слугу!».

На протяжении бесконечно долгого мгновения (бесконечно долгого, конечно же, для контактёра, ибо муравьям эмоции неведомы, поэтому время для них течет всегда одинаково) царица размышляла, какие действия ей предпринять в отношении наглеца, посмевшего появиться там, куда его вовсе не приглашали. Наконец в царских покоях разнесся сложный аромат, означавший: «У меня сегодня хорошее настроение, поэтому я прощаю этого простолюдина и разрешаю ему приблизиться к трону». Тут же строй солдат раздвинулся, освобождая дорогу отчаянному смельчаку, однако командир отряда на всякий случай многозначительно щелкнул челюстями перед его физиономией, мол, смотри паря, ежели чего, будешь иметь дело со мной.

Окрыленный успехом (опять-таки в переносном смысле) муравей подбежал к самой голове своей повелительнице и с помощью желез выдал очередной информационный пакет феромонов – официальное предложение людей о взаимовыгодном сотрудничестве. Затем, подчиняясь железной воле контактёра, отрыгнул в пасть Ее Величества весьма скромное содержимое своего желудка, в качестве небольшого аванса.

На какое-то время царица застыла, будто впала в ступор, даже прекратила поглощать пищу и выдавать на гора яйца. По всему было видно, что в ее голове происходит сложный мыслительный процесс. Время от времени она исторгала из своих желез очень сложные и весьма емкие пакеты информации, которые мгновенно достигали самых отдаленных закоулков муравейника. В ответ от своих подданных царица получала не менее сложные букеты запахов, обрабатывала их и тут же посылала им очередной информационный блок. Человек, контролирующий поведение муравьиной особи, затаив дыхание, наблюдал за процессом работы коллективного мозга насекомых и только теперь в полной мере начал осознавать, насколько совершенной системой является обычный лесной муравейник.

Наконец «обмен мнениями» или, если угодно, «заседание коллегии» подошло к концу. Ее Величество выдало свой окончательный вердикт, гласивший: «Взаимовыгодному сотрудничеству с двуногими быть. Скромному муравьишке за проявленную инициативу объявляется устная благодарность».

Получив положительный ответ и полностью удовлетворившись результатами своей миссии, человек освободил сознание насекомого и тут же вернулся к своему обычному состоянию. Муравей также очнулся будто ото сна. Он недоуменно повертел головой, словно спрашивая себя самого: «Каким таким чудесным образом я мог очутиться в покоях царицы?» Однако долго размышлять на эту тему ему было не суждено, поскольку в его сознании заработал иной императив – образ дождевого червя, которого в настоящий момент растаскивают по кусочкам другие муравьи и, не теряя ни мгновения, он помчался прочь из муравейника. По дороге он все-таки нашел время, чтобы немного перекусить восхитительной отрыжкой одного из своих соплеменников.

– Ух, ты! – Едва выйдя из транса, услышал Феллад восторженный голос инструктора по прикладному контакту с низшими животными. – Фелл, у тебя с каждым разом все лучше и лучше. Три дня назад обработал лягушачье племя в парковом озере, любо дорого взглянуть – за полчаса очистили поверхность от ряски. А ведь это вовсе не типичное поведение для земноводных тварей, если бы ты их мух или комаров заставил ловить, тогда понятно – линейное воздействие, направленное на активизацию чувства голода. А теперь всех окрестных мурашей наставил на путь истинный. Поделись секретом, как тебе это удается с первого раза?

– Ничего особенного, Дар, – широко ухмыльнулся юноша, – просто у меня есть один друг, которого лягушки боятся как огня. Я замаскировался, воссоздав образ его ауры, а там только отдавай приказы. А насчет муравьев, так это иначе как везением не назовешь – царица у них на этот раз очень покладистая попалась, тут наверняка любой бы справился.

Дарий Скорый внимательно посмотрел на курсанта, а по совместительству – отличного парня и доброго друга, иронично покачал головой из стороны в сторону, мол, рассказывай байки о своей якобы исключительной удачливости, но промолчал – все равно этот упрямец ничего толком не расскажет. Может быть, и действительно сам ничего не знает. Вот уже два года Дарий курирует группу курсантов, в которую входит Феллад и до сих пор ломает голову в поисках ответа на вопрос: «Кто же на самом деле этот совсем еще юный парнишка?»

С самых первых дней пребывания в школе пластунов Пархая Лихого вокруг этого юноши витала аура какой-то тайны. Дело в том, что профессиональной подготовкой Феллада в индивидуальном порядке занимается сам Пархай, чего никогда не случалось на памяти Дария. К тому же, с первых дней своего пребывания в учебном заведении парень показывает поразительные результаты во всех без исключения дисциплинах. Информацию любой сложности он попросту хватает налету, не утруждая себя усердной зубрежкой пройденного материала, все как-то само собой раскладывается по полочкам в его светлой голове, стоит ему всего лишь прослушать лекцию по какой угодно дисциплине. Даже мастер клинка Ионафан в приватном разговоре с Дарием характеризовал курсанта Феллада с самой положительной стороны – исключительный случай, чтобы старый ворчун вообще похвалил кого-либо.

– Гибок, стервец, – уважительно говаривал Ионафан, дергая себя за длинный ус цвета спелого колоса дикого ячменя, – силен и вынослив как носорог, а реакция – куда там саблезубу или даже пардусу. Угодить старому Ионе прямо в лапы мерзкого арахноида, если мне когда-либо приходилось работать с таким исключительным материалом.

Отзывы прочих преподавателей были такими же восторженными. Все однозначно сходились на том, что из Феллада сына Дрока Рыжего со временем получится отменный пластун, поскольку тот с одинаковой легкостью постигает не только премудрости выбранной специальности. Даже в процессе поверхностного изучения побочных дисциплин каждый раз он проявляет недюжинные способности. Как, например, только что, ему удалось то, что по силам не всякому профессиональному контактёру. Даже специализировавшийся именно на контакте с насекомыми Дарий Скорый, являясь признанным мастером контакта, вовсе не был полностью уверен в том, что ему удалось бы с такой легкостью склонить муравьиную царицу к сотрудничеству с людьми. Даже у него, с первой попытки подобное получалось очень редко. А тут молодой зеленый юнец, и вдруг такой ошеломительный результат. Тут было чем гордиться и, вполне естественно, чему завидовать. Однако завидовать кому бы то ни было мастер Дарий не собирался, ну если чуть-чуть и только белой завистью. Наоборот, он очень гордился своим подопечным и при малейшей возможности ставил Феллада в пример остальным курсантам.

Пока Дарий молча размышлял о необъяснимых талантах своего подопечного, Феллад, положив ладони под голову, прилег на мягкую травку в тени какого-то разлапистого древесного гиганта из диких – не относящихся к разумным растениям, но в отличие от множества других деревьев, растущих внутри аномальной зоны Анабаль, абсолютно безопасного. Анабаль располагалась на стыке Северной и Южной Америнди и простиралась примерно на сотню километров вокруг озера Никарагва. Ввиду своей относительной безопасности эта зона отторжения использовалась в качестве тренировочной площадки будущих пластунов. Казалось бы, умопомрачительное расстояние отделяет базовый лагерь на Сцилле и эту тренировочную площадку, но для Деревьев было все едино, куда доставить человека – к родственникам в близлежащую деревню, к озеру Никарагва, либо в самый центр южного материка Астраль. Подойдя к любому Дереву, человеку стоило всего лишь выразить мысленное пожелание оказаться в той или иной точке планеты, как перед ним из ниоткуда возникало расплывчатое облачко сиреневого цвета, войдя в которое, он в мгновение ока попадал в нужное место.

Чудеса, да и только. Однако с точки зрения современного человека эти чудеса, впрочем, также как и многие другие, казалось бы, невероятные вещи были делом обычным, недостойным какого-то особенного внимания. Поэтому, лежа на спине с закрытыми глазами, Феллад размышлял вовсе не о загадочных свойствах тоннелей, осуществляющих мгновенный перенос материальных тел в пределах родной планеты, Мысленно он вновь вернулся в тот день, когда впервые очутился на Сцилле в базовом лагере учебного центра по подготовке пластунов.

До этого дня юноше никогда не доводилось бывать в подобных местах. Из рассказов бывалых людей он, конечно же, имел смутное представление о том, что основную часть времени курсанты проводят под открытым небом, невзирая на погодные условия и прочие внешние факторы. Они даже ночуют не в уютных жилых коконах, а в специальных вигвамах, построенных из добытых и выделанных ими же звериных шкур, натянутых на прочный каркас из деревянных кольев. Однако более всего удивил и обеспокоил Феллада тот факт, что отныне ему придется питаться в основном мясом убитых животных, хочет он того или не хочет. Пархай Лихой весьма доходчиво объяснил вновь прибывшему курсанту, что заботливых нянечек Деревьев в аномальных зонах днем с огнем не сыскать, а кушать хочется всегда. Кроме того, предполагалось разнообразить мясную диету плодами диких деревьев, а также различными питательными корешками и травами, изучению полезных свойств которых будет посвящен отдельный курс лекций на протяжении ближайших двух семестров.

Феллад до сих пор не может забыть, с каким содроганием впервые в жизни он положил в свой рот кусок жареной на угольях костра сочной оленины, основательно приправленной какими-то пряностями. Это теперь его желудок способен принять и переварить плоть практически любого животного, даже в сыром виде. Но после того первого обеда непривычный к подобным стрессам организм буквально через полчаса с остервенением отверг все съеденное. На протяжении довольно длительного времени, к откровенной радости бывалых курсантов, его выворачивало наизнанку, бросало то в жар, то в холод, нещадно трясло, будто он вовсе не отравился неведомой пищей, а подцепил какую-то весьма опасную разновидность тропической лихорадки. Феллад начал, было, мечтать о легкой смерти, когда рядом с вымазанным с ног до головы собственной блевотиной новобранцем появился сам начальник школы и, прикрикнув на столпившихся вокруг страдальца гогочущих парней, подал тому сосуд с лекарственным снадобьем.

Что касается персоналии Пархая Лихого, это был мужчина на вид лет сорока-сорока пяти. Сколько ему на самом деле, знал только сам начальник школы. Если верить слухам, этот человек уже давным-давно преодолел двухсотлетний рубеж. Конечно же, благодаря заботам Деревьев, он мог выглядеть не на сорок, а, например на двадцать пять или тридцать, но мужчины в плане своей внешности более консервативны, чем женщины. Если представительницы прекрасного пола в борьбе со старостью зачастую стремятся к максимальному совершенству – семнадцати-восемнадцати годам, мужчины для солидности позволяют себе выглядеть на сорок-пятьдесят, обращая особое внимание лишь на внутреннее состояние своего организма. Иногда даже доходит до абсурда – некоторые юноши специально просят, чтобы Деревья их немного состарили, но это уже из области анекдотов и досужих баек у костра. Своим внешним обликом Пархай вовсе не походил на былинного богатыря. Более того, он был невысок, узок в кости, на первый взгляд немного худосочен. Одет был постоянно в одну и ту же одежду: шорты до колен, рубаха с короткими рукавами, на ногах сандалии. Щеголял до блеска выбритой головой и непременно носил длинные усы, ниспадающие двумя черными, как смоль водопадами едва ли не до самой его груди. Впрочем, усы были непременным атрибутом практически каждого преподавателя школы, за исключением двух-трех оригиналов, которые по разным причинам не желали или не могли позволить себе носить подобное украшение. К примеру, усы под длинным носом Дария упорно отказывались произрастать, поэтому он усердно отращивал бороду, которая у него была просто на загляденье. От чего контактёр-инструктор выглядел весьма комично. Тем не менее, даже зная о том, что над его бородой издеваются все, кому не лень, с упорством раненого носорога, преследующего своего обидчика, он продолжал носить это украшение весьма сомнительного свойства.

Кроме кардинального перехода к совершенно непривычному образу жизни в учебном лагере, Феллада ожидало еще очень много всяких сюрпризов. Раньше юноша и не подозревал, что кроме меча и симбионта-защитника – непременных атрибутов всякого гипно или обычного кинобоевика, в арсенале пластуна есть множество других приспособлений, позволяющих ему успешно противостоять натиску любого даже самого опасного монстра. Особенно Феллада поразили персональный браслет-игломет и перчатка-бич, созданные мастерами-оружейниками в тесном сотрудничестве с Деревьями. Эти искусственно выведенные биологические формы, способны осуществлять полезные связи с организмом человека, также как симбионт-защитник или экзомускульный костюм. Поэтому все эти приспособления являются непременными атрибутами экипировки всякого разведчика во время проведения рискованных операций в различных районах отторжения.

Браслет-игломет внешне походит на полоску коры пробкового дерева шириной около десяти сантиметров и длиной около тридцати, при контакте с кожей человека в районе запястья мгновенно охватывает руку и принимает форму известного украшения. Перчатка-бич напоминает обычную перчатку со срезанными пальцами и с утолщением на ее внешней стороне. После того, как владелец наденет перчатку или браслет, симбионты выпускают множество тонких жгутиков, которые, в свою очередь, через поры кожи проникают в тело человека и подключаются к его кровеносной и нервной системам, становясь практически единым целым со своим носителем. В отличие от меча, чтобы научиться махать которым нужно долго и упорно трудиться, симбионты сразу же становятся органичной частью человеческого тела. Например, для того, чтобы выпустить одну из сотен смертельно ядовитых стрел, не нужно долго и тщательно прицеливаться – достаточно вытянуть руку с браслетом в сторону врага, сфокусировать взгляд на цели и отдать мысленный приказ симбионту. С перчаткой все обстоит также просто – минимум тренировки и смертоносный бич – естественное продолжение твоей конечности, готово, в зависимости от желания своего владельца, либо задушить жертву, либо сразить ее ядовитым шипом, расположенным на кончике пятиметрового хлыста. Единственное, чему не переставал удивляться Феллад, было то, с какой легкостью длиннющий бич выскакивает из относительно небольшой перчатки, а затем втягивается обратно.

И все-таки против некоторых тварей ни перчатка-бич, ни браслет-игломет не были столь эффективны как старый добрый меч – штука, многократно проверенная в схватках с самыми опасными порождениями аномальных зон. В отличие от мечей своих далеких предков, изготавливаемых из различных металлов, современные были растительного происхождения. Технология их производства весьма проста, но, несмотря на видимую простоту, давала поразительный результат. В качестве заготовки клинка будущего меча брался лист одного дикого растения, весьма опасного по причине феноменальной остроты его покрытых мелкими зазубринами кромок. Дабы сохранить идеальную форму, лист высушивался под специальным прессом, в результате чего становился легким как пушинка и полупрозрачным. Полученную таким образом основу будущего лезвия, мастера-оружейники оборудовали рукоятью и гардой, которые изготавливаются из весьма пористой и легкообрабатываемой коры другого дерева. Затем практически готовый, но непрочный меч помещался в емкость со специальным фиксирующим раствором. Этот состав по заказу мастеров-оружейников был разработан древесными братьями еще в незапамятные времена. Его точную формулу по причине ее исключительной сложности знали всего лишь пара-тройка специалистов, Фелладу было известно лишь то, что фиксирующий раствор является комплексом веществ, органического происхождения, способных образовывать весьма длинные мономолекулярные цепочки, ориентированные в одном направлении. На первой стадии процесса фиксации чудесный раствор пропитывал пористую основу будущего меча, на это уходило две недели. Затем заготовку извлекали из чана и подвешивали кончиком вниз где-нибудь в тени на свежем воздухе. Еще через неделю процесс полимеризации подходил к концу, в результате чего на свет появлялся очередной шедевр, способный с одинаковой легкостью рассекать не только хитиновые панцири гадких жучей, прочнейшие костяные пластины чешуйчатых волчар, бронированные тела черепах-убийц, но даже любой природный камень, будь то податливый ракушечник или сверхпрочный базальт.

Однако первые полгода обучения в школе пластунов Феллад, также как и остальные его сокурсники, на занятиях, посвященных овладению основами фехтовального искусства, вместо доброго клинка яростно махал бамбуковой палкой. Лишь в конце второго семестра курсантам выдали совершенно тупые учебные мечи. Но это все-таки были, какие-никакие, но мечи. Их можно было вложить в ножны, а ножны повесить за спину и щеголять по лагерю под завистливыми взглядами очередного зеленого пополнения. Настоящий меч Феллад получил лишь по окончании третьего семестра и еще через месяц к его поясу были приторочены боевая перчатка-бич, игломет, а грудь, плечи и верхнюю часть спины украшал приличных размеров блин универсального защитника-симбионта. Теперь юноша своим внешним обликом был неотличим от любого ветерана пластуна, хотя особых подвигов за ним пока еще не числилось.

– Все, Фелл, подъем! – громко скомандовал Дарий. – Пора возвращаться на Сциллу, там сейчас как раз ужин. Тебе делов-то – поел и в люлю, а мне еще перед Пархаем отчитываться за твои выдающиеся успехи… – Затем немного помолчал, будто раздумывал спросить или промолчать и в очередной – сто первый раз поинтересовался как бы в шутку: – И откуда ты у нас взялся такой одаренный: и успехи у тебя поразительные, и делишки какие-то темные с самим Пархаем?

Феллад по своей натуре вовсе не был скрытным человеком или необщительной букой. Он с радостью поведал бы своему товарищу и наставнику о тех садистских методах, посредством которых уважаемый мастер Пархай лепил по его собственному выражению «из сырого человеческого материала настоящего волкодава». Однако по прямому приказу Деревьев ни он, ни Пархай не имели права делать каких-либо заявлений, дабы не вызвать ненароком излишнего брожения в умах и пресечь в корне появление панических слухов о грозящей Земле опасности. Молчание Феллада и посвященного во все сокровенные тайны мастера-пластуна брожения в умах людей вовсе не поубавило, но слухи насчет грядущей беды все-таки пока не просочились в широкие народные массы, иначе в самых удаленных уголках необъятной планеты об этом уже болтали бы все, кому не лень.

– Извини, Дар, – по-доброму улыбнулся Феллад, – если бы мог, обязательно рассказал, но не имею права, поэтому постарайся не ставить меня в неловкое положение и задай-ка лучше этот вопрос Деревьям, может быть, они сами все тебе расскажут.

– Да ладно, – махнул рукой инструктор, – не обижайся, Фелл, такая у меня натура – люблю сунуть нос в чужие секреты.

Курсант и преподаватель быстро вскочили на ноги, подобрали разложенные на земле ножны с мечами и пояса и, пристраивая на ходу боевую амуницию по своим местам, быстрым шагом двинулись к кромке Истинного Леса, расположенного в пяти километрах от места состоявшегося контакта с муравьиным племенем. Уже завтра здесь появятся другие специалисты. Лозоходцы при помощи своих экстрасенсорных способностей определят места будущих посадок. Контактёры постараются наладить связи с другими муравейниками и склонить прочих представителей муравьиного племени к взаимовыгодному сотрудничеству. Экологи бережно посадят прошедшие стратификацию семена, и совместно с другими специалистами будут внимательно контролировать рост молодых саженцев до самого момента их полного слияния с глобальным интеллектом разумных деревьев.

Однако главную нагрузку по уходу за будущими Деревьями с этого дня будут нести на своих хрупких плечах муравьи. Эти лесные труженики станут денно и нощно охранять молодые побеги от всяких вредоносных насекомых и мелких грызунов, без устали рыхлить землю и обеспечивать нежные корни плодородным гумусом и прочими удобрениями. А за это муравьи будут получать специально выращенные Деревьями плоды, содержащие комплекс питательных веществ, необходимых для полноценного развития муравьиной общины. Чарующий вкус этого продукта попытался передать муравьиной царице Феллад, заставив своего подопечного отрыгнуть в ее необъятную пасть, последние остатки пищи. На самом деле органолептические качества отрыжки вовсе не соответствовали истинному вкусу будущего подношения, но на ментальном уровне Феллад умудрился сделать так, чтобы царица получила правильное представление о том, что предлагают люди и Деревья в качестве оплаты нелегкого муравьиного труда. И со своей задачей он, как обычно, справился. Установив устойчивый контакт со всего лишь одной муравьиной колонией, он существенно облегчил жизнь другим контактёрам и прочим специалистам, поскольку теперь и сами муравьи «завербованного» муравейника вольно или невольно подадут пример другим окрестным муравьиным сообществам. Данная методика за тысячелетия совместной экспансии людей и Деревьев отработана в совершенстве, но время от времени контактёрам не удается договориться с местной популяцией муравьев. В подобных случаях приходится либо временно отказываться от освоения этих земель, либо подселять туда колонию «прирученных» насекомых.

Через полчаса товарищи оказались у основания одного из древесных гигантов, готового перенести их на такую далекую, но, благодаря чудесным способностям братьев-Деревьев к телепортации материальных объектов на любые расстояния, такую близкую Сциллу. Известие о том, что вербовка муравьиной популяции прошла вполне успешно коллективным разумом Деревьев, было воспринято вполне благосклонно. Феллада и Дария окатила теплая волна дружелюбия и благожелательности, и через мгновение после окончания мысленного диалога, перед людьми появилась бледная сиреневая пелена портальных врат гиперпространственного перехода.

За последние два года, благодаря заботливому участию преподавательского состава школы и лично Пархая Лихого, Фелладу довелось посетить такие места родной планеты, о существовании которых он раньше не то чтобы не подозревал, во всяком случае, никак не рассчитывал там оказаться. Захватывающие дух кручи горной страны Хималайя, ледяные просторы заполярной Евразы и Америнди, знойные пески Центральноевразской пустыни – последней на Земле сохранившейся безводной пустыни, коей буквально через пару сотен лет суждено стать Истинным Лесом – вот небольшой перечень чудесных мест, в которых повезло побывать нашему герою. Однако всякий раз, погружаясь в сиреневое марево телепорта, юноша не переставал изумляться резкой смене времени суток. Вот сейчас из раннего утра Центральной Америнди он вдруг оказался в духоте субтропической ночи острова Сцилла и в душе сильно подивился огромным размерам земного шара, одновременно осознавая его уязвимость для вредоносного воздействия различных внешних источников. Например, три сотни лет назад совместными усилиями мыслителей и Деревьев удалось отвести страшную беду – огромный астероид, направлявшийся прямиком к Земле и грозивший уничтожить все живое на этой маленькой планете. Мощное воздействие десятков тысяч специально подготовленных телепатов и коллективного разума Деревьев на колоссальную массу астероида позволило не просто изменить траекторию движения небесного тела, но превратить астероид в кучу безвредной космической пыли, навсегда избавив Землю от этой конкретной напасти. Поэтому в свободное время Феллад довольно часто задавался вопросом: «Что за опасность угрожает Земле, если Деревья возлагают надежду не на огромную армию практически всемогущих мыслителей, а на него – обыкновенного парня, обладающего пока весьма скромным потенциалом в плане проявления экстраординарных задатков?» Феллад верил Деревьям, а более всего своему другу Квакху, что рано или поздно он научится управлять своими чудесными способностями, но в глубине души все-таки побаивался, что не оправдает высокого доверия и не справится с возложенной на него задачей. К счастью, времени на подобные пораженческие размышления у него было очень мало, поскольку старина Пархай на дух не переносил «праздношатающихся бездельников» и по мере всех своих сил старался загружать курсантов всякими заданиями, после выполнения которых появлялось единственное желание побыстрее перекусить, затем грохнуться в кровать, закрыть глаза и не открывать их как можно дольше.

Вот и теперь все мысли о хрупкости мироздания и предстоящей миссии мгновенно вылетели из головы молодого человека, поскольку до его ноздрей донесся манящий запах мясной похлебки. Перед глазами почему-то возник образ муравья, делящегося с соплеменником полупереваренным содержимым своего желудка. Лицо Феллада сначала передернуло в гримасе отвращения, однако юноша тут же взял себя в руки и, плотоядно ухмыльнувшись, быстрым шагом потопал в направлении лагерной кухни.

Сегодня третий – выпускной курс подняли ни свет, ни заря, точнее аж за два часа до официального подъема. Выстроившись на плацу, сонные курсанты усиленно терли слипающиеся глаза и черной завистью завидовали «салагам», дрыхнущим без задних ног в своих уютных коечках. Кураторы групп, поднятые вместе со своими подопечными, на все вопросы, за какой такой надобностью начальству приспичило устраивать ночной переполох, лишь удивленно пожимали плечами, а самым настырным советовали обратиться к достопочтенному мастеру Пархаю.

Однако мучиться в неведении курсантам долго не пришлось. Совсем скоро начальник училища предстал перед недовольными парнями собственной персоной, отчего недовольства во взглядах, репликах и позах значительно поубавилось. Всякому присутствующему было хорошо известно, что риторических, вызывающих, издевательских и прочих глупых вопросов, а также подозрительных взглядов, направленных в свою сторону, мастер Пархай, мягко говоря, не любил, а точнее его едва ли не тошнило от них. Кроме того, каждый в училище знал, что если Пархая Лихого начинало подташнивать, жди беды, и совершенно неважно, чем вызвано плохое настроение высокого начальства: дерьмовым качеством выпитого им самогона, плохой погодой или излишней любознательностью какого-нибудь курсанта. Неписанные правила поведения рекомендовали каждому держаться в это время от достопочтенного Пархая на максимальном удалении и подходить к начальнику училища лишь после того, как тот настоятельно и (для полной уверенности подзываемого) не менее двух раз громко потребует этого.

Сегодня круглая физиономия Пархая Лихого просто лучилась потоками неподдельного счастья.

– Здорово, орлы! – громко рявкнул он и, дождавшись ответного дружного, но не совсем членораздельного рева, продолжил: – Сегодня всем вам предстоит принять участие в одном весьма ответственном мероприятии. Западным отделением Евразского Комитета по Освоению наконец-то утвержден окончательный план зачистки подземных тоннелей, расположенных на месте древней Паризии. Благодаря слезным мольбам начальника нашей школы, то есть меня – Пархая Лихого, вам – желторотым юнцам выпала честь принять непосредственное участие в этом забавном приключении.

После этих слов начальник школы обвел хитрым взглядом ровные ряды вытянувшихся по стойке смирно курсантов, стараясь подловить хотя бы одного из них на непочтительном отношении к собственной персоне. По правде говоря, ему и самому не очень верилось, что кто-то из молодых людей поверил в его искреннюю заботу и «слезные мольбы». Скорее всего, кто-нибудь из его старинных приятелей и заядлых собутыльников, осуществляющих в настоящее время руководство Западноевразским отделением Комитета по Освоению Территорий Отторжения или сокращенно – КОТО, слезно (!) попросил Пархая выделить в его распоряжение пару сотен курсантов. Конечно же, как обычно, их поставят в самые безопасные места района зачистки, дабы освободить ветеранов от нудной, но необходимой обязанности осуществлять охранение тылов.

Фелладу один раз уже доводилось принимать участие в подобной «боевой операции», и он до сих пор пребывает в полном неведении, что и от кого или чего прикрывал целых двое суток в мрачных подземельях Берлийского метро, что на востоке области, которую древние когда-то именовали то ли Хермани, то ли Дейчеланд.

В наше время никто из ныне живущих не может точно ответить на вопрос: «Для какой такой надобности далекие предки современных людей с упорством взбесившихся кротов буравили грунт под своими городами?». Конечно же, для чего-то им это было нужно, в противном случае они бы этим не занимались. Но было бы намного лучше, если бы они этого не делали, поскольку метро, катакомбы и прочие подземелья зачастую становятся прибежищами всякой опасной живности, как животного, так и растительного происхождения, а иногда и вообще непонятно какого. Перед внутренним взором юноши неожиданно появился образ извлеченной из все того же Берлийского метро твари, внешне похожей на кошмарный гибрид медузы и лохматой гусеницы какого-то насекомого. Только размерами это чудовище было около десятка метров. Однако внешний вид медузы-гусеницы был не самой отвратительной деталью монстра – в складках полупрозрачного тела пораженные пластуны увидели полупереваренные останки одного из своих товарищей, что отстал от основной штурмовой группы тремя часами ранее. Впрочем, во время проведения операции жуткая смерть в желудке какого-нибудь монстра курсанту не грозит – ветераны-пластуны сделают все, чтобы ни один «желторотый юнец» не встретился нос к носу с тварью опаснее обыкновенного комара.

Тем временем Пархай Лихой, едва не продырявив своим пронзительным взглядом стоящих перед ним курсантов, удовлетворенно улыбнулся и что есть мочи рявкнул:

– Отлично, орлы! Повторяю еще раз: ваша задача – охрана тылов основной штурмовой группы. Главное сидеть тихо, и, упаси вас Бог, проявить какую-нибудь инициативу. И самое главное для каждого из вас – результаты предстоящей операции будут учитываться во время окончательной аттестации на профессиональную пригодность. Поэтому прошу отнестись к ней со всей ответственностью…

При этих словах начальника училища Феллад, впрочем, как и большинство его товарищей, в душе криво усмехнулся, поскольку Пархай Лихой перед каждым мало-мальски ответственным поручением с завидным постоянством повторяет одну и ту же фразу о том, что именно это задание самое главное в жизни курсанта и что от результатов его выполнения зависит дальнейшая карьера пластуна.

… Надеюсь всем все ясно? – продолжал Пархай и поскольку вопрос был риторическим, не стал требовать от кого-либо ответа на него. – Каждому бойцу иметь при себе базовый боевой комплект и запас продуктов питания на три дня. Общий сбор через десять минут на этом месте! Звеньевым получить боевые задания у кураторов групп! Курс!.. Ра-а-авняйсь!.. Смир-р-рна!.. Разойдись!

Поскольку Феллад большую часть времени занимался по индивидуальной программе, он официально не числился в каком либо из звеньев, однако на случай возникновения внештатной ситуации он автоматически становился четвертым членом одного из таковых. Командир звена Авессалом Конопатый по какой-то непонятной причине, мягко говоря, недолюбливал Феллада, а точнее – ненавидел его лютой ненавистью. Каждый раз, когда наш герой оказывался в положении подчиненного, он старался всеми доступными ему средствами подчеркнуть свое начальственное положение и всячески унизить Феллада. Однажды еще на первом курсе Авессалом попытался дать пинка юноше, когда тот ставил на землю корзину с фруктами, но по какой-то необъяснимой причине нога командира звена не врезалась в мягкие ткани ягодичных мышц, а оказалась зажатой в стальных тисках могучего захвата ловких рук того, кого он собирался осчастливить сомнительным подарком. Авессалом тогда отделался сравнительно легко: всего-то переломом бедра, вывихом голеностопного сустава, весьма болезненным растяжением паховых мышц и как результатом всех вышеперечисленных неприятностей – недельным отдыхом в больничном коконе. Мало того, после продолжительного лечения он заработал строгий выговор от начальника училища. С тех пор между Фелладом и Авессаломом, как говорится, не заладилось. Всякий раз, когда юноша попадал под команду Конопатого, тот изо всех сил и всеми доступными средствами стремился хоть как-то отравить ему жизнь. Самая грязная работа, самая неудобная смена в карауле и прочие обременительные обязанности тут же перекладывались на плечи нашего героя. Все, что находилось в рамках его служебных обязанностей, Феллад выполнял безропотно и при этом лишь посмеивался над откровенными потугами своего командира его унизить. Если бы тот хотя бы одним глазком увидел, какие трудности приходится преодолевать его подчиненному во время индивидуальных занятий, особенно когда процессом воспитания героя руководит лично Пархай Лихой, он попросту устыдился бы своих жалких попыток, ибо до великого таланта начальника школы по выдумыванию разного рода смертельно опасных и, казалось бы, безвыходных ситуаций ему было еще очень и очень далеко.

Однажды Деревья по просьбе Пархая десантировали Феллада посредством гиперпространственного телепорта на одну из заснеженных вершин Хималайя. Причем сделано это было без предварительной договоренности с испытуемым и, конечно же, без необходимой в таких случаях подготовки. Нетрудно представить ощущения курсанта-первогодки, когда тот в набедренной повязке без каких-либо приспособлений для выживания из жаркого летнего дня благодатной Сциллы нежданно-негаданно перенесся под усыпанное ярчайшими звездами ночное небо продуваемой со всех сторон студеными ветрами ледяной пустыни. Справедливости ради, нужно отметить особенную смекалку, проявленную тогда Фелладом. Он не стал дожидаться помощи, а, приспособив плоский камень в качестве оригинального средства передвижения, лихо спустился по руслу ледника почти до самого подножия Хималайя, где попросил первое встреченное им Дерево доставить его в родное учебное заведение.

Как обычно в подобных случаях курсанты, за исключением звеньевых, тут же кинулись к своим палаткам, чтобы за отведенное время успеть выполнить весь комплекс гигиенических процедур, а самое главное – заполнить хотя бы чем-нибудь сосущую пустоту в желудках. Командиры звеньев, направились к кураторам групп для получения персональных боевых заданий. При этом каждый из них мысленно матерился самой отборной бранью, поскольку времени после этого у них оставалось либо, чтобы успеть посетить отхожее место, умыться и почистить зубы, либо сломя голову мчаться к костровому и, давясь горячей кашей, усердно набивать живот. Большинство выбрало второй вариант – гигиена гигиеной, а как скоро удастся перехватить чего-нибудь горячего, вряд ли ведомо даже всезнающим Деревьям.

Авессалом в числе немногих звеньевых вместо того, чтобы рвануть в направлении кухни, бросился к одному из нужников – вроде бы и чистоплюем никогда не был, видать здорово приспичило. Вполне естественно, что к означенному сроку общего построения командир звена Феллада был голоден как злой волчара после вынужденного недельного поста. К тому же рядом замаячила ненавистная физиономия блюдолиза и любимчика начальника лагеря. Авессалом совершенно не сомневался, что Феллад поступил в училище по протекции какого-нибудь закадычного дружка Пархая, и начальник училища специально ограждает его от тягот лагерной жизни.

«Поди, то и дело домой шастает под крылышко заботливых родителей, – с завистью думал звеньевой, – а тут за два с лишним года ни разу не разрешили посетить родную деревню. Жалко им что ли? Туда и обратно шесть секунд. Ан нет, кому-то хоть каждый день, хоть два раза на дню, а кому-то шиш с хреном. Ничего, – продолжал усердно заводить себя Авессалом, – на сей раз этому маменькиному сыночку крепко не поздоровится, лишь бы подольше нас продержали в этих проклятых подземельях».

Откуда в голове обиженного Авессалома взялись подобные мысли, он и сам вряд ли смог бы объяснить. Вообще-то, о «любимчике» Пархая в училище ходили разные слухи. Справедливости ради, нужно отметить, что основная масса курсантов воспринимала происходящее вполне адекватно и едва ли согласилась поменяться местами с Фелладом. К тому же, вряд ли кто-то из товарищей смог бы одолеть юношу в честном поединке. Один этот факт был явным свидетельством в пользу того, что во время индивидуальных занятий юноша вовсе не валяет дурака и не прячется под юбкой любимой матушки, как полагал Авессалом, а усердно постигает тонкости профессии пластуна, известные лишь одному уважаемому мастеру Пархаю. Однако, несмотря на то, что в природе существуют явления вполне очевидные, извратить суть которых – задача практически невыполнимая, есть люди, обладающие патологической способностью переворачивать с ног на голову самые бесспорные факты. Именно таким человеком оказался командир звена Авессалом Конопатый.

Сидя на одном из гранитных обломков, в огромном количестве валяющихся вокруг, Феллад вот уже около четырех часов, что называется «стоял» на посту. Вообще-то по уставу ему полагалось именно стоять, и если бы командир звена подловил нерадивого подчиненного за этим занятием, не преминул бы обо всем доложить начальству. Однако юноша был спокоен – Авессалом иже с ним остальные двое курсантов, едва оказавшись на месте, тут же набили животы сухим пайком, запили водой из фляжек и, постелив прямо на каменный пол подземелья мягкие шкуры, принялись усердно наверстывать упущенное.

Как уже упоминалось ранее, основной задачей курсантов было обеспечение тылового прикрытия ударных групп профессиональных пластунов, работающих по зачистке тоннелей метро от разной нечисти. В чем заключался тайный смысл так называемого прикрытия, а точнее, бесполезного и весьма скучного сидения под сумрачными сводами огромного подземного зала, никто не ведал. Однако, согласно Боевому Уставу, разработанному еще многие тысячелетия тому назад и воспринимаемому особенно начальственными чинами как некое откровение, ниспосланное свыше, всякая операция в условиях подземелий должна проводиться только при условии обеспечения тылового прикрытия действующих боевых групп. Какую помощь, а главное, каким образом группа из четырех не совсем обученных юнцов могла бы оказать ушедшим в темноту бесконечных тоннелей профессионалам – вопрос до сих пор остается риторическим, поскольку за все время проведения подобных операций вмешательство курсантов не потребовалось ни разу. И все-таки устав во все времена остается уставом – эдаким специальным приспособлением, предназначенным для защиты от несанкционированного проявления инициативы кем ни попадя. К тому же подобные своды военных законов всегда служили надежным прикрытием нежных задов высокого (и не очень) армейского начальства, поскольку позволяли свалить ответственность за провал любой операции, в зависимости от сложившихся обстоятельств, либо на подчиненного, либо на своего командира. Короче говоря, если в уставе написано: «Сидеть курсанту в полумраке сырой пещеры и пялиться, что есть мочи в этот самый полумрак», ни одной высокопоставленной заднице не придет в голову взвалить на свои хрупкие плечи тяжкий груз ответственности и освободить бедного курсанта от этой хоть и необременительной, но весьма нудной обязанности.

Итак, наш герой сидел на обломке гранита и, хоть и «не пялился что есть мочи» в сумрачный полумрак, но с интересом рассматривал окружающую обстановку. А посмотреть действительно было на что. Сейчас уже никому не ведомо, для каких нужд были созданы далекими предками эти подземные сооружения. Некоторые из сохранившихся письменных источников утверждают, что разветвленные сети тоннелей, разбросанные по всему земному шару, выполняли транспортную функцию, аналогичную гиперпространственной сети братьев-Деревьев. Также метро рассматривалось как культовое сооружение и место жительства отдельных человеческих индивидуумов. Были и другие версии, почерпнутые из все тех же письменных источников, но воспринимать их всерьез вряд ли бы взбрело в голову даже самому доверчивому человеку.

Кстати, по поводу упомянутых всуе письменных источников, Феллад, ранее не интересовавшийся литературным наследием предков, в стенах школы пластунов познакомился с превеликим их множеством. Конечно же, самих первоисточников он не читал, поскольку хотя бы как-то разобраться в причудливом нагромождении нелепиц и противоречивых фактов могли только специалисты-историки. Но специально обработанные и снабженные комментариями тексты он прочитывал с удовольствием. Однако в некоторых вопросах даже историки не могли прийти к единому мнению.

Например, в древних текстах очень часто встречается упоминание о некоей загадочной персоналии, фигурирующей под разнообразнейшим набором имен: Бог, Господь, Царь Небесный, Всеблагой Создатель и множеством других, однако в чем заключается смысл этой сущности Феллад, сколько ни пытался, так и не смог постичь. Комментарии на этот счет были во многом еще нелепее, чем оригинальный текст. К общепринятой в широких научных кругах концепции, из которой следовало, что Господь Бог как первооснова Мироздания, а, кроме того, творец всего сущего – суть, величайшее заблуждение предков, или, выражаясь медицинским языком, редчайший случай массового психоза, молодой человек отнесся критически. Здесь он был склонен принять сторону некоторых ученых, считавших Бога высшей силой, подталкивающей развитие Вселенной в каком-то известном только ей направлении. Эта сила незрима и вездесуща во всех уголках бесконечной Вселенной, но проявляется лишь в тех случаях, когда какой-либо процесс противоречит некому первоначальному плану. Исходя из этой трактовки божественной сущности Создателя, процесс развития сообщества людей и Деревьев не выходит за рамки божественного промысла, по этой причине Господу нет никакой надобности, как-то проявлять свою сущность перед смертными существами.

Другим непостижимым для понимания юноши было понятие «деньги». Феллад никак не мог взять в толк, для какой цели они когда-то существовали. Зачем, например, нужно было платить за еду, одежду, жилье или воду? Почему от каких-то кусочков металла или бумажных листков подчас зависела жизнь человека? Умом молодой человек прекрасно понимал, что в условиях тотального дефицита система распределения, основанная на социальной значимости того или иного члена общества, вполне оправдана. Но, насколько ему было известно, в последние десятилетия перед катастрофой, еды и других предметов первой необходимости было вполне достаточно, чтобы обеспечить в полной мере потребности каждого обитателя планеты. Конечно, у них не было Деревьев, готовых предоставить все, что нужно по первому требованию, поэтому людям приходилось тратить уйму времени и сил, для того, чтобы обеспечить достойное существование для себя и своей семьи. Однако Феллад также знал о том, что существовали отдельные индивидуумы, в чьих руках были сосредоточены такие ресурсы, которых вполне хватило бы для того, чтобы прокормить миллионы. Эти ресурсы они называли богатством и с непонятной для любого современного человека последовательностью старались его приумножить даже ценой гибели миллионов людей. Феллад неоднократно пытался представить себя на месте человека, посвятившего свою жизнь погоней за так называемым богатством, и не мог понять, как можно вырвать еду из рук голодного, чтобы потом преспокойно наслаждаться ее вкусом, зная наверняка, что тот, у которого ты отнял кусок, уже умер по твоей вине.

Однако больше всего Феллада удивляла патологическая жестокость древних. Не было практически ни одной книги, где один человек не убивал другого или сразу нескольких. Мало того, что человечество в те времена было раздроблено на сотни изолированных сообществ, называемых государствами, и эти государства зачастую вели друг с другом кровопролитные войны, внутри самих сообществ творилось черт знает что. Даже в мирное время, выходя из собственного дома утром, человек не мог с уверенностью утверждать, что этим вечером он вернется обратно живой и невредимый, а не попадет под колеса какого-нибудь транспортного средства или не станет жертвой уличных бандитов, которые убьют его просто так, развлечения ради, без какой-либо материальной выгоды для себя. С самого раннего детства юношу приучали к мысли, что ценнее и значимее человеческой жизни нет ничего на свете. Вполне естественно, что люди могут повздорить между собой, подраться, даже покалечить в запале. Но заниматься планомерной подготовкой гибели другого человека, чтобы потом умертвить его жестоко и хладнокровно – такое может случиться лишь в кошмарном сне, какого-нибудь шизоидного типа. Заметим – исключительно во сне, поскольку даже окончательно свихнувшемуся человеку убить ближнего не позволят Деревья, ежели, конечно, покушение не произойдет в какой-нибудь аномальной зоне, где возможности Деревьев весьма ограничены.

И все-таки в силу свойственной юному возрасту беспечности Феллад старался не забивать голову престранными особенностями брутальной жизни древних. Являясь неотъемлемой частичкой природы, он с пониманием относился к повадкам хищников и не собирался перевоспитывать волка или пардуса, чтобы те стали вегетарианцами. Поэтому, не принимая жизненных принципов своих далеких предков, он относился к ним без особого осуждения, поскольку вовсе не был уверен в том, что, случись ему жить в ту эпоху, сам он не придерживался бы принятых в те времена правил поведения.

Подобным размышлениям предавался Феллад, сидя на каменном обломке и не забывая внимательно вглядываться в окружающий его полумрак. Слабого флуоресцирующего сияния, излучаемого свисающими с потолка и стен гирляндами грибного мицелия, было вполне достаточно, чтобы свободно ориентироваться без применения дополнительных источников света. Каждый раз, попадая в такое же подземелье, юноша испытывал странное чувство, как будто он становится объектом пристального внимания неведомого ему существа. Из курса общей биологии аномальных зон Фелладу было известно, что практически каждое подземелье по своей природе является огромным живым организмом, точнее разросшимся до небывалых размеров грибом-мутантом, вполне безобидным и где-то даже полезным. Никто не может дать исчерпывающий ответ на вопрос: «Откуда и как появились эти странные грибы?». Для живых существ они абсолютно безопасны. Для своей жизнедеятельности разросшаяся на площади нескольких сотен квадратных километров и проникшая на сотни метров вглубь земной коры грибница использует различные останки животного и растительного происхождения, скапливающиеся на поверхности земли, и в пещерах. Кроме того, гриб-переросток активно усваивает и нейтрализует радиоактивные изотопы.

У людей и Деревьев не было бы никаких дел в подземных пещерах, если бы там обитали только гигантские грибы и различные паразиты – пожиратели питательного мицелия. Однако, столь упрощенная схема биоценоза вряд ли жизнеспособна, поскольку законы природного равновесия предполагают обязательное наличие хищников в любой, даже столь специфической экосистеме. Обычно местные твари живут под землей и стараются не высовывать носа за пределы подземных тоннелей, но случается так, что по какой-то непонятной причине им становится тесно и прожорливая масса кошмарных монстров вырывается на поверхность, уничтожая все живое на своем пути. Очень часто тоннели находятся в непосредственной близости от густонаселенных районов, поэтому такие всплески биологической активности напрямую угрожают безопасности людей и Деревьев, поскольку «сорвавшиеся с цепи» чудища пожирают любую органику, встреченную ими на своем пути. Для того, чтобы этого не случилось, существует специальная служба мониторинга, которая отслеживает все опасные тенденции. При малейшем подозрении экологи-наблюдатели обращаются в местное отделение Комитета по Освоению. Что происходит дальше, известно каждому – в подземелье отправляется группа специально подготовленных людей и производит тотальную зачистку коридоров от всякой встреченной ими живности. На языке пластунов это называется «полная санация».

К сожалению, ни одна даже самая тщательная зачистка абсолютного успеха ни разу не приносила – рано или поздно твари возрождаются, множатся, и вновь возникает надобность в очередном вмешательстве пластунов, чтобы обеспечить покой окрестных жителей. Единственной возможностью раз и навсегда избавиться от подобной угрозы было полное уничтожение всех гигантских грибниц с последующим обрушением или заполнением грунтом подземных пустот. В принципе задача вполне осуществима, технически грибницу уничтожить несложно, натравив на нее муравьев и термитов, или заразив специально выведенными бактериями. Однако существовали вполне обоснованные подозрения насчет того, что гигантские грибы – существа разумные, чей мыслительный процесс протекает в какой-то абстрактной плоскости, непостижимой ни для людей, ни для Деревьев. Именно по этой причине никаких враждебных действий, направленных на их уничтожение, не предпринималось, ибо как людьми, так и Деревьями всякое проявление разума традиционно воспринимается как наивысшая в мире ценность. Даже с квазиразумными монстрами аномальных зон сначала пытаются договориться по-хорошему и уничтожают только после полного их отказа ассимилироваться в экосистему Истинного Леса.

Неожиданно до слуха Феллада донесся слабый шорох. Звук однозначно исходил из темного на фоне светящихся стен главного зала, зева одного из уходящих куда-то ответвлений. Поначалу ему показалось, что звук был всего лишь плодом его воображения. Но буквально через несколько секунд шорох повторился. Феллад быстро соскочил с камня и, затаив дыхание начал напряженно прислушиваться. Действительно в тоннеле что-то копошилось. Это было весьма странно, поскольку без малого четыре часа назад туда ушла группа пластунов в количестве двух десятков человек. Людям возвращаться еще рано, если, конечно же, не случилось чего-нибудь из ряда вон выходящего, а какая либо живность могла просочиться сквозь плотный строй «чистильщиков» лишь в случае гибели всего отряда. Феллад никак не мог поверить в то, что состоящая из двадцати профессионалов группа могла быть полностью уничтожена за столь короткое время, но на всякий случай подал слабый голосовой сигнал товарищам, а сам тем временем послал мысленный приказ симбионту-защитнику произвести полную активацию.

В мгновение ока спящие Авессалом и остальные двое курсантов проснулись, вскочили на ноги и недоуменно уставились на закованного с ног до головы в хитиновую броню Феллада. Как ни быстры люди, а реакция защитника значительно превосходит, реакцию самого быстрого человека – пока троица продирала глаза от спячки, симбионт успел развернуться и полностью скрыть тело юноши под надежной и весьма удобной скорлупой, оставив незащищенными лишь глаза органы дыхания и кисти рук.

– Что случилось, Фелл?! – громко спросил Авессалом.

Командир звена курсантов сразу же заподозрил Феллада в том, что тот решил сыграть с ним и остальными ребятами злую шутку. И повод был налицо – маменькиного сыночка сразу же по прибытии назначили часовым, вот он и решил отыграться на товарищах и хоть как-то испортить людям настроение. Авессалом хотел, было очень сильно рассердиться, для чего даже начал учащенно вдыхать и выдыхать воздух, однако упакованная в хитиновые доспехи фигура многозначительно покрутила пальцем у виска и приглушенным голосом произнесла:

– Кончай пыжиться, дурень, быстро активируй симбионта-защитника и готовь оружие!

Это была уже не мера предосторожности, а реальное предупреждение о том, что противник на подходе и совсем скоро звену предстоит весьма горячая схватка. Пока Авессалом иже с ним остальные курсанты принимали вертикальное положение, Феллад с помощью своих экстрасенсорных органов восприятия успел прощупать близлежащий коридор, и то, что он там «увидел», ему очень сильно не понравилось. По всей десятиметровой ширине подземного тоннеля катилась волна, состоящая из сотен вооруженных острыми зубами и лязгающими клешнями существ.

Авессалом вновь открыл рот, чтобы отчитать зарвавшегося подчиненного, но, схлопотав от «маменькиного сынка» довольно чувствительный прямой в челюсть, тут же закрыл его. А Фелладу тем временем надоело дожидаться, пока до упрямого осла, нежелающего или неспособного выполнять свои прямые обязанности, дойдет вся серьезность складывающейся ситуации, взял инициативу в свои руки:

– Внимание, звено, слушай мою команду! Срочно задействовать персональных защитников! Извлечь мечи, приготовить иглометы, надеть перчатки и бегом к тому входу! Задача – войти в тоннель на сотню метров и постараться перекрыть его, чтобы не дать тварям просочиться в главный зал! Авессалом и я – в центре, остальные – по краям!

Подчас грамотно, а самое главное, своевременно поставленная задача составляет половину успеха даже самого безнадежного предприятия. Уверенный тон Феллада заставил двух курсантов и обескураженного крепкой затрещиной командира прийти в себя, активировать стража и, не дожидаясь пока тот полностью войдет в боевой режим, кинуться бегом к тоннелю, извлекая на ходу мечи пристраивая куда положено боевые симбионты. Без лишних объяснений каждому было понятно, что если позволить неведомому врагу проникнуть в помещение главного зала – пиши, пропало, поскольку там превосходящим силам противника будет очень просто окружить смельчаков и растерзать их в считанные мгновения.

После того, как четверка курсантов успела занять позицию, легкое шуршание, доносившееся из глубины тоннеля, заметно усилилось и теперь напоминало более всего шум падающих с небес водяных струй, сопровождаемых мощными порывами ветра. А еще через пару секунд в неверном свете, испускаемом грибницей, курсанты с ужасом увидели катящуюся прямо на них темную массу, ощетинившуюся мощными клешнями, цепкими жвалами и ядовитыми шипами, расположенными на кончиках поднятых высоко хвостов. Только в этот момент ребята наконец-таки осознали степень свалившейся на них опасности.

Перед тем, как отправиться в какую-либо аномальную зону каждый пластун должен досконально проштудировать всю имеющуюся информацию, касательно любых неожиданностей, кои могут там на него ненароком обрушиться. И, прежде всего, он обязан знать всех тварей, с которыми может столкнуться во время выполнения боевого задания, что называется «лицом к лицу». Если пластун, являющийся ветераном со стажем не один десяток лет, иногда и позволяет себе проигнорировать это требование Устава, курсант сам себе не хозяин, поэтому даже в том случае, если он пожелает, мягко говоря, забыть о своих обязанностях, бдительный куратор всегда исправит эту его оплошность. Поэтому весьма продвинутые в вопросах систематизации и классификации крайне опасных биологических форм курсанты тут же узнали в приближающихся тварях одну из разновидностей крабоскорпиона. Вообще-то эти существа широко распространены во всех без исключения аномальных зонах и, как правило, ведут преимущественно одиночный образ жизни, поэтому было весьма странно наблюдать прущую напролом и, несомненно, организованную толпу, состоящую из многих сотен, а может быть и тысяч крайне опасных созданий.

Феллад освежил в памяти все то, что ему было известно о крабоскорпионах, и то, что он вспомнил, ему не особенно понравилось. Пара мощных клешней, ядовитое жало хвоста, даже снабженные острыми когтями шесть лап чудища – все это вместе либо поврозь являлось вполне эффективными орудиями убийства.

Для пущей уверенности юноша крутанул мечом так, что могло показаться, будто прямо перед ним возникла легкая вуаль идеально круглой формы. Но пусть не вводит никого в заблуждение обманчивая воздушность «вуали», образованной острым, как бритва вращающимся клинком – любой предмет, будь то: кусок дерева, крабоскорпион или даже прочнейший камень будет мгновенно разрублен на множество кусочков. Даже бронированные тела гадких жучей не выдерживают удар чудесного меча, а там как-никак не менее дециметра прочнейшего хитина. Конечно, если бы на месте крабоскорпионов оказались относительно неуклюжие жучи, это в значительной степени упростило бы задачу. Жуч, он хоть и огромен, но неуклюж, кроме того, имеет на теле несколько нервных узлов, повредив которые, вы со стопроцентной вероятностью убиваете тварь, и пусть эти болевые точки надежно спрятаны под тяжелой хитиновой броней, для меча пластуна не существует преград.

Следуя примеру не в меру инициативного подчиненного, обиженный Авессалом решил перещеголять Феллада в технике вращения меча, но немного перестарался, раскрутив оружие так, что оно едва не выскочило из руки незадачливого звеньевого.

– Кончай выпендриваться! – громко крикнул Феллад, заметив досадную оплошность своего командира, затем более спокойным голосом добавил: – Постарайся не тратить понапрасну сил, они тебе еще пригодятся.

Боковым зрением юноша скользнул по двум другим товарищам и остался вполне удовлетворен. Ребята не спасовали перед надвигающейся опасностью, были сосредоточены и без излишних эмоций дожидались подхода противника. Вполне естественно, что они немного струхнули (только дурак ничего не боится и до поры до времени кичится этим), однако смогли преодолеть леденящий душу страх. Авессалом перестав играться «ножичком» также встал в оборонительную стойку, готовый в любой момент перейти в нападение. Со стороны, закованные в хитин фигуры товарищей, напоминали каких-то гротескных насекомых, а основательно защищенные головы были точь-в-точь муравьиные, только лишены усиков и щупиков.

Заметив незначительное препятствие в лице четырех насекомообразных фигур, крабоскорпионы не отнеслись к этому факту с должной серьезностью, даже, наоборот, значительно увеличили темп своего продвижения. Как только линия наступающего противника приблизилась настолько, что, сделав шаг вперед можно было вполне достать мечом одну из клацающих мощными клешнями и опасно дергающих приподнятыми хвостами образин, Феллад сделал этот шаг, точнее безуспешно попытался его сделать.

Едва правая нога юноши оторвалась от земли, в голове будто взорвался основательно перезревший чокнутый гриб, в следующий момент его словно выдернули из реальности и поместили в некую тягучую и непрозрачную субстанцию. Вполне вероятно, муха, ненароком угодившая в сосновую смолу, в последние мгновения своей жизни переживает точно такие же ощущения. Однако у мухи было хотя бы слабое утешение – смоле через многие тысячелетия предстояло стать куском золотистого янтаря, а насекомому – ценной инклюзией в солнечном камне. Какой инклюзией предстоит стать Фелладу, было совершенно непонятно, поскольку органы чувств юноши полностью потеряли какую-либо способность к ориентации и адекватному восприятию окружающей действительности. Мало того, что его лишили зрения, обоняния, осязания и прочих чувств, нечто холодное, равнодушное и неизмеримо могучее принялось с упорством естествоиспытателя-фанатика препарировать его мозг. В мгновение ока сознание Феллада было вывернуто наизнанку, все его воспоминания вплоть до самых сокровенных были извлечены на свет божий, внимательно изучены и небрежно брошены обратно, отчего в его голове образовался такой кавардак, что он на некоторое время полностью потерял пространственно-временную ориентацию. Мысли под черепной коробкой юноши настолько перепутались, что вряд ли он смог бы дать ответ на какой-нибудь даже самый элементарный вопрос.

Как показалось Фелладу, состояние прострации продолжалось целую вечность. В конце концов, разбалансированное сознание самопроизвольно без постороннего вмешательства начало приходить в норму. Когда молодой человек полностью осознал кто он такой, где находится и какая опасность ему угрожает, он с ужасом подумал о своем беззащитном неуправляемом теле, которое пока он здесь прохлаждается, скорее всего, уже растерзано и съедено.

«В таком случае, почему я еще продолжаю осознавать себя как личность, – как-то отрешенно, без каких-либо эмоций подумал Феллад. – Разве сознание человека способно существовать после того, как уничтожена его материальная оболочка?»

– Еще как может! – Неожиданно громом прогремело в его голове. – Ты и представить себе не можешь, слабое двуногое существо, какими возможностями обладает даже такое скудное сознание, как у тебя и твоих соплеменников!..

Ошарашенный столь бесцеремонным вмешательством в свой мыслительный процесс Феллад напрягся и попытался установить источник постороннего воздействия, но сделать этого не сумел, поскольку все еще продолжал находиться в тенетах непроницаемой для света и звуков субстанции.

– … но ты не бойся! – продолжало неизвестная сущность, едва не «оглушая» пленника своим ментальным посылом. – Пока мы с тобой общаемся, твоей телесной оболочке ничего не угрожает!

– Э… как тебя там? – наконец опомнился юноша. – Во-первых, перестань кричать, будто укушенный гадюкой хрюк иначе я попросту сойду с ума, и тебе не с кем будет, как ты выразился, «общаться», хотя я воспринимаю подобное общение как наглое вмешательство в личную жизнь разумного существа! Во-вторых, для начала было бы неплохо представиться друг другу! И, наконец, мне хотелось бы узнать, для какой такой надобности меня столь бесцеремонно выдергивают из моего собственного тела в тот момент, когда моим товарищам до зарезу необходима помощь?

– Наглая букашка, ты мне еще смеешь выдвигать какие-то условия? – Несмотря на явно возмущенный тон неведомого существа, Феллад с удовлетворением отметил, что мощность ментального посыла заметно снизилась, и теперь можно было вести диалог без опасения банально свихнуться. – Называй меня Протием, – более миролюбивым тоном продолжало существо. – Я единоличный хозяин этих подземелий – сущность, которую вы именуете грибницей…

– Вот это да! – не удержался от замечания Феллад. – Вообще-то мы предполагали, что грибница обладает каким-то интеллектом, но предполагать и убедиться в правильности собственных предпосылок – вещи совершенно разные.

– Хе… «каким-то интеллектом», – обиженно проворчал Протий, но тут же взбодрился и продолжил хвастливым тоном: – Вовсе не «каким-то», а очень даже мощным. Ты и твои друзья – деревья помыслить не можете, с каким могучим существом в моем лице вам довелось столкнуться.

Юноша удовлетворенно отметил, что мысли гигантского гриба, в отличие от мыслей Деревьев, обладают более богатой эмоциональной окраской. В чем-то по степени восприятия они были сродни мыслям разумного Лягуха. Это вселяло небезосновательную надежду на то, что Протий не является холодным рациональным разумом, способным от нечего делать препарировать любое оказавшееся в его власти существо. Однако в этом случае появлялась вероятность, что мыслящий гриб может оказаться хулиганистым шалопаем, готовым ради собственного удовольствия оторвать лапки всякой неразумной с его точки зрения букашке и посмотреть, что из этого получится. И все-таки, будь у него выбор, Феллад предпочел бы общаться с существом, чей внутренний мир насыщен различными эмоциями, нежели с холодным сугубо рациональным разумом.

– В таком случае, чего же ты все это время сидел безвылазно в темных подземельях и не вступал в контакт с братьями по разуму? – с нескрываемой ехидцей поинтересовался юноша. – Развел здесь, понимаешь, зверинец! Хотя бы следил за своими подопечными и не выпускал их из-под своей бдительной опеки, чтобы те не отравляли жизнь соседям!

– Говорливый ты больно, – добродушно усмехнулся Протий, – чешуйчатый волчара тебе брат, а я сам по себе и ни в какой родне не нуждаюсь. Насчет фагов ты не прав – в твоем убогом тельце подобных зверюшек ничуть не меньше, чем в моем, поскольку всякий организм нуждается в обновлении и регулярной чистке. Между прочим, твои экскременты также не всякому по душе, но ты же не затрудняешь себя разными бюрократическими согласованиями с жучками и паучками под каким кустиком справить большую или малую нужду. А может быть, та гигантская по меркам все тех же жучков и паучков куча, которую ты исторгаешь из себя, всякий раз становится причиной ужасной гибели сотен и тысяч живых организмов? Ты никогда не задумывался над подобным вопросом?

Забавная логика мыслящего гриба и его еще более забавные «примеры из жизни» ввели Феллада в великое смущение. Действительно, какое право имеет он осуждать другого, коли у самого рыльце в пушку, точнее не рыльце… короче, молодой человек оказался целиком сбит с толку и полностью запутался в своих логических умопостроениях.

Неожиданно перед его внутренним взором, будто на объемном экране домашнего театра возник образ мчащейся на него кучи безобразных тел и содрогнулся от ужаса. Его товарищи в темном тоннеле в данный момент яростно рубятся с превосходящим по численности врагом, а он здесь – занят пустыми разговорами с одним окончательно испорченным эгоистом. Феллад хотел, было возмутиться и высказать Протию все, что он думает по поводу захвата и пленения разумного существа, но не успел – мыслящий гриб первым обратился к нему:

– Зря ты так беспокоишься. Наша беседа, сколько бы она ни продлилась, займет в реальном времени не более одной стотысячной секунды, поэтому ты всегда успеешь вернуться к началу битвы и помочь своим товарищам.

Феллад как-то сразу поверил словам Протия, поскольку не видел никаких причин для того, чтобы разумный гриб попытался ввести его в заблуждение. Эта новость, несомненно, прибавила ему оптимизма и значительно повысила настроение – он хоть и пребывает в беспомощном состоянии, но его, определенно, не собираются использовать в гастрономических или каких других утилитарных целях, даже недвусмысленно намекают на реальную возможность вернуться обратно в собственное тело.

– Хорошо, – согласился Феллад, – давай поговорим. Как я понимаю, тебя не интересует какая-то определенная информация, поскольку все то, что ты мог бы от меня узнать, ты уже узнал, вывернув мое сознание наизнанку.

– А ты вовсе не дурак, хоть по своей сути – существо примитивное и неполноценное.

– Спасибо за комплимент, ты мне также симпатичен, – не растерялся молодой человек. – Вообще-то, меня Фелладом кличут – это на тот случай если тебе надоест, наконец, называть меня «букашкой», «существом примитивным и неполноценным» и прочими обидными словечками.

– Эвон оно как, обижаемся, значит? А чего обижаться-то? Вас же не смущает то, что разумные деревья умнее людей.

– Во-первых, не корректно сравнивать интеллект отдельного человека и коллективного разума братьев-Деревьев, а во-вторых, если они даже и умнее, никогда не кичатся своим превосходством и не обзывают нас жалкими людишками или земляными червями, в отличие от некоторых индивидуумов с излишне раздутым самомнением.

– Интересно, букашка, а умеет обижаться, – то ли для себя, то ли для того, чтобы посильнее уязвить собеседника, заметил Протий.

Феллад на эту обидную реплику никак не отреагировал, последовав совету одного древнего мудреца: «Хвалу и клевету приемли равнодушно», и спокойно ждал, когда же, наконец, этот надутый индюк перейдет непосредственно к сути дела, для которого оторвал его от весьма ответственного занятия.

Видя, что его подковырки и явные издевки не достигают цели, Протий прекратил «метать стрелы остроумия».

– Видишь ли, Феллад. – Молодой человек с удовлетворением отметил, что его все-таки удостоили чести назвать по имени, а не каким-нибудь оскорбительным эпитетом. – Дело в том, что в какой-то степени своей мудростью я обязан вам – людям. Давным-давно, может быть, семь, а может быть, и все восемь тысяч оборотов нашей планеты вокруг светила, когда я был еще слабым налетом плесени на поверхности полусгнившего пня, неподалеку расположилась парочка твоих собратьев. По всей видимости, они никуда особенно не торопились: сидели у костра, чем-то перекусывали и, что весьма для меня важно, играли в шахматы. После этого случая я больше никогда не видел, чтобы кто-то из людей играл в эту игру – общение с мыслящими деревьями настолько изменило менталитет человека, что он потерял интерес к шахматам как к древнейшему искусству. Жаль, весьма жаль. Однако не затем я пригласил тебя к себе в гости, чтобы сетовать или, как говорите вы – люди: «рвать остатки волос на плешивой макушке», и вовсе не для того, чтобы предложить тебе сразиться со мной в шахматы, поскольку, чтобы сыграть тысячу партий, мне не нужен партнер. На протяжении многих тысячелетий я только тем и занимался, что резался в них сам с собой. За это время я полностью постиг все секреты классического варианта, разработал теорию трех, четырех и пяти мерных шахмат. Ты даже представить не можешь, насколько меняется тактика и стратегия этой чудесной игры с увеличением координатной мерности шахматной доски, какими новыми возможностями приходится наделять фигуры, чтобы создать условия… – Протий осекся и, помолчав немного, продолжил: – Прости, увлекся малость – невозможно объяснить слепому, что такое свет. Короче говоря, шахматы сделали меня одним из самых разумных существ во вселенной, – резюмировал мыслящий гриб и о чем-то молча задумался.

– А остальные твои собратья, обитающие в других подземных пещерах, в какие игры они играют? – воспользовавшись паузой, поинтересовался юноша.

– Глупое двуногое существо, кроме меня никаких других мыслящих грибов на этой планете нет. Я един – все грибницы планеты объединены в единый мозг посредством коммуникативных связей гиперпространственного свойства.

– Значит, ты в любое время мог связаться с людьми или Деревьями? – не обратив внимания на грубый тон Протия, спросил Феллад.

– С людьми – да, с Деревьями напрямую – нет, только при посредничестве людей. Почему так, а не иначе, я и сам не знаю. Есть несколько теорий, но сейчас речь не об этом. Видишь ли, Феллад, пятьсот лет назад в процессе разработки пятимерного варианта шахмат я столкнулся с одной необъяснимой с точки зрения здравого смысла странностью. После того, как я делаю первый ход пятимерным аналогом пешки e-2 на e-4, процесс игры полностью выходит из-под моего контроля. Фигуры сами начинают перемещаться на виртуальной доске, словно ими управляет некая непреодолимая сила. Однако этот НЕКТО всегда останавливается в одном и том же месте, именно в тот момент, когда белая проходная пешка вот-вот станет ферзем. Дальнейший анализ партии показал, что ее исход в полной мере зависит исключительно от действий только этой пешки, причем один неверный шаг и партия может быть с треском проиграна. Признаться честно, поначалу я не мог понять смысл предназначенного мне посыла, но постепенно в процессе долгих размышлений мне удалось создать весьма сложное дифференциальное уравнение, описывающее ход этой партии. И тут я обратил внимание, что оно очень хорошо вписывается в реальную картину Мироздания. Представь себе, в рамки этого уравнения четко укладываются и цикличность тектонической деятельности планеты, и фазы солнечной активности, и угроза, исходящая от крупных метеоритов, комет и астероидов, а также многое и многое другое. С помощью этого уравнения можно создать весьма точный прогноз будущего на годы вперед.

Оценив в полной степени значение оказавшегося в моих руках инструмента познания любых природных и не только явлений, я тут же приступил к составлению различных прогнозов. Например, о неизбежном падении астероида на Землю триста лет назад я знал задолго до того, как ваши так называемые мыслители в полной мере оценили степень грозящей планете опасности и предприняли меры для того, чтобы катастрофа не произошла.

До поры до времени точность моих прогнозов составляла в среднем девяносто семь процентов, но с некоторых пор они перестали сбываться, и случилось это примерно двадцать пять лет назад. Однажды в процессе прогнозирования стабильности геомагнитного поля планеты – операции вполне рутинной и настолько мной отлаженной, что, получив результат, я ничуть в нем не усомнился. Ты не можешь представить мое недоумение, когда прогноз оправдался с точностью до наоборот. Не стану долго и нудно объяснять, насколько важна для существ подобных мне информация о состоянии полевой структуры окружающего Землю пространства, лишь замечу, что стабильность геомагнитных полей – определяющий фактор моего физического здоровья и душевного равновесия.

Поначалу я решил, что в расчеты вкралась какая-то ошибка, но, перепроверив их самым тщательнейшим образом, понял – частное уравнение решено безупречно. Излишне объяснять, насколько озадачил и обеспокоил меня сбой апробированного веками метода. Чтобы выявить причину досадного ляпсуса я приступил к пошаговой проверке уравнения, и, представь мое изумление, обнаружил наличие некоего неучтенного фактора. Более подробное изучение этого фактора показало, что на Земле появилось существо, которому суждено, выражаясь шахматным языком, стать проходной пешкой, а в конечном итоге, вполне вероятно, ферзем, и от действий которого зависит судьба Земли и всех созданий, обитающих на ней. Более того, эта сущность способна кардинальным образом изменить текущее положение дел во всей галактике, а может быть, и в целом во Вселенной.

Многие годы мои попытки определить эту загадочную сущность были безрезультатными, поскольку просканировать сознание двадцати четырех миллиардов твоих соплеменников, обитающих на Земле, задача непосильная даже для меня. Только сегодня, после того, как ты попал в поле моего зрения, я понял, что именно ты и есть та самая «проходная пешка»…

– Протий, кажется ты прав, – не очень вежливо перебил хозяина пещеры Феллад, – на меня действительно возложена какая-то миссия, смысл которой до сих пор не ясен ни Деревьям, ни моему учителю Мудрому Квакху, ни, тем более, кому-либо из людей. Но мне непонятно, почему только сегодня ты обратил на меня свое внимание, я ведь и раньше посещал подземелья, подобные этому?

– Вообще-то целенаправленными поисками твоей бесценной персоны я никогда не занимался, ибо был уверен в том, что наша встреча неизбежна. Как видишь, так оно и вышло, в мире нет ничего случайного, поскольку еще во время Большого Взрыва траектория каждой элементарной частицы, энергия и параметры всякого волнового процесса вплоть до скончания века заранее описаны, запрограммированы и вложены в безграничную память общего информационного поля Вселенной. К тому же мое уравнение даже при наличии фактора неопределенности, коим являешься ты, продолжает оставаться весьма надежным инструментом, хотя и не таким точным, как раньше.

– Да ты неисправимый фаталист, Протий, – пошутил Феллад. – Сам себе противоречишь – только что так красноречиво рассуждал о проходной пешке, способной изменить текущее положение вещей, теперь пытаешься уверить меня в предопределенности всего сущего, о тайном промысле неких Высших Сил. Где логика, уважаемый?

– И вовсе не противоречу, – слегка обиделся мыслящий гриб, – просто количество вложенных в память Вселенной вариантов, описывающих все вышеперечисленные процессы, намного превышает вероятностное число этих процессов. Иными словами – будущее многовариантно, точнее не совсем многовариантно, скажем так: ограниченно многовариантно, поскольку все возможные явления делятся на три категории: это случится обязательно, это может произойти или не произойти, а это не совершится никогда. Например, катящийся с горы камень обязательно когда-нибудь остановится – это касается первой категории вероятностного события. Сунув руку в кувшин, в котором находится одинаковое количество белых и черных бобов, ты можешь с равной долей вероятности извлечь либо черный, либо белый – это, как ты понимаешь, вероятностное событие второго рода. Что касается третьей категории – общеизвестно, что атомы и молекулы внутри любого материального предмета находятся в постоянном хаотическом движении, в таком случае оцени навскидку вероятность того, что все молекулы какого-нибудь придорожного булыжника неожиданно приобретут однонаправленное линейное движение, он взлетит и угодит в лоб случайному прохожему.

– Такое не может случиться, ни при каких обстоятельствах, – категорично заявил юноша.

– Вот-вот, и я о том же, – поддакнул ему Протий. – Основываясь на этих примерах, почему бы не выдвинуть гипотезу о существовании некоей программы или плана, определяющего генеральное направление развития всего Мироздания. Подчеркиваю – генерального, поскольку незначительные отклонения вполне допустимы. Это как Волчек, вращающийся вокруг своей оси – попробуй наклонить его немного, он наклонится, но после того, как ты уберешь руку, он вернется в прежнее положение. А теперь представь, что где-то во Вселенной появилась сила, способная каким-то образом разрушить этот тщательно взлелеянный, абсолютно выверенный план.

Тебе, конечно же, известно, что восемь тысячелетий назад на этой планете была лишь одна раса разумных существ. О людях того времени мне практически ничего не известно, однако я точно знаю, что это была цивилизация техногенного типа, основанная на широком применении различных металлов, главнейшим из которых было железо. В какой-то момент и по непонятной причине железо превратилось в прах, а человечество, достигшее к тому времени определенных высот технического и общественного развития, практически мгновенно лишилось всех своих достижений. Из-за потери всего одного единственного фактора люди были вынуждены на какое-то время вернуться к первобытному образу жизни, и лишь благодаря сотрудничеству с мыслящими растениями, вы смогли вновь подняться из пучины пещерного существования.

– Никто этого и не собирается отрицать. Роль братьев-Деревьев в нашей жизни имеет определяющее значение.

– Скажи уж лучше, что люди целиком и полностью зависят от доброй их воли, – откровенно съязвил гриб.

– Так же, как и Деревья от нас, – сделав вид, будто не заметил подковырки, уточнил Феллад.

– Хорошо, пусть у людей с Деревьями полный симбиоз, основанный на любви, дружбе и взаимном уважении, – миролюбиво согласился мыслящий гриб. – Однако мы с тобой немного отвлеклись от основной темы нашей беседы. Итак, сделав свое черное дело на Земле, злая сила на целых восемь тысячелетий оставила планету в покое и теперь решила вернуться для того, чтобы завершить начатое – полностью стереть с лица земли теперь уже не только людей, но всех прочих обитателей как разумных, так и лишенных хотя бы какого-то интеллекта.

– Нечто в этом роде мне поведал Мудрый Квакх, хотя о природе и характере будущей опасности ему практически ничего не было ведомо.

– Насчет характера грядущей опасности я также ничего определенного сказать не могу, знаю только, что придет она извне, точнее, со звезд, а вот насчет сроков, тут я могу кое в чем тебе помочь. Итак, некто, кого твой мудрый лягух назвал Зверем, явится в наш мир через четыре года и сто сорок три дня и случится это вот здесь.

Сразу после этих слов непроницаемый мрак, в котором до сих пор пребывало сознание юноши, начал рассеиваться. Сначала где-то вдалеке возникло неяркое свечение, затем перед внутренним взором Феллада появилось нечто размытое, но через какое-то время картинка приобрела вполне приемлемые яркость, четкость и объем. Молодой человек ощутил себя парящим в космосе на приличном удалении от поверхности Земли. Солнечный диск едва начал выглядывать из-за линии горизонта, в результате чего ослепительные лучи, пройдя через толщу земной атмосферы, рисовали страшную картину апокалипсического свойства. Складывалось впечатление, что какая-то часть планеты охвачена огромным пожаром, погасить который не способна никакая сила во Вселенной. Неожиданно земной шар начал увеличивать скорость своего вращения, одновременно приближаясь к наблюдателю, будто чья-то невидимая рука приложила к этому неимоверное усилие. Однако очень быстро до Феллада дошло, что планета продолжает вращаться с прежней угловой скоростью, это он сам, точнее его сознание рвануло с места, будто получив хорошего пинка. В считанные мгновения западная часть Евразы и причудливая кромка побережья Средиземного моря переместились на скрытую от глаз сторону Земли. Одновременно с этим кто-то будто бы дернул солнечный диск за веревочку. Солнце рвануло сначала навстречу Фелладу, а затем устремилось резко вверх, и в тот момент, когда внизу заплескалась безбрежная Пасифида, едва не перевалило зенит. Тут «вращение Земли» резко закончилось, и молодой человек понял, что «завис» над восточным побережьем Евразского континента. Прямо под ним на поверхности Земли высветилась окружность диаметром около тысячи километров. Одной стороной окружность примыкала к океану.

– Это место до Катастрофы называлось Дальний Восток, – продолжил комментировать Протий, – район Уссурийской тайги. Именно здесь на побережье Пасифиды примерно через четыре с половиной года развернутся главные события.

– Протий, откуда…

– Все, Феллад, на этом вечер вопросов и ответов окончен, – резко оборвал юношу мыслящий гриб, но тут же продолжил с заметной долей ехидцы: – А теперь посмотрим, на самом ли деле ты являешься той «проходной пешкой» или мой прогноз вновь оказался ошибочным.

Феллад собирался еще о многом расспросить Протия, но только «открыл рот», как яркий вид из космоса начал меркнуть, бледнеть. Через какое-то мгновение он вновь ощутил себя в своем собственном теле с острым листом в правой руке, облаченным в прочный хитиновый доспех – боевую трансформацию симбионта-защитника. Оторванная от каменного пола нога еще только собиралась сделать шаг навстречу ощетинившейся мощными клешнями и шипастыми хвостами стене. Острый как бритва меч, способный рубить прочнейший камень, едва начал вращательное движение, формируя перед бойцом защитную вуаль.

«Жаль, что так и не поговорили толком», – подумал курсант и наконец-то завершил свой столь затянувшийся шаг.

Все, что происходило дальше под каменными сводами подземного коридора, в последствии вряд ли кто из курсантов смог бы описать достаточно внятно и со всеми подробностями. Каждый предельно сконцентрировался на своем участке и если наблюдал за действиями товарища, то лишь краем глаза, только за тем, чтобы убедиться, что тот жив и все еще прикрывает его от нападения с фланга. При отражении атаки крабоскорпионов особого искусства владения мечом не требуется – скорее нужна твердая рука, точный глаз и хорошая реакция. В отличие от чешуйчатых волчар или крысоидов, обладающих весьма развитым инстинктом самосохранения и готовых всеми правдами и неправдами отстаивать свое право на жизнь, наступающие твари были напрочь лишены этого ценного качества. Они слепо перли по коридору, не предпринимая никаких попыток увернуться от удара меча. Однако от этого они не были менее опасными, чем стая все тех же волчар. По этой причине методика борьбы с ними была предельно проста и заключалась в том, чтобы шагнуть вперед, рубануть мечом, избежав при этом контакта с крайне опасными клешнями и не менее смертоносным хвостом, а затем сделать шаг назад, чтобы снова повторить маневр.

Какое-то время четверка курсантов работала сосредоточенно деловито, кроша хитиновые панцири, обрубая клешни и хвосты, посылая смертельно-ядовитые стрелы в слабо защищенные сочленения членистоногих и доставая особо ретивых с помощью перчатки-бича. Каждый старался держать линию обороны как можно ровнее, но иногда, кто-то из молодых людей под напором превосходящих сил противника вынужден был отступить, в этом случае остальным приходилось тут же выравнивать строй, оставляя врагу кусочек коридора.

Скоропостижная гибель передних рядов наступающих ничуть не смущала тварей, находившихся позади. Обездвиженные тела искромсанных монстров прямо на глазах изумленных парней тут же попадали в желудки сородичей. Разделка бывшего соратника производилась очень быстро и деловито. Пока крабоскорпион, находившийся в передних рядах, запихивал в рот свой законный кусок, товарищи с задних рядов умудрялись увести прямо у него из-под носа оставшуюся тушу, которая тут же начинала свое недолгое путешествие над головами толпы, уменьшаясь в размерах прямо на глазах, поскольку каждый из тех, кто мог до нее дотянуться, непременно успевал отщипнуть от нее свой скромный кусочек. Время от времени между тварями происходили стычки из-за добычи, но это ни коим образом не мешало общему поступательному движению живой массы противника.

Спустя полчаса после начала кровавой бойни наступающая волна крабоскорпионов смогла оттеснить обороняющихся примерно на полсотни метров в направлении главной пещеры. Развалив очередного крабоскорпиона на две одинаковых половинки, Феллад мельком посмотрел вглубь тоннеля и с горечью констатировал, что толпа монстров ничуть не уменьшилась, кажется, даже наоборот увеличилась.

«Похоже, сюда сбегаются твари из всех закоулков подземного лабиринта, – подумал юноша. – Какая муха их укусила? Неужели перед тем, как приняться за нас они успели разделаться с ушедшей в тоннель группой пластунов?»

Мысль чудовищная даже крамольная, верить в нее не хотелось, но другого объяснения появлению бесчисленной массы «фагов» – кажется, именно так Протий называл этих существ – придумать было весьма затруднительно. Если дела и дальше пойдут таким же образом, через полчаса их вытеснят из тоннеля, а потом окружат и, не моргнув глазом, растерзают на сотни мелких кусочков. Осознав этот факт, Феллад принялся лихорадочно искать пути выхода из сложившейся ситуации, не забывая при этом о своих прямых обязанностях. Впрочем, ничего путного в голову юноши не приходило. Слепо прущая масса насекомых-мутантов не давала шанса на результативную контратаку, позволявшую отвоевать хотя бы немного столь необходимого «жизненного пространства». Оставшиеся метры коридора Феллад про себя называл именно так, поскольку после того, как они закончатся, наступит смерть, скорая, довольно легкая, но от этого не менее отвратительная – в двадцать пять лет желание жить проявляется особенно остро. Однако более всего угнетал факт, что в сложившейся ситуации не было возможности оповестить остальных товарищей. Выходит, помощи в ближайшее время ждать неоткуда. Протий, чтоб ему пусто было, мог бы помочь, но пальцем (или что у него вместо этого органа) не пошевелит – проверяет, видите ли, достоин или нет стать он – Феллад какой-то «проходной пешкой». Вот же тварь бездушная, как будто непонятно, если его вместе с остальными тремя товарищами распихают по желудкам крабоскорпионы, никакой пешкой он уже никогда не станет. А может быть, крабоскорпионов натравил сам мудрый гриб?

Невеселые мысли, касательно ближайших перспектив своего будущего, вовсе не мешали Фелладу вполне успешно отбиваться от наседающих полчищ крабоскорпионов, Он не только успевал отразить атаки, направленные непосредственно на него, но время от времени оказывал посильную помощь рядом стоящим товарищам. Шаг вперед, легкий росчерк лезвием меча и шаг назад, чтобы предоставить возможность наступающим утилизировать тело павшего товарища, затем все повторяется снова и снова.

Четверка храбрецов находилась в двух десятках метров от выхода в пещеру, когда Феллад понял, что удерживать тоннель дальше они не смогут. Дело в том, что его товарищи здорово подустали и машут мечами уже без прежнего энтузиазма. Сам Феллад вполне мог бы орудовать острым листом еще не один час, но, к сожалению, физическая подготовка остальных членов звена значительно уступает его собственной, поэтому, весьма вероятно, что в самом скором времени лишь один он будет в состоянии удерживать оборону. О том чтобы бежать с поля боя, не могло быть даже речи – никем и ничем не сдерживаемая волна крабоскорпионов очень быстро настигнет усталых беглецов, к тому же приказ начальства, разрешающий курсантам покинуть пост, еще не поступил и в обозримом будущем вряд ли поступит.

Мысли о скорой и неизбежной гибели вызвали неприятный холодок в области желудка. Он едва не пропустил коварный удар хвостом, нацеленный прямо в сочленение хитиновой брони в районе тазобедренного сустава. Даже в том случае, если бы отравленный шип крабоскорпиона не достал Феллада, яд насекомого-переростка наверняка убил бы симбионта и юноша в течение минуты-двух оказался бы полностью лишенным какой бы то ни было защиты. О том, что случилось, если бы яд проник в его плоть, юноша боялся даже подумать.

Мысленно обругав себя за малодушие самыми последними словами, молодой человек постарался как-то взять себя в руки. Однако вид измотанных до основания товарищей, еле-еле успевающих отражать атаки наседающих членистоногих тварей, как-то не прибавлял оптимизма. Фелладу на мгновение показалось, что меч в его руке немного прибавил в весе, хотя во время персональных занятий с Пархаем он свободно мог выписывать «восьмерки», держать «веер» раскрытым, возводить «вуаль абсолютной защиты» и демонстрировать еще множество различных фехтовальных приемов на протяжении всего светового дня без перерыва на еду и отдых. То, что меч вдруг ни с того, ни с сего приобрел в весе, Фелладу, может быть, вовсе не показалось, но в следующий момент, мозговое вещество надпочечников, подчиняясь посылу сакрального отдела парасимпатической нервной системы, начало впрыскивать в кровь юноши просто невероятные порции адреналина. Как следствие тут же последовало колоссальное, возбуждение его центральной нервной системы.

Голова Феллада будто лопнула и разлетелась на куски, но никакой боли он не почувствовал – лишь гром в ушах, кратковременная потеря пространственной ориентации и легкое головокружение. Буквально через пару секунд юноша пришел в себя и, открыв глаза, понял, что мир уже не такой, каким он был совсем недавно. Надвигающаяся на них азартно щелкающая клешнями масса вдруг престала надвигаться и щелкать. Весьма странно, но яростно размахивающие мечами фигуры его товарищей также прекратили махать своим оружием, более того, они дружно застыли в презабавных позах. И вообще, вокруг наступила такая тишина, какой Феллад не мог себе представить при всем своем желании. Чтобы проверить, не превратился ли и он в живую скульптуру, молодой человек на всякий случай пошевелил пальцами. Результат положительный – пальцы не потеряли своего природного свойства сгибаться в суставах и подчиняться командам хозяина. Следующим этапом стало более основательная диагностика прочих конечностей. Результаты тестирования вполне обнадежили Феллада – руки, ноги, голова, а также все без исключения органы, коим полагалось сгибаться, разгибаться и совершать вращательные движения, вполне справлялись с возложенными на них самой Матушкой-Природой функциями.

«Что же в таком случае вокруг творится? – подумал Феллад, едва сдерживая поднимавшуюся из темных глубин своей души мутную волну всепоглощающего ужаса. – Почему все застыли, будто их тела в мгновение ока сковала лютая стужа? А звуки… куда они подевались, почему вокруг царит гробовая тишина?..»

Складывалось впечатление, будто в голове юноши открылась какая-то ранее неведомая дверца, и на него будто из Рога Изобилия посыпались вопросы, дать ответы на которые он был не в состоянии.

Какое-то время наш герой пребывал в полнейшей растерянности, но постепенно разбежавшиеся по мозговым извилинам мысли начали вновь сбиваться в кучи и упорядочивать свое движение – сказывалась профессиональная подготовка пластуна. Раньше курсантам и Фелладу, в том числе, казалось, что занятиям, посвященным различного рода психологическим практикумам, уделяется избыточное внимание. Теперь молодой человек мог в полной мере оценить мудрое замечание Пархая Лихого, которое тот отпустил в ответ на реплику одного из особенно продвинутых курсантов о том, что лучше бы безвозвратно потерянное время, затраченное на перекройку мозгов и кардинальную ломку сознания, посвятить боевой подготовке. Начальник училища тогда сказал буквально следующее: «Наука махать острым листом – дело хорошее, однако прежде чем извлечь меч из ножен, нужно умудриться не наложить в штаны от страха при виде какой-нибудь особенно отвратительной бестии. Отправляясь в очередную зону отторжения, пластун обязан быть готов к встрече со всяким, даже самым извращенным порождением местного мутагенеза, ибо изменчивость жизненных форм там просто фантастическая, поэтому никогда не ведаешь, с какими сюрпризами столкнешься даже там, где был совсем недавно и, казалось бы, знаешь все об этом месте». Помнится «умник», выразивший мысль подкорректировать программу подготовки пластунов, получил тогда парочку внеочередных нарядов на кухню от самого Пархая с формулировкой: «за скудоумие и недальновидность», что резко охладило новаторский пыл не только этого курсанта, но и всех прочих его товарищей.

Феллад еще раз внимательно осмотрелся вокруг. Соратники застыли, будто каменные изваяния древних, в весьма динамичных позах. Стена крабоскорпионов также остановилась, словно по мановению сказочной волшебной палочки – круши хотя бы голыми руками и никакого сопротивления со стороны опасных тварей не будет, только сам не нарвись на ядовитый шип.

«Круши хотя бы голыми руками, – зацепился за последнюю мысль Феллад. – А ведь очень даже удачно все складывается – ситуация позволяет мне без особых хлопот в одиночку разделаться со всей этой мерзопакостной оравой».

Отложив более детальный анализ положения, в котором он оказался на потом, юноша весьма сноровисто приступил к зачистке тоннеля. Он ловко орудовал острым листом, не встречая никакого сопротивления.

Как только Феллад взялся за дело, в мир вернулись звуки. Меч со свистом рассекал воздух и тела членистоногих, будто лопасти древней летающей машины под названием «вертолет» из далекого видения Феллада, когда тот был не Фелладом, а Андреем Смирновым – человеком из далекого прошлого. Хрупкий хитин хрустел под ногами. Во все стороны летели ошметки тел. Короче говоря, работа кипела. Сначала молодой человек прорубил неширокую тропинку до самого хвоста наступающей колонны врага и, убедившись в том, что, растянувшись на сотню метров, за ближайшим поворотом она все-таки обрывается, принялся планомерно шаг за шагом уничтожать крабоскорпионов.

Постепенно это его занятие превратилось в нечто рутинное, не требующее участия мыслительного аппарата. Лихо орудуя острым листом, Феллад начал размышлять о странностях своего положения. С одной стороны, остановка времени для его товарищей и наступающей армии членистоногих произошла весьма удачно. С другой – неведомые доселе ощущения здорово беспокоили юношу и вселяли в его душу кой-то не обоснованный с точки зрения здравого смысла страх. В течение довольно долгого промежутка времени молодой человек, как ни старался, не мог определить причину своих опасений. Пришлось вспомнить уроки незабвенного Квакха Мудрого и попытаться прибегнуть к его методу предельной концентрации…

Мгновение спустя, Феллад, в конце концов, понял, что же его все-таки волновало. Оказывается, он боялся двух вещей. Во-первых, того, что это состояние неожиданно закончится, и он не успеет завершить начатое, а во-вторых, как ни странно, его мучил вопрос чисто технического свойства: «Остановилось ли время для всех, кроме него, или это он сам ускорился до такой степени, что все прочие существа кажутся ему каменными изваяниями?»

Как всегда бывает после успешно проведенного сеанса психоанализа, на душе тут же полегчало. Если на первый вопрос у него ответа не было и оставалось лишь надеяться на удачу, то на второй вопрос он ответил довольно быстро. Если бы ускорился сам Феллад, вряд ли он смог бы функционировать без дополнительной перестройки всего организма, поскольку воздух приобрел бы в этом случае невообразимую плотность, сильно затруднял его передвижения и попросту обжигал кожу. Видимой перестройки организма также не было, ибо симбионт-защитник продолжал работать в прежнем боевом режиме, а не рассыпался на мелкие кусочки при первом резком движении своего хозяина. Получается, Феллад каким-то немыслимым образом умудрился остановить неумолимый ход временного потока в каком-то локальном объеме пространства, продолжая при этом находиться в реальном времени.

«Интересно, – подумал юноша, – хорошее свойство, а главное весьма полезное. Неплохо было бы научиться контролировать свои вновь приобретенные способности».

– Молодец, Феллад! – Он вновь услышал в голове голос своего недавнего знакомого Протия. – У тебя неплохо получилось. Немного тренировки и ты в любой момент сможешь останавливать время. Это несложно – всего лишь стоит сильно пожелать. Радиус контролируемого тобой пространства составляет примерно двести метров. Помни о том, что находиться в подобном состоянии ты способен не более получаса твоего локального времени. Через тридцать, максимум тридцать пять минут естественный темпоральный поток нашего континуума разрушит сферу и ты вольно или невольно будешь вынужден вернуться в реальное время.

Феллад от души поблагодарил мыслящего гриба и хотел задать тому еще парочку интересующих вопросов, но ответа не дождался. Юноша так и не понял, является ли вновь приобретенная способность результатом деятельности его собственного сознания, или проявляется под влиянием каких-то внешних факторов. Оставив безуспешные попытки докричаться до разумной грибницы, Феллад плюнул в сердцах и удвоил усилия по зачистке тоннеля от крабоскорпионов.

Он успел вовремя, к тому моменту, как сжатая до предела темпоральная «пружина» смяла оболочку временного кокона, все без исключения крабоскорпионы были мертвы. Фелладу оставалось лишь наблюдать за изумленными физиономиями товарищей и делать вид, что он не имеет никакого отношения к тому, что все твари в мгновение ока превратились в огромную кучу дурно пахнущей мертвечины.

Впрочем, охотники полакомиться телами поверженных врагов не заставили себя долго ждать. Со всех сторон к месту недавнего побоища устремились многочисленные полчища существ, внешне похожих на увеличенных до размера ладони майских жуков. Подбежав к мертвому телу, жук тут же принимался раздирать своими когтистыми лапами добычу на мелкие кусочки и с помощью мощных жвал запихивать еду в рот.

– Что это было? – недоуменно захлопал глазами Авессалом. – Почему все до единой твари развалились сами собой на части?

Чтобы не устраивать ненужное брожение в умах товарищей Феллад не стал посвящать их в свою маленькую тайну – кому положено узнать, обязательно обо всем узнают. Он постарался изобразить правдоподобное выражение удивления на своей физиономии. Кажется, у него это здорово получилось.

Парни так и не успели забросать друг друга вопросами, поскольку вскоре, как обычно «вовремя», прибыла помощь в количестве двух десятков пластунов, тех самых, что Феллад и его товарищи посчитали погибшими. О том, как фагам удалось обойти группу профессионалов, ребята так и не узнали, хотя у Феллада на сей счет имелись определенные подозрения, связанные с персоналией одного разумного гриба.

Профи долго цокали языком, осматривая место грандиозного побоища. Затем начали радостно охаживать по плечам и спинам «пузатую зелень», поздравляя с первым боевым крещением, а заодно вторым днем рождения. Закаленные в боях профессионалы шли на помощь юнцам без особой надежды застать кого-либо из них в живых. То, что они увидели своими собственными глазами, потрясло бывалых пластунов до глубины души и заставило сразу же зауважать четверку отважных курсантов, а в особенности ее инициативного командира Авессалома Конопатого.

По возвращении в базовый лагерь на Сцилле Феллада самым серьезным образом взяли в оборот сначала Пархай Лихой, затем Деревья, потом его усердно расспрашивали люди, нагрянувшие в школу пластунов непонятно откуда, затем снова Деревья вместе с очередной толпой пришлых спецов и так несколько раз в различных вариациях. В основном их интересовали подробности контакта Феллада с разумной грибницей, а также все, даже самые незначительные обстоятельства боя с крабоскорпионами. Поскольку объективных причин утаивать что-либо от старших товарищей и Деревьев у Феллада не было, он с легкой душой выкладывал все, что знал, хотя о незначительном инциденте со своим непосредственным командиром он от греха подальше все-таки умолчал. Однако когда очередная десятая или одиннадцатая комиссия попыталась задать ему те же самые вопросы, что задавали все предыдущие, юноша наотрез отказался отвечать и лишь после этого от него окончательно отвязались, не потрудившись сообщить ему о тех выводах, которые были сделаны учеными мужами и Деревьями на основании данных, полученных от него.

Допрашивали также и его товарищей, но, убедившись в том, что ни Авессалом, ни остальные двое курсантов толком ничего не знают, очень быстро оставили их в покое.

В конце концов, все четверо вернулись к своим непосредственным обязанностям, а их чудесное спасение стало на некоторое время предметом активных дискуссий всех обитателей учебного лагеря на Сцилле. При этом почему-то главным героем всегда был Авессалом. Купаясь в лучах не вполне заслуженной славы, командир звена великодушно простил Фелладу все его недостатки, даже ту оскорбительную зуботычину, что заработал в подземелье. И все-таки он еще очень долго не мог успокоиться, силясь найти ответы на те чудесные странности, что произошли тогда с ним и его группой.

Что касается Протия, удостоверившись в том, что Феллад вполне справился с возложенными на него обязанностями, мыслящий гриб тут же абстрагировался от проблем насущных и приступил к анализу очередной шахматной партии. На сей раз, он разыграл четырехмерный вариант Сицилианской защиты. Однако мыслящий гриб даже не подозревал о том, что эта партия имеет столь мудреное название – он попросту сделал четырехмерный аналог хода белой пешкой e-2 на e-4, а черной c-7 на c-5.

Рано или поздно, все подходит к концу. Через три года после того, как нога нашего героя впервые ступила на территорию школы Пархая Лихого, его обучение в данном учебном заведении как-то по-будничному завершилось. Выпускной курс успешно сдал экзамены, и молодые дипломированные пластуны разъехались (если подобное выражение будет уместно) кто, куда по всей необъятной планете, благо различных зон отторжения было еще вполне достаточно.

Кого-то судьба забросила в одну из Америндий, кого-то в Евразу или Астраль, Фелладу было суждено оказаться по распределению в жаркой Афре на самой границе Дикого Леса. Конечно же, еще во время учебы у ребят спрашивали, куда они хотели бы попасть после окончания школы. Большинство из них мечтало оказаться поближе к Дикому Лесу, кое-кто решил специализироваться на зачистке подземелий, некоторые пожелали проходить дальнейшую службу поблизости от родных поселениях, если те были расположены рядом с аномальными зонами.

Перед самой отправкой к месту дальнейшего прохождения службы Феллада, к великому изумлению прочих курсантов, а также преподавательского состава, вызвал к себе Пархай Лихой. Событие, из ряда вон выходящее, поскольку до этого случая, он ни разу не оказывал подобной чести ни одному выпускнику подведомственного ему учебного заведения.

– Ну, здравствуй, Фелл! – Сидя на грубо сколоченном табурете за столь же неказистым, но весьма добротным столом, приветливо улыбнулся Пархай. Затем, указав юноше взмахом руки на другой точно такой же табурет, предложил: – Присаживайся, не стесняйся – теперь мы с тобой не начальник школы и курсант, а товарищи по оружию – пластуны… – Ветеран зажмурил глаза и, минуту помолчав, со вздохом добавил: – Эх, сейчас бы бросить все, и как в молодости в одиночный поиск. Уверен, ты когда-нибудь поймешь, что для настоящего мужчины нет ничего лучше не ограниченной ничем свободы, которую под опекой заботливых Деревьев представить себе невозможно… Чего застыл в дверях? Проходи, сейчас мы с тобой тяпнем по маленькой…

– Вообще-то я не пью, – неуверенным тоном возразил юноша, присаживаясь на табурет.

За все время обучения в избушке Пархая, являвшейся одновременно и штабом, и канцелярией, и местом жительства начальника училища, Фелладу «посчастливилось» побывать от силы раза три. Впрочем, никто из курсантов особенно сюда не стремился, поскольку вызов «в берлогу начьуча» чаще всего не предвещал ничего хорошего. Пархай, как и прочие преподаватели школы, вполне мог бы обосноваться в одном из персональных жилых коконов, но по какой-то известной одному ему причине предпочитал обитать в грубо сработанной своими руками лачуге. Также, в отличие от других преподавателей, он питался исключительно из общего с курсантами котла, хотя свободно мог себе позволить изысканные деликатесы, предоставляемые Деревьями. О странностях начальника учебного лагеря можно было бы рассуждать еще очень и очень долго, но Фелладу сейчас было не до этого, он пребывал в состоянии недоумения – в конце концов, не ради банальной пьянки его сюда вызвали. Собутыльников у Пархая Лихого хватало вполне, только свистни и со всех концов Света слетятся бывшие соратнички.

Феллад ухмыльнулся, вспоминая, как обычно проходили подобные ветеранские слеты. Сначала выпивохи сидят тихо в конуре Пархая, а к середине ночи начинается все самое забавное: громкие песнопения и душераздирающие вопли, зачастую сопровождаемые банальным мордобоем. Так ветераны оттягивались и между делом припоминали друг другу старые, казалось бы, давно забытые обиды. Однако, несмотря на бурно проведенную ночь, начальник школы считал своим долгом всякий раз присутствовать на утреннем построении личного состава, и состояние глубочайшего похмелья вовсе не мешало ему замечать самые незначительные мелочи и упущения. Вот тогда держись нерадивый, ибо гнев не совсем трезвого Пархая был во много раз ужаснее, чем обычно.

– Это правильно, что не пьешь, – поддержал юношу начальник училища, – попался бы ты мне на глаза в пьяном виде, моментально вылетел бы отсюда как пробка из бутыли с брагой, и дорога в пластуны для тебя навсегда была бы закрыта. Однако теперь можно, поскольку, как утверждает одна древняя пословица: «С волками жить – по-волчьи выть». Запомни, паря, жить в обществе и не следовать общепринятым правилам поведения, невозможно – заклюют, затопчут, растерзают, если не в буквальном смысле, так морально, это уж точно. Поэтому настоятельно рекомендую никогда не отказываться от предложения выпить, от кого бы оно ни поступило – печень подлечишь всегда, а полезное обоюдовыгодное знакомство может не состояться по причине твоего отказа. Главное в этом деле – знать меру и успеть вовремя воспользоваться этим своим знанием. Поэтому не отнекивайся, а хватай-ка, не мешкая, вон ту чарку и вперед.

Молодой человек с опаской взял со стола весьма объемистую чашу, вырезанную из дерева хозяйскими руками, преподнес к носу и тут же скривил брезгливую гримасу – пойло обладало исключительно мерзким запахом. Благо «напитка» в сосуде было всего-то на донышке – Пархай, по всей видимости, вовсе не желал моментально споить своего бывшего подопечного.

– Зря ты так морщишься, вьюнош, – заметив гримасу на лице Феллада, сказал Пархай, – чистый нектар, изготовлен из зерен дикорастущего ячменя – в позапрошлом году урожай был отменный, муравьи натаскали, лет на пять хватит. Во все тонкости процесса изготовления посвящать тебя не стану – ежели пожелаешь, тебя в лагере вмиг обучат этому искусству – но поверь старому пластуну, при разумном употреблении эта штука весьма полезна, а для снятия стресса попросту незаменима.

С этими словами хозяин опрокинул в рот содержимое своей емкости. Фелладу ничего не оставалось, как последовать его примеру.

До сей поры наш герой имел минимальный опыт общения со спиртным, который ограничивался употреблением легкого фруктового вина во время различных праздничных мероприятий. Однажды по неопытности он прилично перебрал, но с помощью Деревьев очень быстро оклемался. Незначительного алкогольного абстинентного синдрома, называемого в народе «похмелье» было вполне достаточно, чтобы отвратить Феллада от разнузданного употребления алкоголя в любых его проявлениях. И вот теперь, не в силах отказать человеку, которого уважает и ценит, он вынужден влить в себя нечто, по убойности во много раз превосходящее легкое фруктовое вино. Ну что же, если нужно, он сделает это.

Следуя примеру своего учителя и духовного вдохновителя, Феллад запрокинул голову и попытался одним махом влить в себя мутную жидкость неопределенного цвета, которую Пархай только что громко назвал «нектаром». Но не тут-то было. Едва коснувшись основания гортани, самогон нестерпимо опалил глотку. Из глаз брызнули слезы. Ощущение было такое, будто в горло вбили толстенный кол. Он не выплюнул все на пол лишь из-за боязни обидеть хозяина. Чтобы хоть как-то избавиться от неприятных ощущений Феллад начал совершать частые глотательные движения. На пятый или шестой раз ему все-таки удалось пропихнуть огненную жидкость дальше, и он почувствовал, как вниз по пищеводу устремилась обжигающая волна. Достигнув желудка, она разлилась там лавовым озером. Одновременно молодой человек почувствовал сокрушительный удар по затылку, из глаз его посыпались искры. Феллад уже начал подумывать о своей безвременной кончине. Однако вскоре ему заметно полегчало, выпитая жидкость перестала терзать огнем многострадальный организм, а еще через несколько мгновений, по всему телу разлилось благодатное тепло, юношу охватило неведомое доселе чувство эйфории, будто чья-то заботливая рука натянула ему на нос розовые очки.

– Ну-ка, парень, кусай! – приказал Пархай, протягивая горе-собутыльнику сначала соленый огурец, а потом приличных размеров кусок жареной оленины, – иначе очень скоро свалишься с копыт.

Дождавшись пока Феллад окончательно оклемается, гостеприимный хозяин тут же взял в руки изготовленную из выдолбленной тыквы довольно объемистую бутыль и наполнил чаши по новой. На сей раз, он плеснул гостю чуть больше.

Следующая порция спиртного проскользнула внутрь значительно мягче, а после третьей все поле зрения Феллада затянула сплошная розовая пелена. Мир показался ему таким прекрасным, а все его обитатели родными близкими созданиями, будь то человек, Дерево или единственный представитель разумных лягухов. Даже мыслящий гриб Протий не казался теперь ему таким уж безнадежным эгоистом. Чтобы обострить неведомые доселе ощущения, Фелладу захотелось принять еще чарку этого воистину чудного напитка, однако бдительный Пархай вовремя отодвинул бутыль на дальний край стола.

– Не гони, вьюнош! Покамест для тебя и этого будет достаточно. Давай-ка лучше поболтаем напоследок, ибо сказано одним мудрым человеком: «Без толковой беседы всякое застолье – банальная пьянка суть».

– Хршо, – согласился мгновенно окосевший Феллад, – пгворим.

– Эко, паря, тебя развезло, – широко улыбнулся Пархай. – Моя вина – давненько не пьянствовал в подобной компании, забыл, что для того, чтобы изрядно захмелеть, тебе достаточно понюхать пробку…

– Не, я еще могу выпть, – запротестовал юноша.

– Кто бы спорил, конечно, можешь, только после этого неделю маяться будешь. А пока немного посиди, я сейчас…

Пархай поднялся со своего табурета, затем, подойдя к одному из настенных шкафчиков, подвешенному над застланным шкурами топчаном, распахнул дверцы и достал оттуда пузырек из какого-то прозрачного материала.

– Настоящее стекло – работа древних, – пытаясь пальцами извлечь из горлышка пробковую затычку, похвастался Пархай, таким тоном, будто сам был тем загадочным древним, изготовившим этот сосуд, – нашел случайно в одной из пещер Северной Америнди.

Внутри пузырька находилась какая-то вязкая полупрозрачная жидкость. При самом незначительном встряхивании эта субстанция искрилась и переливалась всеми цветами радуги. Вытащив наконец-то пробку, хозяин поставил сосуд на стол. Затем вернулся на свое прежнее место и, нещадно теребя пальцами правый ус, стал сосредоточенно любоваться игрой света и теней внутри пузырька.

– Што это? – все более заплетающимся языком спросил Феллад.

– Вытяжка из одного чудесного растения, встречающегося крайне редко на склонах Килиманжа. Если помнишь, это гора такая в Афре, в восточной части Дикого Леса. Формула очень сложная, даже Деревьям не под силу синтезировать эту штуку, зато им удалось адаптировать состав исключительно под твой организм. Только горькая зараза, в обычном состоянии упорно отказывается лезть в глотку, именно по этой причине, я плеснул тебе капельку нектара.

– Мне што, нужно это выпть? – спросил молодой человек.

– А для чего бы я пригласил тебя к свою берлогу? – вопросом на вопрос ответил Пархай. – Вот мне радость пьянствовать с зеленым юнцом, не нюхавшим толком спиртного. – И внимательно посмотрев на гостя, спросил: – Ты как себя чувствуешь? Готов к приему зелья?

Старый пластун четко рассчитал дозу спиртного для своего гостя – Феллад сейчас находился именно в самом подходящем состоянии: в меру пьян, для того, чтобы не задавать глупых вопросов, но вместе с тем, в меру трезв, чтобы самостоятельно осилить содержимое пузырька.

– Вплне, – встрепенулся Феллад, – раз надо – значт надо.

Пархай взял в руки чашу Феллада, выплеснул оставшиеся на дне капли спиртного прямо на пол и для верности протер ее чистой тряпочкой, извлеченной из ящика стола. Затем он опрокинул стеклянный пузырек вверх дном прямо над чашей, терпеливо дождался, пока сиропообразная жидкость полностью вытечет из сосуда, затем поставил драгоценное изделие древних так, чтобы ненароком не зацепить локтем и не уронить на пол. Осторожно пододвинул чашу на противоположный край стола и обратился к гостю со словами:

– А теперь пей до дна, постарайся не расплескать.

После выпитого самогона Фелладу было море по колено, ему очень хотелось усилить остроту ранее неведомых ощущений. Говоря иными словами, парнишке ужасно хотелось выпить. Вряд ли сейчас он осознавал, что ему предлагают вовсе не алкогольный напиток, а нечто другое, поэтому храбро поднес деревянную чашу ко рту и, не ощущая вкуса выпитого зелья, одним глотком осушил ее.

Наградой отчаянному герою был «удар по темечку», намного сокрушительнее того, что он испытал во время первого приема внутрь огненной жидкости. Белый свет вновь начал меркнуть перед его взором, и сознание юноши стало неудержимо погружаться в кромешную темноту спасительного небытия. Расслабленное тело Феллада заскользило в направлении пола, но он не упал и не покалечился – хозяин оказался на высоте, он вовремя подоспел и, подхватив гостя подмышки, аккуратно положил на топчан.

Затем Пархай вернулся к столу, накатил из тыквенной бутыли полную чашу мутной жидкости. Сделав глубокий вдох, влил в себя ее содержимое и после этого с шумом выдохнул. Присев на краешек табурета, начальник училища выудил из тарелки соленый огурец и, отправив его целиком в рот, смачно захрустел. Расправившись с закуской, мужчина прикрыл глаза и на некоторое время впал в состояние прострации. На самом деле он вовсе не был занят какими-либо медитативными экзерсисами, Пархай вошел в контакт с коллективным разумом Деревьев…

Что стало темой разговора человека и разумных деревьев, мы вряд ли когда-нибудь узнаем. Когда через четверть часа распластавшееся на топчане тело начало подавать признаки жизни, Пархай Лихой, не выходя из состояния медитативного транса, медленно поднялся со своего табурета и неторопливой походкой будто сомнамбула побрел к Фелладу. Если бы в этот момент кто-нибудь мог видеть его со стороны, он наверняка подумал бы, что ветеран основательно перебрал лишку. Подойдя к ложу, Пархай приблизил свое лицо к физиономии Феллада так, чтобы его глаза находились в точности напротив глаз юноши на расстоянии примерно двадцати пяти сантиметров. Как только молодой человек слегка приоткрыл свои очи, он увидел перед собой два нависших над ним черных бездонных озера, из которых изливался вполне ощутимый поток энергии. Вид Пархая был страшен, таким своего уважаемого учителя Феллад никогда не видел. Однако юноша так и не успел толком испугаться, энергетический импульс безжалостно хлестнул его по глазам, далее по нервным окончаниям помчался к мозгу, вызвав в многострадальной голове юноши, очередную вспышку боли, на сей раз сопоставимую с взрывом сверхновой звезды.

Через час Феллад окончательно оклемался. Открыв глаза и увидев дощатый потолок над головой, поначалу он не понял, где находится. Постепенно память начала к нему возвращаться, он вспомнил, как опрокидывал в себя спиртное одну чарку за другой, а также вкус соленого огурца и сочной оленины и… все. Когда и при каких обстоятельствах он оказался лежащим на постели своего учителя, он так и не смог припомнить. Еще в голове возникали какие-то смутные образы, будто он принимал какое-то снадобье, от которого ему стало очень плохо, а еще пару демонических глаз, полыхающих адским огнем. Однако все эти видения, скорее всего, были гротескным плодом его сознания, деформированного действием алкоголя.

– Наконец-то, очухался! – Услышал он бодрый голос учителя. – Горазд ты дрыхнуть, паря, а пить не умеешь. Ничего, дело поправимое, в лагере научат и не только пить, но и кое-чему еще. Поднимайся, Фелл, вмажем еще по грамулечке и разбегаемся.

При одном упоминании о спиртном Феллада передернуло, будто к его носу поднесли емкость, которой обычно вычерпывают лагерную выгребную яму, причем доверху наполненную известным содержимым. Съеденное за столом неудержимо устремилось на волю и лишь огромным усилием воли ему удалось сдержать рвотные позывы и не опростоволоситься окончательно в глазах уважаемого человека.

Пархай будто прочитал все, что творится на душе юноши. Он молча плеснул в его чару, сотворил из куска оленины и соленого огурца некое подобие бутерброда и, подойдя к топчану, сунул все это в руки страдальца. При этом добродушно пробубнил:

– Держи уж… задерживаешь дыхание, выпиваешь нектар и сразу закусываешь. Уверяю, тебе тут же полегчает.

При слове «нектар» Феллада снова передернуло. Не медля ни мгновения, он сделал все так, как советовал многоопытный Пархай. Крепкое пойло как в первый раз опалило внутренности нестерпимым огнем, но соленый огурчик и кусок оленины стали своеобразным компенсатором, смягчившим ударное действие выпивки. Через какое-то время угрожавший взорваться желудок успокоился, и от него по всему телу начали расходиться волны блаженного тепла. Кроме того, на глаза Феллада начала вновь наползать розовая пелена благодушия. Мир вдруг стал прекрасен во всех его проявлениях, а люди все без исключения – братьями и сестрами, даже те, которых он не очень уважал и любил. Ему вдруг захотелось разодрать на груди рубаху, запеть какую-нибудь песню, да так, чтобы громко и от души. К сожалению, разорвать рубаху он не мог, поскольку с самого раннего детства не признавал никаких предметов одежды за исключением набедренной повязки или, на худой конец, шортов. Но песню все-таки попытался исполнить и лишь благодаря превентивным действиям Пархая вовремя успокоился и не стал посмешищем всего учебного центра.

– Все! – раздраженно сказал Пархай, – собираешь манатки, и чешешь отсюда на все четыре стороны, но чтобы ровно через два дня появился в полевом лагере в районе реки Убанги. Насколько я помню, в тех местах три года назад пропал твой отец. Ну что же, понимаю твой выбор, сочувствую, но найти его ты вряд ли сумеешь – там самая дикая сельва и всяких прожорливых тварей… – не закончив мысль, Пархай задумался, будто вспоминал о чем-то сокровенном, однако, минуту спустя, продолжил: – Ты вот чего, сгоняй-ка на родину, навести матушку, тетушек и прочую родню. В Афру не торопись – еще осточертеет вся эта экзотика, особенно во время одиночных разведрейдов…

Лишь покинув избушку Пархая Лихого, Феллад сообразил, что он так и не понял, для какой надобности его вызывали к высокому начальству. Не для того же, все-таки, чтобы одурманить алкоголем, дать выспаться и едва ли не пинком под зад выдворить за пределы начальственных апартаментов. Молодой человек недоуменно пожал плечами и неуверенной походкой потопал к своему вигваму, с целью немедленно приступить к исполнению приказа своего командира.

В родные места он попал уже ближе к вечеру. Солнце едва коснулось верхушек деревьев, и дневная жара потихоньку начинала спадать. Три года юноша не был в Урочище Единорога и как-то особенно не страдал, но, вернувшись, испытал ни с чем несравнимое чувство радости и еще какие-то ощущения определенно положительного свойства, описать которые словами не был способен.

Первым, кого Феллад повстречал на окраине Урочища Единорога, был старейшина клана Единорога Харт. Глава сельской администрации поначалу даже не признал в высоком статном юноше того Феллада сына Рыжего Дрока и Виолы Крапивы, которому три года назад лично давал путевку в жизнь. Однако, узнав, неподдельно обрадовался, поскольку всегда симпатизировал «несчастному сиротинушке». Собственно причины его симпатии скрывались в том, что в детстве Феллад предпочитал проводить свободное время вне границ поселения, поэтому никогда не раздражал кого-либо из взрослых разного рода хулиганскими выходками. Иными словами наш герой попросту не давал повода сердиться на себя, хотя в лесу проказничал не меньше своих сверстников.

Около четверти часа они общались. В основном говорил староста, а Феллад лишь слушал. За это время он узнал много всякого разного. В основном говорливый Харт рассказывал о людях мало знакомых, поэтому не интересных. Лишь весть о том, что Зильда – его бывшая любовь через год после его убытия в школу пластунов вышла замуж за Лопоухого Заппу и теперь нянчит годовалого сынишку, к великому его удивлению немного зацепила. Впрочем, не настолько, чтобы тут же начать кусать локти об упущенном семейном счастье. Еще Феллад отметил для себя, что никто из многочисленной родни, время от времени наведывавшейся к нему в училище, ни словом не обмолвился об этом факте – берегли его, наверное.

Не дослушав словоохотливого старосту до конца, Феллад не очень вежливо перебил его и, сославшись на усталость, направился к своему Родовому Дереву.

Соплеменники сначала его не узнавали, а, признав, приветливо улыбались и рассыпались в комплиментах по поводу вполне очевидных фактов: как он вырос, повзрослел, заматерел. И не мудрено – три года назад из Урочища Единорога в школу пластунов отправлялся стройный юноша хоть и жилистый, но все-таки определенно худосочный в сравнении с некоторыми своими сверстниками. Теперь же по главной улице родной деревушки плавной походкой шел настоящий матерый волкодав, один лишь мужественный вид которого заставлял трепетать сердца встреченных им женщин вне зависимости от их возраста и семейного положения, а мужчин выпрямлять спины и раздвигать как можно шире плечи.

Неподалеку от своего Родового Дерева он увидел стайку весело щебечущих молодых мамаш, выгуливающих на свежем воздухе своих несмышленых чад. Среди этой толпы определенно выделялась красотой и статью его бывшая подруга, а теперь законная супруга Заппы Лопоухого. При виде приближающегося молодого человека женщины притихли, а, узнав, громко и весело поздоровались. Феллад никогда не жаловался на зрительную память. Практически все дамы были ему знакомы еще по детским играм, поэтому он вежливо поприветствовал каждую поименно, не упустив возможности отсыпать полновесный комплимент ей, и ее обожаемому отпрыску.

Последней, к кому он обратился, была Зильда. В отличие от своих подруг, девушка была бледна, но голову старалась держать высоко и гордо.

– Привет, Зильда! Хорошо выглядишь. Я слышал, ты вышла замуж и даже успела обзавестись потомством. Поздравляю от всей души! – И, указав рукой на стоящего рядом с ней на подгибающихся ножках весело улыбающегося беззубым ртом годовалого пацана, не удержался от замечания: – Чудный мальчишка – вылитый Заппа, особенно уши – такие же лопухи, как у папашки.

Комплимент сомнительного свойства, вызвал веселый смех в рядах молодых мамаш. Лишь Зильда, зло зыркнула в его сторону и, подхватив любимое чадо на руки, рванула прочь от толпы веселых подруг.

Откровенно говоря, Феллад сам не понял, что толкнуло его на столь ребяческий поступок. Встретив бывшую подругу, он не испытал никаких эмоций. Возможно, его мужское эго здорово задел тот факт, что его место рядом с девушкой занял не какой-нибудь достойный молодой человек, а этот туповатый и наглый увалень Заппа, вечно старавшийся зацепить Феллада по поводу и без оного и частенько огребавший за это от него по своей лопоухой физиономии. Впрочем, в качестве мужа Зильды кандидатура Заппы Лопоухого подходит как никакая другая – вряд ли кто-либо еще из мужчин согласился бы сталь таким махровым подкаблучником, какого непременно желала видеть рядом с собой в качестве супруга бывшая пассия Феллада…

Тетушка Розалия встретила племянника с распростертыми объятиями. Однако долго болтать с ней, подоспевшей кузиной и двоюродным братом, он не стал, от предложенного ужина отказался, сославшись на усталость. Если бы тетя знала причину его усталости, она сочла бы своим долгом просветить племянника о том вреде, который наносит неокрепшим молодым организмам неумеренное употребление спиртных напитков. Но Феллад не стал посвящать родню во все подробности своих сегодняшних посиделок со стариной Пархаем. К полному своему стыду, всего он и сам не помнил – некоторые детали застолья были напрочь удалены из памяти, будто у него в мозгах кто-то старательно поработал специальным ластиком для стирания воспоминаний. Молодой человек лишь поинтересовался тем, как идут дела у его матери и, убедившись в том, что у той все как обычно – бурный роман, грозящий вот-вот закончиться очередным крахом, поспешил удалиться в свои личные апартаменты.

Очутившись в персональном жилом коконе, Феллад с удовлетворением отметил, что здесь все осталось так, как было перед его уходом. Прямо с порога его приветствовал мягкий баритон Трифона. Несмотря на то, что интеллектуальная система жилища была неотъемлемой частью глобального разума мыслящих растений, юноша воспринимал своего домашнего управителя как некое одушевленное существо и обращался к нему соответствующим образом.

– Привет, Трифон! – ответил он. – Как ты тут без меня?

– Скучал, мой мальчик, – грустно произнес голос Трифона.

Несмотря на то, что Фелладу было точно известно, что какие-либо эмоции его домоправителю неведомы, он вдруг поверил тому, что тот действительно скучал и с нетерпением дожидался возвращения хозяина.

– Наверное на время моего отсутствия твою личность развоплотили, а освободившиеся ячейки памяти заставили заниматься подсчетом прошлогодних снежинок, выпавших над Евразой, – попытался пошутить юноша.

– Да нет, Фелл, квазиличности персональных опекунов просто так без ущерба для нашей психики развоплотить невозможно, поэтому мне пришлось все это время дожидаться тебя в этом месте.

– Ух, ты! – изумленно воскликнул Феллад. – Так ты у нас являешься самостоятельной личностью. Интересно.

– Не личностью, а автономной квазиличностью, обладающей некоторой весьма ограниченной свободой воли, – поправил юношу Трифон.

– Да мне в принципе по барабану – личность ты или квазиличность, главное, замечательный парень.

– Спасибо, Фелл, – поблагодарил Трифон и, неожиданно перейдя к своим непосредственным обязанностям персонального опекуна, спросил как в старые добрые времена: – Есть будешь?

– Давай чего-нибудь перекусить. У меня после проклятого самогона, соленого огурца и кусочка жареного мяса в желудке коловращение образовалось, к тому же, изжога мучает.

Перекусив на скорую руку предложенными Трифоном плодами, Феллад по мере насыщения почувствовал, как на него наваливается страшная усталость. Обычно так он уставал после целого дня изнурительных занятий сопряженных с запредельными физическими нагрузками.

«Ну и ну, – подумал он, – оказывается легче сутки напролет махать мечом, чем пару часов пьянствовать в компании закоренелого выпивохи».

– Как ты себя чувствуешь, Феллад, – озабоченным тоном спросил Трифон, по всей видимости, бестелесного духа что-то насторожило в облике юноши.

– Нормально, только малость подустал, – откровенно зевая, ответил молодой человек. Затем он с трудом поднялся со стула и на ватных ногах направился прямиком к постели. – Пожалуй, лягу я спать, а ты меня завтра не буди, за три года мне ни разу не удалось покемарить больше шести часов в сутки. Сплошная беготня, понимаешь ли. Ты не поверишь, на первом курсе умудрялись во время лекций спать с открытыми глазами – локти на стол, подбородок на ладони, глаза вытаращишь, а сам тем временем пребываешь в полном отрубе. Вот хохма-то…

Постепенно голос Феллада начал переходить в неразборчивое бормотанье, и совсем скоро юноша мерно сопел во сне, время, от времени причмокивая губами и улыбаясь широкой доброй улыбкой.

Подчиняясь беззвучной команде бестелесного домоправителя, прямо из пола выросла пара гротескных манипуляторов, более всего похожих на верхние конечности скелета человека. Дотянувшись до спящего тела, «руки» начали ловко освобождать юношу от одежды. Сначала с ног соскочили легкие сандалии, затем короткие шорты и в последнюю очередь пестрая рубаха с короткими рукавами. Брошенные посреди комнаты вещевой мешок и меч также не остались без внимания Трифона. После того, как небогатые пожитки молодого пластуна были разложены по местам, а сам он остался облаченным в неглиже, губчатая поверхность его ложа вспучилась, начала пузыриться, словно мыльная пена и в считанные мгновения поглотила практически все его тело, оставив свободными лишь ноздри и рот.