Мир львинов

Здравствуйте, дорогие читатели. Добро пожаловать в мой мир — мир на заре времен, мир каменного века, в котором существуют два разумных вида. Один из них произошел от обезьян и называет себя людьми, второй — от всем известных представителей кошачьих и именуется львинами, хотя люди и кличут их пренебрежительно гривастыми. Являясь хищниками и обитая на одной территории, оба вида ненавидят друг друга и находятся в состоянии затяжной войны, за исключением двух племен, более века назад объединившихся в одно сообщество — редчайший случай… Как случилось, что их представители забыли о былой вражде и нашли общий язык? И возможно ли мирное сосуществование людей и львинов других племен?

Читайте роман «Человек льва» и, возможно, вам удастся ответить на эти вопросы…

Желаю хорошего настроения!

Отдельная благодарность моему сыну Льву за идею и моему мужу, несмотря на активную помощь которого этот роман все же был дописан…

Краткий словарь

Алтарь — возвышение из камня или других материалов, служащее для исполнения религиозных обрядов. В повести это — гранитная плита.

Брага — спиртной напиток из ягодного или фруктового сока. Может быть весьма крепким.

Варахи — племя людей. Живут в пещерах, искусны в обработке камня и кости, изготовлении оружия, выделке кож, лечении травами.

Гривастый — львин. Прозвище дано людьми и у львинов считается оскорбительным.

Долбленка — лодка, выдолбленная из цельного ствола дерева.

Жертвоприношение — у варахов — убийство живого существа — льва или львина- с целью умилостивить духа черной скалы скалы. У других народов жертва может быть и бескровной — хлеб, фрукты, вино и даже предметы обихода (оружие, украшения).

Колчан — чехол для ношения и хранения стрел.

Кедр — хвойное дерево с крупными шишками, семена которого, заключенные в твердую скорлупу, используют в пищу и именуют кедровыми орехами.

Кремень — твердый камень. Применялся для изготовления оружия и инструментов и добывания огня. Весьма хрупок, поэтому после открытия железа исчез из обращения.

Лен — растение, из стеблей которого получают волокно для изготовления ткани.

Львин — разумное существо, происходящее от львов. Прямоходящ, строение кисти и стопы похоже на человеческое. Покрыт короткой светло-желтой шерстью, имеет длинный хвост с кисточкой. Обладает великолепным ночным зрением. У взрослых мужских особей — пышная львиная грива. Народ весьма искусен в обработке камня, кож и кости, изобрел первую мебель. По уровню развития немного опережает варахов. Живет большими общинами и управляется советом старейшин. Почитает старших.

Львия — женщина (львин).

Львиня — девушка (львин).

Львинен — юноша (львин).

Львинок — мальчик (львин).

Львинька — девочка (львин).

Львиян — язык львинов.

Легочная гниль — болезнь, выдуманная автором.

Ногама — племя людей. Живут на деревьях в тростниковых хижинах, первобытны, недавно научились добывать огонь. Орудия труда и образ жизни примитивны.

Острога — небольшое копье с зазубренным острым костяным наконечником, часто съемным и соединяемым с древком кожаным шнуром или веревкой. При попадании в тело жертвы наконечник отделяется, позволяя свободу маневра и облегчая поимку крупной рыбы.

Похмелье — болезненное состояние, вызванное чрезмерным употреблением спиртных напитков. Сопровождается общей слабостью, головной болью, тошнотой и сильной жаждой.

Сом — пресноводная «усатая» рыба. Может с возрастом достигать больших размеров.

Серый (горный, пещерный) медведь — крупный хищник, современник мамонтов, волосатых носорогов и пещерных львов. В настоящее время вымер.

Сель — грязевой поток, несущий с собой камни, деревья и прочий мусор. Нередок в горах после обильных дождей.

Черная скала — львиный камень: камень из черного базальта высотой в четыре человеческих роста. По верованию варахов является обитателем злого духа и требует жертвоприношений существ львиной породы.

Глава 1. Мрах

Мрах сидел на ветке и мечтал. На яблоню он влез еще на рассветес дерева, выросшего посреди стойбища, когда отец львинка еще не родился, было удобно обозревать окрестности. Но виды, знакомые с раннего детства, Мраха не интересовали: ни река, с журчанием несшая свои богатые рыбой воды буквально в полутысяче локтей от стойбища, ни горы на востоке, круглый год питавшие эту реку снежными шапками, ни далекий лес, кишащий разнообразным зверьем: он выглядывал отряд охотников, ушедших на промысел три дня назад. Не то чтобы в поселении голодали: нет, запасов пищи хватало, просто львинок соскучился по отцу и втайне надеялся, что тот все-таки принесет ему котенка леопарда. Мрах уже давно мечтал о собственном ручном леопарде, да и отец, вроде, не возражал, но мать категарически запретила — боялась, что хищник начнет нападать на коз. Только львинок все равно ждал…

— Мрааах…Мрах! Слезай! — громкий голос матери заставил его вздрогнуть и покрепче ухватиться за ветку. Это же надо, так задумался, что не услышал шагов! Вот вам и великий и непобедимый охотник! А если бы на месте мамы оказался тигр? Ругая себя за недопустимую для охотника небрежность, львинок полез вниз: тигр тигром, а мама повторять не станет. Кстати, а откуда в центре стойбища тигр?

— Не знаю, — честно ответила стоявшая под деревом мама — последний вопрос Мрах неумышленно задал вслух: — А ты видел в стойбище тигра?

Мрах спрыгнул на землю и чуть не упал — нога неловко подвернулась. Мама подхватила сына и крепко прижала к себе. Ее желтые глаза смеялись.

— Что, большой был тигр?

— Маленький, — буркнул Мрах в мамин мягкий живот. Ему почему-то стало стыдно.

— Эх ты, тигренок… — мама наклонилась и чмокнула его в нагретую солнцем макушку. — Пошли. Охотники вернулись.

Тигр мгновенно оказался забыт. Охотники вернулись! А с ними папа, и, может быть, тот, кого Мраху так хотелось! Хотя нет, тогда мама бы не улыбалась…

Охотники, конечно, принесли добычу, и работы хватит до вечера — снимать шкуры, нарезать мясо для копчения…

Мрах не слишком любил возню с тушами, сопутствующие ей кровь, запахи и мух, полчищами слетавшихся со всей округи, но, как известно, не потопаешь — не полопаешь…

Разделкой в стойбище обычно занимались львии и львини, и желания Мраха никто не спрашивал — есть работа, и ее надо делать…Львинок тоскливо вздохнул. Вот пройдет еще несколько лет, он вырастет и тоже станет охотником, будет приходить с гордым видом с равнины, неся на плече жердь со связанным за ноги оленем…Мрах снова споткнулся и растянулся на земле у самого порога пещеры. На него печально глядела отрубленная бычья голова — ее уже успели облепить мухи.

Мрах вспомнил, как всего с седьмицу назад они с другими львинятами бегали смотреть на стадо быков, какими красивыми и сильными были эти животные, как гордо они держали свои рогатые головы, и ему вдруг расхотелось становиться охотником. Поднявшись с земли и потирая ушибленный локоть, он молча взял протянутый матерью скребок и отправился чистить шкуры. Так, молча, он и проработал до самого обеда. И все думал о том, что чувствовал тот бык, кода его убивали.

А после обеда прибежал Эрих, возбужденный, взъерошеный, и потащил на реку — глядеть на плоты…И Мрах решил, что будет рыбаком. Как отец Эриха.

По крайней мере, рыбы не похожи на быков.

Настроение у него сразу улучшилось.

Глава 2, в которой Мрах и Эрих отправляются в незапланированное путешествие

Конечно, они опоздали.

Рыбаки уже закончили разгрузку и теперь, мокрые и усталые, но довольные, собирали последние снасти.

Плоты, пустые, тяжелые, облепленные серебристой чешуей, сохли, вытащенные на берег, и сами напоминали больших чудовищ. Оставлять их в воде было опасно — после недавно выпавших дождей река вздулась и запросто могла унести плоты вниз, а то и вовсе разбить: лови потом по бревнышку, строй заново, да и без рыбы останешься.

А селенье у людей немаленькое, душ пятьсот. Чем кормиться будут? Да и с соседями делиться надо — львины тоже до рыбки охочи.

Рыбалка, надо сказать, в этот раз вышла богатая — две ямы завалили, и не какой-нибудь мелочью, а отборными, крупными осетрами. Да еще сом попался локтей в пятнадцать — здоровый, усатый…Замаялись на шесты насаживать да в поселок таскать — у рыбаков до сих пор плечи ныли. Но зато теперь на ближайшую седьмицу едой обеспечены, и на зиму часть закоптить можно. С львинами тоже поделиться — на мясо сменять. Всем хватит!

Подобрав остроги, мужчины не спеша отправились в стойбище, где их ждал честно заслуженный отдых. Слишком усталые, они не глядели по сторонам — а зачем? Места здесь нахоженые, хищники не шастают, — и не заметили притаившиеся в кустах у тропинки маленькие фигурки. Когда последний из рыбаков скрылся за поворотом, Эрих и Мрах вылезли из убежища и, не таясь, наперегонки бросились к плотам. Но там их ждало разочарование — все более или менее интересное рыбаки унесли с собой.

Полазав по скользким, резко пахнущим рыбой бревнам, мальчики быстро соскучились и устали — солнце жарко припекало. Есть не хотелось — оба недавно обедали, поэтому поиск яиц и моллюсков отменялся, а купаться было сущим безумием — бурная река в миг утащит неосторожного в холодную глубину.

Друзья приуныли. Сидя на теплом песке, они вяло кидали в воду щепочки и от нечего делать следили, как те исчезают в волнах.

Первым не выдержал Мрах.

— Скучно, — мявкнул он, ни к кому не обращаясь, и его хвост нервно задергался. Мягкая кисточка заметалась в воздухе, как большая коричневая бабочка.

— Скучно. — подтвердил Эрих и попытался поймать кисточку. Мрах зашипел.

— И стоило ради этого на реку бегать… — продолжил львинок, и его хвост задергался сильнее. — Сидели бы в стойбище, Рашаня в прятки играть звала…

— В прятки, — ухмыльнулся Эрих, — Мы сейчас играем. Или ваши с охоты утром не вернулись?

— Вернулись, — шерсть на загривке Мраха встала дыбом. — Так ведь и ваши…с рыбалки… Или ты рыбу любишь чистить?

Эрих только плечами пожал — нет, рыбу чистить он любил не больше, чем Мрах — скрести шкуры. И хотя оба прекрасно понимали — надо, от работы увиливать все равно было приятно.

— Мама меня, наверно, уже обыскалась, — продолжал Мрах, чуть более совестливый. — А тебя?

Эрих снова пожал плечами: конечно же, обыскалась. И ругается… Пора возвращаться, а то попадет. Но до чего же не хочется!

— Пойдем по зарослям глянем, может там бревно какое прибило? А потом сразу обратно! — предложил он, пытаясь оттянуть возвращение. К его радости, львинок согласно кивнул: похоже, мысль о куче нескобленых шкур прибавила ему храбрости. К тому же, если они и вправду найдут бревно, то ругать их точно не станут — обоим поселкам вечно не хватало дров.

Только это сказать легко — быстренько поглядим…Заросли представляли собой почти непроходимую стену из камышей, осоки и прочей болотной травы в рост человека, к тому же берега из-за разлива раскисли и превратились в топкое болото. При спокойной реке они легко объезжались на лодке, но лодки у мальчиков не было, да и если б даже была, рисковать они бы не стали — унесет. А по берегу…Едва сделав несколько шагов, ребята увязли чуть ли не по пояс, и отказались от дальнейших поисков. С трудом выбравшись на более или менее твердое место, Мрах и Эрих только разочарованно вздохнули — возвращение, с последующим наказанием, стало неизбежным, как вдруг…

— Эрих, смотри! — вскрикнул львинок, показывая куда-то назад. — Вот это бревно!

Эрих посмотрелм. Дерево и вправду вызывало восхищение: огромный ствол, оплетенный лианами, величаво выплыл из-за поворота и…направился прямиком к любимому месту отдыха друзей. Еще ближе, еще…

— Бежим! — взвыл Эрих не своим голосом. Он вовсе не собирался упускать столь богатую добычу, к том же, плывущую прямо в руки. — За ветки хватай!

Мрах опередил его одним длинным прыжком и намертво вцепился в толстую ветвь проплывавшего мимо дерева.

И тут случилось то, чего никто не ожидал — неизвестно откуда налетевший порыв ветра ударил в ствол и дерево, послушное ему, вместо того, чтобы благополучно причалить, качнулось и решительно устремилось прямо к центру реки. Желтое тело Мраха мелькнуло в воздухе, и его испуганный мяв поглотил рев воды. Львинка спасло только то, что он успел таки крепко ухватиться за ветку, и теперь его, мокрого и нахлебавшегося, вместе с деревом неумолимо тащило вниз по течению. Плавал Мрах плохо, и, отпусти он ветку, сразу же камнем пошел бы ко дну.

Эрих, в отличие от Мраха, плавал великолепно, но даже для него разбушевавшаяся река сейчас была неодолима. Дерево уносило все дальше, Мрах молча и отчаянно цеплялся за сук, и Эрих внезапно понял, что вряд ли когда-нибудь еще увидит своего друга.

И эта мысль едва не разорвала его сердце. Кинув короткий взгляд в сторону стойбища, Эрих пробормотал:

— Мама, прости…

И прыгнул в мутные волны. Река подхватила его и поволокла вслед за деревом. Уже через пару мгновений мальчик глубоко раскаивался в столь необдуманном решении — бешеное течение подхватило его, словно щепку, притопило, закрутило… Изрядно нахлебавшийся мутной воды Эрих мечтал теперь только об одном — удержаться на поверхности…Ни о каком спасении или попытке догнать Мраха не могло быть и речи — не утонуть бы самому…С огромным трудом удавалось мальчику не погружаться с головой, силы быстро таяли. В очередной раз вынырнув и вслепую отплевываясь, Эрих неожиданно дотронулся до чего-то твердого и холодного… Бревно оказалось не слишком большим, но мальчик вцепился в него, как клещ — не отдерешь…

Через минуту он уже был на бревне, полежал немного, отдыхая, и вот он уже гребет вслед за гигантским деревом! Держись, Мрах! Помощь близка! Догнать дерево оказалось непросто, но Эрих не сдавался, и после часа нелегкой борьбы с волнами и течением ему все же удалось задуманное — и маленькое бревнышко мягко ткнулось в переплетение ветвей и лиан. Миг — и Эрих уже карабкается на толстый ствол, отыскивая в волнах желтую голову друга. Еще миг — и его рука крепко хватает Мраха за шкирку и тянет, тянет из воды, вверх, на спасительный ствол… Львинок кажется усталому мальчику неимоверно тяжелым, шерсть мокрая и выскальзывает, но Эрих все равно тянет, и тянет, надрываясь и обламывая ногти. Еще один рывок, еще… И, о чудо, река наконец отпускает свою добычу, и оба мальчика, измученные, мокрые, растягиваются среди толстых ветвей.

Обоих бьет крупная дрожь. Но самая страшная опасность уже позади.

Некоторое время Эрих и Мрах просто лежали в молчании, пытаясь прийти себя и отдышаться. Потом львинок несколько раз громко чихнул и с чувством произнес:

— Лучше бы я шкуры скреб!

Эрих с ним полностью согласился.

Дерево подпрыгнуло на очередной волне, повернулось вокруг своей оси и устремилось к берегу. Похоже, ему надоело плавать.

Глава 3. На берегу реки

Ночь опустилась внезапно, застав мальчиков врасплох. Занятые борьбой с взбесившейся рекой, они не смотрели по сторонам и прозевали наступление темноты. Луна и звезды спрятались за набежавшими облаками, начал накрапывать мелкий дождик. Убежище искать было поздно — куда пойдешь, когда ничего не видно на расстоянии вытянутой руки? Промокшие, замерзшие и голодные, Эрих и Мрах забились в гущу ветвей гигантского дерева, не дававшего защиты от дождя и холода, но хотя бы могущего спрятать от хищников. Ночь прошла ужасно, в беспрерывном страхе и тщетных попытках немного согреться. Спать мальчики не могли — слишком продрогли и перепугались. И как тут не перепугаться? Одни, на совершенно незнакомом берегу, без оружия, без возможности даже развести костер, вдали от любимого и уютного стойбища, до которого еще неизвестно, сколько дней придется добираться пешком…В общем, друзья совсем пали духом. Явись сейчас на берег какой-нибудь хищник, и они сами, добровольно пошли бы ему в пасть, лишь бы только закончилась мучительная неизвестность. Но никто не пришел, а ночь — не бесконечна. На рассвете дождь прекратился, проглянуло солнышко, и в сердцах Эриха и Мраха вновь затеплилась надежда. Да, у них нет ни оружия, ни огня, но оружие можно изготовить, а огонь — добыть; на берегу хватает и палок, и кремней, надо просто поискать и немного поработать. Умения у них хватит! Сказано — сделано: уже через пару часов Эрих и Мрах держали в руках первое копье и первый лук. Нашлись и кремни, только с растопкой пока вышла заминка — ночной дождь изрядно промочил все вокруг, не оставив ни единой сухой травинки. Но мальчики не расстраивались — солнце припекало изрядно, и к полудню оба надеялись на костер. Дело оставалось за малым — добыть себе еды на обед и найти подходящее место для ночлега.

Пещеру обнаружил Мрах, совершенно случайно — полез вверх по обрыву поискать птичьих гнезд и за большим валуном увидел довольно глубокую выемку в береге, для двух мальчиков вполне достаточную. В пещере было сухо и уютно, дно выстилали сухие водоросли, давным-давно занесенные сюда разливом реки…Обедали собранными у воды моллюсками и утиными яйцами, испеченными в золе. Жизнь определенно налаживалась, от ночного уныния не осталось и следа. Правда, путь домой обещал быть нелегким, но ни Эрих, и Мрах так далеко в будущее не заглядывали. Они сыты, им тепло, есть крыша над головой — что еще нужно для счастья?

Мальчики провели на берегу шесть спокойных дней. Они отдыхали, ели, заготавливали необходимые в дорогу оружие и запасы пищи. Оба слишком хорошо понимали — путь, предстоящий им, будет длинным и небезопасным, и не спешили. Но вот настал день, когда все оказалось собранным, и друзья покинули столь гостеприимный берег.

Они возвращались домой.

Глава 4. Первый переход

Мрах и Эрих шагали по степи уже много часов. Поначалу они собирались идти вдоль реки, под высокими деревьями, дававшими густую тень — там было прохладно, даже когда солнце стояло в зените, но от этой затеи скоро пришлось отказаться- густо разросшийся кустарник и болотистые берега оказались почти непроходимы. Пришлось выбираться на равнину, хотя от реки решили не удаляться: во первых, она была единственным источником воды, во вторых — естественным ориентиром на местности: если двигаться против течения, непременно выведет к родному стойбищу.

Идти сразу стало легко, но теперь мальчики стали как на ладони — в открытом поле, негде было укрыться в случае опасности. Вокруг от горизонта до горизонта простиралось покрытое высокой травой пространство, лишь изредка оживляемое одиноким деревом или оврагом, заросшим густым кустарником. Пока юным путникам везло — немногие травоядные, встречавшиеся им в дороге, подняв головы, провожали двуногих задумчивыми взглядами и снова продолжали жевать свою жвачку — мальчики не представляли для них угрозы, а других подозрительных существ в округе не наблюдалось.

Перед полуднем река резко повернула направо, и на горизонте появилась ясно различимая зубчатая полоса. Мальчики приободрились — там, у далеких пока еще гор, находилось их стойбище. Охотники пробежали бы это расстояние за три дневных перехода, но Эрих и Мрах, разменявшие недавно восьмую весну, не могли передвигаться так быстро. Они сильно устали под палящим солнцем и хромали, непривычные к столь долгим походам по горячим земле и камням, а мешки с провизией и оружие, еще недавно легкие и удобные, почему-то стали ужасно тяжелыми и грозили оборвать руки. Поэтому, когда впереди в колышащемся от жары воздухе показалось дерево, и Эрих, и Мрах, не сговариваясь, повернули к нему. Едва оказавшись в тени, оба без сил рухнули в высокую траву и мгновенно уснули. О том, что надо бы выставить часового, никто из мальчиков даже не вспомнил.

Глава 5. Еще один потеряшка?

Мрах видел замечательный он — будто он лежит в своей любимой нише, зарывшись в ворох пахнущих дымом шкур; ему тепло и уютно, рядом примостилась сестренка Рашаня, и, обняв его пушистой ручонкой, вылизывает ему ушко. Старательно так вылизывает, с душой… Мрах улыбнулся и, не просыпаясь, перевернулся на бок.

Рашаня здесь, и это хорошо. Значит, и дерево, и бешеный сплав по реке ему только приснились…Рашаня перестала лизать ухо и с глухим ворчанием запустила зубки ему в плечо. Мрах с трудом разлепил глаза и уже открыл было рот, чтобы высказать сестренке все, что он о ней думает…

И тут же закрыл. Потому что никакая это оказалась не Рашаня: совсем рядом, локтях в трех, наклонив на бок голову и высунув от любопытства кончик языка, сидел желтый котенок явно львиной породы и, не мигая, смотрел на Мраха большими зелеными глазами. Пару минут они играли в гляделки, потом котенок как будто смутился, протянул Мраху лапку и, словно извиняясь, сказал: — Мяу?

— Мяу… — ответил Мрах и тоже протянул руку. Котенок обнюхал покрытые шелковистым коротким мехом пальцы и без особых раздумий куснул, и пребольно. Мрах зашипел от неожиданности и отдернул руку. Котенок хитро прищурился и облизнулся. Вид у него при этом был довольный донельзя: мол, вот я тебя как!

— Ах ты! — выругался Мрах сквозь зубы и уже хотел было наподдать бессовестному зверенышу, как вдруг новая мысль заставила его напрочь позабыть о прокушенном пальце. Взвившись пружиной, Мрах лихорадочно оглядел окрестности, ища большую желтую спину, но, не обнаружив искомой, уже внимательнее посмотрел на котенка и задумчиво спросил:

— Малыш, а где твоя мама?

Котенок навострил ушки, прислушиваясь к звукам членораздельной речи.

— И где же мама? — снова спросил сам себя Мрах, и шерсть у него на загривке встала дыбом, а хвост нервно задергался.

Львицы определенно не было поблизости, и Мраха это только порадовало — ему совершенно не хотелось встречаться с разъяренной и наверняка голодной хищницей.

Котенок тем временем легким прыжком приблизился к Мраху и начал тереться о его ноги. Только теперь Мрах заметил, какой тот тощий, грязный и неухоженный.

— Эээ, малыш… — прошептал львинок, наклоняясь и почесывая звереныша за ухом. — А, мама-то твоя, похоже, и не придет…Ну, и что мне с тобой прикажешь делать?

Котенок не ответил — мурчал, наслаждаясь лаской; он был уверен, что этот странный двуногий, так похожий на его маму, что-нибудь да придумает.

Еще толком не проснувшийся Эрих взирал на них с глубоким удивлением.

Глава 6. Гроза. Следы

— Да ты с ума сошел! — кричал Эрих, размахивая руками, — Нам своих забот мало? Зачем нам этот блохастый?

— Не зачем, а почему. — Мрах с нежностью погладил спящего у него на коленях котенка. — Сиротка он. С голоду помрет.

— И что? Нам-то какое дело?

— Он на Рашаню похож, когда она маленькая была. И пахнет так же. — львинок вздохнул. — Неужели тебе его не жалко?

— Жалко. — подумав, ответил Эрих. — А есть он что будет?

— То же, что и мы. А ты как думал? — Мрах пожал плечами. — Вон у него зубы какие — полный рот!

Он уже успел покормить котенка вяленым мясом, мелко порезанным и размоченным в воде. Помня уроки мамы- львии, понимающей во врачевании, много давать не стал — неизвестно, сколько времени малыш голодает, как бы животик не прихватило.

— Ты ему весь наш запас скормишь. — буркнул Эрих, правда, без былого напора. Похоже, он продолжал спорить уже просто так, чтобы не потерять лицо.

— Еще поймаем. Или мы не охотники?

— Он грязный. — все еще не унимался Эрих. — Я его вылизывать не буду.

— И я не буду. — Мрах снова вздохнул, и его хвост нервно задергался. — Мыльный корень найду, в речке отмою. Я бы и сам помылся…Ты что думаешь, мама нас вылизывает, что ли?

— Рашаня тебя вылизывала, я видел!

Мрах зашипел:

— Сравнил! Рашаня — львинька, малявка совсем, ей можно! А я уже большой! Я водой моюсь!

Эрих не нашел, что еще возразить, и замолчал. Несколько минут тишину нарушало лишь мурчание котенка да шум налетавшего порывами ветра. Ветра?

— Эрих, а что это? — вдруг встревожено спросил Мрах, глядя поверх головы друга, в сторону бесконечной степи.

Эрих поспешно оглянулся:

— Где?

— Да вон. Туча.

Эрих поперхнулся, втянул носом горячий влажный воздух и убежденно сказал:

— Гроза идет.

— Так что же мы сидим? — воскликнул Мрах, вскакивая на ноги. Котенок с испуганным мявом кувыркнулся в траву. — Надо укрытие искать!

Эрих побледнел: и вправду, надо! Здесь, на равнине, под одиноким деревом, оставаться было нельзя — первая же молния превратит их в головешки! Но куда бежать? Кругом открытое пространство…К реке, под защиту деревьев? А если из-за ливня начнется разлив?

Но выбора все равно не было — заросли на берегу давали хотя бы шанс.

Поспешно распихав по мешкам свое небогатое имущество и похватав оружие, мальчики бегом устремились к реке, с тревогой поглядывая на стремительно темнеющее небо. Ветер на несколько мгновений стих, чтобы возобновиться с утроенной силой. Его бешеные порывы словно хотели сбить мальчиков с ног. Пробежав с сотню шагов, Мрах вдруг спохватился:

— А где котенок?

И действительно — котенка рядом не было. Пришлось возвращаться. Пропажа нашлась под недавно покинутым деревом — звереныш сидел, растеряно моргая, и громко мяукал.

— Эх ты, бестолочь! — с чувством воскликнул Мрах, подхватывая потеряшку на руки. — Ты думал, мы тебя бросили?

Судя по выражению котячьей мордочки, именно так тот и думал. Радостно мурча, звереныш махал в воздухе всеми четырьмя лапками и лизал Мраха в подбородок.

— Тихо сиди, — шикнул на него львинок, пытаясь пристроить поудобнее извивающееся мохнатое тельце, — Тяжелый…Как я тебя тащить должен?

— Под мышку сунь. — посоветовал Эрих, забирая у друга копье. — Мама так козлят носит.

И Мраху сразу же вспомнилось: лет пять назад один из охотников притащил с равнины молоденькую козочку, не больше трех месяцев отроду, и отдал детям — играйте! Козочка поначалу боялась и мекала жалобно, забившись в дальний угол пещеры, но дети ее не обижали, кормили сочной травой, и козочка быстро привыкла. Уже через неделю она вместе с ребятишками бегала по всему поселению, исследуя самые укромные уголки, и даже на речку- купаться. Козочка отличалась веселым и проказливым нравом и полюбилась и взрослым, и детям. Ее баловали и ласкали. Потом козочка выросла и превратилась в крупную, балованную и бодливую козу, но продолжала все так же носиться по стойбищу, ставшему ее родным домом — ни прогнать, ни, тем более, забить и съесть ее у бывалых охотников рука не поднималась.

А еще через несколько месяцев, на исходе зимы, коза пропала, и в поселке вздохнули с облегчением — ушла, видать, к своим: за день до ее исчезновения в степи видели стадо ее рогатых сородичей. Вот только радовались недолго — летом коза вернулась, да не одна, с приплодом — вокруг рогатой матери радостно скакали четыре пушистых козленка. Счастливое семейство поселилось вместе со всеми в пещере, внося в жизнь сообщества определенное разнообразие.

Козлята шалили и пакостничали, желали спать непременно на постелях, жевали и портили одежду и оружие, и очень скоро женщины взбунтовались и выселили рогатых захватчиков во двор. Посовещавшись, молодежь нарубила жердей покрепче и за одно утро выстроила козам удобный просторный загон с крытым тростником навесом. После долгой беготни с криками и руганью отчаянно брыкавшихся животных все-таки отловили и водворили в новое место обитания, и в селении вздохнули, наконец, свободно. Потом ребром встал вопрос — запертые козы не могли добывать себе пропитание и не умели убирать навоз. Но и с этой проблемой разобрались быстро — назначили дежурных; жители стойбища оказались готовы на любые жертвы, главное, что рогатые не бродят больше по поселку.

На следующий год коза опять сбежала, вместе с одной из дочерей, и обе к лету вернулись — с выводками. Таким образом, всего через три года стойбище стало обладать стадом больше чем в двадцать голов…Все эти «головы» требовали еды, исправно гадили, да и загон, изначально строившийся всего на четырех животных, теперь необходимо было расширять. К тому же, от коз, столь быстро плодящихся под защитой стойбища, этому стойбищу не прибавилось ничего, кроме забот. На общем собрании племени было решено пустить большую часть стада на мясо, но дело как-то откладывалось за неимением желающих взяться за топор и идти убивать ставших уже родными беззащитных животных…А потом мать Мраха, уже трижды мама, додумалась — а ведь коз-то можно доить! В поселении на тот момент имелось более пятидесяти маленьких детей, молока хватало не всем, и идею приняли с радостью. Часть стада все равно пришлось забить — в основном, молодых козлов, хотя пару оставили на племя.

Построили новый загон — побольше и попрочнее, подрядили детей собирать траву…Козье молоко оказалось жирным и вкусным, малыши пили его с радостью и начали заметно поправляться и крепнуть. Мрах и сам очень его любил… Прогремевший над головой раскат грома вывел львинка из задумчивого оцепенения. Нашел время мечтать! Подхватив вопящего от возмущения котенка под мышку, и хорошенько шикнув на него для острастки — малыш вздумал царапаться, Мрах вскинул на плечо мешок и побежал к реке. Прямо над ним огромная туча, колыхаясь сине-черным, собиралась с силами, готовая обрушить вниз бесчисленные молнии…

И опять мальчикам повезло — едва вступив под сень прибрежных деревьев, они наткнулись на огромный вывернутый из земли древний пень, заваленный ветками. Пень находился довольно далеко от воды, так что затопление при разливе ему, скорее всего, не грозило. Его торчащие в стороны корни были так густо оплетены лианами и прочей ползучей растительностью, что образовали нечто вроде крыши, почти непроницаемой для дождевых капель, а места в образовавшейся под ним пещерке оказалось вполне достаточно, чтобы два мальчика и один львенок смогли спрятаться от надвигающейся грозы. Едва Эрих и Мрах успели юркнуть в убежище, первые тяжелые капли зашлепали по листьям, а еще через мгновение разверзлись хляби небесные и ливень хлынул стеной. Молнии сверкали столь часто, что сливались в одну беспрерывную вспышку, громыхало страшно и оглушающее.

Ослепленные, перепуганные почти до смерти дети скорчились в своем убежище, плача от ужаса, но никто не слышал их криков и мольб — все живое давно попряталось, а слабые стоны легко заглушали звуки грозы.

Буйство природы продолжалось долго. Когда громы стали, наконец, удаляться, а дождь редеть, уже почти стемнело.

Надо было готовиться к ночлегу. Убежище под пнем оказалось на удивление надежным — несмотря на сильнейший ливень, воды туда натекло совсем немного, и поэтому решили переночевать здесь — вряд ли бы удалось отыскать что-либо лучшее. Перед сном Мрах и Эрих вылезли наружу — немного размяться и, может быть, насобирать дров для костра, хотя шансов найти хоть что-то сухое после такого потопа у них почти не было. Безуспешно полазав по чаще, изрядно промокнув и смирившись с тем, что эту ночь придется коротать без огня, мальчики спустились ненадолго к реке — напиться, и просто поглядеть на бурную воду. В сгущающихся сумерках река показалась им чужой и неприветливой, холодный ветер пробирал до костей, и дети собиралтсь уже вернуться в пещеру, как вдруг Мрах, унаследовавший от своих далеких предков великолепное ночное зрение, остановился, и, пригнувшись, начал разглядывать что-то у самых ног.

Шерсть у него на загривке встала дыбом, и он тихо, угрожающе зарычал. Эрих, удивленный, бросился к другу:

— Что там?

Мрах, все еще глухо рыча, показал пальцем вниз. Эриху пришлось наклониться почти к самой земле, чтобы увидеть, что именно так встревожило львинка — в грязи явственно отпечатался чей-то след. И этот след очень походил на человеческий.

Глава 7. Друзья или враги? Нашествие блох

Эриха мгновенно пробила крупная дрожь, на этот раз — совсем не от холода. Он смотрел на след, едва различимый в вечернем сумраке, и молчал. Мрах тоже молчал, только шерсть у него на загривке по-прежнему топорщилась, да хвост хлестал по ногам, выдавая напряжение.

— Люди. — наконец вымолвил он. И это слово прозвучало, как ругательство.

Эрих отпрянул и в изумлении воззрился на друга. За долгие годы совместной жизни с львинами он напрочь успел позабыть, что люди — исконные враги гривастых, а их племя — всего лишь редкое исключение, союз, к которому привел случай. И как тут не забыть, когда они уже лет сто как живут вместе, охотятся, и растят детей, а в последние годы еще и одним молоком вскормлены — козы-то общие!

Ну и дела…И что дальше? Вряд ли этот след оставил кто-то из своих — охотники племени так далеко не забредают- незачем. Значит, чужие?

Эрих еще раз внимательно вгляделся в отпечаток. Тот, кто его оставил, проходил здесь недавно — края не размылись дождем. След был велик- раза в два длиннее, чем у Эриха, и намного шире. К тому же человек был намного тяжелее — его нога глубоко погрузилась в грязь. Что он делал на берегу? Куда направился потом? Одинокий ли это охотник или идет вместе с отрядом? Вопросов оказалось слишком много, но как найти на них ответы?

— Здесь могут быть еще следы. — предположил Мрах.

— Темно уже, не видать ничего, — вздохнул Эрих. — Завтра поищем, если дождя не будет.

Мальчики посмотрели вверх. Ветер стих, тучи ушли, и яркие звезды мерцали в небе — ночь обещала быть ясной.

— Ладно. — сдался Мрах. — Завтра так завтра…Пойдем под пенья есть хочу.

Поужинали без особого аппетита холодным вяленым мясом и дикой морковкой, которая в изобилии росла по берегам реки. Котенок, до этого мирно спавший, проснулся и тоже потребовал свою долю, и один слопал большой кусок. От морковки звереныш презрительно отказался.

Утолив голод, все трое дружно завалились спать, причем хитрый котенок устроился в серединке, на правах самого маленького. Похоже, он чувствовал себя совершенно счастливым — для него дни голода и одиночества остались позади, а между мальчиками было тепло и уютно.

Утром всех разбудил Мрах — он отчаянно чесался и ругал всеми известными ему бранными словами собственную доброту. Эрих сначала смотрел спросонья, потом понял и жутко развеселился: подобранный котенок и вправду оказался на диво блохастым, за ночь насекомые пригрелись и решили сменить хозяина, при этом большая доля, похоже, досталась именно львинку как обладателю пусть и короткого, но все-таки меха. «Лысым» Эрихом кусачие не соблазнились. Глядя на ухохатывающегося друга, Мрах поначалу обиделся, но Эрих веселился так заразительно, что и львинка скоро разобрал смех. Отхохотавшись, оба отправились искать мыльный корень, заросли которого обнаружились совсем неподалеку. После чего был объявлен «банный день» — и Мрах, и Эрих с наслаждением вымылись и, совместными усилиями, вымыли котенка. Тот мыться не желал и сопротивлялся с отчаянием безвинно убиваемого, завывая на всю округу и вовсю используя зубы и когти. И лишь много времени спустя, обсыхая на солнышке и зализывая оставленные и многочисленные царапины и укусы, друзья вспомнили, наконец, о виденном вечером следе.

— Ну мы и растяпы… — сокрушался Мрах. — Все следы затоптали…

— Это ты виноват. — огрызался Эрих. — Кому купаться захотелось? Блохи ему, видите ли, помешали…

— Ну да. — вконец разозлился Мрах. — Тебе хорошо говорить — у тебя шкура голая. Они ж МЕНЯ жрут! А у меня, между прочим, никогда блох не было! Я от стыда сейчас умру! Фу, гадость какая! — И он с остервенением раздавил очередное насекомое, имевшее глупость ползать по его руке. — Во, еще одна!

Эрих смотрел на друга, не зная, плакать или смеяться — уж больно львинок забавно возмущался, предъявляя трупики блох. А с другой стороны — и вправду, похоже, зажрали…

После короткого раздумья он тоже присоединился к ловле, и очень скоро количество блох было сокращено до приемлемого. Мрах прекратил чесаться, и стало можно поискать следы.

Искали долго и тщательно, осматривали каждую кочку, каждый кустик. Нашли с десяток грибов, яблоню, увешанную незрелыми яблоками, и дикий луки. Никаких следов таинственный незнакомец больше не оставил, и мальчики начали всерьез подозревать, что отпечаток в грязи им привиделся. Оставив сию задачу на потом, дети занялись приготовлением обеда, благо полдень давно миновал, а есть очень хотелось. За хлопотами и едой вечернее происшествие позабылось совсем.

Глава 8. Снова следы. Мама?

Так как больше чем полдня ушло на мытье и бесполезные поиски, Эрик и Мрах решили посвятить несколько оставшихся до темноты часов пополнению запасов продовольствия: котенок кушал несколько раз в день, всегда с аппетитом, и количество вяленого мяса быстро сокращалось. Буквально за два дня малыш заметно округлился и даже, кажется, чуток подрос. Его шерстка заблестела, и он весь был переполнен кипучей энергией.

На охоту его брать не хотели, но звереныш взял себя сам, и скоро Эрих и Мрах поняли, что сегодня не поймают ничего. Разумеется, именно благодаря помощи своего питомца. Когда котенок в пятый раз заблудился в зарослях и поднял по этому поводу истошный крик, терпение Эриха закончилось и он отправил Мраха вместе со зверенышем собирать моллюсков. Дело сразу пошло на лад, и уже через полчаса Эрих подстрелил большого гуся. Гордый и довольный, мальчик связал убитой птице лапы куском лианы и направился к месту их временной стоянки. Удача улыбнулась ему вторично — прямо под ноги подвернулась ведущая к реке звериная тропка, и юный охотник бодро зашагал по ней, закинув на плечо добычу. До пещеры оставалось совсем ничего, когда лиана вдруг лопнула и гусь звучно шлепнулся на землю. Эрих тихо выругался, наклонился поднять тушку, да так и застыл — на земле, еще не просохшей после дождя, явственно выделялся большой и, увы, такой знакомый след. Позабыв про гуся, мальчик шаг за шагом осмотрел тропинку и обнаружил еще несколько отпечатков, чуть менее четких. Утешало одно — неизвестный шел от реки, а не наоборот. Пометив место, Эрих подхватил убитую птицу и помчался в лагерь, сообщить Мраху о своей находке.

Мрах встревожился. Тщательно изучив следы, он вернулся в лагерь и промолчал до самой ночи. А наутро собрал и свой мешок, и мешок Эриха, объявив, что отдых закончен. Эрих не возражал — путь предстоял неблизкий, а каждый потерянный день уменьшал их шансы вернуться домой целыми и невредимыми.

На равнину подниматься не стали из страха обнаружить себя. Шли по самому краю зарослей — пусть медленней, зато безопасней. Для котенка Мрах сплел из коры что-то типа корзинки и пристроил на спину на двух широких лямках, чтобы не путался под ногами — не с его короткими лапками было пробираться среди камышей. Малыш сначала бурно протестовал, потом смирился и уснул. Вскоре Эрих заметил, что Мраху, похоже, тяжело тащить еще и корзинку — его движения, обычно точные и грациозные, стали неловкими, львинок начал спотыкаться без видимой причины. Не вдаваясь в объяснения, Эрих забрал у друга копье, а на привале так же молча переложил часть припасов из его сумки в свою. Мрах ничего не сказал, но зашагал намного увереннее.

Почти сразу после привала мальчики наткнулись на свежие следы. На этот раз отпечатков оказалось несколько, и они, похоже, принадлежали разным людям, при чем двое из них шли гуськом и, вероятно, несли что-то тяжелое — их следы были глубже остальных.

Удивило странное поведение котенка — малыш, до сих пор мирно спавший в корзинке, вдруг проснулся и начал проявлять признаки беспокойства. Он жадно нюхал воздух, мяукал, рвался куда-то бежать, и не притронулся к предложенному мясу. Успокоить его не удавалось. Но Мрах скоро разгадал эту загадку: сняв с колючего куста клок чего-то непонятного, львинок помял его между пальцами, понюхал и удовлетворенно мявкнул. Потом дал Эриху.

Тот с недоумением взял протянутый клочок короткой песчаного цвета шерсти и тоже понюхал. Пахло зверем.

— И что? — непонимающе спросил мальчик. — Шерсть?

— Шерсть, — кивнул Мрах. Вид у него был ужасно довольный.

— И что? — повторил Эрих, начиная раздражаться. Он ненавидел, когда Мрах улыбался вот так: — Что — шерсть?

— Не что — шерсть, а чья. Это же львиная шерсть, лопух! Неужто сам не видишь?

Ну конечно же, львиная! Мог бы и раньше заметить! Эриху ужасно захотелось одновременно надавать мохнатому умнику тумаков и стукнуть себя по лбу. Но он не сделал ни того, ни другого. Просто ткнул пальцем в сторону, куда ушли неизвестные, и спросил:

— Ты думаешь, там?..

— Его мать, — ответил львинок, поглаживая попискивающего котенка. — Я почти уверен, это ее они тащат. — Так значит, львица живая… — от изумления Эрих даже выпустил копье. — Теперь понятно, с чего малыш бесится. — и он все-таки хлопнул себя по лбу.

— Комар укусил? — с ехидцей поинтересовался Мрах, с легкостью уворачиваясь от летящего в него мешка. — Кончай вещами кидаться. Лучше скажи, что дальше делать будем?

Эрих поглядел на друга и понял, что спорить бесполезно: Мрах уже все решил — за них обоих. Подняв с земли мешок, мальчик отряхнул с него налипший сор и ответил, стараясь, чтобы голос не слишком сильно дрожал:

— Ребенку без матери нельзя, — и неторопливо зашагал по следам охотников. Прошел локтей сто, и добавил, тихо — тихо: — А одного я тебя не пущу…

Ухо львинка едва заметно дернулось, а хвост, наконец, угомонился и вздернулся кверху. Больше ничего не указывало на то, то он что-либо слышал. Эрих, погруженный в мрачные мысли, ничего не заметил. Он думал о львице и о неприятностях, ждущих впереди, и почему-то был абсолютно уверен — неприятности очень- очень близко. Мальчик, можно сказать, уже чуял их запах. И этот запах ему совсем не нравился.

Глава 9. Спасение львицы

Охотники расположились на ночлег в небольшом овражке с отвесными, лишенными растительности краями. Четверо крепко спали, завернувшись в шкуры, а пятый сидел у костра и вырезал что-то из куска белой кости. Лицо его, освещенное красноватыми всполохами, было задумчивым и казалось почти красивым. Длинные рыжеватые волосы то и дело падали ему на глаза, и он убирал их за ухо быстрым движением, досадуя о прерванной работе. Вот он пододвинулся поближе к огню, очевидно желая получше рассмотреть какую-то мелкую деталь, что-то быстро подправил, снова всмотрелся, и откинулся назад, довольный результатом. Улыбка счастья на мгновение осветила его лицо. На смуглой мускулистой груди воина виднелась татуировка — оскаленная морда льва.

Тихий звук, похожий на стон, привлек внимание охотника. Отложив статуэтку, он поднял с земли непонятный предмет и шагнул в глубину оврага, покинув круг света, отбрасываемый костром В темноте ночи раздался его голос, низкий, успокаивающий. Ответом было приглушенное рычание. Голос зазвучал снова, будто уговаривая, донесся плеск воды, и рычание смолкло. Через несколько мгновений воин опять вернулся к костру, все еще держа в руках непонятный предмет. Сладко, с хрустом потянувшись, он вдруг поднес предмет к губам — снова раздался плеск воды. Напившись, охотник вылил немного жидкости на ладонь и умылся.

Мощные мышцы плясали под его гладкой кожей.

Эрих, едва слышно шипя, пополз обратно. И, хотя его колотила сильная дрожь, он выглядел довольным, как человек, сумевший выяснить, что хотел. Мрах встретил его под обрывом. Львинка тоже ощутимо трясло.

— Это варахи. — горячо зашептал он, и его хвост бешено заметался.

Эрих ловким движением поймал мелькнувшую у самого лица кисточку и зажал в кулаке. Мрах оскалил зубы, но продолжал, заикаясь: — Мне отец о них р-р-рассказывал. Они м-молятся к-какой-то с-с-скале…Л-ловят наших…И приносят в-в-в ж-жертву… Этому…Ну, б-богу, к-который в том к-камне ж-живет… — и его затрясло еще больше.

— А к-как п-приносят? — Эрих, почему-то, тоже начал заикаться.

— Связывают и в полночь у камня оставляют. И убегают, потому что этого духа боятся до смерти. — вдруг развеселился львинок. Его заикание таинственным образом исчезло.

— А ты — боишься?

— Боюсь. Но я маленький, может, он меня не заметит?

— Давай лучше я пойду. — предложил Эрих. — Тебе туда нельзя — это же львиный дух, не человечий…Кстати, а где этот камень?

Мрах не знал и растеряно заморгал: хороши спасатели — иди туда, незнамо куда, ищи черную скалу с неведомым духом… Который тебя же и сожрет!

— И как мы его найдем? — не унимался Эрих.

— За охотниками проследим, они выведут. — как-то неуверенно предложил Мрах и поежился: перспектива следовать за отрядом воинов, приносящих в жертву львов, его совсем не радовала.

— А если они к лесу пойдут?

Темная стена леса появилась на горизонте еще утром, но занятые следами мальчики про него как-то забыли.

Львинок думал долго. Да, отряд вполне мог двинуться к лесу, до которого два дня пути, с львицей — не меньше трех. И что тогда? На открытой местности охотники заметят их почти сразу…

— Вот такой расклад получается, — продолжал Эрих, — Вдоль реки наши все излазали — никаких варахов здесь нет, в горах мы тоже каждый камушек знаем. Только лес и остается…

— Бедная львица… — прошептал Мрах, и его ушки уныло поникли. — Никто ей не поможет…

— Почему это никто? — возмутился Эрих. — У меня даже план есть! — и, придвинувшись поближе к львенку, зашептал: — Львица далеко от костра лежит, я видел. Там темно. Если с равнины подобраться… Склон низкий…Ну и веревки…

— Так она на тебя кинется, — заспорил было Мрах. — Она ж голодная!

— Не кинется, дурья твоя голова. У нее лапы затекли.

Но Мрах все еще сомневался: — А как она тогда убежит?

— Ползком, если жить захочет. — Эрих зевнул. — Часовой заснет, и начнем.

Время шло. В лагере охотников было тихо. Часовой по-прежнему сидел у костра, погруженный в мысли, но, похоже, начинал клевать носом. Его голова клонилась все ниже и ниже…

— Пора. — шепнул Мрах. В его руке был зажат острый кусок кремня.

— Удачи. — друзья крепко обнялись, и Мрах полез на равнину. С легкостью преодолев обрыв, он нырнул в густую траву и растворился темноте.

Не зря отец- львин порол своего сына, ох не зря — Мрах крался совершенно бесшумно, ни одна травинка не шелохнулась, ни один камушек не хрустнул под его ногой…

Добравшись до того места, где, по словам Эриха, лежала пленница, львинок замер ненадолго, прислушиваясь, но повода для тревоги не было — из лагеря охотников по-преж-нему доносился дружный храп. Успокоенный, Мрах ужом соскользнул в овраг и сразу же наткнулся на львицу. Та хрипло дышала, жадно нюхая воздух, потом вдруг призывно мяукнула и, извернувшись, лизнула мальчика в лицо. Не ожидавший подобного, Мрах отшатнулся и упал на песок, в недоумении глядя на связанную хищницу. Может, она с ума сошла в плену, от голода и жажды? Издавая нежные мурлычащие звуки, львица продолжала тянуться к нему…И тут до мальчика дошло — котенок! Их запахи смешались! Сразу перестав бояться, Мрах со всей возможной поспешностью перерезал стягивающие ее лапы веревки. Эрих оказался прав — понадобилось немало времени, прежде чем хищница, наконец, сумела кое-как подняться и проковылять за мальчиком в заранее приготовленное в тростниках убежище. Там изголодавшуюся львицу ждала еда — пара убитых гусей, и, конечно же, котенок и Эрих.

Радости мохнатой матери не было предела. Совершенно не удивленная появлению у нее еще двоих детей, она облизала всех, и, насытившись и вдоволь напившись из реки, легла, утомленная. Мальчики вскоре присоединились к ней, предварительно заметя следы: теперь их убежище стало надежно скрыто от посторонних глаз. Задолго до наступления рассвета все четверо крепко спали.

Глава 10. Неожиданный союзник

Варму с раннего детства отличался от остальных детей племени. Своего первого оленя он нарисовал на стене пещеры в три года. Случайно проходивший мимо старик-шаман поразился четкости изображения и начал присматриваться к мальчику. Когда Варму исполнилось шесть, шаман взял подающего надежды ребенка в обучение. Талантов, необходимых шаману, у Варму не обнаружилось, зато он проявил поразительные способности к врачеванию, с легкостью запоминая названия трав и способы приготовления из них лекарственных отваров и мазей. В десять лет мальчик умел уже не меньше своего учителя, а в четырнадцать — превзошел его. Никто не умел так аккуратно зашивать раны, совмещать сломанные кости и накладывать шины, но соплеменники уважали юношу не только за талант целителя. Да, раны, которые он лечил, почти никогда не воспалялись, а переломы срастались на удивление ровно…И все же, не это было главное: в Варму жила душа художника. Рисунки, татуировки, статуэтки и даже инструменты, сделанные его руками, поражали воображение живостью сюжетов и тонкостью проработки. Женщины жаждали заполучить украшения его выделки, а на межплеменном торжище за его произведения, не скупясь, давали редкую соль, красивые камни, бивни мамонта и даже чудесную ткань, сотканную далекими мастерами из волокон растения под названием лен. Эта ткань была мягче любой шкуры, легко впитывала испарения тела, была незаменима летом, когда жаркое солнце нещадно палило, и ценилась очень дорого — местные племена не владели искусством ткачества.

Да, Варму родился художником. Его глаз подмечал невидимое другими, а руки с легкостью переносили увиденное на любую подходящую поверхность, будь то пещерный свод, кость, камень или человеческая кожа. Он творил, как дышал — не уставая и не раздражаясь, и каждый раз, заканчивая очередное произведение, чувствовал радость и опустошение. Но ненадолго — уже через пару часов новый замысел рождался в его голове, и руки сами тянулись взять необходимое… Так проходила его жизнь — в бесконечном поиске и созидании. И Варму был счастлив.

Но случались и периоды застоя. Тогда, закончив очередное украшение или рисунок, юноша вдруг впадал в глухую тоску. Все валилось у него из рук, не прельщали ни резцы, ни краски. В подобных случаях, промаявшись несколько дней, Варму молча собирал свой походный мешок и, никому ничего не объясняя, уходил из стойбища на некоторое время, а возвращался, полный идей, которые спешил воплотить в изображения. Его душа нуждалась в новых впечатлениях, а где еще получить их, как не в походе?

Так вышло и на этот раз: прогрустив почти седьмицу, Варму присоединился к небольшому отряду охотников, идущих в степь за очередной жертвой для духа скалы, хотя их цель и была ему не по сердцу: Варму жалел красивых, гордых львинов, с безжалостностью бросаемых на алтарь. Но другого отряда в ближайшие дни не предвиделось, а одному бродить не хотелось.

Битва с львицей, защищавшей своего детеныша с яростью отчаяния, потрясла его воображение. Двое охотников были убиты, а еще трое — серьезно ранены, пока, наконец, удалось с нею совладать. Правда, детеныш исчез, но саму хищницу удалось взять почти невредимой. Зашивая раны, оставленные ее острыми когтями, Варму мыслями уже был в стойбище. Безусловно, его опечалила гибель товарищей, но мозг художника, возбужденный редким зрелищем, рождал картины, одну за другой, и юноше не терпелось взяться за уголь и охру и рисовать, рисовать, пока пальцы не откажутся служить, утомленные многочасовой беспрерывной работой. Но возвращение откладывалось — охотникам, пострадавшим в схватке с львицей, необходим был покой, пока их раны не закроются. Варму, изнывающий от безделья, страдал столь явно, что один из охотников сжалился и подарил ему пару крупных клыков, приберегаемых для наконечников копий. Радости юноши не было предела. Весь дрожа от предвкушения, он достал из мешка тщательно сберегаемые инструменты — набор острых кремней, сребочки и костяные сверла, и принялся за работу. Под его умелыми пальцами начал рождаться рисунок — львица с оскаленной пастью, распластавшаяся в прыжке, мускулистый воин, с криком кидающий копье, и маленький львенок, в ужасе сжавшийся в комочек на земле. Картина получалась, и Варму испытывал вполне заслуженную гордость творца: несмотря на юность, он уже давно осознал скоротечность человеческой жизни и радовался, что произведения, созданные им, надолго переживут его, вдохновляя на подвиги многие поколения потомков.

Но клык — достаточно твердый материал, кремниевые инструменты быстро тупились, и юноша, своему немалому огорчению, вскоре вынужден был прерваться и отправиться на поиски подходящих камней. Воспользовавшись затишьем после грозы, Варму спустился к реке и пошел вдоль воды, внимательно вглядываясь в песок. Вдруг его внимание привлекли голоса. Спрятавшись в зарослях камыша, молодой охотник стал невольным свидетелем прелюбопытной сцены: из-под огромного вывороченного пня появились две маленькие фигурки, сопровождаемые пушистым песочного цвета зверьком, в котором Варму без труда признал львенка. Молодой охотник сразу же подумал — а не тот ли это львенок, что пропал во время охоты?

Но юноша удивился еще больше, когда разглядел мальчиков повнимательнее и понял, что один из них — не человек. Дети здесь, вдали от любого жилья, да еще принадлежащие к враждующим видам? И откуда у них львенок? Молодой художник был крайне заинтригован. Новые картины замелькали перед ним, яркие и необычные. Варму ничего не слышал о людях, заключивших союз с гривастыми, и дружба человека и львинка казалась ему невероятным чудом. Да этого просто не могло быть, потому что не могло! Все его существо восставало против подобной дружбы. Варму даже зажмурился и потряс головой, пытаясь прогнать наваждение, но мальчишки никуда не исчезли — все так же стояли на берегу и обсуждали что-то на непонятном вараху языке, не подозревая, что за ними наблюдают.

Надивившись вдоволь, Варму бесшумно отполз подальше и вернулся к своим товарищам, ни единым словом не обмолвившись им об увиденном: молодой охотник слишком хорошо знал своих соплеменников и не желал, чтобы те помешали его исследованиям.

В течении всего последующего дня юноша наблюдал за мальчиками, спрятавшись в ветвях огромного дерева, стоявшего прямо у реки: отсюда великолепно просматривался берег, а сам охотник оставался надежно скрытым густой листвой. Вскоре Варму уже знал их имена, видел, как они охотятся, готовят, моются. Купание львенка привело его в восторг, а сцена совместной ловли блох напомнила о детстве — он и его младшие братья точно так же искали друг у друга насекомых. К вечеру юноше удалось немало узнать и понять, но, как ни странно, его интерес не только не угас, а, напротив, многократно возрос.

Ему нравилось в мальчиках все: мелодичный язык, взаимная поддержка даже в мелочах, их веселый, искренний смех, отношение к львенку. Когда на следующее утро дети продолжили путь, Варму последовал за ними и вскоре увидел, как ребята сначала обнаружили следы отряда варахов, а потом и их стоянку, и догадался, что они собираются освободить львицу этой ночью. Недетская их храбрость нашла отклик в сердце юноши и, неожиданно для себя самого, он решил им помочь.

Прикинувшись спящим, Варму прислушивался к ночным звукам и лишь сильнее захрапел, когда пленница забеспокоилась. Убедившись, что львица и ее спаситель ушли, молодой охотник разбудил воина, который нес вахту после него, жестом уверил того, что все спокойно, и с чувством честно выполненного долга завалился спать. Угрызения совести его не мучили, а на душе было удивительно хорошо. Ему приснились львица, играющая с детенышем, и двое мальчиков, сидящих рядом в траве.

Исчезновение пленницы обнаружилось лишь на рассвете.

Глава 11. Битва львицы. Плен

Хотя Мрах и Эрих совсем неплохо замаскировали убежище, варахам — охотникам все же удалось напасть на их след.

Первой опасность почуяла львица. Прижавшись к земле, встревоженная мать затаилась в надежде, что чужаки пройдут мимо, но шаги приближались, и она решила напасть первой. С оглушительным ревом вылетела хищница из камышей, и не готовые к атаке воины были буквально сметены ее стремительным натиском. Один, наповал сраженный метким ударом ее когтистой лапы, упал, второй со стоном уполз в заросли, зажимая рану в груди. Остальные отскочили назад, поднимая копья. Брошенный впопыхах дротик задел плечо львицы, лишь слегка ее оцарапав и разозлив еще больше. Хищница на мгновение замерла, оценивая обстановку, грозно зарычала и снова бросилась на людей.

Еще один охотник упал, похоже, мертвый, а еще двое, чудом уцелевшие в схватке, побросали копья и с воплями ужаса кинулись бежать: вряд ли им удалось бы совладать с львицей, а умирать молодым воинам не хотелось.

Варму застыл, заворожено глядя на хищницу — так она была прекрасна в своей ярости: ее поза с приподнятой лапой, поворот головы, прижатые маленькие уши, оскаленная пасть с белоснежными кинжалами клыков, бьющий по бокам хвост…Львица присела, готовясь к очередному прыжку, но не напала, очевидно, смущенная неподвижностью чужака и его пристальным взглядом. Вероятно, в конце-концов она уступила бы инстинкту и растерзала молодого воина: Варму видел, как напряглись ее мышцы, и приготовился к смерти. Время будто бы замедлило свой бег, и юноша ясно разглядел все в мельчайших подробностях: вот львица припадает к земле, ее тело распрямляется, словно пружина, и хищница уже летит, подняв лапу с выпущенными когтями… Но вдруг маленькая стройная фигурка выскользнула откуда-то сбоку и бросилась львице наперерез. Львица возмущенно мявкнула и упала на песок, неловко завалившись набок. Варму от удивления только рот открыл — в прыжке та умудрилась изменить траекторию полета, изогнувшись совершенно немыслимым образом… Молодой воин даже помыслит не мог, что такой крупный зверь способен на подобное!

Однако хвататься за инструменты пока было рановато: прямо перед ним в весьма угрожающей позе, и с копьем наперевес, замер львинок, причем наконечник копья нацеливался юноше точнехонько в живот. Мордочка у львинка была самая что ни на есть решительная, рука с оружием не дрожала. Варму по достоинству оценил новую опасность и замер — с такого расстояния нанести смертельную рану был способен даже ребенок.

Взгляд желтоглазого несколько смягчился. За спиной у Варму раздался неясный шорох, и, оглянувшись, юноша увидел второго мальчика, тоже с копьем. Поднаторевшему в драках воину не стоило большого труда обезоружить и скрутить обоих пацанов — те бы и пикнуть не успели, но ему почему-то не хотелось это делать. Мальчишки выглядели такими забавными со своими детскими копьями… Пусть считают, что он их боится! Повинуясь жесту желтоглазого, Варму покорно завел руки за спину и тут же ощутил, как запястья стягивает ременная петля, но не слишком обеспокоился, уверенный, что сможет освободиться в любой момент…И просчитался: немного погодя он проверил путы на прочность и убедился — связали его надежно. Разумеется, в случае необходимости юноша отбился бы и ногами… Да только все равно не хотелось! Мальчишки по-прежнему ему нравились, и Варму надеялся впоследствии наладить с ними отношения. К тому же со связанными руками по степи не побегаешь…

Ладно, поиграем в послушание… Не делая попыток к сопротивлению, молодой охотник проследовал за детьми в тростниковое убежище и уселся на указанную кучу веток. Потом мальчики куда-то ушли, а львица, несогласная с присутствием незнакомца, улеглась рядом, не сводя с юноши глаз и беспрерывно рыча. Вот ее Враму и вправду боялся, и даже очень, и предпочел бы, чтобы хищница удалилась, но его мнения никто не спрашивал, так что пришлось терпеть. Ветки оказались мягкими, но сидеть со связанными руками было неудобно и, ежась под пристальным взглядом зверя, Враму тщетно пытался найти более менее подходящую позу. Хищница рычала, но не нападала. В конце концов Враму смирился и затих.

Ждать пришлось долго. Утомленный жарой, юноша задремал, когда до его чуткого уха донеслись звуки шагов.

Кинув взгляд на небо, Враму увидел, что близится вечер — солнце давно уже перевалило зенит и спускалось к западу.

Вернулся львинок. В руках он держал свернутый лист, наполненный водой, и несколько нанизанных на прутик кусков жареного мяса. Только сейчас Варму понял, что голоден и очень хочет пить. Руки у него по-прежнему были связаны и он не мог есть сам, так что желтоглазому пришлось его кормить. Вид у львинка был отнюдь не воинственный, скорее — усталый, и Варму невольно пожалел этого чужого ребенка. Сколько тому лет? Семь? Восемь? Малыш, в одиночку вынужденный бороться за выживание в диком краю…Хотя нет, не в одиночку — с другом, таким же слабым мальчишкой…

Львинок, погруженный в какие-то свои, невеселые мысли, что-то почувствовал — его рука с куском мяса вдруг застыла, и он пристально посмотрел пленнику прямо в лицо. Варму замер — глаза у гривастого оказались большие- пребольшие, желтые в зеленую крапинку и очень печальные. Никогда еще охотнику не доводилось видеть таких глаз — нечеловеческих, но принадлежащих не зверю, а разумному существу; и это существо страдало…Сердце Варму на мгновение перестало биться, потом бешено застучало в груди, украшенной львиным оскалом, кровь бросилась в лицо… Львинок отшатнулся с шипением, уронил мясо и исчез.

— Ну вот, напугал… — пробормотал огорченный юноша. До его слуха донеслись стремительные шаги, шуршание травы и непонятные звуки, похожие на сдавленные рыдания. Потом все стихло.

Вскоре львинок вернулся. Вид у него был смущенный.

Старательно отворачивая мордочку, чтобы Варму не заметил следов недавно пролитых слез, он поднял мясо, счистил с него налипшие соломинки и хотел продолжить прерванный было процесс кормления, но тут его внимание привлек висящий на шее молодого охотника клык. Украшение покрывала тонкая резьба, изображавшая охоту на зубра. Забыв про мясо, львинок робко, самыми кончиками пальцев дотронулся до клыка. Все его внимание было поглощено затейливым рисунком, и Варму снова застыл, боясь даже дышать…Львинок сидел так близко, что юноша ощутил его запах, нежный и чистый: запах сена, цветов и немножко — дыма…А раньше ему всегда казалось, что гривастые воняют! Что ж, он ошибался…

Мясо, все еще зажатое в маленькой мохнатой руке, пахло вкусно, а Варму был голоден. Дождавшись, когда львинок удовлетворит свое любопытство, юноша негромко кашлянул. Чужой ребенок отпрянул, с недоумением поглядел на зажатый в руке кусок, и смутился еще больше. Мальчонка выглядел на редкость потешно, и Варму разобрал смех. Его хохот, громкий и радостный, заставил львинка подскочить на месте, но, поняв, в чем дело, гривастый быстро успокоился и протянул Варму злополучное мясо. С жадностью вгрызаясь кусок, молодой варах услышал странный всхлип и едва не подавился. Плечи львинка подозрительно тряслись. Варму пригляделся повнимательнее и понял — мальчишка едва сдерживается, чтобы не захохотать вместе с ним! Через мгновение оба корчились от смеха. Прибежавший на шум второй мальчик смотрел на них широко распахнутыми глазами: наверно, решил, что они сошли с ума; но и он скоро заразился общим весельем. Одна лишь львица недовольно ворчала — чужак ей по-прежнему не нравился.

Отсмеявшись, мальчики докормили пленника и снова исчезли — темнело, и надо было позаботиться о ночлеге. Варму остался один, но радость переполняла его, несмотря на боль в связанных руках. Похоже, отношения начинали потихоньку налаживаться…

Глава 12. Новый друг. Землетрясение

Для того, чтобы развязаться, Варму пришлось потратить немало усилий. Львица ушла, а мальчики крепко спали — и юноша воспользовался предоставленной ему возможностью. Отыскав подходящий камень, Варму долго тер об него ремни. В конце-концов те поддались, и юноша впервые за много часов смог потянуться. Он был доволен, хотя и ободрал руки до крови. Обмотав израненные запястья подорожником, Варму улегся поудобнее, сунул под голову собственный дорожный мешок, и тут же уснул.

Проснулся он задолго после наступления рассвета. Дети куда-то исчезли, но львица оказалась тут как тут. Рядом на листе лопуха лежала половинка жареного зайца…

Судя по всему, мальчики, увидев своего пленника свободным и мирно спящим, сделали правильные выводы. Варму прислушался — шумела река, тихо дышала дремлющая львица… Короче, ничего подозрительного. Позавтракав, юноша достал было из мешка инструменты, но тут ветер донес до него запах дыма. Заинтересованный, Варму решил покинуть убежище. Львица тихо зарычала на него, не поднимая головы, и молодой воин, посчитав ее безразличие за разрешение, отправился на прогулку.

Продравшись сквозь заросли камыша, юноша споткнулся о сидящего у костра львинка и едва не свалился в огонь.

Ошеломленный его внезапным появлением, чужой ребенок вскочил, рассыпав заготовки для стрел, но не убежал. Стараясь двигаться медленно, Варму наклонился, собрал прутья и протянул мальчику. Ребенок смотрел на него с интересом. Тогда охотник тронул татуировку на своей груди и четко произнес: — Варму.

Львинок хихикнул, показав острые белые зубки, и отрицательно мотнул головой: — Львин!

— Мрах, — продолжал юноша, — указывая на львинка. — Ты львин Мрах Я — Варму, человек. Эрих человек.

— Я- львинок Мрах. — поправил мальчик, и показал руками: — львин во (большой)! Львинок во…(маленький). - было похоже, осведомленность вараха его нисколько не удивила.

Так началось изучение языка, точнее- языков…

Вернувшийся с рыбалки Эрих застал урок в самом разгаре: Варму и Мрах ползали на четвереньках по песку, что-то рисуя, оба активно жестикулировали, движениями рук и мимикой возмещая недостаток слов. Они о чем-то спорили.

Приглядевшись, Эрих узнал в одном из изображений плот; на плоту стояли рыбаки с острогами. Рядом Варму нарисовал нечто непонятное, по форме похожее на лежащую на боку рыбину, назвал эту штуку словом «лодка» и уверял, что в ней плавают по воде и что она — лучше плота. Мрах пытался понять, как эта штука устроена и как ей управляют. Эриху лодка показалась хрупкой и ненадежной, но Варму не согласился, и Мрах его поддержал. Эрих обиделся, и мальчики вперые со дня сплава по реке серьезно поссорились и даже едва не подрались, но молодой охотник их помирил, предложив пойти купаться.

Вдоволь наплескавшись, юноша вдруг вспомнил о своих поверженых львицей товарищах, и мальчики объяснили, что отдали тела реке. У молодого охотника разом пропало желание резвиться. Острое чувство потери сжало его сердце. Вернувшись к костру, юноша долго сидел в молчании, глядя на огонь, потом сон сморил его. Мальчики, поняв его желание побыть одному, ушли в убежище. Сквозь дрему Варму слышал их тихую возню — дети играли с котенком. Потом все стихло — похоже, неугомонники тоже уснули, утомленные жарой и купанием. Вечером изучение языков продолжилось; проболтали почти до полуночи. Под утро Варму что-то померещилось. Опасаясь, что вернулись выжившие охотники, он поднял мальчиков на рассвете и на правах старшего велел собираться. Горы, сказал варах, еще далеко!

Невыспавшиеся дети зевали, но не спорили, а когда узнали, что охотник идет с ними, чуть не запрыгали от радости: с Варму было веселее, и, чего душой кривить, гораздо безопаснее. Споро упаковав немногие пожитки, маленький отряд двинулся в путь.

Варму, Эрих, Мрах и львица шли по степи. Они торопились. Варму не мог забыть о сбежавших охотниках: не то чтобы он боялся нападения — львица легко раскидала бы обоих, но… Во-первых, драться с соплеменниками ему не хотелось, а во-вторых, т е могли явиться с подмогой, и тогда у их маленького отряда не осталось бы никаких шансов. Эриха, конечно, трогать бы не стали, но и хищницу, и львинка в случае пленения ждал жертвенный камень. Пока ничто не указывало на наличие погони, но Варму все равно беспокоился. Странное чувство тревоги не покидало юношу, и оно только усиливалось. Варму без устали оглядывал степь, но не замечал ничего подозрительного. Мрах тоже притих и настороженно прислушивался к чему-то: ушки торчком, хвост нервно подрагивал… Внезапно сбившись с шага, львинок тронул вараха за локоть, и шерсть на его загривке встала дыбом. Путники остановились.

— Земля гудит. — прошептал Мрах.

Варму задрожал от необъяснимого страха: он уловил, наконец, низкий быстро нараставший гул; звук шел как будто из ниоткуда, но был повсюду, ощущаясь скорее не ухом, а неприятной дрожью в костях. Заныли зубы…

— Землетрясение… — хором ахнули все трое: жители гор, они уже не раз испытывали на себе гнев земли.

И тут степь вздрогнула, застонала и забилась в бешеном танце. Устоять на ногах было невозможно: удары следовали один за другим, испуганных путников швыряло и било, и они, перестав понимать, где верх, а где низ, отдались на милость стихии. Толчок, еще толчо к, слабее предыдущего, удаляющийся вой… И землятресение закончилось — столь же внезапно, как и началось.

Эрих очнулся и чихнул. Он лежал на спине, раскинув руки, в ушах гудело. Но земля земля больше не тряслась. Кое — как протерев глаза от запорошившего их песка, мальчик осторожно сел. Крутить головой оказалось больно, все тело ныло, и колени, и локти, ободранные о камни, саднили, но кости, похоже, были целы. Кое-как встав на четвереньки — ноги оказывались его держать, Эрих осмотрелся в поисках товарищей.

Варму мальчик заметил почти сразу; молодой охотник сидел, держась за голову, и стонал: его пальцы были в крови. Немного подальше желтела знакомая спина львицы. Хищница кого-то вылизывала. Стараясь не обращать внимания на боль в сбитых в кровь коленях, Эрих пополз к ней. Котенок с жалобным писком бросился к нему, и мальчик обрадовался — малыш не получил ни царапины. Добравшись до львицы, Эрих увидел, наконец, Мраха. Тот лежал неподвижно, мех посерел от припорошившей его пыли, глаза закрыты, но был жив — грудь равномерно поднималась и опускалась. Правая рука, сломанная, торчала под неестественным углом, из раны чуть ниже локтя белел обломок кости. Львица, встревоженно мяукая, лизала его в лицо. Эрих растерялся — он не умел лечить такое…

Что теперь станет с Мрахом? В рану попала земля, и заражение неминуемо… Неужели его друг умрет? Вдалеке от дома, так и не увидев маму, отца, Рашаню? Страх и напряжение последних часов требовали выхода: горло мальчика сжала невидимая рука, глаза защипало…Слеза сорвалась с ресниц и побежала по щеке, за ней вторая… Эрих не пытался их вытирать — зачем? Мраху это не поможет…

Крепкие руки нежно, но решительно, отодвинули мальчика в сторону, по мокрым щекам прошлась шершавая ладонь: Варму, с перевязанной кое-как головой, лицо в крови, наклонился над львинком и осматривал его руку. Вид у юноши был уверенный, и Эрих вдруг понял — Мрах поправится. Перестав реветь, мальчик придвинулся поближе, не отрывая от неожиданного спасителя полного надежды взгляда.

Варму не торопился. Травма оказалась серьезной, но ученик шамана в своей жизни успел повидать и похуже. Перво-наперво надо было отнести ребенка к реке, под защиту деревьев — там и чище, и спокойнее, и есть проточная вода. А еще — в изобилии растут необходимые для лечения травы…Уверенно, но предельно аккуратно, стараясь не повредить и без того сломанную руку, Варму завернул львинка в свой плащ, и, взглядом указав Эриху на дорожные мешки, подхватил Мраха на руки. Оказавшись на берегу, юноша уложил находящегося без сознания ребенка в тень и отправился на поиски растений и палок для шины. Когда он вернулся, Мрах лежал все так же, и Варму порадовался: вправление сломанных костей и зашивание раны — дело весьма болезненное. Эрих тихо сидел рядом с другом, боясь пошевелиться. Мальчик хотел помочь, и Варму поручил ему истолочь травы для повязки: пусть лучше занимается делом и не путается под ногами.

Голова у молодого охотника трещала от удара о камень, в глазах темнело, колени подгибались от слабости, к горлу подступала тошнота, но пальцы, опытные пальцы лекаря, уверенно делали то, что необходимо, и очень скоро рука Мраха, аккуратно перевязанная, уже лежала в лубке. Львинок начал приходить в себя и стонал. Варму достал из своего мешка большую глубокую раковину, приготовил на крохотном костерке какой-то отвар и напоил им ребенка. Мрах, кривясь, послушно выпил горькое зелье и почти сразу уснул.

Совершенно измученный юноша жестом успокоил Эриха и тоже лег — его собственные раны могли и подождать.

У Эриха глаза тоже слипались. Подозвав львицу — он знал, что та никуда не уйдет, мальчик с наслаждением растянулся на голой земле. Ему приснилось землетрясение.

Глава 13. Взбесившиеся волки

Варму совершил серьезную ошибку, отложив собственное лечение на потом. Рана на голове воспалилась, и юношу терзали сильная слабость и жар. Сказались и последствия сотрясения мозга. Почти трое суток он провалялся, плавая в горячечном тумане, едва понимая, где находится. Кто-то тормошил его, заставляя пить горький отвар, и Варму тщетно пытался вспомнить, откуда он знает этого мальчишку. Солнце вставало и снова садилось, а юноша лежал, то трясясь в лихорадке, то изнывая от жара. Но он был силен и молод, и болезнь отступила. мОднажды утром Варму проснулся, чувствуя себя здоровым — лихорадка оставила его, голова больше не грозила лопнуть. Сладко потянувшись, юноша хотел было вскочить, но деревья и кусты вдруг закружились и поплыли у него перед глазами, и варах вынужден был снова лечь. Рядом, укрытый меховым плащом, спал львинок: Варму услышал его ровное дыхание и и вспомнил все…

На этот раз юноша не торопился, и ему удалось-таки сесть: Эрих скорчился у костра, ощипывая утку. Вид у мальчика был измученный, щеки запали. Заметив, что Варму пошевелился, мальчик вскочил с явным намерением пощупать больному лоб, но юноша решительно отстранил его руку. Поняв, что Варму больше не бредит, Эрих ужасно обрадовался и засуетился, собираясь варить какое-то питье, но Варму снова остановил его, велев принести простой воды. Напившись вдоволь — никогда еще вода не казалась ему такой вкусной, юноша завалился спать: он все еще был слишком слаб.

Мрах проснулся от резкой боли в раненой руке: кто-то большой и тяжелый пробежал по нему, зацепив лубок. Кругом царила тьма — похоже, была глубокая ночь. Огромные тени плясали вокруг костра, смутно угадывались силуэты каких-то животных. Варму и Эрих куда-то исчезли, и львинок был один. Вдруг тишину разорвал громкий крик, и разноглосый вой зазвучал со всех сторон. Волки! На стоянку напала стая волков! Мрах приподнялся, шаря вокруг здоровой рукой в поисках хоть какого-нибудь оружия, и его пальцы наткнулись на древко дротика. Обрадованный, Мрах подхватил оружие и, опираясь на него, как на палку, доковылял до ближайшего дерева и оперся о спиной о ствол…иВсе еще очень слабый, неловко сжимая оружие в левой руке, мальчик готовился к бою, который должен был стать для него последним. Он пристально вглядывался в темноту, пытаясь разглядеть хоть что-нибудь, но догоравший костер давал слишком мало света. Неясный шорох раздался совсем рядом, и большой волк прыгнул на львинка из-за куста шиповника, сбив мальчика с ног. Прямо перед своим лицом Мрах увидел острые клыки, вдохнул запах крови и гниющего мяса — зверь собирался вцепиться его в горло… Громко зашипев прямо в оскаленную пасть, мальчик изо всех сил ударил хищника по голове древком. Не ожидавший подобного, волк отпрянул, чтобы тут же броситься снова, но не успел — вылетевшее из темноты копье пригвоздило хищника к дереву. Темная фигура в два скачка оказалась рядом с мальчиком, и Мрах узнал Варму.

— Цел? — сильные руки легко подняли львинка с земли.

Мрах воинственно потряс дротиком — п оявление охотника прибавило ему сил.

— Эриха видел?.

Эриха Мрах не видел.

— Сколько их? — спросил львинок, но Варму не успел ответить — сразу два волка одновременно бросились из темноты. Один упал с разбитым черепом, другой напоролся на дротик Мраха и, раненый, с жалобным воем скрылся.

— Врете, не сожрете… — выдохнул Варму, выдергивая копье из тела убитого им волка.

А потом разговаривать стало некогда- зубастые тени налетели, желая разорвать мягких вкусных существ. Варму бился отчаянно, его палица разила направо и налево, но волков было слишком много. Мрах, отмахиваясь дротиком по мере сил, мог только гадать, откуда эти хищники взялись в подобном количестве. Возможно, виновато землетрясение?

Огромная серая тень прыгнула на Варму сзади, сильные челюсти разорвали человеку плечо, и тот упал, истекая кровью. Мрах ударил хищника копьецом, но промахнулся в темноте. Волк снова прыгнул, подминая львинка под себя, и Мрах в приступе отчаяния ударил хищника лубком в нижнюю челюсть. Волк и львинок взвыли одновременно: волк — от неожиданности, мальчик — от дикой боли в больной руке. Варму сумел-таки подняться на ноги. Окровавленный, с оскалеными зубами, с дико горящими глазами, он был воистину страшен, и волки дрогнули и попятились, ощутив его готовность умереть здесь и сейчас. Но их все еще было много… Варму не знал, сколько времени проолжался бой. Земля под деревом потемнела от его и волчьей крови. Юноша устал и был ранен. Дубину пришлось бросить — она стала бесполезой в не единожды прокушенной руке. Но и волки, похоже, тоже притомились — их атаки становились все слабее и слабее и вскоре прекратились совсем. Остатки стаи удалились с разочарованным подвыванием — добыча оказалась им не по зубам. Варму еще долго не мог поверить, что они ушли. А когда поверил- просто рухнул ничком на окровавленную землю: у него не осталось сил стоять. Эрих, успевший при первом нападении влезть на дерево, промыл и перевязал ему раны, Мрах, шатаясь, разжег костер. Львинку повезло — его сломаная рука не пострадала, обломки кости не сместились от удара о волчью челюсть, и сейчас мальчик чувствовал себя не так уж плохо.

Рассвет застал друзей на той же покрытой трупами волков поляне. Они были слишком измучены, чтобы куда-либо идти.

Глава 14. Кое-то пострашней волков

Целых четыре долгих дня миновало, пока Варму немного оправился и без посторонней помощи доплелся до реки, и еще седьмица, прежде чем он смог продолжать путь. Раны, нанесенные волчьими зубами, никак не хотели заживать и ужасно болели. Но молодой организм справился, и юноша снова обрел былые ловкость и силу. Мрах тоже поправлялся — он уже мог шевелить пальцами больной руки и заметно окреп. И вот маленький отряд опять шагает по степи, с львицей во главе, по направлению к горам.

Друзей переполняет энергия, идти по мягкой траве легко и радостно, и каждый шаг приближает их к дому. Даже погода помогает путникам — солнце то и дело скрывается за облаками, прохладный ветерок обдувает спины, и идущим кажется, что они слышат его шепот: домой, домой! Равнина пуста, лишь в отдалении пасется небольшое стадо зубров…

Варму вдруг ощущает легкий укол тревоги. Странно…

Нигде его зоркий глаз не видит ничего подозрительного, но юный охотник склонен доверять своим чувствам. Что же его насторожило? Вот парочка тигров, сытых и сонныхзначит, не они. Одинокий олень, неспешно бредущий к реке? Не смешите. Может, снова будет землетрясение? Не похоже — животные слишком спокойны, а они первыми чувствуют подобную опастность…Но тогда что? Остаются зубры. Но зубры далеко, хотя расстояние между ними и отрядом и уменьшилось. Заметно уменьшилось… Зубры их догоняют. Совпадение? Может быть… Но зачем стаду бежать за отрядом, когда вокруг полно травы? Ему полагается мирно пастись, отгоняя мух и слепней… Животных вспугнули!

Похоже, Мрах тоже что-то заметил — вон хвост как заплясал… Больше не сомневаясь, Варму объявил привал и приступил к львинку с расспросами, но тот только пожимал плечами: мол, ничего не видел! И Варму не стал настаивать, хотя и был абсолютно уверен — видел. Но молчит. Еще одна загадка. А зубры тем временем приближались…

Молодой охотник еще раз огляделся — ему показалось, что трава вокруг их маленького отряда шевелится. Он всмотрелся попристальнее — э, нет, не показалось! Трава и вправду шевелится, все ближе и ближе… Варму схватился за копье, готовясь достойно встретить неведомых врагов, но львинок остановил его, отрицательно покачав головой:

— Их слишком много…

И тут Варму, наконец, увидел и с трудом сдержался, чтобы не завопить от ужаса и безнадежности. Ибо приближающиеся воины не были людьми. Не меньше тридцати пар желтых глаз с нескрываемой ненавистью смотрели на вараха, пышные гривы развевал ветер… Они были прекрасны, эти львины, молоды, сильны и вооружены до зубов. И в их взглядах Варму прочел свой приговор. Ну что ж, он умрет как мужчина! Юноша снова попытался поднять копье, и снова маленькая, но сильная рука Мраха его остановила. Чего он хочет, этот львинок, почему отказывает Варму в последней милости — погибнуть в бою? Юноша хотел было уже оттолкнуть мальчика, но тот вдруг шагнул вперед, закрывая человека собой, протянул руку по направлению к воинам и заговорил — горячо, убежденно и быстро. Варах не понял почти ничего, только «он», «друг», «путь» и «нет». Львины слушали внимательно, и в сердце Варму зародилась слабенькая надежда: неужели мальчик пытается договориться? И защищает его, вараха, приноящего в жертву львов? Да не может быть! Или может? Варму пробил холодный пот — он понял, что здесь и сейчас решается, умереть ему или жить. А Мрах все говорил, и его голос становился уверенней с каждым словом. Мальчик рассказывал своим соплеменникам о землетрясении и своей сломанной руке, о волках, о рисунках на кости, о стремлении Варму к познанию, о его добром сердце. А потом он замолчал, давая львинам возможность спрашивать. И его спрашивали, и он снова говорил, и это длилось вечность…

Мрах вдруг поперхнулся очередной фразой, пошатнулся и начал падать. Варму едва успел подхватить его, заглянул в лицо — он был без сознания: напряжение переговоров и страх за друзей оказались не по силам его еще не до конца окрепшему после болезни организму. И молодой варах внезапно забыл про страх.

— Ну? — угрожающе спросил он, в упор глядя на воинов. И те попятились, поднимая копья.

— Ну? — повторил Варму, — Так и будем стоять? Давайте, убивайте! Или уйдите с дороги! Вы же видите, ему плохо!

И случилось чудо: львины, гордые, полные сил, вооруженные, расступились перед ним, пряча глаза. Варму, прижимая к себе Мраха, шагнул в образовавшийся проход, за ним Эрих, и никто не попытался их остановить. Шествие замыкала львица — глухо рыча, она косилась на незнакомых воинов. Подойдя к одинокому дереву, юноша осторожно положил начавшего приходить в себя львинка на траву. Эрих прижался к его боку, дрожа от страха, но Варму ободряюще улыбнулся и сунул перепуганному мальчику флягу с водой. Смерть, уже дышавшая друзьям в затылок, разочарованно удалилась — они победили. На этот раз. Варму облегченно вздохнул и склонился над Мрахом — львинку нужна была помощь… Чужие воины ему не мешали: они понимали — юноша знает, что делает.

Глава 15. Художник

Обиталище львинов находилось под невысоким холмом. Обманчиво-зеленый, он скрывал под собой целую сеть подземных пещер и тоннелей, и изнутри очень напоминал муравейник. Вход, один из многих, был тщательно спрятан в заросшем шиповником овражке: пройди Варму мимо, ничего бы не заметил. Но львины уверенно шагали между колючих кустов по едва намеченой тропке, приведшей к отверстию, завешенному стеной из плюща. Здесь отряд разделился: мальчиков увели в одну из галерей, а Варму связали за спиноной руки и потащили вниз, в темноту. Юноша попытался было возмутиться, но получил чувствительный удар в живот, и охота сопротивляться у него сразу пропала. Проволочив пленника по ряду едва освещенных редкими факелами коридоров, львины вышли в большой подземный зал. Здесь Варму пинками втолкнули в высокую клетку, сбитую из толстых деревянных жердей, и ушли, не потрудившись развязать ему руки. Молодой охотник был в бешенстве: его — человека, лекаря и художника, заперли, как зверя! Вдобавок отобрали дорожный мешок с инструментами…Варму искренне понадеялся, что с детьми будут обращаться получше и хотя бы накормят.

В пещере оказалось не только темно, но и холодно, и одетый в одну набедренную повязку юноша быстро замерз. Чтобы хоть немного согреться, он начал было ходить взад-вперед по клетке, но тут львины вернулись. На этот раз они оказались куда вежливие. Выпустив пленника, они развязали его и жестами предложили следовать за собой. Варму подчинился. Снова они зашагали по нескончаемым коридорам, в которых Варму уже давно запутался, и вскоре вышли в широкую ярко освещенную галерею, ведущую, очевидно, в обитаемую часть подземелья. Почти сразу же их маленькому отряду повстречалась идущая по своим делам львия, немолодая и почти седая, в сопровождении двоих детей непонятного пола, с целым ворохом невыделанных шкур в руках. Сопровождавшие Варму воины приветствовали старую мать почтительным поклоном, а львинки чуть не свернули себе шеи, пытаясь на ходу рассмотреть человека получше.

Потом откуда-то из скрытого в темноте прохода выпорхнула целая стайка львинь. Девушки с испуганным писком прижались к стене, пропуская идущих, и теперь уже Варму выворачивал шею, восхищенный их грацией и красотой. Молодые львины, впрочем, не отставали, тоже разглядывая девушек, хотя и с несколько другим интересом.

Галерея закончилась ведущей вверх каменной лестницей. Пытаясь отвлечься и немного успокоиться, Варму начал было считать ступени, но бросил, дойдя до двух раз по двадцать — ступеней оказалось намного больше. Лестница привела в еще один коридор, довольно широкий и темный, с рядами завешенных шкурами ниш. Здесь львины велели юноше остановиться: похоже, они наконец, пришли…

Львин, казавшийся постарше, сдвинул в сторону одну из шкур, открыв прямоугольный вход явно искусственного происхождения, и легонько подтолкнул Варму в спину. Юноша несмело шагнул вперед и замер с открытым от удивления ртом.

Помещение, в котором он очутился, почти ничем не напоминало его родную пещеру: довольно высокий сводчатый потолок и стены были гладко обтесаны, в углублении одной из стен весело потрескивал огонь. Полы устилали мягкие шкуры, чистые и блестящие. Посреди комнаты стояло странное сооружение из дерева, тоже покрытое шкурами, рядом с ним — плетеное нечто, высотой Варму по колено, похожее на перевернутый короб — на его плоской квадратной горизонтальной поверхности в беспорядке были свалены какие-то предметы. Возле очага, на большом деревянном чурбаке со спинкой, сидел старый-престарый, совершенно седой львин, и что-то мастерил из рога. Рядом с ним, прямо на полу, примостилась львинька лет семи- восьми: песочная шерстка, маленькие аккуратные ушки, хорошенькая глазастая мордочка, юбочка из небеленого льна и нитка голубых бус на шее… Оба были так поглощены работой, что не заметили появления Варму. Юноша невольно залюбовался этой парой: старость и юность, смерть и жизнь, конец и начало. Нарисовать бы их сейчас — какая картина бы вышла!

Варму прерывисто вздохнул. Ему так хотелось творить…

Львинька подняла на него глаза, ясные и золотистые, и тихо сказала что-то деду на ухо. Старик степенно кивнул, отложил недоделанную вещь и знаком попросил Варму подойти поближе. Повинуясь движению его худой руки, юноша опустился на шкуры.

Седой львин долго и внимательно разглядывал молодого вараха и, похоже, увидел то, что хотел. Ободряюще улыбнувшись юноше, старик протянул ему предмет, в котором Варму сразу же признал свой клык с почти завершенным рисунком, и спросил:

— Твоя работа?

Голос у львина оказался совсем молодой, сильный и звучный, на варахском седой говорил с едва заметным акцентом. Глаза тоже были не старческие — умные и ясные. Варму кивнул, смущенный.

— Ты- настоящий мастер, — продолжал старик, — У нас никто так не делает. Кто тебя учил?

— Сам. — юноша обрел, наконец, дар речи. — Шаман чуть-чуть, в детстве…

Старик едва слышно фыркнул.

— Что еще умеешь? — и, указав на татуировку, украшавшую грудь Варму, — Ты набивал? Хорошо вышло…

Юноша снова кивнул, польщенный похвалой: — Рисовать умею…

Седой львин показал рукой на одну из стен: — Годится?

Варму оценивающе провел ладонью по каменной поверхности — какая гладкая! И с надеждой спросил: — А можно?

Старик усмехнулся и велел жмущейся к его ногам львиньке: — Хеля, неси краски.

Ребенок послушно убежал, чтобы почти сразу венуться. В руках девочка несла толстую небольшую гладко обтесанную плашку, в углублениях которой лежали необходимые для рисования уголь, охра и мел. Скромно потупившившись, малышка с поклоном протянула доску юноше — она стеснялась.

— Большое спасибо! — совершенно искренне поблагодарил Варму. Львинька склонилась еще ниже и едва слышно ответила: — Пожалуйста…

— Ты говоришь на варахском? — удивился охотник.

Девочка поспешно кивнула.

— Она будет тебе помогать. — сказал львин, тяжело вставая, — Это моя правнучка. Ее зовут Хеля, и она немного понимает ваш язык. Станешь ее учить. — и, опираясь на палку, старик вышел, оставив их одних.

Молодой охотник посмотрел на львиньку. Правнучка, значит. Что ж, пусть будет правнучка…Присев рядом с девочкой на корточки, Варму заглянул малышке в лицо и спросил:

— Детеныш, а ты рисовать-то умеешь?

Девочка пискнула, вывернулась из под его руки и спряталась за спинку одного из сидений. Юноша видел, как ее глаза светятся в темноте.

— Значит, не умеешь. — лукаво подытожил он.

Темнота протестующе вякнула.

— Зато я умею, — продолжал как ни в чем не бывало Варму. — И буду. Могу и тебя нарисовать. Хочешь?

О да, Хеля хотела. Но боялась…Тогда юноша взял краски и, дрожа от предвкушения, начал делать на стене первые мазки. Он решил по памяти воссоздать недавно увиденную в этой комнате сцену. Работа спорилась, и очень скоро Варму, увлекшись, позабыл и Хеле, и о том, что он — пленник, и даже о еде. Для него теперь существовали только серая стена и картина, медленно появлявшаяся на ней.

Варму рисовал, и рисовал, и рисовал, не видя и не слыша ничего вокруг, а маленькая пушистая девочка, затаившись во тьме, смотрела, открыв рот, на образы, столь ей знакомые, и боялась даже вздохнуть…Дед, совсем как живой, улыбнулся ей нарисованным ртом, и львинька чуть приободрилась: да, так она пока не умеет, но этот чужой человек ее обязательно научит. Главное — сильно захотеть и стараться! И она будет стараться. Еще как будет!

А Варму все рисовал…

Глава 16. Варму влюбляется

Прошло немало времени, пока Варму, наконец, решил, что картина закончена, и отложил краски. Плечи и шея ныли от напряжения, пальцы отказывались держать мел.

Юноша потянулся от души и вздохнул. Работа удалась: старый львин и Хеля вышли совсем как живые, и Варму переполняла тихая радость. А еще голод и жажда! Желудок громко урчал, требуя пищи, пересохшее горло саднило. Вспомнив о львиньке, художник позвал девочку, но та не откликнулась. Ушла?

Варму оглядел комнату в надежде найти хотя бы воду, и обнаружил Хелю крепко спящей у очага. Умаялась, малявка…Внимание вараха снова привлек странный перевернутый плетеный короб. На его «дне» лежал сверток, которого Варму раньше не видел. Развернув ткань, юноша обнаружил внутри большой кусок мяса, зелень и несколько неизвесных ему плодов фиолетового цвета. Рядом со свертком стояла большая красивая раковина с водой. Но Варму было не до разглядывания раковины: он просто умирал от голода. В один миг уничтожив все до последней крошки, молодой варах удовлетворенно похлопал себя по сытому животу, подбросил в очаг дров и уже собирался растянуться на шкурах рядом с мирно спящей Хелей, как вдруг ему в голову пришла удивительная мысль — а куда уходит дым от костра? Изогнув шею, Варму заглянул в очаг, и увидел вверху закопченное отверстие. Дымоход! Идея привела его в восторг: у них в пещере топили «по черному», и, когда костер горел, люди задыхались и кашляли в его едком дыму. Молодцы львины, вон до чего додумались! Надо будет выяснить поподробней, как они это устроили…

Громкое восклицание прервало ход мыслей юноши и заставило испуганно дернуться. Резко выпрямившись, он пребольно стукнулся затылком о верхний край очага и зашипел не хуже Мраха.

— Зачем ты засунул голову в очаг?

Варму решил, что стукнулся слишком сильно, ибо перед ним была галлюцинация… Девушка лет шестнадцати, темноволосая и хорошенькая, в легком льняном платье, крепившемся на одном плече костяной булавкой, стояла у входа, придерживая рукой занавес из шкуры, и смотрела на него круглыми от удивления глазами. Человеческая, красивая девушка! И, судя по выражению ее лица, эта красивая девушка считала Варму полным идиотом…

— Я проверял дымоход. — буркнул юноша и почувствовал, что краснеет.

— Дымоход? — пропела девушка. — А что с ним не так?

— С ним все в порядке. — ответил юноша и покраснел еще больше.

Девушка шагнула в комнату и уставилась на него своими темными глазами. Она выглядела встревоженной.

— Ты лицо обжег! — тихо ахнула она. — Мазь надо!

Варму из просто красного стал бордовым.

— Не надо мазь. — выдавил он. — Это не ожег…

Девушка совсем растерялась. На ее красивых глазах выступили слезы.

— Но ты же красный! — воскликнула она дрожащим голосом.

— Красный, — подтвердил Варму. Он успел сообразить, что девушка, выросшая среди львинов, вряд ли знакома с естественными реакциямии человеческого тела. — Но это не ожег — я так смущаюсь.

— А почему ты смущаешься?

Юноша замялся, подумал и ответил: — Ну…Ты очень красивая…

Теперь настал черед девушки краснеть. Закрыв ладошками пылающее личико, она замотала головой и хотела было убежать, но варах удержал ее.

— Ты и вправду красивая! — воскликнул он искренне. — Такая красивая…Я бы нарисовал тебя!

— Нарисовал? А как?

— Да вот так! — и юноша показал на картину.

Девушка глянула и застыла, открыв рот. Ее широко распахнутые глаза вспыхнули, юное личико засветилось совершенно детским восторгом, из груди вырвался тихий вздох…И Варму понял, что пропал…

Маленькая мохнатая ручка появилась словно из ниоткуда и пребольно ущипнула юношу за бок:

— Прекрати так пялиться! Это неприлично! — и Хеля, разбуженная их голосами, вклинилась между ним и девушкой. — Ее Марой зовут!

— Хеля! — изумленно охнула девушка. — Ты откуда здесь?

— Дед прислал. — сообщила львинька, приняв гордый вид. — Вот ему в ученицы.

— Аааа… — девушка кивнула. — А я еду приносила…

Между прочим, львинька говорила на варахском почти без акцента. Немножко понимает, значит? Ну-ну! Поскромничал дедушка! Кстати, Мара тоже говорит по варахски… Интересно, а они все здесь такие…Ученые?

Мара, между тем, подхватила раковину и собралась уходить, но Варму снова задержал ее:

— Оставь. Я хотел рассмотреть…

Хеля сунула в руки девушке тряпочку и подтолкнула к двери. Мара упиралась.

— Иди! — крикнула львинька и даже топнула ножкой.

— Хеля! — воскликнула Мара в изумлении. — Что с тобой? Да ты никак ревнуешь!

Девочка зашипела на нее, показав острые клыки, и выскочила из комнаты. Варму и Мара остались одни. 54

Глава 17. Хеля и Мрах знакомятся

Хеля мчалась по подземному лабиринту, не разбирая дороги. Юбчонка ее съехала на бок, бусы давно порвались и осыпались на каменный пол голубым дождем. Почти ослепшая от слез, львинька бежала вперед и вперед. Ей было стыдно. О, ей было ужасно, невыносимо стыдно! Как она, такая воспитанная, всегда сдержанная девочка, могла повести себя столь неподобающим образом? Кричать на Старшую! Поднять на нее руку! Встревать без позволения в разговоры взрослых! Что подумал о ней художник? Что скажет дедушка? Как теперь показаться им всем на глаза?

Позор!

Отряд охотников преградил ей путь. Один из воинов, очевидно, узнал девочку и попытался остановить, но Хе- ля, все еще сгорая от стыда, вырвалась с громким криком и шмыгнула в первое попавшееся ответвление коридора.

Здесь было темно и тихо. Затаившись, львинька ждала, не последует ли за ней встревоженный охотник, но никто так и не пришел: то ли старшие не видели, куда именно она побежала, то ли у них были дела поважнее, чем гоняться за зареванными детьми…Так, или иначе, но факт оставался фактом — Хелю никто не искал.

Посидев в углу и немного успокоившись, девочка снова обрела способность мыслить. Да, она натворила дел. Но, в принципе, ничего страшного и непоправимого! Все живы- здоровы! К тому же — поняла и осознала! И если вернуться, попросить прощения и объясниться, ее обязательно простят.

Перестав плакать и вытерев слезы подолом юбки, Хеля встала, собираясь немедленно отправиться домой, и вдруг поняла, что не знает, где находится — в этой части лабиринта ей бывать прежде не доводилось. Оставалось одно — просить Старших, чтобы указали дорогу. Но Старших нужно сначала найти… Старшие, ау!

Хеля растерянно огляделась: похоже, она попала в жилой отсек: вдоль стен рядами тянулись занавешенные шкурами ниши. Уже хорошо! Если проверять все логовища по очереди, в одном из них обязательно отыщется кто-нибудь, согласный отвести ее домой. Она просто скажет, что заблудилась…

Так девочка и сделала. У первых двух ниш ее ждало разочарование — хозяев не было дома. В третьем логовище горел свет, и Хеля робко поскреблась. Шкура почти сразу откинулась, и на пороге возник уже немолодой львин. Увидав львиньку, зареваную и растрепаную, он удивился и провел девочку внутрь. Усадив Хелю к огню и вручив ей раковину с водой, воин поинтересовался, кто ее обидел. Львинька честно рассказала, как было дело. Бывалый Старший только головой покачал — вот бестолочь! Хеля совсем успокоилась. В логове было тепло, и ее потянуло в сон. Заметив, что девочка клюет носом, Старший бросил у очага несколько шкур и уложил на них Хелю — пусть отдохнет, хуже не будет…

Проснувшись, девочка не сразу поняла, где находится. Потом вспомнила и собралась было испугаться, но передумала. Старшего в логовище не оказалось, но мало ли куда тот мог уйти, на то он и Старший…Подбросив в очаг дров, девочка решила оглядеться — ей было скучно. Комната оказалась довольно большой, со спальной нишей. На стенах висело разнообразное оружие, от топоров и копий до небольших ножей, все — отменного качества, в одном из углов на небольшом столике было аккуратно сложено несколько предметов женского обихода и детские игрушки. Хеля не стала их трогать: она знала, это — вещи умерших: в ее доме тоже имелся такой уголок, там лежали памятки от папы и мамы. Девочке стало грустно — бедный львин, похоже, потерял и жену, и ребенка…Наверно, именно поэтому он к ней так добр!

Тихий звук, то ли всхлип, то ли стон, заставил Хелю насторожиться — вернулся Старший? Звук повторился, и он шел из спальной ниши…Но Старшего там не было, это точно! Тогда кто? Крыса? Хеля боялась крыс…Меховые одеяла зашевелились, и львинька увидела небольшую руку; рука беспомощно шарила по одеялу… Снова прозвучал стон…

Заинтересовавшись, девочка осторожно приблизилась и заглянула в нишу. Там было темновато, но Хеля, как и ее дикие предки, обладала превосходным ночным зрением…

Мальчик, лежавший в постели, не был ей знаком. Похоже, он был нездоров. Его личико показалось Хеле весьма привлекательным… Львинок спал, его правая рука, закованная в лубок, лежала поверх шкур. Мальчику явно снилось что-то плохое — он стонал и метался, страдая, хотя, может быть, у него болела рука?

Хеля не знала, что предпринять — Старший до сих пор не вернулся, других взрослых поблизости не было…Стараясь ступать бесшумно, девочка попятилась к выходу, собираясь отправиться за помощью, и тут незнакомый мальчик, очевидно, почувствовав ее взгляд, открыл глаза.

С минуту дети смотрели друг на друга, а потом мальчик спросил:

— Ты кто такая? Я тебя раньше здесь не видел…

Хеля смутилась — ну не рассказывать же все сначала? Да и стыдно…

Львинок расценил ее молчание правильно. Махнув рукой, он завозился в постели и вдруг жалобно попросил:

— Девочка, как тебя там…Сесть помоги?

Хеля помогла. Кое-как усевшись, львинок облизнул пересохшие губы и вытащил откуда-то большую фляжку. Напившись, мальчик с любопытством оглядел девочку с ног до головы и представился:

— Я — Мрах.

— Хеля… — львинька пожала протянутую ей руку — пальцы показались ей ужасно горячими: — Ты болеешь?

Мальчик глухо закашлялся и кивнул.

— А ты заразный?

Мрах только пожал плечами:

— Я руку сломал, — и показал на лубок.

— А кашляешь почему?

— Простыл.

Хеля немного успокоилась. Некоторое время дети молчали. Потом львинька спросила:

— А отец когда вернется?

Мрах смотрел непонимающе:

— Кто?

— Ну, Старший…

Мальчик только покачал головой:

— Он мне не отец…А тебе зачем?

Пришлось рассказывать. Мрах слушал очень внимательно, сочувственно кивал, потом вздохнул:

— Эх, ты, потеряшка… Мне б твои проблемы…

И тоже рассказал, да такое! У Хели шерсть встала дыбом!

Действительно, ему бы ее проблемы! И девочке сразу стало легко.

Одеяла снова зашевелились, и львинька увидела котенка. Звереныш сладко потянулся и пошел знакомиться. Хеля пришла в восторг — настоящий, живой львенок! Обнюхав девочку, малыш решил, что та ему нравится, и устроился у нее на коленях.

Мрах, похоже, не возражал. Мальчик выглядел усталым, и Хеля помогла ему лечь.

— Не уходи… — попросил тот. — Боюсь один…

И девочка пообещала, что останется. Мрах скоро уснул, а Хеля сидела рядом и держала его за руку. Ей было ужасно жалко этого мальчика, такого же одинокого, как и она. Хотя нет — у нее были дед, сестры и братья, а у Мраха- никого…

Львинька расстроилась и заплакала — она хотела домой.

Старший не возвращался, огонь догорал, Мрах стонал во сне…Хеля прилегла рядом, осторожно обняла его, пытаясь утешить, и незаметно задремала. Почему-то рядом с Мрахом ей было спокойно.

Глава 18. Эпидемия. Лекарь

Варму тосковал: Мара не показывалась, Хеля, наказанная, сидела под домашним арестом, Эрих и Мрах исчезли…От нечего делать юноша рисовал на стенах пещеры Совета, разумеется, с разрешения Старейшин. Те только диву давались на его картины — как запретить творить такую красоту? А Варму был рад стараться: за время странствий он соскучился по настоящей работе. Юноша буквально жил с красками в руках, забыв про еду и сон…Варму сильно не хватало обоих мальчиков, львицы, котенка, Мара не покидала его мыслей, и он нарисовал их всех, никого не спрашивая.

На четвертый день появилась Хеля. Львинька долго разглядывала картины, медленно переходя от одного изображения к другому. Дойдя до стены, на которой Варму нарисовал Марха и Эриха, девочка вдруг остановилась и спросила дрогнувшим голоском: — А это кто?

Варму объяснил. Девочка выслушала, а потом объявила: — Я знаю, где Мрах!

Юноша аж подпрыгнул: — Ты его видела?

Хеля кивнула.

Варму засобирался: Мрах болен, ему нужна помощь…

Львинька вызвалась проводить — она знала дорогу.

На подходе к уже знакомому жилому отсеку девочку и вараха ждал сюрприз — двое воинов преградили им путь.

— Сюда нельзя. — объяснил Старший. — У нас больные.

Варму насторожился и быстро выяснил: с седьмицу назад из соседнего поселения вернулась группа молодых львинов, ходивших присмотреть себе невест, с ними — несколько львий с детьми, навещавших родственников. Один из малышей заболел еще в дороге, и никто не обратил на это особого внимания — дети часто простывают. Но малышу становилось все хуже, вслед за ним слегли еще двое, в том числе и молодой воин; послали за лекарем. Тот осмотрел больных и схватился за голову: в поселение занесли легочную гниль, болезнь тяжелую и заразную. На данный момент заболевших было уже больше двух десятков, почти все — дети, к сожалению, лекарь тоже слег, а его помощник, еще совсем мальчик, почти ничего не умел. Трое малышей уже умерли, остальным некому было помочь.

Узнав, что Варму — лекарь, опытные сильные воины едва не расплакались от радости и со всеми возможными почестями провели юношу в пещеру, куда сносили больных. Хелю Варму отправил домой — еще заразится. К сожалению варах ничего не знал о легочной гнили — ею болели только львины, но думал, что местный лекарь расскажет хоть что-нибудь, ведь Варму хватило бы было названия нескольких трав. Его надежды не оправдались — старый львин лежал при смерти. И юноша растерялся: перед ним на соломенных тюфяках дети и взрослые метались в жару и бреду, задыхаясь и кашляя. Стоять и ждать, когда они умрут, Варму не мог. Распорядившись приготовить как можно больше жаропонижающего отвара, юноша начал осматривать больных. В одном из детей, к своему ужасу, он узнал Мраха, и ребенок был очень плох. В наихудшем состоянии находились совсем малыши и несколько пожилых львинов, и Варму понимал — они умрут еще до вечера; молодые переносили болезнь намного легче — эти, скорее всего, поправятся. Потом принесли лекарственный отвар, и думать стало некогда — больные продолжали прибывать. Две немолодых львии вызвались помогать. Женщины объяснили — легочной гнилью болеют всего один раз, потом становятся к ней невосприимчивыми, они обе в детстве уже переболели, так что опастность им не грозит. Юноша обрадовался: количество больных приближалось уже к пятидесяти — слишком много для одного испуганного человека. Потом появилась Мара — девушка привела с собой еще с десяток львинов, и работа закипела. Варму было приободрился, но тут же сник: выяснилось, что его возлюбленная тоже училась у старого лекаря и неплохо разбирается в травах, легочная гниль ей знакома, но лечения от нее нет. Надо все время давать больным пить, сбивать жар и ждать: кому-то повезет, и они выживут… Но слишком многим не везло: малыши и старики умирали один за другим, а на их место тут же приносили новых…

За два неполных дня болезнь охватила поселение полностью. Варму и его добровольные помощники валились с ног от усталости, пытаясь спасти, помочь и утешить, но больных было слишком много — больше половины обитателей пещер заразились. Этот кошмар длился девять долгих дней, потом количество новых пациентов резко уменьшилось — эпидемия пошла на спад, чтобы через седьмицу угаснуть совсем. Последними заболевшими оказались Хеля и ее дед. Львинька, крепкая и сильная, быстро поправилась, а Старейший умер в эту же ночь. Мрах, шатающийся от слабости и все еще кашляющий, не отходил от постели девочки не на шаг.

Убедившись, что болезнь покинула поселение, львины наскоро похоронили родных и близких: лето закончилось, и надо было готовиться к приближающейся зиме. За каждодневными хлопотами ужасы эпидемии потихоньку начали забываться.

Глава 19. Варахи

Мрах и Хеля с кузовками за плечами брели по лесу. Оба устали, до верху наполненные грибами корзинки тянули к земле. Рядом, взявшись за руки и глядя друг на друга влюбленными глазами, шли Варму и Мара: в последнее время эти двое стали неразлучны, и даже слепому было ясно — они очень скоро поженятся.

Выйдя на небольшую полянку, компания остановилась на отдых — все четверо изрядно проголодались. Сидеть на мягкой траве оказалось удобно, а солнце грело совсем по летнему. Дети после еды почти сразу уснули, и Мара с Варму без помех занялись поцелуями.

Внезапно земля под ними подпрыгнула и затряслась. Землетрясение быстро закончилосьвсего несколько толчков, и снова наступила тишина. Казалось бы — так, мелочь, но для жителей подземного поселка каждый подобный толчок нес в себе нешуточную опасность. Варму растолкал детей, и маленький отряд почти бегом бросился к родному холму.

На этот раз обошлось — никого не убило, с десяток львинов получили ушибы и ранения, попав под камнепад, да обвалился потолок в нескольких коридорах. Повезло! Наскоро оказав пострадавшим необходимую помощь, Варму вместе с детьми занялся чисткой грибов, а Мара пошла на общую кухню — раздобыть яблок. Остаток дня прошел, как обычно. Грибы, вычищенные и нарезанные, развесили сушиться, яблоки — съели, и отправились «на боковую».

А утром все поселение поджидал сюрприз: группа молодых львинов, накануне отправившаяся на охоту, вернулась — без мяса, и привела с собой около полутора десятков измученных и окровавленных…варахов! Юноши объяснили, что встетили их в лесу. Маленький отряд, состоящий из трех женщин, десятка детей разного возраста и двух почти безоружных воинов, сдался без сопротивления. Почти все были ранены. Пленников заперли и немедленно послали за Варму.

Мрах вихрем ворвался в логовище и с порога завопил дурным голосом:

— Мара! Варму где?

Чистившая на завтрак морковь девушка подпрыгнула от неожиданности и порезалась.

— Не ори, — взмолилась она, пытаясь унять кровь. — Случилось чего?

Мрах затараторил, глотая слова:

— Тамнаши!..Привели!..Все раненые!.. Скорее! Варму зовут!

Встревоженная Мара побросала недочищенные корнеплоды обратно в корзинку:

— Кого привели? Какие еще раненые? Сколько? — кровь все еще текла, и девушка торопливо замотала пострадавший палец обрывком тряпочки. — На, попей и успокойся!

Мрах глотнул воды из фляжки, чуток отдышался и пояснил:

— Наши охотники варахов в лесу поймали. Ребятня одна, все перевязанные. Стряслось у них что-то…

Мара охнула и заметалась по комнате:

— Беги в коптильню, Варму туда ушел. Торопись!

Мрах умчался — только пятки сверкнули, а Мара закинула на плечо мешок с лекарскими принадлежностями и поспешила на помощь раненым. Несчастные лежали на соломенных тюфяках, как пришли — грязные, с потухшими глазами, потерянные, женщины плакали. Еда, которую им принесли, стояла почти нетронутой…

Навстречу девушке поднялся один из воинов. Его правая рука лежала в грубом подобии лубка, голову перетягивала повязка. На его груди Мара увидела знакомую татуировку — оскаленную морду льва, и невольно вздрогнула — такая же была у Варму… Раненый воин едва держался на ногах. Похоже, появление человеческой девушки поразило вараха.

Некоторое время он молчал, собираясь с мыслями, потом показал на свою сломанную руку и на ближайшего из детей, совсем кроху — у малыша было перевязано бедре.

— Я — лекарь, — громко, чтобы все слышали, сказала девушка.

Услышав из уст незнакомки родную речь, воин коротко выдохнул и пошатнулся, но Мара ловко подхватила его под здоровую руку и помогла сесть.

— Не вставайте, пожалуйста. — попросила девушка. — Я начну с детей, если вы не против…

Повреждения у большинства оказались не слишком серьезными, с ними Мара справилась без посторонней помощи. К приходу Варму неперевязанными остались лишь малыш с глубокой раной на бедре и оба воина. Появление юноши вызвало у его соплеменников настоящий шок. Женщины закричали хором, воины вскочили. Одна из девочек, не старше десяти, с нечленораздельным воплем кинулась ему на шею и разрыдалась. Потрясенный Варму нежно обнял ребенка, успокаивающе гладя по рыжеватым спутанным волосам. Девочка зарыдала громче. Юноша осторожно отодрал ее от себя, заглянул в грязное, исцарапанное, но такое родное личико и спросил:

— Ома, сестренка, что у вас случилось?

За нее ответила старшая из женщин:

— Землетрясение. Вчера днем. Пещера рухнула на нас.

И тоже заплакала. Тум, так звали эту женщину, была подругой его матери. Очевидно, бывшей подругой…

Варму еще раз оглядел своих соплеменников. Вот Харам, младший брат вождя, и Мело, его друг, и Верда, жена Мело, к ним жмется мальчик лет пяти, вылитая Верда — их сын? Вот Тая; когда Варму уходил, она была еще не замужем, а сейчас у нее на руках годовалый ребенок. Чужой?

Варму захотелось завыть. Неужели эта жалкая кучка людей — все, что осталось от его племени?

— Кто еще выжил? — спросил он, боясь услышать ответ.

— Мало. — вздохнула Тум. — Твой брат Мору увел их вниз по реке. Человек сорок. Все.

Чуть больше пятидесяти из шестисот! Это был конец…

И Варму заплакал. Слезы бежали по его щекам, и он не вытирал их. Ему вдруг стало все равно. Ома обняла его, и женщины, и оба воина, и их слезы смешались.

Никто не мешал им оплакивать гибель своего народа.

Глава 20. Кожаный браслет

В этот же день к месту трагедии выслали группу молодых львинов — искать выживших. Те вскоре вернулись, приведя с собой двух девочек чуть старше Омы — когда потолок рухнул, нишу, в которой они спали, накрыло плитой, и трех охотников, почти подростков: юноши растерянно бродили по развалинам, пытаясь понять, что произошло; во время катастрофы они были далеко в лесу — стреляли белок. Больше никого найти не удалось.

Немногочисленных варахов расселили без труда — после эпидемии многие логовища стояли пустыми. Бедолаг приняли в племя, и на этом бы все и закончилось, да только — не закончилась. И виноват оказался простой кожаный браслет.

Ома, Мрах и Хеля под руководством Мары перебирали орехи. Точнее, делали вид, что перебирают — больше ели и баловались. Младшая сестренка Варму оказалась та еще баловница, и дети моментально нашли общий язык. У Мары не было сил на них сердиться, и она тоже делала вид, что верит в то, что дети перебирают орехи. А дети прекрасно знали, что она делает вид, что верит в то, что они перебирают орехи. В результате все были довольны, но орехи никто не перебирал.

Мрах, задумчиво ковыряясь в корзине, негромко рассказывал:

— Вот ведь как в жизни все повторяется…Львины приняли людей. А у нас наоборот было — люди приняли львинов…

Тогда тоже землетрясение случилось, подземная река прорвалась и пещеры затопила, но многие успели выскочить…Ну, выскочили, в чем были — голые, считай. А дальше? Зима в разгаре, мороз трещит, сугробы по шею, а они — в набедренных повязках. Одеяла, запасы- все в пещере осталось, под водой — ныряй, если хочешь, доставай…

Хеля прерывисто вздохнула — ей было интересно. Это вам не бабушкины сказки — реальная история…

— А дальше? — почти шепотом спросила Ома. — Они замерзли?

Львинок покачал головой: — Нетерпеливая какая…. Так вот. Остались они на морозе без ничего, и решили в лес податься — там хоть валежник есть; костры разожгли, и стали умирать. От голода, от холода, от горя. День умирают, два умирают, седьмицу умирают, ослабели совсем без еды. И тут их люди нашли, охотники, и к себе в пещеру забрали. Накормили, обогрели…Так и живем до сих пор вместе, больше ста лет уж прошло…

— Интересно. — одобрительно кивнула Хеля, и ее глаза подозрительно заблестели. — И что, не ссоритесь?

— Почему не ссоримся? Ссоримся…

— И даже деретесь?

— И деремся. — подтвердил Мрах, кровожадно ухмыляясь. — Тебе показать, как?

Хеля кинула в него орехом. Мрах, похоже, только этого и ждал:

— Ах, ты так! Ну, девчонка, держись!

Львинька радостно взвизгнула и бросилась наутек, но наткнулась на корзину с неотсортированными до сих пор орехами и растянулась на полу. Орехи рассыпались, Мрах, раскатившись на них, полетел кувырком, зацепив вторую корзину — с орехами отсортированными, и врезался в Ому. На полу тут же образовалась вопящая куча-мала, а орехи — перемешались, так что работу можно было начинать заново. Подобного непотребства Мара терпеть не пожелала: быстро растащив расшалившихся детей по углам и наподдав от души каждому по тому месту, откуда ноги растут, девушка вручила обиженно сопящей и потирающей отшлепанные выпуклости троице по венику и велела сделать, как было. Вид у нее был весьма грозный, и дети подчинились без пререканий. Когда Мара убедилась, что порядок восстановлен и большая часть орехов вернулась в корзину, она сменила гнев на милость и отправила веселую троицу восвояси, пока те еще чего не натворили. Засидевшимся в четырех стенах детям не пришлось повторять дважды: похватали теплую одежду и убежали, только их и видели…

Вихрем промчавшись по полутемным коридорам и на ходу пытаясь одеться, две девочки и мальчик вылетели на улицу.

— Кто перый до леса? — предложила Ома и рванула с места.

Львинята кинулись догонять. Почти одновременно достигнув опушки, дети остановились — входить в лес им было строго-настрого запрещено.

— Я победила. — уверенно заявила Ома, пытаясь отдышаться.

Хеля обиженно надулась: — Ты старше. И у тебя ноги длиннее…

— Ну да. — фыркнул Мрак. — И хвост не мешает.

Хеля с шипением прыгнула на него, и оба повалились в большую кучу опавших листьев. После недолгой борьбы Мрах сдался на милость победительницы: верткая львинька умудрилась сесть на него верхом, от души вывернув обидчику руку. Устроившись у Мраха на спине поудобнее, и по-прежнему удерживая его руку, девочка грозно спросила: — Ну, и кому тут хвост мешает?

Мальчик захрипел и задрыгал ногами.

Хеля слегка усилила нажим: — Не слышу?

— Мне! — отчаянно завопил Мрах.: — Мне мешает!

— Тогда давай я его тебе оторву! Хочешь? — и львинька громко щелкнула зубами.

Мрах снова задергался, но его положение было абсолютно безнадежно — Хеля держала крепко. Убедившись, что освободиться не удастся, мальчик перестал сопротивляться.

— Пусти руку, больно… — жалобно попросил он. — Я больше не буду…

Хеля сжалилась, слезла с Мраха и пристроилась рядом, поджав под себя ноги.

Мрах остался лежать, опасаясь нового нападения.

— Ты здорово дерешься. — похвалил он, потирая помятое запястье. — Чуть руку мне не вывихнула…

Львинька, немало не смущенная, легко поднялась с земли и принялась отряхиваться. Вид у нее был довольный: — Тебе понравилось? Повторим?

— В другой раз как-нибудь. — Мрах тоже было вскочил, но поскользнулся на старых листьях и упал обратно.

Ома протянула мальчику руку: — Вставай уже…Тоже мне, умирающий нашелся!

Рывком подняв друга на ноги, Ома оглядела его с преувеличенной заботой и ехидно поинтересовалась: — Не ушибся?

Мрах зашипел и тоже начал отряхиваться.

— Откуда у тебя этот браслет? — неожиданно спросил он.

Ома откинула растрепавшиеся волосы: — Один мальчик подарил. Нравится?

Львинок еще раз рассмотрел плетеный кожаный ремешок, обхватывающий запястье девочки — такой же, или очень похожий, был у Эриха…

— Как его звали? — воскликнул Мрах.

Испуганная, Ома отшатнулась и спрятала обвитую ремешком руку за спину: — Ты чего?

Мрах только вздохнул: — Такой мой друг носил. Он пропал…

— Человек? — уточнила Ома.

Львинок кивнул: — Человек…Его Эрихом звали.

— А как он пропал?

Мрах понуро опустил голову — воспоминания об утраченном друге причиняли боль: — На охоту с львинами пошел. И не вернулся. Никто из них не вернулся…

Ома поспешно развязала браслет и решительно вложила ему в ладонь: — Жив — здоров твой Эрих. — сообщила она. — Охотников ваших наши убили, а его — не тронули, в стойбище привели. Ну, он и остался…А когда пещера рухнула, мы с ним на речке были…Он с Мору ушел, и вот это… мне подарил…на удачу… — и девочка заплакала. Похоже, Эрих ей нравился.

Мрах стоял, как громом пораженный: его друг нашелся! И они почти встретились…Присоединись Эрих к Оме…Но он почему-то выбрал Мору, и сейчас уходил от Мраха все дальше и дальше. Возможно, еще не поздно и удастся его догнать?

— Варму! — возопил львинок и со всех ног бросился к темневшему на слоне холма входу. Девочки поспешили за ним — им не надо было ничего объяснять, а зачем? Все и так ясно…

Глава 21. Бесприютные

Дюжина воинов, десяток женщин, старуха, и чуть более двадцати детей пробирались вдоль реки по едва заметной тропке, под затяжным дождем. Шли тяжело, увязая в грязи, многие хромали. Кое у кого из женщин на руках попискивали младенцы. Двое мужчин несли носилки с раненым. Выглядели путники жалко — полуголые, ободраные, промокшие, вооруженные лишь дубинками и заостренными кольями, они брели в никуда.

Вот одна из женщин, совсем молоденькая, но уже с ребенком за спиной, поскользнулась и упала на колени. Шагавший вслед за ней мальчик помог ей встать. Женщина благодарно улыбнулась: — Спасибо…

— Давай малыша понесу. — предложил мальчик. — Ты устала…

— Так ведь и ты устал… — вздохнула женщина, но ребенка отдала.

Мальчик пристроил младенца поудобнее и протянул спутнице яблоко: — На вот…

Яблоко было маленькое и грязное, но женщина жадно впилась в него зубами. Она уже почти сутки не ела ничего, кроме нескольких подобранных по дороге сырых улиток.

— Откуда? — спросила юная мать, в три укуса покончив с кислым плодом.

Мальчик пожал плечамии: — Из леса, конечно…

— А ты?

— А у меня еще есть. — и высыпал ей на ладонь горсть орехов: — Грызи!

— Да ты богач! — воскликнула женщина и отправила орехи в рот.

Мальчик покопался в небольшом мешке, который до этого нес зажатым под мышкой, и достал еще одно яблоко:

— Видишь?

Изголодавшаяся мать жадно смотрела на маленький, чуть подвявший плод.

— Бери. — велел мальчик. — Тебе надо.

Второе яблоко исчезло так же быстро, как и первое. Перекусив, женщина чуть приободрилась и пошла увереннее.

— Спасибо, Эрих… — искренне поблагодарила она. — Если бы не ты…

Ребенок проснулся и заплакал — он хотел есть. На ходу прикладывая сына к груди, женщина опять поскользулась, но удержалась на ногах. Младенец недовольно завопил.

Некоторое время шли молча. Малыш сосал, женщина думала о чем-то своем, мальчик чистил какой-то корень.

Потом женщина тоскливо спросила, глядя на хмурящееся тучами небо: — Неужели опять будем под деревьями ночевать? Пещеру бы какую найти…

Дождь продолжал лить, поднялся ветер, впиваясь в незащищенные тела людей тысячами ледяных иголок. Смеркалось. Вдруг впереди зазвучали радостные крики. Тропка вильнула влево, потом сделала резкий поворот направо, повторяя изгибы реки, и усталые путники увидели высокий песчаый берег, заросший густым кустарником. Обрыв оказался сильно обрушен снизу, из него выпало несколько валунов, зато сверху нависал довольно широкий земляной козырек.

Не пещера, конечно, но лучше, чем совсем ничего…

У стены оказалось теплее: сюда не залетали порывы ветра и капли дождя, и — о, радость! обнаружилась целая куча сухого плавника.

Вскоре весело запылал костер, и измученные люди потянулись к нему, пытаясь согреться. Женщины и дети насобирали моллюсков и речных улиток и жарили над огнем. Запах дыма, мокрых шкур и горячей еды пополз над водой…

Утолив голод и немного обсушившись, люди устраивались на песке поближе к стене и сразу засыпали. Это было счастье — впервые за трое суток уснуть почти сытыми и под крышей…

Вот только Эриху почему-то не спалось. Лежа на куче сухих водорослей, мальчик широко раскрытыми глазами смотрел в темное небо. Натруженые за день ноги горели, тело ныло, и, хотя желудок и не требовал больше пищи, сон не приходил. Рядом тихонько посапывала его спутница с малышом; ребенок, причмокивая, сосал палец.

Мальчика одолевали скверные думы. Уже пять месяцев прошло с того злополучного дня, как его и Мраха уволокло вздувшейся рекой. Осень на исходе, скоро выпадет первый снег, а родное стойбище все дальше и дальше. Настанет ли вообще когда-нибудь день, когда Эрих снова увидит мать, или ему суждено прожить среди чужаков до самой смерти? Опять же, Мрах. Друг детства. Они даже родились в один день. Жив ли он, и что делает сейчас? Спит, скорее всего, в подземном логовище, в тепле и уюте. Эрих вспоминал их детские шалости, ночевки под древним пнем, купание котенка… «Мрах-Мрах, пушистый львинок с кисточкой на хвосте, неужели мы больше никогда не встретимся с тобой?»

И Эрих вдруг впервые по-настоящему осознал: не встретятся. Мрах, друг детства, ушел из его жизни навсегда.

Вместе с родным стойбищем, мамой, козами и многим другим. Отныне его семья — варахи, и по-иному не будет.

Одинокая слезинка скатилась по его щеке, и Эрих смахнул ее на песок. Не о том надо плакать: надвигается зима, а племя до сих пор не имеет никакого пристанища…С этой мыслью мальчик и заснул.

Глава 22. По следам друга

Ах, если бы Эрих знал, как сильно ошибся, думая, что Мрах провел эту ночь в теплой постели…

Отряд из пятидесяти львинов, двух львинят и одной человеческой девочки под предводительством Варму шел по следам варахов уже почти сутки. Не обремененные младенцами и ранеными, сытые молодые воины быстро продвигались вперед. Даже дождь не стал для них большой помехой — следы сорока варахов не та просто смыть! Дети шагали наравне со всеми — их не хотели брать, сами напросились. А раз сами — значит, терпите. И они терпели: усталость, боль в натруженных ногах, мокрую одежду и слякоть, ночевки на голой земле и холодную походную пищу…Никто не ныл и не жаловался, даже девочки. Так что скоро молодые львины перестали поглядывать на детей с опаской, а потом и зауважали: настоящие бойцы растут! Вместе с отрядом, то отставая, то обгоняя, бежали львица и львенок: котенок за эти несколько месяцев сильно подрос и уже давно не помещался у Мраха на коленях, что не мешало ему по-прежнему следовать за своим названым братом повсюду. Глядя на него, львинок начал всерьез подумывать, что будет еще через полгодика, когда тот превратится во взрослого льва: уже сейчас многие возражали против присутствия в поселении хищника… Но Мрах не собирался так долго оставаться в племени: он мечтал о возвращении домой. Только сначала необходимо было найти Эриха: вместе исчезли — вместе и вернутся. О том, что Хеля вряд ли захочет идти с ними, львинок старался не думать…

Итак, поисковый отряд бодро нагонял измученных голодом, едва ползущих варахов, и с каждым шагом расстояние между ними неуклонно сокращалось…

Глава 23. Объединение

Первой львицу заметила старуха. Хищница стояла на огромном, поросшем лишайниками валуне и смотрела на людей. Похоже, ей было интересно. Воины в испуге схватились за оружие, но львица нападать не собиралась.

— Чего это она? — недоумевали мужчины.

— Красавица! — завистливо вздыхали женщины. — Гладкая, сытая… Не то что мы…

Львица поглядела некоторое время и исчезла.

Эриху было все равно. Ну, львица, эка невидаль…Что он, львиц никогда не видел? Мальчик был голоден и простыл: болело горло, заложило нос. Хорошо хоть дождь, наконец, закончился…

Затрещали кусты, и большое светлое тело выпрыгнуло на тропинку прямо перед ним. Завизжали женщины.

Эрих остановился, как вкопаный. Львица на мгновение застыла, потом быстро опустила на землю что-то и исчезла так же стремительно, как и появилась. На тропинке остался лежать мертвый заяц.

— Это она нам еду принесла, что ли? — громко спросила девочка лет шести. — Она поняла, что мы голодные?

Эрих молчал. Как он мог поверить?…Львица, не боящаяся людей, сытая и гладкая при отсутствии вокруг дичи, львица, принесшая ему свою добычу…А почему бы и нет?

— Львины! — пронзительно закричал один из молодых варахов. — Бегите!

Эрих обернулся — и увидел: прямо к ним по узкой тропе бежали гривастые воины, много гривастых воинов…

Началась паника. Женщины с воплями ужаса хватали детей и сломя голову кидались в заросли, мужчины сбились в кучу и подняли копья, готовые дорого продать свою жизнь, старуха что-то кричала, потрясая в воздухе клюкой…

— Стойте! — завопил Эрих, срывая голос. — Стойте! Это друзья!

Лишь немногие услышали его во всеобщем гаме, а поверили- единицы: девочка застыла в сомнении, женщина с младенцем остановилась, один из воинов опустил копье…

Две маленькие фигурки отделились от отряда львинов, они бежали прямо к Эриху, отчаянно размахивая руками, а впереди, гордо подняв кверху хвост, скакал львенок…

Добежали, закрутили, чуть не задушили в объятиях, совсем рядом Эрих увидел сияющие, с детства родные желтые глаза; Мрах и смеялся, и плакал одновременно, пытался закутать друга в меховой плащ…А Эрих молчал: он боялся проснуться. И только когда большой, сильный мужчина подхватил его на руки и подбросил в воздух, мальчик понял окончательно — это не сон!

— Варму! — счастливо выдохнул он, и потребовал, дрыгая ногами. — Немедленно поставь меня на место!

Глава 24. Варму — строитель

Варму и Мара поженились, когда выпал первый снег — так требовал обычай львинов. Вместе с ними сыграли свадьбу еще четыре варахских пары; в их числе были Мору, ставший вождем людей, и Эвана — та самая юная мать, которую опекал после землетрясения Эрих. Муж Эваны погиб под завалами, а Мору вообще прежде не был женат, и оба выглядели вполне счастливыми.

Зима вступала в свои права. Ударили первые морозы, реку сковало льдом. В подземном лабиринте вовсю пылали очаги, прогоняя стужу, запасов пищи хватало на всех. Казалось бы, живи да радуйся, но Варму с каждым днем мрачнел.

Только не подумайте что причиной его плохого настроения была Мара; нет-нет, та оказалась прекрасной женой, любящей и заботливой. Варму беспокоили землетрясения: со времени возвращения Эриха в пещеры холм трижды уже трясло, и довольно сильно, камнепадом и рухнувшими потолками убило и покалечило не немало людей и львинов, и юноша перестал доверять этому подземному убежищу.

Надо уводить племя в другое место, но куда? Пещера — она везде пещера…Вот если бы люди или львины научились строить себе жилища на поверхности земли… Но как, из чего?

— Бобры. — подсказала Мара. — Они используют ветки. Но бобры — маленькие… А ты возьми стволы деревьев!

Варму задумался, и чем больше думал, тем больше ему нравилась поданная женой идея. Надрав с берез коры, юноша принялся рисовать предполагаемые дома из бревен: выходило занятно и, вроде как, удобно — не хуже, чем в пещерах… Главное — скрепить бревна так, чтобы они не раскатывались, а крышу сделать легкой — даже если и рухнет, никого не убьет. И очаг из камней — иначе сухое дерево вспыхнет…Нарубив в лесу толстых жердей, юноша принялся соединять их разными способами, и в конце-концов добился желаемого — бревнышки не разлетались при сильной тряске, удерживаемые вместе хитро вырезанными пазами. С крышей пришлось сложнее, но Варму решил и эту проблему, соорудив целую систему из тонких стропил, коры, сухого тростника и веревок. Построив домик в четыре локтя высотой и убедившись в его отменной прочности, юноша обратился со своим предложением к совету старейшин. Старейшины заинтересовались и разрешили продолжать эксперимент. Набрав команду из десятка львинов и людей, Варму отправился в лес — валить деревья, и скоро нужный запас бревен был готов.

Строение получилось небольшим — на одну семью и без окон, но ладное. В углу находилась главная гордость Варму — очаг из скрепленных глиной камней, закрытый с трех сторон, и с дымоходом. Щели между бревнами законопатили мхом, дверной проем закрыли хитро прибитой, обтянутой кожей дверью из жердей, деревянный пол покрыли шкурами, поставили пару удобных лежанок, скамью: уютное, теплое жилище. И крепкое — после очередного землетрясения даже крышу не перекосило. Старейшины, глядя на Варму, восхищенно качали головами — молодец, до такого додумался! И юноша, ободренный удачей, принялся было за строительство еще одного дома, но вдруг обнаружил, что пришла весна. Сквозь тающий снег пробивались первые нежные цветы, набухали почки, запахло мокрой землей, и Варму невыносимо захотелось в поход. Подземный лабиринт показался душным и тесным. Выйти бы сейчас в степь и шагать по ней далеко-далеко, слушая шум ветра и песни птичек… Юноша загрустил, перестал есть и спать. Все раздражало его — крики детей, люди и львины, вечная полутьма логовища и его низкий свод… Мара быстро заметила неладное и попыталась выяснить, в чем дело — Варму отмалчивался. Но молодая женщина проявила упорство, и вскоре юноша, сам не зная как, рассказал ей о гнетущем его желании. Он боялся, что любимая обидится или рассердится, но Мара только улыбнулась:

— Мрах и Эрих давно мечтают о возвращении домой. Подождем пару седьмиц, пока земля просохнет, и пойдем. А пока — сходил бы ты на охоту.

Варму несказанно обрадовался и расцеловал жену, потом спросил:

— Ты сказала — пойдем? Я не ослышался?

Мара крепко обняла его, гладя по волосам: — Именно так я и сказала! Я пойду с тобой! И не вздумай возражать.

Молодой варах вовсе и не собирался возражать — он был на седьмом небе от счастья. Еще раз расцеловав жену, юноша бросился искать Мраха и Эриха, чтобы сообщить им новость — скоро мальчики вернутся в родное стойбище.

Глава 25. Черная скала. Другие люди

В путь тронулись лишь через месяц, по причине болезни обоих львинят, Эриха и Омы.

Виновницей задержки оказалась Ома: прослышав про плоты, на которых соплеменники Эриха ходили рыбачить, девочка уговорила друзей тоже сделать такой. Ребята решили обойтись без посторонней помощи — взрослые были заняты сборами, но поспешили и что-то напутали: плот, такой прочный с виду, развалился, едва отчалив от берега, и вся компания оказалась в ледяной воде. Мокрые и продрогшие, дети доплелись до родной пещеры, обогрелись и успокоились, и, скорее всего, отделались бы легкой простудой, но тут Ома, которой не давала покоя слава брата, решила всех полечить — на всякий случай. Что именно она напихала в котелок, какие травы и корешки взяла из запасов Варму, осталось тайной. Гораздо важнее был результат: дети слегли с тяжелым отравлением.

Скорее всего, им еще повезло — Ома заварила не очень крепкий отвар, но, тем не менее, проболели седьмицу.

Варму ужасно разозлился на сестру: из-за ее глупости и самонадеянности все четверо могли умереть, и, едва лишь девочка поправилась, выпорол без пощады — Ома потом еще три дня спала на животе — а после начал учить лекарскому делу.

Земля давно просохла и на березах начали распускаться листочки, когда, наконец, их отряд покинул пещеры под холмом. Три воина-вараха, двенадцать молодых львинов, одна темноволосая женщина и четверо детей бодро зашагали к горам, неся за плечами дорожные мешки. Разумеется, львица и львенок увязались за ними.

Их путь проходил через лес, совсем рядом с бывшим стойбищем варахов, и Варму не удержался, чтобы не взглянуть на место, где прошли его детство и юность. Развалины встретили отряд тишиной и пустотой, и воины не стали здесь задерживаться. Свернув на уже успевшую зарасти травой тропу, путники углубились в лес и скоро оказались на большой поляне, окруженной столетними елями. Прямо посреди поляны возвышался черный камень в четыре человеческих роста, и львины невольно вздрогнули — на его поверхности, изъеденной ветрами, явственно проступало изображение львиной морды. Это была знаменитая черная скала, у подножия которой на площадке из кроваво-красного гранита умирали страшной смертью пленные. Варахи тоже боялись черной скалы — побледнели и тихонько перешептывались, но дух камня никак не проявлял себя: то ли спал, то ли покинул это место, и воины потихоньку успокоились. Посовещавшись, варахи все же оставили жертву — несколько кусков копченого мяса — так, на всякий случай, и поспешили прочь. Львины последовали за ними.

Дальнейший путь продолжали в молчании — у всех было тяжело на душе: варахи оплакивали погибших в пещере родных, львины — принесенных в жертву соплеменников, и разговаривать никому не хотелось.

Но тишина вскоре начала угнетать идущих. Первыми ожили дети — их разбирало любопытство. Начала Хеля.

Словно невзначай оказавшись рядом с Варму, львинька взяла его за руку и, с невинным видом заглядывая юноше в лицо, спросила:

— А ты когда-нибудь его видел?

Варму покачал головой:

— Духа? Нет, не видел…

Убедившись, что юноша готов отвечать, Хеля немедленно задала следующий вопрос:

— А кто видел?

Варму задумался. По поселению ходило много разных слухов, и кое-кто уверял, что встречался-таки с духом черной скалы, но… Их рассказы не внушали особого доверия.

— А если его никто не видел, тогда почему боитесь?

Действительно, почему? Молодец Хеля, умеет задавать правильные вопросы…

— Ну… — замялся Варму, — Он землетрясения насылает…

— А кто это сказал? Он сам?

Молодой варах не ответил. Ему стало страшно. Однако Хеля не сдавалась. Дернув Варму за руку, она продолжила: — Интересно как у вас получается… Духа нет, или есть, на всякий случай боитесь и приносите наших в жертву…Ну, приносили. А зачем?

— Не болтай! — разозлился Варму. — Вдруг дух услышит?

Хеля замолчала, немного испуганная, но вскоре любопытство опять пересилило, и львинька спросила, робея:

— А ты приносил жертвы?

Варму приносил жертвы. Все приносили. Но как сказать об этом девочке?

— Приносил, — вздохнула догадливая львинька. — А кто это был?

— Тебе лучше не знать. — резко ответил юноша, обрывая разговор, и Хеля поняла — больше он ничего не скажет.

…Львиня, совсем молоденькая, испуганно жалась к черному камню. Огромные золотистые глаза, полные животного ужаса, перебегали с одного человеческого лица на другое, моля о пощаде. Девушка знала, что обречена, но до последнего продолжала надеяться…

У Варму в руках была веревка. Швырнув львиню на алтарь, он связал девушке руки и ноги и оставил лежать.

Будущая жертва не сопротивлялась, только беззвучно плакала.

Ну что ж, дело сделано, и пора уходить…Варму последним шагнул на ведущую к стойбищу тропинку, как вдруг что-то заставило его обернуться: львиня сумела встать на колени и теперь смотрела ему вслед. И Варму вдруг решился — в два прыжка одолев расстояние, отделявшее его от пленницы, он быстрым движением перерезал стягивающие ее путы, поставил на ноги и подтолкнул к лесу: — Беги!

Львиня мгновение глядела, не веря, потом быстро обняла юношу за шею, поцеловала и умчалась — лишь кусты прошуршали. А Варму еще долго стоял, ощущая на щеке горячее прикосновение ее губ… Потом вспомнил о духе и побежал догонять ушедших товарищей — приближалась полночь…

Что потом случилось с этой львиней? Добралась ли она до своих или стала добычей голодного хищника? Варму не знал. И не хотел знать. Но даже если девушка и погибла, то не от его руки.

Она была единственной, кого он отпустил. Молодых воинов убивать было проще, и Варму не сильно колебался, бросая их связанными на гранитной плите…

Ночь прошла спокойно. Потрескивал огонь в костре, в темноте бродили какие-то животные, но нападать не осмеливались. Утром и люди, и львины проснулись бодрыми и отдохнувшими, с аппетитом позавтракали и тронулись. Переход обещал быть трудным — на пути отряда лежало болото. Но варахи не волновались — они знали тут каждую кочку — родные места… Только длинными шестами запаслись — мало ли что?

Древний ельник начал редеть, и перед путниками открылось широкое, затянутое мхом и тиной царство гнилой воды. Запахло тухлыми яйцами, под ногами зачвакало. Варахи быстро нашли одним лишь им известную тропку и зашагали уверенно, львины — за ними, след в след. Не дай дух оступишься — кругом трясина. Тропка попетляла между островков и вывела на узкую и длинную каменную гряду, глубоко уходящую в болото. Здесь было сухо, и решили устроить небольшой привал. Перекусили копченым мясом и нарванной по дороге зеленью, вытянули усталые ноги. Успокоившийся Варму рассказывал всем желающим о растущих вокруг травах. Мара скучала — ей все эти растения были давно извесны, и от нечего делать оглядывала окрестности. Вдруг легкое движение в камышах привлекло ее внимание, движение повторилось… Делая вид, что дремлет, молодая женщина не отрывала от зарослей внимательного взгляда, и в конце-концов ее терпение было вознаграждено — на мгновение камыши раздвинулись, и Мара ясно различила согнутую полуобнаженную фигуру. Вскрикнув, молодая женщина вскочила на ноги, но неизвесный уже исчез. Охотники нашли только оставленные им следы — без сомнения, они принадлежали человеку.

Глава 26. Похищение Мары

Охотникам очень не понравился тот факт, что где-то неподалеку бродят чужие люди. На болота иногда заходили дикие племена из дальнего леса. Это были грубые и кровожадные существа, едва научившие пользоваться огнем, и обычно они держались от варахов подальше, но сейчас, когда отряд был невелик, «дикие» могли и напасть… Ощетинившись копьми, настороженные, готовые в любую минуту принять бой, люди и львины бегом пустились к берегу. Достигнув края болота, все вздохнули свободнее — гораздо удобнее сражаться на твердой земле. И снова варахи быстро отыскали едва заметную во мху тропку, ведущую через лес — сплошной ельник, густой и темный, окружат — не заметишь, пока не столкнешься нос к носу. Пару раз Варму казалось, что он видит кого-то, но был ли это человек, зверь или просто тень — пойди, разберись! В любом случае, опасное место следовало пройти как можно скорее, и Варму без колебаний дал отряду команду: — Бегом!

Натренированные воины подчинились, дети не отставали. Внезапно откуда-то выскочила львица, едва не сбив Хелю с ног, и с глухим рычанием бросилась к небольшой группе молодых елей. Раздался пронзительный вопль, еловые лапы заколебались, и из зарослей выбежал голый человек: его спина была в крови. Львица прыгнула на него и начала рвать. Двое львинов со всех ног кинулись к разбушевавшейся хищнице, но не успели они сделать и нескольких шагов, как лес вокруг ожил. Из-за деревьев показались вооруженные люди, их было не меньше двадцати, и они окружали маленький отряд. Варму хорошо их разглядел — высокие и мускулистые, в одних набедренных повязках, с ожерельями из медвежьих и львиных зубов на крепких шеях, чужаки отличались от варахов более темным цветом кожи и обилием волос на лице и теле. Львины попятились, поднимая копья. Один из пришельцев вдруг прыгнул вперед, взмахнув палицей, и Варму едва успел пригнуться. Отчаянный женский крик заставил его стремительно обернуться, и юноша успел увидеть «дикого» огромного роста — тот убегал, а на его плече билась Мара. Обезумев, Варму бросился за похитителем, но сразу три чужих воина преградили ему путь.

Одного Варму свалил ударом копья в живот, но другие успели отскочить, и юноша в отчаянии закричал, зовя на помощь. Но время было потеряно — пока подоспевшие львины расправлялись с нападавшими, унесший Мару гигант успел скрыться, а остальные разбежались, побросав убитых. Варму был в отчаянии — зачем, ох, зачем он взял жену в путешествие, и где теперь ее искать? Друзья не могли дать ему ответа, а лес молчал. Правда, незнакомцы оставили достаточно следов, по которым удастся выйти на их логово… Солнце стояло в зените, и молодой варах, не раздумывая, приказал начать преследование. В его душе снова жила надежда.

Глава 27. Дом на дереве

Маре было ужасно неудобно висеть на чужом плече вниз головой. Особого страха она не испытывала, только злость и раздражение от того, что ее тащат неизвестно куда, как убитого оленя. Хорошо хоть не связали по рукам и ногам и не привесили к шесту… Но все равно неудобно!

Поначалу молодая женщина бешено сопротивлялась — дралась и царапалась, но дикарь будто вовсе и не замечал ее ударов и все так же ровно бежал по лесу. Мара не сдавалась и укусила его чуть повыше локтя, а зубы у нее были крепкие и здоровые. Дикарь сбился с рыси и зашипел, и обрадованная успехом женщина вгрызлась в его руку еще яроснее, чувствуя, как рот наполняется чужой соленой кровью. В следующий миг Мара кубарем покатилась на землю и зажмурилась — прямо ей в лицо летел огромный волосатый кулак…Но дикарь так и не ударил, зато ударила Мара — пяткой в ненавистное чужое лицо. Похититель взвыл и схватился рукой за нос, Мара тут же ударила снова, опять пяткой, и снова попала. Третий удар пришелся в пустоту, и молодая женщина вскрикнула: вокруг ее правой лодыжки словно сомкнулись тиски — это пришедший в себя дикарь поймал ее за ногу. Мара скорчилась во мху в ожидании расправы, но дикарь опять не стал бить ее. Робко приоткрыв один глаз, молодая женщина посмотрела на похитителя — тот сидел рядом и… смеялся! Из его разбитого носа капала кровь, под глазом наливался здоровенный синяк — а он смеялся! Мара глядела на него расширенными от удивления глазами.

— ДобрЯ жИнна воитель! — проговорил дикарь, отсмеявшись. — НЯмыть не можнО!ДобрО щвенкИ рОдит! Мень рОдит!

Мара открыла рот и закрыла: жена воина? Хорошие дети?

Так этот волосатый на ней жениться собрался? А сначала съесть хотел? С чего такая перемена? Неужто из-за подбитого глаза?

— ЖИнна свильнА! — продолжал похититель. — КлЫки Остри…Кусь не делай, мень жИнна…Барам дОбри…

Мара с трудом сдержала стон. Замуж за Барама, сколько бы он не был добр, ей совершенно не хотелось.

Дикарь вскочил, подхватил пленницу с земли и опять побежал. Мара покорилась — мужчина оказался слишком силен, и драться с ним не имело смысла. Когда-нибудь он донесет ее до своего логова, и тогда…тогда и будет видно.

Но в том, что она сбежит, молодая женщина не сомневалась ни на одно мгновение. Просто придется чуток подождать.

Дикарь бежал долго, и у Мары оказалось достаточно времени, чтобы основательно поразмыслить над создавшимся положением. Барам, или как там его, обращался с пленницей весьма аккуратно. При ближайшем рассмотрении он Маре даже почти понравился, хоть и был, на ее вкус, чересчур волосат. К тому же его язык оказался понятен — значит, можно попытаться договориться.

Когда стемнело, дикарь все еще бежал, путая следы. Вот он добрался до небольшой речушки, берега которой сплошь заросли гиганскими кедрами. Здесь он, наконец, опустил Мару на землю: — Грябсть там. — велел он, указывая на воду. — Знаишь грябсть?

Молодая женщина молча вошла в реку и поплыла к противоположному берегу. Дикарь последовал за ней. С легкостью преодолев слабенькое течение, уже через пару минут оба пробрались через камышовые заросли. Вокруг снова был лес. Здесь Барам взял Мару за руку и повел в чащу. Внезапно остановившись под немыслимо старым, раскидистым кедром, дикарь показал куда-то вверх и спросил: — БелкАть мОге?

— По деревьям-то? — усмехнулась Мара. — Еще как мОге! — и, подпрыгнув, ловко ухватилась за нависающий толстый сук. Через мгновение она уже поднималась по стволу.

— ЖИнна свильнА! — донеслось снизу восхищенное восклицание Барама. — ВсЕ мОге… — и дикарь тоже полез наверх.

Поднимались недолго — каких — то пару метров. Неожиданно рука Мары наткнулась на плоскую поверхность. Подняв голову, молодая женщина увидела довольно широкий деревянный помост, аккуратно настеленый между двух толстых горизонтальных ветвей, а на нем — хижину из тростника, и поняла, что Барам привел ее в свой дом.

Глава 28. Право женщины

Хижина оказалась маленькой и тесной. Никакой мебели, лишь пара грубо сплетенных их коры корзин и куча вонючих шкур в углу, да маленький открытый очаг в каменном гнезде. Пахло дымом и немытыми человеческими телами.

У огня на корточках сидела женщина, смуглая и мускулистая, и расчесывала волосы простеньким костяным гребнем. Увидев Мару, дикарка вскрикнула и вскочила. Барам приветствовал жену взмахом руки.

— Гди мЯсы? — воскликнула женщина, всплескива руками. — Нямыть гди?

— Нету нямыть. — отмахнулся Барам. — Позырь, кака жИнна!

И подтолкнул Мару в спину.

— Кака жИнна? — возопила женщина. — ЩвенкИ нЯмыть ждам!

ГолоденнЫ вси…МЯсы нету… — и швырнула в мужа гребнем.

К удивлению Мары, Барам испуганно попятился. Женщина наступала, все повышая и повышая голос: — Ждам нЯмы, ждам мЯсы, три дни! Уходь, ирод, поколечаю!

Загнав мужа в угол, воинственная супруга сдернула со стены нечто, похожее на колчан для стрел, и принялась с энтузиазмом лупить им мужа. Барам охал, прикрывая голову руками, но терпел.

— Нету мЯсы! — визжала женщина. — Покалечаю! ЩвенкИ! Убью!

Мара стояла, открыв рот — ничего себе отношения…Она никогда не кричала на мужа, не то что бить…Правда, до сих пор Варму не давал ей повода. Еще неизвестно, как она сама бы повела себя, просидев три дня без еды… А любимый супруг, вместо того, чтобы принести мяса, приводит в дом чужую женщину и называет новой женой!

Дикарка бушевала еще долго, но в конце-концов притомилась. Отбросив ставший ненужным колчан, она в изнеможении опустилась на пол и заплакала, горько и безнадежно. Барам опустился рядом с ней и начал утешать.

— Ести мЯсы… — шептал он. — У другив ести. Я сказать, они нести…

Женщина мгновенно перестала рыдать: — Ести мЯсы? Ты ж говорить — нету?

— Ести, ести мЯсу… — поспешно закивал Барам, опасаясь новой расправы. — У другив ести…

— Добря! — женщина оттолкнула его руки и вскочила: — Гди мЯсы? Ходь, неси! Быстря!

Мужчина торопливо покинул хижину и вскоре вернулся с задней ногой оленя.

— МЯсы! — радостно воскликнула женщина и повисла у мужа на шее. Раздался звук поцелуя.

Куча шкур в углу зашевелилась и Мара увидела двоих детей лет трех-четырех, смуглых и лохматых, как мать. Дети уставились на пришелицу удивленными круглыми глазенками.

Тем временем дикарка, окончательно подобревшая, споро разрезала оленину на куски кремниевым ножом, нанизала на прутики и пристроила над огнем. Мара почуяла запах жаркого и вдруг ощутила жуткий голод — с утра у нее во рту не было не крошки.

— Бабо… — негромко позвала женщина. — ЩвенкИ…Ходь нЯмыть!

Шкуры снова зашевелились, и из них на четвереньках выбралась очень старая, седая, сгорбленная женщина. Мара почтительно поклонилась Старейшей, но та словно ее и не заметила: проползла к костру, ухватила маленькой высохшей ручкой кусок мяса побольше и начала жадно жевать.

— Ходь ты. — велела дикарка Маре, и тоже наделила ее мясом. Последним еду получил Барам.

Пока все ели, молодая женщина потихоньку осматривалась.

Ей совсем не нравилось это жилище, грязное и темное: наверняка в шкурах полно вшей и блох…Но выбора нет — придется здесь спать…Мару передернуло.

— Ести-нямыть… — невнятно бормотала старуха, давясь. По ее подбородку стекал мясной сок. — Нямыть-ести…. МЯсы…

Дети ели молча, но с не меньшей жадностью.

Когда голод был утолен, все древесное семейство, сыто рыгая, завалилось спать; о Маре забыли. Еще немного посидев у огня, пленница выбрала уголок почище и тоже прилегла. Пол был жесткий, кусали насекомые, но Мара заснула почти сразу — сказались треволнения дня. Спала она на удивление крепко.

Мару разбудил холод. Сквозь щели в камышовой стене хижины дуло, тело болело от долгого лежания на твердом полу. Стуча зубами и почесываясь, пленница встала и раздула огонь в очаге. Маленькое пламя не давало много тепла, и, преодолев брезгливость, Мара вытянула из кучи облезлую шкуру и накинула на плечи. Шкура воняла, но окоченевшей женщине было не до подобных мелочей. Кутаясь в мех и стараясь ступать как можно тише, Мара откинула заменяющий хижине дверь полог, вышла на помост и огляделась.

Вокруг сияло раннее утро. Недавно взошедшее солнце еще не успело подняться над верхушками деревьев, но лес уже просыпался. Радостно и звонко пели птицы, роса бесчисленными капельками сверкала в траве. Совсем рядом, хорошо видимая с высоты, темнела лента реки. И кедры, высокие, гордые кедры на много тысяч шагов вокруг тянули к небу свои ветви…Мара вздохнула. Она надеялась заметить хоть какой нибудь ориентир — болото или горы, чтобы понять, где находится, и в какую сторону бежать, но увидела один только лес…

Тихий шорох за спиной заставил ее обенуться. Из хижины выглянула жена Барама. Мара приветствовала ее легким поклоном. Кутаясь в шкуру и позевывая, дикарка подошла к пленнице и начала ее разглядывать. Особенно ее заинтересовало ожерелье Мары из покрытых искусной резьбой костяных шариков — подарок мужа. Любуясь украшением, женщина завистливо вздыхала, но отобрать не пыталась, и Маре стало ее жаль. Расставаться с ожерельем не хотелось, но дикарка могла стать полезной. К тому же, не обязательно дарить украшение целиком…

Сняв ожерелье, Мара развязала кожаный шнурок, спустила половину бусин и протянула женщине:

— Подарок…

Смуглое лицо женщины осветила неподдельная, совсем детская радость, и Мара заметила, что жена Барама — совсем не уродина: отмыть бы ее да причесать…Прижимая к груди костяные шарики, дикарка белозубо улыбнулась и скрылась в хижине, чтобы вскоре снова появиться — уже с бусами на шее. Вид у нее был такой счастливый, что Мара сразу перестала жалеть о собственной щедрости.

— Я — красава! — объявила женщина. — Как ты.

— Как я. — согласилась пленница. — Только ты грязная.

— Грязня? — удивилась дикарка.

— И нечесанная. — продолжала Мара, показывая на голову.

— Гребинь! — всплеснула руками женщина и опять скрылась в хижине.

На этот раз она отсутствовала довольно долго, и Маре стало любопытно. Заглянув в хижину, она увидела дикарку сидящей у костра и пытающейся разобрать спутанные волосы.

— Иди сюда, помогу… — предложила молодая женщина. Дикарка поняла. Покинув хижину, она уселась рядом с Марой на помост, свесив вниз ноги, и протянула гребень:

— Чесай!

Пленница взглянула на предложенную ей голову и едва сдержала стон — немытые космы кишели вшами.

— Нет. — сказала Мара решительно. — Сначала мыть.

Дикарка не поняла — пришлось объяснять — потом согласилась.

Без особого труда насобирав из птичьих гнезд яиц, Мара приготовила моющую смесь, перемешав желтки с соком мыльного корня и золой, и женщины отправились на речку. Вода все еще была холодной, но обе выкупались.

После Мара помогла дикарке привести в порядок волосы, расчесав их и уложив в косу вокруг головы. Волосы у жены Барама оказались роскошные: темно-русые, густые и и блестящие; прическа ей шла. Помолодевшая сразу лет на десять и похорошевшая, женщина долго разглядывала свое отражение и тихо удивлялась: — Таму я? Иж не я? Да Мия красава!

Мара радовалась вместе с ней.

Налюбовавшись, дикарка вспомнила о муже и детях:

— ТщенкИ! Барам! Нямыть… — запричитала она. — МЯсы мАла!

Маре пришлось ее успокаивать. Накопав у берега съедобных корней, пленница вымыла их в реке, добавила пучок дикого чеснока, немного петрушки, и отправилась готовить завтрак. Разрезав корни вдоль, Мара заложила внутрь травы и запекла в золе. Остатки же мяса натерла смесью из чеснока и петрушки и зажарила. Судя по запаху, должно было получиться вкусно.

На ароматы явились дети и Барам, за ними бодро ковыляла бабушка. Подозрительно обнюхав угощение, семья принялась завтракать. Хватило всем и еще осталось на ужин.

Подобревший от еды Барам громко рыгнул и только тут заметил скромно сидящую в сторонке жену.

— Ты хто? — поинтересовался он. — Гди Мия?

Мия покраснела: — Я — Мия…

Барам отмахнулся: — Нету. Ты — нет Мия! Мия — страхуля! У ней во! — и движениями рук изобразил на голове нечто, напоминающее воронье гнездо после бури. — А ты — красава!

Дальнейшее предугадать было нетрудно: разозленная тем, что ее обозвали страхулей, дикарка схватила валявшуюся у очага оленью кость и ринулась на мужа. Ох, и попало же бедному Бараму! Пришлось ему признать в бешеной незнакомке Мию, пока совсем не убили.

Мара наслаждалась сценой. Если все местные жены так лупят своих мужей…Пожалуй, ей начинало здесь нравиться!

Отвоевавшись, Мия поправила растрепавшуюся прическу и отправила свое семейство мыться, даже бабку. К этому времени на берегу речки стали собираться члены древесного племени: кое о чем прослышав, они умирали от любопытства. Процесс купания привел дикарей в недоумение. Мию вскоре узнали и начали показывать на нее пальцами. Местные женщины были поражены, как измнилась их соседка, но близко не подходили, подозревая колдовство. А Мары просто боялись.

Отмывание семейства заняло немало времени. Затем последовали просушка и выбивание шкур, и уборка хижины. К концу дня и Мара, и Мия, и даже Барам падали с ног от усталости, но был наведен хоть какой-то порядок.

Общий труд, как известно, сближает. За работой женщины разговорились, и пленница узнала от свой новой подруги много интересного. Племя, в которое она попала, называло себя ногама, и жило на деревьях давно. Дела у ногама шли не очень — недавняя война с соседями погубила чуть ли не половину мужчин и женщин, дичи в округе стало мало, и охотникам приходилось по несколько дней рыскать по лесу, с риском наткнуться на вражеских воинов, чтобы принести в селение мясо. Строгого разделения обязанностей в племени не было, и жены нередко воевали и охотились наравне с мужьями. Особенно заинтересовал Мару обычай просить согласия девушки на брак: девушка могла и отказать неугодному ей мужчине.

Мия говорила: — Мара не слушать Барама. Мара сказав да- Мара жИнна. Мара сказав нету- Мара нету жИнна. Мара хочит Барама?

Нет, Мара совсем не хотела Барама. Даже отмытый и без вшей, огромный дикарь оставался ей чужим. Но теперь она знала точно — выходить за него замуж необязательно, а здоровых детей ему и Мия нарожает…

Мие изменения в хижине пришлись по вкусу. Молодая хозяйка довольно улыбалась, оглядывая свое преображенное жилище, а Барам, весь день таскавший вверх-вниз шкуры, недовольно ворчал: — ЖИнна…Нямыть теби… Шкуры донизу…Шкуры доверху…Прыгуха…Маята одна…

Мия шикнула на мужа, Барам испуганно замолчал и отправился спать.

Мару в эту ночь кусали значительно меньше.

А наутро все семейство разбудили крики и шум. Пленница узнала голос Варму, и ее сердце забилось от страха и нетерпения — вряд ли Барам согласится добровольно отдать жИнну, которая свильнЯ и все мОгет, и даже из страхули Мии за пору часов умудрилась сделать красаву. Утешало одно — как бы ее похититель не хорохорился, Мара не соглашалась выходить за него замуж. К тому же, она еще и прыгуха, а от прыгух, как известно, одна маята.

Глава 29. Учеба — лучше, чем война

Варму, задрав голову, с удивлением разглядывал необычный поселок — до чего только люди не додумаются! Дома на деревьях…Кому расскажешь — не поверят…

Следы привели отряд к поселку, но хижин здесь было не меньше трех десятков, и оставалось лишь догадываться, в какой из них Мара. Может, просто покричать?

— Мара! — позвал Варму во всю мощь своих легких.

В хижинах началось непонятное движение. — Мара! — еще раз прокричал Варму. — Я здесь!

Из ближайшей хижины появилась женщина с толстой косой вокруг головы, кинула в вараха шишкой и попросила: — Крикуха ты, тиха, ухи болять… — помолчала, и добавила. — Мара тута. Покликать?

— Покликай. — разрешил Варму.

Женщина покликала. Кожаный полог, заменявший дверь, откинулся, и на помост вышла Мара.

— Во Мара. — сообщила женщина с косой, будто Варму и сам не видел. Спокойная и причесанная, молодая женщина совсем не походила на угнетенную пленницу.

Кожаный полог вновь откинулся, и из хижины выглянул давешний дикарь. Увидев Варму, гигант грозно оскалился: — Мень жинна! Барам добыл!

— Неее… — покачал головой юноша. — Мара — МОЯ жена!

— Докажь! — снова оскалился Барам.

— У нее на шее ожерелье из костяных шариков. Там есть рисунок — цветы лилии.

Барам проверил — да, украшение имелось…Но тут он заметил такое же у собственной жены, и его глаза хитро блеснули.

— У воитель два жинна? — спросил дикарь. — Барам один жинна добыл… Кто твой?

— Мару верни? — попросил Варму.

— Нету Мара. — замотал головой дикарь. — мень Мара!

Варах начал злиться.

— Ну зачем тебе Мара? Ее поить, кормить надо!

Барам не согласился: кормить? Да она сама кого хочешь накормит… Вкусно накормит!

— Мара знать корни, Мара знать трава! — обьявил он. — Вкусны трава, добря корни! Жарить мясы! Дать Барам нямыть! Вкусны нямыть! Барам добря сыта!

Ну вот, приехали…

Оказывается, Мара уже успела отличиться — на свою же голову. Варму озадачился не на шутку — жену надо было выручать, но как?

Пока молодой варах думал, дикарь удобно расположился на помосте. Варму заметил, что тот приглядывается к его оружию, а оружие у вараха было — на зависть, сделанное с умением и любовью — вряд ли дикари могли изготовлять подобное. И Варму решил рискнуть.

— А сменять? — предложил юноша. — Копье, топор, лук?

Барам заинтересовался. Гладко отшлифованные кремни блестели на солнце так заманчиво…Но гораздо заманчивей казалось иметь еще одну жену — оружие быстро сломается, а женщина прослужит не один год.

Варму пал духом — неужели придется драться? И тут его осенило: — А если научу делать такое, отдашь Мару?

Женщина с косой оживилась и поспешно закивала: — Говорить да! Воитель учить!

Барам собирался было возражать, но получил болезненный тычок в спину и промолчал.

— Ходить донизу! — велела ему женщина, и, обращаясь к Варму. — ДрУги! Мия дать нямыть!

Что ж, нямыть так нямыть…Вараху понравилась дикарка: чистенькая, симпатичная, а главное — быстро соображает.

Соглашения-то достигли именно благодаря ее вмешательству! Варму был доволен — переговоры завершились миром, Мара скоро вернется к нему; а учить — это гораздо лучше, чем воевать….

У реки разбили лагерь, развели костер, принялись жарить мясо и съедобные коренья, дети занялись рыбной ловлей.

Известие о договоре Барама с чужаками распостранилось по селению со скоростью пожара. Заинтересованные жители покидали жилища целыми семьями и шли поглядеть на пришельцев, но приближаться не решались — собирались кучками на безопасном расстоянии, обсуждали одежду и украшения незнакомцев, тыкали пальцами в львинов. Особое восхищение вызывали татуировки варахов.

Вскоре явилась Мара в сопровождении Мии. Женщины принесли корзинку с птичьими яйцами и кедровые орехи, собранные прошлой осенью. Мия боялась, но скрывала свой страх — ей было стыдно перед подругой. Обеих сразу же усадили к костру, и начались разговоры. Дикарка поначалу робела и отмалчивалась — варахские воины показались ей очень красивыми, но быстро оттаяла и вскоре уже вовсю смеялась над их шутками. Молодой женщине явно понравилось быть в центре внимания таких стройных и остроумных воинов. Варахи же, соскучившиеся за время похода по своим подругам, старались вовсю.

Глядя на веселящуюся Мию, и другие женщины осмелели.

Сразу четыре девушки, хихикая и краснея, подошли к костру. Им освободили место, угостили жарким и печеными кореньями.

Варму, сидя вместе с Марой чуть поодаль, только головой качал: похоже, оба племени скоро станут друзьями и союзниками… А началось все с одной украденной женщины! Удивительные сюрпризы преподносит подчас жизнь…

Мара лишь загадочно улыбалась и крепче прижималась к мужу. Ей было хорошо.

Глава 30. Конец древесного поселка

Варму сдержал обещание и почти три седьмицы он и его сопленники учили ногама всему тому, что умели сами: шлифовать кремни, изготовлять топоры и луки, обрабатывать кость и выделывать кожу. Дикари схватывали все на лету и незаметно для себя перенимали обычаи своих новых друзей — начали следить за чистотой, пошили кое-какую одежду, сплели первую рыболовную сеть… Женщины щеголяли прическами, мужчины — красочными татуировками, а по вечерам над поселком плыли запахи сдобренной травами пищи. Ногама освоили так же и методы охоты с силками и ловушками, и мяса теперь хватало на всех. Единственной проблемой являлась львица — хищница не взлюбила жителей поселка и вела себя агрессивно, но в конце-концов смирилась и она.

Весна незаметно закончилась, наступила жара. После нескольких дождей, щедро смочивших землю, появились первые грибы, но до земляники было еще далеко. Жизнь древесного поселка текла спокойно и размеренно, и ничто не предвещало беды…

Мрах и Хеля нашли в лесу дикую яблоню. Плоды были еще совсем зелеными, но львинята все равно обрадовались — месяц-другой, и дозреют. Главное — запомнить место, чтобы потом с корзинкой прийти… Вокруг звенела полдневная тишина — жара заставила большую часть живности в поисках прохлады попрятаться в убежища, лишь порхали с цветка на цветок яркие бабочки да гудели трудяги-пчелы.

Гиганские кедры тянули к небу ветви с начавшими наливаться шишками, в синем-синем небе кружил одинокий ястреб, по усыпанной прошлогодними иголками земле сновали муравьи. Найдя муравейник побольше, львинята натыкали в него травинок и уже собирались полакомиться кислым муравьиным соком, как вдруг где-то совсем рядом встревоженно застрекотала сойка. Вслед за сойкой всполошились и другие птицы, и дети насторожились — опасность! До поселка — рукой подать, но мало ли что? Лес, он и есть лес.

Забравшись на ближайший кедр, Мрах и Хеля расположились поудобнее в широкой развилке и затаились. Птицы продолжали кричать, но внизу никто не показывался.

Львинята уже было решили, что пернатых вспугнул какой-нибудь заяц и пора слезать, как вдруг между толстых стволов цвета старого меда появился человек. Темнокожий мужчина, почти обнаженный и очень волосатый, сжимая в руках копье, крался, настороженно оглядываясь и прислушиваясь, и дети его не знали! Вслед за ним появился еще один. Чужаки остановились прямо под деревом, на котором спрятались львинята, и принялись что-то обсуждать на непонятном языке. Мрах и Хеля перестали дышать… Придя, наконец, к общему мнению, мужчины быстро зашагали налево, собираясь обогнуть поселок по большой дуге, и вскоре скрылись из виду. Подождав, когда чужаки отойдут подальше, львинята слезли с дерева и со всех ног кинулись к своим — рассказать об увиденном.

Известие о появлении так близко от поселения чужаков привело ногама в панику: мужчины хватались за оружие, женщины с криками собирали детей и загоняли на деревья. В одной из хижин визжал младенец — в суматохе его уронили в костер. Встревоженная всеобщей беготней львица вдруг вспомнила былую неприязнь к дикарям и напала на группу воинов. Даже львенок словно сошел с ума и с рычанием носился между стволами, всем мешая и путаясь под ногами… Короче, воцарился было полный хаос, но тут вмешались варахи. Опытные воины быстро навели порядок, успокоили женщин и собрали вокруг себя всех, способных сражаться. По приказанию Варму в лес выслали разведчиков, выставили охранные посты; с десяток ногама отправили собирать дрова и хворост для костров; женщинам велели накопать съедобных корений, и занятые делом люди успокоились, уверовав — их жизни в надежных руках.

Вскоре на берегу реки выросла большая куча хвороста и сухих сучьев, на огне жарились коренья и мясо, и Варму остался доволен. Вернувшиеся разведчики доложили, что видели нескольких вооруженных чужаков, но те убежали.

«Наверно, решили ждать наступления ночи», — подумал Варму. Когда начало смеркаться, посты усилили львинами, видевшими в темноте, и разожгли вокруг селения цепочку небольших костров. Никто не ложился спать — встревоженные люди затаились в предчувствии беды.

Наконец, лес поглотила тьма. Почти полная луна медленно поднялась над верхушками гиганских кедров, но ее лучи не могли пробиться сквозь вечнозеленые густые кроны, и поселок по прежнему освещало лишь дрожащее пламя кострищ. Караульные обратились в зрение и слух — теперь ни одна подозрительная тень, ни единый звук не ускользнули бы от их пристального внимания. Но все было тихо.

Варахам подобная тишина не нравилась — вокруг селения непременно должны были бродить небольшие ночные хищники, привлеченные запахом отбросов, однако ни шакалы, ни гиены так и не появились, и это настораживало.

Приказав всем быть наготове, Варму, бесшумно ступая, шагнул за толстый ствол огромного кедра и застыл, надежно скрытый от посторонних глаз. В одной руке юноша сжимал копье, в другой — тяжелый топор. Вдруг что-то мягкое коснулось его бедра, и Варму с трудом сдержал вскрик.

— Там кто-то есть. — едва слышно прошептал Мрах. — Идут…

Молодой варах скривился: львинку сейчас пологалось сидеть в хижине, вместе с Марой и детьми, однако неслух был тут как тут. Ладно, раз уж явился — пусть остается — авось пригодится со своим ночным зрением…Сам Варму в такой тьме не видел ничего. Затаив дыхание, мужчина и ребенок застыли, как изваяния, ни чем не выдавая своего присутствия. И вскоре Варму тоже заметил нечто, пробирающееся между стволов, но кто это был — человек или животное? Всего лишь черная тень на темном фоне… Да одна ли? Вон еще, и еще…Тени приближались…

Мрах зашипел и вдруг пронзительно свистнул, сунув два пальца в рот. Варму подскочил от неожиданности и едва сдержался, чтобы не дать мальчонке подзатыльник — предупреждать же надо! В ушах до сих пор звенит! Ладно, потом. А сейчас некогда ерундой заниматься: сразу пятеро чужаков, потрясая палицами и копьями, появились из под деревьев и бежали прямо к кедру, за которым таился варах. Незваных гостей непременно надо остановить!

Свист Мраха послужил сигналом: воины приготовились к бою. К Варму присоединились два львина и несколько ногама, и врагов встретил ряд копий: двое нападавших упали, пронзенные насквозь, остальные отступили, ошеломленные яростным отпором, но через мгновение снова ринулись в атаку, издавая воинственные крики и бешено размахивая дубинами. Защитникам поселка пришлось несладко — чужаки, как на подбор, оказались могучими воинами.

Самый здоровый из них, выше вараха чуть ли не на голову, кинулся на юношу с занесенной над головой палицей, безошибочно угадав в Варму вождя, но его замах пропал даром — молодой воин отпрыгнул в сторону и в полете ткнул гиганта древком копья в незащищенный бок. Удар получился весьма болезненый. Увлекаемый силой инерции враг крутанулся на месте, пытаясь сохранить равновесие, и вдруг рухнул на землю, впотьмах споткнувшись о чей-то вовремя подставленный дротик, и юноша даже догадывался, чей…Погрозив Мраху кулаком, Варму добил врага, размозжив тому череп быстрым взмахом топора, и поспешно огляделся: вокруг кипел бой. Двое львинов теснили одного из чужаков; у ближайшего костра варах и львин отбивались сразу от троих, но пока держались, а дальше…Одна из хижин пылала! Варму различил на помосте мечущиеся фигурки, услышал треск огня и отчаянные крики людей, взвыл и бросился на помощь. Прямо на него выскочил один из чужаков с факелом в руках, размахнулся и закинул горящий сук на крышу ближайшего древесного дома: тростник вспыхнул. Так вот откуда пожар! Ударом кулака сбив поджигателя с ног, Варму наскоро проткнул его копьем и закричал так громко, как только мог: — Горим!

В течении нескольких минут почти все хижины оказались объяты пламенем. Спасаясь от неминуемой смерти, женщины и дети поспешно спускались на землю. Потрясенные гибелью своих жилищ, жены и матери в гневе хватали все, что попалось под руку, будь то оброненый топор или простая палка, и с яростью отчаяния бросались на помощь мужьям. Не ожидавшие подобного, чужаки растерялись, и, вместо того, чтобы спасаться в лес, побежали к реке. Там их поджидал свежий отряд из ногама и трех львинов.

Пощады не давали никому, и вскоре все пришельцы лежали мертвые. Ногама победили, но их поселок перестал существовать, уничтоженный огнем — уцелела всего одна, самая дальняя, хижина. К тому же, пламя перекинулось на деревья — смолистые кедры вспыхивали один за другим! Теперь выжившим в битве угрожал новый враг, гораздо более страшный, чем кучка воинов немирного племени — лесной пожар.

Глава 31. Что дальше?

Пожар стремительно распостранялся. К счастью, ветер дул от реки, и у племени появился шанс спастись. В страшной спешке хватая без разбору раненых и детей, под сыплющимися на головы горящими сучьями, перепуганные люди и львины бросились к воде. Над ними пылал лес, так долго бывший их домом. Жар нарастал.

Река приняла всех. Укрывшись за поросшим густым камышом берегом, львины и люди пережидали буйство огня. Пламя гудело и трещало, то тут, то там с грохотом взрывались стволы кедров, осыпая все вокруг пылающими головешками, плакали дети, стонали раненые. Это был ад…

Яркая вспышка на мгновение озарила небо, и мощный удар грома перекрыл шум пожара. Неизвесно откуда наползала грозовая туча, обещая ливень… Спасающиеся в реке люди в едином порыве с мольбой воздели к ней руки…

— О туча, полная воды и молний! — выкрикнул Варму прямо в небо. — Сжалься над нами! Пошли нам дождь! Затуши огонь!

И туча словно бы услышала. Еще раз сверкнула молния, ярче предыдущей, гром заставил всех вдрогнуть, и первые тяжелые капли полетели вниз, разбиваясь о землю…

Пламя быстро угасло под проливным дождем. Кое-где кучи углей еще дымились, но пожар захлебнулся. Жители погибшей деревни выбирались на берег. Женщины искали потерянных детей, мужчины — жен. Варму нашел Мару у стоящего чуть в стороне чудом не сгоревшего кедра., Сидя на еще теплой мокрой земле, молодая женщина укачивала на руках маленькое безжизненное тело.

Приглядевшись, варах узнал одного из детей Мии и Барама — ребенок был мертв. Бросившись к жене, Варму обнял ее крепко-крепко, и Мара обняла его в ответ. Осторожно забрав у жены малыша, юноша опустил его на почерневшую траву: — Он умер. Мы не сможем ему помочь.

Мара кивнула, глотая слезы.

— Надо найти хоть кого-нибудь. — сказала она. — Хелю, Ому…

Варму повел все еще плачущую женщину обратно к реке.

Ома отыскалась сама: мокрая, перемазанная с ног до головы тиной и сажей, девочка деловито сновала по берегу, перевязывая раненых. Молодой варах едва узнал сестру.

Увидев брата, девочка просияла:

— Ты живой! Вот счастье-то! — и, ухватив Варму за руку, потащила за собой, по дороге торопливо рассказывая: — Я твою сумку с травами спасла… Когда загорелось все… Из огня вытащила! А раненых много. И горелых много…

— Обгорелых, — машинально поправил Варму — он увидел.

Раненых и вправду оказалось много — слишком много… Да что там говорить: почти все выжившие были ранены или получили ожеги! Не исключая Мары, Омы и самого Варму. У юной целительницы обгорели волосы и было обожжено левое плечо, но девочка терпела боль. Мару в пылу боя зацепили дубинкой и, похоже, у нее было сломано ребро или даже два, а сам Варму хромал — подвернул ногу, уворачиваясь от брошенного копья. Среди людей на берегу обнаружились Мия и Барам: женщина пыталась ухаживать за лежавшим без сознания мужем. Огромный дикарь сильно обгорел — на него рухнула крыша, когда тот вытаскивал из пылающей хижины чьих-то детей, но Варму почему-то был уверен — Барам поправится. Рядом, сжавшись в комочек, сидела их дочь — ребенок оказался цел и невридим. Бабушки никде не было видно, и молодой варах решил, что та погибла при пожаре. Потом Варму нашел Мраха и Хелю — львинята спали, крепко обнявшись, и решил их не будить. Перевязывая раны, Варму молился духу скалы и всем извесным и неизвесным ему духам о том, чтобы найти других своих друзей живыми и более или менее целыми и надеялся, что духи его услышат. Но с каждым новым раненым его надежды таяли…

Светало. Гроза давно закончилась. Угли на пожарище едва дымили. Мара и Ома спали, укрытые обгорелой шкурой.

Варму сидел рядом, охраняя их сон. Юноша ужасно устал, подвернутая нога распухла и болела, но Варму знал — это всего лишь растяжение: скоро пройдет само. Молодой варах смотрел на своих любимых женщин и тихо радовался — и сестра, и жена были живы! Духи услышали его молитвы: из всего отряда Варму погибли лишь двое львинов.

Среди ногама потери оказались ужасны — более сорока мужчин и два десятка женщин было убито, почти все старики сгорели в огне, не сумев или не захотев покинуть свои дома, пропала половина маленьких детей. От древесного племени, и без того уже потрепанного войной, осталась едва лишь треть, почти все — раненые. Что будет с ними дальше? Смогут ли они выжить в лесу?

Эрих, неслышно ступая, подошел и сел рядом. У мальчика левая рука висела на перевязи, пробитая ударом копья, и заплыл правый глаз — защищал дочку Мии от вражеского воина и попал под удар. Варму молча обнял пацана за плечи и прижал к себе.

Мальчишка тихо сказал: — Я говорил с людьми. Ногама идут с нами. Мое племя примет их.

Варму кивнул — это был выход! Но он все еще сомневался:

— А если не примет?

— Примет. — уверенно ответил Эрих. — Львинов приняли, а людей прогонят? Да ни за что! Воины всегда нужны!

Варму лишь вздохнул — сколько их там осталось, воинов! Полтора десятка. Плюс тридцать женщин. И сорок детей.

Еще не забыть трех вполне еще бодрых старух и одного дедушку, совсем уже дряхлого и едва держащегося на ногах… Да, пожалуй, что и примет…

Привлеченные голосами, приковыли Барам и один из львинов. Оба шатались и поддерживали друг-друга. Варму улыбнулся про себя: уж больно забавно смотрелись эти двое — огромный мускулистый дикарь и стройный, гибкий львин…

— Ногама ходить народ Эрих. — сообщил Барам. — Ногама мало…Много ногама мертвый… — и заплакал.

Юноше стало нестерпимо жаль его, в одну ночь потерявшего сына, дом и стольких друзей, но он был бессилен помочь. Бараму еще повезло — совсем недавно Варму перевязывал мальчика, у которого погибла вся семья, кроме годовалой сестренки, и ребенок в девять лет стал теперь малышке и за маму, и за папу. Но юноша не стал ничего говорить — он не был жестоким. У каждого есть право на горе и скорбь…

Две женщины принесли поесть, и Варму поел. Потом проснулась Мара. Обнаружив, что ее любимый муж до сих пор не спит, молодая женщина мягко, но решительно уложила его на свое место и сидела рядом, пока Варму не задышал ровно и глубоко. Юноша не противился — после всего пережитого отдых был ему даже нужнее, чем пища. Он проспал целые сутки, и никто его не будил…

Глава 32. Медведица

Серая медведица была уже немолода. Ее глаза, и так близорукие по природе, теперь почти ничего не видели, слух и обоняние притупились, зубы стерлись, а суставы болели.

Медведица была голодна, очень голодна: чуть более месяца назад у нее, скорее всего уже в последний раз, родились медвежата. Малыши были прелесны, и она любила их без памяти, но детей надо было кормить. А откуда у старой, не евшей три дня матери возмется молоко? Вот именно — ниоткуда! Медвежата высасывали последние силы…

Медведица вылизывала их и думала только о еде. Как известно, серые медведи — плотоядны. Они презирают ягоды, корни и грибы. Их рацион состоит из мяса, живого, истекающего кровью теплого мяса. Но мясо не придет в рот само — его надо ловить, а медведица не могла охотиться…

Положение казалось безвыходным — и мать, и обоих ее детенышей ждала голодная смерть. Накормив малышей остатками молока, медведица встала и, превозмогая слабость, вышла из пещеры на солнышко — пусть напоследок согреет ее старые кости…Улегшись на широком каменном уступе, она жмурилась и нюхала воздух в надежде, что ветер донесет хотя бы запах падали… И ветер-таки донес! Моментально проснувшись, старая мать принюхалась тщательнее — определенно, пахло тухлым мясом и свежей кровью! Ее старое сердце учащенно забилось — еда! Еда для нее и ее детей! Они будут жить! И, гонимая голодом, хищница шагнула на тропу. Нос вел ее вперед…

Спустившись с горы, медведица с трудом перебралась через неглубокий овражек и вошла в лес. Кругом высились кедры, лапы неслышно ступали по толстому слою старой хвои. Как хорошо было в лесу, как вкусно пахло разнообразной живностью… Вот след белки, здоровой, сильной белки. Но прыгунья шустра, и медведице ни за что не поймать ее. А здесь совсем недавно пробегал заяц… Изголодавшаяся мать глухо застонала: о-о, с каким наслаждением она сейчас съела бы этого зайца! Двух зайцев, трех! И даже десяток! Где ты, заяц? Нет зайца…Снова подул ветер и принес запахи крови и смерти, и хищница, не в силах им противиться, побрела на зов: там, впереди, ее ждала пища! Много пищи! И будь что будет…

Ветер привел старую мать к реке. Медведица остановилась было в нерешительности, напуганная следами недавно отбушевавшего пожара, но запах тлена пришел именно отсюда, а есть хотелось невыносимо, и она решилась — осторожно ступая по обгорелой земле, шагнула вперед, ведомая обонянием, и очень скоро нашла искомое — маленькое, похожее на обезьянье, тельце, присыпанное пеплом. Мясо! Пусть несвежее, но мясо!

И медведица начала есть. Она ела, и ела, и ела, пока ей не начало казаться, что ее живот сейчас лопнет. Рядом с непонятной обезьянкой лежала еще одна, чуть побольше, тоже — мертвая, и медведица решила прихватить ее тельце про запас. Обезьянка показалась ей довольно тяжелой, но голод был страшнее, и, напрягая остатки сил, хищница все таки дотащила добычу до пещеры. Медвежата встретили ее голодным плачем, и она улеглась, подставляя им соски — впервые за много дней полные молока.

«Спасибо вам, обезьянки…»- подумала медведица, засыпая. Голод больше не мучал ее.

Добытой обезьянки хватило ненадолго — уже к вечеру от нее остался лишь тщательно обглоданный скелетик; медвежата сосали, и их мать вновь проголодалась. Опять пришлось подниматься и тащиться к реке. Медведица не спешила — ее старые кости болели. Доплетясь до пожарища, хищница принялась за поиски и под завалом из обугленных веток нашла еще одно тело — на этот раз большое и покрытое шерстью. «Хвостатая обезьяна» — решила она и начала было есть, но тут прибежала целая стайка живых и шумных обезьян, они кричали и размахивали палками и даже кинули в медведицу несколько камней. Один из булыжников попал хищнице в глаз, причинив боль, шум раздражал, и старая мать разозлилась. Громко зарычав и поднявшись на задние лапы, она бросилась вперед, но обезьяны разбежались, и медведица спокойно насытилась. У нее не было сил тащить недоеденное тело в логово, и хищница ушла, чтобы назавтра заявиться снова.

Под завалами оставались еще мертвые, но медведица не желала больше тухлятины и решила попробовать поймать одну из живых обезьян, суетящихся на берегу. Она направилась к реке и была встречена целым градом камней и палок. Одна из этих палок вонзилась в самый кончик ее чувствительного носа и осталась торчать. Голодная медведица пришла в бешенство — со страшным рыком кинулась она на обидчиков, но противные обезьяны оказались слишком проворны. Лишь одна, маленькая и хвостатая — очевидно, детеныш, не успела убежать — упала, запнувшись за корень, и теперь лежала на земле, с ужасом глядя на приближающееся чудовище.

Всего два недлинных прыжка отделяло ее то медведицы.

Хищница ринулась к добыче, уже ощущая во рту вкус ее теплой крови. Обезьянка пронзительно завизжала, и скорчилась в ожидании смерти…

Хеля завизжала так, что зазвенело в ушах, и в последний миг отчаянным рывком откатилась в сторону. Медведица проскочила мимо, тормозя всеми четырьмя лапами. Вкусный детеныш был так близко! Основательно пробороздив мягкую землю, хищница, наконец, остановилась и снова бросилась на девочку. Хеля завизжала еще пронзительнее и кинула прямо в надвигающуюся оскаленную морду пригоршню песка. Медведица этого даже не заметила. Огромная когтистая лапа поднялась, готовясь прихлопнуть жертву, как вдруг неизвесно откуда вылетела львица. Медведица совсем не боялась львов — те избегали переходить ей дорогу, но эта львица повела себя странно: вместо того, чтобы удрать, поджав в ужасе хвост, желтая кошка с шипением кинулась к визжащей обезьянке и… ударила медведицу лапой! Пять длинных, острых когтей пробороздили нежный медвежий нос, хлынула кровь…

Старая мать отпрянула от неожиданности и боли. Львица же, прижав уши к голове, продолжала наступать! Встав над беспомощно барахтающимся на земле обезьяньим детенышем, огромная кошка оскалилась и завыла, бешено хлеща себя по бокам хвостом. Более изумленная, чем испуганная, медведица присела на задние лапы и слизнула капающию из разодранного носа кровь. Теперь она вспомнила — так же выла одна львица много лет назад, защищая львят! Но ведь обезьянка — не львенок?

Или глаза опять подвели ее, и она со слепу что-то напутала?

Львица продолжала выть, а медведица размышляла. Ей было немножко неловко, и ужасно не хотелось отказываться от уже почти пойманой добычи, но связываться с разъяренной матерью, готовой биться за свое дитя — себе дороже! Изобразив на морде смущение, медведица попятилась. Львица зашипела на нее, но не нападала. Медленно-медленно, не отрывая от львицы настороженного взгляда, старая медведица начала отступать. Она все еще была голодна, но сегодня удача, похоже, от нее отвернулась…

Краем глаза огромная хищница заметила какое-то движение слева и повернула голову — большая стая обезьян двигалась на нее с длинными палками. На концах у некоторых палок плясал огонь. О, медведица боялась огня! Дважды за свою длинную жизнь ей приходилось спасаться от лесного пожара, и она навсегда запомнила злобные укусы пламени! Прижав к голове уши и поскуливая от ужаса, как нашкодивший щенок, старая мать поспешно развернулась и, прихрамывая, кинулась прочь: ей расхотелось охотиться на обезьян.

Когда медведица убежала, львица немного успокоилась, Хеля перестала визжать, а мужчины затушили не нужные более факелы, Мара подошла к мужу и что-то сказала ему на ухо. Варму согласно кивнул.

— Сейчас моя жена будет говорить! — обьявил он.

Взобравшись на большой пень и убедившись, что ее видят, молодая женщина начала:

— Друзья мои! Вы все видели медведицу! Как вы думаете, почему она пришла сюда?

— Жрать хочет! — крикнул один из львинов.

— Правильно. — кивнула Мара. — Но почему именно к нам?

— Ну я же сказал — жрать хочет! — крикнул тот же львин.

Мара жестом велела ему помолчать.

— Тут один мудрый охотник, — продолжала она, повышая голос, — Говорит, что медведицу привел сюда голод. Вы все ее видели. Она стара, и, похоже, у нее есть детеныши…Вряд ли она может охотиться — у нее и зубов-то почти не осталось… И я думаю — она еще вернется! Голод заставил медведицу напасть однажды. Голод заставит ее напасть снова!

— Медведица убежала… — пожал плечами кто-то. — Испугалась огня и убежала.

— А ты подожди пару дней, когда она проголодается по-настоящему. — посоветовала Мара умнику. — Слопает вместе с факелом и не подавится!

Слушавшие молодую женщину призадумались. Все знали, что перед тем, как напасть, серая хищница съела несколько трупов.

— Дело говоришь! — одобрительно закивали охотники. — Теперь вокруг бродить станет — ни в лес не отойдешь, ни детей не отпустишь…

— Можно убить медведицу. — предложил уже знакомый львин.

— Тяжело. — мотнула головой Мара. — Кто убивать пойдет? Все и так калечные!

— Тогда соберемся и уйдем? — опять тот же львин.

Молодая женщина начала злиться:

— Калечные, говорят тебе! Идти не могут! Ты их всех на — себе потащишь? И пупок не надорвешь? Прежде чем ляпнуть, подумай!

Львин смутился и замолчал.

— А что тогда делать? — робко спросил мальчонка лет десяти. — За нее на охоту ходить — пусть пожрет и отстанет?

Варму подхватил ребенка на руки и поднял повыше.

— Глядите! — крикнул он. — Это не я предложил! Как тебя зовут, заботливый ты наш?

Пацан с писком вырывался, но варах не отпускал.

— Имя!

— Верд его зовут, — подсказала одна из женщин. — Племяш мень…

Поставив мальчика на землю, Варму прокричал:

— Ну, все слыхали, что Верд сказал? Прав Верд. Нету у нас пока другого выхода — не можем мы ни уйти, ни убить зверюгу эту — здоровая больно, а мы — слабые да больные. Так что — готовьтесь к охоте!

Собрание зашумело: самим есть нечего, а тут еще и медведица! И ведь никуда не денешься, придется кормить, а то житья не даст, станет через день являться и на людей кидаться… Попали, однако!

— Это ненадолго. — утешила однлсельчан Мара. — Пара седьмиц, и мы уйдем!

На том и разошлись.

Вечером медведица вновь покинула пещеру. Она направлялась прямиком к речке — вдруг удастся поймать какого детеныша — но в недоумении остановилась, едва ступив на ведущую к лесу тропку: прямо перед ней на каменном уступе лежала мертвая лошадь. Хищница удивленно обнюхала ее — пахло недавно убитой лошадью и немного — береговыми обезьянами. Опасаясь ловушки, старая мать обошла невесть откуда взявшуюся добычу кругом, еще раз обнюхала, и, так и не обнаружив ничего подозрительного, начала есть…

На третий день мясо закончилось, и медведица было опять собралась на охоту, но так и не собралась — на этот раз на карнизе ее поджидал молодой олень. А еще через седьмицу случилось землетрясение. Огромный камень упал сверху и убил старую мать…Один из ее медвежат, попав под обвал, тоже погиб, а второй проплакал всю ночь и весь последующий день, проголодался и отправился на поиски пищи.

По воле случая осиротевий полуторомесячный серый медвежонок выбрал из трех разных тропок именно ту, которая вела через лес к реке. Лапки еще плохо держали его и все время заплетались, но он шел, и шел, и расстояние между ним и рекой неуклонно сокращалось.

Вскоре ветер донес до медвежонка непонятный запах, показавшийся ему вкусным, и малыш почти побежал — он был ужасно голоден! Судьба хранила его в этом походе — ни один хищник не напал на его след. Уже смеркалось, когда осиротевший детеныш, хромая и шатаясь от усталости, достиг, наконец, свежего пожарища…

Глава 33. Приемыш

Медвежонок был еще слишком мал и неопытен, чтобы чего-то бояться. Никогда в своей коротенькой жизни он еще не покидал пещеры, и весь его мирок до сих пор состоял из матери, братишки и каменных стен. Но мать и брат лежали под обвалом, холодные и неподвижные, и малыш остался один.

Темнота леса пугала его непонятными запахами и звуками.

Но медвежонок не сдавался и храбро топал по еле заметной тропке: любопытство и голод гнали его вперед.

К слову: серый медведь — животное очень крупное, взрослый самец по размеру ненамного уступает современному бегемоту, так что медвежонок в свои неполные два месяца если и был малышом, то лишь для своей матери… Так что его появление в поселке не осталось незамеченным, но дозорные пока не стали поднимать шума, желая понаблюдать за зверем. Между тем медвежонок все-таки решился и пошел к пылающим на берегу кострам- запах жарящегося мяса манил его… У ближайшего костра он остановился — рядом с непонятным ярким сидело незнакомое существо и что-то ело. Медвежонок прилег на землю и стал смотреть. Непонятное яркое трещало и все время двигалось. Незнакомое существо жевало. Пахло вкусно… Пища! Медвежонок тихонько тявкнул и на брюхе пополз вперед. Приблизившись, малыш увидел хвост существа, заканчивающийся пушистой кисточкой. Хвост подрагивал, и кисточка двигалась: туда-сюда, туда-сюда. Лежать было скучновато, и медвежонок решил поймать кисточку, прыгающую у самого его носа. Одно быстрое движение лапой, и… Существо с диким воплем вскочило, кусок недоеденного мяса полетел в траву, а перепуганный мохнатый хулиган распластался на земле и завыл. На крик прибежали другие существа — все они передвигались на задних лапах, размахивали передними и издавали непонятные звуки. Существа окружили медвежонка и принялись разглядывать, и звереныш впал в панику… Потом появилось еще одно существо. Оно громко и сердито кричало и тоже махало передними лапами. Остальные существа вдруг куда-то ушли, и малыш остался один. Ну, почти один…

Варму тихонько присел у огня и замер в полной неподвижности. Медвежонок — тоже. Затаившись в траве и недовольно ворча, малыш не спускал с молодого вараха внимательного взгляда: он все еще боялся. Но страх постепенно уступал место любопытству.

Подождав, когда медвежонок успокоится, Варму заговорил с ним. Разумеется, юноша не ждал, что малыш поймет его речи, но это было и не нужно: медвежонку важны были не слова, а то, как их произносили. Спокойно и ласково звучал голос молодого вараха, звереныш слушал, навострив ушки, и его рычание постепенно затихало.

— Маленький, глупый детеныш. — говорил ему Варму. — Зачем ты явился сюда? Что-то случилось с твоей матерью, серой медведицей? Может быть, она заболела или умерла, и не заботится больше о тебе? Ты долго ждал ее в своей пещере, проголодался и пошел по тропе? Ведь так?

Медвежонок молчал и слушал.

— А раз ты проголодался, — продолжал молодой варах, — то тебя надо накормить. Ты хочешь мяса, звереныш?

Медвежонок слушал.

Варму поднял с травы недоеденный кусок жаркого, оброненный его прежним хозяином-львином, отщипнул немного и бросил на землю прямо между передними лапами притаившегося зверя. Мясо пахло вкусно. Медвежонок обнюхал подачку, подумал и съел. Кусочек показался ему до обидного маленьким и лишь раздразнил аппетит. Облизнувшись, медвежонок просяще поглядел на человека и заскулил по-щенячьи: он был голоден.

— Молодец! — похвалил его Варму и кинул еще. Медвежонок поймал кусок на лету, щелкнув зубами. Следующий кусок юноша бросать не стал и предложил детенышу на раскрытой ладони. Малыш съел и его. Когда мясо закончилось, они с варахом уже были закадычными друзьями. Сытый и довольный, медвежонок кверху лапами валялся на траве, а Варму нежно чесал ему пузик — звереныш был еще очень мал и доверчив, и расположить его к себе не составило большого труда. Вот окажись он хотя бы на пару месяцев старше — тогда не стоило бы и пытаться! Оставалось лишь порадоваться тому, что землетрясение случилось именно сейчас, пока малыш легко приручаем. И Варму радовался. Медвежонок урчал, гладить его было приятно, и оба чувствовали себя счастливыми. Проблема возникла позже, когда варах собрался идти спать: звереныш не пожелал оставаться один и устроил у входа в хижину настоящую истерику; в конце-концов люди сдались и впустили его внутрь, устроив малышу в углу гнездо из шкур. Малыш тут же свернулся в нем клубком и затих, дав усталым за день людям спокойно выспаться.

На следующее утро состоялось короткое заседание совета, и медвежонка решили оставить в племени, пока тот не подрастет и не научится добывать себе пищу самостоятельно. Звереныша попросту пожалели: выгнать его в лес сейчас означало — обречь на неминуемую смерть. К тому же, людям показалась заманчивой идея попробовать заключить союз с серым медведем — грозным и почти непобедимым властелином гор.

Заниматься воспитанием приемыша собирался сам Варму.

Глава 34. Неслухи

Ома и Эрих прятались в густых зарослях камыша. Вокруг кипела жизнь — порхали стрекозы, роились комары и мошки, квакали лягушки, пятнистая гадюка спешила по своим гадючьим делам… Солнце припекало, комары кусались, но дети лежали тихо: они прекрасно знали — если их обнаружат, обоих ждет нешуточное наказание. Зачинщицей, разумеется, опять была Ома, да только ведь Мара разбираться не станет… Вот и приходилось кормить комаров и ждать, пока гнев молодой женщины не утихнет хоть немного.

В камышах было жарко и скушно, комары кусали нещадно, а дети успели проголодаться, но пока еще не настолько, чтобы идти сдаваться.

Прихлопнув очередного кровососа, Эрих рассеяно почесал голую грязную ногу и зевнул.

— Опять мне из-за тебя попадет. — сказал он Оме с укором. — Все твои штучки…

Девочка передернула худенькими плечиками: — А я тебя не заставляла…

Эрих вздохнул — не заставляла… Но так соблазнительно рассказывала! Вот и не удержался…

— И еще скажи, что этот мед я одна ела… — продолжала Ома. — И тебе все — не поверят.

Конечно, не поверят! Даже грудным младенцам в поселении известно, скак Эрих любит мед! Вот если бы Ома решила стащить что-нибудь другое, например, леваш из сушеных ягод…Тогда бы Эрих не отсиживался сейчас в камышах! Но мед…

— Зато было вкусно… — буркнул мальчик и облизнулся. На губах все еще ощущалась ароматная сладость. Оба помолчали, вспоминая, КАК было вкусно.

— Мара нас убьет. — прошептала Ома. — Она этот мед на зиму берегла…

— Убьет. — охотно подтвердил Эрих. — А твой брат еще и добавит. И, между прочим, будет прав. Как его пчелы тогда покусали, забыла?

Ома представила себе злющего Варму с хворостиной и побледнела. Ой-ой, убьет! Глаза девочки наполнились слезами. Чтобы не разреветься самым позорным образом, она принялась разглядывать снующих в траве муравьев.

— Не плачь. — дрожащим голосом попросил Эрих. Ему самому очень хотелось пустить слезу, но было стыдно перед старшей подругой. — Ну, накричит…Ну, уши надерет…

Зря он это сказал! Ома всхлипнула и разревелась, уткнувшись лицом в колени. Она очень не хотела, чтобы ее драли за уши.

— Трусиха… — фыркнул мальчик. — Как мед есть…

Ома продолжала рыдать. Крупные слезы градом катились по ее щекам и капали в траву, плечи тряслись: вид у девочки был самый что ни на есть несчастный. Эрих обнял ее и сам потихоньку начал хлюпать носом. Вскоре рыдали оба.

— Варму нас выпорет… — всхлипывала Ома, уткнувшись носом Эриху в плечо.

— Мара уши оборвет… — вторил ей мальчик.

— Крапивой нахлещет…

— Без обеда оставит…

Поглощенные своим горем, они не услышали тихих шагов и шороха раздвигаемых стеблей.

— В муравейник голой попой посажу! — рявкнул Варму, хватая обоих за шкирки и вытаскивая из камышей. Испуганные дети разом перестали реветь и смотрели на него, как пойманные в силки зверьки. Варму основательно встряхнул обоих и поинтересовался:

— Чего ревем? Обидел кто?

— Еще нет… — пискнула Ома.

Варму строго поглядел на сестру:

— Ты что-то сказала, девочка?

Ома молчала.

Варму повысил голос:

— Ну?

— Тебя боимся… — прошептала Ома и принялась икать.

Молодой варах одобрительно кивнул:

— А вот это правильно. Бойтесь! Кто мед брал?

Дети задергались, но Варму держал крепко. Пришлось сознаваться.

— Мы брали…

— И как? Вкусно было?

Дети молчали. А что тут скажешь?

— Пороть обоих, — заключил Варму и потащил воришек в селение. Он был очень зол.

После вполне заслуженной взбучки Ому и Эриха отправили чистить шкуру недавно убитого зубра. Шкура была большая и толстая, и дети, пыхтя и потирая горящие после порки места, усердно скребли ее острыми кремниевыми скребками. Шкура поддавалась плохо, но Ома и Эрих очень старались, боясь повторного наказания.

— Это все из-за тебя, — шипел Эрих. — Если бы ты не начала реветь…

Ома молчала и только усерднее работала скребком. Винить и вправду было некого. Распустила нюни и попалась, как мыша. Хотя Эрих тоже хорош…

— А ты чего по сторонам не смотрел? — наконец, не выдержала девочка. Бросив скребок на землю, она гневно уставилась на товарища по несчастью опухшими от слез глазами. — Комаров гонял?

Эрих тоже перестал работать. Некоторое время оба сверлили друг друга яростными взглядами, готовые подраться, потом Эрих неуверенно хихикнул.

— Комаров это ты здорово сказала! — признал он. — Я до сих пор чешусь весь…

Ома решила не отвечать — подобрала скребок и набросилась на шкуру, вымещая на ней всю свою злость и обиду. Шкура терпела.

Тень на мгновение закрыла солнце. Ома перестала терзать ни в чем не повинную шкуру и приготовилась к насмешкам.

— Привет трудягам! — Мрах, довольно щурясь, подкинул в воздух шишку и ударом пятки отправил ее в ближайшие кусты. — Как мед? Весь съели? Или припрятали чего?

Юные любители меда, не сговариваясь, одновременно прыгнули на львинка и принялись его трепать. Мрах взвыл. Отбиваясь, он кусался и царапался, но двое оказались сильнее одного. Основательно изваляв обидчика в пыли — будет знать, как издеваться! — Ома и Эрих успокоились и, наконец, позволили львинку встать. Мрах, злой и потрепанный, смотрел обиженно.

— Вообще-то я вам еды принес, — прошипел он, отряхиваясь. — А вы! Деретесь!

Ома и Эрих устыдились. Оба были голодны, как волки.

Мрах еще немного подулся и сменил гнев на милость. Вытащив из кустов увесистый сверток, львинок пригласил друзей усаживаться и вручил каждому по хорошему куску жареной оленины:

— Лопайте!

Пока они ели, Мрах рассказывал:

— Этот дурной медведь влез на дерево и застрял. Сидит в развилке, вопит, а вниз — не, боится! Ну, Барам его снять хотел. Куда там! Этот лапы растопырил, упирается… Ну, Варму разозлился и как пнет его под хвост! А медведь как прыгнет… А под деревом наша львица. Интересно ей, смотрит, как медведя с дерева снимают. В общем, этот…медведь прям ей на спину — прыг! А сверху — Барам… Львица — в лес, а медведь — обратно на дерево. Так и сидит там, трясется…

Ома дожевала и потянулась за добавкой:

— А Варму?

Мрах вздохнул:

— А Варму за вами пошел. Он вас с дерева-то и углядел…

Значит, во всем виноват медведь! Не застрянь он в развилке… Ома потерла поротые места и отложила мясо — у нее пропал аппетит. Ох уж этот медведь, одни неприятности от него! Глупый, бесполезный зверь! И зачем брат с ним возится! Гнал бы в лес…

Эрих на медведя обижаться не стал — чего с него, мелкого, возьмешь? К тому же, мед воровал не он…

— А чего медведь на дерево полез? — спросил мальчик.

Мрах не спешил отвечать и почему-то спрятал глаза. Вид у него был смущенный.

— Попробую догадаться. — предложил Эрих. — Думаю, дело было так. Медведь спал на солнышке и никого не трогал. Мимо шел некий львинок и жевал кусок мяса. Львинку было скучно и он решил проверить, полезет ли медведь на дерево. Львинок взял мясо…

На Мраха напал приступ кашля.

— Значит, я прав. — подытожил Эрих. — Именно ты заманил медвежонка на дерево. А Варму знает?

Мрах, продолжая кашлять, в ужасе замахал на друга руками.

— Если б Варму знал, поротых было бы трое. — хмыкнула Ома. — Обидно, да?

Мрах перестал кашлять, прижал ушки и зашипел.

— Я для вас еду стащил… — умоляюще попросил он. — Вы же не расскажете?

Ома доела мясо и с достоинством ответила: — Мы друзей не выдаем!

Мрах повеселел и куда-то засобирался.

— Меня Барам ждет… — пробормотал он, оправдываясь. — Стрелы жечь… — и исчез — только его и видели.

— Сбежал. — вздохнула Ома.

— Порки боится. — подтвердил Эрих, берясь за скребок.

Некоторое время дети усердно скребли шкуру. Они завидовали львинку — обжигание стрел было очень легкой работой, но ябедничать на Мраха! Да ни за что!

Потом пришла Мара и отпустила обоих купаться- наказание закончилось.

Глава 35. Об укрывательстве, любви и шантаже

Мрах был очень доворен собой. К истории с медвежонком львинок не имел ни малейшего отношения, но друзей не выдавала не только Ома. Эрих, описывая происшествие, почи не погрешил против истины, но только почти: глупого звереныша на дерево заманила Хеля. Позволить выпороть подружку Мрах никак не мог и взял вину на себя. Львинку очень нравилась Хеля. Возможно, он даже был в нее влюблен, но никому и никогда не признался бы в этом, тем более самой Хеле. Впрочем, шустрая девочка не нуждалась в словах и давно догадалась обо всем сама. Хеля была влюблена в Мраха со дня их первой встречи, и ее маленькое сердечко начинало учащенно биться каждый раз, когда львинок появлялся рядом.

Похоже, о любви этих двоих знали в поселке все, кроме них самих, но никто не подшучивал над детьми, и Мрах и Хеля продолжали считать, что хорошо скрывают свои чувства.

Мрах нашел подружку в шалаше Мии — львинька шила меховое одеяло. Перед самым приходом друга девочка нечаянно укололась костяной иглой и теперь пыталась унять кровь.

Мрах помог ей укрепить повязку из листа подорожника на пострадавшем пальце и сочувственно спросил: — Больно?

Хеле было не слишком больно, но Мрах все равно ее пожалел.

Покопавшись за пазухой, львинок достал что-то и, смущаясь, вложил подруге в руку: — Я тебе подарок принес…

Хеля посмотрела и ахнула от восхищения: на ее ладони, переливаясь оттенками сиреневого и фиолетого, лежала каменная капля величиной с ее мизинец. Аметист был прекрасен — совсем прозрачный, нежно сиреневый; в его глубине плясали алые и золотые искры… — Сам делал…

— Какая красота! — воскликнула Хеля. — Откуда?

— В горах нашел.

— Надень мне… — почти простонала девочка.

Она не дышала, пока Мрах осторожно завязывал ремешок с камнем на ее гибкой шейке. Редкая женщина могла похвастать подобным украшением! Все еще не придя в себя от неожиданности, Хеля с визгом бросилась другу на шею и крепко расцеловала. Несколько долгих месяцев Мрах тайно готовил Хеле этот подарок — шлифовал камень кусочками шкур, сверлил дырочку для подвески, и теперь наслажался ее неподдельным восторгом.

— Спасибо! — все еще задыхаясь, сияющая от счастья, Хеля несколько раз подпрыгнула на месте. — Ты…Ты…Я люблю тебя!

И снова обняла Мраха. Львинок робко обнял ее в ответ и, вдруг решившись и сам пугаясь собственной смелости, поцеловал девочку в пушистую щечку. Хеля не отстранилась. Некоторое время дети стояли, прижимаясь друг к другу, потом Хеля застеснялась и попыталась высвободиться, но Мрах ее не пустил — ему надо было знать!

Глядя львиньке в лицо, он спросил, тихо, но требовательно: — То, что ты сейчас сказала…Это правда?

Хеля смутилась, но кивнула.

Мрах снова обнял ее и прошептал в маленькое плюшевое ушко: — Я тоже тебя люблю…. Очень…

Наобнимавшись, дети немного успокоились. Оставив Мраха дошивать одеяло, Хеля убежала искать Ому или Мару — девочке не терпелось похвастаться подарком.

Ни Мары, ни Омы, ни даже Мии в поселке не оказалось — они ушли к реке накопать съдобных корений, и львинька поспешила к ним. К берегу вела узкая, петляющая в камышах тропка, и Хеля зашагала вперед.

Внезапно две девушки — ногама преградили ей дорогу. Львинька остановилась, полная плохих предчувствий — обе ногама были известными задирами и врединами.

— Куда спешим? — поинтересовалась та, что покрупнее. Хеля знала — девушку зовут Трашей.

Хеля уже открыла было рот, чтобы ответить, но тут задира-ногама заметила висящий на шее львиньки камень и даже присвистнула от восхищения.

«Отберут…»- с ужасом поняла Хеля. Но все оказалось гораздо хуже.

Траша оглядела съежившуюся от страха львиньку и нехорошо прищурилась.

— Я утром кой-чего видела. — проговорила она, — Точнее, кой-кого. Некая хвостатая сидела на дереве с большим куском мяса, а за ней лез медвежонок….

Хеля подавленно молчала. Выдадут, как пить дать выдадут! И Варму ее выпорет…

Траша хихикнула и продолжала: — Но я могу и промолчать!

Львинька затравленно поглядела на обеих ногама — эти никогда не сделают что-либо просто так…

— Что ты хочешь за свое молчание? — спросила девочка, уже, впрочем, догадываясь, каков будет ответ.

Траша нетерпеливо переступила с ноги на ногу и протянула руку: — Твой камень. Годится?

Хеля не могла отдать камень — никому и ни за что! Это же от Мраха! Пусть лучше выпорят!

— Не годится! — крикнула она, ударив Трашу по руке, — Я сама Варму расскажу!

Норгама кинулись на нее, но Хеля оказалась проворнее — только хвост в воздухе мелькнул. Миг — и девочка уже мчалась к поселку. Девушки- ногама не стали ее догонять- бесполезно, львинька, хоть и маленькая, бегала куда быстрей.

Варму нашелся под тем самым деревом, на которое утром Хеля заманила медвежонка, и он был очень зол: бесхвостого только что пытались снять в очередной раз, и опять — безуспешно. Трясясь и всхлипывая, львинька робко приблизилась и тронула мужчину за плечо.

Увидев плачущую Хелю, Варму вскочил и подхватил ее на руки — девочка была его любимицей. Вытирая ладонью каящиеся по шелковистым щечкам слезы, он ласково спросил: — Кто обидел?

Хеля замотала головой: — Не то!

И, собравшись с духом, выпалила: — Это я заманила медведя на дерево! Ты меня выпорешь?

Варму опустил девочку на землю и поглядел вверх: звереныш все еще сидел в развилке.

Хеля стояла рядом и плакала, понурив голову. Варму вздохнул — его злость вдруг куда-то улетучилась. На шее львиньки переливался сиреневым и золотым знакомый камень — именно такой недавно сверлил Мрах. Смутное подозрение зародилось было в сердце юноши, но он тут же прогнал его, как совершенно невероятное — Варму прекрасно знал, что Мрах ни за что не станет подставлять любимую девочку.

Обняв Хелю, он почти силой усадил ее рядом с собой и сказал: — Не выпорю, если расскажешь честно, как было дело.

И Хеля, всхлипывая и сбиваясь, принялась рассказывать.

Варму невольно улыбался, слушая ее рассказ. Вот так да!

Ну и Мрах! Заморочил-таки девчонке голову! Хотя аметист великолепен и, пожалуй, стоит трех порок…

— Надо будет тебе тоже что-нибудь подарить. — решил он, когда Хеля закончила. — Но при одном условии — если придумаешь, как снять медвежонка.

Львинька просияла. Она уже придумала.

— Надо его в рыболовную сеть закутать и на ремнях спустить, — посоветовала она.

Варму хлопнул себя по лбу: — Умница! Беги — неси! И Барама найди — мне поможет!

Хеля умчалась, окрыленная похвалой, и вскоре вернулась, таща за собой сеть и огромного дикаря. Дальнейшее заняло совсем мало времени — упирающегося и подвывающего звереныша упаковали и спустили вниз. Оказавшись на земле, медвежонок стряхнул с себя сеть и удрал к реке.

Люди вздохнули с облегчением.

— Это я придумала! — с гордостью сообщила Бараму Хеля. Барам наградил девочку яблоком и ушел, унося сеть.

Варму только головой покачал — знай ногама всю правду, не видать львиньке яблока, как своих ушей. Еще и наподдал бы ей напоследок!

Хеля разделила яблоко пополам и протянула половинку вараху: — Это тебе…

Доев яблоко, Варму вспомнил о своем обещании. Покопавшись в походном мешке, он вытащил браслет из разноцветных тонких кожаных ремешков с вплетенными в него костяными бусинками и надел девочке на руку, предварительно взяв с нее торжественную клятву больше так не шалить. Хеля была на седьмом небе от счастья — ее не только не наказали, совсем наоборот — одарили! Распевая песенку, львинька помчалась искать хоть кого-нибудь: ей не терпелось похвастаться обновками.

Глава 36. Пробуждение вулкана. Динка

Раненые и обожженные успешно поправлялись, и Варму принял решение сворачивать лагерь. Лишь двое пока не могли идти сами, но их можно было нести на носилках.

Человек того времени не обременял себя имуществом, и сборы оказались недолгими: небольшой запас провизии, оружие да несколько шкур легко помещались в заплечных мешках…

Шли дружно, но не создавая лишнего шума. Носилки с ранеными мерно покачивались, босые ноги ступали почти беслышно по мягкой земле, и лишь разговоры шепотом да изредка стук оружия нарушали лесной покой.

Скоро вековые кедры исчезли, их сменили дубы и клены, потом — буки и молодые каштаны, и лес начал редеть. Все чаще и чаще попадались валуны, земля перестала быть ровной и поднималась под заметным уклоном. Откуда-то потянуло дымом и странным, неприятным запахом.

Внезапно лес закончился, и путники остановились в изумлении — перед ними во всей красе предстали горы. Величественные каменные исполины, увенчаные шапками ледников, разделенные узкими ущельями и небольшими зелеными долинами, почти непроходимые, и тем не менее, обитаемые… Над одной из вершин, скошенной, словно обрезанной тупым ножом, клубился черный дым.

Внезапно земля под ногами дрогнула, и гора выплюнула целый столб раскаленных добела камней и искр. Неприятный запах резко усилился. Вулкан был достаточно далеко, и путешественники смогли насладиться редким зрелищем извержения без страха угодить под град камней и горячего пепла.

Но задерживаться надолго не стали — пусть и неблизкий, вулкан представлял собой серьезную опастность: изливающаяся из его жерла лава могла преградить дорогу или поджечь лес вокруг. Тонкая тропка тянулась в обход гор как раз в нужную отряду сторону, и кинув на дымящую вершину прощальный взгляд, люди и львины продолжили путь к предгорьям, где в одной из пещер обитали племена Мраха и Эриха.

Тропка оказалась удобной и ровной, шагалось быстро, и уже к вечеру отряд дошел до той самой реки, у берегов которой распологалось стойбище мальчиков. Здесь тропинка спустилась на равнину и затерялась в густой траве.

Солнце садилось — пора было устраиваться на ночлег. И Эрих, и Мрах подчинились с неохотой — всего один дневной переход отделял их от дома, оба уже узнавали родные места и готовы были идти всю ночь напролет, но Варму оказался неумолим — равнина кишела хищниками, и юноша не собирался подвергать опастности жизни друзей и соплеменников.

Насобирали валежника, разложили костры, натаскали веток для лежанок, и лагерь был готов. Усталые путешественники сели ужинать.

Ночь спустилась незаметно. Темная и безлунная, она полнилась разнообразными звуками: шуршала трава под множеством крадущихся лап, кричала сова, выслеживающая мышь, в отдалении выли волки, совсем рядом хохотала гиена, в воде плескалась рыба. Но никто не осмеливался подойти слишком близко — животных отпугивало яркое пламя. И все-таки одна тень, робко ступая, отделилась от зарослей и замерла, принюхиваясь: небольшая коричневая собака, сука с набухшими молоком сосками, хромая, робко вступила в круг света, отбрасываемый костром: голодную мать привлек запах жарящегося мяса. Поглощенная мыслями о пище, она не заметила двоих детей, лежавших под меховым одеялом, зато дети сумели разглядеть гостью во всех подробностях: и острые, настороженно торчащие ушки, и влажный, подвижный нос, и блестящие темные глаза, и рваную рану на бедре…Собака, волочила заднюю лапу и была очень худа. Подкравшись к костру, она замерла на мгновение, и, убедившись, что ее никто не видит, схватила кусок недоеденного кем-то мяса, и бросилась бежать, но тут же с жалобным визгом покатилась по песку — камень, брошенный меткой рукой одного из ногама, разбил ей голову. Подняв оглушенное животное за задние лапы, воин-ногама добил ее и бросил на песок — свежая еда на завтрак… Наблюдавшие из укрытия Ома и Эрих только пожали плечами — они с раннего детства привыкли к подобным сценам, и убийство живого существа ради пищи не было для них из ряда вон выходящим событием, более того — они сами поступили бы точно так же; но смотреть стало не на что, а других развлечений не предвиделось, и дети улеглись спать. Ома заснула почтисразу, а Эриху не спалось — у него разболелся живот. Пришлось вылезать из под нагретой шкуры и топать в ближайшие кусты. Присев, мальчик от скуки разглядывал землю с опавшими листочками и ближайшие ветки, как вдруг его внимание привлекли непонятные звуки — какой-то зверек продирался сквозь заросли, сопя и поскуливая. Приглядевшись, Эрих увидел то-ли волчонка, то-ли щенка. Мальчиком тут же овладел охотничий азарт: быстро закончив свои дела, он протянул руку и схватил зверька за шкирку. Детеныш вякнул, но, оказавшись в воздухе, покорно повис, и Эрих, наконец, смог рассмотреть поподробней, кого именно добыл.

Щенок оказался не большим и не маленьким — месяцев двух отроду, с крепкими лапками и густой, темно-коричневой шерстью: здоровый и сытый, ухоженный детеныш. «Наверно, это его мать сейчас убили. „- подумал мальчик, и ему стало жаль звереныша, теперь обреченного на голодную смерть.

Все еще держа щенка за шкирку, Эрих задумался. Его рассуждения были просты, но логичны.

«Сначала нашли львенка, — думал мальчик, — И львенок стал ручным. Он охотится вместе с нами. И он — друг Мраха. Потом нашли медвежонка… Медвежонок еще маленький и пока не охотится. И он дружит с Варму… Теперь вот я — нашел собаку. Я приручу щенка, я буду кормить его, он вырастет большой и красивый, и станет охотиться вместе со мной!»

Идея привела Эриха в восторг: ни у кого и никогда еще не было собственной ручной собаки! Ну, по крайней мере, Эрих нио таких не слышал. Решено, щенок остается! Подхватив зверька на руки, мальчик побежал будить Ому — его просто распирало от желания показать подружке свою находку. Сонная девочка не сразу оценила величие Эрихова замысла, долго ворчала и терла глаза, но, разобравшись, даже захлопала в ладоши от радости — у них будет собака! И не какая-нибудь дикая! Ласковая и веселая! Щенок, оказавшийся сучкой, совсем не боялся — вилял хвостом и хотел играть. Ома назвала собаку Динкой (по-варахски — игруньей).

Накормив Динку оставшимся после ужина мясом, дети немного поиграли с ней и уснули, уверенные — собака никуда не уйдет. Что ж, они не ошиблись — Динка и вправду не ушла, и, пригревшись под одеялом, мирно проспала рядом всю ночь. Варму, утром пришедший будить «заспанцев», только рукой махгул — он уже начинал привыкать к появлению вокруг себя разных животных, доселе считавшихся дикими.

Глава 37, в которой Мрах и Эрих наконец возвращаются домой, а Варму — напивается

Неожиданно налетевшая гроза немного задержала отряд, но к полудню уже менее половины пути отделяло идущих от пещеры, в которую так стремились Мрах и Эрих. Река, по-летнему спокойная, неторопливо несла свои воды меж заросших камышом берегов, отражая деревья и синее небо.

Вдруг путники заметили на ее зеркально-гладкой поверхности темное пятно — нечто довольно быстро плыло вниз по течению, с каждым мгновением увеличиваясь в размерах. Пятно росло на глазах, и вскоре стало понятно, что это — плот. На плоту суетились люди. Вот рыбаки тоже заметили отряд на берегу, и усерднее заработали шестами. Плот приближался, уже стало можно различить лица…

Эрих и Мрах вдруг дружно, в один голос завопили и бросились к реке. Остановившись у самой кромки воды, мальчики приложили ладошки ко рту рупором и начали кричать: — Миха! Кот! Сюда!

С плота услышали. Кормчий, совсем молодой, высокий парень, с рыжими волосами, завязанными на макушке в пышный хвост, вгляделся в скачущие по берегу фигурки и радостно замахал рукой. Шесты заработали с утроеной силой, плот повернул и буквально через минуту ткнулся в песок. Обладатель роскошного огненного хвоста первым спрыгнул на берег, и сгреб обоих мальчиков в охапку. Его молодое, конопатое лицо сияло. Парень был очень похож на Эриха — старший брат?

Остальные рыбаки покинули плот, не торопясь — восемь загорелых, мускулистых мужчин, и все — с оружием: они не слишком доверяли чужакам. Самый старший из них, седой и немолодой уже человек, оглядел пришельцев оценивающим взглядом. Варму шагнул вперед, приветствуя старейшину взмахом поднятой руки. С минуту мужчины стояли, изучая друг-друга, потом седой спросил:

— Кто вы такие? И зачем пришли в наши земли?

Варму ответил с достоинством вождя:

— Мы привели ваших соплеменников. И у нас мирные намерения.

— С вами много женщин и детей. — сказал седой. — Но слишком мало мужчин. Вы от кого-то убегаете?

— Нет. — честно ответил Варму. — Это люди другого племени, и они ищут убежища, а мои воины их сопровождают. Эрих говорил, что вы сможете их принять.

Седой молчал, глядя на юношу тяжелым взглядом, потом ответил:

— Я верю тебе, человек льва. Ты не похож на обманщика. К тому же дети, похоже, считают тебя другом…Ты и пришедшее с тобой племя предстанут перед Советом Старейшин, и пусть старшие вместе решают, как поступить.

Следуйте за нами. — и старый рыбак жестом указал в сторону селения.

Варму и его спутники повиновались.

Плот оставили, вытащив на песок — надо будет, вернутся и заберут — и повели отряд Варму вдоль берега реки. Седой жестом подозвал молодого вараха и приступил с расспросами. Вопросов у него было множество: откуда в отряде львины, почему у троих мужчин на груди татуировки льва, а у других — нет, кто такие ногама и даже женат ли Варму. Варму отвечал правдиво — ему нечего было скрывать, и взгляд старика понемногу смягчился — ему понравились честность и открытость юноши. Пытливый старейший не терял времени даром — прямо в дороге успел перезнакомиться со всеми мужчинами ногама, львинами и варахами и даже поболтать с Хелей и Омой. Красота Мары произвела на старого рыбака большое впечатление, а Ома и Хеля — очаровали. Расщедрившись, он даже отсыпал девочкам орехов из небольшой походной сумки и умилился, когда обе побежали делиться с Мрахом и Эрихом.

За беседой время пролетело незаметно, и еще до захода солнца отряд добрался до становища. Первыми встретили путников дети — налетели с гомоном и писком, но тут же шарахнулись, испугавшись такого количества незнакомцев.

Позади детей с сияющими от счастья глазами буквально летели две женщины — человек и львия, и Мрах с Эрихом с замиранием сердца узнали в них своих матерей. Обе женщины, рыдая, бросились обнимать сыновей, которых считали погибшими. За женщинами спешили воины во всеоружии, готовые сразиться с врагом, но остановились в растерянности, ибо сражаться оказалось не с кем: сорок мужчин и львинов и толпа женщин и детей не походили на захватчиков, явившихся с войной…

Эриха и Мраха едва не задушили в объятьях — на смену матерям прибежали братья и сестры и прочие родственники, потом случилась легкая паника — не разобравшаяся в ситуации львица при поддержке львенка напала на стоявших в стороне воинов — соплеменников Мраха. Львицу быстро угомонили, и она не успела никого серьезно ранить, а царапины — не в счет.

Наконец, восторги немного поутихли и хозяева вспомнили о гостеприимстве. Варму и его спутников отвели в пещеры и помогли расположиться на отдых. У женщин нашлись шкуры для постелей и запасные меховые одеяла, мужчины зарезали нескольких молодых козлов из стада — благо приплод этим летом был хорош. Гостей сытно накормили свежезажаренной козлятиной с зеленью, маленьких детей напоили парным молоком. Медвежонок, щенок и ручной львенок привели всех в восторг, а львица, обиженная и испуганная, удрала на равнину. После еды Мрах и Эрих убежали вместе с Хелей, Омой, Рашаней и другими детьми — мальчикам не терпелось показать новеньким местные достопримечательности. Взрослые же достали из погреба мехи с перебродившим ягодным соком — брагой и пустили их по кругу. Хмельное быстро развязало языки и настроило всех на мирный лад. Ни варахи, ни ногама никогда прежде не пробовали спиртного и очень скоро совершенно опьянели.

Рыжий Миха достал тростниковую дудочку и заиграл веселую мелодию, двое или трое охотников подхватили, отбивая ритм на небольших барабанах из бычьей кожи, и начались танцы. Первой в круг выступила львиня, стройная и гибкая, и Варму залюбовался ее грациозными движениями. Почувствовав взгляд юноши, девушка протянула к нему ему обе пушистые ручки и позвала:

— Человек льва, иди, потанцуй со мной!

Варму только головой замотал — ноги его не держали.

Львиня не слишком расстроилась и вытащила в круг кого-то из сородичей. Львинен танцевал великолепно, и молодой варах невольно позавидовал этой парочке — такие они оба были юные и красивые… Еще несколько молодых людей присоединились к ним; среди них Варму узнал Мару и Мию и хотел было возмутиться, что его жена не сидит рядом, но тут явились друзья-варахи с почти полным мехом браги, и Варму выпил еще и с ними…

Последними, кого запомнил юноша, засыпая, был Барам, обнимающий его за плечи и заплетающимся языком признающийся вараху в любви и вечной дружбе, и незнакомая львиня, укрывающая обоих пьянчуг меховым одеялом.

Так закончился для Варму первый вечер в стойбище, впоследствии ставшем ему домом.

Глава 38. Что такое похмелье

Утро встретило Варму жуткой головной болью и детскими криками. Пещера, в которой он находился, показалась ему совершенно незнакомой в солнечном свете, рядом храпел Барам, туда-сюда сновали львины и люди. Ничего не понимающий Варму кое-как выбрался из постели и побрел, сам не зная куда, стеная и держась за готовую развалится на части голову. Пробегавшая мимо юная львиня заглянула ему в лицо и хмыкнула. Варму ловко поймал девушку за руку и спросил: — Я где?

— Ооооо… — понимающе протянула львиня и потащила слабо упирающегося вараха за собой. Приведя юношу в дальний конец пещеры, девушка сунула ему в руки сплетенный из коры сосуд с травяным отваром и велела: — Пей все сразу!

Варму послушно выпил. Отвар оказался кисловатым и и не слишком приятным на вкус, но голове вроде стало полегче.

Львиня снова наполнила сосуд и велела пить — на этот раз — маленькими глотками. Глядя на вараха смеющимися золотистыми глазами, девушка спросила:

— А ты вообще когда-нибудь раньше пробовал брагу?

Варму ответил отрицательно. Львиня только головой покачала: — Брага — штука опасная. Ее не пьют, как воду — так, понемножку. Понял? Иначе будет — как сейчас! — и убежала.

Юноша только вздохнул — он уже и сам догадался, что причиной его нездоровья стал сладкий ягодный напиток, насколько вкусный, настолько и коварный, и впредь поклялся быть с ним поосторожнее. Головная боль почти прошла, и Варму мысленно поблагодарил незнакомую львиню за столь своевременно оказанную помощь. Теперь юноша вспомнил, где находится, и вновь обрел возможность как-то соображать. Вроде, вечером должен был состояться Совет Старейшин…Варму растерялся — какой там Совет, когда он не знает, где его друзья и как их найти, и даже не представляет, утро сейчас или день!

Вокруг по-прежнему сновали львины и люди, но ни одного знакомого лица не попадалось, а незнакомых Варму спрашивать почему-то стеснялся. Выручила все та же львиня — девушка опять пробегала мимо.

— Ты еще здесь? — удивилась она, увидев сидящего в углу вараха. — Тебе что, до сих пор плохо?

Варму поспешно заверил львиню, что он здоров, и, смущаясь, поведал ей о своих затруднениях.

Девушка развеселилась.

— Так ты первый встал! А совет еще не скоро, не волнуйся — рассвело недавно. Иди лучше поспи.

Видя, что львиня расположена поболтать, Варму решил порасспросить ее кое о чем и заодно пополнить свои лекарские знания. Девушка охотно сообщила, что болезнь, наступившая после неумеренного употребления браги, называется похмельем, и рассказала, из каких трав приготовлен лечебный отвар. Молодой варах искренне поблагодарил юную знахарку, запомнил — так, на всякий случай — рецепт целебного зелья и отправился досыпать.

Глава 39. Совет старейшин

Старейшины собрались на совет с наступлением темноты. Шестеро седовласых старых мужчин, столько же львинов, и две очень немолодые львии удобно расположились вокруг костра на больших круглых чербачках. Варму, как вождя и гостя, тоже пригласили. Повинуясь жесту одного из Старейшин, две девочки поднесли уже знакомые мехи с брагой, но молодой варах, наученный горьким опытом, лишь слегка пригубил напиток — сейчас ему нужны были ясная голова и четкость мыслей. Впрочем, старейшины тоже не стали пить много — от их решения зависило само существование пещерного сообщества.

Первым заговорил совсем седой, дряхлый львин. Его голос дрожал, сгорбленное тело опиралось на толстую палку. Старик указал на Варму худым узловатым пальцем и заговорил:

— Старейшины! Этот человек пришел к нам незваным. На его груди знак льва — знак племени убийц. Он утверждает, что явился с миром, привел с собой двоих детей нашего племени и чужаков, называющих себя ногама. Среди воинов его отряда есть также и мои сородичи — львины. Встань, юноша, я хочу разглядеть тебя хорошенько!

Варму подчинился и выпрямился во весь свой немалый рост. Поклонившись старому львину, молодой варах спросил:

— Хочет ли Старейший, чтобы я подошел поближе?

Старик усмехнулся:

— Не надо, юноша! Мое зрение не слишком притупилось, хоть я и прожил на свете уже почти сотню лет. Я просто хотел сказать тебе спасибо за спасение внука моей дочери — уверен, без твоей помощи Мрах никогда бы не вернулся домой живым!

Варму снова поклонился, на этот раз с благодарностью.

— Ты нравишься мне, юноша, — продолжал старейшина, — У тебя честное и открытое лицо, а в груди, похоже, бьется храбое, доброе сердце, хотя пить ты и не умеешь!

Среди собравшихся раздались смешки, но седой львин прекратил веселье, стукнув посохом об пол и чуть повысив голос:

— Да, ты не умеешь пить, юноша! Но это не делает тебя ни слабее, ни трусливее! Так поведай же нам свою историю, чтобы все присутствующие на Совете смогли понять, как варах стал другом львинов.

Сказав так, старый львин сел и приготовился слушать.

Варму рассказывал долго. Он начал с пленения львицы и с двух мальчиков, случайно встреченных на берегу реки, и о чувствах, которые пробудила в нем их дружба. Старейшины слушали и не могли скрыть удивления. Закончив, юноша снова, с явным облегчением, поклонился и жадно отпил воды из поднесенной плетенки — горло у него совсем пересохло.

Старейшины немного посовещались шепотом между собой.

На этот раз встал уже знакомый вараху Седой — рыбак с плота, и сказал, сдвинув мохнатые брови:

— Ты просишь убежища для людей, которых привел с собой. Мы все видели этих людей — мало мужчин, способных охотиться и сражаться, много женщин и детей, которых нужно кормить и защищать. Наше сообщество сильно и богато: у всех есть пища, чтобы наполнить желудки, и меховые одеяла — укрыться от холода. У чужаков нет ничего, кроме голода и желания жить с нами. Готовы ли мы принять их, разделив с ними то, что имеем? И что они дадут нам взамен? Скажи мне, человек льва.

— Молодую, свежую кровь. — ответил Варму. — Необходимую для процветания любого племени.

Старейнина кивнул:

— О да, — вымолвил он, — Среди женщин, пришедших с тобой, немало молодых и миловидных. Если наши мужчины женятся на них, те родят им здоровых и сильных детей. Но этого мало! Расскажи мне, человек льва, что умеют эти люди: как они выделывают шкуры, обрабатывают камень, плетут корзины! Покажи мне их оружие или рыболовную снасть! Докажи, что эти дикари способны на что-либо большее, чем рождение детей, и мы примем их с радостью…

Варму вздохнул с облегчением: люди ногама не ударят перед старейшинами в грязь лицом — ведь у них были превосходные учителя!

— Мне надо немного времени, чтобы собрать образцы. — ответил он.

Старейшины было согласно закивали, но тут одна из львий вдруг замотала головой.

— Нет. — заявила она решительно. — Нам не нужны образцы! У вас хорошее оружие, но, возможно, оно сделано вами, а отобрано у других?

Старейшины пришли в замешательство — слова женщины могли оказаться правдой, но Варму снова подал голос. Он сказал:

— Это легко проверить: выберите нескольких ногама, и пусть они при вас докажут свое умение!

Старейшины согласно закивали — предложение пришлось им по вкусу.

Снова поднялся Седой:

— Ты сам выберешь пятерых мужчин и пятерых женщин. — огласил он решение Совета. — Завтра утром они предстанут перед нашими мастерами, пусть те посмотрят, на что годны твои ногама! А сейчас предлагаю всем отдыхать!

Варму подчинился — такой исход его вполне устраивал.

Старейшины собрались вторично вскоре после восхода солнца, готовые оценить мастеров ногама. Испытуемым было предложено несколько больших кремней и куча коры для плетения корзин, и ногама споро принялись за дело. К полудню на суд было представлено два десятка наконечников для копий и стрел, несколько острых и удобных ножей и скребков и две большие корзины с плотно пригнаными крышками, и старейшины остались довольны.

Следующим вечером состоялся большой праздник — ногама приняли в племя. Перед праздником Мара отозвала мужа в сторону и сообщила, что у них будет ребенок, и счастье Варму стало полным. Ногама обрели новый дом, а у них с Марой скоро родится малыш, мальчик или девочка… И Варму решил — все, конец скитаньям, пришла пора устраиваться надолго… Он сам вы строит дом для своей семьи, недалеко от реки — сложит его из свежих, пахнущих смолой бревен, покроет тростником и корой, и в нем будет тепло и уютно.

Да, именно так он и сделает. Но это — позже, а сейчас и его, и Мару ждал праздник. Улыбаясь самым что ни на есть наиглупейшим образом, молодой варах обнял свою жену и повел к ярко пылавшим в центре стойбища кострам.