Мир над пропастью

Глава 3 Беда не приходит одна

Настену похоронили на старом Покровском кладбище, рядом с родителями Игоря и бабушкой, не дожившей всего трех месяцев до рождения правнучки. На похороны собралось неожиданно много народу. Соседи по пятиэтажке, сослуживцы Игоря, учителя из школы, Настенины одноклассники и приятели по двору с родителями, бабушками и дедушками – все пришли, чтобы как-то поддержать их с Алей и проводить в последний путь веселую девочку, которую они так любили. Девочку, которой так и не исполнилось девять лет. Маленький гроб буквально утопал в цветах. Больше всего было хризантем, белых, желтых и сиреневых, и Игорь потом еще долго не мог без содрогания видеть эти последние осенние цветы.

Они оба были словно во сне, особенно Аля, которую врачи постоянно пичкали таблетками и кололи антидепрессантами. Осунувшаяся, с ввалившимися сухими глазами, она двигалась как автомат и, что самое страшное, все время молчала. После страшных обвинений, которые она выкрикнула там, во дворе, жена не сказала ему больше ни слова. Напрасно Игорь пытался заговорить с ней, уговаривал поесть, интересовался, как она, что-то спрашивал, напоминал о всевозможных утомительных делах и заботах, которые неизбежно сваливаются на людей, потерявших близких, – Аля не отвечала, словно даже и не слышала его. Ночами, когда Игорь, забывавшийся иногда тяжелым сном, вдруг просыпался, он каждый раз видел, что жена неподвижно лежит на спине и смотрит в потолок. Обращаться к ней было бесполезно. Она разговаривала, кратко и нехотя, кроме врачей, только с одним-единственным человеком – со своей теткой. Наталья приехала уже через несколько часов после трагедии и взяла на себя бoльшую часть хлопот о похоронах и поминках.

Совсем недавно, меньше десяти лет назад, Игорь хоронил своих родителей и бабушку, практически одного за другим. Но тогда отчего-то это не было так ужасно. Когда он, стоя над могилой, прощался с отцом, он понял, что подсознательно был готов к этому всю свою жизнь. Может, это и правда заложено в нас природой? Страшно терять родителей. Но когда теряешь детей, вместе со страданием в душе рождается непонимание, отчаяние от нелогичности и несправедливости происходящего.

Самое странное, что боли Игорь первое время почти не ощущал. Она пришла потом. А тогда было лишь отупение и еще какое-то странное чувство, недоумение, что ли… Будто бы сознание никак не хотело мириться с мыслью, что Настены больше нет. Приходя домой, он первое время никак не мог понять, почему она не выбегает ему навстречу, и постоянно ловил себя на том, что, находясь в городе, норовит купить дочке то игрушку, то шоколадку, то ее любимый «чупа-чупс» со жвачкой внутри.

Сразу после похорон Наталья уехала к себе – нужно было ухаживать за скотиной. Игорь отвез тетку жены на вокзал. Всю дорогу молчали. Только садясь в поезд, она вдруг всплакнула, тихонько перекрестила его и попросила, сжав его руку выше локтя по-мужски сильными пальцами:

– Ты уж это… Береги Альку-то.

Когда он вернулся, в квартире разрывался телефон. Аля была дома, но словно не слышала настойчивых трелей. Игорь снял трубку. Звонил Старик.

– Ты, конечно, как хочешь, – сказал он. – Могу оформить тебе отпуск. Но мой тебе совет – не стоит этого делать. Поверь мне, сейчас тебе лучше быть на людях. Легче, конечно, не будет. Но все-таки…

Игорь окинул взглядом прихожую. Зеркало занавешено простыней, дверь в Настенину комнату плотно закрыта, на вешалке еще висит ее клетчатое пальтишко, в углу притулились розовые резиновые сапожки, один завалился набок.

– Да, Арон Натанович, – ответил Игорь. – Я завтра же выйду на работу.

Садиться за руль он не боялся. Профессионализм оказался сильнее эмоций, и девочки в желтых куртках на белых велосипедах ему не мерещились. А вот дядька, что сбил Настену, хотя его и признали невиновным, ездить больше не смог. Соседка тетя Клава рассказывала с чьих-то слов, что он сразу же продал свою «восьмерку» какому-то азербайджанцу.

Старик, как всегда, оказался прав. Легче не становилось, но работа, разговоры ребят в курилке, поездки по городу, общение с пассажирами, которые, разумеется, ничего не знали о его несчастье, все-таки немного отвлекали. Сидеть дома, с головой погрузившись в собственное несчастье, так, как это делала жена, было бы просто невыносимо. Он вообще не мог находиться там, рядом с молчаливой и безучастной Алей, среди детских вещей, которые из-за каких-то непонятных примет нельзя было убирать то ли до девяти, то ли до сорока дней. Игорь ругал себя за малодушие, но в квартиру на последнем этаже хрущевки приходил только спать.

Раздражало еще и то, что все, кто знал о его несчастье, считали своим долгом сказать ему что-то ободряющее. Одни просто жали руку, обнимали, хлопали по плечу и предлагали всегда обращаться к ним, когда понадобится помощь, и это было еще ничего. Но было немало и других, тех, кто хотел знать подробности, лез с расспросами или «утешающими» рассказами о людях, которым еще хуже, кто потерял сразу двоих детей или чьи дети были инвалидами. Почему-то такие рассказчики считали, что, услышав про чужое, еще большее горе, Игорь начнет терпимее относиться к своему.

После гибели дочери прошла ровно неделя. Близились девятины. Аля уже начала закупать продукты для поминального стола – все так же молча, не советуясь с ним.

Ночью Игорю приснился сон, настолько яркий и реальный, будто все происходило наяву. Ему привиделся лес, еловый и, видимо, утренний, потому что от темной мокрой земли поднимался густой белый туман, тот самый, которого так боялась его дочь. В тумане Игорь разглядел огромный старый дуб и совсем не удивился, когда из-за могучего дерева вдруг показалась Настена. Она выглядела очень странно: в длинной узкой темно-синей юбке, коротком голубом пиджаке и с высоким узлом волос на маленькой головке. В этом наряде девочка так разительно была похожа на свою мать, что Игорь в первый момент даже принял ее за Алю. Только потом, разобравшись, понял, что перед ним Аська, и тут же понял и другое, то, что до этого, и во сне и наяву, его сознание отказывалось вместить – его дочь мертва. Ее больше нет. Она никогда не вернется к нему.

Он рванулся к ней, пытаясь обнять ее и хоть как-то удержать, но в его руках оказался лишь туманный воздух. Девочка молчала и холодно, точь-в-точь как Алька наяву, глядела на него.

– Как ты там, Аська? – растерянно спросил он.

– Мне плохо одной, – призналась она и медленно пошла прочь по тропинке. Он не бросился за ней, откуда-то зная, что догонять бесполезно. Но прежде чем исчезнуть в тумане, дочь обернулась и повторила:

– Мне очень плохо одной.

Открыв глаза, Игорь на себе почувствовал, что значит «проснуться в холодном поту». Он действительно был мокрым как мышь. Али рядом не было.

Ноябрьский день выдался хмурым и холодным. Снег еще не выпал, но небо было свинцово-серым, а лужи за ночь покрылись ломкой корочкой льда.

Около двух, когда они с приятелем Сережкой Бугровым только собрались попить чаю, в курилку заглянула Танюшка, одна из диспетчеров:

– Игорь, там тебя какая-то женщина к телефону спрашивает.

– Аля? – Он удивленно поднял брови.

– Нет, не Аля, – помотала рыженькой головой Танюша. – Незнакомый голос. И… не знаю, как сказать. Официальный какой-то.

– Наверное, из милиции, – предположил Серега. – Какую-нибудь бумагу забыли подписать.

Звонили действительно из милиции, но повод был куда более серьезным…

– Быков, Игорь Анатольевич? – осведомился сквозь помехи бесстрастный женский голос. – С вами говорит младший лейтенант Дроздова.

– Да, я вас слушаю, – отвечал Игорь. Девочки-диспетчеры изо всех сил старались не смотреть в его сторону.

– Мужайтесь, Игорь Анатольевич, – быстро проговорила женщина в трубке. – У меня для вас плохое известие.

– Что еще? – выдохнул Игорь.

– Ваша жена, Алевтина Викторовна Говорова, сегодня около половины одиннадцатого утра выпала из окна.

– Что-о-о?

– Есть версия, что она мыла стекла. Поскользнулась и… – он вдруг понял, что женщине-лейтенанту тоже нелегко давался этот разговор.

– Она жива? Где она?

– Алевтину Викторовну Говорову отвезли в городской морг номер один. Вам надлежит прибыть туда для опознания тела.

Выйдя на нетвердых ногах из морга, Игорь первым делом свернул в ближайший магазин за сигаретами. Курить он бросил почти десять лет назад, в тот самый день, когда Алька с сияющими глазами вернулась из женской консультации и сообщила, что уже шесть недель ждет ребенка. Но теперь Игорь почувствовал, что сигарета ему необходима. Иначе он не справится.

От обилия и разнообразия цветных пачек разбегались глаза. Большинство марок были ему незнакомы. Игорь остановил свой выбор на привычных «LM» и, подумав, взял еще и бутылку водки. Тут же, в магазине, свернул крышку и сделал большой глоток. Ничего не произошло.

Он шел домой и прихлебывал водку из горлышка, точно пиво или даже минералку.

«У меня ужасное имя Алевтина. Оно подходит женщине после шестидесяти. Чем-то похоже на слово «нафталин», вам не кажется? Надеюсь, я никогда не буду настолько старой, чтоб носить это имя».

Да. Теперь уже точно не будет.

В графе «Причина смерти» четким разборчивым почерком было написано: «Несчастный случай». Его жена действительно мыла кухонное окно. Створки были открыты, на подоконнике стояло ведерко с мыльной водой, невдалеке от тела валялась тряпка. Почему Але пришла в голову такая странная для холодного ноябрьского утра идея, теперь уже никто не узнает. Возможно, она хотела привести в порядок квартиру перед девятинами. Но этот вопрос не столь уж занимал Игоря. Назойливым молоточком в его голове стучала другая мысль: а случайно ли Аля упала из окна? И он не мог сказать, действительно ли хочет знать ответ на этот вопрос.

– Ну наконец-то, есть Бог на свете! – Наталья Говорова всплеснула руками. – А я вас видела на похоронах. Вы его знакомый, да? Или Алькин?

Она посторонилась, пропуская в избу статного седого мужчину. Арон вошел в дом.

– Это же ад кромешный! Просто медленно убивает себя мужик. Еще месяц, и его тоже можно будет хоронить… – причитала женщина. – Как хорошо, что вы приехали!..

– Вот и я о том же… Вы не представляете, где только я его не искал, всех соседей замучил. Пока не догадался порасспросить коллег Алечки. Как-то сразу не подумал, что он может уехать к родственникам жены…

– Да одна я была у Альки родственница. Тетка я ей, матери ее покойной сестра. И вот еще у меня… племянничек, – Наталья кивнула в сторону окна, откуда был виден большой сарай. – Там живет, уж скоро неделю. Ко мне даже есть не приходит. Я уж звала-звала его в дом – ночи же холодные, зима на носу, вот-вот снег ляжет. Там, конечно, тепло – я ведь там скотину держу – но все же… А он не идет. Видно, водкой греется… Завернется в тулуп и спит. А проснется – и скорей к магазину. Купит ее, окаянную, и опять… Эх!

Наталья только рукой махнула.

– Да уж, свалился на вашу голову, – посочувствовал Арон.

– И не говорите, – женщина тяжело опустилась на шаткий сосновый табурет. – Мне ведь и самой нелегко. Я ж, как и он, и Настенку, и Алевтину схоронила. Одна осталась как перст. Так не гневлю ж Бога! А этот… Боюсь даже его. Вдруг учудит чего по пьяни, вон он какой здоровый… Или, того хуже, переберет да и замерзнет под забором. Что я тогда делать буду? Вы уж заберите его, а? Жаль ведь парня, пропадет совсем…

Арон обогнул дом и толкнул дверь сарая, служившего, очевидно, сеновалом. По специфическому запаху было понятно, что скотина находится где-то рядом, видимо, за перегородкой. На сене, подстелив под себя какой-то мешок и укрывшись старым тулупом, лежал Игорь.

Старик подошел поближе, заглянул в его лицо и отшатнулся. Не может человек так измениться за какую-то неделю, это просто нереально. Игорь похудел и как-то постарел. Арону показалось, что он видит перед собой ровесника. И главное – глаза, мутные и совершенно мертвые глаза.

– А-а, Арон! Заходи! – приветствовал он, и к ароматам сарая добавился еще один запах – перегара.

– Пойдем, – негромко позвал Старик.

– Куда ж мне идти? – Игорь опять посмотрел на него своими жуткими глазами. – Я уже дошел.

– Это точно. Ты уже так дошел, что дальше просто некуда… – кивнул начальник. – Очнись, Игорь! Ты уже совсем человеческий облик потерял!

Игорь помолчал, затем повернулся, покопался в сене и вытащил початую бутылку водки.

– Выпей со мной, Арон!

Старик взял поллитровку у него из рук, поморщился:

– Нет, не стану я с тобой пить. И тебе больше не позволю.

И вылил водку прямо в угол сарая, на землю. Игорь попытался протестовать, но речь его была невнятной.

– Ну хватит. Пойдем.

Не по возрасту сильные пальцы Старика клещами вцепились в руку Игоря и заставили его подняться. Тот пробормотал что-то, но подчинился. Арон буквально запихнул вялое и ослабевшее тело в машину.

– Вы уж за ним присмотрите, – Наталья вышла на крыльцо, кутаясь в серый пуховый платок. – Хороший он, Алевтинку шибко любил и Настену… Таких мужиков поискать. Жалко будет, если так откинется…

– Не откинется, не волнуйтесь. Все с ним будет хорошо. Время – лучший лекарь. Вы, Наталья, себя берегите, а он не пропадет.

– Да мне, старой, что будет… Жизнь прожита. Всех родных похоронила. – Она помолчала. – Он один у меня и остался…

Наверное, самая причудливая в мире вещь – это время. Принято считать, что в радости оно летит незаметно, а в скуке и ожидании еле-еле плетется. Но люди, пережившие большое горе, знают, что иногда и в тоске время пробегает довольно быстро.

Месяц пролетел так, что Игорь почти его не заметил. Арон и его семья выхаживали его, как тяжелобольного. Чуть ли не силком заставляли есть, поили отварами каких-то трав и ни на минуту не оставляли одного.

За последнее Игорь был им особенно благодарен. Он и сам не решался признаться себе, насколько страшно ему оставаться наедине со своими мыслями и воспоминаниями. В ушах до сих пор звучали страшные слова жены: «Это ты во всем виноват!» А иногда, в особо тяжелые минуты, в сердце закрадывалось сомнение – а что, если это был не несчастный случай? Если Аля покончила с собой, не захотев жить с мужем, которого считала виновным в смерти их дочери?

Первые дни без водки были невыносимыми. Казалось, что над ним проводят какой-то бесчеловечный эксперимент, вроде операции без наркоза. Каждый звук, каждое слово, каждый запах тут же вызывали в нем рой воспоминаний о прежней жизни. Стоило ему выглянуть в окно, как он тут же видел там то женщину, похожую на Альку, то школьницу с таким же, как у Настены, розовым рюкзаком.

Супруга Арона, полная и улыбчивая Дора Львовна, так же как и Аля, предпочитала мыть посуду содой, а не всевозможными «чудодейственными» средствами, которые так активно рекламировали по телевизору. Она так же мыла полы вручную, а не при помощи швабры, и так же считала, что гречку непременно надо обжарить, перед тем как бросить в кипящую воду. Игорю не было известно, сколько еще знакомых и незнакомых женщин поступают подобным образом, но ему каждый раз казалось, что все вокруг словно специально напоминает ему о тех временах, когда рядом были жена и дочка.

Выпить хотелось невероятно. Не столько из-за слабости воли, сколько из-за безразличия к собственной жизни. В самом деле, ради чего все это? Зачем дальше жить? Что бы ни говорил Старик, Игорь точно знал – половина его души умерла вместе с Настеной, а другая закончила свое существование в тот день, когда не стало Али. И никто его в этом не переубедит. Даже если дни напролет ему будут рассказывать, как хороша жизнь и как прекрасно существовать в этом мире несмотря ни на что.

В доме постоянно толклись люди. У Старика и Доры Львовны было два взрослых сына, которые хоть и жили отдельно, но по нескольку раз в неделю навещали родителей, часто с женами и детьми. Кроме сыновей, невесток и внуков, приходили еще и соседи, бывшие сослуживцы Доры (она была дантистом), друзья, подруги, их дети и внуки и, конечно, ребята из автопарка. И все они воспринимали пребывание Игоря в квартире Арона как должное.

Игорю, пожалуй, даже нравилась такая жизнь. У них с Алей гости бывали сравнительно редко, разве что Аськины подружки. А тут каждый день народ, дым коромыслом, интересные разговоры, в которые Игорь волей-неволей оказывался втянут. Ему нравилось беседовать и с остроумной и язвительной Дорой Львовной, и с обоими ее сыновьями, но наибольшее удовольствие он получал от общения со Стариком.

Арон действительно говорил много. Он постоянно что-то рассказывал. Иногда это были истории из его жизни или из жизни его родственников и знакомых, но Игорю гораздо больше нравились всевозможные легенды и сказания. Выдуманные герои всегда казались мудрее ничтожного реального существа. Они могли противостоять судьбе, могли бороться со злом и выходить из этой борьбы победителями. Они правильно жили, красиво любили и достойно умирали.

Старик знал множество мифов и преданий разных стран и народов. Он рассказывал про египетские пирамиды, про тайну Янтарной комнаты, про индуистских богов и обитателей греческого Олимпа. У него даже имелся небольшой телескоп, и Игорь, никогда до этого не интересовавшийся звездным небом, был просто очарован этой бесконечной безмолвной красотой.

– Посмотри, сынок! Только посмотри! – про звезды и туманности Арон мог разговаривать часами. – Что ты видишь? Какие созвездия? Назови.

– Я знаю только Малую Медведицу. – Игорь виновато разводил руками.

– Да ты небось только название и знаешь, – ехидно улыбался Старик.

– Нет, еще могу найти Полярную звезду.

– Ну, велика заслуга, – хмыкал Арон. – Любой ребенок отыщет на небе Полярную звезду. А ты знаешь, например, что в Малой Медведице сейчас находится Северный полюс мира? Финикийцы почитали это созвездие больше всех остальных. Оно просто необходимо было мореплавателям. На него ориентировались, и оно никогда не подводило. А кавказские народы называют Полярную звезду Гвоздем, вбитым в небо.

И Игорь, сам того не желая, с интересом прислушивался.

– А вон созвездие Тельца, – продолжал Арон. – У древних народов оно считалось самым главным, так как новый год начинался весной. А вон там, видишь, Большой Пес и его главная звезда – Сириус. Правда, красавец?

Он относился к звездам, как к живым существам, и со временем Игорю стало казаться, что это вполне оправдано. Они и впрямь были словно живые.

– Смотри, там, слева, Персей и его главная звезда Алголь. Ее еще называют – Звезда Демона. Это капризница, мерцающая звезда. Когда она недостаточно яркая, ее не видно невооруженным глазом, зато когда просыпается, сияет с новой силой. А это – Кассиопея, ближайшее к нам созвездие. Пока… Только представь – одна из ее звезд каждую секунду удаляется от нас почти на сто километров. Вот непоседа! А вон тот красавец – Орион. Он вполне может гордиться двумя своими гигантами – Ригель и Бетельгейзе. Первый ярче солнца аж в пятьдесят семь тысяч раз…

Игорь слушал и на короткое время забывал про свои беды. Они поневоле казались мелкими по сравнению с бескрайней Вселенной. Когда чувствуешь себя маленькой песчинкой в огромном мироздании, все твои проблемы тоже начинают ощущаться как-то меньше.

– А вон – Близнецы. Мое созвездие. Я родился под этим знаком. Видишь, две самые яркие звезды – это головы близнецов. Их зовут Кастор и Поллукс.

– По-моему, вообще на людей не похоже, да еще на двоих.

– У тебя просто недостаток воображения, сынок! Присмотрись. Как это не похоже? Это, конечно, не фотография. Но ведь легенды и сказания – не документальные повести. А сколько в них ценного, особенно если научиться читать между строк! Сколько мифов существует хотя бы о зодиакальных созвездиях! – Голос Старика становился мягким, он говорил чуть нараспев. Таким голосом читают ребенку сказку на ночь.

– Вот послушай. У греков Кастор и Поллукс считались сыновьями Зевса и Леды, красавицы, к которой во время купания явился громовержец в образе лебедя. Первый из сыновей, родившихся от этого союза, был искусным возничим, а второй – непревзойденным кулачным бойцом. А из-за их сестры – Елены Прекрасной – началась Троянская война. Эту историю я тебе уже рассказывал, помнишь?

– Про трех богинь и яблоко, которое надо было вручить прекраснейшей?

– Именно. Так вот… Однажды сыновья Леды повздорили со своими двоюродными братьями. Была жестокая битва. Израненный Кастор умер, а Поллукс не захотел расставаться с любимым братом и попросил своего отца Зевса не разлучать их. Всемогущий Зевс согласился, и с тех пор братья всегда вместе. Полгода они проводят на Олимпе, а другие полгода в мрачном подземном царстве Аида, где живут души умерших. Бывает, в один и тот же день звезда Кастор видна на фоне утренней зари, а Поллукс – вечерней.

Как бы хотел Игорь, чтобы такое было возможно на самом деле… Если бы кто-то разрешил ему хоть изредка бывать рядом с Алей и Настеной… Пусть в самом что ни на есть страшном аду.

– Мне всегда было интересно, зачем в природе рождаются близнецы, – Игорь торопливо заговорил на другую тему. – Наверное, им никогда не бывает одиноко. И любое горе делится на двоих.

– Не знаю, сынок, – призадумался Арон. – Близнец – это ведь не обязательно родственник. Не надо понимать все буквально. Иногда совершенно посторонние люди гораздо ближе друг другу, чем выросшие под одной крышей. Все, что рождается в природе, для чего-то ей нужно. Может, у этих людей такая большая душа, что не помещается в одном человеке? А может, наоборот, эти души не успевают за другими и им надо в два раза быстрее набирать опыт. Кто знает?

Наверное, самое страшное для одинокого человека – это праздники. Новый год словно сыпанул соли на совсем свежие раны. Невозможно было существовать в мире радостной суматохи, елок, подарков и пожеланий нового счастья и не думать о жене и дочке. Обе его девочки обожали Новый год. Аля всегда наряжала елку в католическое Рождество и разбирала десятого января, в последний день зимних каникул. А Настена в свои почти девять лет нисколько не сомневалась в существовании Деда Мороза. Еще не умея писать, она каждый год готовила для него письма с картинками, изображавшими подарки, которые ей хотелось получить, и постоянно беспокоилась, поймет ли волшебник ее рисунки. А пойдя в школу, уже стала составлять целые послания: «Дорогой Дедушка Мороз, принеси мне, пожалуйста, детскую косметику «Маленькая фея» и сервиз для Барби. Папе принеси карманный фонарик, а маме шерстяные нитки, чтобы она связала себе красивый шарф в полосочку». И каждый раз радовалась, находя под елкой именно то, что было заказано…

Если бы Игорь был один, в своей квартире, то, наверное, сошел бы с ума от воспоминаний. Но и дома у Старика, где за накрытым столом собралось больше двух десятков человек, ему казалось, что он на очередных поминках. Очень трудно было пить шампанское, когда хотелось взять и опрокинуть в себя бутылку водки.

И после праздников он все-таки не выдержал. Встал рано утром, когда Арон и Дора еще спали, слил в один большой стакан все, что оставалось в бутылках – водку, сухое вино, шампанское и ликер, – сел под той самой картиной «Мир над пропастью» и выпил единым духом. На некоторое время самая легкая в мире анестезия сработала.

Проснувшийся Старик заглянул в залу и нашел его в плачевном состоянии. Ничего говорить не стал, только покачал головой и прикрыл дверь. Через некоторое время вернулся с большой дымящейся кружкой крепкого чая с какими-то травами. Почти силком заставил выпить и уложил спать.

Когда Игорь проснулся, за окнами уже стемнело. Арон сидел в кресле и, нацепив на нос очки, читал «Аргументы и факты».

– Ну что, пробудился? – строго спросил он. – Идем на кухню, поговорить надо.

Старик налил ему крепкого кофе и сел напротив.

– Вот что, сынок, – грустно начал он. – Так дальше продолжаться не может. Если ты собираешься идти по этому пути, то лучше уж намылить веревку и повеситься.

– Я знаю, Арон, – пожал плечами Игорь. – Может, это и правда выход. Никогда бы я не подумал, что буду говорить такое… Всегда других учил. Мол, Бог не дает испытания сверх того, что человек может выдержать. Так моя бабушка говорила. Я думал, да, что-то в этом есть! А как самого коснулось… Не могу я этого вынести! Не жизнь это! Дальше пустое уже все будет…

Собеседник долго молчал. Он не стал сразу переубеждать или уговаривать, и Игорь был ему за это благодарен.

– Вот что, сынок, – заговорил наконец Старик. – Я думаю, выход все-таки есть. Тебе надо уехать из этого города. Тут все вечно будет напоминать о твоей семье. А там ты начнешь новую жизнь, с чистого листа. Создашь себе новый мир.

– Над пропастью? – горько усмехнулся Игорь.

– А хоть бы и над пропастью. Жить-то все равно надо… Ты молодой, у тебя еще многое может появиться. В том числе и другая семья.

Игорь нервно засмеялся:

– О чем ты, Арон? Какая другая семья? Зачем мне новая семья? Да и кому я такой нужен…

– Ты можешь меня не перебивать? – возмутился собеседник. – Сделай милость, дослушай до конца. У меня есть младший брат, Яков. Он живет в Москве и, как и я, всю жизнь имеет дело с автомобилями. Сейчас он старший на одной из стоянок такси, у них точка возле модного ресторана на Рублевском шоссе. Это, кстати, один из самых престижных районов. Туда нужны хорошие водители на хороших машинах. Я уже созвонился с Яшкой и сказал, что в ближайшее время пришлю к нему человека, который мне дорог, как сын. Он присмотрит за тобой первое время. Остальное будет зависеть от тебя.

– Ну что ты говоришь, Арон, – махнул рукой Игорь. – Где я буду жить в Москве? У меня там нет никого – ни друзей, ни знакомых… И потом ты говоришь – хорошая машина. А откуда она у меня возьмется?

– Возьмется. Продай все, что есть у тебя здесь, – квартиру, «Жигуленка», мебель. Думаю, получишь тысяч восемнадцать, а то и двадцать. Это, конечно, для Москвы деньги смешные, но их хватит на неплохой автомобиль и на то, чтобы снять квартиру на первое время. Мы с Яшкой уже обсудили этот момент. Он готов помочь тебе и с тем, и с другим.

– Не знаю, – пожал плечами Игорь. – Это так неожиданно… Я всю жизнь прожил здесь, почти сорок лет.

– Прожил сорок лет – и хватит, пора менять обстановку. Здесь ты не сможешь ни жить, ни работать, все постоянно будет напоминать тебе о прошлом. А большие города хороши тем, что быстрее лечат беды. Яшка ведь тоже не так просто туда уехал…

– Ну не знаю, Арон, не знаю… – повторил Игорь, отодвигая от себя чашку с остывшим кофе, к которому он так и не прикоснулся. – Мне надо подумать.

– Только не затягивай, – посоветовал Старик и поднялся, чтобы снова поставить чайник.

Игорь думал недолго. Достаточно только было войти в свою квартиру, чтобы понять – жить здесь он не сможет. И решение было принято.

Он перевез к Старику самую ценную вещь в доме – старинный резной буфет, который обожала его мать и который бабушка в шутку называла «мое приданое». Дора Львовна пришла в восторг от этого подарка.

Все, что могло пригодиться в хозяйстве – от ножей и вилок до стульев, – Игорь в несколько приемов отвез к Наталье. Та только руками всплеснула и несколько раз благодарно перекрестилась, увидев племянника трезвым, да еще и с гостинцами.

Алину и Настенкину одежду и многочисленные дочкины игрушки он отнес в церковь. Себе оставил только трех самых милых сердцу пушистых зверей.

Мебель тоже ушла быстро. Помог дальний родственник Доры Львовны, хозяин антикварного магазина. Игорю даже в голову не могло прийти, что старые настенные часы с гирями, резная бабушкина этажерка или даже большое, разрисованное незабудками, блюдо, на котором сначала мама, а потом Аля подавали фирменный семейный пирог с рыбой, могут стоить так дорого.

Большой телевизор «Sharp», приобретенный меньше двух лет назад с очередной премии, купил приятель Серега Бугров. Другой сослуживец попросил продать ему старенькие «Жигули» – оказывается, его зять давно хотел работать у Арона, но у него не было своих колес.

Словом, повозиться пришлось только с квартирой. Поиск покупателя, оформление бумаг, заключение сделки у нотариуса – все это заняло почти три месяца. Но, наконец, и эти хлопоты были позади.

Билет Игорь взял на двенадцатое апреля – День космонавтики. Из вещей у него были только две большие спортивные сумки – кое-что из одежды, фототехника, альбомы с фотографиями, негативы, несколько Аськиных мягких игрушек – да пакет со всевозможной снедью, которую собрала ему в дорогу Дора Львовна. Провожали его чуть не всем автопарком. Арон сам, лично, довез его на своей «Ауди» до вокзала.

Уезжал Игорь с чувством полного опустошения в душе. Не было волнения, не было надежд на светлое будущее, но не было и тоски по городу, в котором родился и вырос. Он просто ехал в полную неизвестность от былого счастья, внезапного горя и от себя самого. По крайней мере, так он тогда думал.