Мир обретённый

Философская интерлюдия с Арни, Великим инквизитором

Перестаёт ли убийство быть убийством, если назвать его другим именем? Насколько легче нашей совести примириться с преступлением, если убийство называть словом «жатва»? И ещё одно: если убийца будет знать, что смерть — это не конец, остановится ли его рука из страха перед возмездием или, наоборот, ему станет лечге убивать? Потому как если жизнь продолжается, то можно ли вообще убийцу считать убийцей?

«Убивайте всех, Господь узнает своих».[41] Таков был девиз участников средневековых крестовых походов, резавших направо и налево всех, кто попадался на пути — плохих и хороших — в уповании на то, что Бог рассортирует сам. Себя же крестоносцы называли воителями за святое дело и считали, что каждый удар их окровавленных мечей покрывает их неувядаемой славой.

Мэри Хайтауэр, девушке из более цивилизованной эпохи, не нужен был меч, чтобы исполнить свой священный долг. Её оружие было куда более изощрённым. Скинджекеры, обладающие способностью вселяться в тело любого живого существа — пусть только хозяйка шевельнёт пальчиком, — делали Мэри Хайтауэр самой могущественной личностью на Земле, как среди живых, так и среди мёртвых.

Что это?.. Кто-то похлопал тебя по плечу? Ты почувствовал, как невидимый дух шепчет тебе в ухо, провозглашая конец всему, что тебе дорого? Если да — то Мэри близко, она ждёт тебя с любящей улыбкой, и её орды стоят настороже, готовые подхватить тебя, когда ты упадёшь, и держать тебя, и не давать тебе вырваться. Никогда.

Но до этого пока не дошло...

Глава 36 Конец долгого ожидания

В канун Нового года, в тот же самый день, когда Мэри пришла в Одессу, Алли прибыла в Балтимор. Обычно путешествия в Междумире занимают целую вечность, но для Алли добраться из южного Техаса в Балтимор не составило труда. Всё, что потребовалось, были тушка и билет на самолёт. Чтобы снабдить Кларенса билетом в первый класс, понадобился лишь скинджекер, сумевший обеспечить его солидной суммой наличных и дорогим костюмом.

Алли совсем не нравилось использовать скинджекинг ради банального воровства. Но если существовал человек, который остро нуждался в призрачном Робин Гуде, то это Кларенс.

— Благодаря тебе я опять чувствую себя человеком, — сказал он Алли перед тем, как они сели в самолёт. — Не уверен, правда, что это так уж хорошо.

Алли скинджекила элегантно одетую женщину среднего возраста, которая вполне могла бы сойти за жену Кларенса. Поскольку у старого пожарного не было никакого удостоверения личности, пришлось скинджекить и пару охранников на контроле. Всё прошло как по маслу.

Их самолёт кружил над аэропортом, ожидая, когда жуткие погодные условия позволят им приземлиться. Трясло так немилосердно, что Алли едва не выбросило из её хозяйки.

— Очень жаль портить вам новогоднюю ночь, дорогие пассажиры, — объявил капитан, — но, кажется, старый год не хочет уходить и в знак протеста забрасывает Балтимор градом. Однако обещаю, что мы сядем до того, как упадёт шар.[42]

Алли чувствовала — живые, даже наиболее бывалые воздушные путешественники, встревожились. Девушка тоже беспокоилась, но совсем по другому поводу. Болтанка её не волновала. Для неё настоящий шторм начнётся, когда самолёт приземлится.

Задание требовало напряжения всех сил. И хотя время поджимало, Алли сделала то, что позволяла себе крайне редко — немного побаловала себя. После приземления она скинджекила какую-то богатую даму, и они с Кларенсом насладились самым лучшим новогодним обедом, который мог им предложить Балтимор. После этого они разошлись по комнатам роскошного пентхауза.

Пока Кларенс спал, Алли работала. Она открыла лэптоп своей хозяйки и провела ночь, обшаривая Сеть в поисках информации. Давние ленты новостей подробностей не сообщали. Поэтому наутро они с Кларенсом вышли из дома в надежде раскопать больше фактов, связанных с драматической историей русского юноши-иммигранта, который почти что умер — но не до конца.

Виталий Милославски.

Родился в России, в Санкт-Петербурге. Семья эмигрировала в Соединённые Штаты, когда ему было одиннадцать. В шестнадцать лет упал с крыши пятиэтажного дома. Дерево задержало его падение.

У него обнаружились обширные внутренние повреждения; внутричерепная травма привела к тому, что мозг юноши почти умер. Целый год он провёл в больнице в коме, а когда закончились страховка и деньги, было решено отключить его от аппаратов, следивших за его исчезающе слабой мозговой и жизненной активностью.

Прогноз: неутешительный.

Врачи давали Милосу самое большее несколько недель такого растительного существования. Родители перевезли его домой — мать хотела, чтобы её сын умер дома, в мире и покое. Однако недели превратились в месяцы, а месяцы в годы. И теперь в спальне на четвёртом этаже многоквартирного дома, стоящего в рабочем пригороде Балтимора, спало тело Виталия Милославски, в то время как его душа заблудилась между жизнью и смертью.

Время в семье Милославски отмерялось монотонным «кап-кап-кап» интравенозной капельницы, через которую в организм спящего поступало питание. Его младшая сестра поступила в колледж, закончила его, вышла замуж и назвала своего сына в честь брата. Милос стал дядей, но так и не узнал об этом.

Время от времени, когда вид почти мёртвого сына доставлял всем особенно острую боль, отец предлагал отключить питание, чтобы юноша мог тихо и спокойно уйти. Никто бы не стал задавать вопросов. Но каждый раз мать Милоса отказывалась наотрез. Она считала, что так её наказывает судьба за то, что разрешила сыну веселиться с теми негодниками на крыше дома. Поэтому она безропотно меняла судна, и обтирала сына губкой, и подстригала ему ногти, и лечила от пролежней, всеми силами держась за крохотную надежду, что в один прекрасный день её мальчик проснётся.

Восемь часов утра. Бульвар в Балтиморе, по сторонам которого стоят невысокие многоквартирные дома. Земля укрыта тонким снежным одеялом — оно останется здесь, наверно, до весны. Мусорные машины уже подобрали скопившиеся за неделю отходы и выброшенные на улицу сухие рождественские ёлки. Первый понедельник Нового Года — то самое утро, когда Мэри и её орда стояли на улицах Одессы, ожидая взрыва.

Кларенс в своём новом кашемировом пальто выглядел на миллион баксов. Стильные кожаные перчатки закрывали от любопытных взглядов его обожжённые, изуродованные руки и защищали Алли от его прикосновения. Хотя шляпа в модном стиле ретро не могла замаскировать шрамы на лице, это не имело значения — общий вид у старого пожарного был весьма респектабельный. Алли шла рядом под видом девушки — работницы FedEx; жалкое пальтишко ничуть не защищало её от холода. В руках она несла маленький пакет.

— Знаю, что я здесь только для моральной поддержки, — посетовал Кларенс. — Жаль, я, кажется, ничем больше помочь не могу...

Алли улыбнулась ему дрожащими от холода губами.

— Ничего, всё в порядке, — заверила она. Кларенс оказал неоценимую помощь в поисках нужного адреса, но девушка с самого начала знала, что на серьёзное дело ей придётся идти одной.

— Ты не расскажешь, что там у тебя в пакете? — поинтересовался Кларенс.

Алли взглянула на пакет. Ей пришлось здорово потрудиться, раздобывая его содержимое, и разговаривать на эту тему ей совсем не хотелось.

— Всякое, — уклончиво ответила она. — А вообще какая разница?

— Никакой, наверно, — согласился Кларенс. — Я буду ждать здесь, пока ты вернёшься.

Первый шаг оказался самым трудным, зато следующий — уже легче. Вот так, шаг за шагом, в заимствованном теле девушки-разносчицы она проделала весь путь по улице и приблизилась ко входной двери в нужный дом. Как бы ей хотелось никогда не знать о существовании этого дома!

Миссис Милославски всегда подскакивала при громком, неприятном дребезжании подъездного интеркома. Кто бы это мог быть в столь ранний час? Женщина нажала кнопку и наклонилась к микрофону.

— Da? Кто там?

Наверно, муж ключи забыл. Как обычно. Но в динамике раздался незнакомый голос:

— У меня тут посылка для семьи Милославски.

«Посылка? — изумилась женщина. — С каких это пор они вручают посылки в восемь утра?»

— Хорошо, я сейчас открою. Квартира № 403.

Должно быть, запоздавший подарок к Рождеству из-за океана. Родственники в России, кажется, всё время забывают, что посылкам требуется несколько недель, чтобы дойти на другой конец земного шара.

Миссис Милославски ждала около двери, и когда услышала шаги на лестничной площадке четвёртого этажа, открыла прежде, чем девушка из FedEx постучалась.

— Здесь живёт семья Милославски?

Девушка вошла в квартиру, что удивило хозяйку. Работники FedEx всегда ждали на пороге. Это неожиданное вторжение покоробило её, но, возможно, девочка только-только поступила на работу. Миссис Милославски взяла посылку.

— Где расписаться?

— Это необязательно, — ответила девушка.

И тут миссис Милославски показалось, будто её сознание помутилось, всё вокруг стало каким-то нереальным. Она всё ещё держала маленький пакет, но оказалось, что она не в силах контролировать собственные руки, да что там руки — ей не подчинялось всё тело! «Да что же это со мной?» — произнесла она по-русски, но только мысленно, потому что губы её не слушались.

А затем в её голове ясно и отчётливо прозвучал другой голос, сказавший по-английски:

«Спать».

Миссис Милославски подчинилась и скользнула в неизвестно откуда прихлынувший сон.

Алли взяла на себя контроль над миссис Милославски, и в ту же секунду тело девушки из FedEx свалилось на пол. Алли усыпила тушку так глубоко, что разбудить её не смогло даже падение. Алли попыталась усадить спящую в кресло, но, будучи теперь в теле пожилой женщины, нашла, что сделать это не так-то просто. У её хозяйки болели колени, болела спина, она была слаба и грузновата. В конце концов Алли удовлетворилась тем, что проволокла девушку по полу и прислонила к стене.

Алли дала миссис Милославски на вид лет пятьдесят пять — пятьдесят шесть. У неё были тёмные волосы с проседью и усталые, запавшие глаза. Хотя, возможно, женщина была моложе, чем думала Алли, просто испытания, выпавшие ей на долю, состарили её до времени.

Алли выпрямила ноющую спину и осмотрелась. Скромная обстановка, мебель потёртая, но вполне ещё ничего. Старый плохонький телевизор передавал утреннее ток-шоу. Алли выключила его. В коридор выходили двери трёх спален.

В открытую дверь комнаты хозяев была видна двуспальная кровать, ещё не заправленная. Вот вторая спальня — её превратили в швейную мастерскую. Третья дверь, в конце коридора, была плотно закрыта.

Алли глубоко, прерывисто вдохнула, потянулась к ручке, повернула, затем медленно открыла дверь.

Между наполовину раздвинутыми шторами в комнату лился утренний свет. На фотографиях, висящих на стенах, Алли увидела улыбающегося мальчика — она сразу узнала его, хотя он и выглядел гораздо моложе. Чистый, без пылинки письменный стол, на котором стояло в ряд несколько книг, с обеих сторон подпёртых специальными мраморными подставками: «Над пропастью во ржи», «Игра Эндера» и все три тома «Властелина колец». Всё в помещении говорило о том, что оно принадлежало нормальному, обычному мальчику — до того, как этот мальчик стал тем, чем стал.

Алли продолжала скользить взглядом по комнате. Постеры рок-групп на стене. На полках — спортивные призы. Алли направляла свой взгляд куда угодно, только не в центр комнаты. Но в конце концов больше смотреть стало не на что, и она сосредоточилась на капельнице с молочно-белой жидкостью. Затем провела глазами по тонкому шлангу, выходящему из капельницы и заканчивавшемуся иглой, введённой в руку на сгибе локтя. Кисть этой самой руки загибалась внутрь, а пальцы скрючились, полностью атрофировавшись за годы бездействия. Только теперь Алли набралась мужества, затаила дыхание, подняла глаза на лицо лежащего...

...и ахнула.

На постели лежал человек с кожей землистого цвета, с провалившимися щеками. Не юноша, а мужчина. Лицо покрывала четырёх-пятидневная щетина — видимо, регулярное бритьё в число приоритетов при сложившихся обстоятельствах не входило. Узкие губы, рот чуть приоткрыт, а волосы над бледным лбом уже начали редеть.

Алли решила было, что произошла ошибка, это не может быть Милос... и всё же она знала, что это он. В Междумире Милос оставался неизменно шестнадцатилетним, тогда как его тело старилось. Он лежал в коме одиннадцать лет. Ему уже перевалило за двадцать семь.

Она отвела глаза и нечаянно увидела своё отражение в зеркале. То есть, не своё. Это было отражение женщины, тело которой она украла. Женщины, чей сын лежал сейчас перед ней на кровати.

Алли взглянула на пакет, который держала в руках, и, испугавшись, что передумает, резко разорвала упаковку и вынула шприц.

Если бы кто-нибудь когда-нибудь сказал ей, что однажды она совершит преднамеренное, обдуманное убийство, она бы не поверила. Алли привела бы множество доводов, почему она абсолютно неспособна на такое страшное преступление, уверила бы, что в любой ситуации сумеет найти другой, лучший способ уладить дело. Как же она была наивна и самонадеянна, полагая, что суровые законы необходимости и немыслимые обстоятельства над нею не властны! Алли могла сколько угодно твердить себе, что совершает акт милосердия, но в глубине души она знала, что лжёт самой себе. Она совершает диверсию. Террористический акт. Ни много ни мало политическое убийство.

«Если я это сделаю, — говорила себе Алли, — то буду ничуть не лучше, чем Мэри. Ниже пасть невозможно. После этого я стану хладнокровным убийцей и с этим уже ничего не поделаешь».

Так что вопрос стоял так: способна ли Алли Джонсон пожертвовать всем тем, что осталось от её чистоты и невинности, ради спасения живого мира?

Ответ пришёл к ней, вернее, нахлынул на неё, словно в глубине души Алли забил родник отваги:

«Ради спасения живого мира я пожертвую всем — и собой, и тем, во что верю. Всем».

И с глазами, полными слёз, она сняла со шприца колпачок, нащупала вену на руке Милоса и впрыснула мощную дозу яда в его увядающее тело.

Миссис Милославски открыла глаза и увидела склонившуюся над ней девушку из FedEx.

— Что с вами, мэм? — спросила девушка.

Миссис Милославски обнаружила, что лежит на диване и совершенно не помнит, как она сюда попала. Женщина села, чувствуя слабость и головокружение.

— Что случилось? — спросила она. — Я потеряла сознание?

— Ничего, — заверила девушка. — Думаю, беспокоиться не о чем. — Она еле заметно улыбнулась миссис Милославски и подала стакан воды. Та выпила, держа стакан в дрожащей руке. — Вам надо бы отдохнуть. — Девушка пожала плечо пожилой женщины — немного слишком крепко и немного слишком долго. — Мне надо идти.

— Посылка... — прошептала миссис Милославски.

— Вон она, на столе. Расписываться не надо.

С этими словами девушка ушла, тихонько притворив за собой дверь.

Наконец миссис Милославски набралась сил и смогла встать. Первым делом она направилась к посылке — та была открыта. «Когда это я открыла её? — подумала она. — Наверно, ещё до того, как упала в обморок, вот что».

В посылке была русская матрёшка. Её знакомая форма — кукла походила на кеглю, только пошире и поприземистей — и ярко раскрашенная поверхность вызвали у женщины улыбку. С такой же немудрёной деревянной игрушкой она играла, когда была маленькой. Она напомнила миссис Милославски о временах, когда всё было легко и просто. Матрёшка была всё же не совсем традиционной: она изображала старого-престарого человека, а каждая кукла под ней становилась всё моложе, пока в самом конце не обнаружился деревянный младенец длиной не больше мизинца миссис Милославски. При подарке не было открытки, обратного адреса тоже нигде не значилось, так что узнать, от кого он, было решительно невозможно. Однако мать точно знала, где ей поместить игрушку.

Она направилась в спальню сына и поставила все шесть кукол в ряд на столе. Полюбовалась яркими цветами и искусностью, с которой были сработаны лакированные фигурки. Затем повернулась к постели сына... и изменилась в лице.

Она сразу всё поняла, даже не подходя к нему и не трогая его. Ей не понадобилось подносить к его губам зеркало.

Она села на стул у его кровати, обняла себя руками и начала раскачиваться, рыдая и повторяя его имя. Из её груди вырывались стоны, стоны такой скорби, какой она ещё никогда в жизни не испытывала. И всё же где-то глубоко-глубоко в её душе жила тайная благодарность за то, что после всех долгих лет ей наконец позволено плакать.

Глава 37 Бестелесный

Всё случилось в один миг. Только что Милос сидел в теле человека и собирался взорвать центральный газовый коллектор, а в следующее мгновение он стоял на полу и медленно проваливался сквозь него.

Что-то изменилось.

Он сразу почувствовал это — внезапную лёгкость, мгновенное разъединение связи. Живой мир, который всегда выглядел туманным и нечётким, расплылся ещё больше, словно Милос стал на шаг дальше от него. Юноша запаниковал. К нему пришло ощущение невосполнимой потери — ощущение, которое он затруднялся определить словами. Он отогнал от себя страшную догадку, отказываясь даже думать о том, что означает это ощущение, и снова попытался скинджекить инженера. Но... он прошёл через тело человека без малейшей задержки. Милос не чувствовал плоти, не мог услышать ни единой мысли своего бывшего хозяина.

— Нет!

Он прыгал снова и снова, но это было всё равно что пробовать вселиться в тень. Наконец, Джил и Лосяра счистились со своих тушек и уставились на него.

— Что это с тобой? — спросила Джил.

— Ничего! — рявкнул Милос. — Продолжайте выполнять задание!

Но ни тот, ни другая не двинулись с места. Теперь и остальные скинджекеры начали выходить из своих носителей, пытаясь сообразить, что, собственно, происходит. Милос оказался в центре всеобщего внимания. Он завопил от ярости и принялся прыгать в каждую проходящую мимо тушку, но всё без толку.

— Я прерываю операцию, — сказала Джил.

— Как бы не так! Ничего ты не прерываешь. Я главный скинджекер! Я здесь отдаю приказы!

— Прошу прощения, — возразила Джил, — но какой из тебя главный скинджекер, если ты не можешь скинджекить?

Детишки Мэри ликовали: несчастье удалось предотвратить! Мэри не разделяла их восторга, но, будучи достаточно умна, не показала своего разочарования. Если бы Милосу удалось выполнить всё, как задумано, взрыв снёс бы несколько жилых кварталов. Вот это было бы совсем другое дело!

Тот факт, что Милос больше не был способен к скинджекингу, поставил перед Мэри целый ряд проблем, которые ей пришлось решать безотлагательно.

Да, дело не выгорело, но Мэри старалась во всём увидеть позитивную сторону. Как бы она ни была раздосадована, стакан всегда представлялся ей наполовину полным. Она обвела взглядом свою обширную тучу послесветов и внезапно поняла, что грандиозное фиаско обернулось, по сути, неожиданным триумфом. Её дети верили, что авария была предотвращена благодаря усилиям скинджекеров, из чего следовало, что подопечные Мэри теперь безоговорочно уверовали в то, что их хозяйка обладает способностью видеть будущее, и не только видеть, но и изменять. С сегодняшнего утра они станут беспрекословно слушаться её. Вот в этом случае можно было определённо утверждать, что «неудача» сделала её сильнее. Мэри воспряла духом и тут же принялась планировать следующую «операцию» — уж тогда, можете не сомневаться, их точно ждёт настоящий успех!

В течение одиннадцати лет Милос принимал свою способность входить в живой мир и выходить из него как должное. Он даже не задумывался, когда у него возникало желание полакомиться сочным бургером или вдруг приходила охота прокатиться по заснеженному склону в теле тушки, которая действительно умела хорошо управляться с лыжами.

В глубине души он, конечно, сознавал, что это не будет продолжаться вечно, но так уж устроен Междумир: в нём завтрашний день — это всего лишь повторение сегодняшнего. Милос никогда не задумывался над тем, каким станет его существование без скинджекинга, поэтому когда умерло его тело, он не был готов к обрушившемуся на него потрясению.

Для Милоса случившееся стало трагедией. Как обычные послесветы терпят всё это: постоянный голод, удовлетворить который можно лишь изредка, да и то не до конца из-за скудости пищи; медленное, но неизменное стирание памяти; безжалостную утрату собственного «я»?! Однако самое ужасное — это быстрота, с которой регрессирует бывший скинджекер — словно навёрстывая упущенное время. Воспоминания не только меркли, их словно высасывало в вакуум. Милос вдруг обнаружил, что его разум, всегда работавший чётко и ясно, стал словно открытый сундук, и стоило ему только извлечь из него какое-нибудь драгоценное воспоминание, как оно немедленно затухало, исчезало благодаря самому акту извлечения. Всего за один день он забыл окончание своей фамилии, которое бережно хранил в памяти все эти годы, и со страхом понял, что у него нет даже малейшей возможности измерить глубину того, что уже улетучилось из его памяти.

— Привыкай, — посоветовала Джил, которой вид поверженного врага доставлял необычайное удовольствие. — Научись быть таким, как все, — хотя, я уверена, тебе даже и учиться особо не придётся.

Но дело было не только в том, что он стал заурядным послесветом. Если ты долго существовал с ощущением двойного гражданства в столь разных вселенных, то потерять связь с одной из них — это то же самое, что потерять руку или ногу. Милосу раньше никогда не приходило в голову, что для обычного послесвета живой мир с тем же успехом мог бы находиться на луне — как ни тужься, не достанешь. Он не мог понять, как можно существовать без связи с миром живых.

Милос отправился к Мэри, зная, что у неё всегда найдутся мудрые слова, что она утешит, подскажет... Но когда он зашёл в комментаторскую кабину, выяснилось, что Мэри не одна, у неё появился новый компаньон.

Ротси.

Парочка сидела рядышком: Ротси цвёл улыбками, Мэри смеялась над шуткой, которой Милос не слышал. В перешедшем вместе с ареной киоске-автомате всё ещё сохранялось кое-что из его прежнего содержимого, поэтому Мэри и её собеседник наслаждались кока-колой, передавая банку друг другу. При виде того, как губы Мэри касаются того же края банки, которого только что касались губы Ротси, послесвечение Милоса потускнело. У него появилось такое чувство, будто его тело опять умерло.

Первым его заметил Ротси.

— Привет, Милос! — сказал он с видом наглым и смущённым одновременно. Милос почувствовал себя не в своей тарелке и был вынужден напомнить себе, что это Ротси здесь не на месте, а вовсе не он, Милос.

Мэри неторопливо собралась с мыслями, затем встала, расправила своё сияющее платье и подошла к Милосу. Взяла его ладонь в свои, крепко сжала.

— Милос, мне так жаль. — Она не выказывала намерения обнять его, лишь держала за руку. — Я знаю, ты сильный, ты пройдёшь через это испытание.

— Да, — сказал Милос. — Мы пройдём через него вместе.

Улыбка Мэри померкла. Девушка ещё раз пожала Милосу руку и отпустила.

Ротси, который даже не оторвал зада от стула, проговорил:

— Я хочу, чтобы ты знал, Милос: я питаю к тебе самое глубокое уважение.

На это Милосу нечего было сказать.

— Ротси имеет в виду, — объяснила Мэри, — что тебя, конечно, будет не хватать в его команде, но что поделаешь, придётся справляться.

— В его команде?

— Э-э... — протянула Мэри, обращая свой взгляд к Ротси и одаривая парня улыбкой — улыбкой, которая должна было принадлежать ему, Милосу! — Я поначалу думала сделать Джил главой команды скинджекеров, но она... м-м... не очень уживчивая. Потом я подумала о Лосяре, но он хороший исполнитель, а лидер из него негодный, ты не находишь? Зато Ротси уже успел завоевать расположение других скинджекеров.

— Но... Но я всё ещё мог бы возглавлять команду... — настаивал Милос.

— Не стоит закрывать глаза на очевидное — это ещё никогда и никому не помогало, — возразила Мэри. — Обстоятельства изменились. Твоё тело мертво, и с этим фактом нам всем придётся смириться.

С этими словами она села, взяла банку с колой и сделала большой глоток, наслаждаясь вкусом. Только тогда до Милоса дошло, что банка с колой — это не просто банка с колой. Её скорее можно было приравнять к шампанскому. Эти двое праздновали соглашение, к которому пришли в отсутствие Милоса.

— Почему бы тебе не присоединиться к другим послесветам? — предложила Мэри, указывая на баскетбольную площадку, где длился и длился бесконечный матч. — Понаблюдай за игрой, поболей, даже сам поиграй, если захочешь. Ты был так занят в последнее время. Когда ты в последний раз во что-нибудь играл? Наверно, целую вечность назад! Ну что ж, я уверена, ты, Милос, найдёшь себе подходящее приятное занятие, — и будешь счастлив.

— Думай об этом как об уходе на заслуженный отдых, — добавил Ротси. — Ты, конечно же, найдёшь себе полезное применение.

— Верно, — поддержала Мэри. — Полезное и для тебя, и для всех нас.

— Нет!.. — взмолился Милос, чувствуя, как умирает его последняя надежда. — Пожалуйста, Мэри... я тебе ещё пригожусь...

Мэри вздохнула и нехотя поднялась — так, будто сделать это ей стоило неимоверных усилий. Ну вот, наконец-то — она обняла его и поцеловала, но без той страсти, которую подпускала в эти действия раньше. Поцелуй — так и вообще не поцелуй, а чмок в щёку. Милос почувствовал себя так, как, должно быть, чувствует себя любимая собачка, которую собирается усыпить ветеринар.

— Прошу тебя, Милос, — сказала она. — Не стоит делать наше прощание таким... неловким.

Ротси наконец встал.

— Выпроводить его?

Но Милос не собирался дожидаться, пока его унизят. Чтобы такое ничтожество, как Ротси, выкинуло его из апартаментов Мэри? Этому не бывать! Он попятился, не сводя с неё глаз и надеясь, что она со стыдом отведёт взгляд в сторону, но не тут-то было. Мисс Мэри Хайтауэр никогда не стыдилась своих поступков. Никогда.

— Я уйду, — произнёс Милос. — Уйду и постараюсь... найти себе полезное применение.

Он повернулся и вышел, сосредоточившись на самой важной на данный момент задаче — как не забыть своё имя.

Глава 38 Во всём виновата Мэвис

Оторва Джил потихоньку, одно за другим, ухитрилась выведать имена скинджекеров, несмотря на то, что Мэри в целях сохранения тайны просила всех называться прозвищами. Мэри, конечно, была умница, но Джил отличалась крайней хитростью и к тому же вошла в охотничий азарт. Конечно, это была не совсем та охота, к которой она привыкла, но всё равно — награда будет желанной и заслуженной. Не прошло и нескольких дней, а Джил уже знала, кто эти ребята, откуда, вызубрила их имена — поскольку даже если бы ей удалось их записать, то взять бумажку с собой во время скинджекинга всё равно было бы невозможно.

Эмбер Агилар

Теперь оставалось только передать информацию Алли. Джил из себя выходила при мысли, что они с Алли на одной стороне, и, чтобы успокоиться, твердила себе: «Ты ни на чьей стороне, кроме своей собственной!» Следующая задача оказалась намного более сложной, чем узнать имена скинджекеров: улизнуть и передать добытые сведения Алли было практически невозможно. За Джил неустанно следили Ротси и другие члены их команды. Она не могла вырваться за пределы маленького, но чётко организованного мирка Мэри и при этом не возбудить подозрений. Наконец, она измыслила план.

— Эти скинджекеры — просто позорище, — заявила она Мэри. — Они должны больше практиковаться, не то толку с них не будет никакого. Уже не говоря о том, что им нужно работать вдвое больше, чтобы компенсировать потерю Милоса.

Мэри, занятую подготовкой к походу на запад, перспектива задержки не обрадовала.

— Будешь тренировать их по дороге, — сказала она.

— Как? На запад от Одессы на мили кругом пустыня. Чтобы их тренировать, нужны тушки, а этот город — единственное место на всю округу, где можно встретить живых людей.

Наконец Мэри вынуждена была уступить и разрешила им задержаться на один день. Наутро вся команда скинджекеров отправилась в центр города.

ДжонатаН голдстайн

Хотя Лосяра и Джил были наиболее опытными скинджекерами, Ротси настоял на том, чтобы возглавлять группу.

— Будем практиковаться в душесёрфинге, — решил он. — Задача — увеличить дальность прыжков.

— Можешь прыгать хоть до посинения. Я буду учить их участию.

— Чему-чему? — скривился Ротси.

Джил демонстративно закатила глаза.

— Ну, ты даешь! Совсем зелёный, да? Это когда забираешь не всю тушку, а только её часть. Рот, скажем, или ногу, или руку.

— А зачем оно надо?

— Вот тупица! Иногда этого вполне достаточно, к тому же гораздо быстрее, если торопишься!

Он в бешенстве схватил её за запястье — если бы они в это время скинджекили, то ей стало бы больно.

— Я твой начальник! — процедил он. — Будь любезна относиться ко мне с уважением!

Джил заметила, что остальные скинджекеры, включая и Лосяру, смотрят на неё выжидающе — как она поступит? Затевать битву за главенство — неумная и неуместная затея. Поэтому она по-военному козырнула Ротси — слегка вызывающе, чтобы не сильно ранить собственное самолюбие, но и достаточно почтительно, чтобы начальство успокоилось. После чего Джил сделала мысленную заметку передать его имя Алли одними заглавными буквами, чтобы та занялась им в первую очередь.

ДЭЙМОН МАКДЭНИЭЛ

Ротси и Лосяра забрали с собой четверых ребят, у которых не получался душесёрфинг, и ушли. Джил осталась с двумя мальчиками: тем, который всегда поднимал руку, перед тем как заговорить, за что и заслужил себе прозвище «Учительский Подлиза», или просто «Подлиза»; и ещё одним, корейского происхождения, которого все звали Сеульская Душка; впрочем, кличка быстро превратилась в Сушку.

Люк Нгуен

Трудность с этими двумя мальчишками заключалась в том, что оба были чересчур усердны. Пока Джил объясняла им участие, они смотрели ей в рот и слушали, навострив уши. Словом, Джил подозревала, что когда они перейдут к практике, то будут постоянно счищаться со своих носителей, чтобы справиться у неё о своих достижениях. А ей и нужно-то было всего несколько минут, когда бы на неё никто не смотрел.

— Хорошо бы нам убраться с улицы, — сказала она, — и найти место, где суеты поменьше. — Она окинула взглядом ряд магазинов. — О, вот то, что надо — сувенирная лавка.

Подлиза поднял руку.

— Э... прошу прощения... но мне кажется, что если бы люди сидели спокойно, нам было бы легче. Может, пойти вон туда, в Старбакс? Он рядом с лавкой.

— С чего ты взял, что я хочу облегчить вам жизнь?

Они прошли прямо сквозь стеклянную дверь лавки. Магазинчик был весь заставлен фарфоровыми фигурками и нераспроданными ёлочными украшениями за полцены. Послесветам приходилось прикладывать массу усилий, чтобы не провалиться под тонкий дощатый пол. Джил указала на двух тушек, стоящих в очереди:

— Ну-ка, попробуйте скинджекить вот этих — каждого наполовину. Спрячьтесь в сознаниях, но не забирайте их себе полностью, потом сосредоточьтесь на одной руке и заставьте эту руку взять что-нибудь и положить в карман так, чтобы тушка ничего не заметила.

— Но это же воровство! — заупрямился Подлиза.

Себастиан Вар]нер

— Ты скинджекер или кто? — спросила Джил.

— Мне страшно неудобно в этом признаваться, — сказал Сушка, — но у меня с полускинджекингом полный отстой. По большей части тушки чувствуют, когда я влезаю в них, и впадают в панику.

— Если не будешь практиковаться, то никогда ничему не научишься, — парировала Джил. — А теперь вперёд, если не хотите провалиться сквозь пол!

Сушка посмотрел на свою будущую носительницу, стиснул кулаки и прыгнул в тушку. Подлиза сделал то же самое со своей тушкой, и оба исчезли.

В ту же самую секунду Джил совершила невероятный финт — она прыгнула прямо сквозь стену в соседний Старбакс. Люди здесь не просто «сидели спокойно», они сидели спокойно со своими лэптопами. Она вскочила в первую же подвернувшуюся тушку — толстого парня с избытком растительности на физиономии, и в тот момент, когда она оказалась внутри...

— двадцать пунктов вниз дурацкие акции продавай продавай продавай —

Джил послала парня спать и захватила его тело полностью. С тех пор как она в последний раз пользовалась компьютером, прошло уже довольно много времени, да и сами компьютеры значительно изменились: клавиши стали меньше, экран больше, а этот идиотский тачпад оказался совсем не таким удобным, как мышь.

Она закрыла окно фондовой биржи и нажала на иконку электронной почты. Пошарив по меню, запустила пустое окошко с новым сообщением. Так, теперь быстро — написать имена... Но глянув на свои руки, Джил с ужасом увидела лишь два вытянутых указательных пальца — остальные никак не желали касаться клавиш. Этот остолоп не умел печатать всеми пальцами, действовал по методу «ага, нашёл — во, ткнул»! И хотя Джил печатать умела — научилась ещё в детстве с помощью программы Мэвис Бикон — её навыки были бесполезны: у тушки не хватало мышечной памяти, и с этим ничего нельзя было поделать.

«Ну давай же! Быстрее! Быстрее!» Но как Джил ни старалась, особенной скорости не получалось: нужные клавиши отыскивались с трудом и всё время приходилось исправлять опечатки. Джил заставила себя успокоиться и сосредоточилась, понимая, что волнение и досада только ухудшат дело.

Марил;у ДиЛуцио

Шесть имён. Двенадцать слов. Всего. И на то, чтобы напечатать их, у неё ушло две минуты! Наконец она закончила работу и написала адрес:

stopmarynnow@gmail. com

Она нажала кнопку «послать», убедилась, что письмо отправлено, затем счистилась с толстяка и прыгнула сквозь стену обратно в сувенирный киоск.

В живом мире у Сушки возникли проблемы с носительницей. Бедная женщина кричала и молотила руками во все стороны, сбивая товары с полок и усеивая пол осколками — ни дать ни взять пресловутый слон в посудной лавке. Наконец, Сушка не выдержал и счистился.

— Видишь, — пожаловался он Джил. — Я же говорил — с этим полускинджекингом у меня отстой!

Подлиза появился мгновением позже.

— Может, надо бы попробовать там, где нет бьющихся вещей?

— Да ладно, — махнула рукой Джил. — Вам где бы ни пробовать, всё равно облажаетесь. В другой раз.

Они отправились домой. Джил успокоилась — миссия завершена, всё в порядке. И так бы оно и было, если бы не одна маленькая опечатка в электронном адресе.

Глава 39 Город призраков

Стечение несчастливых обстоятельств, плохая карма и банальная человеческая ошибка.

По другому нельзя было объяснить то, что случилось в городке Юнис, штат Нью-Мексико, лежащем в непосредственной близи от границы Техаса. До нынешнего дня городок был всего лишь точкой на карте — сонным, незаметным местечком с населением в две с половиной тысячи человек. Из промышленности — фабрика пластиковых изделий, на которой работала половина населения. Здесь изготовляли лёгкие компоненты для реактивных истребителей и «умных» бомб.

По временам в городке проходили организованные группами активистов акции протеста, на которых жители Юниса обзывались пособниками смерти, потому что те участвовали в создании орудий убийства, и звучали пророчества, что всё это плохо кончится для самих же жителей. Карма, говорили протестующие, не заставит себя долго ждать.

Конечно, никто не принимал эти пророчества всерьёз. Тоже ещё нашли милитаристов! К тому же сами по себе пластиковые компоненты, которые выпускала фабрика, нельзя было назвать оружием — они являлись лишь мелкими частичками больших конструкций, которые собирались за тысячи миль от Юниса.

В сложившихся обстоятельствах трудно определить, ряд каких событий привёл к несчастью в Юнисе, можно только сказать, что всё началось с грузовика с цистерной. Такие автоцистерны, прибывающие из Одессы на фабрику, не были чем-то необычным — фабрика нуждалась в постоянных поставках тримеллитата, полибутана и прочего сырья для производства особого типа пластика.

Но одна из автоцистерн так и не добралась до места назначения. На подъездах к городу водитель ни с того ни с сего потерял контроль над управлением. Подозревали, что с ним случился сердечный приступ. Машина слетела с дороги и врезалась в трансформаторную подстанцию; прогремел взрыв, подстанция взлетела на воздух, и плотное облако ядовитого газа понесло на городок. Горящий полибутан — штука весьма неприятная и вредная для здоровья, однако не смертельная. Вот только по чьей-то халатности, допущенной в управлении химической компании в Одессе, в цистерну залили метилизоцианат — пестицид, который, тоже сам по себе не очень опасен; однако если его поджечь... Дым убьёт всё живое, очутившееся с подветренной стороны.

А именно с этой стороны и оказался Юнис. Весь, полностью.

Облако газа накрыло ничего не подозревающих жителей, и за полтора часа в городке не осталось никого живого.

Стечение несчастливых обстоятельств, плохая карма и банальная человеческая ошибка.

И только одно не укладывалось в это объяснение: как случилось, что абсолютно все постройки города, даже те, что находились далеко от места взрыва, полностью сгорели.

— Мы не смогли предотвратить эту трагедию, — объявила Мэри своим детям, — но нет худа без добра, и мы должны найти место для радости посреди скорбей.

Мэри предпочла не рассказывать ребятам, что виновниками происшествия были её собственные скинджекеры. Она отрядила Джил и Лосяру с заданием проследить, чтобы в Юнис прибыла машина не с теми химикалиями, в то время как другие скинджекеры должны были заблокировать дорожное движение. По наивности и незнанию младшие скинджкеры верили, что их действия призваны предотвратить аварию, но вместо этого они помешали жителям покинуть смертельную западню.

Зачем забивать детишкам головы неприятными и ненужными подробностями, ведь так? Люди, которые едят на обед сочные бифштексы, гонят от себя мысль о скотобойне. Так и дети Мэри — зачем им думать о чём-то, кроме стоящей под носом тарелки? А тарелкой для послесветов Мэри служила идея сострадания и спасения.

В тот миг, когда облако газа налетело на живой мир и стало ясно, что здесь ничего не поделаешь, Мэри выслала своих подопечных ловить умирающих. Тех, что постарше, невозможно было сбить с дороги, поэтому им давали уйти. А вот детей и подростков хватали в момент их перехода и переправляли в Междумир.

Поскольку в «спасательных работах» было занято огромное количество детей, число «спасённых» оказалось впечатляющим. Множество душ спало теперь на маленьких мёртвых пятнах, где погибли их тела. Им, однако, не придётся спать девять месяцев, потому что Мэри разработала план, как использовать ту самую злую силу, что преследовала её, в своих интересах. Она собиралась заманить шрамодуха и сделать так, чтобы он совершил ещё один акт гашения души, тем самым снова вызвав Великое Пробуждение. Её мало волновало, кого загасят. Мэри была уверена, что любой из её детей с радостью принесёт себя в жертву, стоит ей только попросить.

— Это место необходимо подвергнуть очищению, — сказала Мэри своим скинджекерам, как только смертоносное облако рассеялось. — Очищению огнём.

И она послала их с заданием сжечь весь Юнис дотла.

Городок запылал. Некоторые дети, движимые любопытством, входили прямо в огонь, чтобы узнать, каково это — попасть в живомирное пламя. Всё, что им удавалось ощутить — это небольшой жар, какой бывает при лёгкой простуде, ничего больше.

Вскоре от Юниса остались одни головешки и... сокровища, перешедшие в вечность.

— Вечность сохранит то, что пожелает сохранить, — сказала Мэри своим детям. — Всё, что пользуется любовью, всё, что заслуживает сохраниться до конца времён, перейдёт в благословенный Междумир.

Перешла небольшая круглая беседка, стоявшая в городском саду. Перешёл памятник ветеранам Второй Мировой. Церковь с красивыми витражами и угловое кафе тоже теперь стали частью Междумира. Из жилых домов мало какие удостоились вечности, а вот вещи — да, их сохранилось много: мягкая игрушка там, велосипед здесь, кларнет, кресло-качалка... Междумирный Юнис был теперь полон всякой всячины, покоящейся на маленьких мёртвых пятнах, а также в упомянутых нами сооружениях. И, конечно, везде души — спящие души.

Всех междусветов снесли в одно место — в церковь, разложили по скамейкам и пересчитали. Их оказалось сто семьдесят восемь.

Довольная, Мэри повернулась к Малышу Ричарду, который занимал теперь должность её личного помощника:

— Скажи всем послесветам, что они могут пойти и обрести объект их чаяний, — распорядилась она.

— А? — вылупил глаза Малыш Ричард.

Она вздохнула.

— Скажи всем, что каждый может пойти и выбрать любой предмет из перешедших, который им по душе — но только один. Ни к чему потакать жадности.

— Есть, мисс Мэри. — Малыш умчался.

В живом мире в городок начали со всех сторон съезжаться кареты «скорой помощи», пожарные машины и полиция. Скинджекеры покинули своих носителей и вернулись в Междумир. Каждый из них принёс с собой запах гари и измождённость живых тел их бывших хозяев.

Не вернулся только Лосяра, но Мэри особенно не обеспокоилась. Наверняка парень занялся мародёрством или смотрит на горящий город.

В эту ночь Мэри, никогда не спавшая, любовалась из перешедшей беседки чудесными руинами Юниса. Все её дети нашли себе мёртвые пятна в центре городка и либо спали, либо занимались чем-нибудь увлекательным. Только в церкви не было никого, кроме спящих междусветов.

Мэри отправила двоих послесветов — тех самых, что любили забавляться шутками про «тук-тук» — нести вахту в церкви.

— Когда мы все покинем городок, вы останетесь здесь и будете охранять спящих, — сказала им Мэри. — А когда они проснутся, вы будете у них за главных. Но не забывайте, что самая главная — это я, и вы у меня в подчинении.

После этого она вручила им свою новую книгу, аккуратно переписанную девочкой с великолепным почерком — личным писцом мисс Мэри Хайтауэр.

— Прочитайте это. Читайте каждый день, и когда новые послесветы проснутся, проследите, чтобы они тоже её прочитали.

Это был ключевой момент в плане Мэри. В каждом месте, которое ей удастся вырвать из пут живого мира, она будет оставлять междусветов и группу своих подопечных, которые станут заботиться о спящих душах. Когда зелёныши проснутся, к их услугам будет город, который они с полным на то правом смогут назвать своим. А после этого они войдут в обширное Сообщество Мэри.

Правда, 178 междусветов — это лишь капля в море. В живом мире более шести миллиардов человек, и одна пятая от этого количества — дети, которых Мэри была в состоянии спасти. Даже если сегодняшний успех повторять каждый день, потребуется несколько тысячелетий! Так не годится. Война, о которой она толковала Милосу, была неизбежна — живые должны были обратиться друг против друга. Вот только пока Мэри не знала, как привести этот план в действие.

Она стояла в беседке. В живом мире подул ветер, унося гарь и дым разорённого городка на запад. Мэри вновь чувствовала, как её влечёт в том же направлении, и тяготение это было сильным как никогда. Там, на западе, прямо за тем горизонтом, лежал ответ на все её вопросы. Где-то в тех краях находился центр этого странного притяжения, и когда она найдёт его, когда встанет в самой его середине — тогда она будет знать, что делать.

Так размышляла Мэри, вглядываясь в дым, сквозь который сияли её послесветы, когда ей вдруг попался на глаза один из них — он направлялся прямо к ней. На голове у парня был шлем. Ну, наконец-то, вернулся Лосяра! И хорошо бы, если бы у него нашлось толковое объяснение, почему он задержался. Сейчас она ему устроит головомойку...

Но по мере того, как он приближался, Мэри всё больше чувствовала, что случилось что-то очень, очень плохое.

Митчелла Лоснера по прозвищу «Лосяра» постигло воистину тяжёлое несчастье во время футбольного матча. В результате его тело угодило в Питтсбургскую больницу, где и лежало в коме, парализованное ниже шеи. На его ночном столике стоял букетик увядших цветов, из чего можно было сделать вывод, что парня регулярно навещают. Но в тот момент, когда его посетила Алли Джонсон по прозвищу Изгнанница и дала отдых его многострадальному телу, он был совершенно один. В отличие от Милоса, с мозгом Лосяры не случилось ничего страшного. Фактически, его мозг функционировал нормально, и тем не менее парень так и не вышел из комы. Для Алли в этом не было загадки: как же можно прийти в сознание, если сознание гуляет где-то далеко от своего хозяина?

Лосяра мог бы запросто скинджекить собственное тело, если бы захотел. В этом случае он очнулся бы почти полностью парализованным и без малейшей надежды встать на собственные ноги, но не только — он даже дышать не был бы способен самостоятельно. И всё же он мог бы сделать это и вернуть себе хотя бы подобие своей прежней жизни...

Правда, теперь, вопрос был снят с повестки дня.

Лосяра боялся многого: преисподней, шрамодуха и много чего ещё — но Боже упаси стать свидетелем ярости Мэри Хайтауэр! Лосяра был убеждён: её гнев — это самое страшное, что существует во вселенной. Впервые за время своей смерти парень был рад, что носит шлем; он искренне верил, что если бы не эта деталь футбольной экипировки, от хозяйского гнева у него взорвалась бы голова.

— Какая же я дура! — ругала себя Мэри. — Слепая, беспечная дура! Как только Милос потерял свою способность к скинджекингу, я просто обязана была обо всём догадаться!

— А может, это прошто шовпадение? — В глазах Лосяры стояли слёзы, но, к счастью, маска на лице скрывала их, да и Мэри особенно не приглядывалась.

— Если ты действительно так считаешь, то ты ещё больший глупец, чем я полагала!

Лосяра потерял способность к скинджекингу сразу после того, как автоцистерна врезалась в подстанцию. Всё это время он прятался, боясь вернуться назад.

Мэри в бешенстве расхаживала по беседке взад и вперёд.

— Это всё Алли! Я уверена — это её рук дело! Милос виноват! Ему надо было утопить её в земле, а не цеплять на паровоз. Это всё он! Это всё из-за него!

— Не, не совсем... — попробовал защитить его Лосяра, потому что сам Милос не имел ни малейшей возможности защититься. Всё его внимание было в этот момент сосредоточено на колоде карт, которую он отобрал у другого мальчишки. Милос проводил вечность, тасуя эту колоду в поисках одноглазых валетов.

— Но самое главное — это как она умудрилась найти ваши тела! — продолжала бушевать Мэри. — Должно быть, узнала ваши настоящие имена!

— Не обяжательно... — промямлил Лосяра.

— Прекрати мне перечить!

Разъярённая Мэри носилась по беседке с неистовством урагана, из-за чего Лосяра всерьёз стал опасаться, что из неё сейчас посыплются молнии. Наконец она повернулась к бедному бывшему скинджекеру и увидела слёзы в его глазах. Это зрелище немного смягчило её.

— Я знаю, ты здесь ни при чём. Ты не виноват. Как несправедливо, что тебе приходится безвинно страдать!

Лосяра кивнул; слёзы потекли по его щекам, хотя он и старался их удержать.

— Можешь идти, — сказала Мэри. — Мне очень жаль, что тебя постигло такое несчастье.

Он ушёл, всхлипывая. Слёзы Лосяры были столь же обильны, как в тот день, когда загасили Хомяка. Но теперь они не были слезами печали. Это были слёзы радости. Хотя Лосяра по природе своей всегда чувствовал себя частью команды, бремя существования в качестве скинджекера Мэри страшно тяготило его, он нёс его с трудом, едва не надрываясь. Лосяру не волновало, что он потеряет память и станет таким же блаженным, как Милос — он, пожалуй, предпочёл бы, чтобы это произошло поскорее. Уходя от Мэри, Лосяра уже чувствовал, как его мысли туманятся, разбегаются; он поспешил на развалины Юниса и принялся искать. Вскоре он нашёл своё счастье — футбольный мяч. Потому что перспектива бросать и принимать мяч с этого момента и до конца времён в точности соответствовала представлениям Митчелла Лоснера по кличке Лосяра о рае.

Мэри собрала оставшихся скинджекеров. Теперь их было семеро, включая Джил.

— Мы подверглись нападению, — объявила она, — и должны нанести ответный удар — быстро и безжалостно. Нам надо найти тело Алли-Изгнанницы и спровадить его в могилу.

Скинджекеры молчали и лишь хлопали глазами — будучи зелёнышами, они понятия не имели, о ком речь. От этого Мэри рассвирепела ещё больше.

— Она впала в кому после автокатастрофы к северу от Нью-Йорка около четырёх лет назад. Вот там мы и должны начать поиски. Мне нужен доброволец.

Ротси сразу же воздел руку. Джил смерила его взглядом, полным презрения.

— Не будь дураком, — прошипела она, — ты даже не знаешь, как она выглядит. — И повернулась к Мэри: — Если тебе нужен работник из службы по уничтожению вредителей, лучше меня не найти.

Мэри призадумалась. Для Джил нехарактерно вызываться добровольцем, чего бы это ни касалось. Но может быть, она ненавидит Алли больше, чем она сама, Мэри? Или, скорее, это потому, что следующей в списке Алли, конечно же, стоит Джил.

— Прошу прощения, — продолжал настаивать Ротси, — но, по-моему, я лучше подхожу для этого задания.

— Ага, как же, — презрительно сказала Джил и опять повернулась к Мэри: — Даже если бы тебе хотелось послать его, ты не можешь — Дэймон нужен тебе здесь, чтобы возглавлять команду. Разве не так?

И тут Мэри увидела Джил в совершенно новом свете.

— Абсолютно верно, Дэймон нужен мне здесь, — проговорила она, пристально глядя Джил в глаза. — Так тебе известно настоящее имя Ротси! И каким образом ты его узнала?

Джил открыла было рот, но тут же закрыла его. Подлиза вежливо поднял руку:

— А мы сказали ей наши имена. Она сказала, что это важно — а вдруг мы их забудем, и тогда кто-то другой сможет подсказать.

Мэри улыбнулась, и эту улыбку никак нельзя было назвать приятной.

— Очень любопытно, Джил. Почему ты так сказала? Уж кто-кто, а ты-то знаешь, что скинджекеры не забывают своих имён, как другие послесветы.

— По-моему, ты делаешь из мухи слона, — ощетинилась Джил, с каждым мгновением, однако, впадая во всё большее беспокойство.

— А тебе известно, что я не знаю настоящих имён Милоса и Лосяры? Мне они ни к чему. Но бьюсь об заклад, тебе они известны, не правда ли, Джил?

На этот раз Джил вообще ничего не ответила, что в глазах Мэри было равноценно признанию.

— Сейчас я задам тебе вопрос, — продолжала Мэри, — и от твоего ответа будет зависеть, как мы поступим с тобой дальше. — Она сделала паузу, подождала, пока напряжение возрастёт ещё больше, а затем спросила: — Это ты сообщила Алли имена моих скинджекеров?

— А ты приказала Милосу перевернуть лодку и послать пятьдесят послесветов к центру Земли! — выкрикнула Джил.

Мэри прекрасно владела собой.

— Ты сообщила Алли их имена?

Джил обернулась за поддержкой к остальным скинджекерам:

— Происшествие с автоцистерной сегодня тоже было подстроено. Спросите её!

Мэри не знала, какую реакцию вызвали в скинджекерах обвинения Джил — она не отрывала глаз от строптивой девчонки.

— Отвечай на вопрос, — спокойно сказала Мэри. Она ждала, зная, что любой преступник сознается в содеянном, надо только дать ему время подумать. Джил — не исключение.

— Да, — нагло заявила Джил. — И теперь, когда она знает, кто они, она их всех уберёт одного за другим, пока у тебя не останется ни одного скинджекера!

Итак, доказательство получено: Джил — предательница. Если её обвинения и вызвали какие-то подозрения у скинджекеров, теперь они рассеялись, как дым.

— Измена, — промолвила Мэри, — считается самым страшным преступлением в любом цивилизованном обществе. Я постараюсь отнестись к тебе милосердно... хотя даже мне будет трудно выказать тебе сострадание.

КОМУ: FurbyXXL@Odessa-access.com

ОТ: MAILER-DAEMON@Odessa-access.com

ТЕМА: Сообщение возвращено отправителю.

*** ВНИМАНИЕ ***

Ваше письмо невозможно передать адресату.

— Следующий адрес содержит в себе ошибку:

— Transcript of session follows —››› DATA

‹‹‹ 5401 5.8.1 ‹stopmarynnow@gmail.com›… Отказано в приеме

5401 5.8.1 ‹stopmarynnow@gmail.com›… Пользователен неизвестен

‹‹‹ 504 5.0.0 Need RCPT (recipient)

Конечный адресат: RFC8232; stopmarynnow@gmail.com Действие: ошибка

Status: 5.1.1

Remote-MTA: DNS; gmail. com

Diagnostic-Code: SMTP; 5401 5.8.1 ‹stopmarynnow@ gmail.com›... В передаче отказано

Return-Path: ‹ FurbyXXL@Odessa-access.com›

Received: from imo-ma04. tx. Odessa-access. com with ESMTP id MAILSMTPRLYDA051-3bba5bda1598379;

От: FurbyXXL@Odessa-access.com

Кому: stopmarynnow@gmail.com

Тема: Имена шестерых скинджекеров

Статус: ОШИБКА

Глава 40 Питтсбургский вор

От Джил никаких вестей.

До сих пор в почтовом ящике stopmarynow Алли обнаруживала только спам, поэтому она начала всерьёз беспокоиться. Может быть, Джил вообще не нашла Мэри? Или опять перебежала на другую сторону? Узнать правду было невозможно.

Алли с Кларенсом сидели в баре отеля в Питтсбургском аэропорту. Кларенс выглядел хоть куда в своём новомодном прикиде. Алли находилась в теле стюардессы с роскошными пышными волосами. Куда им направиться дальше они не знали, так же как не знали, что происходит у Мэри и Джил и где сейчас обретаются Ник, Майки и Джикс. Сейчас Алли согласилась бы на любой способ коммуникации, вплоть до тех самых дымовых сигналов, о которых говорила Джил. Даже они были бы лучше, чем совсем ничего.

Всё это время Кларенс служил ей надёжной опорой — хотя в чисто физическом смысле Алли, конечно, не могла опереться на него без риска окончательного уничтожения. Таков был Кларенс: разболтанный и небрежный в том, что касалось заботы о себе самом, он становился настоящим героем, когда возникала угроза чьему-либо благополучию и безопасности.

— Междумир... — признался он Алли. — Всю жизнь перепортил, проклятый! Хуже, чем шрамы, ей-богу! Человек может жить со шрамами, но как жить с тем, чего больше никто, кроме тебя не видит?..

Снаружи, за стеклянной стеной отеля, завыл злой холодный ветер, закружились снежные хлопья. За время своего пребывания в Междумире Алли научилась ценить ощущения, приходящие к ней, когда она обреталась в чужом теле: холод и жару, удобство и неудобство, голод, жажду и даже несварение желудка. После тусклой, безболезненной бесчувственности Междумира всё, что чувствовало живое тело, было для неё благословением.

— Ну, что будем делать? — спросил Кларенс и предложил: — Мы могли бы вернуться в Сан-Антонио и найти жертв операций Милоса, которые не погибли, а остались в коме. Новые скинджекеры наверняка появились после этих происшествий.

— Нет, — решительно отказалась Алли. — Я не хочу лишать жизни всех без разбора. Я должна знать конкретно, кого убирать.

Сказать по правде, частичка существа Алли радовалась отсутствию вестей от Джил. Алли не была уверена, что у неё хватит духу отнять жизнь у совершенно незнакомого человека. Вот Милоса и Лосяру она знала, ей было известно, на какую низость способны эти двое. Но украсть жизнь у того, кого никогда даже не встречал, — дело куда более трудное.

Кларенс вздохнул.

— Ладно. Раз нам всё равно некуда податься... — Он сунул руку в карман и вытащил оттуда клочок бумаги. — Твой приятель Джикс утверждает, что у моей жизни есть какая-то особая цель. А вдруг это вот это самое? — Он протянул бумажку Алли. — Видишь ли, пока ты занималась серьёзными делами, я тут кое-что разведал... ну, ты знаешь, как говорят, на все руки от скуки... Ну и вот...

На бумажке был нацарапан адрес. Больница в Мемфисе, штат Теннесси.

Алли сделала глубокий дрожащий вдох.

— Кто там, в этой больнице, Кларенс?

Живая половина лица Кларенса изобразила нечто похожее на улыбку.

— Ты.

Алли пыталась выкинуть мысли о возвращении из головы. Вернуться к себе самой, скинджекить своё тело — эти мечты постоянно жили в её сознании. Ей казалось, что они прожгли ей дырку в мозгах. То же самое она ощущала, когда монета оттягивала ей карман, — до тех пор, пока она не отдала её. С той самой минуты, когда Алли узнала, что её тело всё ещё цепляется за жизнь, она не могла отделаться от мысли, что придёт день и она вернётся; но наряду с мечтами о радостном воссоединении души и тела она ощущала страх. Для опасений была веская причина. Её родные уже давно жили своей жизнью, и когда она возвратится, всем придётся нелегко. К тому же она видела Милоса и Лосяру в коме, и это зрелище не добавляло ей энтузиазма. Тело Милоса почти атрофировалось, а Лосяра был практически полностью парализован. Если бы у этих парней и была возможность скинджекить себя самих, с какой стати им это делать? Намного лучше существовать в виде свободного духа, чем быть привязанным к немощной плоти без малейшей надежды на выздоровление!

Но что если с её телом всё обстоит не настолько плохо?

Что если ей удастся просто скользнуть в него и вернуться к прежней жизни?

«Как только ты скинджекишь себя саму, — говорил ей Джикс, — дело сделано. Ты не сможешь освободиться до самой смерти». Если Алли решится на это, пути обратно не будет. Поэтому лучше ей не знать, в каком состоянии её тело, тогда и решать ничего не придётся.

И всё же несмотря на все эти аргументы, они с Кларенсом сели на самолёт, унёсший их в Мемфис, в реабилитационный госпиталь Вулф Ривер.

Глава 41 Наказание и преступление

Низвержение в центр Земли было бы слишком мягким наказанием для Джил. Кара за измену, решила Мэри, должна быть куда более мучительной. Будучи скинджекером, Джил была в состоянии ощущать боль, когда находилась в живом теле, но физическая пытка — это, на вкус Мэри, слишком по-варварски. И тут её осенило: самой страшной казнью для Джил будет засунуть её в какого-нибудь отвратительного носителя и продержать в нём так долго, чтобы она никогда не смогла с него счиститься.

Вся огромная туча послесветов собралась перед беседкой в городском саду. Коллегия присяжных вынесла свой вердикт, не заморачиваясь хлопотной процедурой суда. Затем Мэри объявила приговор:

— Оторва Джил, ты признана виновной в измене и самых тяжких преступлениях против мироздания, — провозгласила она. — Твоим наказанием станет пребывание в теле свиньи до конца твоей естественной жизни.

За всё время церемонии Джил не произнесла ни слова возражения или оправдания. В первую очередь потому, что у неё во рту торчал кляп.

На близлежащей ферме нашли подходящую свинью. Хрюшке не грозила ни смерть от естественных причин, ни топор мясника: она была лучшей, призовой свиноматкой на ферме. Три раза в год её вязали со здоровым молодым хряком, и она приносила солидный приплод. Если бы не запланированный на ближайшее время конец света, свинья прожила бы ещё не менее восьми лет. Она ожирела настолько, что больше не могла самостоятельно двигаться.

Мэри самолично присутствовала при казни. Скинджекеры засунули Джил в свинью и окружили её плотным кольцом; каждый раз, когда она пыталась вырваться, её заталкивали обратно, пока она не выбилась из сил и не прекратила попытки. Через сутки, когда стало ясно, что Джил накрепко застряла в своей тушке, скинджекеры ушли. Джил осталась одна, если не считать нескольких хряков в соседнем загоне — те с удовольствием предвкушали день, когда им будет позволено составить Джил приятную компанию.

После казни Джил Мэри собрала оставшихся скинджекеров на крайне важное совещание в перешедшем кафе. Ротси с ними не было — он уже умчался искать тело Алли. Временно исполняющим обязанности главы группы Мэри назначила Блёстку — та при жизни была капитаном команды поддержки. Что ни говори, хоть какой-то опыт руководящей работы лучше, чем совсем никакого.

Скинджекеры прихлёбывали остатки перешедшего кофе и лакомились вишнёвым пирогом, честно разделив его на всех. Настроение у них было неважное: обвинения, брошенные Джил, всё-таки отложились у ребят в головах. Мэри понимала — нужно срочно принимать меры. Она всячески старалась оградить своих подопечных от предстоящих трудностей, но, по-видимому, этого не стоило делать. Может быть, её скинджекерам было бы полезно знать истинные цели и масштабы своего призвания. Настал момент истины. Нельзя сказать, что Мэри не испытывала волнения. Испытывала. Потому что хотя в ней и жила несокрушимая вера в собственную правоту, в окружающих её людях она уверена не была. Ведь вот Джил — она же обернулась против неё! Значит, не стоит ожидать, что все без исключения разделяют её, Мэри, точку зрения на будущее мира.

Мэри ещё не успела ничего сказать, как Подлиза поднял руку:

— Это правда — то, что сказала Джил? Что вы делаете все эти вещи нарочно?

Мэри вздохнула. Она не станет им лгать.

— Такая подлая личность, как Джил, скажет всё что угодно, чтобы отвести обвинения от себя самой. Вплоть до того, чтобы исказить смысл происходящего и превратить высокий подвиг в нечто непотребное.

Ребята ждали продолжения — уклончивый ответ Мэри их явно не устроил. Ну что ж, настала пора приподнять завесу.

— Приготовьтесь к тому, что я вам сейчас скажу. То, что вы услышите, нельзя назвать ни приятным, ни красивым, но оно приведёт к таким чудесным, прекрасным последствиям, что вы этого даже вообразить не можете.

— Так расскажите, — попросила Блёстка. — Мы готовы.

Мэри собралась с духом и сказала — без обиняков, напрямик:

— Живому миру скоро придёт конец.

Ну вот. Впервые она произнесла эти слова вслух, и обнаружила, что в них есть особая магия: теперь, когда слово произнесено, событие стало казаться гораздо более реальным.

И тут к изумлению Мэри подал голос Подлиза:

— Так я и знал!

Мэри даже слегка растерялась, но тут же поняла, что удивляться-то нечему. Живой мир сам делает всё, чтобы настроить людей на нужный лад. Постоянные разговоры о конце света, об Армагеддоне, о грандиозных катаклизмах звучали везде: от церковных кафедр до светящихся экранов.

Ничего удивительного, что скинджекеры Мэри уставились на неё во все глаза. Она даже почувствовала, как её послесвечение вспыхнуло ярче.

— Вы избраны, чтобы стать глашатаями нового мира.

Они и это проглотили не моргнув глазом, ибо разве не питает каждая душа надежду, что она избрана с особенной, божественной целью?

— Вас будут просить сделать вещи, от которых вы можете прийти в ужас, но помните: это делается для того, чтобы испытать вашу веру. Я знаю, в вас достаточно храбрости, чтобы исполнить всё то, к чему вы призваны.

Скинджекеры надулись от гордости, ибо разве не питает каждая душа надежду, что в ней достаточно храбрости, чтобы справиться с самыми тяжёлыми испытаниями?

Послесвечение Мэри теперь пульсировало — так горяча, просто обжигающе горяча была её воля. И тут Мэри открылось нечто, никогда не приходившее ей в голову ранее. Она всегда думала, что ей удаётся собирать последователей и заряжать их энергией за счёт своего обаяния и доброты, но на самом деле здесь крылось нечто большее: это был дар, такой же могучий, как у её брата Майки! Только в отличие от Майки, обладавшего поразительной способностью производить на всех отталкивающее впечатление, Мэри, наоборот, привлекала к себе души и сердца.

Теперь, когда перед ней ясно предстала эта истина, она смогла сконцентрировать жаркое излучение своей души и выслать его вперёд. Лучи серебристого света тянулись, словно щупальца, от неё к каждому скинджекеру, обвивали их, обволакивали, делали их энергию продолжением её энергии, устраняли сомнения и внушали новые взгляды. Она не уговаривала их, она не принуждала их. Зачем? К чему уговоры, когда убеждения этих ребят внезапно и незаметно для них самих заменились её убеждениями?

— Мы будем делать то, чего от нас ждут, так ведь, народ? — спросила Блёстка.

Все согласились.

Мэри улыбалась им, и они впитывали в себя её улыбку, словно животворный солнечный свет. Мэри обрела уверенность, что теперь её ничто не сможет остановить. Зов запада стал сильнее, чем когда-либо, и она знала: скоро она попадёт туда, куда так стремится. Ей теперь казалось, что даже направленные на неё удары служат дальнейшему успеху её дела. Взять хотя бы предательство Джил. Оно не только не повредило Мэри, но укрепило её позиции, заставило открыть скинджекерам весь её план полностью и тем самым накрепко привязать их к ней, к её замыслу. Где-то там, в широком мире маячила постоянная угроза — Алли, но вместо того чтобы деморализовать Мэри, она лишь подстегнула её. Благодаря Алли всё пойдёт теперь куда быстрее!

Перед Мэри открылась широкая золотая дорога — и она была готова пуститься по ней, не оглядываясь назад. Конец живого мира будет скорым и неизбежным. Она пока ещё не знала, как это устроить, но ведь способов разрушения такое огромное множество! Сейчас зима. Живым, пожалуй, стоило бы как следует насладиться видом своих замёрзших, заснеженных полей и колючим, пронизывающим ветром... потому что их миру больше никогда не видать весны!

— Соберите остальных, — велела она. — Мы уходим сейчас же, и не остановимся, пока не достигнем цели.

— А какая у нас цель? — спросил Сушка.

— Такая, какую я укажу! — ответила Мэри.

Все единодушно согласились следовать за ней. Им невдомёк было, что если у них и существовал какой-то выбор, то от него ничего не осталось в тот самый момент, когда их всех сдавили прекрасные щупальца света.

Глава 42 Разум и чувство... и скинджекеры

Реабилитационный госпиталь Вулф-Ривер в Мемфисе, штат Теннесси, расположен на высоте над лагуной Вулф-Ривер, на полуострове Мад-Айленд. Из корпусов госпиталя на лагуну и широкую Миссисипи с другой стороны полуострова открывается великолепный вид, но пациентам отделения долговременной реанимации не до любования красотами природы. Им вообще ни до чего в этом мире нет дела.

Опытные медсёстры никогда не трогали все те мелочи, которыми родные и близкие пытались скрасить быт здешних обитателей, — кроме тех случаев, разумеется, когда вещицы могли стать причиной пожара. Воздушные шарики, цветы в горшках, всяческие яркие украшения наполняли палаты, словно здесь шёл бесконечный праздник. Однако ничто не могло замаскировать царившую в отделении тяжкую, гнетущую тишину.

Алли Джонсон лежала сначала в другом госпитале, но когда её родные переехали в Мемфис, они забрали её с собой. Мысль о том, чтобы оставить свою дочь в больнице в Нью-Джерси была для них невыносима. Последний раз они навещали Алли на Рождество, в самый хлопотный день года, когда родные и близкие приходят в гости, и одинокие обитатели палат на короткое время перестают быть одинокими.

В это Рождество, так же как и по всем другим праздникам, родные Алли всеми возможными способами выказали её коматозному телу всю свою бесконечную любовь. Старшая сестра занялась её ногтями, как на руках, так и на ногах: подстригла, нанесла лак, и всё это — под любимую музыку Алли. Мама расчесала и подровняла ей волосы. Папе выпала самая тяжёлая работа: он массировал её ослабевшие мышцы, придавая им тонус на случай, если в один прекрасный день они вновь ей понадобятся. Врачи утверждали, что мозг их дочери не повреждён, так что нет никаких причин полагать, что она не очнётся. Вот только за четыре года Алли почему-то так и не пришла в себя.

Потом мама села и прочитала дочери очередную главу из «Разума и чувства» Джейн Остин. Она думала, что это любимая книга Алли, но это было не так. Алли нравился актёр, игравший главную роль в фильме, только и всего. Но вот глава закончилась, и всеми, как обычно, овладела печаль; когда бремя её стало окончательно невыносимым, они решили, что пора прощаться. Мама поцеловала Алли в лоб, и, найдя свободное место на увешанной поздравительными открытками стене, пришпилила ещё одну. Уходя, они пообещали дочери прийти к ней в день св. Валентина.

Спускался вечер, посетители покидали своих родных и близких в таком же подавленном настроении, в каком пришли сюда, но зато с сознанием, что сделали хорошее, нужное дело. Рождество закончилось, и в каждой палате установилась тишина, прерываемая лишь попискиванием приборов и гудением машин. Аппараты мониторили, анализировали, вводили питание и лекарства, словом, работали, чтобы поддержать силы в людях, заблудившихся между жизнью и смертью.

— Я не боюсь умереть, — сказала Алли Кларенсу. Они стояли перед госпиталем; была середина дня, после Рождества прошло две недели. — Я ведь больше трёх лет была уверена, что уже мертва. Мне просто надо узнать, как там моё тело, совсем плохо или не очень...

— Похоже, ты немного боишься вернуться к жизни.

— Единственное, что меня пугает, — буркнула Алли, — это мир под властью Мэри.

С этими словами она скинджекила какого-то прохожего.

— Я скоро вернусь, — пообещала она.

— Если не вернёшься, я пойму.

— Я сказала — вернусь!

И она решительно пошагала в госпиталь.

Пятью минутами позже Алли, уже в теле одной из сестёр отделения долговременной реанимации, двигалась по коридору в сторону палаты № 509, в которой, согласно реестру, почивало тело Алли Джонсон. «Почивало» — вот как они это здесь называли. Какое приятное слово для такого ужасного состояния. Алли подождала, пока из палаты не вышла другая сестра, а затем сделала один глубокий вдох... затем другой, третий — словно собиралась нырнуть на большую глубину. И только потом, всё ещё в теле медсестры, вступила в палату.

Комната была обставлена по-спартански. Минимум мебели. Поздравительные открытки на стене несколько развеивали мрачную атмосферу, но некоторые из них упали и валялись на полу. Видно, создание уюта в палатах не входило в число приоритетов медицинских работников. Да и с чего бы им этим заниматься? Кому это нужно? Два мягких кресла и эстамп на стене, как в каком-нибудь третьеразрядном отеле, предназначались не для пациента, а для посетителей — это им требовался уют и комфорт. Живым мертвецам было всё равно.

Алли заставила себя взглянуть на лежащую в постели пациентку, пока ей ещё не отказало мужество. От того, что она увидела, у неё занялся дух, хотя она чего-то такого и ожидала.

Это было плохо, но... не так уж и плохо.

Это было шокирующе, но... не так уж и шокирующе.

Девушка на койке была удивительно похожа на ту Алли, которую она помнила. И несмотря на это Алли пробрала дрожь. Всё равно что человеку, не совсем уверенному в существовании привидений, вдруг увидеть одно из них.

— Привет, Алли, — прошептала она.

Алли на постели не ответила. В её нос была введена питательная трубка, но это обычная практика. Кожа спящей девушки была бледной, почти прозрачной, но и в этом тоже не было ничего неожиданного. А вот накрашенные ногти и аккуратная причёска — не неряшливый колтун, а гладко зачёсанные волосы — удивили Алли. В комнате жужжали, попискивали и пощёлкивали аппараты жизнеобеспечения. От одного из них к конечностям пациентки тянулись толстые трубки, накачивающие воздух в резиновые пузыри; те то надувались, то с громким шипением опадали. Алли сообразила, что это сделано для улучшения кровообращения; при этом создавалась иллюзия, будто её руки и ноги чуть-чуть шевелятся.

Автомобильная авария оставила на ней свой след: глубокий шрам рассекал правую половину лба и правую щёку, верхний его конец уходил за линию волос. Шрам, однако, давно зарубцевался. Никаких других видимых повреждений Алли не заметила.

Она шагнула к койке. И вдруг её со страшной силой потянуло вперёд, словно понесло невидимым мощным приливом. Чем ближе она подходила, тем эта тяга становилась сильней.

«Вернись в свой дом, — безмолвно взывало её тело. — Моя плоть — твоя плоть. Я жду тебя! Я зову тебя: вернись в свой дом, дорогая, милая Алли! Сделай нас обеих цельным существом!»

Только сейчас, перед лицом себя самой, Алли поняла, что страшило её больше всего. Она боялась зова собственного тела.

«Вернись ко мне, Алли. Стань мной, Алли!»

Призыв её плоти теперь грохотал в её ушах, как прибой. Алли захотелось бросить всё, забыть о своей войне с Мэри, прыгнуть в лежащую на койке девушку и соединить дух с телом. Неужели она готова покинуть Майки, вырасти, прожить жизнь и состариться без него? И если она всё-таки решится на это, сможет ли она жить нормальной человеческой жизнью, зная обо всём, что происходит в невидимом мире? Или она положит всю свою жизнь на то, чтобы отыскать кроличью нору, через которую она смогла бы вернуться в свою волшебную страну?

«Ты хочешь этого. Ведь так должно быть. Это правильно. Оставь то неестественное состояние, в котором ты находишься сейчас...»

Но голос исходил не от лежащей на койке Алли, он звучал в мозгу Алли-послесвета. Да, всё, о чём вещал голос, было правдой, но на свете есть вещи куда более важные, чем соединение Алли в одно полноценное человеческое существо. Поэтому она и продолжала оставаться внутри медсестры, не давая своему духу нырнуть в своё же тело. Это было очень мучительно. Сердце девушки чуть не разрывалось от боли. И всё же она противилась приливу до тех пор, пока не поняла, что может делать это столько времени, сколько нужно.

Вот теперь она осознала, зачем пришла сюда. До тех пор пока она не встретилась с самой собой, она лишь спасалась бегством. Но сейчас, глядя на свои полуоткрытые глаза и отказываясь вновь смотреть на мир с их помощью, она стала сильнее и решительнее, чем когда-либо раньше. Когда-нибудь придёт время, и она вернётся в своё тело, но не сейчас. Когда-нибудь придёт время, и она возвратится домой, но не сейчас. Это подождёт. Алли предстояла трудная и ответственная работа.

— С вами всё в порядке? — раздался голос за спиной.

Алли вздрогнула. Обернувшись, она увидала в дверях другую медсестру. У той были короткие волосы и усталая улыбка.

— Я не нашла вас на посту... — проговорила вторая медсестра. — Что, Дэйзи, с этой пациенткой что-то не так? Вам помочь?

— Нет-нет, — поспешила ответить Алли и присела. — Я всего лишь подбираю упавшие открытки. Такая жалость — она ведь совсем девочка...

Вторая медсестра вздохнула.

— Слепой случай, что тут скажешь. Всё, что мы можем — это сделать её жизнь чуть-чуть комфортабельнее.

— Да, конечно. И кто знает — может, в один прекрасный день она проснётся...

Вторая медсестра вновь улыбнулась своей усталой улыбкой:

— Может быть. Чудеса ещё случаются. — Затем, заметив слёзы в глазах Алли, добавила: — Ступайте на пост, Дэйзи. Я подберу остальные открытки.

Алли вышла, но на пост медсестры не пошла. Она направилась прямо к лифту и нажала кнопку нижнего этажа. С какой бы радостью она убралась из этого места, желательно, в другом теле — в таком, которое не напоминало бы ей о больницах и госпиталях! Алли окинула взглядом свою сестринскую униформу. На нагрудном кармашке яркими нитками было вышито имя «Дэйзи». Алли решила скинджекить первого встречного; но когда она вышла из лифта, первым встречным оказалась другая медсестра — она как раз входила в лифт. И тут Алли заметила кое-что странное...

На кармашке этой сестры тоже было вышито имя «Дэйзи».

Двери лифта захлопнулись, а Алли стояла, как громом поражённая: имя на униформе было вовсе не имя, а название компании-производителя рабочей одежды. Все другие медсёстры, конечно же, должны об этом знать!

...Если только та медсестра, что разговаривала с ней в палате Алли, не подверглась скинджекингу.

Ротси не нравилось находиться в теле женщины, но другого под рукой не оказалось. Ну что ж, хороший солдат пользуется любыми средствами. Он никогда не встречал Алли-Изгнанницы, и воображал её себе свирепой великаншей. Однако в лежащей на койке девушке не было ничего выдающегося. Какая там великанша! Хрупкая, слабая; положить конец её мучениям — просто, как пальцами щёлкнуть.

До сих пор всё шло отлично. Ротси разыскал Алли методом проб и ошибок. Сначала он нашёл полицейский отчёт о дорожном происшествии, затем, скинджекив кучу народу в различных офисах, проследил бумажный поток от «скорой помощи» до больницы в Нью-Джерси, а потом до госпиталя в Мемфисе.

Поначалу ему пришла в голову мысль использовать какое-нибудь оружие — какая же казнь без оружия? Но, сказать по правде (хотя он бы ни за что никому в этом не признался), он не выносил вида крови. В конце концов он решил, что простое удушение — тоже подходящий вид казни. Ни шума, ни крика.

Он наклонился над телом Алли, вынул подушку у неё из-под головы, чуть взбил её и прижал к лицу девушки, уже воображая себе, как вернётся к Мэри и доложит об успешно завершённой миссии.

Лифты здесь, в госпитале, были неспешные, поэтому Алли стремглав понеслась по лестнице. Медсестра, в которой она сейчас находилась, была не в лучшей спортивной форме. Когда Алли достигла пятого этажа, у неё кружилась голова, а дыхание совсем сбилось. Алли чувствовала — с ней происходит что-то неладное; она не могла определить, что это — то ли тело медсестры так реагирует на испытываемую Алли панику, то ли она чувствует, как её собственное тело умирает.

Она помчалась по коридору в палату № 509. Там она обнаружила, что медсестра, которая отослала её на пост, душит Алли подушкой. Тело на койке выгибалось и корчилось, но это значило, что оно ещё живо!

Алли не стала зря терять время. Испустив дикий вопль, она налетела на медсестру, отшвырнула её от койки и прижала к полу. Подушка полетела в другую сторону. Они боролись на полу, но у Алли было преимущество — внезапность. Она схватила голову медсестры и била её об пол, била, била до тех пор, пока холодное бешенство в глазах сестры-убийцы не сменилось выражением растерянности и страха. Алли сообразила, что скинджекер покинул своего носителя.

Затем, прежде чем Алли успела опомниться, её вздёрнул в воздух очень большой, очень лысый мужчина-санитар, у которого глаза светились той же безжалостной решимостью, что у медсестры несколько мгновений назад.

— Мэри хочет, чтобы ты умерла! — прорычал санитар и притиснул Алли к стене. — А я всегда выполняю то, за что берусь.

Вместо ответа Алли наклонилась и вцепилась зубами ему в нос. Противник заверещал. Боль была такая, что выбила скинджекера из его хозяина. Алли тоже счистилась, чтобы увидеть истинное лицо киллера.

Он оказался долговязым подростком в военной форме. В это самое мгновение он по щиколотку увяз в полу и изо всех сил пытался не провалиться. Они встретились глазами, но только на один миг.

До ушей обоих донесся топот — по коридору к их палате мчались работники госпиталя, всполошённые шумом и грохотом. В палате рыдали и стонали обе медсестры и санитар, — потрясённые и перепуганные, они никак не могли взять в толк, что с ними случилось.

Киллер-скинджекер проковылял по предательскому полу в сторону приближающегося охранника; он явно собирался скинджекить его и улизнуть в живой мир.

Ах ты неумеха зелёный! Если это орудие Мэри воображает, что может превзойти Алли по части скинджекинга, то его ждёт колоссальный облом. Алли сконцентрировалась на тушке, на которую нацелился киллер, и прыгнула. Пролетев мимо убийцы, она внедрилась в тушку прежде, чем скинджекер успел сообразить, что произошло. Алли чувствовала, как он пытается проникнуть в её хозяина, но из этого, само собой, ничего не получилось — место занято. Киллера просто отбросило, как мячик для пинг-понга. Затем Алли прыгнула в следующую тушку и снова успела раньше противника. И ещё, и ещё, каждый раз обгоняя убийцу, успевая занять тушку раньше него, — словом, показала класс.

Наконец, уже на подступах к лифту, она вернулась в Междумир — узнать, куда делся её противник. С каждым прыжком, который делала Алли, киллер, отлетая, уходил в пол всё глубже и глубже. Теперь он погряз в зелёном линолеуме по колено и впал в панику, пытаясь хоть как-то удержаться.

В этот момент перед ними открылась дверь лифта — в кабине была одна-единственная тушка. Алли помедлила, притворяясь, что не видит выходящего из лифта человека. Ага, попалась! Киллер рванулся к ничего не подозревающему мужчине. Это было как раз то, на что Алли и рассчитывала. В тот момент, когда скинджекер перемахивал порог лифта, Алли выстрелилась и влетела в тушку, опередив своего врага.

Теперь, одетая в плоть, как в броню, Алли могла видеть только живой мир, но она почувствовала, как долговязый скинджекер тюкнулся в её тушку, в отчаянии пытаясь зацепиться за неё, но — опять-таки, место занято. Алли совершила с ним как раз то, что он собирался совершить с ней.

— Я всегда выполняю то, за что берусь, — сказала она, затем нажала на кнопку верхнего этажа, и лифт пошёл вверх.

Ротси неистовствовал. Девчонка обставила его на полную катушку, и теперь у него были серьёзные проблемы. Тушка в лифте оказалась занятой, и только тогда скинджекер осознал всю глубину своей глупости...

...потому что когда лифт унёсся вверх, Ротси пошёл вниз.

Ему не за что было уцепиться — живомирный лифт ускользнул, и скинджекер теперь проваливался в тёмную шахту. Он упал на дно, но не остановился — живой мир не обладает достаточной вязкостью, чтобы удержать стремительно падающего послесвета. Ротси пролетел сквозь основание шахты, прошёл сквозь подвал, через первый подземный гараж, а потом и через второй.

Наконец, он угодил в густой бетонный фундамент здания и увяз в нём по шею. Ротси ощущал бетон внутри себя — нет, больно не было, но и ничего хорошего тоже: в груди словно лежал тяжкий, неподъёмный груз. Он чувствовал, как его пронзили железные стержни, словно вертела, и вот уже под ногами плотно слежавшаяся земля под фундаментом здания. Как он ни пытался вытянуть себя из этой западни, он только ухудшал своё положение, погрязая всё глубже и глубже. Вскоре его подбородок погрузился в бетон, затем рот, нос, глаза, макушка... Земля поглотила его, и теперь вокруг него была лишь темнота. Он знал, что отныне и ещё очень долго ему предстоит двигаться лишь в одном направлении — вниз.

Алли, как ни странно, происшествие с киллером не выбило из колеи, даже наоборот — добавило решимости остановить Мэри. Она скинджекила девушку, ожидающую автобуса на остановке, и встретилась с Кларенсом в кофейне. Старый пожарный просматривал газеты — в них с подробностями рассказывалось о последнем подстроенном Мэри бедствии.

Кларенс вышел из себя, услышав о случившемся в госпитале.

— Эх, надо было мне пойти с тобой! — воскликнул он. — Я останусь в Мемфисе и буду охранять твоё тело, потому что если я не...

— Нет, — возразила Алли. — Мэри пока не знает, что её киллер провалился... во всех смыслах. Так что следующего она вышлет ещё не скоро. Это даёт нам некоторую свободу действий.

— Да, но если она...

— Вот тогда я этим и займусь, — сказала Алли. — Будь что будет, но пока я способна к скинджекингу, я постараюсь вставлять Мэри палки в колёса, чего бы это мне ни стоило.

— В таком случае, взгляни на это. — Кларенс показал ей заголовки.

Алли думала, что газеты по-прежнему рассказывают о несчастье с ядовитым газом и пожаром в Юнисе — вне сомнений, дело рук Мэри, — но её ожидало кое-что новенькое. В местечке Артезия, штат Нью-Мексико, в семидесяти милях от Юниса, питьевая вода оказалась отравлена сильнейшим ядом. Артезия лежит недалеко от Розвелла, поэтому поползли дурацкие слухи, что здесь не обошлось без инопланетян.

— Призраков, а не инопланетян, — сказала Алли. — Что за народ. Если уж строите теории заговора, то стройте их правильно!

— Ты дальше почитай. — Кларенс указал на низ полосы.

Алли почитала. По-видимому, смертность в результате этого происшествия оказалась не так велика... Хм, странно, если принять во внимание, что автором затеи была Мэри... Недоумение Алли длилось недолго, стоило ей только увидеть, сколько людей попало в больницы... и сколько из них лежали в коме...

Алли швырнула газету на стол, словно та тоже была отравлена.

— Боже мой! Она делает новых скинджекеров!

Кларенс подобрал газету и принялся скользить глазами по статье; однако было ясно, что мысли его где-то совсем в другом месте.

— Я говорил, что ни за что и никогда не загашу больше ни одной души, — промолвил он, — но если бы я всё же решился стереть кое-кого с ткани мироздания, то это…

Ему ни к чему было заканчивать фразу — Алли и так знала, кого он имел в виду.

— Несмотря на последствия? — спросила Алли.

Кларенс кивнул.

— Несмотря на последствия.

Алли сделала глубокий вдох.

— Давай будем надеяться, что до этого не дойдёт.

Час спустя самолёт уносил их в Нью-Мексико, к Мэри Хайтауэр.