Мир приключений, 1926 № 01

ЖЕНЬ-ШЕНЬ

Ляо — бедный китаец. Все его имущество — это одежда, что на нем, а его одежда — рваные ватные куртка и штаны, стоптанные русские сапоги, спереди — промазанный передник, а сзади — барсучья шкура, да еще деревянный браслет на левой руке. Промазанный передник, барсучья шкура и браслет говорят, что Ляо — искатель жень-шеня.

Июнь. Колос ржи и ячменя на русских полях потянул стебель книзу. Птаха вывела птенцов. Молодые волчата забегали по бурелому.

Ляо набрал себе немного буды, взял в руки палку, на пояс подвесил костяные палочки и целиной пошел в тайгу искать свое счастье. Ляо уже десять лет ищет жень-шень. Раньше он добывал до двух фунтов корня в год, а теперь вот уже два лета бродит по русскому краю и нигде не может найти жень-шеня.

В голове бедного Ляо одна мысль: неужели и теперь он не найдет пан-цуй (корень жень-шень)?!. Неужели и теперь дух гор и лесов обведет его мимо целебного растения, которое ему теперь нужно уже не для продажи. Ему самому необходимо избавиться от старости, сделать себя молодым.

Недели текут. Ляо в лохмотьях, голодный, все идет по тайге, без дороги, без троп, надламывая веточки[2], и смотрит в землю, стараясь среди густой листвы рассмотреть пан-цуй.

Вот в тени, под высокой скалой, в том месте, где никогда не бывает солнца, Ляо увидел высокий мочковатый куст, с пятипалыми широкими листьями, похожими на руки человека.

Ляо задрожал. Он бросил палку, сам пластом лег на землю и криком сердца заголосил:

— Пан-цуй, не уходи, я чистый человек, я душу свою освободил от грехов, сердце мое открыто и нет у меня худых помышлений[3].

В мозгу китайца пронеслось: а вдруг он испорчен? — и корень глубоко уйдет в землю, скала, под которой пан-цуй вырос, начнет стонать и колебаться, а из заросли выскочит дух гор (тигр). Ляо боялся открыть глаза. Ветер шумел, вдали завывал волк, а ему казалось, что это стонет жень-шень.

Но вот он приоткрыл свои косые глаза и — о радость! — перед ним остался стоять его пан-цуй. Он вскочил, осторожно огляделся, внимательно осмотрел землю кругом, — здесь был только его корень, других нет. Палочками Ляо обил землю, осторожно руками вытаскивал каждый корешок жень-шеня и только к ночи добыл себе пан-цуй.

Горел костер. Над ним в манерке китаец варил корень, спускал к нему оленьи рога и клал еще что то. Вода кипела, острый запах резал ноздри. Жень-шень готов. Ляо расчистил землю, перевернул мездрой вверх свою шкуру, вытащил корень из котелка и стал из мягкого мясистого пан-цуя катать шарики, перемешивая их с клейкой массой рогов оленя. В голове Ляо твердил молитвы. Он заклинал богов помочь ему, пожалеть бедного китайца, который опять хочет быть молодым, сильным, начать вновь свою жизнь.

Пилюли готовы.

Спустилась ночь. Над тайгой заходил ветер, раздул головни и заметал искры в глухую даль.

— Духи гор запрещают принимать пан-цуй на этом месте, — решил китаец, спрятал пилюли и под огнем толстых головней задремал.

Во сне он видел Жень-Шень. Он видел, как Жень-Шень, молодой красивый человек, идет на бой с Сон-ши, хунхузом. Перед Ляо промелькнул бой и он с радостью увидел, как Сон-ши попал в плен к Жень-Шеню, который бросил его в яму. Но вот сестра Жень-Шеня полюбила Сон-ши, спасла его и снова Жень-Шень поймал хунхуза и вступил с ним в бой. Ножи сверкали. Оба катались по земле, и у скалы, где Ляо вынул пан-цуй, Сон-ши убил Жень-Шеня и сам умер от ран противника. А сестра Жень-Шеня заплакала громко на всю тайгу[4].

От ее крика Ляо проснулся. Утро. Солнце еще не поднялось. Над ним последний раз кричала карликовая сова.

Ляо поднялся, осмотрел с ужасом место, где рос жень-шень, и бегом помчался к реке Иману. На берегу он принял пилюли и на бревне решил переправиться на другой берег.

Но что с ним? Чудо уже совершается?! Он не может двигаться. Его трясет. Он ждет превращения. Он чувствует, как голова у него начинает кружиться, а внутри горит кровь.

Ляо потерял сознание. Раскинулись на горячие камни руки, голова упала на широкую листву травы.

С накаленного солнцем камня к нему на ладонь заползла змея и свилась клубком.

Теперь снова Ляо увидел Сон-ши, но сейчас Сон-ши был живой и острым ножом резал руку китайца, по которой текла его горячая и уже молодая кровь. Ляо хотел крикнуть, хотел сбить Сон-ши, но Великий Хунхуз обхватил его шею холодными пальцами и снова вместе с ним покатился к реке, где на новом месте лежал мертвый Жень-Шень.

Когда спустилась ночь, у истока Имана, среди камней, лежал на прежнем месте китаец Ляо.

На его груди свились клубком две змеи. Над головой, на высоком кедре, сидела карликовая сова, а из чащи леса к Ляо осторожно шли четыре красных уссурийских волка.