Мир приключений, 1927 № 03

МАТЕРИНСКАЯ СТРУНКА

Рассказ К. Рандольфа Личфильда

Иллюстр. М. Крестовского

Джиббертс махнул рукой, чтобы заставить замолчать подозрительного посетителя. Потом встал и шагнул к двери — не потому, что хотел выйти из комнаты, а просто потому, что был взволнован. Джиббертс положительно не знал, как поступить. То, что рассказал этот человек, было слишком хорошо, чтобы быть правдой.

Как раз в тот момент, когда он круто повернул от двери, она открылась и в комнату без доклада вошел Энгус Дикс. Энгус не был в числе постоянных сотрудников, но по временам писал сенсационные фельетоны, неожиданно появляясь в редакции. В обыкновенное время Джиббертс — кажется самый раздражительный человек на всей Флит Стрит, — обругал бы его за такое бесцеремонное вторжение. Но сегодня он приветствовал его, как посланника небес.

— Вот кого мне нужно! — радостно воскликнул Джиббертс, хватая Энгуса за руку. — Дикс, хотите вы славы для себя и для газеты? Я могу вам дать случай отличиться.

— Да, ведь, вы знаете, что я не тщеславен, — ответил Энгус.

— Так вы должны быть тщеславны! — объявил Джиббертс, подмигнув и понизив голос до шопота. — Дикс, мы, кажется, нашли Онгля.

— Онгля! — повторил с недоумением рнгус.

— Ну, да — Онгля! Не притворяйтесь, что вы не знаете, когда уже столько времени газеты требуют его казни и травят за него полицию.

— Ах, это убийца жены!

— Да за ним еще много других преступлений, почище этого. Слушайте. Вот этот человек уверяет, что видел вчера вечером Онгля в Ист-Энде и, конечно, желает получить награду, которая обещана нами за подобные сведения. Он знал Онгля в Ливерпуле три года тому назад и клянется, что не может ошибиться. Так вот, Дикс, Это дело как раз для вас. Попробуйте-ка захватить его. Не смейтесь; я говорю серьезно. Поймайте его и заставьте его говорить. Ну, что вы скажете? Попробуйте вырвать у него признание.

Вот это был бы удар, а? Подумайте только. Какой скандал для полиции, после всего шума, который они наделали! А какое торжество для нас! Наш сотрудник ловит Онгля! Можете себе представить, что бы это было? Тут стоит поработать! Захватите его и заставьте его признаться во всем. Объясните ему, что его все равно повесят, признается он в своих преступлениях или нет, но скажите ему, что если он все вам расскажет, мы обязуемся выдать сто фунтов лицу, которое он нам сам укажет. Конечно, это за раскрытие всех его преступлений. Когда все это будет напечатано, мы любезно передадим его полиции! Что у вас такой угрюмый вид? Для вас, любителя приключений, такой случай — находка.

— Позвольте вам напомнить, — с безнадежным спокойствием сказал Энгус, — что в дурную погоду мне мучительно напоминает о себе рана, которую мне нанес лев, когда я охотился в Восточной Африке. А когда я вспоминаю все рассказы про Онгля, мистер Джиббертс, — я предпочел бы иметь дело со львом.

— Пустяки! Здесь просто нужна осторожность. Надеюсь, вы не боитесь?

— Быть может и не боюсь, — пробормотал Энгус и посмотрел на невзрачного, грязного человека, робко сидящего у стола Джиббертса. Это все очень увлекательно, но сколько людей уже говорили, что видели Онгля!

— Да, но все они уверяли, что видели человека похожего на него; этот же говорит, что узнал его, несмотря на то, что он изуродован. У него отвратительная рана на лице, при чем рассечены нос и щека. Я думая, что он сделал себе это сам, чтобы изменить свою наружность, и будет прятаться, пока рана не заживет и не станет казаться старым шрамом.

— Это, пожалуй, похоже на Онгля! — воскликнул Энгус, точно пробуждаясь. — Честное слово, я бы хотел поймать его! Я еще не забыл свои прошлогодние неприятности с полицией из-за свидетельства на собаку. А моему щенку не было еще шести месяцев. Мне нужно рассчитаться с ними за это. А где вы думаете, что видели Онгля? — сурово спросил он, пересекая комнату.

Маленький, нервный человек вскочил со стула, держа в руках поношенную шляпу.

— Вы знаете Рестонскую пристань? — спросил он, тяжело дыша. — Это будет по дороге к докам Виктории. Вот дальше-то трудно вам рассказать. Но мог бы вам показать и я не ошибаюсь. Я встретил его там лицом к лицу. Но он-то меня не узнал, потому что я был за светом, понимаете, а ему фонарь светил прямо в лицо. Я могу поклясться, что это был Онгль.

А уж я так испугался, когда увидел его! Думал, что мне несдобровать. Обозлится, что я узнал, где прячется. Насколько я заметил, он прошел к Рестопским складам. А склады-то сейчас стоят пустые, значит, он может там прятаться. Ведь, склады — проданы на слом, да только до весны там работы не начнутся. И уж я чем угодно поручусь, что он там и сидит. Если вы, господин, мне не верите, так я пойду в полицию, пусть-ка они мне дадут за это что-нибудь.

— Если он там скрывается, — сказал Энгус, приглаживая свои блестящие черные волосы, — как же он достает пищу и все нужное?

— Да, это вопрос, — но, быть может, ему помогает его мать, — заметил Джиббертс. — Кто-то мне говорил, что у него есть мать, которая живет под другой фамилией. Что-то, помнится, полиция искала ее.

— Когда же вы видели этого человека? — спросил Энгус. В голосе и движениях его проглядывал возрастающий интерес. — Вчера вечером?

— Вчера вечером. Он только по вечерам и высовывает нос, пока его рана не заживет. Рана-то скверная, — как затянется, так нос непременно свернется на сторону и совсем изменит ему лицо.

— Ну, так слушайте. Сегодня в одиннадцать часов вечера ждите меня около Лондонского Госпиталя. Вы узнаете меня, потому что я заговорю с вами. Я скажу: «где этот кожевник?». Поняли? Вот вам деньги, только не напивайтесь. Если вы расскажете все это хоть одной душе, вы не получите больше ни гроша.

Не слушая просьб «прибавить еще на удочку кожевника», Энгус выпроводил посетителя.

— Ваше мнение? — спросил Джиббертс, когда дверь закрылась.

— Он говорит правду, поскольку сам ее знает, — улыбнулся Энгус. — Он недостаточно умен и дерзок, чтобы сплести такую ложь. Но, конечно, мог и ошибиться. Ну, чтож, это интересно. Я сейчас иду домой приготовиться. Теперь уже я не могу остановиться. До свидания! Я уже забыл, зачем я приходил. Да это не беда. До свидания!

— Телефонируйте, если вам понадобится помощь, или, вообще, что-нибудь.

— Хорошо, — если я соображу вовремя, — смеясь, крикнул Энгус через плечо.

— Вот там… куда я показываю. Ближе я не пойду. Если он выйдет и узнает меня…

— Отлично, — сказал Энгус, — можете итти. Когда вы услышите, что он пойман, явитесь в редакцию за наградой. Теперь уходите и никому ни слова.

Человек ушел, крадучись в тени узкой, пустынной улицы. Энгус смотрел на силует Рестонских складов, вырисовывавшийся на красноватом от городских огней небе.

Строение было не особенно большое и стояло особняком, окруженное забором. Для такого человека, как Онгль, оно могло быть очень удобным приютом. С одной стороны оно примыкало к узеньким, мрачным и дурно пахнувшим улицам, с другой — была река. Для сильного, сообразительного человека здесь, в случае погони, нашлись бы самые разнообразные возможности спасения.

Энгус вошел в тень от ворот и надел калоши. Потом, почти неслышными шагами, заглушенными калошами, пересек улицу и подошел к Рестонской пристани.

Он был прирожденный охотник и потому мысль, что преследуемый им человек может и не быть в этих местах, не помешала ему принять все возможные предосторожности. Как охотник осторожно продвигается в джунглях, где может прятаться какой-нибудь чудовищный тигр, так и Энгус проскользнул в разломанные ворота и вошел в темный двор, где мог скрываться Онгль, — почти такой же опасный и бесчеловечный, как дикий зверь. Энгус стоял спиной к воротам, держа руку на револьвере в кармане своего поношенного пиджака, а другой рукой слегка освобождая слишком туго завязанный красный платок на шее. Он оделся, как одевались бродяги Ист-Энда, чтобы не возбуждать здесь ничьих подозрений.

Минуту он стоял прислушиваясь. Но все было тихо.

Сгорбившись, легкими шагами обогнул он двор, всматриваясь во все темные углы. Но кругом не было ничего достойного внимания, кроме груды мусора, которую он тщательно и осмотрел.

Дойдя до строения, он обогнул его и, убедившись, что если Онгль и прячется в этих местах, то только в самом здании, он воспользовался первым незабитым окном и осторожно влез в него.

Перед ним зиял мрак, в сравнении с которым темные углы двора казались светлыми, и воздух был тяжелый и спертый. Но постепенно он разглядел пятна других окон и мог сообразить размеры помещения, в которое он попал. Оно должно было занимать половину нижнего этажа здания.

Может быть, Онгль сидит сейчас в одном из углов, — спит или испуганно прислушивается. Но вернее все же, что он прячется в верхнем этаже, если есть способы пробраться туда.

Мгновение Энгус стоял неподвижно, задерживая дыхание; не слыша ни звука, он, крадучись, стал огибать комнату, держась одной рукой за стену, другую не вынимая из кармана.

Он продвигался вперед так осторожно, что время казалось ему бесконечным. Наконец, он наткнулся на железную лестницу, ведшую наверх. Потом вдруг раздался короткий резкий звук и Энгус весь вздрогнул, точно от электрического тока. Наверху, на досчатый пол, упал какой-то маленький предмет, — быть может, монета, или трубка, или перочинный нож…

Переводя дух, Энгус неслышно подошел к железной лестнице и заглянул наверх, но там ничего не было видно. Отвернув пиджак, он развязал веревку, которой был обмотан вокруг пояса. Она была уже потерта, потому что ею ловили резвых коней и непокорных волов, но все-же она еще годилась для полдюжины Онглей.

Энгус закинул веревку за левое плечо и, вынув из кармана револьвер, попробовал ногой ступени лестницы. Ступени выдержали всю его тяжесть и он стал осторожно подниматься, нащупывая лестницу левой рукой.

В непроницаемом мраке вокруг он вдруг заметил пространство менее темное. Но разница была так незначительна, что он сначала принял это за обман зрения. Поднявшись еще на несколько ступеней, Энгус понял, что где-то наверху горит едва заметный свет. Тогда он так низко опустил голову, что почти касался лицом ступеней.

Когда глаза его различили линию пола, он слегка поднял голову и посмотрел.

Был ли это Онгль?

Вдали, за полосой темноты, такой глубокой, что Энгус удивился, как он мог заметить свет, — горел слабый ночник или свеча, поставленная в большой ящик. Быть может, это был жестяной ящик из-под чая, повернутый открытой стороной к стене так, что из него едва пробивался свет. На полу возле ящика лежал человек. Лицо и плечи его были едва освещены. Он был в таком расстоянии от Энгуса и свет был так скуп, что узнать этого человека было бы невозможно. Но Энгус различил резкий шрам на его большом бородатом лице и уже не сомневался, что это был Онгль.

Энгус стал размышлять.

Если бы он охотился на тигра, он бы знал, что ему делать, потому что оружие его было бы заряжено. Но так как и в заведомого убийцу нельзя стрелять с первого взгляда и револьвер, очутившись в руках отчаявшегося человека, может сыграть скверную штуку, то Энгус и не зарядил его. Обдумав хорошенько положение, Энгус решил, что лучше всего взять Онгля неожиданностью.

Онгль лежал спокойно, ничего не подозревая, видимо читая какую-то истрепанную газету.

Крадучись, как кошка, Энгус бесшумно приближался к нему. Он не мог сдержать волнение и это лишало его уверенности.

Он прошел уже половину расстояния, когда Онгль перевернул лист газеты, приподнялся и бросил взгляд в сторону Энгуса.

Тот остановился и задержал дыхание в мучительной нерешимости. Он не подошел еще достаточно близко, чтобы броситься на Онгля, страшная зверская наружность которого обещала мало хорошего.

Вглядываясь внимательно, Энгус увидел, как на лице Онгля появилось выражение злобы, как напряглась его шея. Что-то, — быть может, слабый блеск револьвера во мраке, — выдало его присутствие. Энгус кинулся вперед.

— Стой, Онгль, или я стреляю! — громко крикнул он.

Онгль хотел вскочить на ноги. Но он сделал ошибку, желая одновременно потушить свет, и Энгус успел подскочить и повалить его на пол.

Он был ловчее Онгля и когда они катились на пол, схватил его левой рукой за горло и щелкнул револьвером у самого уха.

— Не стреляйте! — сдавленным голосам, почти не сопротивляясь, прохрипел Онгль. — Дайте мне встать, — вы меня все равно поймали. Дайте мне встать!

— Да, я тебя поймал! — прошипел Энгус, — и стоит мне только выстрелить, как сюда прибегут двенадцать человек. Но мне надо сначала поговорить. Стой смирно!

В это мгновение из правой руки Энгуса, сжатой противником точно клещами, выпал револьвер. Онгль вскочил и поднял Энгуса на воздух.

— Один из нас — поймал другого! — задыхаясь, пробормотал он, стараясь перебросить Энгуса через плечо. Но тот крепко обнял коленами его бедра и, точно прилипнув к нему всем телом, высвободил правую руку и ударил Онгля по голове.

Удар был не очень сильный, но Онгль покачнулся, и Энгус едва не бросил его снова на пол. Но он вывернулся и, отклонившись назад швырнул Энгуса об стену.

Невольный стон вырвался у Энгуса, когда его стройное тело ударилось об стену, прижатое плечом Онгля. Инстинкт самосохранения придал ему силы, и он снова изловчился и хватил противника по голове.

Онгль откачнулся, потом упад на четвереньки, низко опустив голову, — удар оглушил его.

Не теряя времени, Энгус быстро связал ему ноги и, пока тот еще не пришел окончательно в себя, повернул его на спину и связал руки.

Дело было сделано; Онгль был в его руках и как это оказалось просто!

Он отступил назад и, глубоко вздохнув, вытер пот с лица. В бессильной злобе, Онгль осыпал его ругательствами.

— Перестаньте! — угрожающе перебил его Энгус. — Вы теперь в моих руках. Но прежде, чем я передам вас полиции, мне нужно с вами поговорить… Мне нужно…

Поток бессмысленных проклятий и ругательств не дал ему продолжать. Энгус отодвинул чайный ящик от стены так, чтобы свет, открытый теперь, падал прямо на пытавшегося освободиться человека и присел отдохнуть.

Некоторое время Онгль с искаженным от злобы лицом, на котором резко выделялся полузаживший шрам, еще пытался высвободить руки.

Но все усилия его не привели ни к чему, и он упал на пол, совершенно обессилев.

Энгус встал и, подтащив Онгля к стене, посадил его.

— Теперь слушайте меня, Джэмс Онгль, — сказал он, по-турецки усевшись возле Онгля. Потом он вынул записную книжку и карандаш. — Надеюсь, вы не отрицаете, что вы Онгль? Эго было бы напрасной потерей времени, которое вы можете использовать гораздо лучше. Если вы мне подробно расскажете свою карьеру так, чтобы я мог поместить ваш рассказ в газете, мы выплатим сто фунтов любому лицу, которое вы укажете.

Налитые кровью глаза Онгля злобно смотрели на Энгуса.

— Вам это не может повредить, зато даст вам возможность облагодетельствовать кого-нибудь. Я думаю, что даже у вас есть кто-нибудь, кому вы хотели бы оставить сто фунтов? Ведь, вы стоите лицом к лицу со смертью; надежды на спасение нет никакой; никакое запирательство вам не поможет. Но вы можете еще заработать сто фунтов, поговорив со мной немножко, прежде чем я вас передам полиции. У вас, ведь, кажется, есть где-то мать? — и перед смертью вам, наверно, захочется сделать ей что-нибудь приятное? Подумайте только, какая для вас сумма сто фунтов! Ей, верно, тяжело живется, может быть, она больна…

— Нет, кажется так с вами не договоришься. Попробуем иначе. Я думаю, что еще ни одному убийце не делали такого предложения. Человек в вашем положении должен был бы гордиться, что может оставить старухе матери кругленькую сумму.

Энгус недоумевал, почему вдруг изменилось выражение лица Онгля. Он все еще глядел затравленным зверем, но губы его точно дрогнули от лукавой усмешки. Энгус подозрительно оглянулся и сейчас же вскочил на ноги. Он поднял с пола револьвер, не спуская глаз с закутанной в платок головы, поднимавшейся в отверстие винтовой лестницы.

Это была женщина и при виде Энгуса она торопливо вылезла наверх. Маленькая, невзрачная фигурка, с таким худым и бледным лицом, что оно точно светилось во мраке. Она взволнованно пробежала мимо Энгуса и крикнула:

— Джим! Неужели ты попался! Ох!..

— Вы его, мать? — спросил Энгус, чувствуя глубокую жалость, но заграждая ей дорогу. — Если да, то ваш приход…

— Да, я его мать! — яростно крикнула она, угрожающим жестам запахиваясь платком. — И я никого не боюсь! О, Джим, как это случилось, как это случилось?..

— Бей его, мать! — хриплым от злобы голосом приказал Онгль.

— Господи! — в отчаянии разражаясь слезами, простонала женщина, — как же я могу его бить!..

— Конечно, вы не можете, — спокойно сказал ей Энгус. — Вам же было бы хуже. Рано или поздно его все равно поймали бы. Я тут втолковывал ему, как он мог бы раздобыть для вас сто фунтов, которые вам, конечно, пригодились бы. Что это у вас под платком? Еда?

— Да, — грубо ответила она, — что же, вы думаете, мать даст ему умереть с голоду?

— Бей его, дура! — закричал Онгль, — вырви у него револьвер! Чего ты зеваешь!

Она торопливо положила на коробку из-под чая краюху хлеба и жестянку с рыбными консервами, точно собираясь исполнить приказание сына. Но Энгус подошел к ней, грозя револьвером.

— Слушайте меня. — внушительно произнес он. — Хотя мне вас и жаль, но у сына вашего нет уже никакой надежды на спасение. Но он еще может помочь вам. Если он мне расскажет о себе всю правду, то издатель газеты, в которой я работаю, выплатит вам или тому, кого он укажет, сто фунтов. И деньги вы можете получить хоть завтра. Подумайте — сто фунтов!

Ее худое, бледное лицо оживилось, а в провалившихся глазах блеснул огонек надежды. — Сто фунтов! — задыхаясь, пробормотала она, — мне?!

— Да, — с увлечением подтвердил Энгус, — и ему это нисколько не повредит.

Она еще раз шопотом повторила сумму и вопросительно посмотрела на сына. Потом вдруг схватила банку с консервами и ударила ею соблазнителя.

Где-то, в полном мраке и молчании, Энгус пришел в себя. Состояние его было не из приятных. Голова мучительно ныла, члены были сведены судорогой, а в левом ребре чувствовалась острая боль. Он вспомнил все и зажег спичку.

Кругом не было ни души. Возле него лежала его веревка, разрезанная на мелкие куски, и банка с консервами.

С трудом двигаясь, спустился он по железной лестнице и, точно вор, прошмыгнул на темную узкую улицу.

Добравшись до редакции, он, едва волоча ноги, вошел в кабинет Джиббертса.

— Ну, что же! — взволнованно вскочил ему тот навстречу, — что случилось? Где вы были, Дикс?

— Я встретился с его матерью, — со слабой улыбкой, устало опускаясь на стул, сказал Энгус. — Я задел «материнскую струнку», Джиббертс, — и это отозвалось ударом банки с консервами.

Джиббертс бессильно сжал кулаки.

— Так это правда — вы его прозевали! — крикнул он вне себя. — Я догадался… Я боялся верить, когда мне телефонировали, что полицейская лодка выловила Онгля в реке. Господи, какая неудача!

— Выловили его… О!!

— Есть у вас хоть что-нибудь для печати?

— Ни одной строчки, — ответил Энгус, задумчиво улыбаясь, — я говорю вам, что там была его мать. Она предпочла дать сыну возможность спастись, чем получить сто фунтов. Дайте-ка вашу руку, попробуйте какая у меня здесь шишка!