Мир приключений, 1961 (№6)

К СОВЕТСКОЙ МОЛОДЕЖИ

Юные друзья!

В час, когда вы прочтете эти строчки, возможно, ваши старшие товарищи уже ступят на Луну. Достижения советской науки и техники в астронавтике, вызвавшие восхищение у людей всего света, следуют одно за другим в таком темпе, что едва решаешься о них говорить в какой-нибудь книге. Ведь за ними не угнаться. Когда книга выходит, материал уже устарел… Не вызывает сомнения, что все ваши взоры устремлены сейчас на Луну и дальше, в космические пространства. Сердца ваши горят высокой страстью к открытиям, приключениям, к освоению Вселенной. Можно не сомневаться, что многие из вас решили посвятить свою жизнь обследованию нашей солнечной системы.

Но интерес, который мы сегодня испытываем к далеким мирам, не должен все же приводить к забвению нашей старушки Земли, нашей поилицы и кормилицы в течение по меньшей мере… миллиона лет!

В самом деле, планету свою мы изучили еще весьма поверхностно, и перечень всех ее богатств еще далеко не закончен. Еще не раскрыто много тайн. Остается совершить еще не одно открытие, и, в частности, в области зоологии. Вот это-то я и старался подчеркнуть в моей книге.

И вот, в то время как некоторые из вас будут штурмовать межпланетные просторы или осторожно продвигаться по поверхности иных миров, необходимо, чтобы другие ваши товарищи продолжали исследование самых потайных уголков нашего земного шара в поисках не обнаруженных еще, вымирающих, или неизвестных существ.

Это совершенно необходимо и не терпит отлагательства не только потому, что раз начатое дело надо всегда кончать, но и потому, что, чересчур долго откладывая такие поиски, мы рискуем тем, что эти существа окончательно исчезнут.

Увы! Во многих точках земного шара люди слепо разрушают природу, и живые существа при этом гибнут.

Там, где нам известно, что они еще водятся, мы их можем как-то спасти. Но сколько еще существует зоологических тайн и загадок!.. Сколько есть мест, где о недавнем существовании удивительных животных мы узнали уже после того, как они вымерли! Как же спасти от уничтожения еще не открытые живые существа?

Те из вас, кто посвятит свою жизнь изучению животного мира и зоологическим открытиям, возможно, встретят непонимание и будут обескуражены, когда объявят о своем желании пуститься на поиски какого-нибудь еще не известного науке животного. Над ними будут посмеиваться, им будут совать в нос ученые книги, в которых сказано, что данное животное существует только в воображении «примитивных» людей и вралей разных мастей. Вас будут называть дон-кихотами и вам будут советовать заняться более серьезными вещами.

Но, когда посвящаешь себя научным исследованиям, надо прислушиваться лишь к велениям собственных сердца и разума. Надо уметь наблюдать, все изучать и проверять опытом, устанавливать факты наблюдением и на основании этого приходить к своему выводу, даже если на первых порах вывод этот покажется выходящим из рамок привычных представлений.

Поразмыслите над мудрыми словами известного французского зоолога, профессора Пьера-Поля Грассе: «Девизом ученого должна быть независимость мысли. Оттого-то молодые ученые и чаще открывают новое, что над ними не довлеют воспринятые от других обеспложивающие мысли. Смелость, даже дерзновенность — хорошая предпосылка для того, чтобы успеть в науке».

Однако не излишни ли все эти советы? Вы принадлежите к народу, у которого особенно развиты уважение и любовь к природе. Народ ваш, стряхнувший парализующее ярмо прошлого, страстно устремлен к прогрессу. И все вы молоды!

Буду же надеяться, что моя книга пробудит в некоторых из вас тягу к призванию зоолога.

Остается лишь пожелать вам всяческих успехов. У вас есть все для этого!

Глава первая МОРСКИЕ ЗМЕИ И К^о?

Жажда чудесного вполне естественна. Кто из людей не мечтает вырваться из «обыденщины», не грезит о «приключении?? Казалось бы, что печать должна широко использовать это столь распространенное стремление. И все же современные газеты уделяют лишь ничтожное место, да и то на четвертой странице, сообщениям вроде следующих:

«Токио, 11 марта 1952 года («Франс-пресс»). Корейские зоологи охотятся за морским змеем длиной около 15 метров и шириной 1 метр. Это чудовище обитает на острове Пепсон, в 25 километрах от Пусана. Полагают, что это оно проглотило в прошлом году восемнадцатилетнюю девушку».

«Лондон, 27 августа 1953 года («Франс-пресс»). Чудовище Лох-Несса воскресло. Рыбаки Жирвана графства Айршира в Шотландии утверждают, что ими было замечено в устье Клайда все покрытое щетиной чудовище ростом около 10 метров и с хвостом около 4 метров; у чудовища была верблюжья голова и шея жирафа».

«Иоганнесбург. 17 января 1954 года («Франс-пресс»). По сообщению «Сёндей таймс», в Южной Африке, в труднодоступном районе Карроо, обнаружено доисторическое животное. В газете говорится далее, что на этой неделе выедет из Иоганнесбурга экспедиция палеонтологов и охотников. Экспедиция направится в район, где, по свидетельству некоторых автомобилистов, было замечено удивительное животное. Цель ученых — изловить чудовище. По некоторым данным, длина его около 12 футов (3,5 метра), а туловище заканчивается огромным хвостом. Предполагают, что речь идет о животном из разряда исчезнувших уже много миллионов лет назад».

Конечно, место, отведенное в газете тому или иному сообщению, определяется интересом, который оно должно вызвать у читателей. И вот приходится признать, что «морской змей» или обезьяночеловек, доисторические чудовища и гигантские каракатицы уже утратили интерес и привлекательность не только в глазах читателей, но и журналистов.

С тех пор как мы переступили порог атомного века, обывателя, очевидно, все меньше и меньше интересует возможность существования неведомых науке таинственных чудовищ, скрывающихся в малодоступных местностях. Теперь взоры людей обращены в межпланетное пространство, быть может таящее неизвестную угрозу.

Показательно, что печать проявила интерес к кистеперой рыбе латимерии, этому удивительному существу, как бы явившемуся к нам из другой эры, лишь спустя пятнадцать лет после того, как ее впервые обнаружили. Понадобилось поймать с полдюжины этих «воскресших ископаемых», чтобы Парижский музей объявил с барабанным боем об организации выставки нескольких экземпляров замечательных рыб, — и чтобы газеты и их читатели начали проявлять к ним некоторый интерес.

Однако ведь не всегда было так.

В 1900 году всюду заговорили об открытии в африканских дебрях окапи — животного явно доисторического облика. Во все слои общества проникла молва о существовании в горах Конго неизвестного вида гигантских горилл. Ученые были готовы допустить возможность существования и по сей день в Патагонии гигантского ленивца, не лазающего по деревьям. Обнаруженные на Яве останки обезьяночеловека — питекантропа — вызвали оживленные споры.

Упадок интереса к зоологическим открытиям объясняется в значительной мере тем, что западная печать слишком часто публикует непроверенные слухи.

Не так давно одно агентство опубликовало фотографию огромного животного, выброшенного на берег близ Суэца. Подпись под фото гласила: «Чудовище полукит-полумамонт». И правда, было сфотографировано большое китообразное животное, обладавшее, казалось, подобием слоновых бивней. Но опытный наблюдатель тотчас же распознал бы этого «полумамонта»: был заснят обыкновенный кит с вывороченными вследствие какого-то несчастного случая — взрыва ли мины, столкновения ли с винтом парохода — челюстями.

Незадолго до мировой войны некоторые газеты и журналы сообщили, что в Северной Африке обнаружен живой обезьяночеловек, по имени Аззо. Была приложена и фотография. В действительности дело шло о несчастном уроде: идиоте-микроцефале.

Понятно, что, никогда не находя подтверждений со стороны авторитетных научных кругов, читатель постепенно утратил доверие к подобным сообщениям. «Последней каплей» явились некоторые традиционные «утки».

Шутки, которыми газетчики окружили сообщения о чудовище Лох-Несса, были столь язвительны, что ни одна официальная комиссия не решилась заняться научной проверкой на месте этих сообщений. И, может быть, зубоскальство нескольких невежественных писак лишило человечество случая совершить замечательное зоологическое открытие [39].

Наша планета еще хранит много тайн

Результатом вышесказанного и явилось то, что как скептики, так и наивные люди совершенно одинаково воспринимают известия о любых фантастических животных, которые им время от времени преподносят газеты. А между тем сколько известий, заслуживающих доверия, примешиваются к самым сказочным сообщениям! Все равно — рассказы о любых морских змеях и им подобных сухопутных чудовищах без разбору осмеиваются.

Причина такого отношения — укоренившаяся в сознании людей мысль: наша Земля изучена из края в край.

В действительности же загадки нашей планеты еще далеко не разгаданы. Земля таит гораздо больше чудес, чем это кажется на первый взгляд. Неужели можно потерять интерес к нашей планете. Ведь мы знаем ее, в общем, лишь только как землемеры. Нам, правда, известны форма и величина Земли, очертания ее материков, покрывающая ее растительность. Кое-где мы даже поскребли земную кору и узнали ее состав. Мы исследовали в общих чертах рельеф дна океана и морские течения. Но разве биолог, которому удалось сделать точный набросок человека, может без зазнайства утверждать, что в совершенстве знаком с его анатомией и гистологией?

В наши дни увлечение великими географическими открытиями мало-помалу проходит: больших «белых пятен» на карте Земли не осталось. Конечно, не может быть и речи об открытии неведомых материков. Но что нам по существу известно о том, что таят в себе едва исследованные джунгли и пустыни, что мы знаем об океанских глубинах? Да и все ли известно нам даже в более доступных уголках земного шара? Даже в… Европе?

Белые пустыни полюсов

Человек наконец начинает догадываться о возможности открытия то тут, то там чудеснейших явлений, о которых он и не подозревал. Это вновь пробуждает в нем страсть к приключениям, к покорению мира, убивает в нем равнодушие. Он начинает сознавать, что не только в морских глубинах, не только на вершинах Гималаев или среди полярных льдов следует искать неведомые миры.

Я не собираюсь соблазнять вас исследованиями животного мира иных планет. Мой замысел скромнее и вместе с тем — честолюбивее. Мне хочется оживить перед вами целый ковчег загадочных существ. Несмотря на свое земное происхождение, все они — удивительны. Речь пойдет о животных еще неизвестных зоологам или, во всяком случае, еще не зарегистрированных в каталогах современной фауны.

Предварительно сделаем небольшой обзор тех районов земного шара, в которых есть надежда обнаружить таких животных.

Отметим лишь вскользь, ввиду ее весьма сурового и малогостеприимного характера, Антарктиду. Огромный материк этот площадью в 14 миллионов квадратных километров вдвое больше Австралии и равен Западной Европе и Соединенным Штатам вместе взятым. Почти две трети Антарктиды не обследованы. Это наименее благоприятный для жизни материк: лишь киты, касатки, тюлени в его водах да пингвины и некоторые другие морские птицы чувствуют себя здесь хорошо. Вряд ли в сердце Антарктиды будут обнаружены виды, еще неизвестные науке. И все же такая вероятность полностью не исключена.

Мало известна нам и Гренландия, особенно ее центральная часть. Но над островом совершено множество полетов на небольшой высоте: на этом снежно-ледяном саване ничто не ускользнет от взора воздушного наблюдателя. Поэтому можно считать вполне правильным мнение известного исследователя полярных земель Поля-Эмиля Виктора: «Возможно, что когда-нибудь и найдут в этих районах еще неизвестные виды животных, но следует сразу же оговориться: речь может идти лишь о небольших животных, например о насекомых».

Африка еще не открыла все свои тайны

Хотя Африка и исследована значительно лучше, все же она представляет гораздо больше возможностей для натуралиста.

Обычно считают совершенно неисследованными только некоторые районы центральной части Калагари (большой, поросшей кустарником пустыни на юге материка). Но в действительности имеются еще многочисленные весьма поверхностно обследованные районы. Между тем на картах, изображающих пустыню Калагари, не увидишь «белых пятен», заставляющих грезить на школьной скамье юных искателей приключений. Дело в том, что точки зрения географа и натуралиста далеко не совпадают.

Для географа ряд геодезических измерений, произведенных подчас даже издалека, как, например, в горной местности, набросок реки, пройденной в пироге или обследованной вдоль берега, несколько фотографий, заснятых с самолета, вполне достаточны, чтобы его удовлетворить и чтобы заполнить «пустые места» на карте.

Исследовательская работа натуралиста начинается лишь после окончания топографической съемки: естествоиспытателя интересует в первую очередь, что скрывается на самом деле за лаконизмом терминов картографа. Что там, на этих обширных площадях, обозначенных на карте как «густолесье», «болото», «пустыня» и т. д.? Широкое применение воздушной фотосъемки и подавно укрепило иллюзию, что мы хорошо знаем свою планету, что она не хранит более никаких тайн. При этом забывают, что на фотографиях, на которых засняты леса, покрытые высокими травами степи или заросли кустарников, нельзя и мечтать различить каких-либо животных, будь они даже ростом с носорога или слона.

К районам, в которых можно найти еще неизвестных науке крупных животных, нужно раньше всего отнести экваториальный лес полосы дождей. Этот лес опоясывает почти всю Африку, от Либерии до страны Больших Озер. Не забывайте, что именно этой полосе непролазной чащи мы обязаны шестью самыми «большими» зоологическими открытиями века, а их и все-то легко пересчитать на пальцах обеих рук. Да и что в этом удивительного! Деревья здесь достигают высоты 60 метров, а ветви их переплелись так тесно, что образуют сплошной свод, сквозь который едва проникают солнечные лучи. Этот зеленый колпак не отдает полученного тепла и превращает дремучий лес в паровую баню.

«Если человек и проник в эту зону, — пишет американский натуралист Герберт Ланг, — то он совершил это, так сказать, «с птичьего полета». А известно, что птицы пролетают над этими негостеприимными местами с утроенной скоростью. Многочисленных туристов-спортсменов, посетивших почти все уголки Африки, ничто не привлекало в эти леса. И действительно, изредка появляющиеся из западной части Экваториальной Африки мертвенно-бледные люди с искаженными лицами отнюдь не располагают любителей развлечений к такому «приключению». Есть что-то ужасающее в бескрайности этого девственного леса: он тянется почти непрерывно на 3000 километров, от берегов Гвинеи до Рувензори, и покрывает более половины материка. Вопреки обычно пышной фауне и флоре тропиков, это один из самых безотрадных районов земного шара. Палящее солнце накаляет квадратные километры листвы, и постоянная жара в 100 градусов по Фаренгейту (около 40° Цельсия) создает влажную, совершенно нестерпимую атмосферу. Над всей этой зоной свирепствуют почти ежедневные грозы. Туземцы в этих краях стали каннибалами. Тысячи могил белых пришельцев служат памятником тем, кого жажда приключений привела в эти места и чья жизнь оборвалась столь внезапно».

Отметим также в сердце Африки горные районы Кении и Катанги, а также зоны болот и озер, в которых могут укрываться еще неизвестные науке крупные животные: озера Родезии, болота Аддара (с поверхностью в 4000 квадратных километров) или болота Бар-эль-Гхазаля (суданский приток Белого Нила), занимающие еще большую площадь, отдельные участки которых никогда не были исследованы.

«Белые пятна» планеты

В Азии арабская пустыня Дахна, простирающаяся от берегов Красного моря до Персидского залива, почти не посещалась человеком, во всяком случае — человеком Запада.

«Это наименее исследованная пустыня на Земле, — пишет географ Моретт. — Она изучена значительно меньше, чем полюсы».

Эта зона постоянного зноя привлекает главным образом археологов. Они ищут в иссушенной солнцем и совершенно обеспложенной земле остатки древних цивилизаций, в том числе легендарную страну царицы Савской.

Более богатые возможности представляют для натуралистов отроги Гималаев, северные и юго-восточные долины этого горного массива, ставшего символом гигантизма. Что касается великой сибирской тайги, то ее бескрайние просторы служат ей наилучшей защитой.

Неисчерпаемым кладом для зоолога остаются тропические джунгли стран, почитаемых хорошо изученными. Джунгли в сердце Индии, Бирмы, в стране Мои, в Индокитае и Малакке, в центре Борнео и Суматры еще очень богаты всякими неожиданностями. О центральной, горной части Новой Гвинеи нам почти ничего не известно, разве только что многочисленные племена, в том числе и пигмеи, живут там еще в каменном веке. Только в 1938 году американский натуралист Ричард Арчбол случайно открыл в западной части острова прекрасно орошенную долину с населением в 60 тысяч человек.

Еще совсем недавно, в июне 1954 года, в юго-западных долинах острова были замечены с самолетов совершенно неизвестные племена. Предполагают, что общая численность их около 100 тысяч человек. Это равно одной трети общего числа папуасов, значившихся до сих пор по переписи.

Что уж говорить об Австралии, материке, почти вся центральная часть которого покрыта песками, солончаками или колючим кустарником. К наименее сопротивляющимся проникновению «белых людей» районам этого материка можно отнести разве только степи, поросшие высокой травой и усеянные чахлыми деревцами. Только искатели счастья, которым весьма сомнительная надежда открыть золотую жилу придает мужество, иногда отваживаются проникнуть в сердце неисследованных земель. По возвращении они часто рассказывают о невероятных животных, встреченных ими, но слушатели обычно относят их на счет бреда. А разве невозможны изумительнейшие находки на материке, где некоторые горные хребты обследованы лишь с самолета?

Потерянные миры зеленого материка

Однако самым загадочным материком следует считать Южную Америку. «Белые пятна» — свидетели нашего невежества — мелькают на ее карте повсюду. На наиболее подробных картах бассейн Амазонки напоминает огромный ломоть швейцарского сыра: столько здесь пятен. Бертран Флорнуа, многие годы путешествовавший по этому району, говорит о нем как о «величайшей стране деревьев, раскинувшейся на пять миллионов квадратных километров». Чем объяснить, что, несмотря на пятивековое изучение этого района, все же не удалось проникнуть во все его тайны?

«Дело в том, — говорит Флорнуа, — что девственным лес постоянно оказывает могучее сопротивление усилиям человека. За немногие часы он преобразует всякую гниль в торжествующую новую жизнь. Прорубаешь тропинку — она тотчас же зарастает. Когда пролетаешь на самолете над амазонским лесом, то такие города, как Белем и Манаос в Бразилии, Икитос в Перу, похожи на лесные прогалины, а подлинные прогалины, на которых живут индейцы, вообще не видны».

Болота, окруженные вышележащими землями, — все это покрыто и скрыто густыми зарослями пышной растительности. Разве не представляет такая природа наилучшего убежища для всякого рода животных?

Кроме самого сердца, Матто Гроссо можно считать практически необследованными: значительную часть Колумбии, пограничные районы Венецуэлы и Гвианы и значительные участки андских Кордильер. Даже лесная часть Патагонии исследована далеко не полностью.

Наконец, существует уголок Южной Америки, заслуживающий особого внимания не только потому, что здесь предполагают существование «маленьких человечков» и загадочных чудовищ. Эта замечательная местность представляет собой в некотором роде образец естественного, почти недоступного заповедника. Речь идет о районе Венецуэлы у истоков Ориноко.

Здесь, в Великой Саванне — почти непроходимых джунглях, — возвышаются мезас: величайшие плоскогорья песчаника, совершенно отрезанные от остального мира отвесными скалами высотой от 1000 до 3000 метров. Некоторые из этих мезас — настоящие острова, поднимающиеся над океаном растительности, — достигают 30 километров в длину. О том, что находится на этих плоскогорьях, покрытых густой растительностью, в большинстве случаев ничего не известно. На тех из них, которые удалось обследовать, обнаружены среди прочих животных неизвестные для других мест этого района грызуны. Животный мир мезас напоминает фауну венецуэльских Анд, расположенных в сотнях километров к западу. Эти мезас изолированы уже с незапамятных времен.

Исследования этих плоскогорий в большинстве случаев нелегкое дело. В 1937 году летчик и исследователь Джимми Энджел попытался приземлиться на одном из мезас, на Ауян-Тепюи (Горе Дьявола), и потерпел аварию над болотом у самого края скалы. Он был лишен возможности использовать свой частичный успех, так как смог передвигаться лишь в районе радиусом не более нескольких сот метров от места падения. На протяжении веков мезас столь иссечены эрозией, что образовавшиеся здесь расселины создают непреодолимые препятствия.

О нашем незнании венецуэльской Гран-Сабана не говорит даже, а кричит во весь голос открытие того же Джимми Энджела. Он обнаружил здесь водопад, который в пятнадцать раз больше Ниагары. Выбиваясь из вертикальной стены Ауян-Тепюи вышиной в 1500 метров, огромные потоки воды низвергаются с высоты 980 метров: тройной высоты Эйфелевой башни. Источники этих водопадов обычно скрыты за облаками, и поэтому индейцы племени таурепанес когда-то рассказывали, что в краю существуют страшные водопады, низвергающиеся прямо с небес. Конечно, им не поверили.

Тот факт, что величайший в мире водопад мог так долго ускользать от внимания путешественников, должен заставить задуматься скептиков. А между тем попробуй кто-нибудь сказать, что обнаружил там бронтозавра или какое-либо иное чудовище, и его засмеют…

К слову сказать, часто говорят, что именно эти мезас в глубине Венесуэлы и дали Конан-Дойлю мысль написать его знаменитую книгу «Потерянный мир». В книге этой, как, вероятно, помнит читатель, английские путешественники открывают в Южной Америке отрезанное от остального мира высокое плоскогорье. На нем среди других пережитков прошлого сохранилась не только фауна гигантских пресмыкающихся, но даже и обезьяночеловек.

На самом деле, как в этом можно убедиться, читая воспоминания полковника Фаусетта, основой для увлекательного вымысла Конан-Дойля послужили Рикардо-Франко-Хиллс, расположенные на рубеже Бразилии и Восточной Боливии. Вот что он писал о своем пребывании в 1908 году в местности, которую называет «отравленным адом Рио-Верде» и где он и его спутники находились на краю гибели:

«Прямо над нами возвышались Рикардо-Франко-Хиллс с плоскими загадочными вершинами, склоны которых изборождены глубокими расселинами. Время и человек оставили эти вершины в неприкосновенности. Они возвышались здесь, покрытые лесами, словно потерянный мир, и воображение смело могло населить их существами, уцелевшими от давно прошедших веков. За оградой из неприступных скал, избавленные от борьбы с новыми условиями изменяющейся природы, чудовища зари рода человеческого, может быть, продолжали владычествовать здесь — пленники, сберегаемые в мезас, словно в естественном заповеднике. Так думал, во всяком случае, Конан-Дойль, когда впоследствии, в Лондоне, я рассказывал ему об этих возвышенностях и показывал сделанные мной снимки. Он мечтал написать роман с местом действия в центре Южной Америки и расспрашивал меня о многом. В результате появился его «Потерянный мир», который заслужил столь громкий успех».

Сколько романтически настроенных натуралистов, сколько юных, жаждущих приключений зоологов, должно быть, мечтали, прочтя этот увлекательный роман, об открытии такого «потерянного мира»!..

Наивно предполагать, что, для того чтобы быть избавленным от конкуренции с другими, прогрессирующими видами, доисторическим животным нужно оказаться пленниками на вершине мезас или на каком-нибудь маленьком островке. Большой остров и даже целый материк могут с таким же успехом оказаться «заповедником». — Австралия — «потерянный мир» сумчатых, Мадагаскар — «заповедник» лемуров, Новая Зеландия — первоящеров, а еще совсем недавно — и гигантов из птичьего мира. Даже некоторые малопригодные для большинства животных местности могут оказаться надежным убежищем для приспособившихся к этим условиям. Какой-нибудь участок девственного леса, болото, высокая гора, подземная пещера — всюду могут оказаться «потерянные миры». Впереди еще много удивительнейших зоологических открытий…

«Неизвестная земля» зоологов

По правде говоря, для пытливого зоолога вся наша планета может быть названа «неизвестной землей».

Что уж говорить об ихтиологах и других специалистах, изучающих морских животных: фауна океанов, покрывающих почти три четверти поверхности земного шара, обещает широчайшее поле деятельности. Думается, что до сих пор мы знаем о существовании еще не всех самых больших представителей морской фауны. В самом деле, существование гигантского «морского змея», вызывающее столько недоверия, сегодня не столь уж сомнительно: спорят лишь о его внешности и размерах.

В море каждая заброшенная сеть несет надежду на поимку чего-нибудь нового. Так, в одном только Калифорнийском заливе в 1952 году было выловлено не менее пятидесяти новых видов и разновидностей рыб, а этот залив не какое-нибудь труднодоступное место. Нет даже необходимости самому заниматься рыбной ловлей, чтобы открыть новый вид. Ихтиологи, описавшие новых калифорнийских рыб, впоследствии обнаружили, что некоторыми из их «крестников» торгуют на мексиканских базарах!

Такие открытия возможны не только на рыночных площадях городов и сел. Некоторые млекопитающие и птицы новых для науки видов и родов были открыты в коллекциях музеев, а однажды даже… в зоологическом саду.

Казалось бы, что сухопутную и пресноводную фауну мы знаем лучше, чем морскую, а следовательно, здесь не так легко обнаружить новые для науки виды. По правде говоря, все зависит от размеров животных.

Энтомолог, например, может обогатить науку, исследуя насекомых своего сада. Столь же велики возможности открытий и для натуралистов, специализировавшихся на изучении других сухопутных или пресноводных беспозвоночных. А если они займутся обследованием глубоких колодцев, пещер и подземных рек, то они наверняка сделают интереснейшие находки. Пещероведы-спелеологи то и дело открывают новые и новые виды беспозвоночных животных; создался даже особый раздел зоологии, изучающий подземную фауну.

«Но, — пишет доктор Морис Бертон из Британского музея, — если удовлетвориться насекомыми, пауками и другими маленькими существами, то незачем искать их в труднодоступных местах: новые формы их можно найти на пороге своего дома».

Что же удивляться большой добыче энтомологов: каждый год они описывают примерно по пяти тысяч новых видов насекомых.

Описания новых видов сухопутных позвоночных малых размеров уже более редки, и все же ежегодно они насчитываются десятками. В большинстве случаев речь идет о маленьких грызунах, иногда о малых рукокрылых, насекомоядных, сумчатых, реже — о птицах, еще реже — о пресмыкающихся и земноводных.

Однако, как только дело коснется открытия неизвестных животных больших размеров, так поле деятельности зоолога сразу сужается: в общем, оно ограничивается уже указанными нами районами. Отметим все же, что, исключая даже Антарктиду, плохо или совсем не изученные районы представляют собой все же примерно десятую часть поверхности суши.

Впрочем, всякий, кто хоть немного путешествовал, знает, что даже в наилучше изученных краях существуют малодоступные уголки, которые могут послужить убежищем неизвестных науке животных.

Вот один из замечательных примеров.

Альпийский «червь с лапками»

Уже много раз рассказывали о том, что в швейцарских и австрийских Альпах встречается некая «ящерица» длиной от 60 до 90 сантиметров, которую еще никогда не удавалось изловить.

Понаслышке, это загадочное существо, обычно называемое татцельвурм, то есть «червь с лапками», хорошо известно всем жителям Альп. Впрочем, из долины в долину это название меняется: бергштуцен, даацлвурм, а то и праатцельвурм. В одном баварском руководстве для охотников и натуралистов это животное было названо даже штоллвурм (пещерный червь). В этой книжке есть весьма занятное изображение этого «пещерного червя»: нечто вроде чешуйчатой сигары, вооруженной устрашающими зубами и обладающей какими-то ничтожными остатками лап. Рисунок этот был сделан автором книжки на основании указаний одного из его друзей, якобы убившего однажды загадочного «червя».

Но вот горе — никогда труп или хотя бы скелет не был исследован учеными.

В том, что животное существует, не может быть сомнения. Проведенное в 30-х годах группой корреспондентов местных газет и научных журналов расследование позволило собрать и сопоставить свидетельства примерно шестидесяти очевидцев. Все они сходятся на том, что животное имеет в длину от 60 до 90 сантиметров, что его тело скорее цилиндрической формы, причем задняя часть его как бы внезапно обрывается. Оно коричневатого цвета на спине, более светлое — на брюхе. У него короткий толстый хвост, большая голова с выпуклыми глазами, шея не намечена. Лапки так малы, что некоторые очевидцы отрицают наличие у него задней пары. Уверяют также, что животное покрыто чешуей, но это подтверждают не все. Во всяком случае, все сходятся на том, что оно шипит, как змея.

Конечно, некоторые рассказы о татцельвурме могут показаться подозрительными. Так, утверждают, что он способен делать прыжки от двух до трех метров. Ему приписывают также по меньшей мере удивительною для ящериц злобность. Говорят даже, что животное очень ядовито, что «одно его дыхание несет смерть».

Несмотря на множество рассказов, относящихся к татцельвурму, многие натуралисты сомневаются в его существовании. Некоторые скептики утверждали, что легенда о «черве с лапками» не выдерживает критики уже по той простой причине, что якобы не существует ядовитых ящериц.

Если в общем это и верно, то все же есть исключение: ядозубы. Это единственное семейство ядовитых яшериц, опасных даже для человека. Известно всего три вида ядозубов: жилатье (Мексика), эскорпион (Техас, Аризона) и лантанот (остров Борнео). Эти неуклюжие и малоподвижные ящерицы достигают 75 сантиметров длины и вполне заслуживают данное им прозвище, хотя оно и не вполне точно. Под нижней челюстью у них расположены ядовитые железы. При укусе мышцы сдавливают железы, и яд вытекает в рот ящерицы. По бороздкам зубов он проникает в рану. От укуса ядозуба мелкие животные умирают через несколько минут, для человека укус очень болезнен, но смертельным бывает крайне редко.

Плотное телосложение, короткий и толстый хвост сходятся с описаниями внешности татцельвурма. Поэтому австрийский натуралист доктор Николуси заочно окрестил это загадочное животное — назвал его «ядозуб европейский».

Назидательный урок, который можно извлечь из истории татцельвурма

Название, заочно данное неизвестному животному доктором Николуси, все же вызывает сомнение: основные признаки загадочного существа еще далеко не установлены. Согласно заявлению одного австрийского школьного учителя, встретившегося с татцельвурмом при исследовании пещеры Темпельмауэр, вряд ли это пресмыкающееся. Вот что он рассказывает:

«Внезапно у входа в грот я увидел змееобразное животное, растянувшееся на гниющих растениях, покрывавших землю. Оно не двигалось и пристально следило за мной удивительно большими глазами. Я с первого взгляда узнаю любое животное местной фауны и сразу же понял, что передо мной находится неизвестный науке татцельвурм. Возбужденный и радостный, хотя одновременно и слегка встревоженный, я попытался схватить его… Напрасно! С проворством ящерицы животное исчезло в какой-то дыре, и все мои усилия обнаружить его оказались тщетными. Я уверен, что не стал жертвой воображения и совершенно ясно видел это животное. Наблюдавшийся мной татцельвурм обладал коротенькими, как бы атрофированными лапками. Длина его не превышала 40–45 сантиметров. Вероятнее всего, татцельвурм — редкая разновидность саламандр, живущая в сырых пещерах и лишь изредка появляющаяся наружу».

Наибольший интерес татцельвурм вызвал в конце 1934 года, когда швейцарский фотограф Балкин объявил, что, сам того не желая, сфотографировал это загадочное существо. Прогуливаясь в окрестностях Майрингена, чтобы заснять несколько пейзажей, он заметил нечто вроде причудливой гнилой ветки. В момент, когда он снимал ее, ветка вдруг задвигалась и оказалась большой, весьма агрессивно настроенной ящерицей. Фотограф пустился бежать. Проявив пленку, он с волнением убедился, что заснял в естественных условиях совершенно неизвестное животное. На фотографии можно хорошо различить нечто вроде большой рыбы презлющей внешности. Но, как известно, рыбы не занимаются альпинизмом.

«Берлинер Иллюстриртен Цейтунг» не только опубликовал эту фотографию, но даже финансировал обследование района, в котором, по всем предположениям, должен был находиться знаменитый «червь с лапками». К сожалению, наступление плохой погоды помешало поискам, а когда погода снова наладилась, газеты уже были заняты другими сенсациями, и охота за татцельвурмом не могла больше служить рекламой для журнала. Поиски не были возобновлены, и это досадно: будь то «червь с лапками», европейский вид ядозуба, гигантская саламандра или какое-нибудь другое, даже. совсем невероятное животное, факт тот, что оно существует.

История эта должна бы заставить задуматься людей, полагающих, что наука вполне осведомлена о фауне страны, «исследованной во всех ее уголках».

Пора уже по-настоящему заглянуть во все уголки земного шара. Немало сюрпризов ожидает зоологов. Если у нас еще остаются шансы открыть удивительнейших животных, то это именно там, где мы еще не удосужились хорошенько посмотреть. «Потерянные миры» — это миры, которые мы еще не позаботились достаточно изучить.

Глава вторая СУЩЕСТВУЮТ ЛИ ЕЩЕ НЕИЗВЕСТНЫЕ ЖИВОТНЫЕ?

Жорж Кювье поступил весьма опрометчиво в тот день, когда в своем «Слове о теории Земли», служившем введением к «Исследованию об ископаемых животных», заявил:

«Надежда обнаружить новые виды крупных четвероногих весьма невелика».

Едва он успел высказать эту мысль, как в 1819 году его ученик Диар доказал ему всю несостоятельность такого утверждения. Он прислал из Индии своему учителю Кювье рисунок чепрачного тапира с припиской:

«Когда я в Баракпуре впервые увидел тапира, зарисовку которого и посылаю Вам, то был весьма удивлен, что такое большое животное еще неизвестно науке. И это тем более странно, что я сам видел в Азиатском обществе голову подобного животного, которую губернатор Фаркюхар прислал 2 апреля 1806 года с сообщением, что тапир распространен в лесах Индии так же, как слон и носорог».

В самом деле, индийский тапир был известен уже давным-давно. В старинных китайских словарях Эул-я и Шуен-вен он значился под именем «ме», и о нем говорилось:

«Me напоминает медведя. У него маленькая голова и короткие ноги; его короткошерстая лоснящаяся шкура вся в белых и черных пятнах; некоторые очевидцы говорят, что он желтоватого цвета; другие говорят, что он серовато-белый. У него хобот слона, глаза носорога, коровий хвост и лапы тигра».

Кроме того, во многих китайских и японских книгах по естествознанию можно было увидеть рисунок чепрачного тапира; даже в школьных учебниках и в детских книжках.

Однако, если животное это и было хорошо знакомо китайским и японским школьникам, то знаменитый ученый Кювье не имел о нем представления. Так или иначе, будучи человеком весьма реалистического склада мышления, гордящийся тем, что считается лишь с точными, поддающимися немедленной проверке фактами, Кювье относился с пренебрежением ко всем народным преданиям и рассказам простых людей, увлекающихся чудесным.

Тапир — в Индии? Смеетесь! Это американское животное.

Впрочем, по получении письма с рисунком своего ученика Диара мнение ученого изменилось. Кювье словно вдруг озарило: он поспешил дать научное описание этого тапира столь причудливой масти. Но он опоздал: другой ученый опередил недоверчивого француза.

Живое «ископаемое»

Индийский тапир оказался лишь первым из серии крупных животных, о существовании которых до того не подозревали. Невозможно всех их здесь перечислить. Да и сама по себе величина животного не служит достаточно важным признаком, чтобы вызвать интерес ученых. Так, например, грызун паракана — зверек незначительных размеров, но среди грызунов это гигант. Некоторые из плодоядных рукокрылых — настоящие чудовища, хотя и не крупнее лисицы. В то же время африканский оленёк — крошечное копытное, и все же было бы весьма трудно держать его в ванной. По сравнению с гигантской крысой карликовый бегемот — колосс.

Перечень приобретений, сделанных зоологической наукой со времени столь опрометчивого заявления Кювье, имеет для нас лишь значение примеров. Поэтому ограничимся наиболее замечательными, действительно «необычайными» животными.

В 1885 году немец Рюппель открыл в скалистых горах южной Абиссинии самую большую из собакоголовых обезьян: бурую геладу. Став на задние ноги, этот своеобразный павиан достигает человеческого роста, хотя ноги его и значительно короче человеческих.

Оленёк африканский, описанный в 1840 году О’Гильби по экземпляру, привезенному из Сьерры-Леоне, маленькое животное: его высота в плечах всего лишь 35 сантиметров. Но самый факт обнаружения этого копытного в девственных лесах Африки очень интересен: оленьки — единственные сохранившиеся до наших дней представители большой группы копытных, водившихся во второй половине третичного периода и в Европе. Африканский оленёк был первым из «живых ископаемых», открытых в Африке в дебрях экваториального леса полосы дождей. Несколько видов оленьков распространены в тропической Азии.

Такин и олень-невидимка шомбургка

В 1850 году, во время своего опасного путешествия по Тибету, английский натуралист Ходжсон получил от некоего майора Дженкинса три шкуры неизвестного барана, добытого в Ассаме. Однако баран этот, судя по его серой шкуре, был, видимо, ростом с небольшого буйвола.

Животное это было хорошо известно народу мишми под именем «такин», а хамтисы называли его просто «кни». Но Ходжсону так и не удалось увидеть живого такина.

Золотистый такин, открытый в 1911 году, еще интереснее, чем его ассамский собрат. Во-первых, потому, что его очень трудно встретить. Это, впрочем, неудивительно: он водится в Западном Китае на высоте от 2500 до 4200 метров, скрывается в зарослях рододендронов и карликовых бамбуков и выходит пастись на травянистые склоны гор лишь в сумерки. Во-вторых, потому, что трудно решить, к какому из жвачных он стоит ближе: животное это одинаково близко к быку, барану и антилопе. В настоящее время его относят к сернам.

Доставленный впервые в Европу ассамский таким был самцом. Его принес в дар Лондонскому зоологическому обществу Ж.С.Уайт 22 июня 1909 года, то есть спустя пятьдесят девять лет после его открытия.

Что касается оленя шомбургка, описанного Блисом в 1863 году, то он заслуживает нашего внимания не только потому, что обладает красивыми разветвленными рогами. До сих пор ни одному европейцу не удалось наблюдать его в тех местах Сиама, где он водится. Все, что мы знаем о нем, стало известно лишь из наблюдений в зоологических садах над редкими экземплярами, доставленными местными ловцами диких зверей или родившимися уже в неволе. Возможно, что мы так никогда и не увидим этого оленя в природных условиях: весьма вероятно, что в настоящее время он полностью вымер.

Когда подумаешь, что подобная судьба ожидает, возможно, и тех животных, о которых мы знаем лишь по слухам или по народным преданиям, то досадуешь на ученых умников. Нужно проверять подобные слухи, нельзя пренебрегать фольклором!

Спасение ми-лу

С 1865 по 1869 год католический миссионер Арман Давид совершил длительное путешествие в сердце Азии, в местности, еще неизвестные европейцам. Это путешествие принесло богатые результаты. Помимо большого количества новых видов растений, собранных им, Давид открыл три новых вида крупных млекопитающих. Если бы не исключительная любознательность Армана Давида, то ми-лу окончательно исчез бы и мы даже не имели бы представления о том, что это животное когда-то существовало.

В 1865 году, находясь в Пекине, Давид услышал, что в императорском парке Нон Хай-тзу, вблизи столицы, имеются неизвестные священные животные. Любопытство миссионера не знало удержу: обманув стражу, он перелез через кирпичную стену, скрывавшую парк от посторонних взглядов (длина этой стены была 72 километра).

Давид был поражен увиденным. Помимо хорошо известных ему животных, в парке паслось большое стадо, около ста двадцати голов удивительных оленей. Они выглядели очень странно и вполне оправдывали свое прозвище, которое вскоре узнал миссионер. Оленей называли «ссё-пу», что означает «подобные четырем»: «подобные оленю», «подобные корове», «подобные лошади» и «подобные козе». По общему складу и рогам они были подобны оленям, длинный хвост напоминал корову, но был пышным на конце, как у лошади, а копыта выглядели, как у козы.

Как только в Европе узнали о странной породе оленей, дипломатические представители различных стран принялись хлопотать: каждому хотелось добыть для своей страны столь странное животное. Первые три живые ми-лу были подарены Франции. Они не перенесли трудностей дороги, но их останки позволили зоологу Альфонсу Мильн-Эдвардсу описать в 1866 году новый вид оленей. «Олень Давида» — изящное животное светло-рыжей масти, с ярким белым пятном посредине лба. Он обладает редкой для оленя способностью менять рога два раза в году.

Позже олени были посланы и в некоторые иные европейские страны. Однако вся ценность этого приобретения стала ясной лишь тогда, когда выяснилось, что в природных условиях олени эти больше не существуют: стадо оленей императорского парка под Пекином было единственным в мире.

Во время наводнения 1895 года часть стены, окружавшей парк, была разрушена. Животные разбежались, и большинство из них стало добычей голодного населения. Последние остававшиеся в императорском парке ми-лу были уничтожены во время боксерского восстания 1900 года; из них чудом спасся лишь один.

Несколько веков назад животное это водилось на болотистых равнинах Северного Китая, но там оно вымерло. Императорский парк оказался своего рода заповедником. Теперь погиб и он.

К счастью, как мы уже знаем, любопытство Армана Давида, заставившее его воровски перелезть через стену парка, привлекло внимание европейцев к удивительному оленю с коровьим хвостом. Благодаря этому несколько голов этой редкости были доставлены в заповедник герцога Бедфорда. А тот приложил все старания к сохранению оленей ми-лу в садах аббатства Уобёрн в Англии.

В течение полувека потомство этих пятнадцати спасенных ми-лу составило стадо, насчитывающее теперь около двухсот пятидесяти голов. И в некоторых зоологических садах появились ми-лу. Обладают шкурами и скелетами этих замечательных оленей и крупнейшие зоологические музеи. Зоологи вновь обрели утраченное было животное.

Обезьяна с носом парижанки и бело-черный медведь Давида

На китайских вазах и рисунках по шелку можно иногда увидеть кривляющегося демона с бирюзово-синей мордой. Как и всякий уважающий себя демон, он обладает хвостом, а вся передняя часть его тела огненного цвета. Однако вздернутый нос лишает это страшилище его «пугающего» вида и придает ему задорную прелесть парижанки.

Этот удивительный демон, о реальном существовании которого не подозревал ни один европейский натуралист, — второе большое зоологическое открытие Армана Давида. Можно поручиться: сообщение, что китайские художники изобразили на вазе обезьяну, которая водится на вершинах восточного Тибета, не вызвало бы никакого доверия. Известно ведь, что обезьяны живут лишь в жарком климате. И все же «демон» оказался… обезьяной.

В 1870 году Мильн-Эдвардс изучил шкуру и скелет добытой Давидом обезьяны и дал этому животному имя «рокселлана». Чаще всего эту обезьяну находят на высоте около трех тысяч метров и больше. Она вполне заслужила бы прозвища «обезьяна снегов», хотя слова «обезьяна» и «снег» как будто и исключают друг друга.

История третьего открытия миссионера Давида такова. 11 марта 1869 года он находился в гостях у богатого помещика провинции Сычуань. В доме его он увидел шкуру зверя любопытной расцветки и узнал в ней знаменитого «черно-белого медведя», о котором уже много раз слышал.

Действительно, в Юннани называют «бей-шунг» (или «пай-хсвунг»), то есть белым медведем, зверя, который, согласно молве, водится в бамбуковых зарослях на склонах гор. По нашим сведениям, наименование «бей-шунг» впервые встречается в памятной записке, относящейся к эпохе славной династии Танг, столицей которой был Чангньян (иначе — Синьянфу). Заметим для точности, что рукопись эта относится к 621 году нашей эры.

Убедившись в существовании сказочного «медведя», Давид всячески пытался раздобыть при помощи местных охотников хотя бы одного такого двухцветного зверя. Двенадцать дней спустя, то есть 23 марта, его желание исполнилось. Китайцы изловили маленького бей-шунга, но убили его, чтобы легче доставить. Так европеец приобрел первую шкуру зверя, которого теперь называют «гигантский панда», он же «бамбуковый медведь». Шкура этого зверя вся белая, за исключением ног, верхней части груди, ушей и кругов вокруг глаз. Кончик носа тоже черный, и это придает зверю забавный вид. Удивительна особенность: стопа покрыта шерстью, чего не бывает у медведей.

1 апреля охотники доставили Давиду взрослого медведя. Шесть дней спустя миссионеру удалось добыть маленького зверька огненной окраски, известного науке под названием «панда яркий». Как полагают, название «панда» произошло от неправильного произношения местного названия «ньяла-понга», что означает «пожиратель бамбука». Но чаще всего китайцы называют этого зверька из-за его общего вида «хун-хо», то есть «огненная лиса». Англичане прозвали его за кольчатую расцветку хвоста «гималайский енот», что правильнее, так как он сродни енотам.

Надо отдать справедливость Давиду: он и не помышлял сблизить ярко окрашенную кошкообразную панду с бело-черным медведем, шкуру и скелет которого тщательно сохранял.

Долгое время об этом бело-черном звере продолжали говорить как о бамбуковом медведе, а чаще всего как о «медведе Давида». Но, как только Мильн-Эдвардс изучил череп и скелет зверя, он сразу же отнес его к енотам и дал ему научное наименование «бело-черный панда». Позже животное стали называть гигантским панда, а его маленького родича с кольчатой окраской хвоста — маленьким панда.

Оставалось лишь найти зверя в естественных условиях и — добыть его живым. Но одна за другой экспедиции возвращались ни с чем. Казалось, крупное животное исчезло, не оставив следа. Английский генерал Пе-рейра, пересекший Тибет из конца в конец, даже не смог собрать у местного населения каких-либо сведений о столь характерном звере. В течение более полувека никто ничего не слышал о гигантском панда.

Уже стали считать, что «медведь» этот окончательно исчез. И вдруг страстные охотники, сыновья президента Рузвельта Теодор и Кермит, увидели панду. Он спал на вершине дуплистого дерева. Бедняга был застрелен, и чучело его надолго стало предметом восторгов посетителей Фильд-музея в Чикаго.

За этими выстрелами последовали новые научные экспедиции, и отдельные охотники в промежутке 1931–1935 годов убили несколько «медведей». Единственным результатом всех этих ненужных убийств явилась уверенность, что «медведь Давида» — не медведь. Изучение его внутреннего строения подтвердило то, что сразу же было понято Мильн-Эдвардсом, а именно: родство с маленьким ярким панда, напоминавшим скорее представителя кошачьих. Да и, как маленький панда, «медведь Давида» питался ростками бамбука. С тех пор за ним закрепилось название «гигантский панда», не вытеснившее, впрочем, и названия «бамбуковый медведь».

В 1936 году Флойд Т.Смиту удалось изловить первого гигантского панда, но — увы! — зверь издох в Сингапуре. Тогда путешественник Вильям Харкнес объявил журналистам, что он едет в Сычуань, чтобы добыть живого гигантского панда. Телеграфист перепутал слова, и «панда» превратился в «пантеру». Большинство газет со спокойной совестью объявило о том, что Харкнес едет в Китай ловить гигантскую пантеру. Этот случаи показывает, как порождаются невероятные слухи о неведомых животных.

Бедняге Харкнесу не пришлось поймать панду: в 1936 году он умер в Китае. И вот происходит нечто замечательное: вдова путешественника, Рут Харкнес, не может допустить, чтобы мечта ее мужа погибла вместе с ним. В 1937 году она отправляется на розыски гигантского панда. Она ничего не знает об этом звере, ничего не знает и о Китае, куда влечет ее упорство и память о муже. Месяцами, с настойчивостью, достойной восхищения, она бороздит джунгли.

Счастье улыбается ей: женщине-новичку удается сделать то, чего не смогли добиться опытные люди на протяжении семидесяти лет. Рут Харкнес привозит с собой молодую самочку гигантского панда.

Легко представить себе, с каким восторгом ее встретили на родине, в США. Зверь привлек толпы зрителей в зоологический сад Бруксфильда в Чикаго [40].

Увы! Су-лин, как назвали самку панда, околела в 1938 году: из жадности она проглотила неразжеванную ветку.

Миссис Харкнес возвращается в Китай и привозит оттуда еще одну самку, названную «Мей-мей». Эта хорошо приспособилась к своей новой жизни в «городе ветров» — Чикаго.

Если большинство зоологов и разделяло мнение, что «бамбуковый медведь» сродни маленькому яркому панда, то все же оставалось неясным, к какому семейству отнести обоих зверей. Необходимость отнести их к плотоядным казалась очевидной, хотя звери эти и были явными вегетарианцами. Однако разве и сами медведи в большинстве своем не питаются растениями и всякой животной «мелюзгой» вроде муравьев, личинок, червей?

Наконец обоих панда причислили к семейству енотов, в которое входят енот-полоскун, кинкажу, носуха-коати и некоторые другие звери. Но, пожалуй, следовало бы выделить этих азиатов в особое семейство, которое явилось бы соединительным звеном между медведями и кошками.

Удивительная зебра Греви и лошадь Пржевальского

Многие зоологи напрасно пренебрегают этнографическими коллекциями, не уделяют внимания древнему искусству. Если бы ученые дали себе труд внимательно изучить египетские фрески, они заметили бы ряд удивительных животных и, в частности, зебру с многочисленными узкими полосками на шкуре.

В 1860 году шотландский путешественник Джемс-Август Грант объявил, что видел таких зебр в Абиссинии. К его рассказам отнеслись с недоверием и решили, что ему просто показалось, что у виденных им зебр было уж очень много темных полосок.

Однако два десятка лет спустя, в 1882 году, абиссинский негус Менелик I подарил французскому президенту Жюлю Греви зебру, полностью отвечавшую признакам, отмеченным Грантом. Когда животное было доставлено во Францию, то в зверинце Парижского ботанического сада обратили внимание на то, что оно по росту и масти резко отличается от обычных зебр. Бедняжка пала, прожив в Париже всего несколько дней, но этого было достаточно, чтобы зоологи обогатили свои списки новым крупным животным — зеброй Греви.

Почти одновременно пришло сообщение, что русский путешественник Николай Михайлович Пржевальский открыл в сердце Азии новый вид дикой лошади. Отметим, что, хотя полковник Пржевальский и был кавалеристом, он принял это большеголовое и коротконогое животное за осла. Потребовалось все терпение зоолога Полякова, описавшего в 1881 году эту лошадь, чтобы убедить Пржевальского, что он открыл именно лошадь, а не осла.

Животное это в наши дни — единственный вид диких лошадей, то есть подлинно дикая, не одичавшая лошадь. В самом деле, последние представители тарпанов — другого вида диких лошадей, жившие еще очень недавно в южнорусских степях, — были истреблены здесь в 70-х годах прошлого столетия.

Три скромных гиганта: медведь кодиак, белый носорог и горная горилла

Как это ни странно, но в Западной Европе лишь сто лет назад узнали о существовании самого крупного в мире плотоядного — гигантского бурого медведя, водящегося на Камчатке. Живущий по другую сторону Берингова пролива, на Аляске, медведь кодиак очень близок к этой громадине. Медведи северо-восточной Азии и крайнего севера Америки еще недостаточно изучены, но для нас интересно то, что лишь в середине прошлого века узнали о существовании чудовищного бурого медведя до двух с половиной метров длиной и более шестисот килограммов весом. До того времени думали, что самый большой медведь — это гризли, серый медведь Северной Америки. Однако оказалось, что длина этого «мишки» не превышает двух метров, а вес — полутонны.

Только в 1900 году стало известно о существовании самого большого после африканского слона сухопутного млекопитающего. Речь идет об африканском белом носороге длиной около пяти метров, высотой более двух метров. Это крупнейший из носорогов: он бывает более двух тонн весом, а его наибольший рог иногда достигает величины невысокого человека — 1 метр 57 сантиметров.

По правде говоря, белый носорог почти того же сероватого цвета, как и черный носорог, разве лишь немного посветлее: желтоватее. Водится он в саваннах Южной Африки и очень редок: гигант этот почти истреблен. Своим названием «белый» этот носорог обязан неправильному переводу бурского слова weid. Это прилагательное происходит от голландского wijd, соответствующего английскому wide (широкий), а не white (белый) и характеризует форму головы животного. Действительно, белый носорог отличается от черного главным образом усеченной формой верхней губы и широко расставленными ноздрями. Поэтому названия «курносый носорог», «тупорылый носорог» или «носорог с усеченной губой» подходят ему гораздо больше. Но так его называют редко…

В 1900 году капитан Гиббоне привез из местности Ладо на Верхнем Ниле череп белого носорога. Это было совсем неожиданной находкой: белого носорога знали из местностей за три тысячи километров отсюда (юг Бечуаналенда, Машоналенд, Матабелеленд). Позже доставил из Ладо черепа и майор Поуэлл-Коттон.

Огромное животное не было долгое время замечено в местности, которую считали вполне обследованной. Факт этот может показаться шуткой, но это действительно так: двухтонная громадина была обнаружена далеко не сразу.

За открытием самого большого носорога в районе, где о его существовании никто и не подозревал, последовало открытие самой крупной из известных науке обезьян: горной гориллы. Она была найдена лишь в 1901 году. Научное название — «горилла Беринга» — было дано обезьяне в честь капитана Беринга, который доставил из окрестностей Киву первый труп гигантского четверорукого. До того науке был известен лишь один вид горилл — береговая горилла, или западная горилла. Эта водится в районе, простирающемся от Габона и Камеруна до Французского Конго.

Кивинская горилла в самом деле огромнейшее животное. Ее рост 2 метра: она на 20 сантиметров и более выше береговых горилл Африки. Старые самцы бывают иногда ростом в 2 метра 70 сантиметров, с обхватом груди в 1 метр 70 сантиметров и окружностью бицепсов 65 сантиметров. Вес этой гориллы 200, даже 250 килограммов.

До начала XX века горилла оставалась незамеченной, и это говорит по крайней мере о «скромности» миролюбивого гиганта. Правда, еще в 1860 году Спик слышал от охотников племени руманика рассказы о горилле-гиганте, но никто не обратил на это внимания: мало ли что рассказывают.

Невероятный окапи

Первое дошедшее до нас сообщение о существовании окапи — три строчки в книге Стенли. Этот прославленный путешественник избороздил Африку вдоль и поперек. Говоря о пигмеях племени уамбути, проживающих в лесах Конго, в районе Итури, он отмечает:

«Уамбути известно о существовании какого-то осла, которого они называют «атти». Они говорят, что иногда это животное попадает в охотничьи ямы. Ослы эти, как это ни удивительно, питаются листьями».

Казалось бы, что особенного в таком сообщении? Нет, не таково было мнение знатоков фауны Конго. Они очень недоверчиво отнеслись к такому известию, так как единственными известными им копытными тех мест были зебры. Трудно было представить себе существование подобного рода животных в лесах, тем более в таких дремучих лесах, которые служили убежищем пигмеям.

Между тем раззадоренный сообщениями Стенли, губернатор Уганды сэр Гарри Г.Джонстон, объезжавший в это время Конго, решил собрать как можно больше сведений о загадочном «атти», который якобы водится в лесах западнее озера Альберта. Вот что он пишет:

«Туземцы сразу же сообразили, о чем я их расспрашиваю. Они показали мне шкуру зебры и, указывая на живого мула, сообщили, что интересующее меня животное называется «окапи» и напоминает мула с полосами зебры».

По всей вероятности, «окапи», или «о-апи», и был тем животным, которое Стенли назвал «атти».

«В течение всего времени поисков, — продолжает сэр Джонстон, — я был уверен, что иду по следу какой-то лошади. Вот почему, когда туземцы указали мне на отпечатки раздвоенных копыт какого-то животного, подобные следам антилопы, и сказали, что это и есть след окапи, я им не поверил: решил. что мы идем по следу лесной антилопы эланд».

Некоторое время спустя Карл Эриксон, шведский офицер на бельгийской службе, послал Джонстону шкуру и два черепа окапи. Шкура и один из черепов принадлежали молодому самцу.

Мало-помалу, основываясь на рассказах пигмеев и на изучении шкуры и черепов, удалось восстановить внешний вид животного, которое к тому времени заинтриговало весь ученый мир.

Это удивительное животное! Окапи — как бы подобие мифологических чудовищ, заключающих в себе самые различные качества. Ростом с лошадь, он отдаленно напоминает гигантскую антилопу, но рога очень короткие. Зато у него хваткий язык муравьеда и большие ослиные уши, даже еще шире ослиных. Наконец, весь круп и верхняя часть ног в ярких черных и белых поперечных полосах. Этих полос оказалось достаточно, чтобы животное приняли за новый вид зебры. В действительности же…

«Когда я получил посылку Эриксона, — рассказывает сэр Гарри Джонстон, — то сразу же понял, что такое окапи, и в особенности — его близкое родство с жирафой».

Форма черепа, зубы, раздвоенные копыта жвачного — все свидетельствовало об этом. Это был род жирафы с маловытянутой шеей, животное, близкое к давно исчезнувшим предкам самого высокого из сухопутных животных. Когда-то схожие с окапи «короткошейки» заселяли Южную Европу.

Как только существование окапи было окончательно установлено, ученые начали доказывать, что о нем известно уже не одну тысячу лет. Африканисты и египтологи открыли черты окапи в наскальных рисунках неолитической эпохи в Сахаре, а также на древнейших египетских вазах и на барельефах времен фараонов. В некоторых случаях сходство таких рисунков с окапи бросается в глаза. Так, в 1935 году географ Г.Перре отметил удивительную аналогию, сближающую окапи с тремя наскальными рисунками в каньоне, известном под названием Уэл-эль-Джерат, и находящемся между Фортом Полиньяк и Джане. Несомненно, что если здесь изображен и не сам окапи, то, во всяком случае, весьма близкое к нему животное.

Как и в случае с оленьком, все рассказанное может послужить лишним доказательством того, что район африканского девственного леса полосы дождей — идеальная местность, в которой могли сохраниться животные-выходцы из давно минувших эпох [41]. Впрочем, открытия «живых ископаемых» этим далеко не закончены.

Гигантская лесная свинья

Когда сэр Гарри Джонстон вернулся из своего путешествия по Уганде, то в Англии он встретился со Стенли. Знаменитый путешественник заявил ему, что, как он полагает, окапи — «лишь одно из многочисленных удивительных животных, которые, вероятно, будут открыты в этих интересных лесах». И он добавил, что ему приходилось встречать «какой-то род гигантского кабана длиной почти в два метра, а также некоторых совершенно незнакомого вида антилоп».

Среди зоологов того времени благодаря столь замечательным открытиям царило оптимистическое настроение. К рассказам негров начали прислушиваться с большим доверием. Слухи об огромной свинье в лесах Итури привлекли наконец к себе внимание ученых. Животное это, как рассказывали негры, чрезвычайно свирепо, черно, как ночь, и величиной с носорога… ну, пусть с маленького носорога!

Свидетельство Стенли придало этим рассказам еще больший вес.

В 1904 году офицер британских колониальных войск капитан Р. Майнертихаген случайно обнаружил останки свиньи, но в очень плохом состоянии. Это произошло в лесах в районе Кении. Некоторое время спустя тому же офицеру удалось добыть черен животного, на этот раз убитого в районе лесов, окаймляющих озеро Виктория.

Английский зоолог Олдфильд Томас описал эту гигантскую свинью под названием «лесная свинья Майнертцхагена». Зверь, правда, далеко не достигал размеров даже маленького носорога, и все же никогда ни в одной стране не встречали такой огромной свиньи: она высотой 1 метр 20 сантиметров в плечах, а длина ее иногда превосходит 2 метра 50 сантиметров. Не знали раньше и свиньи столь черного цвета. По строению черепа лесная свинья является как бы звеном между настоящими свиньями и бородавочниками, но некоторые особенности этого строения очень архаичны и отсутствуют у свиней наших дней. Лесная свинья — своего рода «живое ископаемое».

Карликовый бегемот

В том же 1840 году, в котором наконец-то получил свое имя оленёк африканский, началось и другое «дело», закончившееся лишь полвека спустя.

Вице-председатель Академии наук в Филадельфии, доктор Самуэль Мортон слышал от одного путешественника, возвратившегося из Либерии, что в ее реках — в глубине страны — водится маленький бегемот, не крупнее небольшой телки. Негры охотятся на него ради мяса. Путешественник не только много раз сам наблюдал этого бегемотика, но и отведал его мяса.

Доктор Мортон отнесся к этому рассказу скорее скептически: мало ли что рассказывают путешественники. Однако в 1843 году его друг, доктор Гохин, прислал ему из Монровии несколько черепов млекопитающих, и среди них Мортон обнаружил, к своему вящему изумлению, два черепа очень маленького бегемота. Он описал животное под названием «бегемот либерийский», но его ученый коллега Джозеф Лейди вскоре доказал, что этот карлик сильно отличается от обыкновенного гиппопотама. Маленький бегемот был выделен в особый род.

Когда карликового бегемота изучили немного лучше, то заметили, что еще несколько веков назад о нем писали некоторые путешественники. Так, голландец доктор Ольферт Даппер, который в 1668 году в своем «Описании Африки» попытался объединить все, что в то время было известно о черном материке, писал о фауне королевства Квожа (нынешняя Либерия):

«Здесь живут два рода свиней: рыжие, называемые «кужа», и — черные — «кужа квинта». Первые — величиной с наших свиней, вторые — значительно больше и очень опасны; обладают столь острыми зубами, что рассекают все, что кусают, словно действуют столькими же топорами».

Рыжая свинья — это несомненно речная, или кистеухая, свинья. Что касается черной свиньи, то, очевидно, речь шла о карликовом бегемоте: он действительно напоминает большого черного, как вакса, кабана, вооруженного страшными зубами. Впрочем, лично я не убежден, что «кужа квинта» это и есть карликовый бегемот: ведь позже в Либерии была обнаружена и гигантская черная лесная свинья.

В 1870 году молодой карликовый бегемот, весивший еще не более 15 килограммов, был доставлен в Дублин, где он через несколько дней околел в зоологическом саду. Двадцать лет спустя голландский ученый Иоганнес Бюттикофер привез из Либерии, где он путешествовал несколько лет, скелеты и останки карликового бегемота, правда в плохом состоянии. И все же большинство натуралистов продолжало считать это животное скорее мифическим. Для одних оно было не чем иным, как просто молодым бегемотом, для других — исключительным уродом, наподобие людей-карликов, показываемых в ярмарочных балаганах. В одном естественно-историческом музее существование карликового бегемота отрицалось весьма оригинальным способом: кое-как собранный скелет его поместили среди ископаемых!

Немецкий торговец зверями Карл Гагенбек решил распутать эту запутанную историю. В 1909 году он послал в Либерию своего доверенного человека, известного путешественника Ганса Шомбургка.

Прибыв в район, среди населения которого была в ходу молва о существовании большой черной свиньи — нигбве, путешественник вначале столкнулся с большими трудностями. Негры считали нигбве очень свирепым животным, обладающим острыми зубами и способным разорвать человека. Они отказались помочь Шомбургку в его предприятии. По их словам, надо было быть безумцем, чтобы пытаться изловить подобное чудовище.

Все же Шомбургк сумел уговорить нескольких негров. После месяца поисков, 13 июня 1911 года, ему удалось наконец в десяти шагах от себя наблюдать загадочное животное. Оно действительно напоминало большую черную лоснящуюся свинью, но, по всей видимости, было скорее сродни бегемоту.

Увы! Обстоятельства не позволили в то время Шомбургку изловить нигбве, а убить это исключительно редкое животное он не считал себя вправе: такие редкости нужно охранять, а не уничтожать.

Когда Шомбургк вернулся в Монровию, его рассказ вызвал насмешки. И туристы и чиновники-американцы одинаково считали, что нигбве — досужая выдумка суеверных негров и что если даже животное это когда-либо существовало, то в настоящее время оно живет лишь в преданиях.

Начавшийся сезон дождей помешал Шомбургку вернуться в леса. Он уехал в Гамбург и вновь прибыл в Африку зимой 1912 года.

На этот раз счастье ему улыбнулось. 28 февраля 1913 года после обследования местности, показавшего, что бегемотик не столь уж редок, Шомбургк убил первый экземпляр. На следующий день ему удалось изловить одного карликового бегемота. Вскоре путешественник заметил, что, хотя зубы животного и очень внушительны, приручить его легче, чем обычного бегемота. Кроме того, оно сильно отличается от обычного бегемота не только значительно меньшими размерами, более узкой мордой и черным, как вакса, цветом. По своему нраву карликовый бегемот ближе к кабану, чем к бегемоту. В основном он лесное животное, а в воду же погружается лишь для того, чтобы утолить жажду или слегка освежиться.

Лейди был вполне прав, выделив его в особый род: название «гиппопотам», означающее «речная лошадь», совсем не подходит для этого животного. Таким образом, название «карликовый бегемот», если оно и неплохо звучит, не отражает подлинного положения вещей и интересно лишь как сравнение и показатель известного родства. С таким же успехом можно было бы назвать окапи «карликовой жирафой».

Несколько месяцев спустя после первой поимки Ганс Шомбургк доставил в Гамбург пять карликовых бегемотов. Животные эти весят в десять раз меньше обычного бегемота. Взрослый самец не выше 75 сантиметров (в плечах), а длиной не более 1 метра 80 сантиметров. Короче, карликовый бегемот меньше лесной свиньи.

Среди больших обезьян тоже есть пигмеи

Что касается карликового шимпанзе, то он был открыт… в музее.

Ученый Эрнст Шварц работал в Музее Конго в Тервуерене (Бельгия), изучая шкуры и скелеты, доставленные с левобережья реки Конго, из местности между этой рекой и ее притоком Казаи. Среди экспонатов он обнаружил в 1925 году совершенно новую разновидность шимпанзе. Открытый им карликовый шимпанзе более слабого телосложения, чем его сородичи. Скелет его более хрупок, и вес его достигает лишь половины веса скелета обычного шимпанзе, рост — процентов на пятнадцать меньше. Заслуживает внимания и то, что уши его совершенно черные уже при рождении, тогда как у обычных шимпанзе они при рождении светлые и лишь с возрастом постепенно темнеют.

После случайного открытия, сделанного Шварцем, шимпанзе-пигмея не только удалось наблюдать в природе, но профессор Урбен, директор Венсенского зоологического сада и музея, даже привез один экземпляр живого шимпанзе. Несмотря на тщательный уход, шимпанзе прожил в Венсене не больше года (с 1939 по 1940 год).

История загадочных перьев

В 1909 году, в то время, как Шомбургк разыскивал в Либерии карликового бегемота, Нью-Йоркское зоологическое общество организовало экспедицию, чтобы доставить живого окапи в зоологический сад Бронкс-парка. В экспедиции приняли участие Герберт Ланг и его молодой сотрудник, доктор Джемс П.Чепин.

Экспедиция не удалась, но ученые не вернулись ни с чем. Если они и не привезли с собой живого окапи, то зато, сами того не зная, привезли перья птицы, о существовании которой никто и не подозревал. Заметили эти перья лишь по возвращении, рассматривая привезенные с собой из Авакуби туземные головные уборы.

Консультации с самыми опытными специалистами не помогли определить происхождение двух рыжих с черными полосами перьев, найденных на этих уборах. Перья оставались загадкой в течение многих лет, пока в 1936 году Чепин случайно не открыл такие же перья в Музее Конго в Тервуерене: он увидел их на двух чучелах птиц, валявшихся в каком-то чулане. Вначале он не поверил своим глазам. К тому же на одном из чучел была этикетка: «Обыкновенный павлин, молодой, импортированный».

Обыкновенный павлин? Вероятно, произошла ошибка. И действительно, Чепин без труда доказал это. Чучела принадлежали неизвестному роду павлинов из Конго, который он тотчас же и назвал. Описание «афропавлина конгийского» появилось в 1936 году и вызвало сенсацию: открытие нового рода птиц, да еще какого рода!

Американский натуралист не успокоился до тех пор, пока в местности, из которой были вывезены экземпляры бельгийского музея, не изловил несколько птиц. 19 июня

1937 года он вылетел на самолете в Стенлейвиль. Известие о существовании замечательной птицы уже распространилось по Конго, и прибытия Чепина поджидали восемь убитых «павлинов». Каково же было его изумление, когда от негров из лесов Итури (опять этот лес!) он узнал, что столь заинтересовавшая его птица совсем не редкость в местности между Итури и рекой Санкуру. Негры бакуму называли ее «итунду», а уабали — «нгове».

После окапи, гигантской лесной свиньи, карликового бегемота, горной гориллы и шимпанзе-пигмея афропавлин был шестым крупным животным, которым пояс лесов экваториальной Африки на протяжении полувека обогатил зоологов.

Леопард-гиена и летающий шакал

Мы не кончили рассказы о чудесах Африки. Кончим ли когда-либо?

В 1919 году Гловер Аллен открыл в самой неисследованной местности лесов Итури, около какой-то реки, живущую возле воды и питающуюся рыбой генетту размерами с домашнюю кошку. У зверька прекрасный коричневый мех, белые подпалины на морде и толстый пушистый черный хвост. Это все, что о нем известно. Даже негры, по словам Аллена, ничего не знают об этом зверьке и не дали ему никакого названия.

История «нсуи-физи» занятнее и поучительнее.

Уже давно негры деревень Родезии распространяли слухи об этом ужасном животном, чье имя означает «леопард-гиена». Они считали его как бы помесью обоих хищников, чьи физические качества и характер оно в себе сочетает. По своим повадкам оно напоминает леопарда, но полосатое, как гиена, а лапы его снабжены невтягивающимися когтями. Оно невероятно стремительное, хитрое и свирепое, что и неудивительно для помеси гиены и леопарда. Нападает оно всегда ночью, ломая непрочные ворота загонов для скота или проскальзывая между переплетенными ветвями, служащими крышей для стойл. Этот хищник устраивает иногда в загонах настоящие бойни и каждый раз уносит то козу, то барана.

«Простое суеверие, — возражали европейцы. — Еще одна из невероятных историй о кровожадных чудовищах, столь распространенных среди негров».

Однако в 1926 году майор А.Л.Купер заметил около Салисбюри, в Южной Родезии, большую кошку совершенно необычайного вида. Он застрелил ее. Это было удивительное животное. Оно сильно напоминало гепарда, но имело густой мех, как у снежного барса, к тому же мех этот был усеян пятнами, сливающимися в полосы.

Весьма заинтригованный внешностью убитого им зверя, майор Купер рассказал и нем в английском охотничьем журнале (в октябре 1926 года) как о предполагаемом гибриде леопарда и гепарда.

Когда добыли еще несколько экземпляров, то убедились, что у них нет втягивающихся когтей (что отличает гепарда от всех иных кошачьих). Пришлось сдаться перед очевидностью: зверь явно являлся новой формой гепарда.

Поэтому английский зоолог Реджинальд Иннес Покок описал зверя, которое местное население называло «нсуи-физи», под именем «королевский гепард», и сопроводил свое описание замечанием: «Удивительно, что столь крупное и столь отличное по внешности животное так долго оставалось неизвестным».

Удивительно? Нет, обычно и нормально.

И так будет всегда, до тех пор, пока европейцы сохранят злосчастную привычку считать лжецами или дураками тех, кого они пренебрежительно именуют «дикарями».

Если верить капитану Вильяму Хичинсу, в прошлом чиновнику информационной службы администрации Кении, то основательность другой местной «басни» также подтвердилась в следующем году.

«Африканцы, — говорит он, — рассказывали о млуларука, или летающем шакале, который якобы полностью напоминает шакалов, за исключением того, что у него есть крылья. Он летает, как летучая мышь. Негры часто рассказывали, что млуларука часто залетает в сады и, испуская вопли, в сумерках набрасывается на манговые плоды и гранаты. Но никто им не верил».

Однако Ловеридж, который в 1927 году путешествовал в Танганьике, где он коллекционировал животных для Харвард-музеума, открыл два вида млуларука. Это были два вида летающих белок, и один из них — размером более 75 сантиметров».

Сомневаюсь все же в правильности определения капитана Хинчинса. Негры слишком хорошие наблюдатели, чтобы назвать летающим шакалом грызуна, ничем не напоминающего собаку. Легенда о млуларука скорее относится к тому или другому плодоядному рукокрылому вроде летучей лисицы или африканской летучей собаки. Подобное животное вполне оправдывало бы свое прозвище «летающий шакал» если и не в силу обычной для него пищи, то, во всяком случае, из-за своей внешности. Некоторые из этих гигантских рукокрылых, впрочем, стали известны науке лишь недавно, и возможно, что млуларука является одним из них.

Гривистая крыса и несколько копытных

Гривистая крыса, по всей вероятности, один из грызунов, меньше всего могущий пройти незамеченным. Она достигает 40 сантиметров в длину, а тело ее покрыто длинной мантией из белых и черных волос, которые подчас приподнимаются и создают впечатление внушительной гривы. И все же это животное, водящееся в расселинах скал горного массива Восточной Африки, было открыто лишь в 1867 году. Чтобы найти для этого оригинального грызуна место в систематическом ряду, пришлось установить новое семейство!

Шесть лет спустя зоологи узнали о другом, не менее удивительном грызуне, также вызвавшем необходимость образования для него особого семейства. Это пакарана. Он не столь напоминает сурка, как гривистая крыса, но замечателен своими размерами: до 60 сантиметров длиной и ростом с фокстерьера.

Но, хотя это и очень крупный грызун, известен он стал науке лишь в 1873 году, да и то как сказать! Вот что пишет о нем профессор Вальтер Гендрик Ходж из Массачузет-ского университета:

«Этот гигантский грызун обычно водится в лесах зоны дождей восточных Анд, Перу и Центральной Колумбии. В течение многих лет о пакаране знали лишь по одному экземпляру, пойманному в 1873 году возле одной гасиенды на хуторе Виток в Перу, поблизости от истоков реки Перене, по другую сторону Анд, к востоку от Лимы. До 1904 года научные круги не проявляли большого интереса к этому животному, но в указанном году два зверька были замечены недалеко от реки Пурус, в Бразилии. В 1922 году несколько пакаран изловили в горно-лесистой местности к востоку от Лимы. И, наконец, в 1924 году Нью-Йоркский зоологический сад получил один экземпляр. В 1930 году прибыло еще два экземпляра, и в то же время животное появилось в зоологических садах Гамбурга и Лондона. Таким образом, все, что нам известно об этом грызуне, основано на изучении менее пятидесяти экземпляров. Наши сведения о нем так неполны, что в 1942 году пакарана значился в списке исчезнувших или вымирающих млекопитающих Южной Америки.

Действительно, этот грызун встречается очень редко, но это отнюдь не означает, что он на пути к исчезновению. Район, в котором водится пакарана, включает крутые, покрытые лесом горы и является одним из самых недоступных и поэтому наименее изученных районов земли. Только редкие тропы пересекают этот район. До тех пор пока эта неразведанная земля не будет лучше исследована натуралистами, нельзя ничего сказать о возможном количестве этих удивительных грызунов. Может быть — их гораздо больше, чем о том можно предполагать по редким экземплярам, добытым по сей день».

В свою очередь в промежутке с 1869 года по 1882 год отряд парнокопытных, в состав которых входит много крупных животных, обогатился более чем полудюжиной дотоле неизвестных науке видов.

В 1869 году англичанин Блис описал новый вид африканской антилопы с винтообразно закрученными рогами — карликового куду.

В 1870 году Свинхе, в свою очередь, открыл новый вид совершенно лишенного рогов оленя, водящегося в болотах Китая, — так называемого китайского водяного оленя.

Год спустя Мильн-Эдвардс описал другого китайского оленя — короткорогого, с длинными клыками.

В 1872 году и затем в 1878 году сэр В.Брук дал научные имена двум африканским газелям. Первая из них, газель Гранта, — лишь новый вид газелей, но вторую, газель Валлера, придется выделить в особый род. Это очень своеобразной внешности животное, которое из-за своей несоразмерно длинной шеи получило прозвище «Газель-жирафа». Газель Валлера водится в Сомали и в Английской Восточной Африке и с незапамятных времен известна местному населению под названием «жеренюк». Эту газель с грациозно вытянутым телом можно увидеть на египетских барельефах VI века до н. э.

В 1908 году Лидеккер описал новый вид антилоп, со спиралеобразными рогами, водящийся в горах Абиссинии, — ниала.

Дракон с острова Коммодо

В 1912 году одному летчику пришлось приземлиться на Коммодо, острове длиной 30 километров и шириной 20 километров, расположенном между Сумбавой и Флоресом, в Зондском архипелаге. На этом острове возвышаются крутые, покрытые густой тропической растительностью горы. Единственными жителями его были в те времена подданные раджи Сумбавы, сосланные сюда на поселение. Побывав на этом острове, летчик рассказывал всякие ужасы: он якобы встретил чудовищного свирепого дракона длиной около 4 метров. По словам местных жителей, дракон пожирал свиней, коз и нападал даже на лошадей.

Конечно, ему никто не поверил.

Некоторое время спустя существование гигантского пресмыкающегося подтвердил П.А.Увенс, директор Ботанического сада в Бюитендорге. В декабре 1910 года этот натуралист вел переписку по поводу чудовища с гражданским администратором острова Флорес — ван Хенсброком. Островитяне рассказывали этому чиновнику, что в местности Лабеан Баджо на их острове, а также на острове Коммодо водится «бёажа дарат» — «земной крокодил».

Когда ван Штейну удалось по служебным делам побывать на Коммодо, он узнал кое-что об этом животном от искателей жемчуга Кока и Алгедона. Они утверждали, что гигантская ящерица достигает шести и даже семи метров. Алгедон уверял, что он убил несколько штук таких размеров.

Штейн оказался менее счастливым, но все же ему удалось добыть ящерицу длиной 2 метра 20 сантиметров. Посылая шкуру и фотографию директору Увенсу, он писал, что постарается добыть экземпляр покрупнее, хотя это и нелегко, так как местные жители до смерти боятся укусов и ударов хвоста этого чудовища.

Тогда зоологический музей Бюитензорга отправил к ван Штейну малайца, опытного ловца диких животных. Но администратора к тому времени успели перевести на Тимор, и он не смог принять участия в облаве. Раджа Ритара предоставил в распоряжение ловца-малайца охотников и собак. Удалось добыть четырех «земных крокодилов», двух по 2 метра 35 сантиметров длиной, а двух — по 2 метра 90 сантиметров. Вскоре после этого четырехметровый «крокодил» был убит сержантом Беккером.

В этих чудовищных ящерицах директор Увенс легко узнал гигантского варана. Он описал его в «Вестнике Ботанического сада Бюитензорга, под названием «варан коммоданский».

Когда с этой громадиной ознакомились получше, то оказалось, что она не представляет никакой опасности для человека, да и вряд ли в состоянии напасть на лошадь или быка, хотя ей и приписывали такие «подвиги». Тем не менее это весьма внушительное животное, не останавливающееся перед нападением на свиней, овец и коз. В настоящее время этих варанов можно увидеть в различных зоологических садах, и публика, присутствующая при их кормлении, может убедиться в исключительной жадности этих пресмыкающихся. Любопытно отметить, что название «Коммодо» означает «Остров крыс» и что на острове нет больше ни одной крысы.

Позже выяснили, что «дракон» этот живет не только на острове Коммодо: он водится и на маленьких островах Риджа и Падар, находящихся невдалеке от западной оконечности Флореса. И, наконец, в архивах Лимы есть упоминание об этих животных, относящееся к 1840 году.

Заговорив о юго-восточной Азии, отметим, что в 1918 году в Центральном Китае, в озере Тунг-Тинг, в 1000 километров от устья Ян-Тце-Кианга, обнаружили неизвестного до того пресноводного дельфина. Это совершенно белое китообразное длиною в два с половиной метра. Его морда вытянута наподобие клюва и напоминает древко флага. Этому сходству животное обязано своим местным прозвищем «пей-ши», что означает «белый флаг».

Затруднительный случай с серым быком Камбоджи

Недавнее большое зоологическое открытие в Азии вызвало ожесточенные споры.

Издавна жители Камбоджи (Кхмера) уверяли, что в некоторых лесных районах на севере страны водится дикий бык, отличающийся от гаура и бантенга. Они называли его «ку-прей», или «серый бык». Факт этот подтвердили и несколько французских ученых в 1930 и 1933 годах.

Когда профессор Ахилл Урбен, директор Венсенского зоологического сада, посетил в 1937 году Индокитай, то ему довелось увидеть великолепные рога этого быка — охотничий трофей ветеринара Р.Совеля. Будучи натуралистом-любителем, доктор Совель даже изловил молодого бычка, тотчас же отправленного во Францию, в Венсен. Кроме того, он дал возможность профессору Урбену исследовать взрослого быка, убитого им около деревни Чеп.

«Серый бык, — пишет профессор Урбен, — отличается от бантенга большим ростом. Некоторые особи достигают высоты 1 метра 90 сантиметров (в плечах). Шкура у молодых бычков и у коров совершенно серая, у старых быков — матово-черная, с белыми подпалинами на плечах и на крупе. У них выдающийся подгрудок, белые чулки на ногах, цилиндрические, широко расставленные рога, загнутые вперед у быков и в форме лиры — у коров».

В отличие от других диких быков этого района, у ку-прея едва заметный горб.

После научного описания ку-прея возникли трудности. Оказалось, что население северной части Камбоджи различает две разновидности быков: одних они называют «ку-прей», других — «ку-про». Рога первых беловатые, вторых — серо-зеленые и загибаются более вовнутрь. В конце концов выяснилось, что ку-прей — это просто теленок ку-про.

Но тут возникло новое затруднение. Стало известно, что ку-прей (или ку-про) часто, смешиваются со стадами бантенгов. Некоторые натуралисты начали поэтому подозревать: не является ли знаменитый «серый бык» всего лишь гибридом бантенга и какого-нибудь другого вида быков. Некоторые даже уверяют, что им удалось установить, что купрей — гибрид полуодомашненнсго га-ура и того или другого вида диких быков.

Чего только не придумают, чтобы не признать открытия нового крупного животного!

В действительности все эти критические замечания ничем серьезно не обоснованы.

Профессор Урбен сам наблюдал целое стадо серых быков возле границы Лаоса и Камбоджи. Тщательное анатомическое исследование, проделанное в 1940 году американским ученым Гарольдом Джефферсом Кулиджем, показывает, что ку-прей настолько отличается от других азиатских быков, что его следовало бы выделить в особый род.

Глава третья МАДАГАСКАР — ОСТРОВ ЗООЛОГИЧЕСКИХ ТАЙН

Жил когда-то знаменитый врач, который вылечивал всех своих пациентов (благодаря этой маленькой подробности вам станет ясно, что речь идет о сказке). Врач этот обладал лишь одним недостатком: был очень недоверчив. Однажды прибегает к нему взволнованная девушка и умоляет бросить все дела и поспешить с ней к ее умирающей матери.

— Твоя мать ничем не больна, — улыбаясь, сказал врач. — Это мнимая больная. Она выдумывает себе болезни, а на деле прочна, как скала. Не бойся ничего, у нее все само собой пройдет.

— Но, доктор, уверяю вас, она ужасно страдает! Уходя к вам, я сама видела, как она скорчилась и стонет…

— Все это только комедия. Мне некогда. Прощай!

Девушка ушла. Мать ее умерла. А чудодей, исцелявший от всех болезней, доказал тем самым, что мало еще в совершенстве владеть искусством врачевания. Быть большим врачом — это значит еще и давать себе труд исследовать своих больных.

Такова же — в другом плане — и судьба, подстерегающая многих наших зоологов. Пока они упорно отказываются прислушаться к молве о неведомых или якобы исчезнувших животных, жизнь не ждет. И вот одни из таких животных вымерли, другие вымирают, и уж никогда не представится возможности изучить их по-настоящему. В лучшем случае ученый увидит лишь их жалкие останки. Возможно, именно эта «глухота» многих ученых и приведет к тому, что некоторые из вопросов зоологии, которыми они сами же занимаются, так и останутся неразрешенными.

Ярким подтверждением этому может служить история изучения животного мира Мадагаскара — «замечательной страны», как назвал этот остров натуралист Филибер Коммерсон.

Птица Рок арабских сказок

Когда в 1658 году адмирал Этьенн де Флакур, долгое время пробывший на острове, опубликовал «Историю большого острова Мадагаскара», то он привел в своей книге множество весьма точных сведений о местной фауне, столь отличной от фауны Африканского материка. Однако многие из этих сведений рассматривались как побасенки путешественников, и достоверность некоторых из них была установлена лишь спустя две-три сотни лет.

Говоря о птицах, «которые водятся в лесу», де Флакур, между прочим, отмечал:

«Вурупатра — это большая птица, которая водится в Ампатрах и которую местные жители никак не могут изловить, так как она укрывается в самых пустынных местах острова». (Наименование «вурупатра» де Флакуром явно искажено. «Птица» по-маль-гашски — «вором», а следовательно, птица, о которой идет речь, вероятно, называлась «воромпатра».)

Позже другие путешественники стали распространять о птице, которая водится на Мадагаскаре, более подробные, но еще более фантастические слухи. Они утверждали, что птица эта несет огромные яйца: они гораздо больше яиц страуса. Яйца эти, мол, столь велики, что мальгаши используют их в качестве сосудов для хранения питьевой воды.

Об этом сообщает и Фердинанд фон Хохштеттер:

«Туземцы с Мадагаскара прибыли на остров Моркса, чтобы закупить ром. Они привезли с собой сосуды для рома: скорлупу кип, в восемь раз крупнее страусиных и в сто тридцать пять раз — куриных; их вместимость два галлона (девять литров). Туземцы рассказывали, что иногда они находят такие яйца в зарослях тростника и что изредка им удается увидеть и саму птицу».

Нечего и говорить, что мало кто поверил таким россказням. Уже страуса при его росте в два с половиной метра рассматривали в те годы как чудовищную, несоразмерно большую птицу. Какой же рост должен быть у пернатого, несущего яйца в восемь раз больше страусиных. Все это казалось невероятным.

По мнению некоторых востоковедов, все эти слухи были, по всей вероятности, лишь отголоском легенды о птице Рок: гигантской хищной и кровожадной птице, пользовавшейся когда-то столь ужасной славой среди арабских мореплавателей. Она такая огромная, рассказывали они, что когда подымается в небо, то наступают сумерки: ее крылья заслоняют солнце. Она такая сильная, что может унести в когтях слона и даже единорога с нанизанными на его рог несколькими слонами.

Одному из героев «Тысячи и одной ночи», Синдбаду-мореплавателю, пришлось иметь дело с этой невероятной птицей после того, как он нашел ее яйцо: «Белый шар огромной высоты и объема… который имел шагов пятьдесят в окружности».

Шутка ли — пятьдесят шагов! Это намного превышает те «огромные скорлупы», о которых сообщали с Мадагаскара. Однако, принимая во внимание богатое воображение арабов, можно предположить, что молва о большой птице приняла у них совсем уж фантастическую форму.

Упоминая о гигантской африканской птице, древний историк Геродот сообщает более скромные сведения: египетские жрецы, замечает он, говорили ему о некоем гигантском пернатом, водящемся «за истоками Нила» и способном унести взрослого человека. Если вспомнить, что самый сильный орел способен унести лишь зайца или барашка, то есть чему подивиться, хотя это далеко не соответствует мощи птицы Рок.

В свою очередь, Марко Поло в XIII веке слышал от самого Кубилай-хана о легендарной птице. Знаменитый венецианский путешественник уверяет даже, что азиатский деспот показал ему перья этой птицы, длина которых равнялась 90 ампанам (около 20 метров!), и два огромных яйца. По словам хана, птица Рок водилась «не на Мадагаскаре, а на каком-то другом острове Южного побережья».

Последняя подробность многим показалась неопровержимым доказательством того, что легенда о птице Рок и побасенки мадагаскарцев о птице, несущей яйца величиной с кувшин для хранения растительного масла, — одного и того же происхождения. Все это — досужий вымысел. К тому же, как полагали в то время, невероятно, чтобы птица, весящая сотни, а может быть, и тысячи килограммов, могла летать: это противоречило бы всем законам физики.

Невероятные яйца эпиорниса

В 1834 году французский путешественник Гудо нашел на Мадагаскаре половинку яичной скорлупы невероятных размеров, которую мальгаши использовали как чашу для питья. Путешественник зарисовал ее и отослал рисунок известному парижскому орнитологу Жюлю Верро, в то время находившемуся на юге Африки, в Капштадте. На основании одного лишь этого рисунка Верро дал снесшей гигантское яйцо птице имя «эпиорнис», что означает «великоростая птица». Спустя несколько лет, когда Дюмарелю улыбнулось счастье и он нашел в 1848 году в окрестностях Диего Суареза целое яйцо, правильность названия птицы подтвердилась. «Яйцо вмещало, — пишет Дюмарель, — тринадцать бутылок».

После того как капитан торгового флота Малавуа привез в дар Парижскому музею два яйца высотой 32 сантиметра и диаметром 22 сантиметра, пришлось признать: гигантская птица на Мадагаскаре действительно существовала. Яйца ее были вместимостью около 8 литров. Каждое из них могло, следовательно, вместить содержимое 8 яиц страуса или 140 — курицы. Из одного такого яйца можно было бы изготовить яичницу для семидесяти человек.

Несколько лет спустя известный исследователь Альфред Грандидье извлек из болот Амболиастра несколько огромных костей. На первый взгляд казалось, что они принадлежали какому-нибудь толстокожему: слону, носорогу. Однако ближайшее изучение показало, что это кости большой птицы, которую англосаксы тотчас же прозвали «птица-слон». Впрочем, это событие уже не могло вызвать большого удивления: еще в 1839 году профессор Ричард Оуэн опубликовал данные о гигантской новозеландской птице «мао», получившей имя «динорнис».

На основании всех этих данных французский зоолог Исидор Жоффруа Сент-Илер описал, в свою очередь, гигантскую птицу с острова Мадагаскара. Он дал ей имя «эпиорнис великий».

По правде говоря, название это не совсем заслуженное: этот эпиорнис не крупнейшая из птиц, хотя он и крупнейший среди эпиорнисов. Один из видов новозеландских моа значительно выше: его высота достигает трех с половиной метров, тогда как эпиорнисы выше трех метров не бывают. Сравнивая яйца эпиорниса с яйцами страуса, Жоффруа Сент-Илер ошибочно предположил, что мадагаскарская птица должна быть 5 метров ростом. Таких эпиорнисов нет и не было.

Соотношения роста и величины яйца, как общего правила, не существует. Новозеландский киви несет яйца такой же величины, как средних размеров страус. Между тем, если не считать крыльев, птица эта едва больше курицы. Вес киви лишь вчетверо превышает вес его яйца.

Тем не менее можно полагать, что хотя «эпиорнис великий» и не самая большая, то самая массивная из птиц. Измерив кости гигантских птиц Мадагаскара и сравнив их с соответствующими костями других крупных бегающих птиц (киви, моа, страус, эму, нанду), Дин Эймедон, орнитолог Американского музея, рассчитал примерный вес этих птиц. По его вычислениям, «эпиорнис великий» должен был весить 440 килограммов, тогда как моа высотой в те же 3 метра — всего 320 килограммов.

Когда же исчезла гигантская птица?

Изучение скелетов эпиорнисов показало, что, не в пример легендарной птице Рок, мадагаскарская птица, как и другие бегающие птицы, к которым она относится, не могла летать. Подобно страусу, казуару, эму, моа, она лишена грудного киля, и ее неразвитые крылья непригодны для полета.

Почти нет сомнений, что эпиорнис и есть та птица, которую де Флакур называл «вурупатра». Можно ли было полагать, что птица эта еще не исчезла? Ведь яйца, которые находили на юге или юго-западе острова — все равно, в песчаных дюнах или в больших болотах, — были так свежи, что иной раз выглядели только что снесенными. То же относится и к костям.

Туземцы утверждали, что гигантские птицы живут в самых дремучих лесах острова и появляются очень редко.

Увы! Большинство натуралистов первой половины прошлого века были еще настолько под влиянием идей Кювье, что отказывались допустить возможность существования столь чудовищных птиц. Вместо того чтобы попытаться разыскать самих птиц, они занялись выяснением причин их исчезновения.

Условия, в которых находили яйца эпиорнисов, заставляют предполагать, что птицы попросту откладывали их в тростниках, как это делают водяные курочки. Весьма возможно, что гигантская птица жила на лесных болотах.

Вероятно, главной причиной ее исчезновения было резкое изменение климата. Оно в сравнительно недавнее время вызвало уменьшение дождей, что повлекло за собой высыхание огромных озер на высоких плоскогорьях острова и в районах Антсирабе и Бетафо. Бессмысленное уничтожение лесов — следствие появления на острове людей (банту, арабов, малайцев) — сыграло решающую роль в изменении климата. Таким образом, человек, пусть и косвенно, ускорил исчезновение воромпатра. Прямой ответственности за это он не несет. Вопреки тому, что произошло с новозеландским моа, жители Мадагаскара, как кажется, не охотились за воромпатра ради мяса. Во всяком случае, в местных преданиях ничего не говорится о такой охоте. Если принять во внимание, что появление людей на большом острове относится к сравнительно позднему периоду (на Мадагаскаре не найдено следов доисторического человека), то возможно, что гигантская птица исчезла совсем недавно. Так или иначе, до 1867 года, если не позже, туземцы утверждали, что в отдаленнейших уголках острова воромпатра еще водится.

Тре-тре-тре-тре и человек с собачьей головой

Ни один другой край в мире не создает такого впечатления, что он только-только вышел из доисторической эпохи, как Мадагаскар. Останки гигантских животных, которые обнаруживают на острове, — будь то птицы, млекопитающие или пресмыкающиеся, — находятся подчас в таком нетронутом состоянии, что невольно возникает вопрос: действительно ли совсем исчезли эти животные? Часто из народных сказаний островитян можно сделать заключение: они встречались еще совсем недавно.

Адмирал Этьенн де Флакур был не только первым, кто сообщил о существовании эпиорниса. В своей книге он говорил и о некоем другом, до сих пор не обнаруженном животном:

«Тре-тре-тре-тре, или тра-тра-тра-тра, — это животное ростом с двухгодовалого теленка, с круглой головой и человеческим лицом. Его передние и задние конечности, как у обезьяны. У него вьющаяся шерсть, короткий хвост, уши наподобие человеческих. Животное это напоминает танахт, описанный Амбруазом Паре. Одно из этих животных было замечено возле озера Липомани, в окрестностях которого, очевидно, находится его убежище. Тре-тре-тре-тре ведет весьма уединенный образ жизни, и местные жители его очень боятся, как и он их».

Но как можно было поверить россказням путешественника, который в XVII веке повторял басни Марко Поло и других о существовании на острове породы людей с собачьей головой?

Закоренелые скептики впервые попали впросак, когда был обнаружен индри. Этот самый большой из известных по сей день лемуров прекрасно отвечал представлению о небольшом человеке с собачьей головой.

Итак, раз молва о человекоподобном животном с головой собаки оказалась обоснованной, следовало бы с большим доверием отнестись и к рассказам о тре-тре-тре-тре. Не знаю, искали ли когда-либо такое животное в окрестностях озера Липомани. Факт тот, что его до сих пор не обнаружили. Между тем палеонтологические данные вполне определенно указывают, что подобное животное действительно существовало.

Умирающее сердце древней Гондваны

Казалось бы, что фауна Мадагаскара должна лишь весьма незначительно отличаться от фауны Африки. В действительности же этот большой остров — не просто один из районов Африканского материка. Для мадагаскарских животных характерно, с одной стороны, их большое своеобразие, с другой — близость к формам, заселяющим столь отдаленные страны, как Индо-Малайя и даже Южчая Америка.

Характернейшая особенность животного мира Мадагаскара — лемуры. Как и обезьяны, они принадлежат к приматам, но отличаются многими анатомическими особенностями.

Мало кому, кроме специалистов, известно, что в эоценовых отложениях Северной Америки и даже Европы в большом количестве обнаружены останки лемуров. Принимая во внимание географическое положение и величину Мадагаскара, легко предположить, что этот остров оказался последним убежищем этих беззащитных животных, наподобие того, как в Новой Зеландии нашли убежище последние первоящеры, а в Австралии — сумчатые. Но лемуры вовсе не были вытеснены на этот остров, отнюдь не «бежали» сюда из других мест. Более высокоорганизованные обезьяны постепенно заняли их место всюду., где до того «вершиной» животного мира были лемуры. Но к этому времени Мадагаскар уже отделился от Африки, и обезьяны не смогли туда проникнуть. Таким образом, этот остров остался нераздельным владением лемуров — опасных соперников здесь у них не оказалось.

Не надо все же думать, что лемуры водятся теперь лишь на Мадагаскаре. Правда, здесь сосредоточено около трех четвертей видов этих животных. Однако есть несколько видов и в Африке (галаго, потто, ангуан-тибо), и в Индо-Малайских странах (лори и никткцебус, а также близкие к ним долгопяты). Если эти лемуры смогли противостоять конкуренции обезьян, то лишь потому, что приспособились к ночному образу жизни.

Только на Мадагаскаре живет небольшой своеобразный хищник с втяжными когтями и глазами, очень похожими на кошачьи. Есть здесь к другие своеобразные мелкие хищники. И, наконец, Мадагаскар изобилует хамелеонами: их здесь насчитывают не менее тридцати пяти видов!

Но самое поразительное то, что на острове, расположенном у берегов Африки, водятся животные, не имеющие ничего общего с африканскими.

Так, Мадагаскару свойственно особое семейство насекомоядных млекопитающих — танреки, или щетинистые ежи. Наиболее близкими родичами их являются щелезубы, обитатели Антильских островов.

Характерные для Мадагаскара и свойственные лишь ему виды грызунов находятся в таинственном родстве с американскими видами.

На острове водятся два вида игуан. Это семейство ящериц характерно для Америки, где распространено около трехсот видов (в основном — Южная и Средняя Америка), и лишь один вид живет на острове Фиджи и островах Товарищества.

Итак, с одной стороны — несомненная близость фауны Мадагаскара к южноамериканской.

С другой стороны, как мы уже знаем, животный мир Мадагаскара родственен фауне Индо-Малайских стран (лемуры). Веслоногие лягушки, к числу которых принадлежит и яванская летающая лягушка, представлены в фауне южной и восточной Азии и на Мадагаскаре.

Такая удивительная смесь видов говорит о существовавшей в древности неразрывной связи всех этих стран.

Действительно, во времена первичной эры, примерно 500–600 миллионов лет назад, в Южном полушарии существовал огромный материк — Гондвана. В его состав целиком входили Африка с Мадагаскаром, Индостан, Австралия и Бразилия и части разделяющих их ныне океанов — Атлантического и Индийского. Мадагаскар находился почти в центре этого материка-гиганта. После каменноугольного периода (250–300 миллионов лет назад) Гондвана начала постепенно распадаться, некоторые участки ее опустились, и на их месте возникли южная часть Антлантики и Индийский океан.

Мадагаскар долгое время оставался связанным с Африкой и окончательно отделился от нее примерно 6–8 миллионов лет назад. Связь его с Африкой к концу их совместного существования, видимо, была не очень прочной: на нем нет африканских копытных. Есть лишь два исключения: исчезнувший здесь в совсем недавнее время бегемот и речная свинья, очень близкая к свиньям, встречающимся на материке. Однако оба эти животные — полуводяного образа жизни. Это заставляет предполагать, что в период расцвета группы копытных Мадагаскар уже был отделен от Африки хотя бы только протоком.

Правда, на острове живет порода диких быков, но, по-видимому, это одичавшие потомки домашних быков, доставленных сюда при заселении острова неграми банту. Некоторые ученые относят их к потомкам древнего мадагаскарского быка. Однако это не противоречит предположению, что Мадагаскар уже давным-давно был отделен водой от материка: как известно, быки переплывают большие реки.

Память о гигантских лемурах все еще жива на Мадагаскаре

Защищенный водой от нашествия обезьян и крупных хищников, Мадагаскар стал идеальным краем для развития и процветания лемуров. Здесь распространено много разнообразнейших видов этой группы животных.

В не столь уж отдаленные времена видов этих было еще больше. Об этом говорят многочисленные находки, сделанные на Мадагаскаре палеонтологами, и предания местного населения. Один из таких исчезнувших видов — адропитек — как бы копировал человека. Мадагаскарские легенды красочно рисуют этих животных то в образе русалок или сирен, то в образе существ наподобие наших леших. «Каланово», как его называют мальгаши, служит пугалом для детей и взрослых.

Как полагает профессор П.Ламбертон из Тананариве, прототипом для «каланово» послужил адропитек. Вот как он описывает его:

«Круглолицый, с широким и плоским лицом, близко сидящими глазами и приподнятым подбородком. По всем этим признакам он не только обезьяноподобен, но даже человекообразен».

Сильно развитые конечности говорят о том, что, по-видимому, адропитек обычно перемещался по земле.

После вышесказанного описание, данное де Флакуром загадочному «тре-тре-тре-тре», перестает казаться уж очень фантастическим. Оно могло относиться, например, к палеопропитеку — другому виду лемуров. Судя по его останкам, найденным на Мадагаскаре, палеопропитек напоминал гориллу или шимпанзе.

И дальше профессор Ламбертон пишет:

«…Состояние обнаруженных на острове костей, как и геологический характер местности, указывает на то, что адропитек, вероятно, исчез совсем недавно, по крайней мере — в стране племени бара. Возникает вопрос: не относится ли столь упорно держащаяся в народе (в особенности в районе Анказоабо) легенда о «каланово» к этим животным? По словам людей племени бара, «каланово» — маленькие длинноволосые человечки, еще живущие в лесах этого района. Они выходят ночью и в поисках пищи бродят по деревням. Бегают и лазают они очень ловко и быстро.

Эти данные вполне совпадают с нашим представлением об адропитеках. Не было бы ничего невероятного в том, что жившие несколько веков назад в этих районах мальгаши видели адропитеков и что воспоминание о них, как это обычно для примитивных племен, передаваемое из поколения в поколение, приобретало все более сказочный характер».

Некоторые районы Мадагаскара еще почти не изучены (например, заповедник Амбонго или пустынный массив Изало), на острове еще не обследованы три-четыре миллиона гектаров девственного леса. Разве нельзя обнаружить там какой-либо вид гигантских лемуров, доживший до наших дней? Было бы слишком смело утверждать невозможность этого.

Следует всегда помнить случай с окапи, животным величиной с лошадь. Скрытый образ жизни надолго обеспечил ему возможность оставаться неизвестным.

Баран, или… лемур?

Другой исследователь фауны Мадагаскара. Рэймон Декари, уделяет таинственным животным мадагаскарского фольклора несколько страниц. По его мнению, большинство этих животных носит сказочный характер, хотя легенды о них и имеют обоснование. Ведь еще несколько веков назад гигантские лемуры, бегемоты и некоторые другие ныне исчезнувшие животные водились в лесах, реках и болотах острова.

Однако и он считает, что существование некоторых из этих мифических животных «могло бы оказаться вполне реальным».

К таким животным он относит в первую очередь хабеби, которого туземцы племени бетсилео называют «фотсиаондре», или «белый баран». Это ночное животное, причем некоторые уверяют, что его можно увидеть и в лунные ночи в пустынных местностях массива Изоло. Животное это ростом с барана, у него такие же, как у барана, копыта. Оно белошерстое, с рыжими или черными подпалинами, у него продолговатая морда, длинные и лохматые уши, большие и выпученные глаза.

Некоторые приписывают этому животному хищнические инстинкты. По другой версии, оно питается растениями.

Действительно ли хабеби род барана? Я сильно сомневаюсь в этом: баран вовсе не ночное животное. Да и ни один из очевидцев никогда не упоминал о рогах.

Скорее следовало бы вспомнить, что среди лемуров обнаружены удивительнейшие формы. Возможно, что существуют и такие, о которых мы не имеем никакого понятия. Кто знает, не избрала ли одна из ветвей лемуров наземный образ жизни? Ведь отказались же бабуины и другие собакоголовые обезьяны от жизни на деревьях. Что касается хабеби, то наиболее примечательным я считаю тот факт, что все очевидцы настаивают на величине его «выпученных» глаз. А эта особенность совсем не свойственна копытным, зато сразу обращает на себя внимание у лемуров, в особенности ведущих ночной образ жизни и наиболее напоминающих «призраки».

Адмиралу де Флакуру мы обязаны также первым упоминанием еще об одном загадочном животном Мадагаскара:

«Мангарсахок — довольно крупное животное, с круглым, как у лошади, копытом и очень длинными ушами; спускаясь с горы, оно едва может что-либо видеть, так как свисающие уши закрывают ему глаза; оно ревет, как осел. Думаю, что это действительно дикий осел».

Сто лет спустя, в 1770 году, граф де Модав сообщает, что животное это водится в каких-нибудь сорока километрах от Фор-Дофина. Вот что он говорит об этом в своих еще не опубликованных письмах:

«Животное это наводит ужас на негров, они описывают его настоящим страшилищем. В действительности это лишь дикий осел. Их водится в этой части острова немало, но они укрываются в лесах и никогда не покидают пустынные, труднодоступные местности».

Согласно Р.Декари, в настоящее время в районе Анози жива молва о животном, которое здесь называют «мангарисаока» (буквально: «тот, чей подбородок скрыт ушами»). Животное это, вне сомнения, не что иное, как «мангарсахок» адмирала де Флакура.

Знаток мадагаскарской фауны задается вопросом, не следует ли отнести сведения об этом животном и к «токатонготра», по слухам водящемуся в пустынных местностях юга. Название «токатонготра» означает «одноногий», а это совершенно подобно нашему «однокопытный». Животное это как будто одновременно напоминает и лошадь и осла. «Возможно, — пишет Р.Декари, — это лишь отголосок древних преданий, согласно которым на юге когда-то водились дикие лошади».

Наконец, неоднократно сообщали, что в лесах Анкайзинана в районе Беаланана и Маниренжи водится дикий осел. Обнаружили якобы даже следы его копыт. Достоверно лишь то, что в 1936 году об этом животном счел нужным доложить в письменном рапорте сам администратор колонии Боллон.

Характерно, что многие натуралисты готовы допустить существование на Мадагаскаре диких ослов или лошадей, никогда не замеченных ни одним белым и останки которых никогда не были найдены. И те же натуралисты упорно отказываются допустить возможность существования на острове еще неизвестных нам больших лемуров. Между тем скрывающиеся в лесах пугливые, ведущие ночной образ жизни лемуры легче могли ускользнуть от исследователей, чем представители отряда однокопытных.

Недавняя климатическая революция, изменившая облик Мадагаскара, привела к угасанию не только эпиорнисов. Вымерли и другие большие птицы, например крупный казуар из района Анкаратра, затем — родич африканского шпорцевого гуся. Пробил смертный час и для многих иных крупных животных. Казалось бы, что фауна острова должна состоять в наши дни из маленьких и не очень больших животных.

Но так ли это? Ведь климатская революция произошла не внезапно. Да и случилась она так недавно, что остается, пусть и слабая, надежда обнаружить живыми некоторых представителей далекого прошлого Мадагаскара.

Так, например, на Мадагаскаре и на соседних с ним Маскаренских и Сейшелльских островах водилась гигантская черепаха (черепаха Грандидье), свыше метра длиной и больше тонны весом. Черепаха эта подолгу грелась на солнце, наполовину погрузившись в воду. Казалось, она должна была пасть жертвой засухи.

Однако, если верить Р.Декари, автору замечательного труда о животном мире Мадагаскара, черепаха Грандидье, возможно, еще и не совсем вымерла.

«В некоторых озерах пещер юго-западной части острова, — пишет этот ученый, — замечено какое-то таинственное животное. Возможно, что это большая черепаха. Не идет ли речь о последних представителях черепахи Грандидье?»

Помимо современного крокодила — крокодила мадагаскарского, близкого родича нильского крокодила, — на острове еще не так давно водились и другие крокодилы. То были гиганты, черепа которых достигали в длину 80 сантиметров. Ученые все еще не могут договориться: один или два вида крокодилов существует на Мадагаскаре. Не было бы ничего удивительного, если бы в один прекрасный день стало известно, что на острове продолжают здравствовать исполинские крокодилы, останки которых были обнаружены Альфредом Грандидье.

Благодаря особо благоприятным условиям ряд древнейших видов животных дожил на Мадагаскаре до наших дней. Большинство из них угасло почти на наших глазах. Эти животные навсегда утрачены для науки. А случилось это потому, что ученые-зоологи новейших времен оказались либо слишком недоверчивыми, либо недостаточно любопытными, чтобы внимательно изучить рассказы и предания островитян и попытаться отделить подлинные факты от вымысла. Сказать, «это все россказни», всего легче и проще. Но подлинный ученый не должен идти по такому пути. И, если остается хоть малейшая надежда обнаружить хотя бы одно дожившее до наших дней «доисторическое» животное, необходимо сделать все, чтобы его найти.

Глава четвертая ЕСТЬ ЛИ В АВСТРАЛИИ ТИГРЫ?

По правде говоря, Австралия — это какой-то мир шиворот-навыворот: в ней найдено многое, чего никто не искал, и, наоборот, там часто ищут то, чего нет. Животный мир Америки весьма отличен от фауны Старого Света, а потому нет ничего удивительного в том, что и в Австралии нашли из ряда вон выходящих животных. Все же обнаружение богатого мира сумчатых и парадоксальной группы птицеутробных превысило все ожидания натуралистов. Отметим кстати, что путешественники и колонисты всегда стремились открыть в Австралии более привычных животных, как бы для того, чтобы увериться в «нормальном» характере этой поразительной страны.

Самая волнующая и вместе с тем любопытная история, относящаяся к открытию характерного для австралийской фауны животного, — это безусловно история сумчатого тигра. В самом деле, существование этого животного в настоящее время не подлежит сомнению, хотя официально это еще и не признано, потому что на первых порах открытие сопровождалось неправильно истолкованными слухами.

В 1642 году капитан Абель Янсзоон Тасман заметил со своего корабля «Химскирк» землю, которую он принял за оконечность Новой Голландии (Австралии). Он не дал себе труда посетить этот остров, который впоследствии обессмертил его имя, получив название «Тасмания». Но он отправил на берег несколько человек во главе с первым штурманом Якобсзооном. Вернувшиеся на корабль моряки рассказали, что они заметили следы, которые напоминали отпечатки лап тигра.

По всей вероятности, это были следы сумчатого волка Тасмании, у которого круп, ляжки, середина спины и хвост окрашены, как у тигра. Эта лжесобака имеет на передних лапах по пяти пальцев, чем отличается от собак и кошек. Но задние ноги снабжены только четырьмя пальцами. В противоположность собакам и кошкам, этот зверь опирается при ходьбе на всю ступню, а потому следы его несоразмерно велики. Поэтому-то их часто и принимали за следы тигра — самой крупной из кошек, водящихся по соседству, в Индо-Малайе.

Между тем и пятьдесят лет спустя голландские путешественники все же продолжали утверждать, что в Австралии водятся тигры. Вряд ли речь снова шла о сумчатом волке: он по своей внешности слишком напоминает собаку, чтобы можно было так долго ошибаться. Правда, колонисты часто называют этого хищника «сумчатым тигром», и потому возможны сомнения. Однако заметим, что если в Австралии и находят ископаемых сумчатых волков, то теперь они водятся лишь в Тасмании. Возможно, что сегодня их нет уже и здесь: последние экспедиции не нашли этих зверей.

На чем же тогда основаны все слухи о существовании в Австралии тигра, возникшие с появлением здесь первых колонистов? Слухи о существовании этого зверя приходят главным образом с восточного побережья, где раскинулись непроходимые горные леса Австралийских Кордильер и их продолжения — Австралийских Альп. Но наиболее упорные слухи связаны все же с районом Йоркского полуострова, где кончается названный горный хребет.

Австралийский тигр в научной литературе

Первое сообщение о существовании и Квинсленде какой-то неизвестной кошки опубликовано в 1871 году. Это было письмо, написанное известному английскому зоологу Скляттеру полицейским судьей Ж.Шериданом из Кардуэлла. Письмо датировано 2 августа того же года. Вот как судья описывает встречу своего тринадцатилетнего сына с австралийским тигром:

«Он лежал в высокой траве и был размером с местную собаку динго. У него была круглая, как у кошки, морда. Длинный хвост и туловище животного были покрыты черными и желтыми полосами. Сопровождавшая сына собака кинулась к нему, но тигр ее отбросил. Мальчик выстрелил из револьвера, и у зверя показалась кровь. Тогда он быстро забрался на ближайшее дерево, а затем попытался броситься на сына. Тот испугался и убежал».

После этого происшествия судья Шеридан навел справки и выяснил, что подобный зверь не впервые встречен в этом районе. Вот что он пишет:

«Следы какого-то тигра были найдены около лагуны Дальримпля. Господин Реджинальд Ур, в настоящее время полицейский судья в Сент-Джордже, видел животное, схожее с описанным моим сыном».

В 1900 году в Каире некий Мак-Гихан однажды наткнулся на «сумчатую тигровую кошку», окруженную собаками. Ярко выраженные темно-коричневые и белые кольца шириной около 7 сантиметров опоясывали ее туловище; голова напоминала морду померанской собаки; животное было длиной около 60 сантиметров. По всей вероятности, это был детеныш.

В другом случае зверь был замечен известным натуралистом Джорджем Шарпом, собиравшим яйца редких птиц около истоков реки Тюлли. Как-то вечером, собираясь лечь спать, он услышал какой-то шорох. Шарп вышел из палатки и в сумерках заметил животное «размерами больше тасманийского тигра (сумчатого волка), более темного цвета, с бросающимися в глаза полосами». Увы! Зверь исчез прежде, чем натуралист успел схватить ружье.

Некоторое время спустя другое подобное животное напало на коз одного фермера с плоскогорья Атертона и было убито. Узнав об этом, Шарп тотчас же отправился к месту происшествия и смог осмотреть шкуру. Ее длина — от кончика носа до кончика хвоста — была около полутора метров. К сожалению, под руками не оказалось никаких средств для ее сохранения, и шкура вскоре испортилась.

В другой раз один такой «тигр» был изловлен неким Эндресом из Мундуббера (Квинсленд). По его словам, зверь был высотой 45 сантиметров и длиной как большая кошка. Плоская голова его почти вплотную прилегала к туловищу. «Тигр» был полосатый, но полосы не вполне охватывали туловище. И, наконец, замечает Эндрес, он был «очень диким, когда его поймали».

Драматическое и точное свидетельство

Заслуживает внимания свидетельство австралийского писателя Иона Идрисса, проведшего всю жизнь на диком северо-востоке и, в частности, в Коэне. Как можно заключить из приведенной выдержки, он говорит о загадочном «тигре» как о звере, весьма обычном в этих местах.

«Здесь, на Йоркском полуострове, у нас водится тигровая кошка размерами со средней величины собаку. Ее стройное и лоснящееся тело покрыто черными и серыми полосами, лапы снабжены острыми когтями, уши заостренные, узкие, голова имеет форму тигровой. Я познакомился с этой красавицей, услышав однажды ворчание, донесшееся до меня из высокой травы, окаймлявшей болото. Внимательно всмотревшись в это место, я заметил прижавшегося к дереву взрослого кенгуру. Одна из лап его была ободрана и кость обнажена. Какая-то черно-серая масса, извиваясь, метнулась к животному, и кенгуру упал с распоротым брюхом. Удивленный, я сделал неосторожный жест и зашуршал травой. Тотчас же кошка приостановила начатый было пир, замерла на своей добыче и несколько мгновений сверлила меня злобным взглядом. Затем сморщила морду, обнажила белые клыки и заворчала. Я попятился и поспешил выбраться из травы…»

Иону Идриссу довелось и еще раз встретиться с такой кошкой.

«Следующая кошка, встреченная мной, была мертвой, — рассказывает писатель. — Рядом с ней лежал труп моей собаки, которую я так любил. Собака эта с ранних лет была выдрессирована для охоты. Ее сила и храбрость были известны всем золотоискателям этого района».

Это произошло недалеко от реки Алисы.

Из более поздних свидетельств следует отметить рассказ двух очевидцев, ехавших верхом из Мунна-Крика в маленький город Тиаро. Внезапно лошади их шарахнулись в сторону.

«Мы соскочили с лошадей, — рассказывают П.Б.Скугалл и Ж. де Турнёр в письме, направленном в газету «Брисбен курьер», — и с удивлением заметили большого зверя из породы кошачьих, который метрах в двадцати от нас терзал труп теленка. Кошка вся собралась, как для прыжка, метала в нас недружелюбные взгляды и издавала звуки, которые можно всего лучше определить как мяукающее ворчание. Насколько позволял разглядеть проливной дождь, зверь был грязно-рыжего цвета, полосатый, как тигр, и ростом с дога. У него была круглая голова, характерные уши рыси, длинный, стелющийся по земле хвост и толстые подушечки на стопах. Мы бросили в него несколько камней, что лишь заставило его еще больше сжаться. Кошка прижала уши и рычала, совсем как рычат ночью африканские леопарды, издавая звуки наподобие скрежета пилы. Зверь бил хвостом по земле и казался таким разъяренным, что мы испугались. Но когда мы сделали вид, что хотим напасть на него и принялись щелкать кнутами, то кошка прыгнула и удрала в сторону заливчика, где остановилась и снова заворчала».

В заключение добавим, что большая тигровая кошка хорошо известна неграм Квинсленда.

Сумчатый тигр наконец признан

Неудивительно, что при наличии такого количества схожих свидетельств известный зоолог Ж.Труфтон, заведующий отделом млекопитающих Австралийского естественно-научного музея, высказал положительное мнение о существовании загадочной кошки:

«Несмотря на некоторые расхождения по поводу размеров животного и распределения полос, не вызывает сомнения, что большая тигровая кошка водится в непроходимых лесах Северного Квинсленда».

Хотя ни в одном музее нет ни ее скелета, ни шкуры, «сумчатая тигровая кошка» Северного Квинсленда включена на основании наблюдений над природой этого района в классический труд об австралийско-азиат — ской фауне, принадлежащий перу двух зоологов с мировой известностью. Зоологи эти, А.С. Лё Суеф и X.Бюрелл, весьма тонко доказывают принадлежность тигровой кошки к сумчатым:

«Хотя ничто прямо и не указывает на отряд, к которому принадлежит данное животное, все же мы полагаем, что это сумчатое, потому что оно, видимо, не в состоянии конкурировать с динго и водится лишь в районах, куда эта дикая собака не может проникнуть».

Действительно, между сумчатыми (двуутробными) и одноутробными, ведущими схожий образ жизни, происходит ожесточенная борьба, из которой победителями всегда выходят последние: они более высокоорганизованные животные. Так, например, собака динго — это случайно оказавшееся в Австралии одноутробное млекопитающее — заставила исчезнуть повсюду, где она обосновалась, крупных сумчатых хищников, в частности и сумчатого волка.

В то же время зоологи подметили на примере Южной Америки, что сумчатые могут продолжать существовать и между одноутробных там, где среди последних не существует однородных с ними жизненных типов. Другими словами, они как бы заполняют свободные места, оставленные более высокоорганизованными животными, ибо, как замечает профессор Оуэн, «равновесие фауны требует, чтобы в ее составе находились и хищники, и насекомоядные, и растениеядные и т. д.». Необходимо, чтобы все «пробелы» были заполнены.

В заключение приведем описание сумчатой тигровой кошки с Йоркского полуострова, взятое из книги Лё Суефа и Бюрелла:

«Короткий, скорее жесткий мех; общая окраска рыжая или серая, с широкими черными полосами на боках, не смыкающимися на спине; голова наподобие кошачьей, но с более выдающимся носом; острые стоячие уши; хвост пушистый и имеет тенденцию заканчиваться кисточкой; толстые ноги, длинные острые когти; общая длина около 1 метра 50 сантиметров, высота у плеч 45 сантиметров».

Для большей наглядности добавим, что размеры эти почти соответствуют размерам гепарда, только более коротконогого.

До сих пор существование кошкообразного сумчатого установлено, как кажется, лишь в северной части Квинсленда. Район распространения его, видимо, находится на скалистых вершинах гор, обычно покрытых густым лесом, где водятся также и лазающие кенгуру.

Лё Суеф и Бюрелл добавляют:

«Нам описали также хищное полосатое животное, водящееся на северо-западе Австралии. А лорд Ротшильд, основываясь на свидетельствах туземцев, уверяет, что подобное животное существует и на Новой Гвинее».

Лё Суеф и Бюрелл весьма просто и остроумно объясняют, почему подобные животные — в данном случае тигровая кошка мыса Йорк — так плохо известны науке:

«Животное это мало распространено или, точнее, водится в районе, куда человек проникает еще очень редко. А когда он отваживается проникнуть туда, то, расчищая себе путь в лесу, так шумит, что всякое осторожное животное немедленно скроется».

История ископаемого мого и живого такахе

Тот факт, что в Новой Зеландии могут в наши дни существовать большие животные, еще неизвестные науке, подтверждается историей такахе, историей, богатой всякими неожиданностями.

С давних пор маори Северного острова рассказывали о жившей здесь когда-то птице, употреблявшейся ими в пищу. Она была полностью уничтожена охотниками. Они называли ее «мого». Если эта птица ростом с гуся и не летала, то все же обладала крыльями, а перья ее выглядели, как настоящие перья.

Но, в то время как останки моа встречались весьма часто, ученые не обнаружили никаких останков мого. Поэтому начали сомневаться, что такая ничем не примечательная птица в самом деле когда-либо существовала, и отнесли рассказы о ней к числу маорийских мифов.

Однако в 1847 году Вальтер Мантелль приобрел около Уайнгоргоро, на Северном острове, череп и несколько костей, которые, казалось, принадлежали очень большому пастушку.

Во всяком случае, эта птица обладала килем и не могла, следовательно, принадлежать к группе моа или киви. Вальтер Мантелль отправил кости в Лондон, своему отцу, известному геологу, сообщая ему, что найденные останки принадлежат, по-видимому, птице, которую маори Северного острова называют «мого» и которая известна также и на Южном острове под названием «такахе». Профессор Оуэн, с которым посоветовался Мантелль, подтвердил правдоподобность рассказов маори и назвал исчезнувшего большого пастушка «пастушок Мантелля».

Не будь у новозеландских колонистов привычки ходить всегда в сопровождении собак, возможно, что дело на этом и закончилось бы: ведь люди не обладают нюхом своих верных спутников — собак.

В 1849 году охотники на тюленей устроили лагерь на острове Резолюшен, одном из главных островков, образовавшихся на юго-западе Южного острова, где берега изрезаны многочисленными фиордами. Увлеченные собаками по следам, оставленным на снегу какой-то большой птицей, охотники вдруг увидели ее кричащей и бьющейся в пасти одного из псов.

Это была птица с замечательной темно-синей и фиолетовой раскраской перьев головы и шеи. Спина и часть крыльев у нее были оливково-зеленого цвета, с ярко-зелеными пятнами; перья на конце крыльев и хвоста — металлически синие; грудь и бока ее были сине-фиолетовые, а под хвостом светилось большое белое пятно. У птицы был короткий, толстый клюв и сильные ноги красного цвета.

Разумеется, охотники отправили птицу в кастрюлю. Но все же они содрали с нее шкуру, чтобы продать чучело. Благодаря удивительному стечению обстоятельств чучело было куплено Вальтером Мантеллем, который смог теперь сообщить в Лондон, что исчезнувшая на Северном острове птица еще водится на Южном острове, где называется «такахе».

В 1850 году второй экземпляр такахе был пойман одним маори на Секретарском острове, недалеко от острова Резолюшен. Чучело птицы было опять куплено Мантеллем и доставлено в Британский музей.

Смерть, воскрешение и снова смерть такахе

После описанных событий такахе оставался неуловимым на протяжении тридцати лет.

В 1858 году, когда Хохштеттер побывал на Новой Зеландии, он упорно старался добыть такахе, но вернулся в Европу ни с чем. В своем дневнике он отмечает:

«Никогда больше, после экземпляра, пойманного в 1850 году в Дюски-Бей (Сус-Айленд), не было обнаружено и следа пастушка Мантелля.»

Другие исследователи не оказались счастливее, хотя один маори из района фиордов и уверял, что птица вовсе не так редка на берегах озера Те-Анау. В 1861–1862 годах некий доктор Гектор нашел следы такахе около Томпсон-Сунда и центрального участка озера Те-Анау. В 1866 году ботаник, по фамилии Жибсон, заметил даже одну птицу среди высоких болотных трав около Мотюпипи. В том же году охотники уверяли сэра Джорджа Грея, что такахе водится в изобилии. Однако найти его никому не удавалось. Отчаявшиеся европейские ученые объявили, что этот род пастушков угас и что по несчастной случайности, вероятно, были убиты последние такахе.

Если бы не новое вмешательство собак, против названия загадочного пастушка в зоологических сводках появился бы маленький крестик (так отмечают вымерших животных). К счастью, милые песики бодрствовали. Один из них, сопровождавший охотника на кроликов в провинции Отаго (снова около фиордов Южного острова!), гордо принес своему хозяину еще трепещущего такахе. Тот подвесил птицу в своей палатке с намерением съесть ее. К счастью, эта редкостная дичь была замечена проходившим мимо начальником опытной станции Конором. Он узнал в ней такахе и тщательно препарировал шкуру и скелет «наиредчайшей птицы». Отправленные в Лондон скелет и шкурка были проданы с торгов и куплены представителем… Дрезденского музея, заплатившим лишних пять фунтов стерлингов, к вящему огорчению администраторов Британского музея, давших разрешение своему представителю ценить птицу не дороже ста фунтов.

Тщательное изучение в Дрездене первого полного скелета такахе показало, что он значительно отличается от скелета мого с Северного острова. Поэтому был установлен особый вид — пастушок Хохштеттера — для птицы, водящейся на Южном острове.

Конор добыл пастушка — нашел его в палатке охотника — в 1879 году. В течение последующих двадцати лет неуловимый такахе продолжал играть в прятки со своими преследователями. Все, что удалось добыть, — это неполный скелет в 1884 году и два полных скелета в 1892 году.

В обоих случаях находки были сделаны в окрестностях озера Те-Анау. Все знали, на каком участке сосредоточить поиски, но наилучшим образом организованные облавы не давали никаких результатов. Оправданием неудач может служить то, что район, в котором водится такахе, не только болотист, но и покрыт густой растительностью. В таких местах легко укрыться птице, и они мало доступны для человека.

И снова наука обязана собаке поимкой нового экземпляра птицы. Сразу же опознанная хозяином пса Россом, она была сохранена, включая и внутренности. Этот единственный по тому времени полный экземпляр был продан за чудовищную цену в 250 фунтов стерлингов новозеландскому правительству, которое передало его Дёнединскому музею.

Прошло полвека, а такахе не показал больше и кончика клюва. На сей раз все ученые решили, что пойманный Россом экземпляр — последний.

Правда, еще носились смутные слухи о следах, обнаруженных на снегу. Из рассказов стариков маори можно было заключить, что птица еще водится в горах, лишь изредка спускаясь к озерам. Но большинство зоологов упорно затыкали уши, когда о таких слухах заходила речь. Ведь каждый раз, когда такахе в течение десятилетия удавалось укрыться от охотящихся за ним людей и собак, сразу же решали, что этой птицы уже нет, и ее, ничтоже сумнящеся, вычеркивали из списков современной фауны.

И все-таки такахе жив

В 1947 году, ровно сто лет спустя после того, как Вальтер Мантелль доказал существование (во всяком случае, в прошлом) своего пастушка и когда всякая надежда обнаружить его живым казалась утерянной, доктор Джофрей Орбелл, врач из Инверкергела, натуралист-любитель, решил сделать последнюю попытку.

С несколькими спутниками он проник с густые леса западного побережья озера Те-Анау. Поднявшись в горы на высоту 900 метров, он был поражен: здесь оказалось озеро. Разведчики, правда, сообщали ему об этом озере, но оно не было помечено ни на одной карте. Это показалось доктору хорошей приметой: в стране, где еще можно открыть целое озеро, почему бы не обнаружить вдруг и нечто менее заметное, например нелетающую птицу?

Все же экспедиция оказалась неудачной. Слышали, правда, крики каких-то незнакомых птиц, видели на грязи чьи-то следы. Но такахе как в воду канул.

Ничуть не обескураженный, доктор Орбелл вернулся в ту же местность в ноябре 1948 года. Теперь он притащил с собой не только фотоаппараты, но и киносъемочную камеру. Это был неисправимый оптимист!

Кто ищет, тот находит. Все удается тому, кто умеет ждать. Так говорят пословицы.

Сразу два такахе попались в силки. Им надели на ноги кольца, сфотографировали во всех видах и отпустили на все четыре стороны.

Кахоу — «лазарь» птичьего царства

Год спустя, во время своей третьей экспедиции, доктор Орбелл сумел узнать некоторые повадки редких птиц. Оказалось, что они вегетарианцы, гнезда строят на земле и, по всей видимости, выводят каждый год лишь одного, совершенно черного птенца. Орбеллу удалось наблюдать около дюжины взрослых пастушков. Население двух птичьих гнездовий, находящихся в близлежащих долинах, составляло около сотни птиц.

«Если бы не собаки, — пишет доктор Орбелл, — то можно поручиться, что мы до сих пор оставались бы в неведении о такахе, прячущихся в густой растительности».

Над этими словами следовало бы призадуматься не одному натуралисту. Напомним зоологам-маловерам о совсем недавнем воскрешении кахоу.

До последних лет ученые с поразительным единодушием полагали, что бермудский буревестник кахоу исчез между 1609 и 1621 годами: был истреблен колонистами. В хрониках того времени сообщается, что некоторые поселенцы, отправленные на остров Купера, у западной оконечности Бермудских островов, так объедались кахоу, что умерли от расстройства желудка. Что же касается самих кахоу, то они тоже не пережили тех времен по причине ясной, если вспомнить о голоде, свирепствовавшем тогда на Бермудах…

Между тем в 1951 году несколько американских натуралистов во главе с доктором Робертом Кюшам Мёрфи, заведующим отделом птиц Американского естественно-научного музея, с удивлением обнаружили явно обитаемые гнезда кахоу в скалах маленьких островов, расположенных на широте Кесл-Харбор.

Пять птиц были пойманы, вернее «выужены», с помощью бамбука и лески с затягивающейся петлей на конце. Их, конечно, отпустили, предварительно исследовав и надев им кольца. В скалах нашли семнадцать гнезд, доказывающих, что в настоящее время численность кахоу не ограничивается несколькими пойманными экземплярами.

Итак, вот уже три века, как бермудского буревестника занесли в списки исчезнувших. Между тем он продолжает здравствовать. Заметим, что речь идет о летающей птице, которой значительно труднее ускользнуть от наблюдения, нежели даже самой большой из бескрылых птиц.

Ограниченные возможности палеонтологии

Почему, собственно, многих ученых коробит от одной мысли о существовании динозавра, летающих рептилий или обезьяночеловека? Потому что, говорят они, эти группы уже давно полностью исчезли. Утверждая это, они основываются лишь на том факте, что вне весьма древних геологических слоев таких ископаемых никогда не находили.

Рассуждать так — значит придавать слишком большое значение фактору сохранности остатков животного мира в связанном, окаменелом, минерализованном виде. Нельзя забывать, что благоприятные условия для сохранения трупов животных в связанном виде — вне достигаемости разрушительных сил (вода, воздух, разные падальщики) — создаются лишь в исключительных случаях: падение тела в соленое озеро или в замерзающее и потом не оттаявшее болото; засасывание в торф, асфальтовую или смолистую лужу; внезапный горный обвал, песчаная буря, вулканическая лава…

С точки зрения теории случайности, наибольшие шансы для «консервации» имеют виды, наименее способные уберечься от опасности, наименее сметливые и ловкие. Может быть, в этом кроется причина, по которой мы так бедны данными об обезьянах и древних людях. Отсутствие некоторых видов в данном геологическом слое может означать также, что вид этот был мало распространен в ту эпоху.

Если мы не очень хорошо осведомлены о современной фауне Земли (что ежегодно доказывается открытием новых видов с весьма ограниченным распространением в труднодоступных зонах земного шара), то тем меньше можем мы знать о малораспространенных видах доисторических животных.

Чтобы яснее стало, что я называю распространенным или малораспространенным видом, скажу, что из современных видов распространенными можно считать человека и его домашних животных, многих грызунов, летучих мышей, целый ряд птиц и огромное количество насекомых и моллюсков. Всех других животных — в общем, большинство млекопитающих — можно рассматривать как редкие, угасающие виды.

Прав известный биолог профессор Коллерп, утверждая, что даже из сохранившихся в связанном виде организмов к нам доходят далеко не все. Многие разрушаются с течением времени вследствие различных причин: геологических сдвигов, оседания и эрозии почв, растворения. До нашего времени дошло весьма немного. Ведь большая часть осадочных пород в настоящее время покрыта водой морей и океанов и пока совершенно недоступна для нас. В выступающих на материках осадочных породах мы обычно можем исследовать лишь выходы их, то есть весьма незначительную часть. Как справедливо утверждает профессор Леон Бертен, «отсутствие определенного палеонтологического факта, в сущности, ничего не доказывает».

Вспомним, сколько имеется групп, которые, казалось, должны были существовать в известные эпохи и от которых не обнаружено в соответствующих геологических слоях никаких останков!

Выловленная 22 декабря 1938 года рыбаком Госсеном на широте Южной Африки латимерия служит тому ярким подтверждением. Кистеперые, к которым относится эта большая рыба с лопастными плавниками, восходящая к эпохе появления большинства земных позвоночных, казалось, полностью угасли в начале первичной эры, около 200 миллионов лет назад. Правда, останки некоторых членов семейства кистеперых рыб находили как величайшую редкость в слоях юрского периода и конца вторичной эры. Но затем, в слоях, относящихся к последующим 65 миллионам лет, уже не находили и следа их.

Живая туатера тоже не появилась из небытия. Между тем в геологических слоях давностью до 135 миллионов лет никогда не обнаруживали следов пресмыкающихся первоящеров. Что лучше этих примеров может подчеркнуть всю неполноту наших знаний!

Нежелание многих зоологов признать возможность существования некоторых ископаемых в наше время — скорее результат застарелой традиции, чем научной осторожности. В основе этого лежат старые, наивные, давно наукой отброшенные представления.

В прошлом, когда ученые убедились, что ископаемые не были попросту «игрой природы», но действительно являлись останками исчезнувших животных, они попытались увязать это открытие со священным писанием. Они отнесли исчезновение древних фаун за счет мировых катастроф, последней из которых и был библейский «великий потоп».

Что бы ни говорили, но создание Кювье — ученым, проникнутым буржуазным и догматическим духом, — теории мировых катастроф явилось следствием невозможности для него признать эволюцию, противоречащую религиозным догмам. За «периодическими катастрофами», которые он придумал, должно было каждый раз следовать «божественное созидание» новых форм. К этому выводу и пришел его последователь, Альсид д’Орбиньи. который определил даже количество — двадцать семь этих последовательных созиданий, якобы объясняющих различие между всеми известными ископаемыми.

Не так-то легко отделаться от подчас насильно привитых научных теорий. Даже с победой эволюционной теории вначале, чтобы не слишком резко разрушать старые догматы, ее весьма наивно толковали. Идее прерывистой сменяемости форм животного мира, естественно, противопоставили эволюционное, последовательное развитие одной фауны из другой, из чего заключили: любая древнейшая форма должна рассматриваться как прямой предок более поздних, родственных ей форм. Такой вульгарный принцип заставил, например, считать современных ящериц прямыми потомками динозавров вторичной эры! Полагали, что животное — представитель определенной эпохи — разумеется, не может быть обнаружено в последующей эпохе, так как оно претерпевало постоянные изменения. Это и явилось причиной нового необоснованного отрицания возможностей существования по сей день древнейших форм.

Фауны могут сосуществовать

В настоящее время в науке постепенно утвердилось понятие «живое ископаемое». Ученые уже отдают себе отчет, что эволюция происходит не строго поэтажно, а путем «ветвления». Короче говоря, развитие новых форм всегда происходит параллельно с существованием старых форм, но с некоторым запозданием. В полном генеалогическом древе животных различные группы связаны лишь общим стволом. Животные миры не сменяют последовательно друг друга, а сосуществуют. Более древние формации уничтожаются в борьбе с новыми или постепенно отмирают, не приспособившись к каким-то изменившимся условиям природы, среды. Ныне обнаруженные «живые ископаемые» — это существа, избежавшие гибели либо потому, что им не нашлось равных противников, либо чаще всего потому, что никто не оспаривал их жизненного пространства или лишь начинает его оспаривать.

О существовании неизвестного животного впервые узнают из рассказов путешественников, моряков, купцов. Сами они обычно узнают об этом от местных жителей. Случаи, когда существование более или менее крупного животного прошло бы совершенно незамеченным для жителей того района, в котором оно водится, явление небывалое Правда, местные описания животного под час весьма приблизительны, противоречивы и страдают обычно преувеличением некоторых его черт. Иногда животному приписывают даже сверхъестественные качества. Тем не менее совпадение одних и тех же деталей в рассказах различных туземцев, принадлежащих часто к весьма отдаленным друг от друга племенам, рано или поздно пробуждает к себе внимание пытливых натуралистов. Часто за этим следуют подтверждения, исходящие уже от «цивилизованных» охотников.

Однако скептиков может убедить лишь факт доставки самого животного в живом или мертвом виде.

Такой обычный ход открытия неизвестного животного имеет лишь один вариант: в некоторых случаях описанное туземцами животное уже давно было занесено учеными в разряд «ископаемых» и скелет его, а иногда даже и мумифицированные останки животного наличествуют в палеонтологических коллекциях музеев, говорящих о далеком прошлом Земли.

Не следует забывать, что понятие «живое ископаемое» чрезвычайно относительно. Урок, который все же нам дает существование по сей день этих воплощенных противоречий, таков: нет ни одного животного организма, как «примитивен» бы он ни был, который не мог бы сохраниться до нашего времени. И действительно, нами обнаружены запоздалые представители большинства процветающих когда-то групп животного мира.

Лось, олени, чекушка, мускусные овцебыки, дикая лошадь Пржевальского, полярная лиса, пеструшка (лемминг), росомаха водились в Западной Европе наряду с мамонтами во время последнего ледникового периода. Но ведь они-то не погибли, не исчезли с лица земли, а нашли на севере Сибири и в Аляске соответствующие их потребностям условия жизни.

Почему того же не произошло с мамонтами?

Многие ученые считают поэтому, что мамонты могли вполне сохраниться в Сибири до недавнего еще времени. Разве совершенно исключается, что они еще водятся где-нибудь на просторах Якутии, где так упорно циркулируют слухи об их существовании и в наши дни? Многие жители Сибири утверждают, что видели живых мамонтов, находили их свежие следы или оставленный ими навоз.

Безусловно, на нашей планете существует немало новых, еще неизвестных науке животных, и, чтобы открыть их, нужно прежде всего внимательно прислушиваться к рассказам местных аборигенов, сопоставляя общие для самых различных рассказов черты. Именно так ведутся поиски «снежного человека».

Возможно, некоторые читатели выразят удивление по поводу доверия, с которым я обычно отношусь к рассказам тех, кого иные продолжают снисходительно называть «примитивными людьми». В самом деле, западные ученые и журналисты весьма критически и строго оценивают сравнения, аллегории этих «примитивных людей». Когда австралийский туземец рассказывает им о «дьявольском черве, изрыгающем огонь», на которого «посмотреть — это умереть», они только пожимают плечами и не хотят больше об этом и слушать. Но почему им не приходит в голову, что эти австралийцы знают попросту о существовании червеобразного (или змееобразного, что равносильно) животного, раздвоенный язык которого напоминает язык пламени, и что этого пресмыкающегося лучше избегать, так как укус его смертелен…

Что касается меня, то я полностью присоединяюсь к мнению, высказанному известным американским натуралистом-путешественником А.Хиатт-Вериллом.

«Долголетний опыт, приобретенный мной среди примитивных племен, — пишет этот ученый, — убеждает в том, что в основе даже самых причудливых и неправдоподобных преданий и традиций народного фольклора, относящегося к животным, всегда кроется действительный факт, потому что примитивный человек не способен выдумывать и создавать из ничего истории о таких чудовищах».